Тит Ливий. История Рима от основания Города

ОГЛАВЛЕНИЕ

КНИГА XXVIII

Описываются успешные действия Силана, Сципионова легата и Луция Сципиона, брата его, в Испании против пунийцев, а проконсула Сульпиция в союзе с Атталом, царем Азии, против Филиппа Македонского в защиту этолийцев. Консулам Марку Ливию и Клавдию Нерону назначен триумф, причем Ливий, сражавшийся во вверенной ему области, едет на колеснице четверней, а Нерон, явившийся в область товарища, чтобы помочь его победе, следует за ним на коне, но этим лишь умножает свой почет и славу, потому что и на войне он достиг большего, чем товарищ. Пожар в храме Весты по вине не уследившей за огнем весталки; пожар потушен, виновница засечена насмерть. Публий Сципион в Испании одерживает окончательную победу над пунийцами (на 14-м году войны и на пятый год своего там пребывания); оттеснив врагов, он распространяет свою полную власть на обе Испании. Из Таррокона он плывет в Африку и заключает договор с Сифаком, царем Массилиев; там на пиру он возлежит на одном ложе с Газдрубалом, сыном Гисгоновым. В память отца и дяди он устраивает в Новом Карфагене гладиаторские игры, но сражаются в них не гладиаторы, а те, кто вышел на арену в честь своего вождя или по вызову; среди прочих два брата-царька решали оружием спор о своем царстве. Осада Гисии, жители которой перебили над погребальным костром своих детей и жен, а потом сами бросились в огонь. Сам Сципион, хоть и страдал тяжкой болезнью, подавил бунт, вспыхнувший в части войска, ободрил воинов, принудил к сдаче восставшие испанские племена и вступил в дружбу с Масиниссой, царем Нумидии, который обещал ему свою помощь, если он перенесет войну в Африку, а также с жителями Гадеса, после того как оттуда удалился Магон, вызванный письмом из Карфагена для переправы в Италию. Воротясь в Рим, Сципион избран консулом; он просит для себя войну в Африке, но из-за противодействия Квинта Фабия Максима получает на свою долю Сицилию, однако с правом перенести войну в Африку, если почтет это за благо для государства. Магон же, сын Гамилькара, перезимовав на меньшем из Балеарских островов, переправляется в Италию.

