Леманн А. Иллюстрированная история суеверий и волшебства

ОГЛАВЛЕНИЕ

ОТДЕЛ III. Современный спиритизм и оккультизм

Предшествующая история современного спиритизма

СПИРИТИЗМ ДО СВЕДЕНБОРГА

В более новых спиритических произведениях часто можно встретить утверждение, будто спиритизм столь же стар, как и человеческий род. Когда такое утверждение,— как это и бывает в большинстве случаев,— выставляют решительно безо всякого доказательства, то оно объясняется, по-видимому, прежде всего стремлением приписать магическим искусствам возможно более древнее происхождение, чтобы тем возвысить их значение и достоинство. Такого рода прием достаточно известен из сочинений более старых магиков. Однако указанное утверждение не совсем лишено основания, так как нельзя отрицать, что суеверие более ранних времен как в теории, так и в практике содержит в себе много такого, что в значительной степени напоминает теперешний спиритизм. Чтобы доказать это, мы должны, конечно, прежде всего с достаточной определенностью выяснить себе сущность современного спиритического учения. Пока же этого не сделано, всякая попытка найти аналогии из более ранних времен будет лишь неуверенным исканием, производимым наугад.
Нелегко, однако, указать главные черты спиритизма, как он существует в наше время: как он ни молод, он, однако, прошел уже многочисленные стадии развития и подразделился на различные направления — на более популярное, собственно спиритизм, и на более научное, оккультизм. Представители науки, интересующиеся спиритизмом, внесли в его изучение некоторые требования, не известные широким слоям общества, напр, знание законов природы и душевной жизни. Поэтому они должны были понимать спиритические явления иначе, чем «неученые» люди. Но даже если мы оставим в стороне научные, оккультистические теории и ограничимся лишь собственно спиритизмом, о котором пока только и будет речь, то и тут мы далеко не найдем общего согласия по всем пунктам. Можно провести резкую границу между англо-американским и французским направлениями; первое совершенно отвергает один из главных пунктов последнего. Впрочем, это разногласие, по-видимому, существенным образом связано с некоторыми религиозными вопросами, которые едва ли имеют особенно значительное влияние на характер спиритизма, какое бы решение они себе ни находили. Ведь спиритизм получает свой своеобразный отпечаток от учения о природе духов и об их отношении к людям, а касательно этого все, по-видимому, согласны со следующими положениями:
Человеческая душа бессмертна и после смерти тела может вступать в общение с живущими людьми и вызывать ряд физических и психических явлений, которые не в состоянии вызвать человек, по крайней мере, насколько мы теперь знаем, силы природы и душевную жизнь. Чтобы духи или души умерших могли вступать в общение с миром людей, для этого необходим в качестве посредника особенным образом одаренный человек, так называемый медиум. Способность быть медиумом, «медиумизм», присуща в большей или меньшей степени каждому человеку, но даже и наиболее совершенные природные дарования должны быть развиты путем упражнения.
Этим содержание спиритизма, конечно, далеко не исчерпывается, это только его характеристические положения, формулированные коротко и ясно. Если взять их в качестве исходного пункта, то нетрудно будет отыскать подобные мысли даже в самых старинных письменных преданиях, где иногда встречаются также и определенные указания, каким образом можно вступать в общение с духами. Как мы видели выше, у египтян существовало древнейшее верование, что душа, кху, может после смерти возвращаться на землю, принимать различный вид и даже проникать в живых людей, «занимать» их (сравни выше, стр. 106). У Гомера мы находим подробное изображение того, каким способом Одиссей вступил в сношение с духами (сравни выше, стр. 46). Это, вероятно, древнейший медиум, о котором имеется определенное известие; правда, его метод, бесспорно, представляет собой нечто иное, чем наши медиумические приемы, но этому не следует придавать большого значения. Ведь все спириты согласны в том, что душа не тотчас же после смерти становится совершенной. Ею владеют еще все представления земной жизни, которые лишь постепенно должны уступить место высшему разумению. Поэтому вполне естественно, что грек Одиссей, желавший говорить со своими лишь недавно умершими друзьями, должен был прибегнуть к средству, которое в то время считалось пригодным для воздействия на духовные существа; на этом основании он принес жертву умершим, как обыкновенно делал это по отношению к богам, и тем именно достиг своей цели, вызвал к себе духов и получил от них указания относительно будущего. Таким образом, его цель была та же, как и у теперешних спиритов, только метод у него был иной, каковым он и должен был быть. Если бы Одиссей прибег к современному приему и стал со своими товарищами вокруг стола, то он едва ли достиг бы чего-нибудь; во-первых, греческие бронзовые столы были чрезвычайно тяжелы и неудобоподвижны, а затем ни Одиссей, ни его умершие друзья не умели читать и писать, так что попытка вызвать письменное сношение при помощи стука окончилась бы, конечно, неудачей. Отсюда мы видим, что хотя основные мысли остаются теми же, однако каждое время имеет свои особые методы, согласующиеся с общепринятыми представлениями данной эпохи. Этим объясняется и то, что чем ближе подходим мы к нашему столетию и чем более духовная жизнь становится, в общем, похожей на нашу, тем более и спиритическая практика принимает свой теперешний характер.— Здесь я могу привести еще одно свидетельство древности. В конце древнего мира мы встречаемся с упомянутой выше (стр. 108) книгой «De mysteriis» и видим из нее, что ее автору вполне известен медиумизм и условия, при которых может действовать медиум. Он знает, что медиум должен быть приведен в особое состояние, называемое им экстазом, восхищением или энтузиазмом; это, очевидно, то самое состояние, которое теперь носит название «транс». Затем он указывает на большое различие в силе медиумов. Обыкновенный маг, говорится в «Книге о мистериях», может действовать лишь с помощью демонов, но он и вызывает только призрак, а не действительность. Напротив, теург, благочестием возвышающий свою душу до подобия богам, на самом деле может вызвать то, что хочет. На теперешнем спиритическом языке это значит, что менее совершенный и менее развитой медиум может вступать в сношение лишь с низшими, лживыми и злыми духами, сообщения которых обыкновенно оказываются обманом; чтобы вызывать выше стоящих духов, медиум непременно должен достичь высокой степени развития и быть благочестивым человеком.
В средние века и в более новое время указанное сходство с современным спиритизмом проявляется все сильнее и сильнее. Я не буду останавливаться здесь на ученых приемах, какими пользовалась научная магия, чтобы вступать в сношение с духами: они с достаточной подробностью изложены выше (стр. 147— 150). Нельзя отрицать, что в теоретическом отношении мы находим здесь существенные уклонения от теперешнего спиритизма. Ученые магики делали различие между интеллигенциями (ангелами) и демонами и считали эти две группы духовных существ за особые создания, не имеющие ничего общего с душами умерших. Теперь, напротив, думают, что как ангелы, так и демоны являются лишь определенными ступенями в развитии душ, живших прежде на земле. Не надо, однако, придавать этому различию большого значения, так как оба направления согласны в том, что эти духовные существа, каково бы ни было их происхождение, могут вступать в общение с людьми. Что касается практики, то ученые магики, правда, прибегали к массе замечательных фокусов, которые соответствовали их ложному представлению о Вселенной, но на эти фокусы надо смотреть лишь как на совершенно ненужные придатки. Большое значение придавали они также употреблению при заклинаниях наркотических курений, откуда мы видим, что они считали необходимым экстатическое состояние и даже знали средство, как его вызывать. В общем, практическую кабалу надо считать особой формой спиритизма, затемненной некоторыми излишними вещами.
Когда таинственные науки вошли во всеобщее употребление и для них перестали считаться необходимыми значительные научные средства, то вместе с этим преобладающее значение получила сущность упомянутых магических фокусов, общая с теперешним спиритизмом. Так, в сочинениях, относящихся к XVII веку и началу XVIII, встречаются указания относительно развития медиумизма, вполне согласные с тем, что говорится об этом в новейших сочинениях. Мы находим здесь лишь одно существенное различие, обусловливаемое духом времени. Как известно, церковь никогда не относилась дружелюбно к магическим фокусам, особенно же к заклинанию духов, и еще два столетия тому назад прибегала к весьма сильным средствам, чтобы удерживать людей от подобного рода опытов. Поэтому если кто хотел ими заниматься, то ему всего лучше было делать это втайне. По той же причине не могло быть речи и о том, чтобы выработать из себя медиума с помощью кружка единомышленников, приходилось достигать этого одними своими силами. При таких обстоятельствах и Вьгоабот-ка эта требовала более долгого времени, потому что, как прекрасно знают это спириты, усиление и развитие медиума в значительной степени зависит от того, действует ли он в «гармоническом» кружке. Где же этого условия нет, там и развитие должно идти медленнее. За этим исключением развитие медиумизма происходило совершенно так же, как и теперь, и результат получался тоже одинаковый.
В одной небольшой, но замечательной книге Авраама Вормсского «Книга истинной практики в древнейшей божественной магии», относящейся, вероятно, к XVII столетию, находится полное указание, каким образом развить в себе медиума по методу тогдашнего времени. Для этого нужны прежде всего молитвы, воззвания и другие священные обряды, и весь процесс совершается ровно в полтора года. В течение всего этого времени не происходит ничего особенного, но в конце концов получается вполне развитый медиум.
«В первый день (четвертого полугодия), прежде чем наступит полдень, как только пламенная молитва изыдет из твоего сердца и проникнет через облака пред лицо Бога, ты увидишь, что всю комнату наполняет необычайный свет и вокруг тебя распространится приятный запах».
Мы едва ли ошибемся, если примем, что здесь речь идет о тех световых явлениях, которые так часто бывают при теперешних спиритических сеансах.
«На третий же день ты испытаешь, насколько ты успел за время этих 18-ти месяцев в усвоении истинной мудрости Господа, когда перед тобой явится подлинный твой ангел-хранитель, избранный ангел Господа, в образе прекрасного ангела и обратится к тебе со столь дружественным и милым словом, что подобной сладости не может выразить никакой человеческий язык. Он объяснит также тебе, в чем состоит истинная мудрость, откуда она идет, погрешил ли ты и каким именно образом в своей деятельности, чего тебе еще недостает, как ты можешь и должен поступать впредь, чтобы повелевать злыми духами и всякое твое предприятие доводить до счастливого конца».
Здесь мы имеем, очевидно, материализированного духа, который наставляет медиума, как это случается и теперь, и берется руководить им. В следующих строках мы ближе коснемся современных параллелей к этому старинному изображению, что откроет нам значительное сходство между старым и новым.
Уже и в те времена вполне точно знали, каким образом может развиваться медиумизм. Но было известно также,— притом, вероятно, в гораздо большей степени, чем теперь,— внезапное и непроизвольное (самопроизвольное) наступление медиумизма. Летописи процессов против ведьм полны сообщений об «одержимости бесами»; сообщения эти вполне согласуются с описаниями, какие встречаются в современных спиритических журналах под названием «самопроизвольные приступы медиумизма». При таких приступах в сношение с людьми вступают обыкновенно низко стоящие, злые духи (нечистые); они терзают и мучают медиума и его окружающих своими проявлениями, откуда легко понять, почему несколько столетий тому назад в подвергающемся такому приступу человек видел «одержимого дьяволом». Предполагалось, что ближайшую причину такой одержимости надо искать в ведьме, желавшей за что-нибудь отомстить; поэтому указанные приступы постоянно служили поводом для начала процесса.
Нам нет нужды далеко ходить за примерами такой «одержимости», «самопроизвольного медиумизма» или как бы там ни называли это явление. Достаточно будет привести лишь одну типичную историю *,

