Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Ваш комментарий о книге

Успенский Л. Имя дома твоего. Очерки по топонимике

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВСЯКОГО ЖИТА...

Гибриды

и метисы

Два народа живут рядом, живут в мире или во вражде. Их языки — иногда постепенно и медленно, иной раз внезапно и сразу — оказывают сильное влияние друг на друга. Или один народ овладевает территорией другого, поселяется на его землях. Во всех этих случаях (и во многих других) могут появиться топонимические помеси, имена, порожденные не одним, а двумя (гораздо реже — несколькими) языками совместно. В соавторстве.

Внимательные читатели сразу сделают большие глаза: так ведь об этом уже говорилось! Милан когда-то носил латино-кельтское имя Медиолану м — «Срединная равнина» (он ведь, и верно, лежит среди Ломбардской низменности). Скрещенными, двуязычными были и Аугсбур г — римско-германское имя (стр. 98), и кельто-саксонское Карлейл ь. Но это все — дела давно минувших дней. А в наше время такие «помеси» возникают?

Возникают. Прежде всего там, где происходят бурные передвижения племен и народов, смена государственных границ, смешение разноязычных культур (под «нашим временем» я разумею тут пять-шесть последних столетий).

Такие передвижения характеризовали в течение многих веков наш Крым. Теперь причудливо сокращенные топонимы тут совсем не редкость, и образованы они из слов самых различных языков.

Были в чеховские времена на Южном берегу Крыма две всем известные деревушки: Биюк Ламбат и Кучук Ламба т (последнее название сохранилось и до наших дней). «Биюк» и «кучук» — татарские слова, означающие «большой» и «малый». А вот «ламбат» — {233} греческое слово того же корня, что наша «лампа», «лампада» и значит оно «светильник», «факел». Вероятно, тут стояли старинные маяки.

Немного не доезжая по железной дороге до Феодосии, вы останавливаетесь в Насыпно м. Теперь это полностью русское название, но еще несколько лет назад место именовалось Насып-Ко й. Имя состояло из русской части: Насып (ь) и татарской: Ко й — «деревня».

Проходным двором для народов долгое время был Кавка з: целый поток племен лился много веков по нему из Азии в Европу и из Европы в Азию. Удивительно ли, что имя целой горной страны — Дагеста н — сложено тут из тюркского «даг» — «гора» и иранского «стан» — «край», «страна», «область».

Иранцы и тюрки — давние соседи. Их культуры тесно переплелись столетия назад. Это отразилось и в гидронимике. Возьмите названия хотя бы двух первых попавшихся рек Средней Азии — Ак-Дарь и Кашкa-Дарь . Слово «дарья» — персидское; оно значит: «река». А вот «ак» и «кашкa» — тюркские прилагательные: первое может быть переведено, как «белая», «чистая», «горная»; второе — «лысая», «лишенная растительности». Да, есть мнение, что и имя Сыр-Дарь и следует понимать, как соединение иранского «дарья» с тюркским « Сар » — «желтый».

Да, разумеется, эти имена (кроме Насып-Ко я) родились не вчера и не позавчера. Но нетрудно привести примеры и совсем новешеньких сокращенных названий: среди них особым распространением пользуется один, тоже недавно появившийся тип топонимов, о котором подробнее в другом свете мы поговорим в конце книги.

Вот поселок в Казахстане. Он носит имя Хром-Та у. «Тау» — это «гора» на многих тюркских языках. А «хром» интернациональный, греческого происхождения химический термин, название одного из элементов Периодической, таблицы. Как он попал сюда?

Коротенькая выписка из справочника: « Хром-Та у — поселок городского типа в Актюбинской области... Добыча хромистог о железняка...» Все понятно. Правда, если так, то, пожалуй, придется признать скрещенным и имя горы Магнитно й: в этом прилагатель-{234}ном корень тоже греческий, а вот суффикс в нем — чисто русский.

В общем, тому, кто заинтересуется топонимами-гибридами, придется рыскать за ними по всему земному шару.