1. (1) Из-за перехода Газдрубала через Альпы1 основная тяжесть войны легла на Италию, и в Испании стало, казалось, легче, но вдруг там вспыхнула снова война такая же, как раньше2. (2) Римляне и пунийцы в Испании располагались так: Газдрубал, сын Гисгона, отошел к самому Океану и Гадесу;3 (3) во власти Сципиона и римлян было побережье Нашего моря4 и почти вся Восточная Испания. (4) Ганнон, прибывший вместо Газдрубала Баркида из Африки с новым войском5, соединился с Магоном и в глубине страны, вдали от обоих морей, – в Кельтиберии6 – быстро набрал и вооружил многолюдное войско. (5) Сципион послал против него Марка Силана7 с пехотой (самое большее в десять тысяч человек) и пятьсот всадников. (6) Силан шел большими переходами по неудобным дорогам через темные лесистые ущелья, каких много в Испании, и все же сумел предупредить не только известия о своем появлении, но даже слухи о нем и подошел к врагу. Проводниками ему служили перебежчики-кельтиберы. (7) Они же, когда до врагов оставалось миль десять, сообщили, что по двум сторонам дороги находятся два лагеря: слева стоят кельтиберы – только что набранное войско численностью более девяти тысяч, – а справа пунийцы. (8) Их лагерь надежно защищен караулами и часовыми – правильной военной охраной. У кельтиберов – варваров и новобранцев – все делается как попало: они у себя дома и бояться им нечего. (9) Силан решил сначала напасть именно на них. Чтобы его не заметили с карфагенских постов, он взял, сколько мог, влево и, послав вперед разведчиков, быстро двинулся на врага.
2. (1) Он был милях в трех, но никто из врагов его не заметил – кругом бугры и заросшие кустарником холмы. (2) Солдатам он велел расположиться в скрывавшей их глубокой лощине и поесть; тем временем вернулись разведчики и подтвердили слова перебежчиков. (3) Римляне свалили свои вещи в груду, взяли оружие и правильным строем пошли на врага. Они были в одной миле от неприятеля, когда их увидели и сразу засуетились; Магон прискакал из своего лагеря при первой же тревоге.
(4) У кельтиберов было четыре тысячи тяжеловооруженных и двести всадников, то есть полный легион, – эту главную силу войска Магон вывел вперед, легковооруженных оставил в резерве. (5) Едва солдаты вышли за вал, как римляне пустили в них дротики; (6) испанцы пригнулись, закрывшись щитами, затем распрямились, чтобы метнуть свои. Римляне, как обычно, приняли дротики на сомкнутые щиты, затем сошлись грудь грудью с врагом и стали биться мечами. (7) Кельтиберам, привыкшим в бою перебегать с места на место, трудно пришлось на неровном поле, и проворство их оказалось бесполезным, а римлянам, приученным сражаться не сходя с места, бугры не мешали; (8) правда, впадины и кусты не позволяли держать строй – биться приходилось или один на один, или попарно. (9) Бежать отсюда кельтиберам было трудно, и римляне могли резать их, словно связанных. (10) А когда почти все тяжеловооруженные были убиты, началось истребление уже отчаявшихся легковооруженных и карфагенян, что пришли было на подмогу из другого лагеря. (11) Магон, а с ним две – не более – тысячи пехотинцев и вся конница скрылись с поля боя, едва началось сражение; Ганнон, второй военачальник, вместе с теми, что пришли, когда сражение было уже проиграно, живым был взят в плен. (12) А бежавшие вместе с Магоном – почти вся конница и остатки старой пехоты – на десятый день прибыли под Гадес к Газдрубалу;8 новобранцы-кельтиберы рассеялись по ближайшим лесам, а оттуда разошлись по домам.
(13) Эта победа пришлась весьма кстати – она положила конец не столько войне, уже возгоревшейся, сколько той, что началась бы, если бы карфагенянам попустили, призвав кельтиберов, втянуть в войну и другие племена. (14) Силана Сципион сердечно поблагодарил; у него появилась надежда разом закончить войну, если только он сам не затянет все по собственной медлительности. Для того он и направился с войском в Дальнюю Испанию против Газдрубала. (15) Пуниец стоял тогда лагерем в Бетике9, удерживая союзников в повиновении. Внезапно он сразу снялся с лагеря и начал отступать к Океану, к Гадесу – это было похоже на бегство. (16) Газдрубал счел, что, пока вся армия при нем, у римлян всегда найдется предлог на него напасть, и поэтому, прежде чем переправиться в Гадес, распределил свое войско по разным городам: стены пусть защищают солдат, а солдаты оружием – стены.
3. (1) Сципион, видя, что война расползлась повсюду и придется брать города по одному, счел это дело чересчур долгим, хотя не таким уж трудным, и повернул назад. (2) Но чтобы не оставлять эту область врагу, он послал своего брата Луция Сципиона с десятью тысячами пехоты и тысячью конницы осаждать богатейший в тех местах город: варвары называли его Оронгий10. (3) Он находится в области бастетанского племени месессов11; земля там плодородная; местные жители добывают и серебро. Из этой крепости Газдрубал делал набеги на жителей внутренних областей.
(4) Луций Сципион расположился лагерем возле города, до начала осадных работ он послал к городским воротам людей разузнать настроение горожан и посоветовать им испробовать лучше римскую дружбу, чем римскую силу. (5) Дружелюбного ответа он не получил; Сципион обвел город рвом и двойным валом и разделил свое войско на три части, с тем чтобы пока одна занята осадой, другие две отдыхали. (6) На приступ пошла первая часть, завязалась жестокая битва, которая шла с переменным успехом; трудно было под градом дротиков подойти к стенам и поднести лестницы. (7) А тех, кто успел приставить лестницы к стенам, сбрасывали вниз заготовленными для этого вилами или подцепляли железным захватом12, чтобы втащить на стену. (8) Сципион понял, что малочисленность нападающих уравнивает силы, а положение врагов лучше уже потому, что они на стене; он отвел первую часть своего войска и с обеими остававшимися пошел на приступ. (9) Это внушило такой ужас осажденным, уже уставшим от битвы с одной частью Сципионова войска, что они тут же бежали со стен, а воины пунийского гарнизона, испугавшись, что город предан, оставили свои посты и сгрудились все вместе. (10) Горожан обуял страх: если неприятель войдет в город, убивать будут всех без разбора – пунийцев ли, испанцев ли. (11) И вот ворота вдруг распахнулись – из города хлынула толпа людей, державших перед собой щиты, чтобы прикрыться от дротиков, и поднявших правую руку в знак того, что меч брошен. (12) Трудно сказать почему – то ли их издали не рассмотрели, то ли заподозрили какую-то хитрость, – но на перебежчиков кинулись, словно на вражеский строй, и всех перебили, а римляне вошли в открытые ими ворота. (13) Другие ворота рубили и ломали топорами и мотыгами; конники, как им было приказано, мчались занять форум; (14) к ним подошла подмога – отряд триариев13, – и легионеры разбрелись по остальным частям города. Город не грабили, встречных не убивали – разве тех, кто защищался с оружием в руках. (15) Всех карфагенян и около трехсот горожан (тех, кто запер ворота) взяли под стражу; остальным горожанам отдали город, вернули имущество. (16) При взятии города погибло около двух тысяч врагов, римлян – не более девяноста.
4. (1) Победа порадовала и тех, кто брал город, и военачальника, и все остальное войско. Возвращение победителей было поразительным зрелищем – солдаты гнали перед собой огромную толпу пленных. (2) Сципион одобрил действия брата14, не поскупившись на похвалы: взятие Оронгия он приравнял к собственному подвигу – взятию Нового Карфагена. (3) Приближалась зима; нельзя было ни идти на Гадес, ни преследовать войско Газдрубала, разбросанное по всей провинции, и Сципион все свое войско увел назад – в Ближнюю Испанию15. (4) Разместив по зимним лагерям свои легионы, он отправил в Рим своего брата, Луция Сципиона, с Ганноном, неприятельским полководцем, и другими знатными пленниками, а сам отбыл в Тарракон.
(5) В этом же году римский флот под начальством проконсула Марка Валерия Левина переправился из Сицилии в Африку и произвел большие опустошения в землях Утики и Карфагена. На границе карфагенских владений, под самыми стенами Утики, взяли богатую добычу. (6) Возвращаясь в Сицилию, встретили карфагенский флот: семьдесят военных кораблей. Семнадцать из них были захвачены, четыре потоплены, остальные рассеяны и обращены в бегство. (7) Римляне вернулись в Лилибей16 победителями на суше и на море, с обильной и разнообразной добычей. На море стало спокойно, неприятельские корабли были отогнаны; в Рим подвезено много зерна.
5. (1) В начале того же лета, в какое произошли описанные события17, проконсул Публий Сульпиций и царь Аттал, перезимовав, как было сказано18, на Эгине, переправились на Лемнос19 вместе с объединенным флотом: у римлян было двадцать пять квинкверем, у царя – тридцать пять. (2) Филипп, чтобы никакой враг ни на суше, ни на море не мог его захватить врасплох, спустился к морю в Деметриаду20, а войску назначил день для сбора в Ларисе. (3) Прослышав о прибытии царя в Деметриаду, туда сошлись и посольства от его союзников. (4) Дело было в том, что этолийцы, которым придал духу и союз с Римом, и приход Аттала, стали грабить соседей. (5) И не только акарнаняне, беотийцы, евбейцы были в великом страхе, но и ахейцы. Ведь кроме этолийцев, с которыми они воевали, ахейцам грозил еще и лакедемонский тиран Маханид21, расположившийся лагерем недалеко от аргосских границ. (6) Все посольства, напоминая о бедах, какие кому грозят – с суши ли, с моря ли, умоляли царя о помощи. (7) Из собственного царства Филиппа тоже шли тревожные вести: поднялись Скердилед и Плеврат22 и фракийцы, особенно меды23, готовы были напасть на пограничные области Македонии, как только увидят, что царь поглощен внешней войной. (8) Из Беотии, из внутренней Греции сообщали, что этолийцы перегородили валом и рвом Фермопильское ущелье24 в самом узком его месте, чтобы не дать Филиппу прийти на помощь к союзным городам.
(9) Столь беспокойная обстановка могла бы встревожить даже ленивого полководца. Филипп отпустил посольства, пообещавши всем им помочь, насколько позволят время и обстоятельства, (10) а пока сделал самое необходимое – отправил гарнизон в город Пепарет25, откуда пришло известие, что все окрестности опустошены Атталом, прибывшим с флотом от Лемноса. (11) Полифанта Филипп послал с небольшим отрядом в Беотию; Мениппа, еще одного из своих военачальников, – в Халкиду25a с тысячью пелтастов (пелта – это щит вроде кетры), (12) к которым добавил пятьсот агриан26, чтобы охранять остров повсеместно. Сам он отправился в Скотусу27 и распорядился переправить туда из Ларисы македонское войско. (13) Там был он извещен о том, что в Гераклее соберется совет этолийцев и туда прибудет царь Аттал – поговорить о войне в целом. (14) Филипп тут же с войском большими переходами отправился в Гераклею28, чтобы своим внезапным появлением разогнать это совещание. (15) Он прибыл, когда оно было уже распущено; разорил (особенно у энианцев по берегам залива29) поля, где уже почти поспел урожай, и отвел войска обратно в Скотусу. Оставив там все войско, он с царской когортой30 удалился в Деметриаду. (16) В Фокиду, на Евбею и Пепарет он отправил людей, чтобы они выбрали там высоты, подходящие для сигнальных огней. (17) Сам он поставил сторожевую вышку на вершине Тизея31 – очень высокой горы, чтобы по далеким огням сразу узнавать, где и что затевает враг.
(18) Римский командующий и царь Аттал переправились от Пепарета в Никею32, откуда направили флот к Орею33 – городу на Евбее: если от Деметриадского залива направляться к Халкиде и Еврипу, то по левую сторону это первый город на берегу Евбеи. (19) Аттал и Сульпиций условились, что римляне нападут на город с моря, а царское войско – с суши.
6. (1) Осаду города начали спустя четыре дня после прибытия флота – это время ушло на тайные переговоры с Платором, которому город был вверен Филиппом. (2) В городе было две крепости, одна возвышалась над морем, другая находилась посреди города; от нее к морю шел подземный ход, подводивший к пятиярусной башне – превосходному укреплению. (3) Возле нее сначала и завязалась жесточайшая битва; башня была снабжена всяким метательным оружием, а на кораблях стояли осадные и стенобойные машины. (4) Пока общее внимание было отвлечено боем, Платор впустил римлян в ворота приморской крепости, которая мгновенно была занята; горожане, оттесненные к центру города, устремились к другой крепости, (5) но и там (перед воротами) уже стояли солдаты. Беззащитных людей избивали и брали в плен. (6) Воины македонского гарнизона столпились под стенами крепости, не обращаясь в безоглядное бегство и не начиная настоящий бой. (7) Платор, испросив для них у Сульпиция эту милость, посадил их на корабли и высадил близ Деметрия во Фтиотиде34, а сам ушел к Атталу.
(8) Сульпиций, окрыленный столь легким успехом в Орее, отбыл с победоносным флотом к Халкиде, но тут все вышло не так, как он надеялся. Море здесь образует узкий пролив, (9) где есть место, которое с первого взгляда представляется двойной гаванью с двумя входами – трудно, однако, найти стоянку опаснее. (10) На нее с обоих берегов с очень высоких гор обрушиваются внезапные бурные ветры; в самом Еврипе прилив и отлив бывают не по семь раз в день и не в определенное время35, как о том рассказывают. Нет, с переменчивостью ветра вода устремляется то туда, то сюда, бурля, словно поток, скатывающийся с крутой горы. И кораблям нет покоя ни днем ни ночью. (11) Итак, стоянка эта для флота опасна, а город неприступен – он превосходно защищен морем, а с суши сильным гарнизоном, но главное, верностью военачальников и старейшин (в Орее на нее нельзя было положиться). (12) Сульпиций, действовавший сначала наудачу, тут одумался: он увидел все трудности и, не теряя зря времени, сразу отказался от своего замысла и отплыл в Локриду, к Кину – это торговая гавань Опунта36 – города, расположенного в одной миле от моря.
7. (1) Филиппа из Орея предупреждали сигнальными огнями, но по вине изменника Платора зажгли их с опозданием; пристать к острову при неравенстве морских сил было трудно: в тот раз промедление все и погубило. (2) На помощь Халкиде он двинулся по первому же сигналу; Халкида, расположенная на том же острове, отделена от материка столь узким проливом, что через него переброшен мост, и подойти к городу посуху легче, чем с моря. (3) Филипп отправился из Деметриады в Скотусу, выйдя оттуда после полуночи, он оттеснил и разбил этолийский отряд, засевший в Фермопилах, загнал перепуганного неприятеля в Гераклею, а сам явился в Элатию37, в Фокиду, пройдя за один день больше шестидесяти миль38. (4) Почти в тот же день царь Аттал захватил и разграбил город Опунт;39 Сульпиций уступил ему эту добычу, потому что несколько дней назад римские солдаты разграбили Орей, где солдатам царя ничего не досталось. (5) Римский флот вернулся в Орей, и Аттал, не зная о приближении Филиппа, терял время, вымогая деньги у городской знати, (6) Появление Филиппа было столь неожиданно, что, если бы какие-то критяне, случайно забредшие далеко от города в поисках фуража, не увидели неприятеля издали, Аттал был бы захвачен. (7) Безоружные, растерянные, его воины опрометью кинулись к морю, и когда корабли уже отчаливали, появился Филипп, напугавший моряков даже с суши. (8) Он возвратился в Опунт, обвиняя богов и людей, такая удача ушла у него почти что из рук. (9) В гневе накинулся он на жителей Опунта: могли бы, кажется, до его прихода продержаться в осаде, а они, чуть завидев врага, сдались, можно сказать, добровольно.
Уладив все опунтские дела, Филипп отправился к Тронию40. (10) Аттал сначала вернулся в Орей, но, услышав, что вифинский царь Прусий вторгся в его владения, бросил римлян и войну с этолийцами и переправился в Азию. (11) Сульпиций отвел флот к Эгине, откуда отправился в начале весны: Филипп столь же легко, как Аттал Опунт, занял Троний. (12) В этом городе жили беженцы из Фив Фтиотийских41; город их в свое время был взят Филиппом; они отдались под покровительство этолийцев, которые и поселили их в Тронии, обезлюдевшем и опустевшем после первой войны с тем же Филиппом. (13) Возвратив себе, таким образом, Троний, Филипп взял Титроний и Друмии, маленькие и незначительные города Дориды. Оттуда он прибыл в Элатию, где, как им велено было, ожидали его послы Птолемея и родосцев42. (14) Когда там начались переговоры об окончании этолийской войны (послы недавно присутствовали на совещании римлян и этолийцев в Гераклее43), стало известно, что Маханид собрался напасть на элейцев, готовящихся к Олимпийским играм44. (15) Филипп решил предотвратить это нападение. Он отпустил послов, благожелательно ответив им, что не он виноват в этой войне и он немедленно согласится на мир, если условия будут справедливы и почетны. (16) С легким отрядом Филипп прошел через Беотию в Мегару, затем – к Коринфу, откуда двинулся, запасшись продовольствием, к Фенею и Флиунту. (17) И только придя в Герею45, он узнал, что Маханид, испуганный слухами о его прибытии, бежал обратно в Лакедемон. Филипп отправился на совет ахейцев в Эгий46, рассчитывая там и застать карфагенский флот, который он вызвал, чтобы располагать хоть какой-нибудь силой на море. (18) Однако за несколько дней до того карфагенские корабли уплыли к Оксеям47 и оттуда направились к гаваням акарнанян, так как, по слухам, Аттал и римляне вышли из Орея. Карфагеняне опасались, как бы те не пошли на них и не перехватили их, войдя в Рион48 (так называется узкий вход в Коринфский залив).
8. (1) Филипп был печален и угнетен: как бы стремительно он ни шел, он никуда не поспевал вовремя – судьба издевалась над его быстротой, выхватывая все из-под рук. (2) На совете, однако, он, пряча свою досаду и призывая богов и людей в свидетели, горделиво заявил: стоило врагу забряцать где-то оружием, как он уже был тут как тут, (3) и трудно определить, он ли смелей воевал или поспешнее удирали враги; прямо из его рук выскользнули под Опунтом Аттал, на Халкиде Сульпиций, а совсем на днях Маханид. (4) Но бегство не всегда оборачивается удачей, а войну, в которой побеждаешь при первой же встрече с врагом, нельзя считать трудной, (5) и вот что важнее всего: враги признают его превосходство; вскоре он, несомненно, одержит победу, ведь неприятель и не рассчитывает победить.
(6) Союзники радостно слушали царя. Затем он вернул ахейцам Герею и Трифилию49, но Алиферу – мегалополитанцам50, которые убедительно доказали, что раньше она находилась на их территории. (7) Получив от ахейцев три квадриремы и столько же бирем, он отплыл к Антикире51. (8) Оттуда с семью квинкверемами и больше чем с двадцатью барками (он еще раньше отправил их в Коринфский залив, чтобы соединить с карфагенским флотом) он отправился к этолийским Эрифрам52 и высадился около Евпалия. (9) Этолийцев провести не удалось: сколько было людей в селах и в соседних крепостцах Потидании и Аполлонии53, все бежали в леса и горы. (10) Угнать с собой скот они в спешке не смогли: его захватили и погрузили на суда. С этой и прочей добычей царь отправил Никия, претора ахейцев, в Эгий и устремился в Коринф, оттуда он отправил пехоту сушей через Беотию, (11) а сам из Кенхрей54, плывя вдоль берегов Аттики, мимо Суния55, прибыл в Халкиду, пробравшись почти что среди вражеских кораблей. (12) Он похвалил халкидцев за их доблесть и верность: их не поколебали ни страх, ни надежда; пусть же и дальше останутся они стойкими союзниками, если не хотят участи опунтийцев или орейцев. (13) Из Халкиды он отплыл в Орей и тем из его старейшин, кто по взятии города предпочел бегство, препоручил управление городом и его охрану, а сам с Евбеи отправился в Деметриаду, откуда он начинал свой поход на помощь союзникам. (14) В Кассандрии56 он начал строительство сотни военных кораблей, для чего нанял много судовых рабочих. В Греции все успокоилось – ведь Аттал отбыл, а помощь бедствовавшим союзникам была оказана вовремя, и Филипп вернулся в свое царство, намереваясь начать войну с дарданами57.
9. (1) В конце лета, когда все это происходило в Греции, Квинт Фабий, сын Максима, посланный в Рим консулом Марком Ливием, доложил сенату, что, по мнению консула, защитить Галлию вполне может и Луций Порций со своими легионами58, самому же консулу можно оттуда уйти и увести консульское войско. (2) Сенаторы велели вернуться в Город не только Марку Ливию, но и второму консулу Гаю Клавдию. (3) Только Марку Ливию приказано было привести назад свое войско, а Нероновым легионам остаться в провинции для противодействия Ганнибалу. (4) Консулы обменялись письмами и решили, что как в делах государственных были они единодушны, так же и в Город прибудут хоть и с противоположных сторон, но одновременно. (5) Первому, кто прибудет в Пренесту, велено было ждать сотоварища. Вышло так, что в Пренесту прибыли оба в один и тот же день. Оттуда они отправили распоряжение: пусть сенат через три дня соберется в полном составе в храме Беллоны59. (6) Они подошли к Риму в сопровождении высыпавшей навстречу толпы. Собравшиеся вокруг не только приветствовали их: каждый хотел коснуться победоносной десницы консулов; одни их поздравляли, другие благодарили за спасение государства. (7) В сенате, по обычаю всех командующих, они доложили о своих действиях и предложили за решительное и счастливое ведение дел воздать почести бессмертным богам, а для себя попросили разрешения войти в Город с триумфом. (8) Сенаторы ответили, что они считают справедливым так и постановить: да будет воздано должное сначала богам, а потом и консулам. (9) От имени обоих назначили молебствие, обоим – триумф. Консулы сошлись на том, что, поскольку войну вели они в полном единодушии, не надо им и раздельного триумфа; (10) а так как битва была в провинции Марка Ливия, и в день сражения ауспиции совершал он60, и войско его приведено в Рим, Нерон же свое привести не мог, то пусть Марк Ливий въезжает в город четверней и в сопровождении солдат, а Гай Клавдий – верхом и без войск.
(11) Этот совместный триумф прибавил славы обоим, но особенно тому, кто заслугой опережал сотоварища, а почетом ему уступал. (12) Этот вот всадник, говорили вокруг, за шесть дней пронесся вдоль всей Италии с войском и вступил в сражение с Газдрубалом в Галлии, а Ганнибал в это время думал, что он рядом, в Апулии, стоит лагерем. (13) Так, один консул в двух областях Италии противостоял двум военачальникам: одному – своим опытом, другому – своей отвагой. (14) Достаточно было имени Нерона, чтобы Ганнибал сидел у себя в лагере. А Газдрубал? Стоило появиться Нерону, и Газдрубал был уничтожен. (15) Пусть другой консул впрягает в свою торжественную колесницу сколько ему угодно лошадей; настоящий триумфатор – Нерон, въезжающий верхом в город. Войди он хоть пешком, он будет жить в людской памяти своей славой, которую стяжал в этой войне и которой пренебрег в этом триумфе. (16) Так говорили зрители, провожая Нерона до Капитолия.
Денег консулы внесли в государственную казну три миллиона сестерциев и восемьдесят тысяч ассов. (17) Солдатам Марк Ливий роздал по пятьдесят шесть ассов каждому; Нерон пообещал дать своим по стольку же, когда он вернется к войску. (18) Заметили, что в этот день солдаты сочинили больше шуточных стихов61 на Нерона, чем на своего консула. (19) Всадники восхваляли легатов Луция Ветурия и Квинта Цецилия и уговаривали народ выбрать их консулами на следующий год. (20) Это предварительное суждение всадников сделали еще более веским консулы, рассказавшие на следующий день на сходке, сколь мужественными и верными помощниками были им эти два легата.
10. (1) Приближались выборы консулов; сенату угодно было провести их под председательством диктатора; консул Гай Клавдий назначил диктатором своего сотоварища Марка Ливия, а Ливий – начальником конницы Квинта Цецилия. (2) Консулами были выбраны Луций Ветурий и Квинт Цецилий – тот самый, что был начальником конницы. (3) Затем выбрали преторов: Гая Сервилия, Марка Цецилия Метелла, Тиберия Клавдия Азелла и Квинта Мамилия Туррина, который тогда был плебейским эдилом. (4) По окончании выборов диктатор, сложив с себя звание и распустив свою армию, отправился по постановлению сената в Этрурию расследовать, (5) какие города этрусков и умбров собирались перед самым прибытием консула отпасть от римлян и примкнуть к приближавшемуся Газдрубалу, кто помог ему провиантом, средствами, кто пошел к нему в армию. (6) Вот что происходило в этом году [207 г.] на войне и дома.
(7) Римские игры были трижды повторены полностью курульными эдилами, Гнеем Сервилием Цепионом и Сервием Корнелием Лентулом; Плебейские игры были полностью повторены один раз плебейскими эдилами Марком Помпонием Матоном и Квинтом Мамилием Туррином.