----------------
* В Дании она известна под названием «Koge Huskors». Прим. автора.

записанную одной женщиной, Анной Бартскьер, в семье которой она произошла в 1608— 1609 гг.; в 1674 г. история эта была издана с дополнениями и пояснениями ректором в Герлуфсгольме, магистром Брунсмандом. Несколько цитат из 1-й главы этой книги покажут, что уже три века тому назад вполне были известны явления, которые играют такую большую роль в теперешнем спиритизме.
«Первый раз пережили мы страх в нашем доме ночью, когда мы с моим покойным мужем Гансом Бартскьером лежали в постели; тогда под нашим изголовьем послышались звуки, подобные тому, как когда наседка сзывает своих цыплят. Через некоторое время покойный Ганс Бартскьер отправился в Германию. Спустя четырнадцать дней у нас начался великий ужас, и мы стали свидетелями отвратительных вещей. При нас находился маленький мальчик двенадцати лет, сын дяди моего мужа по матери. Когда вечером он должен был лечь спать, он начал кричать и плакать, говоря, что не решается ложиться на чердаке, так как там вокруг него происходит столько гадкого. Тогда я положила его у нас в комнате. Вскоре после того, как он улегся, мы услыхали его жалобные крики. Мы поспешно подбежали к нему: все четыре кроватные ножки, качаясь, подбрасывали его туда и сюда; его глаза были так широко раскрыгы^как только это возможно, и никто не мог их закрыть; его рот был так стиснут, что никто не мог его разжать. Мы долго стояли возле него, пока он опять не получил голоса и не закричал... Вечером (следующего дня), когда мы собирались ужинать, он стоял возле стола, чтобы получить свою долю. Тогда я сказала ему: «Яков, поешь, иди спать и поручи себя охране Бога. Если с тобой опять начнется то же, что в прошлую ночь, ты нас всех этим так напугаешь, что мы должны будем убежать из дома».— Когда я это сказала, комнатная и кухонная двери распахнулись настежь. Мальчик быстро был выхвачен от стола во двор и поднят на воздух на полтора фута от земли. Так висел он в воздухе с вытянутыми руками, открытыми глазами и сжатым ртом. Его подбородок то поднимался, то опускался, как бы собираясь отвалиться. Мы схватили его за ноги и за плечи и тянули его изо всех сил, желая опустить его на землю. Но мы не могли сдвинуть его с места. Тогда мы здесь же пали все на колени и стали взывать к вечному Богу, чтобы он явил нам милосердие и сострадание. И когда мы помолились, он был освобожден и стал на землю, но его рот был еще стиснут, а он не мог совсем говорить».
Медиумические явления, здесь упомянутые, это — частью ударные звуки, именно клохтанье наседки под подушкой, частью самостоятельные движения неодушевленных предметов, дверей и кровати, наконец, висение медиума в воздухе, так называемая левитация. Впоследствии у нас будет много случаев поговорить обо всем этом подробнее; читатель, недостаточно знакомый с такими явлениями за более новое время, пусть только прочтет отдел о возникновении современного спиритизма, откуда он увидит, что пресловутые истории о гайдсвильском и стратфордском привидениях представляют из себя лишь копии, притом, конечно, весьма слабые копии, только что рассказанного случая.
Этим мы покончим с более старыми формами спиритизма и медиумизма и перейдем теперь к краткому описанию жизни и деятельности человека, который, бесспорно, имел наибольшее непосредственное влияние на суеверие нашего времени.

