Мень А. Магия, оккультизм, христианство

ОГЛАВЛЕНИЕ

МАГИЗМ В ИСТОРИИ

ДОИСТОРИЧЕСКИЕ МИСТИКИ

Из книги "Магизм и Единобожие"
Все было ясно для первых людей, тайны
природы не были так скрыты от них, как от нас.
Яков Беме

Всякая религия складывается из трех основных элементов:
мировоззрения, жизненных нормативов и мистического чувства, которое
находит внешнее выражение в культе. Первый элемент обращен к интеллекту
человека, второй - к его волевым устремлениям, а третий - к его
эмоциональной сфере и интуиции. Причем этот последний является
основополагающим. Поэтому-то культ, в какую бы он форму ни облекался,
играет в религии такую важную роль. "Внутреннее содержание культа, -
пишет французский психолог Р. де ла Грассери, - составляет непрерывное
общение с Божеством с помощью осязательных средств; без культа можно
знать о существовании Бога или богов, знать их приказания, но только
посредством культа можно беседовать с Божеством".
Разумеется, под словом "культ" мы здесь должны понимать нечто очень
широкое. Даже в тех религиях, где внешние их выражения сведены к минимуму,
все же какой-то "культ" существует. Человеку свойственно связывать свои
внутренние переживания с какими-то действиями, во что-то их "облекать".
Отсюда и слово "обряд" (от "облечь", "обрядить"). В общении между собой люди
никогда не могут избежать хотя бы самой простой формы обряда. Обряд помогает
не только человеческим контактам, но и нашей устремленности к Высшему.
<...> Метафизическая катастрофа, которая оторвала человечество от
полноты непосредственного созерцания Бога, привела к оскудению духовной
интуиции. Поэтому, стремясь обрести утерянное, люди стали искать способы
вернуться к прежнему состоянию. Одним из таких способов стало искусственное
вызывание экстаза при помощи плясок, ритмичной музыки, массовых радений. Это
была попытка как бы приступом овладеть крепостью духа.
В восторженном опьянении, которое вызывали коллективные ритуалы, люди
кружились в такт ударам первобытных барабанов; все обыденное переставало
существовать, казалось, что душа летит далеко и освобождается от гнетущих
пут. По существу, это была попытка механическим путем обрести духовную
свободу и могущество. Но в этой попытке, при всей ее надрывности,
трогательна та сила неутомимой жажды высшего, которая не давала человеку
погрязнуть в беспросветном, полуживотном состоянии. Пожалуй, и эпидемия
исступленных танцев в наши дни тоже есть, пусть уродливое, отражение
духовной неудовлетворенности и стремления вырваться за пределы обыденности.
Массовые радения принадлежат глубочайшей древности, и у нынешних
примитивных народов от них остались лишь некоторые следы.
У большинства же "диких" народов мы застаем уже следующую стадию
развития - шаманизм. Здесь на первое место выступают избранники, те, кто
пытается проложить путь к сверхчеловеческим силам. Ясновидцы, мистики,
прорицатели хранят и совершенствуют "архаическую технику экстаза". На этом
этапе духовной истории утверждается вера в то, что высшими тайнами, по
словам В. Михайловского, "обладают люди, исключительно одаренные по своей
организации, являющиеся посредниками между своими соплеменниками и этими
загадочными силами".
Хотя слово "шаман" сибирского происхождения, оно прилагается обычно как
обобщающая категория ко всем духовидцам и экстатикам, какое бы местное
название они ни носили. Сейчас невозможно установить, где впервые зародился
шаманизм. Очевидно, он возник независимо у разных народов. Зачатки его
восходят, вероятно, к очень ранним временам, и постепенно он становится
явлением повсеместным. <...> В последнее время это интереснейшее явление
доисторической религии исчезает быстрее других живых следов прошлого. Шаманы
Северо-Восточной Азии вынуждены были отступить перед натиском бурных
общественных и политических изменений в Сибири, око-юму негритосов и их
африканские собратья почти вымерли под влиянием европейской цивилизации.
