Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Да благословит вас Христос!

Джордж Вейгел. СВИДЕТЕЛЬ НАДЕЖДЫ ИОАНН ПАВЕЛ II

 

ОСВОБОЖДЕНИЕ ОСВОБОДИТЕЛЕЙ

Ограниченность политиков и обещание искупления

25 ноября 1981 - кардинал Йозеф Ратцингер назначен префектом Конгрегации доктрины веры.

27 февраля 1982 - провинциалы иезуитов встречаются с Иоанном Павлом.

13 мая 1982 - в первую годовщину покушения Иоанн Павел II посещает мемориал Мадонны Фатимской.

7 июня 1982 - Иоанн Павел встречается в Ватикане с Президентом США Рональдом Рейганом.

10 октября 1982 - Папа Иоанн Павел II канонизирует святого Максимилиана Кольбе как мученика.

28 ноября 1982 - Иоанн Павел учреждает первую в Церкви личную прелатуру для «Opus Dei».

18-19 января 1983 - Ватикан дает обзор проекта пастырского послания епископов США по вопросам ядерного оружия.

25 января 1983 - апостольская конституция «Sacrae Disciplinae Leges» дает новый свод канонического права. Апостольская конституция «Divinus Perfectionis Magister» способствует пересмотру процесса беатификации и канонизации.

2 февраля 1983 - Иоанн Павел на своей второй консистории учреждает восемнадцать новых кардиналов.

24 февраля 1983 - чрезвычайное совещание в Ватикане решает, насколько рискованно паломничество Папы в Никарагуа.

2-9 марта 1983 - Иоанн Павел наносит визит в Центральную Америку.

25 марта 1983 - начало Святого Года Спасения.

16-23 июня 1983 - второй пастырский визит Иоанна Павла в Польшу.

21 июля 1983 - генерал Ярузельский официально отменяет военное положение в Польше.

Август 1983 - первый семинар по проблемам гуманитарных наук в Кастель-Гандольфо.

2 сентября 1983 - в Риме открывается 33-я Генеральная Конгрегация Общества Иисуса.

29 сентября - 29 октября 1983 - Синод епископов рассматривает проблемы наказания и примирения в церковной практике. Работа Синода завершается апостольским посланием «Reconciliatio et Paenitentia» [«Примирение и наказание»], изданным 2 декабря 1984 г.

5 октября 1983 - Леху Валенсе присуждается Нобелевская премия мира.

31 октября 1983 - послание Папы кардиналу Йоханнесу Виллибранду знаменует собой пятисотлетний юбилей Мартина Лютера.

16 ноября 1983 - Иоанн Павел II направляет послание китайскому лидеру Дэн Сяопину с просьбой о личной встрече.

27 декабря 1983 - Папа Иоанн Павел II посещает Мехмета Али Агджу в римской тюрьме Ребиббия.

10 января 1984 - между Соединенными Штатами Америки и Святым Престолом установлены дипломатические отношения в полном объеме.

26 января 1984 - Иоанн Павел назначает Джона Дж. О'Коннора архиепископом Нью-йоркским.

11 февраля 1984 - выходит апостольское послание «Salvifici Doloris» о христианском понимании страдания.

8 апреля 1984 - кардинал Бернарден Гантен назначен префектом Конгрегации епископов. Кардинал Роджер Эчегари назначен президентом Совета понтификата по вопросам мира и справедливости.

2-12 мая 1984 - второй вояж Папы в Азию.

12 июня 1984 - Иоанн Павел обращается к участникам Всемирного Совета церквей в Женеве.

6 августа 1984 - Конгрегация доктрины веры издает наставление «Определенные аспекты теологии освобождения».

9-21 сентября 1984 - первый пастырский визит Иоанна Павла в Канаду.

19 октября 1984 - отец Ежи Попелюшко убит агентами польской государственной безопасности.

22 марта 1986 - Конгрегация доктрины веры издает наставление «О христианской свободе и освобождении».

22 февраля 1983 г. архиепископ Андреа Кордеро Ланца ди Монтеземоло, апостолический нунций в Никарагуа, занимавшийся подготовкой весьма многотрудного визита Папы в эту страну, неожиданно получил телефонограмму от архиепископа Эдуарде Мартинеса Сомало, заместителя Государственного секретаря Ватикана.

- Это очень срочно, - сразу же предупредил его заместитель Госсекретаря, - Папа хочет немедленно видеть вас, архиепископа Обандо и епископа Барни. Вылетайте первым же рейсом.

Нунций запротестовал:

- Мы находимся на последней стадии подготовки визита. Его вышестоящий начальник отнесся к этим словам с пониманием и добавил:

- Я поговорю с Папой и перезвоню вам. Мартинес Сомало позвонил на следующий день и сказал одно-единственное слово:

- Приезжайте.

Очередной рейс из Никарагуа был на Майами, поэтому нунций архиепископ Мигель Обандо Браво из Манагуа (глава Никарагуанской Церкви), а также епископ Хулиан Луис Барни, францисканский миссионер итальянского происхождения, который должен был встречать Папу в Леоне, вылетели во Флориду, а затем пересели на самолет, следующий в Рим. В римском аэропорту их встретили служащие Ватикана и сразу же отвезли к Папе. Там они тотчас же были препровождены к Иоанну Павлу и трем его высшим куриальным чиновникам: кардиналу Агостино Касароли, архиепископу Мартинесу Сомало и архиепископу Акилле Сильвестрини - «министру иностранных дел» Ватикана. Римская Курия была обеспокоена возможной катастрофой в Манагуа.

Иоанн Павел сразу же перешел к делу.

- Все, кажется, готово, - сказал он, - но есть немало противников этого визита. Может, нам действительно следует отложить его? Что вы думаете на этот счет?

Монтеземоло сказал, что архиепископ Обандо и епископ Барни должны отвечать на этот вопрос первыми, чтобы его слова не настроили их на определенный лад. Оба епископа изложили все «за» и «против» такого визита, но тем не менее воздержались от каких бы то ни было определенных рекомендаций. После этого Иоанн Павел повернулся к Монтеземоло:

- Ну а вы что думаете по этому вопросу? Представитель Папы в Никарагуа ответил, что здесь нужно обсудить три вещи:

- Есть возможности, есть вероятности и есть определенности. Возможность заключается в том, что мы сможем договориться с режимом насчет этого визита, а он не будет эти договоренности соблюдать. Вероятность заключается в том, что режим постарается насильно втиснуть что-либо в программу визита. Что же касается определенности, то правящий режим, несомненно, попытается сделать все возможное, чтобы использовать визит Папы в своих интересах. Иоанн Павел немного подумал и спросил Монтеземоло, считает ли тот возможным в таких условиях его визит в эту страну. Нунций ответил:

- Сейчас мы находимся на таком этапе подготовки визита, что его отмена принесет нам больше вреда, чем пользы.

Эту же мысль повторили архиепископ Обандо и епископ Барни. Был час пополудни. Папа, который все это время напряженно прислушивался к мнениям своих коллег и постоянно задавал самые острые вопросы, неожиданно сказал:

- Приходите ко мне чуть позже сегодня вечером, и вы узнаете мой ответ.

Когда все трое вернулись к нему после обеда, Папа уже был занят другими неотложными делами, но их приняли кардинал Касароли, Мартинес Сомало и Сильвестрини. Кардинал Касароли сообщил, что Папа все-таки решил ехать. Монтеземоло следует немедленно вернуться в Манагуа и приложить максимум усилий, чтобы реализовать «все возможности, вероятности и определенности».

Ветераны дипломатической службы в Государственном секретариате были по понятным причинам излишне нервозны и напуганы предстоящим визитом Папы в страну, правление которой находилось в руках строптивого, враждебного режима. Кое-кто даже высказывал опасения по поводу личной безопасности Папы в сандинистской Никарагуа, справедливо полагая, что в такой ситуации события очень часто выходят из-под контроля. Однако христианское освобождение давно уже стало лейтмотивом понтификата Иоанна Павла. Если же в Никарагуа будут какие-либо неприятности, то Папа готов встретить их. Он не может отступиться от своих принципов из-за мнимой или реальной опасности. Именно так Папа понимал свою святую обязанность служения обществу.

НИКАКИХ СОВПАДЕНИЙ

Отдавая должное роли Папы Иоанна Павла II в развитии движения «Солидарность» в Польше и тому значению, которое эта революция оказала на все события конца XX в., многие исследователи не могут избежать соблазна назвать его папство «политическим». Некоторые изображают Папу искусным дипломатом, осторожно и вдумчиво направлявшим переход Польши к свободе и умело договаривавшимся с рушащимся коммунистическим режимом. Кому-то Иоанн Павел II видится пророком ненасильственных действий, чья политическая подпольная борьба в условиях военного положения в Польше чем-то напоминает кампании гражданского неповиновения Ганди в Индии накануне провозглашения независимости, а также движение за гражданские права американского проповедника Мартина Лютера Кинга, что ставит его в ряд выдающихся политических деятелей двадцатого столетия.

В каждом из подобных утверждений есть, разумеется, доля истины, и Папу впрямь можно назвать политиком. Иоанн Павел в самом деле продемонстрировал в 1980-е гг. незаурядные дипломатические способности. Он действительно имел ясный взгляд на развитие исторического процесса и постоянно подчеркивал, что истинное освобождение от всех форм тоталитаризма не должно предполагать применения тоталитарных методов борьбы, если оно, конечно, хочет оставаться верным своим изначальным принципам. Однако слова и дела Папы вовсе не означают, что он мнил себя политической фигурой или государственным деятелем.

Ответом самого Иоанна Павла на вопрос, что он думает о своей деятельности и о своем папстве, могут служить события 12 мая 1982 г. в Португалии, в мемориале Мадонны Фатимской. Папа отправился туда в паломничество в первую годовщину покушения Мехмета Ал и Агджи на его жизнь, чтобы воздать хвалу Господу и Марии за чудесное спасение от пули террориста. Прибыв в Фатиму, Папа суммировал свои воззрения на сущность жизни, истории и собственной миссии в знаменательной фразе: «В провиденциальных замыслах Бога нет совпадений».

Что же касается покушения, то ни сами выстрелы, ни тот факт, что они прозвучали в день благодатного явления в Фатиме Марии, ни причины, которыми они были вызваны, ни его спасение - ничто не было случайным совпадением, как и все события в его жизни, в том числе и избрание Папой. И это, как он считал, подтверждалось во всем и всегда. Весь мир, включая, естественно, и мир политики, был захвачен драмой спасения в истории человечества. Это, по мнению понтифика, было знаменательным посланием, которое Второй Ватиканский Собор хотел направить современному миру, напуганному всевозрастающей бессмысленностью человеческого существования. Главная цель Церкви заключалась в том, чтобы поведать миру историю его спасения, час за часом, на примере миллиардов судеб, в которых и в помине нет никакого совпадения.

И политика имела к этому самое непосредственное отношение. Ради достижения своей цели Церковь потребовала от мира свободы, ибо только так можно осуществить евангелическое предназначение, а еще она попросила мир задуматься над возможностью своего спасения. Вот и все, чего Церковь добивалась от мира, но сам факт предъявления подобных требований имел огромный общественный резонанс, поскольку далеко не каждое государство могло их выполнить. Евангелическая миссия Церкви делала ее антитоталитарной - ведь упомянутые требования неизбежно накладывали ограничения на все претензии правительств в отношении своих подданных.

Церковь проповедующая всегда является Церковью народной , так как евангелизация всегда представляет собой обращение к народу, а ее последствия сказываются на жизни многих людей. И все же Церковь увлекает за собой мир, не будучи соперником государственной власти, но являясь свидетелем истины о человеческой природе, человеческом обществе, человеческой истории и человеческой судьбе. С исторической точки зрения Церковь далеко не всегда вела себя подобным образом. Эта цель сформировалась после Второго Ватиканского Собора, и именно с этого момента Церковь становится публичной, а себя Папа Иоанн Павел II называет «специфическим наследником» Второго Ватиканского Собора, пытающимся закрепить и развить его достижения.

