Тит Ливий. История Рима от основания Города

ОГЛАВЛЕНИЕ

КНИГА XXXVIII

Консул Марк Фульвий в Эпире принимает в подданство амбракийцев, осажденных и сдавшихся, покоряет Кефаллению, усмиряет этолийцев и заключает с ними мир. Его товарищ консул Гней Манлий побеждает галлогреков (толистобогов, тектосагов и трокмов), которые пришли некогда в Азию с Бренном и одни по сю сторону Тавра оставались непокорны. Рассказывается об их происхождении и о том, как они заняли теперешние свои места. Для примера их доблести и целомудрия рассказывается о женщине, жене их царя, которая была схвачена насильником-центурионом и сама убила его. Цензоры совершают очистительные жертвы; граждан насчитано 258 310 человек. Заключена дружба с Ариаратом, царем Каппадокийским. Гней Манлий, несмотря на противодействие десяти легатов, по совету которых был подписан договор с Антиохом, защитив себя речью в сенате, справляет триумф за победу над галлогреками. Сципион Африканский, призванный к суду за то, что не всю-де Антиохову добычу сдал в казну, (по одним сведениям – Невием, по другим – народным трибуном Квинтом Петилием) выйдя на трибуну, сказал только: «В этот день, квириты, я победил Карфаген!» – и отправился на Капитолий в сопровождении всего народа; а затем, чтобы больше не терпеть обид от трибунов, добровольно удалился в Литерн, как в изгнание. Неизвестно, скончался он там или в Риме, потому что памятники ему стоят и там и тут. Луций Сципион Азиатский, брат Африканского, точно так же был обвинен за растрату и осужден; но когда его вели в тюрьму и в оковы, то народный трибун Тиберий Семпроний Гракх, хоть и был прежде врагом Сципионов, вмешался и остановил дело; за эту услугу он получил в жены дочь Сципиона Африканского. Когда квесторы пришли взять его добро в пользу государства, то в нем не только не оказалось ни следа царских денег, но и все оно не стоило столько, чтобы оплатить требуемую пеню. Друзья и родственники принесли ему множество денег, но он их не взял, и они выкупили только то, что было необходимо ему для жизни.

