Библиотека
Теология
Конфессии
Иностранные языки
Другие проекты
|
Ваш комментарий о книге
Тихомиров М. Исследование о Русской Правде. Происхождение текстов
Глава 5. Составные части Краткой Правды
Краткая Правда, как мы видели, дошла в составе памятника новгородского характера. Но это еще не решает вопроса о происхождении Краткой Правды, так как новгородские рукописи нередко передавали тексты, сложившиеся на юге Руси.
Известно, что Новгородская и Псковская земли являлись настоящими сокровищницами древне-русской литературы, сохранившими для потомства такие шедевры, как например, „Слово о полку Игореве" и многие списки летописей, в том числе известный Ипатьевский список, в основе которого лежит памятник галицко-волынского происхождения. Следовательно новгородское происхождение списков Краткой Правды еще не является доказательством ее новгородского или вообще говоря северно-русского (например, смоленского) происхождения.
В настоящее время известны два древних списка Краткой Правды — Академический и Археографический, которые оба дошли до нас в составе Новгородской летописи. Но Татищеву был известен третий древний список Краткой Правды. О нем читаем такое несколько неясное сообщение Татищева: „Зде представляется во-первых древний закон, о котором, хотя преподобный Нестор, историк руский, сказует, что Ярослав I дал закон новогородцам; поп Новогородский Иоанн, живший во время Ярослава И и сына его Александра I и Невского проимянованного, точно оной в своей истории положил и Аврамий Ростовский, хотя нечто с разностью в летопись свою внес". В примечаниях к тексту Правды Татищев называет рукопись Аврамия Ростовского просто Ростовской летописью. Повидимому, о той же Ростовской летописи Татищев упоминает в примечаниях к своей „Истории". Из них выясняется, что Ростовская летопись имела некоторые чтения, не известные по другим летописям. Так, под 920 годом в ней, как и в новгородской летописи, известной Татищеву, говорилось о рождении Святослава, а в 1135 году, соответственно Раскольничьему манускрипту, упоминалось, что Юрий вернулся к себе на родину в Белую Русь. Оба эти замечания очень странны. Название Белая Русь не употребляется в наших летописях в применении к Суздальской земле. О рождении Святослава упоминается в списке Царского (Софийская 1-я летопись), но под 6450—942 годом, а также в Тверской летописи. Ссылка Татищева на Ростовскую и Новгородскую летописи одновременно позволяет думать, что Татищев мог ошибиться годом или перенести его по собственному разумению на другое место, но о самом факте написал правильно. Таким образом, Ростовская летопись имела какое-то сходство с Новгородской. Это обстоятельство объясняет нам причину, по которой в Ростовскую летопись могла попасть Краткая Правда, заимствованная из Новгородской летописи. Текст летописи, соединившей суздальские (главным образом ростовские) и новгородские известия, имеем в неизданном Владимирском летописце, где также под 1019 годом читаем ссылку на грамоту Ярослава: „а нового- родцев одарив, отпусти их, дасть им судебную грамоту, почему им ходить". В Ростовскую летопись Краткая Правда попала из новгородского источника, соединенного с летописью, близкой по содержанию к упомянутой Владимирской летописи, которая в начальных своих статьях сходна с Троицкой пергаментной летописью, сгоревшей в 1812 году. Татищев приписал Ростовскую летопись некоему Авраамию Ростовскому, как мне кажется, по ошибке. Известен только один Авраамий Ростовский, который согласно его житию жил в XI веке и не мог быть автором летописи, упоминавшей о событиях XII века. Но существовал Авраамиев Ростовский монастырь. Поэтому полагаю, что Ростовская летопись, упомянутая Татищевым, имела запись об ее принадлежности Авраамиеву Ростовскому монастырю и представляла собой довольно поздний свод (Татищев не говорит, что она была написана на пергаменте), соединивший известия суздальского (ростовского) и новгородского летописаний.