Евангелический взгляд Иоанна Павла на историю и политику помогает лучше понять его взаимоотношения с другим видным деятелем мировой политики - Рональдом Рейганом, президентом Соединенных Штатов Америки.

Президент США и Папа Римский имели ряд общих убеждений. Оба искренне верили, что коммунизм представляет собой моральное зло, а не просто антинаучную экономическую доктрину. Они были абсолютно уверены в способности свободного народа ответить на коммунистический вызов. Оба были убеждены, что в соревновании с коммунизмом победа не только возможна, но и неизбежна. Оба глубоко понимали суть драматических событий конца XX в. и нисколько не сомневались в том, что высказанное слово истины может разорвать постоянную ложь коммунизма и поднять людей на борьбу против рабства.

Будучи еще только кандидатом в президенты, Рейган увидел в теленовостях сюжет о торжественной мессе Иоанна Павла II на варшавской площади Победы 2 июня 1979 г. и, по словам его помощника Ричарда Аллена, был тронут до глубины души. Что же до Иоанна Павла, то у него не было никаких оснований не доверять правдивости жесткого, хотя и противоречивого по сути, антикоммунистического заявления Рональда Рейгана. Папа-поляк знал по более чем тридцатилетнему опыту, что Советский Союз был не просто империей, а империей зла. Рональд Рейган неизменно восхищался Папой Иоанном Павлом II и делал все возможное, чтобы он всегда был в курсе всех разведданных США в отношении стран Восточной Европы. Он также признавал, что католическая Церковь преследует свои интересы и имеет свои методы борьбы с коммунизмом. Иоанн Павел, назвав однажды Рейгана «хорошим президентом», тем не менее настойчиво оберегал собственную свободу мысли, объективного анализа и право на соответствующие действия. Церковь не должна была впадать в зависимость от какого бы то ни было государства или его политических амбиций.

Встретившись впервые 7 июня 1982 г., Иоанн Павел и Рональд Рейган быстро признали параллелизм интересов в отношении Ялтинской системы. Однако утверждение о том, что они вступили в определенный сговор ради свержения коммунистических режимов, - не более чем журналистская выдумка. С точки зрения Советского Союза самый серьезный удар по коммунистической системе Иоанн Павел нанес во время своего визита в Польшу в июне 1979 г., то есть за семнадцать месяцев до того, как Рональд Рейган был избран президентом, и за девятнадцать месяцев до того, как он принял дела в Белом Доме. Решение Рейгана поделиться американскими разведывательными данными было высоко оценено в Ватикане, однако Иоанн Павел имел свои, весьма надежные источники информации в Восточной Европе, и до сих пор нет никаких доказательств, что полученные от США спутниковые фотографии или данные разведки имели сколько-нибудь серьезное значение для выработки политики Ватикана. Во всяком случае, это никак не повлияло на изменение точки зрения самого Папы в отношении указанных проблем. Конечно, истории о том, как Папа склонился над высококачественными спутниковыми фотографиями советских военных баз, могут подстегнуть воображение, но они ни о чем не говорят, по сути дела, и уж тем более о последствиях событий 1980-х годов, скрытых или явных. Между Соединенными Штатами и Иоанном Павлом II не было абсолютно никаких «сделок» относительно того, что США оказывают поддержку Польше в обмен на молчание Ватикана по вопросу о размещении в Европе американских ракет среднего радиуса действия или об американской политике в Центральной Америке. Предполагать, что Папа Иоанн Павел мог допустить мысль о подобной торговле, значит не понимать сути характера этого человека.

Иоанн Павел и Рональд Рейган были страстными сторонниками идеи освобождения тех народов, которые их поколение называло «угнетенными нациями». Однако к одной и той же цели они шли разными путями. Ни о каком сговоре и речи быть не может.

ВСЕЛЕНСКИЙ ПРИЗЫВ К СВЯТОСТИ

Пока Польша страдала от навязанного генералом Ярузельским «военного положения», Папа Иоанн Павел II делал все возможное, чтобы оказать соотечественникам посильную помощь, а заодно предпринял ряд серьезных шагов, весьма существенно повлиявших на состояние Церкви накануне XXI века.

УНИКАЛЬНОЕ ПАРТНЕРСТВО

За три недели до переворота Ярузельского Иоанн Павел сделал единственное важное назначение в Курии за весь период своего папства. Кардинал Йозеф Ратцингер, архиепископ Мюнхенский и Фрейзингский с 1977 г., стал префектом Конгрегации доктрины веры.

Ратцингер родился 16 апреля 1927 г. в небольшой деревне в Верхней Баварии и был младшим из троих детей. Изучать теологию он начал после войны, когда в германских католических кругах обозначился небывалый интеллектуальный интерес к религии. После рукоположения в сан священника, докторской диссертации о святом Бонавентуре и года работы в церковном приходе отец Ратцингер стал одним из самых молодых и самых популярных профессоров теологии в Германии и советником кёльнского кардинала Йозефа Фрингза. Фрингз входил в число лидеров партии реформ на Втором Ватиканском Соборе, и Ратцингер помогал ему составлять проекты резолюций, три из которых сыграли важную роль в определении основного курса Собора на его первой сессии в 1962 г. На завершающей стадии Собора Ратцингер начал задумываться над ролью Церкви в современном мире и пришел к выводу, что некоторые ее действия перестают соответствовать Догматической конституции. Вернувшись в Германию на должность преподавателя теологии Тюбингенского университета, Ратцингер проявил более серьезную озабоченность тем чересчур радикальным курсом, который проводили некоторые постсоборные германские теологи, не говоря уже об их легкомысленном флирте с марксизмом.

Когда его интеллектуальные коллеги по Второму Ватиканскому Собору, вместе с которыми он помогал основывать теологический журнал «Консилиум», отказались начать борьбу с этими тенденциями, Ратцингер и ряд других весьма влиятельных теологов времен Второго Ватиканского Собора (включая Анри де Любака, члена Общества Иисуса и друга Кароля Войтылы) основали еще один журнал - «Коммунио», чтобы, не отходя от истины, интерпретировать соборные решения. Раскол между сторонниками «Консилиума» и «Коммунио» означал не просто расхождение во взглядах. Рухнули дружеские связи, а в ходе последовавших за этим дискуссий Ратцингер обнаружил, что стал объектом злобных нападок со стороны бывших коллег. В разгар этих разногласий он написал книгу «Введение в христианство», основанную на тюбингенских лекциях 1967 г. и на весьма современных библейских, философских и теологических материалах. Несмотря на довольно серьезные различия между журналами «Консилиум» и «Коммунио» в вопросах интерпретации итогов Второго Ватиканского Собора, обе группы прекрасно понимали, что являются его наследниками, и в силу этого факта вместе противостояли всем, кто напрочь отвергал историческое значение Собора; к их числу они относили и диссидентствующего французского архиепископа Марселя Лефевра.

Весной 1977 г. Папа Павел VI выдернул Ратцингера из академического кресла, назначив его архиепископом Мюнхенским и Фрейзингским и сделав кардиналом. С Каролем Войтылой Ратцингер впервые лично познакомился на конклаве 1978 г. До этого, с 1974 г., они обменивались книгами. Вскоре после своего избрания Иоанн Павел II, пожелавший видеть баварского кардинала на посту префекта Конгрегации по католическому образованию, заявил Ратцингеру:

- Нам придется забрать вас в Рим. Ратцингер ответил, что это невозможно, так как он совсем недавно прибыл в Мюнхен.

- Прошу вас, дайте мне какое-то время, - сказал он. Вскоре после этого представился еще один случай, и тогда Ратцингер заявил Папе, что «не может сопротивляться повторному приглашению».

В течение более чем пятнадцати лет Ратцингер подвергался нападкам и изображался в виде карикатурного инквизитора и «кардинала в панцире» или даже в образе мрачного германца, не поспевающего за развитием современного мира. В 1996 и 1997 гг., когда благодаря многочисленным интервью проявилось обаяние его личности, возобладало мнение, что кардинал существенно изменился. Однако это было не так. Все, кто хотел понять мировоззрение префекта Конгрегации доктрины веры Ратцингера, могли обнаружить за штрихами карикатуры взгляды самого Иоанна Павла на теологическую ситуацию, сложившуюся в Церкви после Второго Ватиканского Собора.

Прежде всего назначение Ратцингера свидетельствовало, что Папа весьма серьезно относится к теологии и к теологам. Привнеся значительный вклад в развитие теологии и обладая энциклопедическими познаниями в области западной теологической традиции, Ратцингер заслуженно пользовался как со стороны друзей, так и со стороны врагов репутацией первоклассного теолога. Назначение префектом такого человека, а не куриального ветерана говорило о том, что Папа действительно намерен придать импульс развитию теологии. Кроме того, назначение Ратцингера означало, что Папа намерен связать деятельность Конгрегации доктрины веры с международным теологическим сообществом и придать им более современный характер. Папа Иоанн Павел II назначил на эту важную должность не специалиста по средневековому католицизму и даже не специалиста по патристике, а вполне современного теолога, который весьма серьезно занимался современной философией и экуменической теологией.

Кардинал Ратцингер был первым должностным лицом такого ранга, который воспринимал Фому Аквинского как своего учителя в области философии и теологии. Папа с уважением относился к томизму и томистам, и все же он нарушил давнюю традицию и назначил префектом Конгрегации доктрины веры человека, томистом не являющегося. В таком решении заключался весьма прозрачный намек на то, что он верит в законный плюрализм теологических методов и что этот плюрализм должен учитываться при формировании авторитетного учения.

Это было сделано ради весьма интересного партнерства. Папа был философом, а префект - теологом. Иоанн Павел был поляком, а Ратцингер - немцем. Кароль Войтыла был одним из создателей «Пастырской конституции о Церкви в современном мире», а Ратцингер спустя десятилетие после Второго Ватиканского Собора стал одним из наиболее острых критиков последующей интерпретации этого важнейшего документа. В течение всего своего понтификата Иоанн Павел часто говорил о двадцать первом веке как об эпохе «возрождения» Евангелия после долгой зимы двадцатого столетия. В то же время кардинал Ратцингер всячески углублял точку зрения, что Церковь в ближайшем обозримом будущем будет терять свои силы и чистоту, и хотя не превратится в катакомбную Церковь, но все же, несомненно, перестанет быть доминирующей силой в западной культуре, какой она некогда была. Кардинал Ратцингер, кажется, полагал, что Запад и вся его гуманистическая концепция впадают в необратимый процесс культурного упадка. А Папа все же верил, что возрождение гуманизма вполне возможно.

Если бы Папа Римский и кардинал Ратцингер, как изображала одна из карикатур, общались только с единомышленниками, то, вероятно, они не могли бы продолжать этот в высшей степени интеллектуальный спор в течение двадцати лет. Ратцингер признавал в харизматическом пастыре Войтыле некую «страсть к человеку» и способность обнажить «духовную составляющую истории», то есть две главные черты, которые сделали нацеленность Церкви на евангелизацию мощной альтернативой фальшивому гуманизму новейшей эпохи. Что же до Войтылы, то он признавал в скромном, застенчивом и весьма ученом Ратцингере современного интеллектуала, более образованного в теологическим плане, чем он сам. А вместе они представляли сильную интеллектуальную команду.

Их заранее запланированные регулярные встречи проводились по пятницам вечерами. Во время этих встреч Ратцингер без посторонних сообщал Папе о своей работе в Конгрегации. А по вторникам перед обедом, а то и во время обеда они часто говорили об интеллектуальных исследованиях, но на сей раз в беседах принимали участие коллеги. Все эти обеденные дискуссии порой давали толчок к появлению новой энциклики или апостольского послания, некоей темы для дальнейшего обсуждения (биотики, например, ситуации в экуменизме или различных направлений в теологии освобождения). Чаще всего обсуждались вопросы, связанные с очередным обращением Папы к паломникам на площади Святого Петра. Иоанн Павел, которого Ратцингер называл человеком, пребывающим в «счастье от нескончаемой работы», именно на таких встречах вырабатывал свои послания, энциклики, теологические идеи и даже шестилетний катехизис о символе веры (1985-1991), что само по себе стало отличительной чертой его понтификата.