В Румынии он обнаружит на самом Дунае местечко Негровoд а: его имя слито из общеславянского «вода» и румынского «негру» — «черный». Чехия может похвастаться хорошо известным в военной истории именем Кёнигре ц. Теперь этот город именуется чисто по-чешски: Грaдец Крaлов е, то есть «Королевский городок». Но в свое время немцы придали ему имя, которое состояло наполовину из обрывка немецкого слова «кениг(ин)» — «королева», а наполовину из наспех переделанного чешского «градец» — «грец». «Кёнигрец» было типичным гибридом.

В XVIII веке немецкие корни в топонимике просочились далеко на русский Восток. Что такое имя Оренбур г? Типичная башкирско-немецкая амальгама, со значением Орска я (на реке Ор ь) крепост ь, Орский городок.

Башкиро-немецкая? Не удивляйтесь: на карте можно обнаружить и арабско-романские гибриды. Возьмите гору Джебeль-Карантaль в Палестине. Джебел ь по-арабски — «гора»: Джебель-Муса — «Моисеева гора», Джебель-эль-Зальсали — «Гора Землетрясений» на Ниле... А «каранталь» — искаженное итало-французское «куарантaна» — «сорокадневный». Его занесли сюда, в Азию, крестоносцы, утверждавшие, что именно на этой возвышенности основатель христианства Иисус постился, как о том говорится в евангелии, ровно сорок суток...

В Южной Америке вы найдете ущелье в Кордильерах, называемое Гальо-Рум и; Галь о — «петух» по-испански; Рум и — «скала» на языке индейцев кечуа — самого многочисленного и мощного индейского племени южноамериканских стран.

А как вам понравится русско-финско-угорское сочетание: Болвано-и з, на нашем уральском Севере. Слово «из» в языке коми — «камень», «гора», а вот русское   1 «болван» означает здесь никак не «дурня», {235} а «языческого идола», вроде того «тмутараканского болвана», о котором говорится в «Слове о полку Игореве». Видимо, здесь, на далекой окраине Руси, наши предки наткнулись на одной из гор на древнее капище с вырезанными из дерева кумирами.

Очень любопытные гибриды родились и существуют на нашем Дальнем Востоке, в Уссурийском крае, в Приморье, на Камчатке. Я приведу лишь по одному — зато уж по довольно причудливому — образцу оттуда и оттуда.

Течет на Камчатке речка Альховая м; значение этого названия, по мнению исследователей: «поросшая ольхой». На первый взгляд — все очень просто: взято русское прилагательное «ольховая» (речка) и приспособлено местными жителями к своему языку.

Не тут-то было! На корякском языке слово «речка» звучит «вaям». Рядом с Альховая м текут ее сестры: Линлинва м — «Сердце-река», Тильгейва м — «Палец-река»... Видимо, дело куда сложнее: надо еще выяснить, не имеет ли на языках исконного населения Камчатки звукосочетания «альхо» какого-либо своего значения, не имеющего ничего общего с русским «ольхо»? А может быть, это вовсе не коряки приспособили к своему языку русское слово «Ольховая», а, наоборот, русские поселенцы поняли корякское слово «Альхова м» на наш, русский лад и смысл? Надо точно выяснить, как давно звучит тут это имя: возникло ли оно здесь после появления русских или существовало и до них? Вспомним случай с рекой Охото й — Ока т' о м. Вспомним сомнения, которые вызывает имя Лодейное Пол е, и еще раз скажем себе: поистине, в топонимике следует много раз «примерить» каждое предположение, прежде чем «отрезать» его окончательно. В этой науке есть тысячи способов оказаться незадачливым Лeстрэдом из рассказов Конан-Дойля и считанное число возможностей выйти в топонимические Шерлоки Холмсы...