ИММАНУИЛ СВЕДЕНБОРГ

«Иммануил Сведенборг, самый замечательный провидец более нового времени, родился 29 января 1688 г. в поместье Сведен в Даларне. Он был второй сын ученого епископа Яспера Сведберга и получил вместе со своими сестрами весьма тщательное и благочестивое воспитание. Еще на родине приобрел он значительные познания в теологии и древних языках. В Упсальском университете он изучал главным образом естествоведение и продолжал эти занятия за границей, когда чума заставила его в 1710 г. покинуть Упсалу. Через четыре года он возвратился домой с богатыми познаниями, как о том свидетельствует составленное им ученое сочинение по математическим и физическим вопросам. Он был приглашен государством в качестве советника при устройстве каналов и доков, потом был членом горной коллегии, и в этих должностях им были сделаны многочисленные изобретения и усовершенствования. Благодаря своим выдающимся сочинениям по физике и минералогии он приобрел себе такую громкую известность в качестве ученого, что был избран членом большинства ученых обществ. Сверх того, за свои заслуги отечеству он был возведен в дворянское достоинство под фамилией Сведенборг».
Такова внешняя сторона жизни Сведенборга. Она настолько блестяща, что кажется необъяснимым, почему знаменитый естествоиспытатель в 1745 г. внезапно просит об отставке от всех должностей и посвящает остаток своей жизни все-таки более сомнительному занятию предсказателя и мистика. Но его жизнь имеет
также «темную сторону», менее привлекательную, здесь-то именно и надо искать причину этого явления. Из этой темной истории известны начало и конец, но нетрудно представить себе и то, что происходило в середине. Началом служит несчастная юношеская любовь. Хотя он и обручился уже со своей возлюбленной, но, заметив вскоре, что она идет за него вследствие принуждения со стороны своих родителей, он возвратил ей ее слово. Но забыть ее он не мог и навсегда остался холостяком.
Заключение истории мы знаем из дневника, который вел Сведенборг в 1743—1744 гг., проезжая по Голландии в Англию. Книга эта содержит весьма мало сведений о самом путешествии и о том, что Сведенборг видел в различных местах; все ее содержание состоит из подробнейших описаний его снов и его внутренней жизни. Из этих описаний Сведенборг выступает как человек, нервная система которого была совершенно расстроена половыми излишествами, которые он сам называет своей «ночной главной страстью». Сны его полны женских образов, свое отношение к которым он изображает с такой подробностью и откровенностью, что Сведенборг едва ли, конечно, думал когда-либо о том, что эта книга может со временем быть предана гласности. Но мало того, что его сны вращаются около половых отношений,— и во время бодрствования его сознание находится во власти подобных же представлений, так что он не в состоянии работать. Единственный способ, каким он может на короткое время освободиться от таких отвратительных мыслей, заключается в том, что он пламенно взывает к Богу и прибегает под покровительство распятия. В то время как он находился в таком состоянии борьбы между глубокими религиозными размышлениями и мыслями самого противоположного свойства, он имел ночью с 6 на 7 апреля 1744 г., в полубодрственном состоянии, первое так называемое «видение».
Оно описано в дневнике следующим образом: «Около десяти часов я лег в постель; спустя полчаса я услыхал под головой стук и подумал, что искуситель теперь исчезнет. Вслед за тем я испытал при продолжающемся шуме сильное потрясение с головы до ног. Мне показалось, будто надо мной находится нечто священное; потом я заснул. Примерно между 12 и 2 часами по мне снова пробежала дрожь с головы до ног, причем слышался такой шум, как если бы столкнулось много ветров.

