Успенский Л. Имя дома твоего. Очерки по топонимике

ОГЛАВЛЕНИЕ

ПРИСКАЗКА НЕОБХОДИМА

Сейчас пойдет разговор о топонимик е. А что это такое? Топонимика, говорят лингвисты, — составная часть языкознания. Точнее — часть его части, учения об именах собственных, ономатологии.

Слова бывают разные. Есть среди них имена нарицательны е — «ребенок» или «гора». Есть имена собственны е — Петенька или Казбек. Это известно всем. Но кто точно знает, какая между ними разница?

«Разниц», то есть различий, много, но вот что особенно бросается в глаза. Если я сказал «ребенок» — всем понятно, про что я говорю. Это слово можно без труда перевести на другие языки: по-французски — «анфaн», по-немецки — «Кинд», по-турецки — «чоджyк», по-японски — «кодoмо»... Попробуйте перевести на какой-нибудь язык слово «Ниночка». Ничего не получится: Ниночка останется Ниночкой даже у папуасов. Перевести имя собственное нельзя.

Слово «гора» легко объяснить другими русскими словами: «огромный холм», «очень большая возвышенность», мало ли как? А вот имя любой горы — Килиманджаро или Эльбрус — вы так объяснить не сумеете. Эльбрус — это Эльбрус; слово ничего другого не значит. Это просто название единственной в мире горы. Вот этой. В чем тут дело?

Связывая с вещь ю какое-нибудь слов о, люди относят его обычно не к одной такой вещи, а ко всем таким, как она. Они стараются передать в слове все, что у этих вещей одинаковое, общее. Птиц а — это {5} каждое пернатое и в то же время не рыба, не зверь, не насекомое. Птицы все чем-то похожи друг на друга; это-то их сходство и воплощено в имени нарицательном: «птица».

Но иногда бывает нужно из длинного ряда похожих предметов выделить единственный один, отметить не общее с другими, а как раз, что он все-таки сам по себе, особый. Тут мы оставляем слов о (имя нарицательное) в стороне и пускаем в ход имя собственно е. Все горы — горы, а Попокатепетл ь — особая гора, вот эта. Все мальчишки — мальчишки, а наш Васеньк а — особый, отдельный, единственный.

Заметьте: множественное число «мальчишки» — естественное выражение, «Все мальчишки — сорванцы!» А сказать: «Вовки — умные мальчики» — нелепо. Нет такого разряда ребят — Вовки. Каждый Вовка — сам по себе.

В классе любой парень — ученик. Крикните: «Эй, ученики, ко мне!» — с места сорвутся сразу двадцать человек, кроме разве девочек. А скажите: «Ну-ка, Клюев, подойди сюда!» — и из-за парты с недовольным видом поднимается одно-единственное существо. Разве только у вас учатся два брата или два однофамильца...

В первом случае вы произнесли имя нарицательное, во втором — собственное. Первое значит: «каждый, кто учится», второе только: «этот вот мальчик».

Это — слово-указка, слово без вещественного значения   1 . Клюеву, и Вадику Клюеву, и даже Вадиму Клю-{6}еву может быть и пять и тридцать лет. Он может быть дошколенком и космонавтом. Может быть отличным парнем и — так, дрянцом. По имени собственному вы о нем ровно ничего не узнаете.

Это не единственное, но очень важное для нас отличие.

Нет, не только люди обладают собственными именами: я уже говорил и о горах. А вот вам прелюбопытный случай из истории собственных имен.

Морские ураганы всегда привлекали внимание людей. Они называли их — каждый на своем языке — разными нарицательными именами. Слово «ураган», например, относилось к каждому страшному шторму тропической Атлантики. Слово «тайфун» означало точно такую же чудовищную бурю, но на Тихом океане. Этого было достаточно: человек не умел еще ни бороться с такими бурями, ни предугадывать их появление... Один тайфун, два; три, пять ураганов... Все они одинаковы...

Но человечество стало другим. Тайфун только зарождается возле Филиппин, а радио уже предупреждает Японию и Курилы:

« Это т тайфун дойдет до вас утром 17-го числа! Берегитесь! А то т? А то т пройдет мимо...»

