теологического облика восточных славян и локализация их в основном в тех же районах и у современного населения Восточной Европы, по мнению Т. А. Трофимовой, служит доказательством в пользу автохтонного образования восточнославянских племен.
По-иному решает этот вопрос В. В. Бунак. Связывая со славянами преимущественно европеоидные черты и считая их представителями средиземноморской и северной рас, находя им антропологические аналогии в населении Западной Европы, В. В. Бунак полагает, что в начале II тыс. н. э. на территорию Восточной Европы проникают разные славянские племена и смешиваются с древнейшим населением лесной полосы Восточно-Европейской равнины, в антропологическом отношении представлявшим различные варианты протоазиатской расы. Г. Ф. Дебец (1934) упрекнул В. В. Бунака в том, что, следуя индоев- ропеистской историко-лингвистической концепции А. А. Шахматова (1916, 1919), он противопоставляет славян и финнов по антропологическим данным, говоря о «славянских» и «финских» антропологических типах (Бунак, 1924; Bunak, 1932). С таким же успехом можно упрекнуть самого Г. Ф. Дебеца в увлечении автохтонистской историко-лингвистической концепцией Н. Я. Марра (1925, 1926, 1927). Г. Ф. Дебец, анализируя восточнославянские краниологические серии, не видит возможности установить антропологические различия между славянами и финнами, хотя и признает в некоторых случаях соответствие различных концентраций расовых типов славянскому и финскому элементу. Антропологическое сходство восточных славян с восточнофинскими и некоторыми балтийскими группами приводит Г. Ф. Дебеца к выводу о том, что восточные славяне в основной своей массе не связаны с западом.
Концепция автохтонного развития была распространена Т. А. Трофимовой и на западных славян (1948). Выделив в их составе четыре типа (мезокранный прибалтийский, долихокранный широколицый кро- мапьоидный, долихокранный узколицый моравский и умеренно-долнхо- кранный, прогнатный и широколицый силезский) и найдя им близкие формы в древнем населении тех же территорий, она приходит к выводу
о  том, что нет оснований рассматривать какой-либо один из этих типов как исходный праславянский.1 Славяне, по мнению Т. А. Трофимовой, формировались на расово разнородной основе, и процесс этот проходил в основном на тех же территориях, на которых славяне известны по позднейшим письменным источникам. Вместе с тем ее удивляет, что исходные антропологические типы, принимавшие участие в формировании западных славян, в значительной степени сходны с теми, которые прослеживаются на территории восточных славян. Факт, который делает это удивление вполне понятным, так как из него вытекает, что ела-- вяне формировались на огромной территории, по сути дела всей Европы, за исключением окраинных северных, юго-западных и южных территорий. Между тем факт проявления одних и тех же антропологических черт в восточном и западном славянском населении эпохи средневековья, отмеченный Т. А. Трофимовой (1948) и И. Швидецкой (Schwidetzky, 1938), скорее свидетельствует если и не о общей прародине, то во всяком случае о более узкой зоне, связанной с генезисом славян и последующем их расселении на обширной территории. В этой связи остановлюсь на взглядах некоторых зарубежных исследователей на антропологический состав и генезис славян.
Л. Нидерле, большой знаток славянских древностей, обобщив имеющиеся к концу XIX в. антропологические материалы по славянам, пришел к выводу о преобладании среди славян долихокрании в сочетании с развившейся в течение времени светлой пигментацией (Nieder-

