Тит Ливий. История Рима от основания Города

ОГЛАВЛЕНИЕ

КНИГА XL

Филипп приказывает задержать заложниками сыновей тех, кого он казнил; Феоксена, опасаясь царской похоти к своим сыновьям, еще мальчикам, ставит перед ними меч и чашу с отравленным питьем, убеждает их избежать смертью сладострастной опасности; добившись этого, она вместе с мужем бросилась с корабля в море. Рассказывается о соперничестве между Персеем и Деметрием, сыновьями Филиппа Македонского; Персей лживо обвиняет брата в вымышленных преступлениях, сперва в помыслах об отцеубийстве и захвате власти, а потом в дружбе с римлянами; за это брат его отравлен ядом, а македонское царство по смерти Филиппа переходит к Персею. Далее книга содержит удачные действия многих полководцев против лигурийцев и испанских кельтиберов. Выведено поселение в Аквилею. На поле писца Луция Петилия, что под Яникулом, пахари нашли в каменном ларце книги Нумы Помпилия, греческие и латинские; претор, которому они были доставлены, усмотрел в них многое, что может подорвать богобоязненность, и по сенатскому указу они были сожжены на форуме, где народ сходился на собрание. Филипп, удрученный душою после того, как по наговорам Персея отравил второго сына, помышляет наказать Персея и хочет оставить наследником царства своего друга Антигона, но среди таких помышлений умирает, и царскую власть получает Персей.

