Макарова Н. Тайные общества и секты

ОГЛАВЛЕНИЕ

РАЗДЕЛ 6. ПОЛИЧЕСКИЕ ТАЙНЫЕ ОБЩЕСТВА

"Филадельфы"

"Филадельфы" как организация была основана молодыми людьми в одном из восточных
районов Франции в 1796 или 1797 годах.

Л.Пэнго, автор книги "Молодость Шарля Нодье" (Бсзансон, 1914), считает, что
вскоре после переворота 18 брюмера писатель-романист Шарль Нодье на основе
студенческой группы создал общество "Филадельфы", которое должно было вести
пропаганду в пользу режима Консульства.

По мнению же новейших исследователей, общество- было основано нормандцем Рижоме,
а среди первых его приверженцев были полковник Жан-Жозеф Уде и генерал Жан-
Виктор Моро. Им удалось установить связи с рядом масонских лож во Франции и в
Италии.

Уже само название общества - "Филадельфы" - свидетельствует о влиянии масонов,
от ритуала которых "Филадельфы" многое унаследовали.

Заимствования, вероятно, были особенно значительными у так называемого масонства
"Строгого послушания". На структуру общества явно повлияли и иллюминаты, о чем
свидетельствуют некоторые псевдонимы, вероятно, почерпнутые из арсенала Ордена
иллюминатов (Спартак и др.). Наиболее заметно такое сходство в решении открывать
тайные цеди общества лишь лицам, возведенным в высшие степени, в требовании
слепого подчинения всех членов ордена руководителям. Перечисляя предшественников
"Филадельфов", Нодье не упоминает иллюминатов, по зато называет руководителя
векового ордена ассассинов - "горного старца".

Нодье пишет, что общество было противником переворота 18 брюмера, неизменно
сохраняло свою враждебность наполеоновскому господству, стояло почти за всеми
заговорами против императора вплоть до 1814 года, когда оно активно
способствовало крушению его владычества.

Руководителем общества, по Нодье (его "История секретных обществ"), стал
полковник Уде, образ которого он рисует в духе героев романтической литературы.
Уде сочетал в себе безудержную отвагу, тонкость ума и пылкость чувств, делавшие
его неотразимым покорителем женских сердец. В обществе наряду с республиканцами
имелись и роялистски настроенные люди, даже сепаратисты, предлагавшие отделить
от Франции ее юго-восточную часть - Франш-Конте.

Уде еще на пороге возникновения общества выдвинул мысль об объединении сил
республиканцев и роялистов для свержения единовластия Бонапарта и упорно
стремился к достижению этой цели. Полковник играл настолько видную,
домииирующиую роль в обществе, что, куда бы ни забрасывала его судьба армейского
офицера, туда перемещался и организационный центр "Филадельфов". В шеста полках
были созданы конспиративные группы. Нодье уверяет, что по мере того, как
общество "Филадельфы" расширяло свое влияние, оно создавало дочерние организации
или связалось с уже существующими тайными союзами "Микелетов" в районе Пиренеев,
"Барбетов" в Альпах, "Бандельеров" в департаменте Юра, в Швейцарии, Савойе и
"Голубых братьев", действовавших в рядах армии.

Позднее "Филадельфы" установили контакты с тайными обществами в Германии и
Италии, было в курсе планов подготовки восстания в Тироле. В Италии имелось три
общества, носивших имя "Филадельфы", одно из которых стало организацией
масонского толка.

Какова была численность ордена "Филадельфы"? Нодье утверждает, что около 4-5
тыс. человек из них пали на полях сражений, большое число стало жертвами нищеты
и преследований, некоторые кончили жизнь самоубийством или на эшафоте, хотя в
другом месте ранее он писал, что в общество в период его расцвета входило 4 тыс.
офицеров и значительное число других лиц.

Нодье сообщает, что было подготовлено покушение на Наполеона, когда, возвращаясь
из Милана, он должен был проезжать через гористые районы и леса департамента
Юра. Заговор был раскрыт. По утверждению Нодье, Уде сумел убедить генерала Моро
принять руководство "Филадельфа-ми", которые передали ему всю полноту власти над
организацией.

Только после ареста Моро главой "Филадельфов" снова стал Уде.

Как уже отмечалось, в целях борьбы против Наполеона полковник Уде пытался
добиться союза между республиканцами и роялистами на платформе возвращения к
конституции 1791 года. В пользу этого плана высказалась большая группа офицеров.
Уде, по словам Нодье, с готовностью завязал связи с Меэ, прибывшим во Францию в
качестве эмиссара Бурбонов, но, не доверяя ему, не сообщил ничего такого, что
могло бы навести полицию на след "Филадель-фов". После саморазоблачения Меэ Уде
удалось войти с в связь с другими эмиссарами эмиграции, не внушавшими
подозрения.

Исследователям известно о союзе "Филадельфов" значительно меньше, чем рассказано
о нем в книге Шарля Нодье. Но и в этой книге нельзя все принимать за достоверные
факты, поскольку многое в ней просто не поддается проверке. К числу сомнительных
относятся, в частности, сведения о лидере "Филадельфов" полковнике Уде. Фактом
является то, что он пользовался расположением первого консула и сделал довольно
быструю военную карьеру. Уде был членом Почетного легиона, т.е. удостоился
одного из высших отличий империи. Нодье уверяет, что Наполеон, не располагая
прямыми доказательствами участия Уде в заговоре, не имел предлога для расправы с
ним, поэтому якобы после ареста Моро Бонапарт ограничился переводом офицера во
Франш-Конте, надеясь, что война представит случай отделаться от заговорщика.

Как же дальше развивались события? После того, как генерал Моро был приговорен к
изгнанию, Уде (если верить Нодье) решил переориентироваться на генерала Мале.

...Падение Бастилии застало Клода-Франциска Мале в чине капитана полка королевских
мушкетеров. В годы революции Мале стал убежденным республиканцем. Он враждебно
встретил переворот 18 брюмера. Несколько позднее, находясь в Безансоне, генерал
Мале вступил в общество "Филадельфы". В 1807 году Мале был уволен в отставку и
вскоре приступил к организации заговора против Наполеона. В этом заговоре
участвовали некоторые "Филадель-фы". Их легальным прикрытием стал парижский
колледж "Атеней молодежи".

Министру полиции Фуше было, несомненно, известно многое, если не все, об
активности столичных "Филадельфов", но он занял выжидательную позицию. Более
того, слухи о заговоре начали быстро распространяться по Парижу. Злоязычные
парижане открыто потешались над странным бездействием полицейских властей.

- Неужели вы не знаете; что собираются низвергнуть империю? - спрашивал один
друтого при встрече.

- Нет...

- В таком случае вы, наверное, служите в полиции..

Заговорщики собирались выступить 30 мая 1808 года (Наполеон в это время
находился в Байонне, где готовился к походу в Испанию), но были выданы генералом
Лемуаном.

Знали ли маршал Массена, многие видные представители наполеоновской
администрации, а также роялисты Матыо Монморанси (Великий магистр Ордена рыцарей
веры) или Алексис де Ноай и другие, что они были включены Мале в состав
намеченного им Временного правительства? По-видимому, нет (так же как и во время
второго заговора Мале, в 1812 году). Власти арестовали более 50 человек, но
старались "не делать шума": правительство опасалось широкой огласки факта
существования оппозиции в армии.

Наполеон был убежден к тому же, что к конспирации приложил руку Фуше. Аресты
заговорщиков были произведены без ведома Фуше его соперником, префектом
парижской полиции Дюбуа. Что же касается самого Фуше, то ему во всяком случае
было невыгодно признавать, что его ведомство просмотрело опасный заговор, и он,
ссылаясь на повеление императора, пытался придать всему делу несерьезный
характер, именуя его "заговором предположений".

В 1809 году часть арестованных была выслана в разные города под наблюдение
полиции.

Мале держали в тюрьме "Ла Форс", В 1810 году Наполеон уволил в отставку Фуше,
который из мести, а также с целью доказать свою незаменимость уничтожил или
укрыл в падежных тайниках наиболее важные секретные документы своего
министерства. Новый министр полиции Савари первое время действовал почти
вслепую. Этим воспользовалась Дениз, жена Мале, уверявшая в своем прошении на
имя Савари, что ее муж стал жертвой интриг Фуше. Савари оказался в
затруднительном положении. Ему не было известно в точности о деле Мале. Поэтому
министр принял половинчатое решение: не освобождать Мале, а перевести его из "Ла
Форс" в тюремную больницу доктора Дюбиссона с более мягким режимом.

Здесь Мале познакомился с роялистским заговорщиком аббатом Лафоном, оказавшим
генералу всяческую помощь в его приготовлениях и подсказавшим, в частности, что
в "Ла Форс" содержатся двое военных - Лагори и Гидаль, которые могут оказаться
полезными при попытке произвести государственный переворот.

Гибель полковника Уде в битве под Ваграмом, как уверял Нодье, явно подстроенная
наполеоновской полицией, нанесла смертельный удар обществу "Филадельфов".
Единство организации было нарушено, численность ее резко сократилась. Небольшая
часть общества признала своим главой генерала Мале, или, по словам Нодье,
"перешла как покоренный народ, под власть иностранных законов".

В когорте Национальной гвардии, которая так легко поддалась Мале и приняла
участие в заговоре в 1812 году, были сторонники "Филадельфов". Некоторые из них
были расстреляны, отказавшись купить помилование ценой предательства - выдачи
тайн общества. Нодье утверждал, что клятва запрещает ему называть имена
остававшихся в живых членов союза "Филадельфы".

Весьма вероятно, что с заговором Мале были связаны наряду с "Филадельфами" и
другие секретные общества. Активным помощником Мале был, как уже отмечалось,
аббат Ла-фон, которому удалось скрыться от следовавших за ним по пятам
полицейских. Лафон держал в курсе приготовлений Мале такие закрытые общества,
как "Рыцари веры".

И последний штрих. Сравнительно недавно во французских архивах обнаружен
любопытный документ. Мадам Софи Гюго, разведенная жена генерала Гюго, мать
великого писателя Виктора Гюго, в январе 1816 года попросила аудиенцию у
начальника генерального штаба. Она заявила, что являлась близким другом генерала
Лагори, казненного вместе с Мале. Софи Гюго утверждала, что Лагори вовсе не был
случайным, невольным участником заговора, как он заявил на суде, а, напротив,
был в курсе всех приготовлений генерала Мале. Это находит подтверждение в уже
известном нам свидетельстве Нодье о связи Лагори с полковником Уде. По словам
Софи Гюго, Лагори, находясь в тюрьме "Ла Форс", поддерживал тесные контакты не с
кем иным, как с самим Талейраном, который надеялся в случае успеха заговора
посадить на трон герцога Луи-Филиппа Орлеанского. Как известно, через 15 лет
после этого заявления Софи Гюго Талейран действительно немало поспособствовал во
время Июльской революции 1830 году возведению Луи-Филиппа на французский
престол.

История "Филадельфов", лишь фрагменты которой пока восстановлены усилиями
исследователей, свидетельствует, как закрытые общества вроде масонских лож могли
превращаться в секретные политические организации и как деятельность таких
тайных союзов оказывалась тесно переплетенной с "тайной войной".

Виленская ассоциация 1796-1797 гг.

Виленская ассоциация 1796-1797 гг. - первая тайная организация в Литве и
Беларуси после третьего раздела Речи Посполитой. Вервые упоминают о Виленской
ассоциации Г.Державин и М.дэ Пуле.

В 1795 году Речь Посполитая была окончательно разделена между Россией, Австрией
и Пруссией. Территория Великого Княжества Литовского была присоединена к России.

Идеи о необходимости создания тайных патриотических обществ, которые бы
возглавили борьбу за восстановление Речи Посполитой возникли среди польской
шляхты, а также полонизированного дворянства Литвы, Беларуси, Украины после
восстания под руководством Т.Костюшко и возросли после третьего раздела Речи
Посполитой. Так в январе 1796 года были созданы тайные организации -
конфедерации во Львове, Познани, Кракове. Они разработали планы восстания против
царизма.

Польская эмиграция также создавала патриотические общества. Они возникли в
Италии, Франции, Турции, Молдавии, Галиции. В Милане был создан польский сойм,
формировались легионы во главе которых стоял генерал Ян-Генрик Домбровский. В
городе Ландау были сформированы два легиона по три тысячи человек каждый,
артиллерийский корпус, во главе которого стояли Велегорский и майор Конопня.
Ассоциации как за границей, так и в Российской империи поддерживали связь между
собой.

К этому времени относится возникновение и Виленской ассоциации. В мае 1796 года
один из участников общественно-политического движения на Беларуси и в Литве
Ксаверий Домбровский писал, что в Вильно уже существовал клуб, который
разрабатывал план восстания.

Правительству стало известно о существовании общества в Вильно. 22 сентября 1797
года Литовский гражданский губернатор тайный советник Я.Булгаков сообщил князю
М.Рапнину, что 16 сентября молодой дворянин Станислав Юдицкий (сын былого
польского генерал-поручика), который жил в местечке Камень Минской губернии,
оставил на квартире в Вильно разные письма. В одном из них С.Юдицкий писал
некому Стародубскому и его жене, что в Вильно находится "по политическим
причинам" и теперь направляется во Львов, оттуда в Милан, "где делаются большие
дела. В этом городе находится Домбровский... словом, все патриотические граждане,
которые составляют польский конвент".

В письме С.Юдицкий упоминал польского поручика Себастьяна Тетерского, который
также, как и он должен выехать из Вильно. В тот же день 16 сентября Я.Булгаков
отдает приказ задержать С.Тетерского с его друзьями. Он приказал Минскому
губернатору "схватить Юдицкого, если он задумал перебраться через границу".

18 сентября 1797 года генера-майор Мерлин сообщал из Гродно Булгакову, что
Тетерский арестован. При аресте у него найден список членов ассоциации. В ночь
на 20 сентября в Вильно был арестован Фаустин Тетерский и Вацлав Зюлковский. С.
Тетерский стал давать показания "как они составляли заговор" и скоро выдал всех
своих соратников.

Что же представляла собой Виленская ассоциация в организационном плане? Это была
политическая организация. На допросе С.Тетерский заявил: "Наша цель -
восстановление республики, главной основой которой должна быть Конституция
Третьего мая". Согласно показаниям С.Тетер-ского, "во всех регионах Польши
(имеется в виду бывшая Речь Поснолитая) распространяются ассоциации, котороые
будут бороться, вдыхая воздух независимости, возбуждая любовь к свободе".

При аресте С.Тетерского кроме списка руководителей и членов ассоциации, у него
был найден "Акт Виленского восстания", датированный 27 января 1797 года - это
своеобразный манифест, который призывает к борьбе за восстановление Речи
Посполитой. В нем говорится: "Не было ни минуты, когда бы мы, стеная под
тяжестью неволи, не думали о возвращении права свободы и независимости, которые
даны каждому человеку при его рождении".

Детально была разработана структура ассоциации. Общество разделялось на отделы
(децезии). В одном обществе должно было быть не более 15-ти, а в отделе 4-5
человек. Каждый член ассоциации вносил три червонца на ее нужды. Собрания
общества происходили через каждые две недели, кроме исключительных случаев.

В обществе должна быть самая строгая конспирация. Его члены на публичных
собраниях говорили между собой с помощью специальных знаков, должны были
набирать новых членов, однако не более 3-х человек каждый. Принимали новых
членов на собрании большинством голосов. В общество могли входить люди "всякого
звания, с талантами и чудесными качествами, однако не иначе, как при строгом
испытании их образа мыслей, характера, честности, твердости и решительности".

Каждый член ассоциации должен был дать присягу, в которой говорилось: "Клянусь
Богом, правосудие которого яснее видно в наказании предателей, что присягу эту
даю в твердом уме, без всякого принуждения, по собственному желанию, что в этом
союзе предателем не буду, никого из членов, а тем более общества никаким знаком
не предам; тайну эту сберегу в глубине души моей, покуда удача или смерть не
закончат этого предприятия. Боже, помоги мне".

Содержание "Указания членам ассоциации", также свидетельствуют о том, что
руководители Виленского общества стремились сделать его строго конспиративной
организацией. Так, в ст. 2 говорится, что каждый член ассоциации должен
передавать информацию только тому, кто его завербовал. Если кто-нибудь из членов
узнал о существовании других обществ, то он должен сообщить об этом тому, кто
его рекомендовал. Тот в свою очередь передавал информацию руководителю общества.
Таким образом, наиболее важные сведения знал очень узкий круг людей.

Каждый член, вербуя другого, должен знать "личность и характер человека,
которого вербует". Существовала в ассоциации и круговая порука. Каждый из членов
являлся ответственным за того, кем он был рекомендован и за тех, кого сам
рекомендовал.

Виленская ассоциация создала свои филиалы в Бресте, Кобрине, Гродно, Львове,
Варшаве, на Волыни.

15 октября 1797 года князь М.Рапнин сообщал царю, что на допросе один из
руководителей Виленской ассоциации Домбровский рассказал о существовании
Волынской и Брестской ассоциации. 24 сентября советник канцелярии в Варшаве
Дивов писал Я.Булгакову, что в городе отмечается "движение поляков и открытие
магазинов с оружием и порохом: варшавские поляки склонны к возмущениям". В
Варшаве в это время существовала вооруженная ассоциация.

Участник общества бывший бригадир армии Костюшки П.Дениско говорил на следствии,
что Виленская ассоциация создает филиалы в разных городах. Общества были также в
Свислочи, Деречине, Ружанах. 23 октября князь М.Рапнин на основе донесения
Я.Булгакова писал в Петербург: "Заговорщики постановили создать как можно больше
ассоциаций".

В "Инструкции по созданию филиалов Виленской ассоциации" отмечалось, что по
прибытию в город, посланник ассоциации должен наладить контакты с людьми,
которые отданы идее восстановления Речи Посполитой. Для этого необходимо выбрать
трех человек - таких, каким можно доверять. Создав общество, необходимо
установить отношения с ближайшим обществом воеводства, уезда или города. На
членов обществ филиалов Центральное Правление возлагало обязательство "собирать
оружие и готовить, насколько возможно, омуницию к обороне отчизны. От населения
принимать взносы или милостыню деньгами, вещами, кожами, оружием и сохранять
тайну".

Одним из филиалов была Брестская ассоциация. Среди ее членов были Гавриил
Сестравитовский - писарь земского суда и его брат Тадеуш - регент того же суда,
Игнатий Снишко - земский судья.

Виленская ассоциация имела свой филиал и В Минске. Толчком для его создания был
указ Павла I, чтобы при его коронации в Москве присутствовали представители
Литовской и Белорусской губерний. Это использовало дворянство Минщины во время
съезда дворян губернии для выборов депутатов на коронацию. По предложению
председателя Минской гражданской палаты Дашкевича 6 февраля 1797 года была
принята петиция, которую планировали передать Павлу I. В ней высказывалась
просьба, "чтобы суды наши польские остались по-прежнему на правах наших
польских, чтобы и часть польских членов в провинции была смещена, и канцелярии
разделены на две части - польского и российского диалекта, чтобы училища для
польского юношества были приведены в прежнее состояние, чтобы здания римско-
католического духовенства были возвращены".

Белорусский вице-губернатор Захаров писал 15 марта о "приверженности
белорусского дворянства к бывшей республике Польской" и о том, что он нашел
среди избранной на съезде дворянства делегации крупные задумки об восстановлении
польских земель".

В это время активизируется деятельность польских эмигрантских кругов. Согласно
слов князя М.Рапнина, "заговор начат в Австрийских и Прусских владениях".

Основную надежду члены Виленской ассоциации возлагали на Францию, котороая была
недовольна усилением России за счет присоединения части Речи Посполитой и
котороая являлась одной из главных баз концентрации эмигрантских сил. Кроме
того, республиканский стиль правления во Франции был идеалом для поляков, Один
из руководителей общества - Зюлковский - говорил на следствии по делу Виленской
ассоциации, что "Французская республика защищает Польшу". 22 ноября 1797 года
генерал от инфантерии Беклешов докладывал Павлу I,- что французское
правительство действует "с целью восстановления прежнего состояния Польши, для
чего заводятся под французской опекой так называемые польские легионы
Домбровского и Ринкевича в Италии, в Париже - конвент, в Медиелане - сейм".

27 октября князь М.Рапнин сообщал Павлу I, что следствие по делу участников
закончено. По делу проходило более 70 человек. Социальный уклад был шляхетским,
представителей крестьянства в ассоциации не зафиксировано.