ПЕРЕСМОТРЕННЫЙ КОДЕКС КАНОНИЧЕСКОГО ПРАВА

Пересмотр Церковной законодательной системы, то есть Кодекса канонического права, был главной инициативой Папы Иоанна XXIII, объявившего об этом решении вскоре после своего избрания в 1958 г. Деятельность комиссии по пересмотру Кодекса была приостановлена во время Второго Ватиканского Собора, а серьезная работа над проектом нового Кодекса канонического права возобновилась только в 1966 г. Этот процесс продолжался более пятнадцати лет, пока наконец Иоанн Павел II не принял в нем самое непосредственное участие и не довел дело до логического конца.

В феврале 1982 г. Папа создал группу из семи экспертов по каноническому праву из разных стран, каждый из которых имел свое собственное представление о целях и задачах правовой реформы. Во время делового обеда Папа Иоанн Павел II объявил членам группы, что он дважды прочитал проект нового Кодекса и хочет еще раз встретиться с ними для обсуждения проекта в целом, канон за каноном, чтобы понять и оценить то, о чем именно говорится в каждом из 1752 законов и их многочисленных комментариях. Группа экспертов встречалась с Папой четырнадцать раз между февралем и ноябрем 1982 г., и каждая встреча продолжалась не менее четырех часов. Как-то один из экспертов пожаловался, что другие несправедливо критикуют все положения проекта нового Кодекса. Иоанн Павел в ответ сказал, что критика способствует выработке надежного Кодекса и что она «является их прямой и непосредственной обязанностью».

Кодекс канонического права 1917 г. представлял собой свод законов предыдущего церковного законодательства, многие из которых являлись слабой имитацией гражданского права. Старый Кодекс был разделен на разделы, имеющие отношение к таким понятиям, как «личность», «вещи», «процессы» и «преступления и наказания». В этом вполне гражданском законодательном контексте все, что было связано со святостью, с центром духовной жизни Церкви и ее культами, относилось к категории «вещей». Иоанн Павел был абсолютно уверен в том, что новый Кодекс должен стать аутентичным выражением духа Второго Ватиканского Собора и его отношения к современной Церкви. Новый Кодекс после определения его главных и общих правовых норм начинается с «Избранного Богом народа», устанавливает равенство всех верующих в обряде крещения и организует церковные законы в триединстве составляющих частей - миссия Христа как пророка, священнослужителя и царя. Это и есть те самые рамки, в которых происходит управление учительством, его задачами в освящении (где священность надлежащим образом локализована) и его структурой. Только после всех этих церковных дел, являющихся самыми главными для мирян, новый Кодекс может переходить к таким проблемам, как собственность, нарушения законности и санкции, а также к законотворческому процессу. В последней категории семь канонов требуют, чтобы перед официальным принятием закона было проведено совещание соответствующих специалистов. Новый Кодекс не представляет закон в качестве борьбы соперников, включая победителей или проигравших, но ставит своей целью достичь примирения за пределами Церкви, если это, конечно, возможно.

Новый Кодекс канонического права был провозглашен апостольской конституцией «Sacrae Disciplinae Leges» [«Законы священной дисциплины»]. Папа Иоанн Павел II подписал его 25 января 1983 г. Апостольская конституция, написанная собственноручно Иоанном Павлом, предполагает полное раскрытие его личного понимания церковного права. Новый Кодекс, как неоднократно подчеркивал понтифик, должен служить достижению главной миссии Церкви, заключающейся в евангелизации и освящении. Эта миссия разворачивается в недрах человеческого общества, которое требует определенной структуры законов для нормального функционирования прав собственности. И тем не менее этот Кодекс «никоим образом не должен служить основой в вопросах веры, благодати и в особенности благотворительности в жизни Церкви и вероисповедания». Эти дары Святого Духа всегда были первостепенными для Церкви, и главная задача Кодекса заключается в том, чтобы ускорить их развитие в недрах католической общины. Кодекс был основан на концепции Церкви, из которой вытекает, что церковная община является общиной верующих людей в отличие от государства и его граждан.

Пересмотр Кодекса канонического права был первым из трех законодательных инициатив в понтификате Иоанна Павла II. Апостольская конституция 1988 г. под названием «Pastor Bonus» [«Хороший пастырь»], реформирующая структуру Римской Курии и пересматривающая Кодекс Восточного канонического права, провозглашенная 1 октября 1990 г. для католических церквей восточного обряда, завершила эту триаду и предоставила понтификату Иоанна Павла уникальную законотворческую свободу. Папа воспринимал законотворчество как выражение своей приверженности идее полного воплощения решений Второго Ватиканского Собора.

Торжественное принятие нового Кодекса произошло во время второй консистории Иоанна Павла 2 февраля 1983 г., посвященной назначению новых кардиналов. Среди восемнадцати новых членов Коллегии были Жан Мари Люстиже из Парижа, колумбиец Альфонсо Лопес Трухильо, Джозеф Бернардин из Чикаго, Годфрид Дэнилз из Бельгии, Юзеф Глемб из Польши и Юлианус Вайводс из Риги. На этой консистории Папа Иоанн Павел П начал свой обычный обряд чествования старейших теологов времен Второго Ватиканского Собора с вручения красной кардинальской шапки. Первым из названных им был Анри де Любак, восьмидесятисемилетний архиепископ, которому он вручил этот важнейший церковный титул, ранее принадлежавший кардиналу Альфредо Оттавиани, стороннику совершенно противоположного крыла теологии, с которым де Любак боролся в конце 1940-х годов.

СВЯТЫЕ ДЛЯ МИРА

Наиболее очевидным выражением желания Папы Иоанна Павла II напомнить Церкви о вселенском призыве к святости стали бесчисленные беатификации и канонизации. 805 мужчин и женщин были объявлены блаженными и 205 провозглашены святыми за первые двадцать лет его понтификата - намного больше, чем удалось сделать любому папе за всю предыдущую историю, даже если учесть, что иногда канонизации и беатификации подлежали целые группы мучеников.

Церковь никогда не «делала» святых, как, впрочем, и сам Папа. Она просто распознавала святых благодаря папству и церковному учению и приходила к выводу о том, что именно на этих людей снисходила Божественная благодать. Кароль Войтыла давно уже пришел к убеждению, что Бог чудесным образом расточителен в наделении людей святостью и что святые Божии всегда затрагивают все проявления церковной жизни. Таким образом, святость - это не сохранение духовенства и не удел одних монахов и монахинь, которые ушли из мира, чтобы посвятить себя Богу. Святость является принадлежностью каждого христианского акта крещения.

Христианским идеалом в понимании Папы Иоанна Павла II является мученик: свидетель, чья жизнь полностью совпадает с истиной и всецело поглощается жертвенной любовью. Папа постоянно напоминал миру, что двадцатый век наиболее жертвенный из всех предыдущих - по числу погибших свидетелей веры - в христианской истории. Но никто из мучеников двадцатого века, по мнению Иоанна Павла, не может быть более наглядным образом для иллюстрации призыва к святости через чрезвычайную и жертвенную любовь, чем Максимилиан Кольбе. Кольбе был «святым первичного хаоса», человеком, заглянувшим в самое сердце современной тьмы и при этом сохранившим преданность Христу, пожертвовав своей жизнью ради другого в голодном бараке Освенцима и помогая своим сокамерникам умирать, сохранив человеческое достоинство и надежду на спасение.

Канонизация Кольбе была намечена на воскресенье 10 октября 1982 г. на площади Святого Петра. Но тут встал один вопрос. Отец Кольбе был широко известен как мученик в буквальном смысле слова, как человек, погибший за дело веры. При этом очевидцы его гибели свидетельствуют, что он не был арестован за веру и комендант Освенцима, некто Фриш, просто принял самопожертвование Кольбе, который решил заменить обреченного на смерть Франциска Гайовничека, даже не подозревая о том, что казнит священника. Теологи и эксперты Конгрегации по делам канонизации стали оспаривать точку зрения, что Кольбе является святым в традиционном смысле этого слова. Во время беатификации Кольбе в 1971 г. Папа Павел VI заявил, что Кольбе можно рассматривать как «мученика из благородства», но это был его личный жест, а такое понятие в христианской теологии или каноническом праве отсутствует. С тех пор, однако, польские и немецкие епископы стали посылать петиции Святому Престолу, что Кольбе должен быть канонизирован как мученик, а не как исповедник, погибший при чрезвычайных обстоятельствах.

Иоанн Павел II назначил двух специальных судей, чтобы те рассмотрели этот вопрос с теологической и исторической точек зрения. Потом их отчеты были представлены специальной комиссии советников. Большинство членов комиссии заключили, что самопожертвование блаженного Максимилиана Кольбе не удовлетворяет традиционным критериям мученичества, хотя, несомненно, это был героический поступок. В день его канонизации так и не было ясно, будет ли Кольбе причислен к разряду мучеников, как того требовали многие поляки, немцы и католики других национальностей.

10 октября 1982 г. в чудесное осеннее утро на площади Святого Петра собралось двести пятьдесят тысяч человек. Перед ними колыхался огромный стяг с портретом отца Кольбе, свисавший с центральной лоджии. И все же вопрос оставался открытым: будет ли Кольбе признан мучеником? Ответом стало появление Иоанна Павла: он торжественно вышел из базилики в красном одеянии - литургическом цвете мучеников - и направился на площадь. Папа переубедил членов комиссии и заявил:

- ...Достоинством своей апостольской власти я объявляю, что отныне Максимилиан Мария Кольбе является мучеником за веру!

Приняв решение, что святой Максимилиан Кольбе действительно является мучеником, то есть при жизни он как личность был объектом систематической ненависти, Иоанн Павел сделал важный теологический шаг. Иначе говоря, он доказал, что поступок Кольбе является действием, равноценным в современном мире традиционным критериям мученичества. Это следует из того, что христианская вера подтверждает: тот, кто проявляет ненависть к человеческой личности, ненавидит, таким образом, и христианскую веру, потому что она превыше всего ставит человеческое достоинство. Современный тоталитаризм в этом смысле тоже является скрытой формой ненависти к человеку, так как ограничивает свободу и низводит личность до положения вещи.

Три месяца спустя после канонизации Кольбе Иоанн Павел издал еще одну апостольскую конституцию под названием «Divinus Perfectionis Magister» [«Хозяин Божественного совершенства»]. Она вышла 25 февраля 1983 г. и самым радикальным образом пересмотрела процесс признания Церковью святыми своих сынов и дочерей.

Может показаться, что идея официального признания святых находится в противоречии с идеей Церкви об универсальном характере призвания к святости во Христе. Если каждый верующий призван быть святым, если каждый должен стремиться к святости, причем совершенно не важно, признан он или нет, чтобы найти спасение на небесах, то какой смысл в выделении того или иного верующего для канонизации? Однако обе эти идеи на самом деле дополняют друг друга. Каждый христианин имеет свое призвание. Иногда оно является единственным, воплощающим некоторые ранее не обнаруженные или кем-то недооцененные аспекты Божественного замысла для Церкви. Примером подобного рода могут быть великие основатели нового религиозного порядка, которых вполне можно считать святыми Господа Бога «первого уровня». В другие же времена святость проявляется более органично, когда мать, отец, священник, монахиня, епископ, Папа, художник или ученый живут своей жизнью в соответствии с призванием, но при этом не обязательно совершают религиозный подвиг. В обоих случаях общественное признание святых Церковью служит вселенскому призванию к святости. Приближенные к Богу являются напоминанием, что в мире существуют различные формы Божественного призвания к святости, в соответствии с которыми и нужно жить. Верные своему призванию и удостоенные канонизации служат примером того, как христиане могут прикоснуться к Божественной воле и тем самым достичь святости посредством милосердия.

Благодаря реформам Папы Урбана VIII в 1625 и 1634 гг. Церковь четко разделяла святых «первого уровня» и тех, кому предстояло добиваться причисления к лику святых в ходе законодательного процесса. Бремя доказательства при этом возлагалось на тех, кто ходатайствовал за потенциального святого. Затем официальный чиновник, известный как «покровитель веры» (а более популярно - «адвокат дьявола») делал все возможное, чтобы подвергнуть сомнению святость кандидата, который, так сказать, считался виновным, пока не доказано обратное. Защитник кандидата, в свою очередь, отвечал на все вопросы, что превращало процесс в самый настоящий церковный суд.

