Тит Ливий. История Рима от основания Города

ОГЛАВЛЕНИЕ

КНИГА XXXI

Возобновлена прерванная война с Филиппом, царем Македонским; причина этому указывается такая: во время таинств Цереры в Афины пришли двое юношей-акарнанцев и, не будучи посвящены, проникли вместе со всеми в святилище Цереры; за такое великое кощунство афиняне их убили. Акарнанцы, возмущенные гибелью соотечественников, для отмщения призвали на помощь Филиппа и осадили Афины. Афиняне попросили помощи у римлян. Началось это в 551 году от основания Рима, через несколько месяцев после мира с карфагенянами. Когда послы афинян, осажденных Филиппом, попросили у сената помощи и сенат на это согласился, а народ, утомленный трудами стольких войск, не соглашался, то верх одержало влиянье сената <...> и народ также постановил оказать помощь союзному государству. Война поручена консулу Публию Сульпицию, и он, явившись с войском в Македонию, успешно сражался с Филиппом в двух конных битвах. Абидосцы, осажденные Филиппом, по примеру сагунтинцев, перебили друг друга. Претор Луций Фурий одержал победу над восставшими галлами-инсубрами и пунийцем Гамилькаром, затеявшим войну в тех же местах Италии. Гамилькар на этой войне погиб, и с ним 35 тысяч войска. Книга содержит также походы царя Филиппа и консула Сульпиция, а также осады городов и тем и другим. Консул Сульпиций вел войну при поддержке родосцев и царя Аттала. Претор Луций Фурий в честь победы над галлами справляет триумф.