Это привело меня в сильное сотрясение и повергло ниц. В то мгновение, когда я был сброшен, я был в полном сознании и видел, что сброшен, и дивился, что бы это обозначало. И я начал говорить, как если бы я был бодрствующим, но оказалось, что слова были вложены в мои уста, и я сказал: «О всемогущий Иисус Христос, то, что ты по твоей великой милости соизволяешь прийти к столь великому грешнику, делает меня достойным твоей милости!». Я сложил свои руки, и тогда показалась рука, которая крепко охватила мои руки; вслед за тем я стал продолжать свою молитву и сказал: «Ты обещал оказать милость всем грешникам, ты не можешь не сдержать своего слова!» В то же мгновение я уже был на его лоне и видел его лицом к лицу, и это был облик со святейшим выражением, которого нельзя описать» и т. д.
После этого случая, который Сведенборг считает за действительное откровение, он убежден в милости Божией. Он продолжает свои религиозные размышления и чтение Библии и вместе с тем, по-видимому, все более и более овладевает своими отвратительными мыслями. Но при этом, конечно, его нервная система еще долго не может оправиться, что видно хотя бы из того, что он год спустя после первого видения имеет второе, в котором он видит себя как человека, призванного Богом для возвещения нового откровения. Об этом видении он сообщает следующее:
«Я был в Лондоне и ужинал поздно вечером в обычной гостинице, где я имел свою собственную комнату, чтобы оставаться одному. К концу ужина я заметил, что перед моими глазами расстилается как бы облако, и я увидел, что пол был покрыт противными пресмыкающимися, змеями, ящерицами, жабами и другими. Я тем более испугался при этом, что сделался почти полный мрак. Однако мрак скоро исчез, и я увидел сидящего в углу комнаты мужа, окруженного лучезарным светом; он сказал мне громким голосом: «Не ешь так много!» При этих словах видение исчезло, а придя в себя, я быстро пошел домой, никому не сообщив об этом случае. Я много размышлял о нем, но не мог объяснить себе явления. Следующей ночью мне снова явился тот же блестящий образ и сказал: «Я Господь Бог, творец и искупитель, я избрал тебя для объяснения людям внутреннего духовного смысла священного писания и буду внушать тебе то, что ты должен писать». Муж был одет в пурпур, и явление продолжалось около получаса. В эту ночь открылся мой внутренний взор, так что я получил возможность видеть духов на небесах и в аду, среди которых я увидел и раньше мне известных. С этого момента я отрешился от всех светских дел, чтобы исключительно посвятить себя духовным размышлениям,-какхэто мне было приказано. Впоследствии взор моего духа часто открывался, так что я среди дря мог видеть то, что происходит на том свете, и мог говорить с духами как с людьми».
Рассказ этот в высшей степени достоин внимания. Первая часть видения, множество отвратительных гадов, могли бы, пожалуй, служить указанием на состояние, похожее на бред, но так как Сведенборг постоянно отличался большой умеренностью в еде и питье, то в его нервной системе надо предположить другого рода расстройство. Насколько он был болен, явствует также и из последующей части видения. Весьма, конечно, невероятно, чтобы Бог действительно открылся ему с целью приказа ему меньше есть. Видение это было просто галлюцинацией. Тем не менее Сведенборг считает себя призванным в качестве орудия нового откровения. Отсюда становится понятным и то, почему он внезапно возвращается к частной жизни; всякий беспристрастный судья согласится, однако, что его позднейшая деятельность в качестве прорицателя происходит, говоря снисходительно, из несколько мутного источника.
Сведенборг не переставал сноситься с духами до самой своей смерти, последовавшей в 1772 г. Он виделся и говорил не только с лицами, которых он знал при их жизни, но далее с такими людьми, как Вергилий, Лютер и Мелангтон; с ними он вел разного рода поучительные разговоры. Мы зашли бы слишком далеко, если бы подробнее остановились на всех этих явлениях. Но чтобы показать, насколько сам Сведенборг был проникнут верой в их действительность, мы приводим одно из этих свиданий с духами, при котором присутствовал известный абоский профессор Портан. Он посетил Сведенборга в Лондоне, но не мог его видеть немедленно, так как у того находился кто-то другой. Портан слышал также, что Сведенборг оживленно разговаривает с кем-то в соседней комнате, но он не мог уловить ни одного звука из того, что говорил другой. Затем дверь отворилась, и Сведенборг, продолжая разговор, проводил невидимого для Портана посетителя до двери, где с величайшей вежливостью простился с воображаемым лицом. После этого он обратился к Портану и рассказал ему, что у него сейчас был Вергилий, который отнесся к нему чрезвычайно дружелюбно и сообщил ему различные интересные сведения.
Подобные явления Сведенборга не представляют из себя ничего удивительного, так как они просто указывают на больной мозг, который вызывал перед ним в виде галлюцинаций те лица, которые его живо интересовали. Зато у него развился, вероятно, также после 1743 г. другой дар, вызвавший много в высшей степени загадочных явлений. Именно он стал сновидящим во времени и пространстве, так что мог видеть, как то, что должно случиться в будущем, так и то, что в данную минуту происходило в отдаленных местах. Относительно этого имеются многочисленные известия, и так как большинство их записано людьми, способными к критике и отнюдь не легковерными, которые употребляли всевозможные усилия, чтобы выяснить истинную сущность явления, то эти истории не могут быть отвергнуты без дальнейших рассуждений как вымышленные. Так, знаменитый современник Сведенборга, Иммануил Кант, указывает в различных сочинениях результаты своих исследований относительно его ясновидения.
Мы приведем здесь несколько случаев, сообщаемых Кантом.
Самым замечательным примером Сведенборгова ясновидения является, конечно, его известное указание на стокгольмский пожар, 1 сентября 1758 г. Сведенборг возвратился в Швецию и в 4 часа пополудни сошел на берег в Готенбурге. Один из его друзей тут же пригласил его в гости. Около шести часов Сведенборг оставил общество, но через минуту снова возвратился, бледный и испуганный. Он рассказал, что в Стокгольме свирепствует большой пожар; он чувствовал себя очень неспокойно и часто выходил на свежий воздух. Около восьми часов он сказал, что пожар потушен как раз за три дома до его собственного жилища в Стокгольме. Эти указания Сведенборга, конечно, немедленно стали известны в городе и дошли до слуха губернатора. Последний отправил на следующее утро к Сведенборгу своего посланного, которому тот описал все подробности пожара. Только в понедельник вечером из Стокгольма в Готенбург прибыла эстафета, а во вторник утром — королевский курьер. Привезенные, таким образом, сообщения вполне согласовались с описаниями Сведенборга. Кант записал это происшествие около шести лет спустя после того, как оно случилось. Свои сведения он получил от одного друга, лично бывшего в обоих упомянутых городах и говорившего с очевидцами, которые еще хорошо помнили этот замечательный случай. Кант рассказывает еще подобный же пример. Госпожа Мартевиль, вдова голландского посла в Стокгольме, получила от одного золотых дел мастера счет на 25 000 голландских гульденов. Она была убеждена в том, что ее умерший муж, весьма добросовестно относившийся к денежным делам, уже давно заплатил по этому счету, но не могла отыскать расписки мастера. Тогда она обратилась к Сведенборгу и попросила его, если он встретит в мире духов ее мужа, осведомиться у него относительно счета. Сведенборг обещал; затем, придя через три дня, рассказал, что он говорил с господином Мартевилем; последний сообщил ему, что помянутая расписка лежит в тайном ящичке одного шкафа. И действительно, она была там найдена. Как можно отсюда видеть, Сведенборг верил, что он получает свои сведения от духов,— убеждение, которому мы не придаем большого веса. Эта история, как и первая, скорее должна указывать на ясновидение, если только она, на самом деле, произошла так, как она здесь рассказана. Дело в том, что второй муж госпожи Мартевиль дал впоследствии более точное описание этого случая. По его словам, госпожа М. видела ночью во сне, где находится расписка; она немедленно встала и действительно нашла ее там. На следующее утро пришел к ней Сведенборг и рассказал, что она ночью видела сон, будто расписка лежит в упомянутом шкафу. Это было как раз там, где госпожа М. сама нашла ее. Хотя при таком изображении дело не становится понятнее, однако то обстоятельство, что один и тот же случай рассказан столь различно, делает вероятным, что все произошло гораздо более естественным образом.