1. (1) В Азии шла война, но не было спокойно и в Этолии1; там начались волнения, вначале среди племени афаманов. (2) Афаманией2 в ту пору управляли наместники царя Филиппа, своим высокомерием и беззакониями заставившие с сожалением вспоминать о прежнем царе Аминандре, (3) который жил изгнанником в Этолии. Из писем своих приверженцев Аминандр узнал о положении дел в Афамании, и у него появилась надежда вернуть себе престол. (4) Посланцы из Афамании возвратились в Аргитею, столицу области, и передали знатным людям племени ответ Аминандра: он готов вернуться, если будет уверен в поддержке соотечественников. Буде это действительно так, он воспользуется вооруженной помощью этолийцев и вступит в Афаманию с войском. Затем Аминандр вел переговоры с этолийским советом избранников3 и с претором союза Никандром. (5) Убедившись, что его соплеменники полностью готовы, Аминандр тотчас же сообщил им день, когда войдет в Афаманию с войском. (6) Вначале участников заговора против македонского владычества было четверо. Каждый из них присоединил к заговору по шесть человек; опасаясь, что и так число участников слишком мало, ибо немногочисленность их подходила скорее для сохранения замысла в тайне, чем для приведения его в исполнение, они еще удвоили число посвященных. (7) Теперь заговорщиков стало пятьдесят два, и они поделились на четыре части: одни отправились в Гераклею, другие в Тетрафилию, где прежде обыкновенно хранилась царская казна, третьи в Тевдорию, четвертые в Аргитею. (8) Они уговорились между собой, что сначала, не предпринимая никаких действий, станут просто держаться на городской площади, будто приехали по своим делам, а в назначенный день одновременно призовут народ изгнать из крепостей македонские гарнизоны. (9) Когда этот день настал, и Аминандр с тысячей этолийцев уже находился в пределах Афамании, македонские гарнизоны, как заговорщики и условливались, были изгнаны сразу из крепостей четырех городов, а во все остальные разосланы были послания с призывом освободиться от разнузданного произвола Филиппа и восстановить законного царя в отеческом царстве. (10) Македоняне были изгнаны отовсюду. Начальнику гарнизона в городке Тейе, Ксенону, удалось перехватить письмо и занять крепость, после чего он еще несколько дней оказывал сопротивление осаждавшим, (11) но вскоре сдался и он Аминандру, в чьей власти оказалась вся Афамания, кроме Атенея, крепостцы возле самой македонской границы.
2. (1) Узнав об отпадении Афамании, Филипп выступил с шеститысячным войском и очень быстро пришел в Гомфы4. (2) Оставив там большую часть воинов, которые не выдержали бы столь трудного перехода, он с двумя тысячами вошел в Атеней, единственную крепостцу, которую его гарнизону удалось удержать. (3) Отсюда царь попытался занять ближайшие поселения, но, легко убедившись, что все они, кроме Атенея, держат сторону неприятеля, вернулся в Гомфы и уже со всем войском вступил в Афаманию. (4) Филипп выслал вперед Ксенона с тысячей пехотинцев, приказав ему овладеть Этолией, выгодно расположенной близ Аргитеи. (5) Получив донесение о том, что Этолия в его руках, сам царь расположился лагерем невдалеке от храма Зевса Акрейского5. Там он на день задержался из-за ненастья, а на следующий решил двинуться к Аргитее. (6) Во время перехода на господствующих над дорогой холмах сразу же стали появляться то там, то сям афаманы. Завидев их, передовые остановились. Страх и тревога пробежали по всему строю, (7) и каждый представил себе, что с ним будет, если колонну сбросят в ущелье, тянувшееся под скалистым краем дороги. (8) Царь устремился было вперед, чтобы быстро выбраться из теснины, рассчитывая, что войско последует за ним, но общее смятение было таким, что ему пришлось отозвать передовых и возвращаться прежней дорогой. Вначале афаманы просто следовали за войском в некотором отдалении, (9) но после того, как к ним присоединились этолийцы, афаманы оставили их для преследования колонны с тыла, а сами окружили ее с флангов, (10) а некоторые, пройдя более коротким путем по известным им тропам, заняли проходы. Это привело македонян в такое смятение, что они в беспорядочном бегстве, забыв о строе, теряя вооружение и солдат, переправились наконец на другой берег. (11) На этом преследование прекратилось. Дальнейший путь войска до Гомфов и от Гомфов назад в Македонию был безопасным. (12) Тем временем афаманы и этолийцы стянули все силы в Этопию против закрепившегося там Ксенона с его тысячей македонян. (13) Решив, что их позиция слаба, македоняне, рассредоточившись, отошли из Этопии вверх, на крутую скалу, но афаманы нашли пути, с разных сторон ведшие на нее, и выбили македонян оттуда. (14) Рассеявшись по бездорожью и не зная проходов среди незнакомых гор, они не могли найти пути к бегству и были частью взяты в плен, частью перебиты. В панике македоняне падали с круч, разбивались насмерть и лишь немногие смогли с Ксеноном вернуться к Филиппу. Убитых похоронили потом, во время перемирия.
3. (1) Вернув себе царство, Аминандр отправил послов и к сенату в Рим, и в Азию к Сципионам, которые после решительного сражения с Антиохом находились в Эфесе. (2) Аминандр просил мира, оправдывался, что прибегнул к помощи этолийцев, дабы возвратить себе отцовское царство, и возлагал всю вину на Филиппа.
(3) Этолийцы из Афамании направились в Амфилохию и с согласия большей части жителей вернули под свою власть всю эту область, (4) некогда входившую в состав Этолийского союза. Ободренные успехом, они двинулись в Аперантию, которая тоже в значительной части сдалась им без боя. Долопы6 никогда не были под властью этолийцев, но подчинялись Филиппу; (5) они собрались было дать этолийцам отпор, но, получив известие о том, что Амфилохия воссоединилась с Этолийским союзом, что Филипп поспешно отступил из Афамании, а гарнизон его истреблен, сами отложились от царя и перешли на сторону этолийцев. (6) Окружив свои земли этими новоприобретенными областями, этолийцы полагали, что теперь они уже со всех сторон надежно защищены от македонян, как вдруг до них дошел слух о том, что Антиох потерпел от римлян поражение в Азии. Вскоре послы этолийцев возвратились из Рима – без надежды на мир7 и с известием, что консул Фульвий со своим войском уже переправился через море8. (7) Сильно встревоженные этим, этолийцы сначала обратились к посредничеству Родоса и Афин9 в надежде, что благодаря влиянию этих государств их собственные просьбы, недавно отвергнутые, будут благосклоннее выслушаны сенатом. А затем, чтобы в последний раз попытать удачу, (8) они послали в Рим знатнейших людей своего племени, спохватившись обо всем том лишь тогда, когда неприятель был почти что в виду.
(9) Марк Фульвий уже переправил войско в Аполлонию и советовался с эпирской знатью, куда направить первый удар10. Эпирцы считали, что начать следует с осады Амбракии11, тогда уже вошедшей в Этолийский союз: (10) если этолийцы выступят на ее защиту, то лежащие вокруг Амбракии поля станут удобным местом боя; если же они откажутся от сражения, то осада будет нетрудной: (11) близ города достаточно древесины для устройства насыпей и прочих сооружений, возле самых городских стен протекает судоходная река Аретонт, по которой удобно будет доставлять все необходимое, и, наконец, стоит лето, так что замысел легче исполнить. Этими доводами они убедили Фульвия вести войско через Эпир.
4. (1) По прибытии на место консул пришел к выводу, что осада будет трудной. Амбракия расположена у подножия скалистого холма, (2) который местные жители называют Перрантом. С запада городская стена выходит на чистое поле и омывается рекой, с востока город защищен стоящей на холме крепостью. (3) Река Аретонт берет начало в Афамании и впадает в морской залив, названный по лежащему вблизи него городу Амбракийским. (4) Кроме того, что с одной стороны город защищен рекой, а с другой холмами, он еще окружен прочной стеной протяженностью более четырех миль. (5) Фульвий расположил два лагеря на небольшом расстоянии друг от друга с той стороны, где за стеной начинается поле, и еще один лагерь поставил на высоком месте напротив крепости. (6) Он собирался соединить эти лагеря валом и рвом так, чтобы нельзя было ни осажденным выйти из города, ни впустить подкрепление в город. Еще при первых слухах об осаде Амбракии этолийцы по приказу претора Никандра собрались в Страте. (7) Вначале они задумали всем войском идти в Амбракию, чтобы помешать осаде; потом, убедившись, что осадные сооружения окружают уже значительную часть города, а за рекой на равнине расположились лагерем эпирцы, решили разделить свои силы. (8) Эвполем направился к Амбракии с тысячей легковооруженных воинов и вошел в город, пройдя через укрепления там, где римляне еще не успели их соединить. (9) Командовавший остальной частью войска Никандр сперва решил ночью напасть на лагерь эпирцев, отделенный рекой от римлян, которые из-за этого не могли бы быстро прийти на помощь; (10) но потом, опасаясь, что римляне как-то узнают об этом и обратный путь для него будет небезопасен, он передумал и повернул в сторону Акарнании, чтобы опустошать эту область.
5. (1) Когда город был полностью окружен укреплениями и осадные устройства, придвигаемые к стенам, были готовы, консул отдал приказание ломать стену сразу в пяти местах. (2) Три таких устройства он придвинул к стенам на равном расстоянии друг от друга напротив здания, называемого Пирреем12, так как там, на ровном поле, к стене легче было приблизиться; одну он поставил напротив святилища Эскулапа, одну против крепости. (3) Тараны стали бить в стены, а шесты с серпами13 обламывали их зубцы. Видя это и слыша устрашающий грохот осадных машин, горожане вначале перепугались, (4) но потом, убедившись, что стены, сверх всякого чаяния, стоят твердо, стали подъемными рычагами сваливать на тараны чушки свинца, каменные глыбы и дубовые бревна. Они зацепляли шесты железными крючьями и, перетягивая их к себе, обламывали серпы. (5) Кроме того, осажденные сами наводили страх вылазками – ночью они нападали на стражу осадных машин, а днем на заставы.
(6) Так обстояли дела под Амбракией, когда этолийцы, оставив опустошение Акарнании, возвратились в Страт. Претор Никандр, понадеявшись снять осаду решительными действиями, приказал некоему Никодаму с пятью сотнями этолийцев войти в Амбракию. (7) Он назначил определенный срок и даже час для одновременного ночного удара: из города предполагалось напасть на осадные сооружения у стены, что напротив Пиррея, а сам он должен был навести ужас на римский лагерь. Никандр рассчитывал, что благодаря суматохе и ночному времени, усиливающему страх, действуя сразу с двух сторон, он сумеет совершить нечто славное, что надолго останется в памяти потомков. (8) И вот Никодам глубокой ночью проникает в город через соединительный вал14, незаметно миновав одни караулы и с боем пройдя через другие. Это придало осажденным надежды и решимости. Как только настала условленная ночь, Никодам внезапно напал на осадные машины. (9) Его смелая попытка не имела, однако, особенных последствий, так как никакой поддержки с наружной стороны вала он не получил: (10) этолийский претор то ли побоялся вступить в бой, то ли счел более важным оказать помощь недавно возвратившимся в союз амфилохийцам, которые тем временем подверглись жестокому натиску войск Филиппова сына, Персея, посланного вернуть македонянам Долопию и Амфилохию.
6. (1) Как уже было сказано, возле Пиррея в трех местах были осадные сооружения римлян. Этолийцы напали на них – на все три одновременно, но с разной силой и вооружением: (2) одни с пылающими факелами, другие с паклей, смолой и зажигательными стрелами, так что весь строй их сверкал огнями. (3) При первом их натиске погибли многие караульные; потом крики и шум донеслись до лагеря, солдаты по сигналу консула схватились за оружие и выступили сразу из всех ворот. (4) Бились огнем и мечом; в двух местах этолийцы, только попытавшись завязать сражение и ничего не добившись, отошли. Ожесточенная битва завязалась лишь в одном месте. (5) Здесь Эвполем и Никодам, два военачальника, напавшие с разных сторон, поднимали дух воинов, напоминая им, что по уговору вот-вот подойдет Никандр и ударит на неприятеля с тыла. (6) Эта уверенность некоторое время поддерживала сражавшихся, но, не получая условленных сигналов и видя, как неприятель все прибывает и прибывает, они поняли, что покинуты, и ослабили натиск. (7) В конце концов они прекратили бой и, обратившиеся в бегство, были отогнаны в город; в ходе боя этолийцам удалось поджечь часть осадных сооружений и перебить значительно больше врагов, чем потеряли убитыми сами. А ведь если бой велся бы так, как было условлено, то этолийцы, несомненно, захватили бы осадные сооружения по крайней мере в одном месте и уничтожили бы множество неприятельских солдат. (8) После этого неудачного ночного сражения амбракийцы и бывшие в городе этолийцы, чувствуя себя пострадавшими от предательства, на все остальное время потеряли охоту идти навстречу опасности. (9) На вылазки они уже не решались, на вражеские заставы не нападали и сражались только из укрытий, распределившись по стенам и башням.
7. (1) Персей, услышав о появлении этолийцев, тотчас снял осаду с обложенного было его войсками города и возвратился в Македонию, успев только опустошить поля амфилохийцев. (2) Но этолийцы и сами ушли из Амфилохии, заслышав, что их собственные прибрежные земли подвергаются разграблению. Иллирийский царь Плеврат15 с шестьюдесятью легкими судами вошел в Коринфский залив и, присоединив к себе ахейские суда, стоявшие в Патрах, принялся опустошать побережья Этолии. (3) Но против него выслали тысячу этолийцев, которые неотступно следовали за флотом, и всякий раз, как кораблям приходилось огибать излучину берега, проходили прямым путем по тропам и не давали иллирийцам высадиться. (4) Тем временем римлянам под Амбракией удалось снести часть городских стен, разбивая их таранами сразу во многих местах, однако проникнуть в город они не могли, (5) ибо жители вместо разрушенных стен успевали быстро возвести новые, да и стоявшие на развалинах вооруженные воины заменяли собой укрепления. (6) Поэтому консул, видя, что, действуя силой в открытую, он не может добиться успеха, решил вести подкоп; выбранное место он заранее прикрыл осадными навесами, скрывавшими действия римских солдат. А те работали денно и нощно, роя ход под землей и вынося землю наверх, и некоторое время подкоп оставался незамеченным. (7) Горожане обнаружили его по внезапно поднявшейся куче и, испугавшись, что стены уже подкопаны и в город проделан ход, стали по свою сторону стен вести ров напротив того места, что было прикрыто навесами. (8) На той глубине, где должен был быть пол подземного хода, они прекратили работу и стали прислушиваться под стеною то там, то сям, стараясь расслышать, где же копают. (9) От того места, где они этот шум услышали, они повели ход напрямик к подкопу и без труда, мгновенно вышли к подрытой и снизу подпертой стойками городской стене. (10) Проложив дорогу в подземный ход, осажденные стали биться с римлянами, сперва теми самыми заступами и другими орудиями, которыми рыли землю, потом к ним быстро спустились вооруженные воины, так что там в глубине завязалось настоящее сражение, хотя с поверхности и невидимое. Бой был жарким, пока не догадались перегораживать подземный ход то в одном, то в другом месте волосяными матами и поспешно поставленными воротами16. (11) Тогда осаждаемые придумали новую хитрость, не требовавшую большого труда: взяв бочку, они высверлили в ее дне отверстие, достаточное для того, чтобы укрепить в нем небольшую трубку, изготовили железную трубку и железную же крышку для бочки, которую во многих местах просверлили, а затем, наполнив эту бочку птичьим пухом, поставили ее так, чтобы она открывалась в подземный ход. (12) Из дырок в крышке торчали длинные копья, называемые сариссами, которые не позволяли неприятелю к ней приблизиться. Потом высекли искру, подожгли пух и раздули огонь кузнечным мехом, приставленным к концу трубки. (13) Подземный ход был заполнен удушливым дымом и едкой вонючей гарью от горящего пуха, оставаться там не мог уже, пожалуй, никто.
8. (1) Пока так шли дела под Амбракией17, в римский лагерь для переговоров с консулом пришли облеченные широкими полномочиями послы этолийцев Феней и Дамотел. Причиной их приезда было то, что этолийский претор, видя, что Амбракия еле выдерживает вражеский натиск, (2) на побережье одно за другим обрушиваются нападения неприятельского флота, македоняне со своей стороны опустошают Амфилохию и Долопию, прекрасно понимая, что этолийское войско не в силах вести войну сразу на трех направлениях, созвал вождей Этолийского союза, чтобы совместно решить, как действовать дальше. (3) Все сошлись на том, что нужно просить мира, на равных или, на худой конец, на терпимых условиях: союз вступал в войну, полагаясь на поддержку Антиоха, (4) но теперь, когда царь потерпел поражение и на суше, и на море и оттеснен почти за пределы земного круга, за хребты Тавра17a, разве остается еще хоть какая-нибудь надежда на победу? Ничего тут не придумаешь, другого выбора судьба не оставила, (5) так пусть же Феней и Дамотел ведут переговоры так, как сочтут полезным для Этолийского государства и как велит им долг. (6) С таким поручением послов и снарядили; прибыв в лагерь, они стали умолять консула пощадить город и пожалеть бывших союзников, ныне доведенных, можно сказать, до безумия бедами и несчастьями (чтобы не говорить – обидами); (7) ведь их вина в войне с Антиохом не больше, чем прежние их заслуги в войне с Филиппом: если тогда их не так уж щедро отблагодарили, то и теперь не стоит воздавать им слишком сурово. На эти речи консул ответил, что этолийцы часто просят о мире, но ни разу не были искренни. Пусть, прося мира, возьмут в пример Антиоха, которого сами же втянули в войну: (8) он уступил римлянам не только те несколько городов, ради свободы которых война началась, но так же все богатейшие земли Азии по сю сторону Тавра. (9) Разговоры этолийцев о мире, продолжал консул, он не станет слушать, прежде чем этолийцы не сложат оружия (10) и передадут его победителям, выдадут всех коней, а затем выплатят римскому народу тысячу талантов серебра, из которых половину они, если хотят получить мир, отсчитают немедленно. К договору будет прибавлено, что они должны считать друзей Рима своими друзьями, а его врагов – своими врагами.
9. (1) На это послы не дали никакого ответа, ибо условия были тяжелы, а послы хорошо знали необузданный и переменчивый нрав своих соплеменников; так и не решив дела, они возвратились домой, намереваясь еще раз все как следует обсудить с претором и должностными лицами. (2) Но послов встретили криками и бранью за то, что затягивают переговоры, когда им было приказано возвратиться с мирным договором, каков бы он ни был. Послы снова отправились под Амбракию, но по дороге попали в засаду к акарнанцам, с которыми тогда воевали этолийцы, были захвачены, доставлены в Тиррей, где взяты под стражу. (3) Из-за этого заключение мирного договора отодвинулось, к консулу же тем временем прибыли послы Афин и Родоса, чтобы ходатайствовать за этолийцев, (4) а затем в римский лагерь, получив гарантии неприкосновенности, приехал и афаманский царь Аминандр, обеспокоенный судьбой не столько этолийцев, сколько города Амбракии, где так долго прожил в изгнании. (5) Лишь от них консул узнал, что случилось с Фенеем и Дамотелом, и приказал доставить этолийских послов из Тиррея в лагерь. По их прибытии переговоры о мире наконец начались. (6) Аминандр очень решительно взялся за то, что считал своим долгом, и принялся склонять амбракийцев к сдаче. (7) Он подходил к стенам, переговаривался с предводителями осажденных, но, поняв, что так ничего не добьется, в конце концов прошел, с согласия консула, в город и там советами и мольбами убедил жителей сдаться. (8) Гай Валерий, единоутробный брат консула и сын Марка Валерия Левина18, заключившего некогда с этолийцами первый договор о дружбе, оказал им немалую поддержку. (9) Амбракийцы открыли ворота, договорившись сначала о том, что римляне выпустят из города вспомогательный отряд этолийцев, не причинив им вреда. Затем консул назвал этолийскому посольству условия договора: они должны выплатить пятьсот евбейских талантов19, из них двести немедленно, а остальные триста равными взносами в течение шести лет; пленные и перебежчики должны быть возвращены римлянам; (10) Этолийский союз не должен принимать в свой состав города, которые после высадки Тита Квинкция в Грецию были взяты римлянами или добровольно заключили с ними договоры о дружбе20; наконец, (11) на остров Кефаллению21 договор не распространялся. Хотя эти условия были значительно более легкими, чем те, на какие могли этолийцы рассчитывать, послы все-таки попросили разрешения сообщить их собранию, что им и было позволено. (12) Краткие прения вызвало только тяжелое для этолийцев решение о городах, входивших некогда в их союз, а теперь как бы отрываемых от их тела. Тем не менее собрание единодушно постановило принять мир на таких условиях. (13) Амбракийцы поднесли консулу золотой венок весом в сто пятьдесят фунтов. Из города вывезли все изваяния, бронзовые и мраморные, а также картины – тех и других в Амбракии было больше, чем в любом другом городе этой области, так как здесь когда-то был царский дворец Пирра. (14) Все прочее было оставлено римлянами в неприкосновенности22.
10. (1) Из Амбракии консул двинулся с войском в срединные области Этолии и поставил лагерь возле Аргоса Амфилохийского, расположенного в двадцати двух милях от Амбракии. Туда наконец прибыли послы этолийцев к консулу, удивлявшемуся, что они заставляют себя ждать. (2) Тогда консул узнал о том, что этолийское собрание одобрило условия договора, и приказал послам отправляться к сенату в Рим, позволив также родосцам и афинянам следовать вместе с этолийцами в качестве ходатаев за них. Сопровождать посольства консул поручил своему брату, Гаю Валерию, а сам переправился на Кефаллению. (3) Прибывшие в Рим послы обнаружили, что влиятельнейшие сенаторы предубеждены против них жалобами Филиппа, который всеми способами, и через своих послов, и в письмах, обвинял этолийцев в том, что они отняли у него Долопию, Амфилохию и Афаманию, прогнали его гарнизоны, а в довершение всего изгнали из Амфилохии его сына Персея. (4) Поэтому просьбы этолийцев сенат слушать не стал, а родосцев и афинян выслушали в молчании. Рассказывают, что афинский посол Леонт, сын Гикесия, все-таки подействовал на сенат своим красноречием. (5) Он воспользовался известным сравнением народа с морем – спокойным, но волнуемым ветрами, и сказал, что народ этолийский, пока сохранял верность союзу с Римом, был спокоен, как свойственно нраву этого племени (6), но после того, как начали дуть со стороны Азии Фоант и Дикеарх, а из Европы Менест и Дамокрит, тут-то поднялась та самая буря, которая и прибила этолийцев к царю Антиоху, словно к опасной скале23.
11. (1) После долгих волнений этолийцам наконец удалось договориться об условиях мира. Они гласили24: (2) «Этолийский народ признает высшую власть и верховенство римского народа и обязуется впредь добросовестно исполнять это обещание; этолийцы не должны пропускать через свою территорию каких-либо войск, идущих против союзников и друзей римского народа, и не будут оказывать ему никакой поддержки; этолийский народ должен считать врагов римского народа своими врагами (3) и быть готов при необходимости воевать с ними; (4) Этолийский союз обязуется выдать римлянам и их союзникам всех перебежчиков, беглых рабов и пленных, за исключением тех случаев, когда пленный уже возвращался домой и вновь попал в плен, а также исключая пленных из тех народов, которые были врагами Рима, когда этолийцы воевали на стороне римлян. (5) Пленные, которые будут обнаружены в течение ста дней по подписании договора, должны без всякого обмана быть переданы должностным лицам Коркиры25, а остальные возвращаться по мере их обнаружения. (6) Этолийский союз должен дать сорок заложников – по усмотрению консула – не моложе двенадцати и не старше сорока лет; при этом заложником не может стать претор, начальник конницы, общественный писец (7) или тот, кто уже был у римлян заложником; на Кефаллению условия данного мирного договора не распространяются». (8) Размер денежного обложения и условия выплаты были оставлены такими же, как было договорено с консулом. Этолийцам предоставлялось право по желанию платить вместо серебра золотом из расчета за десять серебряных монет одну золотую. (9) Этолийцы не должны пытаться вернуть себе те города, области и народы, которые некогда принадлежали их союзу, а в консульство Тита Квинкция и Гнея Домиция26 или позже подпали под власть римского народа, покоренные ли оружием или добровольно; Эниады27 вместе с городом и землями должны принадлежать акарнанцам. На таких условиях был заключен договор с этолийцами.
12. (1) Тем же летом, больше того, почти в те же самые дни, когда консул Марк Фульвий был занят всем этим в Этолии, другой консул, Гней Манлий, воевал в Галлогреции – к рассказу об этой войне я и перейду. (2) Консул прибыл в Эфес в начале весны и принял командование у Луция Сципиона; совершив обряд очищения войска28, он произнес речь перед солдатами. (3) В ней он воздал хвалу их доблести за то, что они завершили – одной битвой – войну с Антиохом, и поощрял их к новой войне – с галлами, (4) которые и Антиоху помогали военной силой, и сами столь необузданны, что Антиоха, может статься, незачем было оттеснять за Таврские горы, если оставить несломленной силу галлов. В конце речи консул вкратце рассказал о себе, правдиво и скромно. (5) Солдаты выслушали эту речь с радостью, часто выражая свое одобрение, ибо полагали, что галлы составляли лишь часть Антиохова войска и после того, как царь потерпел поражение, не будут сами по себе серьезным противником. (6) Эвмена при войске не было – он тогда находился в Риме29 – не ко времени, как считал консул, – ведь пергамский царь хорошо знал и эти места и тамошних жителей и желал, чтобы мощь галлов была сломлена. (7) Поэтому консул вызвал из Пергама Эвменова брата, Аттала, и призвал выступить на войну вместе с собой. Аттал дал обещание, и Фульвий отправил его домой для приготовлений. (8) Через несколько дней, когда консул двинулся из Эфеса к Магнесии, Аттал присоединился к нему с тысячей пехотинцев и пятью сотнями конников. Брату Афинею он приказал следовать за собой с остальным войском, а охрану Пергама поручил тем, кого считал верными брату и царствующему дому. (9) Консул похвалил юношу; пройдя со всем войском к Меандру, он поставил лагерь на берегу, потому что не нашел брода и для переправы надо было собрать корабли. (10) Переправившись через Меандр, они пришли к Гиеракоме.
13. (1) Там находится почитаемый храм Аполлона и оракул; говорят, что там прорицатели дают предсказания в изящных стихах. (2) Оттуда за два дневных перехода войско достигло реки Гарпаса30. Туда пришли послы от Алабанд и просили консула убеждением или силой вернуть под прежнюю власть жителей крепостцы, недавно от них отложившейся. (3) Туда же явился и Афиней, брат Эвмена и Аттала, с критянином Левсом и македонянином Коррагом. Они привели с собой тысячу пехотинцев из разных племен и триста конников. (4) Консул послал военного трибуна с небольшим отрядом, и тот с боя взял крепостцу, возвратив ее Алабандам. Сам же консул, нигде не уклоняясь с пути, пришел к Антиохии-на-Меандре, где и расположился лагерем. (5) Истоки реки Меандр зарождаются в Келенах. Город Келены некогда был столицей Фригии. Потом жители старых Келен переселились на новое место неподалеку от прежнего; новый город назвали Апамеей в честь Апамы, сестры царя Селевка31. (6) Невдалеке от истоков Меандра берет начало его приток Марсий. По преданию именно в Келенах Марсий состязался с Аполлоном в игре на флейте32. (7) Меандр вытекает из возвышающейся над городом крепости Келен, протекает через центр города, затем течет через Карию и Ионию и впадает в морской залив между Приеной и Милетом. (8) В расположенный под Антиохией римский лагерь прибыл Селевк, сын Антиоха, и привез хлеб для войска, поставлявшийся согласно договору со Сципионом33. (9) Селевк затеял было спор касательно припасов для вспомогательных войск Аттала, утверждая, что Антиох обещался снабжать продовольствием только римских солдат. (10) Но консул твердо пресек эти разговоры, послав к войску трибуна с приказом, чтобы римские солдаты не принимали привезенного хлеба, прежде чем не получат его войска Аттала. (11) Затем римское войско направилось к городу, называемому Гордиутихи, а оттуда в три перехода достигло Таб34. Город Табы расположен в Писидии, а именно в той ее части, которая ближе к Памфилийскому морю. Жителям этого края давно не доводилось вести войн, и потому войско Таб было настроено воинственно. (12) Их конница внезапно напала из города на колонну римлян, и при первом натиске им удалось внести в римский строй немалое смятение; вскоре, однако, неравенство сил (и в числе, и в доблести воинов) стало очевидным. Оттесненные в город, жители Таб запросили прощения за свой промах, изъявляя готовность сдаться. (13) Консул потребовал двадцать пять талантов серебра и десять тысяч медимнов35 пшеницы и на этих условиях принял их сдачу.