1. (1) Завершив рассказ о Пунической войне, я испытываю такое же облегчение, как если бы сам разделил ее труды и опасности. (2) Конечно, тому, кто дерзко замыслил поведать обо всех деяниях римлян, не подобало бы жаловаться на усталость, окончив лишь часть предпринятого, но едва вспомню, что шестьдесят три года (3) от Первой Пунической войны до исхода Второй (4) заняли у меня столько же книг, сколько четыреста восемьдесят восемь лет от основания Города до консульства Аппия Клавдия, начавшего первую войну с Карфагеном1, (5) я начинаю чувствовать себя подобно человеку, вступившему в море, – после первых шагов по прибрежной отмели разверзается под ногами пучина, уходит куда-то дно, и едва ли не разрастается труд, на первых порах, казалось, сокращавшийся по мере продвижения вперед.
(6) Пуническая война окончилась миром, но вслед за нею тотчас началась Македонская. (7) Она не могла сравниться с предшествующей ни по опасности, ни по доблести вражеского вождя, ни по мужественному упорству солдат, но сулила едва ли не больше славы, ибо велась против народа, издавна знаменитого, (8) знавшего некогда великих царей2, силою оружия покорившего часть Европы и еще большую – Азии3. Боевые действия против Филиппа начинались еще за десять лет до того, но уже три года как были прерваны4, поскольку этолийцы5, сначала вызвавшие ту войну, сами же привели ее к мирному исходу. (9) Филипп, однако, постоянно нарушал мирный договор и с ними, и с другими нашими союзниками в этих землях, (10) а недавно даже посылал Ганнибалу и карфагенянам войска и деньги6. Тем заслужил он ненависть римлян, и, когда пунический мир развязал им наконец руки, они отозвались на просьбы афинян и снова поднялись на войну с Филиппом, который тем временем опустошил владения Афин, а жителей запер в стенах их города.
2. (1) Около того же времени прибыли в Рим послы и от царя Аттала и от родосцев7, известившие сенат, что Филипп подстрекает к войне и города Азии. (2) Послам ответили, что азиатскими делами сенат займется особо. Обо всех соображениях, касавшихся войны с Македонией, сообщили консулам8, которые находились в ту пору в своих провинциях. (3) Тем временем к египетскому царю Птолемею отправили трех послов, Гая Клавдия Нерона, Марка Эмилия Лепида и Публия Семпрония Тудитана, дабы известить его о победе над Ганнибалом и пунийцами, поблагодарить за верность, (4) сохраненную в дни, когда от Рима отступились даже соседние с ним союзные города, и просить – на случай, если Филипп своими беззаконными действиями доведет до войны, – дабы царь Египта по-прежнему сохранил расположение к римскому народу9.
(5) Примерно тогда же находившийся в Галлии консул Публий Элий узнал, что перед его приездом в провинцию бойи10 неоднократно вторгались на территорию союзных племен; (6) чтобы положить конец таким набегам, он спешно набрал два легиона и, присоединив к ним четыре когорты из своего войска, приказал префекту союзников11 Гаю Ампию поспешить в земли бойев через ту часть Умбрии, что называют Сапинской трибой12, сам же повел свое войско по горам более прямым путем. (7) Вступив в пределы бойев, Ампий стал разрушать и истреблять все вокруг, действуя на первых порах весьма успешно и не подвергаясь опасности. Он довольно удачно расположил лагерь неподалеку от Мутильской крепости13 и отправил солдат на поля снимать уже созревшие к тому времени хлеба, но не разведал как следует местность и не выставил караулы, (8) которые в случае нападения могли бы защитить занятых жатвой безоружных солдат. Внезапно появившиеся галлы окружили их, даже те воины, что были вооружены, перепугались не меньше прочих, и все обратились в бегство. (9) Галлы перерезали почти семь тысяч человек, разбредшихся по хлебным полям, и в числе их погиб сам префект Гай Ампий. Остальные, гонимые страхом, сбежались в лагерь. (10) Настоящего командира у них не было, солдаты посовещались между собой и следующей ночью, побросав почти все имущество, лесными дебрями добрались до стоянки консула. (11) Не совершив в своей провинции ничего достойного упоминания, кроме опустошений в землях бойев да союза с лигурийцами-ингавнами14, Элий воротился в Рим.
3. (1) На первом же созванном им весьма многолюдном заседании сената все единодушно отказались обсуждать что бы то ни было, пока не разберут жалобы союзников и не решат, как поступить с Филиппом; сенат тут же этим занялся, (2) постановив, чтобы консул Публий Элий послал подходящего человека, облеченного властью, и обязал бы этого нового командующего переправиться в Македонию, приняв от Гнея Октавия возвращавшийся из Сицилии флот15. (3) Послан был пропретор Марк Валерий Левин. Он принял возле Вибоны от Гнея Октавия тридцать восемь кораблей и направился в Македонию, (4) где к нему явился легат Марк Аврелий16, рассказавший, сколь велики войско и флот, подготовленные Филиппом, (5) как сам царь и его посланные объезжают не только города на материке, но даже и острова, как собирают они людей в свою армию, (6) и добавил, что война эта будет стоить Риму огромных усилий, а потому действовать надо немедленно: в противном случае царь может решиться на то же, на что в свое время с несравненно меньшими силами решился Пирр17. Левин посоветовал Аврелию написать обо всем консулам и сенату.
4. (1) В конце того же года сенат принял постановление относительно земельных участков ветеранам18, проделавшим со Сципионом африканскую кампанию, – и тем, которыми командовал он сам, и всем остальным, кто входил в его войско: пусть городской претор19 Марк Юний назначит, (2) если сочтет это нужным, десять человек20, да перемерят они отошедшие во владение римского народа земли в Самнии и Апулии21 и раздадут их ветеранам. (3) В комиссию вошли Публий Сервилий, Квинт Цецилий Метелл, Гай и Марк Сервилий по прозвищу Гемины, Луций и Авл Гостилии Катоны, Публий Виллий Таппул, Марк Фульвий Флакк, Публий Элий Пет, Тит Квинкций Фламинин.
(4) В те же дни в народном собрании, созванном консулом Публием Элием, консулами на следующий год были избраны Публий Сульпиций Гальба и Гай Аврелий Котта, а преторами – Квинт Минуций Руф, Луций Фурий Пурпуреон, Квинт Фульвий Гиллон, Гай Сергий Плавт. (5) Курульные эдилы22 Луций Валерий Флакк и Луций Квинкций Фламинин устроили Римские игры23, с театральными представлениями, пышные и богатые. (6) Продолжались они два дня. Те же эдилы распределили среди граждан множество зерна, привезенного из Африки Публием Сципионом, по четыре асса за меру, заслужив честной и справедливой раздачей всеобщую благодарность. Состоялись и Плебейские игры24, повторенные в общей сложности трижды плебейскими эдилами Луцием Апустием Фуллоном и Квинтом Минуцием Руфом, которого потом из эдилов выбрали сразу в преторы25. По случаю игр был устроен также пир Юпитеру26.
5. (1) На пятьсот пятьдесят первом году27 от основания Города в консульство Публия Сульпиция Гальбы и Гая Аврелия [200 г.] спустя лишь несколько месяцев после того, как дарован был мир карфагенянам, началась война с царем Филиппом. (2) В мартовские иды, то есть в день, когда в те времена консулы приступали к исполнению своих обязанностей28, (3) сенат прежде всех других дел по предложению Публия Сульпиция постановил: да почтят консулы тех богов, каких определят сами, особо обильными жертвоприношениями и да обратятся к богам с такою молитвою: (4) «Все, что, вступая в новую войну, задумали на благо своего государства сенат и народ Рима, пусть завершится удачно и счастливо для римского народа, его союзников и латинов»;29 было постановлено также, что по окончании священных обрядов и молебствий консулы обсудят с сенатом состояние дел в государстве и распределение провинций. (5) Римляне склонялись к войне, и раздражение их еще усилили весьма кстати пришедшие письма легата Аврелия и пропретора Валерия Левина, а также новое посольство афинян. (6) Послы рассказали, что царь уже приближается к их границам и, если римляне не придут им на помощь, захватит вскоре не только принадлежащие Афинам поля и земли, но и сам город. (7) Письма Валерия и Аврелия прочитали, а послов афинских выслушали лишь после того, как консулы сообщили, что все обряды совершены в строгом соответствии с обычаем, что боги, по словам гаруспиков30, благосклонно приняли обращенные к ним мольбы, что внутренности жертвенных животных благоприятны и предвещают расширение границ, победу и триумф31. (8) Сенат постановил выразить союзникам благодарность за верность Риму, которую они сохранили, несмотря на опасности и угрозу осады; (9) что же до помощи, то ответ будет дан после того, как пройдет жеребьевка провинций и консул, получивший в управление Македонию, обратится к народу с предложением объявить войну царю македонян Филиппу32.
6. (1) Македония досталась по жребию Публию Сульпицию; он и предоставил народу рассмотреть и одобрить предложенный закон об объявлении войны Филиппу и подвластным ему македонянам, поскольку они нарушили договор и напали на союзников Рима; другой консул, Аврелий, получил в управление Италию. (2) Потом бросали жребий преторы. Гаю Сергию Плавту досталась городская претура. Квинту Фульвию Гиллону – Сицилия, Квинту Минуцию Руфу – замирение бруттийцев, Луцию Фульвию Пурпуреону – Галлия. (3) Предложенный закон о войне с Македонией был сначала отклонен в народном собрании почти всеми центуриями33 отчасти потому, что люди, измученные бесконечной тяжелейшей войной, не могли даже и помыслить о новых тяготах и опасностях, (4) отчасти же потому, что народный трибун Квинт Бебий пошел по издавна проторенному трибунами пути34 и обвинил сенаторов в том, что они затевают одну войну за другой, дабы народ никогда не мог насладиться миром. (5) Отцы-сенаторы, однако, смириться не захотели: в заседании сената они осыпали трибуна язвительными упреками и все наперебой побуждали консулов снова созвать комиции, снова поставить предложенный закон на голосование, (6) осудить народ за нерадение его и растолковать, сколько вреда и бесчестья принесет государству отсрочка этой войны.
7. (1) Консул созвал граждан на Марсово поле на народное собрание и, перед тем как центурии пошли голосовать, обратился к сходке35 со следующей речью: (2) «Сдается мне, квириты36, что не приходится вам выбирать между войной и миром, ибо Филипп такого выбора вам не оставил, и на суше и на море он уже начал готовить большую, тяжкую войну, а решать приходится только одно: посылать ли легионы в Македонию или встречать врага здесь, на италийской земле. (3) Может быть, до недавних пор вам не доводилось испытать, какова тут разница, но в последнюю Пуническую войну вы познали ее на опыте. Нет сомнения: приди мы на помощь жителям Сагунта, когда они оказались в осаде и умоляли нас о помощи, столь же решительно и быстро, как наши предки в свое время выступили на поддержку мамертинцев37, мы избавились бы от бедствий, которые сами же промедлением своим себе на горе навлекли на Италию, и война отбушевала бы в Испании. (4) Бесспорно и то, что, вовремя послав в Македонию Левина во главе флота, угрожавшего тут же развернуть боевые действия у морских ее берегов, мы принудили остаться на месте того же Филиппа, когда он в письмах и через послов договорился уже с Ганнибалом и готов был перенести войну в Италию38. (5) Теперь Ганнибал изгнан, карфагеняне разбиты – так почему же мы медлим сделать то самое, на что решились, когда враг стоял на нашей земле? (6) Примиримся с падением Афин, как примирились мы когда-то с падением Сагунта, и выкажем тем царю всю нашу слабость, (7) и не через пять месяцев, что понадобились тогда Ганнибалу, а через пять дней всего Филипп, отплыв из Коринфа39, появится в Италии. (8) Вы скажете, что никак нельзя равнять Филиппа с Ганнибалом, а македонян с карфагенянами. Пусть так. Но уж с Пирром-то во всяком случае равнять его можно. Да что я говорю: равнять! Этот явно превосходит того, да и народ македонский несравненно сильнее. (9) Эпир всегда был и до сего дня остается ничтожным придатком Македонии, а в руках у Филиппа весь Пелопоннес, под его властью Аргос, гордый не только древней своей славой, но и тем, что там нашел конец Пирр40. (10) Сравните ту пору с нынешней: во времена Пирра Италия процветала – не в пример тому, что сейчас; не растрачены были наши силы, готовые к бою стояли полководцы и армии, которых нынче поглотила Пуническая война, но и с ними сумел Пирр справиться, победителем подошел почти к самым стенам Рима41. (11) На помощь ему тогда поднялись не только жители Тарента и с ними прибрежные области, что зовутся Великой Грецией, – это можно понять, у них и прозвание то же, и язык общий, – но от нас отпали еще и луканцы, бруттийцы, самниты. (12) Что ж вы думаете – теперь, едва Филипп появится в Италии, они останутся спокойны и сохранят нам верность? Были они верны нам при Ганнибале? Ни разу народы эти не упустили случая предать нас – разве что не было вождя, к кому перебежать. (13) Если бы не решились вы переправиться в Африку, Ганнибал и карфагеняне и сегодня стояли бы в Италии. Пусть же война обрушится не на Италию, а на Македонию, пусть лежат опустошенные огнем и мечом не наши, а ее города и нивы. (14) Мы знаем по опыту, что наше оружие сильнее, что боевые действия удачнее, когда разворачиваются не на родной земле, а за ее пределами. Идите же, да сопутствуют вам боги, голосуйте и прикажите начать войну, которую в своем постановлении предлагают сенаторы. (15) Не я, консул, жду от вас такого решения, а воистину сами боги бессмертные: совершая жертвоприношения, я молил их даровать этой войне исход благоприятный для меня, для сената, для вас, для союзников и латинов, для флотов и войск наших, и они знамениями своими возвестили, что все завершится удачно и счастливо».
8. (1) После этой речи центурии отправлены были голосовать и повелели сенату объявить войну. (2) Консулы по постановлению сената назначили трехдневные молебствия; народ, решив начать войну против царя Филиппа, возносил теперь во всех храмах моления42 о ниспослании ей благополучного исхода. (3) Консул Сульпиций запросил жрецов-фециалов43, будут ли они объявлять войну самому Филиппу или достаточно объявить ее в одной из македонских крепостей, ближе других расположенной к границе. Фециалы сказали, что оба способа законны. (4) Сенат разрешил консулу выбрать среди фециалов посла, который отправился бы к царю объявить войну, (5) после чего сенаторы занялись распределением войск между консулами и преторами. Консулам приказали набрать каждому по два легиона, старые же распустить. (6) Сульпицию, которому выпало на долю вести новую, сулившую много славы войну, разрешили набрать сколько сможет добровольцев среди воинов Сципиона, вернувшихся из Африки, – брать же кого-либо из них в новое войско против их воли запретили44. (7) Консулов обязали предоставить преторам Луцию Фурию Пурпуреону и Квинту Минуцию Руфу по пять тысяч союзников-латинов каждому, дабы силами их один удерживал Галлию, а другой – Бруттий. (8) Квинт Фульвий Гиллон сам должен был набрать себе пять тысяч воинов – союзников и латинов – среди солдат, входивших ранее в войско консула Публия Элия, но отслуживших срок меньший, чем другие, и с ними оборонять Сицилию. (9) Марку Валерию Фальтону, который в предыдущем году как претор ведал Кампанской провинцией, продлили власть на год, и теперь уже как пропретор он должен был отправиться в Сардинию (10) и набрать в находившихся там войсках еще пять тысяч союзников-латинов из тех, что проделали меньше боевых кампаний, нежели их товарищи. (11) Консулы тоже получили приказ набрать два городских легиона45, дабы в случае необходимости двинуться с ними против тех народов Италии, что во время Пунической войны вступили в союз с врагом и затаили злобу против римлян. В наступавшем году в распоряжении государства было, таким образом, шесть легионов римских граждан.
9. (1) В разгар подготовки к войне прибыли в Рим послы царя Птолемея и сообщили, что афиняне просят у него помощи против Филиппа. (2) «Хотя вы и мы в равной мере союзники Афин, – продолжали послы, – царь не намерен посылать в Грецию ни войско, ни флот ни для нападения, ни ради обороны, без согласия римского народа. (3) Буде народ Рима пожелает сам защищать своих союзников, царь останется в своих пределах; а предпочтут римляне хранить мир, царь и тут спорить не станет и сам пошлет войско, которое без труда защитит Афины от Филиппа». (4) Ответ гласил: сенат благодарит царя Птолемея, но народ Рима привык сам защищать своих союзников. Если римлянам в ходе предстоящей войны понадобится помощь, они обратятся к царю Птолемею, ибо хорошо знают, сколь сильна его держава – надежный оплот и верный союзник римского государства. (5) Послы, согласно особому решению сената, были одарены – каждый получил по пять тысяч ассов.
Покуда консулы набирали легионы и готовились к войне, граждане Рима – обычно являвшие пример благочестия, накануне же новых войн тем паче – (6) позаботились об исполнении всех необходимых обрядов. А так как моления были уже вознесены и богослужения во всех храмах совершены, то, дабы не упустить ничего из принятого в таких случаях, решили обязать консула, получившего в управление Македонию, обещать Юпитеру дары и игры в его честь. (7) Великий понтифик46 Лициний, однако, объявил, что не должно давать обет от имени государства, не установив заранее, какие деньги для этого следует тотчас же отложить, дабы их с другими не смешивать и не расходовать на войну, – иначе-де невозможно будет обет исполнить, как положено по священным обрядам47. (8) К таким словам да и к человеку, что произнес их, нельзя было не прислушаться. Все же консулу поручили обратиться к коллегии понтификов и спросить, можно ли исполнять обет, если заранее не установлено, сколько именно денег на то предназначено. Понтифики ответили, что можно и это даже лучше, чем назначать сумму заранее. (9) В соответствии с таким их решением консул вслед за великим понтификом произнес слова обета, какой обычно давали на следующие пять лет48, (10) с той, однако, разницей, что денег на игры и на дары он обещал столько, сколько ко времени исполнения обета49 установит сенат. В Риме до той поры восемь раз по обету давали Великие игры, но всегда говорилось, сколько денег на них жертвуется; то было впервые, что сумма пожертвования осталась неназванной.
10. (1) Когда все помыслы были уже обращены на войну с Македонией, внезапно произошли события, которых меньше всего можно было ожидать: против Рима начался мятеж в Галлии50. (2) Инсубры, ценоманы и бойи подняли целинов, ильватов и другие лигурийские племена, во главе их стал карфагенянин Гамилькар, оставшийся в этих местах после разгрома армии Газдрубала, и галлы обрушились на Плацентию51. (3) Они разграбили город, в ярости сожгли большую его часть, так что среди обгорелых развалин ютились едва две тысячи человек, оставшихся в живых, а затем переправились через Пад, дабы разграбить также и Кремону. (4) Но весть о гибели соседнего города опередила их; колонисты успели запереть ворота, расставили на стенах караулы, рассчитывая, что так они принудят галлов по крайней мере отказаться от приступа и начать осаду, сами же послали гонцов к римскому претору. (5) Во главе провинции стоял в ту пору Луций Фурий Пурпуреон. По решению сената он еще раньше распустил находившуюся здесь армию, оставив себе лишь пять тысяч союзников и латинов и разбил лагерь неподалеку, в окрестностях Аримина52. Он тотчас написал сенату, в каком смятении провинция: (6) из двух колоний, уцелевших в самые тяжкие времена Пунической войны, одна захвачена врагом и разграблена, другая в осаде, (7) он же не в силах прийти на помощь терпящим бедствие, если не хочет обречь на убой свои пять тысяч союзников, выставив их против сорокатысячного войска галлов, и так воодушевленных разгромом римской колонии.
11. (1) Выслушав письмо, сенаторы отдали распоряжение консулу Гаю Аврелию тотчас же отправить в Аримин войско, которое, согласно более раннему постановлению, должно было в назначенный день собраться в Этрурии. (2) Если не нанесет то ущерба государственным интересам, говорилось далее в распоряжении сената, пусть консул сам выступит на подавление мятежных галлов; (3) если же нет – пусть напишет претору, чтобы тот по прибытии легионов Аврелия отослал на их место в Этрурию свои пять тысяч союзников, а сам, возглавив новоприбывших, шел бы освобождать колонии от осады. (4) Сенат постановил также направить послов в Африку – сначала в Карфаген, затем их же в Нумидию к Масиниссе53. (5) Карфагенянам послы должны были объявить, что Гамилькар, гражданин их города, придя в Галлию с армией Газдрубала или, может быть, позже, с армией Магона54, – в точности неизвестно, – остался здесь и в нарушение договора продолжает боевые действия, (6) подстрекает галлов и лигурийцев к войне против римского народа, так что, если карфагеняне дорожат миром, им следует вызвать Гамилькара к себе и выдать его римлянам. (7) Кроме того, послам велено было сказать карфагенянам, что Риму до сих пор возвращены не все перебежчики и что многие из них, как стало известно римскому сенату, открыто расхаживают по улицам Карфагена; перебежчиков надлежит разыскать, взять под стражу и во исполнение мирного договора передать победителям. Вот что поручил сенат сказать карфагенянам. (8) Масиниссу же приказано было поздравить с тем, что он не только восстановил царство отца в прежних пределах, но еще и увеличил его, прибавив к былым владениям самые цветущие земли Сифака55. (9) Послам поручили также сообщить Масиниссе, что Рим вступил в войну с царем Филиппом, который и в прежнее время помогал карфагенянам, несправедливо притеснял союзников римлян, так что в самый разгар войны в Италии сенату пришлось посылать флоты и войска в Грецию, тем самым надолго задержав их высадку в Африке; (10) под конец послам надлежало попросить Масиниссу поддержать римлян в предстоящей войне и прислать свою конницу. (11) Послам вручили для передачи Масиниссе богатые дары: золотые и серебряные сосуды, (12) пурпурную тогу, тунику, расшитую золотыми пальмовыми ветвями, а также жезл слоновой кости, окаймленную тогу и курульное кресло56. Послам велено было обещать Масиниссе, что и впредь, буде захочет он укрепить свою власть либо расширить границы владений, римский народ, памятуя о заслугах его, охотно окажет ему помощь. (13) В те же дни в сенат явились и послы от Вермины, сына Сифака; они толковали о молодости своего повелителя, о его заблуждении и всю вину за случившееся возлагали на карфагенян. (14) Масинисса тоже, говорили они, стал другом римлян, сначала быв их врагом, вот и Вермина отныне приложит все силы, дабы ни Масинисса, ни кто иной не превзошли его в выполнении долга перед римским народом. Послы просили сенат признать Вермину царем, союзником и другом Рима. (15) Ответ послам Вермины был дан такой: без всякой причины Сифак, отец Вермины, из союзника и друга римского народа сделался вдруг его врагом; сам Вермина с ранней юности сражался против римлян. (16) Так что и теперь, прежде чем признают его царем, союзником и другом, надлежит ему испросить мир у римского народа. А звания друзей и союзников римляне дают в виде особой чести и лишь тем царям, чьи заслуги пред Римом велики и значительны. (17) В Африку прибудут вскорости римские послы, сенат поручит им передать Вермине условия мира; захочет он что-либо в этих условиях устранить или изменить, что-либо к ним добавить, пусть снова обратится к сенату. (18) Вот с какими поручениями отправились послами в Африку Гай Теренций Варрон, Спурий Лукреций и Гней Октавий – каждый на особой квинквереме57.
12. (1) В сенате прочитано было письмо Квинта Минуция – претора, ведавшего Бруттием. «Ночью в Локрах,– писал он,– из сокровищницы храма Прозерпины похищены деньги; никаких следов, которые помогли бы найти злоумышленников, нет». (2) Сенаторы пришли в негодование: совсем недавно так много шуму наделало преступление Племиния58; выходит, постигшая его кара так и не послужила никому острасткой, святотатства продолжаются и продолжаются. (3) Сенат поручил консулу Гаю Аврелию написать в Бруттий претору письмо такого содержания: «Сенату угодно, чтобы следствие по делу об ограблении сокровищницы велось так же, как три года назад вел подобное дело претор Марк Помпоний59; (4) деньги, какие найдут, возвратить в храм; недостачу, случись таковая, восполнить; для очищения оскверненного храма, если претор сочтет это необходимым, провести искупительные обряды, как были они установлены в прошлый раз понтификами». (5) Святотатство это надлежало искупить тем более, что в те же примерно дни во многих местах явлены были знамения. В Лукании, как сообщали, пылало небо; в Приверне при безветренной и ясной погоде целый день стояло в небе багровое солнце; (6) в Ланувии в храме Юноны Спасительницы60 внезапно послышался среди ночи оглушительный грохот; все чаще то животные, то женщины приносили зловещий мерзкий плод: в Сабинской области явился на свет младенец непонятного пола, не мужского и не женского; отыскали и еще одного двуполого, дожившего уже до шестнадцати лет. (7) Во Фрузиноне родился ягненок со свиной головой, в Синуэссе – поросенок с человечьей; в Лукании на общественном поле – жеребенок о пяти ногах. (8) Безобразные эти создания казались гнусными порождениями запутавшейся природы. Наибольшее отвращение вызывали полумужчины-полуженщины, их приказали тотчас же вывезти в море, как поступили уже однажды с такими чудищами незадолго до того, в консульство Гая Клавдия и Марка Ливия61. (9) Децемвирам, однако же, повелели справиться об этих знамениях в Книгах62. По книгам выходило: следует исполнить те же обряды, какие исполнялись и прежде, да, кроме того, сказали децемвиры, надо, чтобы три хора по девяти дев прошли по всему городу, распевая священный гимн, и была бы дарами умилостивлена Юнона Царица63. (10) Консул Гай Корнелий следил, чтобы все это было исполнено в точности, как повелели жрецы-децемвиры. В прошлый раз пели гимн, сложенный Ливием64, на сей раз гимн сложил Публий Лициний Тегула.
13. (1) После того как были завершены все очистительные обряды, – ибо даже и в Локрах Квинт Минуций разыскал святотатцев, и из их имущества возместил храму похищенное, – и консулы собрались было уже отправиться по своим провинциям, (2) как многие частные граждане обратились в сенат, напоминая, что на этот именно год приходится третья выплата в погашение займа, который они в свое время в консульство Марка Валерия и Марка Клавдия [210 г.] предоставили государству65, (3) консулы же отказали им, объявив, что платить не из чего – казны едва достанет на снаряжение судов и войск, необходимых для новой войны. (4) Сенат не остался глух к сетованиям жалобщиков. «Государство,– говорили они,– ведет войны беспрестанно, одну за другой, и деньги, что дали мы на одну, расходуются на следующую; вот и выходит, что деньги у нас все равно как отобрали в казну, – мы помогли государству, а с нами поступают как с теми, кто навредил». (5) Требования граждан были законны, однако денег на выплату долга у государства не было, (6) и тогда сенаторы приняли решение, как бы среднее между справедливым и выгодным: поскольку большинство сетовало на то, что кругом распродается земля, им же крайняя нужда в деньгах на покупку ее, сенат постановил предоставить им участки из общественной земли в пределах пятидесяти миль от Рима; (7) а консулам такие участки оценить и взять за пользование по ассу с югера66; (8) когда же государство сможет выплатить долг, то, если кто предпочтет деньги, пусть возвратит участок. (9) Граждане с радостью согласились на такие условия. Участки эти прозвали «третья доля», потому что розданы они были в погашение третьей части займа.
