Библиотека
Теология
Конфессии
Иностранные языки
Другие проекты
|
Ваш комментарий о книге
Тихомиров М. Исследование о Русской Правде. Происхождение текстов
Глава 19. Пространная Правда в составе Софийских летописей
Среди списков Пространной Правды особую известность в науке получил Карамзинский список. Позднейшее происхождение Карамзин- ского списка обнаруживается вставками, сделанными в его текст, в частности вставкой Устава о мостех, но текст Карамзинского списка отличается своей исправностью. В. С. Сергеевич в своем обзоре списков Правды справедливо указывает, что Карамзинский список „родствен оригиналу списков второй ветви“ (т. е. Пушкинскому и Археографическому), но более удален от первоначального текста*. Тем не менее Сергеевич в своем издании четырех списков Русской Правды дает текст Карам- зинского списка.
Этот интерес к спискам Правды Карамзинского извода не случаен. Карамзинский извод, как мы будем называть его далее, действительно имеет большое значение для истории текстов Правды в последний период их развития.
В настоящее время можно насчитать 10 списков Карамзинского извода. Из них 7, т. е. большинство, дошло до нас в составе Софийской
- й летописи (Оболенский, Карамзинский, Бальзеровский, Ленинский, Толстовский — XV века, Воскресенский и Воронцовский XVI века) и только 3 списка в юридических сборниках (Музейский, Ундольский
- XV века, Ундольский III—XVI века). Но из этих трех списков надо выделить еще два (Музейский и Ундольский II), о которых можно думать, что они сами выписаны из летописей.
Муз ейский список дошел в сборнике, написанном разными почерками XV века, вернее состоящим из 4 различных частей. Текст Русской Правды написан почерком второй половины XV века и по бумажным знакам относится к 60—70-м годам этого столетия. Он начинается с новой страницы и написан на бумаге, ясно отличающейся по водяным знакам от предыдущей части рукописи. После Русской Правды в Музейском сборнике помещены две повести (о Батыевом и Тохтамыше- зом нашествиях), совершенно сходные с соответствующим текстом Софийской 1-й летописи. Тексты этих статей, несомненно, были выписаны из какой-то летописи, так как кончаются погодными записями. Таким образом, эти повести попали в Музейскую рукопись также из летописного свода, а не из сборников, хотя они могли существовать в отдельном виде. Так как почерк и бумага этой части Музейского сборника очень близки к почерку и бумаге той его части, которая заключает в себе Русскую Правду, то можно думать, что и текст Правды вошел в сборник из какой-нибудь летописи (вероятнее всего, из той же Софийской 1-й).
Несомненной копией с Музейского списка является текст Русской Правды в Ундольском II списке. Непосредственная близость этих списков подчеркивается почти полным отсутствием разночтений меж^у ними. Но этого мало: Ундольский II список повторяет все ошибки Музей- ского, добавляя к ним новые, которые могут быть объяснены только некоторыми особенностями Музейского списка или его непосредственного оригинала. Можно думать, что по своему происхождению Ундольский II список также восходит к Софийской 1-й летописи. Наконец, Ундольский III список, представляет собой в сущности отрывок какого-то юридического сборника, повидимому вырванный из большой рукописи. Он написан всего на 25 листах, которые были переплетены уже в недавнее время, самое раннее в XVIII веке. Таким образом. Карамзинский извод Пространной Правды, как и другие изводы, может быть приурочен к определенному виду памятников, в данном случае к Софийской 1-й летописи.
В Софийской 1-й летописи Пространная Правда помещена под 1019 годом и находится в постоянном соседстве с другими статьями, являясь вместе с ними составной частью особого юридического сборника. В состав этого сборника входят
В. Сергеевич. Лекции и исследования, стр. 76.
Государственный Исторический музей, Муз. № 1009 в академическом издании, стр. 365—391.
следующие статьи: 1) Простран-
на я Правда, 2) Закон Судный людем, в обширной редакции, 3) Церковный устав Владимира, 4) Правила святых отец 165 на обидящая святыя церкви, 5) Правила о церковных людях и о десятинах, 6) Церковный устав Ярослава. Эти же статьи в более или менее полном составе находим в Музейском сборнике. Следовательно, мы имеем дело с законченным сборником, который, в свою очередь, явно состоит из двух частей: 1) Русской Правды и Закона Судного людем (или Судебника Константина) и 2) сборника статей, выписанных из Номоканона. Время составления подобного сборника определяется заключительными словами в церковном уставе Ярослава: „списанъ бысть сий сверток из великого и старого Номоканона на Москве, в лето 6911 [1402], индикта 11, месяца ноября II. Эта заметка имеет отношение не только к церковному уставу Ярослава, но и к церковному уставу Владимира, а также к помещенным вместе с ними статьям.
Вторая часть юридического сборника Софийской 1-й летописи действительно выписана из какой-нибудь Кормчей книги. Датой составления этой части сборника является 1402 год. Следовательно, соединение первой и второй части юридического сборника Софийской 1-й летописи произошло уже после 1402 года.
Рассмотрим теперь первую часть сборника, включающую в себя Русскую Правду и Закон Судный людем. Соединение Правды и Закона Судного людем является необычным для Кормчих и находит себе аналогию только в составе Пушкинского списка и сборников Археографического типа. Следовательно, в основе первой части юридического сборника (Русской Правды и Закона Судного людем), помещенного в Софийской 1-й летописи, лежит протограф того юридического сборника, на основе которого возникли Пушкинский, Археографический и другие подобные же списки. Действительно, отдельное существование Русской Правды и Закона Судного людем от остальной части юридического сборника, помещенного в Софийских летописях, доказывается словами* которые читаем в конце Закона: „по си мЪста судебниюь царя греческого Констянтина“?
Русская Правда и Закон Судный людем, помещенные в первой части юридического сборника Софийской 1-й летописи, имеют крупные отличия от текста этих памятников в Пушкинском списке и Археографическом изводе. Так, в Софийской летописи совершенно пропущено введе- дение к сборнику или выдержка из Слова о судьях и клеветах, а Устав Ярослава о мостех включен в состав Русской Правды, которая дополнена статьями о резах.
О том, что речь в данном случае должна итти о переработке более раннего юридического сборника, лучше сохранившего особенности своего протографа в Пушкинском списке и Археографическом изводе, говорит включение Устава Ярослава о мостех в Русскую Правду. Составитель сборника в протографе Пушкинского списка и Археографического извода еще понимал, что устав Ярослава является памятником особым, хотя и приписывал его Ярославу Мудрому. Составитель же Карамзинского извода просто включил его в состав Правды как особую статью.