В следствии по делу Виленской ассоциации участвовал кроме других и известный
русский писатель сенатор Г.Державин. Он спросил начальника Тайной экспедиции
С.Макарова: "Почему так строго обвиняются сии несчастные, что они имели
некоторые между собой разговоры о спасении от нашего владения своего отечества?
По моему мнению, пусть они думают и говорят о спасении своего отчества, как
хотят, по только к самому действию не приступают..." Державин, который детально
ознакомился со следственными материалами, считал, что Виленская ассоциация не
представляет серьезной угрозы целостности Российской империи. Однако генерал-
прокурор князь Куракин передал, что "государь приказал ему не умничать".

Участники Виленского товарищества обвинялись в "организации ассоциаций, заговора
на восстание, нарушение присяги". Сенат присудил им наказание смертью, однако
царь приказал лишить их дворянских титулов, "наказать кнутом, вырвать ноздри,
поставить узаконенные знаки и, заковав в кандалы, сослать на каторжные работы".
2О ноября 1797 года Павел I издал указ сенату, где решил судьбу членов филиалов
ассоциации на территории Беларуси: "Настоятеля Урелиана Домбровского, ксендза
Вацлава Зюлковского, подпоручика Себастьяна Тетерского и Станислава Юдицкого
лишить их духовного сана и других дворянских титулов, сослать навечно в
Нерчинск; Грабовскога, шляхцица Чернов-ского, регента Сестравитовского и писаря
Сестравитовско-го, лишив дворянских чинов и всяких званий, сослать в Сибирь.
Шляхцицев Поздырского и Кандратовича сослать в Тобольск, судью Снишку, который
втянут в заговор и не имел никаких целей... женатого и семьянина... разрешаем
вернуть в свой дом".

В чем же причина провала Виленской ассоциации? Одна из них в том, что ее члены
нереально оценивали политическую ситуацию, которая сложилась к тому времени в
Европе. Они надеялись на то, что Турция начнет войну против России, а это,
считали они, облегчило бы задачу завоевания политической независимости и
восстановления Речи Посполитой. Надежды члены общества возлагали и на Францию,
на "правительство, оружие и свет наияснейшей Французской республики". Однако
Франция в это время не была заинтересована в войне с Россией.

Несмотря на документы ассоциации, в которых декларировалась строгая конспирация
организации, на самом деле такой конспирации не было.

Значительную роль сыграло и то,что Виленская ассоциация мало просуществовала,
организационно она еще не была окончательно оформлена, только начинала искать
связи и создавать филиалы. Сразу же после ареста в Вильно руководители
ассоциации, боясь пыток в подвалах Тайной эск-педиции, начали выдавать остальных
членов общества.

В документе Виленской ассоциации говорится, что ее члены готовили восстание,
однако для восстания нужны вооруженные отряды, которых не было. Члены ассоциации
только собирали оружие и амуницию.

Виленская ассоциация стала прообразом позднейшего польского общественно-
политического движения на Беларуси и в Литве.

(По мат. С. Талеронка "Виленская ассоциация 1796-1799-яг." Белорусский
исторический журнал, 1994г., №1)

"Арзамас"

"Арзамас" - литературный кружок в Петербурге, существовавший в 1815-1818 гг.
Назван по связи с сатирой-шуткой Д.Н. Блудова "Видение в арзамасском трактире,
изданное обществом ученых людей".

"Арзамас" возник как литературное объединение в противовес литературному
обществу "Беседа любителей русского слова", основанному адм. АС.Шишковым и
ставившему главной задачей нападки на карамзинистов и сторонников романтизма
В.А.Жуковского.

Участники "Арзамаса" - В. А. Жуковский, К.Н.Батюшков, П.А.Вяземский, А.С.Пушкин,
В.Л.Пушкин, АФ.Воейков, Д.В.Дашков, А.И.Тургенев, Блудов и др. - как сторонники
реформы Н.М.Карамзина, - выступали против консервативных идей "Беседы", за
сближение литературного языка с разговорным, за новые жанры в поэзии.

Арзамасцы получали прозвища, заимствованные из баллад Жуковского (Жуковский -
Светлана, АС.Пушкин - Сверчок, Батюшков - Ахилл, Вяземский - Асмодей и т.д.). На
заседаниях Арзамаса остроумно пародировали устав и заседания "Беседы". После
распада "Беседы" литературная полемика с шишковистами потеряла свой смысл.

Среди новых членов "Арзамаса", вступивших в него в 1817 году, будущих
декабристов Н.И.Тургенева, М.Ф. Орлова, Н.М.Муравьева, появилась мысль включить
в программу кружка обсуждение политических вопросов. Однако возникшие в связи с
этим разногласия привели кружок к распаду.

Тайное ученическое общество "Заряне"

Разгром Наполеоновской Франции внес изменения в положение Польских земель.
Согласно решению Венского конгресса 1814-1815гг. было создано Царство
(Королевство ) Польское в составе Российской империи. Российский император
Александр I одновременно являлся царем (королем) Польским. 27 ноября 1816 года
он подписал конституцию Царства Польского. Согласно ей сейм был лишен
законодательной инициативы, царь сохранял за собой право корректировать и даже
изменять бюджет, а также откладывать созыв сейма на неопределенное время.

Однако поляки, несмотря на ограничения конституции, не теряли надежды на
восстановление Речи Посполитой в границах 1772 года. Под влиянием идей
французской революции активизировалось в это время в Царстве Польском, а также
на территории бывшего Великого Княжества Литовского и молодежное движение. Оно
имело культурно-просветительское направление в соединении с политическим.
Польская и ополяченная белорусская молодежь также выступала за восстановление
Речи Посполитой 1772 года.

В 10-20-е годы XIX в. молодежное движение было представлено тайными обществами и
кружками, которые существовали в Виленском учебном округе. Так в 1817 и 1820
годах возникли общества филоматов и филаретов, культурно-просветительское
направление деятельности которых постепенно приобретало характер освободительной
борьбы. В 1819-1823 годах тайные общества существовали среди учеников средних
школ в Витебске, Полоцке, Свислочи. В то же время на Беларуси и в Литве
действовали кружки польского "Патриотического общества". Таким образом, это было
классическое время для тайных обществ.

Такая ситуация заставила Александра I издать в 1822 году указ о запрещении
тайных организаций на территории Царства Польского. Указ имел силу также на
территории Беларуси и Литвы.

В июне 1823 года в Вильно под руководством сенатора Новосильцева была создана
следственная комиссия по делу молодежных организаций в Виленском учебном округе.
На протяжении 3-х лет она раскрыла несколько тайных обществ в том числе и
общества "Заряне".

14 июля 1826 года А.Римский-Корсаков направил Гродненскому губернатору
Бобетинскому письмо с требованием "арестовать и доставить в комиссию Феликса
Леховича, который теперь является домашним учителем в городе Кобрине и который,
согласно показаниям членов тайного общества "Заряне", был главный его
основатель". 20 июля Ф.Лехович был доставлен в Вильно.

Для следствия по делу "Зарян" М.Новосильцев (председатель следственной комисии)
отдал приказ создать Особую следственную комиссию, которая зимой 1827 года
закончила следствие и 17 февраля направила Новосильцеву рапорт, в котором
подробно излагалась история возникновения организации. В рапорте говорилось, что
"бывший ученик Бе-лостокской гимназии Феликс Лехович поставил цель создать между
учениками тайное общество и, договорившись с учеником Францем Барковским,
основал в 1820 году в Белостоке общество "Согласных братьев".

Целью общества было "взаимное товарищество, любовь к ближнему, помощь бедным и
наблюдение за поведением своих товарищей, усовершенствование своих характеров
общими делами". У "Согласных братьев" не было постоянного устава, члены
организации пользовались правилами, написанными Ф.Леховичем и из-за конспирации
только небольшая часть членов имела эти правила. Позже они были уничтожены.
Кроме правил, Лехович требовал руководствоваться в "рассуждениях о морали"
работой профессора Виленско-го университета Ходания "Wyklad nauki obyczajowe.w",
в которой принципы моральности и уважение к предкам стояли на первом месте. При
аресте у некоторых членов общества "Согласных братьев" были конфискованы тетради
с конспектами этой работы.

В разные годы членами общества являлись 14 человек. Как свидетельствует рапорт
великого князя Константина Александру I от 20 сентября 1827 года, члены общества
были слишком молоды, в частности Ф.Леховичу - около 15 лет.

Осенью 1822 года ФЛехович приехал в Свислочь (Гродненская губерния) и среди
учеников 5-го класса местной гимназии также основал общество "Согласных
братьев". Для этого он специально перевелся учиться в Свислочь. Как
свидетельствуют материалы следственного дела, у Ф.Леховича были знакомые среди
учеников местной гимназии, которым он доверял и надеялся на их поддержку в деле
создания организации в Свислочи.

Как сообщал в Вильно директор Свислочской гимназии,в начале 1822-1823 годов
ученики 5-го класса Свислочской гимназии начали собираться в классе во время
перерыва и "голосовать". Директор запретил это, и они стали собираться возле
гимназии. В октябре 1822 года двое членов - Р.Су-ходольский и Ю.Вербицкий -
предложили чтобы эти собрания происходили регулярно, в определенном месте, в
конкретный день и час. Свислочские "Согласные братья" должны были себя "достойно
вести и выделяться хорошими правилами". В состав организации входили 26 учеников
5-го класса. Директор гимназии писал, что "к обществу не принадлежали ученики ни
других классов, ни ученики побочные". Белостоцкое и Свислочское общества
"Согласных братьев" имели культурно-просветительское направление.

В 1823 году Ф.Лехович решил реорганизовать белосто-кских "Согласных братьев" и
на общем собрании было решено дать организации название "Заряне". Ф.Лехович так
объяснял это название: "Свет зари является предвестником солнечных лучей. Мы
являемся светом зари, даже если нам не будет суждено увидеть лучи солнца, то
люди будут знать о нас, что мы существовали и прокладывали дорогу солнцу".
Ф.Лехович давал понять, что они будут в меру своих возможностей бороться за
восстановление своей страны - Польши, под которой он имел в виду Речь
Посполитую. Возможно, на название организации повлияло и то, что заседания ее
членов должны были начинаться с восходом солнца, что также имело символическое
значение, давало "надежду на лучшее утро и назависимость".

В том же году Ф.Лехович снова приехал в Свислочь и основал среди учеников
гимназии аналогичное Белостокско-му общество и также дал ему название "Заряне".
В состав свислочских "Зарян" входили ученики местной гимназии и взрослые, бывшие
мелкие шляхтицы.

В июне 1824 года Ф.Лехович вернулся в Белосток, назначив начальником свислочских
"Зарян" Лабунского. Однако отсутствие достаточных организационных способностей у
Лабунского привели к тому, что свислочские "Заряне" собирались на свои заседания
нерегулярно. Определенную роль сыграл и страх, так как в 1824 году велось
следствие по делу филаретов и филоматов. А также и то, что часть учеников
"Зарян" после окончания гимназии в 1825 году переехало учиться в Виленский
университет, где основала третью организацию "Заряне". Инициатором ее создания
стал М.Рукевич.

Деятельность Виленских "Зарян" была непродолжительной, так как следственная
комиссия, которая к этому времени раскрыла белостокскую и свислочскую
организации, а также "военных товарищей", вскоре раскрыло и виленскую
организацию. Вместе с тем на следствии отмечалось, что "Заряне" в Вильно "членов
принимали и увольняли". В начале 1826 года виленское общество прекратило свое
существование.

Для всех "Зарян" существовала клятва, которую они давали при вступлении в
организацию. Клятва "Зарян" являлась клятвой персонально руководителю и
создателю Ф.Леховичу "Клянусь честью, что все приказанное тобой исполню свято, и
никому, нигде не объявлю того, что ты, уважаемый брат, мне доверишь, буду вести
себя по данным мне тобой правилам, не отступая от них. Половину суммы отдаю в
полное твое распоряжение и признаю тебя как основателя всего общества, навсегда
начальником его".

"Заряне" должны были "исповедовать одного только Бога, любить всех людей,
подчиняться законной власти, не играть в карты, не употреблять крепкие напитки,
прикладывав старания, чтобы приобрести необходимые знания, сохранять тайну
основания организации, наблюдать за поведением своих товарищей". Девиз
организации: "Никто меня не может запугать, если ближний о помощи молит".

Каждый член должен был ежемесячно вносить в кассу организации определенное
количество денег. Для этого у бело-стокских и свислочских "Зарян" были свои
казначеи. В Белостоке сумма составляла 15, а в Свислочи - 20 копеек серебром.

И Белостокские, и свислочские "Заряне" собирались, как правило, очень рано за
городом, читали правила общества, или "рассуждения", которые составил тот или
иной член, а также принимали новых членов. Как сообщали 17 февраля 1827 года
Новосильцеву члены Особой следственной комис-си, "принятые в общество получали
особые "прозвания", которые давались по фамилиям известных поляков, чтобы
воспоминаниями их имен возбудить чувства патриотизма в членах общества".
"Заряне" брали себе фамилии Болеслава Храброго, Стефана Батория, Юзефа
Понятовского. Носили также фамилии "Сурин", "Стаховский", и т.п.

Вскоре "Заряне" наладили тесные связи с "Обществом военных товарищей", которое
возникло летом 1825 года в размещенных в Белостокской области частях Отдельного
Литовского Корпуса. Инициаторами его создания были бывший филомат М.Рукевич, а
также офицеры литовского пионерского батальона капитан К.Игельстром и поручик
А.Вегелин. Утверждение правил - устава общества, которое произошло на первом
заседании в июне 1825 года можно считать датой окончательного оформления
"Общества военных товарищей".

В уставе говорилось, что "цель общества - просвещение себя и других, взаимная
помощь и общее добро, через просвещение быть нужным другим, сближение со всяким
своим товарищем для понимания уровня его ума и характера" и т.д. Таким образом,
достаточно разработанной программы у "военных товарищей" не было.

"Общество военных товарищей" - это просветительская организация. Вместе с тем
присутствовал, хотя сначала и не преобладал, и политический момент. Так один из
членов общества подпоручик Несвижского карабинерского полка П.Гофман, говорил на
следствии, что в будущем "общество это повернулось бы к другим целям", а
подпоручик Э.Петровский уточнял, что "другие цели - это независимость".

По своим идеалам "военные товарищи" были близки к ор-ганизаицям декабристского
направления. Косвенные данные свидетельствуют о контактах организации с Северным
и Южным обществами декабристов, которые придерживались особых взглядов на вопрос
возрождения Польши и на дальнейшую судьбу белорусов. Так, руководитель Южного
общества П.Пестель в разработанной им "Русской правде" писал, что белорусы, как
часть русского народа, населяют только Витебскую и Могилевскую губернии,
белорусы не могут быть самостоятельными, из-за "слабости своей никогда не смогут
создать отдельных государств, а из-за этого все они... должны отказаться от права
отдельной народности".

В "Конституции" руководителя Северного общества М.Муравьева национальный вопрос
почти не затрагивался. Поэтому надо думать, "Общество военных товарищей"
находилось под большим влиянием Южного общества, чем, Северного.

"Военные товарищи" ставили целью распространить свое влияние не только на
военных, а также и на другие тайные организации бывшей Речи Посполитой.
Руководство обществом стремилось создать несколько ступеней - ответвлений. Самую
низкую ступень должен возглавлять представитель более высокой ступени.

В результате переговоров летом 1825 года, белостокские "За-ряне" присоединились
к "военным товарищам" и создали его третью (подготовительную, низшую) ступень.
Ее возглавлял член "Согласия" канцелярист Л.Вронский. Характерной чертой
новосозданного объединения была строгая конспирация. Из созданных трех ступеней,
только члены высшей (первой) знали состав всех ступеней и людей, которые туда
входили. Члены "Согласия" и "Заряне" не должны были знать друг друга. В составе
каждой ступени, согласно правилам, не должно быть более 5 человек. В противном
случае необходимо было создавать новые ступени. Поэтому в состав третьей ступени
вошли: Л.Вронский (председатель), Ф.Бар-ховский, КОрдинский, А.Яневич,
Ф.Лехович.

В скором времени руководство "военных товарищей" направило Высоцкого, бывшего
ученика свислочской гимназии, который раньше принадлежал "Зарянам", в Свислочь к
руководителю местных "Зарян" Я.Лабунскому с предложением присоединиться к
организации. Однако Лабунский не хотел терять относительную самостоятельность
свислочской организации и отверг проект присоединения.

Жесткий контроль и опека со стороны "военных товарищей" и "Согласия "не
понравились белостокским "Зарянам". Ф.Лехович был обижен, что его фактически
отстранили от руководства. В результате разногласий и горячих споров между
"Зарянами" и "военными товарищами" Ф.Лехович вышел из состава товарищества. С
него взяли пример другие члены организации. С осени 1825 года деятельность
белосто-ксих, а в скором времени и свислочских "Зарян" фактически остановилась.

Почти все документы "Зарян", их частная переписка были уничтожены самими членами
организации, так как существовал строгий приказ Ф.Леховича "не хранить никаких
бумаг и корреспонденции, которые имеют отношение к деятельности общества".

В декабре 1825 года члены "Общества военных товарищей" неудачно предприняли
попытку сорвать присягу полков, которые находились в районе Белостока, новому
императору Николаю I. "Военные товарищи" были арестованы, в скором времени за
связь с ними были арестованы и "Зарянс". После суда часть их заключили в
Бобруйскую крепость, а затем направили служить рядовыми на Кавказ, часть
посадили под домашний арест с надсмотром за ними полиции.

Таким образом, общество "Заряне", как белостокское так и свислочское, имело
культурно-просветительское направление. Они ставили себе цель через просвещение
"усовершенствовать свои характеры", сформировать общественную мысль, сохранить
польский язык. Это, по их мнению, помогло бы им сделать еще несколько шагов к
общей мечте - возрождению отечества, какой они считали Речь Посполи-тую и в
которой Беларусь видели как часть Польши.

О том, что польская национальная идея господствовала (но не была в данном случае
ярко очерчена) в деятельности "Зарян", свидетельствует и факт принятия членами
организации фамилий "известных и славных поляков".

(По мат. С. Талеронок "Тайное ученическое общество "Заране" (20-е гг XIX в.),
Белорусский исторический журнал, 1995,№3.)

Филоматы и филареты

Филоматы (от греческого - "тот, кто стремится к знаниям") - тайное
патриотическое общество в Виленском университете в 1817-1823 гг. Основано по
инициативе студентов Ю.Ежовского, Т.Зана,А.Мицкевича, Ф.Малевского,
АЛетрашкевича.

Сначала филоматы ограничивались культурно-просветительскими задачами. По мере
противостояния филоматами идеологическому наступлению реакции они воспитывали в
себе активную общественную позицию, готовились к национально-освободительной
борьбе, разрабатывали программу, важным пунктом которой было требование
национальной независимости народов и уничтожение креспостного права,
несовместимого и натуральным правом и здравым умом.

Поиски путей социального и национального освобождения приблизили филоматов к
изучению истории родной страны (Малевский, Ходько, Чачот), верований, обычаев и
уст-нопоэтического творчества белорусского народа (Мицкевич, Зан, Чачот,
Петрашкевич).

Они проводили собрания, вечеринки, где читали научные рефераты и собственные
художественные произведения. Чачот написал белорусские стихотворные обращения к
именинам председателя общества Ежовского (19.3.1819 г.), Ма-левского, на приезд
Мицкевича, образная система которых целиком опиралась на поэтику белорусских
народных песен.

Филоматы стремились легализовать свою деятельность через общество "Лучистые",
установили конспиративные контакты с организацией декабристов. В 1820 году в
составе филоматов организовано нелегальное общество филаретов.

Филомат М.Рукепич был одним из организаторов революционного общества "Военные
товарищи" (1825-1826 гг.) в Литовском отдельно корпусе (Гродненская губерния).

В 1823 году общество филоматов раскрыли, многих его членов (Одынец,
Дамейко,Мицкевич, Петрашкевиш, Ходько, Чачот и др.) были арестованы.

В 1824 году некоторых из них выслали в глубину России. Зана осудили на неволю в
крепости.

Филареты (от греческого - "тот, кто любит благотворительность") - нелегальное
общество виленских студентов в 1820-1823 гг. Организовано в составе филоматов.
Общество имело 4 секции, которые делились на группы, возглавляемые избираемыми -
руководителями. Президент общества - Т.Зан.

В 1821 году член общества Одынец написал "Песню фила-ретов". Культурно-
просветительские задачи общества постепенно заменялись политическими. В конце
1823 года вместе с другими конспиративными организациями Беларуси и Литвы были
раскрыты.

"Тактический центр"

Расследование в 1919 году дел об организациях контрреволюционного подполья
показало, что в Советской стране существуют политические объединения, центры,
которые направляют антисоветские движения.