14. (1) Вскоре затем Публий Сульпиций принес обеты на Капитолии и выступил из Рима, окруженный ликторами67, одетыми в походные плащи. (2) Прибыв в Брундизий68, он распределил по легионам ветеранов африканской армии, изъявивших желание продолжать службу, выбрал корабли из тех, что были под началом Гнея Корнелия, вышел в море и на следующий день высадился в Македонии. (3) Тут предстали перед ним афинские послы, умоляя вызволить их город из осады. В Афины немедленно отправлен был Клавдий Центон с тысячей воинов на двадцати боевых кораблях. (4) Царь Филипп, занятый в это время военными действиями под Абидосом69, сам осадой Афин не руководил. Он уже сразился на море с родосцами и царем Атталом, в обеих битвах потерпел поражение, (5) однако по-прежнему был преисполнен веры в свои силы, как оттого, что вообще отличался самонадеянностью, так и оттого, что заключил союз с царем Сирии Антиохом, – узнав о смерти царя Птолемея70, оба они стали готовиться к нападению на Египет и уже успели поделить его между собой.
(6) Афиняне навлекли на себя войну с Филиппом – без достойной причины и не понимая, что от былого величия у них не оставалось уже ничего, кроме заносчивости. (7) Началось с того, что в дни Элевсинских мистерий двое юношей-акарнанцев71 вошли вместе с толпой в храм Цереры72, не будучи приобщены к таинствам и не зная, что непосвященным находиться здесь запрещено. (8) Речи их и вопросы, которые они задавали, звучали для посвященных нелепо и сразу же их выдали. Юношей привели к предстателям храма и, хотя всем было ясно, что вошли они в святилище ненароком, их убили, будто виновных в неслыханном святотатстве. (9) О таком поступке, столь же бессовестном, сколь враждебном, акарнанцы доложили Филиппу, добились от него помощи и согласия, что они пойдут на афинян войной. (10) Пылая негодованием, они огнем и мечом опустошили земли Аттики и воротились к себе, нагруженные добычей. Тогда с обеих сторон приняты были постановления о войне, и она началась – настоящая, по всем правилам. (11) Тем временем царь Аттал и родосцы, преследуя отступавшего в свои пределы Филиппа, высадились на Эгине73. Отсюда Аттал направился в Пирей74, дабы подтвердить и возобновить союзный договор с Афинами. (12) Весь город вышел ему навстречу – граждане с женами и детьми, жрецы в облачении, даже боги, казалось, сошли со своих подножий, чтобы его приветствовать75.
15. (1) Народ тут же собрали на сходку, дабы царь мог перед всеми рассказать о своих намерениях. Вскоре, однако, догадались, что приличнее будет царю поведать о своих намерениях письменно, (2) нежели краснеть, исчисляя прилюдно свои благодеяния под возгласы одобрения и изъявления неумеренной лести, на которую всегда столь щедра толпа. (3) В письме, обращенном к собранию и там же прочитанном, царь поминал сначала о том, что сделал он для Афин, затем об успехах своих в борьбе с Филиппом (4) и под конец призывал афинян вступить в войну тотчас же, покуда и сам он, и родосцы, и даже римляне на их стороне: если упустите время, писал он, (5) потом будет поздно. Затем выступили родосские послы. Благодеяние, только что оказанное родосцами городу, было еще у всех свежо в памяти – четыре недавно захваченных македонянами афинских боевых корабля они отбили и вернули афинянам76. По всем этим причинам афиняне с великим единодушием решили начать войну с Филиппом. (6) Сперва царь Аттал, а затем и родосцы удостоились чрезвычайных почестей: с этого времени впервые упоминается триба, учрежденная сверх прежних десяти и названная Атталовой77; народ Родоса получил золотой венок за доблесть (7) и право афинского гражданства – так же как прежде предоставили родосцы право своего гражданства афинянам. (8) После всего этого царь Аттал вернулся к своему флоту на Эгину, а родосцы отплыли с Эгины на Кию78 и оттуда домой, посетив другие острова и приняв в свой союз их все, кроме Андроса, Пароса и Китна79, ибо там стояли македонские гарнизоны. (9) Аттал же на Эгине пребывал в полном бездействии, – он отправил гонцов с вестями в Этолию80 и ожидал оттуда ответного посольства. (10) Этолийцы, однако, были весьма довольны тем, что, худо ли хорошо ли, сумели заключить мир с Филиппом, и теперь вовсе не жаждали вступить в войну на стороне Аттала. Если бы в те дни Аттал и родосцы не дали Филиппу передышки, они сумели бы собственными силами освободить Грецию и стяжали бы себе тем великую славу. (11) Но они допустили его переправиться через Геллеспонт, расположиться во Фракии и собраться с силами и тем затянули дело, уступив всю славу римлянам, которым и суждено было вести эту войну и завершить ее победой.
16. (1) Филипп действовал, напротив того, решительно и уверенно, как подобает царю. Он, хоть и не совладал с такими врагами, как Аттал и родосцы, ничуть не испуганный даже надвигавшейся войной с римлянами, (2) отправил одного из своих полководцев, некоего Филокла, с двумя тысячами пеших и с двумя сотнями конных опустошать землю афинян, (3) флот же передал Гераклиду, дабы он двигался к Маронее, сам же с двумя тысячами легковооруженных пехотинцев да с двумя сотнями всадников вступил во владения этого города. (4) Маронею Филипп захватил с первого приступа, потом долго и упорно осаждал Энос81 и наконец овладел им тоже, благодаря изменнику Каллимеду, префекту города, поставленному здесь Птолемеем. Одно за другим взял Филипп укрепления Кипселу, Дориск и Серрей. (5) Оттуда он продвинулся к Херсонесу и принял под свою руку по доброй воле сдавшиеся ему Элеунт и Алопеконнес. Сдались ему также Каллиполь, Мадит и еще несколько небольших крепостей. (6) Лишь жители Абидоса закрыли перед царем ворота82, не приняли его послов, и тут Филиппу пришлось остановиться. Долго длилась осада, и город выстоял бы, но Аттал и родосцы от него отступились: (7) Аттал послал для обороны Абидоса всего-навсего триста воинов, а родосцы – одну-единственную квадрирему из того флота, что стоял у Тенедоса83. (8) После уже, когда жители были вконец измучены осадой, Аттал переправился на материк, подошел к городу да так и не оказал настоящей помощи ни с суши, ни с моря, лишь возбудив у абидосцев напрасные надежды.
17. (1) Жители Абидоса сначала расставили на стенах боевые машины и тем не только преградили врагу доступ с суши, но и кораблям неприятельским уже невозможно стало оставаться в гавани. (2) Когда же все-таки внешние стены оказались проломлены, а подкопы дошли уже и до наспех сооруженных внутренних стен, абидосцы отправили к царю послов договариваться об условиях сдачи. (3) Они хотели договориться так, чтобы родосским кораблям со всеми, кто на них находился, и воинам, которых прислал Аттал, позволено было беспрепятственно покинуть Абидос, им же самим пусть царь разрешит уйти из города в одной лишь одежде. (4) Филипп отказался обсуждать условия, потребовал, чтобы Абидос сдался на милость победителя; и послы воротились с этим ответом. Жители пришли в негодование и отчаяние, вскоре обратившееся в ярость. (5) Безумие, некогда владевшее сагунтинцами, охватило теперь и их. Женщин велено было запереть в храме Дианы84; свободнорожденных мальчиков, дев и даже младенцев с кормилицами – в гимнасии85, (6) на площадь снести все золото и серебро, а на стоявшие в гавани корабли, один – родосский, другой – из Кизика86, свалить всю дорогую одежду; призвать жрецов, привести жертвенных животных, расставить среди площади алтари. (7) Выбраны были люди, которым приказали не сводить глаз с проломов в стенах, где граждане города бились с неприятелем, и едва лишь граждане эти будут убиты, тотчас перерезать всех женщин и детей, сбросить в море сложенное на кораблях золото, серебро и дорогие одеяния и, где только удастся, (8) запалить общественные здания и дома жителей. (9) Предводимые жрецами, распевавшими свои мрачные и страшные гимны, приносят абидосцы клятву свершить до конца все эти злодейства, а те, кому возраст позволяет носить оружие, клянутся либо возвратиться с победой, либо умереть. (10) Верные своей клятве богам, сражались они столь отважно, что царь испугался их яростного упорства и остановил битву, не дожидаясь наступления ночи. (11) Старейшины города, которым поручено было исполнить самое жестокое из задуманных злодеяний, увидев, что из боя вернулась лишь кучка израненных, измученных бойцов, решили поручить жрецам с первыми лучами солнца, надевши на головы священные повязки, отправиться к Филиппу, дабы сдать город.
18. (1) Город еще не был сдан, когда Марк Эмилий, самый молодой из трех послов, что были ранее отправлены в Александрию87, услыхал об осаде Абидоса; с согласия сотоварищей отправился он к Филиппу и потребовал ответа – зачем тот пошел войною против Аттала и жителей Родоса, (2) а теперь к тому же еще и осадил Абидос? Царь ответил, что Аттал и жители Родоса давно уже докучают ему своими нападениями. «Ну а абидосцы, – спросил Эмилий, – что же, и они напали на тебя первыми?» (3) Человеку, не привыкшему выслушивать правду, такой вопрос, обращенный к царю, показался недопустимо дерзким. «Возраст твой и красота,– сказал он,– а более всего твоя принадлежность к римскому племени делают тебя слишком дерзким. (4) Я желаю прежде всего, чтобы вы помнили о договоре и жили со мной в мире. Если же вздумаете испытывать мое терпение и попытаетесь пойти на меня войною, я сумею дать вам урок, и вы на поле брани убедитесь, что мощь македонского царства и слава его ни в чем не уступают римским». (5) С этими словами Филипп отпустил посла88. Он принял все золото и серебро, которое в Абидосе было кучами свалено на улицах, пленных, однако ему не досталось ни одного человека, (6) ибо осажденные пришли в неистовство, посчитав, будто предали павших, и, осыпая упреками, называя клятвопреступниками и самих себя, а более всего жрецов, что сами же ранее клятвенно обрекли их на смерть, а теперь хотят живыми отдать в руки врага, (7) бросились убивать жен своих и детей, а потом в каком-то восторге стали истреблять самих себя на улицах города. Пораженный таким их безумием, царь приказал своим воинам остановиться и объявил абидосцам, что дает им три дня, чтобы предать себя смерти. (8) За этот срок побежденные свершили над собой более злодеяний, чем свершил бы самый свирепый победитель, и ни один не попал в плен, если не считать тех, кто либо был в оковах, либо по другим причинам лишен возможности отнять у себя жизнь. (9) Оставив в Абидосе гарнизон, Филипп возвратился в свои пределы. Подобно тому как некогда гибель Сагунта склонила помыслы Ганнибала к войне против римлян, так и гибель Абидоса внушила сходные намерения Филиппу. Прискакавшие гонцы доложили ему, что консул уже вступил в Эпир и расположил на зиму сухопутные войска в Аполлонии, а морские – на Коркире89.
19. (1) Тем временем послы, что находились в Африке, получили наконец ответ относительно Гамилькара, который по-прежнему стоял во главе войска галлов. «То немногое, что мы могли сделать, – доложили карфагеняне, – мы сделали, объявив Гамилькара изгнанником и отобрав в казну его имущество. (2) Перебежчики же и дезертиры – все, которых удалось разыскать, – переданы римлянам, а для завершения этого дела в Рим в скором времени отбудет посольство – оно и даст сенату необходимые объяснения». Карфагеняне добавляли, что они к тому же отправили двести тысяч модиев пшеницы в Рим и столько же – в Македонию для стоящего там войска. (3) Затем римские послы явились к царю Нумидии. Передав ему дары и выполнив все, им порученное, они приняли от Масиниссы тысячу нумидийских конников из тех двух тысяч, что он им предлагал. (4) Масинисса сам наблюдал, как конница грузилась на корабли, и отправил с нею в Македонию сверх двухсот тысяч модиев90 пшеницы еще двести тысяч модиев ячменя. Выполнили послы и третье свое дело. (5) Вермина выехал им навстречу к границе своих владений и согласился, чтобы римляне сами составили мирный договор, ибо он готов принять все их условия, (6) а любой мир с Римом будет для него благ и справедлив. Послы вручили Вермине условия мира и велели ему отправить для их утверждения посольство в Рим.
20. (1) Примерно в это же время Луций Корнелий Лентул вернулся из Испании, где был проконсулом. (2) Он доложил сенату обо всех делах, доблестно и счастливо завершенных им за многие годы91 пребывания в провинции, и просил разрешения вступить в город триумфатором; (3) сенат постановил, что по делам своим он заслуживает триумфа, но таковая награда до сей поры ни разу еще не присуждалась командующему, который не был бы при этом ни диктатором, ни консулом, ни претором; (4) Лентул же ведал Испанией не как консул или претор, но был всего лишь наместником с консульской властью92. (5) Тогда решено было, чтобы Лентул вступил в город с овацией93. Народный трибун Тиберий Семпроний Лонг воспротивился этому решению, сказавши, что и такого обыкновения не было и ни одного подобного примера не найти. (6) Сенаторы, однако, были единодушны, трибун наконец отступился, и Лентул с овацией вступил в город. (7) В провинции он захватил и в Рим доставил сорок три тысячи фунтов серебра да золота две тысячи четыреста пятьдесят фунтов, а кроме того, роздал из добычи каждому воину по сто двадцать ассов.
21. (1) К этому времени войско консула Аврелия завершило переход из Арреция94 в Аримин, а пять тысяч союзников-латинов спустились из Галлии в Этрурию. Галлы все еще осаждали Кремону; (2) претор Луций Фурий Пурпуреон выступил против них; он двигался большими переходами и, выйдя к Кремоне, расположился в полутора милях от неприятеля. (3) Если бы он не побоялся напасть на вражеский лагерь прямо с похода, то мог бы одержать славную победу, (4) ибо галлы разбрелись по окрестным полям и в лагере оставалась лишь ничтожная охрана. Фурий Пурпуреон, однако, на это не решился, ибо шел к Кремоне стремительно и теперь опасался, что воины слишком утомлены. (5) Заслышав крики своих, галлы побросали захваченную добычу и кинулись в лагерь. На следующий день они выступили строем навстречу римлянам; Луций Фурий готов был принять бой, (6) но галлы надвигались бегом, и полководцу почти не оставалось места, где развернуть войска. (7) Ополчение союзников делилось на две алы – правую и левую95; Луций Фурий поставил правую на переднем крае, а позади, в резерве, – два готовых прийти им на помощь римских легиона; (8) правой алой он приказал командовать Марку Фурию, одним легионом – Марку Цецилию, а конниками – Луцию Валерию Флакку; все трое были у него легатами. Еще двух легатов, Гая Летория и Публия Титиния, претор оставил при себе, (9) дабы держать под наблюдением все поле боя и сразу же ответить, буде противник предпримет неожиданный маневр. (10) Поначалу галлы все скопом кинулись на стоявшую перед ними правую алу, понадеявшись смять ее и уничтожить; (11) когда это не получилось, они стали обходить отряд с флангов, стремясь окружить его, и думали легко достичь этого, поскольку числом гораздо превосходили римлян. (12) Угадав их замысел, претор приказал растянуть боевую линию сколь возможно более, выведя два легиона из запаса, он поставил их справа и слева от отряда, что бился на переднем крае, и дал обет построить храм Юпитеру, коли дарует ему победу в этом бою96. (13) Луцию Валерию он велит пустить на один из флангов противника всадников обоих легионов, на другой – союзную конницу и пресекает замысел галлов окружить строй римлян; (14) сам же, видя, сколь широко оттянул противник свои фланги и тем ослабил середину строя, приказывает бросить в бой когорты и прорвать вражескую линию. (15) Римская конница опрокинула врага на флангах, пехота – в центре, множество галлов было убито, и они наконец врассыпную побежали к лагерю. (16) Конники устремились следом, подоспели и пошли на приступ легионеры. (17) Не более чем шести тысячам человек удалось спастись бегством, убито или взято в плен было тридцать пять тысяч, захвачено семьдесят боевых знамен и более двухсот галльских повозок, доверху нагруженных добычей. (18) В битве этой пал карфагенский полководец Гамилькар97 и трое галльских вождей; вызволены из плена и возвращены в свой город почти две тысячи свободных граждан Плацентии.
22. (1) Победа была велика, и в Риме узнали о ней с радостью. (2) Когда донесение доставили в столицу, решено было три дня кряду возносить благодарственные моления богам. Погибло до двух тысяч римлян и союзников – более всего из правой алы – той, что приняла на себя первый и самый мощный натиск врага. (3) Хотя претор один почти завершил войну, консул Гай Аврелий, окончив дела в Риме, выступил в Галлию и принял здесь от претора командование победоносным войском.
(4) Другой консул98 прибыл в свою провинцию к концу осени и расположился на зиму неподалеку от Аполлонии. (5) Из флота, укрытого на Коркире, он, как уже было сказано, вывел двадцать римских трирем, отправил их под командованием Гая Клавдия в Афины99, союзники, совсем было отчаявшиеся, воспряли духом, завидев входящие в Пирей корабли. (6) Никто отныне не тревожил их на суше, не разорял их поля, проходя привычным путем из Коринфа через Мегару, да и на море не видно стало разбойных кораблей из Халкиды100, что бесчинствовали до той поры не только в открытых водах, (7) но нападали и на прибрежные владения афинян, – теперь они не смели более заплывать за мыс Суний и тем более – выходить из Еврипского пролива в открытое море101. (8) К тому же на помощь афинянам прибыли три квадриремы с Родоса и в Аттике стояли три беспалубных корабля, готовые прикрыть владения города с моря. Клавдий счел, что для обороны Афин и принадлежавших городу земель этих сил хватит, ему же судьба указует путь к более славным деяниям.
23. (1) Халкидские изгнанники, из тех, что покинули родину, спасаясь от насилий со стороны царских воинов, сообщили Клавдию, что Халкидой можно овладеть без боя: (2) македоняне, по их словам, разбрелись по окрестностям, вовсе не опасаясь нападения, ибо полагали, что противник находится далеко от города, сами же граждане Халкиды, положась на македонский гарнизон, ничего для защиты города не делали. (3) Клавдий решился последовать этим советам и, выйдя из Пирея, так быстро доплыл до Суния, что мог бы в тот же день войти в Евбейский пролив. Не желая, однако, огибать мыс и тем обнаружить свое присутствие, он приказал остановиться; (4) лишь с наступлением темноты корабли Клавдия подняли якоря и перед рассветом незаметно подошли к Халкиде со стороны самой малолюдной части города, так что нескольких солдат оказалось довольно, чтобы захватить ближайшую башню, а, поднявшись по лестницам, – также и ту часть стены, где часовые либо спали, либо их вовсе не было. (5) Продвинувшись далее к тесно застроенным кварталам, они перебили часовых, взломали ворота и впустили в город остальных воинов. (6) Солдаты разбегаются по улицам, поджигают дома вокруг главной площади, смятение охватывает город. (7) Пламя перекидывается на царские хранилища зерна, гибнут в огне склады оружия, где хранилось и множество осадных машин, воины убивают без разбора и тех, кто ищет спасения в бегстве, и тех, кто пытается сопротивляться. (8) Ни одного человека, способного носить оружие, в городе не осталось – все либо бежали, либо были убиты; погиб и сам командир акарнанец Сопатр. Всю добычу снесли на главную площадь и потом погрузили на корабли. (9) Родосцы разбили ворота тюрьмы, выпустили тех, кого запер здесь Филипп, полагавший, что уж из этой-то темницы никто их освободить не сможет. (10) Разбив статуи царя или отбив у них головы, моряки собрались по сигналу на корабли и двинулись обратно в Пирей, откуда так недавно отплыли. (11) Если бы римлянам достало сил удержать Халкиду, не отказываясь в то же время от обороны Афин, царь с самого начала войны лишился бы и этой области, и Еврипа, что могло бы решить дело, ибо как фермопильское ущелье запирает Грецию с суши, так и Еврипский пролив есть ключ к ней с моря.
24. (1) Филипп в это время находился в Деметриаде102, где застало его известие о гибели союзного города. Поздно было идти на помощь тем, кто уже потерпел поражение, но отомстить – почти то же, что помочь, и царь жаждал мести. (2) Тотчас пустился он в путь с пятью тысячами легковооруженных воинов и тремя сотнями всадников, стремясь как можно быстрей добраться до Халкиды, ибо не сомневался, что сумеет разгромить там римлян. (3) Вступив в Халкиду, царь увидал, что все напрасно: дымящиеся развалины предстали его взору, и зрелище полуразрушенного союзного города преисполнило его сердце горечью. Оставив небольшой отряд хоронить тела павших в бою, царь все с той же стремительностью переправился по наплавному мосту через Еврип и беотийскими землями повел войско на Афины, решив, что если начнет дело так же, как римляне начали его под Халкидой, то и исход будет подобным. (4) Так бы оно и вышло, если бы не один дозорный, из тех, кого греки называют гемеродромами (вестники, которые за один день пробегают огромное расстояние103). Он увидел со своей вышки идущее строем царское войско, обогнал его и среди ночи явился в Афины. (5) Тот же сон, та же беззаботность, что накануне предали Халкиду в руки ничтожного по числу противника, царили и здесь. (6) Тревожное известие разбудило афинского претора104 и Диоксиппа, командира вспомогательного отряда наемников; те собрали воинов на главную площадь и приказали протрубить с крепости сигнал, дабы известить всех о приближении врага. (7) Жители отовсюду бросаются к воротам, поднимаются на стены. Еще не рассвело, когда Филипп несколько часов спустя подошел к городу. Он видит повсюду огни, слышит крики обеспокоенной толпы, (8) останавливает своих воинов и приказывает расположиться тут же, на глазах горожан; теперь он решил действовать открытой силой, ибо прятаться было уже бессмысленно. (9) Македоняне подошли со стороны Дипилона105. Ворота эти больше и шире остальных и образуют как бы устье города, перед ними и за ними тянутся широкие, как дороги, улицы, так что жители могут двигаться к воротам строем уже от главной площади; зато и противнику хватает места, чтобы развернуть пехоту и конницу, одна из дорог тянется от стен почти на милю вплоть до гимнасия Академии106. (10) Граждане вынесли к Дипилону свои знамена и стали в воротах единым строем с отрядом Диоксиппа и с воинами гарнизона, которым командовал Аттал. (11) Увидевши это, Филипп решил, что афиняне у него в руках, что сейчас он перебьет их и утолит наконец свою злобу против этого города, из всех городов Греции самого ему ненавистного. Он обратился к своим воинам с краткой речью: пусть воины сражаются, не спуская с него глаз, (12) пусть знают, что там, где царь, там место знаменам, там биться передовому строю. И он пришпорил коня. Не только гнев, но и жажда славы влекли его в бой, (13) ибо на стены тем временем высыпала огромная толпа посмотреть, полагал он, как станет сражаться знаменитый полководец. (14) С кучкой всадников Филипп несколько опередил строй и пробился в самую гущу боя, вселяя ужас в сердца неприятелей и бодрость в сердца своих. (15) С расстояния или в рукопашной он ранит то одного, то другого, гонит врагов к воротам, в тесноте македоняне разят насмерть охваченных страхом горожан. Сами они почти не пострадали, (16) так как с надвратных башен никто, опасаясь попасть в своих, не решался метать дроты в гущу сражающихся, где сплелись защитники и нападающие. (17) В стенах города, однако, афиняне держались стойко; Филипп велел протрубить отступление и разбил лагерь у Киносарга107, в ограде, окружавшей храм Геракла, гимнасий и священную рощу. (18) И Киносарг, и Ликей108, и все священное и прекрасное в окрестностях города было сожжено, здания и даже гробницы разрушены; ни божеские, ни человеческие законы не спасли их от неистовой ярости воинов Филиппа.
25. (1) На следующий день ворота города поначалу стояли запертыми, но вдруг распахнулись, дабы пропустить гарнизон, прибывший с Эгины от царя Аттала, и римлян из Пирея, отчего Филиппу пришлось перенести лагерь почти на три мили от города. (2) Оттуда он двинулся к Элевсину, рассчитывая внезапным приступом захватить храм и крепость, которая над ним высится и его ограждает. Однако, увидев, что караулы настороже и из Пирея на помощь городу движутся корабли, Филипп, миновав Мегару, неожиданно свернул на Коринф, но, узнавши, что в Аргосе собрался совет Ахейского союза109, направился туда и явился прямо на заседание, чего ахейцы никак не ожидали. (3) Совещались же они о том, как действовать против лакедемонского тирана Набиса110; ведь после того, как ахейцы передали командование войском Киклиаду – полководцу, несравнимому с предшественником его Филопеменом111, а союзные войска пришли в расстройство, Набис снова начал войну, опустошая поля вдоль границы, а вскоре навел ужас и на города. (4) Ахейцы договаривались, какой город сколько сможет выставить воинов против этого врага, и тут-то Филипп объявил, что берется избавить их от забот и сам займется Набисом и его лакедемонянами. (5) Царь обещал не только положить конец опустошительным набегам Набиса на земли союзных городов, но тотчас же ввести войска в область лакедемонян, перенеся войну со всеми ее ужасами в их же пределы. (6) Когда собравшиеся восторженно встретили эту речь, Филипп продолжал: «По справедливости, однако, не следует мне, охраняя ваши владения, оставить без защиты свои. (7) Так что, если по нраву вам то, что я предлагаю, готовьте столько воинов, сколько нужно для обороны Орея, Халкиды и Коринфа112, дабы мог я повести свои войска против Набиса и лакедемонян, уверенный, что тыл мой огражден». (8) Ахейцы тотчас же догадались, что означают столь щедрые обещания и предложение поддержать их в борьбе против лакедемонян: Филипп замыслил вывести ахейских юношей из Пелопоннеса и, держа их как заложников, втянуть ахейцев в войну против римлян. (9) Претор ахейцев Киклиад, однако, не счел нужным говорить об этом и лишь напомнил, что по уставу Ахейского союза собрания его имеют право рассматривать только те дела, ради которых были созваны; (10) намека оказалось достаточно, – после того как принято было решение о подготовке войск для борьбы с Набисом, Киклиад, хоть и слыл дотоле приспешником царя, закрыл заседание, где ахейцы неожиданно выказали столько упорства и независимости. (11) Филипп понял, что хитро замышленные планы его рухнули, и, набрав некоторое число добровольцев, вернулся в Коринф, а оттуда в Аттику.
26. (1) В те самые дни, когда Филипп находился в Ахайе, префект113 его на Евбее Филокл отплыл с острова с двумя тысячами фракийцев и македонян, намереваясь пограбить в афинских владениях. Неподалеку от Элевсина он перешел поросшие лесом горы Киферона, (2) отправил часть своих воинов опустошать поля афинян, сам же с остальными спрятался в засаде, (3) рассчитывая внезапно напасть на врагов, если те выйдут из Элевсинской крепости и, рассеявшись по полям, станут преследовать его воинов. (4) Афиняне, однако, разгадали его хитрость – тогда Филокл вернул своих воинов с полей, построил их и повел на Элевсин, надеясь захватить крепость, но и тут ничего не добился; вынужденный отступить с большими потерями, он в конце концов присоединился к Филиппу, который возвращался из Ахайи. (5) Теперь сам царь попытался взять Элевсинскую крепость, из Пирея подоспели корабли римлян, которые высадили в крепость свой гарнизон и тем принудили Филиппа отказаться от своего намерения. (6) Тогда царь разделил свою армию, часть ее во главе с Филоклом отправил к Афинам, сам же с другой частью двинулся на Пирей, думая, что, пока Филокл будет стоять под стенами города и держать жителей под угрозой приступа, он сумеет захватить Пирей, обороняемый лишь малочисленным гарнизоном. (7) Пирей, однако, защищали те же люди, с которыми Филиппу уже пришлось иметь дело под Элевсином, так что и на этот раз попытка его оказалась не более успешной. (8) Он отступил, неожиданно двинул войско на Афины, но в узком проходе между полуобвалившимися стенами, которые соединяют Афины с Пиреем114, на него кинулись из города пешие и конные воины и снова заставили отступить. (9) Отказавшись от осады Афин, Филипп снова поделил войско с Филоклом и принялся опустошать окружающие земли. Если во время прошлого набега он разрушал гробницы, то теперь, (10), дабы ничто не осталось целым и не оскверненным, приказал разрушать и жечь храмы богов, которых почитали в разбросанных здесь селениях. (11) Сама земля Аттики, славная красотой своих храмов, обилием мрамора, изукрашенная творениями одареннейших мастеров, разжигала бешеную страсть к разрушению. (12) Но царю показалось мало разрушить храмы, мало свалить на землю статуи, он велел раздробить и камни, дабы даже они не лежали в развалинах целыми. (13) Когда все это кончилось – не столько оттого, что насытилась ярость, сколько оттого, что нечего было больше разрушать, – Филипп покинул вражеские пределы и ушел в Беотию, так и не совершив в Греции ничего, достойного сохраниться в памяти людей.
