Библиотека
Теология
Конфессии
Иностранные языки
Другие проекты
|
Ваш комментарий о книге
Шабага И. Славься, император! Латинские панегирики от Диоклетиана до Феодосия
ОГЛАВЛЕНИЕ
ББК 63.3(0)3
Ш12
Рецензенты: доктор исторических наук В.И.Кузищин, кандидат исторических наук Е. В.Ляпустина
Печатается по постановлению Редакционно-издательскою совета Московского университета
Шабага И.Ю.
Ш12 Славься, император! Латинские панегирики от Диоклетиана до Феодосия.— М.: Изд-во МГУ, 1997. — 144 с.
ISBN 5-211-03730-8
В монографии рассматривается сборник XII Panegyrici Latini, включающий в себя похвальные речи римским императорам от Диоклетиана до Феодосия Великого. В приложении публикуется часть последней речи сборника, впервые переведенной на русский язык.
Для специалистов-историков, преподавателей вузов, студентов и всех интересующихся наследием античности.
ББК 63.3(0)3
ISBN 5-211-03730-8
Введение
Летом 1433 г. епископ г. Феррары Джованни Тавелли де Туссильяно, более известный в среде итальянских гуманистов как Ауриспа, отправился в плавание вниз по Рейну. Целью его поездки было посещение знаменитых соборов Майнца, Кельна и Аахена. Водный путь был не только удобным, но и наиболее безопасным: в прирейнских землях было неспокойно. То здесь, то там восставали крестьяне, выступавшие против засилья церкви и феодалов. Иногда из соседней Чехии появлялись отряды гуситов, повергавших в панику местное рыцарство. Но Ауриспу не смущали опасности. Он был опытным путешественником. Из своих недавних поездок в Грецию, охваченную смутой и борьбой с турками, ему удалось вывезти ценнейшие рукописи произведений знаменитых писателей, философов и историков древности: Софокла, Еврипида, Платона, Аристотеля, Фукидида. Удача сопутствовала Ауриспе и в путешествии по Рейну. Просматривая пыльные манускрипты Майнцского кафедрального собора, он обнаружил не известную доселе рукопись. “Panegyrici Latini” («Латинские панегирики»), — прочитал Ауриспа.
Панегирики... Обычно так называют выступления, прославляющие кого-либо или что-либо. Манускрипт, найденный Ауриспой, начинался панегириком императору Траяну, написанным известным римским государственным деятелем и писателем Плинием Младшим в 100 г. Далее без всякой хронологической последовательности шли 11 панегириков, написанных в период с 289 по 389 г. Ученые заинтересовались находкой Ауриспы. К настоящему времени ей посвящены уже десятки монографий и статей, но интерес к сборнику не угасает. Наибольшей известностью пользуется “Панегирик” Плиния. Его переводили и комментировали во многих странах, в том числе и в России1. Что касается остальных, то в этом отношении им очень не повезло и по степени изученности им далеко до произведения Плиния.
Одиннадцать других речей сборника обычно называют галльскими панегириками, потому что они написаны уроженцами или жителями римской провинции Галлия. В этом нет ничего удивительного: она славилась своими школами. Примерно спустя столетие после завоевания Галлии Юлием Цезарем (I в. до н.э) здесь в наиболее крупных городах стали возникать риторские школы, в которых “знатнейшие молодые люди” (V 5.3)2 завершали свое
I 3
образование. Обучение в риторской школе считалось почти непременным условием успешного начала административной или политической карьеры. В ней изучали риторику, грамматику, литературу, философию, право, иногда — начатки астрономии, математики, географии. С течением времени все больше городов стремились открыть такие школы. Это было чрезвычайно престижно, выдвигало город в разряд культурного центра. Поэтому к IV в. — пику культурного развития римской Галлии — во многих ее городах имелись риторские школы. Что касается авторов галльских панегириков, то относительно двоих из них мы не располагаем сведениями, а остальные учились и преподавали в школах Бурдигалы (совр. Бордо)* Августодуна (Отён), Августы Треверов (Трир). $
Интересное описание риторской школы, носившей название? Мэниана3, оставил Евмений, автор панегирика 289 г. Это было довольно высокое здание с портиком, располагавшееся в самом центре города между храмом Аполлона и Капитолием (V 3,2, 9.3). Стены внутренних помещений были украшены картами (фреска или мозаика), довольно точно изображавшими различные регионы огромной империи (V 20, 21). Будущие юристы, преподаватели и чиновники должны были иметь ясное представление о вероятном поле своей деятельности. Ведь никто не мог знать, куда его закинет судьба и где ему улыбнется удача. У одних, как у Мамертина, автора панегириков 289 и 291 гг., служба пройдет в Италии и у германской границы. Другие, как Евмений и автор панегирика 321 г. Назарий, будут заниматься преподавательской работой в Галлии. Полем деятельности третьих может быть Иллирия, как это случилось, например, с автором панегирика 362 г. Клавдием Мамертином, которому император Юлиан I даже присвоил звание консула. А автор панегирика 389 г. Латин Пакат Дрепаний в награду за удачно произнесенную речь был назначен проконсулом Африки.
