Тит Ливий. История Рима от основания Города

ОГЛАВЛЕНИЕ

КНИГА XXIV

Гиероним, царь сиракузян, отец которого Гиерон был другом римского народа, переходит на сторону карфагенян, но за свою гордыню и жестокость убит своими же людьми. Проконсул Тиберий Семпроний Гракх одерживает победу при Беневенте над пунийцами во главе с Ганноном – главным образом, с помощью рабов, которых он отпустил на волю. Консул Клавдий Марцелл в Сицилии, почти целиком передавшейся карфагенянам, приступает к осаде Сиракуз. Филиппу, царю македонян, объявлена война; при Аполлонии он разбит, обращен в бегство и возвращается в Македонию с войском, почти безоружным. Продолжать эту войну послан претор Марк Валерий. Книга также содержит действия Публия и Гнея Сципионов против карфагенян; дружбы ищет Сифак, царь Нумидии, который, разбитый массилийским царем Масиниссой, сражавшимся за карфагенян, был им побежден и с большим войском переправился в Испанию близ Гадеса, где Африку и Испанию разделяет лишь узкий пролив. (Также и кельтиберы приняты в число друзей римского народа; с принятием их помощи Рим впервые стал пользоваться наемными воинами.)

1. (1) Ганнон, вернувшись из Кампании в Бруттий1, напал с помощью бруттийцев и под их водительством на греческие города2, которым оставаться в союзе с римлянам было тем легче, что они видели, как бруттийцы, которых они и ненавидели, и боялись, переходят на сторону карфагенян. (2) Регий был первым осажденным городом; много дней было зря под ним потеряно. Тем временем локрийцы перетаскивали в город с полей хлеб, дрова и прочее нужное в обиходе; не хотели ничего оставлять неприятелю. (3) С каждым днем изо всех ворот высыпало все больше народу, и наконец в городе оставались только те, кто был обязан поправлять стены и ворота и сносить метательные снаряды на передовые посты. (4) На эту толпу, в которой перемешались все возрасты и сословия, бродившую по полям в большинстве своем безоружной, карфагенянин Гамилькар выпустил всадников, запретив на кого-нибудь нападать: пусть, преграждая путь, не пускают в город разбежавшихся по окрестностям. (5) Сам полководец с возвышенности видел и город, и его окрестности; он велел когорте бруттийцев подойти к городским стенам, вызвать для переговоров локрийских старейшин, обещать им дружбу с Ганнибалом и уговаривать передать ему город. (6) Сначала ни одному слову бруттийцев не поверили, но, когда на холмах показались карфагеняне, а немногие, успевшие укрыться в городе, сообщили, что все остальное множество людей во власти врага, тогда, перепугавшись, локрийцы ответили Ганнону, что посоветуются с народом. (7) Сходку созвали сразу же. Людям легкомысленным хотелось переворота и новшеств; те, чьих родственников неприятель отрезал от города, чувствовали себя, как давшие заложников; (8) меньшинство молчаливо одобряло неизменную верность Риму. Общее согласие на сдачу карфагенянам; было, несомненно, кажущимся. (9) Луций Атилий, начальник гарнизона, и римские солдаты, с ним бывшие, тайком были выведены в гавань и посажены на корабли, чтобы отбыть в Регий. (10) Гамилькара и карфагенян впустили в город с условием, что сейчас же и на равных правах будет заключен союз. Обещания сдавшимся едва не были нарушены: карфагеняне обвиняли локрийцев, что они обманом выпустили римлян, (11) а локрийцы винили в этом бегстве самого Ганнона и даже послали вдогонку всадников: не задержит ли суда прилив, не прибьет ли их случайно к берегу. Преследуемых не догнали: увидели другие корабли, направлявшиеся от Мессаны в Регий: (12) на них были римские воины – гарнизон, посланный претором Клавдием занять город. (13) От Регия сразу же отошли. С локрийцами по приказу Ганнибала был заключен мир: они будут свободны, будут жить по своим законам, город будет открыт карфагенянам, гавань – во власти локрийцев; главное условие: карфагеняне локрийцам и локрийцы карфагенянам будут помогать на войне и в мире.
2. (1) Карфагеняне не тронули ни Регий, ни Локры и отплыли под ропот бруттийцев, давно назначавших эти города себе на разграбление. (2) Ни у кого не спрашиваясь, они набрали и вооружили пятнадцать тысяч молодежи и отправились осаждать Кротон, город греческий и приморский, (3) они рассчитывали, что силы их значительно увеличатся, если им удастся захватить город, хорошо укрепленный, с гаванью. (4) Тревожило их, что они не смеют не позвать на помощь себе карфагенян, чтобы не показаться плохими союзниками. Если же карфагеняне опять окажутся скорей миротворцами, чем помощниками в войне, то не бесполезной ли будет их, бруттийцев, борьба за свободу Кротона, как раньше – за свободу Локр. (5) Сочли за лучшее отправить послов к Ганнибалу и заручиться его согласием: пусть взятый Кротон принадлежит бруттийцам. (6) Ганнибал ответил, что совещаться об этом надо на месте действия, и отослал послов к Ганнону; Ганнон решительного ответа не дал. (7) Он не хотел, чтобы знаменитый и богатый город был разграблен, и надеялся, что в случае если бруттийцы осадят его, а карфагеняне покажут, что не одобряют этой осады и не помогают ей, то тем скорее кротонцы отпадут к ним. (8) Кротонцы строили планы разные и разного хотели; города Италии словно постигла одна болезнь: разногласие между чернью и знатью3 – сенат благоволил к римлянам, простой народ тянуло к карфагенянам. (9) Об этом разногласии сообщил бруттийцам перебежчик из города. Он говорил, что главарь черни Аристомах советует сдать город; что в большом, широко раскинувшемся городе сенаторские караулы расставлены редко, а туда, где на карауле стоят люди из простого народа, проникнуть легко. (10) По совету перебежчика и по его указаниям бруттийцы обложили город; чернь впустила их, и с первого же натиска они захватили все, кроме крепости, (11) Крепость держали в своих руках оптиматы, заготовившие себе заранее убежище на такой случай; туда же бежал и Аристомах, словно он советовал передать город карфагенянам, а не бруттийцам.
3. (1) Стена, окружавшая Кротон до прихода Пирра в Италию4, имела в окружности двенадцать миль; (2) после опустошений, произведенных тою войной, заселена была едва половина города5. Река6 протекала раньше в центре города, теперь она текла по местам, мало застроенным, крепость же оказалась вдали от всякого жилья. (3) В шести милях от знаменитого города находился еще более знаменитый храм Лацинийской Юноны7, почитаемой всеми окрестными народами. (4) Он стоял в густой роще, огражденный высокими пихтами8; в середине ее было роскошное пастбище, где пасся всякий скот, посвященный богине. (5) Пастуха там не было, вечером стада разных животных возвращались в хлева раздельно. Звери на них никогда не нападали, люди не обижали, (6) и поэтому доход от скота был большой. На эти деньги сделали колонну, всю из золота9, и посвятили ее богине; храм был славен богатством, не только святостью. (7) Таким замечательным местам приписывают обычно какие-нибудь чудеса; тут шла молва, что в преддверии храма есть алтарь, пепел с которого не сдует никакой ветер10. (8) Крепость в Кротоне одной стороной выдается над морем, другой обращена к полям. Когда-то она была защищена только своим естественным положением, но потом ее обвели стеной с той стороны, с какой хитростью с противоположной стороны захватил ее сицилийский тиран Дионисий11. (9) В этой, казалось, надежной крепости и держались кротонские оптиматы, осаждаемые своим народом совместно с бруттийцами. (10) Бруттийцы наконец увидели, что своими силами им крепость не взять; необходимость вынудила их обратиться к Ганнону и умолять о помощи. (11) Он попытался склонить кротонцев к сдаче на таких условиях: они потерпят у себя колонию бруттийцев, пока обширный, обезлюдевший после войн город не застроится густо, как в старину. Речь эта подействовала на одного Аристомаха: (12) все заявили, что скорее умрут, чем смешаются с бруттийцами и усвоят чужие обряды, нравы, законы, а потом даже и язык. (13) Только Аристомах, который безуспешно советовал сдаться, не найдя случая выдать крепость, как он выдал город, бежал к Ганнону. (14) Послы-локрийцы вскоре с разрешения Ганнона вошли в крепость и убедили осажденных уйти в Локры и не доводить себя до гибели. (15) Этого локрийцы добились от Ганнибала, к которому они отправляли послов. Итак, из Кротона ушли. Кротонцев привели к морю и посадили на корабли; эта многочисленная толпа отправилась в Локры. (16) В Апулии зима для римлян и Ганнибала была беспокойной: в Луцерии зимовал консул Семпроний, недалеко от Арп – Ганнибал. Между войсками случайно или при возможности происходили легкие стычки, но римляне с каждым днем становились сильнее и осторожнее и в ловушки не попадали.
4. (1) В Сицилии все для римлян изменилось со смертью Гиерона и переходом власти к его внуку Гиерониму12, мальчику, которому не под силу было умеренно пользоваться даже своей свободой, а не то что властью. Его возрастом и наклонностями воспользовались опекуны и друзья и столкнули его в самый омут. Говорят, Гиерон, предвидя это, хотел в глубокой старости оставить Сиракузы свободными, чтобы государство, созданное и окрепшее в добрых нравах, не погибло, став игрушкой для владыки-мальчика. (3) Этому намерению из всех сил воспротивились дочери13, рассчитывая, что мальчик будет называться царем, править же всем будут они и мужья их, Адранодор и Зоипп, которые оставлены были главными опекунами. (4) Нелегко было старику на девяностом году жизни, день и ночь осаждаемому женскими ласками, сохранить мысли свободными и думать не о семье, а о государстве. (5) Он только оставил мальчику пятнадцать опекунов и, умирая, просил их хранить верность римскому народу, нерушимо им пятьдесят лет соблюдаемую14, а мальчика вести по следам деда и наставлять в правилах, в которых он был воспитан. (6) Опекуны обнародовали это завещание и вывели к собравшемуся народу мальчика – ему было уже лет пятнадцать. (7) Среди народа расставили несколько человек, которые криками одобрили бы завещание, но остальные словно потеряли отца и всего боялись в осиротелом государстве. (8) Народ взял на себя последний долг: скорее любовь граждан, а не заботы родственников, сделала похороны царскими и славными. (9) Вскоре Адранодор удалил остальных опекунов, твердя, что Гиероним уже юноша и способен править; сам сложил с себя опекунские обязанности, общие у него со многими, но вполне использованные только им.
5. (1) Даже хорошему, разумному преемнику Гиерона, столь любимого сиракузянами, нелегко было бы сохранить их благосклонность. (2) Но Гиероним своими пороками заставлял тосковать по деду: (3) прежде всего он видом своим показывал, какова пропасть между ним и остальными. (4) Люди, за столько лет привыкшие к тому, что ни Гиерон, ни его сын Гелон15 не отличались от прочих граждан одеждой или какой-то особой приметой, увидели Гиеронима в пурпурной мантии с диадемой, выезжавшего из дворца как тиран Дионисий, четверней белых коней в сопровождении вооруженной свиты. (5) Этой горделивой пышности соответствовали пренебрежение ко всем, манера свысока слушать, обидные слова, доступ, затрудненный не только чужим, но даже опекунам, новые прихоти, бесчеловечная жестокость16. (6) Такой ужас напал на всех, что некоторые опекуны добровольной смертью или бегством избавили себя от страха пыток. (7) Разговоры троих, единственно вхожих во дворец, – Адранодора и Зоиппа, Гиеронимовых зятьев, и некоего Фразона – не обращали на себя особого внимания юноши, (8) не их горячие споры (Фразона тянуло к римлянам, а двух других – к карфагенянам) иногда его занимали. (9) В это время составлен был заговор на жизнь царя, о чем донес некий Каллон, ровесник Гиеронима, с детства состоявший при нем на правах своего человека. (10) Доносчик мог назвать только одного из заговорщиков, Феодота, который сам ему открылся. Схваченный и переданный Адранодору на пытку, Феодот сейчас же сознался, но сообщников не выдал; (11) наконец, истерзанный муками нестерпимыми, притворясь, что побежден болью, показал, но не на соучастников, а на людей невиновных и оболгал Фразона, назвав его главой заговора: товарищи его отважились-де на такое дело, только полагаясь на столь могущественного предводителя. (12) Стеная от боли, он поминал самых гнусных приспешников царя, какие только приходили в голову. (13) Услышав имя Фразона, царь вполне уверился в правдивости доносчика. Фразона тотчас повели на казнь, а с ним и прочих – тоже невиновных. (14) Никто из заговорщиков не скрывался и не бежал, хотя пытки продолжались долго: до такой степени полагались на мужество и верность Феодота и до такой степени сам Феодот был уверен, что у него хватит сил скрыть то, что надлежит скрывать.
6. (1) Итак, когда Фразона не стало и оборвалось единственное звено, соединявшее Сиракузы с Римом, сразу началась очевидная подготовка к отпадению; (2) к Ганнибалу отправлены были послы, а от него прибыли вместе со знатным юношей Ганнибалом17 Гиппократ и Эпикид18, родившиеся в Карфагене, но происходившие из Сиракуз: дед их был изгнанником, а по матери они были пунийцами. (3) При их посредничестве заключен был союз между Ганнибалом и сиракузским царем; послы остались у царя – Ганнибал этого и хотел. (4) Аппий Клавдий, претор, в чьем ведении была Сицилия, узнав об этом, тотчас же отправил к Гиерониму послов заявить, что они пришли возобновить союз, который был с его дедом. Гиероним выслушал их с усмешкой и спросил, издеваясь, сколь удачна была для них битва под Каннами; (5) рассказам Ганнибаловых послов трудно поверить, он же хочет узнать правду и тогда решить, кого ему держаться. (6) Римляне ушли, сказав, что они вернутся, когда Гиероним будет их слушать серьезно; они его скорей убеждали, чем просили, опрометчиво не нарушать договора. (7) Гиероним отправил послов в Карфаген, чтобы союз с Ганнибалом был скреплен договором между народами. Договорились: по изгнании римлян из Сицилии (а это случится вскоре, если Карфаген пришлет флот и войско) река Гимера19, которая делит остров почти пополам, будет границей между царством сиракузян и Карфагена. (8) Льстецы вскружили голову юноше: пусть помнит он не только о Гиероне, но и о царе Пирре, своем деде по матери20. И он отправил другое посольство: справедливо-де уступить ему всю Сицилию, а карфагенскому народу искать себе власти над Италией. (9) Этому хвастливому легкомыслию не удивлялись в юноше безумствующем и не спорили с ним, только бы отвратить его от союза с римлянами.
7. (1) Все влекло Гиеронима к стремительной гибели. Он послал вперед Гиппократа и Эпикида с двумя тысячами воинов попытаться взять города, которые занимали римские гарнизоны, (2) а сам с остальным войском (было тысяч пятнадцать пехоты и конницы) отправился в Леонтины21. (3) Заговорщики (все они оказались в войске) заняли свободный дом над узкой улицей, по которой царь обычно спускался к форуму. (4) Вооруженные, выстроившись, они ожидали, когда пройдет царь. Одному из них, Диномену по имени, было поручено, как царскому телохранителю, когда царь подойдет к дверям, задержать в узкой улочке под каким-либо предлогом царский отряд. (5) Сделано было, как условились. Диномен, будто распуская на ноге туго затянутый ремень, задержал толпу, свита отстала, и царю было нанесено несколько ран, прежде чем могли прийти ему на помощь. (6) Слышали тревожные крики, в Диномена, умышленно загораживающего дорогу, полетели копья, его дважды ранило, но он спасся. (7) Свита, увидя царя лежащим, разбежалась. Убийцы направились одни на форум к толпе обрадовать ее освобождением, а другие – в Сиракузы помешать намерениям Адранодора и прочих царских советников. (8) Положение было неопределенным. Аппий Клавдий, видя, что война вот-вот разразится, письменно уведомил сенат о том, (9) что Сицилия в дружбе с Ганнибалом и народом карфагенским; сам он, чтобы воспрепятствовать планам сиракузян, поставил все войска на границе провинции и царских владений22.
(10) В конце года Квинт Фабий23, уполномоченный сенатом, укрепил Путеолы, ставшие за время войны оживленной торговой гаванью, и поставил там гарнизон. (11) Прибыв в Рим для проведения выборов, он назначил их на первый же день, пригодный для народного собрания, и с ходу, минуя город, прибыл на Марсово поле24. (12) В тот день жребий голосовать первой выпал центурии младших Аниенской трибы25, и она стала выбирать в консулы Тита Отацилия и Марка Эмилия Регилла; тогда Квинт Фабий, водворив тишину26, произнес такую речь:
8. (1) «Если бы в Италии был мир или мы воевали бы не с таким врагом, в войне с которым любой промах поведет к гибели, то я счел бы, что человек, ставящий преграду благосклонности, с какой вы на Марсовом поле наделяете почетными должностями людей, вам угодных, забыл о вашей свободе. (2) Но в этой войне, с этим противником, ошибка любого полководца влекла для всех нас великие бедствия, и вы с такой же заботливостью, с какой вооружаетесь, идя на войну, должны выбирать консулов, спрашивая себя: „Называю ли я консула, равного военачальнику Ганнибалу?” (3) В этом году под Капуей вызов знатного кампанского всадника Вибеллия Тавреи принял Азелл Клавдий27, знатный римский всадник. (4) Против галла, бросившего некогда вызов с моста через Аниен, предки наши выслали Тита Манлия28, полагавшегося и на свое мужество, и на свои силы. (5) Немного лет спустя Марк Валерий вооружился и смело пошел на такой же вызов галла29. (6) Мы ведь хотим, чтобы наши пехота и конница были сильнее неприятельских или по крайней мере ей не уступали; поищем же военачальника, равного неприятельскому вождю. (7) Мы выберем лицо, стоящее во главе государства, но сравним того, кто неожиданно для самого себя выбран на год, и старого вождя, которого не стесняют ни срок, ни законы; он действует и распоряжается, как требует военное время; (8) у нас год оканчивается30, а мы в разгаре приготовлений к не начатому еще делу. (9) Каких людей надлежит вам выбирать в консулы, об этом сказано достаточно; мне остается немного сказать о тех, кого одарила своей благосклонностью голосующая первой центурия. (10) Марк Эмилий Регилл, жрец Квирина31: мы не можем ни отозвать его от служения божеству, ни задержать в городе, не погрешив или против требований войны, или же против богов32. (11) Тит Отацилий женат на дочери моей сестры, и у него от нее дети, однако не столь малы ваши заслуги передо мной и моими предками, чтобы мне предпочесть частные интересы государственным. (12) Любой моряк, любой человек на корабле может править им, если море спокойно; в жестокую бурю, когда корабль несет ветром по взволнованному морю, нужен мужественный кормчий33. (13) Мы плывем не по спокойному морю; несколько раз в шторм чуть не потонули; посадить к рулю следует человека, хорошо проверенного. Мы, Отацилий, испытали тебя в малом; ты ничем не доказал, что тебе можно доверить большее. (14) Флот, которым ты командовал в этом году34, мы построили ради трех целей: опустошать африканское побережье, охранять берега Италии, а главное, не допускать, чтобы Ганнибалу из Карфагена подвозили подкрепления, деньги и провиант. (15) Выбирайте в консулы Тита Отацилия, если он выполнил – не говорю все, – а хоть что-то на пользу государству. Если же, пока ты командовал флотом, Ганнибалу доставляли с родины, словно морской войны и не было, в целости и сохранности все, в чем он нуждался; (16) если в этом году на италийском побережье было тревожнее, чем на африканском, то скажи, почему именно тебя посылать нам полководцем против Ганнибала-врага? (17) Если бы ты был консулом, мы решили бы, по примеру предков наших, назначить диктатора, и тебе нечего было бы досадовать, что кого-то в римском государстве считают более, чем тебя, способным руководить военными действиями. Никто больше тебя не стремится взваливать тебе на шею ношу, под которой ты свалишься. (18) И я очень вам советую: с тем же настроением, с каким вы, уже готовые к бою, неожиданно выбирали бы двух полководцев под командованием и ауспициями которых вам предстоит (19) сражаться, поставьте сегодня консулами тех, кому будут присягать ваши дети, по чьему приказу будут они сражаться, под чьим заботливым попечением будут служить. (20) Воспоминания о Тразименском озере и Каннах печальны, но и полезны: это урок, как избегнуть подобных бедствий. Глашатай, зови снова центурию младших Аниенской трибы к голосованию».
9. (1) Тит Отацилий яростно кричал и шумел, что Фабий желает продлить свое консульство; Фабий велел ликторам подойти к Отацилию и напомнил ему, что (2) поскольку он, Фабий, минуя город, с ходу направился на Марсово поле, то перед ним несут топоры и розги35. (3) Тем временем центурия, голосовавшая первой, приступила к голосованию. Выбраны были в консулы Квинт Фабий Максим в четвертый и Марк Марцелл в третий раз. Остальные центурии согласно выбрали их консулами. (4) В преторы повторно избрали только Квинта Фульвия Флакка, остальные же были новые: Тит Отацилий Красс (второй раз)36, Квинт Фабий, сын консула, бывший тогда курульным эдилом, Публий Корнелий Лентул. (5) По избрании преторов сенат постановил: Квинт Фульвий вне порядка37 становится городским претором и он же, по отбытии консулов на войну, ведает Городом.
(6). В этом году [215 г.] дважды было сильное наводнение; Тибр залил поля, рухнуло много домов, погибло много людей и скота.
(7) На пятом году Второй Пунической войны [214 г.] вступившие в должность консулы – Квинт Фабий Максим в четвертый, а Марк Клавдий Марцелл в третий раз – особенно занимали внимание граждан; давно уже такие люди не были одновременно консулами. (8) Старики вспоминали Максима Рулла с Публием Децием, избранных для Галльской войны38; Папирия и Карвилия – для войны против самнитов, бруттийцев, луканцев и Тарента39. (9) Марцелла избрали консулом в его отсутствие: он находился при войске; Фабию, который сам проводил выборы, консульство было продолжено. (10) Военное время требовало своего, положение страны было угрожающим40, и никому не приходило в голову искать подвоха или подозревать консула во властолюбии. (11) Его скорее хвалили за душевное величие: он знал, что государство нуждается в хорошем военачальнике, что он именно такой военачальник, больше думал об общей пользе, чем о том, что его могут за все это возненавидеть.
10. (1) В тот день, когда консулы вступили в свою должность, сенат заседал на Капитолии. (2) Прежде всего было поставлено: пусть консулы жребием или договорившись между собой решат, прежде чем отправляться на войну, кто проведет выборы цензоров. (3) Продолжено было командование всем, кто был в войске: велено оставаться Тиберию Гракху в Луцерии, где он стоял с войском из рабов-добровольцев41; Гаю Теренцию Варрону в Пиценской области, Марку Помпонию в Галльской. (4) Преторы прошлого года получали как пропреторы в управление: Квинт Муций – Сардинию, Марк Валерий – все побережье вплоть до Брундизия и следит, не зашевелился ли Филипп, царь Македонский. (5) Претор Публий Корнелий Лентул получил в свое ведение Сицилию; Тит Отацилий – тот самый флот, который имел в прошлом году против карфагенян.
(6) Сообщено было в этом году о многих страшных знамениях; их оказывалось тем больше, чем больше было доверчивых и богобоязненных простецов: в Ланувии, в храме Юноны Спасительницы42, вороны свили гнезда; (7) в Апулии пальма вся в зелени вдруг вспыхнула; в Мантуе река Минция43 разлилась кровавым болотом; в Калах шел меловой дождь, а в Риме над Бычьим рынком – кровавый; (8) на Инстейской улице44 с такой силой прорвались подземные воды, что стоявшие там долии и большие кувшины45 завертело словно буйным потоком; (9) молния попала в архив на Капитолии и в храм Вулкана на Марсовом поле, в сабинской земле в храм Вакуны46 и в общественную дорогу, в Габиях – в стену и ворота. (10) Рассказывали и о других чудесах: в Пренесте дрожало копье Марса, хотя никто к нему не притрагивался; в Сицилии заговорил бык; в области марруцинов ребенок во чреве матери закричал: «Ио, триумф!»; в Сполето женщина превратилась в мужчину; в Адрии47 видели в небе алтарь и вокруг него как бы людей в белых одеждах. (11) В Риме, в самом городе, видели на форуме рой пчел. Некоторые утверждали, что видели на Яникуле48 вооруженные легионы; взволнованные граждане схватились за оружие, (12) но люди, бывшие на Яникуле, утверждали, что, кроме обычно работавших на земле, на Яникуле никого не было. (13) Богов умилостивили, по совету гаруспиков49 принеся в жертву крупных животных, и объявили молебствие всем богам, которым в Риме устраивали угощение50.
11. (1) Свершив все, что требовалось, дабы умилостивить богов, консулы доложили сенату о состоянии государства и о делах военных – где и сколько войска находится. (2) Решено было выставить восемнадцать легионов51: консулам – каждому по два; в Галлии, Сардинии и Сицилии разместить по два легиона; (3) двумя командует в Апулии претор Квинт Фабий; двумя добровольческими под Луцерией – Тиберий Гракх; по легиону оставить проконсулу Гаю Теренцию в Пиценской области и Марку Валерию – при флоте под Брундизием и два – для охраны города. (4) Чтобы получить такое число, следовало набрать шесть новых легионов. (5) Консулам велено было прежде всего набрать их и построить флот, дабы вместе с кораблями, стоявшими у берегов Калабрии, получить флот в сто пятьдесят военных кораблей. (6) Закончив набор и спустив на воду сто новых судов, Квинт Фабий провел выборы цензоров: выбраны были Марк Атилий Регул и Публий Фурий Фил.
(7) Все чаще стали поговаривать о том, что в Сицилии идет война. Титу Отацилию велено было отправиться туда с флотом. Так как моряков не хватало52, то консулы по распоряжению сената издали указ: тот, кто при цензорах Луции Эмилии и Гае Фламинии53 имел имущество (сам или его отец) на сумму от пятидесяти до ста тысяч ассов, выставляет одного моряка и дает шестимесячное его жалованье: (8) тот, у кого от ста тысяч да трехсот тысяч, – трех моряков и дает годовое их жалованье; тот, у кого от трехсот тысяч и до миллиона, – пятерых моряков; у кого больше миллиона – семерых; каждый сенатор выставляет восьмерых моряков и дает годовое их жалованье. (9) Повинуясь этому указу, хозяева моряков вооружили их и снабдили месячным запасом продовольствия; впервые римский флот был снаряжен на частные средства.
12. (1) Эта необычная подготовка напугала особенно кампанцев: как бы римляне не начали войну с осады Капуи; (2) они отправили послов к Ганнибалу с просьбой подойти с войском в Капуе: римляне набирают новое войско, чтобы осадить ее – ни один город своим отпадением так их не раздражил. (3) С великим страхом говорили об этом, и Ганнибал решил поторопиться, чтобы римляне его не предупредили: он пошел из Арп к Тифатам и расположился в прежнем лагере54 над Капуей. (4) Оставив испанцев и нумидийцев для защиты лагеря и Капуи, он с остальным войском спустился к Авернскому озеру55 будто бы для жертвоприношения, а на самом деле чтобы напасть на Путеолы и стоявший там гарнизон. (5) Максим, когда ему донесли, что Ганнибал вышел из Арп и возвращается обратно в Кампанию, отбыл к войску, ни днем ни ночью в пути не останавливаясь. (6) Тиберию Гракху он велел передвинуть войско от Луцерии к Беневенту; претору Квинту Фабию (сыну консула) сменить под Луцерией Гракха. (7) В Сицилию в это же время отбыло два претора: Публий Корнелий командовать войском; Тит Отацилий – морскими силами (в его же ведении было побережье). (8) Остальные разъехались по своим провинциям; те, кому командование было продолжено, получили те же области, что и в прошлом году.
13. (1) К Ганнибалу, когда он был у Авернского озера, пришли пять знатных юношей из Тарента; одни из них были взяты в плен у Тразименского озера, другие – под Каннами. Ганнибал тогда ласково отпустил их и отправил домой; такое обращение с римскими союзниками было для Пунийца обычно. (2) Юноши донесли ему, что, помня о его благодеяниях, они натолкнули значительную часть тарентинской молодежи на решение предпочесть Риму дружбу с Ганнибалом и союз с ним. (3) Их послали свои просить Ганнибала подойти с войском поближе к городу; если в Таренте увидят его знамена, его лагерь, то город незамедлительно будет передан ему во власть: простой народ во власти молодежи, а Тарент в руках простого народа. (4) Ганнибал похвалил юношей и с грудой обещаний отослал домой поторопиться с тем, что задумано; он придет вовремя; обнадежив тарентинцев, он отпустил их. (5) Его самого охватило большое желание овладеть Тарентом; он понимал, что если царь Филипп переправится в Италию, то постарается завладеть этим городом – приморским, богатым, славным и так кстати обращенным в сторону Македонии (Брундизий был у римлян).
(6) Свершив жертвоприношение, ради которого он и прибыл, и пока что опустошив до самого Мизенского мыса56 область Кум, он вдруг повернул к Путеолам, рассчитывая уничтожить римский гарнизон: (7) там стояло шесть тысяч человек; это место сделала неприступным не только природа. Три дня простоял Пуниец, со всех сторон нападая на гарнизон, ничего не смог сделать и ушел, опустошив Неаполитанскую область скорее с досады, чем надеясь овладеть городом. (8) Появление его в соседней области взбудоражило ноланскую чернь, давно уже косившуюся на римлян и ненавидевшую свой сенат57. К Ганнибалу пришли послы пригласить его и обещать выдать ему город: пусть не сомневается. (9) Разрушил этот план консул Марцелл, приглашенный знатью. За один день он пришел из Кал в Свессулу, хотя его и задержала переправа через реку Вултурн. (10) Оттуда он следующей ночью ввел в Нолу шесть тысяч пехоты и пятьсот всадников, чтобы они были сенату охраной. (11) Консул стремительно занял Нолу; Ганнибал же упускал время – он уже раньше дважды неудачно пытался занять Нолу и не очень доверял ноланцам.
14. (1) В эти дни консул Квинт Фабий пытался освободить Казилин, занятый пунийским гарнизоном58, а к Беневенту подошли, словно сговорившись, с одной стороны Ганнон из Бруттия с большим отрядом конницы и пехоты, а с другой – Тиберий Гракх от Луцерии. (2) Он вошел в город и, услышав, что Ганнон расположился лагерем у реки Калора59, милях в трех от города, и занят грабежом, сам вышел за городскую стену и стал лагерем примерно в одной миле от врага. Там он созвал солдат. (3) Легионы его состояли в значительной части из рабов-добровольцев, которые громко не требовали свободы, но уже второй год молчаливо старались ее заслужить. Выступая из зимних лагерей, он слышал, как добровольцы тихонько перешептываются: будут ли они когда-нибудь воевать уже свободными. (4) Он написал сенату не о том, чего они хотят, но о том, что они заслужили: все время служат они доблестно и честно; чтобы стать образцом настоящего воина, им не хватает одного – свободы. (5) Ему разрешили действовать, как он сочтет нужным и полезным для государства. Накануне сражения Гракх объявил им, что пришел наконец день, когда они могут получить желанную свободу, – они его давно ждали. (6) Завтра они будут сражаться на открытой голой равнине, где бояться засад нечего, где все решит истинная доблесть. (7) Кто принесет голову врага, того он немедленно прикажет освободить; оставивший свой пост будет казнен как раб60. Судьба каждого в его руках. (8) Свободу дарует не только он, но и консул Марцелл и весь сенат, предоставивший ему право решения. (9) Затем он прочитал письмо консула и сенатское постановление. Поднялся дружный громкий крик: воины грозно и настоятельно требовали дать сигнал к бою. (10) Гракх, пообещав сражение на завтра, распустил сходку. (11) Солдаты обрадовались, особенно те, кто рассчитывал получить свободу за один день сражения. Остаток дня провели, готовя оружие к бою.
15. (1) На следующий день они, только протрубили трубы, первыми в полной готовности собрались у палатки командующего. По восходе солнца Гракх вывел их в боевом строю; не собирались откладывать сражения и враги. (2) У них было семнадцать тысяч пехоты (преимущественно бруттийцы и луканцы) и тысяча двести всадников, почти все мавры, а затем нумидийцы; италийцев было совсем мало. (3) Сражались упорно и долго. В течение четырех часов сражение оставалось нерешенным. Победе римлян больше всего мешало обещание свободы за голову врага: (4) храбрец, убивший врага, во-первых, терял время, отрезая голову в суматохе и беспорядке боя; а затем правая рука у него была занята этой головой и он не мог проявить себя в полной мере; воевать предоставлялось вялым трусам. (5) Военные трибуны доложили Гракху: никто не нападает на врага, стоящего на ногах, воины, будто палачи, кромсают лежащих и отрубают им головы, не мечи у них в руках – человеческие головы. Гракх немедленно приказал бросить головы и ринуться на врага: (6) доблесть солдат очевидна и замечательна; таких удальцов несомненно ждет свобода. Сражение возобновилось; на врага выпустили конницу. (7) Нумидийцы не дрогнули; у всадников и у пехотинцев завязался жаркий бой; исход сражения опять стал сомнительным. Полководцы – и римлянин и пуниец – осыпали противника бранью: римлянин корил бруттийцев и луканцев, столько раз побежденных и покоренных его предками, пуниец называл римских солдат рабами, жалкими колодниками. (8) Гракх наконец объявил: если в этот день враг не будет разбит и обращен в бегство, то нечего и надеяться на свободу.
16. (1) Слова эти воспламенили воинов: с криком, словно став другими людьми, они с такой силой ударили по врагу, что выдержать этот натиск было невозможно. (2) Сначала передовые пунийцев, а за ними и вторая линия61 не выдержали; дрогнуло и обратилось в бегство все войско; беглецы, не помня себя от страха, бросились в лагерь; и ни в воротах, ни на валу никто не подумал сопротивляться; римляне, следовавшие за ними, возобновили сражение в кольце неприятельского вала. (3) Чем труднее было сражаться в тесноте, тем более жестокой была бойня. На помощь пришли и пленные: захватив в суматохе оружие в сбившись гурьбой, они избивали карфагенян, нападая с тыла и не давая убежать. (4) Из целого войска спаслись сам вождь и меньше двух тысяч человек (в большинстве всадники). (5) Все остальные были перебиты или взяты в плен; захвачено было тридцать восемь знамен. Победителей пало около двух тысяч; вся добыча, кроме пленных, отдана была воинам; не отдали также и скот, хозяева которого в течение тридцати дней могут явиться, чтобы опознать его. (6) Солдаты, нагруженные добычей, вернулись в лагерь, но около четырех тысяч рабов-добровольцев, которые сражались кое-как и не ворвались в лагерь одновременно с другими, боясь наказания, заняли холм недалеко от лагеря. (7) На следующий день военные трибуны свели их вниз, как раз когда Гракх собрал на солдатскую сходку. (8) Консул прежде всего наградил старых солдат сообразно их доблестному поведению и заслугам в последнем бою; (9) что же касается добровольцев, то он предпочитает сегодня всех – и достойных, и недостойных – хвалить, а не ругать; он всех объявляет свободными – да будет это к счастью и благоденствию государства. (10) В ответ поднялся громкий радостный крик: люди обнимались и поздравляли друг друга, воздевали руки к небу; желали всяческих благ римскому государству и самому Гракху, (11) Гракх прервал их: «Прежде чем вы все не получили права, сравнявшие вас с остальными гражданами благодаря мне, я не хотел разбираться, кто из вас хороший солдат, а кто трус: теперь, когда государство свое обещание выполнило, нельзя, чтобы исчезла всякая разница между доблестью и трусостью. (12) Я прикажу принести мне списки всех, кто, помня, что предстоит битва, от нее уклонился и сбежал перед самым боем, вызову каждого поодиночке и, если он клятвенно не заверит, что не явился, потому что был болен, заставлю до конца его службы есть и пить не иначе как стоя62. (13) Не возмущайтесь: сообразите, что легче наказать вашу трусость нельзя». (14) Затем он отдал приказ выступать. Солдаты, неся добычу и гоня перед собой скот, со смехом и шутками вошли в Беневент; (15) возвращались, будто с праздничного веселого пира, а не с поля битвы. (16) Жители Беневента толпой высыпали к воротам им навстречу: воинов обнимали, поздравляли, приглашали к себе (17) Во двориках всех домов стояло угощение: просили Гракха разрешить солдатам попировать; Гракх разрешил с оговоркой: пусть угощаются на глазах у всех, а угощение будет выставлено перед дверьми63. Все было вынесено. (18) Добровольцы пировали в колпаках64 или обвив головы белой шерстью, одни лежа, другие – те, кто одновременно и ел, и прислуживал – стоя. (19) Зрелище было столь примечательно, что Гракх, вернувшись в Рим, велел изобразить это торжественное празднество на картине в храме Свободы, который отец его построил на Авентине на деньги от штрафов65.