7

le, 1896). Формирование этого типа, по мнению Л. Нидерле, происходило на определенной территории в соседстве с германцами и восходило к неолитическому населению Европы. Впоследствии он аргументировал положение о прародине славян, привлекая огромное количество данных по материальной и духовной культуре (Нидерле, 1956), и обрисовал прародину славян более четко, ограничив ее современной Восточной Польшей, южной частью Белоруссии, северной частью Украины, Подолией, Волынью и Киевщиной с Десной.
Накопление новых антропологических материалов заставило Л. Нидерле пересмотреть свой взгляд на облик славян. Нахождение в славянских погребениях брахикранных черепов с остатками темных и черных волос, преобладание среди южных и некоторых групп западных славян брахикефалии и темной пигментации привели его к мысли о том, что праславяне не отличались ни чистотой расы, ни единством физического типа. Их прародпна была на стыке североевропейской долн- хокефальной светловолосой расы и среднеевропейской брахикельфаль- ной темной расы. Большое место в сложении физического облика славян Л. Нидерле отводил процессам смешения.
В работах других зарубежных антропологов эти два типа так или иначе присутствуют. Однако наблюдается явная тенденция к выделению исходного «праславянского» только одного. Польские антропологи И. Коперницкий (Kopernicki, 1883) и Ю. Д. Талько-Гринцевнч (1910) «истинным» славянином считали темного брахицефала, Я. Чекановский (Czekanowski, 1927, 1955), Т. Лер-Сплавинский (Lehr-Splawinski, 1946) и немецкий антрополог И. Швидецкая, которой принадлежит первая обширная сводка по славянам (Schwidetzky, 1938), полагают, что исходный тип славянина — нордический. Изменения исходного типа с их точки зрения объяснялись смешением с неславянскими народностями, в соприкосновении с которыми приходили славяне. Последние три автора, в соответствии с точкой зрения на праславян как представителей северного типа сужают зону его прародины, ограничивая ее районами Вислы (Чекановский), Одера и Вислы (Лер-Сплавинский), побережьем западной части Балтийского моря и севером Белоруссии (Швидецкая) .
В отечественной антропологической литературе уделяется очень мало внимания проблеме прародины, но те работы в которых она затрагивается, свидетельствуют о разноречивом решении ее. С одной стороны, это исследования В. В. Бунака (Bunak, 1932а), стоящего близко к Л. Нидерле в отношении оценки физического типа и предполагающего, что истоки славян лежат к западу от территории восточнославянских племен, H. Н. Чебоксарова (1947) и В. В. Седова (1952), выводя-^ щих словен новгородских из Поднепровья. С другой стороны, это исследования Т. А. Трофимовой (1946, 1948) и Г. Ф. Дебеца (1948), отстаивавших автохтонный путь развития антропологического облика славян и в связи с этим невозможность выделения собственно славянских черт по антропологическим данным.
В связи с последним обстоятельством обращусь к сравнительно новым материалам, введенным в антропологию. В. В. Седов, соединяя в своем лице археолога и антрополога, проанализировал погребальный инвентарь и антропологический тип черепов в курганах северо-западных земель Великого Новгорода и Верхне-Днепровского бассейна В первом случае В. В. Седову (1952) удалось дифференцировать словен новгородских и «чудское» финно-угорское население северо-запада по антропологическому облику, во-втором—(1954) славян верхнего Поднепровья и балтов. «Чудское» население отличается от славян:

8

большим черепным указателем, более широким и плоским лицом, меньшим выступанием носа, т. е. сдвигом в сторону монголоидности. Между славянами и балтами разница в пределах европеоидной расы; славяне отличаются от балтов более узким лицом.
Не меньшая, если не большая, информация по поводу антропологического состава восточных славян содержится в литературе, посвященной характеристике физического облика современного населения. В исследованиях конца прошлого — начала нашего века большое место отводится оценке антропологического состава славян в связи с определением исходного типа.
Неоднородность восточнославянского населения в отношении антропологических черт отмечается всеми авторами, и большинство из них обращает внимание на участие финно-угорских элементов в сложении восточных славян, особенно русских. Так, Д. Н. Анучин (1889) в работе, посвященной географическому распределению роста мужского населения России, делает предположение о том, что низкорослость русского населения некоторых уездов (Переяславский, Юрьевский) связана с сохранением здесь значительного количества финского, по-видимому мерянского, населения.
На основании изучения русского населения Ярославской, Костромской и Владимирской губерний Н. Ю. Зограф (1892) нашел в составе его два антропологических типа. Один из них более высокорослый, более светлый, со склонностью к мезодолихокефалии и лепторинии он связал со славянами, найдя ему аналоги в украинском, белорусском и даже литовском населении, другой, более низкорослый, брахикефаль- ный и темнопигментированный — с финнами. Н. Ю. Зограф отметил п территориальную приуроченность этих типов; западные районы — для первого и восточные — для второго. Надо сказать, что для антропологических исследований рубежа нашей эпохи и ее начала характерно четкое разграничение славянских и финских черт, однако далеко не всегда они связываются с одним и тем же комплексом. Славянин то светлопигментированный долихокефал (Зограф, 1892; Краснов, 1902), то темнопигментированный брахикефал (Воробьев, 1899, 1900; Золотарев, 1912, 1915, 1915а, 1916; Волков, 1916).
Нет нужды оценивать достоверность утверждений на этот счет исходя из имеющихся литературных данных. Достаточно сказать, что большинство из них содержит очень небольшой фактический материал, в тех же случаях, когда он достаточно репрезентативен, территориальная его ограниченность мешает объективному суждению. Исключение в этом отношении составляют труды Е. М. Чепурковского (Tschepour- kovsky, 1911, 1913, 1913а, 1916, 1921, 1923, 1924, 1925). Эти исследования, посвященные не только характеристике антропологического состава населения, но и разработке ряда вопросов расоведческого аналнза, не потеряли актуальности и по сей день. На основании изучения географического распределения головного указателя и пигментации у более 10 000 человек русских из различных губерний европейской части России и украинцев Волыни E. М. Чепурковский выделил три антропологических типа, имеющих достаточно обширную и довольно четкую географическую локализацию. Это — светлоглазый брахицефал, населяющий Валдай и дающий ответвления в сторону Вологды и Костромы; более темный субдолихоцефал, обитающий в среднем течении Оки, и темноволосый брахицефал, занимающий область от Волыни до Курска. Между западным великорусом — валдайцем и более темным субдолн- хоцефалом — восточным великорусом или рязанцем лежит зона смешанных антропологических типов. Западный великорус по своим антро