В феврале 1920 года ВЧК арестовало группу заговорщиков, в том числе члена
коллегии Главтопа Н.Н.Виноградского и профессора С.Л.Котляревского, оказавшихся
членами руководящих органов подпольных центров. Удалось выявить руководящие
кадры контрреволюционых организаций и раскрыть неизвестный ранее подпольный
"тактический центр", направлявший в 1918-1919 гг. антисоветские движения в
стране.

Показания обвиняемых помогли выявить антисоветские политические организации и
объединения, их руководящие кадры, действовавшие в Советской стране начиная с
Октябрьской революции ("Совет общественный деятелей", Торгово-промышленный
комитет, "Союз земельных собственников", "Правый центр", "Национальный центр",
"Союз возрождения России").

Зимой 1918-1919 гг. в Москве у известной общественной деятельницы, бывшей
"экономистки" Е.Д.Кусковой, собирались "за чашкой чая" деятели разных
антисоветских групп. Они обсуждали политические события, происходившие в стране,
стараясь выработать приемлемую для всех политическую платформу. В этой среде и
возник "Тактический центр".

В феврале, созывается предварительное совещание членов "национального центра" и
"Союза возрождения", на котором присутствуют от "Национального центра" - Щепкин
Н.Н., Кольцов, Котляревский, Трубецкой С.Е., Герасимов, Фельдштейн; от "Союза
возрождения" - Мельгунов, Волк-Карачевский, Левицкий-Цедербаум (брат известного
лидера меньшевиков Ю.Мартова), Филатьев, Студенецкий, Кондратьев, а затем второе
совещание, на которое помимо указанных лиц приглашаются лидеры "Совета
общественных деятелей" - Д.М.Щепкин и Леонтьев; присутствовал, также член
"Национального центра" Муравьев.

На этих совещаниях обсуждается вопрос об объединении всех трех организаций в
тактическом отношении и в смысле выработки единого плана действий. В результате
этих совещаний создается тесный союз между монархистами, кадетами, социалистами-
революционерами, меньшевиками, народными социалистами и группой "Единство"...

Таким образом в апреле 1919 года образуется "Тактический центр", объединяющий
"Совет общественный деятелей", "Национальный центр" и "Союз возрождения",
сохраняя за ними автономность и организационную обособленность, а также
самостоятельность касс. Договаривавшиеся группы Государственного Единства
России, Национальное собрание, долженствующее разрешить вопрос о форме правления
в России, единоличная, диктаторского характера военная власть, восстанавливающая
в стране "порядок" и разрешающая на основе признаваемого права личной
собственности, ряд неотложных мероприятий экономического и социального
характера; вместе с тем "Тактический центр" высказывается за признание Колчака
"верховным правителем России".

В руководство созданной организации вошли: от "Национального центра" -
Н.Н.Щепкин, О.П.Герасимов и князь С.Е.Трубецкой; от "Совета общественных
деятелей" - Д.М.Щепкин и С.М.Леонтьев, от "Союза возрождения России" - профессор
С.П.Мельгунов. Была образована и особая военная комиссия в составе Н.Н.Щепкина,
С.М.Леонтьева и С.Е.Трубецкого для связи с подпольными военными группами.

"Тактический центр" не был централизованной организацией, не имел устава и четко
сформулированной программы. Он представлял собой, скорее, контактную комиссию,
состоявшую из руководящих лиц "совета общественных деятелей", "Национального
центра" и "Союза возрождения России", и расценивался его участниками как некий
"мозговой центр" всех антисоветских движений. Его члены разрабатывали принципы
общей программы и отдельных преобразований для будущего правительства России.

Это были различные проекты государственного устройства, решения аграрного,
рабочего, продовольственного, национального вопросов, которые в общем
соответствовали духу программы кадетов. Кроме того, члены "Тактического центра"
были связаны с мятежными генералами, военными подпольными организациями и
дипломатическими представителями стран Антанты.

Известное представление о характере деятельности руководящего ядра "Тактического
центра" и о взаимоотношениях входивших в "центр" групп дают показания
Н.Н.Виноград-ского. Он заявил, что "Тактический центр", обсуждая вопрос об
отношении к конференции на Принцевых островах, выработал декларацию, не
признававшую никакого соглашения с Советской властью и призывавшую Антанту
оказать вооруженную и материальную помощь армиям, боровшимся на окраинах против
Советской власти.

Когда выяснилось, что конференция на Принцевых островах не состоится, в "Совете
общественных деятелей" возникла мысль информировать страны Антанты о положении
дел в Советской России: составить записку, характеризующую все стороны
государственной и общественной жизни страны. Записка обсуждалась в первой
половине 1919 года. Щепкин и Леонтьев поставили в известность "Тактический
центр" о намерении "Совета общественных деятелей" информировать таким путем
страны Антанты. "Национальный центр" и "Союз возрождения" согласились, чтобы
начатая" Советом общественных деятелей" работа была доведена им до конца, а
затем подверглась обсуждению в "тактическом цешре". Позднее Леонтьев доложил
"Совету общественных деятелей", что записка принята "тактическим центром" с
небольшими изменениями.

Н.Н.Виноградский рассказал, что на заседаниях "Совета общественных деятелей" и
"тактического центра" заслушивались сообщения тайно приезжавших в Москву
деникинских и колчаковских разведчиков: Хартулари (начальника дени-кинской
разведки), ротмистра Донина и Азаревича. Весной 1919 года после одного такого
заседания было решено послать в "Колчакию" и "Деникию" декларацию о том, какой
строй должен быть установлен на местах после "освобождения" их от Советской
власти. Такая декларация была составлена "Советом общественных деятелей" и
обсуждалась в "Тактическом центре".

Летом 1919 года "Национальный центр" через свою петроградскую организацию
вступил в контакт с английским разведчиком в России Полем Дюксом. Дюкс жил в
1919 году в Петрограде, но, узнав о существовании в Москве "Национального
центра" и других контрреволюционных организаций, в июне выехал в Москву. При
посредстве ближайшей своей помощницы Н.В.Петровской он встречался с
С.М.Леонтьевым, который познакомил его с Н.Н.Щепкиным, представив последнего
Дюксу как представителя "Национального центра".

Дюкс виделся с ним несколько раз. Н.Н.Щепкин, просил Дюкса от имени
"Национального центра" связаться с русскими комитетами в Лондоне и Париже. В
свою очередь Дюкс предложил Н.Н.Щепкину субсидию английского правительства в
размере полумиллиона рублей в месяц на расходы организации. Щепкин подробно
информировал Дюкса о политическом, хозяйственном и военном положении Советской
России, обнадеживал его неминуемым крушением Советской власти в результате
взрыва изнутри при содействии "Тактического центра". Дальнейшие переговоры с
английским разведчиком оборвались из-за ареста Щепкина и отъезда Дюкса в Англию.

В августе 1920 года расследование дела "Тактического центра" было закончено.
Многих участников освободили по амнистии. Суду Верховного революционного
трибунала были преданы 28 человек: руководители "Тактического центра"
Д.М.Щепкин, С.М.Леонтьев, С.Е.Трубецкой и С.П.Мельгу-нов; члены "Совета
общественных деятелей" и "Национального центра" профессора В.М.Устинов,
С.А.Котляревский, Г.В.Сергиевский, В.С.Муралевич, П.Н.Каптерев, М.С.Фельд-штейн,
составлявшие проекты программы будущего управления страной, профессор
Н.К.Кольцов, хранивший денежные средства "Национального центра"; член коллегии
Глав-топа Н.Н.Виноградский, бывший начальник политического кабинета в
министерстве иностранных дел Временного правительства В.Н.Муравьев; члены ЦК
кадетской партии Н.М.Кишкин, Ю.Б.Губарева-Топоркова, Д.Д. Протопопов, член
Торгово-промышленного комитета бывший фабрикант С.А.Морозов, финансировавший
деятельность "Правого центра", "Совета общественных деятелей" и "Национального
центра", бывший товарищ министра внутренних дел при царе и Временном
правительстве С.Д.Урусов; бывший член Государственной думы В.И. Стемпковский,
члены "Союза возрождения России" Н.Д.Кондратьев (Китаев), меньшевики-оборонцы
Г.В.Филатье, В.О. Левицкий-Цедербаум и В.Н.Розанов, член контрреволюционного
"Союза русской молодежи" Н.С.Пучков, содействовавший приезжавшим в Москву
деникинским агентам (он снабжал их бланками паспортов, похищенными в Главном
санитарном управлении, где служил делопроизводителем); Е.И.Малеина, занимавшаяся
технической работой и расшифровкой секретных документов контрреволюционных
объединений; А.Л.Толстая, предоставлявшая свою квартиру для заседаний
"Тактического центра", и другие.

Дело рассматривалось Верховным революционным трибуналом с 16 по 20 августа 1920
г.

Верховный революционный трибунал, признав главных подсудимых "виновными в
участии и сотрудничестве в контрреволюционных организациях, поставивших себе
целью ниспровержение диктатуры пролетариата, уничтожение завоеваний Октябрьской
революции и восстановление диктатуры буржуазии путем вооруженного восстания и
оказания всемерной помощи Деникину, Колчаку, Юденичу и Антанте", приговорил их к
расстрелу. Но, "принимая во внимание чистосердечное раскаяние их, более или
менее полное,искреннее желание работать с Советской властью" Верховный трибунал
постановил заменить расстрел иными наказаниями.

"Зеленый дуб"

Осенью 1920 года зарубежная пресса сообщила, что появилась организация, которая
имеет цель объединить и скоординировать антибольшевистское движение на Беларуси.
Польские издания писали о "таинственной политической организации", о
"неизвестных мстителях-зеленодубцах". На тот момент количество ее членов
достигло, согласно сведениям, 400 человек. Организация делилась на "пятерки",
которые были ядром отделов восстания.

В советской прессе по этому вопросу в основном появлялась информация из
зарубежных газет. Например, газета "Звезда" 21 января 1921 года перепечатала
интервью из "Рижского курьера" с членом белорусского политического комитета
П.Алексюком, который возлагал "большие надежды на партизанское движение
зеленодубцев".

В 1928 году польское издание "Krotki zarys zagadnienia Bialoruskiego" дало
интересную справку: "Начало организации "Зеленый Дуб" берет с того времени,
когда российская армия под натиском немецких войск покинула белорусскую
территорию. Солдаты и те из белорусов, кто подлежал призыву, но не захотел
служить ни на одной из сторон, организовали в лесах свои отделы, которые
получили название "зеленых".

Сначала это были дезертиры без конкретных планов действия, но с определенной
политической и национальной окраской. В 1918-1919 годах "зеленые" проводили
диверсионные акции. С течением времени белорусские политические деятели пытались
взять это движение в свои руки. В 1919 году возникла Белорусская Крестьянская
Партия "Зеленый Дуб", которая стремилась к созданию Белорусской Народной
Республики, связанной с Польшей. Партия создавала отделы Совместно с польскими
военными против большевиков и их приверженцев".

В советской историографии проблема антибольшевистского движения, в том числе и
крестьянского, решалась достаточно просто. Это движение определялось в основном
криминальными терминами, взятыми из партийных документов того времени -
"бандитизм", "банды", "бандиты", "бандоформирования" и т.д. Организация "Зеленый
Дуб" считалась "типичной бандитской организацией".

Полное название этой политической организации - "Крестьянская Партия Зеленого
Дуба". Она имела круглую печать и угловой штамп. Надписи на печати и штампе были
на белорусском языке (кириллическим и латинским шрифтом). В середине печати -
рисунок трех листьев дуба ("Звезда" в 1920 году писала, что это череп и
перекрещенные кости).

Идея о создании "Зеленого Дуба" могла возникать среди членов Белорусской
Воинской Комиссии (БВК), которая была создана в августе 1919 года и пробовала
контролировать деятельность партизанских отрядов на территории Беларуси.
Некоторую информацию для размышлений дают воспоминания одного из активных
зеленодубцев - начальника главного штаба Ксеневича, который попал в ГПУ в
октябре 1924 года.

Он писал, что познакомился с атаманом "Зеленого уба" Дер-гачем (Вячеславом
Адамовичем-сыном) в 1920 году в Минске. От него Ксеневич услышал об организации,
которая уже существовала, но вступил в нее не сразу. Пришлось послужить в
польской армии, где долго не задержался по причине "плохих отношений к братьям-
белорусам со стороны поляков". Патриотические чувства привели Ксеневича сначала
в гусарский полк генерала С.Булак-Балаховича, а потом на бронепоезд "Балаховец",
который формировался в Лунин-це. Здесь он снова встретился с Дергачем. В
разговоре с ним "высказал свое желание работачъ целиком на пользу своего
белорусского народа". От атамана поступило предложение вступить в партию
"Зеленого Дуба".

Таким образом есть основания считать, что "Зеленый Дуб" как политическая
организация, которая имела уже определенное количество сил, руководителей,
структуру окончательно сформировалась осенью 1920 года.

Опекунами и крестными отцами зеленодубцев были лидеры Белорусского Политического
Комитета, который после поражения С.Булак-Балаховича нашли убежище в Варшаве.
Председатель БПК Адамович-отец следил за деятельностью Главного штаба. Он
помогал оформлять партийные документы, делать печати, с ним решались вопросы о
составе штаба, его функциях. Много кто из членов БПК были зеле-нодубцами и
наоборот. Так атаман Дергач был членом БПК, его адъютант Густалес (семинарист
Иван Пешко) являлся одновременно секретарем канцелярии БПК и главного штаба
"Зеленого Дуба".

Решение вопросов обеспечения провиантом, амуницией взял на себя полковник
Жуковский. Свидетельства командиров партизанских отрядов, подписанные С.Булак-
Балаховичем, давали возможность получать провиант из польских интендантских
складов в Барановичах. Однако поляки давали мало и неохотно. Зеленодубцы часто
голодали. Хорошо если была возможность наловить рыбы, поменять табак на хлеб.
Продуктами изредка помогал Радослав Островский, который с 1920 по 1923 год
занимал должность руководителя Пинского отдела иольско-америкаенкого комитета
помощи детям. Лекарства однажды получили и от миссии американского Красного
Креста.к которой вынуждены были обратиться, так как партизан косил тиф.

Денег за все время нахождения в Лунинце не получили вообще, а приходилось
покупать оружие, патроны, документы. С целью приобретения средств зеленодубцы
торговали и на советской стороне, т.е. занимались контрабандой. Штаб обеспечивал
зеленодубцев личными документами, пропусками, "питерами" (свидетельствами) на
проезд, следил за печатанием бланков, инструкций, обращений к членам партии и
населению, вел переговоры с политическими и военными деятелями Польши, Франции,
бывшей царской России.

Штаб разместился в Лунинце. Вокруг него постепенно скапливались партизанские
отделы. В усадьбе Бор, которая находилась недалеко от деревни Большие Чучсвичи,
долгое время дислоцировался отряд под руководством полковника (фамилия его не
известна), который сразу же взял на себя большую часть оперативной работы штаба.
Позже тут нашли приют партизанские отделы капитана Козловского, поручиков
Терентьева и Лебедева.

После диверсионных акций в Бобруйском уезде сюда возвращался со своим отрядом
Мефодий Короткевич - соратник С.Булак-Балаховича, один из "независимых"
атаманов, который был способен держать достаточную дистанцию от разных
политических и военных организаций, таких как БПК или Народный Союз Б.Савинкова,
И (разведывательного) отдела Польского генштаба и одновременно пользоваться их
материальной помощью. Польские власти сквозь пальцы смотрели на гулянки "батьки"
в Лунинце, молча слушали, как зеленодубцы пели "Испокон веков мы спали..."

Мефодий Короткевич и 20 его партизан были убиты в ночь на 28 июля 1921 года во
время стычки с красными возле деревни Бобровичи Лясковицкой области. Убил
атамана председатель сельсовета С.Богомья, который сам позже умер от ран, всего
в 24 года.

Как сообщала "Звезда", у убитого атамана были найдены интересные документы,
обращение к Лиге Наций о помощи в борьбе с большевиками, боевые донесения С.Бу-
лак-Балаховичу, приказ №15 командира Короткевнча, содержание которого газета
пересказала примерно так: "батька" объявил мобилизацию партизан, за отказ от
которой угрожал уничтожением собственности и наказанием членов семей.

Вооруженные силы "Зеленого Дуба" базировались не только в Лунинецком районе.
Отряды, которые подчинялись Главному штабу, дислоцировались в Новогрудском и
Моло-деченском районах.

Главный штаб "Зеленого Дуба" поддерживал тесные связи с другими политическими
боевыми организациями, которые дейстовали одновременно и с аналогичными целями.
Одна из них находилась в районе Глубокого. В Несвиже существовала организация,
которая имела название "За Отечество". Во главе ее стоял поручик Хведощеня.
Главным штабом руководил поручик Сокольский, член Белорусского Политического
Комитета. Между штабами "Зеленого Дуба" и "За Отечество" существовали отношения
боевого сотрудничества и взаимопомощи, даже стоял вопрос о соединении штабов
обеих организаций. Предложение создать один руководящий центр с пятью отделами
для Лунинецкого и Несвижского районов партизанских действий, сделал II отдел
четвертой польской армии. Им же была предложена и структура такого центра.

Но Дергач посчитал, что объединение помешает "чистоте партии", так как в
последнее время к несвижским партизанам попало много "случайных элементов с
грабительскими наклонностями". Зеленодубцы также не стремились расширить свои
ряды и за счет савинковцев, с которыми существовали настороженные недоверчивые
отношения, разные взгляды по вопросу государственности Беларуси.

Когда договоренность не была достигнута, поляки, чтобы держать белорусских
партизан "на цепочке" предложили им прислать в штаб четвертой армии
представителей от каждого штаба и даже дали право носить польскую военную форму.
Однако эта договоренность так и осталась на бумаге.

Главный штаб "Зеленого Дуба" принял участие в Слуцком восстании. Зеленодубцы не
раз посылали восставшим оружие, которое они получали от поляков. Это было оружие
интернированных балаховских отрядов. "Зеленый Дуб" оказывал помощь и взрывчатыми
веществами. Их было достаточно на бронепоезде."Балаховец". Правда, поляки уже
взяли имущество бронепоезда на учет, но "воровству" взрывчатых веществ не
противостояли. За одну ночь зеленодубцы доставили их восставшим. Помощь случанам
ограничивалась только оружием. В Слуцк с целью установления связи было
направлено всего 10 человек.

Со свидетельств участников слуцких событий Андрея Барановского и Марка
Осветимского можно узнать, что Дергач начал работу в Слуцке еще в апреле 1920
года, когда от имени Белорусской Военной Комиссии вербовал молодежь в
белорусскую армию. Слуцкий Национальный Комитет не поддержал его деятельность,
но позже вербовочный пункт под бело-красно-белым флагом открыл Осветимский уже с
благословения минских эсеров.

БВК и "Зеленый Дуб" накануне и во время восстания проводили набор белорусской
молодежи в военные школы Варшавы, Лодзи, Быдгоща с целью подготовки офицерских
кадров для национальной армии. Но мечта о своем государстве и армии так и не
осуществилась. Многие из тех, кто закончил школу и получил офицерское звание,
попал в зеленодубские отряды.

После разгрома Слуцкой повстанческой бригады все усилия партии были направлены
на объединение сил. Это были в основном бывшие балаховцы, савинковцы,
белогвардейцы, участники Слуцкого восстания, эсеры. С.Булак-Балахович призывал
всех концентрировать силы, комплектовать боевые единицы, до весны воздерживаться
от вооруженных выступлений.

Тут надо подчеркнуть, что "крестьянского батьку" на советской стороне Беларуси
многие помнили и даже ждали. Деревня с помощью партизан стремилась отстаивать
свои интересы. Экономический авантюризм большевиков, насильственное создание
коммун и созхозов, грабеж - эти и другие причины заставляли крестьян смотреть в
сторону леса. В большевистской России царил голод. Из-за этого у белорусского
крестьянина забирали последнее, даже семена. "Товарищи сытые!" - так обращался к
оргабленным белорусским крестьянам Игуменского уезда нарком продовольствия
Адамайтис, который потребовал срочно сдать-непосильный продналог, грозя судом
ревтребунала и тюрьмой. И поэтому не случайно в Игуменском уезде в 1921 году
прокатилась широкая волна восстаний. Тут действовали отряды Сергея Павловского,
Михаила Жилинского, которые подчинялись "Союзу защиты Родины и Свободы"
Б.Савинкова, зелеподубцы Виктора Замбржицко-го, Антона Касинского. В партизанах
находилось очень много крестьян. Надо сказать, что шляхта организовала
антибольшевистские отряды уже в декабре 1917 года и активно поддерживала мятеж
Довбар-Мусницкого.

