Тихомиров М. Исследование о Русской Правде. Происхождение текстов

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава 7. Правда Ярославичей

В науке давно уже установилось мнение, что вторая часть Краткой Правды представляет собой особый памятник, который по его заголовку принято называть Правдой Ярославичей, как бы в противоположность более ранней Древнейшей Правде. Название „Правда Ярославичей" сделалась традиционным в русской исторической науке и по существу не требует изменений. Впрочем, в процессе изучения Правды Ярославичей выяснилась компилятивность и этого памятника, что вызвало попытки согласовать отдельные противоречащие друг другу статьи второй половины Краткой Правды. Однако, Сергеевич все-таки выделяет всю вторую половину Краткой Правды в особую 2-ую редакцию. Сергеевич, впрочем, признает, что далеко не все следующие за приведенным заголовком („Правда оуставлена РуськоЙ земли") статьи принадлежат законодательству сыновей Ярослава. Так, он считает, что поконы вирные „установлены самим Ярославом, а не его сыновьями". В самой Правде Ярославичей он выделяет постановление о платеже за убийство старого конюха у стада, которое принадлежит только одному из сыновей Ярослава (Изяславу), а не трем. Общий же вывод Сергеевича сводится к тому, что „окончательная редакция списков этой фамилии (т. е. „Краткой Правды") завершилась около времени первого съезда сыновей Ярослава... Это Правда первой половины XI века, окончательная редакция которой не может быть древнее 1054 и моложе 1065—1070 года". Позже Сергеевич внес в свои выводы некоторые поправки, признав, что к „указной деятельности этих князей (Ярославичей) принадлежат не все ее (Правды) статьи, а не более четырех первых"... „Весь памятник мог быть составлен не позднее последней четверти XI века, когда еще были в действии распоряжения Ярослава"2.
Взгляд Сергеевича, несмотря на всю свою простоту, а, может быть, именно благодаря этому, может считаться наиболее принятым в науке. Примерно то же самое представление о времени возникновения Правды Ярославичей имеет и Максимейко. Более своеобразное мнение высказывает Стратонов. Он связывает написание Правды Ярославичей с упоминанием у Татищева о том, что в 1035 году новгородцы просили Ярослава дать грамоту, вследствие чего он повелел своим сыновьям Изяславу и Святославу созвать в Киев знатных людей и „сочинить закон, еже и учинили, и им грамоту дал, как судить и дани давать и, отдав, заповедал по всем градом, по оной поступать непременно". Стратонов считает, что у Татищева речь идет о том же самом событии, о котором говорит и заголовок Правды Ярославичей, перечисляющий сыновей Ярослава. Однако в 1035 году самому старшему Ярославичу — Изяславу было всего 11 лет. Это затруднение разрешается Стратоновым путем рассуждений о пассивной, чисто представительской роли, которую могли играть Ярославичи на съезде. Мнение Стратонова отличается множеством натяжек. Ярослав, по мнению Стратонова, сам не участвовал в съезде, потому что был в Новгороде вместе со старшим сыном Владимиром. Всеволод же, которому было 5                          6   лет,    упомянут   в   Правде. Сообщение Татищева
могло быть взято из какой-либо позднейшей летописи и т. д. Между тем известие о съезде 1035 года у Татищева носит все черты его домысла. Читая под 1035 или 1036 годом известие о даровании Ярославом грамоты для Новгорода, Татищев связал это известие со словами заголовка Правды Ярославичей. Этот путь увязки двух известий в сущности повторил Стратонов.