(8) На тринадцатом году Пунической войны [206 г.] обоим консулам, Луцию Ветурию Филону и Квинту Цецилию Метеллу, велено было воевать с Ганнибалом в Бруттии. (9) Преторы получили по жребию: Марк Цецилий Метелл – тяжбы между гражданами, Квинт Мамилий – тяжбы с иностранцами, Гай Сервилий – Сицилию, Тиберий Клавдий – Сардинию. (10) Войска распределили так: одному из консулов – войско Гая Клавдия, консула прошлого года, другому – войско пропретора Квинта Клавдия: в обоих было по два легиона. (11) В Этрурии Марк Ливий, проконсул, командование которому было продлено на год, получил от пропретора Гая Теренция два легиона рабов-добровольцев. (12) Постановили, что Квинт Мамилий передаст свои обязанности в суде сотоварищу, а сам с войском, которым прежде командовал пропретор Луций Порций62, пойдет опустошать земли галлов, отпавших с приближением Газдрубала к пунийцам. (13) Гаю Сервилию поручено было с двумя каннскими легионами оберегать Сицилию, как то раньше делал Гай Мамилий. (14) Из Сардинии привезли войско, давно там стоявшее, которым прежде командовал Авл Гостилий, туда направился Тиберий Клавдий с новым легионом, который набрали консулы. (15) Квинту Клавдию поручен был Тарент; Гаю Гостилию – Капуя; тому и другому командование было продлено на год. (16) Проконсулу Марку Валерию, охранявшему сицилийское побережье, велено было передать Гаю Сервилию тридцать кораблей, а с остальными вернуться в Рим.
11. (1) В войне наступал перелом, люди не знали покоя и во всех событиях, счастливых и несчастных, видели волю богов. Сообщали о множестве знамений. (2) В Тарацине молния попала в храм Юпитера, а в Сатрике – в храм Матери Матуты63; сатриканцев еще сильней напугали две змеи, вползшие в храм Юпитера через храмовые ворота; из Антия сообщили, что жнецы видели кровь на колосьях;64 (3) в Цере родился двухголовый поросенок и обоеполый ягненок; рассказывали, что в Альбе видели два солнца, в Фрегеллах ночью вдруг стало светло; (4) под Римом заговорил бык, во Фламиниевом цирке на алтаре Нептуна выступил обильный пот, и молния попала в храмы Цереры, Спасения и Квирина. (5) Консулам велено было умилостивить богов – принести в жертву крупных животных и устроить однодневное молебствие. Так по сенатскому постановлению и было сделано. (6) Больше, чем всеми знамениями – и сообщенными со стороны, и увиденными в Риме, – люди были напуганы тем, что в храме Весты угас огонь; по приказу понтифика Публия Лициния весталку, которая в ту ночь должна была смотреть за огнем, высекли плетью. (7) И хотя никаких предзнаменований от богов не было и случилось это по человеческой небрежности, все же богов умилостивили принесением в жертву крупных животных и молебствием у храма Весты.
(8) Сенат предложил консулам, прежде чем отправиться на войну, уговорить народ вернуться к земле. По милости богов война далеко от Рима и Лация, и в деревне можно жить спокойно: не пристало заботиться о вспашке полей в Сицилии больше, чем в Италии. (9) Народу, однако, приходилось трудно: свободных земледельцев взяла война, рабов не хватало, скот был разграблен, усадьбы разрушены или сожжены. Многие, однако, полагаясь на слова консулов, вернулись к земле. (10) А началось все это с жалоб послов Плацентии и Кремоны: галлы, их соседи, сказали они, опустошают своими набегами их область, многие из поселенцев разбежались, города обезлюдели, область запустела. (11) Претору Мамилию поручено было оберегать колонии от врагов; консулы по распоряжению сената издали указ: пусть жители Кремоны и Плацентии возвращаются к предписанному сроку домой. Сами консулы в начале весны отправились на войну.
(12) Консул Квинт Цецилий получил войско от Гая Нерона; Луций Ветурий – от пропретора Квинта Клавдия, а для пополнения набрал новых воинов. (13) Консулы, ведя войско к Консенции65, опустошали по дороге окрестности; на солдат, нагруженных добычей, налетели в узком ущелье бруттийцы и нумидийцы-копейщики. (14) В опасности оказалась не только добыча, но и сами солдаты; шума, однако, вышло больше, чем дела; добыча была отправлена вперед, и легионы вышли в целости и сохранности в места обжитые. (15) Оттуда отправились в земли луканцев, и все их племя без боя вернулось под власть римского народа.
12. (1) С Ганнибалом в этом году не воевали. Он ничего не предпринимал: свежо было горе, постигшее и карфагенское государство, и его самого; римляне не тревожили его, пока он был тих. Такую силу предполагали в одном этом вожде, хотя все вокруг него рушилось. (2) Не знаю, был ли он удивительнее в счастии или несчастии: (3) тринадцать лет с переменным успехом воевал он на вражеской земле, так далеко от родины. Не сограждане составляли его войско – сброд разноязычный и разноплеменный, люди разных законов и разных обычаев, разного обличия, по-разному одетые, по-разному вооруженные, с разными обрядами и разными святынями, (4) даже боги у них были едва ли не разные. Он сумел так связать этих людей в одно целое, что они мирно уживались друг с другом и не возмущались против вождя, (5) хотя во вражеской стране часто не было ни денег для выплаты жалованья, ни продовольствия. А ведь к скольким страшным последствиям привели пунийских вождей и солдат такие нехватки во время предыдущей войны. (6) Теперь, когда после гибели Газдрубала и его войска исчезла всякая надежда на победу, когда вся Италия была потеряна и оставался для них один лишь угол в ней – Бруттий, – в лагере не было никаких волнений! Это ли не удивительно! (7) И вдобавок ко всему войско должно было кормиться тем, что есть в Бруттии, но, засей хоть весь Бруттий, хлеба на такое войско не хватило бы. (8) А тут много молодежи ушло с земли на войну, чтобы, сообразно укоренившемуся у бруттийцев дурному обычаю, воюя, жить грабежом. (9) Из Карфагена не присылали ничего; там беспокоились об одном: как удержать Испанию. Словно в Италии все было гладко!
(10) В Испании дела шли отчасти так же, как в Италии, отчасти совсем по-другому. Так же, потому что карфагеняне, разбитые, потерявшие вождя, были оттеснены к самому Океану; (11) по-другому, потому что Испания по самой природе тамошних мест и людей более пригодна для возобновления войн, чем Италия или любая другая страна. (12) Испания стала первой римской провинцией на материке и она же последней из всех была окончательно замирена только в наше время под водительством и при ауспициях Августа Цезаря66. (13) А тогда Газдрубал, сын Гисгона, полководец самый великий, самый прославленный (не считая потомков Барки), вышел из Гадеса, рассчитывая при поддержке Магона, сына Гамилькара, возобновить войну, и набрал в Лузитании и Бетике около пятидесяти тысяч пехотинцев и четыре тысячи пятьсот всадников. (14) Это число конницы указывают почти все авторы, но насчет пехоты некоторые пишут, что Газдрубал привел к городу Сильпия67 семьдесят тысяч человек. (15) Там на открытой равнине расположились два пунийских вождя, намеренные от сражения не уклоняться.
13. (1) Сципион, до которого дошли слухи об их многолюдном войске, понял, что его римских легионов не хватит, чтобы уравнять силы, и ему надо хотя бы для виду выставить вспомогательные отряды варваров, (2) не давая им, однако, такого перевеса, чтобы возможная их измена (наподобие той, что в свое время погубила его отца и дядю) могла возыметь решающее значение. (3) Он отправил Силана к Кулху, владевшему двадцатью восемью городами, за всадниками и пехотинцами, которых Кулх обещал набрать зимой, (4) а сам из Тарракона направился в Кастулон68, по пути присоединяя к войску небольшие вспомогательные отряды союзников, живших при дороге. (5) Силан привел в Кастулон три тысячи пехотинцев и пятьсот всадников. Затем Сципион дошел до города Бекулы69 со всем войском – пешим и конным, из граждан и союзников: всего с сорока пятью тысячами человек.
(6) Они ставили лагерь, когда Магон и Масинисса напали на них со всей своей конницей70 и смяли бы работавших, если бы всадники, спрятанные Сципионом за холмом, очень для этого пригодившимся, не налетели неожиданно и не отогнали врагов. (7) Самые быстрые, оказавшиеся около вала и бросившиеся на работавших, рассеялись, едва началось сражение. С остальными, выступившими со знаменами правильным строем, битва шла долго и с переменным успехом. (8) Сначала сражались легковооруженные когорты с передовых постов, потом, когда на помощь уставшим пришли солдаты, оторванные от работ, и большим отрядом со свежими силами ринулись в бой, карфагеняне и нумидийцы стали отступать; (9) отходили сначала по турмам, не спеша, не боясь, соблюдая строй, но, когда римляне стали сильнее теснить задние ряды, они, не в силах выдержать этот натиск, кинулись врассыпную. (10) Сражение это заметно воодушевило римлян, враг приуныл, но тем не менее в ближайшие дни не прекращались схватки между всадниками и легковооруженными.
14. (1) Противники проверили на этих легких стычках свои силы; Газдрубал первый вывел свое войско в боевом строю, за ним вышли и римляне. (2) Каждое войско стояло в полной боевой готовности перед своим лагерем; никто не начинал сражения; день клонился к вечеру; пунийцы первыми, а за ними и римляне увели свое войско в лагерь. (3) Это повторялось несколько дней; всегда Карфагенянин первым выводил из лагеря войско, первым уводил воинов, уставших стоять; никто ни из одного лагеря не выезжал вперед, ни из одного лагеря не метнули дротика, не подали голоса. (4) Центр у Сципиона занимали римляне, на обоих флангах стояли испанцы; у Газдрубала – в центре карфагеняне вперемешку с африканцами; перед строем, прикрывая фланги, стояли слоны, издали казавшиеся укреплениями.
(5) В обоих лагерях говорили: в бой пойдут в том же порядке, в каком построились сейчас в лагере; центр римской армии столкнется с центром карфагенской – одинаковы и мужество, и оружие у обоих сторон. (6) Сципион, узнав про это общее твердое убеждение, нарочно на день сражения все изменил. (7) Вечером он распорядился по лагерю: людям еще до рассвета поесть, задать коням корм, вооружиться самим, оседлать и взнуздать коней. (8) Только рассвело, как он бросил всю конницу и легковооруженных на карфагенские посты и сразу вслед за ними выступил со своими тяжелыми легионами. (9) Вопреки ожиданиям – своим и врагов – римляне оказались на флангах, а в середине строя – союзники. (10) Газдрубала разбудили крики конников; выскочив из палатки, он увидел своих солдат, в страхе мечущихся около лагеря, сверкающие знамена легионов вдали, неприятеля по всей равнине; он тотчас же бросил свою конницу на вражескую, (11) а сам с отрядом пехотинцев выступил из лагеря, нисколько не изменив обычного строя.
(12) Конная битва долго шла с переменным успехом, да иначе и не могло быть: конники, теснимые неприятелем, – то римляне, то карфагеняне – отходили под защиту пехоты. (13) Когда расстояние между двумя войсками было не больше пятисот шагов, подан был знак отбоя: ряды легионеров расступились, открыв проход, – вся конница и легковооруженные отошли под прикрытие, их Сципион поставил, разделив на две части, за обоими флангами как подкрепление. (14) Пришло время начинать сражение; он велел испанцам, составлявшим середину строя, идти на врага замедленным шагом, (15) а сам с правого фланга, которым командовал, послал гонца к Силану и Марцию с приказанием растянуть их фланг влево, как сам он растягивает свой вправо, (16) и ввести в бой легковооруженных пехотинцев и всадников раньше, чем произойдет столкновение в центре. (17) Растянув таким образом фланги, их командиры быстро двинулись на врага – каждый во главе трех пехотных когорт, трех отрядов конницы и – вдобавок – копейщиков; остальное войско следовало за ними по косой. (18) В середине строя образовался прогиб – там медленно продвигались отряды испанцев. (19) На флангах уже бились, а цвет неприятельской армии – карфагенские ветераны и африканцы не подошли еще на перелет дротика и не решались кинуться на помощь тем, кто сражался на флангах, чтобы не открыть врагу, идущему прямо на них, путь через середину строя. (20) Флангам врага приходилось нелегко: всадники, легковооруженные и копейщики нападали с боков, когорты – лобовым ударом, чтобы отрезать фланги от остального войска.
15. (1) Битва становилась неравной – тем более что противником римских воинов и латинов оказалась толпа балеарцев и испанских новобранцев. (2) А день все длился – солдаты Газдрубала начали уставать; утренний переполох не дал им собраться с силами: строиться пришлось не поевши, наспех. (3) Сципион старательно замедлял ход сражения: пехота на флангах бросилась на врага только в седьмом часу, (4) а до середины строя дело дошло позже: полуденный зной, бездействие в строю под оружием, голод и жажда истомили вражеских солдат еще до боя. Так они и стояли, опершись о щиты. (5) А тут еще слоны, испуганные беспорядочным сражением конницы, копейщиков и легковооруженных, убежали с флангов в середку. (6) Враги, уставшие духом и телом, стали отступать, сохраняя, однако, строй, – так отходит по приказу вождя ничуть не пострадавшее войско. (7) Однако когда победители, поняв, что сражение выиграно, стали нападать со всех сторон, отступающие, уже не в силах сдержать этот напор, бросились врассыпную. (8) Напрасно Газдрубал, преграждая им путь, кричал: пусть опомнятся, за спиной у них холмы и они спокойно за ними укроются. (9) Те, что оказывались ближе к римлянам, падали один за другим, и страх пересилил все остальное. (10) Знаменосцы остановились было у подножия холмов и стали звать воинов в строй, так как римляне медлили подняться на холм; но потом, увидев быстро взбиравшихся римлян, враги возобновили бегство и в страхе забились в лагерь.
(11) Римляне были недалеко от вала и взяли бы лагерь с ходу, если бы после сильного зноя, какой бывает, когда солнце печет посреди тяжелых дождевых туч, не хлынул такой ливень, что победители едва успели укрыться у себя в лагере. Некоторые, страшась богов, полагали, что в этот день нельзя больше ничего предпринимать. (12) Карфагенян, усталых, обессиленных ранами, дождливая ночь звала отдохнуть и поспать, (13) но страх перед опасностью не давал передышки: они ожидали вражеского приступа на рассвете и наваливали на вал камни, набранные по соседним долинам, не полагаясь уже на оружие и рассчитывая отсидеться в лагере. (14) Измена союзников заставила их предпочесть бегство. Первым перекинулся к римлянам вместе с большим отрядом единомышленников турдетанский71 царек Аттен; (15) затем начальнику двух городов сдали и укрепления и гарнизоны. (16) И чтобы начавшаяся измена не распространялась дальше, Газдрубал снялся с лагеря в тиши следующей ночи.
16. (1) Когда часовые с караулов донесли Сципиону, что враги оставили лагерь, он, выслав вперед конницу, отдал приказ выступать. (2) Римляне шли так быстро, что, двинувшись прямо по следам неприятеля, они бы его несомненно настигли, но проводники сказали Сципиону, что есть другой, более короткий путь к реке Бетис и можно напасть на карфагенян, когда те будут переправляться через нее. (3) Отрезанный от переправы, Газдрубал повернул к Океану;72 отсюда его солдаты уже шли вразброд, как при бегстве. Так ему удалось сохранить некоторый разрыв между собой и римскими легионами. (4) Но римские конники и легковооруженные, нападая то сбоку, то с тыла, беспокоили и задерживали уходивших. Часто происходили стычки то с конницей, (5) то со вспомогательными отрядами пехоты – тем временем подоспели легионы. Тут уже не сражение началось, а бойня: (6) людей резали, словно скот, пока сам вождь не бросился первый бежать к соседним холмам; с ним спаслось и около шести тысяч полувооруженных солдат; остальные были либо перебиты, либо взяты в плен. (7) Карфагеняне укрепили лагерь, поспешно разбитый на очень высоком холме, и без труда отбили неприятеля, напрасно старавшегося подняться по крутому склону. (8) Но нельзя было вынести больше нескольких дней в осаде на голом и пустом месте; воины стали перебегать к неприятелю. Наконец сам вождь, вызвавши корабли – море было поблизости, – ночью бежал в Гадес, бросив свое войско.
(9) Сципион, услышав о бегстве Газдрубала, оставил Силана с десятью тысячами пехоты и тысячью конницы осаждать лагерь, (10) а сам с остальным войском через семьдесят дней73 вернулся в Тарракон, по дороге разбираясь в делах царьков и городов, чтобы можно было награждать их действительно по заслугам. (11) После его ухода Масинисса тайно свиделся с Силаном, после того он с несколькими соплеменниками отплыл в Африку: хотел, чтобы и народ согласился с новыми его планами. (12) Причины этой внезапной перемены тогда не были ясны, но его неизменная до глубокой старости74 верность Риму свидетельствует о том, что действовал он очень обдуманно. (13) Магон, которому Газдрубал вернул корабли, отплыл в Гадес; остальное войско, брошенное своими вождями, частью перекинулось к неприятелю, частью рассеялось по ближайшим городам; отряда, заметного численностью или силами, нигде не составилось.
(14) Таким образом, под водительством и ауспициями Сципиона карфагеняне были изгнаны из Испании на четырнадцатом году75 после начала войны, на пятом – после того, как Сципион принял эту провинцию и войско. (15) Вскоре Силан, доложив, что война окончена, возвратился в Тарракон к Сципиону.
17. (1) Сципион отправил в Рим брата Луция со многими знатными пленниками и вестью о том, что Испания вновь покорена. (2) Радостная толпа превозносила этот подвиг, и только один человек – тот, кто его совершил, – не удовлетворенный своей славой и своей деятельностью, считал покорение Испании делом ничтожным по сравнению с тем, на что надеялась его великая душа. (3) Он уже созерцал славу, во всей полноте осенявшую его, покорителя Африки и великого Карфагена.
(4) Он решил, что ему надо все подготовить и обеспечить себе расположение царей и племен. Для начала задумал он испытать царя Сифака. (5) Это был царь масесулиев76. Они обитают по соседству с маврами, прямо напротив той части Испании, где находится Новый Карфаген. (6) В то время Сифак был с карфагенянами в союзе. (7) Полагая, что у этого царя святость договоров не в большем почете, чем вообще у варваров, чья верность зависит от удачливости союзника, Сципион послал к Сифаку для переговоров Гая Лелия с подарками. (8) Варвар им обрадовался, и так как римлянам тогда всюду везло, а у карфагенян в Италии дела были плохи, в Испании же никаких дел не было, он согласился войти в дружбу с римлянами, но заявил, что скрепит ее клятвой только при личном свидании с их вождем. (9) Лелий, получив от царя только заверения, что Сципиону будет обеспечена безопасность, вернулся в Тарракон. (10) Сципиону, думавшему о покорении Африки, Сифак был очень нужен: он владел богатейшим краем, знал карфагенян по своему боевому опыту, а царство его отделено было от Испании только узким проливом. (11) Сципион решил, что стоит отважиться на эту опасную поездку, иначе он ничего бы не добился; чтобы охранять Испанию, он в Тарраконе оставил Луция Марция, а в Новом Карфагене Марка Силана, быстро пришедшего туда с войском из Тарракона. (12) Вместе с Гаем Лелием он отбыл из Нового Карфагена с двумя квинкверемами; море было спокойно, шли большей частью на веслах, иногда с легким попутным ветром, и прибыли в Африку. (13) По случайности в этот же самый день Газдрубал, выгнанный из Испании, вошел с семью триремами в ту же гавань и бросил здесь якорь. (14) Он заметил две несомненно вражеские квинкверемы; пока они были еще в открытом море, пунийцы, воспользовавшись численным превосходством, могли бы их захватить, но только зря подняли переполох: солдаты и моряки хватали оружие, готовили корабли к бою, но все это оказалось ни к чему: (15) усилившийся ветер привел квинкверемы в гавань раньше, чем карфагеняне успели поднять якоря. (16) Тем все и кончилось – затевать бой в царской гавани никто не посмел. Первым высадился Газдрубал, потом Сципион и Лелий – они шли к царю.
18. (1) Сифаку это зрелище показалось великолепным (да оно и было таким): вожди двух могущественнейших в то время народов пришли к нему в один и тот же день искать его дружбы. (2) Он пригласил обоих и, так как судьбе было угодно свести их под одним кровом, у одного очага, попытался втянуть их в разговор, которым разрешилась бы их вражда. (3) Сципион заявил, что у него нет никакой личной ненависти к Пунийцу, чтобы о ней говорить, а вести с неприятелем переговоры о делах государственных он без повеления сената не может. (4) Тогда царь стал уговаривать Сципиона хотя бы отобедать у него вместе с другим гостем, чтобы не показалось, что кто-то не допущен к столу. Сципион согласился; (5) они вместе обедали у царя – Сципион и Газдрубал – и даже возлежали на одном ложе, как того хотелось царю. (6) Так обходителен был Сципион, так непринужденно вел беседу, что расположил к себе не только Сифака, варвара, не знакомого с римской воспитанностью, но и злейшего своего врага; (7) Газдрубал говорил, что при личной встрече Сципион еще сильней изумил его, чем на поле боя. (8) Пуниец не сомневался, что Сифак и его царство уже склонены под власть римлян – Сципион так умел располагать к себе людей! (9) И карфагенянам надо размышлять не о том, почему они потеряли Испанию, а о том, как им удержать Африку. (10) Ведь не путешествия ради, не для прогулки по прелестному побережью бросает прославленный полководец римлян только что покоренную им провинцию, бросает войска, переправляется с двумя кораблями в Африку, землю вражескую, вверяет свою жизнь царю, чья верность еще не испытана, – нет, он делает это, потому что лелеет надежду покорить Африку. (11) Сципион ведь и раньше об этом подумывал и открыто роптал, что он не воюет в Африке, как Ганнибал в Италии.
(12) Сципион заключил договор с Сифаком и отплыл из Африки; его швыряло из стороны в сторону в открытом море бурными ветрами, но на четвертый день он прибыл в гавань Нового Карфагена.
19. (1) Испанию больше не беспокоила Пуническая война, однако было ясно, что жители некоторых городов, сознавая свою вину, сохраняли спокойствие скорее из страха, чем из верности. И самыми крупными из них и самыми виноватыми были города Илитургис и Кастулон77. (2) Кастулон был в союзе с римлянами в пору их благополучия; когда же войско обоих Сципионов было уничтожено и полководцы убиты, оба города перекинулись к карфагенянам; жители Илитургиса добавили к измене и преступление: они перебили римлян, которые после поражения укрылись у них. (3) Жестоко наказать эти города сразу по прибытии Сципиона, когда Испания еще колебалась, было бы справедливо, но неблагоразумно; (4) теперь, когда все уже успокоилось, настало время карать. Сципион послал Луция Марция с третью войска из Тарракона осаждать Кастулон, а сам с остальным войском после пятидневного пути подошел к Илитургису. (5) Ворота были на запоре; все было подготовлено для борьбы с осаждающими. Объявлять войну не пришлось – горожане и сами знали, чего заслужили.
(6) Сципион обратился к солдатам. Испанцы, сказал он, заперли перед вами ворота и тем показали, что им есть чего бояться; сражаться с ними будут ожесточеннее, чем с карфагенянами; (7) мы на карфагенян не в гневе и сражаемся с ними за власть и славу; илитургийцев же наказываем за вероломство, жестокость и злодейство. (8) Пришло время отомстить за гнусное избиение наших соратников, за ловушку, в которую они попали, занесенные сюда бегством. Пусть останется в веках суровый пример, чтобы никто никогда не осмелился обидеть римского гражданина или воина, даже униженного судьбой.
(9) Солдат воодушевила речь полководца; роздали лестницы выбранным из каждого манипула; войско разделили – половиной командовал теперь легат Лелий; на приступ пошли сразу с двух сторон. (10) А горожан призывал к стойкой защите их города не какой-нибудь полководец, не несколько предводителей. Собственный страх, порожденный сознанием их вины. (11) Они помнили и напоминали друг дугу: враг хочет не победы себе, а наказания им. Там, где смерть ожидает каждого, важно только одно – как погибнуть: в бою ли, где противники в равных условиях, а победитель и побежденный могут поменяться судьбой, (12) или же после боя – в сожженном и разрушенном городе в цепях, под плетьми, среди унижений и мук, на глазах захваченных неприятелем жен и детей.
(13) Поэтому сражались не только взрослые мужчины; с ними были и женщины и дети, с неженской, недетской силой и смелостью они подавали оружие сражающимся, подносили камни укрепляющим стены. (14) Под угрозой была не только свобода, мысль о которой воспламеняет мужественные сердца, – каждый представлял себе и жестокие пытки, и позорную смерть. (15) И люди сражались с таким жаром, что солдат, покоривших всю Испанию, не раз отгоняла от стен молодежь одного города в этом бою, мало почетном для римлян. (16) Сципион испугался: попытки его безуспешны; неприятель крепнет духом, а его солдаты теряют мужество, и он решил, что ему самому надо принять участие в этих опасных попытках; выбранив своих малодушных солдат, он велел принести лестницы: другие пусть медлят – он поднимется сам. (17) Подвергаясь немалой опасности78, он подошел к стене – тут среди солдат, испугавшихся за своего полководца, поднялся крик: к стенам повсюду стали приставлять лестницы; Лелий пошел на приступ с другой стороны. (18) Горожане были сломлены, их бойцы сброшены вниз, стены заняты победителями; в этом переполохе взята была и крепость – причем как раз с той стороны, где выглядела неприступной.
