Гуревич П. Культурология

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава V. Теория цивилизаций

Понятие «цивилизация» многозначно. Можно указать, по крайней мере, на три основных значения этого слова. В первом случае рождается традиционная культурфилософская проблематика, восходящая к немецким романтикам. В этом значении «культура» и «цивилизация» уже не воспринимаются как синонимы. Органика культуры противопоставляется мертвящему техницизму цивилизации. Второе значение слова предполагает движение мира от расколотого к единому. Возможна и третья парадигма — плюрализм отдельных разрозненных цивилизаций. В этом случае подвергается пересмотру восходящее к христианству видение общечеловеческой перспективы.

Понятие цивилизации

В настоящее время становится актуальной потребность в разработке метода макроисторического исследования, то есть изучения крупных социальных и культурных феноменов, существующих в виде целостностей. Н. Данилевский называет их культурно-историческими типами, О.Шпенглер — развитыми культурами, А.Тойнби — цивилизациями, П.Сорокин «метакультурами».

Эти социальные и культурные суперсистемы не совпадают ни с нацией, ни с государством, ни с какой-либо социальной группой. Они выходят за пределы географических или расовых границ. Однако, подобно глубинным течениям, они определяют характер всех более мелких социальных образований и являются подлинными целостными единствами в океане социальных и культурных феноменов.

Проблема цивилизаций ставит перед исследователями новые актуальные задачи, решение которых предполагает научный подход и философскую проработанность. Сущность кризисов, переживаемых отдельными культурами, в частности западноевропейской культурой; будущее западного мира; усиление культурной идентичности и всплеск национализма; отношение современного человека к религии, технике, науке; взаимоотношения Востоку и Запада — все это важные и актуальные проблемы, которые находятся сейчас в центре внимания,

История в глазах современных людей — уже не чередование событий, определяющих судьбы отдельные народов, их возникновение, расцвет и исчезновение Мы воспринимаем теперь наше прошлое как чередование крупных целостных образований, моделью которых может служить античная культура. Одним из них хотя и незавершенным, является западноевропейская культура. Цивилизация становится, таким образом, основной категорией современной исторической науки.

Однако само это понятие, несмотря на условную конкретность, оказывается зыбким. Цивилизация - это вполне оправданная, хотя и условная единица трактовки истории, некий условный теоретический конструкт. Однако не следует выдавать этот идеальный тип за безусловную эмпирическую реальность. Подтверждением этого соображения служит тот факт, ч никто не может сказать, сколько же цивилизаций Земле. Это не строгое естественнонаучное понятие. Даже один и тот же исследователь, скажем А.Тойнби называет разное число цивилизаций. Начиная с 21 цн цивилизации Тойнби к концу своего многотомного труд теряет 8, но при этом как бы не замечает этого.

При оценке цивилизаций многое зависит от позиции исследователя. Как отметил Е.Б.Рашковский в дискуссии по этой проблеме, любой ученый-эмпирик: скажем, кавказовед, филиппинист, кореевед, тюрколог и т.п., любой из них предложит свои коррективы к схеме и тем самым утвердит относительный характер категории цивилизации и даже шире — цивилизационной схемы. И будет прав. Ибо нет современной науки без учета и обоснования статуса наблюдателя.

Вот трудности истолкование цивилизаций, на которые указывает исследователь: прежде всего, сложность внутреннего состава каждой из цивилизаций какой бы наблюдатель не оценивал цивилизацию как понятие или систему. В каждой из цивилизаций идет напряженная внутренняя борьба за господство над природными и людскими ресурсами, напряженная борьба за гегемонию в символической сфере — имеется в виде идеологии и религии. Причем в такой борьбе враждующие группировки, коалиции и клики часто ищут внешней поддержки против собратьев по цивилизации, ищут пути самоутверждения в субцивилизационных раздорах. Материал для такого рода размыш­лений дает истории арабо-исламская цивилизация XX в., в той же мере индостанская и индонезийская.

Далее, цивилизации внутренне динамичны. Их облик формируется не только их многовековыми историческими предпосылками. Мы только зафиксировали какие-то особенности цивилизации, но она их уже в определенной мере сбросила. Развертывает себя драматический процесс взаимодействия западнических и почвеннических импульсов, рационализма и традиционализма. Это взаимодействие прослеживается как одна из определяющих характеристик культурной динамики в незападных обществах. Она составляет на протяжении двух-трех веков лейтмотив истории России. То же можно сказать о Турции, о Японии, о Латинской Америке, об Индии, о Ближнем Востоке. Такое взаимодействие противоположно направленных импульсов остается универсальным. Более того, с XIX в. оно даже сумело утвердиться в самой западной культуре в виде коллизии мондиализма и западоцентризма.

Наконец, трактовка этой проблемы, как это очевидно, зависит от политической культуры. Можно понять социоэкономические и психологические предпосылки фундаментализма — в исламском мире, в православии, в индуизме и иудаизме. Фундаментализм действительно приобретает облик эсхатологически грозного, всеохватывающего феномена, но тенденции нынешнего дня не вечны. Кроме того, если присмотреться к фундаментализму в лоне различных культурных цивилизаций, собственно цивилизационных структур, подойдя к нему культурологически, то это скорее всего попытка активистской перестройки традиционного религиозного сознания в нынешних условиях глубоко несбалансированного во многих отношениях западноцентричного мира. «Фундаментализм чужд не только рационализму, но и традиционализму, ибо он не приемлет традицию в ее исторической изменяемости и Данности, он силится утвердить традицию как нечто харизматически измышленное, силится утвердить ее на путях рационального замысла, утвердить традицию рациональными средствами. В этом смысле фундаментализм не консервативен, но яростно радикален».

Исходя из всего вышеизложенного, трудно строгое определение понятию цивилизации. Фактически под цивилизацией понимается культурная общность людей, обладающих некоторым социальным генотипом, социальным стереотипом, при этом освоившая большое, достаточно автономное, замкнутое мировое пространство и в силу этого получившая прочное место в мировом раскладе.

Само понятие «цивилизация» еще никто не определил, хотя ни у кого нет сомнения в том, что «цивилизация» является основным феноменом исторического развития. Трудность заключается в том, что немецкому термину «Hochkultur», введенному Шпенглером, соответствует английский и французский термин «civilisation», тогда как у Шпенглера «цивилизация» означает последнюю стадию культуры, ее упадок.

В морфологическом учении о культурах можно выделить два направления. К одному из них можно отнести Н.Я.Данилевского, О.Шпенглера и А.Тойнби. К другому — американского антрополога Ф.Нортропа, А.Крёбера и П.Сорокина. Отличие второго направления заключается в том, что его сторонники стремятся найти в океане мировых феноменов не отдельные строго очерченные системы, а объединяющие их «культурные суперсистемы» (термин П.Сорокина) и именно их считают культурными целостностями, являющимися определенными символами.

П.Сорокин указывает, что между обоими направлениями есть ряд точек соприкосновения, и выводы, к которым пришли представители обоих направлений, очень близки, да и другие признают наличие сравнительно небольшого числа культур, не совпадающих ни с нациями, ни с государствами и различных по своему характеру. Каждая такая культура является целостностью, холистическим единством, в котором части и целое взаимосвязаны и взаимообусловлены, хотя реальность целого не соответствует сумме реальностей отдельных частей.

Концепция А.Тойнби

Теория цивилизаций А.Тойнби (1889—1975) продолжает линию Н.Я.Данилевского и О.Шпенглера и может считаться кульминационным пунктом в развитии теорий локальных цивилизаций. Его монументальное исследование «Изучение истории» представляет собой шедевр исторической и макросоциологической науки. Английский культуролог начинает свое исследование с утверждения, что истинной областью исторического анализа должны быть общества, имеющие как во времени, так и в пространстве протяженность большую, чем национальные государства. Они называ­ются «локальными цивилизациями».

Тойнби рассматривает двадцать три развившиеся цивилизации: западную, две православные (русскую и византийскую), иранскую, арабскую, индийскую, две Дальневосточные, античную, сирийскую, цивилизацию Инда, китайскую, минойскую, шумерскую, хеттскую, вавилонскую, андскую, мексиканскую, юкатанскую, майя, египетскую... Он указывает также на четыре остановившиеся в своем развитии цивилизации — эскимосскую, момадическую, оттоманскую и спартанскую и пять мертворожденных.

Но почему некоторые общества становятся неподвижными на ранней стадии своего существования и не складываются в цивилизации, тогда как другие достигают этого уровня? Ответ его таков: генезис цивилизации не объяснить ни расовым фактором, ни географичек средой, ни специфической комбинацией двух уело наличием в данном обществе творческого меньшинства и средой, которая не слишком неблагоприятна, слишком благоприятна.