Очень много скрещенных — русско-удехейских, удехейско-китайских, маньчжурско-русских или удехейских, разных гидронимов и топонимов в Приамурье и Приморье. Вот, например, имя речки Ханьдахез ы. « Ханьд а», по мнению В. К. Арсеньева,— маньчжурское слово «лось». «Хе» и «цзы» — китайские обозначения реки (сравните Хуанхе и Янцз ы). Ханьда-хе-цзы — маньчжурско-китайское имя, значащее «Лосиная {236} речка». А Ханьдахез а — русское видоизменение его, получившее русское окончание имен существительных женского рода, характерное для названий наших, русских рек. Перед нами тройной гибрид.

Пожалуй, самым удивительным из тамошних, уссурийских, скрещений можно счесть имя Фaльи Пaд и, принадлежащее долинам двух небольших горных речек в этом огромном краю. Сами подумайте: слово «падь» в сибирских говорах русского языка означает ущелье, глубоко врезанную в горы таежную долину. А слово «фaльи»? А это — множественное число от прилагательного «фалий»: вы его не найдете ни в одном русском толковом словаре.

Прилагательное «фалий» произведено от китайског о слова «фа-лу», название одного из видов дальневосточного оленя («олень» по-китайски — «лу»). «Фалий» значит — «олений», «маралий». Уже само по себе это прилагательное является двуязычным гибридом; имя же Фальи Пад и можно назвать, так сказать, «дважды гибридом дальневосточной топонимики».

Я не могу утверждать, живет ли сейчас и даже жило ли в те дни, когда в начале века путешественник Арсеньев совершал свои смелые рейды в глубь Уссурийской тайги, прилагательное «фалий» в языке тамошних русских поселенцев, или топоним этот является единственным случаем его употребления. Я не встретил ни разу рядом с ним и никакого имени с прилагательным «милий» — «Милья сопка», «Милий лог». А ведь рядом с оленями «фалу» живут в Приморье и олени «милу»; почему бы не образоваться и таким именам?

На подобного рода «почему» у нас обычно нет ответа. Язык идет тут своими путями, извивы этих путей для нас остаются пока что во многих случаях загадочными. Одна из задач топонимики и заключается в прояснении этого тумана...

Двойняшки

В науке часто бывает так, что ответ на ту или другую чрезвычайно важную задачу внезапно находится при исследовании явлений, которые выглядят совершенно несущественными, незначительными и даже вроде как бы «презренными». Великий ученый Д. И. Менделеев недаром сказал однажды: «Истина часто добывается изучением предметов, на взгляд малозначащих...» Бывали {237} случаи, когда целые научные дисциплины вырастали из таких, казалось бы, пустячных наблюдений...

То, о чем я вам сейчас расскажу, представляется, на первый взгляд, тоже далеко не самым главным в топонимике. Но кто знает, может быть, когда-нибудь исследование этого «на взгляд малозначащего» явления приведет к решению очень важных ее загадок. Каких? А там будет видно, каких...

Есть презанимательная книжка американского биолога Дж. Лилли «Человек и дельфин». В ней, между прочим, рассказывается вот о чем:

«К юго-востоку от нас (речь идет о Карибском море.— Л. У. ) поднимаются две скалы, которые называются Китиха и Китено к. В глубоких водах у этих скал на протяжении многих лет регулярно наблюдались резвящиеся самки китов с их детенышами...»

Лилли — биолог, а не филолог и не топонимист. Он полагает, что двойное имя этого рифа создано прямо по доводам чистого разума: наблюдаются около данных скал киты-самки и китята-младенцы, естественно, возникло и название.

Я думаю, понадобилось и другое: вероятно, горбатые, мокрые и черные хребты утесов этих — одного побольше, другого поменьше — напоминают издали спины плывущих в море китов. Несомненно, кроме точного знания, требовалось и художественное воображение, чтобы имя родилось. Но не это мне сейчас важно.

Меня в этом названии заинтересовала его парност ь. Не скала Китих а, не утес Китено к, а именно — двойной утес Китиха и Китено к. Воображение местных рыбаков и моряков как бы сдвинуло вместе два предмета, два географических понятия, и слило их в одно.

Если бы на свете был только один такой топоним, большого интереса в нем не было бы: мало ли каких странностей не бывает в мире имен?! Но дело в том, что подобные имена повторяются, образуют особый разряд, характерную группу. А это уже довольно любопытно.