20. (1) У римлян во вспомогательных отрядах были перебежчики-африканцы; они видели, что горожане охраняют те участки стены, которым явно грозит опасность, (2) а римляне подходят к стене там, где могли напасть; самая же высокая часть города, прикрываемая очень высокой скалой, совершенно не укреплена, и ее никто не защищает. (3) Худощавые и привычно проворные, они, захватив с собой железные костыли, взбирались по скале, цепляясь за все ее выступы; (4) где она очень крута и гладка, там через небольшие промежутки вбивали костыли, которые служили ступеньками. Передние, подтягивая рукой идущих сзади, последние, поддерживая идущих впереди, взошли на вершину. (5) Оттуда они с криком сбежали в город, уже взятый римлянами. (6) Город явно осаждали гнев и ненависть: никого не брали в плен, никто и не вспоминал о добыче, хотя все было настежь; убивали подряд всех: вооруженных и безоружных, женщин и мужчин; жестокий гнев не угашали даже младенцы. (7) Поджигали дома, разрушали то, что не горело; уничтожить следы города, стереть даже память о нем – вот чего хотелось римлянам.
(8) Оттуда Сципион повел войско к Кастулону; этот город защищали собравшиеся там испанцы и остатки разбитого и рассеянного карфагенского войска. (9) Слух о разгроме Илитургиса обогнал Сципиона; ужас и отчаяние охватили кастулонцев. (10) Различие интересов, забота только о себе, пренебрежение к соседу, тайные подозрения, а потом и открытые разногласия привели к разрыву между карфагенянами и испанцами. (11) Испанцами предводительствовал Кердубел, открыто советовавший сдаться; начальником пунийских вспомогательных отрядов был Гимилькон; Кердубел, тайно заручившись словом Сципиона, выдал их и весь город римлянам. (12) Эта победа была не такой кровавой: и вина кастулонцев была не столь велика, и добровольная сдача смягчила гнев победителей.
21. (1) После того Сципион послал Марция покорить и подчинить власти Рима не до конца еще укрощенных варваров, а сам вернулся в Новый Карфаген, чтобы исполнить обет, данный богам, и устроить в память отца и дяди гладиаторские игры. (2) Гладиаторы были не такие, каких обычно набирают ланисты79: не купленные на рынке рабы и не те свободные, что торгуют своей кровью. (3) Вступали в поединок по доброй воле, и платы здесь не полагалось. Одних послали царьки – явить пример доблести, присущей их племени; (4) другие вызвались сами из расположения к вождю; третьих ревность или противоборство побуждали вызвать соперника или не отказаться от вызова. (5) Те, кто не мог или не хотел мирно покончить спорное дело, уговаривались решить его мечом: победитель получит то, о чем спорили. (6) Корбис и Орсуя, двоюродные братья, люди не из простых, а известные и знатные, оба притязали на главенство в городе Ибисе и объявили, что будут биться. (7) Корбис был старше; отец Орсуи только что был главой города – он получил это главенство от старшего брата после его смерти.
(8) Сципион хотел разобраться в их деле и успокоить разгневанных, но оба ответили, что уже отказали в посредничестве своим родичам; никто из богов и людей, кроме Марса, их не рассудит. (9) Старший был сильнее, младший – цветущий юноша; оба предпочитали умереть, лишь бы не подчиниться другому. Разнять одержимых было невозможно; удручающее зрелище показало собравшемуся войску, как пагубна жажда власти. (10) Старший, опытный и увертливый, легко одолел глупого юнца. После гладиаторских поединков даны были погребальные игры, какие можно было дать на деньги провинции и с лагерным оснащением.
22. (1) Между тем легаты делали свое дело: Марций перешел реку Бетис (местные жители называют ее Кертис80), два богатых города сдались ему без боя. (2) Город Астапа81 всегда держал сторону Карфагена, но раздражало римлян не это – война к чему не принудит, – а какая-то особенная ненависть его жителей к Риму. (3) Не так этот город был расположен, не так укреплен, чтобы его защищенность поощряла жителей к дерзости, но прирожденная склонность к разбою побуждала их делать набеги на соседей – союзников Рима; ловить бродящих солдат, войсковую обслугу, купцов. (4) Дороги тут были опасными; даже большой обоз горожане, устроив засаду, окружили и перебили.
(5) Войско готовилось осаждать город; горожане, сознавая свои преступления и боясь сдаться такому грозному врагу, но не надеясь ни на свое оружие, ни на свои стены, решили поступить страшно, по-дикарски: (6) отвели на форуме место, снесли туда самое ценное имущество, посадили на эту кучу жен и детей, накидали вокруг дров и вязанок хвороста; (7) затем отдали приказ пятидесяти вооруженным юношам: пусть они, пока исход битвы не ясен, охраняют здесь это имущество и тех, кто им дороже имущества. (8) Если же поймут, что враг выигрывает, что город будет вот-вот взят, то пусть знают, что все, кого они сейчас видят идущими в битву, встретят смерть в бою, (9) а их заклинают всеми богами, вышними и подземными, помнить о свободе, которой сегодня славной ли смертью, позорным ли рабством будет положен конец, и ничего не оставить свирепству врага. (10) Меч и огонь – в их руках, так пусть лучше дружеские и верные руки истребят то, что обречено гибели, пусть ничто не достанется врагу на глумление. (11) Увещевания завершались грозным проклятием тем, кого надежда или малодушие отвратят от принятого решения.
Распахнули ворота и с громким криком стремительно строем вынеслись из города. (12) Против ворот не было выставлено надежных караулов, ведь никому и в голову не приходило, что горожане осмелятся выйти из своих стен; врага встретили несколько конных отрядов и легковооруженные воины, спешно вызванные из лагеря. (13) Сражение шло беспорядочно, но лихим и яростным было нападение; всадники, первыми встретившие неприятеля, были отброшены. Это испугало легковооруженных; сражение докатилось до самого вала, если бы легионы, сила и цвет войска, быстро не выровняли строй. (14) Началось смятение: враг в слепом неистовстве кидался навстречу смерти; старые солдаты стойко сопротивлялись безумному натиску: убивая передних, они остановили напор неприятеля. (15) Чуть позже римляне попытались перейти в наступление, но, видя, что никто не отступает, что каждый из врагов решил умереть на том месте, где стоит, они раздвинули строй (при их многочисленности это было нетрудно), обогнули фланги врага и, окружив, перебили всех до единого.
23. (1) Но здесь в пылу сражения и по праву войны убивали разъяренных врагов, только что наладивших, а теперь оказывавших вооруженное сопротивление; (2) ужасной была другая бойня – в городе. Тут свои же сограждане избивали безоружных и беззащитных женщин и детей; в пылающий костер бросали часто еще живых; потоки крови гасили пробивающееся пламя. Наконец, устав от этого горестного избиения, юноши сами, как были, с оружием, бросились прямо в пламя. (3) Тут как раз появились победители-римляне. Увидав столь страшное зрелище, они сначала остолбенели, (4) но вот в груде прочих вещей блеснуло золото и серебро; по природной человеческой жадности солдаты хотели выхватить его из огня; одних охватило пламя, других опалило жаром костра; отойти было некуда – сзади напирала огромная толпа. (5) Так огнем и мечом истреблен был город Астапа, и римляне ничем не поживились. Остальные города этого края в страхе сдались Марцию, и он привел победоносное войско назад в Карфаген к Сципиону.
(6) В эти же дни пришли перебежчики из Гадеса: они обещали, что предадут римлянам город, а также карфагенский гарнизон с его начальником и с флотом. (7) Магон после бегства задержался в Гадесе, привел туда корабли, находившиеся в Океане, и с помощью Ганнона, тамошнего начальника, набрал на африканском побережье, и по ближайшим местам Испании значительные отряды вспомогательных войск. (8) Договоренность с перебежчиками была скреплена клятвами, и Марций с когортами легковооруженных, а Лелий с семью триремами и одной квинкверемой были отправлены вести, действуя сообща, морскую и сухопутную войну.
24. (1) Сципион опасно заболел; молва преувеличила опасность (каждый к тому, что услышал, что-то еще добавлял по свойственной людям страсти намеренно раздувать слухи) – взволновалась вся провинция, и особенно ее дальние области. (2) Сколько бедствий, умри Сципион, пережила бы Испания, если от пустых разговоров поднялась такая буря. (3) Союзники не сохранили верности, войско забыло о долге. Мандоний и Индибилис, уже мнившие себя по изгнании карфагенян царями Испании, обманулись в своих надеждах. (4) Однако они подняли лацетанов82, своих сторонников, и кельтиберскую молодежь и – как враги – опустошили земли свессетанов и седетанов83, римских союзников.
(5) Другой мятеж – гражданский – возник в римском лагере под Сукроном84. Там находилось восемь тысяч солдат, охранявших племена, живущие по сю сторону Ибера. (6) Волнения начались еще раньше, чем до солдат дошли смутные слухи о болезни Сципиона. Длительное безделье, как водится, породило распущенность; солдатам, привыкшим во вражеской стране жить, не стесняя себя, жизнь без войны показалась скудной. (7) Сначала разговоры велись втихомолку: если в провинции идет война, то что же им делать среди замиренных племен? А если война окончена и провинция покорена, почему их не отправляют в Италию? (8) Жалованья требовали с наглостью, не подобающей воинам; караульные громко ругали трибунов, обходивших посты; некоторые ночью выходили пограбить мирных соседей, а под конец и днем открыто покидали лагерь без отпуска. (9) Не военный порядок, не правила, не распоряжения начальства – все вершили солдатская прихоть и произвол. (10) Облик римского лагеря все-таки сохранялся, хотя лишь в одном: солдаты, рассчитывая, что трибуны заразятся безумием и станут их соучастниками в неповиновении и мятеже, не препятствовали им творить суд на главной площади лагеря, спрашивали у них пароль и шли, как положено, в караул. (11) Отняв у командиров власть, они, сами распоряжаясь, сохраняли видимость послушания.
(12) Мятеж разразился, когда трибуны стали укорять солдат за происходившее и попытались им воспротивиться; солдаты поняли, что трибуны заодно с ними не будут, (13) и выгнали их сначала с главной площади, а вскоре и вовсе из лагеря. С общего согласия солдаты вручили власть зачинщикам мятежа простым солдатам Гаю Альбию из Кал и Гаю Атрию, умбрийцу. (14) А те, не довольствуясь отличиями трибунского звания, дерзнули присвоить себе знаки высшей власти: фаски и топоры; им не пришло в голову, что розги и топоры, которые несли перед ними на страх другим, грозят им самим – их головам и спинам. (15) Понапрасну поверив в смерть Сципиона, они в ослеплении не сомневались, что, как только молва о ней разнесется по всей Испании, вспыхнет война. (16) При таком смятении, считали они, можно и требовать от союзников денег, и грабить ближайшие города – в общем беспорядке, когда всякий готов на всякое, им все сойдет с рук.
25. (1) Ждали, вот-вот придут свежие вести не только о смерти, но даже о похоронах Сципиона. Никто, однако, не появлялся, пустые слухи затихали; стали доискиваться, кто пустил их первый. (2) Все отрекались – каждый хотел показать, что ничего такого он не выдумывал, а только попусту поверил другим; главари мятежа сами убрали знаки своей призрачной власти и с ужасом думали о настоящей, законной, которая им грозит. (3) Мятеж загасал: верные люди приносили известия сначала о том, что Сципион жив, потом, что он даже здоров, и тут семь военных трибунов прибыли от самого Сципиона. (4) Солдаты сначала встретили их враждебно, потом успокоились, видя, как ласково разговаривают трибуны со знакомыми им воинами. (5) Трибуны сначала обходили палатки, а затем на главной площади лагеря, видя, как солдаты беседуют, собравшись в кружки, обратились к ним, не столько обвиняя их, сколько расспрашивая, в чем причина их внезапного гнева и возмущения. (6) Из толпы стали кричать, что жалованье не выплачивается в срок, что именно их доблестью после гибели обоих войск и обоих военачальников, после преступления илитургийцев85 спасена честь римского имени, удержана провинция их доблестью, но илитургийцы наказаны, но нету того, кто отблагодарил бы солдат. (7) На эти жалобы им ответили, что просьба их справедлива и будет доложена Сципиону; что трибуны рады, коль скоро не произошло худшего и непоправимого; что по милости богов и Публий Сципион, и государство могут их отблагодарить.
(8) Сципион привык к войне, но с мятежом дела еще не имел: он беспокоился, как бы не перешло войско меру в прегрешениях, а он – в наказаниях. (9) Сейчас он решил действовать, как и вначале, мягко; разослав сборщиков по городам, платившим дань, он подал солдатам надежду на близкую выплату жалованья. (10) Вскоре объявлено было и распоряжение: явиться за жалованьем в Карфаген: всем вместе или порознь – как хотят. (11) Мятеж угасал уже сам по себе, конец ему положен был тем, что испанцы, собравшиеся было воевать, успокоились: Мандоний и Индибилис, получивши известие, что Сципион жив, отказались от своего замысла и вернулись домой. (12) Никто – ни граждане, ни чужеземцы – не поддержал бы теперь безумную затею мятежников. (13) Они перебрали всякие возможности и решили, что самое верное – отдаться на волю Сципиона; он, конечно, разгневан, но не надо отчаиваться в его милосердии: он прощал даже врагам, с которыми воевал. (14) Ну а от их мятежа никому вреда не было; крови не пролито, жестокостей не совершено – нельзя их жестоко наказывать: люди, оправдывая себя, бывают удивительно красноречивы. (15) Солдаты колебались, как им идти за жалованьем: отдельными когортами или все вместе. Решили идти всем вместе – так будет безопаснее.
26. (1) Как раз в те дни, когда они это обсуждали, шел совет в Новом Карфагене: (2) спорили, наказать ли только главарей мятежа (их было не больше тридцати пяти) или за подавшую гнусный пример измену – это ведь больше чем мятеж – покарать многих. (3) Победило решение более мягкое: ограничиться наказанием главных виновников, остальным хватит порицания. (4) Совет распустили – собран он был будто бы для того, чтобы обсудить, как быть с Мандонием и Индибилисом. Войску, стоявшему в Новом Карфагене, велено было выступить с запасом продовольствия на несколько дней; (5) семь трибунов, которые раньше приходили в Сукрон успокаивать мятежников, теперь были посланы навстречу мятежному войску, им сообщили имена (каждому по пять имен) главных зачинщиков, (6) которых следовало через надежных людей ласково пригласить в гости, напоить допьяна и уснувших связать.
(7) Мятежники были уже недалеко от Нового Карфагена, когда от встречных услышали, что на следующий день все войско во главе с Марком Силаном отправляется в область лацетанов86. Это известие не только избавило их от страха, тайно жившего в их сердцах, но и чрезвычайно обрадовало: Сципион, думалось им, остался один, и не они, а он окажется в их власти. (8) Солнце уже садилось, когда они, войдя в город, увидели другое войско, готовящееся выступить в дорогу. (9) Их встретили нарочно составленной речью: они пришли кстати и обрадуют командующего своим приходом, так как другое войско вот-вот уйдет; пусть они пока подкрепятся и отдохнут. (10) По приказу трибунов надежные люди пригласили в гости главарей мятежа и без всякого шума схватили и связали их. (11) Перед рассветом стал выезжать обоз войска, будто бы отправляющегося в путь; войско двинулось на рассвете, но у ворот было задержано, и ко всем воротам направлены были часовые, чтобы никто не мог выйти из города.
(12) Солдат, пришедших накануне, созвали на сходку; они сбежались на форум к трибуналу87 с видом наглым, рассчитывая еще припугнуть выкриками. (13) Командующий взошел на трибунал, и тут же вооруженные солдаты, отозванные от ворот, подойдя сзади, окружили безоружную толпу. (14) Вся наглость исчезла; мятежники признавались потом: ничто так их не испугало, как здоровый цвет лица Сципиона (они-то думали, он истомлен болезнью) и выражение его лица: они не помнили, чтобы оно бывало таким даже перед боем.
(15) Сципион сидел молча, пока не возвестили, что главари мятежа приведены на форум и все приготовлено.
27. (1) Глашатай велел всем замолчать, и Сципион начал: «Никогда я не думал, что не буду знать, как обратиться к моему войску; (2) я, правда, больше действовал, а не упражнялся в речах, но, живя почти с детства среди солдат, я хорошо освоился с воинским духом. (3) Не могу придумать, как говорить с вами, не нахожу слов, не знаю, каким именем я должен вас называть. (4) Граждане? Вы изменили своему отечеству. Воины? Вы отвергли власть и ауспиции начальника; вы попрали святость присяги. Враги? Узнаю фигуры, лица, одежду, весь облик моих сограждан; вижу дела, слова, замыслы, настроения врагов. (5) Вы хотели того же, чего илергеты и лацетаны, надеялись на то, на что и они. Но они пошли за Индибилисом и Мандонием, за людьми царственного достоинства, а вы вручили власть и право ауспиций умбрийцу Атрию и Альбию из Кал. (6) Скажите, что не все вы этого хотели, что обезумели и бушевали немногие, и я охотно тому поверю: если бы все войско было виновно, какие потребовались бы искупительные жертвы!
(7) Я неохотно касаюсь этих ран, но излечить их можно, только ощупав. Карфагеняне изгнаны из Испании, и нигде по всей провинции, думал я, (8) не найти человека, которому жизнь моя была бы ненавистна: я вел себя не только с союзниками, но и с врагами не так, чтобы меня ненавидели. (9) И вот в моем лагере – как ошибался я в своих мыслях! – слух о моей смерти принимают с удовольствием: ее ждут не дождутся. (10) Не думаю, чтобы это злое чувство испытывали все, – если бы я поверил, что все мое войско желало моей смерти, я тут же на глазах у вас умер бы: зачем жить мне, если мои сограждане и солдаты меня ненавидят? (11) Всякая толпа, однако, похожа на море: оно неподвижно, но его могут всколыхнуть и легкий ветерок, и ураган; так и у вас: то все было спокойно на сердце, а то вдруг буря – виноваты во всем те, с кого началось это безумие, вы им заразились и потеряли разум. (12) По-моему, вы и сегодня не понимаете, до чего дошли вы в своем безумии, как виноваты передо мной, перед родиной, перед своими родителями и детьми, перед богами, свидетелями вашей присяги, перед воинским обычаем и военным порядком предков, перед величием высшей власти.
(13) Не говорю о себе: вы вовсе не жаждали моей смерти и только по легкомыслию на нее рассчитывали; да наконец нечего удивляться, что солдатам надоело быть под командованием такого человека, как я. Но в чем провинилась перед вами отчизна, что вы согласились предать ее, действуя заодно с Индибилисом и Мандонием? (14) Чем виноват римский народ, что от трибунов, избранных народным голосованием, вы отобрали власть, отдали ее частным лицам? Мало этого: римское войско отдало фаски своего командующего людям, у которых никогда не было даже раба, которым командовать. (15) В палатке военачальника расположились Альбий и Атрий; сигналы трубили от них; о пароле справлялись у них. Они сидели на трибунале Публия Сципиона, им прислуживал ликтор; перед ними раздвигали толпу, несли фаски и топоры. (16) Каменный дождь, молнию, что-нибудь поразившую, рождение странных зверенышей вы считаете зловещими предзнаменованиями. Так вот оно – злое предзнаменование, которое не отвратить никакими жертвами, никакими молебствиями – только кровью тех, кто дерзнул на подобное преступление.
28. (1) И вот, хотя всякое преступление безрасчетно, мне все же хотелось бы знать, в чем был замысел вашего безбожного злодеяния? На что вы рассчитывали? (2) Когда-то один легион был отправлен охранять Регий; солдаты перебили городскую знать и десять лет хозяйничали в богатом городе88. (3) За это преступление весь легион – четыре тысячи человек – был обезглавлен на римском форуме89. (4) А предводителем их был не умбриец Атрий (имя зловещее!)90, не то солдат, не то торговец при войске, а Деций Вибеллий, военный трибун, и они не объединились с врагами римского народа – с Пирром или самнитами и луканцами. (5) Вы сговаривались с Индибилисом и Мандонием и собирались идти воевать вместе с ними. (6) Кампанцы91 думали, что они вечно будут жить в Капуе, отнятой ими у старых ее обитателей, этрусков; мамертинцы – в Мессане92, в Сицилии; тот легион – в Регии, но никто из них не собирался тревожить войной ни римский народ, ни союзников римского народа. (7) Или собираетесь вы поселиться в Сукроне? Да если бы я, полководец, замиривши провинцию, уехал отсюда, оставив вас здесь, вам пришлось бы взывать и к богам, и к людям, – вам не было бы возврата к вашим женам и детям. (8) Вы, правда, выбросили из сердец ваших память и о них, и об отчизне, и обо мне; я хочу проследить, как дошли вы до вашего преступного решения, не вполне же безумного. (9) Я жив, цело войско, с которым я в один день взял Новый Карфаген, с которым наголову разбил и прогнал из Испании четыре карфагенских войска с их предводителями93, – и вы, восемь тысяч человек, – все вы стоите, конечно, меньше, чем Альбий и Атрий, которым вы подчинились, – или вы надеялись вырвать у римского народа Испанию, его провинцию? (10) Чтоя? Вы обидели меня только тем, что сразу поверили, будто я умер. (11) А если бы я умирал, разве со мною погибало бы и государство, разве со мной предстояло бы рухнуть могуществу римского народа? Да не попустит всемогущий Юпитер, чтобы город, который воля богов создала вечным94, оказался таким же бренным, как это мое смертное тело. (12) Фламиний, Павел, Гракх, Постумий Альбин, Марк Марцелл, Тит Квинкций Криспин, Гней Фульвий, мои Сципионы, пусть все эти славные полководцы погибли в одной войне, но римский народ есть и будет, а умрут еще тысячи: одни от меча, другие от болезни, – но разве со мною похоронили бы и государство? (13) Вы сами здесь, в Испании, когда оба полководца – мой отец и дядя – были убиты, поручили Септиму Марцию вести вас против недавних победителей – карфагенян. Но зачем я это говорю, разве Испания осталась бы без вождя? (14) Разве нету Марка Силана, присланного в Испанию и облеченного теми же правами и той же властью, что я? Разве нету легатов – моего брата Луция Сципиона и Гая Лелия, – которые постояли бы за величие римской державы? (15) Можно ли сравнить войско с войском, вождей с вождями – и по достоинству, и по делу, которому они служат? И будь вы сильнее, вы подняли бы оружие против отчизны, против сограждан? Захотели бы, чтобы Италией распоряжалась Африка, а Карфаген – Городом римлян? Чем обидела вас отчизна?
29. (1) Кориолана некогда несправедливый суд и горестная ссылка заставили пойти на отчизну95, но верность семье не позволила совершить преступление против родины. (2) Что вам не давало покоя? Печаль? Гнев? По болезни военачальника жалованье на несколько дней задержали – достаточная причина, чтобы объявить войну отчизне, чтобы изменить римскому народу и присоединиться к илергетам, чтобы надругаться над всем – божеским и человеческим? (3) Да, воины, вы действительно обезумели, моя телесная болезнь была не сильнее той, что овладела вашими умами. (4) Страшно представить себе, о чем думали люди, на что надеялись, чего хотели? Да будет все это, если возможно, смыто забвением, а если невозможно – покрыто молчанием.
(5) Моя речь, конечно, показалась вам горькой и страшной. Понимаете ли, насколько ваши дела страшней моих слов? И по-вашему, мне следует терпеливо снести все, что вы натворили, а вам не следует вынести даже рассказа об этом? (6) Хватит, однако, упреков. Забудьте их также легко, как забуду я. (7) Вы все, кающиеся в своих ошибках, наказаны достаточно, но Альбий из Кал, Атрий-умбриец и другие зачинщики мятежа смоют кровью свое преступление. (8) А вас, если вы образумились, зрелище их казни не огорчит, а даже обрадует: ни с кем не поступили они так жестоко, так по-вражески, как с вами».
(9) Едва он договорил, как внесли приготовленные орудия казни: страшно было смотреть, страшно слушать. (10) Войско, окружавшее сходку, ударило мечами в щиты; глашатай назвал имена осужденных решением совещания. (11) Их нагими вытащили на середину и показали все орудия казни: осужденных привязали к столбу, высекли розгами и обезглавили топорами. Присутствовавшие окаменели от страха: не только не раздалось голоса против жестокости казни; не было слышно ни вздоха. (12) Тела убрали, место очистили; военные трибуны поименно выкликали солдат: те повторяли за Сципионом слова присяги и получали свое жалованье. Таков был конец и исход мятежа в Сукроне.
30. (1) В это время Ганнон, префект96 Магона, отправленный из Гадеса с небольшим отрядом африканцев, дошел до реки Бетис и, соблазняя испанцев платой, набрал и вооружил четыре тысячи юношей. (2) Его выгнал из лагеря Луций Марций; в суматохе схватки Ганнон потерял большинство солдат, а некоторые погибли при бегстве, когда конница преследовала рассеявшихся; сам Ганнон с несколькими людьми бежал.