17. (1) Пока это происходило в Беневенте, Ганнибал, опустошив Неаполитанскую область, двинулся к Ноле. (2) Консул, узнав о его приближении, призвал пропретора Помпония с войском, стоявшем в лагере над Свессулой66 и приготовился идти навстречу врагу и не откладывать сражения. (3) Он выпустил в ночной тишине Гая Клавдия Нерона67 с отборной конницей через ворота, противоположные стороне, откуда должен был появиться Ганнибал, велел ему обойти врага, незаметно издали следовать за ним и кинуться на него, увидев, что сражение началось. (4) Неизвестно, почему Нерон не исполнил приказа: заблудился ли, не рассчитал ли времени. (5) Сражение началось без него; превосходство римлян было несомненно, но, так как конница своевременно не прибыла, план сражения нарушился. Марцелл не рискнул преследовать отступавших и дал своим, победившим, приказ отступать. (6) Пишут, что в этот день было все-таки убито больше двух тысяч врагов; римлян пало меньше четырехсот человек. (7) К заходу солнца вернулся Нерон, напрасно истомив за сутки людей и лошадей и не увидев даже врага. Консул накинулся на него: по его вине не отомстили как следует за Канны68. (8) На следующий день римляне вышли в боевом строю; карфагеняне, молчаливо признавая свое поражение, оставались в лагере. На третий день, отчаявшись овладеть Нолой (все попытки были неудачны), Ганнибал отправился к Таренту, вполне уверенный в передаче ему города.
18. (1) Делами внутренними занимались с тем же настроением, с каким воевали. (2) Цензоры никого не могли подряжать для общественных работ – казна была пуста; и они обратились к исправлению людских нравов и обличению пороков, рожденных войной: так же как в больном теле одна застарелая немощь порождает другую. (3) Сначала цензоры призвали к ответу тех, о ком говорили, что они после каннского бедствия отступились от государства69. Во главе их стоял Марк Цецилий Метелл70, бывший тогда квестором. (4) Ему и прочим, виновным в том же преступлении, велено было предстать перед судом. Обелить себя они не смогли, и цензоры объявили их виновными в противогосударственных речах и в подготовке заговора с целью покинуть Италию. (5) Затем призвали бывших в плену и слишком хитроумно истолковавших свою клятву вернуться. Они действительно тайком вернулись в лагерь Ганнибала и думали, что свою клятву исполнили71. (6) У тех и других были отобраны казенные кони (у кого они были), а сами они исключены из триб и зачислены в эрарии72. (7) Цензоры не ограничились заботой об исправлении сената и всаднического сословия. Из списков лиц, годных к военной службе, извлечены были имена тех, кто, не имея законного отпуска и не будучи больным, не служил более четырех лет. (8) Их оказалось больше двух тысяч – они зачислены были в эрарии и исключены из триб. (9) К столь суровому решению цензоров сенат добавил грозное постановление: пусть все отмеченные цензорским порицанием, служат в пехоте, их отправят в Сицилию к остаткам войска, уцелевшего после Канн73. Для этих солдат служба кончится не раньше, чем неприятель будет изгнан из Италии.
(10) Итак, казна была пуста, но, когда цензоры перестали сдавать подряды на ремонт храмов, поставку лошадей и прочее, (11) к ним пришли подрядчики74, обычно такие подряды бравшие, с просьбой поступать так, словно казна полна; до окончания войны денег никто не потребует. (12) Пришли хозяева рабов, отпущенных Тиберием Гракхом на свободу под Беневентом, вызванные триумвирами получить за них деньги75, но хозяева сказали, что они возьмут эти деньги только по окончании войны. (13) Люди стремились помочь опустевшей казне, стали вносить в нее сначала сиротские, а потом вдовьи деньги. (14) Они считали, что вернее всего сохранят их, доверив государству; поэтому если что-то приготовляли или покупали для сирот и вдов, то квестор это записывал. Так же щедры оказались и воины: ни один центурион, ни один всадник не брал жалованья; (15) бравших корили и называли наемниками.
19. (1) Консул Квинт Фабий стоял лагерем под Казилином, который удерживали две тысячи кампанцев и семьсот Ганнибаловых солдат. Командовал ими Статий Метий, отправленный туда ателланцем Гнеем Магием, в тот год главой76 всей Кампании, (2) который вооружал, не разбирая, и рабов, и чернь и рассчитывал напасть на римский лагерь, пока консул целиком занят осадой Казилина. Обмануть Фабия, однако, не удалось ни тому, ни другому. (3) Он послал к коллеге в Нолу: пока Казилин в осаде, надо выставить против кампанцев другое войско; (4) можно, конечно, оставить в Ноле небольшой гарнизон и прибыть к нему; если же его удерживает Нола и от Ганнибала опасно, пусть отзовет от Беневента проконсула Тиберия Гракха. (5) Получив это известие, Марцелл, оставив две тысячи солдат защищать Нолу, с остальным войском прибыл под Казилин; с его прибытием волнение в Кампании улеглось. (6) Теперь Казилин осаждали два консула; римские воины подходили к его стенам, не остерегаясь, и отходили назад израненные, ни в чем не успев. Фабий решил оставить Казилин: осада его была трудной и труда не стоила; между тем дела более важные настоятельно требовали заняться ими. (7) Марцелл говаривал, что знаменитым полководцам не стоит браться за что попало, но, взявшись, уже не следует отступаться; тут можно и обесславить себя. Он удержал Фабия: нельзя уходить, не завершив начатого. (8) Стали подвозить навесы77 и разные стенобойные машины; кампанцы просили Фабия позволить им спокойно уйти в Капую. (9) Когда немногие вышли, Марцелл стал в воротах, через которые выходили; убивали всех, кто подвернется78: сначала оказавшихся у ворот, затем, когда ворвались в город, находившихся в городе. (10) Человек пятьдесят кампанцев, успевших выйти, кинулись к Фабию и под его охраной пришли в Капую. Пока тянулись переговоры об условиях, на которых Казилин будет сдан, город нечаянно-негаданно был взят. (11) Пленных кампанцев и оказавшихся в городе Ганнибаловых воинов отправили в Рим и заключили в тюрьму; горожан взяли под стражу, распределив по соседним городам.
20. (1) В эти самые дни, когда войско после удачных действий под Казилином ушло обратно, в Лукании Гракх послал несколько когорт, набранных в этой же местности, опустошать под началом префекта союзников неприятельскую землю. (2) Люди разбрелись в разные стороны, и Ганнон напал на них – это было ударом, ответом на тот, который ему нанесли под Беневентом. Опасаясь, что Гракх будет его преследовать, Ганнон поспешно ушел в Бруттий. (3) Марцелл вернулся обратно в Нолу; Фабий двинулся в Самний – разорять имения и силой возвращать отпавшие города. (4) Особенно опустошил он Кавдинский округ: выжжены были большие поля, угнаны люди и скот, (5) взяты города Компультерия, Телезия, Компса, а также Фугифулы и Орбитаний у луканцев; Бланда в Апулии и Эки осаждены. (6) В этих городах было убито и взято в плен двадцать пять тысяч человек и захвачено триста семьдесят перебежчиков. Консул отправил их в Рим; их высекли в Комиции и затем сбросили всех со скалы79. (7) Все это заняло у Квинта Фабия несколько дней. Болезнь удерживала Марцелла в Ноле и мешала ему заняться войной. (8) Пропретор Квинт Фабий, ведавший Луцерией и ее окрестностями, взял в эти дни город Акука80 и укрепил лагерь под Арданеями81.
(9) Пока римляне были заняты в разных местах этими делами, Ганнибал уже подошел к Таренту. (10) Этот поход был сущим бедствием для всех, через чьи владения пролегала дорога; солдаты присмирели только в окрестностях Тарента: с дороги не сходили и не чинили насилий. Дело было, конечно, не в том, что вождь укротил солдат, да и себя: Ганнибал хотел расположить к себе тарентинцев. (11) Когда он подошел ближе к городу, то в городе при виде войска вопреки его расчетам ничто и не шевельнулось; он стал лагерем примерно в одной миле от города. (12) Дня за три до того, как Ганнибал подошел к городу, пропретор Марк Валерий, командовавший флотом у Брундизия, отправил в Тарент Марка Ливия, (13) который быстро набрал отряд молодежи и расставил людей у всех ворот и по стенам, где это требовалось; днем и ночью зорко следил он за караулами и не давал ни врагам, ни сомнительным союзникам возможности что-то предпринять. (14) Ганнибал зря потратил несколько дней: никто из приходивших к Авернскому озеру82 ни сам не явился и не прислал ни вестника, ни письма; (15) видя, что он положился на пустые обещания, Ганнибал снялся с лагеря, в землях тарентинцев он ничего не тронул. Хотя эта притворная благожелательность оказалась бесполезной, он все-таки надеялся пошатнуть их верность. Прибыв в Салапию83, он свез хлеб с полей Метапонта и Гераклеи84 – лето уже подходило к концу, и место для зимнего лагеря ему понравилось – (16) он разослал нумидийцев и мавров по Саллентинскому округу85 и апулийским пастбищам, чтобы пограбить. Угнали табун лошадей (прочая добыча была невелика); тысячи четыре коней были розданы всадникам, чтобы они их объездили.
21. (1) В Сицилии началась война, и ею нельзя было пренебречь; со смертью тирана86 в Сиракузах появились вожди деятельные; обстоятельства и настроения не изменились. Консулу Марку Марцеллу было поручено ведать этой провинцией. (2) Сразу же после убийства Гиеронима солдаты в Леонтинах подняли мятеж и свирепо орали, что поминки по царю следует справить кровью заговорщиков. (3) Потом частые упоминания о восстановленной свободе (сладкое для слуха слово)87 и надежда на щедрые раздачи из царской казны и на службу под началом лучших командиров. Раскрыты были мерзостные преступления тирана и еще более мерзостные его похождения; резко изменилось отношение к царю, недавно еще так любимому: люди спокойно оставили его тело валяться без погребения.
(4) Прочие заговорщики остались, чтобы удержать в руках войско, а Феодот и Сосис мчались на царских лошадях во весь опор в Сиракузы захватить ничего не подозревавших царских приспешников. (5) Предупредили их, однако, не только слухи (ничто в этих случаях не распространяется так быстро), пришел с этим известием какой-то царский раб. (6) Адранодор поставил солдат на Острове88, в крепости и во всех подходящих и доступных ему местах. (7) Феодот и Сосис въехали в Сиракузы через Гексапил89, когда солнце уже садилось; показывая диадему и окровавленную одежду царя, проехали через Тиху90, призывая народ взяться за оружие и освободить себя; собираться велели в Ахрадине91. (8) Люди выбегали на улицы, стояли у своих домов, смотрели из окон и с крыш и спрашивали, что случилось. (9) Все было освещено огнями, нестройный гул стоял в воздухе; вооруженные люди собирались по открытым местам: у кого оружия не было, снимали со стен в храме Зевса Олимпийского92 захваченное у иллирийцев и галлов снаряжение, подаренное римским народом Гиерону и принесенное им в храм; (10) молились Зевсу: да будет милостив к тем, кто взял святое оружие на защиту родины, божьих храмов и свободы. (11) Эти люди присоединились к караулам, расставленным командирами по городу. На Острове Адранодор поставил к общественным амбарам стражу; (12) место это, огороженное тесаным камнем, укрепленное, словно крепость, охраняла молодежь, для этого и назначенная; в Ахрадину послали сказать, что хлебом и амбарами распоряжается сенат93.
22. (1) С рассветом весь народ – и вооруженные, и безоружные – собрался в Ахрадину к зданию сената, и там перед жертвенником Согласия94, стоявшим на этом месте, один из первых людей города по имени Полиэн обратился к народу с речью, трезвой и благородной: (2) люди по опыту узнали, как гнусно и отвратительно рабство, и восстали против этого зла; какие бедствия несет раздор между гражданами, о том сиракузяне скорее слышали от отцов, чем видели сами. (3) Смело схватились они за оружие – он хвалит их за это и похвалит еще больше, если они будут браться за него только в крайнем случае. (4) Сейчас хорошо бы отправить послов к Адранодору и возвестить ему: он подчинен сенату и народу, пусть откроет порота Острова и сдаст командование. (5) Если попечение о чужом царстве он хочет целиком присвоить себе, то, по его, Полиэна, мнению, свободу следует оберегать от Адранодора внимательнее, чем от Гиеронима. (6) После этой речи отправлены были послы. Теперь начал заседать сенат, который оставался государственным советом, как и при Гиероне, после смерти которого его, однако, ни разу не созывали и ни о чем с ним не совещались. (7) Адранодора встревожило единодушие граждан: у него отобрали командование и над другими частями города, и даже над Островом, самой его укрепленной частью, – ему изменили, его предали. (8) Жена его Дамарата, дочь Гиерона, надменная, как царица, и тщеславная, как все женщины, уговаривала мужа, повторяя ему слова тирана Дионисия: (9) нельзя отказываться от власти, пока ты на коне, можно – когда тащат за ноги95. Достаточно мгновения, чтобы лишиться великого счастья, а улучить тот миг трудно. (10) Пусть попросит у послов времени подумать, воспользуется этой отсрочкой, вызовет из Леонтин солдат; пообещает им царские деньги – все будет в его власти. (11) Адранодор не отверг женина совета, но не сразу воспользовался им: сейчас уступив, он-де затем спокойно соберет силы. (12) Он велел объявить послам, что подчиняется сенату и народу.
(13) На рассвете следующего дня Адранодор открыл ворота Острова и явился на площадь Ахрадины. Там он у жертвенника Согласия, где накануне держал речь Полиэн, прежде всего попросил простить ему его опоздание; он запер ворота, ибо считал, (14) что участь государства будет и его участью, и держал мечи наготове, не зная, чем кончатся убийства: удовлетворятся ли свободные граждане смертью одного тирана или перебьют его родственников, дворцовую прислугу – всех, кто ответил бы за чужую вину. (15) Видя, что люди, освободившие отечество, заботятся о его благе и хотят сохранить свободу, он и себя, и все, доверенное его заботе, не колеблясь отдал отечеству, так как доверителя сгубило его собственное безумие. (16) Обратившись затем к убийцам тирана, Феодоту и Сосису96, он сказал: (17) «Памятное дело вы совершили: но, поверьте мне, слава ваша еще не в зените, и велика опасность вконец погубить свободное государство, если не позаботитесь о мире и согласии».
23. (1) Сказав это, Адранодор положил к их ногам и ключи от городских ворот, и царские деньги. В тот день весело разошлись с собрания; люди вместе с женами и детьми по всем храмам молились богам; на следующий день состоялись выборы преторов97. (2) Первым выбрали Адранодора; остальные выбранные почти все были убийцами тирана; двое, Сопатр и Диномен, были избраны заочно. (3) Услышав о том, что делается в Сиракузах, они перевезли из Леонтин находившиеся там царские деньги и в Сиракузах передали их специально учрежденным квесторам; (4) деньги, хранившиеся на Острове, были перенесены в Ахрадину; часть крепкой стены, отгородившей Остров от остального города, с общего согласия сломана. Последовали и другие меры, свидетельствовавшие о свободолюбии граждан. (5) Гиппократ и Эпикид98, услышав про смерть тирана, хотели ее скрыть, и Гиппократ даже убил принесшего это известие. Покинутые солдатами, они вернулись в Сиракузы, которые при тогдашних обстоятельствах казались им самым надежным убежищем. (6) Там они и жили; никто не подозревал, что они только ищут случая учинить переворот. (7) Они обратились сначала к преторам, а через них и к сенату: Ганнибал отправлял их к Гиерониму, своему другу и союзнику; они повиновались приказанию того, кто был поставлен главным. (8) Они хотят вернуться к Ганнибалу, но дорога небезопасна, так как по всей Сицилии бродят римляне; пусть им дадут какую-нибудь охрану, которая проводит их в Италию, в Локры; за эту малую услугу велика им будет благодарность от Ганнибала. (9) Просьбу их легко удовлетворили: сенат хотел поскорее избавиться от царских полководцев, воинов опытных, сведущих в военном деле, а при этом дерзких и нищих. Пришлось, однако, начинать без тщательной подготовки: дело не терпело отсрочки. (10) Тем временем военная молодежь, привыкшая иметь дело с солдатами, распространяла то среди товарищей, то среди перебежчиков, служивших ранее в римском флоте, то даже среди самой низкой черни обвинения против оптиматов99 и сената, (11) которые стараются под видом возобновления союза подчинить Сиракузы римлянам, а затем их сторонники и немногочисленные виновники возобновленного союза будут главенствовать.
24. (1) Падкая на такие речи толпа, с каждым днем стекавшаяся в Сиракузы, подавала надежду на переворот не только Эпикиду, но и Адранодору, (2) который устал от жениных уговоров: сейчас, пока свобода внове, пока ничто еще не перебродило и не устоялось, как раз время захватить власть: солдаты, отъевшиеся на царские деньги, слоняются без дела; командиры, присланные Ганнибалом и знакомые солдатам, помогут довершить начатое.
