Леманн А. Иллюстрированная история суеверий и волшебства

ОГЛАВЛЕНИЕ

ОТДЕЛ IV. Магическое состояние духа

Внушенные движения и поступки

Мы уже не раз говорили, что представление об известном движении рождает стремление на самом деле выполнить его. На этом основана возможность исполнения двигательных внушений. Когда внимание сосредоточено на таком двигательном представлении, то движение сделается само собой, при условии, что индивидуум не противится нарочно стремлению к движению. Но даже и в последнем случае движение все-таки будет выполнено, если только направленное на него внимание достигает высокой степени интенсивности.
Если кто-либо, держа в вытянутой руке маятник, будет стараться держать руку спокойно, то все-таки маятник начнет колебаться, как только внимание будет сосредоточено на мысли о таком движении. Мы уже видели (стр. 283), что этот опыт удается даже с лицами, не знающими его сущности, особенно если его облечь в мистическую форму. Последнее обстоятельство доводит напряжение внимания данного лица до высшей степени, т. е. ему внушается движение.
В обыденной жизни внушенные движения и поступки встречаются очень часто, но большей частью они суть лишь подражания действиям других людей. Именно поэтому часто бывает очень трудно решить, есть ли данный поступок последствием внушения, или он должен быть объяснен иначе, потому что подобные же действия могут вызываться кроме внушения, еще и другими психическими факторами, например, так наз. инстинктом подражания. Дама видит на своей приятельнице новое платье, сшитое по самой последней моде; она спешит заказать себе такое же, потому что «нужно же быть как все». Здесь, очевидно, сказывается сознательное стремление сравняться с другими. Та же психологическая основа, хотя, может быть, с меньшей долей сознательности, проявляется в большинстве детских игЬ: в солдаты, в железную дорогу и т. п. И здесь, мы, строго говоря, имеем дело с подражательным инстинктом, т. е. стремлением к деятельности, получающим удовлетворение в подражании, удовлетворение тем более полное, чем поступки детей начинают более походить на дело взрослых людей. Это, между прочим, выражается в том, что старшие дети поправляют младших, если последние, по их мнению, недостаточно точно изображают действительность. В этих и подобных случаях мы наблюдаем ряд сложных и планомерных поступков, имеющих целью удовлетворение определенного психического влечения. Такие инстинктивные, или вызванные естественной потребностью, поступки во всяком случае не следует смешивать с внушенными. Характерная черта последних состоит в том, что вниманием всецело овладевает определенное двигательное представление, которое непосредственно влечет за собой соответствующее движение.
Приведу пример для иллюстрации различия между инстинктивными и внушенными поступками. Положим В идет за А по скользкой ледяной дороге и внимательно следит-за ним. Если А вдруг поскользнется, то нередко бывает, что и В непроизвольно повторит те же движения, что и А. Очевидно, эти движения суть результат внушения. Что А их делает, это вполне ествественно. Он делает их инстинктивно, чтобы не потерять равновесия, но для В, который не скользил, повторение тех же движений не имеет никакого смысла: оно не только бесполезно, но даже вредно, так как быстрый поворот тела может повлечь за собой падение. Движение В объясняется только тем, что его внимание сосредоточено на А, и он таким образом легко поддается внушению.
В этом примере ясно видно, в чем состоит различие действий инстинктивных и внушенных. С виду движения А и В тождественны, разница же между ними заключается в различных состояниях сознания. Когда имеется налицо потребность, и для удовлетворения ее совершается известное движение или ряд движений, то мы называем их инстинктивными, если, конечно, они не имеют характера заранее обдуманных. Так, движения А инстинктивны. Если же поступки вызваны только представлением о движении, на котором с особой напряженностью сосредоточено внимание, то мы имеем дело с внушением. Поэтому во многих случаях мы можем различить сущность явления только путем анализа одновременного с ним состояния сознания. Хотя это не так легко сделать, но все же мы можем не сомневаться, что в обыденной жизни несомненно внушенные действия встречаются на каждом шагу. Известно, например, какое сходство наблюдается в манерах и обращении лиц, долго живущих вместе, напр., у супругов. Здесь мы имеем очевидное доказательство заразительности примера, т. е. силы внушения. Никто, конечно, не станет утверждать, что данные лица подражают друг другу сознательно, тем более, что обе стороны во многих случаях считают это даже нежелательным. Значит тут не играет роли подражательный инстинкт. Несомненно, что гораздо труднее сохранить самостоятельность и независимость, т. е. удержаться от повторения поступков других людей; наоборот, очень легко и естественно подражать тем действиям, которые мы видим перед собой. В определенный момент является представление об известном движении и влечет за собой самое движение, это и есть внушение.