14. (1) Через два дня войско вышло к реке Касу; двигаясь дальше, римляне, подойдя к Эризе, взяли этот город первым же натиском, (2) а затем достигли Табусия, крепости, возвышающейся у Инда. Река эта названа так потому, что близ нее слон сбросил на землю своего вожатого-индийца36. (3) Войско было уже недалеко от Кибиры37, но никакого посольства от тамошнего тирана Моагета, человека вероломного и неприятного, не было. (4) Чтобы вызнать его намерения, консул послал Гая Гельвия с четырьмя тысячами пехоты и пятью сотнями конников. Когда они уже вступали походным строем в пределы владений тирана, навстречу им вышли послы, передавшие, что тиран готов повиноваться любым приказаниям; (5) они просили, чтобы отряд мирно входил в их область, чтобы солдат удерживали от грабежей. Послы принесли с собою и золотой венок в пятнадцать талантов весом. (6) Гельвий обещал послам, что не тронет полей, а самих их направил к консулу. (7) Когда они повторили перед консулом свою просьбу, тот им ответил: «Мы, римляне, не получали от тирана каких-либо знаков благорасположения, и всем известно, что сам он таков, что нам надобно думать скорей о его наказании, чем о дружбе с ним». (8) Смущенные этими словами, послы просили консула лишь о том, чтобы он принял венок и дал тирану возможность явиться к нему и дать объяснения. (9) С позволения консула на следующий день в лагерь прибыл тиран. Его одежда и сопровождение были почти такими же, как у любого состоятельного человека, а речь приниженная и пресекающаяся; он старался преуменьшить свои богатства, жалуясь на бедность подвластных ему городов. (10) А под его властью находились, кроме Кибиры, Силлей и, как его называют, город под Лимной. С них-то он и пообещал, как будто совсем отчаявшись и оставляя нищими и себя самого, и своих подданных, собрать двадцать пять талантов. (11) «Право же, дальше эти насмешки терпеть нельзя, – прервал его консул.– Мало того, что ты не краснел, обманывая нас через послов: ты и сам, присутствуя здесь, продолжаешь упорствовать в том же бесстыдстве. (12) Двадцать пять талантов истощат твою тиранию? Так знай: если в три дня ты не выплатишь пятьсот талантов, жди опустошения полей и осады города». (13) Напуганный такой угрозой, тиран все равно продолжал упрямо твердить о своей мнимой бедности. (14) Не брезгая ни пустыми отговорками, ни мольбами и притворными слезами, ему удалось снизить сумму до ста талантов. К этому прибавили десять тысяч медимнов хлеба. Все было взыскано в шесть дней.
15. (1) От Кибиры войско двигалось по области города Синды38; переправившись через реку Кавларис, римляне стали лагерем. (2) На следующий день они двигались мимо Каралитийского болота и остановились подле Мадампра. Когда войско двинулось дальше, жители ближайшего города, Лага, в страхе бежали. (3) Безлюдный и полный всякого добра город был разграблен. Оттуда они прошли к источникам реки Лисиса, а на следующий день вышли к реке Кобулату. (4) В это время термесцы взяли город Изонду и уже осаждали городскую крепость. Не имея иной надежды, осажденные отправили послов к консулу и умоляли о помощи: (5) они-де вместе с женами и детьми заперты в крепости и со дня на день ожидают смерти либо от меча, либо от голода. Консулу представился желанный повод свернуть по пути в Памфилию. (6) Подойдя к Изонде, он снял с нее осаду и даровал мир термесцам, получив от них пятьдесят талантов серебра; договоры о мире были заключены также с Аспендом39 и прочими городами Памфилии. (7) На возвратном пути из Памфилии консул в первый день поставил лагерь при реке Тавре, а на следующий день подле места, называемого Деревянной деревней40. Двигаясь оттуда без остановок, они пришли к городу Кормасам. (8) Ближайший к этому городу – Дарса; ее консул нашел брошенной в страхе жителями и полной всяческого добра. Когда они шли дальше мимо болот, к консулу явились послы от Лисинои, чтобы сдать город на его милость. (9) Оттуда войско пришло в Сагаласские земли41, тучные и изобильно рождающие всякого рода плоды. Живут здесь писидийцы, лучшие воины тех мест. Эта их слава, а также плодородие полей, многолюдье и в особенности местоположение Сагаласса, города хорошо укрепленного, придавали духу его обитателям. (10) Не встретив на границе области посольства, консул приказал опустошать поля. Упорство жителей было сломлено лишь тогда, когда они увидели, что их имущество свозят и скот угоняют. (11) Прислав посольство, они испросили мира, заключив договор на условиях выплаты пятидесяти талантов и поставки двадцати тысяч медимнов пшеницы и двадцати ячменя. (12) Оттуда войско консула двинулось к Ротринским источникам и прибыло в Акоридову (так ее называют) деревню, возле которой и был поставлен лагерь. На следующий день туда же пришел из Апамеи Селевк42. (13) Больных и ненужную часть обоза консул отослал в Апамею; он получил от Селевка проводников и в тот же день пришел в Метрополитанские земли, а через день – к Диниям, городу, расположенному во Фригии. (14) Оттуда он прибыл в Синнады43; все окрестные городки были кинуты бежавшими в страхе жителями. Войско, отягченное доставшейся там добычей, за целый день едва смогло пройти пять миль и прибыло в Бевд, называемый Старым. (15) Следующая дневная стоянка была близ Анабур, на другой день у источников Аландра, на третий день лагерь разбит был подле Аббасия. Там войско стояло несколько дней, ибо оно подошло к области толостобогиев44.
16. (1) Галлы45, огромное людское множество, то ли из-за недостатка земли, то ли в надежде на добычу – ведь они полагали, что ни один народ из тех, через чьи земли они намеревались пройти, не сравнится с ними в ратном деле, – выступили в поход под предводительством Бренна и пришли в Дарданию46. (2) Там среди них начались раздоры, и около двадцати тысяч человек, возглавленные царьками Лонорием и Лутарием, отложились от Бренна и повернули в сторону Фракии. (3) С теми, кто оказывал сопротивление, галлы вели бои, а просивших мира облагали данью. Так они пришли в Византий и некоторое время владели побережьем Пропонтиды, взимая дань с окрестных городов. (4) Не издалека прослышали они о плодородии земли в Азии, и ими овладело желание туда переправиться. Обманом захватив Лисимахию, они силой оружия завладели всем Херсонесом и подошли к Геллеспонту. (5) Видя оттуда Азию, отделенную от них лишь узким проливом, они распалились еще сильнее и послали гонцов с просьбой о переправе к Антипатру, начальнику того берега. Эти переговоры шли медленнее, чем того галлам хотелось, и это породило новую распрю среди их вождей. (6) Лонорий вернулся с большей частью людей обратно в Византий, а Лутарий отобрал у македонян – соглядатаев Антипатра, подосланных к нему под видом посольства, – два палубных корабля и три легких, на которых и начал переправлять войско. Переправа шла денно и нощно, так что заняла она всего несколько дней. (7) Недолгое время спустя Лонорию тоже удалось с помощью вифинского царя Никомеда переправить свое войско из Византия. (8) Затем галлы соединились вновь и помогли Никомеду в войне с Зибетом, владевшим частью Вифинии47. (9) Главным образом благодаря их помощи Зибет и был побежден, а вся Вифиния перешла во владение Никомеда. Из Вифинии галлы отправились дальше в глубь Азии. Их было двадцать тысяч человек, но воинов среди них не более десяти тысяч. (10) И тем не менее такой ужас внушили они всем народам, живущим по сю сторону Тавра, что даже те из них, до кого галлы и не дошли, в том числе самые отдаленные, с равной готовностью подчинились их власти. (11) В конце концов галлы разделили свои владения в Азии на три части, ибо вторгшихся племен было три: толостобогии, трокмы и тектосаги; каждое из них стало взимать дань с доставшейся ему части. (12) Трокмы получили побережье Геллеспонта, толостобогии Эолиду и Ионию, тектосагам достались срединные области Азии. Они собирали дань со всей Азии по сю сторону Тавра, (13) а сами осели по обоим берегам Галиса47a. Вот какой страх наводило их имя, и ведь когда молодежь подросла, их стало еще больше; так что в конце концов даже сирийские цари не отказывались платить им дань. (14) Первым из царей Азии, кто решился не платить галлам дань, был Аттал, отец царя Эвмена. Неожиданно для всех его смелому начинанию сопутствовала удача, и ему удалось одержать победу в открытом бою48. Но и этим не сломил он в галлах дух властолюбия. Они оставались такими же сильными вплоть до войны Антиоха с римлянами. Даже после изгнания Антиоха галлы сильно надеялись, что так как они поселились вдали от моря, то римское войско до них и не доберется.
17. (1) С этим неприятелем, столь грозным для всех жителей того края, и предстояло теперь воевать. Посему консул, созвав солдат, обратился к ним с такой примерно речью: (2) «Воины! Мне хорошо известно, что воинской славой галлы превосходят все остальные народы Азии. (3) Здесь среди самых миролюбивых людей осело это дикое племя, прошедшее в войнах едва ли не весь круг земной. Они высокого росту; их длинные, крашенные в рыжий цвет волосы, огромные щиты, непомерно длинные мечи, (4) к тому еще их боевые песни перед началом сражения, громкие выкрики, пляски, (5) ужасный звук оружия, который получается от того, что они по обычаю особым образом стучат в щиты, – все это у них именно затем, чтобы внушить страх. Но пусть боятся этого те, кому это внове – греки, фригийцы, карийцы, – римлянам, привыкшим к неистовству галлов, известно и их пустое бахвальство. (6) Лишь один раз когда-то, впервые столкнувшись при Аллии с галлами, бежали от них наши предки49, а с той поры вот уже двести лет римляне бьют их, заставляя бежать, словно перепуганный скот; и побед над галлами мы одержали едва ли не больше, чем над остальными народами по всему кругу земному. Теперь-то уже мы знаем по опыту, (7) что в пылу слепой ярости они растрачивают все силы при первом натиске, а если уж ты его выдержишь, то, утомленные, истекают потом, и оружие валится у них из рук. Они сникают, лишь только утихнет первый порыв ярости; зной, пыль и жажда валят их, обессиленных, наземь и без твоего удара. (8) Не только войска наши мерялись силами с их войсками, но и в единоборстве Тит Манлий и Марк Валерий показали, насколько римская доблесть сильней галльского бешенства. (9) Ведь Марк Манлий в одиночку справился с целой вереницей взбиравшихся на Капитолий галлов, столкнув их с горы50. Притом наши предки имели дело с настоящими галлами, рожденными на своей земле, а эти уж выродились, смешавшись с другими народами, и впрямь стали галлогреками, как их называют. (10) Так же и у растений, и у животных семья хранит природную силу потомства, а небо, почва, под которыми возрастают они, изменяют ее. (11) Македоняне, основавшие в Египте Александрию, основавшие Селевкию и Вавилонию и другие рассеянные по всему свету колонии, выродились в сирийцев, парфян, египтян; (12) массилийцы, расположившись в земле галлов, переняли немало туземных обычаев51; а что осталось у тарентинцев от пресловутой суровости образа жизни спартанцев? (13) Живое лучше хранит породу там, откуда оно происходит, а будучи пересажено на чужую почву, питаемо ею, изменяет свою природу и вырождается. Так что на самом деле вы будете бить фригийцев, лишь отягченных галльским оружием52, так же, как вы побили их, побежденных победителей, в войске Антиоха. (14) Мне приходится больше опасаться того, что мы стяжаем малую славу, чем того, что война будет слишком тяжелой. (15) Царь Аттал часто разбивал их и обращал в бегство. Не думайте, что только со зверьми так бывает, что, пойманные в лесу, они сохраняют свою дикость лишь поначалу, а затем, получая пищу из рук человека, постепенно становятся ручными: не иначе обстоит дело и с дикими народами. (16) Неужто вы полагаете, что галлы остались такими же, каковы были их отцы и деды? Изгнанные недостатком земли со своей родины, они покинули ее и, ведя войны с воинственнейшими народами, прошли через труднопроходимое побережье Иллирии, Пеонию и Фракию и наконец захватили эту землю. (17) Их, закаленных столькими невзгодами, приняла и кормит земля, изобилующая всевозможными плодами. При таком плодородии почвы, ласковости неба и миролюбии соседей вся та дикость, какую они принесли с собой, смягчилась. (18) Поверьте мне, даже вам, потомкам Марса, надо прежде всего остерегаться и избегать прелестей Азии, потому что эти иноземные удовольствия – опаснейший враг всякой твердости духа: столь заразительно соприкосновение с нравами и порядками здешних жителей. (19) На наше счастье, галлы, потеряв былую силу, пользуются, однако, среди греков прежней славой, той самой, с которой когда-то они пришли, (20) а потому и вы, победив их, стяжаете себе у союзников такую же воинскую славу, как если бы вы одержали победу над галлами, сохраняющими исконную доблесть».
18. (1) Распустив сходку и отправив послов к Эпосогнату, единственному из галльских царьков, кто Эвмену остался другом и отказал Антиоху в помощи против римлян, консул снялся с лагеря. В первый день войско вышло к реке Аландру, а на следующий день пришло в деревню под названием Тискон. (2) Туда пришло посольство от жителей Ороанд53, прося мира; им было приказано выплатить двести талантов и позволено вернуться обратно, чтобы сообщить это условие. (3) Оттуда консул повел войско к Плите, а затем поставил лагерь близ Алиатт. Туда возвратились послы, отправленные к Эпосогнату, вместе с посольством от него самого. Его посланцы умоляли не воевать с тектосагами: Эпосогнат сам отправится к ним и договорится, чтобы они приняли условия римлян. (4) Консул удовлетворил просьбу царька и повел войско через землю, называемую Аксилос54. Она называется так недаром: в ней не найдется не только что дров, но даже терновника или какого-либо другого топлива; вместо дров жители используют бычий навоз. (5) Римляне стояли лагерем близ Кубалла, крепостцы в Галлогреции, как вдруг послышался громкий шум и показалась вражеская конница, которая, напав неожиданно, смогла не только расстроить выставленные караулы, но даже нанести кое-какой урон. (6) Когда шум донесся до лагеря, римская конница, внезапно высыпав сразу изо всех ворот, обратила галлов в беспорядочное бегство и перебила немало бежавших. (7) Дальше консул приказал идти плотно сомкнутым строем, предварительно разведав дорогу, так как увидел, что войско уже вступило во вражескую страну. Двигаясь большими переходами, войско вышло к реке Сангарию55. Ее нельзя было перейти вброд, и консул приказал строить мост. (8) Сангарий течет с горы Адорея через Фригию, а затем близ Вифинии принимает в себя Тимбр; затем, удвоив свои воды, протекает он по Вифинии и впадает в Пропонтиду. Эта река известна, однако, не столько своим полноводьем, столько редкостным изобилием рыбы, добываемой в ней местными жителями. (9) Перейдя по построенному мосту реку, войско пошло вдоль берега. В пути им неожиданно повстречались шедшие из Пессинунта жрецы Великой матери богов56 в своем убранстве, в исступлении прорицавшие, что богиня дает римлянам дорогу войны и власть над этим краем. (10) Консул сказал, что принимает это знамение, и поставил лагерь в том самом месте. (11) На следующий день войско подошло к Гордию. Этот город хоть и невелик, но все-таки многолюднее, чем обычно бывают такие торжища в срединных местностях, и туда съезжается больше купцов. (12) Из Гордия почти одинаково близко до трех морей: до Геллеспонта, до Синопы и до противоположного побережья, населяемого приморскими киликийцами. Кроме того, в этих местах соприкасаются между собой пределы многих больших племен, взаимовыгодная их торговля сосредоточилась именно в этом месте. (13) Войдя в Гордий, римляне обнаружили, что жители бежали, но оставили множество всяческого добра. (14) Войско стояло в городе, когда туда прибыли послы от Эпосогната и сообщили, что тот посетил галльских царьков, но поездка была неудачна; (15) галлы во множестве покидают равнинные селения и поля и с женами и детьми, взяв с собой весь скот и все имущество, которое могут увезти, устремляются к горе Олимпу57, где их защищало бы не только оружие, но сама местность.
19. (1) Позже послы от жителей Ороанд доставили более достоверные сведения: племя толостобогиев заняло гору Олимп, тектосаги направились в другую сторону и завладели горой, которую называют Магабой; (2) трокмы решили оставить жен и детей у тектосагов, а воинов послать на помощь толостобогиям. В ту пору царьками у трех племен были Ортиагонт, Комболомар и Гавлот. (3) Замысел предпринимаемой ими войны был в главном таков: занимая самые высокие горы этого края и свозя туда запасы всего необходимого, достаточные, чтобы не пополнять их долгое время, они рассчитывали утомить противника долгим бездействием. (4) Они полагали, что римляне не отважатся подступить к ним по таким крутым и труднопроходимым местам, а если попытаются это сделать, то остановить и сбросить их сможет и малый отряд, а стоя в бездействии у подножия холодных гор, они не вынесут стужи и голода. (5) Хотя галлов защищала сама высота этих гор, они укрепили те вершины, на которых расположились, рвом и другими сооружениями, (6) а о метательных снарядах даже не позаботились, считая, что гористая местность сама доставит им вдоволь камней.
20. (1) Консул, предвидя, что бой предстоит не ближний, что нападать надо будет издали, приказал приготовить гораздо больший, чем обычно, запас метательных копий, дротиков, стрел, пуль58 и небольших камней, годных для метания из пращи. (2) После этого он приказал выступить к горе Олимпу и стал лагерем милях в пяти от нее. (3) На следующий день, когда консул вместе с Атталом в сопровождении конного отряда в четыреста человек подъехал ближе к горе, чтобы осмотреть ее и разведать местоположение галльского лагеря, оттуда вылетел конный отряд числом вдвое больше, чем у римлян, и обратил их в бегство; римляне потеряли несколько человек убитыми и немного больше ранеными. (4) На третий день Фульвий, взяв с собой всю конницу, отправился осматривать местность и, так как неприятель не решился на вылазку, без помех объехал гору кругом. Консул заметил, что с южной стороны горы был – до какой-то высоты – подъем по холмам; (5) с севера гора круто обрывалась почти отвесными скалами. Вверх было лишь три пути: один посредине горы – там, где можно было идти по земле; другие два подъема – с юго-востока и северо-запада – были трудны. А в остальном гора отовсюду была неприступна. Разведав это, консул в тот же день поставил лагерь у самого подножья горы. (6) На другой день он совершил жертвоприношение и уже с первого раза получил благие предзнаменования; тогда, разделив войско на три части, он повел его на врага. (7) Сам он шел с основными силами – там, где подъем был наиболее легок; своему брату, Луцию Манлию, он велел продвигаться с юго-восточной стороны, насколько это окажется возможным. (8) Ему приказано было, если путь преградят опасные кручи, не пытаться преодолеть их во что бы то ни стало и не тратить силы на невозможное, а повернуть наискось по склону и соединиться с отрядом консула. (9) Гаю Гельвию с третьим отрядом поручено было незаметно обойти гору понизу и подниматься с северо-запада. Вспомогательное войско Аттала тоже было разделено на три части; все три отряда были одинаковой численности. Самому Атталу консул приказал следовать вместе с собой. (10) Конницу и боевых слонов Фульвий оставил внизу, на ближайшей к горам равнине. Начальникам велено было внимательно следить за ходом всего дела, чтобы они были готовы подать помощь там, где это понадобится.
21. (1) Галлы, уверенные в том, что прохода на гору нет ни с какой стороны, кроме южной, решили заградить вооруженной силой и этот путь. Они послали четырехтысячное примерно войско занять холм, возвышающийся над самой дорогой меньше чем в миле от стана; холм должен был превратиться в своего рода крепостцу. (2) Увидев это, римляне приготовились к битве. На некотором расстоянии перед знаменами шли легковооруженные воины и присланные Атталом критские лучники и пращники, а также траллы и фракийцы. (3) Пешие части шли медленно – дорога была крута; они держали перед собой щиты не так, как для схватки грудь с грудью, а так, чтобы защищаться лишь от метательного оружия. (4) Таким оружием, преодолевавшим расстояние между противниками, и завязали сражение. Поначалу бились на равных; галлам помогала природа местности, а римлянам обилие и разнообразие метательного снаряда. Через некоторое время, однако, стало очевидно, что силы не равны. Щиты у галлов были длинны, но слишком узки для их телосложения и к тому же плоские, а потому защищали плохо. (5) Вскоре у галлов не осталось иного оружия, кроме коротких мечей, пригодных только для ближнего боя. (6) Подходящих камней галлы не запасли, и поэтому им пришлось кидать, торопливо хватая, те, что попадались им под руку. Непривычные к такому бою, они метали их неумело, не стараясь усилить бросок и не зная приемов, облегчающих это. (7) Они не были достаточно осмотрительны, так что метательные копья, пули и стрелы поражали их отовсюду; ослепленные яростью, как и страхом, и действовавшие наобум, они дали втянуть себя в битву такого рода, для какого совсем не годились. (8) В самом деле, они привыкли к ближнему бою, где на удар можно ответить ударом, ранением на ранение, – это разжигает их ярость и воспламеняет дух. А здесь, где противник, издалека наносящий им раны легким метательным оружием, скрыт от глаз, их слепое неистовство не находит выхода, и, подобно пронзенным зверям, они в исступлении кидаются на своих же. (9) Галлы идут в бой нагими, но в иных случаях никогда не обнажаются, и оттого на их бледных дюжих телах видна была любая рана. Да и крови из таких тел вытекало много. Из-за того, что раны были на виду, они зияли еще отвратительнее, а запекшаяся кровь была заметнее на белой коже. (10) Но открытые раны не устрашают галлов: напротив того, когда задета лишь мякоть и рана скорей широка, нежели глубока, они лишь рады тому, что воинская слава их возросла; (11) зато если засевшее глубоко в небольшой с виду ране острие стрелы или мелкий осколок терзает плоть и, несмотря на попытки его извлечь, никак не выходит, галлы в бешенстве бросаются наземь от стыда, что причина их мучительной боли столь ничтожна. И в тот раз тоже то и дело с кем-то случалось такое. (12) А некоторые кидались на неприятельские ряды и, приблизившись, тотчас протыкались копьями и умерщвлялись мечами легковооруженных. (13) Этот род войск вооружен круглыми щитами в три фута в поперечнике и копьями для дальнего боя, носимыми в правой руке; каждый воин опоясан испанским мечом; если приходится идти врукопашную, то копье перекладывают в левую руку, а в правую берут меч. (14) Вскоре немногие остававшиеся в живых галлы, видя, что побеждены легковооруженными, а следом за теми уже надвигаются манипулы легиона, обратились в беспорядочное бегство и отступили обратно в лагерь, где все уже трепетало от страха, ибо там находились только женщины, дети и все, кто не мог носить оружие. (15) Римляне заняли холмы, оставленные побежденным врагом.
22. (1) В это же время Луций Манлий и Гай Гельвий, поднимаясь по склонам холмов, пока это было возможно, дошли до непроходимых мест, а затем повернули на ту сторону горы, по которой только и можно было продвигаться вверх, (2) и оба, будто условившись заранее, стали, соблюдая некоторое расстояние, двигаться следом за строем консула. Сначала это вышло как-то само собой, но оказалось, что того и требуют сами обстоятельства: (3) ведь в такой ненадежной местности запасные отряды часто бывали очень полезны – когда передовой отряд оказывался отброшен, запасной прикрывал его и свежими силами замещал в бою. (4) После того как легионеры первой линии достигли холмов, занятых легковооруженными, консул приказал солдатам остановиться и сделать кратковременный привал. Тут же, указывая на лежавшие повсюду вокруг тела галлов, он сказал: (5) «Если легковооруженные солдаты дали такое сражение, то чего должно ожидать от самих легионов, от главных сил, от храбрейших воинов? Вы призваны взять вражеский стан, в котором сейчас трепещет от страха загнанный туда легковооруженными неприятель». (6) Все же консул приказал идти вперед легковооруженным; во время привала не теряли времени даром, а собирали по холмам дротики, делая себе необходимый запас для предстоящей битвы. (7) Римляне уже приближались к лагерю, и галльские воины, не слишком полагаясь на свои укрепления, стали, образовав собой живую стену. Тут-то на них и обрушился град метательных орудий всякого рода, так что, чем больше их было и чем гуще они стояли, тем чаще оружие римлян находило цель. Галлов мгновенно оттеснили внутрь укреплений, и они оставили только надежные отряды у самых ворот. (8) В набитый людьми галльский лагерь полетели тучи метательных снарядов, и многие были ранены, судя по крику женщин и детей, мешавшемуся с плачем. (9) Воины, шедшие перед легионным знаменем, метали дротики в галльские заставы, закрывавшие путь к воротам. Эти метательные копья не наносили ран галлам, но зато пробивали щиты насквозь, и у весьма многих галлов щиты оказались сколоты вместе59 так, что разнять их было нельзя. Галлы не смогли дольше выдерживать натиск римлян.
23. (1) Ворота лагеря были уже распахнуты, но, прежде чем туда ворвались победители, галлы высыпали из лагеря и разбежались во все стороны. Ослепленные страхом, они неслись по дорогам и по бездорожью, ни кручи, ни скалы не останавливали бегущих: их не страшило ничто, кроме неприятеля. (2) Потому-то очень многие из них погибли, сорвавшись с большой высоты: кто в безоглядном беге, кто – обессилевши от усталости. Консул, овладев галльским лагерем, удержал солдат от его разграбления и захвата добычи – он приказал им, в меру сил и возможностей каждого, преследовать разбежавшихся и добавлять им страху. (3) Тем временем подоспел и отряд Луция Манлия; его солдатам консул тоже не позволил входить в лагерь и с ходу послал их преследовать галлов. Вскоре и сам он отправился следом, поручив стеречь пленных военным трибунам. Консул считал, что с этой войною покончено – осталось лишь перебить или взять в плен как можно больше сокрушенных страхом врагов. (4) Уже после того, как консул ушел, прибыл с третьим отрядом Гай Гельвий. А он не сумел удержать своих от разграбления лагеря, и добычу несправедливость судьбы предоставила тем, кто в бою не участвовал. Конники долго стояли на месте, не зная, как идет бой и что римляне одержали победу; (5) но потом и они бросились убивать и захватывать тех из галлов, что рассеялись в бегстве внизу у подножия гор, так что их можно было настигнуть верхом. (6) Сосчитать убитых было непросто, потому что преследование и избиение шло на большом пространстве по всем извилинам гор и долин; (7) многие, пробираясь по непролазным скалам, свалились в глубокие пропасти, другие убиты были в лесах и колючих зарослях. (8) Клавдий, который пишет, что на горе Олимпе было два сражения, сообщает, что убитых было до сорока тысяч; Валерий Антиат, вообще-то склонный преувеличивать числа, говорит, что их было не больше десяти тысяч. (9) Число пленных, несомненно, дошло до сорока тысяч60, ибо галлы привели с собой множество людей всякого рода и возраста, которые на ходу походили скорей на переселяющийся народ, чем на войско. (10) Консул сжег захваченное оружие, свалив его в одну груду, а остальную добычу приказал снести и сложить: часть ее была распродана в пользу казны, а другую разделили между солдатами61, заботясь о строжайшем соблюдении справедливости. (11) Кроме того, была созвана сходка, на которой консул воздал хвалу всему войску, и каждый в отдельности был награжден сообразно своим заслугам; более всех отличен был Аттал, и все горячо одобрили это, ибо видели как необыкновенную доблесть этого юноши и усердие, проявленное им во всех трудах и опасностях, так и его скромность.
24. (1) Предстояла еще война с тектосагами. Консул приказал двинуться против них, и войско в три дневных перехода пришло в Анкиру, город, славный в тех местах. Вражеское войско находилось от него в десяти милях с небольшим. (2) Когда римляне стояли там лагерем, одной пленницей совершен был достопамятный подвиг. Среди многих других под стражей содержалась и жена царька Ортиагонта62, отличавшаяся необыкновенной красотой. Центурион, начальник стражи, был сластолюбив и жаден к добыче. (3) Сперва он пытался ее дух склонить к добровольному любодеянию, но, увидя, что она содрогается при мысли об этом, причинил насилие телу, волею судьбы оказавшемуся в рабстве. (4) Потом, желая смягчить низость поступка, он подал женщине надежду на возвращение домой, но даже и это не так, как делают любящие, а за мзду. Условившись о цене, он, опасаясь иметь сообщника из своих, позволил ей послать одного из пленников по собственному ее выбору, чтобы известить домашних, (5) а в следующую ночь на назначенное им подле реки место должны были прийти за нею с золотом ее слуги, не более двух. (6) Каким-то образом среди пленников, препорученных тому же караулу, оказался и раб этой женщины. С наступлением ночи центурион проводил этого посланца за передовые заставы. (7) Следующей ночью в назначенном месте встретились двое слуг этой женщины и центурион с пленницей. (8) Когда ему стали показывать принесенное золото – аттический талант весом, так и было условлено, – женщина на своем языке приказала им обнажить мечи и заколоть центуриона, занятого взвешиванием. (9) Отсеченную голову убитого она обернула своей одеждой и принесла с собою к мужу, Ортиагонту, спасшемуся с Олимпа бегством. И прежде чем обнять мужа, она бросила к его ногам голову центуриона. (10) Изумленному мужу, спросившему, чья это голова и что за поступок, отнюдь не женский, она совершила, она поведала и о своем бесчестье, и о том, как отомстила за причиненное насилие. Рассказывают, что вся остальная жизнь ее также отличалась целомудрием и достоинством, так что честь добродетельной женщины, отмщенную столь славным образом, она сохранила незапятнанной до конца своих дней63.