Фемист100, женатый на дочери Гелона, доверчиво рассказал некоему Аристону, трагическому актеру, от которого привык ничего не скрывать, об одном деле, в которое вовлек его Адранодор. (3) Аристон был благородного происхождения, его состояние было честно нажито; актерское ремесло не считается у греков зазорным101. Решив, что долг перед отечеством важнее долга дружбы, он отправился с доносом к преторам. (4) Те собрали точные сведения и поняли, что их ждет; посовещавшись со старейшинами и с их согласия, они поставили в дверях сената солдат; Адранодора и Фемиста, входивших в сенат, убили. (5) Не знавших, в чем дело, возмутила такая жестокость. Когда наконец водворилось молчание, в сенат привели доносчика, (6) который все изложил по порядку: заговор был составлен еще на свадьбе Гармонии, дочери Гелона, выходившей за Фемиста; (7) солдатам из вспомогательных испанских и африканских отрядов поручено было перебить преторов и других важных лиц; их имущество должно было стать добычей убийц; (8) отряд наемников, привыкших к распоряжениям Адранодора, готов был занять Остров, и каждому определено, что он обязан делать, – весь заговор и его вооруженные участники воочию предстали перед слушателями в рассказе доносчика. (9) Сенаторы сочли совершенное убийство столь же законным, как и убийство Гиеронима, перед сенатом пестрая толпа, не знавшая, в чем дело, орала и грозила, Но тела заговорщиков, лежавшие в преддверии курии, устрашили крикунов своим видом; молча пошли они на сходку вслед за людьми, головы не потерявшими. (10) Сенат и преторы поручили Сопатру102 выступить с речью.
25. (1) Он, как при обвинении подсудимых, начал с рассказа об их жизни и показал, что во всех преступлениях и кощунствах, совершенных после смерти Гиерона, виновны Адранодор и Фемист. (2) Что мог сделать по своей воле Гиероним, мальчик, еще не достигший возмужалости? Царствовали его опекуны и наставники, на него навлекая ненависть; они должны были погибнуть раньше Гиеронима и уж, конечно, вместе с Гиеронимом. (3) Повинны смерти и обречены ей замышлявшие после смерти тирана новые преступления. Сначала они не таились: Адранодор, заперши ворота Острова, с важностью объявил себя наследником царства, которому был только слугой. (4) Солдаты, находившиеся на Острове, изменили ему; на него ополчились все граждане, овладевшие Ахрадиной; после явных напрасных попыток получить царскую власть Адранодор обратился к тайным козням. (5) Ни благодеяния, ни оказанный ему почет на него не подействовали – освободители отечества выбрали в преторы того, кто злоумышлял против свободы. (6) Мечты о царской власти внушали заговорщикам жены-царевны: один был женат на дочери Гиерона, другой – на дочери Гелона. (7) При этих словах со всех сторон раздались крики: пусть ни одна не останется к живых, пусть погибнет весь царский род. (8) Такова толпа: она или рабски пресмыкается, или заносчиво властвует. Сна не умеет жить жизнью свободных, которые не унижаются и не кичатся103. (9) И почти всегда находятся люди, чтобы угодливо распалять безмерно жестокие, жадные до казней и кровавой резни души. (10) Так и в тот раз предложение преторов перебить все царское отродье приняли едва ли не раньше, чем оно было внесено. (11) Посланные преторами убили Дамарату, дочь Гиерона, и Гармонию, дочь Гелона, – жен Адранодора и Фемиста.
26. (1) Гераклия была дочерью Гиерона и женой Зоиппа104, которого Гиероним отправил послом к царю Птолемею105 и который добровольно обрек себя на ссылку. (2) Она, зная, что за ней придут, убежала в домовое святилище под защиту пенатов; с ней были и две ее дочери-девушки. (3) В лохмотьях с распущенными волосами, она вместе с дочерьми – заклиная то именем богов, то памятью Гиерона, отца, то Гелона, брата, – молила не распространять на невинных ненависть к Гиерониму. (4) Став царем, он отправил в ссылку ее мужа – вот его благодеяние; а судьба ее ни при жизни Гиеронима, ни после его смерти не была такой, как судьба ее сестры. (5) Если бы замыслы Адранодора удались, сестра стала бы царицей, а она осталась бы обыкновенной прислужницей. (6) Если бы кто-либо сообщил Зоиппу, что Гиероним убит и Сиракузы свободны, то он, конечно, сейчас же сел бы на корабль и вернулся на родину. (7) Как обманчива судьба106! В освобожденном отечестве жена его и дети отстаивают свою жизнь, а мешают ли они свободе и законам? (8) Кому угрожает опасность от одинокой женщины, почти вдовы, от девушек-сирот? (9) Бояться нечего, но ненавистны все, кто царского рода; пусть же отошлют их далеко от Сицилии и Сиракуз – отправят в Александрию107 жену к мужу, дочерей к отцу. (10) Люди оставались глухи... (11) Увидя, что кто-то уже схватился за меч, мать стала умолять не за себя, а за дочерей; даже у разъяренных врагов опускаются руки перед такой юностью; пусть, мстя тиранам, не повторят они их преступлении. (12) Ее оттащили от алтаря и перерезали ей горло; кинулись на девушек, забрызганных кровью матери; обезумев от горя и страха, они, как помешанные, выбежали из молельни; если бы проход был свободен, они всполошили бы весь город. (13) Но и здесь, хотя дом был невелик, они не раз невредимо ускользали от стольких вооруженных мужчин, из их сильных рук. (14) Наконец, израненные, залив все кровью, они рухнули бездыханными. Их участь, горькая сама по себе, вызвала еще большую жалость, потому что вскоре явился гонец и сказал: «Не убивать их – передумали и пожалели». (15) Жалость породила гнев: зачем так спешили с казнью, что не было времени ни успокоиться, ни изменить своего решения. (16) Толпа роптала, требовала избрать преторов на места Адранодора и Фемиста (оба они занимали такую должность). Предстоящее собрание было не по душе преторам.
27. (1) Назначен был день выборов. Никто не ожидал, что кто-то в крайних рядах назовет Эпикида, а кто-то – Гиппократа. Кричали все больше и больше; единодушие толпы было несомненно. (2) Участие в собрании принимали не только граждане, но и солдатская толпа, в которую затесалось много перебежчиков, желавших переворота. (3) Преторы сначала затягивали дело, но уступили единодушному желанию граждан и, боясь мятежа, провозгласили выбранных преторами. (4) Те сначала не раскрывали своих желаний, но были раздосадованы и успехом переговоров о десятидневном перемирии (просить его отправили послов к Аппию Клавдию)108, и отправкой новых послов, чтобы возобновить прежний союз. (5) У Мургантии109 стояло сто римских кораблей: ждали, чем кончатся волнения после убийства тиранов и куда заведет сиракузян новая и непривычная им свобода.
(6) В эти дни к Марцеллу, прибывшему в Сицилию, Аппий отправил послов-сиракузян. Марцелл счел подходящими условия предложенного мира и сам отправил послов в Сиракузы, которые лично переговорили бы о возобновлении союза, (7) но там было тревожно и неспокойно. Услышав, что карфагенский флот стоит у Пахина110, Гиппократ и Эпикид воспрянули духом и стали – то перед наемниками, то перед перебежчиками – выкрикивать обвинения: Сиракузы-де выдают римлянам. (8) Так как Аппий, желая придать духа своим сторонникам, действительно поставил корабли у самого входа в гавань, то этим пустым обвинениям давали все больше и больше веры, (9) и толпа с гамом и шумом сбегалась к пристани помешать высадке римлян.
28. (1) Среди этой смуты созвали народное собрание: ораторы тянули одни в одну сторону, другие в другую; и вот-вот разразилось бы восстание, когда Аполлонид, один из первых людей в городе, произнес речь, полезную в сложившихся обстоятельствах: (2) «Никогда государство не было так близко ни к благополучию, ни к гибели. (3) Если все единодушно склонятся либо к римлянам, либо к карфагенянам, то не будет государства счастливее и сильнее; (4) если же вас поволокут одни сюда, другие туда, то война между римлянами и карфагенянами не будет такой жестокой, как война между самими сиракузянами: в одних и тех же стенах у каждой той или другой стороны будет свое вооруженное войско и свои полководцы. (5) Приложим все силы к тому, чтобы достичь единодушия: с кем союз выгоднее – это не так важно и совещаться долго не стоит. (6) Последуем, однако, в выборе союзников примеру Гиерона, а не Гиеронима, предпочтем дружбу, выдержавшую пятидесятилетнее испытание111, друзьям, пока неизвестным, а в прошлом неверным. (7) Учтем еще обстоятельство немаловажное: отказаться от мира с карфагенянами не значит, что с ними сейчас же начнется война; с римлянами надо сейчас же или заключить мир, или идти на них войной». (8) Речь эта оказалась тем убедительнее, что не была внушена ни алчностью, ни личным пристрастием. Преторам и выборным от сената велено было собраться на военный совет и совещаться вместе с центурионами и предводителями вспомогательных войск. (9) Часто и сильно спорили, и так как причины воевать с римлянами не было, то решили заключить с ними мир и отправить послов подтвердить это решение.
29. (1) Прошло несколько дней, как из Леонтин явились послы просить об охране их земли. Посольство пришлось как нельзя более кстати: можно было избавиться от беспорядочной и мятежной толпы и услать ее вождей. (2) Претору Гиппократу было велено взять с собой перебежчиков; с ним пошло много наемников из вспомогательных войск, из которых составился отряд в четыре тысячи человек. (3) Походу этому радовались и отправившие, и отправленные: те потому, что представлялся случай совершить переворот; эти, думая, что убрали из города всякое отребье. Облегчение было кратковременным – припадки возвращающейся болезни особенно тяжелы. (4) Гиппократ стал опустошать земли, пограничные с римской провинцией, сначала совершая свои набеги тайком. Когда же Аппий послал солдат для охраны союзнических владений, Гиппократ со всеми своими силами напал на римский лагерь, находившийся напротив; убитых было много. (5) Когда Марцеллу об этом донесли, он тотчас же отправил в Сиракузы послов сказать, что мирный договор будет нарушаться и поводов к войне всегда хватит, пока Гиппократа и Эпикида не удалят прочь не только от Сиракуз, но и от Сицилии вообще. (6) Эпикид, то ли боясь, как бы его не обвинили вместо отсутствовавшего брата, то ли упустив случай развязать войну, сам отправился в Леонтины (достаточно, по его мнению, против римлян настроенные) (7) и начал возмущать их против сиракузян: вот, мол, какой мир заключили они с римлянами, все народы, бывшие под властью царей, – теперь их подданные, своей свободы им мало – им надо царствовать и господствовать. (8) Следует им сообщить: леонтинцы тоже по справедливости считают себя свободными – и потому, что на их земле был убит тиран, и потому, что тут впервые прозвучал призыв к свободе. И все, покинув царских вождей, отправились в Сиракузы; (9) следует либо оговорить это в условиях договора, либо на договор этот не соглашаться. (10) Толпу убедили быстро; послам сиракузян, которые жаловались на то, что римские солдаты перебиты на стоянке, и требовали, чтобы Гиппократ и Эпикид уходили в Локры и вообще, куда им угодно, только бы прочь из Сицилии, свирепо ответили, (11) что леонтинцы не поручали сиракузянам заключать мир с римлянами, а чужие договоры их ни к чему не обязывают. (12) Сиракузяне донесли римлянам: Леонтины не желают повиноваться; договор не будет нарушен, если римляне начнут с ними войну, в которой и Сиракузы будут участвовать, но с условием: пусть по мирному договору Леонтины будут подчинены Сиракузам.
30. (1) Марцелл со всем войском отправился к Леонтинам, предложив Аппию напасть с другой стороны; он воспользовался настроением солдат, негодовавших на то, что товарищи их. перебиты на стоянке во время переговоров об условиях мира. Город был взят с ходу. (2) Гиппократ и Эпикид, видя, что стены захвачены, а городские ворота разломаны, укрылись с малым отрядом в крепости, а ночью тайком убежали в Гербез112.
(3) Сиракузяне выступили отрядом в восемь тысяч человек; у реки Милы на них наткнулся гонец, сообщивший, что город113 взят; в остальном в его рассказе вымысел и правда были перемешаны: (4) убивали-де без разбора и воинов, и горожан; в живых, он полагает, не осталось ни одного взрослого, город разграблен; имущество людей состоятельных роздано. (5) Услышав такие страхи, отряд остановился, всех охватила тревога, и командиры – это были Сосис и Диномен114 – стали совещаться, что им делать. (6) Ложная весть, устрашившая их, не выглядела пустой выдумкой, ведь действительно около двух тысяч перебежчиков были избиты розгами и обезглавлены. (7) Но из леонтинцев после взятия города не обидели никого ни из воинов, ни из граждан, им возвратили все их добро, кроме расхищенного в первые суматошные минуты по взятии города. (8) Но солдат, твердивших те же жалобы на вероломное убийство их товарищей, невозможно было заставить ни вернуться в Леонтины, ни дожидаться более верных известий, никуда не уходя. (9) Преторы видели, что солдаты вот-вот перестанут им повиноваться, но скоро образумятся, стоит лишь убрать застрельщиков. (10) Они повели войско в Мегары115, а сами с немногими всадниками отправились в Гербез, надеясь, что среди общего переполоха город будет им выдан, (11) Замысел не удался; решили действовать силой и стали лагерем у Мегары, рассчитывая осаждать Гербез всем войском. (12) Гиппократ и Эпикид, видя, что надеяться не на что, приняли решение не столь безопасное, как казалось сперва, но единственно возможное: вручить свою судьбу в руки воинов, к ним привыкших и негодовавших на убийство товарищей, о котором дошла к ним молва. Они пошли навстречу войску. (13) В его первых рядах случайно оказались шестьсот критян, служивших под их командой при Гиерониме и помнивших благодеяние Ганнибала: взятых в плен после битвы у Тразименского озера (они служили в римских вспомогательных отрядах), он их отпустил. (14) Узнав критян по их знаменам и оружию116, Гиппократ и Эпикид протянули к ним ветви маслины и другие знаки мольбы117 и стали просить принять их, а приняв, не выдавать сиракузянам, которые и самих критян выдадут на казнь римскому народу.
31. (1) Им дружно прокричали: пусть не падают духом – и пообещали разделить их судьбу. (2) Между тем знаменосцы – а за ними и все войско – остановились, но почему – военачальники еще не знали. По рядам прошел говор, что Гиппократ и Эпикид находятся здесь, и все войско зашумело, явно довольное их прибытием. Преторы во весь опор понеслись к передним рядам. (3) Что это, спрашивают они, за обычай у критян, откуда такое своеволие – вести беседы с неприятелем, без приказа преторов принимать их в свои ряды? Гиппократа велели схватить и заковать. (4) В ответ подняли крик сначала критяне, затем его подхватили другие; преторам стало ясно: если они будут настаивать, им придется плохо. (5) Встревоженные, не зная, как быть, они велели войску вернуться назад в Мегары и отправили гонцов в Сиракузы известить о положении дел.
(6) Гиппократ, видя, что воины склонны ко всякого рода подозрениям, воспользовался хитростью – послал каких-то критян сторожить на дороге и затем прочитал солдатам будто бы перехваченное письмо: «Сиракузские преторы консулу Марцеллу». За обычным приветствием далее говорилось, что совершенно правильно он поступил, никого в Леонтинах не пощадив. (8) Но все солдаты-наемники друг друга стоят, и в Сиракузах покоя не будет, пока какие-нибудь чужеземцы из вспомогательных отрядов останутся там или в сиракузском войске. (9) Поэтому пусть он постарается захватить тех, что вместе с сиракузскими преторами стоят лагерем под Мегарами; казнив их, он наконец освободит Сиракузы. (10) Когда это письмо было прочитано, все с таким криком схватились за оружие, что напуганные преторы в суматохе верхом ускакали в Сиракузы. (11) Даже их бегство не прекратило мятежа; на сиракузских воинов напали и не пощадили бы их, если бы Эпикид и Гиппократ не воспрепятствовали неистовству толпы (12) – не из милосердия или по человечности, а чтобы сохранить для себя надежду на возвращение, чтобы солдаты были верны им и оказались заложниками; (13) наконец, чтобы такой заслугой и таким залогом обеспечить себе расположение родных и друзей этих солдат. (14) Зная, что толпа легкомысленна и ненадежна, они нашли какого-то воина, из тех, что были осаждены в Леонтинах, и поручили ему привезти в Сиракузы известие, совпадающее с ложными вестями, полученными у Милы; пусть рассказывает о том, что вряд ли было, но выдает себя за очевидца и рассказом своим распаляет людской гнев.
32. (1) Этому человеку поверила не только чернь: рассказчика привели в сенат и рассказ его взволновал сенаторов. Они, люди основательные, открыто заявляли: очень хорошо, что римляне показали в Леонтинах свою жадность и жестокость. Если они вступят в Сиракузы, они поведут себя так же или еще хуже, потому что здесь есть чем поживиться. (2) Единодушно решили запереть ворота и охранять город; не все, однако, боялись или ненавидели одних и тех же; военным и значительной части простого народа римляне были ненавистны, (3) преторы и немногие оптиматы хотя и были встревожены ложным известием, но перед близкой, надвинувшейся бедой держали себя более осторожно. (4) Гиппократ и Эпикид стояли у Гексапила и через солдатских родственников вели тайные переговоры о том, чтобы им открыли ворота и позволили защищать общее отечество от римлян. (5) Они уже входили через Гексапил (растворены были лишь одни ворота), когда вмешались преторы: сначала пугали своей властью и грозили, затем отговаривали веским словом и, наконец, видя, что все впустую, стали, забыв преторское достоинство, упрашивать, чтобы не отдавали отечество в руки бывших приспешников тирана и нынешних развратителей войска. (6) Возбужденная толпа оставалась глухой к уговорам. Действуя силой изнутри и снаружи, взломали все шесть ворот и впустили войско. (7) Преторы и сиракузская молодежь бежали в Ахрадину. Неприятельское войско увеличилось: в него вошли наемники, перебежчики и остатки царского войска в Сиракузах. (8) Ахрадину взяли с первого же натиска, преторов убили, кроме тех, кто убежал в первой суматохе. Ночь положила конец убийствам. (9) На следующий день рабов позвали надевать колпаки118, сидевших в тюрьме выпустили, и вся эта разношерстная толпа выбрала в преторы Гиппократа и Эпикида. Сиракузы, которым на краткий миг блеснула было свобода, вернулись в старое рабство.