Колоссальные размеры приобрело дезертирство. Партизанские отряды поручиков
Орлова, Драгуна, Ждаиовича, капитанов Гарковенко, Конопацкого составляли в
основном беглые из Красной Армии.

1921 год - год наибольшего подъема волны крестьянской войны. Зелснодубские
отряды вели боевые действия в Слуцком, Мозырском, Бобруйском, Борисовском
уездах. Сам Дергач возглавлял партизанские отделы возле Пухович и на юг от
местечка, в направлении Любань-Городятичи. Именно в это время он и стал широко
известным атаманом на Полесье. Походы готовились, как писала советская
историография, на территории "панской Польши". Но надо уточнить, так ли это
было? В Риге был подписан договор между Россией и Польшей, который, как сказал
поэт, "рассек наш край пополам". Борцы за независимость и единство отчизны не
хотели признавать новую границу. В восприятии простых людей она также долго была
ненатуральной. Партизаны-зеленодубцы чувствовали себя дома и по ту, и по другую
сторону.

(По мат. П. Стужинская "Зеленый Дуб", Белорусский исторический журнал, 1995г.,
№1)

"Петроградская боевая организация"

В июне 1921 года Петроградская губернская чрезвычайная комиссия по борьбе с
контрреволюцией напала на след подпольной группы бывших участников
кронштадтского мятежа.

Руководителем группы, носившей название "Объединенная организация кронштадтских
моряков", оказался бывший матрос линейного корабля "Петропавловск" М.Л.Комаров,
исполнявший во время мятежа обязанности коменданта кроидштадтского "временного
ревкома". На его квартире обосновался штаб организации заговорщиков.

Как выяснилось, Комаров с группой участников кронштадтского мятежа пробрался
нелегально в Петроград из Финляндии по заданию председателя контрреволюционного
кронштадтского "временного ревкома" С.М.Петриченко для подпольной работы.
Заговорщики вербовали сторонников, создавали подпольные ячейки в городских
районах и ставили во главе их своих доверенных людей. Так, например, начальником
2-го городского района - И.Е.Анплеев (он же Андреев), начальником Невского
района - П.В.Ищенко.

"Объединенная организация крондштадтских моряков" являлась частью другой, более
крупной "Петроградской боевой организации" ("ПБО"), во главе которой стоял
профессор В.Н.Таганцев, член ликвидированного в свое время "Национального
центра".

"Петроградскую боевую организацию" возглавлял комитет, в который входили
В.Н.Таганцев, бывший полковник артиллерии В.Г.Шведов и бывший офицер, агент
финской разведки Ю.П. Герман. Эта организация, созданная еще до кронштадтского
мятежа, придерживалась кадетского направления и включала кроме "Объединенной
организации кронштадтских моряков" еще две группы - профессорскую и офицерскую.

В профессорскую группу входили известный финансист князь Д.И.Шаховский, ректор
Петроградского университета, бывший царский сенатор профессор Н.И.Лазаревский,
бывший царский министр юстиции С.С.Манухин, профессора М.М.Тихвинский и другие.
Группа эта "идейно" направляла работу всей организации и разрабатывала проекты
государственного и хозяйственного переустройства России, полагая, что свержение
Советского правительства - вопрос лишь времени. Лазаревский, например,
подготовил проекты переустройства местного самоуправления, денежной реформы,
план восстановления кредита. Профессор Тихвинский, связанный со старыми
служащими нефтяных предприятий Нобеля, собирал сведения о состоянии нефтяной
промышленности страны.

Разработанные проекты и планы отсылались в заграничный центр организации, в
Париж, а сведения о состоянии нефтяной промышленности - бывшим владельцам
нобелевских предприятий. Таганцев вместе с князем Шаховским пытались создать
подпольные банковские конторы, чтобы срывать финансовые мероприятия Советского
правительства. В профессорской группе состояли также князь К.Д.Туманов,
работавший в информационном центре РОСТА и использовавший его материалы в
интересах контрреволюции, князь С.АУхтомский, геолог В.М.Козловский, на квартире
которого хранились динамит, белогвардейская литература, и другие.

Офицерскую группу возглавлял сподвижник Юденича - подполковник П.П.Иванов.
Группа разработала план вооруженного восстания в Петрограде и области. Его
предполагалось начать одновременно в Петрограде, Рыбинске, Старой Руссе, Бологом
и на станции Дно и таким образом отрезать Петроград от Москвы. Петроград был
разбит на районы, и в каждом из них во главе мятежных сил поставлен опытный
офицер. Группе удалось привлечь к антисоветской деятельности нескольких
офицеров, служивших в Красной Армии и на флоте. Среди них были Н.М Подня (он же
Бутгель-Подлобный), дворянин, скрывший свое прошлое, вступивший в
Коммунистическую партию и ставший комиссаром 3-го минно-подводного дивизиона;
Г.Х.Рооп, сын генерала, адъютант того же дивизиона, снабжавший документами
членов подпольной организации.

Кадет Таганцев вынашивал идею создания "массовой базы", на которую могла бы
опираться "ПБО", и искал связей с антисоветскими группами, действовавшими среди
рабочих.

Таганцев вошел в контакт с группой "уполномоченных собрания представителей
фабрик и заводов г.Петрограда".Эта группа представляла собой блок выходцев из
разных парн тий, выступала под флагом беспартийности и вела антисоветскую
пропаганду на предприятиях.

"Петроградская боевая организация" помогала группе "уполномоченных собрания
представителей фабрик и заводов" издавать за границей прокламации, которые затем
распространялись на предприятиях Петрограда.

В мае 1921 года Таганцев начал переговоры с находившимися в Финляндии
кронштадтским "временным ревкомом". По соглашению между "ПБО" и "временным
ревкомом" в Петроград приехали несколько моряков во главе с Комаровым, "работу"
которых возглавляла "ПБО". Эта группа и образовала "Объединенную организацию
кронштадтских моряков".

Общее количество арестованных по делу "ПБО" составляло свыше 200 человек. По
постановлению Петроградской чрезвычайной комиссии от 29 августа 1921 года
наиболее опасные из них, в том числе Таганцев, Шведов, Лебедев, Орловский, были
расстреляны, остальные приговорены к различным срокам лишения свободы.

"Троцкистская группа Пятакова и Радека"

Карл Бернгардович Радек.

В 1935 году К.Б.Радек вошел в состав Конституционной комиссии ЦИК СССР. В 1936
году Радека арестовали.

Газета "Правда" сообщала: 23 января 1937 года в Октябрьском зале дома Союзов
военная коллегия Верховного суда СССР в открытом судебном заседании приступила к
разбору дела Пятакова, Радека, Сокольникова, Серебрякова и других, обвиняемых в
подготовке террористических актов. Состав суда: председательствующий -
председатель военной коллегии Верховного суда СССР армвоенюрист В.В.Ульрих,
члены суда - корвоенюрист И.О.Матулевич и диввоенюрист Н.М.Рычков. На процессе
присутствуют от общественности писатели, в том числе А.Н.Толстой, Лион
Фейхтвангер и другие. Широко представлена советская и иностранная печать.
Присутствуют также члены дипломатического корпуса.

О суде над "троцкистской группой Пятакова и Радека" Лион Фейхтвангер рассказывал
в книге "Москва 1937", которая имеет подзаглавие "Отчет о поездке для моих
друзей". В своих психологических портретах писатель стремится убедить читателя в
бесспорности вины подсудимых и в абсолютной правдивости своих наблюдений.

Вот как выглядит Карл Радек на скамье подсудимых в описании Фейхтвангера.

"Писателя Карла Радека я тоже вряд ли когда-нибудь забуду. Я не забуду ни как он
там сидел в своем коричневом пиджаке, ни его безобидное худое лицо, обрамленное
каштановой старомодной бородой, ни как он поглядывал на публику, большая часть
которой была ему знакома, или на других обвиняемых, часто усмехаясь, очень
хладнокровно, зачастую намеренно иронично, ни как он при входе клал тому или
другому из обвиняемых на плечо руку легким, нежным жестом, ни как он, выступая,
немного позировал, слегка посмеиваясь над остальными обвиняемыми, показывая свое
превосходство актера, - надменный, скептический, ловкий, литературно
образованный. Внезапно оттолкнув Пятакова от микрофона, он встал сам на его
место. То он ударял газетой о барьер, то брал стакан чая, бросал в него кружок
лимона, помешивал ложечкой и, рассказывая о чудовищных делах, пил чай мелкими
глотками. Однако совершенно не рисуясь, он произнес свое заключительное слово, в
котором он объяснял, почему он признался, и это заявление, несмотря на его
непринужденность и на прекрасно отделанную формулировку, прозвучало трогательно,
как откровение человека, терпящего великое бедствие. Самым страшным и
труднообъяснимым был жест, с которым Радек после конца последнего заседания
покинул зал суда. Это было под утро, в четыре часа, и все - судьи, обвиняемые,
слушатели - сильно устали. Из семнадцати обвиняемых тринадцать - среди них
близкие друзья Радека - были приговорены к смерти; Радек и трое других - только
к заключению. Судья зачитал приговор, мы все - обвиняемые и присутствующие -
выслушали его стоя, не двигаясь, в глубоком молчании. После прочтения приговора
судьи немедленно, удалились. Показались солдаты; они вначале подошли к четверым,
не приговоренным к смерти. Один из солдат положил Радеку руку на плечо, по-
видимому, предлагая ему следовать за собой. И Радек пошел. Он обернулся,
приветственно поднял руку, почти незаметно пожал плечами, кивнул остальным
приговоренным к смерти, своим друзьям, и улыбнулся. Да, он улыбнулся."

"Почему обвиняемые вместо того, чтобы отпираться, наоборот, стараются превзойти
друг друга в признаниях? И в каких признаниях! Они сами себя рисуют грязными,
подлыми преступниками. Почему они не защищаются, как делают это обычно все
обвиняемые перед судом?"

Ключевой вопрос: почему не защищаются. Очень часто, оговаривая себя, кремлевские
отцы старались спасти своих детей. Не всегда это удавалось. Безжалостная машина
репрессий, запущенная совместными усилиями жертв и палачей, не давала сбоев...

Подтверждение вышесказанному мы находим в разгорворе Феликса Медведева с Софьей
Радек, которая рассказывала о себе и своем отце. Встреча с Софьей Радек
происходит в 1988 году в маленькой квартире на окраине Москвы на Зеленоградской
улице, в комнате, где нет ничего лишнего...

Софья Радек рассказывает.

"А обеспеченность, богатство меня не волнуют. Я привыкла к нищете и прекрасно с
ней обхожусь. К роскоши меня не приучили. Единственное огорчение - не хватает
денег на книги, люблю читать.

- Сталина вы видели, общались в ним?

- Нет, не приходилось, хотя жили мы до ареста отца в Кремле, по соседству. С
сыном его Васькой училась в школе. Однажды даже тумаков ему надавала, девчонка я
была драчливая. Отец мне говорил: "Сонька, не давай спуску никому, бей первая.
Не жди, когда тебя ударят". Как-то позже Василий припомнит об этом смеясь. Но
ничего, обошлось.

- Вы видели, как арестовывали отца?

- Я была в Сочи, когда отец вызвал меня телеграммой, чувствуя, что его вот-вот
возьмут. Звоню ему "Что случилось, что с мамой?" "Нет, ничего не случилось, но
срочно приезжай".

В момент ареста отца меня не было дома. И он заявил арестовывавшим, что не уйдет
из квартиры, пока не простится с дочерью. Ну хоть стреляйте. И они ждали моего
возвращения. Вернулась я поздно ночью, терпение непрошенных гостей уже, по-
видимому, иссякло, и отца выводили. На прощание он успел мне сказать: "Что бы ты
ни узнала, что бы ты ни услышала обо мне, знай, я ни в чем не виноват." Перед
своим арестом отец собрал для меня деньги, пять тысяч, старыми, естественно,
отдал моей тетке по матери, а она тут же отдала НКВД. Отца арестовали, жить не
на что. Я говорю матери: давай продадим часть книг отца. А мать в овет: "Ни в
коем случае. Я не позволю, ведь библиотека уже конфискована, нельзя нарушать
законы".

Конечно, отец был наивным человеком. И он наивно надеялся, обговаривая себя, что
спасает меня и маму. Как же он мог? Недавно мне дали прочесть стенограммы того
процесса. Отца обвиняли чуть ли не в реставрации капитализма. Это кому, отцу-то
моему была нужна реставрация капитализма, члену партии с 1903 года, выходцу из
нищей семьи, мать была народной учительницей. Все равно беднота. Такой бред
собачий я прочитала в этой стенограмме, такие неслыханные обвинения, в которых
отец признал себя виновным, что если думать об этом, кажется, можно сойти с ума.
Меня все-таки не оставляет мысль, что, кроме физических воздействий, на
осужденных действовали методом запугивания. Мы, члены семей, были как бы
заложниками палачей.

Вспоминаю такой эпизод - отец совершенно не пил. Один-единственный раз в жизни я
видела его нетрезвым.

Он пытался открыть свою комнату и никак не мог попасть ключом в замочную
скважину. Возился и приговаривал: "Хозяину никого не жаль, а вот мне дочку
жаль". Сами понимаете, что "хозяин" - это Сталин. Этот эпизод я запомнила на всю
жизнь. Да, все мы, члены семей, были заложниками, ибо то, что арестованные
наговаривали на себя или на кого-то, было результатом угроз расправиться с
близкими.

После процесса матери дали свидание. Мать была человеком замкнутым и, придя с
Лубянки, только сообщила: "Я сказала ему, как он мог говорить о себе такой
ужас?" А он ответил: "Так было нужно".

Вот и все. Он спросил: "А Сонька не хотела прийти?" Мать ответила: "Нет, не
хотела".

Было обидно, что близкий мне человек мог так чудовищно оговорить себя. Тогда я
не могла ему этого простить. Только став взрослым человеком, сама пройдя все
круги ада, я могу понять, что могли сделать с человеком в заключении.

Мне на роду написано сидеть по тюрьмам да лагерям, потому что я родилась 15
февраля 1919 года, и в этот день моего отца арестовали в Германии. Так что мне
надо сетовать только на свою судьбу.

Вы знаете прекрасные сталинские законы? Мой отец приложил к ним руку, так вот
там был пункт, что дети за отцов не отвечают. А дети за отцов ответили, да еще
как!

Якобы я кому-то заявила, что отомщу за родителей. Но как и когда отомстить за
родителей? Как? Сейчас я думаю, что эту бешеную собаку, тирана усатого, нужно
было кому-то пристрелить. Ведь все равно каждому, кто был с ним близок, грозила
смерть.

Какие мужественные люди были, решительные. Ходили с оружием. Хотя бы
Тухачевский. И никто не решился порешить эту гадину. Даже Орджоникидзе, с его
горячей кровью.

Вот как он сумел всех околдовать.

А вообще, я считаю, что умными и решительными были только Томский и Гамарник.
Они покончили с собой, их не заставили обливать себя и других помоями. Тем
более, что многие из окружения Сталина понимали, что их ждет. Помню, когда в
газетах сообщили об убийстве Кирова, отец был невменяемым, я его в таком
состоянии никогда не видела, а мать произнесла вещие слова: "А вот теперь они
расправятся со всеми, кто им не угоден". Так и случилось. Говорят иные, не
Сталин виноват, а Берия, Ежов... Так не бывает, чтобы царь-батюшка был хорошим, а
министры плохие.

- А как Карл Радек относился к Сталину?

- Что за вопрос, он его ненавидел. И презирал.

- А что вы скажете о его книге "Портреты и памфлеты"?

Она произвела на меня тягостное впечатление. Читать ее сегодня горько и обидно.
Талантливый человек, публицист, умница Карл Радек, извините меня, талантливо
воспевал сталинский социализм...

Из книги К.Радека "Портреты и памфлеты":

"Мы уверены, что народные массы всех стран, угнетаемые и терроризируемые
маленькими кучками эксплуататоров, поймут, что в Росии насилие употребляется
только во имя святых интересов освобождения народных масс, что они не только
поймут нас, но и пойдут нашим путем".

Огиз выпустил альбом "Ударник"...

За ним последовали альбом "Страна должна знать своих героев", монтаж "Ударники
полей" и 2-3 дюжины открыток с фотографиями ударников и ударниц.

Я просматривал с большим вниманием эти сборники, всматривался в лица ударников,
когда зашел ко мне знакомый советский писатель, "почти коммунист". Он взял из
моих рук альбом, посмотрел его и отложил в сторону.

- Что это - массовое производство стандартных героев? - спросил он.

- Да, массовое производство героев, - ответил я. - Да, СССР есть фирма массового
производства героев...

Весь капиталистичекий мир был убежден, что борьба за коллективизацию кончится
поражением большевиков. В этом был убежден кулак, в этом была убеждена городская
мелкая буржуазия. На этом строили свои расчеты интервенты. Сталинский расчет
покоился на силе организации, которая направлена не против интересов десятков
миллионов крестьян - бедняков и середняков. И сталинский расчет оказался верен
во всех его частях. Опираясь на мощный рост индустрии, возросшую активность
бедняцких масс деревни, партия, разгромив правых капитулянтов, возглавляемых
Бухариным, Рыковым и Томским, пошла под руководством Сталина в прямую атаку на
капиталистические элементы села широчайшим фронтом.

...Нельзя считать на счетах преступлений и благодеяний то, что представляет собой
Советская власть по той простой причине, что если считать капитализм злом, то не
может существовать злодеяний Советской власти. Это не значит, что при Советской
власти не существует много злого и тяжелого. Не исчезла еще нищета, а то, что мы
имеем, мы не всегда умеем правильно разделить; приходится расстреливать людей, а
это не может считать благом не только расстреливаемый, но и растреливающие,
которые считают это не благом, а только неизбежностью.

Многие говорят, что нельзя писать правды, ибо Главлит не пропустит, Попробуйте,
товарищи!... Так называемые советские писатели боятся не цензуры, а боятся самих
себя. Они не умеют дать честной картины действительности, не поиимая, что значит
борьба кулака и бедноты в деревне, не зная средств преодоления опасности
бюрократизма, не видя великих творческих сил страны, новых пластов народа,
поднятых революцией; они боятся, что дадут только темные картины, которых не
пропустит цензура.

...Сегодня уже литература и искусство, созданные революцией, превосходят в десятки
раз современную буржуазную литературу...

...Насилие служит делу создания новой жизни, более достойной человека.

Через десять лет удельный вес интеллигенции будет равен нулю. Начнет исчезать
разница между умственным и физическим трудом. Новое крепкое поколение рабочих
овладеет техникой, овладеет наукой. Оно, может быть, не так хорошо будет знать,
как объяснился в любви Катулл коварной Лесбии, но зато оно будет хорошо знать,
как бороться с природой, как строить человеческую жизнь.

Если дом Герцена не будет до этого снесен, как неподходящий сосед цепи
небоскребов...

...Есенин умер, ибо ему не для чего было жить. Он вышел из деревни, потерял с ней
связь, но не пустил никаких корней в городе. Нельзя пускать корни в асфальт. А
он в городе не знал ничего другого, кроме асфальта и кабака. Он пел, как поет
птица. Связи с обществом у него не было, он пел не для него. Он пел потому, что
ему хотелось радовать себя, ловить самок. И когда, наконец, это ему надоело, он
перестал петь.

Много писателей находится в положении Есенина... Не всякий решится на
самоубийство, но это еще не означает, что он будет жить. Ибо жить - это значит
творить, а теперь нельзя творить, не зная, во имя чего и для чего."

Карл Радек. "Джеймс Джойс или социалистический реализм?" Из доклада "Современная
мировая литература и задачи искусства пролетариата", август 1934 г.

"... В чем основа Джойса? Основа его в убеждении, что нет ничего в жизни крупного
- нет крупных событий, нет крупных людей, нет крупных идей. Писатель может дать
картину жизни, именно взяв "любого героя в любой, день" и пересняв его
тщательно.

Куча навоза, в которой копошатся черви( заснятая кинематографическим аппаратом
через микроскоп, - вот Джойс... Нечего говорить, что методом Джойса дать картину
революции можно так же успешно, как неводом ловить дредноуты...

В этом интересе к Джойсу бессознательно выражается то же желание правых
писателей, приспосабливающихся к революции, но на деле не понимающих ее величия,
уйти от Магнитогорска, Кузнецкостроя, уйти от великих дел нашей страны к
"великому искусству", дающему маленькие дела маленьких людей, убежать от бурного
моря революции к застойным водам маленького озера и болотам, в которых живут
лягушки.