25. (1) В лагерь, стоявший в Анкире, к консулу прибыли посланцы от тектосагов и просили не идти на них с войском, прежде чем он переговорит с их царями: для них любые условия мира предпочтительней войны. (2) Переговоры назначили на следующий день в месте, расположенном, как представлялось, примерно посередине между галльским лагерем и Анкирой. (3) Консул под охраной пятисот конников появился там вовремя, но, не встретив там никого из галлов, вернулся в лагерь. Туда еще раз явились те же посланцы и принесли извинения за своих царей, (4) которые якобы не могут прибыть из-за дел, связанных с богопочитанием, а вместо них придут знатнейшие люди племени, через которых тоже можно будет вести переговоры. (5) Консул сказал, что и он тогда тоже пошлет вместо себя Аттала. На эту встречу сошлись представители обеих сторон. В качестве охраны Аттал привел с собой триста конников. Выли обсуждены условия мира, (6) но так как в отсутствие галльских вождей дело не могло быть завершено, договорились, что на следующий день цари встретятся с консулом на том же месте. (7) Затевая обман, галлы имели целью, во-первых, протянуть время, пока они не переправят через реку Галис в безопасное место свое имущество, а с ним своих жен и детей, во-вторых, заманить в засаду самого консула, не догадывавшегося об их коварном замысле. (8) Для этого они отобрали из всех конников тысячу самых отважных, и злое дело им удалось бы, если б судьба не вступилась в защиту права народов, которое вознамерились было нарушить. (9) Римским фуражирам и дровосекам было приказано отправиться в ту сторону, где должны были состояться переговоры. Трибуны полагали, что так будет для них безопаснее, потому что в этом случае охрана консула служила бы и заставой, прикрывающей этих солдат. (10) Тем не менее они выставили ближе к лагерю еще и другую, свою, заставу из шестисот конников. (11) Так как Аттал утверждал, что должны явиться сами цари, и переговоры можно было бы завершить, консул отправился из лагеря с той же охраной из конников, что и в прошлый раз, и, пройдя около пяти миль, находился уже невдалеке от условленного места, как вдруг увидел, что на его отряд во весь опор мчатся галльские конники с явно враждебными намерениями. (12) Консул приказал отряду остановиться, снарядиться к бою и быть наготове. Он принял сражение, и вначале его всадники бились стойко, не отступали; потом, теснимые превосходящим врагом, постепенно начали отходить, не нарушая, однако, строя; (13) наконец, видя, что больше опасности в промедлении, чем защиты в сохранении строя, они смешали ряды и обратились в бегство. Тогда галлы стали на них наседать, следовать и рубить беспорядочно бегущих. Многие пали бы, если бы им на помощь не подоспели шестьсот конников, составлявшие караул фуражиров. (14) Издалека заслышав испуганные крики своих сотоварищей, они, приготовив к бою оружие и коней, со свежими силами вступили в битву, исход которой, казалось, был уж решен. (15) И вот счастье внезапно переменилось, и страх перекинулся с побежденных на победителей. Галлы обратились в бегство при первом натиске, к месту боя с полей поспешили фуражиры; повсюду галлы наталкивались на противника, так что и бегство оказалось для них нелегким и небезопасным – их, усталых, преследовали римляне на свежих конях. (16) Поэтому спастись бегством удалось немногим; несравненно большее число врагов заплатило жизнью за то, что переговоры были вероломно сорваны; в плен никого не взяли. На следующий день римляне, пылая гневом, дошли со всеми своими силами до врага.
26. (1) Стремясь ничего не упустить, консул потратил два дня на то, чтобы самому осмотреть гору64. На третий день, совершив ауспиции и жертвоприношение, он вывел войско, разделив его на четыре части. Две из них должны были двигаться посередине горы, (2) две другие по ее сторонам, чтобы напасть на противника с флангов. (3) Главные силы врагов – тектосаги и трокмы – стояли у них в середине строя; их было пятьдесят тысяч. Конница на каменистых скалах воевать не могла, поэтому десять тысяч конников галлы спешили и расположили на правом фланге. (4) На левом их фланге стояли каппадокийцы Ариарата и вспомогательные войска Морзия65 – около четырех тысяч человек. Консул, как и на горе Олимпе, в первой линии поставил легковооруженных; он распорядился о том, чтобы у них под рукой было такое же, как в прошлый раз, множество разнообразного метательного снаряда. (5) Сошедшись, войска обеих сторон действовали так же, как и в предыдущей битве, только римляне были воодушевлены победой, а враги их совсем пали духом, (6) ибо они хоть и не сами были побеждены, но беду соплеменников полагали своей. Поэтому бой, начавшись так же, как предыдущий, имел и тот же исход. (7) Пущенные римлянами легкие стрелы и дротики, словно туча, накрыли строй галлов. И никто из них не осмеливался полностью открыть себя, выйти из своего ряда, или подставить под удар неприкрытое тело, а чем плотнее стояли галлы, тем больше они получали ран, как если бы римляне стреляли в цель. (8) Консул решил, что галлам, чьи ряды и так уж смешались, теперь стоит только увидеть знамена легионов, как они сразу же обратятся в бегство. Он отдал приказ легковооруженным, а с ними и прочим отрядам вспомогательных войск отступить, пройдя между манипулами, а затем двинул весь строй вперед.
27. (1) Галлов пугала мысль о поражении толостобогиев, мучили застрявшие в телах неприятельские стрелы, они изнемогли от стояния и ран, так что не вынесли даже первого натиска и крика римских воинов. (2) Галлы побежали в сторону своего лагеря, но только немногие укрылись в его стенах: большинство свернуло или направо, или налево, смотря по тому, куда кого заносил порыв бегства. (3) Победители били неприятеля, преследуя его по пятам, но у лагеря их остановила жажда добычи. Преследование никто не продолжал. (4) На флангах галлы держались дольше, потому что противник туда подоспел позднее, однако и там они так же не выдержали тех же стрел и прочих метательных снарядов. (5) Солдат, ворвавшихся в галльский лагерь, консул не мог удержать от разграбления и поэтому тех, что действовали на флангах, он послал преследовать неприятеля. (6) Они достаточно долго гнались за бегущими галлами, но перебито было не более восьми тысяч – ведь никакого сражения так и не было. Остальные ушли за реку Галис. (7) Той ночью во вражеском лагере осталось много римских солдат; другие вернулись с консулом в свой. На следующий день консул сделал подсчет пленникам и добыче. Добра было столько, сколько могло скопить племя, отличающееся ненасытной алчностью, за те многие годы, пока оно силой оружия удерживало господство над всеми землями по сю сторону Тавра. (8) Галлы, разбежавшиеся в разные стороны во время своего беспорядочного отступления, собрались в одно место; многие – раненые или безоружные. Лишившись всего имущества, они отправили к консулу посланцев с мольбами о мире. (9) Манлий приказал им идти в Эфес, а сам, спеша покинуть холодную горную область близ Тавра, привел победоносное войско назад, на побережье, чтобы разбить зимний лагерь, – была уже середина осени.
28. (1) Между тем как в Азии происходили эти события, в прочих провинциях было спокойно. В Риме66 цензоры Тит Квинкций Фламинин и Марк Клавдий Марцелл огласили сенатские списки. (2) В третий раз открывались они именем Публия Сципиона Африканского67. Исключены же из списков были всего только четверо, причем никто из них не занимал ранее курульных должностей68. Цензорский смотр всаднического сословия был тоже достаточно снисходителен. (3) Были отданы на откуп укрепление склона Капитолия над Эквимелием и мощение дороги, идущей от Капенских ворот к храму Марса69. (4) Кампанцы спросили в сенате о том, где им проходить перепись; постановлено было, что в Риме70. В тот год было очень сильное половодье; Тибр двенадцать раз заливал Марсово поле и все низины города.
(5) После того как консул Гней Манлий окончил в Азии войну с галлами, другой консул, Марк Фульвий, по усмирении этолийцев переправился на Кефаллению71. Он разослал посланников по городам острова, чтобы осведомиться, что они предпочитают: сдаться римлянам или попытать счастье в войне? (6) Страх был слишком силен, чтобы кто-нибудь отказался сдаться. Тогда консул потребовал от них заложников; их число зависело от сил каждого города. Небогатые города <...>72, а Крании, Палы и Сама дали по двадцать заложников. (7) Кефалленийцам нежданно блеснула надежда на мир, как вдруг невесть почему отступился от остальных один город, а именно Сама. (8) Ее жители говорили, что опасаются, как бы римляне, видя удобство местоположения города, не принудили их переселиться. Впрочем, о том, сами ли они выдумали себе этот страх, пробудив пустыми опасениями дремавшее зло, или же они действительно получили известие о каких-то разговорах у римлян, ничего толком не известно. (9) Единственное, о чем можно сказать с уверенностью, так это что они, уже давши заложников, вдруг замкнули ворота, и что даже мольбы сыновей и сограждан – а консул послал заложников к городской стене, пытаясь хоть к ним возбудить сострадание, – не возымели действия. (10) Убедившись, что горожане не оставляют своих намерений, консул начал осаду. Из-под Амбракии был перевезен сюда весь запас использованных там метательных и других устройств. (11) Неустанным трудом солдат необходимые работы вскоре были окончены, и тараны стали расшатывать стену в двух местах.
29. (1) Горожане тоже пустили в ход против осадных устройств и солдат все возможные средства, но прежде всего два таких: (2) во-первых, со своей стороны разрушаемой стены они всякий раз возводили еще одну, так что за разбитой оказывалась новая надежная; во-вторых, они делали внезапные вылазки то против осадных сооружений, то против застав неприятеля, выходя из таких схваток почти всегда победителями. (3) Для защиты от них нашлось одно средство, не слишком мудреное: вызвали сотню пращников из Эгия, Патр и Дим. (4) Там принято с детства упражняться с пращой, пуская в открытое море круглой галькой, что вперемешку с песком покрывает обыкновенно морской берег. (5) Поэтому дальностью броска они превосходят балеарских пращников73 и при этом бьют и верней, и сильней. (6) Дело в том, что у них петля пращи не из одного ремня, как у балеарцев и прочих, а тройная, для жесткости прошитая во многих местах, чтобы во время метания пуля не перекатывалась, как то бывает, когда ремень слаб, но крепко удерживалась петлей при размахе, а при броске вылетала как пущенная тетивой. (7) Привыкши издалека пускать камни так, чтобы они пролетали через небольшое кольцо, они попадали не то что в голову неприятельского солдата, но в то место лица, куда метили. (8) Эти пращники сдерживали осажденных в их вылазках, прежде столь частых и дерзких, так что горожане даже взмолились со стен к ахейцам74, чтобы они ненадолго отошли и спокойно бы просто посмотрели, как жители Самы покажут себя против римских застав. (9) Сама выдерживала осаду четыре месяца. Осажденные, которых и так было немного, всякий день теряли кого-нибудь, да и те, кто оставался в строю, ослабели и телом, и духом. (10) И вот римляне ночью проникли в город через крепость Кинеатиду, преодолев отделяющую ее от города стену, и дошли до городской площади; сам город спускается к морю и обращен на запад. (11) Узнав, что неприятель захватил часть города, его жители с женами и детьми укрылись в другой – большей – крепости. Оттуда они на следующий день объявили о сдаче и по разграблении города все были проданы в рабство.
30. (1) После того как в Кефаллении был водворен мир, консул, поставив гарнизон в Саме, переправился в Пелопоннес, куда его уже давно приглашали, особенно эгийцы и лакедемоняне. (2) Собрания Ахейского союза всегда с его основания устраивались в Эгии, то ли чтобы оказать почет жителям города, то ли ради удобства его положения. (3) В этом году [189 г.] Филопемен впервые попытался нарушить заведенный порядок. Он собирался предложить закон о том, чтобы собрания проводились поочередно во всех городах Ахейского союза. (4) Перед самым прибытием консула Филопемен, занимавший тогда должность претора75, назначил собрание в Аргосе, невзирая на то, что дамиурги городов, то есть высшие их должностные лица76, созывали его в Эгии. (5) Когда стало ясно, что почти все соберутся в Аргос, туда же явился и консул, хоть он и поддерживал эгийцев. В ходе прений мнения склонились к предложению претора; убедившись в этом, консул отказался от своих намерений. (6) После этого ему пришлось заниматься распрями лакедемонян77. В Лакедемоне в ту пору было тревожно, и главной причиной беспокойства были изгнанники из этого государства. Многие из них жили в приморских крепостях лаконского побережья, целиком отнятого у лакедемонян. (7) Недовольные таким положением, лакедемоняне стремились приобрести какой-нибудь выход к морю на тот случай, если придется отправлять посольства в Рим или еще куда-нибудь, а также чтобы получить одновременно и торговую гавань, и место для хранения необходимых ввозных товаров. Потому-то они, напав внезапно ночью, захватили прибрежную деревню под названием Лас. (8) Ее обитатели и проживавшие там изгнанники сперва были смятенны нападением врасплох, но потом, собравшись вместе перед рассветом, с легкостью выбили лакедемонян. (9) Тем не менее ужас охватил всю приморскую область, и к ахейцам сообща были отправлены послы от жителей всех крепостей и деревень и от поселившихся там изгнанников.
31. (1) Филопемен, с самого начала изгнанникам покровительствовавший и всегда побуждавший ахейцев к ослаблению влияния Лакедемона, назначил заседание, чтобы принять послов и выслушать их жалобы, и сам представил все дело на решение собрания. (2) В итоге было постановлено, что, коль скоро Тит Квинкций и римляне передали крепости и деревни на побережье Лаконии под защиту и под опеку Ахейского союза, а лакедемоняне, которые по договору должны были отказаться от них, совершили нападение на деревню Лас, где произошло кровопролитие, лакедемоняне должны выдать ахейцам зачинщиков и их сообщников; в противном же случае договор будет считаться нарушенным. (3) В Лакедемон немедленно направили послов с требованием выдачи этих людей. Оно показалось лакедемонянам высокомерным и возмутительным, и будь Спарта прежней, они, без сомнения, тотчас взялись бы за оружие. (4) Но больше всего тревожил их страх, как бы, подчинившись раз первому же требованию, не вдели бы они свою шею в ярмо, а Филопемен не сделал бы то, что давно уже замышлял, – не передал бы Лакедемон изгнанникам. (5) Обезумевшие от гнева спартанцы убили тридцать человек из тех, с кем – так ли, иначе ли – связывали свои замыслы Филопемен и изгнанники, и приняли решение отказаться от союза с ахейцами и немедленно отправить посольство на Кефаллению к консулу Марку Фульвию, с тем чтобы отдать Лакедемон римлянам. Послам поручалось просить консула (6) явиться в Пелопоннес и принять город Лакедемон под покровительство и власть народа римского.
32. (1) Как только послы известили об этом решении ахейцев, Лакедемону по единогласному решению всех городов, входивших в Ахейский союз, была объявлена война. Зима78 помешала начать ее немедленно, (2) однако небольшие – скорее разбойничьи, чем военные – опустошительные набеги на неприятельские пределы ахейцами предпринимались – и не только с суши, но и с моря на кораблях. (3) Эта смута привела консула в Пелопоннес. По его распоряжению в Элиде было созвано собрание, на которое для разбора дела пригласили лакедемонян. (4) Там и состоялись не только что прения, но и ожесточенные пререкания, причем консул, заметно стараясь приобрести благоволение обеих сторон, давал двусмысленные ответы и положил конец обсуждению, предписав тем и другим воздерживаться от военных действий, пока не отправят послов в Рим к сенату. (5) Послы в Рим отправлены были с обеих сторон, а также от лакедемонских изгнанников, по уговору с ахейцами присоединившихся к их посольству. (6) Во главе ахейского посольства стояли Диофан и Ликорт, оба уроженцы Мегалополя. Во взглядах на положение дел они расходились, и потому сказанные ими там речи тоже никак не сходились одна с другой. (7) Диофан отдавал решение всех дел на усмотрение сената: никто лучше сенаторов не сумеет уладить споры между ахейцами и лакедемонянами. (8) Ликорт, действуя по указаниям Филопемена, настаивал на том, чтобы ахейцам было позволено действовать так, как они решили в соответствии с договором и собственными законами, дабы сохранилась нетронутой и свобода, которую утвердили сами же римляне. (9) Хотя в то время ахейский народ был у римлян в большом уважении, сенат все же решил ничего не изменять в положении Лакедемона. Впрочем, ответ из Рима оказался таким запутанным, что и ахейцы могли из него понять, что против Лакедемона им все позволено, (10) и лакедемоняне могли толковать его так, что не со всеми притязаниями ахейцев сенат согласился. Ахейцы высокомерно злоупотребили представившейся им возможностью. Филопемен был избран на высшую должность еще на один год79.
33. (1) В начале весны он приказал войску прибыть в пределы Лакедемона и поставил там лагерь, (2) а затем отправил посольство с требованием выдать зачинщиков измены. Послы обещали, что, если это будет исполнено и город обретет мир, этим людям без рассмотрения дела в суде никакого вреда причинено не будет. (3) Среди общего молчания те, чьей выдачи требовал Филопемен, названные поименно и получившие заверения в неприкосновенности до суда, объявили, что придут сами; остальные в страхе безмолвствовали. (4) Вместе с обвиненными отправились в путь и другие знатные люди: и чтобы защищать их в суде как частных граждан, и потому, что полагали их дело небезразличным для государства. (5) Никогда до тех пор ахейцы не решались приводить с собою в пределы Лакедемона изгнанников из этой страны, считая, что ничем другим так не повредят себе в мнении ее граждан. В тот раз изгнанники пришли вместе с ахейским войском – в первых его рядах. (6) Они выбежали толпой навстречу лакедемонянам, шедшим к воротам лагеря, принялись их поносить и задирать, а потом самые буйные, распалясь гневом в начавшейся перебранке, на них напали. (7) Те стали призывать богов в свидетели данного послами слова, и тут претор80 вместе с послами защитил лакедемонян, оттеснив толпу и остановив тех, кто уже начал было вязать их. (8) Между тем беспокойство усиливалось, толпа все прибывала: сначала ахейцы просто сбежались, привлеченные зрелищем; (9) потом изгнанники стали громко кричать о том, что они претерпели, призывая на помощь и вместе с тем умоляя не упускать такую возможность – другой-де не будет. «Из-за этих людей,– восклицали они,– договор, освященный на Капитолии, в Олимпии и на Афинском Акрополе потерял силу! (10) Пока мы не связаны новым договором, надо покарать преступников!» Толпа была возбуждена этими выкриками, и когда кто-то закричал: «Бейте!» – в лакедемонян полетели камни. Так погибло семнадцать человек, которых успели связать в суматохе81. (11) Шестьдесят три человека были ограждены претором от насилия – не из желания оставить им жизнь, а потому, что ему не хотелось, чтобы были убиты они без суда. На следующий день они были схвачены и предоставлены разъяренной толпе: им ненадолго дали слово, но почти не слушали и, вынеся приговор, предали всех казни.
34. (1) Устрашив таким образом лакедемонян, ахейцы приказали, во-первых, чтобы стены города были срыты; во-вторых, чтобы все иноземные наемники, служившие во вспомогательных войсках у тиранов, покинули пределы Лаконии; (2) далее, чтобы освобожденные тиранами рабы (а их было великое множество82) также удалились к определенному сроку, а тех из них, кто останется, ахейцы вправе будут захватывать, уводить, продавать; (3) наконец, чтобы законы и установления Ликурговы83 были отменены и вместо них приняты были ахейские: тогда лакедемоняне с ахейцами составят единое целое и легче будет во всем добиваться согласия. (4) Спокойней всего лакедемоняне смирились со сносом стен84, тяжелее всего – с возвращением изгнанников. (5) На собрании Ахейского союза в Тегее было принято решение о восстановлении их в правах; (6) кроме того, получив известие о том, что иноземные наемники распущены, а приписанные к лакедемонянам (так ахейцы называли отпущенных на волю тиранами) покинули город и разбрелись по округе, собрание постановило, чтобы претор, прежде чем распустить войско, пошел туда с легковооруженными воинами схватывать такого рода людей и продавать как военную добычу. (7) Много их было схвачено и затем продано. На эти деньги в Мегалополе по решению ахейцев был восстановлен портик, разрушенный лакедемонянами. (8) Бельбинская область85, противоправно захваченная спартанскими тиранами, была возвращена Мегалополю, как постановлено было ахейцами еще в царствование Филиппа, сына Аминта86. (9) Обессиленная этими мерами, Спарта надолго подпала под власть ахейцев. Ни одна из них не была, однако, столь пагубной, как отмена законов Ликурга, соблюдавшихся в течение восьмисот лет87.
35. (1) С собрания, на котором в его присутствии шел спор между ахейцами и лакедемонянами, консул Марк Фульвий отправился в Рим для проведения выборов, так как близился конец года. Консулами были избраны Марк Валерий Мессала и Гай Ливий Салинатор; Фульвий добился того, что его противник Марк Эмилий Лепид, в этом году вновь добивавшийся консулата88, не получил его. (2) Затем были избраны преторы: Квинт Марций Филипп, Марк Клавдий Марцелл, Гай Стертиний, Гай Атиний, Публий Клавдий Пульхр и Луций Манлий Ацидин. (3) По окончании комиций было принято решение о возвращении Марка Фульвия в провинцию к войску – ему и его коллеге Гнею Манлию власть продлевалась на год. (4) В том же году [189 г.] по решению децемвиров Публием Корнелием89 в храме Геркулеса было поставлено изваяние этого бога, а на Капитолии – позолоченная шестерка коней в упряжке с надписью о том, что их посвятил консул90. (5) На деньги, взысканные с хлеботорговцев, осужденных за утайку запасов зерна, курульные эдилы Публий Клавдий Пульхр и Сервий Сульпиций Гальба поставили двенадцать позолоченных щитов. (6) Также и плебейский эдил Квинт Фульвий Флакк поставил две позолоченные статуи по осуждении лишь одного обвиняемого. Его коллега Авл Цецилий (они действовали порознь) не осудил никого91. Римские игры были повторены трижды, Плебейские – пять раз.
(7) В мартовские иды92 вступили в консульскую должность Марк Валерий Мессала и Гай Ливий Салинатор – с сенатом они держали совет о делах государственных, о провинциях и о войсках. (8) Касательно Этолии и Азии были оставлены в силе прежние постановления; по решению сената одному консулу поручалась Пиза и область лигурийцев, другому Галлия. (9) Им было велено распределить между собою провинции, либо по уговору, либо по жребию, и набрать по два легиона: кроме того, оба консула должны были получить от латинов-союзников по пятнадцать тысяч пеших и тысячу двести конников. Мессале досталась область лигурийцев, Салинатору – Галлия. (10) Затем жребий метали преторы: городская претура досталась Марку Клавдию; суды по делам иноземцев – Публию Клавдию; Сицилия – Квинту Марцию; Гай Стертиний получил Сардинию, Луций Манлий – Испанию Ближнюю, Гай Атиний – Дальнюю.
36. (1) О войсках решено было следующее: находившиеся в Галлии под командованием Гая Лелия легионы перевести в Бруттий к пропретору Марку Тукцию, (2) войско, стоявшее в Сицилии, распустить, а бывший там флот приказать пропретору Марку Семпронию вернуть в Рим. (3) В обеих Испаниях было решено оставить по легиону, которые там и были, а в пополнение к ним обоим преторам велено было получить у союзников по три тысячи пехотинцев и по двести конников и переправить с собой. (4) До отправления новых должностных лиц в свои провинции состоялось, по требованию коллегии децемвиров, трехдневное молебствие на всех перепутьях – причиною было то, что днем, примерно между третьим и четвертым часом, сделалось темно93. Было также назначено девятидневное жертвоприношение, так как сообщили, что на Авентине выпал каменный дождь.
(5) Кампанцы, которым, согласно постановлению сената, в предыдущем году было предписано проходить перепись в Риме94 (раньше было неясно, где они должны были ее проходить), подали просьбы о том, чтобы им было позволено жениться на римских гражданках, (6) а тем, что прежде успели жениться на таковых, позволили бы иметь их женами; а также о том, чтобы дети, уже родившиеся у них, считались бы их законными детьми и наследниками95. Обе просьбы были удовлетворены. (7) Народный трибун Гай Валерий Таппон предложил закон о том, чтобы жители таких городов (муниципиев96), как Формий и Фунды, а также и Арпин получили право голосования, ибо ранее они имели римское гражданство без этого права. (8) Четверо народных трибунов опротестовали было это предложение как внесенное без сенатского одобрения, но, получив разъяснение, что народ – не сенат – властен наделять, кого захочет, правом голосования, отказались от своих намерений. (9) Было предложено, чтобы формийцы и жители Фунд голосовали в Эмилиевой трибе, а Арпина – в Корнелиевой; тогда же жители этих городов, согласно Валериеву закону, впервые прошли ценз в составе названных триб. (10) Цензор Марк Клавдий Марцелл, которому жеребьевка дала преимущество перед Титом Квинкцием, совершил по окончании ценза очистительное жертвоприношение. Цензорской переписью учтено было двести пятьдесят тысяч триста восемнадцать римских граждан97. По окончании жертвоприношения консулы отправились в провинции.
37. (1) Той зимой, когда все это происходило в Риме, к стоявшему в Азии на зимней стоянке Гнею Манлию, вначале консулу, затем проконсулу, прибывали посольства со всех сторон, от всех государств и племен, живших по сю сторону Тавра: (2) насколько для римлян победа над царем Антиохом была славней и блистательней победы над галлами, настолько радостнее для союзников была победа над галлами, нежели над Антиохом. (3) Легче было вынести рабство у царя, чем свирепость диких варваров, каждодневный страх, неизвестность, куда же теперь понесет их, грабителей, будто очередной бурей. (4) Поэтому союзники, получившие по изгнании Антиоха свободу, а по усмирении галлов мир, являлись не только с поздравлениями, но и приносили в дар золотые венки – кто какие, смотря по возможностям. (5) Явились также посольства от Антиоха и от самих галлов, чтобы установить условия мирного договора, а также послы от царя Каппадокии Ариарата, просившие прощения за то, что он поддерживал Антиоха вспомогательными войсками, и предлагавшие искупить свою вину деньгами. (6) Ариарату велено было выплатить шестьсот талантов серебра; галлам ответили, что условия договора им будут определены по прибытии царя Эвмена. Посольства других государств были отпущены с благосклонными ответами и ушли еще более довольными, чем пришли. (7) Послам Антиоха было приказано везти в Памфилию деньги и хлеб, как это следовало из договора с Луцием Сципионом; туда, сказал консул, придет и он с войском. (8) В начале весны консул, совершив обряд очищения войска, тронулся в путь и на восьмой день прибыл в Апамею. Там войско стояло три дня, а еще через три дневных перехода от Апамеи оно достигло Памфилии, куда люди царя должны были привезти деньги и хлеб. (9) Полученные от них две тысячи пятьсот талантов серебра затем были перевезены в Апамею, а хлеб разделен в войске. Затем консул повел войско к Перге, городу, где стоял единственный в тех местах царский гарнизон. (10) При приближении римлян навстречу вышел начальник гарнизона и попросил тридцать дней сроку для того, чтобы получить у царя Антиоха указания о сдаче города. (11) Консул согласился, и в условленный день гарнизон покинул город. Из Перги Гней Манлий отправил своего брата Луция Манлия с четырьмя тысячами солдат в Ороанду, чтобы взыскать остаток тех денег, что причитались римлянам по договору98, а сам, узнавши о том, что царь Эвмен с десятью легатами прибыл из Рима в Эфес, вернулся с войском в Апамею; послам Антиоха он приказал следовать за ним.
