Малиновский Б. Магия, наука и религия

ОГЛАВЛЕНИЕ

МАТРИЛИНЕЙНЫЙ КОМПЛЕКС И МИФ"

Теперь обратимся к обсуждению фольклора в связи с типичными эмоциональными характеристиками матрилинейной семьи**. Тем самым мы вступаем в область весьма разработанных проблем, лежащих на грани психоанализа и антропологии. Давно уже признано, что и серьезные предания о временах предков, и истории, рассказываемые ради забавы, так или иначе отражают желания людей, среди которых они имеют хождение. Более того, школа Фрейда придерживается мнения, что фольклор особенно тесно связан с подавляемыми желаниями, которые некоторым образом находят выход в сказках и легендах; то же самое относится к пословицам, типичным шуткам и фразеологизмам, а также к стереотипным ругательствам и оскорблениям.
Начнем с последних. Связь ругательств и оскорблений с бессознательным не следует интерпретировать в том смысле, что они непосредственно отвечают подавляемым стремлениям оскорбляемого или даже оскорбителя. Например, широко распространенное у восточных народов и многих дикарей выражение "съешь дерьмо" и
* В оригинале статья называется "Непристойность и миф" (Obscenity and myth), но это какое-то недоразумение, так как означенной теме в ней посвящено менее трех страниц.
** Б. Малиновский пользуется термином "матрилинейная семья", но в строгом смысле семья не может быть матрилинейной. Матрилинейность — принцип формирования родственных групп (кланов, субкланов), при котором в группы входят только потомки женщин. Этот принцип сильно сказывается на семейных отношениях, но не является собственно характеристикой семьи, которая обычно состоит из членов разных матрилинейных кланов и субкланов. Однако в мифах, анализируемых Малиновским, фигурируют семьи, не основанные на браке, лишенные мужей. Они состоят из женщин и их братьев и детей. В нашей литературе этот легендарный и лишь редко встречающийся в действительности тип семьи называют материнской семьей

256

его слегка модифицированная форма у народов, говорящих на романских языках, непосредственно не выражает желаний ни первого, ни второго. Косвенно оно призвано только унизить и оскорбить человека, которому адресовано. Всякое ругательство (или формула оскорбления) содержит определенные допущения, окрашенные сильным эмоциональным потенциалом. Некоторые из них эксплуатируют чувства отвращения и стыда; в других описываются или подразумеваются определенные действия, которые считаются непристойными в данном обществе, и именно это оскорбляет чувства слушателя. Сюда относятся и богохульства, достигшие в европейской культуре зенита изощренности в бесчисленных вариациях "Me cago en Dios\"*, которые можно услышать повсюду, где звучит звонкий испанский язык. Сюда также относятся различные оскорбления с упоминанием социального положения, презираемых или унизительных занятий, преступных привычек и т.п. Все они весьма интересны с социологической точки зрения, так как указывают на то, что считается пределом деградации в данном обществе
В Европе инцестуалыюе ругательство, — когда адресату предлагают вступить в кровосмесительную половую связь (обычно с матерью), отличительный атрибут славянских народов, среди которых первенство, несомненно, принадлежит русским. Это многочисленные вариации выражения "Е.. твою мать" ("Вступи в половое сношение со своей матерью")". Этот тип ругательств, в связи с его сюжетом и той важной ролью, что он играет на островах Тробриан, более всего интересует нас. Здесь у туземцев имеются три инцестуальных выражения: "Квой инам" — "Совокупляйся с твоей матерыо"; " Квой лу.чута" - "Совокупляйся с твоей сестрой"; "Квой ум квава" — "Совокупляйся с твоей женой". Комбинация этих трех высказываний любопытна уже сама по себе, ведь мы видим, что в них самые законные и самые запретные типы половых отношений упоминаются бок о бок, с одной и той же целью — оскорбления или унижения. Еще более примечательной является их градация по степени оскорбительности. Ибо в то время как приглашение к инцесту с матерью — это довольно мягкое оскорбление, скорее поддразнивание или подшучивание, вроде нашего
* "... я на [вашего] Бога" (исп. — ред.).
** Б. Малиновский ошибочно трактует это ругательство как инцестуальное. Каковы бы ни были его вариации, всегда подразумевается совокупление произносящего эти оскорбительные слова с матерью адресата.

257

"Пошел куда подальше!"*, то предположение об инцесте с сестрой — уже серьезная обида, и используется это ругательство лишь в приступе настоящего гнева. Но самым худшим оскорблением является предложение вступить в половую связь с женой. Я знаю лишь два случая, когда его употребили всерьез, и в одном из этих случаев оно послужило, наряду с другими мотивами, причиной братоубийства. Это выражение считается настолько скверным, что я узнал о его существовании только после длительного пребывания на Тробрианах. Ни один туземец не произнесет его иначе как шепотом и не станет шутить с таким чудовищным оскорблением.
Какова психология такой градации? Очевидно, что здесь нет отчетливой корреляции с чудовищностью или непривлекательностью действия. Инцест с матерью на деле исключен абсолютно и полностью, и вместе с тем он фигурирует в самом мягком ругательстве. Не могут быть связаны различия в оскорбительной силе ругательств и со степенью преступности предполагаемого действия, ибо наименее преступное, по сути, законное половое сношение, если его вам приписывают, оказывается самым оскорбительным. На самом деле залогом оскорбительности выступает как раз правдоподобие и реальность действия и то чувство стыда, гнева и унижения в глазах социума, которое возникает, когда сметены все барьеры социального этикета, обнажая голую реальность. Ибо половая близость между мужем и женой маскируется здесь самым строгим этикетом. Он, конечно, не так строг, как правила, регулирующие отношения между братом и сестрой, но он полностью исключает какие бы то ни было публичные намеки на сексуальные контакты. Нельзя шутить на тему секса и произносить непристойности в присутствии супругов. А говорить в грубых выражениях о личных и непосредственных проявлениях сексуальности людей, состоящих в браке, — значит нанести моральное оскорбление чувствительным тробрианцам. Психологически это исключительно интересно, так как показывает, что сила воздействия оскорбления коренится, главным образом, в соотношении реальности действия и правдоподобия желания, с одной стороны, и традиционных приемов социального сдерживания — с другой.
Тот же психологический механизм проясняет степени действенности оскорблений, предполагающих инцест с матерью и с сестрой. Они измеряются прежде всего вероятностью допущения. Мысль об инцестуальных отношениях с матерью так же омерзительна для ту-
• "Oh, go to Jericho!" - буквально: "Ступай в Иерихон"