Ход рассуждений Татищева восстанавливается рукописью Академии Наук под названием „Собрание законов древних русских для пользы всех любомудрых собранные и неколико истолкованные тайным советником Василием Татищевым". Текст заголовка в этой рукописи читается так: „Правда уставл-Ьнная Руской земли, егда си совокупи Изяслава, Святослава и Всеволода, Коснячка, Печенега, Никифора Киевлянина, да Чудина Никулу Новогородца“. В этом тексте мы находим все элементы ранее приведенного известия о съезде 1035 года в изложении Татищева. Слова „совокупи*4 указывают на лицо, собравшее съезд, следовательно, на Ярослава; Перенег делается Печенегом; Микифор Кыянин подправляется в Никифора Киевлянина; наконец Чудин и Никула соединяются в одно лицо с эпитетом новгородца. Таким образом, несомненное свидетельство Правды Ярославичей получает ту окраску, которую придает ему Татищев в известии, внушившем доверие Стратонову. Но есть и еще одно важное доказательство несостоятельности мнения Стратонова о возникновении Правды Ярославичей в 1035 году. Сам Стратонов указывает, что Чудин и Коснячко, упомянутые в Правде Ярославичей, встречаются на страницах летописей, Чудин в 1072, Коснячко в 1068 году. Упоминание о Никифоре также ведет нас к 70-м годам XI века. Если малолетние князья и могли как-нибудь участвовать, хотя бы для представительства, в съезде, уставившем Правду, то совершенно невероятно думать, что Никифор, Коснячко и Чудин, известные в 70-х годах XI века, играли такую же роль за 30—40 лет до этого времени. Летопись говорит о них как о людях, живших и действовавших в эпоху гораздо более позднюю, чем та, к которой их относит Стратонов.
Главная трудность, которая встает перед исследователями при изучении Правды Ярославичей, заключается в неоднородности этого памятника. В самом деле, многие исследователи допускают возможность позднейших дополнений к первоначальному тексту Правды Ярославичей, но не указывают, где кончается текст, к которому собственно и относится заголовок „Правда оуставлена Роуськой земли“.
Некоторую помощь в данном случае оказывают прежде всего наблюдения над терминологией памятника. Первая часть Правды Ярославичей дает текст, совершенно однородный по содержанию. Здесь мы имеем шкалу пеней, установленных за убийство княжеских людей: огнищанина, княжеского тиуна, конюха старого у стада, сельского и ратайного старост, княжеского рядовника, смерда, холопа, кормилицы и кормильца.
Совсем иной характер имеет вторая часть Правды Ярославичей. Неслаженность и неоднородность текста этой части Правды особенно бросается в глаза после слов о княжеском коне и о платежах за скот. Здесь находим две статьи, которые имеют некоторое сходство с Древнейшей Правдой. Первая из них говорит о краже чужого холопа: „А оже оуведеть чюжь холопъ любо робоу, платити емоу за обидоу 12 гривн&“, Эта статья не имеет ничего общего с предыдущим текстом, устана^ вливающим распорядки в княжеском имении. Для нас важно отметить, что в этом тексте мы опять находим термин Древнейшей Правды „за обидоу“. Сама же статья о краже холопа в Правде Ярославичей имеет только отдаленное сходство с подобной же статьей Древнейшей Правды, устанавливающей пеню за сокрытие холопа варягом или колбягом в „3 гривн& за обидоу
Другая статья Правды Ярославичей имеет значительно более близкое сходство с текстом Древнейшей Правды
ДРЕВНЕЙШАЯ ПРАВДА                                                          ПРАВДА ЯРОСЛАЕИЧЕЙ
Или боудеть кровавь и синь надъражен,           Atyfi же приидетъ кроаааъ моужь любо
то не искати емоу видока человЬкоу                         синь,  то не а скати ему иослоуха
томоу
Помимо текстуального сходства с текстом Древнейшей Правды, цитируемая статья ойять оперирует безличным термином „муж , столь типичным для Древнейшей Правды. Такой же характер имеет и остальная часть Правды Ярославичей. Поэтому можно считать, что Правда Ярославичей по существу состоит из двух памятников — собственно Правды Ярославичей, кончающейся статьей о княжем коне, и позднейшего ее продолжения.
Рассмотрим прежде всего первую часть нашего памятника, или собственно Правду Ярославичей. Давно уже существует спор о происхождении заголовка: „Правда оуставлена Роуськои земли“, и т. д. Известно мнение Дьяконова о том, что этот заголовок в Правде Ярославичей испорчен. Но мнение Дьяконова основано на признании большей первоначальности текста Пространной Правды, где говорится, что Яро- ' славичи „отложиша оубиение за голову, но кунами ся выкупати“. Однако статья о съезде Ярославичей в Пространной Правде сама основана на тексте Краткой и имеет позднейшие черты. Слова Правды Ярославичей „егда ся съвокоупилъ“, действительно, указывают на какие-то позднейшие изменения в первоначальном заголовке, но они станут понятными, если мы вспомним, что Правда Ярославичей дошла по нас не в чистом виде, а в составе более поздней компиляции, которая и является Краткой Правдой.