Впрочем, переделка древнего юридического сборника, включавшего в себе Русскую Правду и Закон Судный людем, не может быть целиком приписана составителю самой Софийской 1-й летописи или ее протографа. Последовательные звенья этой переделки выясняются из знакомства со своеобразной рукописью, которая получила не очень удачное название (у Калачова) Троицкой IV (Т IV). Эта рукопись находится
В Троицком собрании (№ 765) Ленинской публичной библиотеки в Москве, Она представляет собой небольшую книгу в 4°, написанную разными полууставными почерками XV—XVI веков, на 325 листах. Уже Арсений в своем описании Троицкого собрания указал, что эта книга составлена из нескольких рукописей,
Полное собрание русских летописей, т. VI, стр. 86.
В академическом издании Русской Правды, стр. 324—341. Издатели отнесли этот список к Карамзинской груйпе, что неправильно, так как в Троицком списке отсутствуют статьи „о резахъ". О неправильности отнесения Троицкого извода к Карамзинскому изводу говорит и С. В. Юшков („Историк Марксист”, 1941 год, № 2).
объединенных в одном переплете. Особый интерес для нас представляет первая рукопись, обнимающая листы 1—28, написанные полууставом и на бумаге первой половины XV века, а по Арсению даже в начале XV века. Она представляет собой юридический сборник, включающий в себя Русскую Правду и Закон Судный людем.
В состав первой рукописи Троицкого IV списка входят следующие статьи: 1) Святаго Василия предсловие; 2) Толкование изображения вЪры; 3) О еже колика и какова суть мЬста епитемьям, 4) Того же святаго Василь я наказание к прозвитеру; 5) Санове церьковникъ великия церкви. После этой статьи помещен заголовок: — „Иже о судех. Соуд святаго царя Констянтина, Закон Судный людем". Текст Закона Судного людем прерывается на обороте 8-го листа словами:, „иже зажигаеть" (в статье о вражде), после ч!го без всякого перерыва следует текст Пространной Правды (со статьи о купце) до ее конца. После окончания Правды тотчас же следует продолжение Закона Судного людем, прерванного ранее, который оканчивается на л. 15 об.8 По окончании Закона Судного без перерыва следует статья „Святаго Василия еже о соудьях и о клеветй", за которой следует предисловие к Русской Правде: „Уставь великого князя Ярослава. Писано бо есть", после чего начинается текст Пространной Правды. („Соуд Ярославль Володимерича о душегоубств’Ь. Правда роуськая").
Неправильное расположение текста в Троицком IV списке зависело, как уже указал Калачов, от случайной причины. Арсений, описавший Троицкие рукописи, объясняет эту причину тем, что „тетради в подлиннике были перепутаны". Мнение Арсения с наибольшей вероятностью объясняет причины той путаницы в расположении текста, которая обнаруживается в Троицком IV списке. Но при всей дефектности этого списка состав его может быть установлен довольно точно. В него входили следующие отдельные статьи: 1) 4 поучения Василия Великого, 2) Закон Судный людем, 3) Слово Василия о судьях и клевете, 4) Предисловие к Русской Правде („Писано бо есть"), 5) Пространная Правда в списке, имеющем несомненное родство с Пушкинским списком и Археографическим изводом.
Состав такого сборника стоит в несомненной связи с протографом юридических сборников, дошедших до нас в Пушкинском списке и Археографическом изводе.
Но Троицкий IV список отражает уже на себе следы дальнейшей переработки первоначального юридического сборника. Так, предисловие к Русской Правде получило свое начало, пропущенное в протографе Пушкинского и Археографического списков. При этом составитель оригинала Троицкого IV списка поступил довольно просто. Найдя в своем источнике полный текст Слова о судьях и о клевете, из которого было заимствовано предисловие к Правде, он выписал его начало. Поэтому- после заглавия Слова о судьях и о клевете составитель в середине слова поместил второй заголовок „Уставь великого князя Ярослава". Такие же переделки заметны и в других случаях. Так, составитель оригинала Троицкого IV списка поместил в свой текст другую редакцию Закона Судного людем, чем та, которая была помещена в его протографе. Об этой „третьей“ редакции Закона Судного людем Суворов отзывается так: „Что касается списка Закона Судного, изданного Строевым в Софийском Временнике и потом перепечатанного в Полном собрании русских летописей, то о нем уже раньше замечено было, что он представляет собою тенденциозную попытку соединить и согласовать разночтения двух различных редакций Закона Судного. Некоторые признаки такой примирительной и согласовательной тенденции Строевского списка были уже представлены: во-первых, статьи краткой редакции имеют здесь нумерацию, а присоединенные к ним статьи: дополнительные, не имеют таковой нумерации, чем доказывается позднейшее и механическое прибавление последних к первым; во-вторых, там, где существуют разночтения, Строевский список воспроизводит оба различных чтения, поясняя одно другим, например: „иже поиметь куепетру рекше куму свою“, или „аще и жюпани, суть рекше и князи, . иже ее свидетельствуют". В статье о послухах указанная тенденция Строевского списка
В подлиннике текст читается так: (в Законе Судном людем, статья 17 о вражде): „или хлЬвы или гоумно, или нно что водою той мечемъ оус^каеться, или зажигаеть, из иного города или чюжеземци, а не вЬдая запоустить за нь товаръ“.
проявляется очевиднейшим образом и даже с очевиднейшим ущербом для здравого смысла, так как составитель этого списка понимал свою задачу согласования самым механическим образом".
Мнение Суворова несколько односторонне, так как некоторые особенности Закона Судного людем в третьей редакции не могут быть объяснены только слиянием двух редакций. В третьей редакции Закона Судного людем встречаются статьи, отсутствующие как в первой, так и во второй редакции памятника. Таким образом, надо думать, что составитель третьей редакции Закона Судного людем пользовался еще какими-то дополнительными источниками. Тенденция примирить две разных редакции Закона Судного людем, отмеченная Н. С. Суворовым, очень типична вообще для составителя юридического сборника, помещенного в Троицком IV списке. Слияние двух источников отмечалось уже выше. Составитель сборника прибавил к Слову о судьях,и клевете его опущенное начало. Ту же примирительную тенденцию можно отметить и для текста Русской Правды в Троицком IV списке, как это доказано В. П. Любимовым (см. 53 стр. академического издания Русской Правды).