27. (1) Тем временем консул Сульпиций115, стоявший лагерем у реки Апса между Аполлонией и Диррахием, вызвал к себе своего легата Луция Апустия и отправил его с частью войска опустошать вражеские земли. (2) Разграбив окраины Македонии и с первого же приступа захватив крепости Корраг, Герруний и Оргесс, Апустий подошел к Антипатрии, городу, лежащему в тесном ущелье. (3) Сначала он вызвал старейшин города для переговоров и пытался убедить их довериться слову римского полководца – перейти на сторону римлян. Они же рассудили, что город их велик, местоположение его выгодно, а стены высоки, и отвергли предложение Апустия; (4) тогда Апустий взял Антипатрию приступом, мужчин, способных носить оружие, перебил, добычу всю отдал солдатам, стены разрушил, а город сжег. (5) Напуганная судьбой Антипатрии, без боя сдалась римлянам Кодриона – изрядный городок, хорошо укрепленный и обеспеченный всем необходимым. (6) Оставив там гарнизон, Апустий подошел к Книду и взял это поселение, примечательное не само по себе, а лишь своим именем – тем же, каким зовется славный город, что находится в Азии. Когда легат с немалой добычей возвращался к консулу, при переправе через реку на него налетел префект царя Филиппа по имени Атенагор и стал теснить замыкавших колонну воинов. (7) Заслышав шум и крики, Апустий поскакал к месту стычки, развернул колонну, воинам приказал свалить их поклажу в одну кучу, выровнял строй и тем изменил ход боя. Воины царя оказались не в силах выдержать натиск римлян, много их было перебито, еще больше взято в плен. (8) Воротившись, легат передал консулу войско, не понесшее никаких потерь, сам же тотчас отправился к флоту.
28. (1) После столь удачного начала войны в римский лагерь стали являться царьки и вожди племен, граничивших с Македонией, – сначала с предложением помощи Плеврат, сын Скердиледа116, потом царь афаманов117 и Аминандр, а также дарданец Батон, сын Лонгара, (2) который в свое время и сам вел войну против Деметрия, отца Филиппа. Консул ответил, что использует силы, предложенные Дарданами и Плевратом, лишь только войдет в Македонию; (3) Аминандру он поручил добиваться вступления этолийцев в войну118. Вскоре прибыли послы и от царя Аттала; им консул сказал, чтобы царь оставался на своей зимней стоянке на Эгине и дожидался там прибытия римского флота, а соединившись с ним, продолжал теснить Филиппа с моря. (4) К жителям Родоса также были отправлены послы, дабы и их побудить принять участие в войне. Филипп тем временем воротился в Македонию и не менее усиленно готовился к войне. (5) Часть войска дал он своему сыну Персею, поручив занять ущелье близ Пелагонии119, а так как сын был еще слишком молод, приставил к нему своих друзей руководить действиями мальчика. (6) Царь также разрушил Скиат и Пепарет120, два немаловажных города, для того лишь, чтобы они не стали добычею римского флота и тем не умножили богатства и удачи противника. К этолийцам Филипп отправил послов, дабы переменчивый этот народ не переметнулся, едва явятся римляне, на их сторону.
29. (1) В заранее назначенный день в Этолии должен был собраться совет городов, который у них называется Панэтолиум121. Царские послы торопились поспеть к этому дню, туда же как легат консула прибыл Луций Фурий Пурпуреон122; (2) явились на собрание и послы афинян. Первыми выслушали македонян, ставших союзниками совсем недавно. (3) Те сказали, что условия, при которых был заключен договор123, нисколько не изменились, а значит, и им нечего к нему прибавить – этолийцы-де сами поняли, что от союза с римлянами ничего доброго ждать не приходится, заключили мир с Филиппом и теперь должны его соблюдать. (4) «Впрочем, – продолжал один из послов, – может быть, бессовестность римлян или, мягче сказать, их неверность вам больше по душе? В Риме ведь вашим послам прямо сказали: „Зачем вы, этолийцы, обращаетесь к нам, раз на мир с Филиппом вы нашего разрешения не просили?” (5) И вот теперь те же римляне требуют, чтобы вы с ними вместе воевали против Филиппа. Прежде они делали вид, будто напали на Филиппа из-за вас и ради вас, ныне же запрещают вам жить с ним в мире. (6) В первый раз они пришли в Сицилию, дабы оказать помощь Мессане, во второй – дабы возвратить свободу Сиракузам, подпавшим под власть карфагенян. (7) Теперь они хозяйничают и в Мессане, и в Сиракузах, да и во всей Сицилии; топором и розгой превратили они ее в провинцию124, заставили платить Риму подати. (8) Неужто вы думаете, что римляне созывают сицилийцев на совет в Сиракузах, Мессане или Лилибее так же, как вас сзывают на совет в Навпакте вами же избранные должностные лица – во исполнение ваших же законов, дабы свободно решать, кто вам друг, а кто враг, с кем заключить мир, кому объявить войну? Там совет ведет римский претор (9) и, подчиненные его власти, сходятся посланцы городов; с высокого помоста, вознесенный над ними, окруженный ликторами, вершит он суд и расправу; их собственным спинам грозят розги, шее – топор, и по жребию каждый год присылают к ним нового повелителя. (10) И удивляться тут нечему, если и города Италии – Регий, Тарент, Капуя125 и те, что некогда были рядом с Римом и чьи развалины вобрал он в свои пределы, – все подчинены одной и той же гнетущей власти. (11) По-прежнему стоит на своем месте Капуя, но стоит как мрачная гробница в память кампанского народа, сорванного с родной земли и обреченного на изгнание; загубленный город, без сената, без народа, без должностных лиц; подобный мерзкому чудовищу, являет он тем, кто жил здесь прежде, зрелище намного ужаснее, нежели лежал бы в руинах. (12) Безумно надеяться, что люди, отделенные от нас языком, обычаями, законами более, чем морями и землями, захватив здешние края, оставят хоть что-нибудь, как было прежде. (13) Вам кажется, будто власть Филиппа чем-то стесняет вашу свободу; Филипп, однако ж, как ни справедлив гнев его противу вас, ничего сегодня от вас не хочет, кроме мира, ничего не требует, кроме того, чтобы вы честно его хранили. (14) Что ж, привадьте к греческой земле чужие легионы, наденьте себе на шею ярмо; признав римлян своими хозяевами, напрасно станете вы после искать дружбы Филиппа. (15) Этолийцы, акарнанцы, македоняне говорят все на одном языке, сегодня они повздорили и разошлись, завтра – вновь объединились, но с чужаками, с варварами всякий грек был и будет в вечной войне, ибо не что-либо изменчивое и временное, а непреложный закон природы заставляет их питать взаимную вражду. (16) Я кончаю, как начал: здесь, на этом самом месте, все вы, члены этого совета, три года назад126 утвердили договор с тем же Филиппом вопреки тем же римлянам; они и тогда его не одобряли, а ныне жаждут расстроить мир, скрепленный нашим договором и клятвой. И коль скоро судьба ничего не изменила, то и вам, я считаю, менять тут нечего».
30. (1) После македонян, с согласия и по настоянию римлян, ввели афинян, которые столь много претерпели от жестокости и варварства царя и по справедливости имели причины выступить против него. (2) Горько сетовали они на содеянное Филиппом, разорившим и опустошившим их земли. «Не на то пеняем мы, – сказали они еще, – что обошлись с нами как враги с врагами, ибо война есть война; (3) законы ее разрешают выжигать поля, рушить дома, угонять людей и скот, и претерпеть все это – скорее беда, нежели бесчестье. (4) Мы на то пеняем, что человек, называющий римлян чужаками и варварами, сам попрал законы божеские и человеческие. Разоряя страну, сначала кощунственно поднялся он против подземных властителей, а потом посмел поднять руку и на богов небесных! (5) В афинских пределах разрушены все гробницы, все памятники умершим; останки предков наших выброшены из могил и лежат, разбросанные по земле. (6) Некогда высились храмы среди тех скромных хижин, маленьких крепостей и селений, что были колыбелью Афин. Всегда чтили у нас эти святыни и даже после, когда все стали жить единым городом127, предки наши не предали их запустению. (7) Теперь по приказу Филиппа взяты они в огненное кольцо, а от изваяний богов остались одни лишь обломки, обгорелые и бесформенные. (8) Вот, что сделал Филипп с Аттикой, с прекрасным и некогда цветущим краем. И то же будет, если не остановите его, с Этолией, да и со всей Грецией. (9) И сам город наш подвергся бы той же участи, если бы римляне не пришли нам на помощь. Нечестивец грозит обиталищам богов, охраняющих город, – храму Минервы, защитницы крепости, храму Цереры в Элевсине, Юпитера и Минервы в Пирее128. (10) Но мы силой оружия отбили натиск Филиппа, и тогда, поняв, что не добраться ему до наших храмов, в злобе своей обрушился он на святыни, единственною защитой коих и была их святость. (11) Вот и молим мы вас, этолийцы, заклинаем: сжальтесь над афинянами, идите войной на царя Филиппа, да поведут вас боги бессмертные и римляне, коих сильнее одни лишь боги».
31. (1) Тогда римский посол сказал так: «Сначала македоняне, а после афиняне нарушили задуманный ход моей речи. (2) Ведь, посетив множество союзных нам городов, дабы узнать о несправедливостях и бедах, учиненных там Филиппом, готовился я обвинять, но послы македонян обвинили здесь римлян и тем вынуждают меня защищаться; (3) ну а после того, что рассказали вам афиняне о царевых преступлениях и кощунствах, оскорбивших богов небесных и богов преисподней, найду ли я или другой кто найдет ли, что прибавить к словам их? (4) Подумайте и о том, что жители Киоса и Абидоса, Самоса и Ларисы, Эноса, Маронеи, Тасоса, Пароса, мессенцы в той самой Ахайе129, где мы с вами сейчас пребываем, сообщают о подобных же преступлениях, лишь более гнусных и ужасных, ибо к погублению городов этих Филипп имел более средств. (5) Что же до дел, которые царский посол поставил в вину нам, римлянам, то признаюсь, что одно оправдание им есть – слава. Он попрекал нас тем, что произошло в Регии, в Капуе, в Сиракузах. (6) В войне против Пирра легион, который жители Регия сами попросили для своей защиты, преступно поработил город, ему препорученный, вместо того чтобы его охранять. (7) Но разве одобрили мы подобное беззаконие? Разве не вернули мы силой преступный легион под свою власть? Разве не покарали его, заставив гибелью многих воинов искупить измену союзникам? Разве не возвратили жителям Регия их город, их земли, все их достояние, не восстановили законы их и не даровали свободу? (8) Сиракузы стонали под игом тиранов, и к вящему унижению города – тиранов-чужеземцев130. После почти трехлетней осады неприступной крепости, когда истощились силы наши на суше и на море, когда сами сиракузяне уже предпочитали оказаться в рабстве у тиранов, лишь бы избавиться от тягот войны, мы все же взяли город, и победа наша возвратила ему свободу131. (9) Не стану отрицать, что Сицилия – одна из наших провинций, что многие города ее, вступившие в союз с карфагенянами и вместе с ними воевавшие против нас, теперь платят нам налоги и подати; я не только не отрицаю этого, но, напротив, хочу, чтобы вы и все народы знали: участь каждого зависит от заслуг его перед Римом.
(10) Стоит ли нам каяться в том, что мы покарали кампанцев, если даже сами они на нас не могут сетовать? Ради них мы чуть ли не семьдесят лет воевали с самнитами, претерпевая не раз тяжкие поражения; (11) мы пошли на союз с ними, потом даровали им право брака и родства с нами132 и, наконец, римское гражданство. (12) Но когда настали тяжкие времена, они первые из всех народов Италии переметнулись на сторону врага, бесчеловечно истребили солдат нашего гарнизона, а после того как мы осадили их, возмутились и наслали Ганнибала на Рим. (13) И если бы даже следа не осталось от их городов, не осталось бы в живых ни одного жителя, то и тогда мог ли кто негодовать, мог ли сказать, что с ними обошлись незаслуженно жестоко? (14) Совесть терзала их за все преступления, многие добровольно лишили себя жизни; и таких было гораздо больше, нежели казненных нами. (15) Остальным же, чей город и поля мы, как уверяли здесь, захватили, мы предоставили земли и назначили места, где жить, и сам город оставили стоять невредимым; вы посмотрите теперь на Капую – можно ли поверить, что город этот был осажден и взят приступом? Да что там Капуя, когда и Карфагену, взятому нами с боя, дарованы мир и свобода! (16) Если и есть для нас опасность, то скорее в том, что, слишком милостиво обходясь с побежденными, мы сами как бы побуждаем их подняться против нас и попытать счастье в войне. (17) Вот что могу я сказать в оправдание римлян; а теперь – вот что в осуждение Филиппа. Вы живете неподалеку от Македонии и Филиппа знаете лучше нас – кровью самых близких родных запятнал он дворец свой, на нем кровь друзей и близких, а похоть его еще гнуснее его жестокости. (18) Что до вас, этолийцы, то в войну с Филиппом мы вступили для вашего же спасения, вы же у нас за спиной заключили с ним мир. (19) Вы, может быть, скажете, будто поддались страху, видя нас занятыми Пунической войной, и оттого подчинились силе царя; мы и вправду, страдая под тяжестью других, более важных забот, не стали продолжать войну, но ту, от которой откупились вы сами. (20) Ныне же покончивши милостью богов с Карфагеном, мы всеми нашими силами вступаем в Македонию, и вы можете снова стать друзьями нашими и союзниками, разве что предпочтете погибнуть с Филиппом, нежели победить с Римом».
32. (1) Как скоро речь Фурия склонила умы на сторону римлян, Дамокрит, претор этолийцев, который, как говорили, был подкуплен Филиппом, не стал выступать ни за тех, ни за этих, (2) а лишь заметил, что в решении столь важных дел особенно пагубна торопливость. «Раскаяться легко,– продолжал он,– да только поздно и проку в том нет, если скоропалительное решение уже принято, а переменить или поправить его нельзя. (3) Правильное решение созреет со временем, а пока что можно договориться так: законом действительно предусмотрено, чтобы касательно мира и войны постановления принимались на собраниях общеэтолийском и пилейском133, (4) однако не будет никакого нарушения, если теперь мы поручим претору созвать общее собрание, когда он сочтет, что пришла пора выбирать между войной и миром, а решения, там принятые, можно будет счесть приравненными к решениям этолийского и пилейского собраний и имеющими такую же законную силу».
И послов отпустили, не давши ответа, а Дамокрит почел, будто, так сказавши, сослужил согражданам своим великую службу, ибо теперь они могли выжидать – кому будет счастье, за тех и встанут. Вот каково дело было в собрании этолийцев.
33. (1) Филипп усиленно готовился к войне на суше и на море. Суда свои он стягивал к Деметриаде, в Фессалию. (2) Ожидая, что Аттал и римляне с флотом двинутся весной от Эгины, он, как и в предыдущие годы, командование судами и войсками на побережье поручил Гераклиду, (3) сам же занялся подготовкой сухопутного войска. Филипп уверен, что лишил римлян двух сильнейших союзников: с одной стороны – этолийцев, с другой – дарданов, ибо тем и другим нарочно для того посланный сын его Персей перекрыл дорогу, заняв ущелье близ Пелагонии. (4) Что же до консула, то он в это время уже не готовился к войне, а вел ее: он шел с войском через земли дассаретиев134, продовольствие, что скопилось у него в зимних лагерях, вез с собой и не расходовал, ибо окрестные поля давали достаточно, чтобы прокормить солдат. (5) Города и селения сдавались ему, какие по своей воле, а какие от страха; некоторые были взяты приступом, другие стояли безлюдные, ибо жившие здесь варвары бежали в ближние горы. (6) Консул некоторое время стоял лагерем возле Линка135, недалеко от реки Бев, и отсюда разослал фуражиров добыть зерна по амбарам дассаретиев. Филипп хорошо видел отчаяние и ужас жителей области; но не знал толком, куда направился консул, и послал отряд конников выяснить, по какому пути намерен двигаться враг. (7) В такой же неизвестности пребывал и консул. Знал, что царь покинул зимние квартиры, а куда идет, не ведал и тоже послал конников на разведку. (8) Оба отряда, выйдя с разных сторон, долго блуждали по стране дассаретиев и наконец оказались на одной дороге. И те и другие, заслышав голоса, звон оружия и ржание коней, конечно, поняли, что враг близко. Еще не видя друг друга, они изготовились и, едва сблизились, тотчас кинулись в бой. (9) Числом и храбростью были они равны, ибо оба отряда состояли из отборных воинов, и несколько часов кряду бились на равных. Кони и воины утомились наконец, и противники разошлись, – ни одна сторона не добилась победы. (10) Македонян погибло сорок и тридцать пять римлян. И воротились они – одни к своему царю, другие к своему консулу, – так ничего и не разведавши о расположении вражеского лагеря; (11) про это узнали от перебежчиков, чье предательство и легкомыслие во всех войнах помогают одной стороне раскрывать тайны другой.
34. (1) Филипп решил позаботиться о погребении всадников, погибших в этой схватке, полагая тем возбудить преданность своих солдат и готовность их рисковать за него жизнью; (2) для того приказал он перенести тела в лагерь, дабы все видели, с какою пышностью их хоронят. (3) Нет ничего более непостоянного и непредсказуемого, нежели настроения толпы. Зрелище похорон должно было пробудить в солдатах боевой пыл и готовность не щадить своей жизни, а наместо того преисполнило их страха и уныния. (4) До сего времени приходилось им видеть лишь раны от копий или стрел, изредка – от пик, да и воевать привыкли они только с греками и иллирийцами; теперь, увидев трупы, изуродованные испанскими мечами136, руки, отсеченные одним ударом вместе с плечом, отрубленные головы, вывалившиеся кишки и многое другое, столь же страшное и отвратительное, (5) воины Филиппа ужаснулись тому, с какими людьми, с каким оружием придется им иметь дело. Перепуган был и сам царь, ибо еще не доводилось ему воевать с римлянами по-настоящему. (6) Дабы усилить свою армию, тотчас отозвал он сына с войском, стоящим в ущельях Пелагонии, открыв тем Плеврату и дарданам дорогу в Македонию, (7) а сам с двадцатью тысячами пехоты и четырьмя тысячами конников двинулся путем, указанным перебежчиками, и стал немногим более чем в тысяче шагов от римского войска неподалеку от Атака на вершине холма, окружив его глубоким рвом. (8) Поглядел царь вниз на римский лагерь и, как говорят, изумился, увидев, сколь правильно он расположен и весь целиком, и внутри каждой части, сколь ровны ряды палаток и как проложены улицы, и сказал, что никогда не увидеть такого у варваров. (9) Два дня консул и царь наблюдали друг за другом и удерживали своих воинов в стенах лагеря; на третий – консул построил войско и вывел на поле боя.
35. (1) Царь побоялся подвергнуть опасности все войско сразу и выслал сперва лишь четыреста траллов (я говорил уже прежде, что траллы – народ иллирийский137) да три сотни критских пехотинцев, придав им столько же конников под началом одного из своих царедворцев – Афинагора, дабы тревожили они римскую конницу. (2) Римляне же, чья линия отстояла от врага немногим более чем на пятьсот шагов, выслали вперед застрельщиков и две неполных алы всадников, чтобы сравнять с вражеским число конников и пехоты. (3) Воины царя ожидали боя, к какому привыкли: чтобы всадники то наступали, то, метнувши дротики, поворачивали назад, чтобы иллирийцы стремительными внезапными атаками теснили противника, чтобы критяне забрасывали стрелами врага, наступающего рассеянным строем. (4) Римляне, однако разрушили эти ожидания: натиск их был не яростный, но ровный и упорный, (5) ибо все делали всё – застрельщики, метнувши дроты, бились мечами, а конники, ворвавшись в строй врагов, останавливали коней и дрались кто с седла, кто спрыгнув на землю и смешавшись с пешими. (6) Так что противостоять римлянам не могли ни Филипповы всадники, не приученные к упорному бою, ни пешие его воины, полуголые, в бою привыкшие без всякого порядка перебегать с места на место. Когда столкнулись они с римскими застрельщиками, вооруженными легким круглым щитом и коротким мечом, а потому готовыми и защищаться, и нападать, (7) они вовсе не стали драться, но положились только на скорость бега и укрылись в стенах лагеря.
36. (1) Дав своим лишь один день передышки, Филипп приготовил к бою конницу и легковооруженных и ночью поставил в весьма удобном для нападения месте – между двумя лагерями – заставу из легких пехотинцев, каких в Греции зовут пелтастами138. Атенагору же с его конниками повелел, (2) если битва пойдет в открытую и с успехом, воспользоваться удачей, если же нет – отходить понемногу, чтобы заманить противника в приготовленную ловушку. (3) Конники Атенагора в самом деле отступили, но командиры когорты легких пехотинцев не дождались сигнала, бросились на противника раньше времени и упустили победу. Римляне одолели врага в открытом бою, ловушки избежали и воротились в свой лагерь победителями.
(4) На другой день консул спустился на равнину, где выстроил все свое войско к бою, а перед первой линией поставил несколько слонов, из тех, что захвачены были в Пуническую войну; теперь впервые римляне использовали в бою этих животных. (5) Видя, что противник отсиживается за валами, консул расположил солдат кого на холмах, кого у самого частокола, и они стали всячески поносить македонян за трусость. Однако вызвать их на бой так и не удалось, ставить же лагерь в столь близком соседстве от врага было невозможно: на солдат, разбредшихся по полям за продовольствием, тотчас набросились бы неприятельские конники. (6) Потому консул перенес лагерь на расстояние примерно в восемь миль от противника и стал в месте, называемом Оттолоб. (7) Вскоре римляне вышли на окрестные поля на фуражировку; Филипп же сперва удерживал своих в ограде лагеря, чтобы еще возросла у римлян беспечность, а у его воинов жажда боя. (8) А когда увидел, что римские солдаты широко разбрелись по полям, быстро выдвинул на середину равнины всю свою конницу и тех пеших критян, что были особенно скоры на ногу и могли сравняться в беге с конями, так что все занятые фуражировкой оказались отрезанными от своего лагеря. (9) Тут Филипп, разделив свое войско, отправил часть преследовать рассыпавшихся по полю фуражиров и приказал не оставлять в живых ни одного человека, сам же с остальными воинами занял дороги, ведшие в римский лагерь, преградив римлянам все пути к спасению. (10) Страх и смерть царили в полях, и никому не дано было добраться до своих, чтобы известить о беде, ибо бежавшие наталкивались на царские заставы (11), и большинство убито было не теми, что за ними гнались, а теми, что подстерегали их на путях к лагерю. Наконец некоторым удалось проскользнуть меж вражеских застав – перепуганные, прибежали они в лагерь, где не столько растолковали ясно, что случилось, сколько лишь посеяли тревогу.
37. (1) Консул разослал конников во все стороны, где только можно было помочь гибнущим, сам же во главе построенных квадратом легионов выступил из лагеря. (2) Из тех, кого послал он на помощь фуражирам, некоторые блуждали по полям, ибо слышали крики то тут, то там и не знали, куда направиться, другие же тотчас столкнулись с врагами (3) и ввязались в сражение сразу в нескольких местах. Самый жаркий бой разгорелся там, где находился царь: с ним было столько пеших и конных, что получился как бы настоящий боевой строй, да к тому же они заняли главную дорогу к лагерю, и больше всего римлян устремилось сюда. (4) Преимущество было на стороне македонян – присутствие царя подогревало их воинский пыл, а критяне из вспомогательных войск неожиданно поражали стрелами римлян, действуя строем против рассыпавшихся и разрозненных воинов. (5) Если бы македоняне не так увлеклись преследованием, они наверное завершили бы славной победой не только это сражение, но и всю войну; (6) но чересчур далеко их завела жажда крови. Они неожиданно натолкнулись на ведомые трибунами римские когорты; (7) завидев своих, повернули на врага и побежавшие было римские конники; в мгновение ока изменился весь ход битвы – преследователи оказались преследуемыми. (8) Немало македонян продолжали биться грудь в грудь, многих смерть настигла во время бегства; не всех изрубили мечами – иные, ища спасения, устремились в болота и тонули вместе с конями в глубоких топях. (9) Оказался в опасности и сам царь: под ним ранили коня, тот упал вместе со всадником, и царя чуть было не затоптали. (10) Спас его конник, что соскочил на землю, поднял растерявшегося царя и посадил на своего коня. Пешим солдат этот не мог поспеть за своими, и его изрубили мечами римляне, поспешившие к месту, где упал царь. (11) Филипп в страхе бросился прочь. Конь кое-как дорогами и бездорожьем вынес его из болот, и царь наконец добрался до своего лагеря; там уже и не чаяли увидеть его живым и здоровым. (12) Две сотни македонских всадников погибли в этом деле, около сотни попали в плен; восемьдесят лошадей в богатой сбруе привели в римский лагерь; туда же снесли и снятые с врагов доспехи.
38. (1) Нашлись люди, утверждавшие, будто в тот день царь действовал опрометчиво, а консул нерешительно: Филиппу-де следовало просто сидеть и ждать – ведь он знал, что все окрестные поля уже разорены и римляне доедают последний хлеб; (2) консулу же, коль скоро разгромил он македонскую конницу, обратил в бегство легкую пехоту и чуть было не захватил в плен самого царя, надо было напасть на македонян в их собственном лагере (3) – исполненные страха и смятения, они бы и сопротивляться не стали, и так кончилась бы война. Сказать такое легко, а сделать много труднее, как оно обычно и бывает. (4) Если бы консул двинул против Филиппа всю свою армию и пехотинцев тоже, то, может быть, перепуганные македоняне, ища спасения за валами, побежали бы в лагерь и римляне сумели бы одолеть укрепления и выгнать царя из лагеря; (5) но ведь там стояла нетронутой вся македонская пехота, у ворот были заставы и часовые. Вот и не вышло ли бы то же самое, что незадолго перед тем у царя, когда бросил он своих воинов врассыпную преследовать отступавших конников? (6) Даже и сам замысел Филиппа напасть на рассыпавшихся по полям и занятых фуражировкой солдат не в чем было бы упрекнуть, если бы царь сумел вовремя остановиться. (7) Еще понятнее, что он отважился дать решающий бой – ходили слухи, будто Плеврат и дарданы с огромным войском перешли границы своих земель и уже вторглись в Македонию; (8) а позволить окружить себя со всех сторон Филипп не мог, он понимал, что в таком случае римляне, сидя на месте, окажутся победителями. (9) В конце концов Филипп решил, что после двух неудачных конных сражений оставаться в том же лагере гораздо опаснее, чем попытаться обмануть бдительность врага и уйти из этих мест. На закате солнца он послал к консулу вестника просить о перемирии, дабы предать земле погибших конников, (10) и тем ввел римлян в заблуждение, сам же после второй стражи, разложив по всему лагерю костры, снялся с места.