Татищев приводит из Ростовской летописи всего два варианта к тексту Краткой Правды, но очень важные. Ростовский манускрипт дает текст „то холопа не яти* (в Академическом — „полти*4), в статье о холопе, ударившем свободного мужа, и другой вариант „3 гривны и 30 р'Ьзан* (в Академическом — „то гривноу и тридесять рЬзан* в статье о краже). Далее Татищев указывает, что цифры в поконе вирном показаны в „дву манускриптах (т. е, Академическом и Ростовском) весьма разно*. Значение приведенных вариантов очень велико, если принять во внимание, что им соответствует текст Пространной Правды. Между тем Татищев не знал о существовании Пространной Правды, иначе бы он о ней упомянул. Следовательно, существование Ростовской летописи не подлежит сомнению, как и подлинность дополнительной статьи Русской Правды, помещенной только в этой летописи и известной только по Татищеву. В ней читаем: „Оже убиенъ тать, а подымутъ ноги во дверЬ, ино убитъ, оли подымутъ ноги за вороты, толи платити в немъ*. Однако эта статья носит все черты позднейшей подправки текста. В этом смысле особенно характерно употребление слова „оли*, которое не встречается в тексте Краткой Правды, но постоянно употребляется Татищевым в его „Собрании законов древних русских*. Повидимому, Татищев считал это слово особенно подходящим к стилю древнерусских памятников. Характерная описка „въ дверй* вместо „во двор-Ь*, как предлагают читать большинство исследователей, вероятно также была сделана Татищевым.
Таким образом, мы получаем важное указание на существование списков Краткой Правды, обладавших дополнительными статьями, не известными нам по дошедшим до нас двум спискам XV века. Вместе с тем показания Татищева заставляют думать, что Краткая Правда и в Ростовском списке имела в основном черты известного нам текста. Дополнительная же статья о тате могла и не восходить к первоначальному тексту.
Обращаясь теперь к сравнению сохранившихся списков Краткой -Правды — Археографического и Академического , — мы должны притти к выводу о независимом их происхождении от общего протографа. Отличия Археографического списка от Академического, главным образом, заключаются в том, что Археографический список более вольно передавал текст своего оригинала, языком более понятным для читателя XV века, чем Академический список. В нем мы находимъ следующие чтения: „никоего" (Ак. никотораго); „а онъ не можеть, ино“ (Лаг. — аще ли не можеть); „вынемъ* (Ак.— вынезь); „поняти* (Ак. — пояти); „за него* (Ак. — за нь); „ездовом* (Ак. — подъкздномъ); „изыщоуть* (Ак.— ищоуть); „аще кто* (Ак. — а иже); „то той оубитъ и есть* (Ак. — то той оубить); „изъясти" (Ак. — ясти). Но рядом с этими чтениями, происхождение которых не вполне ясно и вызывает предположение о позднейшем подновлении текста, Археографический список кое-где обнаруживает более ранние чтения. Так, известная статья об изводе перед 12-ю мужами изложена в Археографическом списке так: „то ити емоу на изводъ пред 12 моужа". В Академическом списке здесь читаем: „пред 12 человека". Между тем во всех других случаях Краткая Правда употребляет термин „муж" или „мужи". Вместо фразы „а л’Ьтцю мъзда" Академического списка в Археографическом читаем: „а личьцю мьзда". Здесь слово „личець" произошло из "л’Ьчець". Вместо слова „поклонъ вирный" Академического списка в Археографическом находим „поконъ вирный". Зато в других случаях писец Археографического списка просто не понимал текста Краткой Правды. Таково чтение „любо сопретесь", которое находим в Археографическом списке вместо варианта „перетесъ" в Академическом.