Существует также множество рассказов и о способности Сведенборга предвидеть будущее. Так, говорят, он предсказал день и час окончания одного морского путешествия, причем удивительно то, что назначенный им срок был короче, чем какой обыкновенно употребляли для этого путешествия при благоприятных обстоятельствах. В одном обществе Сведенборга спросили, кто из присутствующих умрет первый. Сведенборг открыл спрашивавшему, что некто О. О. (один из присутствующих) умрет уже на следующее утро без четверти шесть; это, как говорят, и случилось на самом деле. Мы не будем, однако, дольше останавливаться на этих удивительных историях, в которых истина, вероятно, настолько перемешана с ложью, что отделить их друг от друга было бы теперь уже невозможно. Гораздо больший интерес имеют для нас мистико-религиозные сочинения Сведенборга: в них мы находим все теоретическое обоснование современного спиритизма, который, несомненно, заимствовал оттуда свои наиболее важные положения.
Сведенборг написал множество, обширных произведений, в которых он изложил свои теологические рассуждения и толкования священного писания. Он рассуждает при этом в совершенно кабалистическом духе, отыскивая в каждом слове писания новый скрытый смысл. «В каждом отдельном выражении слова Божия лежит внутреннее значение, так что под ним надо понимать не естественные и мирские вещи, заключающиеся в его буквальном значении, а духовные и небесные; и это справедливо не только относительно значения многих слов, взятых вместе, но и относительно каждого отдельного слова». Эти мистические толкования, благодаря которым Сведенборг стал основателем новой религиозной секты, не имеют для нас никакой важности; здесь мы должны коснуться лишь одной стороны его учения, трактующей о духах, т. е. о душах умерших людей, и об их положении. Почти все, относящееся к этому вопросу, заключается в его сочинении «De Coelo et ejus mirabilibus et de inferno, ex auditis et visis», Лондон, 1758 г. Книга эта, очень скоро переведенная на различные европейские языки, есть, бесспорно, самое распространенное из его произведений, и сравнение между содержащимися в ней учениями и современными спиритическими воззрениями ясно показывает, как много последние заимствовали от Сведенборга. Мы не будем, однако, производить здесь подобного сравнения, а лишь рассмотрим главные пункты учения Сведенборга. Читателю самому будет легко потом сравнить их со сделанным ниже изложением спиритизма.
Учение Сведенборга во многих отношениях отклоняется от протестантизма и приближается к католицизму, именно главным образом в том, что оно признает существование мира духов, т. е. такого среднего состояния, через которое душа проходит после смерти, чтобы быть приготовленной или для неба, или для ада.
«Мир духов есть не небо и не ад, а среднее место и среднее состояние между небом и адом; туда прежде всего приходит человек после своей смерти, и по отбытии там некоторого срока, сообразно со своей жизнью на свете, или возносится на небо, или же низвергается в ад».
«Продолжительность пребывания в этом мире не определена; некоторые только входят в него, чтобы немедленно быть или вознесенными на небо или низвергнутыми в ад; другие остаются здесь в течение нескольких недель, иные же в течение многих лет, но не свыше тридцати».— В противоположность всем прежним понятиям о сверхземных вещах Сведенборг принимает, что первоначально не существовало ни ангелов, ни дьяволов; все это, по его мнению, бывшие люди. «В христианском мире совсем не ведают о том, что небо и ад населены человеческим родом; думают, будто ангелы созданы с самого начала, и, таким образом, возникло небо, а также будто дьявол, или сатана, был светлым ангелом, но^впоследствии за непокорность был низвергнут вместе со своей свитой, через что и возник ад. Ангелы сильно удивляются тому, что в христианском мире существует такое верование. Поэтому они хотят, чтобы я от их имени подтвердил достоверность того, что во всем небе нет ни одного ангела, который был бы создан таковым с самого начала, а также в аду нет ни одного дьявола, который был бы создан ангелом света и затем низвергнут, но что все эти небесные и адские существа происходят от человеческого рода».
Все духи, ангелы и дьяволы, имеют человеческий образ
«Что дух человека после своего отделения от тела остается человеком и имеет такой же образ — в этом убедил меня ежедневный опыт многих лет; я тысячи раз их видел, слышал и говорил с ними. Поэтому, сделавшись духом, человек сознает, однако, что он заключен в тело, которое он имел на земле, и, следовательно, не знает даже и того, что он умер. Человек-дух сохраняет также все внешние и внутренние чувства, какие у него были на земле. Он видит, слышит и говорит по-прежнему, так же обладает обонянием и вкусом, и когда его трогают, он и это чувствует по-прежнему. Он по-прежнему также имеет стремления, желания, потребности, думает, рассуждает, подвергается влияниям, любит и имеет волю, и если кто отличается любовью к научным занятиям, тот читает и пишет по-прежнему».
Чтобы входить в общение с духами, человек должен находиться в особенном состоянии. Но состояние это может иметь две различные формы в зависимости от того, отвлекается ли человек (т. е. дух живущего человека) от тела или же тело уводится от духа в другое место.
«Что касается первой формы, извлечения из тела, то оно происходит таким образом: человек приводится в известное состояние, занимающее середину между сном и бодрствованием. При этом он сознает, однако, что вполне бодрствует. В таком состоянии я совершенно явственно видел и слышал духов и ангелов и даже странным образом прикасался к ним, именно так, как будто бы мое тело не принимало в этом особенного участия.
Что же касается второй формы, именно отвлечения тела от духа в другое место, то я 2—3 раза живо испытал, что это такое и как оно случается. Приведу лишь один пример. Я шел по улицам одного города и по полям и в то же самое время вел беседу с духами, вполне, однако, сознавая, что я бодрствую, и даже видя все совершенно так же, как и всегда. Но после того как я, таким образом, ходил в течение многих часов, я внезапно заметил и увидел уже телесными глазами, что я нахожусь в совершенно другом месте».
Мы узнаем от него также, каким образом происходит разговор духов с людьми. «Беседа ангелов и духов с человеком слышна так же явственно, как и беседа человека с человеком; но из присутствующих ее не слышит никто, кроме лишь того, с кем идет разговор. Причина этого заключается в том, что речь ангела или духа сначала достигает мыслей человека, а отсюда уже по внутреннему пути доходит до его органа слуха, так что этот последний приводится в движение изнутри». Такое явление всего лучше, конечно, было бы назвать одержимостью. «Но в настоящее время редко кому дано говорить с духами, так как это опасно: в таком случае духи узнают, что они находятся при человеке, чего они иначе не знают; между тем природа злых духов такова, что они питают смертельную ненависть против человека и ничего так не ищут, как того, чтобы погубить как его душу, так и тело». Можно бы было распространить эту цитату еще дальше и изложить большую часть главных положений современного спиритизма просто в виде выдержек из произведения Сведенборга. Но для нас будет достаточно приведенного, так как мы указали здесь наиболее важные пункты.