Другая особенность юридического сборника в Троицком IV списке заключается в том, что в нем Закон Судный людем поставлен раньше Русской Правды. Но и эта перестановка объясняется тем,* что составитель юридического сборника в Троицком IV списке пользовался дополнительными источниками. Так, в рукописи XVI века, хранящейся в Ленинской библиотеке в Москве (Унд. № 820), Закон Судный людем помещен уже ранее Русской Правды, от которой он отделен несколькими статьями.
Первоначальный юридический сборник, вошедший в состав Троицкого IV списка, был пополнен на основании дополнительных материалов, заимствованных из Кормчей или из какого-то сборника, очень близкого по содержанию к Мерилу Праведному. В списках этого памятника находилось Слово Василия о судьях и о клеветах, начало которого было опущено в предисловии к Правде в Пушкинском и Археографическом списках. Влияние сборника, подобного Мерилу Праведному, заметно на тексте Закона Судного людем, который уже получил в Троицком IV списке заглавие, отсутствующее в Пушкинском списке и в Археографическом изводе. Это заглавие („Соуд святаго царя Констянтина, закон Судный людем") представляет собой явное заимствование из Мерила Праведного Троицкого типа, где читаем: „Царя Констянтина законъ судный людем", тогда как в Кормчих имеем просто заголовок „Законъ Соуд- ный людемъ". Наконец, влияние Мерила Праведного заметно и на количестве статей в третьей редакции Закона Судного. Оно соответствует количеству статей в Мериле Праведном, где этот памятник оканчивается 32-й главой, тогда как в Кормчих мы имеем здесь главу 31-ю*
Составитель оригинала Троицкого IV списка имел под руками текст Закона Судного людем уже с добавочными статьями русского происхождения. Это те же статьи, которые помещены в конце Закона Судного людем в Археографическом изводе. Но в Троицком IV списке они уже получили другие заголовки (о оружь-Ь, о дитяти, о челов'Ьц'Ь и о женЬ, о стоз^). К ним прибавлена статья „о безчестьи", поставленная в Археографическом изводе после окончания Правды.
Наконец, составитель Троицкого IV списка, приписывая Устав о мостех тому же Ярославу, именем которого озаглавливалась Русская Правда, включил Устав в состав Правды в качестве особой статьи под заголовком „о городских мостехъ осменики поплата".
Все эти переделки изменили характер первоначального юридического сборника, состав которого был восстановлен нами ранее. Переделка не может быть отнесена к очень позднему времени, так как она уже нашла свое отражение в Софийской 1-й летописи. Но она не может восходить и к очень раннему времени, потому что на ней отразилось влияние такого памятника, как Мерило Праведное, возникшего в конце XIII века.
Н. С. Суворов. Следы западно-католического церковного права в памятниках древнего русского права, Ярославль, 1888, стр. 56—57.
Более подробно об этой рукописи говорит С. В. Юшков (Исследования по истории русского права, вып. 1, стр. 36).
Более точно время и место возникновения новой компиляции, включившей в свой состав Русскую Правду и Закон Судный людем, можно установить на основании дополнительной статьи, помещенной в конце Пространной Правды по Троицкому IV списку. Привожу текст этой 'статьи: „Аже оутяжю в мукы, а пос&ди оу дворянина, 8 ногат за тоу муку. А оу колоколници бьют кнутом, за ту муку 80 гривен". В этой статье прежде всего интересно указание на какое-то определенное место, где находилась колокольница. Термин „дворянин" встречается как в Суздальской, так и в Новгородской летописи с тем отличием, что по Новгородской летописи дворяне были слугами князя, большей частью пришедшими вместе с ним в Новгород.
Наказание кнутом у колокольницы при участии дворянина уводит нас из Новгорода в Московскую землю. О колокольнице в Москве на площади упоминается уже под 1478 годом, Наказание кнутом также употреблялось в Москве в половине XV века. В 1442 году „Кудора Приятельского кнутьем били". В 1488 году били кнутом новгородских попов как еретиков. В XVI веке наказания производились в Кремле у колокольни Ивана Великого, вероятно построенной на месте древней колокольницы. Наказание кнутом, характерное для Московской земли, повидимому, не употреблялось в Новгородской. Не лишне отметить, что слово „кнут“ почти не упоминается в новгородских памятниках и не является особенно редким для московских. Поэтому включение этой статьи в состав Русской Правды указывает на московского (в широком смысле этого слова) редактора. Общий же характер переделок, вероятнее всего, должен быть отнесен к концу XIV века, так как сам Троицкий IV список написан в начале XV века. Выписки из Мерила Праведного и поучения Василия, заимствованные из церковных памятников, указывают на церковные круги.
Юридический сборник, дошедший до нас в Троицком IV списке, стоит в несомненной связи со сборником, находящимся в составе Софийской 1-й летописи. Этот сборник, как было указано выше, составился из двух частей: 1) Русской Правды и Закона Судного людем, 2) церковных уставов Владимира и Ярослава с присоединением к ним некоторых других памятников. Первый сборник в Софийской 1-й летописи (включающий Русскую Правду и Закон Судный людем) представляет не что иное, как переделку юридического сборника, известного нам по Троицкому IV списку, с некоторыми дополнениями и сокращениями. К числу дополнений относится вставка в Пространную Правду ряда статей „о резах“. Сокращению же была подвергнута вся вводная часть юридического сборника, вследствие чего текст сборника стал начинаться прямо со слов: „Уставъ великого князя Ярослава Володимерича о суд&хъ“. Заглавие Закона Судного людем также было дополнено пояснениями и стало читаться в таком виде: „Судебникъ свя- таго правовЪрнаго великаго самодержьца царя Костянтина, гречьскаго закона судебникъ людемъ*. В остальном юридический сборник, известный нам по Троицкому IV списку, остался в Карамзинском изводе без особых изменений.
К первому юридическому сборнику был добавлен второй, который, как было указано ранее, возник не раньше 1402 года. Следовательно, и соединение обоих сборников в один произошло не ранее этого года. Основанием для соединения этих сборников в одно целое могло служить то обстоятельство, что в них были помещены памятники, приписываемые Ярославу.
Теперь остается разобрать вопрос о причинах, по которым рассматриваемый нами юридический сборник вошел в состав Софийской
- й летописи.