«Divinus Perfectionis Magister» самым драматическим образом изменила этот порядок. Юридическую процедуру заменила процедура академически-историческая, «адвокат дьявола» был выброшен за борт вместе с многочисленными советниками, стоявшими между «покровителем веры» и защитниками кандидата. Теперь принципиально важная роль в процессе отводилась теологическим советникам, а ответственность за определение истины, касающейся жизни кандидата, отводилась новой структуре - «коллегии релаторов». Они изучали все обстоятельства его жития, чтобы позже составить глубоко документированную и весьма критическую биографию. Кроме того, они могли приглашал, свидетелей, которые обязаны были давать касающиеся кандидата показания, однако весь этот процесс скорее напоминал исторические семинары, а не судебное заседание. Релатор исполнял на процессе роль как защитника кандидата, так и «адвоката дьявола», а ученые мужи заменяли юридическую адвокатуру.

Новые процедуры были нацелены на то, чтобы сделать сам процесс более мягким, менее дорогим, более научным, более коллегиальным (местные епископы несли теперь ответственность за подбор и обработку всей необходимой информации о кандидате). В результате процесс канонизации стал более эффективным и более продуктивным. Предыдущая юридическая процедура обладала рядом важных достоинств. Она защищала Церковь от необоснованного энтузиазма кандидатов, от ложных или фальсифицированных чудес, которые совершенно необходимы для канонизации кандидата или его беатификации. Однако теперь уделялось больше внимания повседневной жизни кандидата, более тщательно идентифицировались его поступки и в конечном итоге определялось, в какой степени жизнь и поступки кандидата соответствуют христианству. Кроме того, новый порядок более серьезно учитывал решения Второго Ватиканского Собора и его видение плюралистических форм святости в Церкви. А юридическая процедура всегда содержала в себе риск навязывания некоего абстрактного шаблона на универсальный призыв к святости.

Новые процедуры также отражали понимание Папой того, что история представляет собой сцену, на которой играют свою пьесу Божественная свобода и свобода человеческая, и результатом такой игры, несомненно, является освобождение человека. Пастырский опыт Кароля Войтылы научил его, что святые всегда находятся вокруг нас, и он полагал, что Церковь должна возвысить как можно больше святых, чтобы тем самым доказать неисчерпаемое богатство жизни. С одной стороны, «Divinus Perfectionis Magister» представляла собой весьма радикальный акт бюрократической перестройки, а с другой, то есть со стороны пастырских намерений Иоанна Павла, это была еще одна попытка напомнить всем, что наша жизнь чревата гораздо более серьезными последствиями, чем мы себе представляем.

«ЛИЧНАЯ ПРЕЛАТУРА» ДЛЯ «OPUS DEI»

Реформы Иоанна Павла, касающиеся беатификации и канонизации, широко приветствовались во всем мире. Намного больше противоречий вызвало другое его новшество - учреждение «личной прелатуры» для управления движением, известным под названием «Opus Dei» [«Божье дело»] или просто «Дело», как предпочитают называть его сами члены движения.

Основанное в Испании в 1928 г. священником Хосемарией Эскрива де Балагер, умершим в 1975 г., это движение насчитывает около 80 тысяч членов-мирян и около 2 тысяч священников по всему миру. Участники движения «Opus Dei» делятся на соблюдающих обет целибата «нумерариев», то есть действительных членов сообщества, живущих в центрах «Opus Dei» и связанных обетами по образцу монашеских, «облатов», то есть «посвященных», которые также соблюдают целибат, но живут за пределами подобных центров, и «супранумерариев» («сверхштатных») - женатых мужчин и замужних женщин, которые заняты своей карьерой и живут в собственных домах. «Opus Dei» является спонсором университетов в Риме, Испании и Латинской Америке. Его священники осуществляют духовное руководство членами движения, проводят службы в своих центрах, колледжах и студенческих общежитиях, где процесс евангелизации является приоритетным для «Opus Dei».

Слово «противоречие», кажется, внутренне присуще деятельности «Opus Dei». Его критики обвиняют движение в том, что оно служило оплотом франкистского режима в Испании. Некоторые из таких критиков все же признают, как, впрочем, и большинство профессиональных историков, что члены «Opus Dei» сыграли решающую роль в мирной трансформации Испании в демократическое общество. Противники движения считают «Opus Dei» дособорным реакционным движением. Члены «Opus Dei» постоянно подчеркивают стремление работать в светских организациях по всему миру, что в свое время стало ключевой темой Второго Ватиканского Собора. Даже те, кто так или иначе симпатизирует «Opus Dei», находят его основополагающий документ - сборник размышлений монсеньора Эскрива под названием «Путь» - довольно туманным. Многие критически настроенные обозреватели также считают, что «Opus Dei» предоставляет своим самым активным и умудренным опытом членам средства к существованию. Разумеется, большинство из высказанных претензий объясняются прежде всего самой элементарной завистью. Руководству движения всегда удается собирать значительные суммы пожертвований, которые идут на финансирование большого количества организаций и учреждений во всем мире. Представляется также вполне вероятным, что защищенность некоторых членов «Opus Dei» лишь усиливает подозрения в том, что излишняя секретность этой организации противоречит ее изначально церковной и религиозной сущности. Знакомые с историей люди признают, что многие упреки, высказанные в адрес «Opus Dei» в XX в., и в особенности обвинения в недопустимой элитарности в лоне Церкви, ранее, еще в период Контрреформации в Европе, высказывались в адрес Общества Иисуса.

Кардинал Кароль Войтыла давно не скрывал своих симпатий к «Opus Dei» и часто выступал в римских студенческих центрах движения в течение 70-х годов. Внимание «Opus Dei» к священному характеру труда в жизни человека через апостольскую пре данность профессионализму соответствовало убеждениям самого Иоанна Павла и его пониманию главных идей Второго Ватиканского Собора. Таким образом, совершенно неудивительно, что Папа Иоанн Павел II с пониманием отнесся к требованию руководства «Opus Dei» о признании этого движения «личной прелатурой», что явилось юридической инновацией в жизни Церкви, предусмотренной решениями Второго Ватиканского Собора. Для движения «Opus Dei» предоставление такого необычного ранга означало признание его в качестве всемирной и внетерриториальной епархии. Руководство движения всячески доказывало, что обретение подобного юридического статуса позволит прелату укрепить столь необходимый для всего движения дух религиозности и эффективно направлять работу своих священников далеко за пределами национальных и епархиальных границ.

Однако идея предоставления «личной прелатуры» «Opus Dei» с самого начала встретила довольно сильное сопротивление со стороны некоторых членов Римской Курии и даже ряда епископов. Критики движения активно противодействовали предоставлению ему этого беспрецедентного статуса, который, как они полагали, выведет его из-под юрисдикции местных епископов. Папу не убедили многочисленные аргументы противников «Opus Dei», и 28 ноября 1982 г. он издал апостольскую конституцию, которая трансформировала движение в первую в истории Церкви «личную прелатуру», назвав Альваро дель Портильо, ближайшего помощника и преемника монсеньора Эскрива, прелатом.

Для Папы Иоанна Павла II это был еще один способ подчеркнуть свою приверженность идее вселенского призыва к святости. Однако движение «Opus Dei» в течение всего его понтификата останется объектом острой полемики и ожесточенных споров среди духовенства.

КОНФРОНТАЦИЯ В НИКАРАГУА

Для обретения святости на пути служения человечеству и его освобождению все концепции «освобождения» являются в равной мере актуальными и современными, что было еще раз доказано во время многочисленных ожесточенных дебатов по поводу будущего Церкви в странах Латинской Америки. В начале 1980-х гг. Иоанн Павел считал, что латиноамериканский католицизм оказался на пересечении трех важнейших групп проблем.

Первая несла на себе печать теологической неразберихи: жизнь многих миллионов людей на этом континенте определялась идеологами «теологии освобождения», основывавшейся на доктринально неприемлемых идеях. В особенности это касалось стран Центральной Америки. Все эти ложные теологические идеи приводили, в свою очередь, к другой группе проблем, затрагивающих жизнедеятельность Церкви и всего религиозного сообщества. В Никарагуа, Сальвадоре и Гватемале так называемая «Народная церковь» всеми силами пыталась заменить собой то, что она называла «Церковью институциональной». Кроме того, в Никарагуа эта «Народная церковь» пользовалась всемерной поддержкой со стороны сандинистского правительства, включавшего некоторых священников. Они оставались членами правительства, игнорируя требования вышестоящих иерархов не заниматься политикой. Правительство оказывало серьезное давление на епископов и простых священников. В ходе революции сложилась весьма скандальная ситуация: священнослужители поддержали атеистически настроенное правительство, началось окончательное разложение Церкви. Нечто подобное происходило и на Кубе, где режим Кастро уже давно и самым бесцеремонным образом набросил петлю на шею Церкви.

Обращение Иоанна Павла в 1979 г. в Пуэбле не оставляло никаких сомнений относительно его личного понимания пути, по которому должно происходить истинно христианское освобождение в Центральной Америке: вовлеченная в социальную активность Церковь, которая тем не менее не должна превращаться в Церковь партизанскую; Церковь, которая пытается сплотить в единое сообщество фрагментарные и весьма агрессивные части национальных обществ стран Центральной Америки; Церковь, которая отказывается идентифицировать Евангелие с программой какой-либо политической партии; Церковь, которая не пытается заменить мировой утопией Царство Небесное; и, наконец, Церковь, которая всеми силами стремится защитить религиозную свободу от любого посягательства любой идеологии. Именно такой социально ориентированной и духовно единой Церкви не было в странах Центральной Америки в начале 1980-х годов.

Сальвадор с конца 1970-х гг. был охвачен всепожирающим пламенем кровавой гражданской войны между опиравшимся на военную силу правительством и партизанами Фронта национального освобождения имени Фарабундо Марти. Сальвадорское правительство и военные пошли на неслыханные нарушения прав человека и считали, что имеют законное основание для подавления воодушевленного марксистами партизанского движения. Что же до самих партизан, то они были абсолютно уверены, что имеют право свергнуть ненавистный режим любыми средствами, и в деле нарушения прав человека тоже были далеко не новичками. Ненасильственный «третий путь», представленный Христианско-демократической партией и в особенности ее лидером Хосе Наполеоном Дуарте, который в свое время тоже был жертвой военного режима, пытался удержать позиции в этих трудных условиях. В результате в конце 1970-х и начале 1980-х гг. Церковь Сальвадора оказалась крайне поляризованной и разделенной, а архиепископ Сан-Сальвадорский Оскар Ромеро стал все чаще высказываться против нарушения прав человека правящим военным режимом. Ромеро, в свою очередь, попал под влияние иезуитских идеологов «теологии освобождения» Иона Собрино и Игнасио Эллакурии.

Архиепископ Ромеро стал первой жертвой в стране, погрузившейся в пучину братоубийственной войны и насилия. 24 марта 1980 г. он был убит у алтаря членами «эскадрона смерти», которые пользовались поддержкой правящего военного режима. В телеграмме президенту Конференции сальвадорских епископов Папа Иоанн Павел II строго осудил «кощунственное убийство» и выразил «глубочайшее возмущение» подобным актом насилия над священником. Преемник архиепископа Ромеро архиепископ Артуро Ривера Дамас сделал все возможное, чтобы овладеть катастрофически ухудшающейся ситуацией в стране. Он часто выступал с резкой критикой нарушения прав человека со стороны правящего режима, но в то же время не мог согласиться с теми, кто, несмотря на храбрость и отвагу в борьбе с правыми реакционными кругами, игнорировал жестокости со стороны Фронта национального освобождения. Он очень тихо и спокойно удалил членов архиепископата по вопросам справедливости и членов комиссии мирян, которые, по его мнению, закрывали глаза на преступления, совершаемые членами Фронта национального освобождения. Этим поступком архиепископ уменьшил подозрения в адрес Церкви, связанные с выдвигаемыми правыми обвинениями в адрес священников за участие в антиправительственной деятельности. Одновременно он укрепил свой моральный авторитет в качестве борца против нарушения прав человека вне зависимости от того, кто их нарушает. В ситуации почти полной утраты контроля над событиями в начале 1980-х гг. архиепископ Ривера попытался усилить христианско-демократическую альтернативу как кровавому военному режиму, так и левым партизанам Фронта национального освобождения. Понадобилось более десяти лет, чтобы партизаны ФНО потерпели полное поражение, а военные экстремисты были поставлены под надлежащий гражданский контроль.