1. (1) В начале следующего года [182 г.] консулы и преторы жеребьевкой распределили между собой обязанности. Консулам, впрочем, нечего было и назначать, кроме только Лигурии. Городская претура выпала Марку Огульнию Галлу, судебные дела с чужеземцами – Марку Валерию. (2) Ближняя Испания досталась Квинту Фульвию Флакку, Дальняя – Публию Манлию, Луций Цецилий Дентр получил Сицилию, Гай Теренций Истра – Сардинию. Консулам было приказано заняться набором войска. (3) Квинт Фабий еще прежде написал из Лигурии, что апуаны склонны к восстанию и можно опасаться нападения на Пизанскую область. (4) Об Испаниях было известно, что в Ближней тоже идет война и там сражаются с кельтиберами, а в Дальней из-за долгой болезни претора порядок в войсках расстроен бездействием и распутством. (5) Потому-то и было решено набрать новые войска: четыре легиона для действий в Лигурии, в каждом по пять тысяч двести пехотинцев и по триста конников; к легионам добавлены были пятнадцать тысяч пехоты и восемьсот конников из латинских союзников – это и должно было составить два консульских войска. (6) Кроме того, было приказано набрать семь тысяч пехотинцев и четыреста конников из латинских союзников и послать их в Галлию Марку Марцеллу, которому после консульства власть была продлена. (7) Для обеих Испаний приказано было набрать четыре тысячи пехотинцев и двести всадников из римских граждан, а также семь тысяч пехотинцев и триста конников из союзников. (8) Квинту Фабию Лабеону было оставлено его войско в Лигурии, а власть тоже была продлена на год.
2. (1) Весна в тот год была бурная. Накануне Парилий1 около полудня поднялась страшная буря и причинила большой ущерб храмам и прочим зданиям. Буря эта повалила бронзовые статуи на Капитолии, (2) а дверь храма Луны, что на Авентине, сорвала, унесла и привалила к задней стене храма Цереры2. В Большом цирке она опрокинула другие статуи вместе с колоннами, на которых они стояли, (3) а с нескольких храмов сорвала и разметала кровлю. Такая буря была сочтена знамением, и гаруспики приказали принести очистительные жертвы. (4) Заодно были принесены жертвы и по другим поводам: пришло известие, что в Реате родился трехногий мул, а из Формий сообщили, что молния ударила в храм Аполлона в Кайете3. По случаю этих знамений были принесены в жертву двадцать взрослых животных и устроено однодневное молебствие.
(5) В эти дни из письма пропретора Авла Теренция стало известно, что в Дальней Испании умер Публий Семпроний, болевший уже более года. Поэтому преторам было приказано поторопиться с отъездом в Испанию.
(6) Затем сенат принял заморские посольства, сначала от царей Эвмена и Фарнака4, а затем от родосцев, жаловавшихся на разгром Синопы. (7) В это же время прибыли послы Филиппа, а также ахейцев и лакедемонян. Сенат ответил им, предварительно выслушав Марция, который был послан ознакомиться с обстановкой в Греции и Македонии5. (8) Царям Азии и родосцам был дан ответ, что сенат направит послов, чтобы ознакомиться с их делами.
3. (1) Насчет же Филиппа беспокойство после Марциевой речи усилилось, ибо доложено было, что Филипп хоть и выполняет распоряжения сената, но видно, что делать это он будет не долее, чем сочтет нужным. (2) Было ясно, что он собирается возобновить войну, и все, что он тогда делал и говорил, вело к этому. (3) Почти всех граждан приморских городов он уже переселил с семьями в область, которая ныне зовется Эматией, а прежде называлась Пеонией6, (4) города же передал для заселения фракийцам и другим варварам, полагая, что люди из этих племен будут надежнее в войне с Римом. (5) Эта мера вызвала небывалый ропот по всей Македонии, и только немногие из оставлявших вместе с женами и детьми свои очаги сносили горе молча: у прочих ненависть побеждала страх, и из отправляющихся в дорогу толп слышны были проклятья царю. (6) От этого он почти обезумел и стал подозревать всех и вся, (7) а в конце концов открыто стал говорить, что окажется в безопасности, только если и дети тех, кого он казнил, будут взяты под стражу один за одним и перебиты7.
4. (1) Такая жестокость, и без того отвратительная, предстала еще более гнусной из-за горькой участи одного семейства. (2) Еще за много лет до того Филипп казнил Геродика, знатного фессалийца, а впоследствии умертвил и его зятьев. Остались вдовствующие дочери, у которых было по малолетнему сыну. (3) Звали этих женщин Феоксена и Архо. Феоксена отвергла замужество, хотя многие к ней и сватались, (4) Архо же вышла за некоего Порида, знатного мужа из племени энианов8, и, родив от него нескольких детей, умерла, оставив их еще малыми. (5) Тогда Феоксена, чтобы вырастить детей сестры, сама вышла за Порида и стала заботиться обо всех детях, как о собственных. (6) Узнавши о царском приказе взять под стражу детей казненных, она, сочтя, что они станут жертвой надругательств не только царя, но и стражей, решилась на страшное дело и осмелилась даже сказать, (7) что лучше она своей рукою лишит их жизни, чем допустит, чтобы они попали во власть Филиппа. (8) От таких слов Порид пришел в ужас и сказал, что переправит детей в Афины к надежным людям, своим гостеприимцам, и что он сам будет сопровождать их в бегстве. (9) Они отправляются из Фессалоники в Энею9 на ежегодное торжественное жертвоприношение в честь Энея, основателя города10. (10) Проведя день за праздничным пиром, они после полуночи, когда все уснули, поднимаются на приготовленный Поридом корабль, будто бы собираясь вернуться в Фессалонику; на самом же деле задумано было переправиться на Евбею. (11) Однако тщетно пытались они преодолеть встречный ветер, и рассвет застиг их невдалеке от берега. Охранявшие гавань царские люди выслали быстроходный легкий корабль, чтобы возвратить их судно, строго приказав без него не возвращаться. (12) Преследователи уже приближались, и Порид то изо всех сил воодушевлял гребцов и матросов, то, простирая руки к небу, молил богов о помощи. (13) Между тем безжалостная женщина, вернувшись к задуманному, разводит в чаше яд и вынимает мечи. Поставив их на виду, она сказала: «Только смерть – наша избавительница. (14) Вот дороги к смерти; кому какая ближе, по той и бегите от царского произвола. Давайте, юноши мои, сначала старшие: берите клинки либо глотайте из чаши, если медленная смерть вам угоднее». Феоксена была полна решимости выполнить свой замысел, а враги уже были рядом. (15) И дети предали себя смерти. Еще полуживыми их сбросили с корабля; а мать, обнявши мужа – своего спутника в смерти, сама бросилась в море. Опустевший корабль достался царским служителям11.
5. (1) Жестокость содеянного еще сильней разожгла пламя ненависти к царю,– теперь уже всюду проклинали его самого и детей его. И проклятия эти вскоре услышаны были богами, обратив свирепость царя на собственное его потомство. (2) Было так: Персей, видя, что его брат Деметрий все больше снискивает расположение и уважение македонян и милость римлян, решил, что только преступление сохранит ему надежду на царство, и на это направил все свои помыслы. (3) Однако, с бабьей своей душой, он не полагал себя самого достаточно сильным, чтобы осуществить свой замысел, и стал неясными речами поодиночке испытывать отцовских друзей. (4) Поначалу некоторые из них делали вид, что с возмущением отвергают такие происки, поскольку связывали с Деметрием больше надежд. (5) Но потом, видя растущую со дня на день ненависть Филиппа к римлянам, которой Персей способствовал, а Деметрий изо всех сил противился, друзья отца, предчувствуя неизбежную гибель юноши, оставлявшего без внимания козни брата, решают помогать неминуемому будущему и поддерживать сильнейшую сторону, а потому присоединяются к Персею. (6) Отложивши на время осуществление прочих замыслов, пока что они начинают всячески настраивать царя против римлян, всеми силами подталкивать его к войне, к которой он и сам уже склонялся душою. (7) При этом они, чтобы Деметрий представлялся царю все более подозрительным, нарочно переводили разговоры на то, что делается у римлян; одни осмеивали нравы их и обычаи, другие – их деяния, третьи – облик самого города, еще не украшенного ни общественными, ни частными зданиями, четвертые – какого-нибудь видного римлянина. (8) А неосторожный юноша как по любви своей к римлянам12, так и из соперничества с братом старался все это защитить и тем делал себя подозрительным для отца и уязвимым для доносов. (9) Поэтому отец не посвящал Деметрия ни в какие свои намерения относительно Рима, а, целиком оборотившись к Персею, днем и ночью вынашивал с ним все свои замыслы. (10) Случилось так, что в это время возвратились люди, которых царь посылал к бастарнам13 за помощью, и они привели с собою оттуда знатных юношей, некоторых даже царского рода, и один из них обещал свою сестру в жены сыну Филиппа. Союз с этим народом вдохнул в царя уверенность. (11) И тогда Персей сказал: «Что в том пользы? Не столько защиты обещает нам помощь извне, сколько опасности – внутренняя измена. (12) Пусть не предатель, но лазутчик несомненно находится среди нас. Подержав его заложником в Риме, римляне нам вернули его тело, но душу его оставили у себя. (13) К нему прикованы взоры почти всех македонян, уверенных, что только поставленный римлянами царь будет ими править». (14) Такие речи тревожили больной ум старика, и он впитывал их душою, хотя не показывал этого.
6. (1) Тут как раз пришло время войскового смотра, который происходит по такому обряду: голову разрубленной надвое собаки вместе с передней частью туловища кладут по правую сторону дороги, а заднюю часть с внутренностями – по левую. (2) Между половинами жертвенного животного проводят вооруженное войско. Впереди несут прославленное оружие всех македонских царей от самого начала царства. (3) Далее следует сам царь с детьми, за ним – царский отряд и телохранители, а замыкает шествие остальное войско.
(4) Бок о бок с Филиппом шли молодые люди – его сыновья: Персей, которому шел уже тридцатый год, и Деметрий, пятью годами моложе. Первый был в полной силе юности, второй в ее цвету, и они являли бы собой достойное потомство счастливого отца, будь тот в здравом уме. (5) На смотрах был обычай: после священнодействия войско перестраивалось и, разделившись надвое, сходилось, изображая битву. (6) Царевичи были назначены командующими в этом потешном сражении. Однако дело вышло нешуточное: отряды схватились так, как будто бились за царство, и много ранений было нанесено палками14, так что для настоящего боя недоставало только мечей. (7) Половина войска, которой командовал Деметрий, намного превзошла другую. Хотя Персей сокрушался о поражении, его рассудительные друзья были довольны, говоря, что этот случай еще будет поводом обвинить Деметрия.
7. (1) В тот же день каждый из братьев устроил свой пир для бывших с ним в потешном сражении товарищей, поскольку на приглашение Деметрия к совместному пиру Персей ответил отказом. (2) Богатое угощение по случаю праздника и свойственное молодости веселье склонили обоих братьев к обильной выпивке. (3) На пирах вспоминали подробности потешной битвы, вышучивали противников и даже командующих. (4) Один из сотрапезников Персея, посланный подслушивать, что говорят у Деметрия, неосторожно попался на глаза его молодым людям, как раз вышедшим из триклиния, был ими схвачен и избит. (5) Не знавший об этом Деметрий сказал: «Почему бы нам не продолжить пир у брата? Если гнев его после сражения еще не прошел, попробуем унять его нашим простодушием и веселостью». (6) Идти изъявили желание все, кроме молодых людей, которые опасались быть наказанными за избиение соглядатая; поскольку же Деметрий и их потащил с собой, они спрятали под одеждой оружие, чтобы при случае защититься. (7) Но в междоусобице нету тайн: оба дома были полны соглядатаев и предателей. К Персею поспешил доносчик с известием, что с Деметрием идут четверо вооруженных юношей. (8) Хотя было ясно, в чем дело – Персей уже знал, что эти молодые люди избили его сотрапезника,– но, чтобы очернить брата, он приказал запереть двери и стал из верхних окон гнать криком гуляк от дверей, словно они явились его убить. (9) Наткнувшись на запертую дверь, разгоряченный вином Деметрий громко закричал от обиды и, ни о чем не подозревая, вернулся к себе на пир.
8. (1) На следующий день, как только появилась возможность обратиться к отцу, Персей с взволнованным выражением лица вошел во дворец и молча встал поодаль от Филиппа, но у него на виду. (2) Когда отец спросил его: «Как здоровье?» – и осведомился, чем он расстроен, Персей ответил: «Радуйся хотя бы тому, что я жив. Уже не тайными кознями грозит мне брат. Ночью он приходил с вооруженными людьми меня убить, и лишь стены и запертая дверь спасли меня от его ярости». (3) Внушив отцу страх, смешанный с изумлением, Персей добавил: «Если ты захочешь меня выслушать, я могу представить доказательства». (4) Филипп сказал, что он, конечно же, выслушает его, и приказал тут же вызвать Деметрия. Кроме того, он пригласил двух своих друзей и советников, Лисимаха и Ономаста, непричастных к соперничеству молодых людей, потому что теперь они редко бывали во дворце. (5) В ожидании друзей Филипп прохаживался, погруженный в глубокое раздумье, а Персей стоял поодаль. (6) Когда было доложено, что все пришли, Филипп удалился с друзьями во внутренние покои, сопровождаемый двумя телохранителями. Каждому из сыновей Филипп разрешил взять с собой трех безоружных сопровождающих. (7) Заняв свое место, Филипп начал речь:
«Вот сижу я, несчастнейший отец, судьею меж двух сыновей – обвинителем и обвиняемым в деле о братоубийстве, чтобы, к моему позору, обнаружить среди родных детей либо клеветника, либо преступника. (8) Уже и раньше страшился я этой надвигавшейся бури, когда видел вовсе не братские выражения ваших лиц, когда слышал некоторые ваши речи. (9) Но иногда я все же надеялся, что злоба ваша угаснет и вы освободитесь от подозрений. Ведь даже народы, сложив оружие, договариваются между собой, и недруги мирятся. (10) Когда-нибудь, думалось мне, вы вспомните о вашем родстве, о том, как дружны вы были в детстве, о тех наставлениях, наконец, что я давал вам, да, боюсь, не в глухие ли уши пел! (11) Сколько раз приводил я вам примеры вражды между братьями и рассказывал о страшных ее последствиях, когда братья безвозвратно губили себя, свое потомство, свои дома и царства15. (12) Приводил и другие примеры – отрадные: согласное сотрудничество двух лакедемонских царей, благотворное на протяжении веков как для них самих, так и для их отчизны. (13) И это же самое государство погибло, когда вошло в обычаи каждому из них добиваться тиранической власти. (14) А вот братья Эвмен и Аттал, начав со столь малого, что их царями-то назвать было стыдно, не чем иным, как братским единодушием привели свое царство к тому, что оно сравнялось в моим, с Антиоховым, да и с любым теперешним царством16. (15) Не обходил примерами я и римлян, рассказывая вам о том, что видел и слышал: о воевавших со мной Тите и Луции Квинкциях, о победивших Антиоха Публии и Луции Сципионах, об отце их и дяде, постоянно единодушных в жизни и соединенных друг с другом и смертью. (16) Но, видно, мои рассказы о злодеяниях и злосчастье одних, о здравомыслии и благоденствии других не смогли вас образумить и отвратить от безумных раздоров. (17) Еще живу я, еще дышу, а вы уже, питая нечестивые надежды и стремления, распределили наследство. (18) Вы хотите, чтобы я жил лишь до тех пор, когда я, пережив одного из вас, оставлю другого бесспорным царем. Ни брата, ни отца терпеть вы не можете. Нет для вас ничего дорогого, ничего святого. Вместо всего – ненасытная жажда одной только царской власти. (19) Говорите ж, оскорбляйте отцовский слух, соперничайте в обвинениях, вы, готовые соперничать уже и оружием. Говорите открыто хоть правду, если вы на это способны, хоть ложь, если она вам угоднее. (20) Ныне я слушаю вас, а впредь буду глух к тайным наговорам друг на друга». Когда он произнес все это, кипя от гнева, у всех на глазах навернулись слезы, и долго стояло горестное молчание.
9. (1) Тогда заговорил Персей: «Что ж, выходит, надо было отворить ночью дверь, впустить вооруженных гостей и подставить им горло, раз только совершенному деянию есть вера, и я, жертва злодеяния, поставлен на одну доску с разбойником и заговорщиком! (2) Не зря люди говорят, отец, что у тебя только один сын – Деметрий, а меня называют ублюдком, рожденным от наложницы. (3) Будь я дорог тебе как сын, ты разгневался бы не на того, кто жалуется на раскрытый заговор, а на того, кто этот заговор замыслил. (4) И не ценил бы ты тогда мою жизнь так дешево, что тебя не взволновала ни миновавшая меня опасность, ни будущая, грозящая мне, если этот заговор останется не покаран. (5) Так что, если бы необходимо было умереть молча, я бы и молчал, моля богов только об одном: чтобы начавшееся с меня злодеяние на мне и кончилось, чтобы сквозь мое тело меч не вошел бы в тебя. (6) Но поскольку природой устроено так, что попавший в беду человек зовет на помощь людей, которых никогда не видал, то дозволено так же и мне позвать на помощь, когда я увидел направленное на меня оружие. Представь, отец, что среди ночи ты слышишь, как я тебя заклинаю святым для меня отчим именем, (7) спешишь, пробужденный, ко мне на помощь, и застаешь в моей передней в этот неурочный час Деметрия с вооруженными людьми! Что я тогда в страхе сказал бы тебе, на то жалуюсь и наутро.
(8) Брат, давно уже мы живем друг с другом не как сотрапезники на пирах. Любой ценою желаешь ты царствовать. Но твоей надежде мешает мой возраст, мешает право народов, мешает древний македонский обычай, мешает, наконец, и воля отца. (9) Преодолеть все это ты можешь, только пролив мою кровь. Ты идешь на все, пробуешь все. До сих пор твоему злодейству препятствовали то моя осторожность, то случай. (10) Вчера на смотре, в ученье, потешном бою ты устроил едва ли не смертельную схватку, и меня спасло от гибели только то, что я стерпел поражение своих. (11) После жестокой схватки, а будто бы братских забав, ты хотел затащить меня на твой пир. И ты, отец, поверишь, что я пировал бы среди безоружных? Я, к кому в гости они явились вооруженными? Поверишь, что мне ночью не грозили мечи, если днем на твоих глазах меня едва не убили палками?
(12) Почему же, брат, ты пришел ко мне этой ночью? Почему – враждебный к разгневанному? Почему – с вооруженными людьми? Я не доверился тебе – сотрапезнику; неужели я принял бы тебя, явившегося с мечами? (13) Отец, если бы двери мои были растворены, не жалобы мои слушал бы ты, а похороны мои готовил сейчас! Я не готовлю дело, как обвинитель, не собираю сомнительные доводы. (14) Так что же? Разве смеет сам он отрицать, что явился к моей двери с толпою или что у них было оружие? Я назову имена, вызови их! Правда, осмелившиеся на такое могут решиться на все; но отпираться они не посмеют. (15) Если бы их, схваченных у меня в доме, я доставил к тебе вместе с оружием, у тебя были бы несомненные улики; считай же сознавшихся за пойманных с поличным.
10. (1) Проклинай же, отец, стремление к власти, взывай к фуриям, мстящим за братоубийство! Но дабы твои проклятия не оказались слепыми, разбери, различи заговорщика от его жертвы и порази виновного. (2) Кто собирался убить брата, на того пусть и гневаются отеческие боги, а кто должен был погибнуть от братнина злодеяния, пусть тому будут прибежищем состраданье и справедливость отца. (3) К чему еще прибегнуть мне, которому ни твое выстроенное на торжественный смотр войско, ни военные игры, ни дом, ни пир, ни ночь, природой назначенная для отдыха,– ничто не сулит безопасности? (4) Отправься я, приглашенный, к брату – смерть, впусти я к себе сотрапезником брата – смерть. (5) Ни в гостях, ни дома не избежать мне опасности. Куда же деться? Только богов, только тебя, отец, я всегда почитал. У римлян не могу я искать убежища: они желают мне гибели, потому что я скорблю о причиненных тебе обидах и возмущен, что у тебя отнято столько городов, столько народов, а недавно еще и приморье Фракии. Пока я и ты живы, римляне не надеются овладеть Македонией. (6) Но если меня унесет в могилу злодеяние брата, а тебя – старость, чего они, впрочем, могут и не дожидаться, то они знают: и македонский царь, и его царство будут принадлежать им17. Я-то думал, что если римляне оставили тебе что-нибудь вне Македонии, то по крайней мере там мне найдется убежище. (7) Скажут, что и в Македонии мне найдется защита. Но ты видел вчера, как бросались на меня воины. Чего им не хватало, кроме оружия? Чего недоставало днем, то сотрапезники брата достали ночью. (8) Что говорить о большей части знатных людей, у которых все надежды на почести и на успех связаны с римлянами и еще с тем, кто может всего добиться у римлян?! Его, право слово, предпочитают не только мне, старшему брату, но едва ли и не тебе, царю и отцу! (9) Ведь это благодаря ему римский сенат простил тебе провинности18, это он и теперь защищает тебя от римского оружия, считая удобным, что твоя старость находится в должниках и даже заложниках у его молодости. (10) За него римляне, за него все города, освободившиеся от твоей власти, за него македоняне, радующиеся миру, обеспеченному властью Рима. А я? Кроме тебя, отец, на кого еще я могу надеяться, где укрыться?
11. (1) Как ты полагаешь, отец, к чему клонит Тит Квинкций в том недавнем письме19, где он тебе пишет, что ты правильно поступил, послав Деметрия в Рим, и призывает, чтобы ты его снова туда отправил, на этот раз с еще большим числом послов и знатных македонян? (2) Теперь Тит Квинкций – вдохновитель всех замыслов Деметрия и его учитель. От тебя, отца, Деметрий отрекся – ты для него замещен теперь Квинкцием. С ним он и раньше плел свои тайные заговоры. (3) Теперь, когда Тит Квинкций велел тебе послать с Деметрием больше знатных македонян, они ищут исполнителей. А ведь те, что простодушными и неиспорченными отправляются отсюда в Рим, полагая, что царь их – Филипп, возвращаются оттуда отравленными римским зельем. (4) Один Деметрий для них – всё, его они называют царем при живом отце. А попробуй я возмутиться, как тут же услышу о жажде царствовать – и не только от посторонних, но и от тебя, отец. (5) Так вот, если это – открытое обвинение, то я его не признаю. Может быть, я кого-нибудь оттесняю, чтобы занять его место? Только один человек впереди меня – мой отец, и, молю богов, пусть так будет подольше! (6) Если я его переживу (а думаю я лишь о том, как мне заслужить, чтобы он желал этого сам), я царство приму по наследству, будь на то его воля. (7) Жаждет царства, злодейски жаждет, тот, кто спешит преступить закон старшинства и природы, нарушить македонский обычай и право народов. Он думает: „Помеха мне старший брат, которому и по праву, и по воле отца принадлежит царство. (8) Пусть будет устранен! Не я первый получу царство через братоубийство. Оставшись один, старый отец больше будет бояться за себя, чем помышлять об отмщении за убийство. Римляне будут рады, они одобрят злодеяние и защитят меня”. (9) Эти надежды, отец, еще не твердые, но уже не пустые. (10) Вот что: ты можешь отвратить от меня угрозу, наказав тех, кто взялся за оружие, чтобы убить меня; если ж они преуспеют в преступном замысле, ты уж не сможешь отомстить за мою смерть».