Колонисты, как правило, грубо попирали древние священные традиции туземных
культур. <...> Однако среди многих туземных народов шаманы и заклинатели еще
существуют и пользуются прежним влиянием. Сведения о них, а также данные об
уже исчезнувших шаманах дают возможность в какой-то степени восстановить
картину этой древней попытки проникнуть за завесу бытия.
Существует немало гипотез о возникновении и характере шаманства. Одни
считают его древнейшей религией, другие связывают с магией, третьи видят в
нем очень позднее явление религиозной истории. Выдвигается предположение,
что шаманизм обязан своим возникновением психическим болезням. Истерия и
эпилептические припадки больных людей вызывали суеверное благоговение, и
таким образом шаманизм якобы оказывается своеобразным "культом
сумасшествия". Но такая трактовка является односторонней. Не подлежит
сомнению, что в шаманизме действительно было много патологических элементов,
но одним этим объяснить его универсальное распространение и влияние на
культуру невозможно. Туземцы действительно боятся душевнобольных, но, как
правило, они их не "почитают", а убивают. Не говоря о том, что они
становятся опасны, в них видят одержимых демонами и стараются от них
избавиться. Кроме того, если бы речь шла только о заболеваниях, то теряла бы
всякий смысл "архаическая техника экстаза", не нужны были бы те методы,
которыми человек вызывает в себе состояние сосредоточения, транса и
каталепсии. Теперь установлено, что современные люди, обладающие
телепатическими способностями, и индийские йоги могут произвольно вызывать в
себе эти особые состояния, и при этом психика их вполне нормальна.
* * *
Был ли шаманизм особой религией? Против этого свидетельствует тот факт,
что шаманы часто существуют наряду с развитой религией и жречеством.
Шаманизм известен и параллельно с тотемическими представлениями, и с
первобытным монотеизмом, и с религией Богини-Матери и продолжает
существовать в историческую эпоху наряду с самыми различными религиями
Запада и Востока. Поэтому В. Харузина справедливо утверждает, что "шаманство
не есть стадия религиозной мысли; оно не есть религиозная система,
предполагающая комплекс религиозных представлений. Шаманство есть только
одно проявление религиозных верований народа, нередко уже очень сложных,
покоящихся иногда на политеистических воззрениях".
В шаманстве сохраняется, в качестве пережитка, представление о Всеобщем
Божественном Отце, но главным образом его мистическое восприятие обращено к
Великой Матери, душе мира и к многообразным низшим духовным существам. Это
те силы, существование которых очевидно для ясновидческого зрения, о которых
постоянно говорят Беме, Сведенборг, Штейнер, оккультисты и мистики.
Субъективная эмоциональная сторона шаманизма нередко характеризуется
ощущением великой космической радости причастия к мировой Душе, которое мы
позднее находим в греческом дионисизме. Объективно за религиозным опытом
шамана стоят, скорее всего, скрытые носители одухотворенности мироздания из
сферы трансфизического бытия.
О том, что мироощущение и мистика шаманизма не есть плод лишь болезни и
заблуждений, красноречиво свидетельствует его практическая значимость в
жизни туземных народов на протяжении веков.
* * *
Экстатические состояния транса делают шамана медиумом и ясновидцем, к
нему прибегают для разрешения различных житейских вопросов. Он безошибочно
указывает, где найти в тайге пропавшего оленя, куда нужно отправиться для
того, чтобы иметь успех в охоте.
Для того чтобы показать роль шамана в жизни первобытного общества,
приведем факт, имевший место в Центральной Африке и сообщенный одним молодым
врачом, жившим в тропиках и близко наблюдавшим быт "дикарей".
В племени гола было совершено несколько убийств, виновника которых
обнаружить не удалось. Когда были исчерпаны все обычные методы розыска,
вождь племени Бойма-Куи обратился к так называемому "Большому таинству
Прута". Все жители деревни сошлись на поляне перед хижиной собраний, куда
привели женщину-заклинательницу. "Ее небольшая голова с почти мужскими
чертами сидела на жилистой шее. Большие пронзительные глаза были запрятаны в
глубокие глазницы. Расставив ноги, она опустила перед собой наклонно к земле
длинный прут. Направо и налево от нее присели на корточках две другие
женщины. Перед ней молча и неподвижно застыли четверо мужчин и одна женщина
- родственники убитого. По знаку Бойма-Куи одна из сидящих женщин начала
медленно и ритмично постукивать маленькой палочкой по пруту колдуньи.