...Попробуйте изолировать ребят от таких событий, как процесс вредителей. Среди
детей, которых я знаю, помилование вредителей вызывало целую бурю негодования.
Как же это: предали страну, хотели обречь на голод рабочих и крестьян и не были
расстреляны?"

- Когда вы обратились за реабилитацией отца?

- Никогда не обращалась, считала, что это бесполезно, бессмысленно. Только
недавно и написала. Году в 57-м, когда реабилитировали- меня и мать, я была на
приеме у Микояна.

Мне запомнилась почему-то сказанная им фраза: "Напрасно Карл не захотел жить".
На это я ему ответила: "Анастас Иванович, а какой ценой?" И больше на эту тему
разговора не было.

Я, кстати, несколько раз обращалась с просьбой сообщить, о смерти отца. Мне ни
разу не ответили. Во всех биографиях, опубликованных, к призеру, в Польше,
говорится, что он умер в 1939 году, но не сообщается, при каких обстоятельствах.
А теперь я знаю, и это подтвердили "Московские новости", что моего отца убил в
лагере наемный убийца. Почему наемный? Потому что плохих отношений с людьми у
отца быть не могло. Убил его, наверняка, человек, которому за это обещали
свободу. Ужас, как я до сих пор не сошла с ума при воспоминаниях о бедном моем
отце.

Вопрос о реабилитации отца стоял еще в 1957 году, но тогда не доделали большое
дело. Не довели до конца. До справедливости. Тридцать лет ждали этого момента.
Хотя я понимаю, что и сегодня сопротивление этому процессу железное. Не все
хотят реабилитаций, справедливости, правды.

Я получила бумаги, в которых говорилось о том, что решение коллегии ГПУ от 6
января 1928 года в отношении Радека отменено и дело прекращено в связи с
отсутствием в. его действиях состава преступления. Карл Радек по данному делу
реабилитирован посмертно. Реабилитирован он посмертно и по второму делу от 30
января 1937 года. До ареста 1б октября 1936 года мой отец был заведующим Бюро
международной информации ЦК ВКП(б).

Он не был резонером. Не морализаторствовал, но говорил очень важные для жизни
вещи. Об уважении к человеческому труду: "Если ты осмелишься невежливо
разговаривать с домработницей, можешь считать, что я тебе не отец, а ты мне не
дочь"; говорил о том, что не надо входить в чужой монастырь со своим уставом,
напоминал, что человек должен быть итернационалистом. Все это мне пригодилось
потом. На этих заповедях я выросла. В эвакуации в Средней Азии, проживая в
глухом ауле, в простой семье, я ни разу не позволила себе сделать хозяевам даже
малейшего замечания. Хотя поводы, конечно, были. Я была благодарна казахам,
которые делили со мной последний кусок хлеба.

Отец считал, что ни национальность, ни вероисповедание не должны разделять
людей. Ты веришь в Бога? Да повесь хоть свой собственный портрет и молись на
него, считал он. А ведь тогда многие думали иначе: если человек верующий, то он
уже почти враг народа. Лично я не верю ни в какого бога, ни в земного, ни во
Всевышнего, но считаю, что отец был прав. Главное отличие людей - хороший ты
человек или дрянь. Вот и все.

В 1929 году мы с матерью приехали в Томск, где отец пребывал в ссылке.
Одновременно с нами приехали к нему и Пятаков со Смилгой. Еще кто-то, не помню.
Отец иногда разрешал мне присутствовать при разговорах с друзьями. Как-то в
разговоре о Сталине, в середине большого спора, отец вдруг обратился ко мне с
вопросом: "Сонька, как ты считаешь, кто прав, а кто виноват?" Я ответила: "Не
знаю, папа, кто прав, но, по-моему, меныыин-сво должно подчиняться большинству".
"Ах ты, ренегатка, - сказал отец, - убирайся отсюда вон!"

С той поры запомнился мне куплет, который напевали отец с друзьями: "Добрый
вечер, дядя Сталин, ай-яй-яй, очень груб ты, нелоялен, ай-яй-яй. Ленинское
завещанье, ай-яй-яй, спрятал глубоко в кармане, ай-яй-яй!"

Сколько людей сломал этот тиран! И каких людей! Если уж жертвами оказались
Тухачевский, Бухарин, Рыков, Радек, если они дали себя растоптать, то что взять
с нас, бедных и сирых? Так вот, мы сами позволили Сталину распоряжаться нашими
судьбами, сами отдали себя на его произвол. Вот почему я и считаю, что пенять-то
неча. Жаль только, что слишком поздно это поняли: Жизнь прошла."

"Польская организация Войскова"

Для проведения массовых "операций" в отношении бывших кулаков, членов
"антисоветских" партий, белогвардейцев, жандармов и чиновников царской России,
бандитов, реэмигрантов, участников "антисоветских" организаций, церковников и
сектантов, в соответствии с приказом НКВД СССР от 30 июля 1937 года был
утвержден персональный состав областных "троек". В них входили: председатель -
начальник областного управления НКВД, члены: секретарь областного комитета КП(б)
Б и областной прокурор.

Особенно активизировалась деятельность НКВД БССР и областных "троек" с июля 1937
года, когда, согласно указанию "сверху", на местах были составлены списки на
весь "контрреволюционный" элемент. Тогда же начались массовые аресты и
фальсификации "контрреволюционных дел". Смысл этих акций сводился к "раскрытию и
обезвреживанию" так называемых "всесоюзных контрреволюционных организаций":
"шпионско-диверсионной", "антисоветской повстанческо-террористической",
"эсеровской шпионской", "контрреволюционной националистической фашистской",
"Польской организации.войсковой" и многих других.

Дело на "Польскую организацию войскову" - одно из самых массовых после
"Российского общевоинского союза" и "Союза спасения России". Оно же, вдобавок,
яркий пример арестов по национальному признаку. Филиалы организации
"раскрывались" органами НКВД в абсолютном большинстве не только в центральных
районах страны, но и в Западно-Сибирском крае, Восточной Сибири, на Урале.

Сложностей не испытывали - процент проживающих там поляков и белорусов (они в
первую очередь включались в "расстрельные списки") был достаточно высок,
сказалось, их переселение в Сибирь в конце прошлого и начале нынешнего столетия.

Сыну потомственного дворянина Гродненской губернии Александру Сосенко судьба
уготовила военную карьеру еще до рождения: военным был его дед; отец на службе у
русского царя дошел до чина полковника, и, выйдя в отставку, жил в городе
Замостье Люблинской губернии.

К началу первой мировой войны Александру исполнилось восемнадцать лет, и он не
мыслил себя вне поля брани, мечтал умереть смертью храбрых за отечество. Получив
благословение родителей, поступил вольноопределяющимся в 99-й Ивангородский
пехотный полк и был направлен на фронт. Затем революция, огненные дороги
гражданской войны.

В начале 20-х годов Александр начал служить в частях полькой армии,
расположенных в Бресте и Барановичах, но ранения и контузия постоянно о себе
напоминали. Пришлось в 1923 году из армии демобилизоваться. Жена Лидия,
россиянка по происхождению, постоянно тосковала о родных, оставшихся в Советской
России. После долгих колебаний решились вернуться в Россию к родственникам жены.

При переходе польско-советской границы А.Сосенко был арестован и комитетом О ГПУ
БССР осужден к трем годам концлагерей. После отбытия этих трех лет на Соловках в
1927 году его отправили в ссылку в Нарымский округ Западно-Сибирского края.
Проживал он в поселке Каргасок, в тайге, а с 1932 года - в Городе Колпашево, где
работал механиком-мотористом на местной электростанции. Его, разумеется, держали
под контролем и нового "судебного дела" долго ждать не пришлось.

"Как установлено следствием. Сибирский комитет "Польской организации войсковой",
получил соответствующее задание от 2-го отдела польского главного штаба,
развернул в Сибири широкую вербовочную деятельность и приступил к организации
повстанческих легионов и к непосредственной подготовке вооруженного восстания.

Членом Сибирского комитета Сосенко был разработан план вооруженного восстания,
которым предусматривалось следующее: легионы начинают выступление одновременно в
момент военного нападения на СССР со стороны Польши, Германии и Японии, в момент
восстания повстанческие отряды легионеров должны разгромить партийно-советские
организации, разоружить милицию, охрану предприятий, партийно-советский актив,
обратив отобранное оружие на вооружение повстанческих отрядов...

Наряду с активной подготовкой к вооруженному восстанию, участники "ПОВ" на
территории Нарымского округа занимались шпионско-диверсионной деятельностью,
систематически собирали сведения шпионского характера, которые сосредоточивались
в руках агента полького главного штаба Сосепко и последним передавались польским
разведорганам" (Из обвинительного заключения от 3 октября 1937 года по делу
№7138 на 19 участников "ПОВ").

Арестовали его 11 августа 1937 года. После предварительного допроса в Колпашево
отправили в Новосибирск. Основательно "отработанный" специалистами своего дела,
А.Сосенко на допросе у начальника УНКВД по Запсибкраю майора госбезопасности
В.Гобача признался в том, что в 1924 году был нелегально переброшен в СССР по
специальным заданиям польских разведорганов.

В чем только не "признавался" он своим следователям на допросах, протоколы
которых поражают сегодня воображение своей бездоказанностыо. Вот только подписи
подследственного отсутствуют, а без них, как известно, протокол не считается
документом... Постановлением Особого совещания НКВД СССР от 20 октября 1937 года
он был приговорен к расстрелу и 5 ноября его не стало.

На берегу некогда полноводной, а теперь полностью заросшей речушки Бровки, в ста
пятидесяти километрах севернее Томска лежит деревня Белосток. Появилась она в
сибирской глуши в конце прошлого века стараниями белорусских и польских
переселенцев из малоземельных западных губерний Российского государства:
Гродненской, Виленкой, Витебской.

Трудно обживались на новом месте. Страшила суровая сибирская природа с ее
немилосердием таежным гнусом летом и невиданными морозами зимой, от которых не
спасали самодельные накомарники и наспех вырытые полуземлянки; падал от
бескормицы, убывал от нападений волков и медведей скот... А еще был труд
крепостного: каждый работал на своей земле и знал, что благополучие его семьи
отныне будет зависеть только от него самого, а не от государственных чиновников.

Красивое выросло село. К началу первой мировой войны оно насчитывало более 200
дворов. Рядом появилось еще несколько деревушек переселенцев из центральных
районов России.

В Сибири помещиков не было: каждый трудился на себя. Достаток зависел от
трудолюбия и количества рабочих рук в семье. Но гражданская война, колчаковщина,
продразверстка сказались на жизни сельчан. Многих кормильцев лишились тогда
семьи. Тем не менее все шло своим чередом - как-то надо было жить...

Кончилось такое крестьянствование в начале тридцатых годов - в ходе
коллективизации по-сталински: крестьянина-хлебопашца сменили колхозник и
совхозник с совершенно иной психологией и иным отношением к земле и работе. Если
и сохранялось что по первости от прежнего хозяина в виде неистовства в работе,
бережливости, готовности прийти на помощь всем обществом, то со временем,
постепенно, все это улетучивалось..

Массовая коллективизация в стране началась, как известно, с конца 20-х - начала
30-х годов. В Белостоке же колхоз впервые создан был в апреле 1935 года. О том,
чего стоили сельчанам эти пять лет сопротивления коллективизации, можно было
только догадываться.

Колхоз в Белостоке назвали на польский манер "Червоный штандарт" - по-своему,
вопреки воле начальства. Стремясь, быстрее, отрапортовать о завершении сплошной
коллективизации, деревенские власти стали раскулачивать строптивых,
шантажировать сомневающихся: отбирали наделы земли, приусадебные участки и
огороды обрезали до самого крыльца, увеличивали планы сдачи зерна. А если были
недовольные, "помогала" милиция. Прошли первые аресты: кого за "длинный язык"
упекли, кого за нежелание вступить в колхоз.

В январе 1935 года Кривошеинским райотделом НКВД с помощью сельсоветских
работников был собран необходимый компромат на ряд жителей села. Месяцем позже
начальник Нарымского окротдела НКВД И.Мартон утвердил постановление об аресте и
привлечению к суду семнадцати жителей Белостока и соседних Ново-Андреевских
хуторов за то, что все они, якобы проводя антисоветскую и антиколхозную
агитацию, добились развала инициатив-ной группы по организации колхоза, а также
на почве классовой ненависти имели договоренность убить председателя сельсовета
и некоторых других активистов села.

С 1937 году "стали забирать по линии НКВД". В первую очередь взяли директора
школы П.Д.Червоного, учителя И.П.Борисовца и завхоза школы Н.М. Карелина. Вместе
с ними была арестована группа колхозников. Тогда же арестовали еще несколько
человек, в том числе и члена исполкома сельсовета И.С.Назарука. Но самой
страшной была ночь с 11 на 12 февраля 1938 года, когда были арестованы почти все
оставшиеся мужчины в возрасте от 17 до 70 лет.

Свидетельствует один из "счастливчиков", вернувшийся из окружного отдела НКВД
Павел Шуйский: "12 февраля 1938 года в Белостоке забрали 68 человек, а потом
пешком погнали в Кривошеино. 16 февраля, уже днем милиция ходила по домам и
забирала последних оставшихся мужиков. Взяли и меня вместе с другими. В деревне
осталось всего три взрослых мужика... В Кривошеипе собрали этап - около 250
человек - и дальше, по замерзшей реке, до Колпашева пешком гнали, как скот. В
Колпашеве загнали в большой деревянный дом и растолкали по камерам. Вызывали на
допросы, били... Предъявляли обвинение в краже подшипников к трактору, так как я в
то время учился на тракториста. А через семь суток ночью меня и двух односельчан
освободили. Сказали: если будем болтать о том, что здесь видели и слышали, то
нас заберут снова и уже так легко мы не отделаемся..."

Изучение архивно-следственных дел периода 30-х годов в отношении жителей села
Белосток показало, что с 30 августа 1937 года по 12 февраля 1938 года было
арестовано органами НКВД 88 человек. Цифра впечатляет, если знать, что в селе по
итогам переписи 1937 года насчитывалось всего сто двадцать семь мужчин от
восемнадцати лет до глубоких стариков.

Большинство арестованных обвинялись как участники националистического
контрреволюционно-диверсионной повстанческой организации под названием "Польская
организация войскова". Все дела были липовые, сфарбикован-ные работниками НКВД.
Подобные организации были "обезврежены" во многих районах как Западно-Сибирского
края, так и Беларуси. Не найдя при обысках никакого оружия, в обвинении
записывали, что эта организация должна была захватить оружие во время восстания.
От каждого требовали признаться в совершении какого-нибудь вредительства или
диверсии. Тем, кто пограмотнее, пришивалась "контрреволюционная пропаганда,
подрыв авторитета Советской власти и колхозного строя, руководство террором".

Арестованные в августе 1937 года была расстреляны 5 ноября 1937 года. Те же, кто
был арестован 11-12 февраля 1938 года, были уничтожены 9-10 апреля. "Судила"
белостокцев не "тройка" НКВД Запсибкрая, а Особое совещание. Все бумаги о
приговорах подписывало высокое начальство в Москве, очевидно, для большей
убедительности и значимости сфабрикованных дел.

Все репрессированные жители Белостока были реабилити- " рованы посмертно в годы
хрущевской "оттепели".

(по мат. статьи И.Н. Кузнецова "Вывезены, расстреляны, забыты..." Неман, 1994г.,
№8)

"Космополиты"

Кампания борьбы с космополитизмом была лишь одним из эпизодов борьбы Сталина с
интеллигенцией. Неприязнь Сталина к интеллигенции не случайна. В силу
универсальности своих знаний и своей психологии, интеллигенция оставалась тем
нервом, который, несмотря на все предыдущие ампутации и чистки, продолжал
связывать мыслящую Россию с мыслящей Европой. Чтобы подготовить страну к
завершению чистого эксперимента "построения социализма в одной отдельно взятой
стране", необходимо было убить и этот "европейский нерв".

Опасная для судеб страны политика отталкивания космополитической Европы и
самоизоляция с особой очевидностью проявляется в 1939 году на XVIII съезде
ВКП(б). Европа уже дышит пожаром. Ко времени съезда в мировую войну втянуты
страны с населением около 500 млн. человек. Война подступает к порогу СССР.

Здравый смысл подсказывает партии правильный путь: поиск союзников. В- условиях
грозящей опасности XVIII съезд дает зеленый свет "укреплению деловых связей со
всеми странами". Казалось бы, что разум наконец побеждает. Однако собственная
речь Сталина на XVIII съезде по-прежнему проникнута ненавистью к внешним и
внутренним врагам.

"Троцкистскр-бухаринская кучка шпионов, убийц и вредителей, пресмыкавшаяся перед
заграницей, проникнутая чувством низкопоклонства перед каждым иностранным
чинушей и готовая пойти к нему в шпионское услужение, - кучка людей, не понявшая
того, что последний советский гражданин, свободный от цепей капитала, стоит
головой выше любого зарубежного высокопоставленного чинуши..."

Тем фактом, что восемь месяцев спустя, в декабре 1939 года, Советский Союз
исключили из Лиги наций, мы обязаны не только "финской кампании", но и в немалой
степени специфическому пониманию Сталиным "укрепления деловых связей со всеми
странами". Зачисление в космополиты и шпионы всех, кто сочувственно относился к
сотрудничеству с заграницей, едва ли могло вызвать доверие Запада к "сталинской
миролюбивой политике".

Сталину, однако, уже казалось недостаточным отгородить Россию от мира и Европы.
Ему потребовалось поставить перегородки и внутри собственной страны.

Война 1941-1945 годов, так же как и Отечественная война 1812 года, оставила в
народе и его интеллигенции глубокий нравственный след. Равно как освободительная
война против наполеоновских захватчиков, поход русских войск в Европу вплоть до
Парижа всколыхнул в народе веру в освобождение от крепостного гнета, так и
жертвенная победа советских солдат в Великой Отечественной войне породила
надежды на лучшую долю. Среди солдат, возвращавшихся в разоренные деревни и
истосковавшихся о мирном труде хлебопашцев, ходили упорные -слухи, о том, что
землю раздадут крестьянам, что облегчат налоги, что выдадут на руки паспорта.
Энтузиазм, охвативший народ после войны, объяснялся не только естественной
гордостью за победу, но и верой в то, что пролитая кровь "зачтется", что
действительно "жить станет лучше, жить станет веселей", как обещал Сталин.

Делается и очередная попытка отделить народ от интеллигенции и стравить между
собой отдельные группы интеллигентов.

Прокачка износившихся за время войны идеологических тормозов охватывает все
сферы жизни. В феврале 1948 года начинается очередная промывка: теперь очередь
дошла до музыки. И опять все та же характерная черта идеологической работы: в
назидание- всему народу публично секут интеллигенцию. На этот раз громят
"противников русской реалистической музыки, сторонников упадочной, рефор-
малистической музыки". В сущности, с некоторыми музыкальными-нюансами идет
травля "космополитов". "Среди часта советских композиторов,- говорится в
Постановлении ЦК ВКП(б) "Об опере "Великая дружба" В.Мурадели",- еще не изжиты
пережитки буржуазной идеологии, питаемые влиянием современной упадочной западно-
европейской и американской музыки". Виднейших советских композиторов, создавших
в годы войны известные всему миру шедевры симфонической и инструментальной
музыки, - Шостаковича, Прокофьева, Хачатуряна, Маяковского, Шебалина, Шапорина,
Глиэра, Кабалевского, - обвиняют в антинародности, в том, что они "ведут на деле
к ликвидации музыки".

По уже заведенному ритуалу десятки известных советских композиторов,
музыковедов, музыкальных критиков вынуждены пройти "очистительную" процедуру
самошельмования. Ритуальное чистилище открывает верховный идеологический жрец
Сталина А.Жданов. Вышедший в апреле 1948 года первый номер журнала "Советская
музыка" не оставляет сомнения в том, чего, собственно, власть требует от
советских композиторов. В качестве высших образцов музыкального творчества в
журнале приводятся "нотные приложения" - три лучшие песни о Сталине: "Кантата о
Сталине", "Песня о Сталине" и "Величальная И.В.Сталину". Народу предлагалось
петь "спокойно, торжественно, мужественно".

Величаем мы сокола,

Что всех выше летает,

Чья могучая сипа

Всех врагов побеждает.

Величаем мы сокола,

Друга лучшего нашего,

Величаем мы Сталина

Всенародного маршала.

Что касается других жанров советской музыки, то по этому поводу с замечательной
простотой высказался один из "везунчиков" эпохи композитор Мариан Коваль
(Сталинская премия за 1943 год.)