Пока же будущие преподаватели, юристы и чиновники внимательно слушали наставника и стилем (металлической палочкой) записывали на покрытых воском табличках заданные упражнения. Большое внимание в риторских школах уделялось красноречию. Ученикам задавалась тема (конкретная или умозрительная), которую они должны были развить, выказывая при этом самостоятельность мышления и умение хорошо аргументировать выдвигаемые тезисы. Иногда учеников заставляли импровизировать (в форме монолога или диспута), но обычно они составляли речи заранее, а затем заучивали.
Судя по небольшому объему ранних панегириков сборника эти речи были произнесены наизусть. Размер панегирика определялся
обстоятельствами, при которых его произносили. “Если бы я захотел остановиться на (многочисленных подвигах императоров. — И.Ш.), то для этого мне не хватило бы ни всего этого дня, ни завтрашнего, ни последующих; к тому же не надо забывать о времени, ибо цезарь выслушивает мою речь стоя” (Г? 4.4)4.
Надо полагать, что императоры, которым посвящены последние три панегирика сборника, выслушивали их сидя, поскольку объем этих речей превышает ранние речи в два-три раза. Иногда сами императоры заказывали ораторам речи по тому или иному случаю, указывая при этом, на какие вопросы следует обратить особое внимание. И поднаторевшие со школьных времен в выступлениях на заданную тему, ораторы развивали в меру своего понимания тезисы заказчика. А понимали они их довольно часто по-своему.
При внимательном чтении галльских панегириков становится очевидным, что ораторы, не выходя из канонов жанра и придерживаясь буквы социального заказа, могли выразить собственное мнение по любым волновавшим их вопросам. Поэтому речи сборника, как правило, отражают взгляды и заказчика и исполнителя. Иногда они различаются принципиально, иногда отличие заключается в оттенках. Словом, каждый панегирик несет на себе печать своего создателя. То же самое можно сказать и о сборнике в целом, ибо он тоже имел своего составителя. По всей вероятности, им является автор последней речи сборника — Латин Накат Дрепаний, который поставил десять других речей между взятым за образец “Панегириком” Плиния и собственным произведением. Отбор производился Пакатом тщательно, и в результате политическая направленность сборника в целом подтверждает мысль его составителя о якобы вековой лояльности галльских провинций по отношению к Риму5.
В Италии, куда Ауриспа привез копию, снятую с майнцкой рукописи, панегирики вызвали большой интерес. Вскоре после изобретения книгопечатания сборник “XII Латинских панегириков” был впервые издан. Вероятно, это произошло в Милане в 1482 г. После этого интерес к сборнику возрос. Его печатают в Австрии, Нидерландах, Германии, Франции, Англии. Всего сборник выдержал около двадцати изданий, из них три — в нашем веке. После издания в 1513 г., которое предпринял ректор Венского университета И. Шписсхаммер, сборник получил европейскую известность. Началось его всестороннее изучение.
Неизвестно, каким временем датировалась исчезнувшая впоследствии майнцская рукопись. Возможно, это была одна из копий, которые были распространены в Галлии в IV — V вв. Вероятнее всего, это была копия с копии. В процессе переписок, естественно, появились ошибки. Они возникали по разным причинам: вследствие усталости переписчика, его неосведомленности относительно описываемых событий и просто из-за слабого знания латинского языка. Поэтому перед исследователями стояла задача по расшифровке трудных и непонятных мест. Вот один из примеров такого рода.