Мертвая тишина на площади производила непривычное для этих мест тягостное
впечатление. Негритянка непрерывно смотрела на свой прут, зажатый в
неподвижно вытянутых руках. Темп ударов палочкой по пруту все усиливался.
Руки и тело колдуньи как бы окостенели. Она закатила глаза и начала в такт
бить прутом по земле. Дикие судороги свели сильное тело женщины, она упала
на бок и покатилась по земле, продолжая бить прутом в тяжелом гипнотическом
трансе. Окружающие в страхе отпрянули назад... Словно ожидавшая этого
момента ведьма полупрыжком настигла сидевшую рядом с четырьмя мужчинами
женщину и, словно обезумев от жестокости, начала наносить ей неистовые удары
прутом, пока бедная жертва с криком не упала на землю, а мужчины, как от
змеи, не отскочили от нее в сторону". Это странное "следствие", несмотря на
всю его дикость в глазах европейца, привело, однако, к положительному
результату. Обвиненная призналась, и благодаря ей удалось разоблачить и
других участников преступления.
В этом эпизоде легко увидеть проявление телепатических способностей
заклинателя. Разумеется, как и в любом подобном явлении, в шаманизме было
немало шарлатанства и фокусничества. Но ведь подобные обманы имели место и в
парапсихологии. Они не могут служить опровержением действительных
способностей шамана.
Об удивительных психических силах шаманов было написано много. Самые
непредубежденные исследователи приводят многочисленные личные наблюдения из
этой области. Вот что рассказывает этнограф В. Богораз - убежденный
позитивист - о своей встрече с шаманом на одном из островов Аляски.
"Шаманство на острове пришло в упадок, так как американцы смотрят на
него неодобрительно. В сущности, остался один шаман, Ассунарак, потомок
старого шаманского рода, глубокий старик. После многих отнекиваний он
показал мне несколько образчиков своего искусства... Он предложил мне
набросить на его голые плечи концы большого красного американского одеяла.
Руки шамана были скрещены на груди, но одеяло каким-то чудом прильнуло к его
спине.
"Держи крепче!" - приказал он, нагнулся и пополз из внутреннего
помещения. Я крепко держал одеяло за два свободных конца. Одеяло натянулось
и потянуло меня за собой. Я уперся ногами в нижнюю поперечину, скреплявшую
остов шатра. И вот, о диво, весь шатер начал вставать дыбом. Справа и слева
блеснула луна. Я упорствовал. Весь шатер перекосился. Груда посуды, лежавшая
в углу на шкурах, со звоном рассыпалась. Наконец и ушат с тающим снегом и
водой опрокинулся и пролился. Тогда, устрашенный, я выпустил концы одеяла.
Старик немедленно уполз из шатра, как змея, и крикнул мне оттуда с
торжеством: "А что, одеяло-то - мое!...""
Это гипнотическое воздействие особенно проявляется во время
медиумических сеансов шамана, называемых в Сибири камланием. "Многие, -
пишет исследователь С. Токарев, - утверждали всерьез, что видели и ощущали
наяву все, о чем говорил шаман". "Шаман, находясь во время камлания в особом
истерическом трансе, и в самом деле может совершать необычные действия,
которые человек в нормальном состоянии проделать не в силах" (А. Анисимов).
Ненцы (самоеды) нередко присутствуют при "таинственном действии
кудесника, напоминающем спиритические сеансы. Заклинатель велит
присутствующим связать ему руки и ноги, закрыть ставни и призывает
подвластных духов. В темной юрте слышатся всевозможные голоса и звуки. Когда
весь шум оканчивается, отворяется дверь юрты - и шаман входит со двора, не
связанный ни по рукам, ни по ногам" (В. Михайловский).
* * *
Кроме явлений телепатии и внушения в шаманской практике имеют место и
феномены телекинеза. Об одном странном случае подобного рода сообщает
американский биолог Ф. Моуэт, долго живший среди вымирающего эскимосского
племени ихалюмтов.
