Тихомиров М. Исследование о Русской Правде. Происхождение текстов

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава 6. Древнейшая Правда

Первый вопрос, который возникает при изучении Древнейшей Правды, это — вопрос о ее первоначальном тексте. Дошедшие до нас списки Правды, по мнению Соболевского, как и некоторых других исследователей, дают уже несколько испорченный текст. Так, несомненный пропуск можно отметить в статье об отсечении руки и ноги: „Оже ли оутнеть роукоу, и отпадеть роука, любо оусохнеть, то 40 гривенъ; аще боудеть нога ц^ла или начьнеть храмати, тогда чада смирять". Здесь ясно бросается в глаза несоответствие между началом и концом статьи и обнаруживается довольно большой пропуск. Впечатление такого пропуска, но уже более сознательного и не столь механического, остается после чтения статьи о своде: „Аще познаеть кто, не емлеть его, то не рци емоу: мое; нъ рци емоу тако: поиди на сводъ, гд& еси взялъ; или не поидеть, то пороучника за пять днии“. Эта статья может быть переведена на современный язык только при помощи вставки целого ряда дополнительных слов. Между тем статья о своде в более полном виде имеется в Пространной Правде. Здесь она имеет такой вид (в скобках поставлены слова, отсутствующие в Краткой Правде): „Аже кто познаеть (свое, что будеть погубила, или оукрадено оу него что и, или конь, или порть, или скотина), то не рци и: (се) мое, (но) поиди на сводъ, кд& есть взял".. . С большим вероятием можно думать, что слова, поставленные в скобки, находились в том списке Краткой Правды, который был одним из источников Пространной. Таким образом, статья о своде в Краткой Правде также дошла до нас в неполном виде.
На ряду с сокращениями первоначального текста в Древнейшей Правде обнаруживаются некоторые вставки. Важнейшей из них надо считать дополнение к первой статье, вследствие которого первая статья Краткой Правды получила сложный характер: „Оубьеть моужь моужа, то мстить братоу брата, или сынови отца, любо отцю сына, или братоу — чадоу, любо сестриноу сынови; аще не боудеть кто мьстя, то 40 гривенъ за головоу, аще боудеть Роусинъ, любо гридинъ, любо коупчина, любо

положити за нь".
Отсутствие киновари в тексте, характерное для списков Краткой Правды, лишает нас возможности дать деление Правды на статьи, которое было бы принято всеми исследователями. Калачов принимает весь вышеприведенный текст за одну статью как и Владимирский- Буданов. В учебном издании Грекова данная статья разделена на две. Вторая статья, по мнению Грекова, начинается словами: „Аще боудеть роусинъ... В примечании к этой статье в издании Грекова добавляется: „Эта часть статьи, повидимому, вставлена позднее, в момент вручения Правды новгородцам, оказавшим помощь Ярославу при овладении им Киевом, т, е. в 1016 году. Смысл этой приписки делается ясным при сопоставлении ее с записью о событиях 1015—1016 годов в Новгороде (Новгородская 1~я летопись)." Однако смысл этой приписки совсем не так ясен, как .может казаться при первом взгляде. Начало Правды уже устанавливает 40 гривен за убитого мужа при отсутствии мстителя. Приписка является совершенно бесполезной, так как под категорию „мужей" или свободных людей подходили и все люди, перечисляемые в предполагаемой приписке. Поэтому мне представляется, что первоначальный текст был разделен совершенно по-иному. После общего установления о мстителях шла статья о том случае, когда мститель отсутствовал, которая читалась таким образом: „аще не боудеть кто мьстя, то 40 гривенъ за головоу, аще боудеть роусинъ, любо гридинъ, любо коупчина, любо ябетникъ, любо мечникъ". Иными словами, статья устанавливала ответственность за убийство людей, находившихся под защитой князя, даже при отсутствии мстителя. Таким образом, отпадает всякая необходимость в предположении позднейшей вставки. Наоборот, слова „аще изъгои боудеть, любо словенинъ, то 40 гривень положити за нь“ представляются явным позднейшим дополнением. Вставной характер этих слов доказывается повторением слова „аще", которое обычно начинает новую статью или мысль составителя Правды, тогда как рядом разделение княжеских людей произведено словом „любо". Слова об изгое и словенине представляются дополнением, сделанным редакторами Краткой Правды. Остальной текст Древнейшей Правды нэ дает ясных признаков каких-либо вставок и позволяет думать, что этот памятник дошел до нас в относительно исправном виде.
Текст Древнейшей Правды многократно изучался с разных сторон. Наиболее точно устанавливается пока место возникновения Правды. Уже Тобин пришел к мысли о новгородском происхождении Древнейшей Правды. Эта мысль особенно развита в недавнее время Н. А. Максимейко. Так, Максимейко отмечает новгородское происхождение таких терминов, как варяг, колбяг, гридин, купец, изгой, ябедник и особый новгородский оттенок, вкладываемый Древнейшей Правдой в словоупотребление терминов русин и Словении.
Вполне соглашаясь с мнением Н. А. Максимейко о новгородском происхождении Древнейшей Правды, я считаю необходимым привести еще несколько доказательств того, что Древнейшая Правда возникла в Новгородской земле. Это тем более необходимо, что термины — гридин, купец, изгой, ябедник встречаются только во второй половине первой статьи Древнейшей Правды, которая, как мы видели, признается учеными за позднейшую интерполяцию.
Одной из особенностей Древнейшей Правды является употребление слова „видок" в значении „свидетель". Это слово упомянуто в Древ-