Все, что сказано о взрослых людях, еще в большей степени приложимо к детям, сознательная жизнь которых гораздо более лишена самостоятельности. Опыт показывает, что манеры, наклонности, выражения и тон речи ребенка суть большей частью точный снимок с окружающих его людей. Ребенок делает то же, что и окружающие его, потому что их поступки приковывают к себе его внимание. Однако, даже у маленьких детей, в основе далеко не всех поступков можно найти подражание на почве внушения. Когда трехлетняя девочка проделывает над куклой операции, которые в течение дня делает с ней самой ее мать: раздевает, купает, вытирает, укладывает в постель и т. д., то ее поступки вовсе не суть результаты чистого внушения. Напротив, здесь мы имеем несомненно проявление подражательного инстинкта. Ребенок чувствует потребность деятельности; его фантазия очень живо работает, всплывают воспоминания об обстоятельствах его собственной жизни, и все это выражается в его действиях с куклой. Поступки ребенка вытекают из его собственного сознания, не вызываясь моментальным внешним импульсом, и служат к удовлетворению известной природной потребности. Если, однако, тут же ребенок видит, как мать, идя по грязной дороге, поднимает платье, и делает то же самое со своим коротким платьицем, то мы имеем уже другого характера поступок, а не желание «играть в мать». Девочка не понимает смысла движения, которое она видит в первый раз в жизни, и забывает его тотчас же до нового такового же случая. Только после нескольких повторений, ребенок начинает поднимать платье по собственному побуждению, не имея перед глазами примера. То обстоятельство, что известное движение сначала выполняется только тогда, когда представление о нем дается извне, придает всему дейстию характер первоначального внушения; затем уже, вследствие частого повторения, оно переходит в сознательную игру, наравне с другими, уже известными. Во всех этих примерах, взятых из обыденной жизни, мы имели дело с движениями, произведенными нормальным внушением, когда восприимчивость не повышена никакими особыми причинами. При повышенной же восприимчивости к внушению могут быть внушены не только отдельные движения, но и сложные поступки. Доверие к другим людям в обыденной жизни есть самая частая причина такого повышенного предрасположения к внушению. Если человек настолько доверяет другому, что позволяет ему вполне распоряжаться собой, если он без критики и рассуждения слепо следует в данном случае чужим советам и указаниям, то его действия будут, конечно, результатом внушения. Поступки совершаются в надлежащее время не потому, что таково решение самого данного лица, но под влиянием внешнего побуждения, т. е. чужих слов, которые им вполне управляют. Такое психическое явление играет большую роль в суевериях. В эпохи, когда многим лицам приписывали дар провидеть будущее, такая вера бывала часто причиной исполнения пророчества: бессознательно находясь под влиянием внушения гадателя, человек действовал согласно с его предсказанием, хотя бы он даже был очень рад поступать иначе. Известное представление до такой степени завладевало мыслью, что получивший пророчество действительно исполнял его.
Очень хороший пример мы имеем в Фатнсдольской саге, где можно шаг за шагом проследить действие внушения. Ингемунд, бывший впоследствии родоначальником могущественного рода фатнс-долей, участвовал вместе с королем Гарольдом в битве при Гафурсфиорде. После этого он отправился домой к своему отцу и застал там своего приемного отца Ингъялда, который пригласил его на пиршество. На этом пиру Ингъялд и его жена по старому обычаю устроили гаданье, чтобы узнать свою будущую судьбу. С этой целью была приглашена финская колдунья. Ингемунд прибыл на пир со своим сводным братом Гримом в сопровождении большой свиты. Финская ведьма была посажена на трон, украшенный всем, что было лучшего. Каждый вставал со своего места и подходил к гадальщице, и каждому она предсказывала его судьбу, но не все были одинаково довольны пророчествами. Оба брата не встали и не подошли к «вещей жене», говоря, что они не интересуются ее предсказаниями. Тогда Воль-ва спросила: почему молодые люди не спросят о своей судьбе? А между тем мне кажется, что из всех, кто здесь сидит, они самые замечательные. Ингемунд ответил: «Я вовсе не желаю знать будущей судьбы».— «Ну, так я скажу тебе и без твоего желания,— сказала Вольва.— Ты будешь жить в стране, которая называется Исландией, и значительная часть которой еще не обработана. Там будешь ты знаменит и достигнешь старости, а потомки твои прославятся в той же земле». «Твое предсказание очень удачно,— сказал Ингемунд,— потому что я решил никогда там не бывать. Хорош бы я был хозяин, если бы продал здесь свои обширные вотчины и ушел бы искать счастья в дикой пустыне».