Несмотря на ужасный террор в Сальвадоре, Никарагуа все еще оставалась ключом к решению проблемы аутентичного христианского освобождения в странах Центральной Америки. Эта страна даже в период правления сандинистов в большей степени, чем какая-либо другая в Латинской Америке, оставалась лабораторией развития самых различных теорий «теологии освобождения». Ситуация в Церкви здесь была порой даже более сложной и непредсказуемой, чем в Сальвадоре. В правительстве активно работали два священника - Мигель д'Эското, министр иностранных дел Никарагуа, и Эрнесто Карденаль, министр культуры. А третий священник, брат отца Карденаля Фернандо, иезуит, руководил сандинистской программой образования. Архиепископ Манагуа Мигель Обандо Браво, тучный мужчина крестьянского происхождения, который с самого начала активно поддержал революцию и боролся против семейной диктатуры Сомосы, стал наиболее серьезным и решительным критиком сандинистов после того, как новые правители не сумели обеспечить гарантии соблюдения прав человека и его политических свобод. Сандинисты, в свою очередь, активно поддерживали так называемую «Народную церковь» в противовес архиепископу.

Апостолический нунций в Манагуа архиепископ Андреа Кордеро Ланца ди Монтеземоло, седовласый итальянский аристократ, отец которого, видный антифашистский лидер в Италии времен Муссолини, был казнен нацистами, считался одним из наиболее известных и опытных дипломатов в дипломатической службе Святого Престола. Его назначение нунцием в Никарагуа означало, что Ватикан уделяет большое внимание событиям в этой стране. Монтеземоло с самого начала встретился с лидерами сандинистов, которые по привычке называли его «товарищ нунций», несмотря на всю комичность подобного обращения. Впрочем, комизм ситуации закончился весьма трагически. Даниель Ортега, руководитель Сандинистского фронта и глава правительства, однажды подъехал к дому нунция в шикарном красном спортивном автомобиле, заполненном вооруженными до зубов сандинистами. Архиепископ Монтеземоло встретил нежданных гостей у ворот и заявил команданте Ортеге, что он лично может быть его гостем, но все солдаты должны остаться за пределами резиденции: «Это же посольство».

А сейчас нунцию предстояло вести переговоры с правительством насчет предполагаемого визита Папы в Никарагуа и другие страны Центральной Америки в марте 1983 г. Архиепископ Обандо и другие никарагуанские епископы пригласили Папу, чтобы убедиться, как впоследствии выразился Обандо, что «присутствие Святого отца послужит во благо Церкви и всего нашего народа». Как позже вспоминал архиепископ Монтеземоло, сандинисты не очень обрадовались такому визиту и не хотели сотрудничать со священниками.

Первые проблемы возникли у архиепископа Манагуа, когда команданте Ортега заявил Монтеземоло:

- Мы не хотим, чтобы Папа находился один на один с архиепископом Обандо.

Монтеземоло ответил, что это вряд ли возможно:

- Он является архиепископом столичного города и президентом Конференции епископов.

В конце концов договорились, что Папу постоянно будут сопровождать все епископы Никарагуа, однако возникли другие проблемы. Все епископы не могли поместиться в автомобиле Папы. Тогда нунций решил заказать для поездки автобус, но так и не нашел ни одного во всей стране. Монтеземоло, узнав об этой проблеме, связался с мексиканским кандидатом в президенты, который совершал подобные поездки по стране на автобусе с открытым верхом. После наведения необходимых справок и оформления запроса мексиканское правительство выслало этот автобус в Манагуа.

Следующая проблема касалась находившихся в правительстве священников, которые настойчиво отказывались выполнить требования своего руководства и покинуть государственные должности. Монтеземоло заявил Ортеге, что Папа хочет раз и навсегда решить дело с участием священников в правительстве. Ортега ответил, что «это дело их совести, и меня совершенно не касается». Затем он спросил, что произойдет, если отец д'Эското и отец Карденаль вздумают приветствовать Папу в аэропорту. Нунций предположил, что Папа, вероятно, не обрадуется такой встрече и не захочет видеть их на торжественной церемонии, так как они изъявили открытое неповиновение высшему церковному руководству. Ортеге это явно не понравилось, и Монтеземоло отправился на переговоры с министром иностранных дел Мигелем д'Эското.

Упрямый священник из Мэрикнолла разозлился и заявил, что он - министр иностранных дел Никарагуа и непременно должен не только встретить Папу, но и сопровождать его в поездке по стране. Монтеземоло ответил, что, к сожалению, Папа никогда не путешествует с политическими деятелями. Д'Эското был в ярости. На обратном пути из министерства иностранных дел один из сопровождавших нунция тихо пробормотал:

- Завтра кто-то из них уйдет в отставку - либо нунций, либо министр иностранных дел.

После этого Монтеземоло отправился к отцу Карденалю. Во время их первой встречи в 1980 г. нунций был поражен его выложенным плиткой кабинетом в каком-то необычном здании, которое, как оказалось, когда-то было старым дворцом семейства Сомосы. Отец Карденаль, который тогда произвел на Монтеземоло впечатление человека духовно напряженного, но вместе с тем «очень абстрактного», даже несколько рассеянного, без обиняков объяснил:

- О, это была ванная господина Сомосы.

После того как Монтеземоло изложил ему суть дела и разъяснил ситуацию, связанную с предстоящим визитом Папы, тот незамедлительно ответил:

- Но я обязательно должен присутствовать на встрече. Руководство страны и сам Даниель Ортега хотят видеть меня в числе встречающих.

Нунций в ответ заявил, что видел недавно команданте Ортегу и тот считает это дело личной проблемой Карденаля и не имеет к нему никакого отношения. Карденаль по-прежнему был непреклонен.

Таким образом, вопрос о встрече Папы Эрнестом Карденалем остался пока открытым. Однако Ортега, опасавшийся каких-нибудь неприятных инцидентов на глазах у представителей мировой прессы, позаботился о временном устранении упрямого д'Эското. Через несколько дней после встречи с нунцием он позвонил в офис архиепископа Монтеземоло и сказал:

- Товарищ нунций, я забыл сообщить вам при нашей встрече, что во время пребывания Папы в нашей стране в Индии будет проходить важная международная встреча, на которой обязательно должен присутствовать наш министр иностранных дел.

Архиепископ Монтеземоло был далеко не единственным официальным лицом из Ватикана, который столкнулся с серьезными проблемами во время подготовки визита Папы в Никарагуа. Отец Роберто Туччи из Общества Иисуса, главный организатор всех поездок Папы, был так озабочен непредсказуемым и в высшей степени рискованным поведением сандинистов в конце 1982 г., что даже посоветовал Иоанну Павлу пригрозить им отменой визита, если они не примут некоторых важнейших условий, включая свободный доступ населения к тем местам, которые намерен посетить Папа, а также контроль со стороны Церкви над проведением торжественной мессы в Манагуа. Иоанн Павел II, преисполненный решимости во что бы то ни стало прибыть в Никарагуа и подбодрить преследуемую и угнетенную Церковь этой страны, ответил Туччи, что он все равно поедет туда, даже если будет очень трудно.

В конце концов 4 марта 1983 г. Папа прибыл в Манагуа. Когда его самолет коснулся взлетно-посадочной полосы, все сандинистское правительство уже выстроилось на летном поле и с нетерпением ожидало момента, чтобы поприветствовать Папу. Архиепископ Монтеземоло направился к трапу вместе с начальником протокола. У входа в самолет их встретил кардинал Касароли. Он отвел нунция в сторону и спросил:

- Присутствуют ли на этой встрече священники из состава правительства?

Монтеземоло подвел Государственного секретаря Ватикана к одному из окон самолета и показал рукой на правительственную делегацию:

- Посмотрите сами, Эрнесто Карденаль здесь, а д'Эското нет. Касароли немного подумал и сказал:

- Нам следует сообщить об этом Папе.

Они тотчас же направились в передний салон, где сидел Иоанн Павел, и указали ему на Карденаля. Папа спросил нунция, что теперь делать. Монтеземоло ответил:

- Святой отец, я не вправе давать вам какие-либо советы, но если вы откажетесь поприветствовать его, они стерпят это.

- Нет, - решительно заявил Иоанн Павел, - я, разумеется, поприветствую его, но не знаю, что ему сказать.

После приветственной речи Даниель Ортега, явно нервничая, повел Папу и следовавшего за ним нунция Монтеземоло к членам своего правительства. В нескольких ярдах от шеренги высших чиновников Никарагуа Ортега наклонился к Папе:

- Нам не обязательно приветствовать их всех. Мы можем просто пройти мимо.

- Нет, - ответил Папа, - я хочу их поприветствовать. Тогда Ортега подвел его к шеренге министров и начал их представлять. Когда они поравнялись с Эрнесто Карденалем, министр культуры снял головной убор и преклонил перед Папой колено. Энергично жестикулируя, Папа подошел к священнику и протянул руку.

- Нормализуйте свои отношения с Церковью, - сказал он дружелюбным тоном и снова повторил: - Сверяйте свою позицию с Церковью.

Папский нунций впоследствии вспоминал, что это был не упрек, не осуждение, а скорее приглашение.

Однако главные трудности наступили чуть позже в тот же день во время торжественной мессы в Манагуа. Мессу было решено проводить в местном парке - это было главным предметом обсуждения во время подготовки визита Папы. Монтеземоло предлагал соорудить временные подмостки для алтаря в том конце парка, где сандинисты никогда не проводили своих митингов и где не было огромных портретов Сезара Аугусто Сандино, Маркса, Ленина и других революционных вождей. Команданте Ортега сразу высказал недовольство подобным планом.

- Нет, мы не можем пойти на это, - заявил он. - Но мы все сделаем как надо.

Несколько дней спустя Монтеземоло заметил, что огромные портреты вождей исчезли из той части парка, где обычно проходили митинги. «Ну что ж, - подумал он, - это уже важная уступка». Позже выяснилось, что портреты отвезли в мастерскую на реставрацию, чтобы снова водрузить их на прежнем месте. Когда нунций рассказал об этом Папе, тот ответил:

- Не беспокойтесь. Когда я поднимусь туда вместе со всеми епископами, никто не будет таращить глаза на эти портреты.

Как оказалось впоследствии, правящий режим намеревался гораздо жестче манипулировать событиями.

Отец Туччи прибыл в Манагуа за несколько дней до начала визита Папы вместе с Пьервинченцо Гудичи, старшим инженером Ватиканского радио и специалистом в области звуковых систем. Гудичи сразу же направился в парк, чтобы осмотреть место проведения мессы, и вскоре вернулся совершенно ошарашенный. Там была установлена вторая звуковая система - новая, мощная и управляемая сандинистами. Архиепископ Монтеземоло тут же поинтересовался у представителей правительства, что происходит, и незамедлительно получил подчеркнуто вежливый ответ:

- Ничего страшного, мы просто хотели быть готовыми к любым чрезвычайным обстоятельствам.

Во время предыдущих переговоров Монтеземоло настаивал, чтобы площадь в парке была разделена на несколько секторов и чтобы сектор в самом центре перед алтарем был зарезервирован за представителями различных католических организаций и движений. Когда же эти представители прибыли на мессу, то увидели, что вся центральная часть площади уже заполнена сторонниками сандинистов, включая участок перед алтарем. Таким образом. люди, ради которых, собственно говоря, и проводилась эта месса, оказались оттесненными на заднюю часть площади, а полиция стала стрелять поверх голов тех из них, кто пытался во что бы то ни стало пробиться к алтарю.