38. (1) Там в соответствии с решением десяти легатов99 составлен был мирный договор с Антиохом в таких примерно словах: (2) «Царь Антиох заключает дружественный союз с римским народом на следующих условиях: царь обязуется не допускать прохода через территорию его царства и подвластных ему владений каких-либо войск, направляющихся против римского народа или его союзников, не предоставлять таким войскам продовольствия и не поддерживать их каким-либо иным образом; (3) со своей стороны римляне и их союзники берут на себя такое же обязательство в отношении Антиоха и подвластных ему народов. Антиох не имеет права вести войну с жителями островов и права переходить в Европу. (4) Он должен оставить города, области, селения и крепости по сю сторону горы Тавра вплоть до реки Галиса и от долины Тавра вплоть до того кряжа, что поворачивает к Ликаонии100. (5) Царь обязуется не уносить из оставляемых им городов, областей и крепостей ничего, кроме оружия, а если что будет унесено, вернуть на прежнее место. (6) Царь Антиох обязуется не принимать к себе ни воинов, ни кого-либо другого из царства Эвмена. Те жители городов, отошедших от Антиохова царства, которые в настоящее время находятся при царе Антиохе или его владениях, все должны к определенному сроку возвратиться в Апамею; (7) находящиеся у римлян или их союзников имеют право уйти или остаться – по своему усмотрению. Царь должен возвратить римлянам с их союзниками всех рабов – и беглых, и захваченных на войне, а также свободных – как захваченных в плен, так и перебежчиков. (8) Царь обязуется передать римлянам всех боевых слонов и не приобретать новых. Кроме того, царь Антиох должен передать им боевые корабли со всем оснащением и впредь не иметь больше десяти палубных кораблей и <...>101 легких, не более чем тридцативесельных, и ни корабля (пусть хоть с одним рядом весел) для войны, какую он затеял бы сам. (9) Корабли царя Антиоха не должны плавать дальше мыса Каликадна и мыса Сарпедония, кроме кораблей, доставляющих деньги для выплаты, или послов, или заложников. (10) Антиох не имеет права набирать наемных воинов из тех народов, что подвластны народу римскому, не должен он принимать к себе и добровольцев. (11) Дома и постройки родосцев и их союзников, находящиеся в пределах царства Антиоха, пусть принадлежат им на тех же условиях, что и до войны; (12) денежные долги могут быть взысканы; если что-то похищено, владелец имеет право разыскивать и опознавать свою вещь, требовать ее возвращения. Если какие-либо города из тех, что подлежат передаче, удерживаются теми, кому их вручил Антиох, то пусть и оттуда выводит он свои гарнизоны и озаботится тем, чтобы города эти были переданы надлежащим образом. (13) Царь Антиох обязуется выплатить двенадцать тысяч аттических талантов достаточно чистого серебра равными взносами в течение двенадцати лет102 (талант должен весить не менее восьмидесяти римских фунтов) и пятьсот пятьдесят тысяч модиев пшеницы. (14) Царю Эвмену он должен выплатить триста пятьдесят талантов в течение пяти лет и сто двадцать семь талантов в возмещение за продовольствие согласно произведенной оценке103. (15) Царь Антиох должен дать римлянам двадцать заложников не моложе восемнадцати и не старше сорока пяти лет, сменяя их каждые три года. (16) Если кто-либо из союзников римского народа сам пойдет на Антиоха войной, то за царем остается право отражать силу силой, но он не должен подчинять себе никаких городов – ни захватывая их по праву войны, ни заключая с ними дружественные союзы. (17) Споры между сторонами должны решаться в судебном порядке или же войной, если то решат обе стороны». (18) В том же договоре записан был пункт о выдаче пунийца Ганнибала, этолийца Фоанта, акарнанца Мнасилоха и халкидцев Эвбулида и Филона104, а также оговорена была возможность вносить впоследствии в договор любые прибавления и изменения, а также отменить какую угодно статью договора без того, чтобы он утратил законную силу105.
39. (1) Консул присягнул на верность этому договору; чтобы привести к присяге царя, к нему отправлены были Квинт Минуций Терм и Луций Манлий, который как раз тогда вернулся из Ороанд. (2) Квинту Фабию Лабеону, начальствовавшему флотом106, консул послал письменный приказ не медля идти в Патары, чтобы изрубить или сжечь стоящие там царские корабли. (3) Прибыв из Эфеса, Фабий топорами или огнем уничтожил пятьдесят палубных кораблей. Во время того же похода Фабий взял город Тельмесс, жители которого были устрашены внезапным прибытием флота. (4) Из Ликии он двинулся через острова прямо в Грецию; остававшаяся в Эфесе часть флота получила приказ следовать туда же. В Афинах Фабий пробыл несколько дней, ожидая пока в Пирей не прибудут корабли из Эфеса, а оттуда привел весь флот обратно в Италию.
(5) Среди прочего, что следовало принять от Антиоха, были и боевые слоны; их Гней Манлий, получив, передал Эвмену, а затем исследовал дела городов, где от перемены образа правления многое запуталось и пришло в беспорядок. (6) Тогда же царь Ариарат был принят в дружественный союз с римлянами, и половина суммы, какую он должен был выплатить, была ему прощена заступничеством Эвмена, за которого Ариарат в те дни помолвил свою дочь. (7) Разобравшись в делах городов, десять легатов определили положение каждого из них. Бывшие данники Антиоха, принявшие сторону римлян, получили освобождение от повинностей; (8) всем городам, державшим сторону Антиоха, а также бывшим данникам Аттала, приказано было платить дань Эвмену. Кроме того, особо упомянуты были колофоняне, проживавшие в Нотии107, жители Ким и Миласы – все они получили освобождение от повинностей; (9) клазоменцы, сверх того, получили еще и остров Дримуссу в дар; милетцам была возвращена область, называемая ими Священной; (10) к Илиону римляне присоединили Ретей и Гергит, не за какие-то недавние заслуги, а в память о своем происхождении. По той же причине были освобождены и дарданцы108. (11) Хиосцы, жители Смирны и эритрейцы за необыкновенную верность, проявленную в той войне, были одарены землей, а их заслуги отмечены особенной похвалой. (12) Фокейцам были возвращены земли, какими они до войны владели; кроме того, им было позволено жить по их старинным законам. (13) Было подтверждено предыдущее постановление, предоставлявшее родосцам Ликию и Карию вплоть до реки Меандра, кроме Тельмесса. (14) Царь Эвмен получил в Европе Херсонес, Лисимахию и все те укрепления, деревни и области, которыми прежде владел Антиох, (15) а в Азии обе Фригии (одна расположена на Геллеспонте, другую называют Великой) и вернул себе Мисию109, некогда отнятую царем Прусием; (16) он получил также Ликаонию, Милиаду, Лидию и особо города Траллы, Эфес и Тельмесс. (17) О Памфилии возник спор между Эвменом и послами Антиоха, так как она лежит отчасти по эту, отчасти по ту сторону Тавра110, и это дело было полностью передано на рассмотрение сенату.
40. (1) Когда об этих договорах и постановлениях было объявлено, Манлий с десятью легатами и со всем войском направился к Геллеспонту. Царькам галлов было приказано явиться туда же. Консул сообщил им условия, на каких они должны соблюдать мир с Эвменом111, (2) и потребовал, чтобы они оставили обычай бродить по стране вооруженными и не выходили за пределы своей области. (3) Затем, собрав корабли со всего побережья и прибавив к ним флот Эвмена, доставленный из Элеи братом царя Афинеем, Манлий переправил все силы в Европу. (4) Затем войско, тяжело нагруженное всякого рода добычей, малыми переходами двинулось по Херсонесу. В Лисимахии консул сделал остановку, чтобы дать отдохнуть лошадям и мулам, а потом со свежими силами вступить во Фракию, дорога по которой слыла опасной. (5) Войско выступило из Лисимахии – она стоит на берегу реки, которую называют Мелас, – и на следующий день пришло в Кипселы. (6) За Кипселами дорога сужалась и около десяти миль шла лесистой тесниной по неровным каменистым местам. Из-за трудности перехода консул разделил войско на две части и приказал одной идти впереди, а другой замыкать колонну в большом отдалении; между ними он расположил обоз – там были телеги с казной и прочей ценной добычей. (7) Когда войско в таком порядке двинулось через лес, фракийцы из четырех племен – астии, кены, мадуатены и корелы, – числом не более десяти тысяч, засели по обеим сторонам дороги в ее самом узком месте. (8) Некоторые думали, что это случилось не без козней царя македонян Филиппа, который знал, что римляне будут возвращаться не какой-то другой дорогой, а через Фракию, знал и о том, сколько денег они с собой везут. (9) Полководец, обеспокоенный ненадежностью этих мест, находился в передовом отряде. Фракийцы не двинулись с места, пока вооруженные воины не прошли мимо них; (10) убедившись, что передовой отряд миновал проход, а замыкающий еще далеко, они напали на обоз и перебили караульных. Одни принимаются грабить то, что лежит на телегах, другие уводят навьюченных мулов. (11) Потом, когда крик оттуда донесся сперва до солдат, двигавшихся позади и уже вошедших в лес, а потом до передовых, солдаты с обеих сторон сбежались к середине колонны, и сразу во многих местах завязалось беспорядочное сражение. (12) Фракийцев губили сама обременявшая их добыча и оставленные свободными ради грабежа руки, так что их резали безоружными. Римлян выдавала фракийцам ненадежная местность: варвары то нападали на них, проходя по известным им тропам, то укрывались, затаившись в лощинах. (13) Даже сами телеги и увязанная поклажа, брошенные по воле случая то тут, то там, оказываются в битве помехой то тем, то другим. Здесь падает убитым грабитель, там – защитник от грабежа. (14) Военное счастье оказывается переменчиво в зависимости от удобства или неудобства местности, от боевого духа сражающихся и от численности – ведь иным приходится биться с превосходящими, иным с меньшими, чем у них, силами. Обе стороны несут большие потери. (15) И вот уже надвигалась ночь, как вдруг фракийцы ушли с поля битвы, и не потому, что бежали от ран или смерти, а оттого, что захваченной добычи для них было довольно112.
41. (1) Передовой отряд римского войска, выйдя из лесу, стал лагерем на открытом месте близ храма Бендиды113. Другая часть осталась посредине леса сторожить обоз, окружив его двойным валом. (2) На следующий день задержавшиеся, разведав дорогу, прежде чем двинуться через лес, соединились с передовыми. (3) В том сражении, которое шло там и сям почти по всему ущелью, пала часть обозной прислуги и немало солдат, а наибольшей потерей была гибель Квинта Минуция Терма, воина храброго и решительного. (4) В этот день войско достигло реки Гебра; оттуда оно прошло через земли Эноса мимо храма Аполлона Зеринфского114, как его называют тамошние жители. (5) Возле места, называемого Темпирами, дорога снова шла через теснину, такую же, как оставшаяся позади, и по такой же скалистой неровной местности. Но никакого леса кругом не было, не было и укрытия для засады. (6) Травсы, другое фракийское племя, тоже собрались возле дороги, рассчитывая на добычу, но в безлесных долинах те, кто пытался устроить засаду на узком проходе, были видны издалека. Поэтому среди римлян уже не было ни такого страха, ни такого смятения, как в прошлый раз: ведь хоть место было и неудобно, они могли биться в правильном и открытом сражении. (7) Они подступают к врагу тесно сомкнутым строем и нападают на него с боевым криком. Выбив фракийцев с места, они затем обращают их в бегство; начинается побоище, ибо теперь теснины не дают убежать им самим. (8) Одержав победу, римляне расположились лагерем возле Салы, селения маронейцев115. На другой день дорога была свободна, и войско пришло к Приатийскому полю, где стояло три дня, запасаясь хлебом. Его частью подвезли со своих полей сами маронейцы, частью доставили с римских кораблей, груженных всякого рода припасами и следовавших за войском. (9) От стоянки был день пути до Аполлонии; (10) оттуда через земли Абдер пришли в Неаполь116. Вся эта часть пути, пролегавшая через греческие колонии, была спокойной. Дорога дальше проходила по внутренним областям Фракии; денно и нощно приходилось римлянам если не сражаться, то ожидать нападения, пока они не достигли Македонии. (11) Это же войско прошло в свое время по той же дороге под командованием Сципиона117, но тогда фракийцы тревожили их меньше. Причина тому была только одна: тогда при римлянах было меньше добычи, желанной варварам. (12) Впрочем, как пишет Клавдий, и в тот раз фракийцы, числом до пятнадцати тысяч, тоже напали на отряд нумидийца Муттина, шедший впереди походной колонны для обследования местности. Отряд этот состоял из четырехсот нумидийских конников, при нем было и несколько слонов; (13) тогда сын Муттина со ста пятьюдесятью отборными конниками прорвался сквозь гущу врагов, а потом, когда Муттин, поставив слонов в середине, а конников на флангах, вступил в схватку и нападением с тыла навел страх на фракийцев, (14) которые были сметены конницей, налетевшей, подобно буре, и даже не подошли к строю пехотинцев. (15) Гней Манлий привел войско через Македонию в Фессалию. Оттуда через Эпир оно пришло в Аполлонию. В те времена еще не отваживались пересекать море зимой, и консул зимовал в Аполлонии.
42. (1) В самом конце года [188 г.] консул Марк Валерий прибыл из Лигурии в Рим для выборов новых должностных лиц. В провинции он не совершил ничего примечательного, что оправдывало бы его запоздание против принятого срока. (2) Выборы консулов состоялись двенадцатого дня до мартовских календ; избраны были Марк Эмилий Лепид и Гай Фламиний. (3) На следующий день избраны были преторы: Аппий Клавдий Пульхр, (4) Сервий Сульпиций Гальба, Квинт Теренций Куллеон, Луций Теренций Массалиот, Квинт Фульвий Флакк и Марк Фурий Крассипед. (5) По окончании выборов консул представил на решение сената вопрос о том, какие провинции дать преторам. Сенат постановил, что двое преторов останутся для отправления суда в Риме, двое получат назначение вне Италии, а именно в Сицилию и в Сардинию, а двое в ее пределах – в Тарент и в Галлию118. (6) Преторам тотчас велено было до вступления в должность распределить между собой поручения по жребию. Сервию Сульпицию досталась городская претура, Квинту Теренцию – судебные дела с иноземцами, Луций Теренций получил Сицилию, Квинт Фульвий – Сардинию, Аппий Клавдий – Тарент, Марк Фурий – Галлию.
(7) В том году Луций Минуций Миртил и Луций Манлий, обвиненные в избиении карфагенских послов, были распоряжением городского претора Марка Клавдия выданы через фециалов этим послам и увезены в Карфаген119.
(8) В Лигурии, по слухам, шла, день ото дня разгораясь, большая война. Поэтому сенат, когда новые консулы доложили ему о положении в провинциях и в государстве, обоим назначил провинцией Лигурийскую область. (9) Этому решению воспротивился консул Лепид. «Недостойно,– сказал он,– запирать обоих консулов в долины Лигурии, (10) между тем как Марк Фульвий и Гней Манлий уже в продолжение двух лет царствуют, один в Европе, другой в Азии, как бы заступив места Филиппа и Антиоха. Если сенату угодно держать там войска, то не лучше ли их отдать под начальство консулам, нежели частным лицам120? (11) Те оба рыскают, грозя войною народам, которым война не была объявлена, и продают мир за деньги121. А если уж нужно провинции те занимать войсками, то как преемником Мания Ацилия был консул Луций Сципион, а преемниками Луция Сципиона Марк Фульвий и Гней Манлий, (12) так их преемниками должны быть консулы Гай Ливий и Марк Валерий. Теперь, по крайней мере по окончании войны с этолийцами, когда Азия уже отнята у Антиоха, галлы побеждены, должно либо послать консулов к консульским войскам, либо отозвать легионы оттуда и наконец вернуть государству». (13) Выслушав это, сенат остался при своем мнении, чтобы Лигурия была провинцией обоим консулам, но относительно Манлия и Фульвия было определено, чтобы они оставили свои провинции, вывели оттуда войска и возвратились в Рим.
43. (1) Марк Фульвий и консул Марк Эмилий враждовали друг с другом, и ко всему Эмилий считал, что избрание его в консулы было задержано на два года стараниями Марка Фульвия122. (2) Поэтому, чтобы возбудить против него ненависть, консул привел в сенат амбракийских послов, снабдив их готовыми обвинениями. Они жаловались, что, хоть соблюдали мир, исполняли все повеления прежних консулов и точно так же готовы были повиноваться и Марку Фульвию, (3) против них была начата война, сначала опустошены были их поля, и, страшась разграбления города и резни в его стенах, вынуждены были они запереть ворота. (4) Тогда, говорили они, город был осажден и взят приступом, а на жителях ради примера показали все ужасы войны: убийства, пожары, разрушение и разграбление города; жены и дети горожан уведены в рабство, имущество отнято, (5) и, что им особенно тяжело, храмы по всему городу лишились украшений; изваяния богов – вернее сказать, сами боги – сорваны с мест и унесены. Амбракийцам остались лишь голые стены и пустые подножья, чтобы почитать их, чтобы взывать к ним и коленопреклоненно молить их о милости. (6) Когда амбракийцы излагали эти свои жалобы, консул, как было условлено, задавал им вопросы, как будто бы заставляя их говорить больше, чем они сами хотели бы. (7) Все это произвело впечатление на сенаторов, но другой консул, Гай Фламиний, взял на себя защиту Марка Фульвия. Амбракийцы, сказал он, выбрали старый истоптанный путь. (8) Точно также обвинили когда-то сиракузяне Марка Марцелла, кампанцы Квинта Фульвия123. Почему бы не допустить, чтобы так и Тит Квинкций обвинен был царем Филиппом, а Маний Ацилий и Луций Сципион Антиохом, Гней Манлий галлами, да и сам Марк Фульвий – этолийцами и жителями Кефаллении? (9) «Амбракия, – продолжал Гай Фламиний, – была осаждена и взята; статуи и украшения вывезены оттуда, случилось и прочее – все, что обыкновенно бывает с городами, взятыми силой. Или вы, отцы-сенаторы, думаете, что я откажусь от всего этого за Марка Фульвия или что сам Марк Фульвий станет это опровергать? (10) Не за эти ли подвиги он будет требовать от вас триумфа? Разве не изображение взятой им Амбракии, разве не изваяния, те самые, за похищение которых его обвиняют, не прочую добычу, взятую в этом городе, понесут перед его колесницей? Разве не это прибьет он у входа в свой дом? (11) Ничто не отделяет амбракийцев от этолийцев. И дело их, по сути, одно и то же.
(12) А потому пускай сотоварищ мой либо придержит свою вражду до другого дела, либо, если уж ему хочется поупражнять ее непременно в этом, пусть задержит своих амбракийцев до прибытия Марка Фульвия; (13) я же не допущу, чтобы в отсутствие Марка Фульвия было вынесено какое-либо постановление ни относительно амбракийцев, ни относительно этолийцев».
44. (1) Эмилий сетовал на ловкость и коварство своего противника как на что-то общеизвестное и утверждал, что тот будет тянуть время, чтобы не появляться в Рим в консульство своего врага, и на спор между консулами потрачено было два дня. (2) Казалось, что в присутствии Фламиния ничего решено быть не может. (3) Воспользовались случаем, когда Фламиний вдруг заболел и не явился в сенат, тут по предложению Эмилия сенат постановил, чтобы амбракийцам вернули все их имущество, (4) чтобы они пользовались свободой и собственными законами, а пошлины, какие захотят, могли бы взимать и на суше, и на море при условии, что от них будут освобождены римляне и латины-союзники. (5) Что же до жалобы на похищение изваяний и всяких украшений из святилищ и храмов, то решено было по возвращении Марка Фульвия в Рим доложить об этом коллегии понтификов, чтобы все было сделано в соответствии с их мнением. (6) Консул и этим не удовольствовался и потом, воспользовавшись малолюдьем в сенате, добавил к принятому еще одно постановление – о том, что Амбракию нельзя считать городом, который взят приступом124.
(7) Потом, по решению децемвиров, происходило трехдневное молебствие о здравии народа, так как в городе и в селениях свирепствовало моровое поветрие. (8) После этого состоялись Латинские празднества. Совершив положенные обряды и священнодействия, консулы завершили набор (тот и другой предпочли новобранцев) и отправились в провинцию, а всех старых солдат распустили.
(9) По отбытии консулов в Рим явился проконсул Гней Манлий. Претор Сервий Сульпиций собрал для него сенат в храме Беллоны, и Манлий, сам, доложив о совершенных им подвигах, потребовал воздать за них почести бессмертным богам, а ему позволить вступить в город с триумфом. Этому, однако, воспротивилось большинство из состоявших при нем десяти легатов, и особенно Луций Фурий Пурпуреон и Луций Эмилий Павел.
45. (1) Они говорили, что были приданы Гнею Манлию125 как легаты для заключения мира с царем Антиохом и для окончательного определения условий союзного договора, предварительно установленных Луцием Сципионом, (2) а Гней Манлий прилагал все силы к тому, чтобы преступить этот мир, и буде даст ему Антиох такую возможность, захватить его хитростью126. Но тот прознал о коварном замысле и, хоть и часто его зазывали на переговоры, сумел не только не встретиться с консулом, но даже не попасться ему на глаза. (3) Когда Манлий загорелся желанием перейти Тавр, все легаты едва умолили его не испытывать предсказание Сивиллы127, чьи стихи сулят поражение тому, кто перейдет роковой рубеж. И все-таки он, пододвинув войско, поставил лагерь почти на самой вершине хребта у раздела вод. (4) Не находя там никакого повода к войне, потому что царские гарнизоны оставались спокойными, он и повернул войско против галлогреков: (5) начал с этим народом войну без суждения сената, без повеленья народа128. Кто и когда дерзал поступать так самовольно? Войны с Антиохом, Филиппом, Ганнибалом и карфагенянами велись совсем недавно. (6) О каждой из них запрашивали сенат, и народ приказывал быть войне. Тогда сперва через послов требовали удовлетворения, а потом уже посылали тех, кто объявлял войну129. (7) «Но что же из этого, – продолжали легаты, – сделано тобою, Гней Манлий, чтобы могли мы считать твои действия войной римского государства, народа римского, а не твоим частным разбойничьим предприятием? (8) Да, но ты, этим-то довольный, прямым ли путем повел свое войско на тех, кого выбрал себе во враги? (9) Или шел ты по всем извилинам всяких дорог, останавливаясь у распутий, и куда бы ни повернул со своими воинами Аттал, брат Эвмена, туда же следовал за ним ты, наемный консул с римским войском? И не обошел ли ты вслед за Атталом все углы и закоулки Писидии, Ликаонии, Фригии, собирая деньги с тиранов и начальников заброшенных крепостей? А тебе что за дело было до Ороанд? А до других городов, столь же невиновных? (10) А как вел ты войну, ту самую, за которую просишь триумфа? В подходящем ли месте давал ты сражение, в удобное ли для тебя время? (11) Ты действительно вправе требовать, чтобы бессмертным богам были возданы почести: ведь они, во-первых, не захотели, чтобы войско платило за безрассудного полководца, начинавшего войну вопреки всему праву народов; во-вторых, они дали нам не настоящих врагов, а каких-то животных.
46. (1) Не думайте, что только имя смешанное у галлогреков: намного раньше смешение испортило тела их и души. (2) Будь они те самые галлы, с которыми в Италии сражались тысячу раз и с разным исходом, то, при таком нашем-то полководце, вряд ли из битвы вернулся живым хоть единственный вестник! (3) Дважды сражался сей вождь с галлогреками, дважды он начинал бой в невыгодном месте, выстраивал войско в долине, почти у ног неприятелей, которые сверху могли бы и дротиков не бросать: просто, бросившись вниз нагишом, они собственными телам могли нас задавить. (4) И что же? Велико счастье народа римского, громко и грозно звучит его имя. Враги римлян и были, словно громом, оглушены недавним поражением Ганнибала, Филиппа и Антиоха. Такие рослые силачи обращены были в бегство только пращами и стрелами – мечи не обагрились в этой войне кровью галлов. (5) Стаей птиц разлетелись они при первом же свисте стрел. (6) Но мы-то все те же самые, клянусь, получили урок от судьбы, показавшей нам, что случилось бы, столкнись мы с настоящим врагом: ведь на обратном пути, наткнувшись на жалких фракийских разбойников, мы были разбиты, обращены в бегство и потеряли обоз. (7) Погиб – среди многих храбрых мужей – Квинт Минуций Терм, и это было гораздо большей потерей, чем мы понесли бы от гибели Гнея Манлия, чье недомыслие и стоило нам этого поражения. (8) Войско, возвращавшееся с добычей, отнятой у царя Антиоха, было раздроблено на три части – передовые тут, замыкающие там, а обоз еще где-то – и провело целую ночь, укрывшись в терновниках, среди логовищ диких зверей. (9) И за такие-то подвиги требуют триумфа? Предположим, что ты бы не потерпел во Фракии позорного поражения; над какими врагами ты тогда мог бы требовать триумфа? Над теми, я полагаю, каких указал бы тебе сенат и римский народ. (10) Так присужден был триумф вот этому Луцию Сципиону, так вон тому Манию Ацилию за победу над царем Антиохом, так несколько ранее Титу Квинкцию за победу над царем Филиппом, так Публию Африканскому за победу над Ганнибалом, над карфагенянами и Сифаком. (11) И даже после того, как сенат уже принимал решение о войне, приходилось еще спрашивать о мелочах: кому ее объявлять? Объявлять ли ее непременно самим царям или же достаточно объявить ее какому-либо их гарнизону130? Так хотите ли вы, чтобы весь этот порядок был нарушен и искажен, чтобы упразднены были права фециалов, чтобы и фециалов никаких больше не было? (12) Можно (не во гнев богам будь сказано) пренебречь обрядами богопочитания, можно забыть о богах в сердце своем, но неужто и у сената можно не спрашивать мнения о войне? (13) И народ не запрашивать, желает ли, повелевает ли он вести войну с галлами? (14) Но вот только что консулы хотели получить Грецию и Азию, а вы настаивали на том, чтобы провинцией дать им Лигурию, и они ведь послушались. (15) Поэтому, счастливо окончив войну, они с полным основанием будут просить почестей триумфа у вас, по чьей воле вели ее».
47. (1) Такова была речь Фурия и Эмилия. Ответ Манлия, как говорят, был примерно таков: «Отцы-сенаторы! До сих пор тем, кто просил триумфа, обычно противились народные трибуны. (2) Я благодарен им за то, что они, ради меня ли, по значительности ли совершенного мною, не только молчанием дали согласие на требуемую мною почесть, но, по-видимому, готовы были в случае надобности и доложить об этом в сенате. (3) Однако моими противниками – видно, так угодно было богам – стали люди из числа десяти легатов, а этот совет некогда придан был нашими предками полководцам для того, чтобы распорядиться плодами победы и прославить ее. (4) Луций Фурий и Луций Эмилий не дают мне подняться на триумфальную колесницу, тащат с моей головы почетный венок – они, кого я собирался призвать в свидетели совершенного мною, буде трибуны воспротивились бы моему триумфу. (5) Ничьей славе я, право же, не завидую, хочу только напомнить, отцы-сенаторы, что недавно вы своим влиянием удержали народных трибунов, людей храбрых и деятельных, которые хотели воспрепятствовать триумфу Квинта Фабия Лабеона131. Он получил триумф, хотя недоброжелатели его попрекали не тем, что он вел несправедливую войну, (6) но тем, что вообще врага в глаза не видал132. Я же, столько раз сразившийся в открытом бою с сотней тысяч воинственнейших врагов, больше сорока тысяч133 их захвативший в плен или перебивший, взявший приступом два их лагеря, оставивший всю страну по сю сторону Тавра замиренной, более спокойной, чем ныне Италия, не только обманом лишаюсь триумфа, (7) но и вынужден сам защищаться перед вами, отцы-сенаторы, от обвинений, возведенных на меня моими легатами. (8) Их обвинение, как вы ведь заметили, было двояким: они сказали, что и вести войну с галлами мне не следовало, и вел я ее опрометчиво и неблагоразумно. „Галлы не были нам врагами, это ты пошел на них, замиренных и готовых повиноваться”. (9) Не собираюсь я требовать от вас, отцы-сенаторы, чтобы вы думали, будто все, что вы знаете о свирепости галльского племени и его жесточайшей ненависти ко всему римскому, относится и к тем галлам, что поселились в Азии. (10) Забудьте о худой славе всего их племени, о своей нелюбви к ним – судите о них по делам их. Если бы только присутствовали здесь царь Эвмен и все города Азии! Тогда вам бы пришлось выслушивать не столько мои жалобы, сколько их обвинения. (11) Так разошлите послов по всем городам Азии и спросите, какое из двух рабств было тяжелее: то ли, от которого они освободились, когда Антиох был отогнан за Тавр, или то, от которого их избавило покорение галлов. (12) Они бы исчислили вам, сколько раз опустошали их земли, сколько раз угоняли добычу, рассказали бы, что возможность выкупа пленных им почти не представлялась, а до них доходили слухи о человеческих жертвоприношениях, о заклании их детей. (13) Знайте, что ваши союзники платили дань галлам и, освобожденные вами от власти царя, платили бы ее и поныне, не положи я этому конца.
48. (1) Чем дальше был бы отогнан Антиох, тем необузданнее господствовали бы галлы в Азии, и всеми землями, сколько их есть по сю сторону Тавра, вы увеличили бы галльские владения, а не собственные. (2) „Пусть это так, – возразят нам, – но некогда галлы разграбили даже Дельфы134 – общий оракул всего рода людского, средоточье земного круга, и даже за это римский народ не объявил им войну и не начал ее”. (3) Но я считал, что есть какая-то разница между тою порою, когда Греция и Азия еще не знали вашего права и вашей власти, (4) когда вас не заботило происходящее там, и нынешним временем, когда гору Тавр установили пределом для римской власти, когда вы даете городам свободу и жалуете им освобождение от повинностей, когда земли одних расширяете, других наказываете отъятием части владений, на некоторые налагаете дань, увеличиваете и сокращаете царства, дарите, отнимаете – считаете своим делом печься о том, чтобы они пользовались миром и на море, и на суше. (5) Неужто, не выведи Антиох гарнизонов, спокойно сидевших в своих крепостях, вы не считали бы Азию освобожденной, а если бы войска галлов так и бродили то здесь, то там, то все считали бы действительными ваши пожалования царю Эвмену, считали бы существующей свободу, предоставленную городам? (6) Но что это я так забочусь о доказательствах? Разве я не нашел, а сделал галлов врагами? (7) Я взываю к тебе, Луций Сципион, – став преемником твоей власти, я молил бессмертных богов, чтобы они дали мне унаследовать твою доблесть вместе с удачей. Взываю я и к тебе, Публий Сципион: состоя легатом при брате-консуле, ты по величию своему был сотоварищем и в его глазах, и в глазах войска. Так известно ли вам, что в войске Антиоха были легионы галлов135? (8) Видели ли вы их в его строю, на том и другом флангах – ведь они-то, казалось, и были главной силой всего войска136? Сражались ли вы с ними, как с признанными врагами? Убивали ли их? Снимали с них боевые доспехи? (9) С Антиохом же, говорят мне, не с галлами, и сенат решил, и народ повелел вести войну. А ведь тем самым они, я полагаю, решили и повелели вести войну и со всеми, находившимися на его стороне. (10) Кроме Антиоха, с которым Сципион пришел к соглашению о мире и с которым (именно с ним) поручили вы составить и заключить союзнический договор, все те, кто поднимал оружие против нас на стороне этого царя, оставались врагами137. (11) И хотя в таком положении оказались прежде всего галлы, а также некоторые царьки и тираны, я тем не менее и с некоторыми из них договорился о мире, заставив их, согласно с достоинством вашей власти, искупить свои прегрешения, да и сердца галлов постарался я испытать: усиливаясь, нельзя смягчить их прирожденную дикость. (12) Лишь после этого, видя, что они неукротимы и непримиримы, я счел необходимым усмирить их силой оружия.