Ученые долго ломали голову над тем, что означают слова Gennobou desateh (в другой рукописи вариант; «Gennoboude satlii»:
II 10.3). Из контекста было ясно, что здесь говорится о руководстве одного из враждебных Риму германских племен — франков. Некоторые исследователи полагали, что речь идет о двух франкских царях — Геннободе и Атехе, и восстанавливали текст таким образом: ...per te regnum accepit Gennoboudes, Atech vero munus... (...оттебя Геннобод получил царство, Атех же — сан...)6. Впоследствии было доказано, что правильно прочитать это место следует таким образом:...per te regnum receperit Gennoboudes, a te vero munus acceperit (... по твоей воле Геннобод вновь обрел царство и от тебя же получил свой сан)7. Наверное, излишне объяснять, насколько существенно для историка достоверное знание исторических реалий. Тем более что это единственное упоминание о Геннободе.
Следует сказать, что фактографическая значимость галльских панегириков пока не оценена в должной мере. Почти все исследователи придерживались выраженного известным исследователем галльских панегириков Эд. Галлетье мнения о том, что было бы странно и даже опасно требовать, чтобы панегирики являлись надежными историческими источниками8. При всем уважении к Эд.Галлетье трудно согласиться с такой формулировкой. Конечно, нельзя утверждать, что все в галльских панегириках — чистая правда. Известно, что им в большей мере, чем другим видам источников, свойственно тенденциозное изложение материала. Суть в данном случае не в этом. Дело в том, что не существует “немых” источников. Есть источники, не поддающиеся расшифровке старыми методами. Программная направленность — вот ключ к правильному пониманию исторической ценности галльских панегириков. Выявление программного значения как отдельных речей, так и всего сборника в целом показывает, что даже нарочитые искажения и умолчания (кстати, не слишком частые) не только не снижают высокой информативности панегириков, но, при правильном методе исследования, увеличивают ее.
Например, в панегирике 307 г., обращенном к Максимиану и Константину, оратор, с одной стороны, не упоминает других находящихся у власти императоров (в том числе и сына Максимиана Максенция, правившего в Риме). С другой стороны, он в «вуалированной форме призывает обоих императоров к захвату Рима, настойчиво называемого им столицей империи (на самом деле Рим уже лишился этого статуса). Подобный прием говорит о стремлении Константина и Максимиана установить господство над всей территорией империи. Вообще же Максимиана, колоритная фигура которого в определенном смысле является олицетво1>снием своего времени, невозможно представить без сведений, сообщаемых галльскими панегиристами. Его биография, составленная на материале галльских панегириков, может служить хорошей иллюстрацией высокой информативности галльских речей.
В 284 г. к власти приходит Диоклетиан, который спустя полтора года назначает Максимиана своим соправителем (II 1.5). Вскоре Диоклетиан начинает активно вводить культ правящих императоров, согласно которому он стал считаться потомком и зримым воплощением Юпитера, а Максимиан — Геркулеса (II 1.1; III 6.7). В 305 г., после 20-летнего правления, Диоклетиан отрекся от власти, заставив сделать это и Максимиана (VII 15.4,6). Однако Максимиан с трудом переносил положение частного лица. При первой же возможности он возвратился к власти. Произошло это так.
В 306 г., использовав волнения в Риме, сын Максимиана Максенций становится императором. Верховный правитель империи август Галерий не признал этого и послал своего соправителя Флавия Севера расправиться с “узурпатором” (IX 3.4). '
Тогда Максенций шлет своему томящемуся в бездействии отцу пурпурную мантию (знак императорской власти) и просит помочь ему отразить нападение Севера. Но к тому времени, когда старый император добрался до сына, армия Максенция уже блокировала войска Севера в Равенне. Ознакомившись с положением дел, Максимиан стал призывать солдат противника, ранее служивших под его командованием, переходить на свою сторону. При этом он сулил им и увеличение жалованья (VII 15.1). В гарнизоне Равенны началось брожение, и испуганный Север сдался на милость победителей, притворно пообещавших сохранить ему жизнь. Одержав победу, императоры вскоре разошлись во мнениях относительно вклада каждого. Кроме того, каждый полагал, что именно он обладает правом на верховную власть. Отцу пришлось уступить, поскольку сын, сославшись на то, что армия находится в его подчинении, быстро доказал бессмысленность спора.
Разгневанный непослушанием сына, Максимиан поехал в Галлию к сыну своего давнего сподвижника Констанция — цезарю Константину (VII 14.6). Поначалу дела старого императора шли неплохо. Константан и Максимиан быстро договорились и наградили друг друга высшими императорскими титулами — Августа и Старшего Августа соответственно. Этот договор был скреплен браком Константина с дочерью Максимиана Фаустой, состоявшемся 31 марта 307 г. (VI І.І-5; 3.2; 5.3-4). Однако новоявленный зять, признав в обмен на полученный титул формальное старшинство Максимиана10, не проявил никакого желания делиться с ним реальной властью. Не отреагировал он и на просьбы Старшего Августа совместно проучить его “зарвавшегося” сына (VI ІІ.І-7).