Вопрос о происхождении Софийских летописей неоднократно привлекал внимание исследователей. С наибольшой полнотой о Софийских летописях писал А. А. Шахматов.
По мнению А. А. Шахматова, Софийская 1-я летопись имела общий источник с
Полное собрание русских летописей, том VI, стр. 221; великий князь приказал новгородский вечевой колокол повесить на колокольнице на площади.
Материалы для терминологического словаря древней России. М—Л. 19.37, стр. 145.
Новгородской 4-й летописью, который назван Шахматовым сводом 1448 года. Этот источник представлял собой соединение общерусского свода с Софийским Временником и был составлен в 1421 г.
Следует отметить, что текст Русской Правды имеется во всех списках Софийской 1-й летописи (за исключением Царского), следовательно он находился и в первоначальном оригинале летописи. На вопрос о том, была ли Русская Правда уже в своде 1448 года, который был источником для Софийской 1-й и Новгородской 4-й летописей, также следует ответить утвердительно. В Новгородской 4-й летописи читаем прямое указание на Русскую Правду.
Причина же, по которой Ярославова грамота была отнесена составителем летописи к 1019 году, довольно ясна. Она заключалась в том, что к этому году в источнике Софийской 1-й летописи была отнесена окончательная победа Ярослава над Святополком, а следовательно, и грамота, приписываемая Ярославу. Если признать, что слова о грамоте уже читались в своде 1421 года, то и вставку Русской Правды надо отнести к этому же времени. Тогда составление юридического сборника, включившего в свой состав Карамзинский извод Пространной Правды и Закон Судный людем, может быть отнесено к определенному времени между 1402—1421 годами, так как юридический сборник в Софийских летописях, как мы видели, в полном своем виде не мог возникнуть ранее 1402 года.
Рассмотрим теперь особенности текста Пространной Правды в Троицком IV списке и Карамзинском изводе.
Раньше было уже замечено, что и для истории Карамзинского извода важное значение имеет Троицкий IV список. Действительно, этот список имеет многие особенности Карамзинского извода, но отличается от него отсутствием дополнительных статей о резах. Можно считать, что Троицкий IV список является очень близким к тому изводу Пространной Правды, который лег в основание Карамзинского. „Текст Правды Русской из Троицкого сборника,—по словам В. П. Любимова,—сходен с текстом этого памятника, имеющегося в Софийской летописи, но с удержанием еще некоторых чтений в более ранней редакции** (академич. издание, стр. 326).
Троицкий IV список, как замечено было выше, отличается большой полнотой и видимой исправностью текста. Но эта исправность текста зависела не столько от более исправного протографа, сколько от тщательной работы редактора, пользовавшегося разными источниками. Текст, положенный в основу Троицкого IV списка, был близок к тексту Археографического извода и Пушкинского списка XIV века. В этом можно легко убедиться путем параллельного сличения текстов этих изводов. В частности, Троицкий IV список дает чтения, характерные для указанных выше изводов, также и в тех местах текста Пространной Правды, которые испорчены в списках изводов Правды, находящихся в Кормчих и Мерилах Праведных. Приводим наиболее характерные чтения Троицкого IV списка, сравнив их с Троицким изводом:
1) „въ дикоую вину и виру**, 8 (7*. — в дикую в^ру); „или носъ оутнеть, то полувирье**, 27 (Т—или не оутнеть, то полоувирье); „аже перстъ оутнеть мечем" 28 (Т—аже перстъ оутнеть); не лз£ речи: „не в^даю, оу кого есмь коупилъ**, 38 (Т—не лз'Ь рчи: „оу кого есмь купилъ**); „12 гривен в челядин& или оукрадено или оуведше**, (Т—12 гривенъ въ челядинЬ или оукрадше) „аже за кобылу 60 кун*4, 45 (Т—аже за кобылу 7 кунъ); „бологод&ял и хоронилъ**, 49 (Арх—бологод^ялъ и хранилъ, Т— бологод^лъ и хоронилъ); „а се оу ставил ъ Володимеръ князь Всеволодичь**, 53 (Т—ВолодимЬрь Всеволодичь)“; а пришед гость, 55 (Т—а пришедъ господь); „а первии должници**, 55 (Т—а первии должебити); „сложити на боярска тиоуна на дворьскаго**, 66 (Арх — сложите на боярьскаго тиоуна, на дворьскаго**, Т— сложити на боярьска тивуна); „а за челнъ 8 коунъ", 80 (Т—за челнъ 20 кунъ); „4 гривнЬ за холопъ**, 113 (Т—4 гривны); „аже кто купить**, 118
А. А. Ша х м а т о в. Обозрение русских летописных сводов. М.—Л. 1938, стр. 154—158. Более ранние высказывания см. в его статье „Общерусские летописные своды" (Журнал Мин. Нар. Просвещения, 1900, сентябрь).
В академическом издании Русской Правды стр. 329—341 (Т IV) и стр. 104—117 (7*) цифры обозначают статьи по Т IV.
(Т—аже кто кренеть). Наконец, в Троицком списке читаем следующие слова, пропущенные в Троицком и родственных с ним изводах: „В-Ьдая ли боудеть купилъ, то кунъ емоу лишеноу быти. Аже холопъ бЬгая добоудеть товара, то господину же холопъ и долгъ** (118—119).
Возникает вопрос, в каком отношении Троицкий IV список находится к другим родственным изводам — Пушкинскому списку XIV века и Археографическому изводу? Нельзя ли видеть в Троицком IV списке копию с более раннего текста, чем тот, который мы находим в указанных изводах?
На этот вопрос приходится ответить отрицательно, так как Троицкий IV список дает ряд чтений, находящих себе полную аналогию в Археографическом изводе: „... то ти имоуть вЪроу, 18 (Т— то ти выведу ть виру; П— то идуть виру); „оже не боудеть ли истца“, 22; (Т — оже не будеть лиця); „а не оударит,“ 24 (Т—а не оутнеть); „то 3 гривны продажи," 30 (Т— 3 гривны); „чюжь товаръ потравить54 (Т — чюжь товаръ испортить, П—чюжь товаръ испроторить), „то по верви искати соб'к татя“, 70 (77— то по верви искать вь собЪ татя; Т— то по верви искати татя); „оже смердъ оумрет без дЬти“, 90 (Арх— аще смердъ оумреть); „зане онъ прекормил“, 99 (Т и II—зане кормил); „но кому мати хочет “(Кар — въсхощеть) дати, томоу дасть“, 103 (Т и П—кому мати дасть, тому же взять); „а вдачь не холопъ, и ни по хл^б^к рабо- тять, ни по придатцЬ, но оже не доходять года<£, 111 (Т—а в дачЬ не холопъ, ни по хл'Ьб'Ь роботять, ни по придатцЬ, но оже не доходять года); „то взяти емоу переима гривна кунъ“, 113, (7'—10 кунъг а переима н^туть).