(13) Теперь, сняв с себя обвинение в том, что начал войну, я должен дать отчет в том, как я вел ее. И тут я был бы уверен в успехе моего дела, даже если пришлось бы его защищать не перед римским, а перед карфагенским сенатом, где, как говорят, распинают на кресте полководцев за плохой замысел военных действий, если даже исход их и был хорошим138. (14) Но я ведь не там, а в таком государстве, где потому-то и призывают богов при начале и завершении всякого дела, что ничьей хуле не дано умалить уже одобренного богами, и где среди торжественных слов постановления о благодарственном молебствии или о триумфе есть и такие: (15) „За то, что хорошо и счастливо вел государственные дела”. Если бы здесь я даже и не хотел, если бы чванством считал гордиться собственной доблестью, а только за счастье мое и войска, мне вверенного, за дарованную нам победу над таким народом, да еще без всяких людских потерь, – (16) если бы вот за это потребовал я воздать надлежащие почести бессмертным богам и позволить мне взойти с триумфом на Капитолий, с которого я и отправлялся в поход, произнеся положенные обеты, то неужели вы отказали бы в этом мне и – со мною – бессмертным богам?
49. (1) Я, говорят мне, сражался в невыгодном для того месте. Так скажи мне, где оно, более выгодное, в котором я мог бы сражаться! Враги уже овладели горой и держались там в укрепленном месте; разумеется, должен я был подойти к врагу, если хотел его победить. (2) Ну а будь у них в этом месте город, укройся они за его стенами? Разумеется, нужно было б идти на приступ. А при Фермопилах разве в удобной местности сражался Маний Ацилий с царем Антиохом? (3) А Филиппа, занявшего горные вершины над рекою Аой, разве не так же точно сбросил с них Тит Квинкций? Да, уж до сих пор не могу я понять, каким они воображают себе или каким хотят вам представить врага! (4) Если выродившимся, расслабленным прелестями Азии, то что же опасного было напасть на него, хоть бы и при неблагоприятных условиях? Если же он внушает страх и свирепостью, и телесной силой, то почему вы отказываете в триумфе за такую победу? (5) Отцы-сенаторы, зависть слепа, и умеет лишь унижать доблести и умалять награды за них. (6) Прошу вас, отцы-сенаторы, извинить меня, если бы я был чересчур многословен в своей речи; не страсть к самохвальству тому причиной, но необходимость защищаться от обвинений. (7) Да и в моей ли власти было во Фракии раздвинуть теснины, разгладить кручи, а дикие леса обратить в ухоженные рощи? Как я мог предотвратить засаду фракийских разбойников в никому, кроме них, не известных дебрях, (8) устеречь от них все узлы из обоза, всех мулов и лошадей из такой длинной колонны; мог ли я сделать, чтобы никто не был ранен и чтобы не умер от раны Квинт Минуций Терм, храбрый и решительный воин? (9) Они привязались к этому случаю, к злополучной гибели такого доблестного согражданина. (10) А о том, что в лесистой теснине, в местности неудобной и незнакомой, где вдруг напал на нас враг, оба отряда воинов – передовой и замыкающий, – действуя сразу с обеих сторон, окружили войско варваров, застрявшее в нашем обозе, о том, что многие тысячи их в тот самый день, (11) а еще много больше несколько дней спустя было перебито и взято в плен139, забыли? Неужели не понимают они, что если умолчат о том сами, то вы об этом узнаете, когда свидетелем моей речи будет все войско? (12) Да не обнажай я вовсе меча в Азии, не встречайся я там с неприятелем, я и тут как проконсул заслужил бы триумф в двух сражениях, выигранных во Фракии. Но уже достаточно сказано. (13) А за то, что я утомил вас речью более многословной, чем мне бы хотелось, прошу прощения вашего, отцы-сенаторы, и хотел бы его от вас получить140 ».
50. (1) В этот день обвинения одержали бы верх над защитой, не затянись прения допоздна. Сенаторы расходились с заседания в таком расположении духа, что, казалось, намерены были отказать в триумфе. (2) На другой день родные и друзья Гнея Манлия сделали все, что могли, и возобладало влияние старейших сенаторов, (3) утверждавших, что никто не вспомнит такого примера, чтобы полководец, который, победив врагов, завершил порученную ему войну и привел войско обратно, вступил бы в Город без триумфальной колесницы и без лаврового венка, как частный человек, ничем не отмеченный. Такие чувства восторжествовали над злобой, и большинство высказалось за триумф.
(4) А потом все разговоры об этом споре были оставлены и забыты – все заслонила начавшаяся борьба с более великим и более славным мужем. (5) Публия Сципиона Африканского, как рассказывает Валерий Антиат, потребовали в суд два Квинта Петилия. Об этом толковали кто как – каждый в меру своего ума и душевного склада. (6) Одни порицали не народных трибунов, но государство в целом за то, что оно могло допустить такое. (7) Два величайших города всей земли, говорили они, почти в то же самое время оказались неблагодарны к своим вождям, и Рим – неблагодарнее; Карфаген, будучи побежден, отправил в изгнание побежденного Ганнибала, а здесь победоносный Рим изгоняет победителя Сципиона Африканского. (8) Другие на это возражали: «Ни один отдельный гражданин не должен стоять так высоко, чтобы его нельзя было, согласно законам, призвать к ответу. Ничто так не отвечает равенству и свободе, как возможность привлекать к суду любого, и даже самое могущественное лицо. (9) Что же (не говоря уже о высшей должности в государстве) можно было б без страха кому бы то ни было поручить, если бы не нужно было отчитываться в своих действиях? Кто не может сносить равенства перед законом, к тому можно применить силу, и это не несправедливо». (10) Таковы были споры и толки, а между тем подошел день, назначенный для суда. Никого и никогда прежде, даже того же Сципиона в бытность его консулом или цензором, не сопровождала на форум более многочисленная толпа всякого рода людей, чем провожавшая в тот день подсудимого. (11) Когда ему велено было ответить на обвинение, он, даже не упомянув о нем, начал речь о своих деяниях, столь блистательную, что стало ясно: никого и никогда не хвалили лучше и справедливее. (12) Ибо говорил он с тем же умом, с той же силой духа, с какими он все совершил, и слушали его с неослабным вниманием, ведь это была защитительная речь, а не простое похвальное слово.
51. (1) Народные трибуны, чтобы правдоподобнее выглядели внезапные обвинения, вспомнили и о старых – насчет роскоши зимней стоянки в Сиракузах141, напомнили и о мятеже в Локрах142, вспыхнувшем из-за Племиния; подозрениями – не доказательствами – обосновывали они обвинение во взяточничестве143. (2) «Сын его, взятый в плен,– говорили они,– был возвращен ему без выкупа, да и во всем прочем Антиох чтил Сципиона так, будто бы в его только власти были и мир, и война с Римом. (3) В провинции был он для консула не легатом, а диктатором, и если он туда и отправился, то лишь затем, чтобы Греции, Азии, всем восточным царям и народам внушить то, в чем в Испании, Галлии, Сицилии и Африке уж давно уверились: (4) что один человек – и глава, и опора владычества римского, что Сципион осеняет собой государство, владычествующее над всем земным кругом, что мановенье его может заменить и постановления сената, и повеленья народа». Человека безупречного обвинители порочили, как могли. (5) Речи продлились до ночи, и день суда был отложен. (6) Когда он настал, трибуны с рассветом расселись на рострах144. Обвиняемый, вызванный в суд, с большой толпой друзей и клиентов прошел посреди собрания и подошел к рострам. В наступившей тишине он сказал: (7) «Народные трибуны и вы, квириты! Ныне годовщина того дня, когда я счастливо и благополучно в открытом бою сразился в Африке с Ганнибалом и карфагенянами. (8) А потому справедливо было бы оставить на сегодня все тяжбы и ссоры. Я отсюда сейчас же иду на Капитолий поклониться Юпитеру Всеблагому Величайшему, Юноне, Минерве и прочим богам, охраняющим Капитолий и крепость, (9) и возблагодарю их за то, что они мне и в этот день, и многократно в других случаях давали разум и силы достойно служить государству. (10) И вы, квириты, те, кому это не в тягость, пойдите также со мною и молите богов, чтобы и впредь были у вас вожди, подобные мне. Но молите их об этом, лишь если правда, (11) что оказывавшиеся вами мне с семнадцати лет и до старости почести всегда опережали мой возраст, а я своими подвигами превосходил ваши почести». (12) От ростр он отправился на Капитолий. Вслед за Сципионом отвернулось от обвинителей и пошло за ним все собрание, так что наконец даже писцы и посыльные оставили трибунов. С ними не осталось никого, кроме рабов-служителей и глашатая, который с ростр выкликал обвиняемого. (13) Сципион, сопровождаемый римским народом, обошел все храмы не только на Капитолии, но и по всему Городу. (14) Этот день – благодаря народному сочувствию и заслуженному признанию величия Сципиона – стал для него едва ли не более славным, нежели тот, когда он вступил в город, справляя триумф над царем Сифаком и карфагенянами145.
52. (1) Великолепный тот день воссиял для Сципиона последним. Предвидя в будущем силу зависти и борьбу с трибунами, он, когда день был надолго отсрочен, удалился в свое литернское имение с твердым намерением в суд не являться. (2) Слишком гордый – и от природы, и от привычки к большим успехам, – он знал, что не сможет мириться с положением подсудимого и смиренно выслушивать судей. (3) Когда наступил день суда, и он туда не явился и его стали вызывать, Луций Сципион оправдывал его неявку болезнью. (4) Трибуны, потребовавшие Публия в суд, этого извинения не принимали и обвиняли его в том, что он не явился на суд от той же надменности, с какой оставил суд, народных трибунов и народное собрание и совершил триумф над самим римским народом в сопровождении тех, (5) кого он лишил права и свободы изречь над собой приговор, влача их за собой, будто пленных, и увел в этот день собрание от народных трибунов на Капитолий146. «Итак, – говорили они, обращаясь к народу, – вот вам расплата за безрассудство! (6) Под его водительством, по его указанию вы нас оставили, а теперь он самих вас покинул. (7) С каждым днем мы слабеем духом: за тем же человеком, за которым семнадцатью годами раньше147, когда он имел и войско, и флот, мы посмели послать в Сицилию народных трибунов с эдилом – схватить его и привезти в Рим, а ныне за тем же человеком, теперь уже частным лицом, не дерзнем послать, чтобы его вытащили из усадьбы и заставили говорить в суде». (8) Коллегия народных трибунов, к которой воззвал Луций Сципион, постановила так: «Если подсудимый извиняет себя болезнью, то мы решаем уважить эту причину, и пусть сотоварищи наши назначат ему другой срок». (9) В то время был народным трибуном Тиберий Семпроний Гракх148, у которого были ссоры с Публием Сципионом. Когда он запретил приписать свое имя к постановлению сотоварищей, все ожидали, что его предложение будет еще суровее, но он решил так: (10) «Раз Луций Сципион извиняет неявку брата болезнью, то и нам надо счесть это объяснение удовлетворительным. Я не допущу, чтобы кто-либо обвинял Публия Сципиона до его возвращения в Рим; и даже тогда я, если он обратится ко мне за помощью, освобожу его от явки в суд149. (11) Своими деяниями, почестями, полученными от римского народа, Публий Сципион, с согласия богов и людей, вознесен так высоко, что зазорно ему стоять подсудимым под рострами и слушать попреки юнцов, а для народа римского это было б еще постыднее».
53. (1) К этому своему решению он добавил негодующую речь: «Неужели, трибуны, у нас под ногами будет стоять Сципион, покоритель Африки? (2) Для того ли четырех знаменитейших пунийских полководцев разбил он в Испании, четыре их войска обратил в бегство? Затем ли он взял в плен Сифака, покончил с Ганнибалом, Карфаген сделал нашим данником? (3) Затем ли отбросил Антиоха (ведь и эту славу разделяет он с братом Луцием Сципионом) за Тавр, чтобы стать жертвой каких-то двух Петилиев? (4) А вы, трибуны, домогаетесь славы победителей Публия Сципиона Африканского? Неужели никакие заслуги славного мужа, никакие почести, оказанные ему вами, квириты, не обеспечат ему безопасного, можно сказать священного, убежища, где бы он мог провести свою старость если и не в почете, то хоть в покое, без оскорблений?» (5) Решение и присоединенная к нему речь Семпрония Гракха подействовали не только на всех присутствующих, но даже и на самих обвинителей; они сказали, что поразмыслят о том, чего требуют от них их право и долг. (6) Потом, когда народное собрание было распущено, началось заседание сената. Тут все сенаторское сословие, особенно бывшие консулы и старейшины, рассыпались в благодарностях Тиберию Гракху за то, что он поставил общее выше личной вражды. (7) Петилиев всячески порицали за то, что они хотели блеснуть, очерняя других, ища себе славного триумфа за победу над Сципионом. С той поры о Сципионе больше не говорили. (8) Он провел конец жизни в Литерне, не скучая по Городу. Умирая в деревне, он, как рассказывают, велел там же похоронить его и воздвигнуть там памятник, не желая себе похорон в неблагодарном отечестве150. (9) Достойный памяти муж! Он более знаменит своими военными подвигами, чем какими-нибудь делами на мирном поприще. Притом первая половина его жизни была славней, чем вторая, потому что всю молодость свою он провел в войнах, а с наступлением старости слава его подвигов увяла, пищи же для ума не представилось. (10) Чем, в сравнении с его первым консульством, было второе, даже если добавить к нему цензуру? Что значила служба легатом в Азии, и бесполезная из-за нездоровья, и омраченная несчастным приключением с его сыном151, а после возвращения необходимостью либо явиться в суд, либо, избегая его, оставить заодно и отечество? (11) Но главная слава завершителя Пунической войны, самой значительной и самой опасной из всех, что вели римляне, принадлежит ему одному.
54. (1) Со смертью Сципиона Африканского его недоброжелатели сделались смелее. Главой их был Марк Порций Катон, и при жизни Сципиона привыкший злословить его величие. (2) Предполагают, что по его наущению Петилии еще при жизни Сципиона взялись за дело, а после его смерти обнародовали законопроект, (3) гласивший следующее: «Желаете ли, повелеваете ли вы, квириты, чтобы дело о деньгах, захваченных, увезенных, взысканных с царя Антиоха, а также с подвластных ему, и о том, какая часть этих денег не была сдана в государственную казну152, (4) представлено было сенату городским претором Сервием Сульпицием, чтобы он сделал запрос, кому из нынешних преторов желает сенат поручить расследование этого дела?» (5) Сначала этому предложению воспротивились Квинт и Луций Муммии153, считавшие справедливым, чтобы сам сенат, как это прежде всегда и делалось, вел следствие о не внесенных в казну суммах. (6) Петилии же порицали знать и сетовали на засилье Сципионов в сенате. Бывший консул Луций Фурий Пурпуреон, в недавнем прошлом один из десяти легатов в Азии, (7) нападая на своего недруга Гнея Манлия, говорил, что запрос надо расширить – речь должна идти о деньгах, полученных не только от Антиоха, но и от других царей и народов. (8) Луций Сципион тоже взял слово, как было ясно, не столько из-за запроса, против которого собирался говорить, сколько ради самозащиты. Он жаловался на то, что о подобном запросе и следствии заговорили только после смерти его храбрейшего и прославленнейшего брата, Публия Сципиона Африканского. (9) Мало, сказал он, было недругам лишить Публия Африканского надгробного похвального слова перед рострами, они уже и обвинение на него возводят. (10) Даже карфагеняне удовольствовались ссылкой Ганнибала, а римский народ не может насытиться даже смертью Сципиона, если не будет поругана сама слава погребенного полководца и в придачу не будет принесен в жертву ненависти его брат. (11) Потом в защиту предложения говорил Марк Катон (его речь «О деньгах царя Антиоха» сохранилась154), который своим влиянием удержал трибунов Муммиев от противодействия предложению, (12) и когда те отказались от вмешательства, все трибуны проголосовали за предложение.
55. (1) Затем Сервий Сульпиций доложил дело сенату и спросил, кого же отцам-сенаторам угодно будет назначить для ведения следствия, предусмотренного Петилиевым законом, и они назвали Квинта Теренция Куллеона. (2) Этого претора некоторые считают таким другом семейству Корнелиев, что те, по чьему свидетельству Публий Сципион умер и похоронен был в Риме (ведь есть и такое предание), рассказывают, как Куллеон шел перед гробом в вольноотпущенническом колпаке, как некогда шел за Публиевым триумфом, а у Капенских ворот угощал медовым вином провожавших тело155 – в память о том, что в числе других пленных в Африке был освобожден из вражеских рук Сципионом; (3) но по другим известиям, Куллеон был таким недругом Сципионам, что за свою нескрываемую враждебность он и был их противниками выбран вести это следствие. (4) Во всяком случае, у этого претора, то ли слишком благосклонного, то ли неблагосклонного, Луций Сципион немедленно сделался подсудимым. Тут же была подана и принята жалоба на его легатов (5) Авла и Луция Гостилиев156 Катонов и квестора Гая Фурия Акулеона, а также чтобы показать, что все опорочили себя соучастием в казнокрадстве, также на двух писцов и одного служителя157. Луций Гостилий, писцы и служитель были оправданы еще до суда над Сципионом, а Сципион, легат Авл Гостилий и Гай Фурий были осуждены: (6) за то, чтобы дать Антиоху более выгодный мир, Сципион-де получил на шесть тысяч фунтов золота, четыреста восемьдесят фунтов серебра больше, чем сдал в государственную казну; (7) Авл Гостилий – восемьдесят фунтов золота, четыреста три фунта серебра; квестор Фурий – сто тридцать фунтов золота и двести фунтов серебра. (8) Эти сведения о золоте и серебре я нашел у Валерия Антиата158. В том, что касается Луция Сципиона, я предпочел бы предположить скорее описку переписчика в количестве золота и серебра, чем лживую выдумку писателя, (9) ибо гораздо правдоподобнее, чтобы число фунтов серебра было больше, чем золота, и что пеня определена скорее в четыре миллиона сестерциев, чем в двадцать четыре; (10) это тем вероятнее, что, как передают159, и от самого Публия Сципиона в сенате потребовали отчета именно в первой сумме: (11) он приказал брату Луцию принести расчетную книгу и на глазах сенаторов разорвал ее собственными руками, негодуя на то, что от него, (12) внесшего в казну двести миллионов, требуют отчета в четырех160. (13) С той же самоуверенностью, как рассказывают, он потребовал ключи, когда квесторы не смели вопреки закону взять денег из казначейства, и сказал, что казначейство он отопрет, так как благодаря ему его и стали запирать.
56. (1) Много других противоречивых преданий сохранилось, в особенности о конце жизни Сципиона, о суде над ним, о смерти, погребении и надгробии, так что я не знаю, какой молве, каким сочинениям следовать. (2) Относительно обвинителя нету согласия: одни пишут, что Сципиона привлек к суду Марк Невий161, другие – что Петилии. Так же расходятся между собой сообщения и о дне, когда он был привлечен к суду, и о годе смерти, о месте, где умер и где погребен162. (3) Одни говорят, что в Риме, другие – что в Литерне: и тут и там показывают его надгробие и статую. В Литерне было его надгробие с поставленной на нем статуей163; ее, разбитую бурей, недавно мы сами видели. (4) В Риме за Капенскими воротами на надгробии Сципионов тоже стоят три статуи: две из них, как говорят, Публия и Луция Сципионов, а третья поэта Квинта Энния. (5) И не только между писателями есть разногласия, но и между самими речами Публия Сципиона и Тиберия Гракха164 (если только речи, известные под их именами, действительно им принадлежат). (6) В заголовке речи Публия Сципиона названо имя народного трибуна Марка Невия, но в самой речи имя обвинителя не упоминается: он называет его то плутом, то пустомелей. (7) Да и в речи Гракха совсем не упоминается ни о Петилиях как об обвинителях Публия Африканского, ни о его вызове в суд. (8) Понадобилось бы сочинить совершенно другой рассказ, если б искать согласия с речью Гракха: пришлось бы следовать тем писателям, какие передают, что, когда Луций Сципион был обвинен и осужден за полученные от царя деньги, Публий Африканский находился в Этрурии в звании легата165; (9) после того как туда дошел слух о несчастье, постигшем брата, он, сложив с себя полномочия, помчался в Рим. Узнав, что брата ведут в темницу, он от ворот устремился прямо к форуму, оттолкнул служителя от брата, а когда трибуны пытались его удержать, он и тут применил силу, следуя скорее братскому долгу, чем законам. (10) Ведь именно на это и жалуется сам Гракх, говоря, что частный человек попрал власть трибунов, и в конце речи он, обещая Луцию Сципиону свою помощь, прибавляет: пусть уж лучше народный трибун, а не частное лицо восторжествует над трибунской властью и государством. (11) Но, резко порицая Публия Африканского за этот единственный разнузданный и противоправный поступок, Гракх упрекнул его за измену себе самому и воздал ему хвалы за прежнюю умеренность и воздержность, собрав ее образцы в этой же речи. (12) Он говорил, что Сципион некогда попенял народу, который захотел было сделать его бессрочным консулом и диктатором166; что не дал поставить ему статуи на Комиции, у ростр, в курии, на Капитолии и в святилище Юпитера; (13) что не допустил принять постановление, предписывающее, чтобы его изваяние в облачении триумфатора выносилось из храма Юпитера Всеблагого Величайшего167.
57. (1) Такое перечисление, даже и при похвале, свидетельствовало бы о необычайном величии духа, не приемлющего почестей, у чрезмерных для гражданина, но ведь это – признание недруга, и к тому же при порицании. (2) Женою этого Гракха стала, в чем все согласны, младшая из двух дочерей Сципиона168 (ведь старшая – в чем нет сомнений – была выдана отцом за Публия Корнелия Назику169). (3) Неясно только, состоялись ли помолвка и бракосочетание младшей после смерти отца, или правы те, кто думает по-другому. По их рассказам, Гракх, когда Луция Сципиона вели в темницу и никто из прочих трибунов не хотел за него заступиться, (4) поклявшись в том, что его вражда со Сципионами остается такою же, как была, и он ничего не делает ради снискания себе благодарности, заявил, что не потерпит, чтобы в ту же темницу, куда на его глазах Публий Сципион Африканский вел некогда вражеских царей и полководцев, теперь вели бы его брата! (5) Случилось, что сенаторы в тот день обедали на Капитолии170; все они поднялись и просили Публия Сципиона тут же, во время пиршества, сговорить дочь свою за Гракха. (6) Таким вот образом во время общественного празднества и был совершен сговор по всем правилам, а вернувшись домой, Сципион сказал жене Эмилии, что сговорил младшую дочь. (7) Та, негодуя, как свойственно женщине, на то, что муж с ней даже не посоветовался об их общей дочери, прибавила к сказанному, что хоть бы даже за Тиберия Гракха он дочь отдавал, и то и тогда не должен был этого делать, не спросивши мнения матери. (8) Сципион, обрадовавшись такому согласию их суждений, ответил, что за Гракха-то дочь и сговорена. Все это следовало изложить, повествуя о столь великом муже, каково бы ни было разнообразие мнений и рассказов в письменных памятниках.
58. (1) По окончании разбора дела в суде претором Квинтом Теренцием Гостилий и Фурий были осуждены и в тот же день представили городским квесторам поручителей. (2) Сципион же утверждал, что все деньги, какие он получил, – в казне, а у него ничего нет, принадлежавшего государству, и его повели было в темницу. (3) Тут Публий Сципион Назика воззвал к народным трибунам и произнес речь, воздающую справедливые почести славным подвигам не только рода Корнелиев вообще, но и в особенности своего семейства: (4) «Отцами у нас с Публием Африканским и Луцием Сципионом, которого уводят в темницу, были Гней и Публий Сципионы, знаменитейшие мужи. (5) Оба они за несколько лет, сражаясь со многими карфагенскими и испанскими полководцами и войсками, прославили в Испании имя народа римского, и не только воюя, (6) но и показав тамошним племенам образец римской умеренности и верности, а под конец оба приняли смерть за отечество на поле брани. (7) Их потомкам как будто достаточно было бы только хранить их славу, но Публий Африканский славу предков своих превзошел – и настолько, что внушил людям веру в то, что не людской он породы, но божественного происхождения. (8) Что же касается до Луция Сципиона, о котором идет речь, то не будем здесь говорить о том, что совершено им в Испании или в Африке, где был он легатом у брата, но ведь, когда он стал консулом, сенат счел, что достоин он получить без жеребьевки провинцию Азию и ведение войны с царем Антиохом, да и брат почтил его тем, что сам, бывши два раза консулом, цензором, триумфатором, отправился с ним в Азию просто легатом171. (9) А чтобы величие и блеск такого легата не затмили там славы консула, как нарочно, случилось, что в тот самый день, когда Луций Сципион при Магнесии победил Антиоха в открытом бою, Публий Сципион был болен и находился в Элее на расстоянии нескольких дней пути. (10) И войско Антиоха было тогда не меньше, чем у Ганнибала, с которым пришлось в свое время сражаться в Африке, а среди многих других военачальников Антиоха был и сам Ганнибал172, тот, что был полководцем всю ту Пуническую войну. Что касается самой войны с Антиохом, то она ведена была так, что никто и ни в чем не мог бы даже судьбу упрекнуть. Повод для обвинения, однако, отыскан – мир; говорят, Луций Сципион его продал. (11) Но здесь обвинение затрагивает и десятерых легатов, по чьему совету мир и был заключен. (12) Хотя некоторые из десяти легатов выступили обвинителями Гнея Манлия, но они своим обвинением не могли не только доказать вины, но даже замедлить его триумфа.
59. (1) Но, правда, говорят, что против Сципиона сами условия мира, подозрительно выгодные для Антиоха, которому царство было оставлено в целости, так что после поражения он владеет всем, чем владел до войны; (2) из огромного количества золота и серебра, которое было у него, ничего не было внесено в казну, все, мол, в частных руках. (3) Как же так? Разве не у всех на виду в триумфальном шествии Луция Сципиона пронесено было золота и серебра больше, чем в десяти других триумфах, вместе взятых? (4) Ну а что мне сказать о границах царства? Антиох владел всею Азией и прилегающей к ней частью Европы. (5) Всем известно, как велика та страна, что простирается от горы Тавра до самого Эгейского моря, сколько городов и племен обнимает она. (6) Эта страна, которая тянется в длину больше чем на тридцать дней пути, а в ширину – между двумя морями – на десять дней, была отнята у Антиоха до самых вершин Таврского хребта, (7) и он прогнан в самый дальний угол круга земного. Что еще можно было б отнять у него, если бы мир ему был дан даром? Побежденному Филиппу оставлена была Македония, Набису – Лакедемон, и этого не ставили в вину Квинкцию – ведь у него не было брата Публия Африканского, слава которого должна была бы помочь Луцию Сципиону, но зависть к которому повредила. (8) Согласно приговору, в дом Луция Сципиона было принесено столько золота и серебра, сколько нельзя выручить, если продать все его имущество. Так где же оно, это царское золото? Где столь огромное наследие царское? (9) В доме, не разоренном издержками, должна бы быть груда новоприобретенных богатств. Но чего нельзя будет выручить от продажи имущества, то враги Луция Сципиона, конечно, постараются выместить на теле Сципиона мучительством и поруганием. (10) Они постараются, чтобы прославленный муж был брошен в узилище вместе с ночными ворами и разбойниками, чтобы он испустил дух в темном подземелье, чтобы потом его голый труп был выброшен перед темницей! (11) Не столько семейству Корнелиев придется за это краснеть, сколько городу Риму».
60. (1) В ответ претор Теренций прочел Петилиево предложение, сенатское определение и вынесенный судом приговор Луцию Сципиону. (2) Он сказал, что если не будет внесена в казну сумма, означенная в приговоре, то ему, претору, ничего больше не остается, как приказать схватить осужденного и отвести его в темницу. (3) Народные трибуны удалились для совещания; немного спустя Гай Фанний объявил решение свое и своих сотоварищей, кроме Гракха: «Трибуны не препятствуют претору воспользоваться своей властью». (4) А решение Тиберия Гракха было таким: «Я не препятствую претору взыскать присужденную судом сумму от продажи имущества Луция Сципиона, (5) но не допущу, чтобы в темнице в оковах вместе с врагами римского народа находился Луций Сципион, который победил богатейшего в мире царя, распространил владычество народа римского до крайних пределов земли, (6) обязал царя Эвмена, родосцев и многие города Азии благодеяниями народа римского, провел в триумфе и заключил в темницу весьма многих неприятельских полководцев. Я приказываю отпустить его». (7) Это решение было выслушано с таким одобрением, и с такой радостью увидел народ Сципиона отпущенным, что трудно было понять, как сам приговор был вынесен в этом же государстве. (8) Затем претор послал квесторов, чтобы они взяли от имени государства имущество Луция Сципиона. И тут не только не оказалось никакого следа царских денег, но и вообще не удалось выручить даже суммы, к уплате которой он был присужден. (9) Для Луция Сципиона родственники, друзья и клиенты собрали так много денег, что, прими он их, то стал бы гораздо богаче, чем был до постигшего его несчастья. (10) Он не взял ничего. Необходимое для жизни выкупили ему его ближайшие родственники. Вся, какая была, неприязнь к Сципионам обратилась на претора, его совет и обвинителей.