9

пологическим чертам сходен с белорусами (особенно полещуками), с некоторыми литовскими и польскими группами и, по-видимому, связан с позднейшими пришельцами с запада, восточный же великорус имеет тот же тип, что и живущие от него на восток финские народности. Е. М. Чепурковский в итоге исследования выдвигает рабочую гипотезу, согласно которой восточный великорус — потомок древнего населения, входящего и в состав финнов, а валдаец — представитель славянского племени кривичей. Что касается широкоголового брюнета, распространенного на территории современной Украины вплоть до Прикарпатья и Бессарабии, то его Е. М. Чепурковский считает очень поздним пришельцем на опустошенную татарским нашествием землю Киевской Руси и образовавшимся в результате смешения разнородных элементов.
К приведенной характеристике великорусов следует добавить сведения, данные Чепурковским же, относительно населения приильмен- ских районов. Приильменский район, как и область по Белоозеру и Шексне, оказался представленным более длинноголовым светлоглазым и высокорослым (по Анучину, 1889) населением, которое, по мнению Чепурковского, свидетельствует о древних связях новгородцев с западными финнами ii народами с признаками «тевтонской» расы. Повторное обследование населення Белоозера и Шексны, произведенное Д. А. Золотаревым (1915а), правда, на -значительно меньшем количестве человек, чем у Чепурковского, и иными методическими приемами, подвергнутыми справедливой критике (Чепурковский, 1916а), подтвердило тем не менее наличие светлоглазого и более длинноголового, чем валдаец, типа в поозерных районах Северо-Запада.
В связи с выделением брахикефального брюнетического и высокорослого (по Анучину, 1889) типа в населении современной Украины следует обратиться к статье Ф. К. Волкова (1916), посвященной исследованию обширных антропологических материалов по украинцам, жившим как в пределах России, так и Австро-Венгрии. По его наблюдениям украинцы — темноглазое и темноволосое население, брахицефаль- ное, узколицее, с прямым и узким носом, довольно высокорослое. Ф. К. Волков считает украинцев однородным в антропологическом отношении населением, имеющим единый исходный тип в прошлом. Все отступления от этого типа он объясняет инородными влияниями в контактных зонах. Обнаруживая аналоги высокорослому, брахикефаль- ному брюнетнческому антропологическому типу в южных и западных (исключая поляков) группах славян и указывая на этническую смешанность великорусских, белорусских и польских племен, Волков высказывает мысль о том, что первоначально славяне характеризовались чертами того типа, который в настоящее время и типичен для украинцев. Разница же между славянскими группами относится лишь к современным славянам «...понимая этот термин в лингвистическом смысле» (Волков, 1916, стр. 453). По-видимому, он считает, что поляки, «русские и белорусы — славяне только по языку, в то время как украинцы и остальные южные и западные (кроме поляков) славяне — славяне не только по языку, но и по антропологическому типу. Выводы Ф. К. Волкова были подвергнуты резко отрицательной критике Д. Н. Анучиным (1918).
Задачу своего «Введения» я вижу в максимально объективном изложении фактов и гипотез. В этой связи не обратиться к возражениям Д. Н. Анучина в адрес Ф. К. Волкова нельзя, так как они очень существенны. Начать с того, что Анучин, основываясь на материалах, опубликованных Волковым и другими исследователями, констатирует различия между отдельными группами украинского народа, живущими не