Приведенных примеров достаточно, чтобы сделать определенный вывод о близости оригинала Правды, лежащего в основе текста Троицкого IV списка, к спискам Археографического извода. Этим отчасти объясняется значительная исправность текста Правды в списках Карам- зинского извода, положившего в свою основу список, близкий к Троицкому IV. Троицкий IV список дает много данных для восстановления текста общего протографа Пушкинского, Археографического и Карам- зинского изводов. При этом следует отметить, что текст некоторых списков Карамзинского извода стоит в большей близости к Археографическому изводу, чем Троицкий IV список. Это указывает на то, что Троицкий IV список является одной ветвью, происходящей от того общего оригинала, который лег в основу как Карамзинского извода, так и Троицкого IV списка.
Но протограф Пушкинского и Археографического изводов, как это было показано выше, отличался некоторыми дефектами текста, которые мы не находим в Троицком IV списке. Следует ли отсутствие этих дефектов объяснить большей полнотой протографа Троицкого IV списка* или эта полнота объясняется позднейшими добавлениями? Для ответа на этот вопрос приводим некоторые места из параллельных текстов Троицкого I, Археографического, Пушкинского и Троицкого IV списков.
В скобках отмечены только отличия Т IV от Троицкого и Пушкинского изводов,, первое чтение принадлежит Т IV и Арх; чтения Археографического извода отмечаются только в случае отличия от Троицкого IV.
ТРОИЦКИЙ I
А за ремественика и за ремественицю, то 12 гривенъ. А за смердии холопъ 5 гривенъ, а за робу 6 гривенъ. А за кормилця 12, тако же и за кормилицю, хотя буди холопъ, хотя си роба (стр.
105)
АРХЕОГРАФИЧЕСКИЙ
А за ремественика и за ремественицоу, то 12 гривнЬ, и за кормилицу, хотя снидеть холопъ или роба (стр. 301)
ПУШКИНСКИЙ
За ремественика и за ремественичи, то 12 гривнЬ, и за кормилицю, хотя будеть холопъ, буди роба (стр. 283)
ТРОИЦКИЙ IV
А за ремественика и за ремественицю, 12 гривны. О смер- дьи холоп Ь. А за смердьи холопъ 5 гривен. А за робу 6 гривен. А за искор- миличя 12 гривнЬ,. тако - же и за кормилицю, хотя си бу- детъ холопъ или. роба (стр. 330)
Текст Троицкого IV списка восполняет пропуск, имеющийся в Пушкинском списке и Археографическом изводе. Однако источником этого
пополнения является не Троицкий извод, а какой-то иной список. В этом смысле особенно характерен термин „искормилич“, поставленный в Троицком IV списке на место древнего „кормильца". Близкий текст находим только в Мясниковском изводе, где читаем: „За ремественника и за ре- мественницю 12 гривен, а за рабу 6 гривенъ, а за искормилица 12 гривен, тако же и за кормилицю, хотя он буди холопъ или раба" (стр. 187). Однако сам текст Мясниковского извода отличается дефектностью и пропуском слов „а за смердьи холопъ 5 гривенъ". Следовательно, источником пополнения Троицкого IV списка и Карамзинского извода надо считать не Мясниковский извод, а какой-то список Правды, более исправный, но уже носивший черты дошедшего до нас Мясниковского- извода. Действительна, текст Троицкого IV списка дает нам убедительное доказательство того, что он сложился путем слияния и взаимной проверки, по крайней мере, двух источников, а может быть, и трех источников. Такой явно составленный из двух источников текст дает статья о поклепной вире:
ТРОИЦКИЙ I
Аще будеть на кого поклепная вира, то не будеть послу- ховъ 7, то ти выве- дуть виру; паки ли варягъ, или кто инъ тогда (стр. 105)
АРХЕОЛОГИЧЕСКИЙ
Аще боудеть на кого клепънаа вира, то оже боудеть 7 свЪдЪтелии, то ти имуть вЬроу, пакы ли варягъ, или инъ кто, то 2 (стр. 302)
МЯСНИКОВСКИЙ
Аще будеть на кого поклепьная вира, то же не будеть послух 7, то же выведешь виру; пакы ли варягъ или кто инъ тогда (стр. 187)
ТРОИЦКИЙ IV
Аже боудеть на лого клейкая (Кар, — поклепная) вира, то оже боудеть послухов 7, тоже выведешь вироу, то ти имоуть ei- роу, паки ли варягъ или инъ кто то
2 (стр. 330)
Наиболее характерным в тексте Троицкого IV списка является соединение двух чтений рядом, из которых одно „то же выведеть вироу" взято из протографа Мясниковского, другое—„то ти имоуть вЪроу" из протографа Археографического извода.
Такое же соединение двух источников находим и далее. В то время как в Троицком списке читаем „аже изъ хлЪва выведуть", в Пушкинском и Археографическом списках находим „аще изъ забоя выведуть". Текст же Троицкого IV списка дает сводное чтение: „оже изъ хл&ва, из забоя выведуть" (стр. 335).
Несомненный сводный текст находим и далее в статьях о закупах. Этот текст особенно интересен тем, что он может быть объяснен только текстом Синодального списка конца XIII века.1 Приведем параллельные тексты Мясниковского, Археографического, Синодального и Троицкого IV списков:
МЯСНИКОВСКИЙ АРХЕОГРАФИЧЕСКИЙ СИНОДАЛЬНЫЙ |
А господинъ пре* обидить закупа и оувередить wbny его или отарицю (стр. 194)
Аже господинъ пр и- обидить закоупа, а въведеть копоу его или отарици
(стр. 308)
Аже господинъ пре- обидить закоупа а оу водить враждоу его или отариую (стр. 130)
ТРОИЦКИЙ IV
Аже господинъ приобидить закоупа, оувидить враждоу и оувередить цЬноу, а въведеть копоу ею или отарицю (стр. 335)
Зависимость текста Троицкого IV списка от текста Мясниковского извода заметна и в статье о перевесах. Троицкий IV список дает здесь более полный текст по сравнению с другими списками Правды.