33. (1) Когда римлянам сообщили об этом, римский лагерь сразу же передвинули от Леонтин к Сиракузам. (2) Послы от Аппия, отправленные к сиракузянам морем, были на квинквереме; шедшая впереди нее квадрирема была захвачена при входе в гавань; послам едва удалось ускользнуть. (3) Заброшены были права не только мирного, но и военного времени, а между тем римское войско стало лагерем у Олимпия (это храм Юпитера119) в полутора милях от города. (4) Оттуда решили послать послов; Гиппократ и Эпикид, не желая впускать их в город, вышли вместе со своими им навстречу. (5) Римлянин заявил: они не воевать пришли к сиракузянам, они несут им помощь и поддержку – и тем, кто бежал к ним, ускользнув от жестокой резни, и тем, кто задавлен страхом и терпит рабство, которое хуже не только изгнания, но и самой смерти. (6) Римляне не оставят неотмщенным гнусное убийство союзников. Итак, если те, кто бежал к ним, получат возможность вернуться на родину; если будут выданы виновники убийства; если свобода и законность у сиракузян будут восстановлены, то незачем браться за оружие. Если все пойдет не так и кто-то станет чинить препятствия, римляне на того ополчатся. (7) Эпикид ответил: если бы послы имели дело к нему, то он бы и дал им ответ. Когда Сиракузы будут во власти тех, к кому послы приходили, тогда пусть и возвращаются. (8) А если римляне начнут войну, то увидят на деле: осаждать Леонтины и Сиракузы – совсем не одно и то же. Оставив послов, он запер ворота.
(9) Сиракузы были осаждены с моря и с суши: с суши – от Гексапила, с моря – от Ахрадины, стену которой омывает море. Римляне, взявшие Леонтины с первого же приступа, были уверены, что они где-нибудь да войдут в этот большой, широко раскинувшийся город, к стенам которого они подвели разные осадные орудия.
34. (1) Осада, начатая с таким рвением, увенчалась бы успехом, если бы не один человек, который жил в те времена в Сиракузах. (2) Это был Архимед, несравненный наблюдатель неба и звезд и еще более удивительный создатель разного рода военных орудий, которыми он легко, словно играючи, уничтожал плоды тяжких трудов неприятеля. (3) На стене, шедшей по холмам разной высоты, по большей части высоким и труднодоступным, но кое-где понижающимся и в ложбинах переходимых, он в подходящих местах разместил разные машины. (4) Стену Ахрадины, которую, как сказано, омывает море, Марцелл осаждал с шестьюдесятью квинкверемами120. (5) Лучники, пращники и копейщики (чьи копья непривычной рукой трудно было метнуть назад), легковооруженные с остальных кораблей ранили без промаха стоявших на стене. (6) Для полета стрел и копий нужен простор, и поэтому корабли держали вдали от стен; прочие квинкверемы ставили по две вплотную, борт к борту (весла с этой стороны убирали121), и они шли, как один корабль, на веслах, оставленных с другого борта; (7) на этом двойном корабле ставили башни в несколько этажей и стенобитные машины. (8) Чтобы бороться с такими кораблями, Архимед разместил по стенам машины, которые метали в суда, стоящие поодаль, камни огромной тяжести; стоявшие поближе он осыпал дождем более мелких; (9) чтобы поражать врага, не подвергая себя опасности, он пробил всю стену сверху донизу122 множеством отверстий шириною в локоть123; через эти отверстия сиракузяне, оставаясь невидимыми неприятелю, стреляли из луков и небольших скорпионов124. (10) Некоторые корабли подходили ближе, чтобы оказаться вне обстрела камнями; им на палубу подъемным рычагом, укреплявшимся над стеной125, бросали железную лапу на крепкой цепи; захватив нос корабля, лапа вздымалась вверх с помощью очень тяжелого свинцового противовеса – и вот: корабль стоит стоймя с задранным носом; (11) внезапно цель отпускали, и корабль с перепуганными моряками, падая как со стены, с такой силой ударялся о воду, что даже если он падал не перевертываясь, все равно заливался водой.
(12) Итак, взять город с моря не удалось; оставалась одна надежда – бросить все силы на осаду с суши. (13) Но и с этой стороны город был оснащен всеми видами метательных машин – благодаря долголетним затратам и заботам Гиерона, равно как несравненному искусству Архимеда. (14) Сама природа помогала обороняющимся: скала, на которой лежат основания стен, в значительной части наклонена и на врага обрушивались камни не только посланные машиной, но и скатывавшиеся от собственной тяжести; (15) поэтому подойти к стене было трудно, а взбираться опасно. (16) Посоветовавшись, решили: так как любая попытка была в посмеяние для врага, от них отказаться, держать город в осаде и препятствовать подвозу продовольствия с суши и с моря.
35. (1) Пока что Марцелл с третьей приблизительно частью войска отправился возвращать города, отпавшие в эту смуту к Карфагену. Гелор126 и Гербез сдались добровольно, (2) Мегары он взял приступом, разграбил и разрушил, к великому ужасу жителей остальных городов, и особенно сиракузян. (3) В это же примерно время Гимилькон, который в свое время долго стоял с флотом у мыса Пахин, высадился у Гераклеи Миносовой127; у него было двадцать пять тысяч пехоты, три тысячи всадников и двенадцать слонов; отнюдь не такими силами располагал он ранее, стоя с флотом у Пахина. (4) Но после того как Сиракузы были захвачены Гиппократом, Гимилькон отправился в Карфаген, где, опираясь на поддержку послов Гиппократа и на письмо Ганнибала (который утверждал, что пришло время к вящей славе Карфагена вернуть Сицилию) (5) и пользуясь также собственным влиянием и присутствием, легко добился решения переправить в Сицилию как можно больше войска – и пешего, и конного. (6) Прибыв в Гераклею, он в несколько дней взял назад Агригент128; остальные города, бывшие на стороне карфагенян, загорелись надеждой выгнать римлян из Сицилии; осажденные сиракузяне воспрянули духом. (7) Решив, что для защиты города достаточно части войска, они разделили между собой воинские обязанности: Эпикид стал начальником городской охраны, Гиппократу вместе с Гимильконом досталась война против римского консула. (8) С десятью тысячами пехоты и пятью сотнями всадников он ночью прошел между караульными постами и стал лагерем около города Акрилл. (9) Тут и застиг их Марцелл, возвращавшийся от Агригента, уже занятого карфагенянами. Хотя он и торопился туда, но предупредить неприятеля ему не удалось. Он никак не думал встретить в этом месте и в это время сиракузское войско. (10) но все-таки, опасаясь Гимилькона и карфагенян (войска у них было значительно больше), шел очень осторожно, держа войско готовым к бою.
36. (1) Вышло так, что предосторожности для встречи с карфагенянами пригодились против сицилийцев. Марцелл застал их за разбивкой лагеря, беспорядочно разбредшихся, в большинстве безоружных. Он окружил их пехоту; после небольшой схватки всадники вместе с Гиппократом укрылись в Акрах129.
(2) Эта битва помешала сицилийцам отпасть от римлян, Марцелл вернулся под Сиракузы, а несколько дней спустя Гимилькон соединился с Гиппократом и стал лагерем возле реки Анап130, милях в восьми от города. (3) Почти в это же время карфагенский флот в пятьдесят пять военных кораблей под командой Бомилькара вошел в большую гавань Сиракуз. (4) У римлян был флот в тридцать квинкверем, и у Панорма131 высадился один легион. Война, казалось, перекинулась сюда из Италии: внимание обоих народов сосредоточилось на Сицилии. (5) Римский легион, высадившийся у Панорма и направлявшийся к Сиракузам, Гимилькон уверенно считал своей добычей, но ошибся дорогой. Он повел своих воинов серединой острова; (6) легион же, сопровождаемый флотом, шел прибрежной полосой к Аппию Клавдию, который вышел навстречу и дошел до Пахина с частью своего войска132. (7) Под Сиракузами карфагеняне не задержались: Бомилькар не очень полагался на свой флот, который был, по крайней мере, вдвое меньше римского, а потому он считал промедление бесполезным и только отягощающим бедственное положение союзников; он вышел на парусах в открытое море и прибыл в Африку. (8) Гимилькон преследовал Марцелла до Сиракуз, напрасно ожидая случая вступить в бой, пока еще к Марцеллу не подошли подкрепления. (9) Случая не представлялось; римляне спокойно стояли под Сиракузами в своих укреплениях. Гимилькон не хотел сидеть сложа руки и только глядеть, как осаждают союзников; он снялся с лагеря, чтобы направиться с войском туда, где надеялись отпасть от Рима, где его присутствие придаст духу сторонникам карфагенян. (10) Первой взял он Мургантию133; жители выдали римский гарнизон; в этом городе было много пшеницы и всякого продовольствия, свезенного туда для римлян.
37. (1) Узнав об этом, осмелели и другие города: римские гарнизоны или выгоняли из крепостей, или, выманив обманом, избивали. (2) Энна134 расположена на высоком месте, обрывистом со всех сторон. (3) Место было неприступным, в крепости стоял сильный гарнизон под командой Луция Пинария, человека дальновидного, обойти которого вряд ли бы удалось: он полагался больше на себя, чем на верность сицилийцев. Обстоятельства заставили его остерегаться всего – он только и слышал, что об отпадении городов, изменах, погибших гарнизонах. (4) И днем, и ночью все у него было наготове: охрана бодрствовала, солдаты не снимали оружия и не оставляли своих постов. (5) Старейшины Энны, уже сговорившиеся с Гимильконом о выдаче гарнизона, поняли, что обмануть римлянина случая нет, и решили действовать в открытую: (6) городом и крепостью распоряжаются они, если, конечно, они союзники и свободные люди, а не рабы под стражей у римлян. (7) Они считают справедливым, чтобы ключи от городских ворот были возвращены им; настоящих союзников связывает больше всего взаимное доверие: римский народ и сенат будут благодарны, если жители Энны останутся их друзьями по доброй воле, а не по принуждению. (8) Римлянин ответил, что командиром гарнизона поставил его военачальник, от которого он получил и ключи от городских ворот, и приказ охранять крепость; тут ничего не зависит ни от его желания, ни от желания жителей Энны. (9) Оставить порученный пост считается у римлян уголовным преступлением: отцы освятили такой закон, убивая за эту вину собственных детей135. Консул Марцелл недалеко; пусть отправят к нему послов: от него все зависит. (10) Старейшины ответили, что послов не отправят и если слова будут бессильны, то они клянутся найти способ обрести свободу. (11) Если они затрудняются посылать к консулу, сказал Пинарий, то пусть соберут сходку – он хочет знать, исходит ли требование от немногих или от всего города. Сходку назначили на следующий день.
38. (1) Вернувшись после этого разговора в крепость, он, созвав войско, сказал: «Я думаю, воины, вы слышали, каким образом сицилийцы в эти самые дни предательски перебили римские гарнизоны. (2) Вы не попали в эту ловушку, во-первых, милостью богов, а во-вторых, благодаря своей собственной доблести – вы ни днем ни ночью не оставляли своих постов, бодрствовали и не снимали оружия. О, если бы и в дальнейшем могли мы не претерпеть и не совершить ничего ужасного! (3) Нас старались обмануть незаметно; благодаря нашей предусмотрительности это не удалось. Теперь от нас открыто требуют вернуть ключи от ворот; как только мы их отдадим, Энна сейчас же будет в руках карфагенян и мы будем перерезаны еще бесславнее, чем гарнизон в Мургантии. (4) Я с трудом выговорил себе одну ночь, чтобы посовещаться с вами, въявь показать вам надвинувшуюся опасность: на рассвете они соберутся, обвинят меня и возбудят против вас народ. (5) Завтра Энна будет залита или вашей кровью, или кровью ее граждан. Захваченным врасплох надеяться нечего, захватившим нечего бояться, победа будет за тем, кто первым выхватит меч. (6) Все вы вооружитесь и внимательно ожидайте моего знака. Я, пока у вас еще не все готово, разговорами и перебранками буду тянуть время. (7) Когда я тогой подам знак, с громким криком сбегайтесь ко мне, бросайтесь на эту толпу, валите всех и смотрите, чтобы не уцелел никто из тех, кто опасен своей силой или лукавством. (8) Мать Церера и Прозерпина и вы, прочие боги, вышние и подземные136, вы, которые обитаете в этом городе, в этих священных озерах и рощах, будьте к нам милостивы и благосклонны, если мы приняли свое решение, чтобы не попасть в ловушку, а не затем, чтобы кого-то в нее заманить. (9) Я бы и еще уговаривал вас, воины, если бы вам предстояло сражение с вооруженными, но вы будете избивать, пока вам не надоест, безоружных и беспечных. Лагерь консула поблизости: нечего бояться ни Гимилькона, ни карфагенян».
39. (1) Пинарий отпустил воинов, чтобы они подкрепились пищей и отдохнули. На следующий день их расставили кого куда: одни закрывали выходы, преграждая путь к ним; наибольшая часть, привычная к зрелищу народных собраний, стояла над театром и вокруг него137. (2) Магистраты вывели к народу римского военачальника: он говорил, что дело, о котором идет речь, относится к праву и власти консула, а не начальника гарнизона; он повторил почти все, что сказал накануне. (3) Сначала только некоторые спокойно требовали отдать ключи, но затем, так как Пинарий медлил и тянул время, все в один голос стали свирепо угрожать; они и покончили бы с ним, когда префект подал условный знак. (4) Из воинов, державшихся наготове, одни с криком сбежали сверху в тыл собранию, другие плотно перекрыли выходы из переполненного театра. Началось избиение горожан, запертых внутри. (5) Падали не только от меча, но и пытаясь бежать; люди валились друг на друга, в кучу: здоровые на раненых, живые на мертвых. (6) Словно в захваченном городе бежали одни сюда, другие туда: всюду убегающие, всюду убийцы. Гнев у солдат не утихал; они избивали безоружную толпу, словно одушевленные опасностью, в пылу грозного сражения. (7) Так удержали римляне Энну – то ли злодеянием, то ли преступлением, без которого было не обойтись.
Марцелл не осудил воинов и отдал им Энну на разграбление, рассчитывая, что перепуганные сицилийцы перестанут выдавать римские гарнизоны. (8) Но вот едва ли не за день обошел всю Сицилию рассказ о беде, постигшей город, находившийся в центре острова, славный своей природной неприступностью и весь освященный следами похищенной некогда Прозерпины138. (9) Решили, что гнусной резней осквернены жилища не только людей, но и богов. И тут даже города, до тех пор сомневавшиеся, отпали к пунийцам. (10) Гиппократ вернулся в Мургантию, Гимилькон – в Агригент: призванные изменниками, они напрасно придвинули было свои войска к Энне. (11) Марцелл возвратился в Леонтины, свез хлеб и остальной провиант в лагеря, оставил там небольшой гарнизон и отправился к осаждаемым Сиракузам. (12) Оттуда он послал Аппия Клавдия в Рим искать консульства; Тита Клавдия Криспина назначил командиром флота и старого лагеря139; (13) сам расположился зимним лагерем в пяти милях от Гексапила (это место называют Львом)139a, укрепил лагерь и отстроил его. Это происходило в Сицилии до начала зимы.
40. (1) Тем же летом началась война с царем Филиппом, которой уже давно ожидали. (2) К претору140 Марку Валерию, командиру флота в Брундизии, ведавшему всем калабрийским побережьем141, пришли послы из Орика142 и сообщили ему, что Филипп пытался сначала захватить Аполлонию143, подошел к ней по реке, ведя против течения сто двадцать бирем144; (3) потом, так как дело оказалось труднее, чем он надеялся, он незаметно ночью придвинул войско к Орику; город этот, лежавший на равнине, не имевший ни стен, ни войска, он захватил с ходу. (4) Рассказывая об этом, послы умоляли подать им помощь и ни с моря, ни с суши не подпускать явного врага римлян к приморским городам: он стремится овладеть ими, чтобы оттуда угрожать Италии. (5) Марк Валерий, оставив в лагере две тысячи солдат под командованием Публия Валерия, сам посадил солдат не только на военные корабли (которые не могли вместить всех), но и на грузовые суда; с этим флотом, вполне готовым и снаряженным, уже на следующий день подошел к Орику. (6) Город этот с незначительным гарнизоном, который царь145, уходя, оставил, Валерий взял после легкой схватки. (7) Туда пришли из Аполлонии послы с сообщением, что город осажден, так как горожане не хотят отпасть от Рима; им не устоять против македонской силы без помощи римлян. (8) Валерий пообещал выполнить их желание – посадив две тысячи отборных солдат на военные корабли, он отправил их под начальством префекта союзников Квинта Невия Кристы, мужа смелого и в военном деле опытного. (9) Высадив солдат и отправив суда назад к остальному флоту в Орик, откуда он прибыл, Валерий повел солдат подальше от реки дорогой, где не было царского войска, и ночью вошел в город совсем незаметно для неприятеля. (10) Следующий день провели спокойно; префект устроил смотр молодежи и войску Аполлонии. Он воодушевил их, а от разведчиков узнал, сколь беспечно и нерадиво ведет себя неприятель. (11) В ночной тишине, не поднимая тревоги, он выступил из города и вошел в неприятельский лагерь, открытый, настолько не охранявшийся, что появление тысячного неприятельского отряда заметили только, когда он оказался в самом лагере; если бы не начали избивать врага, то дошли бы до царской палатки. (12) Избиение воинов, находившихся у городских ворот, разбудило неприятеля: всех охватил такой страх и ужас, что стали хватать любое подвернувшееся под руку оружие, но даже не пытались прогнать врага из лагеря. (13) Даже сам царь спросонок кинулся бежать полуголый; в таком виде, какой не пристал бы и простому солдату, не то что царю, добежал он до судов на реке, за ним неслась и прочая толпа. (14) Немного меньше трех тысяч человек было схвачено или убито в лагере; гораздо больше взято в плен, чем убито; лагерь разграблен. (15) Катапульты, баллисты146 и прочие машины, стоявшие наготове для осады города, жители Аполлонии привезли к себе в город для защиты стен на случай войны; все в лагере оставлено было в добычу римлянам. (16) Когда об этом сообщили в Орик, Марк Валерий тотчас же повел флот к устью реки, чтобы царь не смог бежать морем. (17) Филипп, видя, что он не сможет дать сражение ни на суше, ни на море, вытащил суда на сушу, сжег их и отправился посуху в Македонию с войском, в значительной части обезоруженным и обобранным. Римский флот с Марком Валерием зимовал в Орике.