Время съезда, на котором была установлена Правда, датируется обычно временем правления Ярославичей, т. е. 1054—1073 годами. Но эта датировка может быть еще более уточнена.
Среди событий эпохи совместного правления трех братьев внимание привлекает съезд 1072 года, когда по Лаврентьевской летописи „сово- купившеся Ярославичи“. Съезд трех князей происходил в Вышгороде по случаю перенесения мощей Бориса и Глеба. Об этом событии сохранился рассказ в сказании о Борисе и Глебе, помещенном в Успенском сборнике XII века. Церковное торжество могло быть связано с разрешением чисто политических вопросов. Летопись добавляет, что Вышгород тогда держал Чудин, имя которого мы находим в заголовке Правды Ярославичей. В том же сказании о Борисе и Глебе, в Успенском сборнике, находим имя Никулы, который был „старейшинаи ого- родьникомъ, зовомъ же бяше Жьданъ по мирьскомоу, а въ хрьщении Никола*. Уже Голубовский, а вслед за ним Дьяконов, отожествили этого вышегородского Николу с Микулой Русской Правды. Что касается до отдельных участников совещания, то имена Коснячки и Ники- фора Киянина встречаются в Начальной летописи. О Коснячке говорится в Начальной летописи под 1068 годом. Он назван воеводой, против которого ^выступали киевляне („начата людие говорити на вэеводу на Коснячько“). Никифоров двор упомянут в летописи под 945 годом, но в записи, ясно обнаруживающей свое позднейшее происхождение, В летописи говорится, что город Киев раньше был там, „иде же есть нынб дворъ Гордятинъ и Никифоровъ“, а княжеский двор, „иде же есть нынЬ дворъ Воротиславль и Чюдинъ“. Между тем имя Чюдина мы уже читали в летописи под 1072 годом. Таким образом, запись о дворах киевлян, на месте которых ранее находился город Киев и княжеский двор, возникла не ранее 70-х годов XI века. Двор Никифора, упомянутый в летописи под 945 годом, существовал на глазах составителя летописной записи в тех же 70-х годах. С этим Никифором, имеющим в Киеве двор, можно сопоставить Микифора Киянина в Правде Ярославичей. Таким образом, кроме князей в качестве участников совещания, находим двух киевлян (Коснячко, Никифора), одного вышегородца (Микулу) и одного киевлянина, державшего в своих руках Вьипгород (Чюдина). Следовательно, из пяти участников совещания с князьями, по крайней мере, двое имеют какое-то отношение к Вышгороду, где, по нашему предположению, в 1072 году состоялось совещание, запись о котором мы находим в Правде Ярославичей.
На этом совещании в Вышгороде принимало участие и духовенство: митрополит Георгий, Неофит Черниговский, Петр Переяславский, Никита Белогородский, Михаил Юрьевский, а также игумены во главе с Феодосием Печерским. Совещание 1072 года носило все черты позднейших княжеских съездов, хотя и было облечено в церковную форму. Повидимому, на этом Вышегородском съезде братья пришли к какому- то соглашению, которое, впрочем, было нарушено уже в следующем 1073 году. Житие Феодосия рисует нам чисто мирскую роль этого крупного деятеля XI века. После изгнания Изяслава он занял непримиримую позицию по отношению к его кратковременному преемнику, Святославу. Феодосий обличал Святослава, „яко неправьдьно сътво- ривъша“. Эти обличения могли стоять в непосредственной связи с нарушением соглашения 1072 года.
В этих условиях, на мой взгляд, и появилась Правда Ярославичей. Она должна была установить порядок, нарушенный событиями 1068 года и последующих лет, в княжеских землях. Это не был устав в нашем смысле слова, а специальное постановление или запись, вызванная событиями 1068 года.