— «Все это сбудется,— продолжала пророчица,— и доказательством будет следующее: значок, который дал тебе Гаральд Гаарфагер в Гафурсфиорде, исчез теперь из твоего кошелька, и ты найдешь его только в лесу, где ты будешь жить: на нем было серебряное изображение Фрейра. Когда ты построишь свой двор, слова мои оправдаются».— «Если бы я не боялся оскорбить моего приемного отца,— сказал Ингемунд,— я бы тебе на головке отсчитал хорошую плату, но я не разбойник, и на этот раз ты отделаешься дешево». Она отвечала, что ему не следует сердиться, но он сказал, что она пришла в недобрый час. Тогда она повторила опять, что предсказание ее сбудется, хочет он этого или нет. Ингемунд пробыл у своего отца зиму и лето и отпраздновал свою свадьбу, на которой присутствовал король Гаральд. При этом Ингуменд сказал королю: «Я доволен своей судьбой и ваше благоволение для меня большая честь, но я постоянно думаю о том, что сказала финская колдунья о перемене моей судьбы. Я очень желал бы, чтобы оно не исполнилось, и я не был принужден оставить свои наследственные поместья».— «Однако оно может содержать долю правды,-^ сказал король,— если там должно оказаться изображение Фрейра и там он хочет основать свое главное пребывание». Ингемунд сознался, что ему очень хочется узнать, найдет ли он там изображение, когда ему придется воздвигать алтарь для домашних богов. «И я не хочу скрывать, господин, что я имею в виду призвать нескольких финнов, которые могут дать мне сведения об этой стране, и намерен их послать в Исландию». Король сказал, что будет хорошо, если он это сделает, и что по его, короля, мнению ему придется туда отправиться.
Ингемунд вызвал нескольких финских колдунов, чтобы получить от них известия об Исландии. Они рассказали ему об этой стране и прибавили, что ему придется самому туда поехать. «Да и я также думаю,— сказал Ингемунд,— от судьбы не уйдешь». Он богато одарил финнов и отпустил их. Некоторое время он оставался в своих поместьях, затем отправился к королю и сообщил ему свое намерение. Король ответил что он этого ожидал, потому что нельзя уйти от того, что предсказано. «Да будет так,— сказал Ингемунд.— Я сделал все, что мог». Король продолжал: «Где бы ты ни был, ты везде будешь почтен и уважаем»,— и отпустил его с почетным подарком. После этого Ингемунд собрал своих друзей и других вождей на пир, во время которого попросил их внимания и сказал: «Я решил покинуть старое место и переселиться в Исландию, не столько потому, что я этого хочу, сколько потому, что такова воля судьбы. Кто желает за мной следовать, тот свободен сделать это, но каждый может и оставаться, если ему любо». Его слова встретили большое одобрение, и все сказали, что его отъезд составляет для них большую потерю, но что мало людей, которые были бы сильнее судьбы.
Само собой разумеется, что подобного рода происшествия бывали не раз и впоследствии. Конечно, «от судьбы не уйдешь», если думать, что судьба есть нечто заранее предопределенное, и что сопротивляться ей бесполезно.
С этой точки зрения становится понятной влиятельная роль астрологов в средние века и почти до нашего времени. Если владетельные князья содержали придворных астрологов, которые по звездам должны были и предсказывать судьбу, то это не было пустой формальностью. Астрологам верили, по их указаниям направляли дела, и гороскопы их оправдывались. Имеются точные исторические указания, что государи, при исполнении их супружеских обязанностей, сообразовались с мнением астрологов, назначавших время наиболее благоприятное для зачатия наследника престола.
Где царствует столь слепое доверие к искусству гадателя, там восприимчивость к внушению повышена до крайней степени, и нельзя удивляться тому, что гороскопы, составленные при рождении какого-нибудь принца, по отношению к разным частностям оказывались пророческими. Несомненно даже, что предполагаемое знание будущего может иметь значение внушения, действующего на всю жизнь, на все мысли и настроения человека. Если, напр., ему была обещана победа в битве, то это воодушевляло не только вождя, но и все его войско; при предсказании поражения являлся обратный эффект и сообразно с этим на самом деле в результате получалась победа или поражение. И теперь мы нередко можем услышать: «От судьбы не уйдешь», а так как одинаковые причины имеют и одинаковые последствия, то и теперешние гороскопы испоняются, действуя как внушения.