Шахматов считал, что Академический список Новгородской 1-й летописи младшего извода зависел от текста Археографического, отмечая также, что на Академический список влиял, кроме того, Троицкий список Новгородской летописи и Новгородский свод 1448 года. Действительно, текст Академического списка носит черты правки по какому-то другому списку. Этим, на мой взгляд, объясняются известные заметки („зри") на полях Академического списка, на которые обратил внимание Сергеевич. Эти пометки обращали внимание переписчика на необходимость сверки текста Правды с другим оригиналом. Характерная поправка особенно бросается в глаза в статье об убийстве огнищанина в разбои, где находим какую-то подчистку в слове „вирное" и особенно в слове „вири", которое написано с пропуском чистых мест для букв. Даже фототипическое воспроизведение листа Академического списка с этой статьей, приложенное к изданию Сергеевича, позволяет видеть, что первоначально на месте слова „вири" было написано другое, большое по размерам слово, повидимому, „вирн&и", как это стоит в Археографическом списке. Текст Академического списка был изменен под влиянием какого-то другого текста Правды, — предположительно, текста, помещенного в Троицком списке Новгородской летописи. Такую же неуверенность писца в правильности передаваемого им текста находим в Академическом списке и ниже, где читаем: „а от грние“ с титлом сверху, тогда как Археографический список дает здесь простое чтение „гривне". Общее впечатление от сравнения Академического списка с Археографическим приводит к мысли о большей сложности академического текста, на который оказал влияние какой-то другой, повидимому более древний, список Краткой Правды. Эта большая древность текста Академического списка находит себе и другое подтверждение. Текст Краткой Правды послужил одним из источников Пространной. Поэтому некоторые особенности текста Пространной Правды могут быть использованы для суждения о большей или меньшей древности отдельных вариантов Академического и Археографического списков. Сравнение говорит в пользу большей древности Академического списка. Так, Академический список в статье об убиении огнищанина в разбое дает чтение „или оубиица не ищоуть", тогда как в Археографическом здесь читаем „неизыщоут". Пространная Правда в статье о княжем муже, убитом в разбое, дает текст „не ищють".
Различия в чтениях Академического и Археографического списков не могут быть названы очень большими, но они показывают существование еще в XV веке других списков Краткой Правды, имевших небольшие, но интересные отличия от дошедших до нас. С другой стороны, все данные приводят нас к мысли, что Краткая Правда в списках, явившихся непосредственными предшественниками Академического, Археографического и даже Ростовского текстов, была того же состава, какой нам известен в настоящее время. Следовательно, Краткая Правда сложилась раньше XV века и раньше времени внесения ее в текст летописи.
Дошедшие до нас тексты Краткой Правды являются, несомненно, цельным памятником. В том виде, в каком она до нас дошла, Краткая Правда помещена не только в Академическом и Археографическом списках, происходящих от общего протографа, но и в Ростовской летописи Татищева. Нет никаких доказательств того, что составители этих летописей рассматривали Краткую Правду как сборник статей. Но это не мешает нам видеть разнородность отдельных частей Правды, в первую очередь большую разницу между первой и второй частями Правды. Выделение составных частей Правды и определение взаимоотношения этих частей между собой является очередной задачей историка. Но это дело крайне нелегкое, вследствие чего в науке установилось несколько взаимно исключающих мнений о составных частях Краткой Правды. Из них особенно противоположны взгляды Максимейко, с одной стороны, Сергеевича и Гетца — с другой. Максимейко, как мы видели выше, считает Краткую Правду произведением одного автора, соединившего в один сборник нормы новгородского и киевского права.
Доказательства Максимейко в пользу одновременного происхождения обеих частей Русской Правды в" значительной мере были вызваны противоположными мнениями Сергеевича и Гетца, разделивших Краткую Правду на две части. Сергеевич в своих „Лекциях и исследованиях^ отмечает, что списки первой фамилии (т. е. Краткой Правды), представляя древнейшую редакцию Правды, написаны, однако, не сразу, не в один прием. Позже он прямо делит Краткую Правду на два особых памятника или на 1-ю и 2-ю редакцию Русской Правды. Гетц целиком повторяет Сергеевича.