"Как-то осенью после полудня, - пишет он, - на второй год моего
пребывания в стране Барренс, мы с Энди спокойно сидели в хижине у Залива
Ветров, пили чай и болтали. Внезапно наша хижина сильно затряслась -
примерно так же, как трясет в зубах крысу злая собака. Мы вскочили и
выбежали за дверь, уверенные, что произошло землетрясение. Однако на берегу
реки ничего подозрительного мы не заметили. Небольшое стадо оленей мирно
отдыхало на противоположном берегу. Сентябрьский день был тих и навевал
дремоту. Сбитые с толку и несколько обеспокоенные, мы вернулись к
прерванному чаепитию. Едва мы уселись, как хижина снова затряслась. Жестяные
кружки упали со стола, заткнутые за стропила распялки с шумом полетели на
пол. Встревоженные не на шутку, мы опять выскочили из хижины и опять не
обнаружили ничего, что бы объяснило неожиданное сотрясение хижины".
Изумленные путешественники побежали к палаткам эскимосов, но те ничего не
знали и ничего не заметили. А один из них посоветовал сходить к шаману
Какуми. "Тут недалеко за холмом живет Какуми, - сказал он. - Может быть, он
знает, что случилось. Похоже, это дело рук дьявола".
"Я направился к жилищу Какуми, - продолжает Моуэт, - и, когда спросил
его, тот ответил сразу же, словно ожидал моего прихода и знал, что я приду.
"Это был Апопа, - объяснил он, - озорник Апопа. Он пролетел здесь, и я
заметил, как задрожал воздух, и понял, что он совсем близко...""
<...> Много необычайных фактов сообщают этнографы о таинственных
способностях туземцев. Так, жители острова Фиджи во время священного танца
без всякого вреда ходят по камням, раскаленным добела. У бушменов пустыни
Калахари известно убийство при помощи одного внушения. П. Гэсо, рассказывая
о своей жизни среди африканского племени тома, приводит такой случай. Когда
он со своими товарищами отдыхал в хижине, их поразили необычные звуки. Их
слышали все трое. Рядом с ними спал шаман Вуане. "Вдруг царапающие звуки
возобновляются с еще большей настойчивостью. С пронзительным скрипом
открывается дверь. На пороге стоит Вуане в коротком бубу, в коротких штанах
и с непокрытой головой. Но ведь он - у моих ног, на своей циновке. Он лежит
на боку, повернувшись ко мне спиной. Я вижу его бритый затылок. Между нами
на земле стоит лампа, горящая тускло, как ночник. Я не смею пошевелиться и,
затаив дыхание, смотрю на Вуане. Он какое-то мгновение колеблется,
наклоняется, проходит под гамаками Тони и Вериля и медленно укладывается в
самого себя. Вся эта сцена разыгрывается за несколько секунд". Трое
французов оказались очевидцами странного явления. "Нельзя найти никакого
разумного объяснения этой коллективной галлюцинации, - говорит далее Гэсо. -
Вериль, единственный из всех нас разбирающийся в спиритизме, оказался в это
время единственным, кто безмятежно спал. Он находит это сверъестественное
приключение почти банальным". Действительно, перед нами характерный случай
феномена, известного как "произвольный выход в астрал".
<...> Если даже среди европейцев, в значительной степени утративших
древние способности человека, известны многообразные парапсихические
явления, то тем более вероятно встретить их у туземцев. Именно эти
способности, в связи с верой в духовный мир, и составляют реальную основу
шаманизма.
Эдуард Тэйлор с наивным высокомерием человека XIX века спрашивал: "Не
обладают ли индийский знахарь, татарский некромант, шотландский духовидец и
бостонский медиум одинаковой верой и знанием, которые, может быть, в высшей
степени истинны и важны, но которые тем не менее отброшены великим
умственным движением двух последних столетий как не имеющие никакой цены? Но
в таком случае не есть ли то, чем мы обычно хвалимся и что называем новым
просвещением, - не есть ли это на самом деле упадок знаний?" И он уверен,
что ответ будет отрицательным. Между тем его убежденность в высшей и
абсолютной ценности "нового просвещения" есть лишь плод его собственной веры
в Прогресс, веры, которая теперь уже не кажется столь незыблемой. Конечно, у
"дикаря" нет паровой машины, нет тем более атомного двигателя, но являются
ли эти достижения "нового просвещения" результатом духовного прогресса? Не
теряет ли человек вместе с цивилизацией многие свои древние духовные
способности? Идея регресса казалась Тэйлору немыслимой, но мы теперь хорошо
знаем, что рост материальной цивилизации вовсе не обязательно способствует
духовному росту и тем более не является условием для него. Цивилизацияы как
бы говорит устами Великого инквизитора: "Мы дадим вам хлеб и возьмем вашу
свободу".