НЕМЕЦКИЕ ПНЕВМАТОЛОГИ

Нет ничего нового под луной. Движение подобное тому, которое в наше время исходит от американских спиритов, уже существовало некогда, хотя, конечно, в меньшем объеме. Приверженцы Сведенборга распались на два направления — на популярно-некритическое и на более научное. Первое слепо приняло самые дикие фантазии «северного духовидца» относительно неба и ада за религиозные догматы и построило на них особую религию, «церковь нового Иерусалима». Другое направление, представляемое, главным образом, немецкими врачами, юристами и теологами, сначала усвоило лишь основные мысли Сведенборга о возможности общения между людьми и миром духов; впоследствии же эти мысли получили дальнейшее развитие и были приведены в согласие с наличным научным знанием различных времен. Это последнее направление, так называемая немецкая пневма-тология, или «учение о духах», имеет для нас здесь особенный интерес, так как пневматологам принадлежит та бесспорная слава, что они впервые изложили учение, известное теперь под именем «спиритизм». Мы не хотим этим сказать, будто идеи американских спиритов представляют из себя лишь заимствования у немецких пневматологов. Вероятно, американцы не знали этих последних даже по имени. Тем не менее остается фактом, что учение, согласное с американским спиритизмом, было разработано европейскими учеными, по крайней мере, за два десятилетия до начала современного спиритического движения. Мы изложим в кратких чертах этот европейский спиритизм, или пневматологию. Так как, однако, мы зашли бы слишком далеко, если бы стали останавливаться на различии точек зрения у отдельных исследователей, то здесь будут упомянуты лишь те лица, воззрения которых существенным образом сходятся с воззрениями современных спиритов.
Истинным теоретиком пневматологии был Йог. Генрих Юнг-Штиллинг.
Он родился в 1740 г. в Нассау, в семье одного бедного сельского учителя. Его дед и бабушка, у которых он воспитывался, были строгими пиетистами, что не мешало им, однако, отличаться суеверием, так что его фантазия с ранней юности была занята историями о предчувствиях, предзнаменованиях и нечистой силе. Он изучал медицину в Страсбурге и приобрел большую известность в качестве глазного врача; впоследствии он был профессором политических наук в Гейдельбергском университете. Умер он в 1817 г.
Юнг-Штиллинг написал множество мистико-религиозных сочинений и романов, которых мы не будем здесь рассматривать. В его «Теории духоведения» (Нюрнберг, 1808) дано связное изложение его учения о духах, так что мы можем исключительно держаться этого произведения. В существенном автор держится здесь точки зрения Сведенборга. Но это произведение приобретает особый интерес от того, что оно содержит первую попытку объяснить отношение человека к миру духов с помощью гипнотизма. Движение, вызванное в 1779 г. Месмером, повлекло за собой более близкое знакомство с гипнотическими, или (как тогда выражались) месмерическими, или животно-магнетическими явлениями. Юнг-Штиллинг в качестве врача, конечно, хорошо был знаком с ними, а так как тогда думали, что, придя в глубочайшее гипнотическое состояние, в сомнамбулизм, человек может стать ясновидящим, то естественно было воспользоваться этим признанным фактом для объяснения ясновидения. Теория Юнг-Штиллинга потому достойна внимания, что она почти предвосхищает положения современного оккультизма. Человек состоит из тела, души, или нервного духа, и настоящего духа. Дух имеет божественное происхождение, его познавательная способность была бы безгранична, если бы нервный дух не связывал его с телом. Эта связь между телом и духом в значительной степени может быть устранена месмерическими приемами, благодаря чему познавательная способность сомнамбулов освобождается, они становятся ясновидящими в пространстве и во времени и могут даже получить дар духовидения. Когда дух живого человека вместе с нервным духом освобождается от тела, то он может являться другим людям в весьма отдаленных местах; таким образом, сомнамбул может обратиться в двойника. В этом случае он становится видимым благодаря тому, ч.то дух через посредство нервного духа привлекает к себе материю из окружающей его в данный момент обстановки и, таким образом, формирует для себя тело. Поэтому призрак может стать видимым сразу для многих. Здесь, очевидно, предвосхищены существенные пункты объяснения современных материализации. То же самое найдем
мы и относительно большинства других спиритических явлений и теорий, если поближе познакомимся с сочинениями Юнг-Штиллинга. Мы не будем, однако, останавливаться на них, так как в противном случае предстоящее нам далее изложение современного спиритизма оказалось бы лишь скучным повторением. Между тем спиритическая теория и практика нашего времени, бесспорно, могут претендовать на наше преимущественное внимание, так как они получили такое распространение и значение, каких никогда не было у старой пневматологии.
В одном отношении европейский спиритизм имел ценные результаты: он пробудил интерес к старым формам суеверия, еще сохранившегося в народе, и вызвал усердные заботы, направленные на собирание соответствующих сведений. Так как для понимания суеверия прежде всего необходимо, чтобы человек был знаком с самими суеверными представлениями, то подобные сборники материала имеют, очевидно, немалую научную ценность. Величайшая заслуга в этом отношении принадлежит проповеднику Георгу Конраду Горсту (1767—1838). Его «Демоно-магия» (Франкфурт, 1818) является первой попыткой написать историю
процессов ведьм. В своей «Волшебной библиотеке» (1821 —1826) он дал точное воспроизведение множества старых книг и рукописей, посвященных различным областям суеверия и волшебства. В этом сборнике он обратил внимание на то, что ясновидение отнюдь не представляет чего-либо необыкновенного и встречается не только у исторически известных ясновидцев, но что существуют целые племена, напр, горные шотландцы, у которых оно принадлежит почти к повседневным явлениям. Затем он собрал в своей «Девтероскопии» (изд. в 1830 г.) множество сообщений об исполнившихся предсказаниях. Здесь он проявил очень критическое отношение к делу, постоянно стараясь добыть необходимый материал для суждения о достоверности ясновидца, о котором идет речь. Благодаря этому «Девтероскопия» Горста стала образцовым произведением, которое уступает лишь некоторым английским работам подобного рода, появившимся за последние годы. Он отказывается давать какое-либо объяснение многим замечательным случаям; он постоянно повторяет: «Как это объяснить? — Не знаю».