славянский уже в XI веке, как это думает Истрин и другие исследователи древнерусской литературы. А. И. Соболевский указывает, что житие Андрея Юродивого в отрывках находится во всех русских списках Пролога XIII—XIV веков, и отмечает в языке этого жития целый ряд слов, характерных для древней Руси. Некоторые же данные позволяют думать, что житие было если не переведено, то наиболее распространено в новгородских пределах.
Слово „видок" встречается также в одном поучении, приписываемом святому Василию, но несомненно русского и вероятнее всего новгородского происхождения, о чем будет сказано далее. Наконец, термин „видок" известен еще по одному памятнику уже безусловно новгородского происхождения. Новгородский архиепископ Василий в своем послании о рае ссылается на свидетельство многих новгородцев, называя их видоками — „много детей моих новогородцев видоки тому". Таким образом, употребление слова „видок" ведет нас на север, точнее в пределы Великого Новгорода.
То же самое можно сказать о термине „поручник" (поручьник), который употребляется в смысле поручителя и заложника. По Срезневскому, это слово также упоминается, главным образом, в северо-русских памятниках. Оно уже встречается в Ефремовской Кормчей XII века и в том же самом смысле, как и в Древнейшей Правде: „тако оубо непрошеное лице ни един'кмь же образъмь ноудиться поручьника даяти". В том же значении поручителя находим это слово в Псковской Судной грамоте („исцу знати поручника въ своемъ серебр*Ь") и в Судебнике 1497 года. Слово „поручник" нередко встречается и в договорных грамотах Новгорода с великими князьями.
Слово „извод" в значении оправдания указано у {Срезневского исключительно в псковско-новгородских памятниках: в договорной гра-

моте Василия Дмитриевича с Новгородом 1399 года, в Двинской уставной грамоте („до десяти изводовъ“), в Псковской Судной грамоте („а то пророка кто изводъ поставилъ*). В новгородской летописи под 1375 годом встречаем и глагол „изводить* в значении отстаивать („изводя честь своего князя*).
Любопытно, что и термин „мьзда* находит себе аналогию не только в церковных памятниках в широком смысле этого слова, но и в гражданских памятниках новгородского, псковского и смоленского происхождения. В этих памятниках он встречается в особом понятии вознаграждения и оплаты, как и в Древнейшей Правде. Смоленская грамота 1229 года говорит о детском, собирающем мзду („возьма мьз- доу*). Псковская летопись под 1365 годом говорит о выдаче строителям каменной стены 400 рублев „мзды*. Почти все остальные примеры, указанные у Срезневского, употребляют слово „мьзда* уже в смысле воздаяния за грехи или заслуги.
Наконец, давно уже указано, что Древнейшая Правда обозначает деньги термином „скот*, также очень типичным для новгородских памятников. Каким бы ни было происхождение этого слова, во всяком случае все данные указывают на его большое распространение на севере Руси и в новгородских пределах. Таково, например, употребление этого слова в договоре новгородцев с немцами в 1195 году — „оже емати скотъ Варягоу на Роусине*.
Новгородское происхождение Древнейшей Правды объясняет нам и характер памятника. Влияние князя ограничивается кругом ближайших к нему и зависимых от него людей. Особенно характерно известное выражение Древнейшей Правды о своем „мире*. Слова „мир*, „мирской сход*, „мирское дело* впоследствии постоянно упоминаются в северных городах Московского государства, в особенности в поморских областях, а также в Новгороде и Пскове. Нет никаких оснований относить этот термин к позднейшему времени. Во всяком случае терминология Древнейшей Правды находит себе полное и наиболее ясное объяснение именно в памятниках новгородского или вообще северорусского происхождения.
Если новгородское происхождение Древнейшей Правды может быть доказано с большим процентом вероятия, то вопрос о времени и причинах возникновения Древнейшей Правды представляется в достаточной мере темным. По этому вопросу существует ряд противоречивых мнений, которые, впрочем, могут быть сведены к трем главным положениям: 1) Древнейшая Правда возникла еще до Ярослава (Гетц), 2) Древнейшая Правда датируется временем Ярослава (у А. А. Стратонова 1036 годом), 3) Древнейшая Правда возникла одновременно с Правдой Ярославичей во второй половине XI века (Н. А. Максимейко). Последнее предположение об одновременном происхождении Древнейшей Правды и Правды Ярославичей было уже рассмотрено в предыдущей главе, что позволяет к нему уже не возвращаться. Поэтому нашему рассмотрению подлежат лишь два первых предположения, наиболее яркими защитниками которых являются, как это было ранее указано, Гетц и Стратонов.
Г етц считает, что Древнейшая Правда в известном нам виде не может считаться первоначальной. К первоначальному ее составу он относит только статьи (по его делению) 1—2, 4-*—12, 15—17, 19—20.
22_ 23. „Позднейшими дополнениями к первоначальному составу, кото