Итак, группы, в которых налицо эти условия, складываются в цивилизации. Группы, не обладающие ими, остаются на доцивилизованном уровне. Механизмом рождения цивилизаций в этих условиях является взаимодействие вызова и ответа. Умеренно неблагоприятная группа непрерывно бросает обществу вызов, а общество через посредство своего творческого меньшинства отвечает на вызов и решает проблемы. В этих условиях не существует покоя, обе группы все время в движении, а такое движение рано или поздно достигает уровня цивилизации.

Следующая проблема исследования — почему ряд цивилизаций (дальнезападная христианская, …ландская), дальневосточная христианская (… в Средней Азии), скандинавская и … развивались ненормально и родились мертвыми. Тойнби пытается понять, отчего пять цивилизаций (полинезийская, эскимосская, кочевая, спартанская, оттоманская) застыли в своем развитии на ранней стадии. Тогда как остальные успешно развивались.

По мнению Тойнби, рост цивилизации отнюдь не сводится к географическому распространению и не вызывается им. Если географическое распространение с чем-нибудь положительно связано, то скорее с задержкой развития и с разложением, а не с ростом. Подобным же образом рост цивилизации ограничивается и не вызывается техническим прогрессом и растущей властью общества над физической средой.

Рост цивилизации, по Тойнби, состоит в интенсивном внутреннем самообогащении или самовыражении цивилизации, в переходе от более грубой к более тонкой религии и культуре. Рост — это непрерывное «отступление и возвращение харизматического (богоизбранного, предназначенного свыше к власти) меньшинства общества и всегда нового успешного ответа на всегда новые вызовы среды.

Растущая цивилизация — это постоянное единство. Ее общество состоит из творческого меньшинства, за которым свободно следует, подражая ему, большинство — внутренний пролетариат общества и внешний пролетариат варварских соседей. В таком обществе нет братоубийственных схваток, нет твердых, застывших различий. В результате процесс роста представляет собой рост целостности и индивидуального своеобразия развивающейся цивилизации.

Третья важнейшая проблема исследования — как и почему цивилизации «надламываются, разлагаются и распадаются». Не менее 16 из 26 цивилизаций сейчас «мертвы и погребены». Из оставшихся в живых десяти цивилизаций «полинезийская и кочевая... находятся сейчас при последнем издыхании; а семь из восьми других в большей или меньшей степени — под угрозой уничтожения или ассимиляции нашей западной цивилизацией». Более того, не менее шести из этих семи цивилизаций обнаруживают признаки надлома и начавшегося разложения.

Тойнби подчеркивает, что упадок нельзя приписать космическим причинам, географическим факторам, расовому вырождению или натиску врагов извне, который, как правило, укрепляет растущую цивилизацию. Нельзя объяснить его и упадком техники и технологии, ибо во всех случаях упадок цивилизации является причиной, а упадок техники — следствием или симптомом.

Стадия упадка, согласно Тойнби, состоит из надлома, разложения и гибели цивилизаций. Между надломом и гибелью цивилизации нередко проходят столетия, а иногда и тысячелетия. Так, например, надлом египетской цивилизации произошел в XVI в. до н.э., а погибла она только в V в. н.э. Период между надломом и гибелью охватывает почти 2000 лет «окаменевшего существования», «жизни в смерти». Но как бы долго это ни длилось, судьба большинства, если не всех, цивилизаций влечет их к конечному исчезновению, раньше или позже. Что касается западного общества, то, хотя оно, винимо, по Тойнби, обнаруживает все симптомы надлома и разложения, он считает, что мы можем и должны молиться, чтобы нам не было отказано в отсрочке, если мы с сокрушенным духом и сердцем, полным раскаяния, будем просить ее вновь и вновь.

Такова общая природа упадка цивилизаций. Подробный анализ ее повторяющихся моментов, симптомов и фаз дается в разных томах исследования Тойнби. Здесь можно коснуться только некоторых. Меньшинство, опьяненное победой, начинает «почивать на лаврах», поклоняться относительным ценностям как абсолютным. Оно теряет свою харизматическую привлекательность, и большинство не подражает и не следует ему.

Поэтому все больше и больше приходится использовать силу, чтобы контролировать внутренний и внешний пролетариат. В ходе этого процесса & шинство организует «универсальное (вселенское) государство», подобное Римской империи, созданной эллинистиническим господствующим меньшинством сохранения себя и своей цивилизации; вступай войны; становится рабом косных установление само ведет себя и свою цивилизацию к гибели.

Тогда «внутренний пролетариат» отделяется меньшинства и часто рождает «универсальную (вселенскую) церковь», например, христианство или буддизм — как свою собственную веру и установде Таким образом, нетворческие силы общества совершают творческий акт. Это, вообще говоря, одно многочисленных противоречий в системе Тойнби. Когда «универсальное государство» господствую меньшинства рушится, «универсальная церковь» у раннего пролетариата (например, христианство) служит мостом и основанием для новой цивилизации чужденной и в то же время дочерней по отношению к старой.

Внешний же пролетариат организуется и начинает штурмовать падающую цивилизацию, вместо чтобы стремиться врасти в нее. Таким образом, кол входит в тело и душу цивилизации. Он приводит к росту распрей и братоубийству. Раскол в душе ведет к возникновению трех типов личностей и «спасителей»: архаистов, ристов (спасителей с мечом), отреченных и безрадостных стоиков и, наконец, преображенного религиозного спасителя, нашедшего опору в сверхчувственном мире Бога.

Чувство затерянности в потоке, чувство греха возрастает. Половая распущенность и смещение принципов (синкретизм) становятся господствующи Вульгаризация и «пролетаризация» захватывают философию, язык, религию, нравы и установления. За исключением преония, никакие усилия и спасители не могут остановить разложения. В лучшем случае, как отмечалось, цивилизация «окаменевает», и в этой форме, «жизнь в смерти», может тянуться века и даже тысячелетия.

Единственный плодотворный путь — это путь преображения, перенос цели и ценностей в сверхчувственное царство Божие. Оно не может остановить разложение данной цивилизации, но может послужить посевом, из кото­рого вырастает новая дочерняя цивилизация. Таким образом, это шаг вперед в вечном процессе возвышения от человека к сверхчеловеку, от «града человеческого к граду божьему», как предельному итогу человека и цивилизации. Эти рассуждения заканчиваются почти алокалиптической нотой: «Цель преображения — дать свет тем, кто погряз во тьме... Она достигается в поисках царства Божьего, чтобы привести его жизнь в действие... Таким образом, цель преображения — царство Божие...»

Вся человеческая история или весь процесс цивилизации преврашается, таким образом, в творческую традицию. Через отдельные цивилизации и их совпадающие в единстве, но конкретно различные ритмы, реальность разворачивает свое богатство и ведет от «подчеловека» и «подцивилизации» к человеку и цивилизации, а в итоге к сверхчеловеку и преображенной сублимированной (эфирной) сверхцивилизации царствия Божьего.

Деятельность духа, струящегося по земле и влекущего свои нити по ткацкому станку времени, — это история человека, как он сеоя проявляет в генезисе и росте, в разложении человеческих обществ. Во всем этом колыхании жизни мы можем слышать биение основного ритма вызова и ответа, отступления и возвращения, расстройства и соединения, отчуждения и усыновления, раскола и возрождения, тот основной ритм — чередующееся биение инь и ян.

Вечные повороты колеса — не пустое повторение, если с каждым поворотом они влекут колесницу все ближе к цели, и если «возрождение» означает рождение чего-то нового, то колесо существования — не просто дьявольская выдумка, не простое средство подвергнуть вечной муке осужденного Икс. Музыка, которую создает ритм инь и ян, это песня творения.

Творение не было бы творческим, если бы оно не поглощало в себе все существующее на небе и на земле, включая свой собственный антитезис.

Таков общий скелет философии истории Тойнби. Он одет им в богатую и плодотворную плоть фактов. Основной тезис, как и следствие из него, кропотливо удостоверены известными эмпирическими фактами двадцати одной исследованной цивилизации. В этом отношении теория Тойнби, вероятно, документирована полнее, чем большинство существующих философий истории.

Однако концепция Тойнби постоянно подвергается критике. Наиболее развернутая критика содержится в трудах Питирима Сорокина. Труд Тойнби, по мнению П.Сорокина, имеет два коренных. Они относятся, во-первых, к «цивилизации»; избранной Тойнби в качестве единицы исторического исследования, вторых, к концептуальной схеме генезиса, роста и упадка цивилизаций, положенной в основу его философии истории.