258

земца, как и мысль об инцесте с сестрой, возможно, даже в большей мере. Но сама организация социального взаимодействия и сексуальной жизни, как мы видели, почти полностью исключает искушение вступить в кровосмесительную связь с матерью, в то время как вероятность импульсов к инцесту с сестрой, столь же строго табуированному и столь же жестоко наказуемому, а также гипотетические возможности для реализации подобного импульса, все же допускаются. Поэтому такое ругательство и оскорбляет до глубины души*.
Нам нечего сказать о пословицах на островах Тробриан, по той причине, что их здесь не существует. Что же касается типичных фразеологических оборотов и других лингвистических формул, то следует отметить такой важный факт, как употребление в магических заклинаниях слова "лугута", "моя сестра", для обозначения несовместимости и взаимного отвращения.
Теперь перейдем к мифу и легенде, т.е. рассказам, преследующим серьезную цель: раскрыть суть или происхождение тех или иных явлений, институтов и обычаев. Для того чтобы сделать обзор этого весьма обширного и богатого материала понятным и в то же время сжатым, мы разделим все эти рассказы на три категории: (1) мифы о происхождении человека, устройстве общества и, в частности, о тотсмическом делении и социальном ранжировании; (2) мифы о культурных изменениях и достижениях, куда входят легенды о героических свершениях, о внедрении обычаев, о развитии культурных явлений и происхождении социальных институтов; (3) мифы, связанные с определенными формами магии1.
С матрилинейным характером культуры мы сталкиваемся в первой же категории историй, то есть в мифах о происхождении человека, об основаниях социального порядка, особенно — о власти вождей и о тотемических подразделениях, о различных кланах и субкланах. Эти мифы, — которых здесь существует множество, так как в каждой местности есть свои собственные предания или же их версии, -- связаны известным стилистическим и концептуальным единством. Все они единогласно утверждают, что люди появились

• Трудно избавиться от некоторого сомнения: если Б.Малиновский, рожденный и воспитанный в Польше, неправильно понял смысл русского ругательства, мог он ошибиться и в понимании ругательств тробрианских. Если допустить, что эти оскорбительные выражения подразумевают совокупление говорящего с матерью, сестрой или женой адресата, то не потребуется столь громоздких интерпретаций. Понятно, что предполагаемое сексуальное посягательство на женщину, которой по праву обладает адресат, особенно оскорбительно для последнего.

259

из-под земли через дыры в ней. Каждый субклан имеет свое собственное место выхода на поверхность, а события, сопутствовавшие этому важному моменту, обычно определяют привилегии или ограничения прав соответствующего субклана. Наиболее интересно для нас то, что первые предки, появление которых описывается в мифах, это всегда женщины, сопровождаемые иногда братьями, иногда — тотемическими животными, но ни в коем случае не мужьями. В некоторых мифах подробно описывается, как прародительница производит на свет потомство. Она начинает линию своих отпрысков после того, как неосмотрительно попадает под дождь, или после того, как ее спящую в гроте "пронизывают" стекающие со сталактитов капли воды, или же после того, как ее во время купания кусает некая рыба. Таким образом она оказывается "открытой", "ребенок-дух" входит в ее чрево и она становится беременной2. Таким образом, вместо созидающей силы отца мифы декларируют спонтанную способность к воспроизводству матери-прародительницы.
Не появляется отец и ни в какой другой роли. Фактически он никогда не упоминается; ему просто нет места ни в одном уголке мифического мира. Большинство таких локальных мифов дошло до нас в весьма рудиментарной форме. Некоторые из них описывают только одно событие, либо же лишь подтверждают чьи-то права или привилегии. Те из них, которые содержат конфликт или драматическое происшествие, существенные элементы неискаженного мифа, неизменно изображают матрилинейную семью и происходящую в ней драму. Так, например, изображается ссора между двумя братьями, в результате которой они разлучаются и каждый уводит с собой свою сестру. В другом мифе описывается, как две сестры, повздорив, разлучаются и основывают две разные общины.
В мифе, который, наверное, можно отнести к этой группе и который объясняет утрату бессмертия или, выражаясь более точно, утрату вечной молодости, эту катастрофу порождает ссора между бабкой и внучкой. Матрилинейность — определение происхождения по женской линии (материнское право), ведущая роль женщин в организации родственных отношений, матриархальная* конфигу-
• Термины "матриархальный", "материнское право", "матриархат" здесь следует воспринимать условно: в обществе тробрианцев не было матриархата в буквальном смысле (т.е. власти женщин), управление здесь находилось в руках мужчин, но не мужей и отцов, а братьев и сыновей тех женщин, которые были "проводницами" родственной преемственности. Положение женщин было более высоким, чем во многих патриархальных и патрилинейных обществах, но оно не было доминирующим.