не одна, а, по крайней мере, две Правды: 1) самая древняя, нам не известная и восстановляемая I етцом,

1. более подробная, известная нам по подлинникам XV века, или наша Древнейшая Правда. Нетрудно заметить и шаткость построений Гетца. По его мнению, дошедшая до нас Русская Правда — это частное руководство (,,ein privates Handbuch der privatrechtlichen Kompositionen“), составленное участником общинного суда („von einem Mit^lied des <Gemeindeg-erichts“). Он почему-то считает, что общинный суд мог ^происходить только в самое отдаленное время. Насколько шатки эти выводы, показывает уже то обстоятельство, что „копные* суды существовали в Литовском государстве даже в XVII веке. Малая роль князя ,в Древнейшей Правде может быть объяснена особенными причинами ее происхождения. Гетц по существу говорит не о письменном памятнике, известном под названием Русской Правды в краткой редакции, я о нормах русского права в различные эпохи. Но и в этом случае нельзя не подивиться некоторым слишком поспешным выводам Гетца. Так, слова о колбяге и варяге в Краткой Правде он относит к дохристианскому времени, ссылаясь на то, что в пространной редакции о них говорится с прибавлением слов „крещения »е имея“. При этом Гетц даже не ставит вопроса, откуда эти слова попали в Царский II список. Ссылаясь на упоминание русского закона и русского обычая в договорах Олега и Игоря, Гетц считает возможным отнести Древнейшую Правду („die alteste Redaktion“) в предполагаемом им виде ко второй •половине IX или даже к VIII веку. Но даже и в этом случае доказательства Гетца далеко не столь убедительны, Как это может показаться. Некоторые юридические нормы продолжали жить долгое время. Так, даже в таком позднем памятнике, как закон Вепринцев 1507 года, читаем постановление, крайне сходное с некоторыми статьями Краткой Правды: „кто ударит (друга) дланью (ладонью), тот платит марок 5. А кто ударит пястью или камнем платит марку 1. Кто на кого вынул мечь (нож) платит марку одну, если опять его спрячет *.4

Наиболее убедительным доводом Гетца, как будто, является близость некоторых статей Древнейшей Правды к „закону Русскому", известному по договорам Руси с греками. Но как раз сравнение Древ- жейшей Правды с договорами Руси приводит к обратным выводам •и говорит о более позднем характере Древнейшей Правды.