Как раз рядом с алтарем Папы находился другой помост, за полненный членами сандинистского правительства и вождям! сандинистской партии. Их поведение тоже не отличалось излит ней почтительностью к происходящему. В течение торжествен ной мессы все девять членов Сандинистского национального ди ректората, включая и самого Даниеля Ортегу, размахивали сжатым в кулак руками и громко кричали:

- Власть народу!

Во время проведения Папой службы конфронтация еще более ожесточилась. Сандинисты установили открытые микрофоны непосредственно перед алтарем, где находились их сторонники, а микрофоны, установленные на алтаре, контролировались сандинистскими звукоинженерами. Только сейчас стало ясно, что подразумевалось под «чрезвычайными обстоятельствами». В начале службы, посвященной единству Церкви, голос Иоанна Павла доходил до самых отдаленных уголков площади и мог быть услышан верующими католиками. Позже понтифик скажет, что, видя, как они бурно аплодируют ему, он понимал, что его голос доходит до них. Но когда он дошел в своей проповеди до того места, где объясняется принципиальная несостоятельность «Народной церкви», деятельность которой направлена против законных пастырей, огромная толпа возбужденных сандинистов, сгрудившихся вокруг алтаря, стала грозно роптать и даже попыталась стащить его вниз. При этом звукоинженеры выключили все микрофоны Папы и усилили громкость микрофонов, установленных среди сандинистов. А в это время члены правительства и правительственные чиновники, разместившиеся на трибуне рядом с алтарем, продолжали нагнетать обстановку. В конце концов разгневанный Иоанн Павел не выдержал и закричал в толпу:

- Тихо!

Постепенно был восстановлен относительный порядок, хотя в самом конце мессы сандинистский шеф протокола подошел к звукоинженерам и потребовал, чтобы те вместо религиозного гимна включили гимн сандинистов. Иоанн Павел остановился перед правительственным помостом, высоко поднял над головой свой увенчанный крестом епископский посох и стал размахивать им, приветствуя сотни тысяч никарагуанских католиков, оттесненных сандинистами на задворки.

Последовавшие позже утверждения сандинистов, что попытки толпы сбросить Папу с помоста выглядели спонтанной реакцией, были откровенной ложью. Попытки сорвать торжественную мессу в Манагуа имели политические последствия. Отец Туччи убедил правящий режим присоединиться к региональной телевизионной программе, чтобы происходящее во время мессы стало известно жителям всей Центральной Америки. Миллионы людей были шокированы вульгарным поведением сандинистов, а когда Папа вечером того же дня вернулся в Коста-Рику, его встретила огромная толпа народа, еще больше, чем накануне. Более того, люди стали гораздо дружелюбнее по отношению к Папе. Сандинистский миф потихоньку рассеивался как утренний туман.

За девять дней Иоанн Павел, кроме Никарагуа, посетил также Коста-Рику, Панаму, Сальвадор, Гватемалу, Гондурас, Белиз и Гаити. В Сальвадоре он отслужил мессу и призвал молиться за примирение всех верующих, а также предпринял незапланированный ранее визит к могиле архиепископа Ромеро. В Гватемале он выступил в защиту коренного населения страны и подверг резкой критике репрессивные меры правительства под руководством генерала Эфраина Риоса Монтта. В Гаити Папа резко критиковал политический режим семейства Дювалье. Правда, в его адрес тоже доносилась критика оппонентов. Так, например, он подвергся нападкам за то, что в проповеди в Сальвадоре не упомянул трагически погибшего архиепископа Ромеро, а некоторые критиковали весь визит в целом, считая его несвоевременным. Эти люди находили много общего между сальвадорскими повстанцами и сандинистами Никарагуа, считая их борьбу проявлением демократии. Однако видный католический деятель Никарагуа, архиепископ Обандо был в целом удовлетворен визитом. Он знал, что народ в большинстве своем высоко оценил решение Папы посетить их неспокойную страну и для многих безобразное поведение сандинистов открыло глаза на происходящее. «Люди начали спрашивать, - вспоминал позже архиепископ Обандо, - кто они такие, чтобы так мерзко вести себя в отношении Церкви? А те, у кого еще были какие-то сомнения относительно целей и задач революции, наконец-то поняли, на чьей стороне они теперь находятся. И это понимание пришло к ним только после того, как они своими глазами увидели отношение правящего режима к Святому отцу». Папа же, со своей стороны, весьма недвусмысленно дал понять о своей поддержке храброго архиепископа Манагуа, возведя его в мае 1985 г. в сан кардинала.

Год спустя после памятного визита Папы в Центральную Америку Хосе Наполеон Дуарте, лидер христианских демократов, победил на президентских выборах в Сальвадоре Роберта д'Обиссона, бывшего офицера, которого многие подозревали в причастности к гибели архиепископа Ромеро. Это был важный показатель настроений народа Сальвадора, который отверг насилие и выразил стремление к мирному переходу от правления традиционной олигархии к демократии. Правда, сандинисты все еще удерживали власть в Никарагуа, а священники в правительстве оставались верными прежнему курсу. В августе 1984 г. отец д'Эското и братья Карденаль были официально уведомлены Святым Престолом, что они нарушают основы канонического права и должны покинуть занимаемые ими посты. Все трое дружно отказались выполнить это требование.

НАСТАВЛЕНИЕ ПО «ТЕОЛОГИИ ОСВОБОЖДЕНИЯ»

Конгрегация доктрины веры довольно продолжительное время работала над разъяснением своего отношения к «теологии освобождения». Ее «Руководство по отдельным аспектам «теологии освобождения» было издано 6 августа 1984 г., то есть за неделю до того, как сандинистским священнослужителям было дано указание покинуть свои посты. Руководство берет свое начало в беседе Иоанна Павла и кардинала Ратцингера, состоявшейся в 1982 г. Инициатором этого разговора был Папа, который совершенно искренне верил, что освобождение является важнейшей темой как Библии в целом, так и христианства в частности. И именно в связи с этим Церковь несет главную ответственность за развитие подлинной «теологии освобождения» и в особенности в свете того, что происходит в странах Латинской Америки. Поскольку этот вопрос затрагивал проблемы соответствующих теологических разработок, Папа постоянно предлагал Конгрегации разрешить эти проблемы.

В то время наиболее выдающимся и наиболее одаренным идеологом «теологии освобождения» в Латинской Америке был отец Густаво Гутьеррес. Конгрегация тщательно изучила все его труды, затем проанализировала взгляды других деятелей Церкви и попыталась выяснить сам процесс «перевода» их учения на язык религиозного образования, проповедей и всей пастырской практики. С этой целью члены Конгрегации проконсультировались со многими епископами Латинской Америки, а Ратцингер постоянно держал Папу в курсе всех этих дискуссий. Пока текст Руководства находился в стадии разработки, стало совершенно ясно, что в первую очередь нужно сделать следующее: дать критический разбор насущных проблем Латинской Америки, нашедших отражение в «теологии освобождения», и отыскать их позитивное решение в рамках христианского учения. Таким образом, пока шла неустанная работа над «Руководством по отдельным аспектам «теологии освобождения», было принято решение предварить его первое издание отдельным критическим обзором всей проблематики «теологии освобождения», что могло бы заложить основы для более адекватного восприятия этой доктрины.

Принципиальные положения первого Руководства, лично одобренного Иоанном Павлом, содержали много общего с обращением Папы к латиноамериканским епископам в Пуэбле в 1979 г. Освобождение, говорилось в этом Руководстве, является одной из важнейших тем в христианстве. Слишком много простых людей в странах Латинской Америки живут в условиях невыносимой нищеты, и Церковь несет особую ответственность за данное положение дел. В Руководстве также признавалось, что существует несколько версий «теологии освобождения», как, впрочем, и несколько версий современного марксизма.

Однако некоторые проблемы во всех этих версиях «теологии освобождения» никак не совместимы с ортодоксальным христианством. Великий библейский образ Исхода не может быть сведен к узкому политическому значению. Грех не может быть преимущественно сосредоточен в таких областях жизни, как социальная, политическая или экономическая. Он коренится в самом сердце человека. «Добро» и «зло» не могут быть исчерпывающе поняты в политических категориях. Что же до истины, то она тоже носит вселенский, универсальный характер и не может принадлежать какой-либо «партии». Классовая борьба отнюдь не является главной динамической силой мировой истории, а ее использование в качестве модели для оправдания насильственных революций против «структурного насилия» в корне противоречит христианскому пониманию истории. Евангелие «нищих духом» не является «пролетарским», пользуясь марксистской терминологией. Церковь - не партийная организация и не принадлежит к какому-либо социальному классу или экономической группе. Мученическую смерть Христа на кресте непозволительно интерпретировать как «исключительно политическую жертву», как символ борьбы всех угнетенных за построение нового общества. И Евхаристия - центральный и важнейший акт христианской литургии - не сводится к «празднованию увлеченных борьбой людей».

Беспокойство состоянием дел в Латинской Америке содержится в самом конце Руководства: «Нужно быть всегда начеку и не допускать политизации своего существования, а иначе ложное понимание значения Царства Божия и трансцендентной сущности человеческой личности придает политике сакральный характер и тем самым предает религию в интересах разного рода революционных проектов».

Христиане провозглашают гораздо большую свободу.

Значение ее было ясно и четко выражено двадцать месяцев спустя, в марте 1986 г., когда вышло «Руководство по христианской свободе и освобождению». Глубочайшее значение освобождения, говорилось в этом втором Руководстве, заключается в спасении души и искуплении грехов, поскольку в этих религиозных актах мы освобождены «от наиболее радикального зла, греха и власти смерти». Таким образом, в евангельском призыве к единению с Богом человеческие существа узнают об истинном значении своей свободы. Тоталитаризм является злом прежде всего потому, что нарушает истинную свободу человеческой личности и попирает тайну Господа Бога, который «жаждет любви свободных людей».

Грех или «отчуждение... от истины... бытия в качестве любимого Богом создания» есть фундаментальное препятствие как этого, так и всех остальных столетий на пути к освобождению. Работа по освобождению человека всегда была и остается моральной основой деятельности всех христиан, что в самом Руководстве определяется как «принцип солидарности». Следовательно, свобода в этом мире заключается в добровольном труде ради свободы других. Церковь действительно исповедует «предпочтительную любовь» к самым бедным и несвободным, но только потому, что она не является «партийной». Эта любовь не знает исключений, так как она - свидетель дарованного Богом достоинства каждой человеческой личности. Что же до «естественного развития» в бедных странах, то оно требует внедрения открытых политических систем, в которых происходит «реальное разделение между ветвями власти в одном государстве», что защищает людей от произвола правительства в отношении прав человека.

Претензии некоторых идеологов «теологии освобождения» к тому, что в первом «Руководстве по отдельным аспектам «теологии освобождения» якобы неверно трактуется ряд положений их учения, были безосновательны. Столь же безосновательны и утверждения бразильского идеолога «теологии освобождения» Леонардо Боффа и его сторонников, что второе «Руководство по христианской свободе и освобождению» якобы полностью подтверждает их позицию. Оба эти документа различаются лишь по тону, а на самом деле взаимно дополняют друг друга и являются составными частями единого целого, описанного Иоанном Павлом с точки зрения усиливающегося кризиса современности. Истинно христианский гуманизм, превыше всего ставящий освобождение человека и призывающий к повсеместной реформе современного общества, был совершенно необходимой альтернативой фальшивому гуманизму марксизма и предлагаемому им столь же фальшивому освобождению. Второе Руководство также явилось важным моментом в развитии социальной доктрины Иоанна Павла, делающей упор на укоренение демократии как способа помочь в освобождении бедных и несчастных от несправедливости и угнетения. Развитию именно таких взглядов посвятил последующие годы своей деятельности Иоанн Павел. Это был открытый вызов не только всем сторонникам марксизма, но и всем тем членам латиноамериканской Церкви, кто чувствовал себя слишком комфортно в сложившихся социальных и экономических условиях.