Возле курортного Симеиза на Южном берегу Крыма сотни тысячелетий высились на берегу две бросающиеся издали в глаза скалы. Их вид настолько привлекал внимание, что я склонен думать: может быть, {238} само греческое имя Симеи з, означающее «знак, признак», родилось из-за их присутствия там.

Они могли служить опознавательными знаками для древних мореплавателей, входить в их неписаные лоции этих берегов. Еще в дни моей юности я видел обе скалы на берегу. Они назывались тоже парны м именем: Монах и Див а.

Скала Мона х (в 30-х годах ее уничтожил чудовищной силы шторм) напоминала высокую черную фигуру в остроконечном клобуке. Ее название не нуждалось в объяснениях. Откуда взялось имя Див а — неясно: то ли оно связано с русским корнем «див-» (дивный, диво, удивительный), то ли с итальянским «дива» — «божественная». Но в наше время оба названия всегда воспринимались как одно: Монах и Красавиц а...

После разрушительной бури от Монах а остались только бесформенные обломки; парность топонима исчезла, и спустя недолгое время от нее не сохранится даже воспоминаний. Но в других местах такие пары продолжают благополучно существовать. Любопытно, что в большинстве такие имена-двойняшки присваиваются именно утесам, скалам. Почему бы это?

Я думаю — потому, что скала, даже самый огромный камень, является предметом легкообозримым. Человек охватывает одним взглядом и величайший утес, и даже целую группу утесов. Этого мало: именно утесы и скалы куда легче, чем озера, леса, болота, могут вызвать у того, кто их видит, представление о каких-то живых существах, о животных, о людях, о странных чудовищах:

........................ . не зданье

Нам показал свободный солнца свет,

Но чудное в утесе изваянье:

Что я стеной считал, то был хребет

Чудовища, какому и примера,

Я полагал, среди живущих нет...

А. К. Толсто й. «Дракон»

Горы, скалы и камни нередко слагаются в целые сообщества, точно разыгрывая перед наблюдателем нечто вроде старинных «живых картин», этакие неподвижные спектакли. Это шевелит фантазию созерцателя: куда проще представить себе как:

У Казбека с Шат-горою

Был великий спор,— {239}

чем вообразить препирательство между двумя пустынями или трясинами... Думается, горные вершины тоже легче могут получать такие не только «личные», но и «сопряженные», парные и даже «коллективные» имена. А у подобных имен есть особое свойство: вокруг них особенно быстро нарастают предания, сказки, всевозможные таинственные и часто красивые легенды. В старину это было почти законом.

В шести километрах от Бахчисарая, на реке Каче, у входа в ущелье высятся бок о бок две столпообразные скалы: Вай-Вай-Анам Кая и Хорхма-Балам Ка я.

Имена достаточно странные: по-татарски первое из них означает: Скала « Ай-ай-мам а!», второе — Скала: « Не бойс я, дочк а!»

Первая из них, у входа в теснину, имеет около десяти метров высоты и похожа на человеческую фигуру. Вторая высится поодаль, над проходящей тут дорогой. Человек с воображением может увидеть в ней огромную женщину, сидящую в кресле. Про них рассказывают вот что.

«Грозный и свирепый Топал-бей похитил у соседа Кемальмурзы красавицу жену с еще более прекрасной дочкой-девушкой. Долго он держал их в плену, принуждая стать украшением его гарема, но вызвал только отвращение и ненависть. Придя в ярость, он приказал замуровать обеих в скалах. А возможно, будучи волшебником, просто-напросто превратил их в скалы.

Так или иначе, в урочище Кош-Дерме н появились две скалы, и, говорят, в лунные ночи видели, как из одной из них робко выходила на свет необыкновенной красоты девушка. Узнал об этом и злодей бей.

Взбешенный, он велел немедленно повалить и разбить строптивую пленницу-скалу. Со всех сторон пригнали коней и волов, скалу зацепили канатами и уже готовы были обрушить ее, как вдруг из глубины камня раздался испуганный девический голосок: «Вай-вай, анам!» «Хорхма, балам!» («Не бойся, дочурка!») — ответила другая каменная глыба.