12. (1) Когда Персей кончил говорить, все присутствующие устремили взгляды на Деметрия, ожидая его ответа. (2) Наступило долгое молчание, и всем стало ясно, что говорить он не может: лицо его заливали слезы. Но он справился с волнением и, когда ему приказали говорить, начал так:
(3) «Обвинитель уже использовал все те средства, какие принадлежали до сих пор обвиняемым. Его поддельные слезы, пролитые ради чужой гибели, сделали мои настоящие слезы подозрительными. (4) С тех пор как я возвратился из Рима, Персей денно и нощно тайно готовит со своими людьми заговоры, а заговорщиком, явным разбойником и убийцей хочет представить меня. (5) Он запугивает тебя якобы грозящей ему опасностью, чтобы при твоем посредстве погубить невиновного брата. Затем он и говорит, что нету ему на свете прибежища, чтобы не оставить мне последней надежды даже и на твою помощь. (6) Мое положение человека затравленного, одинокого, беспомощного он усугубляет ненавистной благосклонностью ко мне чужеземцев – скорее пагубной, чем полезной. Злонамеренность Персея видна уже из того, что ночное происшествие, цену которому ты, отец, сейчас узнаешь, он дополняет нападками на весь мой образ жизни. (7) И это беспочвенное обвинение моих надежд, желаний, замыслов он подкрепляет этим ночным, им же выдуманным событием! (8) А ведь он и о том позаботился, чтобы обвинение представлялось не заранее подготовленным, а внезапно возникшим в замешательстве этой ночи. (9) Однако, Персей, если я предал отца и царство, если я вошел в сговор с римлянами и другими врагами отца, то следовало не ждать этой ночи, чтобы сочинять о ней небылицы, а еще до того обвинить меня в предательстве. (10) А если само по себе твое обвинение ничего не стоит и в нем обнаружилась скорей твоя ненависть ко мне, чем моя вина, то и сегодня о ночном происшествии следовало бы либо вовсе не говорить, либо отложить его обсуждение до другого раза, (11) чтобы стало наконец ясно, я ли против тебя злоумышляю или ты, охваченный небывалой ненавистью, расставляешь мне западни. (12) Попробую же я, насколько возможно среди общего смятения, распутать то, что ты перемешал, и выяснить, чей же это был заговор этой ночью: мой или твой?
(13) Персей хочет представить дело так, будто я составил заговор с целью его убить для того, разумеется, чтобы, устранив старшего брата, которому должно достаться царство по праву народов, по обычаю македонян и даже по твоему, отцовскому, как он говорит, решению, я, младший брат, занял бы место убитого. (14) Но при чем здесь тогда другая часть произнесенной им речи о том, что я почитаю римлян и что надежда на царство возникла у меня из-за уверенности в их поддержке? (15) Ведь если бы я считал, что римляне обладают такой властью, что могут поставить царем Македонии кого хотят, и полагался бы только на их доброе ко мне отношение, то зачем бы понадобилось мне братоубийство? (16) Чтобы носить диадему, обагренную кровью брата? Чтобы меня прокляли и возненавидели те самые римляне, которые, если и полюбили меня, то именно за мою подлинную ли, напускную ли порядочность? (17) Уж не полагаешь ли ты, Персей, что Тит Квинкций, чьему знаку или совету я будто бы повинуюсь, тот самый Квинкций, который сам так братски живет со своим братом, может быть вдохновителем затеянного мной братоубийства? (18) С одной стороны, Персей говорит, что в мою пользу не только расположение римлян, но и мнение македонян и согласие чуть не всех богов и людей, так что он даже не надеется быть мне равным в соперничестве. (19) И тут же, с другой стороны, он объявляет, будто я настолько ему уступаю во всех отношениях, что прибегаю к злодейству как к последней надежде. (20) Не хочешь ли расследования на таком условии: „Кто из двоих боится, как бы другой не показался более достойным царства, того пусть сочтут замышлявшим братоубийство”?
13. (1) Однако же проследим по порядку весь ход его так ли, иначе ли выдуманного обвинения. Многими способами, говорит он, я на него покушался – и все в один день. (2) Я хотел-де убить его среди дня после смотра, в потешном бою – убить (да помилуют боги!) прямо в день очистительного обряда! Хотел убить, пригласив на обед,– надо думать, ядом. Хотел, когда со мной пошли в гости вооруженные люди, зарезать брата. (3) Ты видишь, отец, какое было выбрано время для братоубийства: игрище, пир, гульба. А какой день? Священный день очищения войска, когда все проходили между половинами жертвенного животного, когда перед войском несли оружие всех былых македонских царей и только мы двое следовали верхом, тебя, отец, прикрывая с боков, а за нами следовало македонское войско. (4) Может быть, в прошлом я и допускал поступки, требовавшие искупления, но неужели я, очищенный от них священным обрядом, устремляя взгляд на положенное по обе стороны шествия жертвенное животное, мог перебирать в уме братоубийство, отраву, мечи, приготовленные для пирушки? А будь это так, то какими еще священнодействиями очистил бы я потом свою душу, замаранную всеми возможными преступлениями?
(5) Но Персей, ослепленный жаждою обвинения, хочет все выставить подозрительным и все перемешивает без разбора. (6) Ведь если я хотел отравить тебя за обедом, то что было бы нелепее, чем упорством в сражении и дракой рассердить тебя так, чтобы ты из-за этого, как и следовало ждать, отказался от приглашения на обед? (7) А уж если ты рассердился и не пошел, то что было делать мне: стараться ли тебя успокоить, чтобы поискать другой случай употребить все равно уже приготовленный яд, (8) или метнуться к другому замыслу и попытаться в тот же самый день, придя будто бы на пирушку, пустить в ход мечи? (9) Ведь если бы я только подумал, что это из страха смерти уклонился ты от обеда, то неужели я бы не догадался, что из-за того же страха ты и к себе на пирушку меня не пустишь?!
14. (1) Мне нечего стыдиться, отец, если в праздничный день, среди сверстников я выпил больше обычного. (2) Ведь подумай только, с какой радостью, среди какого веселья справлял я вчерашний пир, с ликованием, может быть, и неуместным, потому что в военной игре наша сторона оказалась отнюдь не слабее! (3) Это уж теперь несчастье и страх легко прогнали похмелье, а ведь если бы не это, мы, заговорщики, спали бы до сих пор непробудным сном! (4) Персей, если я собирался приступом взять твой дом и убить тебя, то разве не умерил бы я на один день свои возлияния, разве не удержал бы от вина моих воинов? (5) А чтобы не один я защищался с чрезмерным простосердечием, этот мой вовсе не зложелательный и не подозрительный брат говорит: „Знаю одно, обвиняю в одном: ко мне пришли в гости с оружием”. (6) Но если я спрошу, откуда ты это узнал, то тебе придется признать либо то, что мой дом полон твоих соглядатаев, либо то, что мои люди так открыто вооружались, что все это видели. (7) И вот, чтобы не показаться ни заранее все разведавшим, ни сейчас выдумывающим обвинения, Персей предлагает тебе, отец, спросить у названных им людей, было ли у них с собою оружие, чтобы, как в деле неясном, считать признавшихся уличенными. (8) Но почему, брат, не предлагаешь ты спросить, для того ли, чтобы тебя убить, взяли они оружие, по моему ли приказу, с моего ли ведома? Потому что ты хочешь представить все дело не так как следует из их признаний и как видно на самом деле. „Мы вооружились для защиты”,– говорят они. (9) Правильно они поступили или неправильно, они все объяснят сами, но не смешивай это дело с моим, оно не имеет к нему отношения! Или, например, объясни, собирались ли мы напасть на тебя открыто или тайно? Если открыто, то почему оружие было не у всех? (10) Почему только у тех, кто избил твоего лазутчика? (11) Если же тайно, то каков был у нас замысел? Чтобы, когда я, гость, уйду после пира, они вчетвером остались, чтобы напасть на тебя сонного? Но как они спрятались бы? Они вам чужие, они у меня на службе, они подозрительней всех, потому что уже участвовали в драке! Как они, умертвив тебя, ускользнули бы сами? Да мог ли быть взят с четырьмя мечами твой дом?
15. (1) Персей, почему бы тебе не бросить ночные небылицы и не перейти к тому, что тебя мучит, сжигает ненавистью? (2) „Почему откуда-то вдруг пошел разговор о твоем воцарении, Деметрий? Почему кому-то вдруг стало казаться, что ты более достоин наследовать отцовской удаче, чем я? Почему мою надежду на царство, такую твердую без тебя, ты делаешь сомнительною и шаткой?” – (3) так думает Персей, хоть и не говорит, это и делает его моим врагом, моим обвинителем, это наполняет твой дом и царство доносами и подозрениями. (4) Я же, отец, ни теперь не могу надеяться на твое царство, ни в будущем не должен притязать на него, потому что я младший, потому что ты хочешь предпочесть старшего и потому что не хотел я и не хочу показаться недостойным ни тебя, отец, ни всех македонян: (5) ведь недостойно добиваться царства своими пороками, а не скромностью, заставляющей уступать тому, кому принадлежат все права.
Брат, ты попрекаешь меня римлянами, превращая в вину то, что должно служить моей славе. (6) Я не просил отдавать меня в Рим заложником и отправлять меня в Рим послом. Ты, отец, отправил меня – я повиновался. Оба раза я старался не посрамить ни тебя, ни твое царство, ни македонский народ. (7) Стало быть, отец, ты виною тому, что я подружился с римлянами. Пока у них мир с тобой, до тех пор они и мне рады; если ж начнется война, то я, столь небесполезный заложник и посол отца, сразу стану злейшим их врагом. (8) И сегодня я не рассчитываю на благосклонность римлян – лишь бы она мне не повредила. Эта благосклонность возникла не во время войны, и не для войны она предназначена: я был залогом мира, я был послом для поддержания мира. Ни то, ни другое нельзя мне поставить ни в вину, ни в заслугу. (9) Если я допустил какое нечестие по отношению к тебе, отец, если какое злодейство против брата, то безропотно приму любое наказание. Но если я невиновен, то молю, чтобы меня, которого не смогло погубить обвинение, не испепелила ненависть.
(10) Не впервые брат обвиняет меня; но впервые – открыто и незаслуженно. Если бы отец сам на меня разгневался, то тебе, как старшему брату, следовало бы просить за младшего, добиваться снисхождения к ошибке молодости. Но там, где место прибежищу,– я вижу погибель. (11) Еще не проспавшийся после ночного пира, я схвачен для ответа по обвинению в братоубийстве. Я принужден сам говорить за себя, без защитников, без покровителей. (12) Если бы надо было защищать другого, я попросил бы время для размышления и сочинения речи, хотя опасался бы только за славу моего дарования! Не зная, зачем призван, я услышал твой гневный приказ отвечать на обвинения брата. (13) У него речь была заранее приготовлена и обдумана,– у меня же, чтобы понять, о чем говорится, было только то время, пока меня обвиняли. (14) Что мне было делать: слушать обвинителя или обдумывать защиту? Пораженный внезапной бедой, я едва мог понять, что на меня обрушилось; и уж подавно не мог сообразить, как защититься. (15) Какая осталась мне надежда, кроме той, что судит меня отец? Отец, если я в любви твоей и побежден братом, то, обвиняемый, в милосердии твоем побежден быть не должен. (16) Ведь я прошу, чтобы ты сберег меня – ради меня самого и ради тебя, а брат требует, чтобы ты убил меня для его спокойствия. Как ты полагаешь, что он сделает со мной, когда ты передашь ему царство, если уже теперь он хотел бы ублаготворить себя моей кровью?!»20
16. (1) Слезы сдавили Деметрию горло и прервали его речь. Отослав сыновей, Филипп недолго посовещался с друзьями и объявил, (2) что дело их он рассудит не по словам и не по кратком размышлении, но разобравшись в образе жизни каждого и сопоставив их слова и дела в большом и в малом. (3) Всем стало ясно, что обвинение прошлой ночи легко опровергнуто, но подозрительной остается чрезмерная близость Деметрия к римлянам. Так еще при жизни Филиппа были посеяны семена македонской войны, которую римлянам предстояло вести с Персеем.
(4) Оба консула отправились в Лигурию, которая в тот год была единственной консульской провинцией, и так как их действия там были успешны, назначено было однодневное благодарственное молебствие. (5) Около двух тысяч лигурийцев подошли к самой границе провинции Галлия, где находился лагерь Марцелла, с просьбой, чтобы их приняли под покровительство21. Марцелл, приказав лигурийцам ждать на месте, письмом запросил приказаний у сената. (6) Сенат повелел претору Марку Огульнию написать Марцеллу, что правильнее будет, если не сенат, а консулы, которые ведают этой провинцией, решат, что отвечает интересам государства; все же нежелательно, если лигурийцы будут приняты не как сдавшиеся в плен, а у сдавшихся в плен следует отобрать оружие. Таким образом, лигурийцев сенат почел нужным передать в распоряжение консула.
(7) В это же время преторы прибыли в Испанию: Публий Манлий – в Дальнюю, которой он управлял также и в прошлую свою претуру22, а Квинт Фульвий Флакк – в Ближнюю, где он принял войско от Теренция. А в Дальней Испании в это время из-за смерти проконсула Публия Семпрония23 командующего не было. (8) На Фульвия Флакка, осаждавшего испанский город Урбикну, напали кельтиберы; в нескольких жестоких сражениях были убиты и ранены многие римские воины. Но верх взяло упорство Фульвия, потому что никакая сила не могла заставить его прекратить осаду; (9) утомленные непрестанными стычками, кельтиберы отступили. Лишенный их поддержки, город через несколько дней был захвачен и разграблен; добычу претор всю отдал воинам. Кроме того, что Фульвий взял эту крепость, (10) а Публий Манлий только собрал воедино рассредоточенное войско, не произошло ничего примечательного, и они отвели войска на зимовку. (11) Таковы были события в Испании в это лето. Теренций же по возвращении из этой провинции вошел в Рим с овацией: пронесено было девять тысяч триста двадцать фунтов серебра, восемьдесят два фунта золота, а также шестьдесят семь золотых венков.
17. (1) В этом же году римские посредники разбирали на месте спор о землях между городом Карфагена и царем Масиниссой24. (2) Эти земли захватил у карфагенян отец Масиниссы Гала. Галу изгнал оттуда Сифак, впоследствии он ради своего тестя Газдрубала передал эти земли в дар карфагенянам (3), но в том же году карфагенян оттуда изгнал Масинисса. Это дело обсуждалось перед римлянами с не меньшим пылом, чем на поле брани. (4) Карфагеняне твердили, что искони это были земли их предков, а затем прямо переданы им Сифаком. Масинисса заявлял, что он вернул себе входившую в отцовское царство землю и обладает ею по праву народов и по существу дела и по нынешнему владению преимущество на его стороне. (5) Единственно, чего он опасается в этом споре, это скромности римлян, которые будут бояться, что покажутся угождающими дружественному царю и союзнику против общих своих и его врагов. Римские послы, не пересматривая ничьих владельческих прав, дело передали на новое рассмотрение сенату в Рим25.
(6) В Лигурии в этот год больше ничего не произошло. Лигурийцы отступили в неприступные ущелья, а затем, распустив войско, разошлись по своим деревням и крепостям. (7) Консулы также хотели распустить войско и запросили мнение сената на этот счет. Сенат приказал одному из них, распустив войско, прибыть в Рим для проведения выборов, а другому – зимовать с легионами в Пизе. (8) Ходили слухи, что заальпийские галлы вооружают свою молодежь, но не было известно, на какую область Италии обрушатся их орды. Консулы решили, что проводить выборы отправится Гней Бебий, потому что его брат Марк Бебий сам добивался консульства.
18. (1) Состоялись выборы консулов: избраны были Публий Корнелий Лентул26 и Марк Бебий Тамфил. (2) Потом были избраны преторы: два Квинта Фабия – Максим и Бутеон, Тиберий Клавдий Нерон, Квинт Петилий Спурин, Марк Пинарий Руска и Луций Дуроний. (3) После вступления в должность обязанности по жребию распределились между ними так: консулам выпала Лигурия, из преторов Квинту Петилию достались дела городские, а Квинту Фабию Максиму – дела с иноземцами, Квинту Фабию Бутеону – Галлия, Тиберию Клавдию Нерону – Сицилия, Марку Пинарию – Сардиния, Луцию Дуронию – Апулия. (4) Ему поручили также управиться с истрийцами, потому что из Тарента и Брундизия сообщали, что на тамошнем побережье разбойничают с заморских кораблей. Также и массилийцы жаловались на корабли лигурийцев. (5) Затем были распределены войска. Консулам было выделено четыре легиона по пять тысяч двести римских пехотинцев и триста всадников в каждом, а также пятнадцать тысяч пехотинцев и восемьсот конников из союзников и латинов. (6) В Испаниях прежним преторам была продлена власть и оставлены их войска. Кроме того, им было дано подкрепление в три тысячи пехотинцев и двести конников из римских граждан да шесть тысяч пехотинцев и триста конников из латинов-союзников. (7) Не остались без внимания и морские дела. Консулам было приказано назначить дуумвиров27, которые укомплектовали бы двадцать спущенных на воду кораблей моряками из римских граждан – бывших рабов28, и только начальниками должны были быть свободнорожденные. (8) Дуумвиры получили по десять кораблей и разделили между собою морской берег так: один охранял его от мыса Минервы вправо до Массилии, а другой – влево до Бария29.
19. (1) Много зловещих предзнаменований было в тот год в Риме, и о многих сообщали из других мест. (2) На священном участке Вулкана и Согласия30 прошел кровавый дождь; понтифики сообщили, что дрогнули копья в храме Марса31, в Ланувии статуя Юноны Спасительницы32 источала слезы. (3) Мор был по всей Италии – в полях, городках, торжищах; в самом Риме – такой, что едва хватало потребного для похорон. (4) Обеспокоенные этими предзнаменованиями и бедствиями, сенаторы постановили, чтобы консулы принесли в жертву богам, каким сочтут нужным, взрослых животных, а децемвиры обратились к Сивиллиным книгам. (5) Согласно постановлению децемвиров было назначено однодневное молебствие перед ложами всех богов. По их же указанию сенат предписал и консулы распорядились, чтобы по всей Италии были проведены трехдневные молебствия и праздники. (6) А мор был такой силы, что когда из-за отпадения корсиканцев и мятежа илийцев33 в Сардинии было решено набрать восемь тысяч пехотинцев и триста конников из латинских союзников, чтобы претор Марк Пинарий переправился с ними в Сардинию, (7) то консулы доложили о стольких умерших и о стольких больных, что набрать нужное число воинов не удалось. (8) Претору было приказано добрать недостающих воинов у проконсула Гнея Бебия, зимовавшего в Пизе, а потом переправиться в Сардинию.
(9) Претору Луцию Дуронию, которому досталась Апулия, было дополнительно поручено следствие о вакханалиях. Некоторые сохранившиеся семена этого давнего зла дали всходы еще в предыдущем году, (10) а начатое претором Луцием Пупием расследование не было доведено до конца34. Отцы-сенаторы приказали новому претору искоренить это зло, чтобы оно еще раз не расползлось. (11) Также по решению сената консулы представили народному собранию закон о предвыборных злоупотреблениях35.
20. (1) Затем консулы представили сенату посольства – сначала от царей Эвмена, Ариарата Каппадокийского, а также Фарнака Понтийского. Им было отвечено лишь, что сенат отправит послов разобрать их споры и принять решение. (2) Затем были приняты послы от лакедемонских изгнанников и послы ахейцев. Изгнанников обнадежили, пообещав, что сенат напишет ахейцам, чтобы их восстановили в правах. Ахейцы, к удовлетворению сенаторов, сообщили, что Мессена взята и там наведен порядок. (3) И от Филиппа, царя Македонии, прибыли два посла, Филокл и Апеллес, без какой-то особой просьбы к сенату, а больше чтобы разузнать о тех римлянах (и прежде всего о Тите Квинкции), в разговорах с которыми насчет царства и против брата обвинял Деметрия Персей. (4) Царь послал их как людей умеренных и не предубежденных в пользу того или другого из братьев, однако на самом деле и они были помощниками и участниками Персеевых происков.
(5) Поначалу Деметрий, плохо осведомленный о своем положении и знавший только о внезапно обнаружившихся кознях брата, сохранял хоть слабую надежду умилостивить отца. Но потом, видя, что отец склоняет слух только к брату, он стал все меньше доверять и отцу. (6) Теперь он был осторожен во всех словах и поступках, чтобы не усугубить ничьих подозрений, и особенно избегал любого упоминания о римлянах и соприкосновения с ними, так что и не хотел, чтобы они писали ему,– он понимал, что обвинение в такой переписке особенно ожесточает отца.
21. (1) Между тем Филипп, чтобы войско не коснело в бездействии, а римляне не подозревали, что он затевает войну против них, решил пойти походом на медов, назначив сборным местом Стобы в Пеонии. (2) Его одолело желание взойти на вершину горы Гем, потому что он верил общей молве, что оттуда видны сразу и Понт, и Адриатическое море, и река Истр, и Альпы. Охватить все это одним взглядом, думал он, будет важно для задуманной войны с Римом. (3) Когда он стал расспрашивать людей, знакомых с местностью, о дороге на Гем, то все в один голос заявили, что войску пути туда совсем нет, (4) а взойти можно только нескольким людям – налегке, и то с величайшим трудом. (5) Тогда Филипп, желая задобрить младшего сына, которого решил с собою не брать, обратился к нему по-родственному и спросил у него сначала, следует ли при таких трудностях упорствовать в начатом или отступиться? Если упорствовать, продолжал Филипп, то он не может забыть, как когда-то Антигон36, попав в жестокую бурю со всем семейством на одном корабле, будто бы сказал сыновьям, чтобы они и сами запомнили, и своим потомкам наказали не подвергаться опасности всей семьей. (6) Памятуя об этом, он не подвергнет сразу двух сыновей всем случайностям опасного пути! И так как он берет с собою старшего сына, то младшего пошлет назад в Македонию для защиты царства и в залог надежды на будущее. (7) Но Деметрию было ясно, что его отсылают, дабы он не присутствовал на совете, когда Филипп и Персей, имея перед глазами всю местность, будут решать, как повести войско к Адриатическому морю и Италии, и обсудят замысел будущей войны. (8) Пришлось не только повиноваться отцу, но и согласиться с ним, чтобы не вызвать подозрения, что он повинуется против воли.
(9) Для безопасности пути Деметрия в Македонию Дидас, правитель Пеонии, один из царских военачальников, должен был его сопровождать с небольшой охраною. (10) Этот Дидас был одним из многих друзей царя, которые с тех пор, как всем стало очевидно, кому быть наследником при столь явном расположении царя к Персею, вошли в заговор против его брата. (11) Теперь же Персей приказал Дидасу любой ценой вкрасться в доверие к Деметрию, чтобы узнать все его тайные помыслы и скрытые чувства. Так и отправился Деметрий с охраной, с которой было опасней, чем в одиночку.