39. (1) Консул принимал ванну, когда ему доложили о приходе вестника и о том, с какою просьбою он пришел; (2) консул приказал ответить, что лишь на следующее утро будет у него время начать переговоры. Филиппу только того и надо было – за ночь и за первые часы следующего дня войско могло уйти достаточно далеко; царь двинулся через горы по тропам, недоступным тяжело вооруженным римлянам. (3) На рассвете консул дал согласие на перемирие – с тем отослал он Филиппова вестника, и тогда лишь заметил, что царский лагерь пуст. Не зная, какими путями идти в погоню, он провел еще несколько дней в лагере и запасся за то время продовольствием. (4) Затем двинулся к Стуберре, приказавши свезти туда из Пелагонии весь хлеб нового урожая, что стоял еще на полях, оттуда он подошел к Плуинне, так все еще и не напавши на след македонян. (5) Филипп же поначалу разбил лагерь у Бруания, но вскоре ушел оттуда и, пройдя напрямик по бездорожью, нежданно обрушился на противника, приведши его в полное смятение. Выступив из Плуинны, римляне затем стали лагерем у реки Осфага, (6) а царь укрепился невдалеке тоже на берегу реки, что зовется у местных жителей Эригон. (7) Удостоверившись, что римляне двинутся к Эордее139, царь опередил их и занял ущелья, дабы помешать римлянам пройти. (8) Македоняне где насыпали валы, где рыли рвы, где громоздили вместо стен груды камней либо валили деревья, смотря по местности и по тому, что попадалось под руку; (9) наконец они сочли, что достаточно укрепились, хоть и наспех, и что теперь путь, и без того трудный, стал благодаря их усилиям вовсе непроходимым. (10) Однако же местность вокруг была покрыта лесом, и оттого македоняне не могли сражаться так, как они только и умеют, – стеной, выставив над щитами свои длиннейшие копья140, ибо свободного пространства, которое для этого надобно, здесь не было. (11) Длинные ветви деревьев тянулись со всех сторон, так что и фракийцы никак не могли размахнуться своими огромными мечами. (12) Один только отряд критян мог принести пользу, да и то стрелы их, столь опасные в конном бою, где ранят и вырвавшегося вперед всадника, и коня его, отскакивали от римских щитов, не оставлявших открытого места, куда целиться. (13) Увидевши, что стрелы ничего не дают, критяне принялись собирать камни, валявшиеся повсюду в долине, и метать их. Однако и камни ударялись о щиты с грохотом, но без толка, и лишь слегка задержали наступавших. (14) Под градом камней одни из них построились черепахой141 и пробились сквозь строй врагов, другие же обошли гору, потом вырвались на гребень (15) и кинулись на македонских часовых; стоявшие в караулах воины перепутались, бежать через завалы не могли и во множестве гибли на месте.
40. (1) Ущелье преодолели легче, нежели ожидали, и консул вступил в Эордею, откуда, опустошив поля, воротился в Элимею142; оттуда двинулся он в Орестиду и подошел к городку Келетру, лежащему на полуострове. Стены этого городка омывает озеро, (2) и подойти к нему по суше можно одной только дорогой – через узкий перешеек. Уверенные в его неприступности, жители закрыли ворота и отказались сдаться, (3) но тут увидели: вражеские знамена движутся к стенам города, солдаты черепахой подошли уже к воротам, перешеек забит римлянами; тогда испугались они и сдались на милость победителя. (4) От Келетра Сульпиций пошел в Дассаретию и приступом взял город Пелий – увел рабов, захватил добычу, а свободных отпустил без выкупа и город им возвратил, оставивши в нем сильный гарнизон, (5) ибо расположение его было удобно для набегов на Македонию. (6) И консул, прошедши через вражескую страну, отвел войско в места уже замиренные, к Аполлонии, откуда война и началась.
(7) Филиппа то и дело беспокоили набегами этолийцы, афаманы, дарданы и многие другие племена, что внезапно и отовсюду поднялись против него. (8) Дарданы уходили уже из Македонии, когда Филипп послал им вслед Атенагора с легкой пехотой и с большею частью конницы, приказав неотступно наседать с тыла на отходивших, перемалывать замыкающие отряды и тем ослабить это племя настолько, чтобы не было им впредь повадно выходить с войском из дому. (9) Претор этолийцев Дамокрит, тот самый, что прежде убеждал не торопиться с объявлением войны, теперь в том же самом совете стал пылко призывать к войне, (10) ибо узнал о конном сражении у Оттолоба, о вторжении дарданов и Плеврата с иллирийцами в Македонию, а в довершение всего – о том, что римский флот подошел к Орею и Македония не только вся окружена вражескими племенами, но вот-вот будет заперта и с моря.
41. (1) По всем этим причинам Дамокрит и этолийцы вновь присоединились к римлянам и вместе с царем афаманов Аминандром двинулись на осаду Керкиния. (2) Жители заперли ворота, но в городе стоял македонский гарнизон, а потому непонятно, сделали они это по своей воле или их заставили силой. (3) Через несколько дней город был взят и сожжен; тех же, кто уцелел после всеобщего избиения – и рабов, и свободных, – отправили вместе с добычей. (4) Испугавшись подобной участи, те, кто возделывает земли по берегам Бебийских болот, покинули свои города и укрылись в горах. (5) Добыча здесь оказалось небогатой, и этолийцы ушли в Перребию143. Там они взяли с бою Киретии, страшно разорив это поселение, жители же Малойи сдались добровольно, и их приняли в число союзников. (6) Из Перребии Аминандр затеял идти под Гомфы – город этот лежит неподалеку от Афамании, и потому он надеялся завладеть им без больших хлопот. (7) Влекомые жаждой добычи, этолийцы устремились в плодородные долины Фессалии, и Аминандр последовал за ними, хотя и не одобрял ни само это нападение, ни грабительские вылазки, где каждый действовал на свой страх и риск, ни то, что лагерем располагались как попало и где придется, не строя настоящих укреплений. (8) Он опасался, что такое небрежение погубит и его самого, и его отряд, и потому, когда увидел, что этолийцы ставят лагерь перед городом Фаркадоном в открытом поле, (9) отвел своих примерно на милю – на небольшой холм и, немного укрепив его, оказался в безопасности. (10) Этолийцы, занимаясь грабежом, и не вспоминали, что идет война и они находятся на вражеской земле: кто почти без оружия бродил по полям, кто спал либо пьянствовал в лагере, не позаботившись даже выставить караулы. Нежданное появление Филиппа застало их врасплох. (11) Извещенные о приближении врага первыми беглецами, что, дрожа от страха, возвращались с полей в лагерь, Дамокрит и другие вожди пришли в смятение, ибо было около полудня и почти все солдаты, наевшись, спали беспробудно. (12) Тут все стали будить друг друга, одним приказывали взяться за оружие, иных посылали за теми, кто грабил поля. Суматоха поднялась такая, что из всадников многие забыли свои мечи и большинство даже не надели панцирей. (13) Кое-как собрали впопыхах один отряд в шестьсот человек, считая вместе и всадников и пеших, и вывели против конников Филиппа, превосходивших Дамокритовых воинов и числом, и храбростью, и оружием. (14) Этолийцы оказались разбиты с первого же удара, они и не пытались толком драться, тотчас обратились в постыдное бегство и устремились обратно в лагерь; многие были убиты, других уводили в плен – Филипповы конники отбивали их от толпы бегущих и брали в кольцо.
42. (1) Возле самого лагеря Филипп велел трубить отбой, ибо кони и люди его утомились – не столько, правда, от битвы, сколько от перехода, долгого и очень уж поспешно пройденного. (2) Царь отправил несколько конных турм и попеременно с ними некоторые манипулы легковооруженных воинов за водой и продовольствием, расставил посты (3) и стал ожидать, пока подойдет пехота, – она шла строем и из-за тяжелого снаряжения отстала. (4) Когда пехота пришла, Филипп и ей повелел поставить тут же прямо перед собой знамена и оружие и наскоро подкрепиться едой; из каждого отряда не больше чем по два-три человека посылал он за водой, остальных же конников и легковооруженных построил тем временем в боевой порядок на случай, если противник что-нибудь предпримет. (5) Рассыпавшиеся по полям этолийцы толпою воротились в лагерь и вознамерились было защищать его: расставили вооруженных воинов у ворот и по валам и из-за укреплений свирепо и гордо посматривали на неподвижно стоявшего противника. (6) Но когда двинулись вперед боевые знамена Филиппа и македонский строй вплотную подошел к валу, этолийцы тотчас же покинули все посты и через задние ворота кинулись к холму, где укрепились афаманы; и когда бежали в страхе и беспорядке, то многие попали в плен, а других изрубили. (7) Все это и грабеж лагеря продолжалось целый день, и Филипп, который сперва был уверен, что до темноты сможет выбить из лагеря и афаманов, расположился на ночь на равнине перед их холмом, решив напасть на врага с рассветом. (8) Но этолийцы, гонимые все тем же страхом, что заставил их бросить собственный лагерь, ночью бежали врассыпную и отсюда. Тут весьма полезен оказался им Аминандр; под его командованием афаманы, которые хорошо знали эти места, провели беглецов горными тропами, неведомыми преследователям, в Этолию. (9) Лишь немногие, те, что заблудились в беспорядочном бегстве, попали под удары македонских конников, которых Филипп на заре, увидев, что на холме никого нет, послал в погоню.
43. (1) В те же примерно дни царский начальник Атенагор подстерег дарданов, когда возвращались они в свои земли, и расстроил те их отряды, что шли последними. (2) Дарданы поворотились лицом к врагу, выровняли ряды, и бой пошел уже по-настоящему, не принося победы ни той, ни другой стороне. Когда же дарданы двинулись дальше, царская конница и легковооруженные воины бросились за ними и неотвязно преследовали их, ибо те не имели такого рода войск, вооружены были слишком тяжело, да к тому же и сама местность благоприятствовала македонянам. (3) Убиты у дарданов оказались считанные воины, раненых же было много, но ни одного не взяли враги в плен, так как они из рядов зря не выходят, но держат строй и в бою, и в отступлении.
(4) Так Филипп удачными походами укротил два племени и поправил свои дела, пострадавшие в ходе войны с римлянами; добился он этого доблестью, а не только благодаря удаче. Вскоре затем помог ему и счастливый случай, еще уменьшивший число его врагов этолийцев. (5) Дело в том, что один из самых видных и знатных этолийцев по имени Скопад144 прислан был царем Птолемеем в Этолию с грудой золота, с помощью которого набрал здесь для царя шесть тысяч пехотинцев и пятьсот конников и увел их в Египет. (6) У этолийцев не осталось бы вообще молодежи, способной носить оружие, если бы Дамокрит не удержал хоть часть юношей, порицая их поведение и то напоминая о готовой вот-вот разразиться войне, то говоря об обезлюдении, угрожающем их родине. (7) Впрочем, неясно, старался ли он так ради своего народа или же по злобе к Скопаду, который недостаточно почтил его подарками.
44. (1) Так разворачивались тем летом [200 г.] военные действия римлян и Филиппа на суше. На море же флот, отплывший в начале лета с Коркиры под командованием легата Луция Апустия, обогнул Малею и соединился с флотом царя Аттала у мыса Скиллея145 в землях гермионян. (2) Афиняне, чья ненависть к Филиппу долгое время сдерживалась одним лишь страхом, теперь, завидя близкую помощь, дали своей ярости волю. (3) В городе всегда хватало краснобаев, готовых мутить простой народ; люди эти пожинают успех у толпы во всех свободных городах, а уж тем более в Афинах, славных красноречием. (4) Они-то и предложили неожиданно закон, который народ тотчас и одобрил; в законе предписывалось все статуи Филиппа, все его изображения с подписями под ними, а также изображения его предков мужского и женского пола снять и уничтожить, а праздники и жертвоприношения в его честь и в честь его предков, равно как должности ведавших ими жрецов, отменить. (5) И места, где было что-либо возведено или выбито в надписях в честь Филиппа, считать проклятыми и в тех местах никогда не воздвигать и не освящать ничего из предназначенного законами божескими и человеческими стоять в местах чистых и неоскверненных. (6) Жрецам же к каждой молитве за афинский народ, за его союзников, за войско и флот присовокуплять проклятия Филиппу, его детям, его царству, его войску, сухопутному и морскому, (7) всему племени македонскому и имени его. И еще прибавлено было, что также и в будущем, если кто предложит что-нибудь в порицание Филиппу, то все это афинский народ примет и утвердит; (8) если же кто предложит или сделает что-нибудь в оправдание или в прославление Филиппа, то дозволяется такого убить, и убийство будет считаться законным. В последней статье говорилось: все, что некогда утверждено было законом против Писистратидов146, равно применимо и к Филиппу. (9) Вот как афиняне словом произнесенным и словом писаным – единственным оружием, им доступным, – вели войну против Филиппа.
45. (1) Аттал и римляне сначала отправились из Гермионы в Пирей; (2) там они провели несколько дней, пресытившись постановлениями афинян, равно неумеренными и в почестях, воздаваемых союзникам, и в изъявлениях гнева против врага, после чего наконец отплыли из Пирея к Андросу. (3) Они стали в гавани, называемой Гаврий, и послали к жителям узнать, не согласятся ли они сдать свой город по доброй воле и тем спасти от разрушения. (4) Граждане отвечали, что в крепости стоит македонский гарнизон и оттого они не властны поступать по собственному усмотрению; тогда союзники расположились на виду у жителей, расставили орудия, употребляемые для взятия городов, и Аттал с Апустием с двух сторон двинулись к стенам. (5) Тут греки устрашились, ибо впервые видели знамена и оружие римлян и сколь стремительно приближаются воины к крепостным стенам. (6) И тут же сбежались в крепость, а Аттал и римляне захватили город. Крепость же продержалась всего два дня, и то оттого, что местоположение было выгодно, а не благодаря храбрости защитников; на третий день жители и солдаты гарнизона сдали город и крепость, договорившись, что им будет позволено, не взяв с собой ничего, в одной лишь одежде переправиться в Делий Беотийский147. (7) Город и крепость римляне уступили царю Атталу, себе же взяли добычу да изваяния, украшавшие улицы и площади. Аттал, чтобы не оказаться властителем вконец обезлюдевшего острова, уговорил кое-кого из македонян и почти всех андросцев остаться. (8) Позже и большая часть тех, кто по условиям перемирия переселился в Делий, тоже дали себя убедить и воротились на Андрос, ибо чем сильнее тосковали они по отечеству, тем охотнее верили обещаньям царя.
(9) С Андроса римляне с Атталом переправились к Китну, потеряли там несколько дней на осаду города и, убедившись, что он едва ли стоит потраченных усилий, поплыли дальше. (10) В Прасиях, уже в Аттике, к римскому флоту присоединились на двадцати легких судах иссеяне148; их послали разорять поля жителей Кариста, а в ожидании возвращения иссеян остальной флот стоял в Гересте, достославном порту Евбеи. (11) Наконец распустили все паруса и двинулись в открытое море, проплыли мимо Скироса, а там прибыли на остров Икос, где пришлось простоять несколько дней из-за сильного северного ветра. (12) Когда море успокоилось, направились к Скиату, городу, недавно разграбленному и разрушенному Филиппом. (13) Солдаты рассыпались по полям и вскоре вернулись на корабли с зерном и кое-какой другой едой, но без настоящей добычи – греки того не стоили, да у них и так все было разграблено. (14) От Скиата направились к Кассандрии149 и сначала остановились у Мендея – селения, служившего этому городу гаванью; но когда флот обогнул мыс и уже подходил под самые стены, внезапно налетела страшная буря, людей накрывало волнами, растеряв снасти, все устремились на берег. (15) Буря эта была, однако, лишь предвестием бед, что обрушились на воинов на суше: когда разметанные по морю корабли снова стянулись в одно место, а солдаты высадились и приступили к городу, оказалось, что у Филиппа здесь стоит сильный гарнизон; наступавших отбили с большими для них потерями, после чего им оставалось лишь отказаться от неудачной затеи и двинуться к мысу Канастрею150 на Палленском полуострове. Потом обогнули Торонский мыс и подошли к Аканту. (16) Здесь сначала опустошили поля, потом овладели городом и разграбили его. Дальше плыть не стали – корабли и без того были перегружены добычей – и двинулись обратно тем же путем, сначала в Скиат, а оттуда на Евбею.
46. (1) Там Аттал и Апустий оставили весь свой флот, кроме десяти быстроходных судов, на которых отправились в Малийский залив151, чтобы начать с этолийцами переговоры о дальнейшем ходе войны. (2) Для переговоров с царем и римским легатом этолийцы направили в Гераклею посольство152, поставив во главе его некоего Пиррия. (3) Он потребовал у Аттала тысячу воинов на основании ранее заключенного между ними союзного договора, утверждая, что именно таков должен был быть вклад царя в войну против Филиппа. (4) Аттал отказал, ибо, заявил он, когда Филипп под Пергамом жег дома и храмы, этолийцы ведь не послали свои войска грабить Македонию, не попытались создать угрозу собственным землям Филиппа, заставить его уйти и тем избавить Пергам от дальнейших опустошений. (5) Римляне же надавали этолийцам самых разных обещаний, и те отправились восвояси, обретя не столько помощь, сколько надежду. Апустий и Аттал вернулись на Евбею, где стоял флот.
(6) Затем они решили попытаться захватить Орей. Город этот был крепок и стенами, и гарнизоном, оставленным здесь с тех пор, как однажды уже было на него нападение. К Атталу и римлянам присоединились освободившиеся после взятия Андроса двадцать родосских кораблей – все палубные – под началом Агесимброта. (7) Их отправили к Зеласию, мысу, весьма удачно расположенному на побережье Фтиотиды153 повыше Деметриады, дабы они стали там на стоянку; мыс этот расположен очень удобно, чтобы оттуда следить, не двинутся ли из Деметриады суда македонян. (8) Судами этими командовал царский префект Гераклид154, державший там флот, не столько замышляя самостоятельные действия, сколько в расчете на то, что оплошность врага предоставит ему удобный случай выступить. (9) Римляне и Аттал напали на Орей с двух сторон: римляне со стороны прибрежной крепости, Аттал же со стороны долины, что пролегает между двумя крепостями и со стороны которой город обведен еще и стеной. (10) Различной была местность, и действовали они по-разному: римляне придвигали к крепости черепахи155 и крытые навесы, расшатывали стены таранами, Аттал же использовал баллисты, катапульты и другие устройства, способные метать дроты и огромные камни, вел подкопы и вообще пускал в ход все, что оказалось полезным при первой осаде. (11) Однако македонский гарнизон не только превосходил численностью тот, что защищал крепости и город ранее156, но и сражался с необычной храбростью, ибо воины помнили, как сурово карал царь за прежние промахи, помнили его угрозы и посулы. Дело затягивалось, рассчитывать на приступ уже не приходилось, а лишь на долгую осаду, на орудия и подкопы, и Апустий решил тем временем попытать счастья в другом месте. (12) Он оставил перед городом столько солдат, сколько надо было, чтобы довести дело до конца, а сам с остальными переправился к ближайшему городу на материке – к Ларисе, не знаменитому городу Фессалии, а к другой Ларисе, которая зовется Кремастой157; город удалось захватить неожиданно, удержалась одна лишь крепость. (13) Аттал занял также Птелей – жители его ничего не опасались, ибо были твердо убеждены, что противник занят осадой другого города. (14) Между тем осадные работы вокруг Орея были уже закончены; солдаты запертого в городе гарнизона, несши караул дни и ночи, совсем обессилели, да и раненых было много. (15) Часть стены, расшатанная таранами, рухнула в нескольких местах, и римляне ночью ворвались через пролом в ту крепость, что над гаванью. (16) С нее они на рассвете дали сигнал Атталу, и он тоже ворвался в город, благо стены с его стороны большею частью лежали в развалинах. Гарнизон и жители бежали во вторую крепость, а через два дня сдались. Город достался царю, пленные – римлянам.
47. (1) Приближалось осеннее равноденствие, когда залив на Евбее, который зовется Койла158, становится особенно опасен для мореплавателей. Союзники поспешили покинуть эти края до наступления бурь и воротились в Пирей, откуда и начинали свой поход. (2) Апустий оставил там тридцать кораблей, а сам, обогнув мыс Малею, двинулся морем к берегам Керкиры. Аттал же остался на месте, чтобы принять участие в таинствах Цереры159, а после, отпустив домой Агесимброта и родосцев, отбыл в Азию. (3) Вот так тем летом на суше и на море воевали против Филиппа и его союзников консул Сульпиций, его легат Апустий, а также помощники их – царь Аттал и родосцы. (4) Второй консул Гай Аврелий160 прибыл в свою провинцию и застал войну оконченной. Досадуя, что претор Фурий сумел без него победоносно завершить войну, (5) он отправил его в Этрурию, а сам пошел с легионами по вражеским землям, грабил их, и добычи досталось ему много, да мало славы. (6) А Луций Фурий решил, что делать ему в Этрурии больше нечего и что сейчас самая пора добиваться Галльского триумфа, пока консула, полного злобы и завистливого стремления помешать ему, нет в Риме. (7) Фурий явился в город, когда никто того не ждал, собрал сенат в храме Беллоны161, рассказал о своих победах и стал требовать, чтобы ему позволили вступить в город триумфатором.
48. (1) Многие сенаторы готовы были согласиться, одни считали его победы великими, другие же просто из дружеского расположения. (2) Но старейшие из них не соглашались, ибо, говорили они, Фурий не своим войском командовал да и провинцию свою покинул, лишь бы урвать себе поскорее триумф, – такого до сего времени в Риме не бывало.
(3) Особенно бывшие консулы162 настаивали на том, что претор вполне мог подождать возвращения консула. (4) Фурию, по их словам, следовало расположиться лагерем в окрестностях колонии163, защита ее была бы обеспечена, а сам он без боя и без опасности спокойно дождался бы возвращения Аврелия. Теперь же чего не сделал претор, то должен сделать сенат; (5) когда Аврелий и Фурий перед сенаторами изложат каждый свои доводы, тогда и можно будет принять решение. (6) Многие сенаторы полагали, что принимать во внимание следует все-таки только сами действия претора, да то, совершены ли они во время его пребывания в должности и под его ауспициями164. (7) Если из двух колоний, призванных преграждать путь мятежным галлам, одна оказалась сожжена и разграблена, а пожар – словно с кровли на кровлю – был готов перекинуться на вторую, лежащую совсем близко, то что же и должен был делать претор? (8) А если ему запрещалось делать что бы то ни было без разрешения консула, то либо ошибся сенат, предоставивший претору войско (ведь, если считали сенаторы, что войну лучше было вести силами консульского, а не преторского войска, можно было особым решением поручить ее консулу, а не претору), (9) либо неправильно действовал консул, который, приказав перевести войско из Этрурии в Галлию и зная, что без него никаких действий предпринимать нельзя, сам тем не менее так и не появился под Аримином. (10) Война не терпит проволочек и отлагательств, не ждет, пока командующие разберутся в положении, бой принимаешь не когда хочешь, а когда враг его начал. (11) Рассматривать теперь надо сам бой и его исход: враги истреблены или обращены в бегство, лагерь противника взят и разграблен, одна колония вызволена из осады, в другую возвращены жители, захваченные было галлами в плен, одним ударом положен конец войне. (12) Не только люди счастливы этой победой, но и богам бессмертным три дня возносились молебствия – не за то ведь, что опрометчиво и дурно защищал претор Луций Фурий интересы Города и народа, а за то, наверное, что вел он войну счастливо и завершил успешно. Воевать с галлами, видно, самой судьбой назначено роду Фуриев165.
49. (1) Такими речами Фурий и его друзья добились того, что всеобщее расположение к претору, находившемуся тут же, возобладало над уважением к консулу, который находился в отсутствии, и с согласия большинства Луцию Фурию был присужден триумф. (2) Не сложивши еще своей должности, претор Луций Фурий справил триумф в честь победы над галлами. Он внес в казну триста двадцать тысяч ассов медной монетою и сто тысяч пятьсот серебряных монет166. (3) Перед колесницей его не вели пленных, не несли трофеи и не шли воины. Казалось, все оставил себе консул, – все, кроме победы.
(4) Затем Публий Корнелий Сципион устроил игры по обету, данному еще в бытность его консулом в Африке, обставив их со всяческим великолепием. (5) Было также принято постановление, по которому его воины получали за каждый год боевой службы в Испании или в Африке по два югера земли167, ведать же раздачей этих наделов поручили децемвирам. (6) Потом назначили триумвиров, дабы пополнили население Венузийской колонии168, сильно поредевшее от войны с Ганнибалом; ими стали Гай Теренций Варрон, Тит Квинкций Фламинин и Публий Корнелий Сципион, сын Гнея, которые и внесли новых поселенцев в списки колонистов Венузии.
(7) В том же году Гай Корнелий Цетег, управлявший в качестве проконсула Испанией, разбил в землях седетанов большое вражеское войско. В этом бою, как говорят, было убито пятнадцать тысяч испанцев и взято семьдесят восемь боевых знамен.
(8) Консул Гай Аврелий, покинув свою провинцию и прибыв в Рим для проведения выборов, вопреки ожиданиям поставил в вину сенаторам не то, что они приняли решение о триумфе, не дождавшись его, консула, возвращения в Город, (9) а то лишь, что триумф присудили, не выслушав никого, кроме самого будущего триумфатора, – даже тех, кто, как и он, участвовал в войне. (10) Предки наши установили, сказал Аврелий, чтобы легаты, трибуны, центурионы, да и даже простые воины, проходили в триумфе, как бы свидетельствуя в глазах римского народа о подвигах полководца, удостоенного столь высокой чести. (11) А в этот раз из всего войска, что билось с галлами, сенат не расспросил не то что ни одного воина, но даже ни одного обозника, дабы убедиться, правду ли говорит претор или нет. Затем консул назначил день и провел выборы; консулами были избраны Луций Корнелий Лентул и Публий Виллий Таппул; преторами же затем стали Луций Квинкций Фламинин, Луций Валерий Флакк; Луций Виллий Таппул и Гней Бебий Тамфил.
50. (1) В том [200 г.] году зерно было очень дешево; в великом изобилии его привезли из Африки, и курульные эдилы Марк Клавдий Марцелл и Секст Элий Пет продавали его народу по два асса за модий. (2) Эти же должностные лица провели весьма пышные Римские игры, которые длились один день и были повторены; те же эдилы поставили в эрарии169 на деньги от штрафов пять бронзовых статуй. (3) Трижды полностью повторяли Плебейские игры плебейские эдилы Луций Теренций Массилиец и Гней Бебий Тамфил, уже избранный в преторы на следующий год. (4) В том году были еще даны на форуме погребальные игры по случаю смерти Марка Валерия Левина, и длились они четыре дня, а устроены были сыновьями его Публием и Марком; ими был показан и гладиаторский бой, в котором участвовали двадцать пять пар. (5) Марк Аврелий Котта, один из децемвиров, ведавших жертвоприношениями, умер, и на место его стал Маний Ацилий Глабрион.
(6) По случайному совпадению ни один ни другой из курульных эдилов, выбранных в том году, не смог сразу вступить в должность: один, Гай Корнелий Цетег, ведал провинцией Испанией и был избран в эдилы заочно, (7) второй же, Гай Валерий Флакк, хотя и присутствовал при избрании, не мог принести присягу в верности законам, ибо был фламином Юпитера170, вступить же в должность нельзя никому, кто в течение пяти дней после избрания не принес такую присягу. (8) Флакк просил, чтобы его освободили от присяги, и сенат постановил: буде эдил представит на благоусмотрение консулов кого-либо, кто принес бы клятву вместо него, и буде консулы его представление одобрят, то пусть договорятся с народными трибунами, и все дело будет доложено народу. (9) Принести присягу за брата согласился Луций Валерий Флакк, избранный в преторы на следующий год. Трибуны доложили обо всем на плебейской сходке, и было постановлено признать его присягу, как если бы присягал сам эдил. (10) Приняли плебеи постановление171 и о другом эдиле: трибуны предложили послать в Испанию к войску двух человек с правом военного командования – одного дабы дать возможность Гаю Корнелию вернуться в Рим и вступить в должность эдила, (11) другого – на смену Луцию Манлию Ацидину, находившемуся в провинции уже много лет; плебеи постановили, чтобы в Испанию отправились Гней Корнелий Лентул172 и Луций Стертиний с проконсульскими полномочиями.