"... Неверно; что мы не имеем положительных образов музыкального творчества. Но
если бы даже их и не было, у нас есть зато Постановление ЦК ВКП(б)".

Постановление от 10 февраля 1948 года было своего рода увертюрой к новому этапу
идеологического выхолащивания культуры. К этому времени под руководством
А.Жданова идеологический аппарат достиг желаемой цели - "абсолютной идейной
простреливаемости" советского- общества.

Из воспоминаний Б.И.Жутовского о Хрущеве (из письма):

"В одном из московских музеев есть подаренный XVII съезду топор. На одной его
стороне написано "руби правой рукой", на другой - "руби левой рукой", а по обуху
- "руби примиренцев". Созданная к 30-м годам структура власти не давала людям
возможности на сомнения, на размышления, на обдумывание.

Почти всю свою жизнь Хрущеву пришлось думать о сохранении собственной жизни, у
него не было возможности стать образованным. Он воспитывался в той гостиной, где
палач распределял, кому, жить, а кому голову отсечь. Он пел в этой гостиной
частушки, юродствовал, был у Coco Джугашвили клоуном. Да, он учавствовал и в
репрессиях. Но по-человечески, мне кажется, он ненавидел это. Он выполнял роль
шута при кровавом дворе. А шуты, как правило, ненавидят хозяев.

И вот к нему в руки попадает огромная власть. Ему достается власть, где есть
прислужники с наручниками и кистенями. И страна, истерзанная и замученная ими. И
перед ним встают задачи огромной сложности, фантастической. Судить его за то,
как он решал эти задачи, я не могу. Это не в моих силах. Потому что освободить
людей из лагерей, вернуть семьям честное имя, дать паспорта крестьянам (что он,
кстати, считал своим главным делом жизни), думать о том, как накормить страну,
начать жилищное строительство (жили-то многие в бараках), дать два выходных дня,
дать людям пенсии, приехать в ООН, снять башмак и стучать им по трибуне, отчего
возникло ощущение, что перед тобой нормальный живой человек, сломать "железный
занавес", задумать реорганизацию аппарата - за все это человек заслуживает не
только того, чтобы к его недостаткам была привлечена терпимость, но и доброй
памяти.

Я виделся с Хрущевым в последний день его рождения, незадолго до смерти.
Вспоминая свой визит в Манеж, он извинился и сетовал: "И зачем я только полез во
все это. Это же совершенно не мое дело..."

Одна из композиций в картине "50" посвящена встречам с Хрущевым. Я сейчас
работаю над ней. В нее будет включена наколотая на иглу редкая бабочка,
подаренная когда-то сыном Хрущева в благодарность за то, что я помогал Эрнсту
Неизвестному в работе над надгробным памятником отцу, и фотография, сделанная в
Манеже.

Круг художников, в котором находился и я, попал под разгром из-за игры случая.

Мы понятия не имели о сложившейся к этому моменту в Союзе художников ситуации:
одна команда живописцев, находящаяся у власти, решила, что пора сводить счеты с
другой командой, которая подошла к этой власти слишком близко, и, чтобы бить
наверняка, придумала, как воспользоваться обстоятельствами и сделать это руками
первого человека в государстве.

Нас же на выставку в Манеж, открытую к 30-летию МОСХа, пригласили буквально за
день до его визита, после того, как мы устроили собственную выставку на улице
Большая Коммунистическая в районном Доме учителя, и западные корреспонденты
разгрохотали о ней на весь мир. Нам выделили в Манеже на втором этаже три зала.
Там теперь кафе.

За одни сутки мы перевезли и смонтировали всю экспозицию. Всю ночь прибивали
гвоздики, вешали картины, мастерили подмостки для скульптур и от избытка радости
дурачились.

Уже не помню где, мы раскопали лист фанеры и, решив, разукрасили его гуашью.
Потом этот лист нам чем-то не понравился, и мы спрятали его за занавеску. На
следующий день, когда пришел Хрущев, кто-то из его свиты вынул эту фанеру и
сказал ликуя: "Вот они какие картины рисуют, Никита Сергеевич!"

Но в эту ночь нам было неведомо, зачем нас позвали.

Часа в три утра мы разошлись по домам, а в девять собрались обратно. Ребята
пошли наверх, а я остался у входа и, когда подъехал Хрущев, пристроился к его
свите и ходил за ним по первому этажу, слушал, как неведомый нам замысел
приводится в исполнение.

Как он орал о том, что ему бронзы на ракеты не хватает, что картошка Фалька -
это песня нищеты, а обнаженное тело его девы - это не та женщина, которой надо
поклоняться. Те же, кто рядом с ним, подливали масла в огонь.

Когда подошло время к нам на второй этаж подниматься, я побежал вперед, поднялся
раньше и попытался протиснуться сквозь толпу у двери. Но из-за того, что меня
хватает за руку один из охранников Хрущева и шипит: "Стой здесь и не
выпячивайся", я остаюсь с краю, у. дверей. Через полминуты поднимается Хрущев.
Он останавливается и, обняв Володю Шорца и меня за плечи, говорит: "Мне сказали,
вы делаете плохое искусство. Я не верю. Пошли посмотрим". И мы в обнимку входим
в зал. Хрущев оглядывается по сторонам, упирается взглядом в портрет,
нарисованный Лешей Россалем, и произносит сакраментальную фразу: "Вы что,
господа, педерасы?" Он этого слова не знает, потому и произносит, как расслышал.
Ему кто-то нашептал его. И он думает, что, быть может, перед ним и вправду
извращенцы. Мы со страха наперебой говорим: "Нет, нет, это картина Леши Россаля.
Он из Ленинграда". Хотя Леша и жил, и живет в Москве. Тогда Хрущев
разворачивается корпусом, упирается в мою картину и медленно наливается
малиновым цветом...

Все дальнейшее было глумлением. Витийством. Досталось каждому.

Моих картинок в зале было четыре. И так получилось, что на все четыре его бог
вынес. Когда Хрущев подошел к моей последней работе, к автопортрету, он уже
куражился:

- Посмотри лучше, какой автопортрет Лактионов нарисовал. Если взять картон,
вырезать в нем дырку и приложить к портрету Лактионова, что видно? Видать лицо.
А эту же дырку приложить к твоему портрету, что будет? Женщины должны меня
простить - жопа.

И вся его свита мило заулыбалась.

А так как я перед ним уже в четвертый раз стоял, я немного успокоился. Вдруг за
плечом у Хрущева выплывает физиономия одного из приближенных: "Никита Сергеевич,
они иностранцам свои холсты продают". И глаза у Хрущева мгновенно стали, как у
неистового хряка перед случкой. Совершенно стальные. И в полной тишине он
смотрит на меня. Набрав воздуха, я говорю: "Никита Сергеевич, даю вам честное
слово, никто из присутствующих здесь художников ни одной картины иностранцам не
продал".

По тем временам это был политический криминал.

Хрущев в ответ промолчал, отвернулся, а я смотрю: где же приближенный. Нет его.
Испарился. Особое искусство придворного плебея: тявкнул - и, при всей грузности,
исчез.

Когда Хрущев пошел в соседний зал, где висели работы Соболева, Янкилевского, я
вышел в маленький коридорчик перекурить. Стою рядом с дверью, закрыв ладонью
сигарету, и вижу, как в коридор выходят президент Академии художеств Серов и
секретарь правления Союза художников Преображенский. Они посмотрели на меня, как
на лифтершу, и Серов говорит Преображенскому: "Как ловко мы с тобой все сделали!
Как точно все разыграли!" Вот таким текстом. И глаза на меня скосили. У меня аж
рот открылся. Я оторопел. От цинизма.

Из второго зала Хрущев выскочил довольно быстро. Я там не был, знаю только, что
после того, как Юло Соостер сказал ему, что просидел семь лет в лагере, Хрущев
на некоторое время замолчал. Обратно он вышел несколько притихший, и в воздухе
появилось ощущение финала.

А Эрнст Неизвестный все это время зверюгой ходит. Он небольшого роста,
черноглазый и дико активный. Крайне максималичен. Вожак. Поняв, что, быть может,
это действительно финал, он встал перед Хрущевым и говорит: "Никита Сергеевич,
вы глава государства, и я хочу, чтобы вы посмотрели мою работу".

Хрущев от такой формы обращения пошел за ним в третий зал. А на лицах виновников
по отношению к Эрнсту засияли безмерное уважение и восторг.

Как только Хрущев увидел работы Эрнста, он опять сорвался и начал повторять свою
идею о том, что ему бронзы на ракеты не хватает. И тогда на Эрнста с криком
выскочил Шелепин: "Ты где бронзу взял? Ты у меня отсюда никуда не уедешь!" На
что Эрнст, человек неуправляемый, вытаращил черные глаза и, в утгор глядя на
Шелепина, сказал ему: "А ты на меня не ори! Это дело моей жизни. Давай пистолет,
я сейчас здесь, на твоих глазах, застрелюсь".

Выходили мы с выставки с таким чувством, будто у выхода нас ждут "черные
вороны".

Двое из нас, Эрнст и я, побывали на последовавших за выставками трех встречах
Хрущева и интеллигенцией. Они проходили ничуть не лучше, и ощущение от них
оставалось такое же, как и от первой встречи: бесконечного свинства."

"Дело врачей"

13 января 1953 года ТАСС сообщил об аресте врачей. Как было объявлено,
террористическая группа медиков ставила своей целью путем вредительного лечения
сократить жизнь активным деятелям Советского государства. "Жертвами этой банды
человекообразных зверей пали товарищи А,А. Жданов и А.С:Щербаков".

И далее: "Установлено, что все участники террористической группы врачей состояли
на службе иностранных разведок, продали им душу и тело, являлись их наемными,
платными агентами. Большинство участников террористической группы - Вовси,
Б.Коган, Фельдман, Гринштейн, Этингер и другие - были куплены американской
разведкой. Они была завербованы филиалом американской разведки - международной
еврейской буржуазно-националистической организации "Джойнт"... Другие участники
террористической группы (Виноградов, М.Коган, Егоров) являются старыми агентами
английской разведки.

С чего началось дело врачей? Где его истоки? Некоторый свет на это проливает
Ефим- Смирнов - академик Академии медицинских наук, Герой Социалистического
Труда, после войны - министр здравоохранения СССР. В одном их своих интервью он
вспоминает:

- Незадолго до 13 января 1953 года был я в гостях у Сталина - на даче,
расположенной недалеко от Сочи. Мы гуляли по саду, разговаривали. Сталин,
показывая на деревья, где росли лимоны, апельсины, рассказывал, какого ухода они
требуют. И вдруг без всякого перехода спросил:

- Товарищ Смирнов, вы не знаете, какой врач лечил Димитрова и Жданова?

- Знаю, - ответил я и назвал фамилию.

- Странно. Один врач лечил, и оба умерли.

- Товарищ Сталин, врач-то здесь не виноват...

- Как это "не виноват"?

- Я интересовался историей болезни Димитрова, патоло-гоанатомичсским
заключением. Смею вас уверить, ничего нельзя было сделать. Знаю, кстати, что сам
Димитров и рекомендовал Жданову этого врача. Считал его образованным и тактичным
человеком, квалифицированным специалистом.

Сталин промолчал. Но я почувствовал, что вряд ли убедил его. Он и всегда-то
отличался подозрительностью, а к концу жизни эта черта стала просто
патологической.

Аресты первой, наиболее авторитетной группы врачей прошли в ноябре 1952-го.

Чудовищные обвинения в адрес еще недавно уважаемых людей ошеломляли. А вскоре
становится известным имя рядового врача кремлевской.больницы Лидии Тимашук - ей,
оказывается, принадлежит главная роль в разоблачении "банды преступников".
Указом Президиума Верховного Совета СССР она награждается орденом Ленина. В
газете трех дней читаем: "Еще совсем недавно мы не знали этой женщины, а теперь
имя врача Лидии Феодосьевны Тимашук стало символом советского патриотизма,
высокой бдительности, непримиримой мужественной борьбы с врагами нашей Родины.
Она помогла сорвать маску с американских наймитов, извергов, использовавших
белый халат врача для умерщвления советских людей"...

В середине января 1953-го года арестовываются жены "врагов народов", а их дети
подвергаются гонениям: увольнения с работы, исключения из партии, комсомола.

Допросы шли ночами. Самое тяжелое было не спать сутками напролет. На допросах
постоянно светили сильными лампами в лицо. Жену Вовси - Веру - с тех пор
раздражал яркий свет.

От Мирона Вовси требовали признания, что он был связан с разведкой гитлеровской
германии. Мирон Семенович бросил следователю: "Вы сделали меня агентом двух
разведок, не приписывайьте хотя бы германскую - мой отец и семья брата в войну
были замучены фашистами в Двинске". - "Не спекулируйте кровью своих близких", -
ответил следователь.

За "дело врачей" лично отвечал начальник следственной части по особо важным
делам Министерства государственной безопасности Рюмин.

"Копать" под врачей он начал задолго до их ареста. Еще до появления в печати
известия о "террористической группе" его жертвами стали заведующая кабинетом
электрокардиологии кремлевской больницы Софья Карпай и консультант этой же
больницы профессор Яков Этингер. Их обвинили в заведомо неправильной расшифровке
электрокардиограммы Андрея Жданова. Этингер не вынес тюремного режима и
скончался.

Круги арестов ширились. Рюмин предвкушал громкий процесс, повышение в звании,
награды... И тут умер Сталин. Заключенным медикам об этом не сообщили..Допросы
продолжались.

И вот наступила ночь с 3 на 4 апреля. Всех арестованных врачей и их жен внезапно
вывели из тюрьмы, посадили на машины и развезли по домам. Только сейчас, на
свободе, узнали врачи о том, что писалось о них в газетах, о смерти Сталина...

Наутро газеты опубликовали сообщение, в котором, в частности, говорилось:
"Проверка показала, что обвинения... являются ложными, а документальные данные, на
которые опирались работники следствия, несостоятельными".

Ниже шел текст об отмене Указа о награждении Тимашук орденом Ленина.

Вновь обретя честное имя, вернулись к работе на поприще медицины Вовси,
Виноградов, Коган, Егоров, Фельдман, Василенко, Гринштейн, Зеленин,
Преображенский, Попова, За-кусов, Шерешевский, Майоров и другие.

Что касается Рюмина, то, как было написано в правительственном сообщении
"учитывая особую опасность его деятельности и тяжесть последствий совершенных им
преступлений, Военная коллегия Верховного Суда СССР приговорила Рюмина к высшей
мере наказания - расстрелу".

Диссиденты.

Правозащитное движение

30 апреля 1968 г. в Москве вышел первый номер самиздатского бюллетеня "Хроника
текущих событий". Отпечатанный на машинке бюллетень содержал информацию о
политических процесах в Москве и Ленинграде; о протестах в связи с
преследованиями; о преследованиях в связи с протестами - словом, знакомил
читателей с достижениями советских властей в области прав человека.

О себе "Хроника" сообщала скупо: "год издания первый". Тут у пытливого читателя
возникало правильное предположение, что издание рассчитано надолго. Был и
эпиграф - статья 19 Всеобщей декларации прав человека: "Каждый человек имеет
право на свободу убеждений и на свободное выражение их; это право включает
свободу беспрепятственно придерживаться своих убеждений и свободу искать,
получать и распространять информацию и идеи любыми средствами и независимо от
государственных границ". Стиль изложения - сухой, безоценочный, жесткий -
свидетельствовал о строго информационном характере машинописного бюллетеня.

Искушенному читателю-"шестидесятнику" жанр был уже знаком.

Оттепель давно кончилась. Диссидентство становилось способом жизни для тех
немногих, кто иначе жить не мог и не хотел.

Так возникло правозащитное движение - пожалуй, самое важное и морально
обоснованное из всех течений диссидентства.

"Соблюдайте законы!" - этот призыв, явно или между, строк, содержался
впоследствии чуть ли не. в каждом плакате, развернутом на площади, или письме, с
которым интеллигенция обращалась к власти. Ответом были репрессии. Общая беда
сплачивала. В 1969 году была создана Инициативная группа защиты прав человека в
СССР, позднее - Комитет прав человека, комитеты защиты верующих, хельсинкские
группы... Многие члены этих организаций участвовали в изготовлении или
распространении "Хроники текущих событий", все - упоминались в ней.

Академик А. Д. Сахаров называл "Хронику" самым большим достижением
правозащитников.

Мало кто из гостей, приходивших в славную на всю Москву квартиру историка Петра
Якира, не знал, что второй ящик его письменного стола предназначен для
"Хроники". Оттуда листочки изымались и передавались в надежные руки.

Конспирацию, особенно на первых порах, соблюдали не слишком. Опыт выковывался
годами под методичным наблюдением сотрудников КГБ, часто не утруждавших себя
соблюдением профессиональных приличий и следивших за подопечными в открытую. В
той странной, противоречивой жизни, которую вели правозащитники, не принято было
скрывать ни убеждений своих, ни мыслей. Это называлось - явочным путем утвердить
свое право. Л с другой стороны, когда касалось дела, приходилось иногда не
доверять ни телефону, ни почте, ни близким, ни друзьям. Внешне жизнь оставалась
прежней: работа, дом, семья, хлопоты. Но рядом была и друтая жизнь, где от
вовремя спрятанной за подкладку шубы крамольной рукописи или удачно выбранного
места встречи с иностранным корреспондентом зависели судьбы десятков людей..

Закономерно: едва появившись на свет, "Хроника" стала ле-топйсыо и своей судьбы.
Поэт, переводчик, организатор и первый редактор "Хроники" Наталья Горбаневская
была арестована 24 декабря 1969 года. В числе прочих обвинений ей предъявили
сбор информации о политзаключенных Владимирской тюрьмы, напечатанной в том же
11-м выпуске "Хроники", что и сообщение поэта. Суд, проходивший в отсутствие
обвиняемой, признал ее душевнобольной и назначил принудительное лечение.
Эмигрировала во Францию в 1976 году.

После се ареста редактором стал филолог Анатолий Якобсон. В 1973 году ему тоже
пришлось эмигрировать. Пять лет спустя в состоянии тяжелой депрессии покончил с
собой.

Вместе с А. Якобсоном и после него "Хронику" редактировали педагоги Галина и
Илья Габай, литературовед Габриэль Суперфин, поэт Юлий Ким... Следует сразу
отметить: "Хроника" была плодом коллективного творчества, так что деление на
редакторов и участников чаще всего условно.

Сбор информации был трудным делом. Не придешь ведь в обком или на Лубянку, не
предъявишь удостоверение: я, мол, из "Хроники", хотелось бы узнать подробности
некоторых событий. Сообщения шли но цепочке, от одного к другому, как в детской
игре... Круг корреспондентов увелчивался, все шире охватывая территорию Союза.
Появились "узкие специалисты" - по самиздату (обзор его делали и
профессиональные литераторы), по национальным движениям, по разделу "Вести из
лагерей"...

Сообщения из лагерей "Хроника" печатала начиная с первого своего выпуска. Над
этими папиросными клочочками, свернутыми в трубку или квадратик, исписанными
мельчайшим почерком, чудом переданными на волю, часами сидели с лупой,
расшифровывая каждую полустертую букву. Привозили их родственники со свиданий и
освободившиеся зеки. Привозили, рискуя никогда больше не получить свидания,
схлопотать новый срок. Стремление оповестить о беззакониях пересиливало страх.
Так "Хроника" узнала о процессах прошлых лет, сообщив "более 500 фамилий
осужденных по политическим статьям до 1968 года и примерно о 50 помещенных в
спецпсихбольницы до этого времени (Л. Алексеева, "История инакомыслия", США,
1984).

Одним фактом своего существования "Хроника" объединяла людей самых разных
положений, убеждений и верований. На последних страницах в указателе имен
встречались академик и рабочий, старый большевик и православный священник,
монархист и еврей-отказник. Всех уравнивал приговор: лагерь, тюрьма, ссылка,
психушка-Человека, о котором заговорил вдруг весь мир, труднее убить. Тысяча
невидимых нитей связывает его с людьми, помогая выжить в самых бесчеловечных
условиях. "Даже в худшем случае мне не угрожает забвение, - писал родителям в
1974 году из пермского лагеря врач Семен Глузман (письмо шло на волю, минуя
лагерную цензуру). - Благодаря моим товарищам, знакомым и незнакомым, благодаря
"Хронике текущих событий". Одна юная свидетельница, почти девочка, так ответила
на вопрос суда: "Хроника текущих событий" существует для того, чтобы людям стала
известна правда о закрытых процессах..."