41. (1) В том же году война в Испании шла с переменным успехом. Римляне еще не перешли через Ибер, когда Магон и Газдрубал разбили огромное войско испанцев. (2) Дальняя Испания отпала бы от римлян если бы Публий Корнелий не перевел быстро войско через Ибер и не явился как раз вовремя колебавшимся союзникам. (3) Римляне сначала стояли у Белой Крепости147 – место, известное тем, что здесь был убит великий Гамилькар. (4) Сюда в укрепленное место заранее свезли припасы. Вокруг все кишело врагами; неприятельская конница безнаказанно налетела на отряд римлян – около двух тысяч медливших или разбредшихся в разные стороны было убито. Римляне отошли поближе к местам замиренным, укрепили лагерь и стали под горой Победы148. (5) Туда подошли Сципион со всем войском и Газдрубал, сын Гискона, третий полководец, со всеми силами, каких требовала война; он расположился за рекой против римского лагеря. (6) Публий Сципион с легковооруженными воинами незаметно вышел осмотреть окрестность, но провести врагов ему не удалось, и его убили бы на открытой равнине, если бы он не успел занять соседний холм. Его окружили, но от осады его освободил подошедший брат. (7) Кастулон149, известный сильный испанский город, тесно связанный с Карфагеном – Ганнибалова жена150 была родом оттуда, – отпал к римлянам. (8) Карфагеняне осадили Илитургис151: там стоял римский гарнизон – и, видимо, хотели голодом принудить город к сдаче. (9) Гней Сципион вышел налегке подать помощь гарнизону и союзникам. Он прошел между двумя лагерями, перебил много врагов и вошел в город. На следующий день после такой же счастливой вылазки он дал сражение; (10) в двух боях было убито больше двенадцати тысяч человек, больше тысячи взято в плен, захвачено тридцать шесть знамен. Карфагеняне оставили Илитургис и осадили Бигерру152, город, союзный Риму. Осада была снята без боя при одном появлении Сципиона.
42. (1) Карфагеняне передвинули лагерь к Мунде153, и римляне тотчас же пошли следом. (2) Здесь почти четыре часа шло регулярное сражение; римляне уже одерживали полную победу, когда прозвучал сигнал к отступлению: Гнея Сципиона ранило в бедро копьем, и воинов, стоявших вокруг, охватил страх, не оказалась бы рана смертельной. (3) Не случись этой задержки, карфагенский лагерь был бы взят в тот же день: не только воинов, но и слонов прогнали до самого вала и на валу убили тридцать девять слонов. (4) В этом сражении, говорят, убито было до двенадцати тысяч человек, около трех тысяч взято в плен и захвачено пятьдесят семь знамен. Карфагеняне отошли к городу Авринге154; (5) римляне следовали за ними, не давая им опомниться от страха. Сципиона на носилках опять вынесли на передовую; он дал сражение, победа была несомненно, но убитых врагов оказалось вдвое меньше, чем раньше: меньше осталось людей, которые еще могли сражаться. (6) Но – племя это создано для непрерывной войны – Ганнибал послал Магона набрать солдат; он быстро пополнил войско и, чтобы испытать храбрость солдат, сразу по свежим следам повел их в бой. (7) Большинство солдат, столько раз побитых за несколько дней, сражались не лучше прежнего; таким же был и исход сражения: убито было (больше восьми тысяч человек, в плен взято немногим меньше тысячи, захвачено пятьдесят восемь знамен. (8) С врагов (это были преимущественно галлы155) сняли доспехи и украшения – золотых ожерелий и браслетов было множество. Убиты в этом сражении были два известных галльских вождя, Мениапт и Висмар. Захвачено было восемь слонов, три убито.
(9) Дела в Испании шли так хорошо, что римлянам наконец стало совестно. Сагунт, из-за которого началась война, уже восьмой год под неприятельской властью156. (10) Карфагенский гарнизон оттуда выгнали и город вернули его коренным обитателям – тем, кого еще пощадила война. (11) Турдетанов, вовлекших сагунтийцев в войну с Карфагеном157, покорили, продали с торгов и разрушили их город.
43. (1) Так шли дела в Испании в консульство Квинта Фабия и Марка Клавдия. (2) В Риме вступили в должность новые народные трибуны, и народный трибун Марк Метелл назначил день, когда цензоры Публий Фурий и Марк Атилий должны были явиться на суд народа: (3) у него, квестора, в прошлом году отобрали лошадь, исключили его из трибы и записали в эрарии за то, что после Канн158 он составлял заговор, чтобы покинуть Италию. Девять трибунов вмешались: нельзя-де отдавать под суд, пока они в должности. (4) Завершить перепись очистительным жертвоприношением помешала смерть Публия Фурия. Марк Атилий отказался от должности159.
(5) Выборы консулов провел консул Квинт Фабий Максим. Консулами избраны (оба заочно): Квинт Фабий Максим, сын консула, и Тиберий Семпроний Гракх – вторично; (6) преторами – Публий Семпроний Тудитан и Гней Фульвий Центимал, которые были тогда курульными эдилами, а также Марк Атилий и Марк Эмилий Лепид. (7) В том же году, как передают, впервые были даны курульными эдилами сценические игры, продолжавшиеся четыре дня. (8) Эдил Тудитан был тот самый, кто после поражения при Каннах среди всеобщей растерянности и страха провел свой отряд через расположение неприятеля160.
(9) По окончании выборов по предложению Квинта Фабия новые консулы приглашены были в Рим для вступления в должность, совещания с сенатом о войне, распределения своих и преторских провинций, а также войск – кому какими командовать [213 г.].
44. (1) Провинции и войска были распределены так: воевать, с Ганнибалом поручено консулам; одним войском командует Семпроний, другим – консул Фабий, в каждом по два легиона. (2) Судебные обязанности Марка Эмилия, претора по делам чужеземцев, передаются городскому претору Марку Атилию, его коллеге, а Эмилий ведает Луцерией и получает два легиона, которыми командовал консул Квинт Фабий в бытность свою претором. (3) Публий Семпроний ведает Аримином161, Гней Фульвий – Свессулой162; тот и другой получают по два легиона. Фульвий берет себе городские легионы; Тудитан принимает войско от Марка Помпония – (4) им продолжена их власть. Марку Клавдию поручена Сицилия – до границ Гиероновых владений; пропретору Публию Лентулу – прежняя провинция, Титу Отацилию – флот. (5) Свежего войска не получил никто; Марку Валерию поручаются Греция и Македония, флот и войско, какие у него и были; Квинту Муцию – его прежнее войско (это было два легиона) и Сардиния; Гаю Теренцию оставлен легион, которым он уже командовал, а также поручен Пицен. (6) Велено было набрать два городских легиона и двадцать тысяч союзников. Этим полководцам и этим войскам поручено было защищать государство в войнах – уже начатых и еще ожидаемых.
(7) Консулы, набрав два городских легиона и пополнив остальные, до своего выступления из Города принесли умилостивительные жертвы по случаю предзнаменований, о которых им сообщили: (8) в городскую стену и ворота в Кайете163, а в Ариции даже в храм Юпитера ударила молния. Были разные случаи обманов зрения и слуха, которым поверили: в Тарацине на реке увидели флот, которого там никогда не бывало; в храме Юпитера Вицилинского (он в области Компсы164) слышали стук оружия; в Амитерне потекла кровавая река. (9) Принеся по указанию понтификов искупительные жертвы, консулы отбыли: Семпроний – в Луканию, в Апулию – Фабий. Отец, легат сына, прибыл к нему в лагерь к Свессуле. (10) Сын вышел навстречу; ликторы из почтения к величию отца шли молча165, старик проехал мимо одиннадцати, когда консул обратил на это внимание крайнего ликтора, тот выкрикнул приказание слезть с лошади. Спрыгнув, старик обратился к сыну: «Я испытывал тебя – вполне ли ты сознаёшь, что ты консул»166.
45. (1) В этот лагерь ночью тайком пришел с тремя рабами Дазий Альтиний, арпиец, и обещал выдать Арпы167, если ему будет за то награда. (2) Фабий донес об этом совету; одни считали, что перебежчика надо высечь и казнить: он двуличен и враг обеим сторонам: он, будучи верен тому, чья удача, после каннского поражения перешел к Ганнибалу и перетянул к нему Арпы, (3) а теперь, когда вопреки его надеждам и молитвам дела римлян идут в гору, он обещает новое предательство тем, кто был им уже предан; у него всегда на уме одно, а на языке другое – неверный союзник, ничтожный враг, пусть станет он третьим примером для перебежчиков после перебежавших из Фалерий168 и от Пирра169. (4) Фабий, отец консула, возразил: эти люди забыли, в какое время живут, и в самый разгар войны, словно в мирную пору, рассуждают о чем угодно, (5) а надо действовать и думать о том, как удержать союзников, если это возможно, от измены римскому народу, а не определять, на каких условиях принимать тех, кто одумается и пожелает вернуться к старым союзникам. (6) Если можно уйти от римлян, а вернуться к ним нельзя, то, несомненно, в Италии вскоре не останется римских союзников и все свяжут себя договорами с Карфагеном. (7) Он, конечно, не из тех, кто думает, что Альтинию можно хоть на сколько-нибудь доверять, (8) но советует избрать решение среднее: не считать его сейчас ни врагом, ни союзником, на время войны держать поблизости от лагеря в каком-нибудь верном Риму городе и не спускать с него глаз, а после войны решить, наказать ли его за прежнюю измену или помиловать за нынешнее возвращение. (9) С Фабием согласились и Альтиния отправили вместе со спутниками и послами в Калы, оставив ему большую сумму золота, которую он принес с собой. (10) В Калах он днем ходил под стражей, но без оков, на ночь его запирали. (11) В Арпах его хватились и стали разыскивать сначала домашние, затем по всему городу пошли тревожные слухи об исчезновении первого лица в городе. Испугавшись возможного переворота, тотчас же отправили к Ганнибалу послов. (12) Карфагенянин остался спокоен: он и сам давно подозревал в Альтинии человека двуличного и воспользовался случаем завладеть состоянием столь богатого человека и распродать его. (13) Притом он желал, чтобы люди верили, будто им владеет гнев, а не алчность, – и приправил алчность жестокостью: (14) жену Альтиния и его детей привели в лагерь, он допросил их сначала о его бегстве, затем о том, сколько золота и серебра оставлено дома; обо всем разузнал – и живыми сжег их.
46. (1) Фабий из Свессулы направился в Арпы и решил осадить город. Он стал лагерем в пяти милях, рассмотрел город, его местоположение и стены вблизи и решил идти приступом там, где стена особенно прочна и где поэтому город почти не охраняют. (2) Приготовив все, что требуется при осаде, он выбрал из всего войска цвет центурионов и отдал их и еще шестьсот солдат под команду трибунов, людей мужественных. Такого отряда, казалось, вполне достаточно. Фабий приказал в четвертую стражу поднести к этому месту лестницы. (3) Ворота здесь были низкие и тесные; малолюдная дорога шла через пустынную часть города. Фабий приказал перебраться по лестницам через стену и отодвинуть или сбить засовы с внутренней стороны. Когда они займут эту часть города, рожком будет подан знак, подойдет и остальное войско. Все у него уже будет наготове. (4) Приказания были быстро выполнены, и то, что мешало работе, помогло обману. С полуночи пошел дождь, заставивший охрану и караульных бросить свои посты и спрятаться в помещении; (5) шум нарастающей бури мешал услышать треск ломаемых ворот: равномерный и однообразный, он усыпил значительную часть врагов. (6) Захватив ворота, расставили горнистов по улице на равном расстоянии друг от друга; музыкой вызвали консула. Все было сделано, как задумано; консул выстроил войско и незадолго до рассвета через разбитые ворота вошел в город.
47. (1) Неприятель наконец встрепенулся; дождь утих, светало. (2) В городе стоял отряд Ганнибала – пять тысяч человек, – а сами арпийцы вооружили три тысячи своих людей. Карфагеняне, боясь, как бы за их спиной не зародилась измена, поставили арпийцев впереди. (3) Сражались сначала в темноте, в тесных улицах, но наконец римляне заняли ближайшие к воротам и улицы, и крыши. Попасть в них сверху стало невозможно, и между знакомыми арпийцами и римлянами завязалась беседа. (4) Римляне спрашивали, чего желают арпийцы, (5) за какие вины римлян и за какие заслуги карфагенян они, италийцы, сражаются с римлянами, своими старыми союзниками, и защищают чужеземцев и варваров, почему хотят сделать Италию подневольной данницей Африки? (6) Арпийцы оправдывались: они ничего не ведают, знать продала их карфагенянам; несколько человек угнетают народ. (7) В разговор вступало все больше людей, и наконец сами арпийцы привели к Фабию своего претора. Поклявшись в верности перед стоявшими впереди знаменами, арпийцы обратили оружие против карфагенян. (8) Испанцы (их было немного меньше тысячи), уговорившись с консулом только об одном: он выпустит карфагенский гарнизон, не причинив ему никакого зла, – перешли к консулу. (9) Перед карфагенянами распахнули ворота, их выпустили, как было обещано, и они спокойно пришли в Салапию к Ганнибалу. (10) Арпы вернулись к римлянам: никто из арпийцев никаких бед не претерпел, кроме старинного изменника, нового перебежчика170. (11) Испанцам велено было выдать двойную порцию довольствия; государство очень часто обращалось к их верности и доблести.
(12) Пока один консул находился в Апулии, а другой171 в Лукании, сто двенадцать знатных кампанских всадников с разрешения магистратов и под предлогом грабежа вражеских поместий вышли из Капуи и направились в римский лагерь, стоявший над Свессулой. Караульным они сказали, что хотят переговорить с претором. (13) Начальником лагеря был Гней Фульвий; услышав об их желании, он велел привести из них десять человек безоружных. Услышав их требование, – а просили они только о том, чтобы по взятии Капуи им вернули их имущество, – честно договорился с ними. (14) Семпроний Тудитан, другой претор, взял город Атрин; пленных было больше семи тысяч человек, много медных и серебряных денег.
(15) В Риме день и две ночи хозяйничал ужасный пожар; на всем пространстве между Соляными складами, воротами Карменты, Эквимелием, Яремной улицей и храмами Фортуны и Матери Матуты не уцелело ни одного здания172, огонь широко разлился и за воротами и уничтожил много храмов173 и частных домов.
48. (1) В Испании в этом году все обстояло благополучно: Публий и Гней Корнелии вернули многих старых союзников, приобрели новых и надеялись на удачу в Африке. (2) Царствовал в Нумидии Сифак174; внезапно он рассорился с карфагенянами; (3) римляне отправили к нему послами трех центурионов заключить дружественный союз и пообещать, если он и впредь будет донимать карфагенян войной, то со временем сенат и народ римский постараются хорошо отблагодарить его. (4) Варвару это посольство было приятно; поговорив с послами, как вести войну, и послушав старых солдат, сравнив порядок и дисциплину, он понял, как много есть в военном деле ему неизвестного. (5) Он попросил вести себя с ним, как с добрым и верным союзником: пусть двое вернутся с донесением к своему начальнику, один же останется у него учителем военного искусства. Воевать пешими нумидийцы не умеют, они хороши только в конном бою; (6) предки их искони воевали, не сходя с лошадей. Потомки их так и приучены. У неприятеля по милости Марса-пехотинца пехота есть, и если он, Сифак, желает сравняться силами с неприятелем, то и ему надо обзавестись пешим войском. (7) Царство его густо заселено, но он не знает, как вооружить и обучить своих людей, эту случайно собравшуюся огромную беспорядочную толпу. (8) Послы ответили, что они готовы исполнить его желание, и получили заверение, что Сифак немедленно отправит обратно оставшегося, если римские командиры не одобрят его пребывания у Сифака. (9) Оставшегося у царя звали Квинтом Статорием. Царь с двумя римлянами отправил в Испанию послами двух выбранных им нумидийцев заключить союз с римскими вождями. (10) Послам он поручил немедленно переманить нумидийцев (они служили у карфагенян во вспомогательных отрядах) к римлянам. (11) Статорий набрал у царя из многочисленной молодежи отряд пехотинцев; научил их строиться на римский манер, бежать вслед за знаменами, соблюдать строй, выполнять воинские работы и маневры. (12) В скором времени царь мог полагаться на пехоту не меньше, чем на конницу, и на какой-то равнине в настоящем сражении с карфагенянами разбил их. (13) Прибытие царских послов очень усилило влияние римлян в Испании: прослышав о приходе послов, к римлянам перешли многие нумидийцы. Так завязалась у римлян дружба с Сифаком.
Карфагеняне, узнав об этой дружбе, немедленно послали сообщить о ней Гале, царю мезулиев, обитающих в другом конце Нумидии175.
49. (1) У Галы был сын Масинисса, ему шел восемнадцатый год176, и по задаткам его было ясно, что он оставит после себя царство более богатым и обширным, чем оно было, когда он его принял. (2) Сифак, союзник римлян, (твердили послы Гале) стал, благодаря этому союзу, грозой африканских царей и народов, (3) и Гале выгоднее присоединиться к карфагенянам поскорее, раньше, чем Сифак переправится в Испанию или римляне – в Африку. Ведь можно разделаться с Сифаком, который от договора с римлянами не имеет пока ничего, кроме имени; (4) Галу легко убедили выставить войско; сын его рвался на войну; соединившись с карфагенскими легионами, он в большом сражении победил Сифака. Говорят, в этом сражении было убито тридцать тысяч человек. (5) Сифак с несколькими всадниками бежал с поля битвы к маврусиям – это нумидийское племя живет на самом берегу Океана, напротив Гадеса. Варвары, прослышав о Сифаке, отовсюду к нему стекались; вскоре он вооружил огромное войско, с которым и переправился в Испанию, отделенную от Африки узким проливом. (6) Прибыл и Масинисса с победившим врага войском; он сам, без всякой помощи от карфагенян, вел войну с Сифаком и добыл великую себе славу.
(7) В Испании не произошло ничего достопамятного; только римские военачальники призвали к себе юношей-кельтиберов, пообещав платить им такое же жалованье, за какое они договорились с карфагенянами, (8) и послали больше трехсот знатнейших испанцев в Италию отговорить соплеменников, служивших у Ганнибала, от службы в его вспомогательных войсках. Это единственное, что стоит отметить в испанских событиях того года, – ведь прежде у римлян в лагере не бывало никаких наемных воинов.