Под «цивилизацией» Тойнби имеет в виду не просто «область исторического исследования», но единую систему, или целое, части которого связаны друг другом причинными связями. Поэтому, как во всякой такой системе, в его «цивилизации» части должны зависеть друг от друга и от целого, а целое — от част Он категорически утверждает вновь и вновь, что «цивилизации суть целостности, чьи части все соответствуют друг другу и взаимно влияют друг на друга. Одна из характерных черт цивилизации в процессе роста — то, что все аспекты и проявления ее социальной жизни координированы в единое социальное целое, в котором элементы экономики, политики и культуры удерживаются в тонком согласии друг с другом внутренней гармонией растущего социального тела.

Таким образом, подобно так называемым «функциональным антропологам», Тойнби утверждает, что его «цивилизации» суть реальные системы, а не просто скопления, агрегаты и конгломераты феноменов и объектов культуры (или цивилизации), смежных в пространстве и времени, но лишенных какой-то бы ни было причинной или другой осмысленной связи. Далее Сорокин развивает в полемике с Тойнби свою собственную механистическую теорию социального агрегата, в котором свободно можно заменять отдельные части.

П.А.Сорокин прав, критикуя чисто поэтическую метафору Юйнби цивилизация — это нечто вроде живого тела. Но он, пожалуй, не прав, отрицая всякое единство исторически реальной цивилизации. Ошибочно приняв различные скопления (агрегаты) за системы, Тойнби начинает трактовать свои цивилизации как «виды общества» и ретиво охотится за единообразием в их генезисе, росте и упадке.

Тойнби совершил и другую ошибку, признав старую, идущую от Флоруса к Шпенглеру, концептуальную схему «генезиса-роста-упадка» единообразной моделью развития цивилизаций. Эта концепция, возможно, худшая из всех существующих схем. Она основана на простой аналогии и представляет собой не теорию реальных изменений общественно-культурных фактов, но оценочную теорию общественно-культурного прогресса, подсказывающую, как феномены культуры должны изменяться. Это становится явным уже в формулах «роста» и «разложения». Это оценоч­ные формулы прогресса и регресса, а не формулы реальных изменений.

Отсюда вытекают фактические и логические погрешности в философии истории Тойнби. Прежде всего, надо сказать о его классификации цивилизаций. Многие историки, антропологи и социологи отвергают ее как произвольную, лишенную ясного логического критерия выбора. Некоторые христианские цивилизации трактуются как отдельные и различные (Западная Европа, Византия, Россия). Тойнби рассматривает православие и католичество как две различные религаи, а конгломерат различных (религиозных и других) систем объединяется в одну цивилизацию. Между тем, «даже великие культурные и вероисповедные сдвиге лишь увеличивают многообразие в единстве цивилизализации, если носителями различий оказываются народы представляющие для внешнего мира и для самих с('-все то, что и прежде, вычлененное в ойкумене ку турное пространство. Конфессиональный разрыв протестантов с католицизмом был намного радикалы догматических и обрядовых особенностей, неко: разведших Восточную и Западную церкви. Но перв лишь модифицировал цивилизацию Запада, втор; же, по словам Ф.И.Тютчева, санкционировали имен» расхождение двух «человечеств».

Спарта произвольно вырвана, по мнению Сорокина, из остальной эллинской цивилизации, тогда ю римская цивилизация объединена с греческой., Полинезийская и эскимосская цивилизации, ю «подцивилизации» (в одном месте Тойнби утверждав что они были живорожденными цивилизациями; другом — что они остались на уровне «подцивилиз ции» и никогда не достигли уровня цивилизации рассматриваются как отдельные цивилизации по плР менному признаку, тогда как все кочевники всех код тинентов объединены в одну цивилизацию и т.д.

Тойнби прибегает к «массовому избиению» цивн заций. Он объявляет большинство из них «мертвор денными», или «застылыми», или «окаменевши) или «надломленными», или «разлагающимися», «мертвыми и погребенными». (Согласно Тойнби, из цивилизаций только одна западная еще, возмож" жива в настоящее время, а все остальные либо ме вы, либо полумертвы («застыли», «окаменели», «разлагаются»). Таким образом, в согласии с принятой мой, цивилизации должны пройти через надлом, ложение и смерть. Тойнби остается или похорон их, или объявить мертворожденными, «застылы» «окаменевшими» или, наконец, — надломленны разлагающимися.

Поскольку этого требует система и поскольку Тойнби нет никакого ясного критерия, что такое действительности смерть или надлом, возрождею или разложение цивилизации, он добровольно бер на себя роль могильщика цивилизаций. В-третьих, ОТважно следуя своей схеме, он не смущается, что некоторые из его цивилизаций, какие, согласно схеме, должны бы давно умереть, после своего надлома живут века, даже тысячи лет, и теперь еще живы. Он выходит из трудностей простым изобретением термина «окаменевшей» цивилизации. Так, Китай окаменел на тысячу лет. (Как это совместить с нынешним динамизмом страны?). Египет — на две тысячи лет. Эллинская цивилизация либо разлагалась, либо каменела с Пелопоннесской войны до V в. н.э. Вся римская история — это непрерывное разложение, с начала и до конца. То же самое происходит и с другими цивилизациями. В концепции юйнби цивилизации едва имеют право жить и расти. Если они не родились мертвыми, как некоторые из них, тогда они застывают. Если они не застыли, их ждет надлом почти сразу же после рож­дения, и они начинают разлагаться или превращаться в «окаменелость»...

В-четвертых, предыдущее объясняет, почему в труде Тойнби так мало анализируется стадия роста цивилизаций. Есть только крайне расплывчатые утверждения, что на этой стадии существует творческое меньшинство, успешно встречающее все вызовы. Нет ни классовой борьбы, ни войны между обществами, и все идет отлично, становится все более и более возвышенным. Такая характеристика процесса роста его двадцати одной цивилизации, очевидно, фантастична в своей «идиллической» и прочих добродетелях.

Если мы поверим в них, придется согласиться, что в Греции до 431—403 гг. до н.э. (надлом эллинской циви­лизации, согласно Тойнби) не было никаких войн, революций, классовой борьбы, рабства, традиционализма, нетворческого меньшинства и что все эти бедствия появились только после Пелопоннесской войны. С другой стороны, нам следует ожидать, что после этого в Греции и Риме творчество прекратилось, не было Платона, Аристотеля, Эпикура, енона, Полибия, отцов церкви, Лукреция, научных открытий — ничего творческого.

В отношении западной цивилизации, как уже было сказано, диагноз несколько двойствен. Во многих местах он говорит, что она уже испытала свой надлом и находится в процессе разложения. В других местах он отказывается вынести приговор. Но каким бы ни был его диагноз, западная цивилизация до XV в. рассматривается им в стадии роста. Если это так, то, согласно схеме, никаких революций, серьезных войн, никаких жестких и устойчивых классовых различий не должно бы существовать в Европе до этого века.

На самом деле, XIII и XIV в. — наиболее революционные (до XX в.) в истории Европы. Крепостничество и другие классовые различия были жесткими и устойчивыми, и было множество войн — больших и малых... В итоге средневековое западное общество периода роста не обнаруживает множества черт, характерных для растущих цивилизаций. То же верно в отношении других цивилизаций. Это означает, что единообразия роста и упадка цивилизаций у Тойнби совершенно фантастичны и не основаны на фактах.

Концепция П.А. Сорокина

Питирим Александрович Сорокин (1889— 1968) создал более рациональную теорию цивилизаций. «Сорокин, подобно М.Веберу, отвергает «редукционистские» концепции культуры, представленные «организмом», «экономизмом». Культура есть явление особого рода, гораздо более сложное и совершенное, чем организм. Она не детерминируется экономикой. В понимании Сорокина культура выступает как система значений — ценностей, с помощью которых общество интегрируется, поддерживает взаимосвязь своих институтов. Культура определяет энергию и направленность человеческих усилий».

Только понимание процесса развития цивилизаций позволит нам правильно оценить ход социального и культурного развития человечества и направить его в должную сторону. Он полагал, что холистическая теория в понимании представителей морфологической школы неприменима к культурам, потому что они не являются замкнутыми комплексами.

Развертывая критику концепции Тойнби, Сорокин подчеркивал, что многие единообразия, на которые гот претендует в связи со своей схемой, либо ложны, либо переоценены. Например, его единообразие негативной связи между географическим распространением цивилизации и ее внутренним ритмом; между войной и ростом; между прогрессом техники и ростом. В утверждениях Тойнби есть известная доля истины, но как категорические формулировки они безусловно ошибочны. Если бы цивилизации Тойнби не распространялись на обширные районы и множество людей, а остались бы просто цивилизацией маленькой шумерской, греческой, египетской или арабской деревушки, они вряд ли стали бы «историческими» и безусловно не привлекли бы внимания историков и самого Тойнби.