Оба крайних мнения, одно из которых считает Краткую Правду памятником, обе части которого возникли одновременно, а другое — сборником, состоящим из двух совершенно самостоятельных частей, представляются несостоятельными. Признавая Краткую Правду сборником, „обе части которого составлены одновременно и одним и тем же лицом", как это доказывает Максимейко, мы окажемся перед лицом непреодолимых трудностей при объяснении различий между первой и второй частями Краткой Правды. Нельзя же, в самом деле, объяснить молчание первой части Правды о князе тем, что ее составитель знал, „что это лишь первая часть работы, за которой последует продолжение, где будет возможность остановиться на князе и дать о нем надлежащие определения на основании более благодарного и богатого материала, какой заключала в себе практика Киевской Руси“. Не проще ли в этом молчании Краткой Правды о князе видеть особенность первой части рассматриваемого памятника, как это делали другие исследователи? Максимейко приписывает составителю Краткой Правды „руководящую идею", аналогию для которой мы не найдем в других памятниках древней Руси. По мнению Максимейко, идея заключалась в том, что „автор 1-й
Правды называл лишь те имена, которые отсутствуют во второй**. Таковы явные натяжки, которые понадобились для доказательства теории, опровергаемой всем текстом Краткой Правды.
Но и мнения Сергеевича и Гетца также вызывают возражения. Выделение двух частей дошедшего до нас в целом виде памятника должно быть сделано с большой осторожностью. Оба списка Краткой Правды дают памятник в полном виде. Для того чтобы разделить Краткую Правду на два различных документа, надо иметь уверенность в том, что мы имеем в ней обычный сборник, в который были вписаны два памятника, лишь механически соединенные вместе. Но как раз эта мысль и не может быть доказана, так как есть все основания думать, что дошедший до нас текст Краткой Правды представляет собой сборник, положивший в свое основание несколько источников, которые соединены в один памятник после соответствующей переработки и редакционных изменений.
Поэтому можно согласиться со следующими словами М. А. Дьяконова: „Первая и вторая части Краткой Правды говорят вовсе не об одном и том же; они различаются содержанием, а не изложением; это скорее два памятника, соединенные, однако, между собою потому, что один служит дополнением другого, а вовсе не разные редакции одного и того же. Между частями краткой редакции Правды необходимо делать различие, как это и делал Тобин и другие. Но все же это будут две части одного is. того же списка, а не две разные редакции одного памятника/4 2
Впрочем, само традиционное представление о делении Краткой Правды на две части также было подвергнуто сомнению. В этом отношении особый интерес представляет работа Н. А. Стратонова, заново рассматривающая вопрос о составе и происхождении Краткой Правды. Стратонов, как это сказано было выше, выделяет из состава Правды в особые памятники — покон (или поклон) вирный и устав мостников. Вместе с этим выделением новых составных частей Краткой Правды рушится и традиционное представление о двух частях Правды, и самый вопрос об ее происхождении принимает характер большей сложности, чем это обычно указывается в научных работах.
Во всяком случае, при самом беглом знакомстве с Краткой Правдой мы можем различать по крайней мере три части этого памятника, выделенные в самом тексте. Первую часть Правды, обнимающую 18 (17) первых статей, вторую часть, начинающуюся киноварной буквой „П“ (словами „Правда оуставлена Роуськой земли“), и третью часть, начинающуюся словами „А се поконъ вирный “ и имеющую ссылку на Ярослава.
Оставляя в силе традиционные названия, которые установились для различных частей Краткой Правды, я буду называть в дальнейшем первую часть краткой редакции — Древнейшей Правдой, вторую — Правдой Ярославичей, а третью — Поконом вирным.
Какие же данные существуют у нас для суждения о происхождении этих отдельных частей Краткой Правды? Обычный способ сравнения изводов памятника здесь неприменим. У нас под руками всего лишь два древних списка Краткой Правды, к тому же происходящие от одного общего текста. В этом случае наиболее наглядным способом для определения разновременного происхождения отдельных частей Краткой Правды может служить лишь терминология самого памятника.
Чрезвычайно доказательны те отличия, которые могут быть отмечены в терминологии Краткой Правды.