АРХЕОГРАФИЧЕСКИЙ МЯСНИКОВСКИЙ ТРОИЦКИЙ IV
Аще кто посЪчеть верею Иже кто подътнетъ вервь Аще кто посЬчеть верею
въ перев-bci, то 3 гривны перевЬсную, продажи грив- или вервь перетнетъ в пе-
продажи, а господином на, а господину за вервь рев'Ьсе, то 3 гривн-Ь про-
гривъна за верею (стр. 310) гривна кун (стр. 196/ дажи, а господину за вервь
и за верею гривна коунь (стр. 336) j
Таким образом, перед нами опять составной текст. Имея под руками различный, но сводный текст Правды, редактор соединил в одной статье различные термины „вервь“ и „верею в результате чего возник новый и притом более полный текст.
Приведенных примеров достаточно, чтобы убедиться в том, что Троицкий IV список представляет собой соединение, по крайней мере, трех текстов. Основным является текст протографа Археографического и Пушкинского изводов, к которому сделаны добавления на основании других источников, один из которых был близок к Мясниковскому изводу, но отличался большей полнотой и исправностью.
В результате дополнений к первоначальному тексту Правды, вначале очень близкому по характеру к Археографическому изводу, возникла особая редакция Пространной Правды, имеющая ряд важных отличий и характерная большой полнотой и видимой исправностью текста.
Однако редактор не ограничился только поправками к тексту, заимствованными из других изводов, но сделал и ряд дополнений к тексту Пространной Правды.
Так, Троицкий IV список, по сравнению с Археографическим списком, имеет лишнюю статью „о муцй“, поставленную в конце текста Правды, после Устава Ярослава о мостех. Кроме этого, в тексте Троицкого IV списка вставлены после статьи о свержении виры добавочные слова: „А соудным коунам ростовъ нЬтоу“ (стр. 330). Перед Уставом о мостех находится статья „о человкц’Ь**: „аже чедов’Ьк'ь полгав коуны оу людей, а поб^жить в чюжю землю, в^ры емоу не иняти, аки и татю" (стр. 340). Время возникновения текста Правды типа Троицкого IV списка определяется с большим трудом. Указание на место составления подобного текста Правды можно видеть прежде всего в характере тех источников, которыми она пользовалась. В основе текста Троицкого IV списка лежит текст Правды, близкий к Археографическому изводу, который сам по себе носит явные черты новгородского происхождения. Дополнения к основному тексту сделаны по текстам, близким к Мясниковскому и Синодальному того же новгородского происхождения: Однако наше внимание останавливает на себе заглавие Устава Ярослава о мостех, которое в Троицком IV списке читается таким образом: „О городских мостех осменики поплата“. Между тем в Уставе о мостех говорится только о городских мостах в Новгороде. Можно предполагать, что скорее неновгородец мог назвать просто „городскими" мостами новгородские мостовые, о которых идет речь в уставе.
Близость некоторых чтений Троицкого IV списка к Синодальному списку конца XIII в. заметна и в следующих случаях. В Троицком IV и в Синодальном читаем „а выстоупять послоуси“. В других списках здесь стоит „а вылЬзоуть послуси“; „кд& •еси възялъ“ 34, в других списках „кдЬ есть взялъ*; „послуси на търгоу на роту", 36, в других списках прямо „на роту“.
Приводим текст по списку Оболенского, в академическом издание, стр. 346 362, цифры обозначают статьи.
Позднейшее происхождение можно предполагать и в двух дополнительных статьях к тексту Правды, имеющихся в Троицком IV списке. Статья „о челов’ЬцЬ" предусматривает бегство в „чюжю землю" и говорит о людях, „полгавших куны“, т. е. сделавшихся злостными банкротами. Эта статья необязательно должна быть признана новгородской или московской. Такой же характер имеет и краткая статья „а соуднымъ коунамъ ростовъ нету". Временем создания компиляции можно считать XIV век, так как Троицкий IV список написан в начале XV века и предполагает более ранний протограф без перепутанных листов.
Троицкий IV список, как выяснено было выше, является переработкой текста Правды, возникшей в конце XIV века. На основе этой переработки возник новый извод Правды, который получил название Карам- зинского.
Сравнение Карамзинского извода с Троицким IV списком показывает близость их текстов. Однако Карамзинский извод не является простым повторением протографа Троицкого IV списка, а имеет особые черты, выделяющие его в особый вид. Наиболее важным различием между Троицким IV списком и Карамзинским изводом является присутствие в Карамзинском изводе дополнительных статей о резах. Текст Правды получил в Карамзинском изводе ряд поправок и дополнений. В основном эти дополнения носят характер пояснений и подновлений старого текста. Так, начало первой же статьи „оубиеть мужь мужа" читается в Карамзинском изводе1 таким образом: „оубиеть кто моужа" (I). К имени князя Ярослава в Карамзинском изводе добавлен титул великого князя („при великомъ князЬ ЯрославЬ“) (9). Такое же подновление текста находим и ниже, где читаем: „а се уставилъ велики
князь Владимер Всеволодичь Манамахъ“. Титул „великий князь" в применении к Ярославу Владимировичу показан еще раз в статье о холопе, ударившем свободного (65). Далее, в то время как в текстах Правды других изводов читаем „а горохоу 7 оуборковъ", в Карамзинском изводе вместо слов „7 оуборковъ" находим „тако же" (9), так как предыдущая фраза упоминала „а пшена семь оуборковъ". В статье об испытании железом Карамзинский извод заменяет слово „правда** термином „исправа" („томоу дати исправа железо") (21). Слово „исправа", как мы видели выше, носит характер позднейшей поправки. Такой же поправкой является и выражение „либо от себя", или палицею" (31), в котором слово „палицею" заменило древнее „по лицю", несомненно по аналогии с рядом поставленными словами „или жердью".
К окончанию статьи о своде в чужую землю (39) в Карамзинском изводе добавлены слова: „дондеже нал^зеть", вследствие чего весь конец этой статьи читается так: „а ономоу своихъ коунъ жел’кти, дондеже налЬзеть" (39).