10

только в контактных зонах, но и во внутренних районах Украины. Волков постоянно говорит об «этнических» влияниях, почти всегда подразумевая под этим влияние антропологических черт, в то время как выражение «ethnos» — народ относится к «духовной сущности народа, а не к его телесным признакам» (Анучин, 1918, стр. 54).
Разбирая все случаи отклонений от однородного украинского типа, приведенные Волковым, Д. Н. Анучин находит, что последний нередко связывает в отношении влияний такие группы, которые непосредственно в контакте не находились, либо объясняет изменение некоторых черт в украинском населении влиянием соседних белорусских или польских групп, в то время как последние не отличаются подобными особенностями. Далее, Д. Н. Анучин подвергает сомнению и антропологическую характеристику украинцев, считая, что их нельзя назвать узколицей группой, а скорее широколицей, что нос у большинства не прямой и узкий, а скорее широкий и вогнутый и что рост далеко не всегда выше среднего и высокий. Причем оба автора основывались в своих заключениях на одних и тех же данных о 3700 украинцах, упоминаемых в статье Ф. К. Волкова. К разбору этого вопроса я вернусь в последующем изложении, здесь же отмечу, что существование темнопигментиро- ванного брахицефала отмечается на территории Украины как факт вполне реальный. Он выделен Е. М. Чепурковским как третий антропологический тип в восточнославянском населении, правда, в отличие от Ф. К. Волкова этот исследователь считает его .поздним н заведомо смешанным пришельцем. Против него не возражает и Д. Н. Анучин, рассматривая его в качестве одного из вариантов в антропологическом составе украинцев.
Менее всего повезло в отношении изучения физического типа белорусам. Они исследовались в начале века разными авторами в отдельных уездах и поэтому трудно составить более или менее объективную характеристику его, имея в виду некоторую методическую несогласованность между отдельными исследователями (Янчук, 1890; Талько- Гринцевич, 1894; Эйхгольц, 1896; Рождественский, 1902; Щедровицкий, Ивановский, 1905; Здроевский, 1905; Пионтковский, 1905: Mydlarski, 1928).
Однако можно сказать, что население северных районов Белоруссии отличается средним ростом, преимущественно светлой пигментацией волос и глаз, брахикефалией, средней шириной лица. Население южной Белоруссии более брахикефально. Нетрудно заметить, что распространенный на территории Белоруссии комплекс признаков ничто иное, как валдайский тип Чепурковского.
Отмечаемый некоторыми авторами темнопигментированный, низкорослый тип среди белорусов (Здроевский, 1905; Пионтковский, 1905) с небольшой монголоидной примесью является по-моему результатом несовершенства методики, характерного для многих антропологических работ начала века. Во всяком случае выделение его на весьма ограниченном материале, скорее, может быть рассмотрено в качестве индивидуальной вариации, чем типичного для группы сочетания признаков.
Итог накопленным в первые десятилетия материалам по антропологии Восточной Европы был подведен В. В. Бунаком (Bunak, 1932). Предположение о северопонтийском антропологическом типе, выдвинутое этим исследователем при изучении краниологических восточнославянских серий, подтвердилось соматологическими материалами по русскому населению зоны «восточного великоросса» Чепурковского; подтвердилась также реальность валдайского и ильменского типов. В антропологическом составе русского народа в крайневосточных районах