В тот же миг все, кто в этот час были в ущелье — кони, люди, упряжные быки, — все это окаменело и замерло навсегда... Если не верите — ступайте в урочище {240} Кош-Дерме н: разве там не валяется до сих пор великого множества каменных глыб самой разнообразной формы и вида?»

Легенда как две капли воды похожа на многие другие древние предания. Нет надобности доказывать, что она не описывает нечто действительно случившееся, а поэтически пытается осмыслить картину каменного хаоса у подножия гор.

За тысячи километров от Крыма, в Дальневосточном Приморье, за хребтом Сихотэ-Алин ь впадает в реку Коп и маленькая речушка Йол и. По ней в 1910 году был проложен один из маршрутов В. К. Арсеньева. Описывая речную долину, он вскользь замечает, что, кроме него, по ней никто не ходил, опасаясь таинственной и зловещей сопки Омоко-Мамач а, что на местном языке означает «Прабабушка Омок о»... Услышав про такие страхи, Арсеньев счел своим долгом взглянуть на «прабабку».

На гребне сопки он увидел несколько причудливых очертаний скал. Самая большая напоминает по форме человека. Это и есть Омок о. И, конечно, с ней тоже связана топонимическая сказка, соединяющая ее с некоторыми другими скалами по соседству:

«Великан Канге й,— рассказывают местные жители-орочи, — повздорил бог весть почему с двумя великаншами — Атынигой и Омок о; с женщинами поссориться всегда нетрудно. Затеялась вражда, потом — борьба. Она кончилась печально для всех троих; они внезапно окаменели. Хмурый великан превратился в камень в самом верховье Коп и, Омок о беда захватила там, где Йол и впадает в Коп и, а Атыниг а замерла навсегда ниже по течению Коп и, возле устья ее притока Чжакум е. Если найдется маловер, никто не помешает ему подняться по Копи до Чжакуме, потом до Йоли и удостовериться своими глазами: все они и сегодня стоят на своих местах».

Все это случилось давно, но скалы-то сохранились. Конечно, они заслуживают всяческого поклонения: вот орочи и называют самую главную из них не грубо — Омок о, но уважительно: Омоко-Мамач а — Омоко-прародительница...

Человек — всюду человек. Я думаю, создание таких легенд и таких топонимов зависит не от места, не от {241} расы и племени, а скорее от ступеньки в той лестнице культуры, по которой поднимаются все народы один за другим. Уверен, что подобных топонимов несравненно больше, чем их вошло в мою маленькую и неполную картотеку. Наверняка их можно найти во всех концах мира и у всех народов: они должны были остаться от прошлого.

Я написал это и вспомнил о двух грозно-известных в античном мире губительных пучинах Мессинского пролива, между Калабрией и Сицилией, — Сцилле и Харибд е. Помните эту легенду?

В узком протоке здесь, на расстоянии полета стрелы друг от друга, если верить слепому старцу Гомеру, высятся две скалы. Имя первой — Сцилл а — значит «лающая»; вторую зовут Харибд а. Слово «харибда» толкуют просто как «водоворот»; впрочем, существуют и другие объяснения. Под первой скалой обитало ненасытное чудище Сцилл а, под второй — прожорливая Харибд а, дочь морского владыки Посейдона. Если плаватель избегал пасти первой, течение неминуемо приносило его к зеву второго чудовища... Ускользнуть от обеих сумел один только хитроумный Уллис-Одиссей, но и он оплатил спасение ценою жизней всех своих спутников...

Океанографы удивляются: нет нынче в Мессинском проливе таких могучих водоворотов. Но как можно ручаться за то, что было тут две или три тысячи лет назад; каково тогда было море и каковы мореплаватели?

Не будем вмешиваться в эти споры. Отметим: и за тысячи лет до нас, и в наши дни «парные» и «множественные» топонимы рождались и рождаются на свет.