1. Ганнон вернулся сюда от Нолы (см.: XXIII, 46, 8), куда приходил с полученным из Карфагена подкреплением и слонами (XXIII, 43, 6).

2. О событиях вокруг этих городов (о взятии Кротона и Локр бруттийцами и об их неудаче под Регием уже было кратко рассказано в кн. XXIII, 30, 6—9. Более того, подкрепление из Карфагена (см. предыд. примеч.) было направлено к Ганнону именно в Локры (XXIII, 41, 10—12), и, хотя самого Ганнона в городе не было, локрийцы не впустили подоспевших римлян в свой город. Видимо, последовательность изложения у Ливия здесь сбита (возможно, из-за использования различных версий). Ср. также: XXIII, 41, 11; XXIV, 1, 11—12.

3. В оригинале: «между плебсом и оптиматами». Ливий, рассказывая о греках, пользуется римскими терминами, называя сенатом совет города.

4. См.: примеч. 42 к кн. XXI.

5. См.: XXIII, 30, 6.

6. Река Эсар (см.: Страбон, VI, 262; Овидий. Метаморфозы, XV, 25; 54).

7. Это храм Геры (у Ливия, естественно, Юноны) на мысу Лацинии примерно в 9 км от Кротона. Здесь Ганнибал оставил свою известную надпись (см.: XXVIII, 46, 16).

8. Пихта – лат. “abies”. В отечественной переводческой практике это слово переводится как «ель», однако «Оксфордский латинский словарь» указывает для нашего места ботаническое название: «пихта европейская» (abies pectinata). Описание места, похожего на рощу Юноны, но находящегося близ Цере, есть у Вергилия (Энеида, VIII, 597—599): «Роща огромная есть возле Керита хладного тока, / По преданью отцов священная, и замыкают / Холмы отвсюду ее, опоясавши черною пихтой» (пер. С.М. Соловьева).

9. По рассказу Целия Антипатра, Ганнибал, убедившись, что колонна сплошь золотая, хотел ее увезти с собой, но внял предостережению богини, которая явилась ему во сне и пригрозила потерей второго глаза (Цицерон. О предвидении, I, 48).

10. Ср.: Плиний. Естественная история, II, 107.

11. В 389 г. до н.э. По преданию, он удерживал этот город 12 лет.

12. Гиероним был сыном Гелона (см.: XXIII, 30, 11) и внучки (скорее, чем дочери) Пирра Нереиды.

13. Демарата и Гераклия.

14. Цифра округленная (с 263 по 215 г. до н.э.). О Гиероне как о вернейшем союзнике Рима здесь Ливий говорит в третий раз. Ср.: XXI, 50, 7—9; XXII, 37, 1—10.

15. Умерший при жизни отца.

16. Ниже (гл. 25, 12) Ливий всю ответственность за поведение юного царя возлагает на его опекунов.

17. Полибий называет его «тогдашним начальником флота» (VII, 2, 3; см. также примечание Ф. Мищенко).

18. Полибий (там же) пишет о них, как о «давно сражавшихся в войсках Ганнибала». Он называет также имена послов Гиеронима: Поликлет из Кирены и Филодем из Аргоса.

19. Ныне р. Сальсо.

20. Видимо, прадеде (см. примеч. 12).

21. Леонтины – город к северо-западу от Сиракуз.

22. После Первой Пунической войны Гиерону, как верному союзнику Рима, была оставлена территория его царства на востоке Сицилии (без Мессаны) примерно четверть всего острова.

23. Квинт Фабий Кунктатор (диктатор 217 г. до н.э.) – консул этого и следующего годов (215—214 гг. до н.э.). (Всего был консулом пять раз).

24. Марсово поле, где происходили народные собрания по центуриям (на которых избирали консулов и других курульных магистратов), находилось вне городской черты. Консул, прибывший сюда, «минуя город», сохранял здесь полную военную власть. См.: примеч. 120 к кн. XXIII; ср. ниже, гл. 9, 2.

25. Центурия – здесь не воинская часть, а единица военно-политической организации римского общества (см.: I, 42, 4—43). Реформа, связавшая деление римского гражданства на центурии с распределением граждан по трибам (см.: I, 43, 12—13 и примеч. 136 к кн. I), произошла между Первой и Второй Пуническими войнами. Порядок, по которому жребием избиралась центурия, голосующая первой («прерогативная»), был установлен той же реформой (см.: примеч. 39 к кн. V). Результат ее голосования считался предзнаменованием правильного решения (Цицерон. О предвидении, I, 103).

26. Т.е. остановив выборы.

27. См.: XXIII, 46, 12—47,7.

28. См.: VII, 10, 1—14.

29. См.: VII, 26, 1—5.

30. Т.е. оканчивается годичный срок полномочий консулов.

31. Квирин – древнеиталийское (сабинское) божество, почитавшееся древнейшим населением Квиринала. Впоследствии с Квирином был отождествлен обожествленный Ромул.

32. Жрец (фламин) Квирина был одним из трех главных фламинов, чьи должности были связаны с многими ритуальными запретами и требованиями. Подробнее см.: примеч. 62 и 71 к кн. I.

33. Сравнение государства с кораблем (ср.: Гораций. Оды, I, 14) – общее место в античной и позднейшей риторике.

34. Ср.: XXIII, 41, 8—9.

35. Когда консул (или другой магистрат) входил в город, топоры вынимались из фасок в знак того, что здесь приговор консула может быть обжалован перед народом.

36. Он уже был претором в 217 г. См.: XXII, 10, 10.

37. Обычный порядок требовал, чтобы поручения распределялись между преторами по жребию или по их договоренности.

38. Консулы 295 г. до н.э. См.: X, 24, 1.

39. Консулы 272 г. до н.э.

40. В 217 г. до н.э. (после гибели Гая Фламиния при Тразименском озере) было принято специальное постановление народного собрания, узаконивающее такую практику. Ливий не вспомнил о нем ни в XXII кн., ни здесь, но рассказал лишь в: XXVII, 6, 7 сл.

41. См.: XXII, 57, 11; XXIII, 32.

42. См.: примеч. 224 к кн. XXI.

43. Мантуя – небольшой город на р. Минция (ныне Минчо), левом притоке Пада, в болотистой местности.

44. Инстейская (Инстеева?) улица – находилась неподалеку от курии и вела вверх к Латинскому холму (часть Квиринала). Ее название производят от имени собственного.

45. Долии – огромные сосуды для хранения вина, масла, зерна (ср. также: примеч. 70 к кн. XXIII); «большие кувшины» (seriae), размером поменьше, служили для той же цели.

46. Храм Вакуны – такое чтение этого места предложено Герцем и принято в издании Ф.Г. Мура (в рукописной традиции бессмысленное “vocem”). Вакуна – богиня, почитавшаяся сабинянами. Ср.: Гораций. Послания, I, 10, 49: «Это письмо диктовал у развалин я храма Вакуны» (пер. Н. Гинзбурга). Большинство издателей предпочитают однако традиционное исправление “arcem” («в кремль»), но при нем естественно было бы ожидать указания на конкретный город, а не неопределенного «в сабинской области».

47. См.: примеч. 56 к кн. XXII.

48. Яникул – холм на правом берегу Тибра – имел важное стратегическое значение, но не был жилым районом. Там были храмы, сады.

49. Гаруспики – истолкователи знамений, гадатели по внутренностям животных и прорицатели (подробней см.: примеч. 102 к кн. I).

50. См.: примеч. 228 к кн. XXI.

51. Не считая легионов в Испании, Так же в § 5 не упоминается флот для Испании.

52. Здесь имеются в виду прежде всего гребцы, которые могли быть рабами.

53. В 220 г. до н.э. См.: XXIII, 23, 5.

54. См.: XXIII, 36, 1.

55. Авернское озеро в Кампании (глубиной 65 м, в кратере потухшего вулкана) считалось входом в подземный мир. Туда, по преданиям, спускались Одиссей (см.: Страбон, V, 244) и Эней (Вергилий. Энеида, VI, 102—211), там находилась пещера с оракулом.

56. За Мизенским мысом, возвышающимся на 92 м над уровнем моря (здесь, по легенде, был похоронен Мизен – трубач Энея), открывался Неаполитанский залив.

57. См. выше: примеч. 3.

58. Ср.: XXIII, 19, 15 сл.; 20,1.

59. Калор – приток Вултурна.

60. Т.е. будет распят.

61. В латинском тексте Ливий здесь применяет к карфагенскому войску римские термины.

62. Это относилось только к обеду, так как завтракали римские воины всегда стоя.

63. Ср.: XXV, 12, 15.

64. Колпак, надевавшийся на раба при отпущении на волю, был символом свободы.

65. Т.е. на деньги, взысканные судом в виде штрафов. Ср.: X, 23,13; 33, 9.

66. Это так называемый Клавдиев (по имени Клавдия Марцелла) лагерь (см.: XXIII, 3 и др.). Помпоний, значит, к этому времени ушел из Галльской области (ср. выше: гл. 10, 3).

67. Гай Клавдий Нерон служил тогда легатом в войске консула Марцелла.

68. Поражение при Каннах было отомщено тем же Нероном и его коллегой по консульству 207 г. до н.э. Марком Ливием в битве при Метавре. См.: XXVII. 48; 49, 5.

69. В тексте Ливия здесь лакуна. Перевод по одному из восстановлений. Добавляли также: «...и хотели покинуть Италию».

70. О его плане покинуть Италию см.: XXII, 53, 5.

71. Ср.: XXII. 61, 8, другой вариант: XXII, 61, 4; XXII, 58, 8.

72. Эрарии – низшая категория римских граждан – они исключались из трибы (или переводились в другую – менее значительную), не могли избираться на должности и облагались налогом не в соответствии с цензом (т.е. с оценкой имущества), а в размере, произвольно устанавливаемом цензорами.