1. Излагаемые далее события относятся к 189 г. до н.э.

2. См.: XXXVI, 14, 9.

3. Т.е. с апоклетами. О них см.: XXXV, 34, 2.

4. О Гомфах см.: XXXI, 41, 6 и примеч. 143 к кн. XXXI; ср. также: XXXVI, 13, 6 и примеч. 47 к кн. XXXVI.

5. Т.е. «Горнего». Ср. примеч. 72 к кн. XXXII.

6. Аперантия – область северо-италийского племени аперантиев (по р. Ахелою, выше Страта). Амфилохи – племя, обитавшее на восточном побережье Амбракийского залива, входили в Этолийский союз. Долопы – фессалийское племя, обитавшее в горах Пинда по границе с Эпиром. Долопы до их подчинения Македонии входили в Этолийский союз (в III в. до н.э.). В 196 г. до н.э. были объявлены свободными (XXXIII, 34, 6), незадолго до описываемых событий вновь подчинены Филиппом (XXXVI, 33, 7).

7. См.: XXXVII, 49, 5—7.

8. О назначении Марка Фульвия Нобилиора в Этолию см.: XXXVII, 50, 8.

9. Родос и Афины и прежде выступали как миротворцы. Ср.: XXVII, 30, 4; XXXVII, 6, 4.

10. Ливий здесь, кажется, подразумевает, что в Греции в тот момент не было других римских армий. Это соответствует рассказу Полибия (XXI, 26), но противоречит тому, что сам Ливий сообщал ранее (см.: XXXVII, 2, 7—8; 50, 4).

11. Об Амбракии см. примеч. 44 к кн. XXXII. В свое время была столицей Эпирского царства. С 230 г. до н.э. входила в Этолийский союз.

12. Возможно, бывший дворец эпирского царя Пирра, чья резиденция некогда была здесь (ср. ниже, гл. 9, 13).

13. Эта деталь почерпнута у Полибия, см.: XXI, 27 (XXII, X), 5. Ср.: Цезарь. Записки о Галльской войне, III, 14, 5.

14. Невысокий вал, соединяющий между собой укрепления осаждающих.

15. Ср.: XXXIII, 34, 11.

16. У Полибия тут речь идет о щитах (видимо, слово неправильно понято Ливием).

17. См. выше, гл. 3—5.

17a. Тавр – система горных цепей в Малой Азии. Тянется от Ликийского побережья до Кавказа – от Ликии через Киликию к востоку, а затем к северо-востоку и северу.

18. Ср.: XXXI, 3, 3. О договоре 211 г. до н.э. см.: XXVI, 24.

19. См. примеч. 95 к кн. XXXVII.

20. См.: Полибий, XXI, 30 (XXII, 13).

21. Этот остров, принадлежащий этолийцам, был стратегически важен для римлян и потому исключен из договора.

22. Ср. ниже, гл. 43, 5 и XXXIX, 4, 5—12.

23. Полибий [XXI, 31 (XXII, 14)], приводя ту же речь, приписывает ее другому лицу.

24. Ср.: Полибий [XXXI, 32 (XXII, 11)]. О нижеследующей формуле неравноправного договора см.: Цицерон. За Бальба, 35 сл.

25. Скорее, римским властям на Коркире, а не ее магистратам.