1. Событиям указанных 63 лет (264—201 гг. до н.э.) были уделены книги XVI—XXX Ливиева труда (первые пять из них не сохранились, последующие десять, полностью посвященные Второй Пунической войне, вошли в оба тома настоящего издания); книги I—XV (последние пять из них не сохранились) охватывали собой всю предшествующую историю Рима.

2. Прежние великие цари македонян – это Филипп II (359—336), основатель могущественной державы, и Александр Македонский (336—323), его знаменитый сын и преемник. Филипп V (221—179), о котором пойдет дальше речь (по прежнему счету, принятому, в частности, Ф. Мищенко, он назывался Третьим), уже знаком нам по предыдущим книгам (начиная с кн. XXII).

3. Название Азия Ливий часто употребляет в узком смысле, обозначая им Малую Азию (ср.: XXXVIII, 39, 15; XXXVII, 45, 14), или даже (еще уже) Пергамское царство (ср.: XXVI, 24, 9) – будущую (после 133 г. до н.э.) римскую провинцию Азию. Но и там, где речь заходит об Азии как о части света, могут иметься в виду, разумеется, лишь ее области, известные римлянам.

4. Первая Македонская война, о которой идет здесь речь, началась не в 211 г. до н.э. (как можно было бы заключить из данного текста), а раньше: союз Филиппа с Ганнибалом был заключен в 215 г. до н.э. (XXIII, 63, 10—12), военные действия начались в 214 г. (XXIV, 40, 1). В 211 же году был заключен договор римлян с этолийцами (см. след. примеч.) о совместных действиях против Филиппа (XXVI, 24). Мир между Филиппом и этолийцами был заключен в 205 г. до н.э. (XXIX, 12, 1), так что слова Ливия о «трех годах назад» иногда объясняют ратификацией договора в 204 г. до н.э., но такие небольшие неточности могут объясняться и расхождением между источниками Ливиева рассказа.