Разумеется, сам по себе рост материальной цивилизации не есть зло. Он
становится злом, когда вытесняет духовные ценности. А этот соблазн человек
почти никогда не в силах преодолеть. Одним словом, я здесь не защищаю
первобытного образа жизни, а только хочу сказать, что наличие ракет и
холодильников не дает права "цивилизованному" человеку считать себя духовно
выше всех тех, кто был лишен этих благ технического века.
* * *
То, что доисторические медиумы и шаманы оказывались носителями
необычайных дарований и сил, создавало им прочный авторитет в народе. Ведь
не нужно забывать, что шаманизм нередко служил житейским целям. Если бы
эвенкам или индейцам слишком часто приходилось разочаровываться в реальном
могуществе и духовной силе шаманов, то шаманство давно бы исчезло. Между тем
еще в XIX и XX веках оно было настолько жизнеспособно, что оказывало
энергичное сопротивление напору буддизма, христианства и коммунизма.
Следует заметить, что неудача для шаманов - настоящая трагедия. Она не
только роняет авторитет, но приводит часто к его полному падению или даже
изгнанию. Он считается ответственным за неудачу, и его обвиняют в
злонамеренности.
Особенно это относится к тем шаманам, которые берутся лечить людей.
Далеко не все шаманы занимаются этим, хотя нередко один человек совмещает в
своем лице и прорицателя, и медиума, и врача-знахаря. Не нужно, впрочем,
думать, что шаманское "лечение" - чистое суеверие. Очень часто оно дает
удивительные результаты. <...> Эта процедура описывается во многих
исследованиях и имеет общие черты у всех народов. Она сводится к тому, что
заклинатель поет гимны и делает вид, что высасывает болезнь. И здесь
проявляется могущественная сила внушения. Впрочем, нередко шаманы
отказываются лечить физические недуги. Так, в Якутии специальными
"шаманскими болезнями" считают нервные. Именно их в первую очередь берутся
излечивать заклинатели.
В антирелигиозной литературе очень часто приходится сталкиваться с
утверждением, что шаманы "грабили и разоряли народ", что они бессовестно
эксплуатировали невежественных людей и обирали их как только можно. А между
тем в шаманской древней присяге есть такие слова: "Если позовут тебя вместе
богатый и бедный, то иди сперва к бедному и не требуй много за труды". Такой
благородный принцип сделал бы честь любому современному медику. Напомним,
что шаманы, применяя свои способы лечения, никогда не отрицали значения
европейских лекарств.
* * *
Как человек становится шаманом? Им может стать не каждый. У северных
народов существует поверье, что тотемические духи-предки избирают себе в
качестве медиумов либо потомков шаманов, либо особо полюбившихся им людей.
Таким образом, решение стать шаманом исходит в первую очередь не от
человека. Сами духи призывают его на служение. К. Расмуссен так рассказывает
о мистическом призвании его друга шамана Игьюгарьюка:
"В молодости Игьюгарьюка часто посещали сновидения. Странные существа
говорили с ним во сне, и, когда он пробуждался, сновидения стояли перед ним,
как живые". Тогда сородичи поняли, что он одарен особой восприимчивостью к
воздействиям нездешних сил, и было решено, что он призван стать шаманом.
Будущий заклинатель всеми силами противился своему мистическому дару, тщетно
пытаясь освободиться от него. У большинства медиумов-шаманов подобное
сопротивление приводит к ужасным галлюцинациям, припадкам, и тягостное
состояние длится до тех пор, пока избранный не изъявит согласия на общение с
духами. В противном случае дело кончается тяжким заболеванием. "Я бы умер,
если бы не сделался шаманом", - говорил один гиляк. А якутский шаман,
который под влиянием миссионера перестал вызывать духов, жаловался русскому
исследователю Анисимову: "Это нам даром не проходит; наши господа (духи)
сердятся всякий раз на нас, и плохо нам впоследствии достается, мы не можем
оставить этого, не можем не шаманить".