260

рация родства и братских коллизий, короче говоря, модель матрилииейной семьи — отчетливо выражена в структуре мифов этой категории. Нет ни одного мифа о происхождении, в котором мужу или отцу отводилась бы какая-либо роль или вообще отмечалось его присутствие. Для психоаналитика очевидно без лишних доводов, что матрилинейный характер мифологической драмы тесно связан с матрилинейным подавлением в рамках семьи.
Теперь перейдем ко второму классу мифов, к мифам, сопряженным с великими культурными достижениями, явившимися результатом героических подвигов и важных свершений. Этот класс мифов не так рудиментарно представлен и состоит из длинных циклов, где развиваются явно драматические события. Один из важнейших циклов этой категории составляют мифы о Тудаве, герое, рожденном девственницей, которая была "открыта" стекающей со сталактита водой. Деяния этого героя описываются в целом ряде мифов, имеющих незначительные локальные вариации; эти мифы приписывают Тудаве введение земледелия и установление многих обычаев и моральных норм, хотя его собственный моральный облик представлен довольно слабо. Однако основным свершением героя, известным повсюду в этом районе и составляющим базис мифологического цикла в целом, является победа над великаном-людоедом. Эта история такова.
Человечество вело счастливое существование на Тробрианском архипелаге. Неожиданно в восточной его части появился ужасный людоед но имени Доконикан. Он питался человеческой плотью и постепенно истреблял одну общину за другой. В то время в деревне Лаба-и, в северо-западной части главного острова, жила семья, состоящая из сестры и ее братьев. Доконикан все ближе и ближе подбирался к Лаба-и, и семья решила бежать. Однако в тот момент сестра поранила ногу и не могла идти дальше. Братья покинули ее: оставили вдвоем с маленьким сыном в гроте на берегу моря неподалеку от Лаба-и, а сами сели в каноэ и уплыли на юго-запад. Мальчика воспитывала мать, она сначала научила его выбирать прочную древесину для копий, затем обучила магии квойгапани, которая лишает человека разума. Герой отправился в путь и, околдовав с помощью этой магии квойгапани Доконикана, убил его, отрубил ему голову. После этого он и его мать приготовили пирог из таро и внутрь запекли голову людоеда. С этим страшным кушаньем Тудава отплыл на поиски брата своей матери. Найдя его, Тудава предложил ему пирог, в котором его дядя к своему стыду и ужасу обнаружил

261

голову Доконикана. Охваченный страхом и угрызениями совести, брат матери стал предлагать племяннику различные подарки во искупление того, что оставил его и сестру на растерзание людоеду. Герой отказывался от всех подарков и смягчился только тогда, когда получил в жены дочь своего дяди. После этого он уплыл прочь и свершил еще ряд выдающихся деяний, которые в этом контексте нас не интересуют.
В этом мифе целых два конфликта, которые придают драматизм его действию: первый — великан с каннибальским аппетитом и второй — материнский дядя, бросающий сестру и племянника на произвол судьбы. Второй конфликт представляет собой типичную матрилинейную драму, отвечающую естественной тенденции, подавляемой племенной моралью и обычаем, — как мы это выяснили в ходе изучения матрилинейной семьи на Тробрианах. Ибо брату матери отведена роль опекуна ее самой и ее семьи. Однако эта обязанность тяжелым грузом ложится на него и не всегда охотно и с благодарностью принимается его подопечными. Поэтому характерно, что начало самой важной героической драмы в мифологии связано с самым страшным грехом "матриарха" — пренебрежением долгом.
Но этот второй матриархальный конфликт отнюдь не независим от первого. Герой, убив Доконикана, преподносит его голову на деревянном блюде своему дяде по материнской линии. Если бы это подношение имело целью лишь напугать брата матери видом чудовища, то не было бы смысла запекать голову в пирог из таро. Более того, так как Доконикан был врагом всех людей, то вид его головы должен был бы наполнить дядю чувством радости. То, как обставлено это действие и чувства, его подстилающие, обретают смысл, если мы предположим, что между дядей и людоедом существовала какого-то рода договоренность или молчаливое согласие. В этом случае дать съесть голову одного каннибала другому — значит правомерно наказать, и тогда в легенде на самом деле совершается одно злодейство и имеется только один конфликт, разделенный на две стадии и продублированный двумя действующими лицами. Таким образом, мы видим, что легенда о Тудаве содержит в себе типичную матрилинейную драму, которая составляет ее ядро и доводится до логического завершения. Поэтому я удовлетворюсь указанием на эти неоспоримые черты, которые отчетливо проступают в самих мифологических событиях, и не буду вдаваться в дальнейшую детальную интерпретацию этого мифа, что потребовало бы выдвижения определенных исторических и мифологических гипотез. Однако я

262

хочу высказать предположение, что интерпретация образа Доконикана не исчерпывается его связью с "матриархом", что это может быть образ, перешедший из патриархальной культуры в матриархальную. В этом случае Доконикан может представлять отца и мужа. Если это так, то данная легенда может быть чрезвычайно интересна тем, что показывает, как господствующий тип культуры 4'юрмирует и трансформирует персонажи и ситуации, дабы вписать их в свой социальный контекст.
Еще одно событие этого мифа, о котором я должен хотя бы кратко упомянуть, — женитьба героя в конце истории на своей двоюродной сестре по материнской линии. Это, согласно существующей у туземцев системе родства, считается определенно неправильным, хотя не расценивается как кровосмешение.
В другом легендарном цикле мы находим историю о ссоре двух братьев по поводу огородного участка, что часто случается и в реальной жизни; в этой ссоре старший брат убивает младшего. Миф ни словом не упоминает о каком-либо раскаянии за содеянное. Вместо этого детально описывается своего рода кулинарная антикульминация драмы: старший брат выкапывает яму на огороде, собирает камни, листья и дрова и, как если бы он только что зарезал свинью или поймал большую рыбу, жарит мясо брата в земляной печи. Затем он разносит жареное мясо по деревням, вновь и вновь поджаривая его, когда обоняние подсказывает ему, что в том есть необходимость. Те общины, что отказываются от такого подношения, остаются неканнибальскими; те же, что принимают его, отныне обречены навсегда превратиться в поедателей человеческой плоти. Таким образом, здесь каннибализм прослеживается к первобытному акту братоубийства и к склонности или отвращению мифологических предков к добытой таким преступным и греховным образом пище. Нет необходимости говорить, что это миф неканнибальских племен. Причины бытования каннибализма в одних племенах и его отсутствия в других описываются также в мифах туземцев Добу и других районов архипелага Д'Антрекасто, где человеческое мясо употребляется в пищу. В этих мифах каннибализм, безусловно, не представляется как нечто отталкивающее. Они, однако, тоже строятся если не на фактической ссоре между двумя братьями и двумя сестрами, то на разногласии между ними3. В этих мифах нас главным образом интересует матрилинейный отпечаток, который явно носит ссора между старшим братом и младшим.