(3) Пока это происходило на реке Бетис, Лелий прошел с флотом через пролив в Океан и пристал у Картеи. Это город на берегу Океана, там, где сразу за узким проходом открывается море97. (4) Гадес, как мы уже говорили, римляне рассчитывали взять без боя:98 это обещали люди, приходившие из города в римский лагерь, но Магон, вовремя узнав об измене, схватил предателей и поручил претору99 Адгербалу отвезти их в Карфаген. (5) Адгербал посадил заговорщиков на квинкверему и отправил ее вперед (она идет медленнее триремы), а сам с восемью триремами шел за ней на небольшом расстоянии. (6) Квинкверема уже входила в пролив, когда Лелий, тоже на квинквереме, выходил с семью триремами из картейской гавани; он сразу напал на Адгербала и его триремы, правильно рассчитывая, что квинкверема, схваченная в проливе быстрым течением, не сможет повернуть вспять. (7) Пунийца эта неожиданная встреча привела на короткий миг в замешательство, плыть ли за квинкверемой или повернуть на врага. (8) Это промедление лишило его возможности уйти от сражения. Расстояние между врагами уже сократилось до перелета дротика. Римляне нападали со всех сторон, а волны мешали управлять кораблями. Настоящей морской битвы не было: ничто не зависело от воли людей, их искусства, их замысла. (9) Все было во власти природы пролива: гребцы на кораблях противников напрасно боролись с течением; убегающий корабль поворачивало водоворотом назад и несло на победителей; преследователя, попавшего против течения, обращало вспять, как беглеца. (10) Корабль, который старался пробить носом вражеский корабль, внезапно оказывался повернут в сторону и сам получал удар; другой, было подставившийся неприятелю, вдруг круто поворачивался к нему носом.
(11) Сражением между триремами управлял случай, и никто не получил перевеса, но квинкверема римлян, то ли более тяжелая и устойчивая, то ли лучше управляемая более многочисленными гребцами, легче проводившими ее сквозь водовороты, потопила две триремы, а у третьей, проносясь мимо, снесла все весла. (12) Она догнала бы и уничтожила и остальные триремы, но Адгербал поднял паруса и увел оставшиеся пять кораблей в Африку.
31. (1) Лелий вернулся в Картею победителем и тут услышал о том, что произошло в Гадесе: измена раскрыта, заговорщики отправлены в Карфаген; надежды рухнули. (2) Он послал гонца к Луцию Марцию: нечего зря терять время, сидя под Гадесом, надо вернуться к Сципиону. Через несколько дней оба вернулись в Новый Карфаген. (3) С их отбытием Магон, которого угнетал страх перед нападением с моря и суши, вздохнул свободно, а услышав о восстании илергетов, даже вознадеялся возвратить Карфагену Испанию. (4) Он послал к карфагенскому сенату гонцов, чтобы те, всячески преувеличив важность и мятежа легионеров в лагере римлян, и отпадения их союзников, просили бы прислать подмогу, чтобы с нею можно было восстановить завещанную отцами власть над Испанией.
(5) Мандоний и Индибилис, вернувшись в свои владения, сидели до поры тихо и ждали, чем кончится дело о мятеже: если римским гражданам отпустят вину, то, верно, отпустят и им. (6) Когда же разошлась молва о жестокой казни, оба царька решили, что за свою вину и они понесут такое же наказание. (7) Они вновь призвали к оружию своих соплеменников, объединились с прежними союзниками и с пехотой в двадцать тысяч человек и двумя с половиной тысячами всадников вступили в область седетанов100, где стояли лагерем раньше, в начале восстания.
32. (1) Сципион выплатил жалованье всем подряд – и виноватым, и невиновным, милостиво глядел на всех, со всеми милостиво разговаривал и легко вновь завоевал сердца солдат. (2) Прежде чем двинуться из Нового Карфагена, он созвал сходку и обрушился на вероломство восставших царьков. (3) Он идет наказать это преступление, заявил Сципион, на душе у него легко, и настроение совсем иное, чем было еще недавно, когда он старался образумить своих сограждан. (4) Тогда он словно вонзил меч в собственное сердце: он плакал и стонал, когда тридцать человек своей жизнью искупили легкомыслие или вину восьми тысяч101. Теперь он идет бить илергетов. (5) Они уроженцы не его страны и ничем с ним не связаны; узы дружбы, его с ними соединявшие, они сами разорвали своим преступлением.
(6) «А в своем войске, – не говоря о том, что оно состоит только из граждан, союзников и латинов, – я не вижу (это меня особенно трогает) ни одного солдата, которого бы не привел из Италии либо мой дядя Гней Сципион (он был первым римлянином, пришедшим в эту провинцию), либо мой отец, консул, либо я сам. (7) Все вы привыкли к имени Сципионов, к их ауспициям, и я хотел бы привести вас на родину, на триумф, вами заслуженный. И вы поддержите меня при выборах в консулы, как если бы дело шло о почести, общей для нас.
(8) Что касается нынешнего похода, то считать его войной – значит не помнить, что свершено вами раньше. Магон, сбежавший с несколькими кораблями за край земли, на остров, омываемый Океаном102, тревожит меня, ей-ей, больше: (9) он карфагенский военачальник, а с ним – пусть и малое – пунийское войско. А тут – разбойники и главари разбойников; опустошить землю соседей, сжечь их дома, угнать их скот – на это у них сил хватает, но правильное сражение и боевой строй не для них: они будут биться, рассчитывая больше на проворство в бегстве, чем на свое оружие. (10) Я решил подавить илергетов прежде, чем удалюсь из Испании, не потому, что они опасны и там всегда может вспыхнуть война. (11) Прежде всего, нельзя оставить безнаказанным такое преступное отпадение; нельзя, чтобы говорили, будто в провинции, замиренной благодаря доблести и удаче, оставлен враг. (12) Итак, с помощью богов пойдем не то чтобы вести войну (сражаться мы будем не с равным противником), а наказывать негодяев».
33. (1) Закончив эту речь, Сципион приказал солдатам готовиться к завтрашнему выступлению; через десять дней он дошел до реки Ибер, и на четвертый день после перехода через реку расположился лагерем на виду у врага. (2) Перед лагерем была поляна, окруженная горами. В эту долину Сципион, желая раззадорить варваров, велел пригнать скот, у них же по большей части и угнанный, а в помощь погонщикам послал копейщиков. (3) Битва началась с их вылазок, (4) и Сципион велел Лелию ударить на врага с конницей, притаившейся пока за отрогом горы – отрог этот был очень кстати. Ничто не задержало сражения. Испанцы бросились к скоту, замеченному издали, копейщики бросились на испанцев, занятых добычей: (5) сначала они навели страх дротиками; затем бросили это легкое оружие, которым скорее дразнят врага, чем решают битву, обнажили мечи и схватились с неприятелем врукопашную. Исход сражения пехотинцев оставался сомнительным, пока не подоспели конники: (6) они не только смяли идущего на них врага; некоторые, обогнув холм, окружили испанцев; убито было больше, чем обычно бывает в легких схватках.
(7) Поражение не уменьшило мужества варваров, а только распалило их гнев. Не желая казаться побитыми, они на следующий день с рассветом вышли в боевом строю. (8) Узкая, как было сказано, долина не могла вместить все войско; вся конница и около двух третей пехоты приготовились к бою; остальная пехота стояла на склоне холма. (9) Сципион решил, что такое место ему выгодно; во-первых, римлянин будет сражаться в тесноте, пожалуй, лучше, чем испанец; во-вторых, неприятелю придется развертывать все свои силы там, где они разместиться не смогут. И Сципион принял новое решение: (10) ему не удастся в такой теснине поставить конницу за флангами, а испанцам их конница, поставленная в долине вместе с пехотой, будет бесполезна. (11) Он приказал Лелию провести всадников по холмам как можно незаметнее, окружить долину и не вмешиваться в сражение пехотинцев. (12) Сам он всю пехоту обратил на врага, впереди поставил четыре когорты: развернуть строй шире он не мог.
(13) Сражение Сципион начал незамедлительно, чтобы испанцы в пылу боя не заметили всадников, шедших через холмы. Враги поняли, что обойдены, только услышав сзади шум конной битвы. (14) Шло два разных сражения: вдоль всей равнины бились пехота с пехотой и конница с конницей.
(15) У испанцев ни пеший не мог помочь конному, ни конный пешему: пехотинцы, легкомысленно завязавшие бой на равнине, полагаясь на конницу, гибли; всадники были окружены и не могли устоять ни против напиравшей спереди римской пехоты – испанская вся полегла, ни против конницы, теснившей их с тыла. Они долго отбивались, не слезая с коней, которых поставили в круг, и были все до одного перебиты. Из испанских всадников и пехотинцев, сражавшихся в этой долине, в живых не осталось ни одного. (16) Третья часть пехоты, стоявшая на холме и спокойно наблюдавшая за битвой, но в ней не участвовавшая, бежала: было для этого и место, и время. Среди бежавших были и сами царьки, в суматохе заблаговременно выскользнувшие из окружения.
34. (1) В тот же день взяли испанский лагерь, кроме прочей добычи там было захвачено около трех тысяч человек. (2) Римлян и союзников пало в этом сражении около тысячи двухсот человек, раненых было больше трех тысяч. Победа стоила бы меньшей крови, если бы сражались на месте более открытом, откуда легко было бы бежать.
(3) Индибилис забросил свои военные планы и решил, что самое верное в его бедственном положении – обратиться к уже испытанному великодушию Сципиона и его честности. (4) Он отправил к нему своего брата Мандония, который, припав к коленям Сципиона, обвинил во всем роковое безумие времени: словно какая-то чумная зараза лишила рассудка не только илергетов и лацетанов, но и римских солдат в их лагере. (5) И для него, Мандония, и для его брата, и для их племени все сейчас зависит от Сципиона: захочет он, и они возвратят ему жизнь, от него, Публия Сципиона, и полученную;103 или же, дважды им спасенные, навек посвятят жизнь ему одному. (6) Раньше, не зная, сколь Сципион великодушен, они в своем деле полагались лишь на себя, теперь вся их надежда на милосердие победителя.
(7) У римлян было старинным правилом: народ, с которым не было ни скрепленного договором союза, ни дружбы на равных условиях, считать сдавшимся и замиренным, только когда он выдаст все божеское и человеческое, пришлет заложников, отдаст оружие и когда по его городам поставят римские гарнизоны. (8) Сципион, осыпав упреками присутствующего Мандония и отсутствующего Индибилиса, сказал, что они погубили себя – и поделом – своим злодеянием, но останутся жить по его и народа римского милости; (9) он не отнимет у них оружия и не потребует заложников – ведь он не из тех, кто боится восстания, пусть себе владеют оружием и будут спокойны. (10) Не над невинными заложниками будет при случае он свирепствовать, но над самими виновниками отпадения; он будет наказывать не безоружного, а вооруженного врага. А тем, кто на себе испытал превратность судьбы, он предлагает выбор: благосклонность римлян или их гнев. (11) Сципион отпустил Мандония, потребовав только денег, чтобы выплатить солдатам жалованье; (12) сам же, отправив Марция в Дальнюю Испанию и пославши Силана назад в Тарракон, задержался на несколько дней, пока илергеты отсчитали потребованную от них сумму, а затем с легковооруженным войском последовал за Марцием, который приближался уже к Океану.
35. (1) Переговоры с Масиниссой, давно уже начатые, откладывались по разным причинам: нумидиец хотел увидеться с самим Сципионом и скрепить договоренность рукопожатием; вот почему Сципиону потребовался такой долгий кружной путь. (2) Масинисса, находясь в Гадесе и узнав от Марция о приближении Сципиона, стал жаловаться, что лошади на острове104 портятся, им недостает самого необходимого, они не наедаются досыта и другим животным из-за них не хватает корма, а конница его от безделья становится никуда не годной. (3) Жалобы эти побудили Магона отпустить Масиниссу на материк: пусть пограбит ближайшие испанские земли. (4) Переправившись, Масинисса послал вперед трех нумидийских вождей договориться о месте и времени переговоров с тем, чтобы Сципион двоих оставил при себе как заложников. Третьего Сципион отпустил привести Масиниссу, куда указано; он и Масинисса с немногими сопровождающими прибыли для переговоров. (5) Нумидиец и раньше, слушая о подвигах Сципиона, изумлялся ему; он создал в душе своей его образ, прекрасный и величественный; (6) при виде его он почувствовал почтение еще большее: величавость была у Сципиона прирожденной, отпущенные волосы ему шли; щегольства в нем не было – облик его был обликом мужа и воина. (7) Он был в расцвете сил; перенесенная болезнь словно обновила его и вернула ему юность во всей ее полноте и блеске.
(8) Нумидиец был сначала ошеломлен, а затем стал благодарить за своего племянника105, говоря, что еще с того времени искал он случая, какого по милости бессмертных богов и не упустил. (9) Он хочет служить Сципиону и римскому народу и помогать ему так ревностно, как еще ни один иноземец; (10) он хотел этого и раньше, но в Испании, чужой, незнакомой ему стороне, он ничего не мог; другое дело, когда он окажется у себя на родине, где рассчитывает унаследовать отцовское царство. (11) Если римляне пошлют Сципиона военачальником в Африку, он надеется, что Карфагену скоро придет конец. (12) Сципион рад был и видеть его и слышать: он знал, что нумидийцы Масиниссы – главная сила всей вражеской конницы, и видел, что у юноши душа нараспашку. Был заключен союз, и Сципион отправился обратно в Тарракон; (13) Масинисса с разрешения римлян опустошил соседние земли, чтобы его отлучка на материк не казалась бессмысленной, и вернулся в Гадес.
36. (1) Магон отчаялся в испанских делах, утратив надежды, поданные ему сначала мятежом в римском лагере, потом отпадением Индибилиса, и собирался переправиться в Африку, когда от карфагенского сената пришел приказ перебросить в Италию флот, стоявший у Гадеса, (2) и, набрав как можно больше галльской и лигурийской молодежи, соединиться с Ганнибалом: нельзя допустить, чтобы война, начатая так стремительно и так успешно, кончилась ничем. (3) Магону доставили деньги из Карфагена, и сам он истребовал от гадитанцев сколько мог: он ограбил не только их казну, но и храмы106, заставил всех частных лиц выдать золото и серебро.
(4) Магон шел вдоль берегов Испании; высадив недалеко от Нового Карфагена солдат и разграбив окрестные поля, он подвел флот к городу. (5) Солдаты просидели день на судах, а ночью были высажены на берег, и Магон повел их к той стороне стены, овладев которой римляне в свое время взяли город107. Он рассчитывал, что городской гарнизон слаб и что среди горожан найдутся люди, которые, надеясь на переворот, начнут действовать. (6) Между тем прибежали перепуганные гонцы с известием: враг тут, поля грабят, сельские жители бегут; (7) днем видели флот, и, конечно, он стал перед городом не без причин. Вооруженные люди стояли наготове за воротами, обращенными к открытому морю и к лагуне108.
(8) Когда вражеские солдаты вперемешку с матросами нестройной толпой подошли к стене, шумом возмещая нехватку сил, ворота внезапно раскрылись и оттуда с криком выбежали римляне. (9) Враги дрогнули при первом же столкновении и от первых же дротиков побежали; их преследовали до самого берега, многих убили. (10) Если бы стоявшие у берега корабли не приняли перетрусивших беглецов, никто бы не уцелел в сражении и бегстве. (11) В себя не пришли и на кораблях: чтобы римляне не ворвались на суда вместе с бежавшими, стали убирать лестницы109, рубить концы и якорные канаты110, только бы не задержаться с отплытием. (12) Многие плывшие к кораблям, не разбирая в темноте, куда стремиться, чего избегать, погибли жалкой смертью. (13) На следующий день Магон с флотом бежал назад к Океану; между стеной и берегом перебито было около восьмисот человек и найдено около двух тысяч щитов, мечей и другого оружия.
37. (1) Магон возвратился к Гадесу, но туда его не впустили; тогда он, поставив свой флот у Кимбии (это место недалеко от Гадеса), послал в город гонцов: (2) почему перед ним, союзником и другом, ворота закрыты? Горожане оправдывались тем, что сделано это было из страха перед толпой, раздраженной грабежами, которые учинили солдаты, сошедшие с кораблей. Магон выманил гадитанских суфетов111 (высшее должностное лицо у пунийцев) и квестора для переговоров и велел их жестоко бичевать и распять. (3) Потом с кораблями направился он к Питиусе112, острову, отстоящему от материка миль на сто; тогда его населяли пунийцы. (4) Флот встретили гостеприимно и не только щедро снабдили продовольствием, но и пополнили войско Магона вооруженной молодежью. Ободренный Магон отплыл к Балеарским островам – расстояние тут около пятидесяти миль113. (5) Балеарских островов два: один больше, он богаче оружьем, мужами;114 есть там и гавань, где Магон рассчитывал спокойно перезимовать: осень уже подходила к концу. (6) Флот, однако, встретили так враждебно, словно обитатели острова были римляне. Праща и сейчас – главное метательное оружие балеарцев, а тогда они другого и не знали; зато в обращении с этим оружием они превосходят все другие народы. (7) На приближающийся к острову флот посыпался такой густой град камней, что Магон не осмелился войти в гавань и повернул в открытое море (8) к меньшему из Балеарских островов: он плодороден, но мужами и оружием не так силен. (9) Пунийцы, высадившись, стали лагерем повыше гавани, в безопасном месте; городом овладели без сопротивления; Магон набрал две тысячи вспомогательного войска и отправил его в Карфаген; корабли вытащили зимовать на сушу. (10) А гадитанцы, как только Магон отошел от их берегов, сдались римлянам.
38. (1) Вот что было свершено в Испании под командованием Публия Сципиона и при его ауспициях. Он передал провинцию Луцию Лентулу и Луцию Манлию Ацидину115, а сам с десятью кораблями вернулся в Рим. (2) Сенат принял его вне города в храме Беллоны; Сципион поведал, сколько дано им сражений, сколько городов отнял он у врага, какие племена подчинил римскому народу. (3) Он отправился в Испанию сражаться с четырьмя военачальниками116, имея против себя четыре победоносных войска, сейчас он не оставил на испанской земле ни одного карфагенянина. (4) За все, им свершенное, он надеется получить триумф, но не домогается его, поскольку известно, что до сего дня ни один человек, не занимавший еще должностей, триумфа не получал. (5) По окончании сенатского заседания Сципион вошел в Город;117 он внес в казну четырнадцать тысяч триста сорок два фунта серебра в слитках и очень много серебряных денег.
(6) Выборы консулов проводил Луций Ветурий Филон. Все центурии при общем одобрении провозгласили консулом Публия Сципиона. В сотоварищи был ему дан Публий Лициний Красс, главный понтифик. (7) Передают, что за всю войну на выборы не собиралось столько народа. (8) Приходили отовсюду не только подать голос, но и посмотреть на Сципиона; толпа стекалась и к его дому, и на Капитолий, когда он приносил в жертву сотню быков, обещанных Юпитеру в Испании. (9) Все были уверены, что как Гай Лутаций окончил прошлую войну с Карфагеном, так и Публиций Сципион покончит с нынешней, (10) и как выгнал он карфагенян из всей Испании, так выгонит их из Италии; ему прочили командование в Африке, словно с войной в Италии уже было покончено. (11) В преторы были выбраны два плебейских эдила – Спурий Лукреций и Гней Октавий – и два частных лица – Гней Сервилий Цепион и Луций Эмилий Пап. (12) На четырнадцатом году войны с Карфагеном [205 г.] в консульскую должность вступили Публий Корнелий Сципион и Публий Лициний Красс. Консулам назначены были провинции: Красс уступил Сципиону Сицилию без жеребьевки, так как его, главного понтифика, удерживало в Италии попечение о священнодействиях. Красс получил область бруттийцев. (13) Жеребьевкой распределены были обязанности между преторами; городская претура досталась Сервилию; Аримин (так называли Галлию118) – Спурию Лукрецию; Сицилия – Луцию Эмилию; Гнею Октавию – Сардиния.
(14) На Капитолии119 собрался сенат. Публий Сципион доложил о делах; сенат постановил: игры, которые Сципион обещал дать во время солдатского мятежа в Испании, пусть дает из тех денег, которые он сам внес в казну.
39. (1) Сципион представил сенату послов из Сагунта. Самый старший из них начал так: «Мы претерпели тягчайшие бедствия, отцы-сенаторы, лишь бы до конца сохранить вам верность. О своих бедах мы не скорбим: ведь столько доброго сделали нам и вы, и ваши военачальники. (2) Ради нас вы начали эту войну и, начав, упорно ведете ее уже четырнадцатый год; вы нередко и сами оказывались на краю гибели, и карфагенян подвергали такой же опасности. (3) В Италии шла жесточайшая война с таким противником, как Ганнибал, и вы все же отправили в Испанию войско и консула, словно затем, чтобы подобрать обломки нашего кораблекрушения. (4) Публий и Гней Корнелии с того дня, как прибыли в Испанию, не упускали возможности сделать что-нибудь нам на пользу, а нашим врагам во вред. (5) Прежде всего они возвратили нам наш город;120 по всей Испании они разослали гонцов разыскивать наших сограждан, распроданных в рабство, и возвратили им свободу. (6) Мы готовы были поверить, что злоключениям нашим конец, что вот оно, желанное счастье, когда Публий и Гней Сципионы, ваши военачальники, погибли на горе нам, едва ли не больше, чем вам.
(7) Из дальних мест вернулись мы на старое пепелище, казалось, лишь для того, чтобы еще раз увидеть гибель родного города и погибнуть с ним вместе. (8) Чтобы покончить с нами, не требовалось ни карфагенского полководца, ни карфагенского войска – нас истребили бы турдулы121, застарелые наши враги, виновники первого разрушения нашего города. (9) И вдруг – нечаянно-негаданно – вы послали к нам Публия Сципиона, которого мы – счастливейшие из всех сагунтинцев – теперь видим консулом. Мы расскажем нашим согражданам, что видели его – нашу надежду, нашу силу, наше спасение. (10) Он взял в Испании много вражеских городов и всегда из захваченных там людей выбирал сагунтинцев и возвращал их на родину. (11) Турдетанов, а это такие враги, что, останься они в полной силе, Сагунту бы не уцелеть, он так укротил, что не только нам, но – не во вред будет сказано – и потомкам нашим они уже не страшны. (12) Разрушен город тех, кому в угоду был разрушен Ганнибалом Сагунт; их земля платит нам подать, и не столько доходы нас радуют, сколько отмщение.
(13) Принести благодарность за эти благодеяния, а больших мы не могли бы ни ждать, ни желать от бессмертных богов, и послал нас сенат и народ Сагунта. (14) Мы посланы также поздравить вас: в эти годы вы так воевали в Испании и Италии, что покорили Испанию не только до Ибера, но до самого Океана, до края света, а в Италии ничего не оставили пунийцам, кроме пространства, обведенного валом их лагеря. (15) Нам велено не только поблагодарить Юпитера Всеблагого Величайшего – хранителя Капитолийской крепости, но и (16) с вашего разрешения поднести ему в дар золотой венец за победу. Итак, если вам угодно, утвердите и закрепите своей властью все доброе, что сделали нам ваши военачальники».
(17) Сенат ответил сагунтинским послам: и разрушение, и восстановление Сагунта будет для всех народов примером обоюдной союзнической верности; (18) римские военачальники действовали правильно и в соответствии с волей сената: восстановили Сагунт, выкупили из рабства граждан Сагунта; все их благодеяния одобрены сенатом; принести дар на Капитолий разрешается. (19) Велено было предоставить послам помещение и содержание: каждого одарили не меньше чем десятью тысячами ассов122. (20) Сенату были представлены и другие посольства: их выслушали. (21) Сагунтинцы попросили разрешения посмотреть Италию – в той мере, в какой это безопасно. Им дали проводников и написали городам, пусть радушно примут испанцев. (22) Потом сенату было доложено о состоянии государства, о наборе войск, о распределении провинций123.
40. (1) Пошел слух о том, что Африка без жеребьевки дается Публию Сципиону как новая провинция. Он и сам, не довольствуясь умеренной славой, говорил, что провозглашен консулом не для того, чтобы просто вести войну, но для того, чтобы ее закончить, (2) а это возможно, только если он переправится с войском в Африку, и буде сенат воспротивится тому, он обратится к народу. Этот замысел отнюдь не понравился влиятельнейшим сенаторам, но почти все они из страха ли или по расчету лишь тихо ворчали. (3) Попросили высказаться Фабия Максима.
«Я знаю,– сказал он,– многим из вас, отцы-сенаторы, кажется, что речь идет о деле, уже решенном, и нечего подавать свое мнение о провинции Африке, как будто о ней и слова еще не сказано. (4) Но, прежде всего, я не знаю, как это Африка закреплена за нашим мужественным и решительным консулом, ведь ни сенат не постановил быть ей на нынешний год провинцией, ни народ о том не распорядился124. (5) А если и закреплена, то не прав, я думаю, консул, который словно в насмешку предлагает сенату решить уже решенное, а не сенатор, который подает в свой черед мнение о рассматриваемом деле.