11

его обитания была отмечена незначительная примесь монголоидных черт, фиксирующихся в соседних финно-угорских группах (Бунак, 1924, 1924а).
Дальнейшие исследования в зоне «восточного великоросса» (Де- бец, 1933), на Петровских озерах (Дебец, 1941), у русских Среднего Поволжья (Дебец, 1941а), в Приильменье (Чебоксаров, 1947), имевшие целью проверку предшествующих выводов относительно антропологического состава восточных славян на более высоком методическом и методологическом уровне, принесли новые свидетельства реальности валдайского, восточновеликорусского и ильменского типов. Основной акцент в этих работах делается на определение места выделенных типов в расовой систематике.
Антропологический облик «восточного великоросса» — сравнительно светлоглазого и темнорусого — побуждает Г. Ф. Дебеца (1933) сделать заключение о промежуточном положении его в системе европеоидных групп типов между северной и средиземноморской расами. По его мнению, предки современных черноморцев и скандинавов были соединены рядом переходов. Расширенная трактовка этой концепции содержится в сводной статье H. Н. Чебоксарова, посвященной антропологии восточноевропейского населения (1964), где проводится мысль о том, что валдайский, ильменский и восточновеликорусский (рязанский) типы представляют собой «местные варианты северопонтийских шатенов» (Чебоскаров, 1964, стр. 64). Что касается генезиса носителей этих ти пов, то Г. Ф. Дебец, основываясь на сходстве восточного великоросса с мордвой-мокшей и проявлении одних и тех же антропологических черт у русских Среднего Поволжья и мордвы-эрзи, делает вывод о формировании славянских и финских народностей на одной, широкой территории, неоднородной в расовом отношении (Дебец, 1933, 1941а). H. Н. Чебоксаров, напротив, связывает проникновение северопонтийских черт на Восточно-Европейскую равнину с юго-западом (в частности, Подне- стровьем) и объясняет изменение их в славянском населении влиянием летто-литовцев и прибалтийских финнов (1947, 1964).
Последние годы в изучении антропологии восточных славян отмечены выходом в свет в 1965 г. двух больших монографий — «Происхождение и этническая история русского народа» под редакцией В. В. Бунака и «Антрополопчний склад украшсье'кого народу» В. Д. Дяченко. Обширная программа исследований, представительность данных, планомерный многолетний сбор материалов отличают все антропологические исследования в СССР в 50—60 годы. Русский и украинский народы исследованы с привлечением значительных сравнительных данных по современному неславяноязычному населению. Остается пожалеть, что белорусы остались за пределами монографического изучения, хотя новые антропологические данные о них введены в науку в последние годы В. В. Бунаком (1956), Р. Я. Денисовой (1958), В. Д. Дяченко (1960, 1965).
К материалам, опубликованным в книгах «Происхождение и этническая история русского народа» и «Антрополопчний склад украшсько- го народу», я буду обращаться неоднократно в последующем изложении; здесь же ограничусь кратким изложением различных точек зрения на антропологический состав и генезис русского и украинского народа. ^ Для русского населения основной зоны его обитания, по мнению В. В. Бунака (1965), характерно наличие определенного антропологического типа, связанного с древнейшим населением Восточно-Европейской равнины. Особенностями этого типа следует считать незначительную уплошенность лицевого отдела, уменьшение переносья и выражен

12

ность складки века, замедленный темп роста бороды. Этот комплекс сложился до распространения в Восточной Европе уральских групп среди неолитических племен как особая разновидность европейской группы — восточноевропейская раса. Зональные антропологические различия возникли позднее в результате передвижения и расселения балтийских, понтийских и уральских групп. Так как В. В. Бунак ни в одной из своих работ не отказывался от высказанной ранее (Bunak, 1932а) точки зрения о распространении славян с западных территорий, то, по-видимому, следует считать, что основной антропологический пласт русских связан с местным дославянским населением.
Для украинцев наиболее типичным также оказывается один тип, который В. Д. Дяченко (1965) называет центральноукраинским. Остальные четыре типа (карпатский, нижнеднепровско-прутский, валдайский или деснянский, днепровско-ильменский) обнаруживаются в очень небольшом проценте случаев и в окраинных зонах. Автор находит аналоги центральноукраинскому типу в восточно-великорусском, хотя различия в головном указателе и размерах лица у представителей этих типов весьма значительны. Далее В. Д. Дяченко отмечает сходство центральноукраинского и валдайского типов, между тем по пигментации они располагаются как раз на противоположных концах цепи, соединяющей северную и понтийскую расы. Мне кажется, что специфические особенности антропологического облика украинцев не следует умалять, тем более что отмечались они неоднократно. Тенденциозность их истолкования, характерная для Ф. К. Волкова, не должна закрывать глаза на объективно существующие факты. Относительно генезиса украинского населения В. Д. Дяченко высказывает мысль о преемственности антропологического типа днепровских славян и неолитического населения Надпорожья-Приазовья, не учитывая, однако, того факта, что различия между днепровскими славянами и неолитическим населением по размерам черепного и лицевого отделов почти соответствуют различиям между крайними вариантами европеоидной расы.
Что касается антропологического типа белорусов, то, судя по исследованиям последних лет (Бунак, 1956; Денисова, 1958; Дяченко, 1960, 1965), среди них преобладает валдайский антропологический тип.
У  некоторых групп белорусов Поднепровья обнаруживаются черты ильменского типа, северные белорусы проявляют черты сходства с латышами и литовцами, а на западе (в бассейне Немана) и на юге (в Полесье) обнаруживается потемнение глаз и волос, усиление брахикефалии, увеличение скулового диаметра. H. Н. Чебоксаров (1964) предположил, что в формировании южных белорусов принимали участие (хотя и небольшое) монголоидные элементы, проникавшие с глубокой древности на запад. По его мнению, в формировании антропологического облика белорусов главную роль играли процессы грацилизации и бра- хикефализации северопонтийцев, продвигавшихся к северу из Поднепровья и смешивавшихся с «атлапто-балтийцами» и частично с урало-лапоноидами.
Итак, отвечая на первый вопрос, поставленный в начале «Введения», замечу, что всеми исследователями без исключения отмечается антропологическая неоднородность восточных славян. Эта неоднородность выявляется и на краниологических материалах, изучение которых дает основание для установления северных, южных и восточных связей при формировании антропологического состава восточных славян. Подтверждается она и изучением современного населения, в котором обнаруживаются черты северных и южных европеоидов, а в некоторых контактных зонах — уралолапоноидных особенностей.