Люди познакомились с бурями, так сказать, в лицо, научились их различать и используют эти различия в своих интересах. У тайфунов и ураганов обнаружились личны е, собственны е особенности. Понадобилось создать для них и собственны е, личны е имена.

Ученые далеко не сухари. Они забавники! Не знаю, почему пришло это им в голову, но они стали давать страшным разрушителям, могучим титанам-ветрам нежные девичьи английские имена. Вы можете теперь то и дело прочесть в газетах: «Нэнси» погубила сто человек возле Киото в Японии». Или: {7}

«БЕТСИ» СВИРЕПСТВУЕТ

Радиостанции США информируют о продвижении урагана «Бетси». Вчера он обрушился с необычайной силой на побережье Флориды. Согласно данным бюро прогнозов сила ветра достигает 150 миль в час ...

Это напечатано в газете «Известия» 9 сентября 1965 года.

Странно, конечно; на мой взгляд, таким ураганам больше бы подошли имена пиратов и страшных разбойников: «Боб-Киллер» опустошил Гаити... «Джек Скоундрелл» движется к Марианским островам; готовьтесь!»  1

Но факт остается фактом: ураганы носят имена девушек. Мне же важно, что «Тайфун» — это тихоокеанская буря. «Борa» — черноморская. А «Энн» или «Джейн» — ничего не определяют: они могут свирепствовать и там, и здесь, всюду.

Таким образом, имена собственные могут принадлежать и людям и вещам, предметам и явлениям природы. «Моська» и «Жучка», а рядом «Кракотоа» и «Судома»... «Ваня» и «Маша», а тут же «Сириус» или «Вега» — яркие звезды нашего неба. Конечно, ономатология должна изучать все виды таких имен. Но, пожалуй, разумнее поручить исследование каждого их раздела особым специалистам. Есть «антропонимы»  2 — имена людей и «топонимы»  3 — названия рек, озер, городов, сел, улиц, горных хребтов, вулканов. Те живут своей жизнью, управляются своими законами, эти — своими. Так пусть же первыми ведает ономастика вообще, а вторыми — топонимика, учение об именах географических. Ей-то и посвящена моя книга, которую вы сейчас раскрыли на первых ее страницах.

У топонимики много преданных друзей, и книг о ней написано невесть сколько. Но ведь книга книге — рознь. Не за всякую следует с размаху браться.

Есть в составе топонимической библиотеки толстые ученые труды, из которых можно узнать о ней многое, почти всё. Беда одна: их чтение требует основательной {8} подготовки. Надо отлично знать языкознание, быть хорошим историком, сведущим географом, чтобы разбираться в них.

Топонимика — наука сложная, а в то же время — сравнительно молодая; даже самые лучшие ее знатоки спорят еще между собой по многим вопросам, судят и рядят каждый по-своему и в пылу споров совсем не заботятся о том, чтобы быть понятными для всех. Понимали бы специалисты, вот что им нужно. А ведь мы с вами пока что далеко не специалисты. Мы только хотели бы хоть что-нибуд ь обо всем этом узнать...

Есть превосходные топонимические словари, причем разные. В одних содержатся просто списки всех географических названий какой-нибудь страны или области... Одни названия, больше ничего. Топонимисты с восторгом роются в них, но сомневаюсь, чтобы такое чтение показалось увлекательным и вам: «Луга, Мойка, Нева, Оредеж, Оять, Тосна...» А дальше — что?

Другие словари много интереснее: в них даны не только имена рек или городов, но и объяснение: откуда взялось такое имя, какой народ его придумал, осталось ли оно в первоначальном виде или изменилось за долгие века и что теперь значит.

Выясняются прелюбопытные вещи: вероятно, имя Невы придумано не русскими, а финнами и значило на их языке «болотная река». Разве не интересно?

Но несчастье в том, что и тут между учеными возникают распри. Одни теперь утверждают, что это именно так, а другие раньше считали: имя «Нева» изобретено шведами и первоначально означало не «болотная», а «новая река»...

Мы же с вами, слыша эти споры, не можем даже примерно судить, кто прав, кто ошибается:   4 нам неизвестно, {9} как именно и та и другая сторона могли прийти к своим точкам зрения, как решаются топонимические задачи. Значит, не со словарей надо начинать.