Любопытные изменения находим в Карамзинском изводе в статьях о закупах. Слова Троицкого IV и других списков „аже закупъ б-Ьжить от господы" заменены в Карамзинском изводе фразой: „оже закоупныи бЬжить от господина" (56). Выражение „закоупный" находим в малоизученном памятнике, известном под названием Митрополичьего Правосудия. Интересно, что в остальных случаях Карамзинский извод употребляет старый термин „закуп*4. В тех же статьях о закупах Карамзинского извода читаем фразу о коне в таком виде: „а погубить своискы конь" (57), тогда как в остальных изводах Правды здесь читается „воискии" или даже „воиньскии конь". Последнее чтение „воиньскыи конь“ помещено в списках Археографического извода, в протографе
которого, судя по Пушкинскому списку, также читалось „воискии конь“. Таким образом, чтение „своискы конь“ в Карамзинском изводе не могло быть заимствовано из древних списков и является новообразованием. Возможно, редактор Карамзинского извода имел в виду каких-то „закуп- ных“ людей, обладавших „свойскими конями".
Наиболее важной отличительной особенностью Карамзинского извода являются дополнительные статьи о резах. Вставной характер этих статей не подлежит никакому сомнению, так как эти статьи отсутствуют в других изводах Пространной Правды. Статьи о резах начинаются заголовком „о овцах“ и кончаются статьей о „сиротьемъ вырядкЬ“. Дополнительные статьи о резах в Карамзинском изводе являются памятником довольно загадочного характера, так как назначение их не вполне ясно. Вместе с тем сами математические выкладки статей о резах кажутся фантастическими. Так, приплод от трех свиней на 12 лет устанавливается в 73 728 свиней, а в переводе на деньги стоимость этого приплода установлена в 36864 гривны. Подыскать практическое назначение для этих подсчетов невозможно. Однако наше внимание привлекает одна особенность статей о резах. В то время как одни статьи дают фантастические вычисления приплода скота и денег, другие статьи носят совершенно иной характер. Поэтому можно предполагать, что цифры приплода и его стоимости являются не первоначальными, а введены позже как пример ростовщических процентов, доведенных до неправдоподобности.
Обращаясь к содержанию статей о резах, мы можем выделить ряд. совершенно достоверных черт. Так, в статьях о резах стоимость скота установлена в следующих размерах: овца — 6 ногат, баран —10 резан,, руно с овец и баранов—1 резана, коза — 6 ногат, козел — 10 резан, свинья — полгривны, вепрь — 6 ногат, кобыла — 3 гривны, третьячина —
- гривна, лоньщина — 30 резан, и т. д. Между тем Русская Правда дает нам некоторый материал о стоимости скота. Так, Правда Ярославичей устанавливает следующую шкалу за кражу скота: конь 3 или
- гривны, кобыла — 60 резан, вол—1 гривна, корова — 40 резан* третьяк—15 кун, лоньщина — полгривны, теля — 5 резан, баран и яря ногата.
В Пространной Правде находим другую шкалу: за кобылу
60 кун, за корову 40 кун, за третьяку — 30 кун, за лоньщину — пол* гривны, за теля — 5 кун, за свинью — 5 кун, за порося — ногата, за овцу — 5 кун, за барана — ногата, за жеребца 6 ногат. Пространная Правда оставляет цифры Краткой Правды, но резаны всюду заменяет кунами в согласии со своим общим денежным счетом.
Составив из всех трех источников сравнительную таблицу, мы получим следующий результат (в скобках даем перевод гривен на резаны, из расчета 50 резан в гривне для Краткой Правды и 25 резан (кун) для статей о резах).
КРАТКАЯ ПРАВДА
конь 3 или 2 гривны кобыла 60 резан вол 1 гривна (50 резан) корова 40 резан третьяк 15 кун (30 резан) лоньщина ]/г гривны (25 резан) теля 5 резан - баран ногата (21/2 резаны) яря ногага (2^2 резаны)
ПРОСТРАННАЯ ПРАВДА
60 кун
40 кун 30 кун V2 гривны
5 кун 5 кун
СТАТЬИ О РЕЗАХ
конь кобыла 3 гривны вол
корова 2 гривны третьяк 1 гривна лоныцива 30 резан теля
баран 10 резан, овца 6 ногат, козел 10 резан, свинья */2 гривны, вепрь 6 ногат
Как ни трудно свести данные наших источников вместе, тем не менее, мы можем заметить, что стоимость скота в статьях о резах близка к таким же цифрам стоимости в Пространной Правде. В некоторых случаях между Пространной Правдой и статьями о резах находим явное соприкосновение. Например, стоимость лоныцины определяется в 30 резан, т. е. около V2 гривны, как это показано в Краткой и Пространной Правде. Таким образом, перед нами вполне реальные цифры. Вместе с тем наше внимание обращает количество скота и время, из расчета на которое исчисляется приплод. Так, овцы и козы исчисляются в количестве 22 на 12 лет, свиньи в количестве 3 на 12 лет, 3 назимые свиньи на 10 лет, 2 кобылы на 12 лет, на 12 лет рассчитан приплод третьячин, 20—лоньщин, 10—кобыл, 10—жеребцов. Черты реальности подсчетов скота в статьях о резах особенно ярко выступают в статье о лоньской телице. В ней показано „скота 20 безъ одного", от этого скота можно получить 360 сыров и 30 горнцев (горшков) масла, деньгами же 14 гривен и 20 резан. При этом дан любопытный расчет стоимости сыра по резане и горшка масла по 10 резан. Между тем та же Пространная Правда устанавливает стоимость сыра в 1 куну. Таким образом, отмечается близкое совпадение между стоимостью сыра в статьях о резах и в тексте Пространной Правды. Эти черты реальности заметны и в статье о сене, где говорится прямо: „того же села пять стожей сЪна, а то на всю 12 лЬтъ 60 стогъ сЬна, а стогъ по гривнк". Такой же расчет находим и ниже: „а жонка съ дчерью, ткмъ страды на 12 лктъ, по гривнЬ на л^то, 20 гривенъ и 4 гривны кунами".
Все сказанное приводит к мысли, что статьи о резах в Карамзин- ском изводе, не сохранили свой первоначальный характер и были при внесении их в Правду осложнены фантастическими подсчетами резов.