Приведем слова, обозначающие различные социальные и этнические группы и встречающиеся только в Древнейшей Правде;
русин Словении
гридин варяг
купчина кольбяг
ябедник челядин
изгой
К этим словам надо прибавить другие термины, точно так же отсутствующие во второй половине Краткой Правды. К ним относятся такие термины Древнейшей Правды:
знамение поручник
видок извод
мъзда скот (деньги)
мир господин
свод муж
Не все из этих терминов имеют одинаковое значение для нашей темы, но в своей совокупности они дают картину больших терминологических отличий между Древнейшей Правдой и Правдой Ярославичей. В этом смысле особенно убедительный результат дает сравнение синонимов того и другого памятника. Слова гридин и ябедник не встречаются в Правде Ярославичей, хотя этими терминами обозначались княжеские дружинники. Наоборот, в Правде Ярославичей встречаются огнищане. Древнейшая Правда дважды называет рабов челядинами, хотя и знает холопов, тогда как Правде Ярославичей известны только холопы, термин же „челяднн“ в ней отсутствует. Древнейшая Правда называет деньги термином „скот“. Правда Ярославичей не знает этого термина, а Покон вирный говорит о кунах в значении денег („тъ всйхъ коунъ 15 коунъ“). Древнейшая Правда знает термин „видок“ в значении свидетеля, Правда Ярославичей говорит о послухе.
Не менее характерны различия и в денежном счете Древнейшей Правды и Правды Ярославичей.
Древнейшая Правда знает только одну денежную единицу — гривну. Плата в 40 гривен устанавливается за убитого, 3 гривны — за нанесение побоев (с кровью или синяком), 12 гривен — за побои каким-либо предметом и т. д.
Совершенно иное мы находим в Правде Ярославичей и Поконе вирном. Здесь встречаются штрафы, выраженные в 80, 12, 5, 3 гривны* Рядом с этим упомянуты и другие денежные единицы — ногата, резана и куна. Перед нами иной памятник с более обильным и разнообразным денежным счетом.
Уже эти различия в терминологии Древнейшей Правды и Правды Ярославичей достаточны для того, чтобы признать разновременное происхождение этих частей Краткой Правды.
Не менее важны и другие отличия Древнейшей Правды от Правды Ярославичей. Древнейшая Правда упоминает во второй части первой статьи только о княжеских людях. Князь в Древнейшей Правде не упомянут, а к платежам прибавляются объяснительные слова, что деньги выплачиваются „за обидоу“. Правда Ярославичей знает не только обиду, но и „продажу**, о которой ничего неизвестно Древнейшей Правде.. Если Правда Ярославичей ставит всюду на первое место князя и его выгоды, то Древнейшая Правда дает нам иную социальную среду. .На эту особенность Древнейшей Правды давно уже обращено было внимание нашей исторической литературы. В особенности подробно развита мысль об особом характере Древнейшей Правды в известной работе Гетца.
Различия в терминологии подчеркиваются также существованием особого заголовка, которым начинается вторая часть краткой редакции: „Правда оуставлена Роуськои земли, егда ся съвокоупилъ Изяславъ, Всеволода, Святославу Коснячко, Перен^гъ, Микыфоръ Кыянинъ^ Чюдинъ, Микула“. Попытки заподозрить подлинность этого заголовка должны быть признаны неудачными. Позднейший сводчик не мог знать о существовании таких участников съезда, как Коснячко, Перенег и др. Поэтому появление этого заголовка может быть объяснено только тем, что с него начинается один из источников Краткой Правды. Вопрос, следовательно, в том, где кончается этот второй источник; является ли вторая часть Краткой Правды особым памятником или она составлена из ряда памятников. Различие же между первой и второй частями Русской Правды резко подчеркнуто терминологическими особенностями, о чем говорилось выше.