И ими очень следует повнимательнее заняться. {242}

Рис. стр. 243 (файл usp 243 g . jpg )

Теперь в этих местах спокойно бегают даже водяные трамвайчики. А тогда...

Вот две рядом текущие речки в Лужском районе Ленинградской области: Ложка и Сковородк а... Как возникли их несомненно связанные друг с другом имена?

Вот две деревни в Великолуцких пределах — Ледяха и Невелёх а, тоже лежащие рядом. Что обозначает сходство форм обоих этих имен, случайно ли оно, или они тоже образуют топонимическую пару?

У каждого человека есть какая-нибудь слабость. Я никогда не читал нигде о таких именах-спорышках, именах-близнецах и отношусь к ним с особой нежностью: а что, если я первый обратил на них внимание?

Обратить внимание — полдела; надо собрать таких примеров как можно больше, надо их изучить... Кто знает, может быть, они откроют нам глаза на какие-нибудь существенные явления, которые играют роль, когда человек называет то или иное место.

Ахи-ухи и ицы-анцы

Если вы читаете мою книжку не для того, чтобы там, когда-нибудь заняться всерьез топонимикой, а просто так, «для интереса», — можете, пожалуй, пропустить две следующие главки ее. Они написаны не для забавы.

Впрочем, хотя вопросы, которых я в них касаюсь, довольно сложны, я постараюсь сказать о них лишь несколько слов, избегая особых сложностей. Оставим сложности в стороне или, лучше сказать, передадим их другим авторам и другим книгам.

Вот двенадцать слов, самых различных:

ТИГР ИВАНОВ ПРЕКРАСНОЕ СЕМНАДЦАТЬ КРОМЕ ГРИГОРЬЕВИЧ ХОРОШО КОЗЕЛЬСК ХОДИТЬ ГРОМОВО МАЛАХОВЩИНА РЫЧАГ.

Посмотрите их раз, и два, и три раза и скажите, могут ли некоторые из них оказаться топонимами, именами мест?

Лукавый вопрос: а по каким признакам можно определить это? А в то же время, я не сомневаюсь, вы довольно легко отберете в этом перечне такие слова, которые не только могут быть именами географическими, но и не могут быть ничем другим... {244}

В самом деле — что может, кроме селения или урочища, обозначать слово Громов о? Вы не можете допустить существования ни зверя, ни птицы, ни силы природы, ни предмета, который мог бы по-русски называться так. Это слово может оказаться либо очень редкого типа фамилией, вроде Дурново, Благово, или, куда более вероятно, названием места.

Вы угадали: в РСФСР пропасть поселков и разных угодий с таким именем. Но как вы это угадали?

Возьмем другое слов о: Козельс к. Это уж бесспорный топоним. Никакой предмет не может носить такое нарицательное имя: козельск. Никакой человек не может называться Козельском Ивановичем или Иваном Козельсковичем. Но животное может именоваться «козел», или «козлик», или «козуля»; человеку вполне подойдет фамилия Козло в, Козловски й или Козельски й... Так вот в чем дело: в суффиксах!

Да, это так. Хорош о вряд ли может стать названием места, а вот Хорошов о — типичное имя селения: под Москвой есть такой населенный пункт. Кром е — это явное наречие, никакой не топоним, а Кром ы — имя города, не вызывающее ни малейшего удивления или протеста. И такие образования «названия мест» мы можем выделить из ряда других, даже не зная их значения, по чисто морфологическим признакам.

Бывают, конечно, и слова-совместители, способные выполнять не одну, а две или несколько функций. У нас как будто бы нет города Ивано в, но он вполне мог бы быть: ведь есть же города Борисов или Николае в; такие названия могут быть поняты и как личные имена (фамилии) людей.