ривыЙ убийство) и ускочить же, да ищють его, дондеже обрящется; аще ли обрящется да убьенъ будеть**. И в Краткой Правде и в договоре 945 года мы находим кровную месть. Но нетрудно заметить и большую разницу между Правдой и договором 945 года. Договор говорит о мести от ближних. Таким образом, перед нами еще родовые отношения* Древнейшая Правда уже ограничивает месть только ближайшими родственниками. Эта особенность Древнейшей Правды была отмечена К. С. Аксаковым: „Здесь ясно означены пределы семьи, а не рода". Кроме того, в той же статье Правды устанавливается денежная шкала, за убийство, если не будет мстителя.
Таким образом, мы имеем большое отличие между постановлением Древнейшей Правды и договором 945 года. Первая статья Правды носит несомненно черты более позднего времени по сравнению с подоб- ной же статьей договора 945 года. Нельзя говорить и об особой архаичности первой статьи Краткой Правды. Она не была архаичной для отдельных областей Руси даже во второй половине XI века. Это доказывает случай 1071 года, когда Ян Вышатич расправился с волхвами на Белоозере. Характерен тот вопрос к пострадавшим от волхвов, который наша летопись вкладывает в уста Яна: „ци кому васъ кто родинъ отъ сею?“. Пострадавшие отвечают: „мнЬ мати, другому сестра, иному роженье“. Это как раз круг людей, близких к убитому, по Краткой Правде: отец [или мать], брат [или сестра], сын [или: дочь]. Слова Яна „мьстите своих“ только дополняют характеристику круга мстителей.
Архаичность Древнейшей Правды, по мнению Гетца, выражается и: в том, что Древнейшая Правда знает только две противоположных общественных группы: свободных (мужей) и рабов. Таким образом, возникает соблазнительная возможность отнести происхождение Краткой Правды в отдаленные «времена. Эта особенность Древнейшей Правды особенно бросается в глаза при сравнении с Правдой Яро- славичей, которая знает уже различные общественные группы. Но вся сила аргумента Гетца и других исследователей, отмечающих архаичность Древнейшей Правды, тотчас же падает, если для сравнения будут привлечены другие памятники. В этом отношении особый интерес представляет сравнение Древнейшей Правды с договором Новгорода с немцами около 1195 года.
Правда, которая определяет отношеАш между новгородцами и немцами: по договору 1195 года, употребляет также безыменное название „мужа“ без дальнейшего пояснения термина или каких-либо дальнейших градаций. Слово „муж“ равнозначуще в договоре 1195 года новгородцу- или русину, немцу или варягу, какого бы он ни был положения. В договоре нет никаких намеков на социальное расслоение новгородского общества, достигшее больших размеров в конце XII века. Выделены: только послы, купцы и попы, за убийство которых установлена двойная плата. Между тем договор был заключен новгородцами с немцами „на сей правде", после чего следует изложение статей предлагаемой Правды. Оказывается, что Правда 1195 года имеет непосредственное* отношение к содержанию Древнейшей Правды. Договор уже не знает мести родственников, но устанавливает за убитого („за голову^) плату в 10 гривен серебра. Уже доказано, что 10 гривен серебра равны 40 гривнам „старых" кун. Эти старые („ветхие“) куны тут же упомя-
нуты        в договоре. Таким образом,           договор 1195 года  сохраняет некоторые нормы Древнейшей Правды. Кроме того, наше внимание                              обращает            одна статья, являющаяся  явным повторением    нормы Древней-
шей Правды. Приведем два параллельных текста:

ДРЕВНЕЙШАЯ ПРАВДА                                                                 ДОГОВОР   1195 ГОДА
Аще гд& въэьпцеть на дроузЬ проче,                 Оже емати скотть Варягоу на Роусин^
а онъ ся запирати почнеть: то ити ©му              или Русину на Варяэй, а ся его яанрить;
яа изводъ пред 12 человека, да аще боу-           то 12 мужь послухы, идеть port, «ъаметг»
деть обидя не вдалъ боудеть, достойно                                                 свое
емоу свои скотъ, а за обиду 3 гривн^
В той и другой статьях речь идет о спорах из-за денег, которые обозначены одним и тем же термином „скот“. Одинаково упомянут и извод перед 12 мужами. Таким образом, перед нами одна и та же юридическая норма.
В договоре 1195 года, кроме того, имеется еще одна особенность, сближающая его с- Древнейшей Правдой. Так, договор подобно Древнейшей Правде, употребляет безличные выражения:        „а оже моужа
свяжут**, „оже рударять моужа“, „оже упьхнеть“. Этот характерный способ выражения, который некоторые исследователи пытались объяснить особой архаичностью Правды, повидимому, является также новгородской особенностью.
Замечательна и другая особенность Древнейшей Правды, сближающая ее с договором 1195 года, — это словарный материал памятника. Приведем несколько характерных терминов, встречающихся как в договоре 1195 года, так и в Древнейшей Правде: купчина, муж, скот, эа- прить (ся запирати — в Древнейшей Правде), рота. Если принять во внимание, что договор 1195 года преследовал специфические торговые цели и в то же время был мирным трактатом, то и приведенные черты близости между текстом договора и Правды представятся нам очень показательными. Между тем у нас нет никаких данных считать, что договор 1195 года отличается какой-либо особой архаичностью. Дело только в том, что некоторые термины особенно долго сохранялись в Новгородской Руси.
Все сказанное позволяет отвергнуть гипотезу Гетца о раннем происхождении Древнейшей Правды, Особенность терминологии Древнейшей Правды объясняется не ее Архаичностью, а новгородским происхождением памятника.
По-иному рассматривают вопрос о происхождении Краткой Правды те историки, которые относят время ее возникновения к первой половине XI века. Особый интерес в этом отношении имеет статья Стратонова как одна из последних работ, посвященных Краткой Правде.
Стратонов прежде всего допускает существование двух Ярославовых грамот. Первая из них была дана Новгороду в 1016 году, вторая — в 1036 году, как на это указывают наши летописные источники. Первая из „уставных грамот^ Ярослава была по существу грамотой судебной, как это доказывается сравнением содержания Двинской уставной грамоты с Русской Правдой. Древнейшая Правда, по мнению Стратонова, является той уставной грамотой, которая была дана Ярославом в 1016 году, а Покон вирный, заключающий Краткую Правду, грамотой 1036 года.1