В специальных журналах — языковедческих, исторических, географических — постоянно появляются отличные статьи по топонимике. Они касаются не всех сразу, а чаще всего отдельных названий. Вот венгерский профессор предлагает свое объяснение русскому имени «Урал». Вот другой языковед из ГДР сообщает, что в Германии, в тех местах, где когда-то жили западные славяне, он в старых бумагах нашел деревню с именем «Москва»   1 , это меняет многое в рассуждениях о названии нашей столицы: если так — оно дано реке и городу не финнами, как думали раньше, а русскими, во всяком случае — славянами.

Очень увлекательны предположения и споры, содержащиеся в этих статьях. Но ведь и они доступны только тем, кто уже знаком с азами нашей науки, кто имеет хотя бы самое общее представление о том — как именно, каким и способами и приемами люди ищут и находят истину в топонимических вопросах. Да и о том, для чего ее нужно искать.

И впрямь, люди представления не имели, что может значить имя Нев а, а теперь докопались до его смысла. Но что это изменило на свете? Кому важно — значит ли оно «новая» или «болотная» река: ведь мы все равно зовем и будем звать ее просто Нево й, как звали наши деды и прадеды. Так стоит ли ломать над такими вопросами головы? Может быть, топонимика и вообще не серьезная наука, а просто забава для бездельников, вроде карточных пасьянсов или игры в бирюльки?

Понимая, что от таких вопросов не отмахнешься, я и решил написать мою книгу, тысячную или десятитысячную книгу об именах географических.

Когда я приступил к работе — и в ее разгаре, и при самом окончании,— у меня не было в мыслях написать ученый труд, прочтя который от доски до доски, каждый мог бы стать топонимистом. Не задумывал я даже самого простенького начального учебничка топонимики: чтобы {10} пользоваться и таким учебником, читатель должен стать прежде неплохим языковедом, осведомленным историком, знающим археологом и этнографом — должен разбираться в целой грозди наук. А я прекрасно понимал, что у моег о читателя — вот у вас! — таких разносторонних знаний нет и быть еще не может. Поэтому я мечтал о другом.

Знаете, как бывает? Нет у вас никакого особенного тяготения к астрономии: ну да, звезды; но что в них интересного? И вдруг на какой-нибудь прогулке, в туристском походе, теплой темной ночью оказывается рядом с ними не астроном, а просто влюбленный в эту науку. И под синим небом, кишащим звездами, как муравейник муравьями, у ночного милого костра, лежа на спине и глядя ввысь, он начнет рассказывать вам то, что сам знает о бесконечно огромном мире небесных тел, о том, как человек за тысячелетия сумел проникнуть в его бездну... О том, как Галилей впервые увидал у планеты Сатурн что-то вроде рожков на кардинальской шапке, а потом и его знаменитые кольца. О том, как Леверье, не выходя из кабинета, пером на бумаге открыл новую планету Нептун и как астрономы у своих телескопов нашли ее точно на том месте, которое для нее вычислил математик... О том, как раздвоилась и рассыпалась комета Биелы, как таинственной чечевицей сияет в тропиках над Землей зодиальный свет... И вы слушаете, удивляясь новому, и, вернувшись домой, уже не можете найти себе места, пока не возьмете в библиотеке книгу по астрономии — и вас не захватит все сильней и сильней эта прекрасная наука...

Проходят годы, и из вас вырастает астроном. А спрос те у вас, почему вы стали им, кто заронил в вашу душу первое зерно интереса к науке о небе, вы, возможно, даже и не вспомните ни о той теплой ночи, ни о том костре на берегу тихой реки, ни о том рассказчике...

Так вот, мне завидна роль такого первого рассказчик а, на немудрящую повесть которого любознательные ребята клюют, как рыбы на насадку. Мне хотелось бы оказаться им. Потому что в таких случаях основное не уйма познаний, которые можно вложить в книгу, не сухая точность фактов и строгость их {11} объяснения, а искренняя любовь к тому, о чем ты задумал рассказать.