Готовясь к своему служению, будущий шаман удаляется далеко от стойбища.
Его оставляют надолго в пещере или в шалаше одного без пищи и питья. В эти
дни он должен сосредоточиться на мысли о Великом Духе и своем
духе-покровителе. "Истинную мудрость, - говорит шаман Игьюгарьюк, - можно
приобрести лишь вдали от людей в великом уединении, и постигается она лишь
путем страданий. Только нужда и страдания могут открыть уму человека то, что
скрыто от других". Через несколько дней посвященному дают немного пищи, а
потом испытание снова продолжается.
"Игьюгарьюк рассказывал: за эти тридцать дней он натерпелся такого
холода и голода, так истомился, что временами "умирал ненадолго". Но он все
время думал о Великом Духе, стараясь гнать от себя мысли о людях и
повседневных событиях. И лишь под конец явился к нему дух-пособник в образе
женщины. Явилась она, когда он спал, и ему чудилось, что она носится над
ним... Затем пост повторился".
Совершенно так же происходит посвящение в шаманы и у других народов. У
австралийцев, например, "ирунштариния", дух-покровитель, являясь избраннику,
вынимает внутренние органы у посвящаемого и заменяет другими. Человек
чувствует полное перерождение всего своего тела и духа. Невольно
вспоминается библейский пророк, воспетый Пушкиным, который пережил такое же
перевоплощение. Здесь речь идет не о метафоре, а о подлинном потрясении,
которое испытывает все существо человека. Таким образом, применяя
определенные искусственные приемы, шаман достигает того, что к нему
возвращается крупица древнего ясновидения. Но это ясновидение не проникает
дальше низшего мира стихийных духов.
* * *
Шаманы всего мира, от Огненной Земли до Гренландии и от Чукотки до
Австралии, связывают свое служение духовному миру с особыми обрядами. В
момент призывания невидимых сил заклинатель должен отрешиться от своей
повседневной жизни, иметь определенную символическую одежду, головные
украшения, жезл или бубен. Последний играет более важную роль, чем думают
некоторые исследователи. Не случайно во многих странах его считают
обязательным атрибутом шамана. Изготовление его связано с особым ритуалом,
части его имеют символическое значение. Североамериканские индейцы на бубнах
рисуют красной краской тотемических предков-животных; эвенки делают
изображения духов. Бубен - это не просто музыкальный инструмент. Он
выполняет роль своеобразного медиумического орудия, привлекающего духов.
Вызывание духов, камлание, происходит чаще всего в особых, специально
для этого оборудованных помещениях. Но иногда оно совершается на открытом
воздухе. Во время камлания шаман прибегает к музыке как к средству, которое
заставляет сердце человека трепетать и биться в унисон с незримыми
стихийными силами. Эта музыка нередко производит огромное впечатление даже
на европейца. Так, по свидетельству Гэсо, звуки священной мелодии племени
тома, которую не должны слышать непосвященные, - это "какие-то вздохи
допотопных чудовищ, нечеловеческая музыка первых веков существования земли,
рождающая в душе невыразимую тоску".
В пении сибирских шаманов порой звучат слова не известного никому
языка, который непонятен и самому шаману. Иногда гимн превращается в
призывание и заклятие.
<...> Музыка камлания, рассказывает В. Серошевский, очевидец, "вначале
нежная, неуловимая и произвольная, как шум приближающейся бури, все растет и
крепнет; по ней зигзагами, точно молнии, пробегают дикие окрики: каркают
вороны, смеются гагары, жалуются чайки, посвистывают кулики, соколы да орлы.
Все те, кто летает высоко над землей, ближе к небу, видимо, обеспокоены
ожидаемым появлением, наполняя юрту своим жалобным криком. Музыка растет и
достигает апогея, удары по барабану, частые, сильные, сливаются в один
непрерывный, все возрастающий гул: колокольчики, погремушки, бубенчики
гремят и звенят не уставая; это уже не буря, а целый водопад звуков, готовый
потопить сознание присутствующих".