Все цивилизации Тойнби — сложные комплексы, распространившиеся на обширные территории и группы населения... Если Тойнби предполагает, как это он делает в некоторых местах, что такое распространение на обширные районы происходило мирно, без войны, благодаря невольному подчинению «варваров» очарованию цивилизации, то такое утверждение опять-таки неверно. Все его цивилизации во время роста распространялись не только мирно, но и с помощью силы, насилия, войн. С другой стороны, многие из них в период разложения сжимались, а не расширялись, и были миролюбивее, чем во время роста.

Следуя Шпенглеру, тень которого тяжело нависла над ним, Тойнби приписывает некоторым из своих цивилизаций различные господствующие тенденции: эстетическую — эллинской, религиозную — индийской (долины Инда), механистически-техническую — западной (другим восемнадцати цивилизациям он таких господствующих влечений не приписывает). Такие суммарные характеристики опять-таки очень сомнительны. Западная цивилизация не обнаруживала своей предположительно господствующей черты примерно до XIII в.: с VI по конец XII в. движение технических изобретений и научных открытий стояло почти на нуле.

С VI по XVIII в. эта механическая цивилизация была сверху донизу религиозной, даже более религиозной, чем индийская или индуистская во многие периоды их истории... Предположительно эстетическая эллинская цивилизация не обнаруживала своего эстетического (в смысле Тойнби) влечения до VI вдо н.э. и, наоборот, выказала определенный научно-технический порыв между 600 г. до н.э. и 200 г. н.э. Арабская цивилизация, чью доминирующую черту Тойнби не подчеркнул, выказала исключительный порыв к научным и техническим занятиям в VIII—XIII вв. гораздо больший, чем западное общество в те же века. Все это значит, что приписывание, в духе Шпенглера и Тойнби, некоторой специфически вечной тенденции той или иной цивилизации, не обращая внимания на стадию развития, не соответствует фактам и вводит в заблуждение.

В отличие от Тойнби, Сорокин выделяет несколько тенденций развития современных цивилизаций: 1) перемещение центра творческих сил. Как известно, эти центры перемешались в истории человечества постоянно. Последним известным нам центром был западноевропейский. Теперь его силы иссякли, и творческая нинциаггива переходит на американский континент (в целом) и на восток, в частности, в Россию.

Другая тенденция обнаруживается в постепенном упадке сенсуалистической культуры, основой которой является уверенность, что за пределами свидетельств наших органов чувств нет ни реальности, ни ценностей. Вытеснив средневековую спиритуалистическую культуру, сложившуюся на основе веры в то, что подлинной реальностью является Бог и царство Божье, сенсуалистическая культура распространилась по всей Европе и господствовала с XV по XX в.

К началу XX в., по мнению Сорокина, ее творческие силы почти полностью иссякли, продолжая деиствовать лишь в области науки и техники. Но и здесь она становится разрушительной силой. Вместо ToreJ чтобы служить богу творчества, наука, или, во всяком случае, ряд ее ответвлений, служит дьяволу разрушения. Эту культуру уже ничто не может возродить. Ввиду ее больших заслуг перед человечеством ее надо, как предлагает Сорокин, с благодарностью и почтения ем поместить в музей. «

Сорокин полагает, что намечается зарождение новой культуры или нового интегрального социокультурного порядка, по его терминологии. Борьба между умирающей и зарождающейся новой культурой иде повсюду, в каждом человеке, в каждом коллективе и обществе. Меняется представление о характере подлинной реальности и подлинной ценности. Не только в религии и философии, но и в науке утверждается представление, что подлинная реальность обладает нe только эмпирическим, сенсуалистическим аспектом» но и несенсуалистическим, рациональным и сверхрациональным аспектом.

Возникающая интегральная культура исходит т» предпосылки, что подлинная реальность и ценность бесконечны по своим аспектам и что мы не располагаем терминологией, которая могла бы их отразить. Из-s менилось и представление о человеке: согласно этому представлению, человек — творец со сверхрационая диетическими возможностями и искрами гениальное ти. Идет борьба и в философии. Материалистическая философия еще разделяется многими, но, по мнению Сорокина, она мало что добавила к прежним материалистическим системам. Другими словами, как полагает П.Сорокин, здесь нет искры гениальности. Мы ее находим в ряде новых течений, идеалистических или интегральных по своему характеру. Аналогичный процесс и в религии, где на смену догматическим религиозным системам вдет «святой дух творчества» и «универсальная религия творческой альтруистической любви». Таким образом, по убеждению Сорокина, если не произойдет апокалиптическая катастрофа, интегральная культура поможет вступить в новую творческую эру.

По словам П.Сорокина, «совокупность смыслов», ценностей и норм в науке, в величайших философских, религиозных, этических или художественных смыслах образует идеологически целое. Эта идеологическая система вполне осязаемо реализует себя в предметах материальной культуры, в поведении ее носителей, агентов и членов. Кроме обширных культурных систем, существуют еще более обширные системы, которые можно было бы назвать культурными суперсистемами. Идеология любой из суперсистем, по мнению ПА.Сорокина, базируется на определенных основных посылках или определенных конечных принципах, развитие, разработка и провозглашение которых в совокупности образуют вдеологию суперсистемы. Коль скоро идеологии суперсистем являются самыми обширными из идеологий, их основные посылки или конечные принципы являются самыми обобщенными из истин, предположений или ценностей. Перед человечеством вставал вопрос: «Какова природа истинной и конечной ценности?» И на этот вопрос давалось три ответа.

Конечная истинная ценность чувственна. Кроме нее нет других реальностей и не существует внечувственных ценностей, — таков был первый ответ. Из этой основной посылки развилась огромная суперсистема, называемая сенсиггивной. Было и другое разрешение этого вопроса: конечной истинной целью является сверхчувственный и сверхразумный бог (Брахма, Дао, «Священное Ничто» и прочие ипостаси бога). Чувственные или какие-либо другие реальности или ценности являются либо миражами, либо низменньми и тенеподобными псевдореальностями. Такая основная посылка и соответствующая ей культурная система называется идеациональной.

Существует и третий ответ. Конечной истинной ценностью является Многоликая Бесконечность, обнимающая все различия, беспредельно качественно и количественно. Человеческий ум, которому положены определенные пределы, не может определить и воспроизвести ее доподлинно, не может охватить ее. Эта Многоликая Бесконечность невыразима. Мы способны лишь на очень отдаленное приближение к трем Ее аспектам: рациональному (или логическому), чувственному и сверхчувственному — сверхразуму.

Все все три аспекта реальны и гармонически соединяемы в Ней. Реальны Ее сверхчувственно-разумные и чувственные ценности. Она может называться Богом, Дао, нирваной, Священным Ничто, сверхсущностью (у Дионисия Ареопагита) и «расчлененной эстетической непрерывностью» (у американского философа ис-1: тории Ф.С.К. Нортропа). Эта типично мистическая концепция конечной истины, реальности и ценност» (и основанная на ней соответствующая суперсистема называется идеалистической (интегральной).

Каждая из этих суперсистем содержит в своем лон обширные системы, описанные выше. Суперсистемах сенситивная образуется из сенситивной науки, сенси тивной философии, сенситивной религии (или чего" либо в этом роде), сенситивного искусства, сенситивной; морали и права, экономики и политики и одновременно — из сенситивно мыслящих личностей, групп,» из базирующихся на чувственном учении стилей жизни и социальных институтов. То же самое относится к идеационным и идеологическим суперсистемам.

Так, например, в средневековой культуре Европы с) XI до конца XII в. мы обнаруживаем, что идеационна (спиритуалистическая) суперсистема была господству ющей. Ее важнейшим положением был христиански символ веры со сверхзвуковой и сверхчувственна Троицей, представляющей собой конечную и истт ную реальность и ценность. Этот символ веры прово; глашался и господствовавшей в средние века «наукой и философией, и искусством, и правом, и моралью, экономикой, и политикой.

Средневековая наука подчинялась богослов этой королеве наук. Естественные и прочие на были служанками богословия. Средневековая философия едва ли отличалась от богословия и религии. Средневековая архитектура и скульптура были не ч иным, как «библией в камне», провозглашавшей в тот же символ веры. Ту же роль играли живопись музыка, литература и драма.

Общеевропейская культура XVI—XX вв. представ ляет собой, по мнению П.А.Соролкина, совершенно иную картину. В этот период в ней господствует скорее сенситивная (чувственная), нежели развалившаяся идеационная суперсистема. В течение последних четырех столетий большинство подразделений европейской культуры возглашает, что «конечная реальность» и ценность чувственно познаваемы». Все подразделения этой культуры прошли через соответствующее обмирщение. Религия и богословие потеряли былое влияние и престиж. Безразличная к религии, временами совершенно не религиозная, сенситивная наука превратилась в высшую объективную истину.