22. (1) Филипп пересек страну медов, затем пустыню между нею и Гемом, и на седьмой день подошел к подножию гор. Задержавшись там на один день, чтобы выбрать себе спутников, на следующий день он выступил в дорогу. (2) Сначала по невысоким холмам путь был не слишком труден. По мере подъема они углублялись в чащу и в непролазные места, (3) а дальше было так темно, что из-за частых стволов и переплетенных ветвей едва можно было видеть небо. (4) Когда они приближались к вершине, то (редкость для высокогорных мест) все окутано было настолько густым туманом, что идти было трудно, почти как ночью. Только на третий день они поднялись на вершину. (5) Потом, спустившись, они ни в чем не стали оспаривать общей молвы, и, я думаю, это не потому, что с одной вершины они действительно смогли увидать столь дальние моря, горы и реки37, а скорее для того, чтобы тщетное предприятие не стало посмешищем. (6) Все были измучены, и особенно сам отягощенный летами царь. (7) Принеся на вершине на двух алтарях жертвы Юпитеру и Солнцу, Филипп за два дня спустился оттуда, куда восходил три дня; больше всего теперь опасался он ночных холодов, подобных зимним, несмотря на восход Сириуса38.
(8) Претерпев за эти дни немало трудностей, Филипп обнаружил, что и в лагере не легче, потому что со всех сторон была пустыня и все голодали. (9) Тогда, дав своим спутникам лишь один день отдыха, Филипп быстро прошел в область дентелетов39 – это было похоже на бегство. (10) Дентелеты были союзниками, но из-за отсутствия припасов македоняне разорили их страну, словно вражескую: (11) сначала повсюду разграблены были усадьбы, а потом и некоторые деревни, к немалому стыду царя, до которого доносились крики союзников, напрасно взывавших к богам – покровителям союза и к нему самому. (12) Свезя от них хлеб, Филипп возвратился в страну медов40 и подступил к городу Петре. (13) Сам он расположился со стороны равнины, а Персея с небольшим отрядом послал в обход, чтобы он напал на город с возвышенности. (14) Горожане, видя грозящую отовсюду опасность, дали заложников и пока что сдались. Но после того, как войско ушло, горожане, позабыв о заложниках, покинули город и бежали в горные укрепления. (15) Филипп вернулся в Македонию с войском, понапрасну измученным всяческими трудами. Его подозрения относительно младшего сына усилились стараниями коварного Дидаса.
23. (1) Дидас, посланный, как уже было сказано, сопровождать Деметрия в Македонию, воспользовался простодушием неосторожного юноши, не без основания гневавшегося на своих родных. Дидас во всем с ним соглашался, возмущался, сам предлагал ему помощь во всем, пока наконец под клятвой в верности не выведал его тайну. (2) Деметрий замышлял бегство к римлянам; и правитель Пеонии показался ему посланным богами в помощники, потому что через его провинцию Деметрий надеялся ускользнуть, не подвергаясь опасности. (3) О его замысле тут же доложено было брату, а тот велел уведомить и отца, (4) в лагерь при Петре послали письмо,– Геродор, первый друг Деметрия, был взят под стражу, а за самим Деметрием учредили тайный надзор. (5) Это сделало мучительным возвращение царя в Македонию. Он был разгневан уже и обнаружившимися проступками, однако решил дождаться людей, посланных в Рим для тщательного, как он думал, расследования. (6) В таких душевных мучениях он пребывал несколько месяцев, пока не прибыли его послы, заранее – еще в Македонии – обдумавшие, что они сообщат из Рима. (7) Среди прочей клеветы царю было передано подложное письмо, скрепленное поддельной печатью Тита Квинкция41. (8) В письме содержалась просьба Деметрия на тот случай, если увлеченный жаждой власти юноша уже сделал какой-то неверный шаг: никаких-де умыслов против кого-то из родственников у царевича нет, да и он, Тит Квинкций совсем не тот человек, чтобы стать вдохновителем какого-нибудь нечестивого замысла42. Это письмо придало достоверности Персеевым обвинениям. Геродора тут же стали пытать, долго мучили, но он ни в чем не признался и умер под пыткой.
24. (1) Персей повторно обвинил Деметрия перед отцом, на этот раз в подготовке к бегству через Пеонию и в подкупе лиц, избранных им в сопровождающие. Особую роль во всем этом сыграло подложное письмо Тита Квинкция. (2) Никакого приговора по этому делу, однако, не огласили, а решено было убить Деметрия тайно – в заботе совсем не о нем, а о том, чтобы казнь его не обнаружила замыслы Филиппа против римлян. (3) В то время как сам Филипп отправился из Фессалоники в Деметриаду, Деметрия с тем же Дидасом он послал в Астреи, что в Пеонии, а Персея в Амфиполь – взять заложников у фракийцев. (4) Рассказывают, что Дидасу при отъезде Филипп приказал убить Деметрия. (5) По приглашению Дидаса Деметрий прибыл из Астрея в Гераклею на праздник по случаю жертвоприношения, то ли действительно там справлявшегося, то ли устроенного нарочно. По рассказам, на том пиру Деметрию дали яд. (6) Выпив кубок, он сразу это почувствовал. Вскоре начались боли, Деметрий оставил пир и ушел в свою спальню, где в страшных мучениях сетовал на жестокость отца, братоубийство Персея и коварство Дидаса. (7) Тогда к нему впустили неких Тирса из Стуберры и Александра из Берои, которые задушили Деметрия, обмотав ему голову и шею покрывалом. (8) Так был безвинно убит этот юноша, чьи враги не удовлетворились каким-нибудь одним способом умерщвления.
25. (1) Пока в Македонии происходили эти события, Луций Эмилий Павел, которому после консульства была продлена власть, ранней весной отправился в область лигурийцев-ингавнов. (2) Как только он разбил лагерь во вражеских землях, к нему под видом просьбы о мире, а на деле для разведки явились послы. (3) Когда Павел отказал им, сказав, что мир заключит, только если они сдадутся, послы ответили, что они согласны, но им необходимо время, чтобы убедить невежественных соплеменников. (4) Им было дано для этого перемирие на десять дней, причем лигурийцы попросили еще о том, чтобы римляне не ходили за ближние горы для заготовки корма и дров: там-де их, лигурийские, пашни. (5) Выговорив такое условие, ингавны собрали все свои силы за этими самыми горами, от которых они отвели неприятеля, и внезапно огромной толпой ринулись сразу ко всем воротам римского лагеря. (6) Целый день продолжался их натиск, так что у римлян не было ни времени вывести войска, ни места, где их развернуть. (7) Римляне защитили лагерь, сгрудившись в воротах, скорей заграждая путь неприятелю, чем сражаясь. Когда с заходом солнца враг отступил, Луций Эмилий послал двух конников с письмом к проконсулу Гнею Бебию в Пизу, чтобы тот как можно скорее пришел на помощь ему, осажденному во время перемирия. (8) Но Бебий уже успел передать войско претору Марку Пинарию, отправлявшемуся в Сардинию. Поэтому Бебий написал сенату, что Луций Эмилий осажден лигурийцами, (9) и Марку Клавдию Марцеллу, ведавшему ближайшей провинцией, чтобы он, если сочтет возможным, пришел из Галлии с войском в Лигурию и освободил Луция Эмилия от осады. (10) Но было поздно. На следующий день лигурийцы вновь подступили к лагерю. Эмилий, хоть и знал, что они придут, и имел время вывести войско в поле, тем не менее остался за частоколом, дожидаясь Бебиева войска из Пизы.
26. (1) Письмо Бебия вызвало в Риме смятение, (2) тем большее, что через несколько дней Марцелл, передав войско Фабию и вернувшись в Рим, уничтожил всякую надежду на переброску войска из Галлии43 в страну лигурийцев, потому что в Галлии уже шла война с истрийцами, сопротивлявшимися постройке колонии Аквилеи. (3) Туда отправился Фабий, и он не мог бросить начатую войну. (4) Оставалась одна запоздалая надежда на помощь – если сами консулы поспешат в провинцию. Этого решительно требовали все сенаторы, (5) но консулы отказывались выступать, не набравши войска, а набор задерживался, говорили они, не по их нерадивости, а из-за моровой болезни. (6) Однако они не могли противиться общему мнению сената и вынуждены были облечься в военные плащи; набранным воинам назначили день, в который те должны были явиться в Пизу, а консулам разрешили по дороге забирать в войско всякого встречного. (7) Преторам Квинту Петилию и Квинту Фабию было приказано: Петилию – спешно набрать два легиона из римских граждан44 и привести к присяге всех, кому меньше пятидесяти лет; Фабию – вытребовать у латинских союзников пятнадцать тысяч пехотинцев и восемьсот всадников. (8) Корабельными дуумвирами были избраны Гай Матиен и Гай Лукреций, для них были снаряжены суда, и Матиену, чья область простиралась до Галльского залива, было приказано как можно скорее вести флот к побережью Лигурии, если можно еще помочь Луцию Эмилию и его войску.
27. (1) Эмилий, ниоткуда не видя помощи, подумал, что гонцы его перехвачены, и решил, больше не медля, сам попытать военного счастья. (2) Еще прежде, чем подошел неприятель, который теперь вел осаду ленивее и небрежнее, он выстроил войско у четырех ворот, чтобы по условному знаку сделать вылазку сразу со всех сторон. (3) К четырем отборным отрядам45 Эмилий добавил еще два, поставил над ними легата Марка Валерия и приказал броситься на вылазку из передних ворот лагеря46. (4) У правых ворот он выстроил гастатов, а за ними принципов47 первого легиона; командовали ими войсковые трибуны Марк Сервилий и Луций Сульпиций. (5) Третий легион был точно так же построен у левых ворот, (6) только впереди здесь были построены принципы, а гастаты позади; командовали здесь войсковые трибуны Секст Юлий Цезарь и Луций Аврелий Котта. (7) Легат Квинт Фульвий Флакк с правым крылом48 стал у задних ворот. Две когорты и триарии двух легионов были оставлены для охраны лагеря. (8) Сам полководец обошел все ворота, обращаясь к воинам и разжигая их гнев. (9) Он то обвинял в коварстве неприятеля, который, попросив мира и получив перемирие, тут же вопреки праву народов осадил римский лагерь, (10) то своих воинов корил великим позором – ведь лигурийцы, скорее разбойники, чем настоящие враги, осаждают римское войско. (11) «Если вы спасетесь благодаря чужой помощи, а не собственной доблести, то как вы сможете смотреть в глаза не только тем воинам, что победили Ганнибала, Филиппа, Антиоха, величайших царей и полководцев нашего времени, (12) но даже тем воинам, которые этих самых лигурийцев столько раз гнали и били, как скот, по непроходимым местам? (13) Чего не смели испанцы, галлы, македоняне и пунийцы, того достигли лигурийцы: они у нашего частокола, они нас обложили, осадили, штурмуют! А ведь когда мы недавно прочесывали дальние ущелья, то едва находили их, спрятавшихся и затаившихся!» (14) Ответом на эти слова был дружный крик, что это не вина воинов,– просто не было приказа о вылазке. (15) Пусть Эмилий даст знак: и он сразу поймет, что теми же остались и римляне, и лигурийцы!
28. (1) У лигурийцев было два лагеря перед горами. (2) В первые дни лигурийцы строем выходили из них с восходом солнца, но теперь они брались за оружие не иначе, как наевшись досыта и напившись вина, а шли врассыпную и беспорядочно, уверенные, что противник не выйдет из-за вала. (3) И вот раздался громовой крик всех, кто был в лагере, в том числе слуг и обозных, и одновременно из всех ворот на подступающую толпу лигурийцев ринулись римляне. (4) Это было так неожиданно для лигурийцев, что они смешались, как будто попав в засаду. (5) Недолго длилось какое-то подобие битвы, а затем началось повальное бегство и избиение бегущих. Конникам был дан сигнал пуститься вскачь, чтобы никто не ускользнул. Все лигурийцы были загнаны в страхе и бегстве в оба лагеря, а затем выбиты и из лагерей. (6) В этот день было убито свыше пятнадцати тысяч лигурийцев, захвачено две тысячи триста. Через три дня весь народ лигурийцев-ингавнов дал заложников и сдался римлянам. (7) Все кормчие и моряки разбойничьих судов были разысканы и брошены в тюрьму; тридцать два таких корабля захватил на лигурийском берегу и дуумвир Гай Матиен. (8) Чтобы возвестить об этом в Рим, с письмом сенату были посланы Луций Аврелий Котта и Гай Сульпиций Галл. Кроме того, они просили, чтобы Луцию Эмилию, как исполнившему свои обязанности, было позволено покинуть Лигурию и распустить войско49. (9) Сенат разрешил и то и другое, а также назначил трехдневное молебствие всем богам. Претору Петилию было приказано распустить городские легионы, претору Фабию – отменить набор союзников и латинов, (10) а городскому претору – написать консулам, что сенат считает уместным, как можно скорей распустить воинов, спешно набранных во время тревоги.
29. (1) В этом году [181 г.] на этрусские земли, когда-то завоеванные у тарквинийцев, была выведена колония Грависки50, (2) по пять югеров земли на поселенца. Вывели колонию триумвиры Гай Кальпурний Пизон, Публий Клавдий Пульхр и Гай Теренций Истра. Год запомнился засухой и неурожаем: передают, что дождя не было шесть месяцев подряд.
(3) В том же году на поле писца Луция Петилия у подножья Яникула пахарями были найдены два каменных ящика, каждый около восьми футов в длину и четырех в ширину, с прикрепленными свинцом крышками. (4) На каждом ящике была надпись латинскими и греческими буквами: на одном – что в нем погребен римский царь Нума Помпилий, сын Помпона, на другом – что в нем находятся книги Нумы Помпилия. (5) Когда хозяин поля, по совету друзей, открыл ящики, то первый, на котором значилось имя царя, оказался пустым, в нем не было никаких следов человеческих останков и вообще ничего – за столько лет все истлело; (6) в другом же ящике в двух обмотанных вощеной бечевкой связках содержалось по семь книг, не только целых, но на вид совсем новых. (7) Семь книг были латинскими, и в них говорилось о праве понтификов51, а семь – греческими, о науке мудрости того времени52. (8) Валерий Антиат добавляет, что книги те были пифагорейскими, но это лишь правдоподобная выдумка в подкрепление ходячему мнению, будто Нума был учеником Пифагора53. (9) Первыми прочитали эти книги друзья хозяина, присутствовавшие при находке, потом читавших стало все больше, о книгах пошли слухи, и тогда городской претор Квинт Петилий сам пожелал их прочесть и забрал их у Луция Петилия,– (10) они не были чужими друг другу, потому что Квинт Петилий, еще будучи квестором, ввел Луция Петилия в декурию писцов54. (11) Просмотрев эти книги, он обнаружил, что многое в них подрывает основы богопочитания, и сказал Луцию Петилию, что намерен бросить эти книги в огонь, но предоставляет ему возможность вытребовать эти книги по суду или иными средствами55,– причем нимало не изменит своего доброго к нему расположения. (12) Писец обратился к народным трибунам, от трибунов дело перешло в сенат. Претор сказал, что готов поклясться: читать и сохранять эти книги не следует. (13) Сенат почел такое обещание претора достаточным; книги же постановил сжечь в скорейшее время на Комиции, а хозяину56 их выплатить столько, сколько скажут претор Квинт Петилий и большая часть народных трибунов. Денег писец не принял. (14) Служители при жертвоприношениях57 развели костер на Комиции, и на глазах у народа книги были сожжены58.
30. (1) В Ближней Испании в это лето началась большая война59. Кельтиберы собрали до тридцати пяти тысяч человек, чего раньше почти никогда не бывало. (2) Провинцией этой ведал Квинт Фульвий Флакк. Узнав, что кельтиберы вооружают молодежь, он начал собирать, сколько мог, вспомогательные силы от союзников, но все же по численности войска далеко уступал неприятелю. (3) В начале весны он повел войско в Карпетанию и поставил лагерь у крепости Эбуры, а в самом городе оставил небольшую охрану. Через несколько дней кельтиберы стали лагерем у подножья холма, почти что в двух милях от римлян. (4) Когда римский претор узнал об их появлении, он послал своего брата Марка Фульвия с двумя турмами60 союзнической конницы на разведку, приказав ему подойти как можно ближе к вражескому валу, чтобы узнать, как велик лагерь, (5) но боя не принимать, и если он увидит выступающую из лагеря вражескую конницу, то уйти. Марк Фульвий выполнил приказание. Несколько дней не предпринималось никаких действий, лишь те же две турмы показывались, а потом отходили, когда вражеская конница высыпала из лагеря. (6) Наконец кельтиберы, выйдя из лагеря почти со всеми пешими и конными силами, выстроились в боевом порядке на полпути между двух лагерей. (7) Поле было ровное, пригодное для сражения; там и стояли испанцы, ожидая неприятеля, но римляне не выходили из лагеря. В течение четырех дней кельтиберы сохраняли правильный строй на том же месте, а римляне не трогались. (8) Тогда кельтиберы, поскольку сражения не предвиделось, отошли отдыхать в свой лагерь, и только их всадники выезжали к заставам, чтобы быть наготове, если враг придет в движение. (9) Фураж и дрова оба войска заготовляли позади своих лагерей, не мешая друг другу.
31. (1) Когда же римский претор решил, что после стольких дней бездействия кельтиберы уверены, что первым он ничего не предпримет, он приказал Луцию Ацилию с левым крылом вспомогательных войск и шестью тысячами набранных в провинции воинов обойти гору в тылу неприятеля и, (2) услышав крик, ударить по его лагерю. Чтобы остаться незамеченным, отряд выступил ночью.
(3) На рассвете Флакк послал префекта союзников61 Гая Скрибония с отборной конницей левого крыла к неприятельскому валу. (4) Когда кельтиберы увидели вблизи необычно много неприятельских всадников, то вся их конница высыпала из лагеря, пехоте был дан сигнал выступать вслед. (5) Скрибоний, как было приказано, едва заслышав шум наступающей на него конницы, повернул коней назад к лагерю. (6) Неприятель бросился в погоню, впереди всадники, за ними пешие, уверенно собираясь идти на приступ. Они были уже в полумиле, (7) когда Флакк, решив, что враги достаточно оторвались от своих укреплений, стремительно с трех сторон выводит выстроенное в лагере войско, которое поднимает крик не только для возбуждения боевого духа, но и для того, чтобы его услышали засевшие на горе. (8) Те, как было приказано, тотчас бегом бросились вниз на вражий лагерь, где осталось не более пяти тысяч человек вооруженной охраны, (9) устрашенной и своей малочисленностью, и множеством врагов, и внезапностью нападения. Поэтому лагерь был взят почти без боя; ту его часть, что была лучше видна с поля битвы, Ацилий поджег.
32. (1) Замыкавшие строй кельтиберы первыми увидали огонь, и по всему их войску разлетелась весть, что лагерь захвачен и вовсю горит. Это усилило в кельтиберах страх, а римлянам прибавило духа. (2) Уже доносились победные крики римских воинов, уже виднелся пылающий неприятельский лагерь. (3) Но кельтиберы недолго пребывали в замешательстве: поскольку им в случае поражения некуда было укрыться и надежда на спасение была только в бою, они с еще большим упорством возобновили битву. (4) Середину их строя ожесточенно теснил пятый легион, но они уверенно ударили по левому крылу, видя, что римляне выстроили там местные, их же племени, вспомогательные войска. (5) Уже казалось, что левое крыло римлян будет отброшено, когда на помощь подоспел седьмой легион. В это же время, в разгар битвы к римлянам подошло охранение, оставленное в Эбуре, а с тыла кельтиберов теснил Ацилий. (6) Долго избивали римляне кельтиберов, зажатых посередине, оставшиеся в живых разбежались во все стороны. Посланные за ними в двух направлениях всадники перебили их множество. В этот день было убито до двадцати трех тысяч врагов, взято в плен четыре тысячи семьсот, захвачено более пятисот коней и восемьдесят восемь знамен. (7) Это была великая, но и для римлян не бескровная победа: их пало из двух легионов немногим более двухсот человек, латинских союзников – восемьсот тридцать, а из чужеземных вспомогательных войск – почти две тысячи четыреста. (8) Претор с победоносным войском вернулся в лагерь, Ацилию же было приказано оставаться в захваченном стане. На следующий день были собраны доспехи убитых врагов и на общей сходке награждены самые доблестные воины.
33. (1) Затем раненых перевезли в город Эбуру62, и легионы отправились через Карпетанию на Контребию. (2) Осажденный, этот город обратился за помощью к кельтиберам, но те задержались с приходом, не потому, что медлили, а потому, что, выйдя из родных мест, были остановлены непроходимыми от ливней дорогами и разлившимися реками. Отчаявшись в помощи от своих, город сдался. (3) Ужасная погода заставила и Флакка ввести все войско в город. (4) Кельтиберы выступили в поход, обо всем этом еще не зная, и когда они, переждав дожди, преодолели реки и подошли к Контребии и не увидели римского лагеря возле стен, то решили, что неприятель либо перенес лагерь на другую сторону, либо отошел, и беспорядочной толпой подступили к городу. (5) Римляне сделали вылазку из двух ворот и, ударив, рассеяли нестройно идущих. (6) Сопротивляться и принять бой кельтиберам помешало то, что они шли не единым плотным строем под знаменами, но это же оказалось спасительным при бегстве: (7) они рассыпались по всему полю, а не были окружены в сомкнутом строю. Тем не менее было убито до двенадцати тысяч, а взято в плен более пяти тысяч человек, захвачено четыреста коней и шестьдесят два знамени. (8) А те из беглецов, кто поодиночке возвращался домой, рассказом о сдаче Контребии и о своем разгроме вернули с дороги еще одно шедшее туда кельтиберское войско; воины тут же разошлись по своим деревням и крепостям. (9) Флакк выступил из Контребии и опустошительным походом повел легионы через Кельтиберию. Он взял много крепостей, пока большая часть кельтиберов не покорилась.
34. (1) Таковы были события этого года в Ближней Испании. В Дальней Испании претор Публий Манлий дал несколько успешных сражений лузитанам.
(2) В том же году [181 г.] была выведена на галльские земли латинская колония Аквилея. Три тысячи пехотинцев получили по пятьдесят югеров земли, центурионы – по сто, конники – по сто сорок югеров63. (3) Вывели колонию триумвиры Публий Корнелий Сципион Назика, Гай Фламиний и Луций Манлий Ацидин64. (4) Два храма были посвящены в этот год. Один – Венеры Эрицинской у Коллинских ворот – был посвящен консулом Луцием Порцием Лицином, сыном Луция, а обетован он был консулом Луцием Порцием в Лигурийскую войну65. Другой храм – Благочестия на Овощном рынке – (5) посвятил дуумвир Маний Ацилий Глабрион, поместивший там золоченую – впервые в Италии – статую своего отца Глабриона, (6) того самого, что и обетовал этот храм в день победы над царем Антиохом у Фермопил66 и сдал, по решению сената, подряд на его возведение.
(7) В те же дни, когда были посвящены эти храмы, проконсул Луций Эмилий Павел справил триумф за победу над лигурийцами ингавнами. (8) Он пронес двадцать пять золотых венков, а больше в этом триумфе ни золота, ни серебра не несли. Многие пленные вожди лигурийцев были проведены перед триумфальной колесницей. Солдатам роздано было по триста ассов. (9) Славу этого триумфа умножили лигурийские послы, просившие вечного мира и уверявшие, что лигурийский народ твердо решил никогда больше не браться за оружие, разве только по приказу римского народа. (10) По поручению сената претор Квинт Фабий ответил лигурийцам, что речь эта для них не нова, но пусть будет нов для них ее смысл, и пусть он впрямь отвечает речи. (11) Пускай они идут к консулам и выполняют их требования. Никому, кроме консулов, сенат не поверит, что лигурийцы искренне и честно договариваются о мире. В Лигурии было тихо.
(12) На Корсике произошло сражение с корсиканцами, и претор Марк Пинарий в бою перебил их до двух тысяч. Корсиканцам пришлось дать заложников и сто тысяч фунтов воска67. (13) С Корсики войско переправилось в Сардинию, где успешно сражалось с илийцами, племенем, и поныне не полностью усмиренным68. (14) Карфагенянам в тот год были возвращены сто заложников69, и римский народ даровал им мир от своего имени и от имени царя Масиниссы, с вооруженным отрядом завладевшего спорной землею70.