также имели бы в них безыменный текст. В договоре 1195 года после вступления и перед текстом Правды читаем слова „на сей правде", в списках смоленского договора 1229 года „зде починаеться Правда, или даже „а се починок Правд'к"1 Краткая Правда также начинается словами „а се Правда Роськая".
Таким образом, отсутствие прямых ссылок на князя или на причины и время составления Правды не может считаться доказательством ее частного происхождения.
Поэтому можно принять мнение Стратонова об официальном происхождении Древнейшей Правды. Но так как известие летописи об Ярославовой грамоте 1016 года нз находит себе опоры, то мы должны отнести Древнейшую Правду к другой дате, имевшейся в Новгородской летописи уже в своде 1167 года, к известию 1035 или 1036 года. Текст Правды не только не противоречит, но и подтверждает наше предположение. Так, в Древнейшей Правде мы встречаем термины „варяг .и колбягм. Слово „варяг“ употреблялось на Руси в двояком смысле. Древнейший смысл этого слова обозначал выходца из Скандинавии, по преимуществу воина, позднейший — иноземца в широком смысле слова. В X и первой половине XI века варяги принимают участие в княжеских войнах в качестве наемных воинов. В битве с печенегами в 1036 году варяги составляли особый отряд и стояли посредине, тогда как по правой стороне от них находились киевляне, а на левом крыле — новгородцы.2 Повидимому, такое же расположение войска имело место и в битве при Лиственах в 1024 году. Мстислав поставил своих северян „в чело противу варягомъ, а сам ста с дружиною своею по крилома*. Это обособленное положение варягов очень ^характерно, оно объясняет нам возможность тех насилий, которое вызвали в 1015 году восстание новгородцев против варягов.
Приток варягов как особых наемных отрядов, повидимому, прекращается уже в первую половину XI века. Во всяком случае о них больше не упоминается в рассказе о распрях Ярославичей. Изяслав ищет помощи в Польше. Никто из Ярославичей больше не обращается за помощью в Новгород, Вспомогательными чужеземными войсками в смутах XI века в Киевской Руси являются уже не варяги, а половцы. Таким образом, время привилегированного положения варягов в Новгороде должно быть отнесено к княжению Ярослава, т. е. к первок
половине XI века.
Но Древнейшая Правда знает и кольбягов. Кольбяги это коль- фингры, упоминаемые под этим названием в наемных войсках византийского императора. Упоминания о кольфинграх в византийских источниках также относятся к X и первой половине XI века.
Древнейшая Правда знает варягов и колбягов, живущих особой общиной. Только так можно понимать слова: „аще ли челядинъ сък- рыется, любо оу Варяга, любо оу Кольбяга, а его за три дни не выве- доуть, а познають и в третии день, то изымати емоу свои челядинъ^ а 3 гривнЬ за обидоу". Варяги в большом количестве жили в Новгороде еще в конце X — начале XII века, когда у некоего Сигурда при дворе Владимира, бывшего тогда новгородским князем, скрывался Олаф Триггвассон. Позже при дворе Ярослава (до 1030 г.) жил норвежский король Олаф Святой. Еще позже сын Олафа, Магнус, тоже находился в изгнании при дворе Ярослава и только в 1036 году вернулся обратно в Норвегию. Варяжская и новгородская дружины помогали Ярославу в 1036 году победить печенегов. Русская Правда предоставляет некоторые льготы варягам и колбягам, обеспечивая им возможность вместо привода двух свидетелей итти на роту. Но рядом с этим она вводит ответственность варягов и колбягов за сокрытие челядина, накладывая на них обязанность уплатить „3 гривнЪ за обидоу“.