В виде примера приведу следующий отрывок из полученного мной письма. «Так как я родился под знаком Меркурия, то эта планета оказывает большое влияние на всю мою жизнь. Меркурий движется быстро и сообразно с этим означает перемены, поездки и много детей. Вся моя жизнь протекает сообразно с этим. Много раз я менял свое местопребывание; два раза объездил вокруг света и потому жил вне Европы. Недоставало только детей. Недавно я встретил одного педагога и по его рекомендации поступил учителем в школу; теперь мне остается сделать последний шаг: сдать экзамен на учителя. Все это, очевидно, совпадает с моим гороскопом, хотя я не сомневаюсь, что вы назовете это случаем...»

IV. Внушенные органические изменения

До сих пор мы говорили исключительно о влиянии внушения на состояние сознания и на вытекающие из них движения произвольных мышц. Им противополагаются внутренние, органические изменения сердца, кровеносных сосудов, желудка, кишечника, желез и т. д., над функциями которых человек не имеет власти. Этим я не хочу сказать, что все перечисленные изменения находятся в полной независимости от сознания, напротив известные колебания душевной жизни всегда определенным образом отзываются на изменении различных органов. Так, напряжение внимания увеличивает, а ослабление его уменьшает число сердечных ударов. Если внимание сосредоточивается на какой-нибудь части тела, то в этом месте изменяется кровообращение, сосуды расширяются и вместе с тем увеличивается приток крови. Вкусовые ощущения настолько связаны с выделительной работой слюнных желез, что даже соответствующее представление вызывает их деятельность. «Слюнки текут» при воспоминании о кислых и сладких плодах, а при воспоминании о чем-нибудь горьком во рту сохнет. Вообще всякое сильное душевное возбуждение очень ясно отражается на всем организме. Дыхание, сердцебиение, просвет сосудов, движения кишечника — все находится в определенной зависимости от известных душевных настрений. Те же самые изменения наблюдаются не только при действительных эффектах, но и при мысли о них, хотя, конечно, в более слабой степени.
Все эти факты доказывают, что между душевной жизнью и различными состояниями организма существует тесная связь, чем и устанавливается возможность влиять на организм путем внушения. Такое внушение не раз применялось с лечебной целью, и оно тем действеннее, чем больше восприимчивость к внушению у пациента, а это последнее, в свою очередь, прямо пропорционально доверию, которое пациент имеет к врачу. Уже в конце XIII века Арнольд Вилланова очень ясно понимал, что для врача чрезвычайно важно овладеть доверием пациента, «потому что тогда всего можно достигнуть» (сравни стр. 126). В настоящее время всякий понимающий дело врач тоже знает, что внушение имеет огромное значение При болезнях, особенно в тех страданиях, против которых нет специфических средств. Это относится не только к нервным болезням, при которых центр тяжести лечения лежит именно в психической терапии, но и к большинству других, где присутствие врача крайне важно, так как уже одно успокаивающее действие его помогает организму в его борьбе с болезнью.
Страх и тоска всегда ухудшают течение болезни, а приподнятое настроение, радостная неожиданность очень способствуют выздоровлению. Какое значение страх имеет при эпидемиях, хорошо выяснено в восточном сказании «О князе и холере». Князь и холера встретились однажды за городом и первый спросил вторую, сколько людей она намерена на этот раз унести. «Тысячу человек,— сказала холера. Когда затем она удалилась из города, князь снова встретил ее и стал упрекать за то, что она не сдержала слова и вместо тысячи умерло 5000 человек. «Нет,— отвечала холера,— это не я; 4000 убиты страхом». Всем известно, что небольшая ломота или головная боль без следа исчезают при веселом настроении. Поэтому понятно, что присутствие внушающего доверие врача, производя психическое воздействие, благоприятно влияет на ход болезни.
Врач может различным образом пользоваться восприимчивостью к внушению, поддерживаемой доверием к нему. Опыт учит нас, что представление, или напряженное ожидание какого-нибудь телесного изменения часто вызывает через некоторое время такое изменение на самом деле. Представление о холоде или тепле вызывает изменение притока крови к соответствующему месту. Успешное лечение болезней в прежние времена тоже говорит за благодетельное влияние душевной деятельности на организм. Хотя врачебное искусство в то время было гораздо несовершеннее и неосновательнее чем теперь, тем не менее случаи излечения не являлись исключением. Мы знаем, наконец, что род людской в течение тысячелетий вполне удовлетворяется лечением всех болезней заклинаниями, волшебными песнями, амулетами, реликвиями, симпатическими средствами и т. п. Конечно, магические действия оказывались бессильными там, где больной не мог быть излечен психическим воздействием.