(6) Я не согласен, что надо торопиться с переправой в Африку, хотя и уверен, что подвергнусь упрекам двоякого рода. (7) Во-первых, в свойственной мне медлительности – пусть люди молодые называют ее трусостью и леностью, но не жалеть же о том, что доныне советы других всегда выглядели привлекательней, а мои оказывались полезней. (8) Во-вторых, в том, что я умаляю со дня на день растущую славу мужественнейшего консула и завидую ему. (9) Если от этого подозрения меня не спасает ни прожитая мною жизнь, ни мои нравы, ни диктатура и пять консульств125, ни великая слава, приобретенная на войне и в гражданской жизни, слава, которой теперь не ищу, скорее пресыщен, то, может быть, от него избавит меня мой возраст. Могу ли я соперничать с человеком, который моложе даже моего сына? (10) В пору моей диктатуры, когда я, еще полный сил, находился в центре великих событий, никто ни в сенате, ни в народе не услышал от меня возражений против того, чтобы поносивший меня начальник конницы был неслыханным постановлением уравнен со мною во власти126. (11) Я предпочитал добиться своего делом, а не словами, чтобы он, чужим суждением поставленный со мной наравне, сам признался в моем превосходстве. (12) Мне ли, прошедшему весь путь государственных должностей, соперничать и состязаться с цветущим юношей! (13) Для чего? Для того чтобы мне, уставшему жить, не то что вести дела, поручили Африку, если ему в этом откажут? Моя слава при мне: с нею мне и жить, с нею и умереть. (14) Я не позволил Ганнибалу победить, чтобы смогли победить его вы, кто теперь полон сил.
41. (1) Прости меня, Публий Корнелий: людская молва никогда не была мне дороже государства, не дороже его благополучия и твоя слава. (2) Если бы в Италии не шла война или если бы враг был так ничтожен, что победой над ним не прославишься, то еще было бы можно, пожалуй, подумать, что человек, задерживающий тебя в Италии, хотя бы и ко благу государства, намерен отнять у тебя возможность прославиться. (3) Но Ганнибал со своим войском, целым и невредимым, четырнадцатый год держит Италию в осаде – не покажется ли жалкой тебе твоя слава, если этого врага, пролившего столько крови, заставившего нас пролить столько слез, ты, консул, не выгонишь из Италии, не завершишь войну и не будешь чтим так же, как Гай Лутаций, завершивший первую войну127 с Карфагеном? (4) Разве Гамилькар как вождь был страшнее Ганнибала? Разве та война была страшней этой, разве та победа была славнее и значительнее, чем будет эта, – только бы одержать ее в твое консульство! (5) Разве прогнать Гамилькара из Дрепана и с Эрика128 важнее, чем вытеснить пунийцев и Ганнибала из Италии? (6) И хотя ты больше дорожишь славой, которая у тебя есть, чем той, на которую только надеешься, что тебя больше прославит: вызволение ли Испании или Италии из войны?
(7) Ганнибал еще не в таком положении, чтобы можно было поверить, что предпочитающий другую войну руководствуется презрением, а не страхом. (8) А если ты снаряжаешься на войну с Ганнибалом, зачем тебе такой кружной путь: переправляться в Африку, рассчитывать, что он последует туда за тобой? Почему тебе не идти напрямик: туда, где Ганнибал сейчас, если уж ты стремишься к великой славе завершителя войны с Карфагеном? (9) Это естественно – сперва защитить свое, потом завоевывать чужое. Да будет мир в Италии раньше, чем война в Африке, и пусть страх сначала отпустит нас – потом пойдем устрашать других. (10) Если обе войны можно вести под твоим водительством и при твоих ауспициях, победи Ганнибала здесь, а там бери Карфаген; если вторая из этих побед и достанется новым консулам, то первая будет не только славней и значительнее. Именно она вызовет и поход на Карфаген.
(11) Не говорю здесь о том, что казне не под силу прокормить два разных войска: одно в Италии, другое в Африке; (12) а также о том, что нам ничего не останется на содержание флота и мы не сможем обеспечить себя продовольствием. Но кто же обманывается, кто же не видит надвигающейся опасности? Публий Лициний будет воевать в Италии, Публий Сципион – в Африке. (13) Ладно, а если – да сохранят нас все боги, страшно даже сказать, но ведь то, что однажды случилось, может опять случиться – Ганнибал победителем двинется к Городу, что ж нам тогда вызывать тебя, консула, из Африки, как Квинта Фульвия из Капуи129? (14) А можно ли положиться на военное счастье в Африке? Суди на примере твоих отца и дяди, погибших вместе с войсками за какие-нибудь тридцать дней. (15) И это – в стране, где за несколько лет они великими подвигами на суше и на море прославили на чужбине и римский народ, и вашу семью. (16) Мне не хватило бы дня, пожелай я исчислить царей и полководцев, неосмотрительно вступивших на беду себе и своим войскам во вражескую землю. (17) Афиняне, люди благоразумные, бросили свою войну в Аттике и по совету юноши130, тоже деятельного и знатного, отправили в Сицилию большой флот и в одной морской битве навек надломили свое цветущее государство.
42. (1) Я привел здесь пример из истории другого народа, и очень давний. Но послушаемся урока, преподанного нам этой самой Африкой и столь превратной судьбой Марка Атилия131. (2) Смотри, Публий Корнелий, как бы тебе, когда ты с открытого моря увидишь Африку, не показалась Испания детской игрой и забавой132! (3) Разве не так? Ты плыл по замиренному морю вдоль берегов Италии и Галлии; остановился с флотом в Эмпориях133, союзном городе; высадил там солдат и повел их по безопасным местам к Тарракону, к союзникам и друзьям римского народа; (4) из Тарракона путь шел через сторожевые стоянки римлян; у Ибера стояли войска твоего отца и дяди, разъяренные бедствием – гибелью того и другого вождей. (5) С ними был известный Луций Марций, начальник, выбранный солдатами в спешке и на время134, но, будь он украшен знатностью рода и облечен законной властью, ни в чем не уступил бы он славным военачальникам. Новый Карфаген взят был совсем без труда – ни одно из трех пунийских войск не защищало союзников. (6) Что до остального, то я не умаляю сделанного тобой, но все это несравнимо с войной в Африке, где нет ни гавани, открытой для наших судов, ни замиренной области, ни союзного города, ни дружественного царя; нигде нету такого места, чтобы обосноваться и оттуда уже начинать военные действия. (7) Куда ни посмотришь, все неприязненно и враждебно.
Можешь ли ты довериться Сифаку и нумидийцам? Однажды поверил и хватит! Неосмотрительность не всегда удачлива; а люди коварные соблюдают слово в делах маловажных, чтобы нарушить при удобном случае и за хорошую плату. (8) Твоего отца и дядю убили враги – после того как их обманули союзники-кельтиберы. И тебе самому Магон и Газдрубал, неприятельские вожди, были не так опасны, как друзья Индибилис и Мандоний. (9) Ты и нумидийцам доверишься, узнав, что свои солдаты способны поднять мятеж? И Сифак, и Масинисса в Африке предпочитают собственную власть карфагенской, но владычество карфагенян они предпочтут всякому другому. (10) Сейчас они соперничают друг с другом и готовы грызться за любой пустяк – внешний враг далеко, и бояться нечего, – но покажи им римское оружие и чужеземное войско, все кинутся тушить пожар, всем угрожающий. (11) И те же самые карфагеняне защищали Испанию иначе, чем будут защищать стены родного города, храмы богов, алтари и домашние очаги; ведь тогда идущего в бой будет провожать полная тревоги жена, прибегут маленькие дети.
(12) А если карфагеняне, вполне доверяющие и единодушию Африки, и союзным царям, и своим стенам, увидят, что ни тебя, ни твоего войска в Италии нет? Не отправят ли они сами в Италию новое войско из Африки, (13) не прикажут ли Магону, который со своим флотом покинул Балеары и уже плывет вдоль лигурийских берегов, идти на соединение с Ганнибалом? (14) Не переживем ли мы тот же ужас, какой переживали недавно, когда Газдрубал переправился в Италию? Ты собираешься не только Карфаген, но и всю Африку держать в осаде своим войском, а Газдрубала ты упустил, и он перешел в Италию? (15) Ты скажешь, он был тобою разбит; тем более – ради тебя, не только ради государства, – я предпочел бы, чтобы разбитому врагу не было дороги в Италию. Позволь нам все, что удалось тебе сделать на благо римского государства, приписать твоим замыслам, а все неудачи объяснить превратностями военного счастья. (16) Чем ты лучше и чем храбрее, тем сильней захотят Город и вся Италия удержать при себе такого защитника. Ты не можешь сам не признать, что где Ганнибал, там и главный очаг и оплот войны; потому ты и объявляешь, что переправа в Африку нужна тебе, чтобы этим увлечь туда Ганнибала? (17) Здесь ли, там ли, но дело ты будешь иметь с Ганнибалом. Так где же ты будешь сильнее: в одиночку в Африке или здесь с соединенными войсками твоими и твоего сотоварища? Разве недавний пример консулов Клавдия и Ливия не убеждает тебя в пользе такого соединения? (18) А где сильней Ганнибал? Здесь ли, в отдаленнейшем углу Бруттия, откуда давно и тщетно шлет он на родину просьбы о подмоге, или там, где рядом расположенный Карфаген и вся союзная Африка помогут ему и людьми, и оружием? (19) И зачем желать решительного сражения там, где сил у тебя будет вдвое меньше, а у врага много больше, чем в Италии, почему не воевать здесь, где против одного войска будут два и враг истомлен долгой и тяжелой войной?
(20) Подумай, как несхоже твое решение с решением твоего отца! Он, консул, отправился было в Испанию, но вернулся в Италию, чтобы преградить дорогу Ганнибалу, спускавшемуся с Альп;135 ты, когда Ганнибал в Италии, готов Италию покинуть, (21) и не потому, что это принесет пользу государству, а потому, что это, ты думаешь, прославит и возвеличит тебя. Как в тот раз, когда ты, военачальник народа римского, без его решения, без постановления сената оставил провинцию, свое войско и вверил двум кораблям судьбу и величие государства, подвергавшегося вместе с тобою опасности. (22) Я полагаю, что Публий Корнелий выбран в консулы ради государства и ради нас, а не ради его самого и что войско набрано для того, чтобы сохранять Италию и Город, а не переправляться в те страны, куда захочется царски высокомерным консулам по их произволу».
43. (1) И речь, заранее приготовленная на этот случай, и влияние Фабия, и давно утвердившееся убеждение в его благоразумии подействовали на многих сенаторов, особенно на старейших; большинство одобряло проницательность старца, а не дерзкие намерения горячего юноши. Тут Сципион, говорят, начал так:
(2) «Квинт Фабий в начале своей речи, отцы-сенаторы, сам упомянул, что его можно заподозрить в зависти и недоброжелательстве. (3) Я-то не осмелился бы возвести подобное обвинение на такого мужа, но оно названо и не вполне опровергнуто – несовершенство ли речи тому виной или суть дела. (4) Квинт Фабий, желая снять с себя обвинение в зависти, так превознес свои должности, славу своих подвигов, словно мне угрожает соперничество человека ничтожного, а не возвышающегося над всеми (не скрываю, что и я стремлюсь к этому), который не хочет, чтобы меня с ним равняли. (5) Фабий изобразил себя старцем, все уже совершившим, а меня юнцом, не достигшим возраста его сына. Но разве срок человеческой жизни ставит предел жажде славы, разве самая великая слава не та, что живет в памяти потомков? (6) Мне известно, что великим людям случается сравнивать себя не только с современниками, но и со знаменитыми мужами всех времен. (7) Я отнюдь не скрываю, Фабий, что хочу не только прославиться, как ты; я хочу – не гневайся – большей славы. (8) Не надо желать, чтобы граждан не хуже нас (тебя ли, меня ли) больше не появлялось, – ведь это значило бы хотеть вреда не только тому, кому ты завидуешь, но и государству, и, можно сказать, чуть ли не всему роду людскому.
(9) Фабий напомнил о том, какой опасности я было подвергся, переправившись в Африку: он, видимо, обеспокоен не только судьбой государства и войска, но и моей собственной. (10) Откуда эта неожиданная забота? Когда мой отец и дядя были убиты, когда оба их войска почти полностью были истреблены, когда мы потеряли Испанию и четыре войска пунийцев с их четырьмя вождями силой оружия держали всю ее в страхе, (11) когда искали командующего и, кроме меня, никого не нашли (никто не осмелился притязать на эту должность136), когда меня, двадцатичетырехлетнего юношу, римский народ облек военной властью – (12) тогда почему никто не вспоминал о моем возрасте, мощи врагов, трудностях войны, недавней гибели моих отца и дяди? (13) Разве мы сейчас в Африке потерпели поражение, да еще и большее, чем тогда в Испании? Разве сейчас в Африке больше войск, и предводителей у них больше, и они лучше, чем тогда в Испании? Разве мой возраст был тогда более зрелым, чтобы вести войну? (14) Или воевать с карфагенянами удобней в Испании, чем в Африке?
А теперь, после того как четыре пунийских войска разбиты наголову, после того как столько городов захвачено силой или подчинено страхом, после того как все – вплоть до Океана – укрощены: столько царьков, столько диких племен; (15) после того как вся Испания возвращена нам и полностью замирена – теперь легко принижать совершенное мною. (16) И ей-ей, если я вернусь из Африки победителем, будет столь же легко представить ничтожными те же самые трудности и опасности, какие сейчас, чтобы удержать меня, изображены преувеличенно грозными. (17) Фабий говорит, что к Африке не подойти, что там нет ни одной доступной гавани. Он вспоминает о Марке Атилии, который в Африке был взят в плен. Да разве он сразу как высадился, так и потерпел поражение? Фабий забыл, что для этого же злосчастного военачальника гавани в Африке были открыты, что первый год он воевал превосходно и карфагенские-то полководцы137, если уж говорить о них, его так и не победили. (18) Так что этим примером меня ты не напугаешь. Если бы в эту войну, а не в предыдущую, если бы ныне, а не сорок лет назад138 мы потерпели это поражение, то меньше ли было бы смысла переправляться мне в Африку после пленения Регула, чем в Испанию после гибели Сципионов? (19) Или Ксантипп, лакедемонянин139, родился на счастье Карфагену, а я не на счастье своей родине? Такого я не потерплю, и моя уверенность возрастает, когда я вижу, как много значит доблесть одного-единственного человека. (20) Да, надо еще послушать и про афинян, легкомысленно переправившихся в Сицилию, забыв о войне у себя на родине. (21) А почему, раз уж есть время на греческие россказни, не вспомнишь ты о сиракузском царе Агафокле? Когда Сицилия исстрадалась от долгой войны с Карфагеном, он переправился в ту самую Африку и перенес войну туда, откуда он пришла140.
44. (1) Нужно ли на старых и чужеземных примерах доказывать, как важно напугать врага и, отвратив от себя опасность, привести его на край гибели? (2) Ганнибал – пример очевидный и очень убедительный. Совсем не одно и то же опустошать чужие пределы или видеть, как по твоей земле с огнем и мечом идет враг: у нападающего всегда больше воодушевления, чем у обороняющегося. (3) Притом неизвестное больше страшит: силу и слабость врага лучше разглядишь вблизи, когда вступишь в его пределы. (4) Ганнибал не надеялся, что к нему в Италии перейдет столько городов и племен, сколько их перешло после каннского бедствия; в Африке у карфагенян все еще неустойчивее: они – неверные союзники, суровые и высокомерные господа. (5) Мы, даже покинутые союзниками, устояли благодаря собственным своим силам и римскому войску: у карфагенян нету граждан в их войске, у них оплачиваемые наемники – африканцы и нумидийцы, верность их легковесна, мысли переменчивы. (6) Если только здесь нас ничто не задержит, то вы услышите сразу о том, что я в Африке, Африка в огне войны, Ганнибал уходит отсюда, Карфаген осажден. Ждите из Африки вестей более радостных и частых, чем получали вы из Испании. (7) В этих моих надеждах порукой мне счастье народа римского, оскорбленные врагом боги – свидетели договоров, цари Сифак и Масинисса, на чью верность я полагаться буду, но сумею обезопасить себя от вероломства.
(8) Многое, что сейчас издали неразличимо, откроет война. Муж и вождь не упускает счастливого случая и подчиняет его своим замыслам. (9) Ты, Фабий, назначил мне равного противника – Ганнибала; только скорее я повлеку его за собой, а не он здесь удержит меня. Я заставлю его сражаться в его стране, и наградой за победу будет Карфаген, а не полуразрушенные крепости бруттийцев. (10) Ты боишься, как бы, пока я переправляюсь, высаживаюсь с войском в Африке, иду к Карфагену, государство не понесло какого-нибудь ущерба. Ты, Квинт Фабий, сумел этого добиться, когда Ганнибал победителем носился по всей Италии. (11) Так не оскорбительно ли полагать, будто сейчас, когда Ганнибал поколеблен и почти сломлен, не сумеет добиться того же консул Публий Лициний, человек мужественный, не участвовавший в жеребьевке о далекой провинции, потому что он как великий понтифик должен присутствовать при вверенных ему священнодействиях.
(12) Если и вправду мое предложение ничуть не ускорит окончания войны, то все же достоинство римского народа, славного у чужеземных царей и племен, требует показать, что у нас хватает духа не только защищать Италию, но и вторгнуться в Африку. (13) Нельзя, чтобы разнеслась молва, будто ни один римский военачальник не осмелился на то, на что осмелился Ганнибал. Ведь в Первую Пуническую войну, когда воевали за обладание Сицилией, наши войска и флот столько раз нападали на Африку, а сейчас, когда сражаются за Италию, в Африке покой. (14) Так пусть наконец отдохнет измученная Италия, пусть огонь и меч опустошают теперь Африку; (15) пусть лучше римский лагерь воздвигнется у врат Карфагена, а не мы вновь увидим с наших стен неприятельский вал; пусть теперь очагом войны станет Африка, пусть она увидит пораженных ужасом беженцев, опустошенные поля, отпавших союзников – все бедствия войны, которые четырнадцать лет обрушивались на нас.
(16) О делах государственных, о предстоящей войне и о провинциях, о которых идет спор, уже достаточно сказано. (17) Эта речь была бы длинной и незанимательной для вас, если бы я захотел, подобно Фабию, принижавшему мои испанские подвиги, посмеяться над его славой, а собственную превознести. Я ни того ни другого не сделаю, отцы-сенаторы, и если ничем иным, то скромностью и сдержанностью языка одолею я, юноша, старца. Я и жил, и действовал, спокойно и молчаливо довольствуясь мнением, которое вы обо мне сами составили».
45. (1) Сципиона слушали с беспокойством. До всех уже дошла молва: если он не получит командование в Африке, то сразу же обратится к народу. (2) Квинт Фульвий, в прошлом четырежды консул и цензор, потребовал от консула, чтобы тот открыто сказал в сенате, позволит ли он сенату принять решение о провинциях и будет ли это решение соблюдать или обратится к народу. (3) Сципион ответил, что будет действовать, как потребует того благо государства. Тогда Фульвий сказал: (4) «Я задал вопрос, зная, как ты ответишь и что сделаешь; ведь ты ясно даешь понять, что не совета спрашиваешь у сената, а только выведываешь его мнение, и если мы сейчас же не назначим тебе провинцию, какую ты хочешь, то у тебя уже заготовлен проект закона». (5) «И поэтому,– заключил он,– я отказываюсь высказать свое мнение, и прошу вас, народные трибуны, прийти мне на помощь, ибо, если сенат и поддержит меня, консул не будет считаться с его решением».
(6) Начался спор: консул утверждал, что трибуны не имеют права прибегать к вмешательству для поддержки сенатора, отказывающегося высказать в свой черед свое мнение. (7) Трибуны решили так: «Если консул позволит сенату принять решение о провинциях, то мы желаем, чтобы консул этому решению подчинился, и не допустим, чтобы он обратился к народу; а если не позволит, то мы придем на помощь сенатору, который откажется высказать свое мнение о рассматриваемом деле141 ». (8) Консул попросил дать ему день для переговоров с коллегой. На следующий день сенату позволено было решить вопрос о провинциях. Провинции распределили так: одному консулу – Сицилия и тридцать военных кораблей, которые были у Гая Сервилия в прошлом году;142 ему также разрешено было переправиться в Африку, если, по его мнению, этого потребует благо государства; (9) другому консулу – Бруттий и война с Ганнибалом, а войско, какое он выберет <...>143. Луций Ветурий и Квинт Цецилий пусть решат жребием или договорятся, кому из них воевать в Бруттии во главе двух легионов, оставленных консулом; получившему эту провинцию командование будет продлено на год. (10) И остальным (кроме консулов и преторов), кто будет распоряжаться войсками и провинциями, командование продлено, (11) Квинту Цецилию по жребию выпало вести в Бруттии вместе с консулом войну против Ганнибала.
(12) Затем Сципион справил игры при большом стечении зрителей – люди к нему были расположены. Отправлены были в Дельфы послами Марк Помпоний Матон и Квинт Катий с дарами из добычи, взятой у Газдрубала. Они повезли туда золотой венец весом в двести фунтов и серебряные изображения трофеев весом в тысячу фунтов144.
(13) Сципион не получил разрешения произвести воинский набор, да и не очень на этом настаивал: ему позволили набрать добровольцев. (14) Он заявил, что государство ничего не истратит на будущий флот: союзники дадут ему все, что нужно для постройки и снаряжения кораблей. (15) Первыми пообещали по своим возможностям помочь консулу города Этрурии: Цере – дать хлеб и всякое продовольствие для моряков; Популония145 – железо; Тарквиния – холст на паруса; Волатерры – корабельный лес и хлеб; (16) Арретий – три тысячи щитов и столько же шлемов, копья, галльские дротики, длинные копья – всего пятьдесят тысяч предметов, каждого вида оружия поровну, – а также топоры, заступы, косы, корзины, ручные мельницы, (17) сколько этого нужно для сорока военных судов; сто двадцать тысяч модиев пшеницы и дорожных денег десятникам и гребцам. (18) Перузия, Клузий и Рузеллы пообещали корабельный сосновый лес и много хлеба. Сосны брали из общественных лесов. (19) Города Умбрии и, кроме того, Нурсия, Реата, Амитерн146 и вся земля сабинская пообещали солдат; многие марсы, пелигны и марруцины147 пошли добровольцами во флот. (20) Камерин148, равноправный по договору с Римом, прислал когорту в шестьсот вооруженных. (21) Тридцать кораблей были начаты постройкой (двадцать квинкверем, десять квадрирем): Сципион так торопил рабочих, что на сорок пятый день после доставки леса суда, полностью снаряженные, были спущены на воду.
46. (1) Сципион отправился в Сицилию с тридцатью военными кораблями; с ним было около семи тысяч добровольцев, (2) Публий Лициний прибыл в Бруттий; из двух консульских армий, там находившихся, он выбрал ту, которой прежде командовал консул Луций Ветурий. (3) Метеллу Лициний предоставил легионы, которыми тот командовал и раньше, понимая, что ему будет легче начальствовать над теми, кто привык к его власти. (4) Преторы отбыли в свои провинции. Так как денег на войну не хватало, то квесторам велено было продать в Кампании земли между «греческим рвом» и морем;149 (5) было разрешено принимать доносы о том, какая земля принадлежала раньше кампанским гражданам: она становилась собственностью римского народа; в награду доносчику давали десятую часть суммы, в которую был оценен указанный им участок. (6) Гнею Сервилию, городскому претору, поручено было следить, чтобы кампанские граждане селились там, где им сенатским постановлением разрешено, и наказывать поселившихся в другом месте.
(7) Тем же летом Магон, сын Гамилькара, перезимовав на меньшем из Балеарских островов, набрал там молодых солдат и переправился в Италию, имея около тридцати военных и много грузовых кораблей, двенадцать тысяч пехоты и почти две тысячи конницы. (8) Внезапно напав, он взял Геную150 (морское побережье вовсе не охранялось) и пристал к берегам альпийских лигурийцев, надеясь поднять там мятеж. (9) Ингавны (это лигурийское племя)151-152 тогда как раз вели войну с горными эпантериями153. (10) Пуниец сложил свою добычу в Савоне154, городе в Альпах, оставил там для охраны десять кораблей, остальные отправил в Карфаген охранять побережье (шла молва, что Сципион готовится к переправе), (11) а сам, заключив союз с ингавнами, дружбы которых добивался, решил воевать с горцами. Войско его увеличивалось со дня на день, слава росла, и галлы стекались к нему отовсюду. (12) Сенаторы, узнавшие об этом из письма Спурия Лукреция155, очень встревожились: что ж было радоваться два года назад гибели Газдрубала и его войска, если вновь надвигается такая же страшная война – не все ли равно, что военачальник другой! (13) Марку Ливию, проконсулу, велено было двинуть из Этрурии к Аримину войско добровольцев из рабов, а Гнею Сервилию поручено, если он сочтет это полезным для государства, взять из Города два городских легиона, поставив командовать ими, кого захочет. Марк Валерий Левин отвел их в Арретий.
(14) В те же дни около восьмидесяти грузовых карфагенских судов было захвачено Гнеем Октавием близ Сардинии, его провинции. Целий пишет, что они везли хлеб и провиант Ганнибалу; а Валерий156 – что суда направлялись в Карфаген с добычей из Этрурии и с пленными лигурийцами и горцами. (15) В Бруттии в этом году не произошло ничего примечательного. Чума равно свирепствовала среди римлян и карфагенян, только карфагенское войско страдало еще и от голода. (16) Ганнибал провел это лето возле храма Юноны Лацинии; он поставил и посвятил алтарь с большой надписью на греческом и пунийском языках, перечислявшей его подвиги157.