5. Этолия – гористая область в Западной Греции (южнее Эпира и Фессалии, севернее Коринфского залива, западнее Фокиды). Ее воинственные племена, объединенные в союз (с общим народным собранием, советом и должностными лицами), с III в. до н.э. были важной политической силой в Греции.

6. См. также: XXX, 26, 3; 33, 5; 42, 4 и XLV, 22, 6. Полибий о помощи Македонии Ганнибалу не сообщает.

7. Аттал I (241—197) – царь Пергама (город на северо-западе Малой Азии и центр быстро расширявшегося царства), со времен Первой Македонской войны союзник римлян в борьбе с Филиппом. Родос – самый большой (78x35 км) и самый южный из островов близ юго-западного побережья Малой Азии. Играл важную роль в международной торговле и политике. Агрессивная политика Филиппа V толкала родосцев к союзу с Римом.

8. Консулами в 201 г. до н.э. были Гней Корнелий Лентул и Публий Элий Пет.

9. Царю Египта Птолемею V Эпифану (204—180 гг. до н.э.) было в то время девять лет, таким образом, дружественную Риму политику проводили его опекуны, а не он сам.

10. Бойи – кельтское (галльское) племя, осевшее в свое время в долине Пада (совр. р. По). В начале Второй Пунической войны многие из племен Предальпийской Галлии присоединились к Ганнибалу (см.: XXI, 25, 2 сл.), так что теперь подчинение региона власти Рима начиналось заново.

11. Префект (начальник) союзников – высшая командная должность в союзническом войске (как войсковой трибун в легионах).

12. Видимо, местное название округа к югу от Равенны.

13. Упоминается еще раз в сходном контексте: XXXIII, 37, 2.

14. Ингавны – лигурийское племя, обитавшее к юго-западу от Генуи; их главным городом был морской порт Альбингаун. См.: XXVIII, 46, 7; Страбон, IV, 201.

15. Об этом флоте ср.: XXX, 41, 7; 44, 13. Марк Валерий Левин (консул 220 и 210 гг. до н.э.) активно действовал в Греции в годы Второй Пунической войны. Данный эпизод некоторые исследователи считают неисторичным. Вибона (Вибона-Валентия) – город на юге Италии (в Бруттии) на побережье Тирренского моря.

16. Легат – здесь: посол римского сената – один из троих, направленных в 203 г. до н.э. к Филиппу с жалобами на нарушение договора. В 201 г. до н.э. македоняне в свою очередь жаловались на Марка Аврелия, задержавшегося близ их границы и беспокоившего их набегами (XXX, 26, 4; 42, 3). Сенатские легаты могли быть и послами-уполномоченными для устроения новых провинций (и дел на замиренных территориях). Словом «легат» обозначались и помощники консула на войне.

17. В 280 г. до н.э. Пирр, царь Эпира (западная область Северной Греции, граничившая с Македонией), высадился с войском в Италии по приглашению южно-италийского города Тарента, воевавшего тогда с Римом.

18. Служить в римской армии могли только собственники земли (хотя бы самых малых участков), но за долгий (до 16 лет) срок службы в войске многие теряли свои владения. У Ливия это первый пример наделения землей отслуживших солдат (ср. ниже, гл. 49, 5 и др.). Позднее (в I в. до н.э.) это вошло в обычай.

19. Городской претор в отсутствие консулов занимался делами управления в Городе. Основным же его делом было рассмотрение судебных споров между римскими гражданами.

20. Комиссии по наделению колонистов землей обыкновенно состояли из трех членов – назначение десятерых подчеркивает сложность или важность задачи.

21. Население этих областей оказало поддержку Ганнибалу и теперь в наказание лишалось части своих земель.

22. Курульными назывались магистраты, имевшие в знак отличия курульное (складное, переносное) кресло – символ судебной власти. Должность двух плебейских эдилов была утверждена вместе с народным (плебейским) трибунатом в 494 г. до н.э. Позднее (в 367 г. до н.э.) была учреждена (вместе с претурой) и должность курульных (первоначально патрицианских) эдилов (см.: VI, 42, 14; VII, 1—6). В обязанности эдилов, заботившихся о Городе и его снабжении, вошло и проведение общественных игр.

23. Великие (Римские) игры, посвященные Юпитеру, с IV в. до н.э. были ежегодными; видимо, могли (как это было принято изначально) даваться и по обету. Устраивались в сентябре.

24. Плебейские игры, тоже посвященные Юпитеру, устраивались в ноябре во Фламиниевом цирке (с 216 г. до н.э.).

25. Такое стремительное прямое продвижение по лестнице должностей, видимо, выходило за рамки обычного, хотя законодательно требование перерыва между двумя выборными государственными должностями было оформлено лишь двумя десятилетиями позднее – в 180 г. до н.э. (см. примеч. 106 к кн. XL).

26. Пир Юпитеру давался 13 сентября (т.е. во время Великих игр); перед статуями Юпитера, Юноны и Минервы ставили столы с едой (подробней см.: примеч. 132 к кн. V). Впоследствии эту церемонию стали повторять и во время Плебейских игр (см.: XXV, 2, 10; XXVII, 36, 9; XXIX, 38, 8).

27. Отсчет лет от основания города Рима использовался в древности лишь для обозначения временной удаленности тех или иных событий друг от друга, ибо возраст Рима для самих римских и греческих авторов оставался спорным (см.: Цицерон. Брут, 48, 72). Предлагавшиеся датировки приходятся в основном на годы между 759 и 748 гг. до н.э., впервые предложенная Титом Помпонием Аттиком (см.: Цицерон. Брут, 18, 72). Современные исследователи корректируют хронологию древних редкими астрономическими датировками. Тем не менее легкие колебания в датах неизбежны.

28. Т.е. 15 марта, когда с 222 до 153 г. до н.э. новоизбранные должностные лица (кроме народных трибунов) вступали в должность. (Позднее консульский год стал начинаться 1 января.)

29. Латины – граждане латинских народов (колоний) – привилегированная часть италийских союзников Рима, с которыми их связывали общие культы богов, единство военной организации и договоры об общности ряда гражданских прав – таких, как право брака, право заключения торговых сделок по римскому праву и право перемещения с переходом в римское гражданство при переселении в Рим.

30. Гаруспики – жрецы-гадатели, толковавшие волю божеств по внутренностям жертвенных животных и указывавшие средства для умилостивления богов в случаях грозных явлений. «Наука» гаруспиков была этрусской, и их самих долгое время приглашали из Этрурии.

31. Триумф – торжество парадного въезда полководца-победителя в Город. Присуждался сенатом. О необходимых для этого условиях и о самом триумфальном шествии см. примеч. 17 к кн. II.

32. Назначение Македонии провинцией одному из консулов означало решение сената начать войну против Филиппа V, однако сам акт объявления войны требовал соответствующего постановления народного собрания (см. след. примеч.).

33. Во всех видах римских народных собраний голосование было не индивидуальным, а групповым. Так, в народных собраниях по центуриям (центуриатных комициях) каждая центурия (букв.: «сотня») имела один голос.

34. Институт народных (правильнее – плебейских) трибунов был создан, чтобы оказывать помощь плебеям и защищать их от злоупотреблений патрицианских должностных лиц. В период борьбы патрициев и плебеев (до 287 г. до н.э.) деятельность народных трибунов была оппозиционной, нередко даже обструкционистской, по отношению к сенату.

35. Центуриатные комиции первоначально были собранием римского войска и воспроизводили его структуру. Их проводил консул (или диктатор), облеченный военной властью, которая не могла применяться в пределах померия (освященной городской черты – подробней см.: I, 44, 5—6 и примеч. 138 к кн. I), и потому они созывались на Марсовом поле (подробней см. примеч. 11 к кн. II). Комиции лишь голосовали и принимали решения, а предварительное обсуждение (если таковое устраивалось) считалось неформальной сходкой.

36. Квириты – обычное обращение оратора к римским гражданам. О его значении см.: I, 13, 5 и примеч. 55 к кн. I.

37. Мамертинцы (от «Мамерс» – окское имя Марса) – италийские наемники, взбунтовавшиеся и разбойничавшие на Сицилии в начале III в. до н.э. Помощь, оказанная им римлянами в 264 г. до н.э., привела последних к столкновению с карфагенянами, с которого и началась Первая Пуническая война. См.: Периохи, 16; Полибий, I, 7 сл.

38. См.: XXIII, 33 сл.; XIV, 24, 10 и др.

39. Коринф – один из крупнейших и важнейших городов Греции (в Северо-Восточном Пелопоннесе). С 223/2 г. до н.э. до конца Второй Македонской войны был подвластен царям Македонии. До и после этого входил в Ахейский союз.

40. Об Эпире и его царе Пирре см. выше, примеч. 17. О гибели Пирра в Аргосе (272 г. до н.э.) см.: Плутарх. Пирр, 34.

41. Риторическое преувеличение – Пирр дошел, однако, до Беневента (город на Аппиевой дороге примерно в 250 км от Рима), где был разбит и ушел из Италии (в 275 г. до н.э.).

42. Речь идет о лектистерниях, «угощении богов» (умилостивительный обряд – подробней см.: V, 13, 6 и примеч. 27 к кн. V.

43. Фециалы – древнейшая жреческая коллегия, ведавшая ритуалами объявления войн, заключения договоров, выдачей врагу полководцев и т.п. Подробно см.: I, 24, 4—9; 32, 5—14; IX, 8—11, а также примеч. 85 и 104 к кн. I.

44. Это запрещение явно не выполнялось. См.: XXXII, 3, 4.

45. Легионы, так называвшиеся, были резервными, используемыми при необходимости.

46. Понтификам (с великим понтификом во главе) как высшей жреческой коллегии, надзиравшей за всеми общественными и частными культами, принадлежало окончательное суждение по всем спорным вопросам сакрального права.

47. Римляне исполняли обеты божествам со скрупулезной точностью, отсюда и забота о точности формулировки обета.

48. Ср., например: XXVII, 33, 8; XXX, 2, 8 и 11—12.

49. Эти игры состоялись в 194 г. до н.э. См.: XXXIV, 44, 6.

50. Речь идет о так называемой Предальпийской Галлии или «Галльской области» между Альпами и Апеннинами, где в долине Пада галлы (кельты) осели на рубеже IV в. до н.э. (см.: V, 33, 2—35, 3 и примеч. 79—99 к кн. V). Перечисленные здесь племена – в большинстве галльские, кроме лигурийцев-ильватов, обитавших в верховьях Пада. О Газдрубале см. ниже, примеч. 54.

51. Плацентия и Кремона – римские колонии (латинского права), первая – на правом, вторая – на левом берегу Пада, выведенные сюда в 218 г. до н.э. перед самой Второй Пунической войной.

52. Аримин (совр. Римини) – приморский город на Адриатическом побережье Италии (в северной его части, южней устья По и Равенны). Основанный когда-то умбрийцами, он по приходе галлов оказался в их области, а в 268 г. до н.э. принял римских колонистов. Обладавший хорошей гаванью, расположенный на скрещении важных дорог, а с 220 г. связанный с Римом Фламиниевой дорогой, он имел большое стратегическое значение. Поэтому название этого города (как места назначения консулов) употреблялось и в расширительном смысле, обозначая всю «Галльскую область» (ср.: XXVIII, 38, 13 и примеч. 58 к кн. XXVIII).

53. Масинисса – нумидийский царь, в годы Второй Пунической войны союзник сперва карфагенян, потом Рима, верность которому он сохранил до старости (умер в 148 г. до н.э.).

54. Газдрубал и Магон – карфагенские полководцы, братья Ганнибала. В ходе Второй Пунической войны поочередно вторглись в Италию – один в 207 г. до н.э. с суши через Альпы, другой в 205 г. до н.э. с моря через Геную. Оба действовали в Галльской области. Газдрубал после неудачной осады Плацентии двинулся к югу, но вскоре был разбит и погиб неподалеку от Сены Галльской, города (римской колонии, выведенной сюда в 283 г. до н.э. – см.: Периохи, 11), расположенного «на Адриатике на краю равнины, омываемой Падом» (Полибий, II, 19, 13). Магон продержался в лигурийских и галльских землях до 205 г. до н.э., когда потерпел поражение в землях инсубров и вскоре скончался от раны. См.: XXVII, 38, 6—51; XXVIII, 46, 7 сл.; XXX, 19—20.

55. Сифак, царь Нумидии, во время Второй Пунической войны был римским союзником, но перешел на сторону Карфагена и изгнал Масиниссу из его царства. Захваченный римлянами, он умер узником в Италии (см.: XXX, 45, 4 сл.), оставив остатки своего царства сыну Вермине.

56. Ср.: XXX, 15, 11 и примеч. 44 к кн. XXX.

57. Квинкверема – корабль с пятью рядами гребцов.

58. Подробный рассказ о скандальном деле Племиния, Сципионова легата, совершившего в 205—204 гг. до н.э. ряд преступлений в Локрах, греческом городе в Южной Италии, где он ограбил святилище Прозерпины (т.е. Персефоны), о расследовании этого дела, возвращении сокровищ и каре, постигшей виновников, см.: XXIX, 8—9, 16, 4—22, 10.

59. Марку Помпонию Матону, претору, управлявшему в 204 г. до н.э. Сицилией, сенат поручил расследовать дело о преступлениях Племиния и возможной причастности к ним Публия Сципиона (будущего Африканского). Помпонию удалось завершить расследование этого скользкого дела, добившись возвращения храму похищенных денег и самой суровой кары Племинию с сообщниками, но ничем не затронув Сципиона. См.: XXIX, 20—21. После этого Помпоний был приглашен Сципионом участвовать в переправе его войска в Африку – см.: XXIX, 24, 8; XXX, 2—3.

60. Храм Юноны Спасительницы (Соспиты) находился в Ланувии (город на южном склоне Альбанской горы примерно в 30 км от Рима). Культ этой богини был среди других древнейших латинских усвоен римлянами (см.: VII, 14, 2; римские консулы совершали здесь ежегодные жертвоприношения).

61. Консулы 207 г. до н.э. См.: XXVII, 36, 10.

62. К Сивиллиным книгам пророчеств обращались по решению сената, чтобы через жрецов-децемвиров узнавать, чем и как умилостивить богов.

63. Культ Юноны Царицы был перенесен в Рим в 392 г. до н.э. из Вей; храм ей в Риме был сооружен на Авентине. См.: V, 21—23; 31, 3. Об обрядах, справлявшихся по поводу подобных же знамений, см.: XXVII, 37, 5—15. Там же рассказывается о первом шествии девушек к храму Юноны Царицы с пением гимна в ее честь (в 207 г. до н.э.).

64. Ливий Андроник, грек родом, отпущенник римского сенатора, положил начало римской поэзии (подробней см. примеч. 178 к кн. XXVII). Публия Лициния Тегулу иногда предположительно отождествляют с поэтом-комедиографом Лицинием Имбриком (о нем см.: Авл Геллий, XIII, 23 (22); XV, 24).

65. Эти деньги были собраны в виде добровольного бессрочного займа для ведения войны с Ганнибалом (XXVI, 36, 8). В 204 г. до н.э. было решено выплатить этот государственный долг в три приема. Третья выплата и приходилась на текущий, 200 год (XXIX, 16, 1). Окончательно расплатились с этим долгом в 196 г. до н.э. (XXXIII, 42, 2).

66. Эта плата за пользование землей была почти номинальной (асс – медная монета; 1 югер – 0,25 га), ее целью было сохранить право собственности за государством. Подробней об общественных землях см. ниже, примеч. 2 к кн. XLII.

67. Ликторы – прислужники, сопровождавшие высших должностных лиц. Несли перед ними знаки их власти, совмещали функции телохранителей, полицейских, палачей и т.п.

68. Брундизий – портовый город на западном побережье Южной Италии. Морской путь в Македонию был отсюда кратчайшим.

69. Нападение Филиппа на Абидос (город, на азиатском берегу Дарданелл в самом узком их месте) было связано с его агрессивной кампанией против греческих городов на островах и в Малой Азии (частью свободных, частью принадлежавших Птолемеям). Политика Филиппа угрожала Пергаму и Родосу, которые и вступили в войну.

70. Птолемей IV Филопатор умер за пять лет до описываемых событий (в 205 г. до н.э., но объявлено о его смерти было только в 204 г. до н.э.). Малолетством его преемника (см. выше, примеч. 9) и хотели воспользоваться Филипп и Антиох III, чья держава простиралась от Сирии далеко на восток (недавно он прошел походом по следам Александра Македонского до Инда) и включала в себя южную часть Малой Азии. Он был прозван «Великим», и притязания его росли, но реальные силы и возможности, как скоро выяснилось, им не соответствовали.

71. Акарнания – приморская область вдоль западных рубежей Этолии. Входила в Этолийский союз (в 205—197 гг. до н.э.).

72. Церерой Ливий на римский лад называет Деметру (греч. Земля-мать), чей храм в Элевсине был знаменит своими «мистериями» (таинствами) – служениями богине с жертвоприношениями, шествиями и драматическими представлениями. К участию в них допускались лишь посвященные и после соответствующих очистительных обрядов.

73. Эгина – остров в Сароническом заливе (между Аттикой и Арголидой).

74. Пирей – морской порт Афин.

75. Это описание встречи Аттала и последовавшего за нею народного собрания близко к Полибиеву (XVI, 25, 5—26).

76. Ср.: Полибий, XVI, 26, 9.

77. Подобная почесть чужеземному властителю воздавалась афинянами не впервые. Из эпиграфических данных известно, что к десяти Клисфеновым «трибам», т.е. филам, учрежденным в 509—507 гг. до н.э., были в 307—306 гг. до н.э. добавлены еще две, Антигонова и Деметриева, затем около 226—223 гг. до н.э. еще одна, Птолемеева. Однако около 201 г. до н.э. Антигонова и Деметриева филы были упразднены. Теперь с учреждением Атталовой филы их стало двенадцать.

78. Кия, или Кеос, – небольшой остров Кикладского архипелага.

79. Андрос, Парос, Китн – острова того же архипелага.

80. У Пергамского царства был с Первой Македонской войны союз с этолийцами – ср.: XXVII, 29, 10.

81. Энос и Маронея – греческие города в Эгейской Фракии. Энос близ устья Гебра (совр. р. Марица), Маронея на побережье к востоку от Абдеры. «Освобожденные» Римом, они оставались предметом притязаний Филиппа, Антиоха и Птолемеев. Несколько раз переходили из рук в руки.