13

На вопрос же о том, каковы причины этой неоднородности, однозначного ответа нет. Т. А. Трофимова и Г. Ф. Дебец видят ее в расовой неоднородности субстрата, на котором формировались восточные славяне и финны. Генетические истоки этих народов, таким образом, едины, проявление одних и тех же антропологических типов в славянах и финнах не дает возможности связать определенный комплекс физических особенностей с этносом. Большинство авторов разделяют в отношении антропологичеких особенностей славян и финнов эту точку зрения, но причину неоднородности восточных славян видят в смешении пришлого славянского населения, характеризовавшегося определенным физическим обликом, с местным населением, преимущественно финским, отличающимся иным антропологическим составом (Зограф, Анучин, Чепурковский, Воробьев, Краснов, Волков, Бунак, Чебоксаров, Седов, Алексеев).
Особенно здесь следует обратить внимание на точку зрения: Е. М. Чепурковского относительно «восточного великоросса», являющегося по его мнению потомком древнего населения, входящего в состав финнов, и В. В. Бунака, связывающего наиболее распространенный среди русских антропологический комплекс, так называемую восточноевропейскую расу, с неолитическим населением Восточно-Европейской равнины. Таким образом, оба автора предполагают, что в некоторых современных восточнославянских группах удельный вес древнего населения очень велик.
Что касается суждения об антропологических особенностях исходных славян, то у тех исследователей, которые признают за славянами наличие определенных физических черт, тоже нет единого мнения. Это либо светлопигментированный долихоцефал (Зограф, Краснов, Копер- ницкий, Талько-Гринцевич, Чекановский, Jlep-Сплавинский, Швидец- кая), либо светлопигментированный брахицефал (Чепурковский), либо темнопигментированный брахицефал (Воробьев, Волков, Золотарев).
Особое место в отношении определения антропологических особенностей «праславян» занимает точка зрения Л. Нидерле, к которой весьма близки взгляды В. В. Бунака. Праславяне не отличались чистотой антропологического типа, их прародина находилась на стыке североев- ропеоидной долихокефальной, светлопигментированной расы и южноевропеоидной брахикефальной, темнопигментированной расы. В формировании антропологических особенностей древних славян большое значение имели процессы метисации.
Коль скоро некоторые исследователи признают связь со славянами определенного антропологического типа, то естественно и признание исходной территории — «прародины» славян. Наиболее широко ее обрисовал Л. Нидерле — современная восточная Польша, южная часть Белоруссии, северная часть Украины — Подолия, Волынь и Киевщина с Десной. Остальные авторы (Чекановский, Лер-Сплавинскнй, Швидец- кая) ограничивают зону прародины, но, однако же, вписывают так или иначе ее в круг, очерченный Л. Нидерле. В работах отечественных антропологов вопросам прародины не отводилось места, либо отводилось так мало, что нет необходимости на этом останавливаться.
Вопрос о том, каково взаимоотношение восточных и западных славян по данным антропологии, решается опять-таки неоднозначно. Подробно он затрагивается лишь в двух работах — И. Швидецкой (Schwi- detzky, 1938) и Т. А. Трофимовой (1948). Швидецкая на основании присутствия одних ii тех же антропологических черт у западных и восточных славян делает заключение о едином исходном типе для всех славян, о последующем их расселении и контактах с неславяноязычпым