Подлинной истиной стала теперь истина чувственных данных, эмпирически воспринятых и выверенных. Философия сенсуализма (материализм, эмпиризм, скептицизм, прагматизм и т.д.), сенсуалистическая архитектура, литература, музыка, живопись, скульптура вытеснили религиозное искусство средневековья. Сенсуалистические, утилитарные, гедонистические, релятивистские законы и моральные нормы, созданные человеком, вытеснили спиритуалистические, безусловные, «богом данные» законы и сакральные нормы средних веков. Материальные ценности, благосостояние, комфорт, наслаждение, власть, слава и популярность стали основными ценностями, за которые борется нынешний сенситивный человек.

Наконец, если взять греческую культуру V в. до н.э. или европейскую культуру XIII в., мы обнаружим, что в них господствовала идеалистическая культурная суперсистема. Эта культура всеми своими основными подраз­делениями утверждала важнейшие положения идеализма, что истинной конечной реальностью и ценностью является Многоликая Бесконечность, частично чувственно воспринимаемая, частично рациональна, частично сверхразумная и сверхчувственная. Вот три суперсистемы — самые обширные из доселе известных.

лантинцип лась в течение всего XIX в. Конец ей положила первая мировая войА затем в результате русской революции и ответной реакции на нее конфликт наций уступил место конфликту идеологий. Сторонами такого конфликта в соответствии с концепцией Хантингтона были вначале коммунизм, нацизм и либеральная демократия. Во время «холодной войны» этот конфликт воплотился в борьбу двух сверхдержав, ни одна из которых не была нацией-государством в классическом европейском смысле. Их самоидентификация формулировалась в идеологических категориях.

Конфликты между правителями, нациями-государствами и идеологиями были главным образом конфликтами западной цивилизации. У. Линд назвал их «гражданскими войнами Запада». Это столь же справедливо в отношении «холодной войны», как и в отношении мировых войн, а также войн XVll, XVIII, XIX столетий. С окончанием «холодной войны» подходит к концу и западная фаза развития международной политики. В центр выдвигается взаимодействие между Западом и незападныи цивилизациями. На этом новом этапе народы и правительства незападных цивилизаций уже не выступают как объекты истории — мишень западной колониальной политики, а наряду с Западом начинают сами двигать и творить историю.

Идентичность на уровне цивилизации, по мнению Хантингтона, будет становиться все более важной, и облик мира будет в значительной мере формироваться в ходе взаимодействия семи-восьми крупных цивилизаций. К ним относятся западная, конфуцианская, японская, исламская, индуистская, православно-славянская, латиноамериканская и, возможно, африканская цивилизации. По мнению оппонентов американского культуролога, если исходить из его критериев выделения цивилизаций (язык, история, обычаи, институты, самоидентификация), непонятно, почему латиноамериканская и православная (российская) цивилизации выделяются, а не включаются в состав западной. Ведь православная теология и литургия, ленинизм и учение Льва Толстого— все это проявления западной культуры.

Итак, самые значительные конфликты будущего, по мнению Хантингтона, развернутся вдоль линий разлома между цивилизациями. Как он обосновывает свою концепцию? Во-первых, различия между цивилизациями не просто реальны. Они наиболее существенны. Цивилизации несхожи по своей истории, языку, культуре, традициям и, что самое важное, — религии. Люди разных цивилизаций по-разному смотрят на отношения между Богом и человеком, индивидом и группой, гражданином и государством, родителями и детьми, мужем и женой, имеют разные представления о соотносительной значимости прав и обязанностей, свободы и принуждения, равенства и иерархии. Они более фундаментальны, чем различия между политическими идеологиями и политическими режимами. Конечно, различия не обязательно предполагают конфликт, а конфликт не обязательно предполагает насилие. Однако в течение столетий самые затяжные и кровопролитные конфликты порождались именно различиями между цивилизациями.

Во-вторых, мир становится более тесным. Взаимодействие между народами разных цивилизаций усиливается. Это ведет к росту цивилизационного самосознания, к тому, что глубоко осознаются различия между цивилизациями и то, что их объединяет. Североафриканская иммиграция во Францию вызвала у французов враждебное отношение и в то же время укрепила доброжелательность к другим иммигрантам — «добропорядочным католикам и европейцам из Польши». Американцы гораздо болезненнее реагируют на японские капиталовложения, чем на куда более крупные инвестиции из Канады и европейских стран. Ьсе происходит по сценарию, описанному американским ученым Д.Хорвицем: «В восточных районах Нигерии человек народности ибо может быть лишь ибо-оуэрри, либо же ибо-онича. Но в Лагосе он будет просто ибо. В Лондоне он будет нигерийцем, в Нью-Йорке — африканцем». Взаимодействие между представителями разных цивилизаций укрепляет их цивилизационное самосознание, а это, в свою очередь, обостряет уходящие в глубь истории или, по крайней мере, воспринимаемые таким образом разногласия и враждебность.

В-третьих, процессы экономической модернизации и социальных изменений во всем мире размывают традиционную идентификацию людей с местом жительства, одновременно ослабевает и роль нации-государства как источника идентификации. Образовавшиеся в результате лакуны по большей части заполняются религией, нередко в форме фундаменталистских движений. Подобные движения сложились не только в исламе, но и в западном христианстве, иудаизме, буддизме, индуизме. В большинстве стран и конфессий фундаментализм поддерживают образованные моло­дые люди, высококвалифицированные специалисты из средних классов, лига свободных профессий, бизнесмены. Как заметил американский религиовед Г.Вайгель: «десекуляризация мира — одно из доминирующих социальных явлений конца XX в.» Возрождение религии, или, говоря словами другого теолога Ж.Кепеля, «реванш Бога», создает основу для идентификации и сопричастности с общностью, выходящей за рамки национальных границ, для объ­единения цивилизаций.

В-четвертых, рост цивилизационного самосознания диктуется раздвоением роли Запада. С одной стороны, Запад находится на вершине своего могущества, а с другой — возможно, как раз поэтому среди незападных цивилизаций происходит возврат к собственным корням. Все чаще приходится слышать о «возврате в Азию» Японии, о конце влияния идей Неру и «индуи-зации Индии», о провале западных идей социализма и национализма и «реисламизации» Ближнего ростока, а в последнее время — споры о вестернизации или же русификации «страны Бориса Ельцина». На вершине своего могущества Запад сталкивается с незападными странами, у которых достаточно стремления, воли и ресурсов, чтобы придать миру незападный облик.

В прошлом элиты незападных стран обычно состояли из людей, в наибольшей степени связанных с Западом, получивших образование в Оксфорде, Сорбон-не или Сандхерсте и усвоивших западные ценности и стиль жизни. Население же этих стран, как правило, сохраняло неразрывную связь со своей исконной культурой. Но сейчас все переменилось. Во многих незападных странах идет интенсивный процесс девестер-низации элит и их возврата к собственным культурным корням. И одновременно с этим западные, главным образом американские, обычаи, стиль жизни и культура приобретают популярность среди широких слоев населения.

В-пятых, культурные особенности и различия менее подвержены изменениям, чем экономические и политические, и вследствие этого их сложнее разрешить либо свести к компромиссу. В бывшем Советском Союзе, саркастически замечает Хантингтон, коммунисты могут стать демократами, богатые превратиться в бедных, а бедняки — в богачей, но русские при всем желании не смогут стать эстонцами, а азербайджанцы — армянами.

Хантингтон ссылается также на усиление экономического регионализма. Судя по всему, роль региональных экономических связей будет усиливаться. С одной стороны, успех экономического регионализма укрепляет сознание принадлежности к одной цивилизации. А с другой — экономический регионализм может быть успешным, только если он коренится в общности цивилизации. Европейское сообщество покоится на общих основаниях европейской культуры и западного христианства. Успех НАФТА (североамериканской зоны свободной торговли) зависит от продолжающегося сближения культур Мексики, Канады и Америки. А Япония, напротив, испытывает затруднения с созданием такого же экономического сообщества в Юго-Восточной Азии, так как Япония — это единственное в своем роде общество и цивилизация. Какими бы мощными ни были торговые, экономические и финансовые связи Японии с остальными странами Юго-Восточной Азии, культурные различия между ними мешают продвижению по пути региональной экономической интеграции по образцу Западной Европы или Северной Америки.