Действительно, количество статей с фантастическими цифрами приплода скота оказывается совсем не столь большим, как это может показаться вначале. К их числу относятся статьи: об овцах, о козах, о свиньях, о назимых свиньях. Рядом с этим оказывается, что статьи о лоньских кобылицах, лоньской телице и о сене совершенно лишены нереальных подсчетов приплода, характерных для других статей о резах. Это позволяет думать, что первоначальный текст статей о резах не имел фантастических подсчетов приплода, а отличался какими-то более реальными чертами. Эти реальные черты статей о резах могут быть сведены в таблицу, и тогда мы получим представление о хозяйстве, в котором имелось: 22 овцы (барана), 22 козы (козла), 3 свиньи, 3 назимых свиньи, 2 кобылицы, 1 лоньская телица, 2 роя пчел.
В этом хозяйстве сеяли 16 кадей ржи и собирали: 40 копен немолеченой ржи, 15 копен немолоченой полбы, 21 половник молоченого овса, 6 половников ячменя, 5 стогов сена.
Мы имеем перед собой как бы хозяйственную опись какого-то села, которая находит себе аналогию в более поздних памятниках, подобных новгородским писцовым книгам конца XV века. Но само описание
12*
села в статьях о резах возникло значительно ранее, судя по счету на „резаны* в XIII—XIV веках.
К какому же времени и месту относятся статьи о резах? Некоторые указания на это дает терминология этих статей. Слово „жонка" постоянно встречается в актах северо-восточной Руси XIV—XV веков. Например, духовная 1473 года упоминает „жонку Огафьицу Панфилову дочерь да дочерь ее Анницу". Слово „страда" в значении уборки хлеба также не редкость в тех же памятниках. Но особенно интересна ссылка на такую меру ржи, как „ростовская" кадь. Прямое указание на ростовскую кадь встречается только в двух списках — Карамзинском и Оболенском в остальных стоит слово „ростов". Но слово „рост", в значении реза или процента не вяжется со смыслом статьи: „а в сел^ сеяной ржи на два плуга 16 кадей ржи ростовьских". К тому же текст Карамзинского и Оболенского списков был, несомненно, написан в новгородских пределах. Следовательно, и „ростовская кадь" не является чем-то наносным, а должна была упоминаться уже в источнике статей о резах, помещенных в Карамзинском изводе. Поэтому можно думать, что статьи о резах являются памятником северо-восточной Руси.
Статьи о резах были введены в состав Пространной Правды очень поздно. Подсчет приплода, и денег по сложной шкале должен был иллюстрировать громадность процентов, нарастающих в течение нескольких лет. Тот же составитель, который внес в Пространную Правду статьи о резах, сделал и некоторые другие переделки в тексте, в частности наделил Ярослава и Владимира Мономаха титулами великих князей, при этом Владимир Всеволодович получил к своему имени добавление Мономаха. Подобные переделки и добавления указывают на относительно позднее время составления Карамзинского извода и на желание его составителя придать своему труду официальный характер.
Некоторый свет на время, место и причины возникновения Карамзинского извода дает история Софийских летописей, в которых обычно помещается этот извод.
А. А. Шахматов признает существование двух ветвей Софийской
летописи, одна из которых представлена Карамзинской, другая Бальзеровской ветвью. Древнейшую редакцию Софийской 1-й летописи А. А. Шахматов видит в Карамзинском и Оболенском списках XV века, остальные списки во главе с Бальзеровским отнесены им ко второй редакции, восходящей к протографу Карамзинского списка. Этот вывод Шахматова о существовании двух ветвей Софийской летописи находит себе подтверждение. Списки Карамзина и Оболенского имеют важные отличия от остальных списков той же летописи. К их числу принадлежат: 1) ряд дополнительных известий новгородского происхождения, 2) отсутствие некоторых известий не новгородского характера, имеющихся в других списках Софийской летописи; 3) окончание основного текста ле! описи на 6926 [1418] годе, а также особый текст Русской Правды, отличающийся по своим чтениям от другой ветви Софийской 1-й летописи. Если принять во внимание, что наиболее близкий к Карамзинскому списку, Воронцовский список оканчивается на 1423 • годе, то можно думать, что протограф Карамзинской ветви Софийской 1-й летописи продолжался не далее этого года. А это с большой долей вероятности позволяет предполагать, что протограф Софийской 1-й летописи был составлен примерно в 30-х годах XV века (по мнению А. А. Шахматова, после 1448 года). Списки Софийской 1-й летописи во главе с Бальзеровским (варианты из Толстовского Царского, Ленинской библиотеки № 3841) по времени написания относятся к более позднему времени, причем Бальзеровский и Толстовский оканчиваются на 1471 годе (вернее 1456 г.), а Царский продолжается и далее. Эта особенность Бальзеровской ветви как будто указывает на ее более позднее происхождение, чем Карамзинской. Но изучение особенностей летописного текста Карамзинской и Бальзеровской ветви Софийской 1-й летописи приводит к несколько иному выводу, так как некоторые чтения Бальзеровской ветви отличаются большей древностью* чем Карамзинской. С другой стороны, сличение текстов Русской Правды Карамзинской и Бальзеровской ветви также обнаруживает, что их чтения возникли независимо друг от друга. Варианты Бальзеровской ветви очень часто отличаются большей древностью, чем Карамзинской. Вместе с тем мы встречаемся и с обратным явлением — с большей древностью вариантов Карамзинского списка. Таким образом, Карамзинская и Бальзеровская ветви Русской Правды являются совершенно самостоятельными и не зависят друг от друга, ото заставляет предполагать, что в основе их текста лежит общий протограф, как и предполагал А. А. Шахматов. Между тем, Софийская 1-я летопись, по исследованиям А. А. Шахматова, сама основана на более раннем своде, являвшемся источником не только для Софийской 1-й, но и для
А. А. Шахматов. Обозрение русских летописных сводов XIV—XVI вв., стр. 208. В академическом издании Русской Правды вместо Бальзеровского взят древнейший Музейский список, стр. 371—391.
Новгородской 4-й летописи. На вопрос — находилась ли уже в этом общем источнике Русская Правда или нет, надо ответить утвердительно, так как Новгородская 4-я летопись также упоминает о Правде, хотя и не дает ее текст. Но в основе Софийской 1-й и Новгородской 4-й летописи лежал свод не местного новгородского, а общерусского происхождения, повидимому составленный в Москве при митрополичьем дворе. Поэтому следует признать, что и окончательное оформление Карамзинского извода на основании более ранней работы, представление о которой дает Троицкий IV список, произошло в Москве не позднее половины XV и не ранее начала этого века.
.
Ваш комментарий о книге Обратно в раздел история
|
|