1. После проигранной им битвы при Бекуле (ср.: XXVII, 19). По Ливию, эти события приходятся на 209 г. до н.э., но Ф.Г. Мур относит их к 208 г. до н.э.

2. Пока Газдрубал Баркид шел (избегая встреч с римлянами) к Альпам, Магон отправился на Балеарские острова вербовать наемников, а Газдрубал, сын Гисгона, ушел со своим и Магоновым войском в Дальнюю Испанию. См.: XXVII, 20, 3—8. Повествуя о событиях 202 г. до н.э. (ср.: там же, гл. 22—27), Ливий вообще не упоминает об испанском театре военных действий (ср. предыд. примеч.), так что в его изложении военная передышка здесь еще и растягивается. Но сейчас, в 207 г. до н.э., Магон уже снова в Испании.

3. Ср.: XXVII, 20, 4.

4. Т.е. Средиземного моря.

5. Как это задумывалось еще девять лет назад (ср.: XXIII, 27, 12); впрочем, этот Ганнон почти тут же был взят в плен и отправлен в Рим (см. ниже, гл. 2, 11; 4, 4).

6. В северо-восточной части Центральной Испании.

7. Марк Юний Силан был назначен в 211 г. до н.э. (в ранге пропретора) в помощники Публию Сципиону (XVI, 19, 10), затем его полномочия не раз продлевались вместе со Сципионовыми (XXVI, 19, 10; XXVII, 7, 17).

8. Ср. выше, гл. 1, 2 и ниже, гл. 15.

9. Бетика (применительно ко времени, о котором здесь пишет Ливий) – южная часть Испании, долина Бетиса и Гадес с окрестностями. Позднее (во времена Августа) получила статус провинции и фиксированные границы.

10. Оронгий, возможно, тот же город, что Авринга, упомянутая в кн. XXIV (42, 5), – совр. Хаэн.

11. Месессы – небольшое племя в области бастетанов (в совр. Андалузии).

12. В виде больших щипцов с зубьями (это приспособление называлось «волком»).

13. Старшие (по возрасту) пехотинцы. Из них, в частности, составлялись резервные отряды. О их месте в строю см.: VIII, 8, 9 сл.; Полибий, III, 21, 7 сл.

14. Луция Сципиона (см. выше, гл. 3, 2).

15. Здесь: Восточная, Северо-Восточная и Центральная Испания.

16. Ср. примеч. 75a к кн. XXIII.

17. Ливий здесь отходит от строгой хронологии, включая в изложение событий 207 г. до н.э. и часть событий предыдущего года (как он делал и в кн. XXVII, 29, 9 сл. и примеч. 133 к кн. XXVII). В дальнейшем изложении Ливий следует Полибию (X, 41 сл.).

18. Ср.: XXVII, 33, 5.

19. Лемнос – остров в северной части Эгейского моря.

20. См. примеч. 154 к кн. XXVII.

21. См. примеч. 133 к кн. XXVII.

22. См. примеч. 120 к кн. XXVI.

23. См. примеч. 127 к кн. XXVI.

24. Ср. ниже, гл. 7, 3. О Фермопилах см.: Страбон, XI, 428 сл.

25. Пепарет – город на одноименном острове (совр. Скопелос) в Эгейском море (у фессалийских берегов).

25a. Халкида – важнейший город острова Евбеи, расположенный на берегу Еврипа (узкого пролива между Евбеей и беотийским берегом). Пелта – небольшой легкий круглый щит фракийских легковооруженных воинов. Кетра – небольшой кожаный щит у испанцев и африканцев.

26. Агриане – племя, обитавшее в верхнем течении Стримона (совр. р. Струма) на территории совр. Болгарии (см.: Фукидид, II, 96, 3). Служили у Филиппа в вспомогательных войсках (лучниками).

27. Скотуса – город в Фессалии примерно в 75 км от Фермопил. Лариса – главный город Фессалии.

28. Гераклея Трахинейская – город в Фессалии на левом берегу реки Сперхея близ ее впадения в Малийский залив и в 7 км к западу от Фермопил. С 280 г. до н.э. входила в Этолийский союз и служила местом его собраний.

29. Энианцы – фессалийское племя, обитавшее к западу от Малийского залива (о котором здесь идет речь) на горе Эте в верховьях Сперхея. Во времена, о которых идет речь, были зависимы от Этолийского союза.

30. Царская когорта (греч. «ила») – привилегированная часть македонской конницы, состоявшая из знатных воинов и подчиненная непосредственно царю.

31. Тизей – гора (около 600 м) в Фессалии на южной оконечности полуострова. Была видна из Деметриады через Пагасейский (Деметриадский) залив и сама была удобна для обозрения далеких окрестностей. О сложных системах сигнальных огней (своего рода «световом телеграфе»), которые были разработаны греками, подробно рассказывает Полибий (X, 43—47). Римляне же пользовались, видимо, лишь самой простой из них – «заранее условленными знаками».

32. Никея – крепость и порт в Восточной Локриде в 3—4 км к востоку от Фермопил.

33. Ср.: XXXI, 46, 6 сл.

34. Фтиотида – область в Южной Фессалии (по названию племени). Деметрий – приморский город со святилищем Деметры и удобной гаванью, находился в 3—4 км от Фив Фтиотийских (см. примеч. 41) и служил им портом. Назывался также Пирас.