Общность культуры, напротив, явно способствует стремительному росту экономических связей между Китайской Народной Республикой, с одной стороны, и Гонконгом, Тайванем, Сингапуром и заморскими китайскими общинами в других странах Азии — с другой. С окончанием «холодной войны» общность культуры быстро вытесняет идеологические различия. Материковый Китай и Тайвань все больше сближаются. Если общность культуры — это предпосылка экономической интеграции, то центр будущего восточно-азиатского экономического блока скорее всего будет в Китае.

По мнению С.Хантингтона, культурно-религиозная схожесть лежит также в основе Организации экономического сотрудничества, объединяющей 10 неарабских мусульманских стран: Иран, Пакистан, Турцию, Азербайджан, Казахстан, Киргизстан, Туркмению, Таджикистан, Узбекистан и Афганистан. Данная организация была создана в 60-е годы тремя странами: Турцией, Пакистаном и Ираном. Важный импульс к ее оживлению и расширению дало осознание лидерами некоторых из входящих в нее стран того факта, что им закрыт путь в Европейское сообщество. Точно также КАРИ КОМ, центрально-американский общий рынок и МЕРКОСУР базируются на общей культурной основе. Но попытки создать более широкую экономическую общность, которая бы объединяла страны островов Карибского бассейна и Центральную Америку, нс увенчались успехом — навести мосты между английской и латинской культурой пока еще не удалось.

Культурные разломы

Таким образом, конфликт цивилизаций разворачивается на двух уровнях. На микроуровне группы, обитающие вдоль линий разлома между цивилизациями, ведут борьбу, зачастую кровопролитную, за земли и власть друг над другом. На макроуровне страны, относящиеся к разным цивилизациям, соперничают из-за влияния в военной и экономической сфере, борются за контроль над международными организациями и третьими странами, стремясь утвердить собственные политические и религиозные ценности.

С.Хантингтон считает, что если в годы войны основные очаги кризисов и кровопролития сосредоточивались вдоль политических и идеологических границ, то теперь они перемещаются на линии разлома между цивилизациями. «Холодная война» началась с того момента, когда «железный занавес» разделил Европу политически и идеологически. «Холодная война» закончилась с исчезновением «железного занавеса». Но как только был ликвидирован идеологический раздел Европы, вновь возродился ее культурный раздел на западное христианство, с одной стороны, и православие и ислам — с другой.

Возможно, что наиболее важной разделительной линией в Европе является, как считает один из современных американских исследователей У.Уоллис, восточная граница западного христианства, сложившаяся к 1500 г. У этих стран общий опыт европейской истории: Ренессанс, Реформация, Просвещение, Французская революция, промышленная революция. Их экономическое положение, как правило, гораздо лучше, чем у людей, живущих восточнее. Сейчас они могут рассчитывать на более тесное сотрудничество в рамках единой европейской экономики и консолидацию демократических политических систем.

Восточнее и южнее этой линии живут православные христиане и мусульмане. Исторически они относились к Османской либо царской империи, и до них донеслось лишь эхо исторических событий, определивших судьбу Запада. Экономически они отстают от Запада и, похоже, менее подготовлены к созданию устойчивых демократических политических систем. И сейчас, по словам С.Хантингтона, «бархатный занавес» культуры сменил «железный занавес» идеологии в качестве главной демаркационной линии в Европе. События в Югославии показали, что это линия не только культурных различий, но временами и кровавых конфликтов.

Уже 13 веков тянется конфликт вдоль линии разлома между западной и исламской цивилизациями. Начавшееся с возникновением ислама продвижение арабов и мавров на Запад и на Север завершилось лишь в 732 г. На протяжении XI—XIII вв. крестоносцы с переменным успехом пытались принести в Святую Землю христианство и установить там христианское правление. В XIV— XVII столетиях инициативу перехватили турки-османы. Они распространили свое господство на Ближний Восток и на Балканы, захватили Константинополь и дважды осаждали Вену. Но в XIX—начале XX вв. господство турок-османов стало клониться к упадку. Большая часть Северной Африки и Ближнего Востока оказалась под контролем Англии, Франции и Италии.

Военная конфронтация между Западом и исламским миром продолжается целое столетие, и нет намека на ее смягчение. Скорее, наоборот, военная конфронтация между Западом и исламским миром продолжается, она может еще больше обостриться. Обе стороны видят во взаимодействии между исламским и западным миром конфликт цивилизаций. «Западу наверняка предстоит конфронтация с мусульманским миром, — пишет индийский журналист мусульманского вероисповедания МАкбар, — уже сам факт широкого распространения исламского мира от Магриба до Пакистана приведет к борьбе за новый мировой порядок».

К сходным выводам приходит и БЛьюис: «Перед нами настроение и движение совершенно иного уровня, неподвластные контролю политики и правительств, которые хотят их использовать. Это ни много ни мало конфликт цивилизаций — возможно, иррациональная, но исторически обусловленная реакция нашего древнего соперника против нашей иудео-христи-анской традиции, нашего мирского настоящего и глобальной экспансии того и другого».

На протяжении истории арабо-исламская цивилизация находилась в постоянном антагонистическом взаимодействии с языческим, анимистическим (верящим в духов), а ныне по преимуществу христианским чернокожим населением юга. В прошлом этот антагонизм олицетворялся в образе араба-работорговца и чернокожего раба. Сейчас он воплощается в ряде кровавых столкновений.

Конфликт цивилизаций имеет глубокие корни и в других регионах Азии. Уходящая в глубину истории борьба между мусульманами и индусами выражается сегодня не только в соперничестве между Пакистаном и Индией, но и в усилении религиозной вражды внутри Индии между все более воинственными индуистскими группировками и значительным мусульманским меньшинством.

По мысли Хантингтона, уровень потенциальной возможности насилия при взаимодействии различных цивилизаций может варьироваться. В отношениях между американской и европейской субцивилизациями преобладает экономическая конкуренция, как и в отношениях между Западом в целом и Японией. В то же время в Евразии расползающиеся этнические конфликты, доходящие до «этнических чисток», отнюдь не являются редкостью. Чаще всего они происходят между группами, относящимися к разным цивилизациям, и в этом случае принимают наиболее крайние формы. Исторически сложившиеся границы между цивилизациями евразийского континента вновь сейчас полыхают в огне конфликтов. Особого накала эти конфликты достигают по границам исламского мира, полумесяцем раскинувшегося на пространстве между Северной Африкой и Средней Азией. Но насилие практикуется и в конфликтах между мусульманами, с одной стороны, и православными сербами на Балканах, евреями в Израиле, индусами в Индии, буддистами в Бирме и католиками на Филиппинах — с другой. Границы исламского мира везде и всюду залиты кровью.

Группы или страны, принадлежащие к одной цивилизации, оказавшись вовлеченными в войну с людьми другой цивилизации, естественно, пытаются заручиться поддержкой представителей своей цивилизации. Следующая мировая война, полагает Хантингтон, если она разразится, будет войной между цивилизациями.

По отношению к другим цивилизациям Запад находится сейчас на вершине своего могущества. Вторая держава — в прошлом ее оппонент исчезла с политической карты мира. Военный конфликт между западными странами немыслим. Военная мощь Запада не имеет равных. Если не считать Японии, у Запада нет экономических соперников. Запад главенствует в политической сфере, в сфере безопасности, а совместно с Японией — и в сфере экономики. Мировые политические проблемы и проблемы безопасности эффективно разрешаются под руководством США, Великобри­тании и Франции, мировые экономические проблемы — под руководством США, Германии и Японии.

Все эти страны имеют самые тесные отношения друг с другом, не допуская в свой круг страны поменьше. Так, по крайней мере, видят сегодняшний мир незападные страны, и в их взгляде -есть значительная доля истины. Различия в масштабах власти и борьба за военную, экономическую и политическую власть являются, таким образом, одним из источников конфликта между Западом и иными цивилизациями.

Другой источник конфликта — различия в культуре, в базовых ценностях и верованиях. В.С.Нейпол, американский исследователь, утверждал, что западная цивилизация универсальна и годится для всех народов. На поверхностном уровне многое из западной культуры действительно пропитало остальной мир. Но на глубинном уровне западные представления и идеи фундаментально отличаются от тех, которые присущи другим цивилизациям. В исламской, конфуцианской, японской, индуистской, буддистской и православной культурах почти не находят отклика такие западные идеи, как индивидуализм, либерализм, конституционализм, права человека, равенство, свобода, верховенство закона, демократия, свободный рынок, отделение церкви от государства.