Точно также мы не находим у него никакой систематизации материала, да она, конечно, была бы и весьма затруднительна. Тем не менее автор обращает внимание на существенное различие между такими видениями и снами, которыми предвещается наступившее впоследствии событие, и той гораздо более обычной группой их, когда на такое событие дается лишь символический намек. Примером первого рода могут служить предсказания Сведенборга. Впрочем, оба рода ясновидения могут встречаться наряду друг с другом в одной и той же семье и даже у одного и того же лица.
Для ближайшего пояснения этих явлений я приведу здесь из книги Горста несколько наиболее удостоверенных историй. Они имели место в одной фленсбургской семье Лизиусов, где в каждом поколении имелось по нескольку ясновидящих. Самый выдающийся член этой семьи, Генрих Лизиус, умерший в середине прошлого столетия профессором теологии в Кенигсберге, был ревностным противником веры в ведьм, восставал против их преследования и таким образом, по-видимому, был для своего времени мало суеверным. Этот человек сам отличался ясновидением. Он составил свод видений, бывших в его семье. Его бабушка, Анна Ланг, видела однажды спускающуюся по улице великолепную похоронную процессию, которую она описала во всех подробностях. Описание это могло указывать лишь на похороны какого-нибудь дворянина, между тем таковых совершенно не было на почтовом дворе, откуда, по ее словам, вышла процессия. Но два дня спустя вне стен Фленсбурга произошла дуэль между двумя голштинскими дворянами. Один из них, смертельно раненный, был принесен на почтовый двор и здесь умер; отсюда же последовало и его погребение, притом именно в таком виде, как то заранее было изображено в мельчайших подробностях Анной Ланг. Этот случай иллюстрирует нам прямое предвидение будущего события. Когда старая бабушка захворала, ее кровать поставили в гостиной, чтобы легче можно было ходить за ней. Однажды вечером Лизиус, побывав у нее, хотел возвратиться в свой кабинет. Тогда он увидел перед дверью гостиной гроб, который был поставлен таким образом, как его обыкновенно ставят при парадной постели. Но он стоял на самом неудобном месте во всем доме, загораживая две наиболее нужные для прохода двери. Лизиус тотчас позвал свою старшую сестру (которая тоже была ясновидящей) и спросил ее, не видит ли она и мертвеца. Она испугалась, побледнела и вышла, ничего не ответив. Вскоре после этого бабушка умерла. В день же погребения, в отсутствие и без ведома Лизиуса, гроб был поставлен как раз на том месте, где он его видел раньше, что особенно удивительно именно ввиду того, что место это было выбрано крайне неудачно.
Старинные известия упоминают, как нечто общеизвестное среди горных шотландцев, что в некоторых семьях ясновидение передается по наследству и что лицо, имеющее какое-нибудь видение, может передавать его другому путем простого прикосновения. Это мы видим и из приведенных историй. Бабка и оба внука, а также их мать — все обладают ясновидением; сестра же имеет одинаковое видение с братом, как это довольно ясно доказывает ее смущение.
В качестве примера символического сна можно привести другой факт из жизни Лизиуса. Он был по делам в Копенгагене и лежал однажды вечером на кровати с балдахином, повернувшись лицом к стене. В последнем письме, полученном им из дома, сообщалось, что все обстоит там благополучно. Вдруг в комнате сделалось совершенно светло, и он увидел, что по занавеси кровати скользит тень какого-то человека. «В то же время,— пишет Лизиус,— у меня в уме явилась настойчивая мысль, совершенно как если бы кто-нибудь громко сказал мне «Umbra matris tuae (это тень твоей матери)». Он немедленно исследовал комнату, но не нашел ничего, чем можно было бы объяснить явление. С ближайшей почтой он получил известие, что мать его умерла как раз в тот вечер, когда он имел это видение.
В данном случае смерть матери указана легко понятным символом; в большинстве же подобного рода историй символы настолько причудливы и фантастичны, что поистине нужен немалый произвол, чтобы отыскать в видении даже какое бы то ни было значение. Из богатого сборника Горста я возьму лишь один подобный пример, подлинность которого, как говорят, удостоверена также весьма надежными свидетелями. Одна молодая знатная дама возвратилась совершенно здоровой из гостей домой и легла спать. Когда она раздевалась, то в спальне находились ее компаньонка и ее горничная. Затем компаньонка спустилась по лестнице в свою комнату; на лестнице она увидела свою хозяйку, которая шла к ней навстречу, но не раздетая, как она ее оставила, а в том платье, в каком та ездила в гости. Молодая дама сильно испугалась и села на свою кровать бледная и трепещущая. Вскоре к ней вошла горничная и спросила, что с ней. Компаньонка отвечала: «Я видела...» В то же мгновение горничная воскликнула: «Да, я тоже видела...» Обе они имели одинаковое видение, которое в тот же самый вечер рассказали мужу своей барыни. Последний, конечно, позаботился о том, чтобы жена его ничего об этом не знала, но в ту же ночь она захворала} а восемь дней спустя умерла.
Здесь все-таки представляется весьма сомнительным, правда ли, что обе женщины имели одно и то же видение; во всяком случае, у нас нет никакого ручательства за то, что ни одна из них не дополнила своего рассказа по рассказу другой. Но, помимо этого, случай этот не представляет ничего особенно замечательного. То обстоятельство, что они видели свою госпожу в выездном наряде, есть, конечно, крайне сомнительное предзнаменование смерти; саван был бы более ясным указанием. Вся эта история кажется случайным стечением различных обстоятельств, которых я не буду здесь разбирать подробнее; в последней части этой книги я дам более точную оценку подобного рода рассказам.
Как мы уже сказали, Горст не дает никаких объяснений этим явлениям; он сообщает только, что, по наблюдениям над шотландскими, а также и над другими ясновидящими, глаза их, пока продолжается видение, остаются широко открытыми и неподвижными и что люди в этом состоянии легко подвергаются обмороку, если они внезапно испытают сильное чувственное раздражение. Это указывает, по его мнению, на болезненное, сомнамбулическое состояние, в котором, быть может, и надо искать объяснения. Товарищ Горста, врач и философ Карл-Август фон-Эшенмайер, не обна-¦ руживает, однако, такого трезвого взгляда на вещи. Он прямо утверждает, что эту способность к предчувствиям можно объяснить, лишь признав существование духов-хранителей, которые и вызывают у человека видение. В таком объяснении, Эшенмайер является предшественником современной спиритической теории. Но еще замечательнее, конечно, то, что он, профессор философии XIX столетия, не пошел дальше точки зрения наших древних германских предков: они таже объясняли все подобного рода видения с помощью духов-хранителей (Фильгьяр, сравни стр. 57).