Казалось бы, совершенно не способно стать именем места слово Григорьеви ч, типичное отчеств о. Но ведь, пожалуй, невозможность тут кажущаяся. В Свердловской области имеется город Богданoви ч, а ведь это тоже либо «отчество», либо «фамилия»... Правда, такие топонимы — великая редкость, но подобные же «отчества» во множественном числе уже образуют уйму названий во многих частях нашей страны: Василевич и, Баранович и, Яковлевич и, Дедовичи кажутся нам прежде всего топонимами, и лишь затем мы можем допустить, что каждое из этих слов может, кроме того, обозначать и «дети Василя», «Ба-{245}рана», «Якова», «Деда», что они произведены либо от личных имен, либо же от прозвищ.

Я не стану рассуждать о словах Семнадцать или Малаховщин а: вы сами без труда разберетесь с ними. А вот Рыча г; топоним такого типа — возможен ли он? Собственно говоря, а почему нет? Если есть у нас город Кли н, почему не быть Рычаг у?.. Это показывает только, что, наряду с именами мест, образованными при помощи более или менее специализированных суффиксов — «-ск», «-ово», «-щина», — бывают и такие, для которых никаких особых суффиксов не требуется. Обычное слово переосмысляется и становится топонимом: река Луж а, река Боб р, город Хол м, город Киро в... Но все-таки для русской топонимики имена со специальными суффиксами гораздо характернее. Именно их мы легче всего опознаем в ряду других слов, признаем за географические наименования: Дулев о, Ботвин о, Весьегонс к, Духовщин а, Березайк а... Ясно, что это названия мест. А вот Тетере в, Изю м, Оре л, Мам а, Девиц а — тут еще призадумаешься...

Ученые живо интересуются морфологическим строением наших имен мест. Интересно не только зарегистрировать все суффиксы, которые их образуют, которые для них типичны, и даже не только дознаться, почему и как язык отобрал и направил на такую работу именно их. Важно и вот что еще.

Форма географических имен меняется от одной части нашей Родины к другой. Для многих суффиксов, как для диких животных страны, можно указать на излюбленные ими «места обитания»: там они кишат, как какие-нибудь стрепеты в степи или росомахи в лесах Севера. А в соседних областях их нет, или они лишь изредка попадаются между других, густо распространенных.

Вот названия мест с суффиксом «-иха». В Москве и под Москвой они попадаются — Плющих а, Палих а, Балаших а — но не так уж часто. А в недальней Ивановской области они же составляют чуть ли не четверть всех названий деревень: Обжерих а, Мишутих а, Лагуних а, Дюпих а, Чапурих а, Гольчих а, Мишкулаих а и т. д. и т. п. Их тут, по под-{246}счетам топонимистов, примерно в двадцать раз больше, чем под Москвой.

Почему?

Названия с суффиксом «-щина» встречаются куда чаще на западе нашей страны, а с суффиксом «-ата», «-ята» ( Оверят а, Степанят а) — на ее северо-востоке...

В той же Ивановской области почти половина названий построена при помощи суффикса «-ов» ( Помогал-ов- о, Ряп-ов- о); может быть, так и надо, так и везде?

Ничего подобного: на юге, на территории Украины с ее близко родственным языком, сорок два процента имен мест оканчиваются на «-ка» (Камен-ка, Макарьевка, Терсан-ка, Астрахан-ка), а имен на «-ово» значительно меньше. В Ивановских же пределах такие Каменки и Архиповки нет-нет и попадаются, но набирают не больше пяти очков (простите — процентов!).

Хорошо, пусть так. А какой смысл в этом «суффиксокопательстве»? Зачем оно?

Вот что пишет по этому поводу известный советский топонимист В. А. Никонов (его слова я пересказываю своими, так как его статья написана не для школьников).

Главная граница русской топонимии отсекает северную половину Европейской России, где безраздельно господствуют суффиксы «-ов» и «-ин», от южной, в которой царствует «-ка». Она пролегает примерно по линии от Брянска к Тул е, от Тулы к Арзамасу и далее туда, где в Волгу впадает Кама.