Не одни только Гомеровские герои умели «заговаривать кровь»; это случается и в наше время, конечно, только в наиболее необразованных странах, где еще верят в колдовство. Столль приводит письмо одного Силезского пастора, который, как он утверждает, был очевидцем необычайного излечения. «При постройке новой церковной ограды в Шрейбергау (в Исполиновых горах), на выбранном месте пришлось вырубить кустарник. Находясь однажды среди рабочих, я заметил небольшое волнение и услышал, что кто-то громко закричал: «Эй, есть там кто-нибудь, чтобы заговорить кровь?» Другой человек, бывший в некотором расстоянии,ответил: «Да»,— и направился к первому. Я пошел за ним и стал так, что мог видеть все происходившее, не смущая действующих лиц. Звавший на помощь работник нанес себе острым топором на левой руке глубокую рану, из которой сильно лилась кровь. Другой взял раненую руку и забормотал какие-то непонятные слова. Так как дело было лет 50 назад, то я не могу припомнить, делал ли он при, этом еще что-нибудь; кажется, только поглаживал раненую руку. По прошествии приблизительно минут двух, врачевание было окончено, и тогда я подошел ближе. Рана совершенно не кровоточила и имела синеватые отлогие края. Я не знаю, насколько быстро зажила рана, но дурных последствий она не имела».
Следующий случай покажет нам, насколько безразличное средство может влиять на больного, если только он доверят врачу. Один крестьянин явился за советом к знаменитому врачу, князю Гогенлоэ, по поводу паралича языка, сделавшего его немым. Желая измерить температуру пациента, врач вставил ему под язык градусник. Но крестьянин подумал, что это какой-то лечебный инструмент, и когда градусник был вынут, упал на колени и произнес совершенно отчетливо: «Слава Богу, я выздоровел и могу говорить».

Если таким образом внушение может иногда действовать почти моментально, то естественно, что рядом последовательных внушений можно достичь иногда почти невероятных результатов. В этом смысле амулеты, вероятно, играли немалую роль. Если амулет имеет назначение предохранить от болезни, то человек ее не боится и шансы заболеть ею действительно уменьшаются. Если он служит как лечебное средство, то больной будет испытывать внушение всякий раз, как коснется амулета; а так как эти предметы надеваются обыкновенно непосредственно на тело, то каждое движение пациента напоминает ему о присутствии талисмана и производит соответствующий эффект. В древности с этой целью применялись каменные и металлические пластинки с вырезанными на них заклинаниями, в средние века — реликвии святых, или магические печати, в настоящее время — Вольтовы кресты и т. д. Конечно, природа амулета не имеет никакого значения, а все дело в вере пациента. Если Вольтовы кресты дали несколько случаев несомненного излечения, то почему не допустить возможности того же и для амулетов древних времен. В последних, наверно, было столько же «электричества», как и в первых, и они несомненно точно так же «электризовали» только фантазию пациента.
Если таким образом внушение может быть применено на пользу ближнего, то, конечно, нетрудно направить его и во вред. Сила, приписываемая во все времена проклятию, конечно по своей природе относится к явлениям внушения.
На островах Океании еще и теперь употребляется способ самой утонченной мести врагу, который называется «замолить его до смерти». При совершении установленных на этот предмет торжественных церемоний, произносятся проклятия врагу. Очень вероятно, что когда последний узнает об этом, то страх проклятия может вызвать такие изменения в его организме, что он в скором времени в самом деле умирает. Таким же образом, т. е. путем внушения, влияет, конечно, и проклятие через изображения, известное халдеям, существовавшее в течение всех средних веков в Европе, и в настоящее время встречающееся у многих диких племен. Если человек узнавал, что над его изображением проделана та или иная смертельная манипуляцция, то страх мог на самом деле постепенно свести его в могилу.
Но наиболее сильное психическое воздействие получается в тех случаях, когда оно совершается при содействии религии, потому что вера в силу божества, конечно, гораздо интенсивнее, чем доверие к могуществу каких бы то ни было смертных.