263

Миф о происхождении огня, в котором также кратко упоминается и происхождение солнца и луны, описывает конфликт между двумя Осетрами. Можно добавить, что огонь в этом мифе зарождается в женских половых органах.
Читатель, привыкший к психоаналитическим интерпретациям мифов, к психологическим и антропологическим экскурсам в эту область в целом, найдет мои заметки исключительно простыми и незамысловатыми. Все, что здесь сказано, ясно начертано на поверхности мифа, и я едва ли стремился представить какую-либо сложную или символическую интерпретацию. Впрочем, я воздерживался от этого намеренно. Ибо развиваемый здесь тезис, заключающийся в том, что в матриархальном обществе миф должен содержать конфликты главным образом матрилинейного характера, требует только бесспорных доводов. Более того, если я прав, и такая социологическая точка зрения действительно хоть на шаг приближает нас к верной интерпретации мифа, значит совершенно понятно, что мы не нуждаемся в окольной или символической реинтерпретации фактов, а можем с уверенностью позволить фактам говорить за себя. Любому внимательному читателю очевидно, что многие из ситуаций, которые мы понимаем как прямое следствие матрилинейного комплекса, посредством искусственного и символического истолкования можно привести в соответствие с патриархальной перспективой. Конфликт между братом матери и племянником, которые должны, по идее, всегда поддерживать друг друга и быть заодно, а в действительности часто противостоят друг другу как два злодея; борьба и каннибальская жестокость между двумя братьями, которые по закону племени должны составлять единое целое, — все это соотносится с аналогичными конфликтами в рамках патриархальной семьи. Матриархальный миф от патриархального отличает только разница в персонажах и распределении ролей. Отличается социологическая перспектива, в которой предстает трагедия. Мы никоим образом не подрываем основания психоаналитических объяснений мифа. Мы всего лишь корректируем социологию таких толкований. Однако я надеюсь, что достаточно ясно продемонстрировал, что эта коррекция имеет исключительно важное значение.
Перейдем теперь к третьей категории мифов, к тем мифам, что ассоциируются с основами культурных достижений и магии. Магия играет исключительно важную роль во всем, чем занимаются эти туземцы. Всякий раз, когда они приступают к чему-то, что имеет для них жизненно важное значение и в чем они не могут положиться

264

исключительно на свои собственные силы, они обращаются за помощью к магии. Туземцы прибегают к магии для того, чтобы управлять ветром и контролировать погоду, чтобы избежать опасностей на море и добиться успеха в любви, в церемониальном обмене и в танцах. Черная магия и целебная магия играют весьма значимую роль в их социальной жизни; в самых важных хозяйственных предприятиях и занятиях, вроде земледелия, рыболовства и строительства каноэ, магия выступает в качестве существенного и важного элемента. Между магией и мифом существует тесная связь. Та сверхъестественная сила, которую демонстрируют герои мифов, обусловлена главным образом их знанием магии. Ныне же большинство людей отличается от великих мифических героев прошлого именно тем, что они утратили самые эффективные приемы магии. Если бы можно было возродить былые сильные заклинания и могущественные обряды, то люди могли бы летать по воздуху, омолаживать себя и поэтому жить вечно, убивать и снова возвращать людей к жизни, всегда быть красивыми, удачливыми, любимыми и почитаемыми.
Но не только миф черпает свою силу в магии. Магия также зависит от мифа. Почти всякое заклинание и обряд имеют мифологическую основу. Туземцы пересказывают предания прошлого, объясняющие, каким образом магия стала достоянием человека и служащие доказательством ее действенности. В этом, наверное, заключается основная социальная функция мифа. Ибо миф живет в магии, а так как магия оформляет и поддерживает многие социальные институты, то миф оказывает свое влияние и на них.
Теперь рассмотрим несколько конкретных примеров мифов о магии. Вначале следует детально обсудить один из них; для этого я выбрал миф о летающем каноэ, который уже публиковался в подробном изложении4. Он связан с магией, которая используется туземцами при построении лодок. Это долгая история, она рассказывает о том времени, когда магия, которая применялась при строительстве каноэ, могла сделать его летающим по воздуху. Герой этого мифа — последний из людей (по-видимому и первый тоже), кто знал, как пользоваться этой магией, — изображается в роли строителя каноэ и мага. Нам рассказывают, как под его руководством строится каноэ; как во время морской экспедиции на юг оно обгоняет все остальные каноэ, летя по воздуху, тогда как другим приходится плыть по воде; как его владелец добивается поразительного успеха в этой экспедиции. Таково счастливое начало истории. Теперь при-