73. См.: XXIII, 31, 4.

74. Ср.: XXIII. 48, 9—49, 4; см. также: примеч. 166 к кн. XXIII.

75. Ср. выше: гл. 16, 15—18. Об упомянутых здесь триумвирах (комиссии троих) см.: XXIII, 21. 6.

76. Собств. meddix tuticus. См.: примеч. 3 к кн. XXIII; ср. также: XXIII, 35, 13: XXVI, 6, 13.

77. Переносные навесы с двускатными или плоскими крышами защищали осаждающих при работах и прикрывали тараны. Подробнее: примеч. 45 к кн. II. Осадное снаряжение включало и метательные орудия (катапульты, баллисты).

78. О жестокости Марцелла ср. ниже: гл. 39, 7.

79. Тарпейская скала – высокий отвесный обрыв Капитолийского холма (с юго-восточной стороны), с которого (до середины I в. н.э.) сбрасывали преступников.

80. Ближе неизвестна.

81. Ардании – то же, что Гердония (или Гердонии). Ср.: XXV, 21, 1; XXVII, 1, 3, а также примеч. 80 к кн. XXV.

82. См.: гл. 13, 1—5. Об Авернском озере см.: примеч. 55.

83. Салапия – древний город на побережье Апулии, к северу от Канн.

84. Метапонт и Гераклея – города на побережье Тарентского залива.

85. См.: XXIII, 48, 3 и примеч. 164.

86. Рассказ Ливия возвращается здесь к событиям после убийства Гиеронима (см. выше: гл. 7, 5).

87. Ср.: Цицерон. Против Верреса, V, 163; Федр, III, 7, 1.

88. Остров – древнейшая часть Сиракуз, основанных в конце VIII в. до н.э. Со всех сторон омывался морем. С северо-востока почти вплотную к нему подходила полоска суши, соединявшаяся с ним дамбой (позднее – мостом). Вместе они образовывали подобие полуострова, разделявшего между собой две гавани – Большую (к югу от острова) и Малую (к северу). На острове находились храмы Артемиды (или Аполлона – начало VI в. до н.э.) и Афины (начало V в. до н.э.). Со временем Остров стал цитаделью сиракузских тиранов. При Гиероне II был царской крепостью. Стена, отделявшая его от остального города, была сломана во время описываемых здесь событий (см.: гл. 23, 4).

89. Гексапил (греч. «Шестивратье») – северные (или северо-западные) ворота Сиракуз, ведшие к Леонтинам и Мегаре Гиблейской. Грандиозная система стен, которой принадлежал Гексапил, была сооружена в конце V—IV в. до н.э. Начало ей положил Дионисий I (см. примеч. 97 к кн. XXV), Общая протяженность стен вокруг Сиракуз достигала 27 км (больше, чем стены Александрии или чем Аврелианова стена вокруг Рима, возведенная в III в. н.э.). Но отнюдь не все пространство внутри стен было занято городом. Входящий через Гексапил попадал на Эпиполы (от греч. epipoles – «наверху») – возвышенность, господствовавшую над городом. До недавнего времени полагали, что городские кварталы Сиракуз поднимались сюда, доходя до этой, «Дионисиевой», стены. Сейчас считают, что Эпиполы населены не были, а включение их в систему городских укреплений обусловливалось их стратегическим значением. (С этим связан и пересмотр ряда других вопросов топографии древних Сиракуз – в работах Х.-П. Дрегемюллера и др.). Северной границей собственно города считают теперь древние каменоломни вдоль юго-восточного края Эпипол.

90. Тиха, названная так по храму Тихи (для римлян – Фортуны), возникает, видимо, в V в. до н.э. как предместье Ахрадины (см. след, примеч.), примыкавшее к северо-западной части ее стены (по Дрегемюллеру). Регулярная застройка – с середины IV в. до н.э. При Гиероне II – густонаселенный городской район на центральной улице, ведшей от Гексапила к центру города. Вместе с примыкавшим к ней с запада «Новым городом» (Неаполем) составляла так называемый «Внешний» (по отношению к стенам Ахрадины) город; они не имели собственных стен, но охватывались (вместе с Эпиполами) общей стеной. Оба эти района (особенно, более обширный Неаполь) были богато отстроены при Гиероне. В Неаполе был сооружен огромный алтарь Гиерона.

91. Ахрадина – центральный район Сиракуз (возникший сначала как «материковое» предместье Острова), по Плутарху (Марцелл, 18), «самая укрепленная, самая прекрасная и самая большая» часть города. Здесь была главная городская площадь.

92. Это – храм Зевса Олимпийского на рыночной площади, построенный Гиероном. (Другой больший и более древний храм того же бога находился к западу от Большой гавани (см. ниже: гл. 33, 3).

93. Скорее совет греческого типа (буле), чем сенат в римском смысле слова.

94. Этот жертвенник и здание совета стояли на рыночной площади.

95. Диодор (XIV, 8, 5) тоже цитирует это выражение Дионисия (со ссылкой на Филиста, сицилийского историка IV в. до н.э., принадлежавшего в окружению Дионисия).

96. Ср. выше: гл. 5, 10 и 21, 4.

97. Используя римскую политическую терминологию, Ливий называет так сиракузских архонтов (ср. примеч. 93).

98. Об их службе Гиерониму см. выше; гл. 7, 1.

99. Т.е. аристократов.

100. Фемист – муж Гармонии, сестры Гиеронима.

101. В отличие от Рима, где актеры были даже ограничены в правах (хотя ко временам самого Ливия некоторые из них и там пользовались к славой, и богатством, а иногда и близостью к влиятельным лицам).

102. См. выше: гл. 23, 2.

103. Общее место у античных авторов. Ср.: Цицерон. За Мурену, 35—36; Аппиан. Гражданские войны, III, 20, 76 (в речи Антония к Октавиану: «Ты недавно изучал греческую литературу и знаешь, что народ непостоянен...» и т.д. (пер. О.О. Крюгера).

104. См. выше: гл. 5, 7.

105. См.: примеч. 30 к кн. XXIII.

106. Общее место. Ср.: Цицерон. Об ораторе, III, 2, 7(почти дословно).

107. Куда ее муж при Гиерониме уехал послом и где остался изгнанником (см.: § 1 наст. главы).

108. Аппий Клавдий (см.: примеч. 5 к кн. XXIII), претор прошлого (215 до н.э.) года. По прибытии в Сицилию Марцелла (см.: ниже § 6) несколько месяцев оставался при нем, затем отправился в Рим искать консульской должности (см.: гл. 39, 12), которую получил только через год (XXV, II, 4).

109. Местонахождение такого порта неизвестно. Одноименный город во внутренней Сицилии (к востоку от Энны) упоминается ниже (гл. 36, 10; 38, 3, 39, 10).

110. Мыс Пахин – (ныне Капо-Пассеро) южная оконечность Сицилии (по морю около 60 км от Сиракуз).

111. Ср. выше: гл. 4, 5 и примеч. 14.

112. Видимо, между Сиракузами и Леонтинами, возможно на р. Мила.

113. Леонтины.

114. Сиракузские «преторы» – из числа участников заговора против Гиеронима (см.: гл. 7, 4 и 21, 4).

115. Мегары (Гиблейские) город на побережье севернее Сиракуз. Основан в конце VIII в. до н.э. (едва ли не древнейшее греческое поселение па восточном побережье Сицилии). После разрушения их Марцеллом (см, ниже: гл. 35, 2) Мегары не восстанавливались.

116. Они были лучниками.

117. Знаки мольбы о пощаде (много раз упоминаются у Ливия).

118. Т.е. стали отпускать на свободу (ср. выше: примеч. 64).

119. Расположенный к западу от Большой гавани, он был хорошо виден с Острова и с части Ахрадины. В свое время близ этого храма ставили свои лагери афиняне и карфагеняне (в других войнах).

120. Та же цифра у Полибия (VIII, 4(6), 1). Вообще, рассказывая о попытке римлян подступиться к Сиракузам с моря, Ливий (гл. 33, 9—34) следует Полибию, чье изложение (VIII, 3(5)—6(8)) подробнее и яснее.

121. Таких квинкверем, по Полибию (VIII, 4(6), 1), было восемь, т.о. четыре двойных. Установленные на них устройства он описывает как длинные лестницы с площадками наверху, закрепленные нижними концами за палубу.

122. Согласно Полибию (VIII, 7, 6), эти отверстии были проделаны только на высоте человеческого роста.

123. Ливий указывает размер пробитых отверстий, как представляется, для внутренней стороны стены. У Полибия (VIII, 7, 6) указан размер для наружной – четыре пальца (7,5 см).

124. Скорпионы, по объяснению Ф. Мищенко, – «нечто вроде самострелов или ручных камнеметательниц». Назывались они так «потому, что маленькими и тонкими жалами несли смерть» (Вегеций. Краткое изложение военного дела, IV, 12).

125. Эта огромная машина по устройству напоминала колодезный журавль. Конец его, выставленный (как стрела подъемного крана) над морем, был снабжен цепью с захватом («лапой», по выражению Ф. Мищенко), а другой, опускавшийся в крепости, – очень тяжелым противовесом, который поднимал и удерживал в воздухе подцепленный «лапой» корабль.

126. Гелор – приморский городок между Сиракузами и Пахинским мысом.

127. Гераклея Миносова – город на южном берегу Сицилии (в 25 км западное Агригента).

128. Агригент (Акрагант) – второй по значению (после Сиракуз) город Сицилии – на юго-западном побережье Сицилии в 4 км от моря. Во время Первой Пунической войны карфагеняне в 255 г. до н.э. отвоевали Акрагант у римлян (захвативших его шестью годами раньше), но после войны он вернулся к римлянам со всею Сицилией.

129. Акры – укрепленный город в 35 км западнее Сиракуз. (Местоположение упомянутых выше – в гл. 35, 8 – Акрилл точно не установлено).

130. Анап – небольшая речка, впадавшая в море в Большой гавани. Неподалеку от устья Анапа находился и римский лагерь (ср. выше; гл. 33, 3).

131. Панорм (ныне Палермо) – город на северном побережье Сицилии. К началу Первой Пунической войны был главным городом карфагенской (западной) части острова.

132. Место неясное. Ф.Г. Мур полагал, что Пахни мог быть назван здесь ошибочно вместо Пелора (мыса на северной оконечности острова), так как трудно себе представить, чтобы римский легион шел из Панорма в Сиракузы западным и южным побережьем Сицилии, т.е. более длинной дорогой и мимо занятых карфагенянами городов. Но Пелор, кажется, вообще нигде не упоминается в связи со Второй Пунической войной.

133. См. выше: примеч. 109.

134. Энна (Генна) – город в центре Сицилии; благодаря своему положению и природной защищенности – стратегически важный пункт. Известна также как центр культа Деметры и Персефоны (Цереры и Прозерпины). См. ниже: гл. 39. 8; Цицерон. Против Верреса, IV, 107 сл.

135. Ср.: VIII, 7 – о консуле 340 г. до н.э. Тите Манлии, казнившем своего сына, покинувшего строй, чтобы убить в поединке вражеского предводителя.

136. Пинарий, как это было обычно у римлян, обращается ко всем местным богам.

137. Пинарий, вероятно, говорил с орхестры.

138. Цицерон (см.: примеч. 134) рассказывает, что похищение Прозерпины и произошло в одной из рощ под Энной, в которых «круглый год цвели прекрасные цветы».

139. Ср. выше: гл. 33, 3; XXV, 26, 4.

139a. Ср.: Фукидид, VI, 97, 1, где говорится о высадке войска афинян «у так называемого Льва, что отстоит от Эпипол на шесть или семь стадиев». Римляне, таким образом, разбили свой лагерь на известном по Фукидиду месте старого афинского. «Лев», – вероятно, прибрежная скала (или силуэт скалистого берега); место лагеря – внизу под Эпиполами; расстояние до них (видимо, до ближайшего подъема) – километр с небольшим, по Фукидиду. Ливий указывает гораздо большее расстояние – около 7,5 км от Гексапила. Комментаторы считают, что Ливий спутал расстояние до Льва с расстоянием до полуострова Фапс, где некогда стали на якорь афинские корабли (у Ливия этот полуостров не упомянут). У Льва, несомненно, тоже была бухта.

140. Точнее, пропретору (ср. выше: гл. 10, 4; 20. 12).

141. Калабрией в древности назывался нынешний Саллентинский полуостров на юго-востоке Италии (Страбон, V, 282; о более узком значении см.: Там же, 277). Другие древние его названия – Мессапия и Иапигия. Название Калабрия появляется около 300 г. до н.э., в VII в. н.э. распространяется на территорию Бруттия, а затем (и поныне) остается только за ней. Брундизий – важный портовый город на Адриатическом побережье Калабрии (с 244 г. до н.э. римская колония латинского права).

142. Орик – эпирский портовый город (в Южной Иллирии – ныне территория Албании).

143. Аполлония – греческий город (основан в 588 г. до н.э.) в Южной Иллирии (примерно в 50 км севернее Орика – оба города почти напротив Брундизия). Входила в царство Пирра; позднее союзница римлян.

144. Бирема – небольшой корабль с двумя рядами весел.

145. См. выше: гл. 40, 1.

146. Из катапульт метали стрелы; при помощи баллист – камни и бревна.

147. См.: примеч. 9, 11 и 12 к кн. XXI. Гамилькар погиб не в самой Белой Крепости, а неподалеку от нее в битве (см.: Диодор, XXV, 10, 3—4).

148. Местоположение неизвестно.

149. См.: примеч. 117 к кн. XXII.

150. Имилька, если верить Силию Италику (III, 97 и 106).

151. На левом берегу Бетиса к юго-востоку от Кастулона (ср.: XXIII, 49, 5).

152. Местонахождение неизвестно.

153. Мунда (ныне Монтилла) – город близ Кордовы. Известна также как место последней битвы Цезаря с помпеянцами.

154. Видимо, то же, что Оронгис. См.: XXVIII, 3, 2.

155. Из кельтских племен, уже осевших в Испании (даже на ее юго-западе).

156. По хронологии самого Ливия, только пятый. Ср.: XXI, 7 сл.; 15, 5; XXIV, 9, 7.

157. См.: XXI, 6, 1 и примеч. 30 к кн. XXI.

158. Это происходило в Канузии. См.: XXII, 53, 5; XXIV, 18, 3 и 6; XXVII, 11, 12.

159. В случае смерти одного из цензоров, другой был обязан сложить с себя должность.

160. См.: XXII, 50, 6—10.

161. То же, что «Галльская область» в гл. 10, 3.

162. Близ которой находился известный «Клавдиев лагерь» (см. выше, гл. 17, 2; 47, 12; XXIII, 31, 3).

163. Кайета (ныне Гаэта) – городок с гаванью в Южном Лации.

164. См.: примеч. 1 к кн. XXIII. Вицилин – культовое прозвание Юпитера у гирпинов. Амитерн – сабинский город примерно в 125 км к северо-западу от Рима.

165. Т.е., не останавливая его и не приказывая спешиться перед консулом.

166. Этот распространенный рассказ мы находим у ряда авторов – у Авла Геллия (II, 2, 13 в виде большой цитаты из Анналов Клавдия Квадригария), у Валерия Максима (II, 2, 4), у Плутарха (Фабий, 24) – с некоторыми вариациями в риторико-психологической разработке темы внутренне драматичных отношений отца, наделенного высшей властью в доме, и его сына-консула, воплощающего в себе величие государства. (Правовое решение вопроса было простым: в том, что касалось государственных дел, «сын семейства» приравнивался к отцу семейства).

167. Ср.: выше, гл. 3, 16; 12, 3 и 5; XXIII, 46, 8.

168. См.: V, 27, 1—10.

169. Личный врач Пирра предложил римскому командующему отравить царя, но римлянин отверг это предложение и сообщил о нем самому Пирру. Об этом рассказывалось в утраченной кн. XIII (см. периоху, а также: Плутарх. Пирр, 21).

170. Имеется в виду Дазий (см. гл. 45).

171. Тиберий Семпроний Гракх (см. выше, гл. 44, 9).

172. В пожаре 213 г. до н.э. пострадал район вдоль реки от Авентина до Капитолийского холма, включая часть его склона (Эквимелий) и улицу (Яремную), ведущую к форуму. Упомянутые здесь храмы стояли близ Тибра (ср.: XXXIII, 27, 4) и, по преданию, были освящены царем Сервием Туллием в один день.

173. В их числе храм Надежды, один из трех на Овощном рынке (вне городской стены). Ср.: XXI, 62, 4; XXV, 7, 6.

174. Сифак был царем западных нумидийцев (масесулиев, или масесилов).

175. Мезулии (масилии, или массилы) жили в восточной Нумидии.

176. Масинисса (Массанасса) воевал в Испании против римлян до смерти Галы (в 206 г. до н.э.), затем стал их союзником. Он умер в 149 г. до н.э. в возрасте 92 лет. Очевидно, в 213 г. до н.э. (о котором здесь идет речь) ему было около 27 лет.