Содержание записи, повидимому, довольно точно передано Правдой Ярославичей. Оно касалось исключительно людей, живших в княжеских вотчинах и непосредственно подсудных юрисдикции князей.
Какая же причина вызвала постановление Ярославичей? Этой причиной, на мой взгляд, являлись те серьезные политические затруднения, которые испытывали Ярославичи. В своей книге „Киевская Русь“ Б. Д. Греков указал, что 1068—1071 годы были особенно тревожными. Киевское восстание 1068 года, несомненно, было вызвано не только стремлением свергнуть Изяслава. Некоторые указания на это дает летопись^ согласно которой сын Изяслава, Мстислав, пеоебил 70 человек „чади". Между тем словом „чадь“ или „простая чадь“ нередко обозначаются простолюдины. Так, в 1228 году новгородская простая чадь созвала вече и выпроводила владыку Арсения со двора. Восстание 1068 года было направлено против княжеской администрации, в частности против воеводы Коснячко, упомянутого в Правде. Летопись говорит лишь о грабеже княжеского двора. Но восставшие едва ли ограничились только княжеским двором, можно предполагать, что были разграблены и дома княжеских приближенных. В Начальной летописи подтем же 1068 годом встречаем поучение о бедствиях, являющееся как бы предисловием к рассказу о восстании 1068 года. Основная мысль этого поучения направлена против „лишающая мзды наимника, насильствующая сиротЪ и вдовици, и на уклоняющая судъ крив^“. Эта мысль о неправедных судах повторяется в поу-
чении и дальше: „взыщете суда, избавите обидимаго“. Поучение является как-бы пояснением к рассказу летописи, вскрывая действительные причины восстания 1068 года, когда Изяслав отказался дать кие-' влянам оружие для борьбы против половцев, повидимому опасаясь, чтобы это оружие не обратилось против него самого, как это позже и произошло.
События 1068—1071 годов объясняют нам появление Правды Ярославичей. Объединение Ярославичей диктовалось общей борьбой поотив. Всеслава и поддерживавшей его простой чади.1 Перенесение мощей Бориса и Глеба было хорошим предлогом для княжеского съезда, на котором была принята Правда. В науке, со времени работ А. Е. Преснякова, установился взгляд на Правду Ярославичей как на своего рода устав для княжеских -доменов. Но этот „устав“ отличается рядом странных особенностей. Непонятно,-зачем понадобилось узаконивать случаи убийства огнищанина или тиуна, совершавшего кражу. Повидимому, кража „у клети, или у коня, или у говяда, или у коровье татьбы“ совершалась не в княжеском домене, а где-то на стороне. Можно удивляться и внесению в список лиц, охраняемых князем, кормилицу и кор- миличича. Дядька-воспитатель или кормилец наших летописей, явление совсем не столь частое в княжеском домене, чтобы его убийство специально охранялось княжескими постановлениями. Но появление Правды Ярославичей становится понятным после событий 1068 года. Разграбление княжеского двора в Киеве, вероятно, сопровождалось такими же разгромами в княжеских имениях. Об этом и говорит постановле - ние Правды о конюхе старом при стаде, „его же оубилЬ Дорогобоудьци“. Правда узаконивала ту высокую виру за конюха старого, которую Изяслав установил во время своей расправы в Дорогобуже. Победившие Ярославичи устанавливали штрафы за убийство княжеских людей, в прямой зависимости от тех событий, свидетелями которых они были. Высокие виры должны были оградить княжеских людей от повторения разгромов 1068—1071 годов. Рядом с этим пришлось пойти на уступки и хоть несколько ограничить произвол княжеских мужей. Отсюда появление в Правде Ярославичей постановления об убийстве огнищанина „в обиду^ с устранением от платежа виры всех, кто не участвовал в убийстве, а также постановление о безнаказанном убийстве огнищанина, грабящего чужое имущество, отнимающего коня, корову или быка.