Мы знаем, что врачевание в храмах многих богов, так называемый «храмовой сон», высоко ценилось в древности, благодаря многим чудесным излечениям, приписанным богам. С течением времени боги-целители переменили свои имена; у греков они стали называться Аполлоном и Эскулапом, у египтян — Серапчсом, но методы и результаты остались прежние. Больной является в священное место сильно подготовленный к восприятию внушения, благодаря своей вере в могущество божества; затем уже в самом храме, при помощи разных средств, его доводили до экстаза. Постоянное рассматривание благодарственных табличек, на которых записаны случаи исцеления, музыка, процессии, сон в священном месте и т. п., все это возбуждало веру, надежду и ожидание до высшей степени. Если вообще по роду болезни пациент мог надеяться на облегчение путем психического воздействия, то он и получал его, иногда даже внезапно, в заранее назначенный час.
Так происходило дело, насколько известно, в древне-греческих храмах и так же происходит оно и теперь там, где получаются чудесные врачевания, на самом деле оказывающиеся нисколько не чудеснее обыкновенных результатов психотерапии. Недавно умерший английский врач Мейрс, просмотревший записи и сообщения из разных мест, где совершались чудесные исцеления, нашел, что если ограничиться вполне достоверными фактами, то достигаемые там результаты не больше тех, которые при благоприятных обстоятельствах могут быть получены путем психического лечения. Впечатление чудесного усиливается во всех тех случаях, когда не было предварительного исследования больных, а потому неизвестно, имеются ли у них действительные органические поражения, или только нервные расстройства, т. е. так называемые функциональные заболевания. Только последние могут быть излечены психическим воздействием. Излечение первых было бы действительным чудом, но до сих пор такого явления, к сожалению, никогда не наблюдалось. Что же касается до излечения функциональных расстройств, то в практике всех известных врачей существует множество случаев не менее чудесных.
Многое из сказанного целиком может быть приложено и к так наз. «молитвенному лечению». Одним из известнейших лиц, занимающихся этим, может без сомнения считаться Фредерик Август Болциус, родившийся в 1836 году недалеко от Карлштада в Швеции. Его отец был пьяница и не оставил сыну никакого состояния, так что он принужден был наниматься на работу. До 1864 г. он много страдал, мучаясь сознанием своей греховности, и несколько раз пытался неудачно лишить себя жизни; наконец он решился посвятить себя благу ближних. Лет 20 ходил он по всей Швеции в качестве мелкого торговца и везде исцелял верующих больных молитвами, помазанием и рукоположением. В 1884 году ему удалось исцелить некоторых высокопоставленных особ; с их помощью он основался на родине и уже всецело посвятил себя молитвенному лечению. Из всех северных стран, и даже из Америки, стремились к нему больные, так что приемы его иногда доходили до 200 чел. в день.
Что Болциус действительно излечил многих больных, это не подлежит сомнению, но между ними не было ни одного, страдавшего органическим расстройством; все это были исключительно функциональные неврозы. Существуют, правда, рассказы о том, что он возвращал зрение слепым, слух глухим, и что под влиянием его молитвы восстанавливались даже утраченные члены; что касается этих случаев, то ясное представление о них дает нам в маленькой книжке: «Boltrianismen ettskandinavisk
Kulturbild» врач Торелиус, который долго жил вблизи Болциуса и наблюдал его больных, следовательно, мог иметь точные сведения. По его словам, все приемы Болциуса направлены были на то, чтобы вызвать высшую степень восприимчивости к внушению, которая, доходя до состояния экстаза, действительно делала чудеса, но исключительно в случаях, доступных лечению посредством внушения. Усилению восприимчивости способствовали многие условия, прежде всего громкая слава Болциуса. Больные являлись к нему с усиленной надеждой на исцеление и, так как принято было за правило умалчивать о неудачных случаях лечения, то они и сохранили свою веру. Затем вся обстановка: длинные проповеди Болциуса, хоровое пение, множество костылей и повязок, оставленных излеченными больными и развешанных в ожидальне, и наконец, сами приемы лечения производили, конечно, сильное впечатление. Болциус намазывал больного маслом, растирал его руками, в то время как сам он возносил молитвы к небу, и, наконец, дул на пациента для изгнания злых духов. Если верующий даже не выздоравливал в действительности, то чувствовал себя с этого времени преисполненным надежды на близкое выздоровление. Торелиус исследовал многих слепых, глухих, расслабленных и прокаженных, которые не только по словам Болциуса, но и по собственному мнению были исцелены; однако основательное медицинское исследование не обнаружило никаких действительных улучшений в состоянии пациентов.