14

населением, проявляющихся в антропологическом типе славян-пришель- иев. Т. А. Трофимова, напротив, считает, что исходного типа славян и, следовательно, прародины не было, что западные и восточные славяне формировались в тех зонах, где их застают письменные источники. Однако одни и те же черты в славянских группах различных территорий, отмечаемые этим автором, у него же вызывают недоумение.
И, наконец, последний вопрос о взаимоотношении славян с окружающим неславяноязычным населением. Частично на него уже дан ответ. Связь с иноязычным населением обнаруживается в антропологическом типе славян. В отношении западных славян это отмеченное Нидерле и Швидецкой влияние черт германского населения, в отношении восточных — высказывания большинства отечественных авторов о влиянии финно-угров. Очень мало затронуты контакты славянского и балтийского населения и южных славян с населением Балканского полуострова. На связь некоторых групп восточных славян с балтами указал В. В. Седов (1954, 1970). В последнее время появилась работа H. М. Постниковой (1967) относительно связи болгарского населения с древним фракийским населением Балкан2.
МЕТОДИЧЕСКИЕ ЗАМЕЧАНИЯ
Когда обращаешься к основным выводам об антропологическом составе и генезисе славян, полученным рядом исследователей в течение целого столетия, и пытаешься проанализировать причины расхождений между ними, то в первую очередь видишь причину не в следовании той или иной исторической концепции (например, миграционизма или автохтонизма), а скорее в недостатке антропологических материалов и связанной с этим невозможностью оценить степень сходства и различия между отдельными группами в одном масштабе. Поэтому одним из условий успешного анализа физического облика восточных славян мне представляется привлечение всех в настоящее время известных краниологических и соматологических данных, относящихся к различным этнотерриториальным группам Восточной Европы и к различным историческим периодам.
Широкое сопоставление большого количества групп по многим расоводиагностическим признакам возможно с применением географического метода, прочно вошедшего в антропологию после работ Е. М. Чепурковского (1913, 1913а, 1916, 1923, 1925, 1934), но имевшего, за редким исключением, большую сферу приложения в анализе материалов по современному населению. К настоящему времени накоплено довольно значительное количество краниологических серий по Восточной Европе и их более или менее равномерное распределение на этой обширной территории вполне допускает оценку географической изменчивости признаков. Таксономически более значимыми и древними будут те признаки, которые имеют большую географическую приуроченность н компактность ареалов; признаки меньшего таксономического ранга отличаются дисперсным распределением (Дебец, 1951).
Географический метод имеет преимущества перед статистическими способами исследований антропологических комплексов. Последние устанавливают лишь степень связи, ничего не говоря относительно географической локализации и генезиса признака. Что касается степени связи, то и в этом случае статистический способ не дает какой-либо

2  Материалы этой работы используются в главе, посвященной характеристике западных и восточных славян.

15-

новой информации по сравнению с той, какая достигается применением географического метода. В качестве примера приведу данные, полученные с применением обобщенного показателя расстояния (Mahalanobis, Majumdar, Rao, 1941), несколько модифицированного в работе М. В. Игнатьева и А. В. Пугачевой (1961). Сопоставляя ряд районов Верхней Волги по комплексу антропологических признаков, авторы пришли к выводу, что только один район (Работкинский) статистически достоверно отличается от других. Специфический антропологический комплекс у жителей этого района по сравнению с другими был обнаружен В. В. Бунаком и мною при помощи географического анализа только с гораздо меньшей затратой времени («Происхождение и этническая история...», 1955).
Отдавая предпочтение географическому критерию в расовой дифференциации, не следует забывать об упреке, адресованном А. И. Ярхо (1934), К. Пирсону и Е. М. Чепурковскому, которые недооценивали роль исторических факторов в «снятии» географического ареала признака. Таким образом, при анализе географической изменчивости признаков учитывались исторические связи между группами и этническая принадлежность последних.
Применение географического метода в значительной мере решает проблему таксономии признаков, которой отводится большое место в советском расоведении (Ярхо, 1934; Дебец, 1951; Рогинский, Левин, 1955; Алексеев, 1967). Однако при анализе морфологической дифференциации групп учитывалась не только географическая приуроченность и компактность признака, но и степень межгрупповой изменчивости. Именно из нее я исходила при выборе признаков для характеристики антропологического состава населения Восточной Европы. «Ведущими» признаками в конечном итоге оказывались те, которые имели наибольшую изменчивость и географическую локализацию.
В советском расоведении уже с 40-х годов прочно утвердился основанный на многочисленных фактических данных взгляд на расу как на динамическую категорию (Ярхо, 1934; Дебец, 1938; Бунак, 1938; Алексеев, 1967а). В зарубежной антропологии подобные взгляды оформились в 50-е годы (Garn, 1960; Hülse, 1962). В приложении к конкретной этногенетической проблеме это обстоятельство диктует необходимость последовательного рассмотрения процесса сложения антропологического состава населения на протяжении ряда эпох и в связи с этим учета возможности эпохальных изменений признаков наряду с историческими этапами формирования народа. Исходя из этих соображений я и решила рассмотреть различные этапы в процессе сложения восточнославянских народностей — время появления их на исторической арене, период консолидации племен в народности и эпоху, когда произошла полная консолидация современных восточнославянских народов.
При сопоставлении групп я основывалась на средней арифметической и ее параметрах. Не могу в этой связи не привести высказывания Ливи, приведенного в известной монографии E. М. Чепурковского (1913а), где средняя сравнивается с видом гор издали, когда скрываются отдельные вершины, но зато выступает общий облик. Единственное условие при использовании средней — избегать механической смешанности групп. В случаях же, где предполагается возможность смешения (не только механического), осуществлялась дифференциация в пределах группы, основанная на нарушении физиологических связей между признаками и образовании исторических. Способ оценки меж- групповых связей признаков в свете внутригрупповых широко и плодотворно применяется в советском расоведении. В данной работе он