265

ходит черед трагедии. Все мужчины общины завидуют герою и полны ненависти к нему. Происходит другое событие. Наш герой владеет еще и эффективной земледельческой магией, а также магией, с помощью которой он может причинять вред своим соседям. И когда случилось так, что страшная засуха пощадила только его огород, мужчины общины решили, что он должен умереть. Младший брат героя получил от него магию построения каноэ и земледельческую магию. Поэтому никто не думал, что, убив старшего брата, они потеряют и магию. Преступное деяние свершается, причем не кем-то из посторонних, а младшим братом героя. В одной из версий героя убивают, объединившись, брат и племянники (по женской линии). В другой версии следует продолжение: убив старшего брата, младший приступает к организации погребальных церемоний в его честь. Но суть предания в том, что, сделав свое черное дело, младший брат пытается применить магию при строительстве каноэ и к своему отчаянию обнаруживает, что овладел далеко не всей магией, а только ее самой слабой частью. Таким образом человечество навсегда утратило магическую силу производить летающие
лодки.
В этом мифе четко выделяется матрилинейный комплекс. Герой, который по племенному закону обязан поделиться магией со своим младшим братом и племянником по женской линии, откровенно говоря, обманывает их, сделав вид, что передал им все заклинания и обряды, тогда как в действительности он поделился с ними лишь толикой своих знаний. В то же время младший брат, который обязан защищать своего старшего брата, мстить за его смерть и разделять все его интересы, оказавшись во главе заговора, обагрил свои руки кровью братоубийства.
Если мы сравним эту мифическую ситуацию с социальными реалиями, то обнаружим странное соответствие. Долг каждого мужчины состоит в том, чтобы передать своему племяннику по женской линии или младшему брату наследственную собственность семьи — семейный миф, семейную магию и семейные песни а равно как и права на некоторую материальную собственность и хозяйственные обряды. Передача магии, очевидно, осуществляется в течение всей жизни старшего мужчины. Передача прав собственности и привилегий часто происходит перед его смертью. Интересно, что такая законная передача собственности, причитающейся человеку по наследству от его дяди по материнской линии или старшего брата, всегда осуществляется за определенную плату (покала), которая

266

зачастую бывает весьма значительной. Но что еще важнее, когда отец передает какую-то собственность сыну, он всегда делает это бесплатно, только из любви. В реальной жизни также нередко наблюдается параллель мифологическому обману младшего брата старшим. Между двумя людьми, которые по закону племени должны быть едины в своих интересах, привязанностях и обоюдных обязанностях, всегда существуют недоверие и взаимная подозрительность. Поэтому всякий раз, когда мне рассказывали о какой-нибудь магии, у меня возникало чувство, что рассказчик сам сомневается, не был ли он обманут, когда его дядя или старший брат делился с ним своей магией. Такого сомнения никогда не возникало у человека, получившего свою магию в качестве дара от отца. Наблюдая за людьми, владеющими важными системами магии, я обнаружил, что большинство молодых специалистов, успешно практикующих магию, получили свое умение в качестве отцовского дара, а не как наследство по женской линии.
Итак, в реальной жизни, как и в мифах, ситуация, как видим, соответствует этому комплексу — подавляемым чувствам, прямо противоречащим закону племени и общепринятым идеалам племени. Согласно закону и морали, два брата или дядя по линии матери и племянник - друзья и союзники, объединенные общими интересами и чувствами. В реальной жизни в определенной степени, а в мифе совершенно явно они выступают как враги, обманывая друг друга, убивая друг друга, и в их отношениях преобладают скорее подозрительность и враждебность, чем любовь и союз.
Еще один эпизод из мифа о летающем каноэ заслуживает нашего внимания: в его эпилоге говорится, что три сестры героя разгневались на младшего брата за то, что он убил старшего, не обучившись магии. Однако сами они уже освоили ее, и хотя, будучи женщинами, они не могли ни строить летающие каноэ, ни управлять ими, они умели летать по воздуху как летающие ведьмы. Когда злодеяние свершилось, они улетели прочь, и каждая из них обосновалась в своем районе. В этом эпизоде мы видим характерную черту положения женщины в матрилинейном племени: она первой овладевает магией, еще до того как с этой магией знакомится мужчина. Сестры, похоже, выполняют также функцию защиты моральных устоев клана, впрочем, их гнев направлен не против самого преступления, ••ч против ущерба достоянию клана. Если бы младший брат обучился магии, прежде чем убить старшего, то сестры и дальше продолжали бы счастливо жить рядом с ним.

267

Следует упомянуть еще один миф, фрагментарно публиковавшийся ранее5, миф о магии, спасающей при кораблекрушении. Жили два брата, старший был человеком, а младший -- собакой. Однажды старший отправился ловить рыбу на своем каноэ, но отказался взять с собой младшего. Брат-собака, который научился у своей матери магии безопасного плавания, последовал за старшим, плывя под водой. В рыбной ловле он оказался более удачлив. В отместку старшему брату за его высокомерие он перешел в другой клан и завещал магию новым родственникам, адоптировавшим его. Драматическая коллизия этого мифа связана главным образом с тем, что мать отдает предпочтение младшему сыну. Это определенно матрилинейная черта, так как здесь мать открыто распределяет свои милости и ей не приходится обманывать отца, как поступает в более широко известном библейском сюжете мать Исава и Иакова. Имеется здесь также и типичный матриархальный конфликт, несправедливость старшего брата по отношению к младшему и расплата за нее.
Здесь уместно представить еще один важный сюжет: легенду о происхождении любовной магии, — пожалуй, самое наглядное проявление матрилинейного комплекса. У этих любвеобильных людей искусство нравиться, привлекать и соблазнять представителей противоположного пола связано с демонстрацией красоты, удали и артистических способностей. Слава хорошего танцора, хорошего певца, воина имеет свой сексуальный аспект, и хотя честолюбие всегда самодостаточно, часть его подвигов возлагается на алтарь любви. Но над всеми способами соблазнения здесь повсеместно возвышается самое что ни на есть прозаическое и грубое искусство магии, исключительно почитаемой туземцами. Местный Дон Жуан скорее будет похваляться своей магией, чем какими-либо личными качествами. Менее удачливый ухажер будет вздыхать по магии: "Если бы я только знал настоящую кайроиво\", — вот рефрен разбитого сердца. Туземцы нередко указывают на старых, безобразных и увечных людей, которые неизменно пользуются успехом в любви благодаря магии
Эта магия непроста. Она требует серии действий, каждое из которых состоит из особого заклинания и соответствующего ритуала и исполняется одно за другим, чтобы постепенно усиливать чары, насылаемые на вожделенный объект. Сразу же следует оговорить, что эта магия практикуется как девушками, для того чтобы пленить избранника, так и юношами, для того чтобы покорить возлюбленную.