ПРЕФОРСТСКАЯ ЯСНОВИДЯЩАЯ

Мы видели, каким образом Сведенборг развил учение о взаимном общении между миром людей и миром духов и каким образом пневматологи отнесли сюда также ясновидение и такое новое явление, как материализация духов. Этим, однако, далеко не исчерпываются все спиритические теории и опыты. Существует еще обширная группа физических явлений, которым спиритизм в значительной степени обязан своим чрезвычайным распространением и значением. Выше было уже упомянуто, что явления эти вполне были известны в Европе и в более отдаленное время: Горст мог бы собрать о них многочисленные сообщения в документах, относящихся к процессам против ведьм, если бы он не мог найти их в другом месте. Но пневматологам не было нужды довольствоваться историческими свидетельствами: в их исключительном распоряжении находился медиум, Фридерика Гауффе, урожденная Ваннер, которая, быть может, была самым выдающимся медиумом нашего столетия. Она обладала ясновидением как по отношению к будущему, так и по отношению к далекому расстоянию, постоянно имела общение с духами, говорила и писала как медиум и вызывала самостоятельные движения у всевозможных неодушевленных предметов, одним словом, это был универсальный медиум.
Она жила в течение двух лет у известного врача Андрея Юстина Кернера (1786—1862) в Вейнс-берге. Кернер тщательно записывал те замечательные явления, которые происходили у него во время ее пребывания; сверх того, он производил с нею много опытов. Число «сеансов»,— употребляя это современное выражение,— простиралось, по его словам, до двух тысяч. Все, что он наблюдал при этом, собрано им в его большом произведении «Префорстская ясновидящая» (Штутгарт, 1829). Из этой удивительной книги мы заимствуем здесь сведения для краткого описания жизни и деятельности этой ясновидящей.
Фридерика Ваннер родилась в 1801 г. в маленьком горном селении Префорст в Виртемберге. Его обитатели, как и все горные жители, отличаются здоровьем: большинство их достигает глубокой старости, не испытав на своем веку никакой действительной болезни. Обычные в долинах болезни показываются здесь редко; напротив, нервные заболевания часто обнаруживаются уже с детства. Так, в окрестности Префорста дети подвержены эпидемической болезни, сходной с Виттовой пляской, которая постигает их всех одновременно. Фридерика Ваннер, бывшая, по-видимому, необыкновенно здоровым ребенком, не страдала этими нервными припадками. Тем не менее уединенность страны и отсутствие удовлетворяющего занятия привели к тому, что она рано замкнулась в себе и обнаружила склонность к задумчивости. Уже тогда она начала проявлять ясновидение, по крайней мере, в своих снах; когда же впоследствии она перешла в дом своих деда и бабки в Левенштейне, в полутора милях от Префорста, то ей стали показываться и привидения. Когда ей было около 17-ти лет, она вернулась в родительский дом, именно сначала в Префорст, а затем в Оберштенфельд, куда был перемещен ее отец, служивший лесничим. Во время продолжительной болезни ее родителей, потребовавшей от нее много забот и бессонных ночей, ее настроение принимало все более болезненную окраску; она все более углублялась в себя. В 1821 г. она вышла замуж за кирнбахского купца Гауффе, и с тех пор ее жизнь приняла совершенно иной характер. Кирнбах лежит в глубоко замкнутой горами долине; климатические условия были здесь другие по сравнению с теми, к каким она привыкла раньше. Гораздо хуже было, однако, то, что в качестве жены делового человека она была вынуждена вести большое хозяйство, тогда как прежде она знала лишь уединение. Поэтому она должна была делать над собой большие усилия, чтобы казаться веселой и предупредительной. Но ее хватило не более чем на семь месяцев такой жизни, и в начале 1822 г., после одного ночного сновидения, у нее случился слльный истерический припадок со страшными судорогами. Совершенно неправильное лечение деревенских фельдшеров и знахарок еще более расстроило ее организм; напр., в течение короткого времени ей 32 раза пускали кровь. Так как это не привело ни к какому улучшению, тогда обратились, наконец, к настоящему врачу, который лечил ее внушением при помощи магнитного натирания. Это несколько помогло, хотя она далеко не излечилась.
В последующие четыре года ее жизни она попеременно пребывала то у себя на родине, то у своих родителей в Оберштенфельде, то на купании в Левенштейне. Во всех этих местах она лечилась у врачей магнетизмом и у различных шарлатанов — амулетами и симпатическими средствами. За эти же годы она имела двоих детей, старший из которых вскоре умер. Все это вызвало у нее постепенно усиливающееся психическое расстройство; она постоянно видела духов, а ее ясновидение развивалось все более и более. Об этом периоде Кернер рассказывает следующие подробности.
«За это время она чувствовала, что в течение семи дней, каждый вечер в семь 'часов, ее магнетизирует какой-то дух, видимый только ею. Магнетизация производилась тремя пальцами, которые дух раздвигал подобно лучам. Движение этих пальцев доходило по большей части только до подложечной ямки. Больная узнала в этом духе свою бабушку. Непонятен, но многими свидетелями удостоверен факт, что в течение этого времени вещи, дальнейшее прикосновение которых было ей вредно, были отбираемы у нее как бы какой-то невидимой рукой. Видели, как подобные предметы, напр, очень часто серебряная ложка, вынимались из ее руки и клались на довольно большом расстоянии от нее на тарелку, причем они не падали, как брошенные, а очень медленно двигались по воздуху, как будто какая-нибудь невидимая рука относила их туда, где им следовало быть».
Затем про нее рассказывается, что она проявляла в это время особенный дар ясновидения. В стекле и зеркалах она видела вещи, которые происходили в очень отдаленных местах. Так она весьма точно описала экипаж, сидящих в нем людей, цвет лошадей и т. д., а спустя полчаса подобный экипаж действительно проехал мимо дома. Несмотря на правильное медицинское лечение и кратковременные улучшения, ее состояние, в общем, не особенно поправилось, почему окружающие снова отказались от врачей и прибегли к шарлатанам самого низменного сорта. Когда же муж пожелал, чтобы она вернулась к нему, и действительно склонил ее к этому, то ее состояние стало еще хуже. К ее прежним болезням теперь присоединились еще кровотечение, скорбут и т. п. Снова обратились к врачам, и почти против воли Кернера было решено, что она отправится в Вейнсберг на его попечение. О ее состоянии в это время Кернер рассказывает:
«Госпожа Г. прибыла сюда 25 ноября 1826 г., имея вид мертвеца, совершенно обессиленная, неспособная вставать и ложиться. Каждые 3—4 минуты ей надо было давать ложку супа, который она часто не могла проглотить, а только брала в рот и затем выплевывала. Если же ей не давали супа, она впадала в обморок или столбняк. Ее десны сильно распухли от скорбута, постоянно кровоточили, ее зубы все выпали. Судороги и сомнамбулическое состояние сменялись лихорадкой, соединенной с ночными потами и кровавыми поносами. Каждый вечер в 7 часов она впадала в магнетический Сон. Когда она впала в этот сон в первый вечер по прибытии, она потребовала меня, но я велел ей сказать, что теперь и в будущем буду говорить с ней только во время ее бодрствования.
Когда она проснулась, я отправился к ней и объяснил кратко и серьезно, что не придаю никакого значения тому, что она говорит во сне, что я совсем не. желаю знать, что она тогда говорит и что ее сомнамбулизм, столь давно уже продолжающийся на горе ее родственникам, должен, наконец, прекратиться. К этим словам я прибавил еще несколько весьма строгих заявлений: моей целью было установить строгое психическое лечение и тем вызвать в ее мозгу возбуждение сильной воли, подавить преобладающее влияние ее брюшной системы».
Этот, конечно, вполне правильный план, совершенно, однако, не удался.
«Способ лечения, который я хотел применить, оказался слишком запоздавшим. Благодаря прежним магнетическим воздействиям различного рода ее нервная жизнь приняла необычайное, извращенное направление; у нее не было уже жизни, которая исходила бы от силы органов; она не могла жить уже иначе, как заимствованной жизнью, нервной силой других, магнетическими влияниями, как, очевидно, она и жила уже долгое время... Она была погружена в столь глубокую сомнамбулическую жизнь, что — как это достоверно стало известно лишь впоследствии — она никогда не находилась в бодрственном состоянии, даже когда она и казалась находящейся в нем».
Поэтому Кернер увидел себя вынужденным прибегнуть к новому гипнотическому лечению, лишь бы сохранить в ней жизнь. Так как лечение это применялось регулярно и велось столь искусным врачом, как Кернер, то силы пациентки постепенно возвращались, а медиумические явления стали удивительно часты и сильны. Мы не будем останавливаться здесь на таких фактах, какие известны нам уже о Сведенборге: появлениях духов и предсказаниях, которые были точно контролируемы и, по утверждению Кернера, всегда сбывались. Большой интерес представляет для нас медиумическая деятельность госпожи Гауффе в другом отношении. Уже выше было приведено несколько примеров замечательных физических явлений, имевших место в ее присутствии. Нечто подобное случилось и в доме Кернера; вот что он рассказывает:
«Вечером в 7 часов 6 октября 1827 г., когда я и несколько других лиц находились в комнате у госпожи Г., вдруг дверь передней сама собой отворилась и опять закрылась. Мы немедленно посмотрели туда, но нигде не оказалось человека, который мог бы сделать это. Вскоре в воздухе комнаты, где мы находились, вполне явственно послышались настоящие металлические, довольно мелодичные звуки, продолжавшиеся несколько минут, причем, однако, не было заметно никакого видимого явления. 7 октября, в половине 12 утра, в воздухе комнаты снова раздались подобные же звуки, и госпожа Г. скоро увидала дух какой-то женщины, прошедей мимо открытой двери, которая вела из передней в ее комнату».
Госпожа Г. играла также выдающуюся роль и в качестве врачующего медиума. В сомнамбулическом состоянии она указывала, что должно случиться не только с ней, но и другими лицами, спрашивавшими ее совета. Во многих случаях она ни разу не видела этих лиц, а только слышала описание их состояния. Кернер приводит много примеров в высшей степени мистических врачеваний, примененных по указанию ясновидящей и действительно приведших к желанному результату. Так как она рекомендовала почти исключительно амулеты, то нетрудно видеть, в чем в этих случаях заключалась тайна целебной силы.
Современные пишущие и говорящие медиумы пользуются только такими языками, которые или продолжают еще существовать, или существовали раньше. Правда, они часто предпочитают делать свои сообщения щ. языке, который неизвестен ни им, ни их окружающим, но все-таки этот язык всегда выдается за! какой-либо из живых или мертвых. Префорстская прорицательница значительно опередила в этом отношении своих теперешних коллег: она писала и говорила обыкновенно такими выражениями, которые она называла своим «внутренним языком», утверждая о нем, что это особый язык духов. Кернер вполне серьезно замечает:
«Языковеды на самом деле открывали в этом языке некоторые слова, сходные с коптскими, арабскими и еврейскими. Так, для обозначения руки она употребляла выражение «бьят». Но «би» или лучше «пи» есть в коптском, древнеегипетском языке член определенный: «Ять» слово еврейское и значит «рука». То же самое, по-видимому, имеет место и по отношению к выражению «пи ёги», «овцы».
Слова эти, как оказывается, она употребляла вполне последовательно, так что окружающие ее стали в конце концов понимать, что именно она разумела под ними. Она и писала на этом языке, пользуясь для этого не обыкновенными буквами, а тоже своими собственными, особыми знаками. Знаки эти все-таки хоть отчасти были составлены из букв; одни и те же слова часто писались различным образом, так что только она одна могла читать их. К сожалению, Кернер так слепо верил тогда в нее, что, очевидно, совершенно не обратил внимания на то, одинаково ли также читала она в разное время те же самые знаки. Мы имеем, конечно, полное основание относиться к этому с некоторым сомнением.
Из всех многочисленных теоретико-мистических сведений относительно мирового порядка, сообщенных этой ясновидящей, заслуживает упоминания лишь одно, являющееся предвосхищением одной современной спиритической теории, предназначенной для объяснения физических проявлений медиумизма. Вот оно:
«При помощи нервного духа душа связана с телом, а тело с миром. Этот нервный дух уходит с душой после смерти и не подлежит уничтожению. Благодаря ему душа образует вокруг духа эфирную оболочку. После смерти он продолжает сохранять способность к росту, и через него именно духи промежуточного царства в связи с особым веществом, привлекаемым его силой из воздуха, вызывают звуки, которыми они могут давать знать о себе людям: через него также они в состоянии уничтожать в телах тяжесть, получая тем возможность двигать их с места или поднимать, бросать и т. д.; через него же могут они делать себя ощутимыми для человека. Человек, умирающий в совершенно чистом, блаженном состоянии, что, впрочем, случается лишь с немногими, не уносит с собою этого нервного духа. Блаженные духи, с которыми не связан такой нервный дух, не могут сделать себя слышимыми и не являются в виде привидений. Всего более способны делать это нечистые духи».
Современный спиритизм едва ли содержит хоть один факт или теорию, на которые не существовало бы ясных указаний в немецкой пневматологии, после того как эта последняя получила свое окончательное развитие у префорстской ясновидящей.