Из контекста панегирика 307 г. ясно, что конечной целью Максимиана уже тогда являлся захват власти над всей империей. Но Константин не пошел на авантюру и выжидал. Тогда старый император, проклиная в душе несговорчивость зятя, решил снова попытать счастья у сына. Однако Максенций, сумевший летом 307 г. отразить нападение “законного” Старшего Августа Галерия, не желал подчиняться “незаконному”. Максимиан попытался низложить сына, но Максенций опять вышел победителем и изгнал отца сначала из Рима, а затем и вообще из Италии (VII 14.6; IX 3.4).
Отчаявшись в собственных попытках захватить власть, Максимиан решил обратиться за помощью к Диоклетиану, который под своим настоящим именем (Диокл) вел жизнь частного человека в роскошном дворце Спалато (совр. Сплит). Встреча Диоклетиана и Максимиана, проходившая в присутствии Галерия, состоялась в 308 г. в г. Карнунте. Максимиан под нажимом Диоклетиана вторично отрекся от власти. Его заставили покинуть Иллирию, и он снова возвратился в Августу Треверов к Константину — единственному, кто признавал его до сих пор Старшим Августом. Однако Константину было выгоднее подчиниться решению Карнунтской конференции присвоившей ему специально придуманный титул “Сын Августа”, не признав, таким образом, назначения Максимиана. Поэтому Константин пресекал все притязания Максимиана на власть, хотя и окружил его внешним почетом (VII 14.6;15.1- 2).
Но больше года оставаться не у дел Максимиан был, видимо, не в состоянии. Воспользовавшись отсутствием Константина, он во главе небольшого отряда выезжает из Августы Треверов, вербуя по дороге союзников. Константин в это время, проведя карательную экспедицию против франков и бруктеров, вторгшихся на подвластную ему территорию (в низовьях Рейна), был занят строительством моста у г. Колония Агриппина (совр. Кёльн), намереваясь перейти Рейн и опустошить земли франков (VII
10.1- 2; 13.1-6). Максимиан же, “медленно и неторопливо совершив путь, во время которого им, конечно, уже обдумывались военные действия, и, исчерпав запасы кладовых, чтобы никакая армия не смогла преследовать его, облачившись в пурпурные одежды, неожиданно укрылся среди крепостных стен <Арелата> (совр. Арль) и после того как дважды отказался от власти, захватил ее в третий раз. Он посылал письма, чтобы склонить армию на свою сторону, и обещаниями наград стремился поколебать преданность твоих (Константина.— И.Ш.) воинов”, — пишет автор Pan. Lat. VII 16.1. Узнав об этом, Константин бросился в погоню. Его войска стремительным маршем дошли до г. Кабилона (Шолон-на-Сене) и, сев на корабли, спустились по рекам Арар (Сона) и Родан (Рона) до Арелата. Однако Максимиана в городе уже не было. Разгоряченные погоней солдаты, узнав, что он удалился в Массилию (совр. Марсель), тотчас отправились дальше (VII 18.1-6).
Подплыв к Массилии, Константин убедился, что взять этот укрепленный город будет нелегко. Несмотря на одновременные атаки с суши и моря, первый штурм был отбит (VII 19.1-6). Но осажденные не захотели испытывать судьбу и после предложения Константина сдаться солдаты Максимиана, несмотря на его противодействие, открыли городские ворота. Хотя победивший зять “позволил ему остаться в живых”, Максимиан отказался принять милость Константина (VII 20.3). Эти слова панегириста можно перевести как приказ Константина тестю покончить с собой, который и был исполнен.
Существует и другой, более увлекательный вариант, который приводит христианский писатель III — IV вв. Лактанций. Согласно его версии прощенный Максимиан уговаривает Фаусту убить Константина, но та выдает мужу замыслы отца. Максимиану готовят ловушку, и он попадается в нее: вместо зятя старый император убивает подставное лицо — евнуха, а оскорбленный в лучших чувствах Константин выходит из-за полога своего ложа. Лишь после этого Максимиану была “предоставлена возможность выбора способа смерти” ( Lact. МР 30.1-6), чем он и “воспользовался”. Истории такого рода, конечно, оживляют повествование, но легко опровергаются данными панегириков.
.
Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история
|
|