268

Первое заклинание связано с ритуальным купанием в море. Заклинание произносится над губчатыми листьями, которые туземцы используют как аналог нашему купальному полотенцу, обтирая и высушивая ими кожу. Купающийся вытирает кожу заколдованными листьями, а затем бросает их в воду. Подобно тому, как листья на волнах то поднимаются вверх, то опускаются вниз, "нутро" любимой будет страстно волноваться. Иногда этого заклинания бывает достаточно; если же нет, то отвергнутый влюбленный прибегает к более сильному средству. Вторая формула произноситься над орехом бетеля, который влюбленный затем жует и выплевывает в направлении своей возлюбленной. Если и это не приносит результата, тогда третье заклинание, еще более сильное, чем два предыдущих, произносится над каким-нибудь деликатесом, вроде ореха бетеля или табака, и часть этого зелья затем дают съесть, пожевать или выкурить возлюбленной. Еще более решительная мера — произнести магическую формулу в раскрытые ладони, а затем попытаться прижать их к груди любимой.
Последний и самый сильнодействующий метод, почти без преувеличения можно назвать психоаналитическим. Фактически задолго до того, как Фрейд открыл преимущественно эротический характер сновидений, аналогичные теории уже были весьма популярны у дикарей с шоколадной кожей на северо-западе Меланезии. По их представлениям, некоторые формы магии могут вызывать сновидения. Желание, внушенное во сне, возникает и в часы бодрствования, и таким образом сон становится явью. Это чистой воды фрейдизм, но перевернутый с ног на голову; впрочем, я не буду даже пытаться определить, какая из этих двух теорий верна, а какая ошибочна.
Что до любовной магии, то существует еще и методика с применением определенных ароматических трав: их варят в кокосовом масле и произносят над ними заклинание. Оно придает мощную способность вызывать сновидения. Если приготовившему это магическое варево человеку удастся сделать так, чтобы его аромат достиг ноздрей возлюбленной, то этот ищущий любви обязательно ей приснится. Она же непременно попытается воплотить в жизнь видения и переживания такого сна.
Среди нескольких видов любовной магии самым важным, несомненно, является сулумвойя. Ему приписывается большая сила, и если туземец захочет купить соответствующие заклинание и обряд или пожелает, чтобы они были исполнены от его имени, то ему придется дать немалую цену. Эта магия локализована в двух цент-

269

pax. Один из них расположен на восточном берегу основного острова. С прекрасного пляжа, покрытого чистым коралловым песком, открывается вид на запад, где за белыми гребнями рифа в ясный день можно видеть силуэты возвышающихся вдали коралловых скал. Среди них расположен остров Ива, еще один центр любовной магии. А на основном острове, этот пляж, где жители деревни Кумилабвага обычно купаются и откуда они уходят в плавания на своих каноэ, — почти что святилище любви. Здесь среди белых известковых скал, поросших роскошной растительностью скрывается грот, где в первобытные времена разыгралась трагедия; по обеим сторонам грота бьют источники, которые до сих пор обладают магической способностью внушать любовь.
Эти два магических центра любви, обращенные друг к другу, но разделенные морем, связывает прекрасный романтический миф. Интереснейшая особенность этого мифа состоит в том, что он ведет происхождение любовной магии от ужасного и трагического — в глазах туземцев — события: инцестуальных отношений между братом и сестрой. Этот сюжет имеет некоторое сходство с легендами о Тристане и Изольде, Ланселоте и Женевьеве, Зигмунде и Зигелинде, а также с целым рядом аналогичных историй, распространенных у дикарей.
В деревне Кумилабвага жила женщина из клана Маласи, у нее были сын и дочь. Однажды, пока мать изготовляла себе юбку из растительных волокон, сын приготовил магическое снадобье из трав. Сделал он это, чтобы добиться любви некой женщины. Он положил немного пряных листьев квайявага и немного душистой сулумвойя (мяты) в очищенное кокосовое масло и варил эту смесь, произнося над ней заклинание. Затем он вылил ее в сосуд из жестких листьев банана и поставил его на крышу хижины, сделанную их пальмовых листьев. А сам отправился купаться в море. Тем временем его сестра собралась к источнику, чтобы набрать воды в сосуды из кокосовых орехов. Проходя мимо того места, где было оставлено магическое масло, она задела сосуд волосами, и несколько капель масла попало на них. Она растерла это зелье пальцами и понюхала его. Вернувшись с водой, она спросила мать: "Где мужчина, где мой брат?" Это, согласно местным представлениям о морали, было отвратительно, ибо ни одна девушка не должна спрашивать о своем брате, не должна говорить о нем как о мужчине. Мать догадалась о том, что произошло. Она сказала себе: "Увы, мои дети потеряли голову!".

Ил. 7. П. Гоген. Таинственный источник. 1893. Цюрих, собрание Э.Бюрле.