Усилия Запада, направленные на пропаганду этих идей, зачастую вызывают враждебную реакцию против «империализма прав человека» и способствуют укреплению исконных ценностей собственной культуры. Об этом, в частности, свидетельствует поддержка религиозного фундаментализма молодежью незападных стран. Да и сам тезис о возможности «универсальной цивилизации» — это западная идея. Она находится в прямом противоречии с партикуляризмом большинства азиатских культур, с их упором на различия, отделяющие одних людей от других. И действительно, как показало сравнительное исследование значимости ста ценностных установок в различных обществах, «ценности, имеющие первостепенную важность на Западе, гораздо менее важны в остальном мире». В политической сфере эти различия наиболее отчетливо обнаруживаются в попытках Соединенных Штатов и других стран Запада навязать народам других стран западные идеи демократии и прав человека. Если она и утвердилась кое-где в незападных странах, то лишь как следствие западного колониализма или нажима.

По мнению С.Хантингтона, центральной осью мировой политики в будущем станет конфликт между «Западом и остальным миром», как выразился арабский ученый К.Махбубани, и реакция незападных цивилизаций на западную мощь и ценности. Такого рода реакция, как правило, принимает одну из трех форм или же их сочетание.

Во-первых, и это самый крайний вариант, незападные страны могут последовать примеру Северной Кореи или Бирмы и взять курс на изоляцию — оградить свои страны от западного проникновения и, в сущности, устраниться от участия в жизни мирового сообщества, где доминирует Запад. Но за такую политику приходится платить слишком высокую цену, и лишь немногие страны приняли ее в полном объеме.

Вторая возможность — попробовать примкнуть к Западу и принять его ценности и институты. В теории международных отношений это называется «вскочить на подножку поезда».

Третья возможность — попытаться создать противовес Нападу, развивая экономическую и военную мощь и сотрудничая с другими незападными странами против Запада. Одновременно можно сохранять исконные национальные ценности и институты — иными словами, модернизироваться, но не вестернизироваться.

Как полагает Хантингтон, в будущем, когда при-, надлежность к определенной цивилизации станет основой самоидентификации людей, страны, население которых представляют несколько цивилизационных групп, вроде Советского Союза или Югославии, будут обречены на распад. Однако есть и внутренне расколотые страны — относительно однородные в культурном отношении, но в них нет согласия по вопросу о том, к какой именно цивилизации они принадлежат. Их правительства, как правило, хотят «вскочить на подножку поезда» и примкнуть к Запацу, но история, культура и традиции этих стран ничего общего с Западом не имеет.

Чтобы расколотая изнутри страна смогла заново об, рести свою культурную идентичность, должны быть соблюдены три условия. Во-первых, необходимо, чтобы политическая и экономическая элита этой страны в целом поддерживала и приветствовала такой шаг. Во-вторых, ее народ должен быть согласен, пусть неохотно, на принятие новой идентичности. В-третьих, господствующие группы той цивилизации, в которую расколотая страна пытается влиться, должны быть готовы принять «новообращенного».

Препятствия, встающие на пути присоединения незападных стран к Западу, варьируются по степени глубины и сложности. Для стран Латинской Америки и Восточной Европы они не столь уж велики. Для православных стран бывшего Советского Союза — гораздо значительнее. Но самые серьезные препятствия встают перед мусульманскими, конфуцианскими, индуистскими и буддистскими народами. Японии удалось добиться единственной в своем роде позиции ассоциированного члена западного мира. В каких-то отношениях она входит в число западных стран, но, несомненно, отличается от них по своим важнейшим измерениям.

Те страны, которые по соображениям культуры или ' власти не хотят или не могут присоединиться к Западу, конкурируют с ним, наращивая собственную экономическую, военную и политическую мощь. Они добиваются этого и за счет внутреннего развития, и за счет сотрудничества с другими незападными странами. Самый известный пример такого сотрудничества — конфуцианско-исламский блок, сложившийся как вызов западным интересам, ценностям и мощи.

Конфликт между Западом и конфуцианско-ислам-скими государствами в значительной мере (хотя и не исключительно) сосредоточен вокруг проблем ядерного, химического и биологического оружия, баллистических ракет и других сложных средств доставки такого оружия. Таким образом сложился конфуцианско-исламский военный олок. Его цель — содействовать своим членам в приобретении оружия и военных технологий, необходимых дпя создания противовеса военной мощи Запада. Будет ли он долговечным — неизвестно. Но на сегодня между исламо-конфуциан-скими странами и Западом разворачивается новый виток гонки вооружений.

Новое самоопознание

С.Хантинггон не утверждает, что цивилиза-ционная идентичность заменит все другие формы идентичности, что нации-государства исчезнут, каждая цивилизация станет политически единой и целостной, а конфликты и борьба между различными группами внутри цивилизаций прекратятся. Слагаемые его гипотезы таковы: 1) противоречия между цивилизациями важны и реальны; 2) цивилизационное самосознание возрастает; 3) конфликт между цивилизациями придет на смену идеологическим и другим формам конфликтов в качестве преобладающей формы глобального конфликта; 4) международные отношения, исторически являющиеся игрой в рамках западной цивилиза­ции, будут все больше девестернезироваться (отходить от европейской модели) и превращаться в игру, где незападные цивилизации станут выступать не как пассивные объекты, а как активные действующие лица.

Можно обозначить и другие компоненты этой концепции. По мнению С.Хантингтона, эффективные международные институты в области политики, экономики и безопасности будут складываться скорее внутри цивилизаций, чем между ними. Конфликты между группами, относящимися к разным цивилизациям, будут более частыми, затяжными и кровопролитными, чем конфликты внутри одной цивилизации. Вооруженные конфликты между группами, принадлежащи­ми к разным цивилизациям, станут наиболее вероятным и опасным источником напряженности, потенциальным источником мировых войн. Главными осями международной политики станут отношения между Западом и остальным миром. Политические элиты некоторых расколотых независимых стран постараются включить их в число западных, но в большинстве случаев им придется столкнуться с серьезными препятствиями. В ближайшем будущем очагом конфликтов будут взаимоотношения между Западом и рядом исламско-конфуцианских стран.

Если эта гипотеза верна, что означает это для западной политики? Если исходить из позиции краткосрочной выгоды, интересы Запада требуют: 1) укрепления сотрудничества и единства в рамках собственной цивилизации, прежде всего между Европой и Северной Америкой; 2) интеграции в состав Запада стран Восточной Европы и Латинской Америки, чья культура близка к западной; 3) поддержания и расширения сотрудничества с Россией и Японией; 4) предотвращения разрастания локальных межцивилизационных конфликтов в полномасштабные войны между цивилизациями; 5) ограничения роста военной мощи конфуцианских и исламских стран; 6) замедления сокращения их военного превосходства в Восточной и Юго-Западной Азии; 7) использования конфликтов и разногласий между конфуцианскими и исламскими странами; 8) поддержки представителей других цивилизаций, симпатизирующих западным ценностям и интересам; 9) укрепления международных институтов, отражающих и легитимизирующих западные интересы и ценности, и привлеченных к участию в этих институтах незападных стран.

В долгосрочной же перспективе Хантингтон предлагает ориентироваться на другие критерии. Незападные цивилизации попытались стать современными, не становясь западными. Но до сих пор лишь Японии удалось добиться в этом полного успеха. Незападные цивилизации и впредь не оставят своих попыток обрести богатство, технологию, квалификацию, оборудование, вооружение — все то, что входит в понятие «быть современным».

Но в то же время они постараются сочетать модернизацию со своими традиционными ценностями и культурой. Их экономическая и военная мощь будет возрастать, отставание от Запада сокращаться. Западу все больше и больше придется считаться с этими цивилизациями, близкими по своей мощи, но весьма отличными по ценностям и интересам. Это потребует полдержания его потенциала на уровне, который будет обеспечивать защиту интересов Запада в отношениях с другими цивилизациями. Но от Запада потребуется и более глубокое понимание фундаментальных и философских основ этих цивилизаций. Он должен будет понять, как люди этих цивилизаций представляют себе собственные интересы. Необходимо найти элементы сходства между западной и другими цивилизациями. Ибо в обозримом будущем не сложится единой универсальной цивилизации. Напротив, мир будет состоять из непохожих друг на друга цивилизаций, и каждой из них придется учиться сосуществовать со всеми остальными.

Гипотезы и дискуссии

Своей концепцией «столкновение цивилизаций» С.Хантингтон бросил вызов многим устоявшимся представлениям о характере происходящих и потенциальных глобальных и региональных противостояний, а также предложил новую парадигму для теоретического исследования и прогнозирования миропо-рядка на рубеже XX и XXI веков. Это едва ли не самая крупная из представленных за последнее десятилетие научная концепция, в которой дана общая картина мира.