Так представляются нам причины появления Правды Ярославичей, вернее первой части памятника, которую принято называть таким именем, и которая только и имеет право носить подобное название. Повидимому, Правда Ярославичей первоначально кончалась статьей о пенях за скот („за кобылоу ... за боранъ ногата^). Однако некоторые черты Правды Ярославичей говорят нам о том, что этот памятник подвергся значительной переделке. Такая переделка прежде всего обнаруживается в тексте заголовка Правды, который носит книжный характер („егда ся съвокоупилъ“) и мало отвечает нашим представлениям о княжеских грамотах. В самой терминологии Правды Ярославичей встречаются слова, указывающие на какие-то переделки. Так, слово „огнищанини не встречается в киевских памятниках, но было в употреблении в Новгороде, что засвидетельствовано нашими летописями.2 Пространная Правда

за кражу в клети. Таким образом, и эта статья не может принадлежать Правде Ярославичей.
Пересмотр содержания дальнейших статей, дополняющих Правду Ярославичей, также убеждает нас в их более позднем происхождении. Такова, например, статья о мучении смерда без княжеского слова, устанавливающая платеж „за обиду" в 3 гривны. Этот термин „за обиду 9 встречающийся и в статье о меже и перетесе, характерен, как мы видели раньше, для Древнейшей Правды. Вместе с тем он стоит в противоречии со всем предыдущим текстом. За мучение смерда платится „за обиду", .3 гривны, за огнищанина, тиуна, мечника —12 гривен. Вопрос о том, что значит термин „за обиду*, имеет целую литературу, но он может быть разрешен только в смысле платежа в пользу обиженного. В самом деле, прямое указание на это мы находим далее, где читаем: „а оже оукрадоуть чюжь песъ, любо ястребъ, любо соколъ, то за обидоу 3 гривны". „Чюжь пес“, несомненно, обозначает не княжеского пса, а принадлежащего какому-то лицу, которому наносится ущерб.
Но можно ли считать, что дополнение к Правде Ярославичей является особым памятником. Это предположение следует отвергнуть, так как вторая часть Правды Ярославичей сама отличается особенной пестротой своих постановлений, которая отразилась, прежде всего, на денежном счете этой части Краткой Правды, отличающемся значительным разнообразием, а также и на характере самих штрафов, оцениваемых то как плата „за обиду", то как „продажа". Так, за кражу лодьи платится 30 резан и 60 резан „продажи", за украденную утку, гуся, журавля и лебедя — столько же. Кроме того, 60 резан продажи указаны за кражу скота (овцы, козы или свиньи). Рядом с этим кража голубя и курицы оценивается в 9 кун, так же как и кража сена и дров. Тут же за кражу коня или вола указываются пени в 3 гривны и 30 резан. Можно ли считать, что статьи с подобным разнообразным денежным счетом возникли в одно время? Ответ на этот вопрос должен быть только отрицательным. Повидимому, мы имеем дело со слиянием самых разнообразных источников в один юридический сборник. Действительно, пеня в 9 кун за голубя и курицу, за сено и дрова не сопровождается указанием на продажу, хотя кража утки, гуся, лебедя и журавля тут же обусловлена продажей в 60 резан, так же как кража овцы, козы и свиньи.
Все сказанное выше приводит к мысли, что дополнительные статьи к Правде Ярославичей первоначально были не связаны с тем письменным памятником, который по существу и должен называться Правдой Ярославичей. В основании этой второй части лежали какие-то особые записи, в некоторых своих частях близкие к Древнейшей Правде. Это дс называет ся существованием в дополнении к Правде Ярославичей статей об уводе чюжого холопа и о кровавом муже, находящих себе аналогию в Древнейшей Правде, но оставшихся неоконченными, так как редактор Краткой Правды увидел, что они повторяют уже ранее переписанные статьи. Памятник, положенный в основу второй части Правды Ярославичей, несомненно был более позднего происхождения, чем Древнейшая Правда, так как вместо челядина он говорит уже о холопе и устанавливает за его увод более высокую пеню (12 гривен вместо 3 гривен Древнейшей Правды). Этот памятник был дополнен рядом записей и соединен с Правдой Ярославичей. Однако такое соединение
не было чисто механическим. Правда Ярославичей была дополнена статьями определенного направления, составленными в защиту княжеских интересов. Так, непосредственное отношение к власти и правам князя имеет статья о краже коня или вола. Пеня, распространяемая на нескольких участников кражи, несомненно шла в пользу князя. О князе говорится в статьях о краже лодьи, птицы и скота; княжеский двор упомянут в статье об убиении татя. К перечисленным в Правде Ярославичей княжеским людям дополнительные статьи причисляют мечника. Тот же мечник упомянут ниже при расчетах о десятине и в первой статье Древнейшей Правды. Смерд, приравненный Правдой Ярое* лавичей к холопу, во второй части идет наравне с огнищанином, тиуном и мечником, хотя и выделен меньшей суммой пени за его мучение. Таким образом, перед нами иное отношение к смерду, чем в Правде Ярославичей.