35. О семикратной смене течений в Еврипе можно прочесть у Страбона (IX, 403), Плиния (Естественная история, II, 219), Цицерона (без указания на кратность. – О природе богов, III, 24), однако нерегулярность ее вошла в поговорку: «...Нет ничего здравого и несомненного ни среди вещей, ни среди суждений... все решительно катится то вверх, то вниз, точно воды Еврипа...» Платон, Федон, 90 с). В действительности настоящие приливы и отливы были регулярными (четыре раза в сутки), а нерегулярное движение воды обусловливалось ветрами.

36. По Страбону (IX, 425), в двух милях (около 3 км) от моря и в 10—11 км от Кипа.

37. Элатия – по Страбону (IX, 418), самый большой город Фокиды, господствующий над проходами, ведущими (с севера) в Фокиду и Беотию (в частности, над Фермопилами).

38. Т.е. около 90 км!

39. По договору, эта добыча должна была принадлежать римлянам (ср.: XXVI, 24, 11).

40. Троний – древний центр эпикнемидских локров, был расположен близ Никеи (примеч. 32), но в 3—4 км от моря. См.: Страбон, IX, 426.

41. Фивы Фтиотийские – древний город во Фтиотиде близ Пагасейского залива (см. примеч. 34). Входил в Этолийский союз, но в 217 г. до н.э. был захвачен Филиппом, который продал в рабство захваченных им горожан, а в городе поселил македонян и переименовал его в Филиппополь (Полибий, IX, 10, 8).

42. Ср.: XXVII, 30, 4. О хронологии ср. выше, примеч. 17.

43. Ср. выше, гл. 5, 13.

44. К играм 208 г. до н.э. Ср.: XXVII, 35, 3.

45. Герея – город в Западной Аркадии на правом берегу р. Алфея, на дороге в Олимпию. В 219—218 г. до н.э. Герея была завоевана Филиппом и с тех пор оставалась в его руках. На этот раз он пришел к Герее через города Флиунт (юго-западнее Коринфа) и Феней (дальше на запад – в Северной Аркадии).

46. См. примеч. 141 к кн. XXVII.

47. Оксеи – группа небольших островов близ устья р. Ахелоя (т.е. на юго-западной оконечности акарнанского (и этолийского) побережья). Ср.: Страбон, VIII, 351; X, 458.

48. См. примеч. 134 к кн. XXVII.

49. Трифилия – область вдоль западного побережья Пелопоннеса между реками Алфеем и Недой – холмистая песчаная местность почти без гавани. Здесь в Самике находилось очень почитаемое святилище Посейдона. Около 245 г. до н.э. была завоевана Элидой; зимой 219—218 г. до н.э. Филиппом. Фактически не была возвращена ахейцам до 199 г. до н.э. (как и Алифера мегалополитанцам). Ср.: XXXII, 5, 4. С середины II в. до н.э. была тесно связана с Элидой и считалась ее частью.

50. Алифера – город в Аркадии. Ср.: XXXII, 5, 4 и предыд. примеч.

51. См. примеч. 129 к кн. XXVI (Ф.Г. Мур связывает это сообщение с «Антикирой Локридской»).

52. По комментарию Ф.Г. Мура, морской порт озольских локридцев на северном берегу Коринфского залива, принадлежавший в то время этолийцам. Евпалий же находился севернее. О Евпалии см.: Фукидид, III, 96, 2; 102, 1; Страбон. IX, 427; X, 450.

53. Потидания упомянута Фукидидом (там же).

54. Кенхреи – восточная гавань Коринфа на Сароническом заливе (примерно в 7 км на юго-восток от Коринфа).

55. Мыс Суний – юго-восточная оконечность Аттики.

56. Кассандрия (бывшая Потидея) – город в Халкидике (тройной полуостров на северо-западе Эгейского моря). В 356 г. до н.э. завоеван Филиппом II Македонским. В 316 г. основан и отстроен заново Кассандрой. Один из важнейших городов Македонии, сильная крепость, не раз подвергавшаяся безуспешной осаде.

57. Ср.: XXVII, 32, 9; 33, 1 и примеч. 125 к кн. XXVI.

58. Галлия и Галльские земли (ager Gallicus) – не имевший определенных границ район на севере Апеннинского полуострова (иногда назывался просто Аримином, по имени главного города – см.: XXIV, 44, 3 и примеч. 161 к кн. XXIV). Ср.: XXIX, 13, 2; XXX, 1, 7. Мог назначаться консулам как «провинция», но провинцией, как административной единицей (как, скажем, Сицилия), не был.

59. См. примеч. 100 к кн. XXVI.

60. Так как консулы командовали поочередно (через день), то в день битвы власть (imperium) и ауспиции были лишь у одного из них.

61. Как того требовал старый обычай.

62. Передача одним из преторов своих судебных обязанностей коллеге (с тем чтобы самому отбыть к войску) была в годы этой войны обычной практикой (ср.: XXV, 3, 2; XXVII, 36, 11 и др.).

63. Об этом знаменитом храме древнего италийского божества см.: VI, 33, 4; VII, 27, 8.

64. Ср.: XXII, 1, 10 – тоже в Антии.

65. См.: примеч. 106 к кн. XXIII.

66. Если здесь имеется в виду окончательное подчинение северо-западных областей Испании Агриппой, то по этой отсылке к современным Титу Ливию событиям можно утверждать, что кн. XXVIII была написана (или опубликована) им после 19 г. до н.э.

67. Речь идет явно об Илипе (ср.: Полибий, XI, 20, 1), городе километрах в 15 от Гиспала (Севильи) на правом берегу Бетиса.

68. См. примеч. 117 к кн. XXII.

69. См. примеч. 95 к кн. XXVII.

70. При чтении создается впечатление, что завязавшаяся битва стала «второй битвой при Бекуле». Но, как отмечает Ф.Г. Мур, сопоставление с § 14 и с рассказом Полибия (XI, 20, 9) показывает, что никакого марша от Илипы к Бекуле (почти 200 км) не было и речь идет о битве при Илипе.

71. См. примеч. 30 к кн. XXI.

72. Газдрубал намеревался перейти р. Бетис и затем найти убежище в Гадесе. Теперь, однако, он был вынужден остаться на правом берегу реки, что значительно удлинило его дорогу.

73. Причина такой медлительности разъясняется немедленно.

74. Масинисса умер в 148 г. до н.э., т.е. прожил не менее 90 лет, из них царствовал 60.

75. Четырнадцатым годом войны был следующий, 205 г. до н.э., что видно из сопоставления с гл. 10, 8 и 38, 2. Год, когда «Сципион принял эту провинцию и войско», по Ливиевой хронологии, приходится на 211 г. до н.э., а взятие Нового Карфагена соответственно на 210, что на год «отстает» от Полибиевой хронологии, принятой сейчас исследователями. Ср. хотя бы в известном справочнике Э. Бикермана; ср. примеч. 43 и 101 к кн. XXVII.

76. Масесулии (масесилии, масесилы) – союз западно-нумидийских племен. Страбон помещает их между р. Молохаф (совр. Мулуя) и мысом Трет (совр. Бугарун). (Позднее – территория провинции Мавритании Цезарейской.) Царской резиденцией Сифака был город Сига, где, видимо и состоялась его встреча со Сципионом (ср. ниже, § 12 и далее).

77. Исследователи выражали сомнения в том, правильно ли названы здесь эти города. В частности, должна ли идти речь об Илитургисе или о другом городе с созвучным названием (ср.: Илурко у Плиния. – Естественная история, III, 9).

78. По Аппиану (Испанские войны, 32, 129), он даже был ранен.

79. Содержатели гладиаторских школ.

80. По Стефану Византийскому (156, 9), «Перкес».

81. По Плинию (Естественная история, III, 12) и древним надписям, он назывался Остиппо.

82. Мандоний и Индибилис, вожди илергетов, три года назад восстановили свой союз с римлянами, поклялись им в верности, получили подарки (XXVII, 17, 16—17; 19, 7). О лацетанах, обитавших на северо-востоке Испании (вокруг Барциноны – совр. Барселона), см. примеч. 84 и 221 к кн. XXI.

83. Эти племена жили тоже к северу от Ибера. О седетанах ср. ниже, 31, 7; XXIX, 1, 26. О свессетанах: XXV, 34, 6 (там они – враги римлян).

84. Сукрон – город в устье одноименной реки (совр. р. Хукар). Ср.: Аппиан. Гражданские войны, 110, 512; Плутарх. Серторий, 19; Помпей, 19.

85. Ср. выше, гл. 19, 1 и примеч. 77.

86. Ср. выше, гл. 24, 3—4.

87. См.: Полибий, VI, 31 (об устройстве римского лагеря): «Пространство... с обеих сторон прилегающее к палатке консула, отводится с одной стороны под площадь (греч. agora = лат. forum), с другой под квартиру квестора с находящимися при нем запасами». О трибунале ср. примеч. 74 к кн. XXV.

88. Это произошло в 280 г. до н.э. во время войны с Пирром. Легион, о котором идет речь, состоял из кампанцев и был послан в Регий по просьбе его жителей. См.: XXXI, 31, 6; периоха кн. XII; Полибий, I, 7, 7 сл.

89. В 270 г. до н.э. (периоха кн. XV). Здесь Ливий, называя число казненных, не учитывает потери легиона за десять лет. По Полибию (I, 7, 11 сл.) их было более трехсот человек.

90. Ливий производит это имя от слова “ater” – «черный», «страшный», «зловещий».

91. В 424 г. до н.э. этот этрусский тогда город был захвачен самнитами (IV, 37, 1—2), предками тех кампанцев, которые в 217 г. до н.э. были выселены Фульвием из Капуи (см.: XXVI, 16, 5—13).

92. Мамертинцы (от оскского Мамерс = Марс) – кампанские наемники, служившие у сиракузского тирана Агафокла, а после его смерти (289 г. до н.э.) захватившие сицилийский город Мессану (совр. Мессина). Римляне их, впрочем, не наказывали, напротив того, они воспользовались их просьбой о помощи (в 263 г. до н.э.) для вмешательства в сицилийские дела.

93. Двумя Газдрубалами, Ганноном (см. выше, гл. 2, 11) и Магоном (гл. 16, 13).

94. Эпитет вечный сам на века закрепился за Римом.

95. История Гнея Марция Кориолана рассказана Ливием в кн. II, 33—40.

96. Префект – здесь: просто командир отряда.

97. Древнюю Картею большинство исследователей помещает в Гибралтарской бухте (между Гибралтаром и Алхесирасом). Некоторые из древних авторов, по словам Страбона (III, 151), отождествляли ее с Тартессом. Позднее (в 171 г. до н.э.) сюда была выведена колония «латинских граждан и отпущенников» (XLIII, 3, 1—4).

98. Ср. выше, гл. 23, 6.

99. Согласно пояснению Мура, один из двух суфетов и в то же время полководец (с отсылкой для сравнения к гл. 37, 2 и к XXX, 7, 5).

100. Ср. выше, гл. 24, 4.

101. При подавлении мятежа.

102. Город Гадес располагался на острове, который со стороны, обращенной к материку, был от него отделен нешироким протоком (точнее, даже на двух островах; на меньшем и ближайшем к материку находилась древнейшая часть города). См.: Плиний. Естественная история, III, 119 сл.; Страбон, III, 169.

103. Мандоний (второй раз уже – ср.: XVII, 17, 14 сл.) дает Сципиону клятвенные обещания на случай, если он и Индибилис будут им пощажены.

104. Ср. примеч. 102.

105. Собств. братнина сына. Ср.: XXVII, 19, 8—12, где, впрочем, говорится о Массиве как о сыне сестры Масиниссы.

106. В их числе знаменитый храм Геракла (т.е. Мелькарта).

107. Подойдя к нему со стороны лагуны. Ср.: XXV, 45, 7 сл.; 46, 2.

108. Неточно: западные ворота города были обращены не к морю и не к лагуне, а к соединявшему их узкому каналу.

109. Лестницы использовались как трапы. Ср.: Александрийская война, 20, 4.

110. Ср.: XXII, 19, 10 и примеч. 110 к кн. XXII.

111. Суфеты (финикийск. «судьи») – выборные высшие должностные лица в пунийских городах. Их избирали по двое на год (как римских консулов или дуумвиров в городах Италии).

112. Питиуса (совр. Ивиса) – то же что Эбус. См. примеч. 115 к кн. XXII; Страбону III, 167.

113. Т.е. около 75 км.

114....оружьем, мужами... (armis virisque) – это словосочетание (да еще повторяемое чуть ниже, в § 12) появляется здесь, разумеется, не случайно: словами “arma virumque cano” («битвы и мужа пою») начинается «Энеида». Это – явный, даже демонстративный (тем более, что цитата не находит себе никакого логического обоснования – даже слово “arma” употреблено тут двумя авторами в разных значениях), отклик на громкую литературную новинку. Вергилий умер в 19 г. до н.э., а «Энеида» была опубликована посмертно, время же написания кн. XXVIII Ливиева труда само определяется лишь по этой цитате. Впрочем, такое, «несмысловое», пользование словосочетаниями, заимствованными у поэтов, вообще характерно для Ливия (ср. ниже, примеч. 132).

115. В издании Ф.Г. Мура здесь добавлено слово «пропреторам» (отсутствующее в большинстве рукописей, в том числе в лучших), но только чтобы уточнить в комментарии их статус. Оба они в свое время были преторами – один в 211, другой в 210 г. до н.э., но затем власть им не продлевалась. В 206 г. до н.э. они появляются в Испании, облеченные властью, т.е. в ранге и с полномочиями проконсулов (как сам Сципион в 211 г. до н.э.). На следующий год те же проконсулы в ту же провинцию назначены были по решению народа (см.: XXIX, 13, 7 и примеч. 40 к кн. XXIX). Оба они пробыли в Испании до 200 (Лентул) и 199 (Манлий) гг. до н.э. О возвращении Лентула из Испании см.: XXXI, 20.

116. Ср. выше, примеч. 93.

117. Сложив с себя власть (т.е. как частное лицо).

118. См. выше, примеч. 58.

119. Как первое заседание нового консульского года.

120. См.: XXIV, 42, 9—10.

121. См. примеч. 30 к кн. XXI и примеч. 157 к кн. XXIV.

122. О денежных дарах послам ср.: XXX, 17, 14.

123. Провинции были уже распределены (ср. выше, гл. 38, 12 сл.), но вопрос о возможности перенести войну в Африку продолжал волновать народ.

124. Народ в таких случаях мог действовать лишь по запросу сената (ср.: XXX, 27, 3; 40, 10), так что угроза Сципиона (см. § 2) вовлекала в действие и сенат.

125. В 233, 228, 215, 214 и 209 гг. до н.э.

126. Ср.: XXII, 25 и далее.

127. В 241 г. до н.э. (битвой при Эгатских островах).

128. Ср.: XXI, 10, 7 и примеч. 39 к кн. XXI. Дрепан (Дрепана, совр. Трапани) – гавань на западной оконечности Сицилии к северу от Лилибея, у подножья горы Эрик. Во время Первой Пунической войны важнейший опорный пункт карфагенян. В 242 г. до н.э. был захвачен Гаем Лутацием Катулом и использован как база для решающего сражения при Эгатских островах. См.: Полибий, I, 58—63.

129. Ср.: XXVI, 8—9.

130. Речь идет об Алкивиаде и сицилийской экспедиции 415—413 гг. до н.э. См.: Фукидид, VI, 15 и далее.

131. Ср.: XXX, 30, 23. Марк Атилий Регул – римский полководец времен Первой Пунической войны. В 256 г. до н.э. он одержал две морские победы и перенес войну в Африку, где выиграл первую битву. Карфагеняне уже просили мира, но Регул им предложил слишком жесткие условия, а вскоре сам был разбит и попал в плен. Оттуда он, по распространенному среди римских авторов рассказу, был послан врагами в Рим с предложением обменять его на пленных карфагенян, но сам же выступил в сенате против этого предложения и, верный данной перед отъездом клятве, вернулся в плен, где был замучен. См. периоху кн. XVIII; Цицерон. Об обязанностях, III, 99 сл.; Авл Геллий, VII (VI), 6; Полибий, I, 31—35.

132. Скрытая реминисценция из Теренция (Евнух, 299 сл.): «...Шуткою, игрушкою покажется / Другой тот, по сравнению с ним...» (пер. А.В. Артюшкова). В оригиналах близость наглядней: “ludus et iocus (ludum iocumque) fuisse”.

133. См. примеч. 212 к кн. XXI.

134. Ср.: XXV, 37—39.

135. Ср.: XXI, 26, 3 сл.; 31, 2.

136. Ср.: XXVI, 18.

137. Ср. выше, примеч. 131. Регул был разбит не карфагенскими полководцами, а спартанцем Ксантиппом, наемником, возглавившим карфагенское войско (см.: Полибий, I, 32 сл.).

138. Здесь явная ошибка – правильна в кн.: XXIX, 28, 5: «около пятидесяти лет».

139. См. примеч. 137.

140. В 310 г. до н.э. сицилийский тиран Агафокл высадился с войском в Африке и несколько лет воевал там с Карфагеном. См.: Юстин, 32 сл.; Диодор, XX, 3—18 и др.

141. Это решение так укрепило позиции противников Сципиона, что он не рискнул ставить вопрос на голосование народа.

142. Это было немного, по сравнению с флотом из 100 кораблей, выделенным для Сицилии в 208 г. до н.э. (с которым Валерию Левину разрешено было совершать набеги на африканское побережье). Еще 30 кораблей для Сципиона были построены (ср. ниже, § 21). Но действительно лишь 40 военных кораблей сопровождали 400 транспортных, на которых Сципион в 204 г. до н.э. переправлял свое войско в Африку. См.: XXIX, 26, 3.

143. Слово «выберет» добавлено по смыслу, но предполагают, что в тексте пропущено еще несколько слов (что-нибудь вроде «из тех двух, которые там стояли» или «из тех двух, которыми располагали консулы»).

144. В свое время (216 г. до н.э.) дельфийские жрецы порекомендовали римлянам прислать в храм дары, когда их дела поправятся. Ср.: XXIII, 11, 3.

145. Популония – портовый город на мысу напротив острова Эльба. Здесь с V в. до н.э. были разработки железной руды. См.: Диодор, V, 13, 5.

146. Сабинские города.

147. Воинственные племена горцев Средней Италии.

148. Камерин – город в Северной Умбрии. Равноправный договор не обязывал его жителей поставлять солдат.

149. «Греческий ров» близ Кум был когда-то прорыт для осушения болотистой местности. Ср.: XXII, 16, 4.

150. См. примеч. 117 к кн. XXI.

151-152. Их городом был морской порт Альбингавн (совр. Альбенга) недалеко от Савоны (см. ниже). Ср.: Страбон, IV, 201.

153. Эпантерии жили выше ингавнов – на склонах Приморских Альп.

154. Савон (совр. Савона) находился примерно в 40 км на запад от Генуи. Порт у подножья Приморских Альп. К востоку от Савоны начинались Апеннинские горы. См.: Страбон, IV, 201.

155. Ср. выше, гл. 38, 11 и 13.

156. Целий Антипатр и Валерий Антиат.

157. См.: XXIV, 3, 3—4.