Неудивительно, что новаторские геополитические идеи С.Хантингтона сразу же вызвали мощную волну научных дискуссий. Не остались в стороне и политики из многих стран мира. Разумеется, первые полемические отклики касались прежде всего частных аспектов новой концепции: критики цивилизационного подхода Хантингтона вряд ли смогли оперативно выдвинуть альтернативную модель столь же высокого научного уровня. Видимо, они это и не ставили своей целью. Не так уж много убедительных аргументов было собрано в пользу нынешнего понимания состояния и перспектив мировой политики, которое, вполне вероятно, после выступления Хантингтона может получить эпитет «традиционного».

С.Хантингтон — один из наиболее авторитетных политологов мира — и сам понимает, что полемизировать с его концепцией «столкновения цивилизаций» убедительнее всего было бы с помощью выдвижения иной целостной теории, альтернативной не только его идеям, но и устаревшей парацигме «холодной войны», которую, по его мнению, «драматические события последнего пятилетия превратили в достояние интеллектуальной истории».

Однако отдельные аспекты концепции Хантингтона вызывают критические вопросы. Цивилизации существуют испокон века. Почему же только сейчас они бросают вызов мировому порядку? Хотя их роль и влияние действительно меняются, но оценка этих изменений зависит от позиции исследователя. Поэтому цель цивилизационной модели — прежде всего привлечь внимание западной общественности к тому, как все это воспринимается в мире.

Методология Хантингтона не нова. Еще в 40-х гг. ее использовал А.Тойнби. На взгляд Хантингтона, не­реальной является парадигма единого мира, где существует или в ближайшее время возникнет универсальная цивилизация. Очевидно, что люди ныне обладают, как и обладали в течение тысячелетий, общими чертами, которые отличают их от других существ. Эти черты всегда были совместимы с существованием множества разных культур. Довод о том, что сейчас появляется универсальная культура или цивилизация, принимает разнообразные формы, но ни одна из них не выдерживает даже беглого анализа, поскольку только всемирная власть способна создать всемирную цивилизацию, как в свое время римское могущество породило почти что универсальную цивилизацию, но только в ограниченных пределах древнего мира.

Итак, версия новой парадигмы теоретического осмысления и прогнозирования мирового порядка на рубеже третьего тысячелетия предложена научному, политическому и информационному сообществу. Отечественные оппоненты (А.С.Панарин, Е.Б.Рыжков-ский) С.Хантингтона отмечают, что тезис о грядущем конфликте цивилизаций скорее постулируется, нежели обосновывается. Возникает вопрос: почему же циви-лизационные конфронтации не имели места раньше, допустим, пятьдесят или сто лет назад? Речь может идти о возрастающем значении мировых цивилизаций в продолжающемся и чрезвычайно неравномерном всемирном процессе модернизации.

Западный регион по-прежнему является лидером мировой модернизации. Он уже вступил в постиндустриальную фазу. Тем не менее в западном типе общества накапливаются серьезные проблемы. Это и экология, и гипертрофированный культ потребления, и растущая примитивизация жизни в рамках массовой культуры. В незападных обществах на цивилизацион-ный фактор ложится еще большая нагрузка, ибо в странах запоздалой модернизации многое зависит оттого, насколько традиционные цивилизации и культуры способны в относительно короткий срок адаптироваться к изменениям, отобрать в самих себе современные ценности.

Возникает еще один вопрос: как же все-таки связана цивилизационная парадигма (идея плюрализма ци­вилизаций) с формационной парадигмой. Под последней имеется в виду любая концепция, признающая последовательность восходящих ступеней исторического развития. Иначе говоря,. каким образом могут быть связаны пророчества Хантингтона с концепцией перехода от индустриального общества к постиндустриальному, информационному? Можно ли утверждать, что фаза техноцентричная сменяется культуро-центричной?

Современный человек существует в двух измерениях, он, по слову АС.Панарина, гетерогенное образование. С одной стороны, это «почвенный» человек, носитель своей культуры и традиции, а с другой стороны, любой современный человек несет в себе мировые импульсы, импульсы всеобщего духовного производства, то есть выступает как всемирно-исторический индивид. Каждый из нас включает эти две «половины»: это и человек своей культуры, и всемирно-исторический человек.

Отечественные исследователи, в частности Е.Б.Рашковский, отмечают эвристическую ценность трех моментов в статье ХантингтоВо-первых, действительно, к настоящему времени прежние лидерские идеологии в мире истощены. Во-вторых, истощение идеологий приводит к высвобождению огромных со-циопсихологических энергий или, точнее, того неистовства, которое прежде формировалось и структурировалось идеологиями. В-третьих, в этой статье указывается на формирование особо напряженных узлов современного мира.

Цивилизация есть вполне оправданная, хотя и условная, единица трактовки истории, некий условный теоретический конструкт. Но этот конструкт выдается Хантингтоном за безусловную эмпирическую реальность. Хантингтон насчитывает в современном мире семь или восемь цивилизаций.

Е.Б.Рашковский критикует концепцию С.Хантингтона по трем позициям. Воспроизведем их.

Позиция первая: сложность внутреннего состава каждой из цивилизаций — какой бы наблюдатель ни очерчивал цивилизацию как понятие или как систему. В каждой из цивилизаций идет напряженная внутренняя борьба за господство над природными и людскими ресурсами, напряженная борьба за гегемонию в символической сфере — и не только в идеологических, но и в религиозных категориях. Весьма поучительный материал для размышления дает, скажем, история арабо-исламской цивилизации XX в. с ее внутренними раздорами.

Вторая позиция относится к внутренней динамике цивилизаций. Они обладают подвижностью, могут видоизменяться. Цивилизации находятся под воздействием западнических и почвеннических импульсов, ра­ционализма и традиционализма. На протяжении XVIII—XX вв. такое взаимодействие прослеживается как одна из определяющих характеристик культурной динамики в незападных обществах. Это можно сказать о России, Турции, Латинской Америке, Японии, Индии, Ближнем Востоке.

По мнению Е.Б.Рашковского, указанное взаимодействие противоположно направленных импульсов остается универсальным. Более того, с XIX в. оно даже сумело утвердиться в западной культуре в виде коллизии мондиализма и западоцентризма. Эта коллизия становится существенной частью глубинного самосознания западной цивилизации.

Третья позиция, обоснованная Е.Б.Рашковским, заключается в зависимости современной трактовки традиционной проблематики от политической конъюнктуры. Можно понять социоэкономические и психологические предпосылки религиозного фундаментализма и в исламском мире, и в православном, в индуизме и иудаизме.

Фундаментализм, если к нему присмотреться, чужд не только рационализму, но и традиционализму, ибо он не приемлет традицию в ее исторической изменяемости и данности. Он пытается утвердить традицию как нечто харизматически измышленное, закрепить традицию рациональными средствами. В этом смысле фундаментализм не консервативен, а предельно радикален.

С. Хантингтон спорит с концепцией «Конца истории» Ф. Фукуямы. В обеих работах, по мнению отечественного ученого В-П.Цымбурского, прозрачны знаки времени: спорящие идеологии состязаются в оспариваний классического имиджа «открытого общества», оба, можно сказать, закладывают мины сразу и под Поппера, и под Шпенглера с его «безграничностью» устремлений романо-германства. Фукуяма опровергает открытость своей цивилизации будущему, славя либерализм без альтернатив, который выпал из истории и нуждается в ней не больше левистроссовских индейцев. С.Хантинггон же опровергает ее космополитическую открытость осваиваемому ею миру, призывая Евро-Атлантику на вершине ее могущества признать неуниверсальность своих ценностей, вобрать в свои структуры культурно близкие себе народы и защищать эти ценности остальных именно как свои, а не как всемирные.

Литература

Гаджиев К.С. Политическая наука. М.: 1994 Глобальные проблемы и общечеловеческие ценности. М.: 1990

Данилевский Н.А. Россия и Европа. М.: 1991

«Цивилизационная модель» международных отношений и ее импликации (Научная дискуссия в редакции «Полиса») /Полис. — 1995. - №1.

Хантингтон С. Столкновение цивилизаций/Полис. — 1994. - №1.

Вопросы для повторения

Какова роль нации-государства в современных международных делах?

Можно ли называть цивилизацию образом «особого человечества»? Цивилизация — эмпирическая реальность или теоретический конструкт?

Что такое культуроцентризм? Чем отличаются формационный и цивилизационный подходы к культуре?

Что ожидает человечество — сближение или столкновение цивилизаций? Каковы исторические судьбы либерализма?

Темы для контрольных работ

Цивилизация и всемирная история. Органика культуры и мертвящий техницизм цивилизации. Единый цивилизационный процесс, Современные разломы межцивилизационных противоречий. Перспектива постистории. Человечество в XXI в.