26. Коллегой Гнея Домиция Агенобарба по консульству был Луций Квинкций Фламинин (192 г. до н.э. – год объявления войны этолийцами римлянам), а Тит Квинкций был консулом в 198 г. до н.э. вместе с Секстом Элием Петом. Из-за этой неточности остается неясным, какой год (ср. выше, гл. 9, 10) имелся в виду в договоре.

27. Эниады (Ойниады) – город и племя в Акарнании близ устья р. Ахелой, недалеко от входа в Коринфский залив (см.: Страбон, X, 430). В 211 г. до н.э. был передан римлянами этолийцам (XXVI, 24, 15), а теперь возвращен акарнанцам.

28. Жертвоприношения, сопровождающиеся общевойсковым смотром.

29. Ср.: XXXVII, 52, 1.

30. Гарпас – река в Карии, приток Меандра. Гиеракоме (греч. «Священная деревня») – городок в Карии (на левом берегу Меандра, юго-восточнее Магнесии). Об Алабандах см. примеч. 37 к кн. XXXIII. Келены (совр. Динер) – древний город в Южной Фригии близ границы Писидии (Страбон, XIII, 629) – в верховьях Меандра (см.: Страбон, XIII, 629). Апамея (так называемая Апамея Кибот) стала значительнейшим городом и важным торговым центром в Великой Фригии (подробно см.: Страбон, XII, 577 сл.).

31. Апама была женой (а не сестрой) Селевка I Никатора (311—281 гг. до н.э.) и матерью Антиоха I, основателя селевкидского государства (см.: Арриан. Анабасис, VII, 4, 6; Страбон, XII, 577 сл.).

32. Ср.: Ксенофонт. Анабасис, I, 2, 7—8; Страбон, XII, 577 сл.

33. Ср. также ниже, 37, 7. Сообщая об условиях договора (XXXVII, 45; 55 и далее), Ливий не упоминает о таком обязательстве.

34. Гордиутихи – город в Карии. Табы – город в Писидии близ границ Карии и Фригии. Ср.: Страбон, XII, 570 (по XII, 577 – во Фригии).

35. Медимн – греческая мера сыпучих тел. Соответствовал примерно шести римским модиям.

36. «Индийцами» могли называться и эфиопы, и арабы.

37. Кибира (Большая Кибира) – город в Великой Фригии близ границ Ликии и Писидии (Страбон, XIV, 631).

38. Синда – город в Писидии на границе с фригийцами и Карией (Страбон, XII, 570; XIII, 630). Каралитийское (Каралидское) болото (совр. Суглагёлу) в Ликаонии. См.: Страбон, XII, 568. Река Кобулат (по Полибию (XXI, 35, 1) – Колобат) – совр. Истаноз-чай.

39. См. примеч. 55 к кн. XXXVII.

40. Сэйдж, не идентифицируя топонимов, замечает, что Гней Манлий явно поворачивает на север – на прежнюю свою дорогу в Галатию (Галлогрецию).

41. Лисиноя (Лисиния) – город в Писидии близ памфилийской границы (ср.: Полибий, 21, 36, 2) на р. Лисис (совр. Буджак). Сагаласс (Селгесс – Страбон, XII, 569) – значительный город на одной из малых дорог, ведших из Писидии на север и северо-запад (близ совр. Агласун).

42. См. выше, гл. 13, 8.

43. Синнады (Страбон, XII, 577) – город в Великой Фригии (близ совр. Шухута).

44. См. ниже, гл. 16, 11—12.

45. Здесь начинается исторический экскурс о миграции галлов в Малую Азию в 278 г. до н.э.

46. О Дардании см. примеч. 117 к кн. XXXI. Ливий здесь не упоминает, что сам Бренн с основной силой галлов прошел еще по Греции, где и погиб, оставив по себе память опустошениями и нападением на Дельфы; эти события относятся к 280—279 гг. до н.э. См.: Флор, I, 27 (II, 11), 3; ср. ниже: гл. 48, 2; XL, 58, 3.

47. Никомед I (280—250) и Зипоит (Зибет) были братьями, сыновьями Зипоита старшего, первого царя (328—280 гг. до н.э.) Вифинии.

47a. Галис (совр. Кизыл-Ирмак) – самая длинная река Малой Азии (см.: Страбон, XII, 546). Начало берет на ее восточной окраине, течет сначала на запад, затем, поворачивая, в северном направлении. Пересекая Галатию (восточней Анкиры), а потом отклоняясь к северо-западу, служил в древности границей между Пафлагонией и Понтом. Впадает в Черное море западнее Синопы (совр. г. Синоп).

48. В 201 г. до н.э. См.: XXXIII, 21, 3; Полибий, XVIII, 41, 7.

49. В 390 г. до н.э. См.: V, 37—39.

50. См. соотв.: VII, 10, 2 и 26, 1 сл.; V, 47, 4. Первые два примера 361 и 349 гг. до н.э., последний – 390 г. до н.э.

51. Ср. совсем иную характеристику массилийцев: XXXVII, 54, 21—22.

52. Изнеженность фригийцев во времена Ливия вошла в поговорку – ср., например: Вергилий. Энеида, IV, 215—216.

53. Город в Писидии.

54. Т.е. «Безлесье» (греч.).

55. Ныне Сакарья. В действительности впадает в Черное море.

56. Ср. примеч. 32 к кн. XXXVII. Из Пессинунта и был вывезен в Рим камень, почитавшийся как Мать богов (XXIX, 11, 7).

57. Это не Мисийский (или Вифинский) Олимп (совр. Улу-даг), как считает Аппиан (Сирийские войны, 42, 219), а какая-то гора в трехдневных переходах от Анкиры (совр. Анкара).

58. Пули – здесь: свинцовые или глиняные метательные ядра для пращи.

59. Ср.: Цезарь. Записки о Галльской войне, I, 25, 3.

60. О числе погибших ср. ниже, гл. 47, 6. Орозий (IV, 20) говорит, что погибло 40 тыс. человек, но приписывает победу другому консулу, Марку Фульвию. По Аппиану (Сирийские войны, 42, 220), 40 тыс. были взяты в плен, а убитые не сосчитаны.

61. Сжигались вражеское оружие и доспехи, приносимые в жертву богам (ср.: I, 37, 5; VIII, 1, 6; X, 29, 18; XXIII, 46, 161; XLV, 33, 1). Система справедливого раздела военной добычи между солдатами была у римлян тщательно разработана.

62. Ортиагонт упомянут в гл. 19, 2; ср. также: Полибий, XXII, 21.

63. Полибий (XXI, 38) зовет ее Хиомарой. Плутарх, сохранивший нам этот фрагмент (О доблести женской, 22), добавляет: «Полибий рассказывает, что в Сардах он имел случай беседовать с этой женщиной и удивился ее разумности и возвышенному образу мыслей» (пер. Я.М. Боровского). Ср. также: Флор, I, 27 (II, 11), 6.

64. Ср. выше, гл. 19, 1.

65. Морзий (Морз) – царь Пафлагонии (на южном побережье Черного моря между Вифинией и Понтом). Ср.: Полибий, XXV, 2, 9; Страбон, XII, 562.

66. См.: XXXVII, 52—58.

67. Публий Сципион был принцепсом сената в 199 и 194 гг. до н.э.

68. Курульного эдила, претора, консула.

69. Первая миля Аппиевой дороги.

70. Речь идет о кампанцах, переселенных и лишенных гражданских прав (см. также примеч. 96) в 211 г. до н.э. – во время Ганнибаловой войны (см.: XXVI, 34, 6—10). Предписывая им проходить ценз в Риме, сенат признавал их римскими гражданами.

71. См. выше, гл. 9, 11 и примеч. 21.

72. Текст в этом месте испорчен. Перевод по общему смыслу.

73. См.: XXXVIII, 37, 6.

74. Т.е. к пращникам.

75. Т.е. ахейского стратега.

76. См. примеч. 66 к кн. XXXII.

77. Обострение обстановки в Лакедемоне и вокруг него продолжалось уже ряд лет. Оно было связано с потерей спартанцами выхода к морю и попытками его вернуть (195—192 гг. до н.э. – см.: XXXIV, 35—36; XXXV, 20—30), затем с убийством Набиса этолийцами и присоединением Лакедемона к Ахейскому союзу Филопеменом в 192 г. до н.э. (XXXV, 35—37, 3). Особенно острой и неразрешимой стала проблема возвращения изгнанников в Спарту (ср.: XXXVI, 35, 7).

78. Вероятно, зима 189—188 гг. до н.э.

79. В 190—189 гг. до н.э. Филопемен в пятый раз был стратегом, в 189—188 гг. до н.э. – в шестой.

80. Т.е. Филопемен с ахейскими послами.

81. Ср. ниже: XXXIX, 36, 9—16.

82. Ср. выше: XXXIV, 31, 14.

83. При включении Спарты в Ахейский союз традиционные спартанские установления были сохранены.

84. Стены были выстроены при «тиранах» (видимо, при том же Набисе) – см. выше: XXXIV, 38, 2, и ниже: XXXIX, 37, 2.

85. Бельбинская область – близ Бельбины (или Бельмины), города в Аркадии. См.: Плутарх. Клеомен, 4 («Эта местность представляет собою проход в Лаконию, и в ту пору [229 г. до н.э.] Спарта вела из-за нее спор с Мегалополем...» и далее. Пер. С.П. Маркиша); Полибий, II, 46, 5 и 54, 3 (о той же Клеоменовой войне).

86. Это Филипп II (359—336 гг. до н.э.), отец Александра Македонского.

87. К этой цифре (повторенной и в XXXIX, 37, 5) не следует относиться как к точной – деятельность Ликурга датируют временем между XI и VIII вв. до н.э.

88. Марк Эмилий Лепид потерпел неудачу на выборах в предыдущем году: XXXVII, 47, 7.

89. Видимо, Сципионом Назикой.

90. Но не в год своего консульства (а два года спустя).

91. Эдилы надзирали, в частности, за хлебным снабжением города. Неясно, сами ли они налагали штрафы, или вносили соответствующие предложения (ограниченными судейскими полномочиями обладали вообще-то курульные эдилы, деньгами от штрафов ведали плебейские).

92. Т.е. по гражданскому календарю, 15 марта 188 г. до н.э. (ср. примеч. 16 к кн. XXXVII).

93. Это затмение астрономически датируется 17 июля 188 г. до н.э.

94. Ср. выше, гл. 28, 4 и примеч. 70.

95. До репрессий 211 г. до н.э. (см. примеч. 70) кампанцы имели такие права, и, казалось бы, восстановление их предполагается самим предписанием проходить ценз в Риме. Но поскольку гражданские права их были неполными (см. след. примеч.), ни сами кампанцы, ни римские власти не сочли специальное ходатайство излишним.

96. Муниципии (от “munus” – «обязательство», но и «дар») – здесь италийские города, которым было пожаловано римское гражданство – неполное или полное. Муниципии с полным гражданством (появились в IV в. до н.э.) были сначала немногочисленны (и лишь в Лации). Неполные права римского гражданства (без права голосования, а иногда и без «права брака» – ср. выше § 6) раздавались шире, в частности, кампанцам. Эти города сохраняли не только самоуправление, но и прежний государственный язык (оскский, греческий). С предоставления формийцам и фунданцам полных прав начался процесс превращения всех муниципиев в города полноправных римских граждан.

97. Ср.: Периохи, 38.

98. Ср. выше, гл. 18, 2. Перга – город в Памфилии.

99. О назначении легатов см.: XXXVII, 55, 4—56, 1, о самом договоре ср.: Полибий, XXI, 44, 9 и далее.

100. Текст рукописей здесь испорчен, и принятые конъектуры не дают вполне убедительного чтения. В тексте Полибия это место договора утеряно. Ф. Мищенко в своем переводе восстанавливает его по Ливию (ср.: Полибий, XXI, 45, 5 и соотв. примеч. переводчика на с. 715). О Ликаонии см. примеч. 118 к кн. XXXVII.

101. По конъектуре Мадвига: «не более [...] легких» (пропущено число).

102. Ср.: XXXVII, 45, 14. (Три тысячи, видимо, уже выплачены.)

103. Полибий (XXI, 45, 21) уточняет сумму оценки – 127 талантов и 1208 драхм. Сципион ранее настаивал на выдаче зерна, которое Антиох задолжал отцу Эвмена (см.: XXXVII, 45, 15), теперь стороны согласились на денежную компенсацию.

104. Ср.: XXXVII, 45, 16—17 и примеч. 96, 97 к кн. XXXVII.

105. Полибий (XXI, 45, 27) указывает, что для таких поправок требовалось согласие обеих сторон.

106. Ср.: XXXVII, 60.

107. Ср.: XXXVII, 26, 5—6 и примеч. 64 к кн. XXXVII.

108. Дарданцев (их город находился на берегу Геллеспонта между Абидосом и Илионом) римское предание связывало с древними троянцами. Гергит – городок в Северной Троаде близ Лампсака. См. также примеч. 31 к кн. XXXVII (ср. гл. 9, 7 той же книги).

109. О Мисии см. примеч. 89 к кн. XXXVII. О Милиаде см. примеч. 123 к той же книге.

110. Видимо, граница, установленная договором, не была достаточно определенной (так как римские легаты и сенат плохо представляли себе местности, о которых шла речь). Полибий (XXI, 48, 11), например, не рассматривает Памфилию как разделенную на две части Тавром, но пишет: «Решить дело о Памфилии, которую Эвмен помещал по сю сторону Тавра, а послы Антиоха по ту сторону, легаты затруднились и перенесли дело в сенат». Ср. также: XXXVII, 45; 55—56; XLIV, 14, 3.

111. Союзник Рима Эвмен был традиционным врагом галатов.

112. Противоречащие друг другу описания этой битвы см. ниже, гл. 46, 6—9 и 49, 7—12.

113. Бендида – местная богиня, отождествлявшаяся с Артемидой или Кибелой.

114. Зеринф – местность в Восточной Фракии (напротив острова Самофракии) со святилищами Гекаты и Аполлона. Темпиры – городок в юго-восточной Фракии (Гней Манлий идет вдоль фракийского берега на запад).

115. Сала – между Эносом и Маронеей. Абдера (известная как родина философов Протагора и Демокрита) – близ устья Несса. Аполлония – между устьями Несса и Стримона.

116. Этот Неаполь – совр. Кавада в Греции.

117. Луция Сципиона, консула 190 г. до н.э. См.: XXXVII, 7, 16 (и там же, гл. 33).

118. Не вполне обычная процедура была, возможно, вызвана задержкой с выборами (см. выше, § 1).

119. См. также: Валерий Максим, VI, 6, 3. О фециалах см. примеч. 43 к кн. XXXI.

120. Власть Марка Фульвия и Гнея Манлия была продлена на год, и никто их всерьез не считал частными лицами (пусть и облеченными властью). Сам Ливий называет Гнея Манлия проконсулом – см. ниже, 44, 9.

121. Эти обвинения развернуты ниже (гл. 45—46) в речи Луция Фурия Пурпуреона и Луция Эмилия Павла.

122. Ср.: XXXVII, 47, 7 и выше: гл. 35, 1 наст, книги. Об осаде и взятии Амбракии Марком Фульвием см. выше, гл. 4—9.

123. Ср.: XXXVI, 30, 12 сл.

124. Постановление это было небезосновательным. Ср. выше, гл. 9, 9, а также: Авл Геллий, V, 6, 25 (отрывок из речи Катона).

125. Они были приданы Манлию как преемнику Луция Сципиона, и лишь для завершения работы над договором. В походе Манлия они не участвовали (ср. выше, гл. 37, 11), хотя Манлий и говорил о них как о свидетелях своих подвигов (ниже в гл. 47, 4).

126. В собственном повествовании Ливий такого не говорит.

127. Других сведений о нем нет.

128. Правда, сенат предвидел возможность войны с галатами. См.: XXXVII, 51, 10.

129. Такова была процедура объявления войны по фециальному праву (ср. примеч. 43 к кн. XXXI).

130. Ср.: XXXI, 8, 3; XXXVI, 3, 7—12.

131. Ср.: XXXVII, 60, 2—6.

132. Ср.: XL, 38, 9, где первыми, кто получил триумф, не воюя, названы консулы 181 г. до н.э.

133. См. выше, гл. 23, и примеч. 60.

134. В 279 г. до н.э. (см. выше, примеч. 46).

135. Оратор предпочитает умолчать о том, что в большинстве галаты в армии Антиоха были наемниками (см.: XXXVII, 18, 7).

136. В кн. XXXVII, 40, 1—3 сильнейшей частью войска названа фаланга. Здесь Ливий, возможно, просто хочет сказать, что именно расположение галлов на флангах придавало силу всему построению.

137. Логика оратора такова: объявив войну Антиоху, римляне объявили ее и тем, кто к тому времени был в его войске; мир же был заключен с Антиохом, но не с его союзниками, которым война формально и не объявлялась. Отголоски полемики находим у Флора (I, 17 (II, 11), 2): «Неизвестно, были ли галлогреки в составе вспомогательных войск Антиоха, или Манлий Вольсон, жаждавший триумфа, сделал вид, что были». Флор даже уверен, что Манлию «отказали в триумфе, так как римский народ не одобрил причину войны».

138. То же пишет и Валерий Максим (II, 7, Иноземцы, 1). Дошедшие до нас сведения, однако, относятся лишь к полководцам, потерпевшим поражение (см., например: Периохи, 17).

139. Ср. выше, гл. 40—41.

140. Та и другая речь содержит детали, не упоминаемые в основном рассказе и связанные с ее общей направленностью.

141. Ср.: XXIX, 19, 11—13.

142. Ср.: XXIX, 8, 7 и далее.

143. Ср.: Авл Геллий, IV, 18, 7 сл.

144. Ростры – ораторская трибуна на римском форуме, украшенная носами вражеских кораблей.

145. Ср.: XXX, 45, 2—5.

146. Слово «сецессия» в латинском тексте, видимо, может указывать на скрытое сопоставление (противопоставление) ухода народа со Сципионом от трибунов на Капитолий и давнего (494 г. до н.э.) ухода плебеев со своими вожаками на Священную гору (или на Авентин). Ср.: II, 32 и примеч. 73 к кн. I.

147. Ср.: XXIX, 20, 4—9.

148. О нем см.: XXXVII, 7, 11.

149. Воспользовавшись для этого своим правом наложить вето.

150. Неблагодарное отечество – это, конечно, Город. Литерн (колония римских граждан) юридически изгнанием не был, но психологически это воспринималось почти так. Здесь и чуть ниже (гл. 54, 1) как будто подразумевается, что смерть Сципиона последовала вскоре, но в других местах своего труда Ливий определенно придерживается иного мнения. Особенно интересен посвященный этому особый хронологический экскурс (см. ниже, гл. 56), а также рассказ о смерти Сципиона (XXXIX, 52, 1).

151. Ср.: XXXVII, 34, 4—7.

152. Как показывают примеры, сенат обычно бывал не слишком строг к отчетам полководцев об их военной добыче (ср.: XXXVI, 36, 1—2), не было и разработанного надежного метода устанавливать, какая часть ее была внесена в казну. Это и делало процессы по таким обвинениям удобным орудием политической борьбы (ср.: XXXVII, 57, 12—15).

153. Муммии наложили вето не на расследование вообще, а на процедуру, отклоняющуюся от общепринятой (хотя, видимо, подсказанную расследованием 204 г. до н.э. – см. примеч. 147).

154. Нам известна лишь по заглавию.

155. Ср.: XXX, 45, 5. Колпак – здесь: символ обретенной свободы (но не отпущения на волю – военнопленный, возвращаясь домой, восстанавливался в прежнем статусе автоматически). У Капенских ворот находилась фамильная усыпальница Сципионов (сохранившаяся доныне). Достоверность Валериева рассказа о роли Квинта Теренция Куллеона в деле Луция Сципиона не общепризнанна.

156. Как легаты Сципиона они выше не упоминались.

157. О писцах см. ниже, примеч. 54 к кн. XL. Служитель (accensus) при консуле или преторе, который назначал его сам, но деньги за службу платила казна.

158. Исчисляя фунт золота в 4 тыс. сестерциев, а фунт серебра в 336 сестерциев, получим, что 6 тыс. фунтов золота составили бы 24 млн. сестерциев (не считая серебра). 480 фунтов золота (1 млн. 920 тыс. сестерциев) и 6 тыс. фунтов серебра (2 млн. 16 тыс. сестерциев) составят при этом примерно 4 млн. сестерциев.

159. Эта другая традиция, возможно, и лежит в основе критических замечаний Ливия. Здесь он на время покидает Валерия Анциата, чьему изложению следовал, видимо, с гл. 50, 5.

160. Ср. также: Авл Геллий, IV, 18, 7—12.

161. Народный трибун в 184 г. до н.э. (см.: XXXIX, 52, 3—6).

162. См. примеч. 150, а также: XXXIX, 52.

163. Других упоминаний об этой статуе нет. Ср.: Сенека. Письмо к Луцилию, 86, 1; Страбон, V, 243.

164. Речи Публия Сципиона были известны (см.: Цицерон. Брут, 77; Об ораторе, II, 249; Авл Геллий, IV, 18, 7—2); о речи Тиберия Гракха других упоминаний нет.

165. Других упоминаний об этом в источниках нет.

166. Ср.: Валерий Максим, IV, 1, 6.

167. Ср.: Аппиан. Иберийские войны, 23, 89 сл.

168. Впоследствии мать знаменитых народных трибунов Тиберия и Гая Гракхов (соотв. 133 и 123 гг. до н.э.).

169. Ее сын Публий Корнелий Сципион Назика Серапион возглавил (в 133 г. до н.э.) убийц народного трибуна Тиберия Гракха.

170. Вероятно, по случаю какого-то религиозного праздника.

171. Ср.: XXXVII, 1, 9.

172. Однако среди Антиоховых военачальников, участвовавших в битве при Магнесии, он не упомянут (ср.: XXXVII, 41, 1).