Конечно, имена мест — не звезды небесные. Но бросьте взгляд на карту любой страны, даже любой области каждой страны — они кишат именами географическими так же, как ночное небо бесчисленными звездами. И нет ни одного из этих имен, за которыми не стояла бы известная (а еще чаще — неведомая до поры, до времени), простая, а сплошь и рядом сложная и загадочная, его история. История его возникновения, его долгой жизни среди других имен, его изменений, его рождения и гибели.

Изучение звезд дает нам возможность познать жизнь Вселенной; изучение географических имен позволяет глубоко проникнуть в жизнь и прошлое человечества. За ними следят топонимисты. Но, как и у всех ученых, у них не всегда «доходят руки» просто, самыми доступными словами рассказать незнающим о их собственной науке. Так почему бы мне, не топонимисту по профессии, а писателю, чуть ли не с детских лет завороженному тайнами географических имен, не попытаться сделать это за ученых?

Попытаюсь. А вы — уговор дороже денег! — приступая к чтению этой книги, твердо имейте в виду одно: она не научит вас топонимике, не сделает настоящим умелым исследователем имен мест. Но, я надеюсь, она заставит вас по-новому прислушиваться и приглядываться к ним.

Вы увидите на Петроградской стороне Ленинграда надпись: «Бармалeева улица», и вам непременно захочется дознаться: как же так?

Корней Иванович Чуковский сочинил своего «Бармалея» совсем недавно, можно сказать, в наши дни. Корней Иванович и родился-то в 1882 году! А Бармалеева улица существовала уже по крайней мере за полвека до его рождения. Кто же и за что же ее так назвал?

Или поедете вы на электричке из Ленинграда в Пушкин, и попадете на платформу « Шушaр ы» и вдруг вспомните крысу Шушaр у из «Золотого ключика» Л. Н. Толстого   * , ту самую Шушару, с которой сражался смелый Буратино. И опять то же самое: Толстой придумал имя мерзкой крысе недавно, а место под Ленин-{12}градом называлось этим именем сотни лет назад. В чем дело, и как такое могло получиться? Топонимика, помоги нам!   1

Если такие мысли и желание узнат ь — как, возникнут у вас, я, в сторонке, буду с удовольствием потирать руки. Потому что такое стремление выяснить, «откуда оно»,— уже без пяти минут топонимика. Оно не позволит вам ограничиться моей небольшой книжкой. Оно поведет вас к высокомудрым статьям и к пухлым словарям географических названий. И — коготок увяз, {13} всей птичке пропасть! — научит вас, при их содействии, многому, очень многому. А может быть, оно приведет вас, в конце концов, то ли на филологический, то ли на исторический или географический факультет университета, сделает археологом, географом или историком... Как семь городов Греции спорили некогда за честь числиться родиной великого Гомера, так целый ряд наук претендует на право считать топонимику своим отделом, своей частью... На самом же деле, чтобы двигать ее вперед, надо пользоваться данными всех этих наук.

А может произойти и другое. Если вас заинтересует наука об именах мест, вполне возможно, что, еще будучи школьником или только поступив в ВУЗ, вам удастся принять прямое участие в практической работе топонимистов... Вы займетесь собиранием географических названий ваших родных мест — вашего сельсовета, если вы живете в деревне, вашего района или квартала, если вы родились горожанином. А возможно, это даст вам занятие летом, в той области, куда вы ездите на каникулы...

Если это произойдет благодаря моей книге (или если даже этого не произойдет, но просто горизонт ваш расширится, и вы узнаете, какая интересная, какая увлекательная, какая необыкновенно щедрая наука языкознание), с меня и этого будет довольно. Тогда — счастливого плавания и неоглядных просторов! Мое дело было отшвартовать вас от берега, дальше вас поведут более опытные лоцманa...

Впрочем, это ведь все только присказка, необходимая, но присказка.

Сказка начнется только со следующих страниц. {14}

1 Карл Маркс сказал когда-то: «Я решительно ничего не знаю о данном человеке, если знаю только, что его зовут Яков».