270

Сестра побежала за своим братом и нашла его на берегу, где он купался. Он был без передника из листьев, который обычно прикрывает детородный орган у мужчин. Она же развязала свою юбку из растительных волокон и, обнаженная, попыталась приблизиться к нему. Придя в ужас от ее непристойного вида, мужчина бросился бежать по берегу, пока дорогу ему не преградила отвесная скала, которая с севера ограждает пляж Бокараивата. Он повернулся и побежал обратно, к скале на южном конце пляжа, крутой и неприступной. Так они трижды пробежали по пляжу в тени развесистых ветвей огромных деревьев. Наконец, уставший и изнуренный, муж чина позволил сестре догнать его, и они упали, обнявшись, в ласкающие волны. Затем преисполненные стыда и угрызений совести, но сжигаемые неугасающим огнем любви, они отправились в грот Бокараивата и оставались там без пищи, без воды и без сна. Там они и умерли, сжимая друг друга в объятиях, а сквозь их сплетенные тела проросла душистая трава — местная мята {сулумвойя).
А на на острове Ива одному мужчине приснился кирисала, магический сон об атом трагическом событии. Ему явилось видение во сне. Проснувшись, он сказал: "В гроте Бокараивата двое мертвых, а из их тел растет сулумвойя. Я должен идти". Он взял каноэ и поплыл от своего острова к острову Китава. Затем с Китавы он отправился к основному острову и высадился на берегу, где разыгралась трагедия. Там он увидел цаплю, парящую над гротом. Он вошел в грот и нашел траву сулумвойя, проросшую сквозь тела любовников. Потом он пошел в деревню. Мать признала позор, павший на ее семью. Она дала этому человеку магическое заклинание, которое тот выучил наизусть. Часть формулы он "взял" с собой на Ива, а часть "оставил" в Кумилабваге. В гроте он сорвал немного мяты и тоже увез с собой. Он вернулся на свой остров, на Иву, и сказал: "Я привез сюда верхушку магии; ее корни остались в Кумилабваге. Так они и будут там около пляжа Кадиусаваса и вод Бокараиваты. В одном источнике должны купаться мужчины, в другом - женщины". Потом этот мужчина с Ивы наложил табу на магию, строго предписав, как должен исполняться ритуал, и поставил условие, что людям Ива и Кумилабвага причитается изрядная плата, если они будут допускать других к своей магии или своим священным местам. В предании также упоминается чудо или по крайней мере чудесный знак, который должен являться тем, кто совершает магический ритуал на берегу. В мифе это подается как установление мужчины с острова Ива: если магия удалась и можно

271

ждать желаемых результатов, должны появиться две маленькие рыбки, играющие на мелководье у берега.
- Эту последнюю часть мифа я здесь изложил лишь конспективно, ибо полный пересказ содержит социологические притязания обладателей магии, утомительно многочисленные и переходящие в хвастовство; упоминание о чудесном знаке обычно навевает воспоминания из недавнего прошлого; описания ритуала доходят до чисто технических подробностей, а перечень табу выливается в череду наставлений и назиданий. Но для рассказчика как раз эта последняя часть предания, представляющая практический, прагматический и зачастую личный интерес, пожалуй, более важна, чем все остальное, и антрополог может почерпнуть из нее гораздо больше, чем из всего предшествующего драматического рассказа. В мифе излагаются социологические притязания, так как магия, о которой идет речь, — личная собственность. Она должна переходить от полновластного владельца к человеку, которому она причитается по праву. Вся сила магии заключается в соблюдении традиции. Первостепенное значение имеет прямое родство между нынешнем ее обладателем и теми, кто стоял у ее истоков. В некоторых магических заклинаниях перечисляются имена всех их прежних обладателей. Обряды и заклинания должны полностью соответствовать исходному канону. И миф служит неоспоримым первоисточником, содержит законченную модель этой серийной обрядовой практики. Кроме того он служит верительной грамотой на право наследования магии, исходным свидетельством наследственных привилегий.
В связи с этим необходимо сказать несколько слов о социологическом контексте магии и мифов. Некоторые виды магии не локализованы. Сюда относятся колдовство, любовная магия, магия красоты и магия кула". В этих видах магии филиация** тоже важна, хотя речь идет не о родственной филиации. Другие виды магии связаны с определенной местностью, с местными ремеслами общины, с привилегиями и исключительными правами, принадлежащими вождю и его главной деревне. Сюда относится всякая земледельческая магия, которая должна иметь своим источником ту почву, на которой она только и может быть действенной. Сюда же относится магия охоты на акул и магия других видов рыбной ловли, имеющих местный характер. Сюда также относятся некоторые формы магии построения каноэ, магия красных раковин, используемых для украшений, * См.прим. к с. 120
•• Здесь филиация понимается как линия преемственности.

272

и, больше всего, вайгпги, верховная магия дождя и солнца, являющаяся исключительной привилегией верховных вождей Омараканы.
В такого рода локализованной магии эзотерическая сила слов так же тесно связана с определенным местом, как и люди, населяющие соответствующую деревню и пользующиеся этой магией. Таким образом, магия не только локализована, но и является исключительной наследственной собственностью группы лиц, связанных матрилииейным родством. В таких случаях миф о магии должен рассматриваться — наравне с мифом о происхождении местной общины — как мощная социологическая сила, объединяющая группу, придающая ей чувство общности и солидарности и утверждающая единые культурные ценности.
Еще один элемент концовки изложенного выше рассказа, представленный также в большинстве других мифов о магии, — перечисление знамений и чудес. Можно сказать, что подобно тому, как локальный миф обосновывает права группы посредством прецедента, миф о магии подтверждает их посредством чуда. Магия основывается на вере в особую силу, изначально принадлежавшую человеку и наследуемую по традиции6. Действенность этой силы подтверждается мифом, но она должна подтверждаться и тем единственным аргументом, который человек принимает в качестве окончательного доказательства, а именно практическими результатами. "По плодам их узнаете их"*. Человек примитивной культуры ничуть не менее страстно, чем современный человек науки, стремится подтвердить свои убеждения эмпирическим фактом. Эмпиризм веры, — как у дикаря, так и у цивилизованного человека, — сводится к поискам чудес. Живая вера всегда будет порождать идею чуда. Нет ни одной цивилизованной религии без своих святых и демонов, без своих прозрении и знамений, без духа Господня, нисходящего на верующих. Нет ни одного новомодного религиозного течения, ни одной новой религии, будьте спиритизм, теософия или Христианская Наука**, которые не пытались бы доказать свою правомерность неопровержимыми фактами сверхъестественных манифестаций. У дикаря также есть свое чудотворство, и на Тробрианах, где всем сверхъестественным заправляет магия, это чудотворство магии. Каждому виду магии сопутстеуют непрерывные потоки чудес, которые то сливаются в целую реку неоспоримых сверхъестественных доказа-
Матф. 7,16. См. прим. к с. 97.