Оба Руководства обеспечивали дальнейшее развитие общих идей Папы и кардинала Ратцингера по вопросу о решениях Второго Ватиканского Собора и убеждали в том, что социальный активизм, закрепленный в Пастырской конституции о Церкви в современном мире, должен пониматься исключительно в церковном смысле и в соответствии с доктриной католицизма как сообщества, управляемого Догматической конституцией Церкви. И поскольку уникальное послание Церкви по вопросу освобождения через Христа глубже любого политического анализа, Церковь привносит в социальную доктрину идеи Евангелия и, тем самым, способствует освобождению людей от нищеты и политического бесправия.

«ОН ОПЕЧАЛЕН... ОН ПОНИМАЕТ»

Три месяца спустя после памятной встречи с сандинистами в Манагуа Папа Иоанн Павел II столкнулся с еще одним вызовом истинному пониманию христианского освобождения. На сей раз это произошло на его родине.

Введенное генералом Ярузельским военное положение в Польше и его попытки восстановить «нормальную» ситуацию насильственными методами основывались на четырех ложных предпосылках. Первая из них заключалась в том, что движение «Солидарность» оказалось в руках экстремистов и после их удаления с политической арены люди сами вернутся к прежнему образу жизни. Вторая предпосылка основывалась на том, что если устранить лидеров «Солидарности» и одновременно принять меры по улучшению экономического положения трудящихся, то все вернется на круги своя. Партийные лидеры Польши наивно полагали, что главная причина волнений заключается прежде всего в материальных условиях жизни людей. Словом, главной их целью являлась так называемая «кадаризация» польского общества по образцу венгерского. Третья предпосылка исходила из того, что католическая Церковь в конечном итоге пойдет на примирение и поладит с правительством за счет «Солидарности». И наконец, последняя ложная предпосылка заключалась в том, что Запад, ведомый интересами крупнейших банкиров, обеспокоенных польским долгом и возможным дефолтом, не станет упорствовать в своей поддержке оппозиции и согласится на реставрацию прежних порядков. Первые три предпосылки свидетельствуют о том, как превратно правящие круги страны понимали сложившееся положение и как недальновидно недооценивали уровень морального сопротивления, начавшегося с момента визита в Польшу Иоанна Павла II в июне 1979 г.

Вернуть Польшу к прежнему состоянию, существовавшему до августа 1980 г., было невозможно. Страна уже перешагнула тот моральный и психологический порог, после которого о возвращении назад не могло быть и речи. Но власть все еще оставалась в руках партийного правительства, которое могло без особого труда окончательно испортить жизнь людей, сделав ее совершенно невыносимой. Польша во время военного положения, которое официально было отменено лишь в июле 1983 г., и в последующий период времени находилась в состоянии полного распада. Потерпев поражение в попытках проведения политики «кадаризации», правительство постепенно утрачивало контроль над страной и шаг за шагом отступало, «как поразившая страну эпидемия чумы». Экономическое положение Польши ухудшалось с каждым днем, а уж о жизни простых людей и говорить не приходится.

Отчасти по убеждению, а отчасти по необходимости многие члены Польской Церкви приняли в этот период стратегию «сопротивления посредством культурной независимости» в отличие, скажем, от политики времен нацистской оккупации, которые некоторые поляки, включая Кароля Войтылу, называли гораздо худшим положением. Если Польша подверглась оккупации со стороны своего собственного государства, то Польская Церковь имеет полное право провозгласить свою, так сказать, «моральную экстерриториальность». Как посольства в любой другой стране пользуются принципом «экстерриториальности», то есть правом легального статуса и правом называться суверенной территорией представляемой страны, так и католическая Церковь в Польше становится как бы посольством своего народа в своей стране.

Символом именно такой стратегии культурного сопротивления стал молодой варшавский священник Ежи Попелюшко. Его приход - костел Святого Станислава Костки в Варшаве - находился в районе Жолибож, как раз неподалеку от площади Защитников Парижской Коммуны, традиционного места сбора леворадикальной интеллигенции и богемной молодежи, где каждый мог найти себе в качестве собеседника интеллектуально развитого марксиста.

В январе 1982 г. тридцатипятилетний отец Попелюшко начал служить в костеле Святого Станислава Костки «мессу во благо Отечества». Вскоре к нему стали стекаться огромные толпы людей, включая рабочих, студентов, интеллигенцию, аристократов, крестьян, торговцев «черного рынка» и даже членов Коммунистической партии, которые толпились за дверью костела, чтобы услышать его проповедь, транслировавшуюся через громкоговоритель, даже в самую ненастную погоду, под дождем и снегом, на пронизывающем ветру. Иногда собиралось более 10 тысяч человек, и все они внимали тихому голосу священника. Проповеди молодого священника вполне соответствовали призыву Папы Римского бороться со злом с помощью добра. Попелюшко настаивал как на ненасильственных действиях против режима, так и на твердом сопротивлении ему. Сопротивление, по его мнению, являлось моральной обязанностью каждого человека перед лицом власти, а ненасилие представлялось истинно христианским способом сопротивления.

Отец Ежи Попелюшко обращался к своей пастве и ко всем тем, кто пришел к нему на проповедь, со следующими вопросами: «На чьей стороне вы находитесь? На стороне добра или на стороне зла? На стороне истины или на стороне лжи? На стороне любви или на стороне ненависти?» Шеф варшавского бюро «Нью-Йорк тайме» Майкл Кауфман позже признал тот моральный подъем, который вызывали у слушателей слова священника: «Никто от Восточного Берлина до Владивостока не мог позволить себе роскошь стоять перед микрофоном и обращаться к тысячам слушателей с резкой критикой и осуждением ошибок государства и правящей партии. Нигде больше на огромном пространстве, которое населяли почти четыреста миллионов человек, никто не смел открыто говорить перед тысячами людей, что неповиновение властям является священной обязанностью сердца, души, религии, нации и всего человеческого сообщества».

Во время военного положения и после него в Польской Католической Церкви наметился серьезный раскол. Кардинал Глемб имел совершенно иные приоритеты и по-иному понимал роль духовенства в происходящих событиях, чем отец Попелюшко и другие активные священники «Солидарности». Будучи адвокатом, Примас, похоже, не разделял точку зрения Папы Иоанна Павла II, что с коммунизмом покончено раз и навсегда. Более того, он вел себя так, словно надеялся вести переговоры с генералом Ярузельским еще как минимум лет десять. Кардинал Глемб сомневался в существовании плюрализма внутри «Солидарности» и не был уверен в ответственности Церкви перед диссидентами-некатоликами. Он наследовал традицию Вышыньского, в соответствии с которой Примас является единственным и бесспорным представителем польского католицизма. Не имея в отличие от старого Примаса репутации участника героического Сопротивления, Глемб не обладал моральным авторитетом, чтобы выполнять данную миссию, что, впрочем, было совершенно невозможно при сложившихся обстоятельствах. В течение пятнадцати месяцев свободы движение «Солидарность» стало развиваться по своим собственным законам, не контролируемым клерикалами.

Таким образом, ситуация, сложившаяся к июню 1983 г., когда в Польшу во второй раз прибыл с визитом Иоанн Павел II, была весьма драматической. Возрождение «Солидарности» затруднялось не только жестокими мерами правящего режима, но и ослаблением солидарности между простыми поляками, вдохновленными Папой четыре года назад.

Иоанн Павел хотел приехать в Польшу еще в августе 1982 г. на празднование 600-й годовщины Черной Мадонны из Ясной Гуры, однако введенное в стране военное положение сделало такой визит невозможным, да и правительство генерала Ярузельского явно не желало, чтобы такой визит состоялся. Режим сделал все возможное, чтобы не позволить Папе выступать перед большими скоплениями народа. Пустили даже слух, что американское ЦРУ непременно организует какой-нибудь инцидент, а потом обвинит во всем польское правительство. Кроме того, правительство настаивало на полном контроле доступа ко всем местам религиозных собраний, мотивируя это интересами общественной безопасности. Однако было совершенно ясно, что правящий режим хочет во что бы то ни стало снизить накал предстоящей встречи людей с Папой. Наиболее сложным вопросом во время этого визита был вопрос о возможной встрече Папы с лидером «Солидарности» Лехом Валенсой. Министр внутренних дел генерал Чеслав Кищак долго обсуждал этот вопрос с главным организатором визита Папы в Польшу отцом Роберто Туччи и даже ухитрился ни разу не произнести имя лидера «Солидарности», предпочитая называть Валенсу словами «тот парень» или «человек из большой семьи».

- Почему, - требовал ответа министр внутренних дел, - Папа Римский так настойчиво добивается встречи с человеком, который не представляет чьи-либо интересы в этой стране?

Во время этих переговоров, к вящему удивлению Папы, Туччи удалось убедить власти в необходимости обеспечить радиопередачи выступлений Папы по всей стране, чтобы верующие могли слушать его во всех концах Польши одновременно.

Иоанн Павел прибыл в Варшаву 16 июня и сразу же обнаружил разительные перемены в стране по сравнению с предыдущим визитом. Во время церемонии встречи он был печален, стоял, низко опустив голову, и какая-то старая женщина так прокомментировала это событие:

- Он опечален. Вы же видите, он все понимает. Однако этого нельзя было сказать про президента Генрика Яблоньского. Приветствуя Папу, он заявил:

- Визит Его Преосвященства свидетельствует о постепенной нормализации жизни в нашей стране.

Позже, в тот же день, в кафедральном храме Святого Иоанна Папа объяснил, что хотел сказать своим скорбным видом во время встречи в аэропорту. Он прибыл в Польшу, чтобы вместе со всеми своими соотечественниками «застыть перед крестом Христа».

- В особенности с теми из них, - говорил Папа, - кто хлебнул горя, испытал горечь разочарования, перенес унижение, вынес страдания, связанные с лишением свободы и попранием человеческого достоинства.

Затем он возблагодарил Господа за то, что кардинал Вышыньский не стал свидетелем «весьма болезненных событий декабря 1981 г.». Цензоры вырезали эту фразу из текста выступления Папы, который был напечатан не только в католических, но и во многих светских газетах Польши. В тот день тысячи поляков прошли торжественным маршем от кафедрального собора мимо зданий, где размещались учреждения Коммунистической партии, громко скандируя лозунги:

- Со-ли-дар-ность, со-ли-дар-ность! Лех Ва-лен-са, Лех Ва-лен-са! Де-мо-кра-тия, Де-мо-кра-тия!..

Визит Папы в Польшу быстро превратился в крупное общественное событие, вызвавшее у многих людей ощущение политического очищения. Однако сам Папа не ставил перед собой такой задачи. Он, как всегда, приехал в Польшу в качестве прежде всего евангелиста, причем на этот раз хотел развеять настроение отчаяния, которое заметно ослабило силы нации после 13 декабря 1981 г. Еще он хотел преподать урок личного морального сопротивления правящему режиму. Одна из самых крупных проповедей на эту тему была произнесена им в Ченстохове во время встречи с молодыми поляками. Вначале Папа немного разрядил напряженность в толпе молодых людей, которых набралось не менее полумиллиона, своим экспромтом. Когда Иоанн Павел появился на помосте, сооруженном во дворе монастыря, он поначалу просто не мог говорить. А толпа в это время громко скандировала:

- Да здравствует Папа! Папа с нами!

Шум был настолько силен, что невозможно было ничего услышать. Спустя несколько минут над площадью все же послышался уверенный голос Иоанна Павла:

- Я хочу спросить вас всех, может ли перед вами выступить человек, который сегодня приехал к вам из Рима в Ясную Гуру? Толпа на площади взорвалась новым криком:

- Может! Мы слушаем!

Вскоре эти слова сменились новым призывом:

- Ближе к нам, ближе к нам!

Иоанн Павел снова наклонился к микрофону:

- Вы слышите меня? Я иду к вам!

С этими словами он стал спускаться вниз с помоста по устланным красным ковром ступенькам, а за ним неуверенно последовала монахиня Паулина, держа в руках портативный микрофон. Не дойдя до первого ряда собравшихся перед ним верующих ярдов пятьдесят, он остановился. И все же этот театральный жест породил электрический разряд между Папой и толпой, как это было в 1979 г. Но теперь они застыли в молчании. Папа понял, что можно начинать проповедь.