Камлание часто сопровождается танцем, который заканчивается тем, что
шаман приходит в состояние транса.
<...> Каталептическое состояние, которое охватывает шамана, он сам
толкует мистически. Он утверждает, что во время транса он поднимается или
опускается в запредельные сферы и беседует с духами. Он возвращается оттуда,
окруженный сонмом загадочных существ, которые наполняют его жилище. Приходя
в себя, заклинатель поет древние песни, в которых выражается радость слияния
с силами бытия, с миром духов. Это чувство передается всем присутствующим.
"Когда она пела, - говорили об одной эскимосской шаманке, - то себя не
помнила от радости, и все в жилье тоже, так как их души освобождались от
всего, что их давило. Они поднимали руки и отбрасывали прочь всякую злобу и
ложь" (К. Расмуссен). Но далеко не всегда возвращение было столь мирным.
"Пробуждение шамана от транса, - говорит Ф. Моуэт, - происходит иной
раз чрезвычайно бурно. Он вскакивает на ноги, одержимый совершенно
необъяснимой физической силой. В этот момент полдюжины человек не могли
удержать его; он может прорваться сквозь стенку палатки и исчезнуть в
темноте, а затем вернуться окровавленным и в последней степени изможденным.
Шаману, выходящему из транса, случается нанести себе телесное повреждение,
которое было бы роковым для обыкновенного человека. Однако у шамана такие
раны всегда заживают".
Транс фиджийского шамана сопровождается стонами, вздутием вен.
"Прорицатель с вращающимися выпученными глазами, бледным лицом, с посинелыми
губами, обливаясь потом, с видом совершенно бешеного человека высказывает
совершенно неестественным голосом волю божества" (Э. Тэйлор).
Эта одержимость часто сопровождается нервными припадками или некоторыми
видами истерии, но от этого далеко до вывода, что всякий транс
доисторических мистиков - только патология. Не являются ли нередко
болезненные процессы в душе стимулом для проявления некоторых высших
способностей человека? Следует с большой осторожностью судить о шаманизме,
ибо в нем, как и в других родственных явлениях, патология нередко
соседствует с гениальностью и подлинным созерцанием незримого.
Шаманизму изначала была присуща двойственность. С одной стороны,
"доисторические мистики" были предтечами носителей свободного религиозного
вдохновения исторических времен. Все пророки, харизматики, все
духовно-творческие зачинатели нового психологически, субъективно
принадлежали тому потоку религиозной жизни, который начинается с экстатиков
каменного века. То, что веками воспитывалось в мистике Индии, что нашло
завершение в орфизме и неоплатонизме, имеет корень в этой высшей
одухотворенной стороне шаманизма. Семитическое пророчество, бывшее
естественной почвой, на которой вырос библейский профетизм, также коренится
в нем.
Шаманизм сопротивлялся угасанию духовных сил в человеке, тренировал его
"внутреннее зрение", совершенствовал методы экстаза и созерцания.
Таинственный невидимый мир открывался в нем не только через "предание" и
миф, но был "дан в непосредственном опыте" (Л. Леви-Брюль).
С шаманами в мир вступают первые религиозные вожди. "Роль
индивидуальных качеств, - отмечает известный этнограф В. Харузина, -
чрезвычайно сильна в шаманстве". А следовательно, здесь мы имеем дело с
начальной стадией личного религиозного чувства и призвания. Духовидцы были
живыми свидетелями иной реальности, которая обычно недоступна человеку.
Путешественник В. Михайловский так описывает эвенкийского шамана из
Туруханского края: "Он имел, при восприимчивости и впечатлительности своей
натуры, пылкое воображение, веру в духов и таинственное с ними общение;
миросозерцание его было исключительное... Бледный, истомленный, с острым
проницательным взглядом, человек этот производил странное впечатление".
К. Расмуссен не напрасно называл шаманов "искателями правды". Они были
носителями наиболее заветных верований и духовных ценностей своего народа.