относит поездку Ярослава в Новгород, где он посадил на княжение своего сына Владимира и епископа Жиряту. Упомянутый же ранее список новгородских князей связывает вокня- жение Владимира в Новгороде с грамотой Ярослава. Свод 1167 года говорил о грамоте в связи с заточением посадника Константина, вскоре убитого по приказанию Ярослава в Муроме.
К тому же 1036 году относится и победа Ярослава над печенегами, одержанная при помощи новгородцев и варягов. Участие варягов в битве с печенегами объясняет особое внимание к ним в Краткой Правде. Древнейшая Правда была дана под давлением обстоятельств, о которых можно судить только на основании некоторых намеков летописи. Так, Лаврентьевская летопись указывает, что в том же 1036 году Ярослав посадил своего брата Судислава в заточение в Пскове. Судислав был оклеветан перед Ярославом. Эта клевета могла быть связана с боязнью Ярослава встретить претендента на новгородский стол. Крайне характерно и то обстоятельство, что в Лаврентьевской летописи именно под 1036 годом встречаем целый ряд указаний на новгородские события, которые обычно пропускаются в повести Временных Лет.
Какое же право получило свое отражение в Древнейшей Правде? Исследователи XVIII и первой половины XIX вв. особенно упорно отмечали влияние на Краткую Правду (даже в ее целом виде) германского и, в особенности, скандинавского законодательства. В недавнее время этот взгляд, в свое время усердно защищаемый М. П. Погодиным, нашел защитников у лингвистов-филологов, в том числе Карского. Карский с ссылкой на Погодина прямо говорит, что Русская Правда „в основе своей есть устав норманский, принесенный Варяго-Русью,
и только с течением времени переведенный на язык того народа, среди которого они поселились.

кровной мести. В этом отношении поучительна история Польши. Туземное население имело свои славянские установления (Institutionen), также и кровную месть: немецкие поселенцы следовали немецкому праву и поэтому в системе наказаний возникли большие различия.
Между тем Древнейшая Правда рисует нам кровную месть еще не отмененной. Об этой мести говорит не только первая статья Древнейшей Правды, но статья о мести детей за потерпевшего („тогда чада смирять"). В Древнейшей Правде встречаем и обозначение пени за убийство как платы „за голову". У славянских народов этому соответствуют термины: глава [сербск.] и глова [польск.]. В Древнейшей Правде упоминается „свод", характерный споссб доказательства невиновности, именно для славянских народов. Сами выражения статьи о своде в Древнейшей Правде близки к некоторым текстам грамот Сербии и Далмации: „вели [скажет]: то е мое"; „да да сводь у нога есть купиль" и т. д.

Но самым важным и ощутительным признаком связи Древнейшей Правды с юридическими памятниками южного славянства является присутствие в ней двух статей, находящих полную аналогию в статьях Закона Судного людем. Исследование Закона Судного людем не входит в мою задачу, но для ясности вопроса мне придется несколько задержаться на рассмотрении этого памятника. По исследованию Т. Д. Флоринского, Закон Судный людем или судебник царя Константина, как он назван в некоторых рукописях, возник в Болгарии „вероятнее всего . . . . в эпоху царя Симеона". Флоринский различает две редакции Закона — пространную и краткую. Пространная редакция дошла до нас в составе особых юридических сборников русского происхождения (Мерил Праведных) и Софийской 1-й летописи. Краткая редакция сохранилась в Кормчих, Списки пространной редакции Закона Судного людем могут быть разделены на два извода. Один из них представлен списком XIV века, напечатанным в Русских достопамятностях (т. И), другой — текстами, внесенными в Софийскую летопись. „С точки зрения общего состава памятника краткая редакция, без сомнения, должна быть признана первоначальной4*.1
В пространной редакции Закона Судного людем мы находим статьи, имеющие прямое отношение к Древнейшей Правде, это статьи о вся- дении на чужого коня и о порче копья и щита. Одна из этих статей (о всядении на чужого коня) находится в тексте Закона Судного людем, другая поставлена в Пушкинском списке XIV века перед Законом Судным людем, в софийских же летописях в конце текста. Приведем сравнительные тексты сходных статей Закона (по Пушкинскому списку) и Древнейшей Правды.

ЗАКОН СУДНЫЙ
Аще кто бес повЬлЬния на чюжемь кон% ездить, да ся тепеть и по три краты, и да тепеть и продасться, яко и тать
Давно уже замечено, что три удара („да ся тепеть по три краты") Закона Судного людем заменены в Древнейшей Правде обычной русской нормой, выраженной в денежном штрафе.
Еще более ясную связь между Краткой Правдой и Законом Судным людем находим в статье о порче копья или щита. Вот параллельные тексты этой статьи в обоих памятниках:

Основную часть Закона Судного людем обычно возводят к болгарскому оригиналу X века, но отдельные статьи этого памятника, как это признают многие исследователи, могли возникнуть уже на Руси. Это относится, в первую очередь, к дополнительным статьям, помещенным в конце Закона Судного людем. К числу таких дополнительных статей принадлежит и ранее указанная статья о порче копья или щита, имеющаяся как в Краткой Правде, так и в Законе Судном людем. Между тем статья о порче копья и щита дана в списках Закона Судного людем с некоторыми отличиями. Так, в списках Закона Судного людем, помещенных в Софийских летописях, не находим термина „скот", вместо которого стоит „ино что“ или „ин^м чимъ". Кроме того, слово „портъ" заменено словом „топоръ". Слово „топоръ“, действительно, более соответствует глаголу „изломить", который более применим к словам — копье, щит и топор, чем к слову „портъ" (или одежда). Само появление слова „порть" может быть объяснено неправильным прочтением слова топор. Таким образом, можно думать, что Закон Судный людем в редакции Софийского временника сохранил более правильное чтение, чем Пушкинский сборник. Но, с другой стороны, текст статьи о порче копья и щита в Краткой Правде стоит в связи с текстом Закона Судного людем в Пушкинском сборнике, а не в Софийских летописях. Краткая Правда также употребляет выражение „портъ" вместо „топоръ" и термин „скотъ". Ясно, что не Закон Судный людем пользовался Краткой Правдой, а, наоборот, Правда — Законом Судным людем и притом в редакции Пушкинского сборника.
Заимствования из Закона Судного людем в Краткую Правду обличают нам в ее редакторе человека, хорошо знакомого с церковно-юридическими памятниками, среди которых Закон Судный людем имел особый интерес для древнерусских книжников. Значение Закона Судного людем в древней Руси с большой четкостью выясняется из одного малоизвестного поучения, находящегося в составе Измарагда и известного Горскому и Ново- струеву по списку XVI века. Поучение приписывается Василию Великому, но является несомненным памятником русского происхождения. Горский и Новоструев считают, что Измарагд, в котором помещен наш памятник, восходит к XIV веку. Приведем это небольшое слово целиком по списку XVI века.
ПОУЧЕНИЕ СВЯТАГО ВЕЛИКАГО ОТЦА ВАСИЛИА Благослови отче.
Оустроите любимии спасение своимъ душамъ в мало се время, едино житиа время и едина смерть, и едина душа. Ткмъ пещися его кр^пц-к и оустрааи житие свое добр^Ь. Часть от им'Ьниа богови отлоучаи, а прочее имЬние д^тем при животЬ яви пред послоухи, а женним льстем не ими stpbu Мнози бо лукави жены суть, д^теи д'Ьля се писано есть. Аще 6о пред послухи д&гемъ не явиши им^ниа, то жена твоа утаивши имение
замоуж поидеть и не будет тебЪ памяти, а ни д^темъ твоего стяжаниа. Того д'Ьля яви имение свое пред послухы дЪтемъ. Многы бо соуть жены, егда в болезни моужь будеть и хощеть даати бога д'Ьля имение, она же плачеть оумиленно лжоущи дабы мужь не раздавалъ им'Ьниа, ротит бо ся много и глаголеть:    „сксти по тоб& хощу вдовою или постригоуся