Как я старался показать, это и на деле так. Но в то же время не следует принимать эти слова грубо-буквально. Если вы спросите, кто был без вас у ваших родителей, и вам ответят: «Петр», — кое-что вы про это лицо все-таки узнаете. Неточно, не наверняка, смутно, но — все-таки. Это, вероятно, взрослый человек: не Петя, а Петр. Это — вне всякого сомнения — не женщина, а мужчина. Трудно себе представить, чтобы Петр мог быть негром, индейцем или папуасом; если даже и так, то он тогда является, несомненно, папуасом европеизированным, носящим европейское, христианское имя. Скорее всего, это не старик и не слишком почтенная личность: будь так, ее, вернее всего, назвали бы Петром Петровичем. Можно думать, человек этот русский по национальности: будь он французом, он звался бы Пьер, немцем — Петер, итальянцем — Пьетро. Но он мог бы оказаться якутом, ненцем или мансийцем: у этих народов в ходу русские имена.

Как видите, какое-то значение в именах собственных есть. Но это скорее призрак смысла, чем самый смысл, тень значения, а не настоящее значение, не такое, какое имеется у каждого имени нарицательного.

1 Килле р ( англ. ) — убийца. Скоундрел л ( англ. ) — злодей.

2 От греч. anthropos — человек.

3 От греч. topos — место.

4 Кто прав? Конечно, современные исследователи. Финское имя Нeв а носила не только река, вытекающая из огромного озера. Носило его и само это озеро: Ладога; озеро Нeв о — так его называли и наши предки.

Шведы, пришедшие в эти места много позже, не понимали слова «нeва» — «болото», «река, текущая по болоту». Они переделали его на свое « н ю» — новая. Никак не могло быть наоборот: тогда пришлось бы думать, что «Новым» звалось некогда и Ладожское озеро, а для этого ни в геологии, ни в истории не было решительно никаких оснований.

1 Р. Фишер, на съезде славистов в 1958 году. О значении слова «Урал» писал венгерский филолог В. Кальман.

* Так напечатано. Должно быть — А. Н. Толстого.— Ю. Ш .

1 Топонимика способна оказать вам эту скорую помощь. Станция Шушар ы получила свое странное имя потому, что наши предки переделали так на свой лад финское название Суй-Саар и, или Суо-Саар и, означающее «Болотистый остров». Станция и впрямь расположена среди обширных пригородных болот.

Это не удивительно: ближний пригород Ленинграда, город Пушкин, раньше назывался Царским Селом, еще раньше — Саарским Селом, а до того, до времени Петра I, Саари-Мойсе, «Островная мыза» по-фински.

Автор «Золотого Ключика» долго жил в Пушкине, часто ездил в Ленинград через станцию Шушар ы. Название поразило его слух, показалось каким-то шуршащим, крысиным... Родилось сказочное имя злой крысы, напоминающее другое крысье имя у Р. Киплинга в его «Рикки-Тикки» — Чучундра.

Я не могу дать вам голову на отсечение, что все было именно так, но мое предположение весьма похоже на истину.

А что до страшного злодея Бармале я, то тут мне посчастливилось совсем недавно, в апреле 1966 года, выяснить, откуда и как он появился на свет, у самого крупного авторитета по «бармалееведению», у самого Корнея Ивановича Чуковского.

Много лет назад Корней Иванович гулял по Петроградской стороне нашего города (это такой район его) с известным художником Мстиславом Добужинским. Они вышли на Бармалееву улицу.

— Кто был этот Бармалей, в честь которого целую улицу назвали? — удивился Добужинский.

— Я, — говорит Корней Иванович, — стал соображать. У какой-нибудь из императриц XVIII века мог быть лекарь или парфюмер, англичанин либо шотландец. Он мог носить фамилию Бромлей: там Бромлеи — не редкость. На этой маленькой улице у него мог стоять дом. Улицу могли назвать Бромлеевой, а потом, когда фамилия забылась, переделать и в Бармалееву: так лучше по-русски звучит... — Но художник не согласился с такой догадкой. Она показалась ему скучной.

— Неправда! — сказал он. — Я знаю, кто был Бармалей. Он был страшный разбойник. Вот как он выглядел...

И на листке своего этюдника М. Добужинский набросал свирепого злодея, бородатого и усатого...

Так на Бармалеевой улице родился на свет злобный Бармалей.