Они нередко были и его наставниками в добре. А. Элькин свидетельствует, что
после "посвящения" знахари-ясновидцы "остаются под глубоким впечатлением
своих духовных преимуществ" и это укрепляет в них чувство нравственной
ответственности. "В Восточной Австралии, - говорит ученый, - знахаря
называют кураджи, что означает мудрец. Среди знахарей могут попасться и
шарлатаны, как это отмечали первые исследователи, но то же самое можно
сказать о любой профессии. Однако тот, кто прошел через обрядовые и духовные
испытания, пережив смерть и "возвращение к жизни", должен руководствоваться
в своем поведении высокими идеалами". Эта этика прорицателей тесно связана и
с их ролью целителей. Исследователь загадочного племени айну (Дальний
Восток) писал: "Постоянное стремление облегчить страдания своих ближних
развивает в айнских шаманах более высокий строй мыслей и альтруистические
чувства. Разговор с шаманом всегда представляет интерес, так как он обладает
живой фантазией, которая часто уносит его за пределы повседневной жизни. Он
часто доступнее... чувству сострадания к чужим горестям".
Кристофер Даусон особенно подчеркивает большую религиозно-социальную
роль шаманства в истории. Уважение, которым окружен провидец, по его мнению,
есть первое проявление победы духа над силой. Он подчеркивает, что институт
шаманства открывал пути для духовно одаренных личностей. "В Северной
Америке, - говорит Даусон, - шаман часть и пророк, возглавляющий свой народ
во время социальных кризисов... Все великие племенные движения в Северной
Америке можно вывести из учения неких пророков, которые притязали на своего
рода мессианское откровение. Такова была проповедь Текумсе и его брата
"Пророка" - людей благородного характера и возвышенного образа мыслей".
Однако в шаманизме есть и другая струя, которая в первобытных культурах
проявлялась очеь сильно. Она обнаруживает разлом и раздвоение в мистическом
сознании. Не случайно шаманизм называли "черной верой". То, что мы знаем о
шаманах различных стран и о характере их откровений, позволяет сделать
вывод, что их "сверхъестественный опыт" (если оставить в стороне обман и
патологию) был, очевидно, чаще всего опытом оккультным. Темные демонические
силы овалдевали человеком и через него оказывали пагубное влияние на религию
и культуру. В шаманизме очень распространены явления, которые были известны
в европейском темном оккультизме. Нередко шаманский культ выливался прямо в
преклонение перед злыми силами и демонами. Этому не приходится удивляться.
Люди боялись злых духов и старались завлечь их на свою сторону. Зло обладало
даже своеобразным очарованием, что было причиной многих страшных страниц
религиозной истории древности. Кровавые ритуальные оргии в дебрях Африки,
человеческие жертвоприношения в Мексике, ритуальный каннибализм - все это
трудно признать результатом врожденной жестокости. Эти чудовищные извращения
коренились в глубинах мистического зла, которое встает на пути человеческих
исканий как соблазн и испытание. Каннибализм, по словам Г. Честертона, "не
первобытный и даже не зверский, т.е. звериный обычай. Каннибализм
искусственен и даже изыскан, как истинное "искусство для искусства". Люди
едят людей совсем не потому, что не видят здесь ничего плохого. Они
прекрасно знают, что это ужасно, и поэтому едят".
<...> На демонические черты первобытных шаманских культов указывает
одно любопытное якутское сказание, согласно которому первый Великий Шаман
был противником Бога. Через весь шаманский мистицизм настойчиво проходит
мысль о том, что духовный мир нужно подчинить человеку, заставить его
служить себе. Эскимосские шаманы, например, в дни своей подготовки ждут
духа-покровителя, чтобы вступить с ним в схватку и покорить его. Камлание
часть есть приказ духам явиться на зов повелителя. Здесь происходит
извращение религиозного инстинкта, человек вновь и вновь стремится утвердить
свою власть и волю над Высшим. Для этого он ищет и, как ему кажется, находит
верные способы и пути. Так зарождается магия, о которой речь будет в
следующей главе.
Итак, шаманизм - не простое суеверие, а одна из древних попыток
человека прорваться к потерянному Эдему. Но чаще всего эти попытки приводили
его на скользкий путь оккультизма, и, стремясь овладеть миром низших духов,
он сам оказывался в их власти.