35. (1) Консулам их провинция не доставила много хлопот. Отозванный в Рим для проведения выборов Марк Бебий объявил консулами Авла Постумия Альбина Луска и Гая Кальпурния Пизона. (2) В преторы были выбраны Тиберий Семпроний Гракх, Луций Постумий Альбин, Публий Корнелий Маммула, Тиберий Минуций Молликул, Авл Гостилий Манцин и Гай Мений. В мартовские иды все они вступили в должность.
(3) В начале этого года, в который консулами были Авл Постумий Альбин и Гай Кальпурний Пизон, консул Авл Постумий представил сенату прибывших из Ближней Испании от Квинта Фульвия Флакка легата Луция Минуция и двух войсковых трибунов, Тита Мения и Луция Теренция Массилиота. (4) Рассказав о двух успешных сражениях, сдаче кельтиберов и покорении провинции, они заявили, что на этот год им не нужно ни обычного жалованья, ни хлеба для войска. (5) Просят же они сенат о том, чтобы за их удачу были возданы почести бессмертным богам, (6) и о том, чтобы Квинту Фульвию, заканчивающему свой срок пребывания в провинции, разрешено было вывести оттуда войско, мужественно служившее и ему, и многим преторам до него. Это не только должно, но и необходимо: (7) воины так упорствуют, что невозможно их долее удерживать в провинции, и если их не отпустят, то они уйдут самовольно, а если кто попробует удержать их любой ценой, то вспыхнет мятеж.
(8) Обоим консулам сенат назначил провинцией Лигурию. После этого бросили жребий преторы. Авлу Гостилию досталась городская претура, а Тиберию Минуцию – дела с чужеземцами. Публию Корнелию выпала Сицилия, Гаю Мению – Сардиния. (9) Дальняя Испания досталась Луцию Постумию, а Ближняя – Тиберию Семпронию, (10) которому предстояло сменить Квинта Фульвия Флакка. Не желая, чтобы провинция осталась без опытного войска, Семпроний сказал следующее:
«Ответь мне, Луций Минуций, считаешь ли ты, сообщая о покорении провинции, что кельтиберы будут верны своему слову, так что эту провинцию можно занимать и без войска? (11) Если же не можешь ручаться за верность варваров и считаешь, что в Ближней Испании нельзя обойтись без войска, то скажи: советуешь ли ты сенату послать в Испанию пополнение, чтобы отпустить только тех солдат, которые отслужили свой срок, (12) а оставшихся старых воинов смешать с новобранцами? или советуешь, выведя старые легионы целиком, набрать и послать новые, хотя пренебрежение к новичкам может побудить к восстанию даже более мирных варваров? (13) Дикую, мятежную провинцию легче усмирить на словах, чем на деле. Как я понял, сдались и покорились только те немногие города, которых понуждало к этому соседство наших зимних лагерей, а более отдаленные так и не сложили оружия. (14) А раз так, я заранее заявляю, отцы-сенаторы, что буду управлять провинцией с тем войском, которое находится там сейчас. Если же Флакк выведет легионы, то я выберу для зимовки замиренные области, но не подставлю неопытных воинов под удары лютого врага».
36. (1) Легат отвечал, что никто не в состоянии угадать, что замышляют или замыслят кельтиберы, (2) поэтому нельзя не признать, что к варварам, даже усмиренным, но еще непривычным к покорности, следует послать войско. (3) А новое или старое войско – это пусть решает тот, кто может знать, надежен ли мир с кельтиберами, и берется успокоить воинов, оставляя их в провинции. (4) Если же судить о намерениях воинов по их разговорам и выкрикам на созываемых Фульвием сходках, то они открыто собираются либо удержать его в провинции, либо отправиться с ним в Италию.
(5) Прения между претором и легатом были прерваны заявлением консулов, что, прежде чем решать вопрос о войске претора, следует обеспечить потребности их провинций71. (6) Консулы получили целиком новое войско: по два римских легиона с конницей и обычное количество латинских союзников, пятнадцать тысяч пехотинцев и восемьсот конников. (7) С этим войском им было поручено начать войну против лигурийцев-апуанов. Публию Корнелию и Марку Бебию была продлена власть и приказано распоряжаться провинцией до прибытия консулов, после чего распустить свое войско и вернуться в Рим. (8) Затем был решен вопрос о войске Тиберия Семпрония: консулам предписано было набрать для него новый легион в пять тысяч двести пехотинцев и четыреста всадников, кроме этого – еще тысячу римских пехотинцев и пятьсот всадников, (9) а также семь тысяч пехотинцев и триста конников из латинских союзников; (10) и с таким войском Тиберию Семпронию идти в Ближнюю Испанию. А Квинту Фульвию разрешили забрать с собой тех воинов, римских граждан или союзников, которые прибыли в Испанию до консульства Спурия Постумия и Квинта Марция72, а также, если сочтет нужным,– тех воинов, которые у него отличились в двух сражениях с кельтиберами; но с тем чтобы с учетом пополнения в Ближней Испании остались два полных римских легиона, то есть десять тысяч четыреста пехотинцев и шестьсот конников, (11) а также двенадцать тысяч пехотинцев и шестьсот всадников из латинских союзников. (12) Кроме того, были назначены благодарственные молебствия за его успешное служение отечеству. Остальные преторы были также разосланы по провинциям, (13) а Квинту Фабию Бутеону в Галлии власть была продлена. Было решено держать в этот год восемь легионов, помимо войска, ожидавшего в Лигурии увольнения, (14) но даже такое войско с трудом набиралось из-за морового поветрия, которое вот уже третий год опустошало Рим, а также Италию73.
37. (1) Умер претор Тиберий Минуций, а вскоре – консул Гай Кальпурний и многие другие видные мужи всех сословий. Наконец это бедствие достигло таких размеров, что его сочли знамением. (2) Великому понтифику Гаю Сервилию приказали постараться смягчить гнев богов, децемвирам – обратиться к Сивиллиным книгам, а консулу – торжественно обещать Аполлону, Эскулапу и Здоровью74 дары и поставить им золоченые статуи, что он и исполнил. (3) Децемвиры объявили в Риме, а также по всем городкам и торжищам двухдневное молебствие о здравии народа; в нем, украсившись венками и с лавровыми ветвями в руках, участвовали все старше двенадцати лет. (4) Стали даже подозревать злой человеческий умысел. По решению сената было начато расследование об отравительстве в Городе и на десять миль вокруг, порученное претору Гаю Клавдию, избранному на место Тиберия Минуция, а в рыночных городках и торжищах за десятым милевым камнем – Гаю Мению, прежде чем он отправится в свою провинцию Сардинию.
Наиболее подозрительной была смерть консула Пизона. (5) Говорили, что его извела жена, Кварта Гостилия. (6) Когда же сын ее Квинт Фульвий Флакк75 был объявлен консулом вместо умершего отчима, его смерть стала казаться еще ужаснее. Находились свидетели, которые рассказывали, что после того, как на выборах объявлены консулами были Альбин и Пизон, а Флакк потерпел неудачу, мать его попрекнула тем, что вот уже в третий раз ему отказывают в консульстве, и добавила, чтобы он готовился к новому соискательству: не пройдет и двух месяцев, как она добьется, чтобы он стал консулом. (7) Было и много других свидетельств по этому делу, но именно эти слова, подтвердившиеся на деле, стали главной причиной ее осуждения.
(8) Из-за того, что в начале этой весны, пока новых консулов задерживал в Риме набор войска, один из них умер и пришлось выбирать другого взамен, все сдвинулось в этом году на более поздние сроки. (9) Между тем Публий Корнелий и Марк Бебий, которые в свое консульство не совершили ничего примечательного, вторглись в область лигурийцев-апуанов.
38. (1) Застигнутые врасплох лигурийцы, не ожидавшие, что война начнется до прибытия новых консулов в провинцию, сдались числом до двенадцати тысяч человек. (2) Посоветовавшись в письмах с сенатом, Корнелий и Бебий постановили переселить их с гор в поля – подальше от дома, чтобы у них не было надежды на возвращение, и этим единственным действенным способом положить конец Лигурийской войне. (3) В Самнии было общественное поле римского народа, ранее принадлежавшее жителям Таврасии76. Решив переселить сюда лигурийцев-апуанов, Корнелий и Бебий приказали им спуститься с гор с женами, детьми и всем имуществом. (4) Лигурийцы несколько раз через послов просили, чтобы их не принуждали покидать родные места и могилы предков, обещая выдать оружие и заложников. (5) Но, ничего не добившись и не имея сил воевать, они подчинились приказу. (6) Их переселили за общественный счет, числом до сорока тысяч свободных с женщинами и детьми. Им было выдано сто пятьдесят тысяч сестерциев серебром77 на обзаведение на новом месте. (7) Межевание и раздел земли взяли на себя те же Корнелий и Бебий78. Однако по их просьбе сенат направил к ним совет из пяти человек, с согласия которого они и действовали. (8) Когда по завершении дел Корнелий и Бебий привели отслужившее свой срок войско в Рим, то сенат назначил им триумф. (9) Они первые справили триумф, не участвуя ни в какой войне79. Только жертвенные животные шли перед триумфальной колесницей, потому что в этом их триумфе не было ничего захваченного, что можно было б нести или вести, либо раздать воинам.
39. (1) В том же году [180 г.] в Испании проконсул80 Фульвий Флакк, поскольку его преемник запаздывал с прибытием, вывел войско с зимовки и начал опустошать дальние области Кельтиберии81, которые так и не заявили о сдаче. (2) Этим он больше раздражил варваров, чем их запугал, и они, тайно собрав войска, засели вокруг Манлиева урочища82, которого не могло миновать римское войско. (3) Между тем Гракх уже поручил своему сотоварищу Луцию Постумию Альбину, отправлявшемуся в Дальнюю Испанию, передать Квинту Фульвию, чтобы тот отвел войско в Тарракон: (4) там-де он хочет отпустить старых воинов, распределить пополнение и навести порядок в войске. Срок для этого был указан самый малый. (5) Когда это новое обстоятельство заставило Флакка оставить начатые им действия и поспешно вывести войско из Кельтиберии, засевшие при дороге варвары, не зная настоящей тому причины, а полагая, что Флакк просто испугался, узнав об их отпадении и тайно собранном ими войске, утвердились в своей самонадеянности. (6) И когда римское войско на рассвете вошло в урочище, на него сразу с обеих сторон вдруг напали враги. (7) Увидя это, Флакк через центурионов приказал всем остановиться – каждому на своем месте – и приготовить оружие, чем успокоил смутившихся было воинов. (8) Собрав в одном месте поклажу и вьючных животных, Флакк где сам, где через легатов и войсковых трибунов без всякой суматохи выстроил солдат, как того требовало время и место. (9) Он напомнил им, что перед ними дважды сдавшийся враг, у которого прибавилось только коварства и вероломства, но не доблести и мужества. Благодаря врагу их скромное возвращение на родину обернется славным и достопамятным: они придут в Рим с обагренными вражеской кровью мечами и окровавленными вражескими доспехами для триумфа. Говорить дольше не было времени: враги подступали, и по краям уже начиналось сражение. (10) Затем строй сошелся со строем.
40. (1) Повсюду шел жестокий бой, но с разным успехом. Славно бились легионы, не хуже их оба крыла83, но местные вспомогательные отряды были подавлены точно так же вооруженными, но в остальном намного превосходившими их кельтиберами, чей натиск они не могли сдержать. (2) Кельтиберы, почувствовав, что в правильном строю они не могут сражаться с легионами на равных, ударили на них клином: (3) в таком роде боя они столь сильны, что повсюду, куда обращали свой натиск, их невозможно было сдержать. Тут даже легионы пришли в беспорядок, строй был почти прорван. (4) Когда Флакк заметил замешательство, он подскакал к легионным конникам и воскликнул: «Если вы ничем не поможете, то с этим войском все будет кончено!» Конники со всех сторон закричали, что ж он не скажет, чего от них хочет, они тут же все выполнят. Тогда он сказал: (5) «Сдвойте турмы, всадники двух легионов, и пустите коней на вражеский клин, который теснит наших. Натиск будет мощнее, если коней вы пустите, бросив поводья. (6) Известно, что римские всадники часто делали это с великой славой». (7) Они повиновались приказу и, бросив поводья, промчались вперед и назад, круша врагов и переломав все свои копья. (8) Когда клин, в котором состояла вся их надежда, рассыпался, кельтиберы дрогнули и почти перестали биться, высматривая, куда бежать. (9) А конники латинских союзников, увидев столь славные действия римской конницы и воспламенившись чужой доблестью, без всякого приказания пустили коней на смешавшегося неприятеля. (10) Тут уж, понятно, все кельтиберы обратились в бегство, а римский полководец, глядя на опрокинутого врага, обетовал храм Всаднической Фортуне84 и игры Юпитеру Всеблагому Величайшему. (11) Рассыпавшихся по всему урочищу кельтиберов везде настигала смерть. Передают, что в этот день было убито семнадцать тысяч человек, захвачено более трех тысяч семисот пленных и семьдесят знамен, а коней около шестисот. (12) В этот день победоносное войско осталось в своем лагере85. Победа далась не без потерь: (13) погибли четыреста семьдесят два римских воина, союзников и латинов – тысяча девятнадцать, а также три тысячи воинов вспомогательных войск.
Так победоносное войско, возродив былую свою славу, прибыло в Тарракон. (14) Навстречу приближавшемуся Фульвию вышел претор Тиберий Семпроний, прибывший двумя днями раньше, и поздравил его с достойным завершением дел, вверенных ему государством. В полном согласии они договорились о том, каких воинов отпустить, а каких оставить. (15) После этого Фульвий, посадив уволенных воинов на корабли, отправился в Рим, а Семпроний повел легионы в Кельтиберию.
41. (1) Консулы с двух сторон вторглись в Лигурию. (2) Постумий с первым и третьим легионами осадил горы Баллисту и Летум86, перекрыл узкие горные проходы, прервал подвоз припасов к лигурийцам и, лишив их всего необходимого, покорил. (3) Фульвий со вторым и четвертым легионами напал со стороны Пизы на лигурийцев-апуанов, которые жили вокруг Пизы на реке Макре. Когда они сдались, он посадил их – числом до семи тысяч человек – на корабли и отправил вдоль берега Этрусского моря87 в Неаполь. (4) Оттуда их перевели в Самний, где им выделили землю среди соплеменников88. (5) У горных лигурийцев Авл Постумий рубил виноградники и жег хлеб, пока все эти бедствия не принудили их покориться и сдать оружие. (6) После этого Постумий отправился на кораблях осматривать берега лигурийцев-ингавнов и интемелиев89.
(7) До прибытия этих консулов войском в Пизе командовали другой Авл Постумий (8) и брат Квинта Фульвия Марк Фульвий Нобилиор90, который был войсковым трибуном второго легиона и в месяцы своего командования91 распустил легион, под присягой обязав центурионов вернуть в казну деньги за невыслуженный срок92. (9) Когда об этом известили Авла Постумия, отлучившегося в Плацентию, то он с легковооруженными конниками погнался за отпущенными воинами и тех, кого смог догнать, наказав, привел в Пизу, а об остальных уведомил консула, (10) по чьему докладу сенат постановил выслать Марка Фульвия93 в Испанию за Новый Карфаген с письмом от консула Публию Манлию в Дальнюю Испанию; воинам же было приказано вернуться в строй. (11) Было решено в знак позора назначить легиону на этот год лишь полугодовое жалованье. А тех воинов, что не возвратились в войско, консулу велено было продать – и самих, и все их имущество.
42. (1) В этом же году [180 г.] Луций Дуроний, прошлогодний претор, с десятью кораблями вернулся из Иллирика в Брундизий. Оставив корабли в гавани, он явился в Рим и, отчитываясь в своих делах, прямо обвинил иллирийского царя Гентия94 в морском разбое: (2) все суда, которые опустошали берега Верхнего моря, были из его царства. По этому поводу он, Дуроний, отправлял к царю послов, но их к нему не допустили. (3) От Гентия тоже прибыли в Рим послы, объясняя, что как раз в то время, когда явились к ним римские послы, царь был болен и находился в дальних областях царства (4) и что Гентий просит сенат не верить ложным обвинениям, которые на него возводят его враги. Дуроний еще прибавил, что в царстве Гентия причинено много обид римским гражданам и латинским союзникам, а также, говорят, на Коркире95 задерживают римских граждан. (5) Было постановлено вернуть их в Рим, претору Гаю Клавдию провести расследование, а до того царю Гентию и его послам ответа не давать.
(6) Среди многих других, погубленных мором этого года, были и несколько жрецов. Умер понтифик Луций Валерий Флакк, а на его место был избран96 Квинт Фабий Лабеон. (7) Умер и триумвир эпулон97 Публий Манлий, который недавно вернулся из Дальней Испании. Квинт Фульвий, сын Марка, еще несовершеннолетний, был избран триумвиром на его место. (8) Относительно избрания царя-жреца98 вместо Гнея Корнелия Долабеллы возник спор между великим понтификом Гаем Сервилием и корабельным дуумвиром Луцием Корнелием Долабеллой, которому понтифик приказал отказаться от должности для посвящения в сан99. (9) Когда дуумвир не согласился, понтифик наказал его пенею; тяжба продолжалась и перед народным собранием, к которому обратился дуумвир100. (10) Уже многие трибы, призванные к голосованию, высказались за то, чтобы дуумвир подчинился понтифику и тогда был бы освобожден от пени, но тут собрание было прервано небесным знамением. По этой причине понтификам было запрещено посвящать Долабеллу. (11) Они посвятили вместо него Публия Клелия Сикула, который был вторым в списке намеченных101. В конце года умер и великий понтифик Гай Сервилий Гемин, бывший также децемвиром священнодействий. Вместо него в понтифики коллегия избрала Квинта Фульвия Флакка102, (12) а великим понтификом и стал Марк Эмилий Лепид, хотя этого места добивались многие известные мужи. Децемвиром священнодействий на место того же Гая Сервилия Гемина был избран Квинт Марций Филипп. (13) Умер и авгур Спурий Постумий Альбин; на его место авгуры избрали Публия Сципиона, сына Сципиона Африканского.
В этом году было удовлетворено прошение жителей Кум: им разрешили говорить в собраниях по-латински и по-латински же делать объявления через глашатая на торгах103.
43. (1) Пизанцам, обещавшим выделить землю для выведения латинской колонии, сенат выразил благодарность. Для вывода колонии были избраны триумвиры Квинт Фабий Бутеон и Марк и Публий Попилии Ленаты. (2) От претора Гая Мения, которому досталась Сардиния, а потом дополнительное поручение вести следствие об отравлениях далее десяти миль от Рима, (3) получено было письмо, что он уже осудил три тысячи человек, а следствие все разрастается из-за новых доносов, так что он должен либо бросить следствие, либо отказаться от провинции.
(4) Окруженный великой славой своих деяний, Квинт Фульвий Флакк возвратился из Испании в Рим. Пока он перед триумфом стоял за пределами города, его избрали консулом вместе с Луцием Манлием Ацидином104. (5) Через несколько дней он вошел в Город с триумфальным шествием во главе воинов, которых привел с собой. (6) В триумфе он пронес сто двадцать четыре золотых венка и, кроме того, тридцать один фунт золота, <...> фунтов серебра в слитках и сто семьдесят три тысячи двести оскских серебряных монет105. (7) Из добычи Фульвий выдал воинам по пятьдесят денариев, центурионам – вдвое больше, конникам – втрое; из такого же расчета – и латинским союзникам, а также выплатил всем двойное годовое жалованье.
44. (1) В этом году народным трибуном Луцием Виллием был впервые предложен закон о возрасте, потребном, чтобы искать и занимать государственные должности106, от чего семейство его получило прозвание Анналиев. (2) Впервые за много лет избраны были четыре претора – на основании Бебиева закона, предписывавшего избирать попеременно то шестерых, то четверых преторов107. Ими стали Гней Корнелий Сципион, Гай Валерий Левин и Квинт и Публий Муции Сцеволы, сыновья Квинта.
(3) Консулам Квинту Фульвию и Луцию Манлию была назначена та же провинция, что и их предшественникам, с таким же числом воинов – пехоты и конников, граждан и союзников. (4) В обеих Испаниях Тиберию Семпронию и Луцию Постумию была продлена власть с теми войсками, что у них были, (5) а консулам было предписано набрать пополнение – до трех тысяч римских пехотинцев и до трехсот всадников, а также до пяти тысяч пехотинцев и четырехсот конников из латинских союзников. (6) Публий Муций Сцевола получил по жребию городскую претуру, а также следствие об отравлениях в Риме и на десять миль вокруг. (7) Гнею Корнелию Сципиону достались дела с чужеземцами, Квинту Муцию Сцеволе – Сицилия, Гаю Валерию Левину – Сардиния.
(8) Консул Квинт Фульвий заявил, что, прежде чем приступить к исполнению своих обязанностей, он желает освободить себя и государство от обязательств перед богами, выполнив данные им обеты. (9) В последнем своем сражении с кельтиберами он обещал устроить игры Юпитеру Всеблагому Величайшему и построить храм Всаднической Фортуны, а деньги на это были собраны для него испанцами108. (10) Игры были назначены, а также было решено избрать дуумвиров, чтобы они сдали подряд на строительство храма. На игры сенат ограничил расходы, чтобы они не превышали средств, определенных Фульвию Нобилиору109, устраивавшему игры после Этолийской войны, (11) и чтобы устроитель не требовал, не принуждал, не принимал и не делал ничего вопреки постановлению сената об играх, принятому в консульство Луция Эмилия и Гнея Бебия110. (12) Сенат принял это постановление из-за расточительных трат на игры эдила Тиберия Семпрония, которые оказались в тягость не только Италии и латинским союзникам, но и заморским провинциям111.
45. (1) Зима в тот год была суровой, с обильными снегопадами и частыми бурями. Затянувшаяся дольше обычного, она погубила все чувствительные к холодам деревья. (2) Внезапно наступившая ночь и страшная буря прервали Латинские празднества на Альбанской горе112 – по постановлению понтификов они были повторены заново. (3) Та же буря опрокинула несколько статуй на Капитолии и во многих местах повредила строения молниями: храм Юпитера в Таррацине, Белый храм113 и Римские ворота в Капуе; кое-где со стен были сбиты зубцы. (4) Вдобавок к этим знамениям из Реаты сообщили о рождении трехногого мула114. (5) Децемвиры, которым из-за всего этого было приказано обратиться к Сивиллиным книгам, объявили, каким богам сколько жертв надобно принести, а также назначили однодневное молебствие. (6) Затем были устроены обетованные консулом Квинтом Фульвием игры, проходившие с большой пышностью десять дней.
После этого состоялись выборы цензоров. Избраны были Марк Эмилий Лепид, великий понтифик, и Марк Фульвий Нобилиор, справивший триумф за победу над этолийцами. (7) Эти знатные мужи враждовали друг с другом, что часто приводило к яростным стычкам в сенате и перед народом115. (8) По завершении выборов, согласно древнему обычаю, цензоры воссели в курульные кресла на Марсовом поле у храма Марса, когда к ним неожиданно подошли виднейшие сенаторы, сопровождаемые толпой граждан, и бывший среди них Квинт Цецилий Метелл116 произнес такую речь:
46. (1) «Мы не забылись, цензоры,– знаем: вы только что поставлены всем римским народом для надзора за нашими нравами и вы нас должны поучать и исправлять, а не мы вас. (2) И все-таки стоит сказать вам: есть в вас одно, что претит всем добрым людям, во всяком случае заставляет желать перемены. (3) Всматриваясь в каждого из вас порознь, мы не могли б никого из сограждан предпочесть вам, Марк Эмилий и Марк Фульвий, если бы нас вновь призвали к голосованию. (4) Но глядя на вас обоих, мы не можем не опасаться, что вы – неудачная пара и что государству будет не столько пользы от того, что вы нам угодны, сколько вреда от того, что вы не угодны друг другу. (5) Вот уже многие годы жестокая ваша вражда тяготит вас самих, но существует опасность, что с этого дня она станет тягостней нам и отечеству, нежели вам. (6) О причинах нашего страха много можно было бы сказать, если бы непримиримая ярость не помрачала ваш разум. (7) Все мы просим, чтобы сегодня же, здесь, в этом храме, вы положили конец вашим раздорам, чтобы вы позволили нам примирить вас и соединить узами дружбы – вас, и без того уже соединенных нашим голосованием. (8) Просим вас единодушно и единомысленно пересмотреть состав сената и всаднического сословия, провести перепись граждан, устроить искупительное жертвоприношение. И как почти во всех молитвах вы произносите слова: (9) „Да обернется это счастьем и удачей для меня и моего сотоварища!” – так на самом деле, от души, желайте этого и добейтесь, чтобы люди поверили, что вы действительно желаете того, о чем просите богов. (10) В городе, на срединной площади которого сошлись в бою Тит Таций и Ромул, они же потом и согласно царствовали117. (11) Не только раздорам – и войнам тоже бывает конец, и злейшие враги часто становятся верными союзниками, а иногда и согражданами. После разрушения Альбы ее жители были переведены в Рим, латинам и сабинянам было дано гражданство118. (12) Недаром ведь говорится, и справедливые эти слова вошли в пословицу: дружба должна быть бессмертной, смертной – вражда». (13) Раздались возгласы одобрения, затем все голоса просивших о том же слились воедино и заключили прервавшуюся речь. (14) Тогда Эмилий стал жаловаться, среди прочего, на то, что Марк Фульвий дважды лишил его верного консульства. Фульвий же сетовал, что Эмилий вечно его преследует и даже тягался с ним под залог119, чтобы опозорить. Однако каждый из них заявил, что если другой желает того же, то он покорится воле стольких лучших граждан. (15) И по общему настоянию они подали друг другу руки в знак того, что полагают вражде конец и предел. Затем под общие возгласы одобрения они были приведены на Капитолий. Сенат высоко оценил и одобрил участие лучших граждан в этом деле и уступчивость цензоров. (16) Затем цензоры потребовали выделить им деньги на общественные работы, и сенат назначил им весь доход от налогов за этот год120.
47. (1) В этом же году в Испании пропреторы Луций Постумий Альбин и Тиберий Семпроний Гракх договорились между собою так: Альбин отправится на вакцеев121 через Лузитанию, а оттуда вернется в Кельтиберию; если там случится большая война, Гракх пройдет в самые дальние края Кельтиберии. (2) Сначала Гракх внезапным ночным приступом овладел городом Мундою. Затем, взяв заложников и оставив в городе охранение, он принялся жечь поля и осаждать крепости, пока не пришел к другому, сильно укрепленному городу, который кельтиберы называют Кертима. (3) Когда он уже придвинул к стенам осадные орудия, из города явились послы, со старинной прямотой сказавшие, что воевали бы, если бы имели силы; (4) поэтому они просят пропустить их в стан кельтиберов, чтобы призвать их на помощь – а если они не добьются помощи, то сами решат, что им делать. Гракх пропустил их, и они отправились, а через несколько дней привели с собой десять других послов. (5) Время было около полудня. Первым делом послы попросили претора только о том, чтобы он приказал дать им пить. Выпив по первой чаше, они попросили еще, к большой потехе стоявших вокруг римлян, дивившихся такой их простоте и невежеству. (6) Потом старейший из них сказал: «Наше племя послало нас разузнать, на что же в конце концов ты надеешься, что идешь на нас с оружием». (7) На это Гракх ответил, что пришел, полагаясь на свое превосходное войско, и они могут сами, если хотят, увидеть это войско, чтобы рассказать о нем своим достовернее. (8) И Гракх приказал войсковым трибунам, чтобы те велели всему войску, и пешим, и конным, облачиться в доспехи и пройти перед ними в полном вооружении. После этого зрелища послы были отпущены. Своим рассказом они отпугнули соплеменников от помощи осажденному городу. (9) Тщетно поднимали горожане по ночам огни на башнях, что было условным знаком. Потеряв надежду на помощь, они сдались. (10) С горожан было взыскано два миллиона четыреста тысяч сестерциев. Кроме того, сорок наиболее знатных всадников были взяты римлянами, хотя на словах не в заложники – ведь им приказали нести военную службу,– но по сути дела как залог верности.
48. (1) Отсюда Гракх повел войско к городу Алке, где был лагерь кельтиберов, от которых приходили послы. (2) В течение нескольких дней он напускал на дозоры легковооруженных воинов, вступавших с ними в незначительные стычки, а чтобы выманить кельтиберов из их укреплений, со дня на день увеличивал эти отряды. (3) Добившись своего, Гракх приказал начальникам вспомогательных войск завязать сражение и вдруг, как бы уступая превосходству противника, поворотиться и в беспорядке бежать к лагерю. Сам же он внутри лагеря выстроил войско у всех ворот. (4) Прошло немного времени, и он увидел убегающий, как было условлено, свой отряд, а за ним – беспорядочно преследующих варваров. (5) Для того и стоял его строй за частоколом; и теперь, задержавшись настолько, чтобы дать своим легко вбежать в лагерь, Гракх с кличем выпустил войско сразу из всех ворот. Враги не выдержали внезапного натиска. (6) Выйдя на приступ чужого лагеря, они и своего не смогли защитить,– внезапно опрокинутые, обращенные в бегство, напуганные, они вскоре были загнаны в лагерь, а потом выбиты и из него. (7) В этот день было убито девять тысяч врагов, а захвачено в плен триста двадцать, коней – сто двенадцать, военных знамен – тридцать семь. В римском войске погибло сто девять воинов.
49. (1) После этого сражения Гракх повел легионы опустошать Кельтиберию. Он шел, повсюду все забирая, угоняя скот, и племена покорялись ему,– какие по доброй воле, какие из страха. За несколько дней ему сдались сто три города, и он захватил огромную добычу. (2) Затем он повернул назад, откуда пришел, к Алке, и начал приступ. (3) Сперва горожане выдерживали натиск, но когда в ход пошло не только оружие, но и осадные машины, они, не чувствуя себя защищенными в городе, ушли в городскую крепость; (4) и наконец, прислав оттуда послов, они со всем своим добром отдались под власть римлян. Оттуда была вывезена большая добыча. В плен попали многие знатные испанцы, среди них два сына и дочь Турра. (5) Он был царьком этих племен, наиболее могущественным из всех испанцев. Услышав о поражении, он сначала дослал в лагерь Гракха своих людей, испросивших ему безопасность, а потом явился и сам. (6) Первым делом он спросил у Гракха, сохранят ли жизнь ему и его детям. Когда претор ответил утвердительно, он спросил, будет ли ему позволено воевать вместе с римлянами. (7) Когда Гракх разрешил и это, Турр сказал: «Тогда я буду воевать вместе с вами против бывших моих союзников, потому что они не сочли нужным прийти мне на помощь». С этих пор следовал он за римлянами, и его мужество и верность часто им были на пользу.
50. (1) После этого, напуганные вестями о поражениях окрестных народов, жители Эргавики, города славного и могущественного, тоже открыли ворота римлянам. (2) Некоторые писатели утверждают, что эта сдача крепостей была хитростью испанцев: из какой области Гракх ни выводил бы войска, там сразу же поднималось восстание, и ему, говорят, потом пришлось выдержать большое сражение с кельтиберами близ горы Хавн, когда они бились в правильном строю с рассвета до полудня, и с обеих сторон полегло много воинов. (3) В этот день римляне ничего не добились; что они не были разбиты, можно судить только по тому, что на следующий день они делали набеги на кельтиберов, не покидавших лагеря, (4) и весь день снимали с убитых доспехи. На третий день вновь состоялось еще более жаркое сражение, и лишь тогда кельтиберы были наголову разбиты, а их лагерь взят и разграблен. (5) В тот день было убито двадцать две тысячи врагов, захвачено более трехсот человек и примерно столько же коней, а также семьдесят два знамени. На этом война закончилась, и кельтиберы заключили настоящий мир, без прежнего своего вероломства. (6) Тем же летом, как пишут, Луций Постумий в Дальней Испании дважды успешно сразился с вакцеями, убив до тридцати пяти тысяч врагов и взяв их лагерь. Но это скорее вымысел: он слишком поздно прибыл в провинцию, чтобы успеть принять участие в боевых действиях в это лето.
51. (1) Верные своему слову, цензоры в добром согласии составили новый список сената. Первоприсутствующим в сенате стал сам цензор Марк Эмилий Лепид122, великий понтифик. Трое были исключены из сената; несколько человек, не включенных его сотоварищем в список, Лепид все же оставил в сенате123. (2) На предоставленные цензорам и распределенные между ними деньги они сделали следующее. Лепид соорудил дамбу у города Таррацины, чем не снискал благодарности, потому что у него там было имение и общественные средства оказались потраченными на частные нужды. (3) Он сдал подряды на строительство театра и проскения у храма Аполлона124, а также на побелку храма Юпитера на Капитолии и колонн вокруг него. От этих колонн он убрал неудачно расположенные статуи, которые загораживали вид, а также снял с колонн прибитые к ним щиты и разного рода знамена. (4) Марк Фульвий сдал больше подрядов и с большей пользой. Так, на Тибре он заложил пристань и опоры моста125, на которых через несколько лет цензоры Публий Сципион Африканский и Луций Муммий стали возводить своды. (5) Позади новых меняльных лавок Фульвий соорудил базилику126 и рыбный рынок, окруженный лавками, которые он продал в частное пользование. Еще он стал строить портик за Тройными воротами, (6) и другой портик – за верфями, и еще у святилища Геркулеса, и позади храма Надежды близ Тибра, и у храма Аполлона Целителя127. (7) У цензоров были и общие средства, на которые они начали строительство водопровода на арках; но строительству воспрепятствовал Марк Лициний Красс, который не позволил вести работы на своей земле. (8) Эти же цензоры ввели много пошлин в гавани и налогов. Они позаботились о том, чтобы многие небольшие общественные святилища, занятые частными лицами, вновь стали общественными и были открыты для народа. (9) Они изменили порядок голосования, распределив трибы по кварталам соответственно сословиям, положению и промыслам граждан128.
52. (1) Кроме того, один из цензоров, Марк Эмилий, испросил у сената деньги на устройство игр при освящении храмов Царицы Юноны и Дианы, которые он обетовал построить восемь лет назад, во время Лигурийской войны129. (2) Ему было выделено двадцать тысяч ассов. (3) Лепид посвятил оба храма в Фламиниевом цирке, а потом там же в цирке устроил сценические представления, трехдневные после освящения храма Юноны и двухдневные – Дианы. (4) Он же посвятил храм Морских Ларов130 на Марсовом поле, который был обетован за одиннадцать лет до того Луцием Эмилием Региллом в морском сражении с флотоводцами царя Антиоха131. (5) Над дверями храма прикрепили доску со следующей надписью: «Ради прекращенья великой войны, ради покоренья царей, ради установления мира битва сия, предпринятая Луцием Эмилием, сыном Марка Эмилия <...>132 При его ауспициях, его водительстве, его власти, его удаче корабли царя Антиоха, прежде непобедимые, были между Эфесом, Самосом и Хиосом (6) разбиты, разметаны, обращены в бегство пред очами самого Антиоха, всего его войска, конницы и слонов. Там же в тот самый день захвачены были сорок два военных корабля со всеми моряками. После каковой битвы царь Антиох и его царство <...>133 В память об этом Луций Эмилий обетовал храм Морским Ларам». (7) Подобная доска прибита и над дверьми храма Юпитера на Капитолии.
53. (1) Отправившись в Лигурию через два дня после оглашения списка сената, консул Квинт Фульвий, преодолев непроходимые горы Баллисты и ущелья, в правильном строю сразился с неприятелем, (2) одержал победу и в тот же день захватил его лагерь. Три тысячи двести врагов и вся эта область Лигурии сдались ему. (3) Консул переселил сдавшихся на равнины, а в горах выставил караулы. Скоро пришло и письмо от него к сенату. По случаю этих деяний назначено было трехдневное молебствие. (4) Преторы принесли в жертву сорок взрослых животных. Другой консул, Луций Манлий, не совершил в Лигурии ничего достойного упоминания. (5) Заальпийские галлы числом три тысячи проникли в Италию и, ни на кого не нападая, просили консулов и сенат выделить им земли, чтобы мирно жить под властью народа римского. (6) Сенат приказал галлам покинуть Италию, а консулу Квинту Фульвию – расследовать дело и наказать предводителей и зачинщиков перехода их через Альпы.
54. (1) В этом же году134 умер Филипп, царь македонян, сломленный старостью и потерей сына. (2) Он проводил зиму в Деметриаде, удрученный тоской по сыну и раскаиваясь в своей жестокости. (3) Тревожил его и другой сын, который и себе, и другим казался уже несомненным царем; беспокоили одинокая старость, обращенные на него взоры всех, когда одни только и ждали, пока он умрет, а другие даже и не ждали. (4) Мучения Филиппа усиливались; их делил с ним Антигон, сын Эхекрата, носивший имя своего дяди по отцу, который когда-то был опекуном Филиппа. Тот Антигон был муж царского величия, прославившийся знаменитой битвой против Клеомена Лакедемонского135. (5) Греки называли его Опекуном136, чтобы тем отличать его от других царей. (6) Сын брата его Эхекрата – Антигон единственный среди близких друзей сохранил верность Филиппу, и эта верность сделала Персея его злейшим врагом. (7) Антигон сознавал, какая опасность будет ему грозить, если Персей станет царем, и, поняв, что царь нетверд духом, слыша порою его стенанья по сыну, (8) он то выслушивал Филиппа, то сам бередил память царя, заводя речь о содеянном безрассудно и встречая его сетования своими. И хоть истина, как водится, выказывала себя понемногу, Антигон не жалел усилий поскорей вывести все наружу.
(9) Наиболее подозрительные из вероятных пособников злодеяния были Апеллес и Филокл, посланные в Рим и привезшие оттуда губительное для Деметрия письмо от имени Фламинина.
55. (1) Во дворце все говорили, что письмо это не настоящее, а подделанное писцом, и печать на нем подложная. (2) Впрочем, пока что дело было более подозрительным, чем явным: но тут Антигон случайно повстречал Ксиха137, схватил его и привел во дворец. Оставив его страже, Антигон прошел к Филиппу и сказал ему: (3) «Из многих твоих слов я заключил, что ты дорого дашь, чтобы узнать правду о твоих сыновьях и о том, кто кого преследовал кознями и обманом. (4) Единственный человек, способный распутать этот узел, Ксих, сейчас в твоей власти. Прикажи призвать во дворец этого случайно встреченного и доставленного сюда человека». (5) Когда Ксиха привели, он начал отпираться, но так нетвердо, что стоило ему слегка пригрозить, чтобы он с готовностью выложил все. При виде палача и бичей он и не выдержал и открыл весь замысел злодеяния послов и свою в нем помощь. (6) Сразу же были посланы люди схватить послов; Филокла тотчас застигли, Апеллес же, посланный раньше в погоню за неким Хереем, услыхав о доносе Ксиха, переправился в Италию. (7) О Филокле не известно ничего достоверного: одни говорят, что поначалу он дерзко отпирался, но, когда приведен был Ксих, перестал, другие же утверждают, что он продолжал отпираться и под пыткою. (8) Филипп стал горевать пуще прежнего; и отцовское горе было ему тем тяжелее, что другой сын остался жить.
56. (1) Персей, будучи извещен, что все обнаружилось, был уже слишком силен, чтобы спасаться бегством; (2) тем не менее он старался держаться поодаль, чтобы, пока Филипп жив, уберечься от вспышки его гнева. А Филиппу, который уже упустил надежду схватить Персея, чтобы его казнить, осталось стараться, чтобы тот в своей безнаказанности не смог воспользоваться еще и наградой за злодеяние. (3) Итак, царь призвал Антигона, которому обязан был благодарностью уже за раскрытие братоубийства. Филипп считал, что македонянам не придется ни стыдиться, ни сожалеть, если Антигон станет царем,– тем более что свежа еще слава его дяди. И Филипп сказал: (4) «Поскольку, Антигон, я в злосчастье своем дошел уже до того, что ужасная для родителя утрата последнего сына должна быть мне желанной, я хочу передать тебе царство, которое принял от твоего славного дяди сохраненным и даже приумноженным его честной опекой. (5) Одного тебя я сейчас считаю достойным царства. А если бы никого не осталось, то я предпочел бы, чтобы оно лучше погибло и расточилось, чем досталось Персею как награда за коварство и преступление. (6) Я буду считать, что Деметрий исторгнут из преисподней и возвращен мне, если оставлю на его месте тебя, кто один оплакал смерть невиновного и злосчастную мою ошибку». (7) После этого разговора Филипп не переставал окружать Антигона всеми почестями. Когда Персей отлучился во Фракию, Филипп отправился по городам Македонии объявлять их правителям о своих видах на Антигона; и если б ему суждено было жить подольше, то он, несомненно, передал бы Антигону власть. (8) Но, отправившись из Деметриады в Фессалонику, Филипп надолго там задержался, а переехав оттуда в Амфиполь, тяжело заболел. (9) Но страдал он больше душою, чем телом,– снедаемый беспокойством, он потерял сон; неотступная тень безвинно убитого сына не давала ему покоя, и умер он, страшно проклиная другого138. (10) И все-таки Антигон еще мог бы устремиться к власти, если б он был здесь же139 или если бы сразу было объявлено о смерти царя. (11) Но врач Каллиген, ведавший лечением царя, не стал ждать его смерти, при первых признаках безнадежного положения он, по уговору, тотчас дал знать о том Персею, послав гонцов, для которых заранее расставлены были кони, а до его прибытия скрывал смерть царя от всех посторонних.
57. (1) Таким образом, никто ни о чем не подозревал, а Персей всех застал врасплох и овладел преступно полученным царством.
(2) Смерть Филиппа была римлянам очень кстати, потому что они получили время для подготовки к войне. Ибо уже через несколько дней племя бастарнов140, давно побуждаемое к войне, оставив свои жилища, огромным полчищем пехоты и конницы переправилось через Истр. (3) Спеша сообщить об этом царю, вперед отправились Антигон141 и Коттон. Коттон был знатный бастарн, а Антигон – один из царских людей, которого часто посылали вместе с Коттоном для возбуждения бастарнов. Недалеко от Амфиполя до них дошел слух, а вскоре и точные известия о смерти царя. Это спутало все замыслы, (4) ибо было условлено, что Филипп предоставит бастарнам проход через Фракию и припасы на дорогу: для этого он подарками ублажал местных правителей, ручаясь, что бастарны проследуют мирно. (5) Племя дарданов142 предполагалось истребить, а на их землях поселиться бастарнам. (6) Этим достигалась бы двойная выгода: вечно враждебное Македонии (а в тяжелые времена и грозное) племя дарданов погибло бы, бастарны же после того, как они оставят в Дардании жен и детей, могли быть отправлены опустошать Италию. (7) Путь к Адриатическому морю и Италии лежит через область скордисков143; другим путем войско провести невозможно. Скордиски должны были легко пропустить бастарнов: они были близки друг другу языком и нравами144; да они и сами присоединились бы к походу, узнав, что бастарны идут грабить богатейший народ. Такой замысел сулил успех при любом исходе. (8) Если бастарнов перебьют римляне, то утешением будет избавление от дарданов, а также все добро бастарнов и безраздельное владение Дарданией. (9) Если же дела пойдут успешно, то римляне будут заняты войной с бастарнами, а Македония возвратит себе то, что утратила в Греции. Таковы были замыслы Филиппа.
58. (1) Бастарны мирно вошли во Фракию. Затем, по уходе Коттона и Антигона и еще позже, прослышав о смерти Филиппа, фракийцы стали несговорчивы в торге, да и бастарны не могли удовлетвориться покупкой припасов, так что их невозможно было удержать в строю, чтобы они не сходили с дороги в сторону. (2) С этого начались взаимные обиды, которые, умножаясь, привели к войне. Наконец фракийцы, будучи не в состоянии сдержать превосходящего силой и численностью неприятеля, оставили равнинные селения и отступили на гору огромной высоты, которую называют Донука145. (3) И как когда-то галлов, грабивших Дельфы146, говорят, уничтожила буря, так и бастарнов, когда они стали было взбираться к вершине, застигла такая же буря. (4) На них обрушился ливень, затем частый град с мощными раскатами грома и ослепляющими молниями, (5) которые, казалось, целили прямо в людей, и не только простые воины, но и вожди, пораженные, падали на землю. (6) В стремительном бегстве неосторожные бастарны срывались и падали с высочайших скал, и хотя их преследовали фракийцы, сами бастарны говорили, что виною их бегства боги и что небо обрушивается на них147. (7) Когда они, рассеянные бурей, растеряв половину оружия, словно после кораблекрушения, вернулись в лагерь, то стали держать совет, что делать дальше. Тут начались разногласия: одни считали, что следует отступить, другие – войти в Дарданию. (8) Около тридцати тысяч человек, предводимые Клондиком, пошли вперед; остальные вернулись к Аполлонии и Месемврии148, откуда и вышли. (9) Завладев царством, Персей приказал убить Антигона149 и, пока укреплял свое положение, отправил в Рим послов для возобновления существовавшей при отце дружбы и с просьбой к сенату признать его царем. Таковы были события этого года в Македонии.
59. (1) Один из консулов, Квинт Фульвий, справил триумф над лигурийцами; но известно, что этот триумф был дан больше в знак благосклонности к нему, чем соответственно величию подвигов. (2) Было пронесено много вражеского оружия, но денег не было совсем. Однако Фульвий роздал воинам по триста ассов, вдвое больше – центурионам и втрое – всадникам. (3) Больше в этом триумфе не было ничего замечательного, за исключением того, что по случайности он состоялся в тот же день, что и в прошлом году, когда Фульвий справлял триумф после своей претуры. (4) После триумфа Фульвий устроил выборы, на которых консулами были избраны Марк Юний Брут и Авл Манлий Вольсон. (5) Выборы преторов после избрания троих150 были прерваны из-за непогоды. На следующий день, за четыре дня до мартовских ид, были избраны оставшиеся трое преторов – Марк Титиний Курв, Тиберий Клавдий Нерон и Тит Фонтей Капитон. (6) Из-за зловещих предзнаменований курульные эдилы Гней Сервилий Цепион и Аппий Клавдий Центон повторили Римские игры. (7) В самом деле, произошло землетрясение; в общественных святилищах, где был устроен лектистерний, боги, возлежавшие на ложах, отвернулись от подношений, (8) блюдо с яствами перед Юпитером упало со стола, а мыши погрызли оливки, предназначенные богам, что было также сочтено знамением. Для искупления этого не было предпринято ничего, кроме повторения игр.