16

используется наряду с географической локализацией признаков для установления реальности антропологических комплексов.
В связи с характеристикой групп по средней арифметической кратко остановлюсь па разногласиях между популяциоиным и индивидуально-типологическим подходом к расовым признакам. Начало этой дискуссии восходит к рубежу XX века (Török, 1903; Pearson, 1903) и до сих пор она еще не окончена. Метод индивидуальной типологии наиболее яркое выражение нашел в работах польских антропологов (Czeka- nowkski, 1954; Michalski, 1949, 1953, 1957; Hensel, Michalski, 1955). Широко он используется многими антропологами в Чехословакии, Австрии, Венгрии, Румынии, Франции и т. д. Многие краниологические исследования советских антропологов основаны на индивидуаль- но-типологической характеристике материала. Очень типичны работы В. В. Гинзбурга (1951, 1954, 1956, 1963, 1963а), работы последних лет, выполненные Т. А. Трофимовой (1958, 1958а, 1959, 1961, 1963). Примеры подобного рода можно было бы увеличить, особенно в отношении краниологических серий ранних эпох, крайне малочисленных. В основе индивидуальной диагностики лежит представление о том, что расоводиагностические признаки наследуются целым комплексом. Между тем многими исследователями показано, что признаки, управляющиеся, по- впдимому, несколькими наследственными факторами, на основе которых возможна расовая диагностика, наследуются независимо (Дебец, Игнатьев, 1938; Дебец, 1959; Алексеев, Трофимова, Чебоксаров, 1962; Aleksiejew, 1958; Алексеев, 1962). Это независимое наследование подтверждается очень слабой степенью связи между признаками (Алексеев, 1962).
Таким образом, определенные расовые комплексы складываются лишь в пределах группы и, следовательно, популяционный подход к расе представляется более, если не сказать единственно, оправданным. Против индивидуально-типологической характеристики свидетельствует и существование самой изменчивости признака, которую нетрудно принять за типологическое отклонение при определении типа по одному индивидууму.
И, наконец, еще одно замечание, связанное с предпосылками расоводиагностических исследований. Речь идет об определении характера расообразования на той или иной территории. Для того чтобы выразить степень сходства или различия между группами в равнозначных единицах или систематических категориях необходимо определить границы и специфику этих единиц. В большинстве расоведческих исследований за такую единицу принимается антропологический тип. А поскольку границы его неясны, то типов по сути дела столько, сколько морфологически своеобразных комбинаций наблюдает исследователь. Таксономический ранг сочетания признаков определяется независимо от характера образования этого сочетания. В последовательности таких понятий, как раса, малая раса, группа антропологических типов, тип — лежит идея соподчиненности, основанная на таксономическом ранге признаков, по которому выделяется та или иная категория. Однако дело не только в ранге, но и в характере сочетания признаков внутри систематической категории.
Введение в расоводиагностический анализ представления о разной динамике расообразовательного процесса в различных географических зонах и, следовательно, признания качественного своеобразия единиц расовой систематики (Алексеев, 1967а) приводит к дифференцированной оценке морфологических сочетаний по степени их специфичности. Так, например, образовавшиеся в условиях длительной изоляции ан-

1. Т. И. Алексеева

17