А ведь эта линия в XVI веке была южным рубежом Московского государства. Как раз в это время русские географические имена стали образовываться не при помощи старых «-ов» и «-ин», а при посредстве нового суффикса «-ка». Старые русские земли остались при старых именах: они были уже густо заселены; новые селения возникали лишь кое-где. А вот те области Дикого Поля, степи, куда русские люди хлынули, начиная с этого времени, запестрели уже новомодными именами, до того времени не употребительными...»

Теперь представьте себе вот что. Государственные рубежи времен Бориса Годунова мы знаем лишь в общих чертах, по тем их приметам и граничным пунктам, {247} которые упомянуты в старых документах. А нанеся на карту раздел между областями «суффиксов» «-ов» и «?ин» и «суффикса» «-ка», мы можем удивительным образом уточнить древнюю границу. Названия селений приходят на помощь: «Здесь — мы, старики и старушки, все на «-ов» и «-ин»... Тут вековечная русская отчина и дедчина. А за рекой — там пошли новомодные Марьевки да Преображенки; там — новина; туда отсюда переселялись уже в новое время...»

Вот суффикс «-ата», о котором уже шла речь. На северо-востоке, по рекам Каме, Вятке, Ветлуге, имен с этим суффиксом сотни и сотни. А, скажем, во Владимирско й области их нет ни одного   1 , в Ивановской — одно-единственное, если не считать крошечного «пятачка» в бассейне ничтожной речушки Ланде х. Тут, на Ландехе, друг возле дружки, как семья белых грибов в лесу, сидит 32 селения на «ята, ата»: Озерят а, Степанят а, тридцать других... Причуда случая?

Навряд ли! За кажущейся случайностью стоят какие-то очень существенные события в далеком прошлом этих мест. Может быть, надо искать давних связей между этим «ландехским островком» и теми местами, где такие имена обычное дело... Какие связи? Чтобы ответить на все вопросы, топонимика должна сделать еще очень много, а работа по изучению морфологии наших топонимов, их грамматического строения только начинается.

Вообразите себе такую карту России, на которой извилистыми линиями соединены между собой не места с одинаковой температурой или давлением, а те, в которых встречаются «одинаково устроенные» названия — селений, рек, гор... Не «одинаковые» по смыслу, а одинаковые по строению... Такая карта расскажет о многом.

В. А. Никонов считает, например, что по распространению топонимов с суффиксом «?иха» можно было бы довольно точно судить о том, как много веков жители Суздальской Руси расселялись и в низовьях Оки и на Средней Волге, шли через долину Вятки за Каму на восток, а в противоположном направлении двигались далеко на запад, в Подолию и Приднестровье. Поду-{248}майте, как это важно: ведь точных данных о таком многовековом переселении не найти ни в каких архивах, ни в каких старых документах...

Так что же? Может быть, в топонимике важней всего — морфология?

Трудно сказать, что тут важно и что менее важно. Сейчас ученые стремятся проникнуть в слово-имя даже еще глубже, чем до его морфологической основы, исследовать не только его «части», но и самые звуки, из которых эти части сложены. Это похоже на то, как физики от изучения молекул перешли к исследованию атомов, а затем и элементарных частиц, из которых атомы сложены... И, видимо, это направление в топонимике открывает тоже интересные перспективы.

Вот вам один любопытный пример   1 . Ученые-африканисты заметили такую закономерность: в Ньясаленде нет ни одной реки, название которой оканчивалось бы на согласный звук, в Кении они составляют почти четверть всех таких имен, а вот в Танганьике, лежащей между этими странами, их два процента, причем все реки с подобными названиями текут по возвышенностям страны. И это вовсе не случайность: в распределении имен отразилось и закрепилось навеки столкновение двух языков, принадлежащих к совершенно разным языковым семьям; остался след от передвижения племен, о котором иначе как из этих названий и узнать неоткуда.

Что же может быть важнее и полезнее подобных сведений?

1 Заимствованное из тюркских языков.

1 Одно, по-видимому, все же есть — Соболята. См. стр. 297—299.

1 Этот пример и основные соображения данных двух главок взяты мною из любопытнейшей книжки: «Принципы топонимики», из статей В. Никонова, А. Попова, А. Суперанской.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел языкознание











 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.