Когда же и где возникли дополнительные статьи Правды Ярославичей в дошедшем до нас виде, представляющем соединение, по крайней мере, двух разнородных частей? На этот вопрос дает ответ пестрый характер текста Правды Ярославичей; некоторые черты которого указывают на его происхождение. Так, сходство дополнительных статей к Правде Ярославичей с Древнейшей Правдой говорит о ее новгородском происхождении. Особая забота о сене и дровах, возможно, характернее для русского севера, чем для юга. Новгородская летопись под 1143 годом говорит о наводнении в Волхове, которое „сено и дръва разнесе". Вопрос о заготовке сена постоянно занимает новгородского летописца. Под 1228 годом отмечается великий дождь, когда „ни сена людьмь бяша лз& добыти“, в том же году большая вода в Волхове „пойма около озера сена". В 1251 году дожди унесли все, сено в Волхов. Какое значение имела для Новгорода заготовка сена, показывает рассказ летописца о низведении с архиепископского престола Арсения. „Простая чадь“, придя на владычен двор, заявила Арсению: „тебе деля стоит тепло долго, выпроводил еси владыку Антониа на Хутино ... а нам н^лз^ ни сЬна добыти“. Упоминание о ладье (лодке) ведет нас также к новгородским пределам с развитыми водными путями. Это приводит к мысли, что дополнения к Правде Ярославичей могли возникнуть в Новгороде не ранее последней четверти XI века, во всяком случае позже написания самой Правды Ярославичей.
Но, конечно, забота о сене, дровах и ладье не является исключительной особенностью Новгорода. Для характеристики Новгородской окраски дополнительных статей к Правде Ярославичей значительно показательнее то обстоятельство, что эти статьи знают огнищанина и смерда, которому полагается „за обиду 3 гривны“, если его мучат без княжеского повеления. Новгородская летопись под 1136 годом отмечает, что новгородцы ставили в вину князю Всеволоду Мстисла- вичу: „не блюдеть смердъ<с. Три гривны за муку смерда можно сопоставить с 5 гривнами за убийство смерда в Правде Ярославичей. За мучение огнищанина в дополнительных статьях назначается всего 12 гривен, только в 4 раза больше, чем за смерда. Между тем Правда Ярославичей указывает 80 гривен виры за огнищанина, т. е. в 20 раз больше, чем за смерда. Быстрый рост феодальных отношений в Киевской Руси, отмеченный уже ранее Н. А. Максимейко, нашел свое отражение и в статьях Правды Ярославичей.
Правда Ярославичей, несомненно, подверглась дополнительной переработке, некоторые черты которой были указаны выше. Можно указать
на следующие особенности, сближающие Правду Ярославичей с некоторыми дополнительными статьями, о которых шла речь выше. Так, в дополнительных статьях читаем: „а въ гнищаншЛ и в тивоуниц*Ь и въ мечници 12 гривън&“. В Правде Ярославичей находим слова, добавленные к постановлению об убийстве огнищанина у клети, „а то же поконъ и тивоуницоу“. Известные слова Правды Ярославичей в той же статье „то оубити въ пса мЪсто“ (первоначально, вероятно, читалось „то оубит[ь] и въ пса м'Ьсто") повторены в статье о воре, убитом на дворе или у клети: „аще оубьють татя на своемъ двор^, любо оу кл&ти, или оу хлЬва, то той оубить“. Таким образом, выясняется, что Правда Ярославичей была дополнена новыми статьями не механически, а была подвергнута дополнительной переработке. Смысл, время и причины этой переработки будут выяснены в следующих главах этой работы.

.