Ради этого, собрав материалы для очередного выпуска, и сходились в московской
квартире несколько человек. Случалось работать за плотно занавешенными окнами, с
отключенным телефоном, дни и ночи подряд, без сна и прогулок, как в карцере, -
соседям полагалось думать, что квартира пустует. Сообщения - "сырье" -
переписывали набело, превращая в "полуфабрикат", который затем подвергался
жесткой редактуре, отсеивавшей все, что представлялось сомнительным либо
недостоверным. "Товар" передавался машинистке.

Первые, тонкие номера "Хроники", выходившие аккуратно раз в два месяца,
печатались иногда "шикарно" - в полтора интервала, на хорошей бумаге. Когда
"Хроника" сстала выходить реже, резко увеличился ее объем.

Две закладки по 15 копий - тираж. 30 экземпляров. На всю страну. "Этого
достаточно".

...На западе писали, что, по подсчетам специалистов, "Хронику" выпускает научно-
исследовательский институт.

В начале 70-х по Москве ходили упорные слухи о закрытом Пленуме ЦК, где будто бы
разгорелся спор о том, что делать с диссидентами и, в частности, с "Хроникой".
Передавали, "то выступил Ю. Андропов и сказал так: "Хронику" можно уничтожить
одним ударом, для чего потребуются массовые аресты (и он назвал цифру). Но стоит
ли игра свеч?

Разразится скандал, который скажется на репутации -государства и серьезно
повредит нам в международных контактах..." И будто бы кто-то резко возразил ему с
места: мол, лучше один большой скандал и - кончить, чем эти нескончаемые
скандальчики!

В середине января 1972 года по Москве, Ленинграду и другим городам прокатилась
волна обысков по неизвестному ранее "делу № 24". Целенаправленно искали (и
находили) экземпляры крамольной летописи. В Вильнюсе арестовали и бросили в
психушку историка Вацлава Сев-рука. В Москве арестовали астронома Кронида
Любарского. "В последующие.полтора месяца на допросы в КГБ были вызваны все
(кроме Якира), у кого производился обыск, и их родственники и знакомые. Из
допросов стало ясно, что следствие в основном интересует вопрос об изготовлении
и распространении "Хроники текущих событий" ("Хроника"; № 24, 1972).

Весной прошла новая серия обысков.

В конце июня арестовали Якира, в сентябре - другого известного диссидента,
экономиста Виктора Красина.

...В сентябре арестован математик Юрий Шиханович. В октябре - суд в Ногинске над
К. Любарским. 5 лет лагерей. 4 ноября Ирина Якир получила свидание с отцом в
кабинете Лефортовской тюрьмы..

Поговорим о дружбе народов.

"В середине мая в ряде мест Узбекистана происходили массовые национальные
волнения в форме стихийных собраний и митигнов... Волнения приняли такую острую
форму, что в Ташкент были стянуты войска. В Ташкенте и других городах было
задержано около 150 человек, большинство было отпущено, человек 30 получили по
15 суток за "мелкое хулигантство"...

В Узбекистане происходят также волнения среди многочисленного таджикского
населения. В Бухаре, где живет очень много таджиков, во вновь выдаваемых
паспортах таджикам в графе "национальность" стали писать "узбек". Принцип
"разделяй и властвуй" не сработал, и гнев таджикского населения обрушился не на
узбеков, а на инициаторов нововведения... Месть за оскорбленное национальное
чувство выразилась в страшной форме: произошли... убийства. Волнения
продолжаются".

Особенно мощным в те годы было движение крымских татар за возвращение в Крым, на
родину предков, откуда их депортировали в 1944-м. Письма протеста в ЦК собирали
десятки тысяч подписей. Примечательно, что к движению присоединялись и люди
других национальностей - писатель А.Е. Костерин, опальный генерал П.Г.
Григоренко, школьный учитель Илья Габай... И жестоко расплачивались за это.

Вот эпизод этой долгой борьбы маленького народа за справедливость.

В Москве "6 июня 1969 г... состоялась демонстрация крымских татар на площади
Маяковского... Участвовало 5 человек: Зампира Асанова, Энвер Аметов, Решат
Джемиев, Айдер Зейтулаев, Ибрагим Холопов. В 12 час. 15 мин. около памятника
Маяковскому они развернули свои лозунги: "Да здравствует ленинская национальная
политика", "Коммунисты, верните Крым крымским татарам", "Прекратить гонения на
крымских татар", "Свободу генералу Григоренко". На последнем плакате была
фотография П. Г. Григоренко.

Вокруг демонстрантов собралась большая толпа, человек 300, окружившая их
кольцом, но не решавшаяся подойти совсем близко. Толпа молчала, было два
выкрика: "Не надо было продавать Россию!" Демонстрантам никто не предлагал
разойтись. Постовые милиционеры ушли со своих постов и, посоветовавшись,
пробрались в толпу, из толпы выбрали человек 10 по каким-то известным им
признакам. И уже эти люди пробились через толпу к демонстрантам и, изображая
народный гнев, хватали их... Они весьма профессионально заламывали демонстрантам
руки, а две женщины из их числа били демонстрантов зонтиками. Демонстранты не
сопротивлялись. Решат и Айдер кричали: "Да здравствует свобода!" "Ишь ты, -
сказал милиционер, - свободы тебе захотелось". Вместе с демонстрантами была
задержана стоявшая около них Ирина Якир.

В настоящее время дальнейшим репрессиям подвергается Решат Джемиев" ("Хроника",
№ 8).

Существовало и русское национальное движение. Некоторое время в Москве выходил
самиздатский журнал "Вече", материалы которого аннотировались в "Хронике".
Первый редактор "Вече" Владимир Осипов был арестован и заключен в лагерь.

Никакого отношения к русской идее не имели новоявленные теоретики национал-
социализма. "Хроника" (№ 7) рассказала о так называемой группе Фетисова,
писавшего об "исторической необходимости" тоталитарных режимов Гитлера и
Сталина, ставших надежным оплотом в борьбе с "еврейским хаосом". Сам Фетисов в
1968 году вышел из партии, протестуя против проведенной в 1956 году
десталинизации... Абсолютная нетерпимость властей к любому инакомыслию выразилась
в том, что Фетисов и три его сподвижника были арестованы, признаны невменяемыми
и заключены в спецпсихбольницы. Самиздат пополнился статьей "Своя своих не
познаша", где с издевательским недоумением сообщалось о судьбе группы Фетисова.

"Этот документ дважды, порочен, - отмечала "Хроника", пренебрегая своим обычным
правилом воздерживаться от оценок. - Во-первых, вместо серьезной критики автор
ограничивается насмешками над "очевидной глупостью фе-тисовских идей"... "Хроника"
считает, что столь радикальная антидемократическая программа заслуживает столь
же радикальной, но абсолютно серьезной научной критики... Во-вторых, можно считать
этичной полемику с людьми, находящимися в заключении, вернее, с их идеями,
которые продолжают распространяться и воздействовать. Но выражать удовлетворение
по поводу того, что власти отправили твоего идейного противника в "желтый
дом", - безнравственно. Это значит уподобиться тому же Фетисову, который считал,
что Синявского и Даниэля следовало бы расстрелять. Автор документа "Своя своих
не познаша" не назвал себя, анонимность же приводит к тому, что документ
выглядит выражением точки зрениято кругов демократической интеллигенции, каковым
он, надо надеяться, не является".

Полтора года "Хроника" не выходила. Тщательно собирался и редактировался
материал, были подготовлены три номера, но ни один из них не шел ни в самиздат,
ни на Запад.

Однако массовые допросы по "делу № 24" продолжались. Не убывало и других текущих
событий. "Хроника" умерла, но "дело" ее живет" - ходила такая шутка. В декабре
1972-го - суд над Петром Старчиком. Психушка. В июле 1973 года арестован Г.
Суперфин. В августе процесс Якира и Красина, подробно - в отличие от многих
других -освещенный в советской прессе. Мягкие, после кассации, приговоры. 20
октября покончил с собой, выбросившись из окна, Илья Габай. В ноябре - суд над
Ю. Шихановичем.

"Хроника" не была политическим изданием. Скорее, независимым общественным
иннститутом, более всего занятым проблемой прав человека в СССР, причем решение
этой проблемы не сотрясало основ существовавшего строя, но опиралось на его
законы и подписанные международные соглашения. Ни одного призыва к свержению
власти, террору или иным антиконстуционным деяниям "Хроника" не содержала.
Публикуя адреса политзаключенных или членов их семей, редакция никому не
навязывала своего мнения, хотя и предполагала, что кого-то побудит к
немедленному действию - скажем, к денежной помощи или к посылке теплых вещей...
Однако за каждым сохранялась свобода выбора.

Другая особенность "Хроники" заключалась в самом ее жанре. Летописец, обращаясь
к современникам, не забывает и о потомках. Цель: предостеречь от повторения
старых ошибок. В наши дни, когда прошлое как бы ушло, а будущее не наступило,
некоторые материалы самиздатской летописи приобретают уникальную, отнюдь не
историческую ценность.

7 мая 1974 года в Москве лингвист Татьяна Ходорович, математик Татьяна
Великанова и биолог Сергей Ковалев провели пресс-конференцию, на которой
сообщили, что отныне берут на себя ответственность за распространение "Хроники
текущих событий". Три новых выпуска "Хроники" были переданы иностранным
корреспондентам.

8 № 28 содержалось короткое обращение к читателю, объяснявшее и вынужденный
перерыв, и причины, побудившие "Хронику" возобновить свою деятельность.

"Природа нравственной ситуации, в которой оказались люди, поставленные перед
тяжелой необходимостью принимать решения не только за себя, не нуждается в
пояснениях. Но и дальнейшее молчание означало бы поддержку - пусть косвенную и
пассивную - "тактики заложников", несовместимой с правом, моралью и достоинством
человека. Поэтому "Хроника" возобновляет публикацию материалов, стремясь
сохранить направление и стиль прежних выпусков".

С 1974 года "Хроника" стала выходить в Нью-Йорке. Среди организаторов издания
были недавние эмигранты - физики Валерий Челидзе и Павел Литвинов.

23 декабря в столице прошло семь обысков, в том числе и на квартире С. Ковалева,
редактора "Хроники". Через несколько дней он был арестован.

10 декабря 1975 года в Осло академику А.Д. Сахарову должна была вручаться
Нобелевская премия мира. В этот день лауреат находился в Вильнюсе, где стоял у
закрытых дверей суда над С. Ковалевым, тщетно - вместе с горсткой других
правозащитников - пытаясь проникнуть в зал. Приговор: 7 лет лагерей и 3 года
ссылки... В 1990 году Сергей Ковалев избран народным депутатом РСФСР.

1 ноября 1979 года арестована Т. Великанова, в течение многих лет организатор, а
затем и редактор "Хроники". Приговор: 4 года лагерей и 5 лет ссылки.

29 апреля 1980 года арестован математик Александр Лавут. Отсидев- 3 года в
лагере, в день освобождения он был арестован вновь и приговорен к 5 годам
ссылки.

20 февраля 1981 года обыск у филолога Леонида Буля. Изъят подготовленный к
выпуску 59-й номер "Хроники".

Последним, в ноябре 1983 года, был арестован Ю. Шихано-вич. На этот раз
психиатрическая экспертиза института Сербского, поставив тот же диагноз, что и
11 лет назад, признала его вменяемым. Суд проходил в Москве в сентябре 1984
года. Рукопись последнего, 64-го выпуска в КГБ не попала, поэтому на суде
использовалась запись передачи радио "Свобода", выполненная средствами
радиоперехвата... Приговор: 5 лет лагерей и 5 лет ссылки.

"Хроника" просуществовала пятнадцать лет. Если учесть условия и специфику ее
работы, срок немалый. Среди участников издания можно упомянуть еще Павла
Литвинова, машинисток Веру Дашкову и Надежду Емелькину, архивиста Ирину Якир,
математика Юрия Гастева, историка Людмилу Алексееву, физика Наталью Кравченко,
экономиста Геннадия Лубяницкого.

"Суд" Виктора Красина

Власти жестоко и часто бессмысленно расправлялись с правозащитниками. Многое из
истории диссиденства нам еще предстоит узнать... Публикуемые нами отрывки из книги
Виктора Красина "Суд" относятся к одним из самых трагических событий этой
истории.

Виктор Красин и Петр Якир к началу 1970-х годов стали идейными и
организационными лидерами правозащитников. В 1972 году они были арестованы, а
год Спустя их судили. На суде они полностью признали себя виновными, раскаялись
перед властями, а главное - осудили все правозащитное движение, назвав следствию
конкретных людей и рассказав об их поступках, которое можно было бы
квалифицировать как нарушение 70-й статьи УК РСФСР (антисоветская агитация и
пропаганда). В 1974 году они оба были помилованы решением Верховного Совета
СССР.

"Суд" В.Красина - это суд собственной совести.

"Со дня моего освобождения прошло около десяти лет...

Все эти годы мы с женой постоянно возвращались к тому, что произошло на
следствии. Мучительно было об этом говорить, но и не говорить мы не могли.
Потеряв надежду, что я смогу написать обо всем сам, я попросил Надю помочь мне и
обсудить все происшедшее еще раз от начала до конца в надежде, что я наконец
смогу сказать правду.

Мы говорили много вечеров подряд. В этой книге я постарался кратко передать
главное, о чем мы говорили.

Апрель, 1983 год.

Мне инкриминировали не только распространение самиздата. Полтора года я
передавал иностранным корреспондентам документы о преследованиях в СССР.
Материалы эти публиковались в западной печати. Я получал литературу, а
впоследствии и деньги от западных туристов, приезжавших с поручениями от НТС. И
не только пассивно получал, но и просил сам: писал письма, в которых говорил,
что присылать, что не присылать. Давал адреса, куда привозить.

Как относятся КГБ к связям с этой эмигрантской организацией, ставящей целью
вооруженное свержение советской власти, - известно. Поэтому, когда
Александровский говорил о 64-й статье и расстреле, это не звучало для меня
пустой угрозой...

Кроме того - и это повлияло на меня в не меньшей степени - Александровский
постоянно внушал мне, что, если я не изменю свою позицию, то меня расстреляют в
качестве примера... Он говорил, что наше дело раз в неделю докладывают Андропову.

Но тебе пришлось назвать имена тех, у кого она хранилась.

Я как-то очень легко уверил себя, что им ничего не грозит. Это были мой брат, а
также один мой приятель. К правозащитному движению они никакого отношения не
имели. Книги и фотопленки у них просто хранились. Третьим человеком была ты...

Первая встреча была с моим приятелем. У него хранилась вся моя коллекция
самиздатовских фотопленок, катушек до 100, на которых было отснято большое
количество неподцензурных книг и материалов правозащитного движения. Фотокопии с
этих фотопленок широко ходили. Несколько фотокопий было изъято на обысках.

Я уже был в кабинете, когда его привели. Хоть это и не разрешается, я встал и
подошел к нему. С жалкой улыбкой я сказал, что не могу ничего ему объяснить, но
у меня сложилось очень тяжелое положение, и я вынужден сдать фотопленки... Тут
вступил Александровский. "Можете не беспокоиться, ни один волос не падет с вашей
головы, сдадите пленки и поедете домой к жене. Даже на работу не сообщим".

Что ему было делать? Я его выдал. Между прочим, оказалось еще хуже. После моего
ареста, боясь обыска, он перенес пленки к своему знакомому, и ему пришлось ехать
с геби-стами туда. Его знакомого дома не было. Была жена. Она ничего не знала.
Мой приятель долго искал эту коробку с пленками где-то на чердаке, среди хлама,
никак не мог найти. Наконец нашел. Так, первый же мой безответственный поступок
поставил под угрозу несколько человек.

Кроме "лидерства", постоянной темой был мой антисоветизм. Эта линия выглядела
так: "Вы не прячьтесь за Совест-кую Конституцию и Декларацию прав человека ООН...
Вы только прикрывались этим лозунгами, а на самом деле вы боролись против
советского строя... Кто говорил, что Кремль нужно взорвать, а это место разровнять
бульдозерами? Вы. Кто говорил, что Октябрьская революция была катастрофой для
России и что большевики погубили народы России, превратив их в покорное стадо?
Вы. Что в СССР в угоду коммунистической идеологии удушается всякая свободная
мысль и что КПСС осуществляет самую невиданную в истории диктатуру и насилие над
человеческой личностью? Что террор есть самая сущность советской власти? Все это
вы говорили. Мотивы вашей деятельности были отличны от мотивов, которыми
руководствовалось большинство. Под прикрытием лозунгов о демократизации,
соблюдении правовых норм и т.д. вы вели идеологическую борьбу с советской
властью. И это еще не все. Вы настолько люто ненавидите коммунизм, что не
остановитесь перед тем, чтобы вступить в связь с НТС - организацией, ставящей
целью вооруженное свержение советской власти... Если вы не поумнеете, то вам будет
предъявлена 64-я статья со всеми вытекающими последствиями - и вы знаете,
какими.., Только признание своей вины перед советским народом и искреннее
раскаяние могут спасти вас"...

Обработка, которой я подвергался в кабинете Александровского, продолжалась и в
камере. Первые пять месяцев моим сокармерником был Игорь Е. Он уже отбыл в
лагерях несколько лет за валюту... Я рассказывал ему вкратце о своем деле. Он
принял самое горячее участие в обсуждении моего будущего. "Тебе грозит высшая
мера. Плюнь на все. Сохрани свою жизнь. Это же КГБ! Они тебя поставят к стенке и
не поморщатся. Ты же старый летчик, не мне тебя учить. А друзья повесят твою
фотографию. Будешь этим утешаться". - "Я не могу давать показания на друзей. Это
- подлость". - "Какая подлость? Что будет твоим друзьям? Вызовут пару раз на
допрос? Ты, правда, идиот. Делом руководит сам Андропов..."

Когда я сдался, я делал, по существу, то, в чем так настойчиво убеждал меня Е.
"Дай им что-то. Но и возьми с них. Они выпустят тебя на волю". Я дал им не "что-
то". Я отдал им свою совесть и честь. Они выпустили меня на волю. Е. тоже
выпустили на волю после окончания нашего дела. Я случайно встретил его в метро.
Он бросился обнимать меня. "Видишь, я был прав. Ты вышел на волю..."

Очная ставка с Юрием Мальцевым была посвящена передаче документов на запад.

- Ты признал, что просил Мальцева передавать.западным корреспондентам материалы
правозащитного движения?

- Да, признал.

- А Мальцев?

- Он все отрицал.

- На кого еще ты дал показания в связи с передачей документов на Запад?

- На Амальрика. Его допрашивали по моим показаниям в Магадане.

- Он тоже отрицал твой показания?

- Да...

- С кем еще у тебя были очные ставки?

- Была очная ставка с Ирой Якир...

На этой очной ставке - для этого Александровский и устроил ее - я передал Ире
мое письмо на волю, в котором, используя всевозможные демагогические доводы, я
доказывал, что конец правозащитного движения неизбежен, и, стало быть, надо
капитулировать с меньшими жертвами. Мне рассказывали потом, какое возмущение
вызвало чтение этого письма...

А теперь я расскажу эпизод с деньгами от НТС.

В конце следствия, когда объем показаний мне был хорошо известен, я обнаружил,
что о получении четырех тысяч рублей от НТС они не знают... Петр, по-видимому, не
рассказывал об этом эпизоде, потому что он боялся: если они заходят все-таки
переквалифицировать дело на 64-ю статью, то этот эпизод будет для них просто
находкой.

- Почему же ты решил о нем рассказать?

- Потому что если бы этот эпизод стал известен, особенно после закрытия дела, то
последствия могли бы быть самые нежелательные... Дело могли вернуть на
доследование: а вдруг еще что-нибудь очень важное не раскрыто. Чтобы не
произошло никаких непредвиденностей, я и решил этот эпизод рассказать... Как мы
встретились с французами - представителями комитета Божара, и я просил их
привозить не только литературу, но и деньги. Как через несколько месяцев приехал
представитель итальянской группы Европа Чивильта и привез 4000 рублей.

И вот наступил день суда. Он начался 27 августа 1973 года.

Из-за стола встал высокий грузный человек в очках и пошел навстречу мне.

"Я - председатель КГБ Андропов", - сказал он, протягивая мне руку. Я пожал его
руку. "Узнаю вас по портретам", - ответил я. Он предложил сесть. Разговор
начался.

"Мне доложили,что у вас назрел кризис доверия к КГБ". "Неудивительно, - сказал
я. - Вы сдержали свое слово, а нам дали по шесть лет". "Ну, на это не обращайте
внимания. Подайте заявление на кассацию, вам снизят до отсиженного и пока
оставят ссылку. Далеко мы вас отправлять не собираемся. Можете сами выбирать
город поближе к Москве. А там пройдет месяцев восемь, подадите на помилование и
вернетесь в Москву. Нельзя же было вас выпустить из зала суда. Согласитесь, вы с
Якиром наломали изрядно дров. Кроме того, ваш процесс мы широко освещали в
печати. А приговор по кассации публиковать не будем"...