послоуховъ постави добрых. Аще замоуж въсхощеть ити да идеть в томъ, иже боудеть на неа в'ьзложилт» порты и кузнь. Оув’Ьжьте, яко мало есть женъ добрых, иже ся бога- боятъ и своего не пременять слова. И аз бо видокъ многым женами, предо мною обЬт положивше постричися, и тии моужи яша вйроу им*ь и не явиша дЬтемъ имЬниа пред послоухи, тако же нынЬ не постригошася и заможь (I) идоша, а дЪтемъ ничего не даша. И тако посм’Ьяшеся #Ьтем блядливыа ты жены. И сего же много. Аще бол-Ьнъ мужь и даати от им^ниа спасениа дЬля души, жена же плачюще глаголеть: „а мнЬ что ясти постригшися по тоб'Ь". Он же оумыслитъ: „се ми задушие готово, пострижется по мнЬ жена". Она же лоукаваа имение изблядши замужь идеть, имение то оставленое ни души ни д’Ьтем’ь боудеть. Того дЪля 7 послухов добро, и яви дЬтем имение. Сие б о написано и речено злых жен и лукавых для, а добраа жена и по смерти мужа своего спасеть, иже и при живомъ мужи все доброе творить и моужа своего, яко бога чтит, а по смерти же много души помощи моужа своего творить и о добро велми. Аще бы есте здрави еще и душевное участие богови отдали и живот свои оурядили бы есте пред седмью послуховъ, не см^ли быша злыа жены ничего лукавиа сътворити. Того дЪля устроаите жизнь сию добрЬ да безмятежно здЬ поживете, а онома въ царство небесное приидете^.
Время составления поучения не датировано, но у нас нет никаких сомнений в его русском происхождении. Употребление слова „видок" как будто ведет нас к признанию в авторе новгородца. Имя Василия, поставленное в заголовке, напоминает нам об известном новгородском архиепископе XIV века — Василии Калике, в послании которого также встречаем редкое слово „видок". Это имя впоследствии по ошибке могло быть отожествлено с Василием Великим, вследствие чего в заголовке появились слова „святаго великаго отца Василиа". Такие приписывания русских слов известным церковным писателям древности очень нередки и многократно отмечены. Наиболее интересны ссылки автора поучения на какой-то памятник, приписанный им святым отцам. Автор ссылается на необходимость сделать распоряжение о своем имуществе перед 7 послухами, „яко же святии отцы взаконили". Известно, что Закон Судный людем отводит много места вопросу о наследстве, указывая, что каждому умирающему „л’Ьпо оустроити первое о задушьи, второе о д^техт» и о женЪ . Под словом „задушье" Закон Судный людем, как и наше поучение, понимает имущество, оставленное на поминовение по душе. Закон Судный людем устанавливает и передачу имущества перед послухами: „оустрояти имение сдравымъ ходящим и цЪлымъ оумомъ, послухы поставити... не мние^ (в других списках не мними, или не мнгЬ, т. е. не меньше) седмы от того града, идЪ же живуть". Таким образом, автор
поучения пользовался Законом Судным людем и ссылался на него, порицая существующую практику передачи всего имущества женам. Это свидетельство указывает на большое распространение и авторитетность этого памятника в церковных новгородских кругах.
В свою очередь заимствования, сделанные составителем Древнейшей Правды из Закона Судного людем, заставляют видеть в нем представителя духовенства. Действительно, летопись связывает новгородскую грамоту 1036 года с поставлением в епископы Луки Жидяты. О характере Ж.идяты дает понятие сообщение летописи о том, как Лука расправился со своими холопами, оклеветавшими его перед митрополитом: „Дудици же холопу оскомины бЪша, урЬзаша ему носа и руц& отсЬкоша и збЬже в Н&мци". Время епископства Луки было отмечено таким важным событием, как построение Софии Новгородской. А. И. Пономарев, характеризуя деятельность Луки, отмечает следующие „факты сами по себе незначительные, но свидетельствующие очень о многом'*: 1) потребность Новгорода в книгах не только богослужебных, но и четьих,

2)  обращение записи попа Упыря Лихого, сделавшего список пророчеств в 1047 году в Новгороде, не только к князю, но и к другим читателям;3) умение переписчиков того времени перекладывать глаголицу на кирилловское письмо; 4) наличность в Новгороде некоторых книг, которые были редкостью даже в XV веке. Крайне характерно то обстоятельство, что поп Упырь Лихой переписал книги пророчеств „ис кириловицк“, под которой он понимал не современную кириллицу, а глаголицу, распространенную на Балканском полуострове, так как в тексте пророческих книг, им переписанных, обнаружены остатки глаголического письма. Нет ничего невероятного в том, что в Новгороде был уже известен список Закона Судного людем, который был внесен в первоначальный Номоканон или Кормчую, как это доказал А. С. Павлов, возводящий появление Кормчей на Руси уже ко времени Ярослава Мудрого.

Древнейшая Русская Правда явилась первым опытом законодательства в Новгороде. Она представляла собой запись обычного новгородского права, дополненного некоторыми статьями Закона Судного людем. Как всякая запись древнего права, Древнейшая Правда имеет несколько примитивный характер. Но этот характер Правды и является доказательством ее подлинности. Древнейшая Правда, таким образом, возникла на русской почве и не может быть названа простым заимствованием какого-либо чужеземного права. Дошедший до нас текст Древнейшей Правды довольно верно передает ее первоначальные черты.
Но возникает и другой вопрос, — является ли Древнейшая Правда однородной по составу и не предшествовал ли ей какой-либо другой письменный памятник. Ответить на этот вопрос крайне затруднительно, но с некоторым вероятием можно указать два слоя в Краткой Правде. Древнейшие статьи, повидимому кончаются 11 статьей („аще ли челядин съкрыется*). Далее идет заимствование из Закона Судного людям, и статьи имеют уже другое содержание. Быть может, основа Древнейшей Правды 'восходила к более раннему времени, чем 1036 год. В этом случае приходит на память 1016 год, к которому летопись приурочивает пожалование Ярослава, быть может на основании ранних припоминаний. Тогда удовлетворительно объясняются обе летописные даты — 1016 и 1036 годы. Упоминание же о варягах и колбягах ведет нас к рассказу летописи о восстании новгородцев против варягов и позднейшем соглашении Ярослава с новгородцами в 1016 году.

.