1. Ср.: Парилии (Палилии) – праздник богини Палес, покровительницы лугов, стад, пастухов. Справлялся 21 апреля (в годовщину основания Рима). См.: Овидий. Фасты, IV, 721 и далее.

2. Храмы этих богинь находились на Авентине возле Большого цирка.

3. Кайета – гавань Формий (в 7—8 км от них). Под Реатой разводили знаменитых в Италии ослов и мулов.

4. Фарнак – царь Понта (185—170). В 183 г. до н.э. захватил Синопу (совр. Синоп) – важнейший торговый город на северном (черноморском) побережье Малой Азии, состоявший в союзе с Эвменом. Подробно см.: Страбон, XII, 545 сл.

5. См.: XXXIX, 48, 5.

6. Фраза принадлежит Полибию (XXIII, 10, 4 – ср. след. примеч.). О Пеонии см. примеч. 43 к кн. XXXIII.

7. Полибий (чьему изложению следует, повествуя о Филиппе, Ливий) влагает в уста царю стих поэта Стасина: безумен-де тот, «кто, убивши отца, оставляет в живых сыновей»,– и строит рассказ как трагическую трилогию – «три драмы», объединенные темой мести судьбы. Поведение Филиппа он объясняет подсказкой преследующих его Эринний, говорит о тенях загубленных, мучающих царя; наконец сближает между собой «трагедии, мифы, историю» (Полибий, XXIII, 10—11, 1). Все это было достаточно близко Ливию, (ср.: I, 46, 3 (о трагедии римского царского дома); примеч. 141 к кн. I).

8. Сэйдж склонен толковать это место как указание на происхождение Порида из той самой Энеи, куда он отправился из Фессалоник (см. след. примеч.), но, скорей, речь здесь идет о том, что он был знатным человеком в фессалийском племени энианов (энианцев – см.: XXVIII, 5, 15 и примеч. 29 к кн. XXVIII), а созвучие названий случайно.

9. О Фессалонике см. примеч. 44 к кн. XXXIII. Энея – небольшой портовый город южней Фессалоники – на западном берегу полуострова Халкидики близ Энеева мыса.

10. Данное место Ливия, видимо, единственное свидетельство об этом ежегодном священнодействии и связанном с ним предании.

11. Рассказ Полибия об этом эпизоде не сохранился.

12. Ср.: XXXIX, 47—48, 1; примеч. 155 к кн. XXXIX.

13. Бастарны – германское (или кельтское?) племя, обитавшее в начале II в. до н.э. по Днестру, Пруту, Бугу – до устья Дуная. Филипп в это время всячески побуждал их переселиться к северным границам его царства.

14. Речь идет о палках, применявшихся для фехтовальных и гладиаторских упражнений.

15. Ср.: Полибий, XXIII, 11.

16. Ср.: XLV, 19, 10.

17. Трагическая ирония – предсказание Персея сбылось, только сам он (а не Деметрий) погубил брата и поторопил смерть отца (ср. ниже, гл. 24 и 56).

18. Ср.: XXIX, 47, 11.

19. Ливий выше не упоминал об этом письме, хотя у Полибия оно цитируется (Полибий, XXIII, 3, 8). У Ливия же пересказано лишь аналогичное письмо к царю от сената. См.: XXXIX, 47, 9—11; Полибий, XXXIII, 2, 9—10.

20. Трудно сомневаться в том, что образцом для этой пары речей Ливию служили соответствующие речи у Полибия, который обещал читателю подробный рассказ о «третьей драме» – с царскими сыновьями (ср.: Полибий, XXIII, 3, 10; 10, 12). К сожалению, этот рассказ не сохранился и нет возможности сравнить разработку речей и трактовку образов у двух авторов.

21. Чего именно хотели лигурийцы от римлян (и от Марцелла), остается не вполне ясным.

22. Публий Манлий в прошлую свою претуру был послан в Ближнюю Испанию помощником консула, но, видимо, по его распоряжению, действовал и в Дальней. См.: XXXIII, 43, 5; 8; XXXIV, 17, 1, а также примеч. 47—49 к кн. XXXIV.

23. См. выше, гл. 2, 5.

24. См.: XXXIV, 62, 1—15.

25. Рассмотрение этого спора затянулось надолго (ср. ниже, гл. 34, 14; XLI, 22, 1—3; XLII, 23—24 и далее), пока он не перерос в конфликт, приведший к Третьей Пунической войне 149—146 гг. до н.э. (см.: Периохи, 48).

26. Согласно Капитолийским фастам, Публий Корнелий Цетег.

27. Это «корабельные дуумвиры», учрежденные в 411 г. до н.э. постановлением народного собрания. См.: IX, 30, 4.

28. Отпущенники, не имевшие права службы в легионах могли служить во флоте.

29. Т.е. от мыса Сорренто возле Неаполя до совр. Марселя и от того же мыса до совр. Бари на Адриатическом побережье.

30. О храме Согласия на Вулкановом поле см.: IX, 46, 6 сл.; примеч. 163, 164 к кн. IX.

31. В оригинале нет указания на храм, где дрогнули копья. Видимо, речь идет о копьях, хранившихся в святилище Марса в Царском доме вместе со священными щитами – анцилиями.

32. О ее культе в Ланувии см. примеч. 60 к кн. XXXI.

33. Ср. ниже, гл. 34, 12—13. Илийцы – древний народ Сардинии, ушедший под нажимом карфагенян в горы внутренней части острова (см. также ниже, примеч. 68).

34. Ср.: XXXIX, 41, 6 (об аналогичном расследовании в другом месте).

35. Предыдущий закон о «домогательстве» кандидатов на должности был принят в 358 г. до н.э. (VII, 15, 12 сл.). Повод к принятию нового мог быть дан хотя бы ходом консульских выборов на 184 г. до н.э. (XXXIX, 32, 5—12).