82. См. выше, гл. 14, 4.

83. Тенедос – остров у берегов Троады – северо-западного «угла» Малой Азии. Квадрирема – судно с четырьмя рядами весел. В следующем далее рассказе о падении Абидоса Ливий идет за Полибием (XVI, 30—34).

84. Т.е. Артемиды.

85. Гимнасий – помещение с открытым двором для физических упражнений.

86. Кизик – греческий город на северном берегу Пропонтиды (совр. Мраморное море).

87. См. выше, гл. 2, 3.

88. По сообщению Юстина (XXX, 3, 3—4), послы должны были предостеречь Антиоха и Филиппа от действий против Египта, а Марк Эмилий был послан вести как опекун дела юного Птолемея V Эпифана. О дружественных отношениях Рима с Египтом Ливий упоминал в кн. XXVII, 4, 10.

89. Коркира (Керкира, совр. Корфу) – остров с одноименным городом на Ионическом море напротив Эпира и близ Иллирии. В описываемое время «свободный» греческий город под покровительством римлян. Аполлония – греческий город в Южной Иллирии (совр. в Албании) между реками Апс (совр. Семини) и Аой (совр. Вьоса), основанный коркирянами в 588 г. до н.э. После гибели Пирра, чьему царству она принадлежала, Аполлония заключает договор с Римом и остается зависимой от него. Консул, упоминаемый здесь, это Публий Сульпиций Гальба, прибывший в Брундизий к самой зимовке войск. Таким образом, Ливий возвращается здесь к изложению, прерванному в гл. 14, 2. Этот хронологический сбой Сэйдж объясняет переходами Ливия от источника к источнику и большим расхождением между гражданским и астрономическим годом.

90. Модий («мерка») – мера сыпучих тел – 8,754 л.

91. С 206 г. до н.э. См.: XXVIII, 38, 1 и примеч. 115 к кн. XXVIII.

92. В III в. до н.э. в случае необходимости военной властью (империем) могли наделяться и частные лица, которые действовали на правах консулов или преторов, но, строго говоря, не были проконсулами или пропреторами. Не будучи правильно избранными, такие лица не могли награждаться триумфом (см. выше, примеч. 31), хотя бы их деятельность того заслуживала. В таком положении оказался в свое время и сам Публий Корнелий Сципион, одержавший победу над карфагенянами в Испании (см.: XXVIII, 38, 4).

93. Овация («малый триумф») представлялась сенатом победоносному полководцу при отсутствии какого-либо из условий, необходимых для присуждения триумфа. При овации победитель вступал в город верхом (а не на колеснице) или даже пешком и шествие было менее торжественным (подробней см. примеч. 101 к кн. XXVI).

94. Арреций (совр. Ареццо) – город на северо-востоке Этрурии.

95. Союзнический контингент в консульском войске делился на «отборных» (пеших и конных) и две алы (букв.: «крыло»), которые именовались правой и левой. Их место в бою могло быть любым (см.: Полибий, VI, 26, 7—9). Упоминаемые ниже легаты – это не послы, а помощники командующего на поле битвы.

96. О посвящении этого храма см. ниже: XXXIV, 53, 7.

97. Другие версии относительно судьбы этого Гамилькара см.: XXXII, 30, 12; XXXIII, 23, 5.

98. Ливий здесь продолжает повествование, прерванное выше, гл. 19. Другой консул – это Публий Сульпиций, о чьем прибытии в Македонию здесь, таким образом, сообщается уже в третий раз. См. выше, гл. 14, 2; 18, 9 и примеч. 89.

99. Трирема – судно с тремя рядами весел.

100. Халкида – важнейший город острова Евбеи, расположенный на берегу Еврипа – узкого и опасного пролива между Евбеей и беотийским берегом. См.: XXVIII, 6, 8—11.

101. Мыс Суний – юго-восточная оконечность Аттики.

102. Деметриада – город на северном берегу Пагассейского залива в Фессалии, построен в 293 г. до н.э. македонским царем Деметрием Полиоркетом на месте древних Пагас (захваченных македонянами 40 годами раньше) и стал одной из резиденций македонских царей.

103. Гемеродромы – от греч. «гемера» – «день» и «дромос» – «бег».

104. Т.е. стратега – Ливий, как правило, употребляет латинские термины для обозначения иноземных должностных лиц.

105. Дипилон («Двойные ворота») – северо-западные ворота Афин.

106. Академия – роща к северо-западу от Афин, посвященная мифическому герою Академу, где находился гимнасий и где обосновался со своей философской школой Платон.

107. Киносарг – гимнасий со святилищем Геракла и рощей (близ совр. дороги от Афин к Фалеру). В свое время здесь учил философ-киник Антисфен.

108. Ликей – северо-восточный пригород Афин с храмом Аполлона Ликейского («убивающего волков») и гимнасием, где некогда учили софисты, Протагор, позднее Аристотель. (Отсюда – слово «лицей».)

109. Ахейский союз, основанный городами Ахайи (область в Северном Пелопоннесе вдоль побережья Коринфского залива – западнее Сикиона), – объединение пелопоннесских греческих государств. Подобно Этолийскому союзу (см. примеч. 5), был одной из важнейших политических и военных сил в Греции того времени (подробней см. примеч. 133 к кн. XXVII). Регулярные собрания союза созывались четырежды в год в Эгии, чрезвычайное могло состояться в любом городе союза.

110. О войне против Набиса см. ниже: XXXIV, 22, 5 сл.

111. Филопемен – крупнейший государственный деятель и полководец Ахейского союза. За 40 лет восемь раз занимал в нем высшую должность стратега («претора», как пишет Ливий). Прочувствованный рассказ о его гибели в одной из малозначительных войн (в 183 г. до н.э. на 70-м году жизни) см. ниже: XXXIX, 49 сл. Киклиад в 200 г. до н.э. был преемником Филопемена в высшей союзной должности.

112. Орей (другое название – Гистиея) – город на северном берегу острова Евбеи. В эллинистическое время – почти постоянно в руках македонян. О тамошних укреплениях и о первом взятии Орея римлянами (в 208 г. до н.э.) см.: XXVIII, 5, 18; 6, 2—7. Власть над Ореем, Халкидой и Коринфом должна была обеспечить Филиппу контроль над всей Южной Грецией.

113. Опять римский термин – ср. примеч. 104.

114. Это были так называемые «Длинные стены» – от Афин до Пирея (около 8 км), сооруженные после 461 г. до н.э., срытые в 404 г. до н.э. и восстановленные в 393 г. до н.э.

115. См. выше, гл. 18, 9 и примеч. 98. События, здесь описываемые, относятся, скорее всего, к весне 199 г. до н.э. Апс – река в Иллирии – см. примеч. 89. Дирхарий (или Эпидамн, совр. Дуррес в Албании) – важный портовый город на иллирийском побережье. Основан в VII в. до н.э. (колония коркирян и коринфян; морская переправа из Брундизия в Диррахий связывала Италию с Балканским полуостровом). Антипатрия – город близ иллирийско-македонской границы (совр. Берат в Албании). Близ Антипатрии находилась и крепость Герруний. О прочих городках и крепостях, названных здесь, ср.: Полибий, V, 108, 8—10 и примеч. Ф. Мищенко.

116. Скердилед (правильнее – Скердилаид) – иллирийский царь (умер около 206 г. до н.э.), Плеврат – его сын (с 212 г. до н.э. – соправитель, умер в 180 г. до н.э.). Скердилед вмешивался в войны между соседними государствами, присоединяясь к какой-нибудь из сторон ради грабительских походов и легко изменяя недавним союзникам; не брезговал и пиратством. Плеврат был осмотрительнее и, вступив в союз с римлянами, сохранял им верность.

117. Афаманы – эпирское племя иллирийского происхождения, обитавшее в горах Пинда вдоль границы с Фессалией. Их царь Аминандр был зятем Скердиледа. Дарданы – по Страбону (VII, 316), иллирийское племя – северные соседи Македонии.

118. Этолийцы были в это время в добрых отношениях с Филиппом, но их поддержки искали также и его противники (ср. ниже, § 6 и выше, гл. 15, 9 с примеч. 80). О политике Этолийского союза см. ниже, гл. 32, 5.

119. Пелагония – северная область Македонии по течению Эригона (совр. р. Црна), притоку Аксия (совр. Вардар).

120. Скиат (Скиаф) и Пепарет – города на одноименных островах Эгейского моря (у юго-восточной оконечности Фессалии).

121. Т.е. «общеэтолийское». На нем присутствовали представители всех этолийских городов, созывалось оно регулярно: осенью в Навпакте или в Ферме.

122. Сэйдж пишет, что если имя его указано верно, то вряд ли это упомянутый в гл. 21 претор того же года в провинции Галлии.

123. В 205 г. до н.э. (XXIX, 12, 1—3), после чего договор римлян с италийцами 211 г. до н.э. (XXVI, 25, 1) утратил силу.

124. Помощь, оказанная римлянами Мессане, послужила предлогом для Первой Пунической войны, в результате которой Сицилия стала первой римской провинцией, управляемой наместниками, чьи ликторы носили топоры и розги, как символ власти. О Сиракузах см. ниже, гл. 31, 8.

125. Оратор называет здесь эти города (два из них греческие), чтобы показать жестокость римлян в самой Италии. Символ этой жестокости – судьба Капуи, переходившей на сторону Ганнибала и возвращенной под римскую власть (ср.: XXVI, 15—16—211 г. до н.э.). В связи с подобными же событиями упомянут здесь и Тарент (XXVII, 15, 9; 25, 1—6; Плутарх. Фабий Максим, 23). Что до Регия, то здесь, видимо, имеется в виду эпизод 276—270 гг. до н.э., когда его жители в страхе перед Пирром обратились за помощью к Риму и оказались во власти мятежных солдат присланного к ним кампанского легиона, которые свирепствовали над ними все эти годы, пока не были судимы и обезглавлены римлянами (для чего город пришлось брать).

126. Для риторического эффекта оратор, видимо, преуменьшает срок – ближайший из договоров относится к 205 г. до н.э. (см. выше, примеч. 123).

127. Имеется в виду синойкизм («сселение») времен Тезея (Фукидид, II, 15, 2), который относят к XIII в. до н.э.

128. Речь идет о храмах Афины (Минерва), Деметры (Церера), Зевса (Юпитер).

129. Здесь перечислены города, в то или иное время пострадавшие от Филиппа. Киос – город в Вифинии – был разрушен Филиппом, а жители его проданы в рабство (Полибий, XV, 24, 1). О взятии Абидоса и гибели его жителей см. выше, гл. 17—18; о взятии Эноса и Маронеи – гл. 16, 3—4. О вероломной продаже в рабство жителей Тасоса (Фасоса) на одноименном острове в Эгейском море см.: Полибий, XV, 24, 1. О бесчинствах в Мессене (в Ахайе) – Полибий, VIII, 10, 1—5; 14—12 и примеч. на с. 166 сл.; о взятии Самоса и Ларисы Кремасты (в Фессалии) – Полибий, V, 2, 8; XVIII, 3, 12.

130. Тиранами-чужеземцами Ливий называет братьев Гиппократа и Эпикида, присланных в Сиракузы Ганнибалом и взявших в свои руки власть над городом. Они были уроженцами Карфагена, но внуками сиракузянина-изгнанника. См.: XXIV, 6, 2—4 и далее.

131. Ср.: XXV, 28, 7—8.

132. Речь идет о праве вступать в законный брак с римлянами, дети от которого были законными, и о признании других родственных отношений, связанных с таким браком.

133. Собственно, речь здесь идет, скорей, о собрании общеэтолийском («Панэтолиум» – ср. выше, гл. 29, 1) или пилейском (о нем см.: XXXIII, 35, 8; ср. также: Страбон, IX, 420). Это последнее, происходившее дважды в год (весной и осенью), было собранием Пилейско-дельфийской амфиктионии – древнего союза греческих племен, центром которого было сначала святилище Деметры близ Фермопил (Пил), а позднее дельфийский храм Аполлона. Связь этого союза с Этолийским не вполне ясна.

134. Ливий возвращается здесь к рассказу, прерванному в гл. 28, 6. Дассаретия – область в Южной Иллирии на западной границе Македонии. Главный город Лихнид на берегу Лихнидского (совр. Охридского) озера.

135. Линк (Линкестида) – горная область в Верхней Македонии (между верхним течением Пенея и рекой Аой).

136. Испанский короткий меч, которым можно было и колоть, и рубить, вошел в вооружение римских легионеров.

137. См.: XXVII, 32, 4. С древности, впрочем, существует и мнение об их фракийском происхождении. См. о них: XXXVII, 39, 10.

138. От слова «пелта» – небольшой легкий круглый щит. У римлян щит подобного типа (заимствованный у испанцев) назывался «цетрой» («кетрой»), а пелтасты «цетратами».

139. Эордея – местность в Македонии. Граничила на западе с Линкестидой, на востоке с землями Эдессы (см. ниже, XLV, 29, 8), на севере с Пелагонией, на юге с Элимеей (см. ниже, примеч. 142).

140. О построении и тактике фаланги, ее преимуществах и недостатках см.: Полибий, XVIII, 23—32.

141. Черепаха – боевое построение, при котором передний ряд держит щиты перед собой, крайние воины в колонне – сбоку, а остальные – над головами.

142. Элимея – область в Македонии (первоначально в Эпире) в среднем течении р. Галиакмон (совр. Бистрица). Орестида – область в верхнем течении Галиакмона, в Верхней Македонии (на границе с Эпиром). Келетр (совр. Кастория) – городок в Орестиде.

143. Перребия – область в Северной Фессалии, самый значительный ее город – Гонн у подошвы Олимпа (Страбон, IX, 440). Малойя – город в Перребии. Гомфы – укрепленный город в Фессалии (там же, 437), Фаркадон – фессалийский город на р. Пенее (там же, 438).

144. Скопад – знатный этолиец, в бытность стратегом в 211—210 гг. до н.э. участвовал вместе с римлянами в Первой Македонской войне (XXVI, 24, 7 и далее). В 204 г. до н.э., заподозренный в недобросовестности, «обратил взоры на Александрию, где он рассчитывал... утолить свои корыстные вожделения» (Полибий, XVIII, 2, 1). Там же он в 197 г. до н.э. был привлечен к суду и отравлен.

145. Малея – мыс на юго-восточной оконечности Пелопоннеса. Скиллей – восточный мыс Пелопоннеса на оконечности Арголидского полуострова поблизости от города Гермионы (совр. Кастри).

146. Писистратиды – Гиппий и Гиппарх – сыновья Писистрата, тирана (единоличного, неконституционного правителя) Афин (561—527 гг. до н.э.), унаследовавшие его власть. После убийства Гиппарха (513 г. до н.э.) и низвержения Гиппия (510 г. до н.э.), очевидно, и был принят закон, их осуждавший. Текст его до нас не дошел, но у Фукидида (VI, 55, 1) упоминаются «алтарь и плита с надписью о преступлениях тиранов, воздвигнутая на афинском акрополе».

147. Делий – маленький городок в Беотии (километрах в пяти юго-восточней Авлиды) со святилищем Аполлона (копией храма на Делосе).

148. Исса – самый западный остров далматинского побережья. Карист – город на юго-западной оконечности острова Евбеи. Герест – порт со святилищем Посейдона на территории Кариста. Скирос – остров на восток от Евбеи, как и Икос, и Скиат с одноименным городом (о его разрушении см. выше, гл. 28, 6).

149. Кассандрия – город на Паллене – самом западном из трех полуостровов, выступающих в море от Халкидики (большого полуострова на севере Эгейского моря), на втором – Ситонии – располагался (на высоком холме над морем) город Торона, а на третьем – Акте – город Акант и знаменитая гора Афон.

150. Мыс Канастрей – на оконечности Палленского полуострова; Торонский мыс на юго-западном берегу полуострова Ситонии.

151. Малийский залив – между северо-западной оконечностью Евбеи и материковой Грецией.

152. Гераклея (Трахинская) – город в Фессалии близ Сперхея в 17 км от Фермопил. С 280 г. до н.э. входила в Этолийский союз и нередко служила местом его собраний.

153. Фтиотида – область в Южной Фессалии. Деметриада (см. выше, примеч. 102) находилась не во Фтиотиде, а в граничащей с нею Магнесии.

154. Гераклид – тарентинец-авантюрист на службе у Филиппа (см.: Полибий, XIII, 4; Диодор, XXVIII, 1; 9).

155. Здесь: подвижные навесы, прикрывавшие стенобитные тараны.

156. Семь лет назад Орей был взят Атталом и римлянами благодаря измене македонского военачальника (см.: XXVIII, 6, 1—6).

157. И та и другая Ларисы находились в Фессалии, «знаменитая» (ее главный город) на р. Пенее, а Лариса Кремаста (т.е. «Висячая» – ее акрополь торчал на высокой крутой скале) – во Фтиотиде.

158. Т.е. «щель».

159. См. выше, примеч. 72.

160. См. выше, гл. 22, 3.

161. Полководец, облеченный военной властью, не мог, прибывая в Рим, переступать священную черту города (померий), не сложив своих полномочий, и если являлся для встречи с сенатом, то заседание устраивалось вне города – обычно в храме Беллоны.

162. Это был высший разряд сенаторов (так называемые консулярии).

163. Т.е. Кремоны (см. выше, гл. 21, 1 сл. и примеч. 51).

164. Римский командующий – консул или претор (или проконсул/пропретор) – имел исключительное право (и обязанность) узнавать посредством ауспиций (птицегаданий – подробней см. примеч. 29 к кн. I) волю богов, «одобряющих» или «не одобряющих» его планы.

165. Имеется в виду знаменитый Луций Фурий Камилл, полулегендарный победитель галлов в IV в. до н.э. См.: V, 43—49.

166. По-видимому, денариев.

167. Ср. выше, гл. 4, 1—2.

168. Венузия (совр. Веноза) – город в Апулии в пограничной с Луканией области. Основан самнитами. В 291 г. до н.э. сюда была выведена римлянами колония латинского права. В годы Второй Пунической войны не раз оказывалась в районах боевых действий.

169. Эрарий – римская казна, где хранились медь, золото, серебро и другие ценности, а также документы о государственных доходах и долгах. Находилась в храме Сатурна в нижней части Капитолия.

170. Фламин Юпитера – одна из высших жреческих должностей в Риме. С ней было связано множество ритуальных запретов и ограничений. Среди них были запрещения видеть за пределами померия вооруженное войско («поэтому Юпитерова фламина редко делают консулом», поясняет Геллий), клясться и т.д. (см.: Авл Геллий, X, 15).

171. Постановления плебейского собрания (плебисциты) с середины IV – начала III в. до н.э. приобрели силу закона для всех граждан (более того, стали основной формой законодательства. Ср.: III, 55, 3; VIII, 12, 14; Авл Геллий, XV, 27, 4 (о законе Гортензия 287 г. до н.э.)).

172. Вероятно, ошибка в имени. Далее ср.: XXXIII, 27, 1 о Гнее Корнелии Блазионе. О наместнике с консульской властью см. выше, гл. 20, 4 и примеч. 92.