Потом он сказал: "Вот вы пишете в своих документах, что в СССР происходит
возрождение сталинизма. Вы действительно так думаете?" Я сказал, что имеется
много фактов, свидетельствующих об этом. "Это чепуха, - сказал Андропов. -
Возрождения сталинизма никто не допустит. Все хорошо помнят, что было при
Сталине. В руководстве на этот счет имеется твердде мнение. Я знаю, что Якир и
вы незаслужено пострадали в сталинские годы. Знаю, что погибли ваши отцы. Все
это. не прошло бесследно для вас. Между прочим, после войны я тоже ждал со дня
на день. Я был тогда вторым секратарем Карело-Финской республики. Арестовали
первого секратря. Я ждал, что арестуют и меня, но пронесло".

Лирическая часть окончилась. Андропов приступил в делу. "А как вы смотрите на
то, чтобы выступить на пресс-конференции перед иностранными журналистами? Они
столько лжи пишут о вашем деле. Нужно прочистить им мозги. Чтобы на Западе,
знали, что вы говорили на суде не под давлением, а по доброй воле. Только не
думайте, что я вас покупаю. Если вы не хотите, то не надо. Все то, о чем я
говорил, будет и без этого"

Нужно было отвечать. Времени на обдумывание было несколько секунд. Я мог
отказаться. Я ответил: "Я уже говорил о своей вине на суде. Могу повторить это и
на пресс-конференции. Какая разница?" "Ну, вот и хорошо, - сказал Андропов. -
Это правильное решение. А то подняли целую бучу вокруг вашего процесса. Кто вы
по специальности?" - спросил он. - "Экономист". - "Когда вы освободитесь, мы
возьмем вас в наш научно -исследователький институт", Я промолчал. "Есть ли у
вас какие-нибудь вопросы или просьбы ко мне?" - спросил он. "Да, - ответил я. -
Я хотел бы поговорить с вами на тему, которая представляется мне очень важной...

Между органами власти, КГБ в частности, и советской интеллигенцией сложились
очень напряженные отношения. В этой ситуации КГБ действует только репрессиями.
Если вы заинтересованы в том, чтобы как-то умиротворить эту ситуацию, надо
показать, что КГБ умеет не только карать, но и миловать. Например, освободить
кого-либо из тех, кто давно сидит и к чьей судьбе особенно сильно привлечено
внимание общественности".

Он слушал меня с видимым вниманием. "Кого вы имеете в виду?" - спросил он. Я
назвал одну фамилию. "Но он ведь больной человек", - возразил Андропов. "Я не
врач, - сказал я, - но из общения с ним, а я близко его знал, у меня сложилось
твердое убеждение, что он вполне здоровый человек. Но дело даже не в мрем
мнении. Я знаю, что недавно врачи рекомендовали его на выписку из
психиатрической больницы, а прокуратура отменила это решение".

"Я этого не знал, - сказал Андропов. - Если, это так, то я посмотрю, что можно
сделать. Вы напишите заявление о своих предложениях..."

Пресс-конференции предшествовала интенсивная подготовка. Каждый день меня
приводили в кабинет Александровского и мы отрабатывали вопросы и ответы. Я
категорически отказался говорить о психушках. "Ну, тогда эту тему придется
отдать Петру Ионовичу", - сказал Александровский. Так я свалил самую подлую
часть предстоящего позорища на Петра. "Главное - не волнуйтесь. Чувствуйте себе
уверенно. Вы ведь будете говорить то, что думаете", - говорил Александровский,
глядя на меня с издевательской улыбкой...

На пресс-конференцию нас везли не в "воронке", а на "Волгах"...

Мы вошли в зал. Сели каждый за свой стол. Зал был уже набит до отказа.
Прожектора, звукозаписывающие установки. Появился прокурор Маляров, заместитель
Руденко. Он произнес вступительное слово.

Затем выступил представитель МИДа. Он сказал корреспондентам, что они могут
задавать любые вопросы, но только в письменном виде...

Корреспонденты начали подавать записки с вопросами. Представитель МИДа
проглядывал их, часть откладывал в сторону, а те, на которые мы должны были
отвечать, он оглашал вслух... Вопросы были нам хорошо знакомы: все они были уже
отработаны в лефортовских кабинетах... Пресс-конференция продолжалась с час. Потом
представитель МИДа, заявил, что мы устали, что вопросы можно задавать до
бесконечности и что пресс-конференция окончена...

Я был уверен, что разговор с Андроповым о "милосердии" никаких последствий иметь
не будет. Они получили то, что им надо, можно и не давать сдачи. Но я ошибся.

Как-то вечером меня привели в следственный кабинет. Там был Кислых.
Александровский уехал отдыхать. Заслуженный отдых после года напряженной работы,
окончившейся таким успехом. "У вас готово письмо, которое вы обещали
председателю?" - "Нет, - растерянно сказал я. - Набросаны вчерне кое-какие
мысли, но готового текста нет". "Надо его сделать сегодня. Я сейчас приглашу
машинистку, а вас тем временем отведут в камеру, возьмите свои черновики и
будете прямо с них диктовать". "Что за спешка?" - спросил я. Он улыбнулся своей
чекистской, ничего не говорящей улыбкой и сказал: "Начальство требует".

Через полчаса, приведя в порядок свои наброски, я уже диктовал текст этого
документа. Сначала шла демагогия, уже изложенная в разговоре с Андроповым, - о
"конфликтных отношениях" между интеллигенцией и КГБ, о необходимости
умиротворения, чтобы КГБ проявил терпимость и милосердие, и в конце списки тех,
кого я рекомендовал представить к "милосердию".

Прошло еще несколько дней. Я опять стал думать, что продолжения не будет. Чистая
формальность: я обещал письмо, Андропов это запомнил и спросил. Теперь его
положат в папку - и навсегда. Я опять ошибся.

Андропов сдержал, обещание: я получил свободу в обмен на предательство. По
кассации нам снизили пребывание в заключении с трех лет до отсиженного - мне до
13 месяцев, Якиру - до 16. Ссылку оставили в силе на три года..."

"Монмартр"

Всем хорошо известны истории встреч Н.С.Хрущева с художниками новых направлений.

У политиков нашей страны всегда были сложные взаимоотношения с творческой
интеллигенцией.Сын Хрущева Сергей писал, что отец пересмотрел некоторые свои
взгляды, о чем собирался написать, но не успел.

История-быль,прочитанная мною на страницах периодики, гоже имеет отношение к
семье политика.

...Давным-давно на десятом этаже одного из первых кооперативных домов в Москве,
построенном в эпоху, когда главным редактором "Известий" был Алексей Иванович
Аджу-бей, сделали мансарды для художников, работающих в печати и книжной
графике.

Так родился "Монмартр".

Можете себе представить, сколько стоила в те времена кооперативная площадь? Для
молодых журналистов?! Но принцип отбора кандидатов в мастерские был только один
- давали бедным и талантливым.

Вот так и собрались здесь художники из "Крокодила" - Е.Щукаев, В.Лосин,
Г.Савицкий, Г.Алимов и другие.

С верхнего этажа "Монмартра" и теперь, как на ладони, видны старые стены с
зубцами и круглые толстые башни архитектурного памятника Москвы, в простонародье
называемого Бутырской тюрьмой или просто Бутырками.

Сейчас здесь следственный изолятор, переполненный самым разным людом.

Вечером, когда над Москвой тихие и густые сумерки, в мастерских "Монмартра"
отчетливо слышны крики и тайные звуки Бутырки.

Это родственники и знакомые переговариваются меж собой, сообщают подследственным
что-то важное о жизни "этой" стороны.

А в одной из мастерских собрались художники. И начинаются воспоминания на тему,
что "раньше было лучше".

Прямо как в старом анекдоте, когда один интеллигент спрашивает другого:
"Скажите, пожалуйста, милейший, когда же будет лучше?" А тот отвечает: "Лучше
уже было".

"Новые" методы

Андропов был "руководителем ленинского типа", он занял кресло "железного
инквизитора" - Феликса Дзержинского.

С Андроповым связано много домыслов, легенд и, конечно, реальных фактов. К этим
фактам обращаются Владимир Соловьев и Елена Клепикова в книге "Заговорщики в
Кремле".

"В 1969 году на Красной площади офицер Ильин выстрелил в Брежнева, ранил шофера.
Андропов сумел доказать, что Ильин безумен и уже отправлен в сумасшедший дом,
что никаких заговоров в СССР нет, а КГБ - всемогущ. При Андропове (на. посту
руководителя КГБ) практика отправления инакомыслящих в "психушки" получила
государственный размах. При нем резко увеличилось число специальных больниц,
которые имели тюремный статус.

По сведениям из московских источников, в одной из психушек-тюрем - Черняховской
психиатрической больнице, где несколько лет назад содержался генерал Григорен-
ко, - в 1981 году произошел бунт заключенных, которые захватили в качестве
заложников медперсонал, протестуя против принудительного лечения большими дозами
аминазина, галоперидола и других средств, способных лишить разума и воли. Бунт
продолжался четыре дня и был жестоко подавлен.

Прямо скалькировав сталинский метод, Андропов стал арестовывать родственников
заключенных. В Киеве посадили Раису Руденко, муж которой, Николай, уже отбывал
семилетний срок за правозащитную деятельность, а в Москве в тюрьме оказалась вся
семья биолога Сергея Ковалева: он сам, его сын Иван и невестка Татьяна Осипова.

Другой сталинский прием, который Андропов перенес в современность, - повторные,
даже трех- и четырехкратные аресты. Среди "повторников" грузин Завиад
Гамсахурдиа, украинцы Тихий и Лукьяненок, литовцы Пяткус, Ник-лус, Галускас,
армянин Айрикян. Русский писатель Анатолий Марченко, который уже провел в
тюрьмах и ссылках в общей сложности 25 лет, посажен в пятый раз, причем на тот
же самый 15-летний срок, который он уже отсидел" - 10 лет тюрьмы и 5 лет ссылки.
Все эти люди сидят не за новое "преступление", а за верность прежним убеждениям.
Во многих случаях, учитывая возраст и состояние здоровья заключенного, повторные
сроки означают для него пожизненное заключение либо даже смертную казнь.
Естественно, за 15 лет андроповского руководства КГБ резко ухудшились условия
содержания политических заключенных в тюрьмах и лагерях. Есть свидетельства
изощренного садизма в обращении с заключенными. Украинский писатель и
кинорежиссер Гелий Снегирев погиб 28 декабря 1978 года под пытками с применением
современных медицинских средств.

И, наконец, Андропов спустя четверть века после смерти Сталина восстановил
практику политических убийств, замаскированных под бандитское нападение:
автомобильную катастрофу либо самоубийство. Маскировка, однако, настолько
прозрачна, что ни у кого не остается сомнений, чья это работа на самом деле. Но
никаких прямых следов КГБ не оставляет: не пойман - не вор. Как всегда, Андропов
решил испробовать и отрепетировать "новые" приемы на одной из союзных республик,
а когда они удались, перенес их сначала на московскую площадку, а потом на
мировую, где во время покушения на жизнь Папы Римского у него произошла осечка.
В качестве опытной территории на этот раз была избрана Украина, где жестокость
методов КГБ оказалась помноженной, во-первых, на жестокость народных нравов
(большую, чем среди русского населения), а во-вторых, на личную руталыюсть
Виталия Федорчука, который в 1970 году стал шефом украинского КГБ.

Профессиональный чекист, начавший карьеру в "органах" перед самой войной, в
разгар большого террора, Федорчук взялся за дело с места в карьер 28 ноября 1970
года в местечке Васильково, под Киевом, была зверски убита находившаяся на учете
КГБ художница Алла Горская. Загадочное убийство послужило началам целой серии
подобных расправ с неугодными властям людьми. Среди бела дня в селе под Одессой
зарезан художник Ростислав Палецкий. На мосту нашли повешенным, со следами пыток
на теле, еще одного художника-нонкомформиста Владимира Кондрашина. В собственном
доме заживо сгорел с женой "несогласный" с властями священник - отец Горгула:
растаскивая пожарище, односельчане обнаружили на трупах обгоревшие веревки.
Другой священник с Западной Укрнаины О.Е.Котик утоплен в колодце. Из-за угла
убили брата политзаключенного поэта Михаила Осадчего. На глазах у своих
почитателей был насильно посажен в машину КГБ и увезен в неведомом направлении
известный украинский композитор Владимир Ивасюк, а через месяц его труп со
следами жестоких пыток найден повешенным в лесу, который окружал
правительственные дачи и охранялся специальными отрядами госбезопасности".

Ку-клукс-клан

...Доставая утренние газеты из своего почтового ящика, американец - в особенности
живущий на Юге - нередко находит в нем также рекламный проспект с тремя буквами
на обложке: "ККК", "Вы можете стать членом Объединенных кланов Америки, общества
с ограниченной ответственностью, - говорится в этом буклете, - если вы
урожденный гражданин США, белый, христианского вероисповедания, протестант и
если вы верите в господство белых и в американизм".

В 1885 году, когда войска северян, одержавшие победу в гражданской войне,
оккупировали Юг, группа бывших офицеров разгромленной армии конфедератов
основала в городе Пуласки (штат Тенеси) тайное общество ревнителей расовой
чистоты. Оно получило название "Ку-клукс-клан", от искаженного греческого слова
"куклос" - круг. Вступающие в общество давали (и продолжают давать сейчас)
присягу: "посвятить сердце, разум и тело сохранению белой цивилизации и унести с
собой в могилу секреты ордена": Чтобы воздействовать на психику обывателей, ку-
клукс-кла-новцы с самого начала принялись обставлять свои сборища всевозможнными
обрядами и таинствами. С наступлением сумерек они седлали коней и мчались во
весь опор по пустынным улицам, накрывшись белыми простынями. Стремясь сделать
свою речь непонятной для окружающих, ку-клукс-клановцы вставляли в обычные слова
магическое "Кл" (начальные буквы слова "клан"), В результате этой "шифровки"
сами они стали "клакавалерами", таверны, где они собирались, превратились в
"клаверны" й т. д. Для вящей "таинственности" в верховной иерархии клана были
установлены должности типа "верховного дракона", "имперского мага" и т. п.

Человек, вступающий в одну из ку-клукс-клановских организаций, читает в первом
пункте ее устава следующие строки: "Не Христофор Колумб, негроидный католический
еврей, открыл Америку. Это сделал за 492 года до его появления на свет Лейф
Эриксон, светловолосый, голубоглазый викинг с продолговатым черепом"...

Журналисты Баттон и Уорм следующим образом дают характеристику среднего рыцаря
балахона: "Моя страна скатывается в преисподнюю, - говорит он судорожно. - Это
дело рук политиканов-предателей. Они готовы предоставить свободу неграм. Я не
могу этого допустить. Белый человек - слуга Бога, негр - слуга белого человека.
Вот как должно быть. И так будет. Это завещано Богом".

В ку-клукс-клановской иерархии можно встретить и губернаторов штатов, и
начальников городской полиции, и крупных промышлеников вроде нефтяника-
миллионера Эммета Тронхилла.

Заплатив вступительный взнос ("клектокен") в размере от 10 до 25 долларов плюс
ежемесячный "имперский налог" в 50 центов, ку-клукс-клановец отделяется от
"враждебного мира" и присоединяется к "невидимой империи". Вместе со своими
новыми товарищами он посещает публичные собрания ("клаверны"). При этом все они
облачаются в длинные белые балахоны с широкими рукавами, а на голову надевают
островерхий капюшон, который можно одним движением сбить на лицо, так что видны
будут лишь прорези для глаз.

Во время массовых сборищ из автофургона выгружается деревянный крест шести
метров в высоту, его обматывают смоченным в керосине тряпьем и вкапывают посреди
улицы. Рядом устанавливают трибуну, присоединяют микрофон к громкоговорителям.
Крест вспыхивает, отбрасывая зловещую тень на балахоны, и голос проповедника с
подчеркнутой многозначительностью зачитывает специально подобранные отрывки из
Библии, в которых призывается "кара Господня" на голову "врагов Христовых".

КБР - ку-клукс-клановское бюро расследований. КБР - глаза и уши клана, его
главный следственный, карательный и террористический орган, на заседаниях
которого выносятся приговоры врагам организации. Приводить их в исполнение
поручается специальным карательным группам, которые формируются из членов
различных кланов, зачастую не знающих друг друга.

Имеются также группы "снайперов" и "подрывников". Акты террора и диверсии обычно
осуществляются небольшими группами специально обученных "клансменов" (членов
клана).

В июне 1966 года, в ответ на поход против расизма, начатый Джеймзом Мередитом и
продолженный Мартином Лютером Кингом и другими лидерами движения за
предоставление гражданских прав неграм, Ку-клукс-клан объявил свой контрпоход. В
одой из листовок, выпущенной "белыми рыцарями", говорилось:

"Если мы не выиграем в ближайшие восемь месяцев, то мы все обречены на
коммунистическое рабство...

Категорически отказывайтесь регистрировать или сдавать свое оружие...

Запасайтесь ружьями, дробовиками и пистолетами стандартного производства и
большим количеством боеприпасов...

Создавайте организацию со своими ближайшими соседями, но одевайтесь так, чтобы
вас можно было отличить: например, носите кепки одинакового цвета, чтобы не
выстрелить случайно в кого-нибудь из своих...

Будьте хозяином своего дома и превратите его в вооруженный арсенал".

Другая ку-клукс-клановская листовка, обращенная к неграм, гласила:

"Вы - черномазые - никогда не получите удовольствия смешаться с нами - белыми.
Мы позаботимся, чтобы этого не случилось. Нам бы не хотелось прибегать к
кровопролитию, но, если возникет необходимость, мы не остановимся ни перед чем.
Держитесь-ка подальше от избирательных урн. Мы не спускаем с вас глаз".

"Великий дракон Теннесси" программу своих действий подтвердил в интервью,
опубликованном во многих газетах Юга: "Негры должны признать, что если они живут
в нашей стране, то обязаы этим только доброй воле белых.

Вопрос. Но 20 миллионов негров оспаривают это утверждение?

Ответ. Именно поэтому и существует клан, - нельзя ожидать, что белые уступят
управление страной другой расе. Между тем в настоящее время белый теряет свое
превосходство вследствие закона о гражданских правах. Этот подлый и гнусный
закон выдуман лишь для того, чтобы сеять беспорядок".

Ку-клукс-клан подразделяется на множество организаций, нередко соперничающих
между собой. Крупнейшие из их: "Объединенные кланы Америки" и "Рыцари Ку-клукс-
клана". Известны также "Клан Техаса", "Рейзорбек клан" из штата Арканзас, "Клан
Оклахомы", "Клан Миссисипи", "Клан Алабамы", "Клан Луизианы". Ведется
интенсивная кампания по вербовке в свои ряды не только на Юге, но и в Западной
Вирджинии, Индиане, Миннесоте, Айове, Пенсильвании, Висконсине, Мичигане.

"...Я предпочел бы жить в Мичигане в норе гремучей змеи, чем в Северной Каролине с
карманом, полным золота..." Это слова из старинной негритянской песни, в которой
рассказывается о ку-клукс-кланрвском терроре на Юге.

Воинствующий расизм не только расширяет свою географию, но и разнообразит
тактику, сочетая политический терpop с экономическим давлением. Рука об руку с
Ку-клукс-кланом действуют так называемые "советы белых граждан", которые начали
создаваться в южных штатах с 1954 года, вскоре после принятия Верховным судом
США решения о десегрегации школ. В 1956 году отдельные советы объединились в
общенациональную организацию "Совет белых граждан Америки" (СБГА) со штаб-
квартирой в г. Джексоне (штат Миссисипи). Ее председателем стал владелец
адвокатской конторы и член законодательного собрания штата Джорджия Рой Харрис.
СБГА имеет отделения в 38 штатах и насчитывает в своих рядах немало
правительственных чиновников. Ее излюбленный лозунг звучит так: "Помешаем
предателям и коммунистам смешать нашу расу с низшей каннибальской черной расой".

Главный печатный орган СБГА "Клозер-ап" ("Снимающий крупным планом") издается в
городе Палм-Бич (штат Флорида).

Члены СБГА не участвуют в проведении террористических актов. Занимая ключевые
позиции в деловых и политических кругах американского Юга, эти люди, среди
которых преобладают крупные плантаторы и промышленники, стремятся подавить
противников скорее экономически, чем физически.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел сектология