36. Антигон – видимо, полководец Александра Македонского и далекий предшественник царя Филиппа.

37. Хребет Гем (Хем, болг. Стара Планина, тур. Балкан) с продолжающими его горами Северной Македонии и Иллирии составлял единую цепь от Адриатического до Черного моря, почему, видимо, и думали, будто с него оба этих моря видны. Страбон (VII, 313), опровергая это утверждение, приписывал его Полибию (источнику Ливия!).

38. Эта звезда (лат. «каникула») появлялась на небосводе в середине июля (Плиний. Естественная история, II, 123).

39. См. примеч. 157 к кн. XXXIX.

40. Меды – фракийское племя, обитавшее в среднем течении Стримона (совр. Струма); ближайшие соседи Македонии. Петра – здесь: город медов.

41. Ср.: XXXIX, 48, 1, а также гл. 11, 1—4 и примеч. 19.

42. Перекличка с защитительной речью Деметрия (ср. выше, гл. 12, 17).

43. См.: XXXIX, 55, 5 (а также 22, 6 и 45, 6). Аквилея строилась в Венетии у северных берегов Адриатического моря на границе с истрийцами.

44. Речь идет о наборе т.н. городских (резервных) легионов (ср. ниже, гл. 28, 9). Квинт Фабий, упомянутый здесь, это Квинт Фабий Максим, претор 181 г. до н.э., по делам с иноземцами (не путать с Квинтом Фабием Бутионом, упомянутым в § 2, претором в Галлии!).

45. См. примеч. 95 к кн. XXXI.

46. Римский лагерь был строго прямоугольным, через его середину проходили две пересекавшиеся под прямым углом главные улицы, ведшие к четырем воротам (в каждой стене).

47. См. примеч. 2 к кн. XXXIII.

48. О правом крыле ср. примеч. 45; Квинт Фульвий Флакк: (двоюродный брат своего тезки, воевавшего в это время в Испании – ср. выше, гл. 1, 2, и ниже, гл. 30 сл.) – бывший претор 187 г. до н.э. (в Сардинии).

49. В предвидении хлопот о триумфе (ср.: XXXVIII, 50, 3).

50. Грависки были гражданской колонией. Это был маленький приморский городок близ Тарквиний. Ср. также: Веллей Патеркул, I, 15, 2.

51. Нума считался основоположником понтификального права. См.: I, 20, 5—7.

52. Наука мудрости – философия (Ливий здесь не захотел воспользоваться этим греческим словом). «Новонайденные» книги Нумы современные исследователи считают подделкой, связывая ее с идеологической борьбой того времени.

53. Ливий (вслед за Цицероном) отвергает эту версию как невозможную хронологически (ср.: I, 18, 2—4 и примеч. 65 к кн. I). Тем не менее представление о Нуме как об ученике этого греческого философа оставалось по-прежнему общим местом (ср.: Овидий. Письма с Понта, III, 3, 43—46). Неожиданный поворот получает полемика о Нуме и Пифагоре у Плутарха (Нума, 1).

54. Государственные писцы составляли высший слой прислужников при должностных лицах – вспомогательный аппарат, занятый делопроизводством, ведением расчетных книг, хранением архивов, секретарской работой. Набираемые и оплачиваемые государством, они подразделялись на декурии. Высший разряд среди них составляли квесторские писцы, ведшие дела и книги казны, затем шли писцы курульных эдилов, народных трибунов, плебейских эдилов и др. Опытные, сведущие в праве, они были весьма влиятельны. Сложив с себя обязанности, писец мог даже принимать государственные должности (ср.: IX, 46, 1—2). Бывшим писцом был и претор 173 г. до н.э. Гай Цицерий (Валерий Максим, III, 5, 1; IV, 5, 3). В нашем случае совпадение родового имени претора и писца может говорить о происхождении писца из отпущенников семейства преторов.

55. Например, обратиться за помощью к народным трибунам, если он сочтет, что его права нарушаются.

56. Хозяин – здесь: dominus, «господин», т.е. собственник земли, а значит, и выкопанного («клада»). Терминология, оговорки, оценка – все свидетельствует о чрезвычайной юридической щепетильности.

57. Участие в сожжении книг служителей при жертвоприношениях придает этому действию некий сакральный характер.

58. Таков был конец дела, наведшего претора на мысли о «подрыве основ богопочитания». Создается впечатление, что ни претор, ни сенат не хотели в него углубляться и торопились. Сэйдж находит странным, что не стали даже запрашивать понтификов. Видимо, остерегающее (во всех отношениях) дело о Вакханалиях сыграло здесь свою роль. Другие независимые от Ливия рассказы об этом эпизоде известны в обрывках и из вторых рук. См.: Плиний. Естественная история, XIII, 84—87 (ссылки на Кассия Гемину, Пизона и Антиата); Плутарх. Нума, 22 (ссылка на Антиата); Августин. О граде Божием, VII, 34.

59. Здесь Ливий возвращается к рассказу, прерванному в гл. 16, 11. Квинт Фульвий Флакк, о котором идет тут речь,– это претор 182 г. до н.э. (см. выше, гл. 1, 2). После претуры он оставался наместником Ближней Испании.

60. Турма – небольшой конный отряд (30 всадников).

61. См. примеч. 11 к кн. XXXI.

62. Эбура – город племени карпетанов (совр. Монтальба) на Таге (совр. р. Тахо). Карпетаны обитали в Центральной Испании (их главным городом был Толет – совр. Толедо). Контребия – город-убежище кельтиберского племени лусонов (юго-западнее Сарагосы).

63. Необычно большие даже для колоний латинского права, численность колонистов и размеры наделов объясняют стратегическим значением Аквилеи.

64. Об их назначении см.: XXXIX, 55, 6.

65. О культе Венеры Эрицинской в Риме см.: XXII, 10, 9; XXIII, 30, 13; примеч. 63 к кн. XXII. Об обете Луция Порция Старшего выше не упоминалось, но в 184 г. до н.э. он был в Лигурии (XXXIX, 38, 1). Дуумвиры для посвящения храма назначались в случае смерти давшего обет.

66. Т.е. в 191 г. до н.э. (XXXVI, 15—19). Об обете Мания Глабриона и сенатском постановлении выше не сообщалось; Благочестие – здесь: обожествленное понятие долга перед богами, отечеством, родителями. Упоминаемая статуя, согласно Валерию Максиму (II, 5, 1) была конной. Сам храм, по легенде, поставлен был на месте дома некоей женщины, которая спасла жизнь своей осужденной на голодную смерть матери, накормив ее грудью (см.: Фест, p. 228 L.; Плиний. Естественная история, VII, 121).

67. Ср.: XLII, 7, 2. Диодор Сицилийский (V, 13, 4) пишет о воске как об одном из богатств острова.

68. Об илийцах см. выше, гл. 19, 6 и примеч. 33.

69. Согласно кн. XXX, 37, 6, карфагеняне давали всего сотню заложников. Согласно кн. XXXII, 2, 3, 100 заложников были возвращены, а других обещано было вернуть в будущем.

70. См. выше, гл. 17, 2 сл.

71. Т.е. позаботиться о вооружении и снабжении подчиненных самим консулам войск, предназначенных для Лигурии.

72. См.: XXXIX, 8, 1 (186 г. до н.э.).

73. Ср. выше, гл. 19, 3.

74. Здоровье (Салюта) – здесь: соответствует греч. Гигии, дочери Асклепия (Эскулап у римлян).

75. Это тот же Квинт Фульвий Флакк, что упомянут в гл. 27, 7 (ср. выше, примеч. 48). После этого злополучного консульства он (в отличие от более удачливого тезки) больше не появляется на Ливиевых страницах.

76. Сама Таврасия (рано оставленный самнитский город), видимо, к тому времени уже не существовала.

77. Номинал монет в оригинале не указан. Сэйдж внес его в текст, исходя из того, что монеты были серебряными.

78. Плиний (Естественная история, III, 105) пишет, что эти лигурийцы стали потом именоваться Корнелиевыми и Бебиевыми.

79. Ср.: XXXVII, 60, 6; XXXVIII, 47, 5.

80. Он был претором в 182 г. до н.э. (ср. выше, гл. 1—2 и 30 сл., а также примеч. 59), а здесь назван проконсулом. По-видимому, после претуры он был оставлен в провинции командующим с консульскими полномочиями. Такое практиковалось – см. примеч. 92 к кн. XXXI.

81. Кельтиберия – область в Центральной Испании, занимавшая большую часть плоскогорья (совр. Месеты), племена ее не были объединены и не имели общего самоназвания. Тем не менее их сопротивление римской экспансии продолжалось и в I в. до н.э.

82. Манлиево урочище (название происходит от имени Публия Манлия, претора 195 г. до н.э. – ср.: XXXIV, 1, 1; 19, 1). Место это находилось, видимо, в горах Сьерра-де-Викор юго-западнее Сарагосы.

83. Т.е. латинские союзники (ср.: XXXI, 21, 7 и примеч. 95 к кн. XXXI).

84. Ср. также гл. 44, 9. Фортуна у римлян почиталась не только как богиня счастья, удачи вообще, но и как Фортуна отдельных лиц, общин, сословий и т.п., получая при этом соответствующие наименования – так храм Всаднической Фортуне был обещан за победу в конном сражении. Храм был посвящен в 173 г. до н.э. (см.: XLII, 3, 1 сл.; 10, 5).

85. Текст оригинала испорчен. Перевод по конъектуре Герея.

86. Летум – конъектура Цингерле (в старых изданиях: Суисмонтий).

87. Этрусское море – Тирренское (называлось также и Нижним).

88. Ср. выше, гл. 38, 2.

89. Интемелии – лигурийское племя (Страбон, IV, 202).

90. Текст здесь, видимо, не вполне исправен и довольно темен (особенно в том, что касается отождествления упомянутых лиц).

91. Шесть трибунов в каждом легионе командовали им по очереди.

92. Это, видимо, были деньги, еще не розданные воинам (ср. § 11).

93. Один из самых ранних примеров высылки. Новый Карфаген – совр. Картахена. См. также примеч. 16 к кн. XXI.

94. Гентий, сын и преемник Плеврата, иллирийский царь (180—168).

95. Коркира (см. примеч. 89 к кн. XXXI) находилась на пути из Иллирии в Грецию и из Греции в Рим, поэтому иллирийцы, разбойничавшие на море, всегда были как-то связаны с этим островом и даже захватывали его на какое-то время (незадолго до Второй Пунической войны).

96. Новые понтифики избирались членами коллегии.

97. См. примеч. 112 к кн. XXXIII.

98. Эта должность была учреждена после изгнания царей для выполнения религиозных обязанностей, первоначально принадлежавших царям. Входил в коллегию понтификов, которая и избирала его.

99. Должность царя-жреца была несовместима с государственными и войсковыми. О корабельных дуумвирах см. выше, гл. 18, 7.

100. Ср.: XXXVII, 51, 1—6.

101. После голосования в коллегии понтификов составлялся список кандидатов в порядке предпочтительности (по числу полученных голосов), затем великий понтифик делал выбор, называя, как правило, первого в списке.

102. Только что вернувшегося из Испании. Его выбрали в коллегию на место, освободившееся по смерти великого понтифика, но в великие понтифики выбрали, конечно, не новичка, а старого члена коллегии – Квинта Марция Филиппа.

103. Отсюда заключают, что городские общины с неполным гражданством получали такое право лишь по особому разрешению. Но это не объясняет, зачем оно было нужно жителям города, где говорили по-гречески или по-оскски. Возможно, куманцы хотели продемонстрировать свою приверженность римскому образу жизни, но скорей они были связаны с появлением возле Кум (главного до тех пор порта Кампании) римской колонии в Путеолах, отвлекавшей в свою гавань все большую часть римских торговцев. Видимо, куманцы хотели поправить складывавшееся положение.

104. Луций Манлий Ацидин Фульвиан (последнее имя указывает на происхождение из рода Фульвиев) был, собственно, родным братом своего коллеги по консульству, усыновленным в патрицианскую семью Манлиев Ацидинов (см.: Веллей Патеркул, II, 8, 2). Как претор 188 г. до н.э. он воевал в Испании, где оставался до 185 г. до н.э. командующим с консульскими полномочиями.

105. Об этих испанских монетах см.: XXXIV, 10, 4 и примеч. 38 к кн. XXXIV.

106. Этот знаменитый Виллиев закон устанавливал не только минимальный возраст для вступления в каждую должность, но и последовательность их, и обязательность интервала (не менее двух лет) для соискания следующей должности. Постепенно установившаяся стандартная схема римской политической карьеры была теперь оформлена юридически.

107. Ср.: XXXII, 27, 6, где Ливий сообщает о первом случае избрания шести преторов (в 197 г. до н.э.). Дата и содержание закона Бебия точно не известны. Он не соблюдался строго и оказался недолговечен.

108. О сборе денег с испанцев выше не сообщалось. Об обете см.: 40, 10 и примеч. 84. Храм был расположен вблизи Фламиниева цирка (Витрувий, III, 3, 2).

109. Ср.: XXXIX, 5, 7—10.

110. Консулы 182 г. до н.э. Об упомянутом здесь постановлении сената выше не говорилось.

111. Это тот самый Тиберий Семпроний Гракх, который своим вмешательством не дал полностью осуществить замысел процесса Сципионов. Упоминаемые здесь игры он дал, будучи курульным эдилом в 182 г. до н.э. Выше о них не упоминалось.

112. Ср.: XXXII, 1, 9 и примеч. 5 к кн. XXXII.

113. Ср.: XXXII, 9, 2 и примеч. 35 к кн. XXXII.

114. О таком же знамении в Реате см. выше, 2, 4 (возможно, здесь повторение).

115. Ср.: XXXIX, 4.

116. Квинт Цецилий Метелл – бывший консул 206 г. до н.э.; в 204—202 гг. до н.э. был главным представителем интересов Сципиона Африканского в сенате. Был известен и как оратор (ср.: Цицерон. Брут, 57; 77). В 185—184 гг. до н.э. возглавил посольство сената в Македонию и Пелопоннес. Один из старейшин сената.

117. См.: I, 13, 5—8.

118. См.: I, 28, 7—30, 3; I, 33, 1—5.

119. См. примеч. 127 к кн. XXXIX.

120. О расходовании цензорами полученных средств см. ниже, гл. 51, 2—7.

121. См. примеч. 28 к кн. XXI и примеч. 23 к кн. XXXV.

122. Его предшественник, недавно умерший (см. выше, гл. 42, 6) Луций Валерий Флакк, тоже стал первоприсутствующим в сенате, будучи цензором (XXXIX, 52, 1).

123. Для исключения кого-либо из сената требовалось согласие обоих цензоров (вторым был Марк Фульвий Нобилиор).

124. Поскольку древнейшим театром в Риме считался театр Помпея, построенный более века спустя, предполагают, что театр у храма Аполлона, о котором здесь идет речь, служил чисто культовым целям или что он мог быть вскоре снесен (о чем сведений нет).

125. Достроен Эмилиев мост был цензорами Публием Сципионом Эмилианом (Африканским Младшим) и Муммием (142 г. до н.э.).

126. На северной стороне форума. Первоначально базилика называлась Фульвиевой или базиликой Эмилия и Фульвия, позднее – Эмилиевой. (О более ранней базилике Порция см.: XXXIX, 44, 7 и примеч. 132 к кн. XXXIX.)

127. Храм Надежды и, возможно, упомянутый здесь же храм Аполлона находились в районе Овощного рынка. На Марсовом поле также был храм Аполлона Врачевателя. См.: XXXIX, 4.

128. Ничего более конкретного Ливий об этом, к сожалению, не сообщает.

129. См.: XXXIX, 2, 8 и 11 и примеч. 10 к кн. XXXIX.

130. Морские Лары – боги, покровительствовавшие мореплавателям (как Лары дома – его обитателям).

131. Ср.: XXXVII, 29—30. Об обете не сообщалось.

132. Сэйдж дополняет: «была выиграна».

133. Сэйдж дополняет: «были сокрушены».

134. Ливий возвращается к изложению, прерванному на гл. 24, 8.

135. Ср.: XXXIV, 28, 1.

136. Прозвище Опекун соответствует не тому насмешливому прозвищу (ср.: Плутарх, Гай Марций Кориолан, 11; Эмилий Павел, 8), с каким Антигон III вошел в историю («Досон» – «Собирающийся одарить», т.е. «Вечно обещающий»), а другому, более уважительному,– «Эпитроп» (см.: Афиней, VI, 625).

137. Ливий тут пишет так, будто имя Ксих уже знакомо читателю, хотя оно названо здесь впервые. Видимо, предшествующее упоминание о нем выпало при использовании Ливием Полибиева текста.

138. Ср. выше, примеч. 7.

139. Текст оригинала здесь неисправен. Перевод по конъектуре.

140. См. выше, гл. 5, 10, а также: XXXIX, 35, 4 и примеч. 100 к кн. XXXIX.

141. Это не тот Антигон, которого Филипп V хотел сделать своим наследником.

142. Дарданы – иллиро-фракийская народность, населявшая север Балканского полуострова, приблизительно территорию совр. Сербии.

143. Скордиски – кельтское племя, обитавшее тогда к западу от совр. Белграда.

144. Ливий, таким образом, сближает бастарнов (ср. выше, примеч. 13) с кельтами; Тацит – по языку и нравам – с германцами (Германия, 46).

145. Гора Донука (Дунак) – совр. г. Рила в Болгарии.

146. См. примеч. 46 к кн. XXXVIII.

147. Ср.: Арриан. Анабазис, I, 4, 8.

148. Города на черноморском побережье Фракии. Аполлония Понтийская – совр. Созополь; Месемврия – совр. Несебар.

149. Антигона, избранного Филиппом V в преемники.

150. Ливий опускает имена троих преторов, избранных в первый день. Это были Тит Эбутий и Марк Титиний, а также, возможно, Публий Элий Лигур.