Такие же терминологические отличия мы видим между Древнейшей Правдой и Правдой Ярославичей, с одной стороны, и Поконом вирным — с другой. Покон (в Академическом списке ,,Поклонъ“) вирный знает следующие термины, отсутствующие в Древнейшей Правде и Правде Ярославичей:
вирник веверица
емец Урок
Слово „вирник“ отсутствует как в Древнейшей Правде, так и в Правде Ярославичей, но в Правде Ярославичей имеется ссылка на „вирное“, которое платится за огнищанина. Покон вирный знает ногату и резану как денежные единицы, подобно Правде Ярославичей, тогда как Древнейшая Правда упоминает лишь о гривнах. Особый характер Покона вирного подчеркивается самим памятником, отметившим начало („А се покон вирный“) и конец („то ти оурок Ярославль*') вставки. К Покону вирному по своему содержанию примыкает как предыдущая („А от гривне мечнику коуна“), так и последующая („А се оурокъ мостьниковъ) статьи, заимствованные из особых источников. Впрочем, как далее будет указано, эти статьи возникли в тесной связи с Поконом вирным.
Таким образом, в составе Краткой Правды можно выделить по крайней мере три самостоятельных части: 1) Древнейшую Правду, 2) Правду Ярославичей, 3) Покон вирный с сопровождающими его статьями. Можно думать, что все эти части составляли особые источники, которые были соединены и соответственно переработаны составителем Краткой Правды. В действительности и это деление, вытекающее из терминологических особенностей отдельных частей Краткой Правды, полностью не отражает пестроты ее состава. Такое деление имеет лишь подсобный, рабочий характер, позволяющий более легко ориентироваться в сложном составе Правды. Между тем выделение отдельных частей памятника в основном определяет, как далее будет видно, этапы работы над составлением Краткой Правды.
По-иному ставит вопрос о составных частях Краткой Правды
В. П. Любимов. Он обращает внимание на то, что в тексте Академического списка встречаются „большие буквы, написанные не киноварью, а чернилами^. По его мнению, эти буквы „служат для деления текста на некоторые статьи или для выделения того, что можно назвать статьями". В связи с этим В. П. Любимов делает общий вывод: „такого рода разделение текста наводит на мысль, не отражают ли эти деления самый процесс создания памятника, обозначая отдельные фрагменты, из которых
он складывался*. Мысль В. П. Любимова уже нашла отклик в нашей исторической литературе, но, к сожалению, основана на неправильной предпосылке. Большие чернильные буквы А, С, И, О и т. д. ветре- чаются не только в тексте Правды, но и на протяжении всего Академического списка, да и не только в тексте этого списка, но и в громадном количестве рукописей XV—XVI веков. Они зависели от графической манеры писцов, а не от внутреннего содержания текстов. Ошибка
В. П. Любимова заключается в том, что он игнорирует общепалеографические выводы и оперирует наблюдениями, хотя и крайне тщательными, только над текстом Русской Правды.
Продолжение Древней Российской Вавлиофики. Часть I, содержащая Правду русскую и судебник. СПб. 1786, стр. 1.
В. Н. Татищев. История. Часть 1т, прим. 101 и 389.
Рукопись Государственного Исторического музея в Москве. Синодальное собрание, № 793.
См. варианты к тексту Краткой Правды в издании „Русская Правда" под редакцией
С. В. Юшкова.
См. М. Владимирский-Буданов. Христоматия по истории древнерусского права, вып. I. 5-е изд. 1899, стр. 33, примеч. 16.
Правда Русская, 1, стр. 67—81.
А. А. Шахматов. Обозрение русских летописных сводов XIV—XVI вв. М.—-Л. 1938, стр. 181.
Русская Правда в четырех редакциях. Изд. Сергеевич. СПб. 1904. См. также примечания к тексту Краткой Правды у Г. Е. Кочина в „Памятниках истории Киевского государства IX—XI вв. Л. 1936, стр. 86—89.
В. Сергеевич. Лекции и исследования. СПб. 1903, стр. 55.
Н. А. Максимейко, указ. сочин., стр. 51 и 61.
Н. А. Максименко, указ. сочин., стр. 61.
В. Любимов. Палеографические наблюдения над Академическим списком Русской Правды. Историк-марксист № 5, 1938 г., стр. 156—161.
.
Ваш комментарий о книге Обратно в раздел история
|
|