273

тельств, то растекаются тоненькими ручейками мелких знамении, но никогда не иссякают.
' Так, любовной магии сопутствует свой поток, который, начинается с перечисления ее текущих ординарных успехов, затем вбирает в себя замечательные рассказы о совершенно безобразных мужчинах, возбуждавших страсть у знаменитых красавиц, и доходит до кульминации, иллюстрируя чудотворную мощь магических чар каким-нибудь недавним печально известным примером инцеста. Это преступление обычно связывается с роковой случайностью, подобной той, что соединила мифических любовников, брата и сестру из Кумилабваги. Таким образом, миф закладывает фундамент всех сегодняшних чудес; он остается их моделью и каноном. Я мог бы привести и другие рассказы, в которых раскрывается аналогичная связь между первоначальным мифическим чудом и его повторением в сегодняшних чудесах живой веры. Читатели моей книги "Аргонавты Тихоокеанского Запада" должны помнить, как мифология церемониального обмена накладывает свой отпечаток на современные обычаи и практики. В магии дождя и солнца, в земледельческой и рыболовной магии выражена мощная тенденция рассматривать экстраординарные чудесные свидетельства магических чар как повторение первоначальных мифических чудес.
И последнее. В большинстве мифов, ближе к концу, излагаются ритуальные предписания, табу и нормы поведения. Если миф о том или ином виде магии рассказывается ее "владельцем", то этот последний, естественно, будет утверждать, что его собственные функции обусловлены всем рассказанным. Он верит в свое тождество с первоначальным обладателем магии. В мифе о любви, как мы видели, место, где произошла исходная трагедия, — эти грот, пляж и источники — становится святыней, наделенной магической силой. Для местных жителей, которые больше не обладают монополией на эту магию, огромное значение имеют определенные их прерогативы, по-прежнему связанные с данным местом. Внимание этих людей, естественно, больше всего занято той частью ритуала, которая остается принадлежностью этого места. События мифа, связанного с магией дождя и благоприятной погоды, которая является одним из краеугольных камней власти вождя Омараканы, ассоциируются с несколькими примечательными местами окрестного ландшафта. Эти же места служат средоточием соответствующих ритуалов и в настоящее время.
Считается, что всякая сексуальная привлекательность, всякая соблазнительность имеет своим источником любовную магию.

274

Магические обряды, требующиеся для успешной охоты на акул и удачной ловли калала также связаны с особыми местами. Но и в тех преданиях, которые не приурочивают магию к местности, длинные инструкции по проведению ритуала либо вплетаются в изложение сюжета, либо вкладываются в уста одного из действующих лиц. Предписания, включенные в миф, по существу демонстрируют его прагматическую функцию, его тесную связь с ритуалом, с верой, с живой культурой. Авторы психоаналитических работ часто характеризуют миф как "вековечную мечту расы." Но это определение не годится даже в грубом приближении, ввиду только что установленного нами практического и прагматического характера мифа. Здесь я лишь между прочим касаюсь этой проблемы, ибо более полно она обсуждается в другом месте7. В этой работе я прослеживаю проявления матрилинейного комплекса только в рамках одной культуры, которую я изучал непосредственно в процессе тщательной полевой работы. Но полученные результаты могут иметь более широкое приложение. Ибо мифы о кровосмешении между братом и сестрой часто встречаются у матрилинейных народов, особенно у жителей тихоокеанского региона, а ненависть и соперничество между старшим братом и младшим или между племянником и дядей по матери — распространенный мотив мирового фольклора.
1 См.: Argonauts of the Western Pacific, pp.304.
2 фрейдистам, наверное, будет интересна психология символизма, лежащего в основе этих мифов. Следует отметить, что у туземцев нет ни малейшего представления об оплодотворяющем действии мужского семени, но им известно, что девственница зачать не может и что для того чтобы стать матерью, женщина, как они выражаются, должна быть "открыта". В обычной жизни это происходит в весьма раннем возрасте при посредстве соответствующего органа. В мифе о первобытной прародительнице, где муж или какой-либо другой подходящий сексуальный партнер-мужчина отсутствуют, эту задачу выполняет какой-нибудь естественный объект, например, рыба или сталактит. Дополнительный материал на эту тему можно найти в моей статье в журнале Psyche (Oct. 1923), изданной позднее отдельной брошюрой: The Farther in Primitive Psychology (1927).
3 Подробнее об этих мифах см.: Argonauts of the Western Pacific, pp. 321, 331, 332. '1 Op.cit., pp.421 sqq.
5 Op.cit., pp.262-64.
6 Op.cit. (главы о "Магии" и "Силе слов в магии"), см. также: Ogden, Richards, The Meaning of Meaning, ch. II.
7 "Myth in Primitive Psychology", in: Psyche Miniatures, 1926.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел Религиоведение