Он говорил как человек, переживший оккупацию страны и знающий, что такое отчаяние и унижение. И никто не мог упрекнуть его в том, что он не знает нынешних настроений своих соотечественников. И именно поэтому его евангельское обращение могло быть высказано самым простым способом: любовь Христа была гораздо сильнее, «чем все те разочарования и весь тот опыт, который уготовила нам жизнь». Каждый поляк может испытать на себе эту любовь и жить в ней, независимо от политических обстоятельств и выбирая гораздо «большую степень свободы», которая позволяет коренным образом изменить свою собственную жизнь. А преобразование жизни является важнейшей предпосылкой реформы всего общества. Они должны «назвать добро и зло своими именами». Только так можно выстроить «прочные барьеры против наступления деморализации». Затем он спокойно произнес самые главные слова о «фундаментальной солидарности между человеческими существами» как основе жизнестойкости всего общества и важнейшем принципе «морального и социального обновления».

- Богоматерь Ясногурская, - завершили проповедь слова молитвы, - помогает нам сохранить надежду.

А когда он медленно поднимался на помост, а потом направился в здание монастыря, возбужденная толпа скандировала ему вслед:

- Оставайся с нами, оставайся с нами!

22 июня, в Кракове, Папа подарил Польше два новых образца «большей свободы», достигаемой в ходе морального и культурного сопротивления, беатифицировав «двух повстанцев», за которых молился еще в 1963 г. - кармелита Рафала Калиновского и «брата Альберта» Хмеловского. Папа также продолжил некое подобие вечернего диалога с краковскими прихожанами, начавшегося еще во время первого визита в 1979 г. А однажды вечером он вернулся в свою резиденцию довольно поздно после чрезвычайной, ранее не запланированной встречи с генералом Ярузельским. Кардинал Махарский, будучи хозяином встречи, попросил кардинала Касароли, парижского кардинала Жана Мари Люстиже приступить к ужину. Иоанн Павел нехотя подошел к столу, съел немного супа, а затем услышал шум собравшейся на площади толпы студентов, которые требовали, чтобы он вышел к ним. Он встал, подошел к окну и довольно долго общался с собравшимися. Минут через пятнадцать кардинал Касароли повернулся к сидевшим за столом коллегам:

- Чего он добивается? Очередного кровопролития? Неужели он хочет войны? Или хочет таким образом свергнуть правительство? Каждый день мне приходится объяснять властям, что у него нет и быть не может подобных намерений.

Папа Иоанн Павел II хорошо знал, чего он хочет и как далеко может зайти в своих действиях. В своих официальных замечаниях накануне неофициальной встречи с генералом Ярузельским в Бельведерском дворце в Варшаве он сознательно избегал любого проявления озабоченности по поводу возможной реакции Советского Союза, то есть по поводу христианской основы европейского культурного единства и исторических последствий ялтинского раздела континента. Однако он не пошел на уступки польским руководителям. «Социальное обновление» - излюбленный лозунг польских коммунистов - может начаться только тогда, заявил он генералу Ярузельскому, когда ему будет соответствовать «социальное согласие», достигнутое в 1980 г. Позже люди, которые находились за пределами комнаты, услышали возбужденные мужские голоса, причем голос Папы настойчиво убеждал генерала Ярузельского перейти к открытому диалогу с движением «Солидарность» и с его лидерами, которых тот арестовал. А на торжественной мессе в Варшаве Папа вновь вернулся к теме диалога, настаивая на том, что социальный порядок, «при котором будут неукоснительно соблюдаться права человека», возможен исключительно на основе двустороннего диалога между правителями и управляемыми.

Это было не слишком приятное послание для людей, которые претендовали на роль единственных спасителей польского суверенитета от вполне возможной советской интервенции. Как вспоминал потом Тимоти Гартон Эш, Иоанн Павел обратился к генералу Ярузельскому и его коллегам со следующими словами:

- Вы никогда не устаете повторять, что являетесь суверенным государством, - хорошо, в таком случае ведите себя как настоящее суверенное государство.

Эти слова принадлежат человеку, который не считал, что у Ярузельского нет выбора. Генерал просто-напросто сделал то, что сделал еще в декабре 1981 г.

Во время встречи с Ярузельским и польским епископатом Иоанн Павел еще раз подчеркнул, что не примет решения, в котором Церковь поменяет свою независимость на сотрудничество с властью посредством официально признанных католических союзов или официально санкционированной католической «оппозиционной» партии. Некоторые деятели Польской Церкви были готовы согласиться на такие условия, и именно на такой исход дела надеялся правящий режим. У Папы не было подобных намерений. «Солидарность» имела собственную концепцию единства и права на независимость от властей предержащих. Не могло быть никакого настоящего диалога и соответственно никакого социального обновления без истинной независимости профсоюзных ассоциаций рабочих. Другими словами, Церковь не должна заключать никаких соглашений с правящим режимом за спиной профсоюза «Солидарность». И, как будто желая вернуться к этому вопросу, Иоанн Павел настаивал на встрече с лидером «Солидарности» Лехом Валенсой. В конце концов правительство согласилось на проведение» «сугубо частной встречи» в какой-то хижине в Татрах, куда Валенсу доставили на вертолете. Отец Юзеф Тишнер, бывший капеллан конгресса «Солидарности», взорвал миф об этой «сугубо частной встрече» одной-единственной фразой:

- С Папой не может быть частной встречи.

Валенса, со своей стороны, выделил сам факт состоявшегося диалога в своих последующих публичных заявлениях. А власти тем временем продолжали повторять, что «никакого диалога... с бывшим лидером «Солидарности» нет и в помине». Тем временем в стране продолжался процесс распада правящего режима и упадка польской экономики.

Иоанн Павел так и не смог убедить генерала Ярузельского и правительство в целом перейти к диалогу с оппозицией, но его восьмидневное пребывание в Польше в июне 1983 г., несомненно, укрепило положение Церкви, ясно дало понять, что нет и не может быть никакого соглашения по поводу уступок со стороны движения «Солидарность», и совершенно отчетливо показало, что соотечественники Папы надеются на благоприятный исход противостояния в стране и с надеждой смотрят в будущее. Главная проблема, как и в случае со странами Центральной Америки, оставалась прежней - истинно христианское освобождение. Самые тяжелые цепи, какие только могут обременять человеческую личность, подчеркивал Иоанн Павел в беседе с поляками, - это «цепи взаимной ненависти...» Истинное освобождение может ассоциироваться только с крестом в самом христианском смысле этого слова: «Прощение - это сила любви. Прощение - не проявление слабости. Прощать - не означает отходить от истины и справедливости».

Некоторые люди восприняли эти слова как нечто туманное, неопределенное и даже как попытку приспособления. Однако потребность назвать добро и зло своими именами оказалась весьма взрывоопасной в современном мире. У Иоанна Павла не было никаких сомнений, что Польша стала достаточно зрелым государством, чтобы не следовать по пути конформизма, отдать все свои силы борьбе за истину, попираемую коммунистической культурой лжи и ненависти. Именно в этом нонконформизме он видел залог того, что его родина рано или поздно добьется истинного освобождения и в борьбе, достойной истинно христианской нации, станет свидетелем всеобщей правды и достоинства человеческой личности. Это было лишь делом времени.

ЕПИСКОПЫ И БОМБА

Нравственно-культурный подход Папы Иоанна Павла II к мировой политике создал благоприятные условия для вмешательства Святого Престола в проблемы войны и мира, рассмотрение которых было подготовлено епископами Соединенных Штатов Америки в 1981-1983 гг. и зафиксировано в соответствующем пастырском послании.

Одним из поводов для написания такого послания стало движение за запрещение ядерного оружия, большинство сторонников которого свято верили, что проблемы прав человека должны быть подчинены великой цели достижения соглашений о всеобщем контроле над оружием массового поражения. Подобные соглашения, в свою очередь, могли бы уменьшить опасность возникновения ядерной войны, говорилось в послании. Связь между правами человека и контролем над ядерным оружием прослеживается уже в первых двух вариантах этого послания. Изучив второй вариант документа, Святой Престол 18-19 января собрал на международное совещание в Ватикане американских епископов и экспертов в области разоружения из Франции, Западной Германии, Великобритании, Бельгии, Италии и Голландии. Кардинал Ратцингер, председательствовавший на совещании, а также кардинал Касароли участвовали в его работе в течение двух дней. Это говорило о том, что специалисты и епископы обсуждали вопросы не только чисто политические, но также и теологические. Кроме того, состав участников свидетельствовал об озабоченности самого Папы Римского той политической линией, которую так рьяно развивали американские епископы.

Участники совещания пришли к выводу, что результаты его деятельности должны быть обобщены и изложены отцом Яном Шотте, секретарем Юстиции понтификата и Комиссии по проблемам мира, и затем опубликованы в качестве «руководства к действию» для американских епископов при подготовке очередного проекта их пастырского послания. Иоанн Павел II предложил разослать эти обобщающие материалы всем американским епископам без каких бы то ни было комментариев. Президент Национальной конференции католических епископов, архиепископ Джон Роуч из городка Сент-Пол, штат Миннеаполис, и недавно избранный кардиналом Джозеф Бернардин из Чикаго, председатель комитета епископов по выработке проекта послания, присоединились к разработке данного документа в одностороннем порядке, объяснив свой поступок тем, что на ватиканском совещании были обойдены самые острые углы и что все эти недостатки должны быть учтены при составлении третьего варианта. Это была не просто особая интерпретация документа, поддержанная его тщательным изучением и анализом. Подобное обобщение основных выводов ясно показывало, что во втором варианте пастырского послания были смешаны совершенно разные уровни проповеднической деятельности Церкви, что само по себе могло привести к путанице в умах людей и проповедующих им священников. В обобщающей работе Шотте также предлагалось, чтобы епископы, будучи «учителями веры», не присоединялись ни к каким политическим течениям, пока не станет известна позиция всей Церкви. Далее выдвигалось требование, чтобы в третьем варианте послания было четко и ясно обрисовано различие между миром Царства Божия и миром, который возможен в нашей жизни. Кроме того, предлагалось рассмотреть две основные нормативные традиции по вопросам войны и мира в католической моральной теологии: пацифизме и просто военной традиции. Пацифизм занял немалое место в современной католической теологии, однако нормативная практика принятия решений по вопросам войны и мира все еще оставалась частью военной традиции.

Совещание в Ватикане и обобщающая работа Шотте оказали большое влияние на разработку американскими епископами третьего варианта, который стал основой пастырского послания «Вызов миру: Обетование Господа и наш ответ», изданного в мае 1983 г. Однако даже в завершенной и значительно переработанной форме послание «Вызов миру» не содержало сколько-нибудь серьезного культурологического понимания истории, о котором так часто говорил Папа Иоанн Павел II после своего избрания. Документ повторял многие положения различных заявлений Папы по тем или иным вопросам, но в целом исходил больше из современных достижений американской политической науки и теории международных отношений, чем из своеобразного видения мира Иоанном Павлом и глубины его понимания истории конца двадцатого столетия. Еще большее недоумение вызывал тот факт, что американцы даже не пытались серьезно поразмыслить над тем, что означало сопротивление в странах Восточной Европы для укрепления прав человека во всем мире, а также не проанализировали его воздействие на правящие режимы в этой части Европы и в Советском Союзе. В отличие от подхода, предложенного Папой в Польше в июне 1983 г., пастырское послание американских епископов вызвало значительно меньшую критику в свой адрес и не воспринималось как безрассудно смелый взгляд на отношение Церкви к окружающему миру. Если американские епископы были полны решимости стать «игроками» в этой игре, то Иоанн Павел хотел изменить и правила игры.

Двухлетние дебаты относительно послания «Вызов миру» привлекли внимание общественности к незаслуженно забытому бывшему капеллану военно-морского флота США, который стал одним из наиболее смелых выдвиженцев Иоанна Павла. До своего назначения членом Комитета по подготовке пастырского послания епископ Джон О'Коннор был резервным епископом военного ведомства, своеобразной «епархии» военного и дипломатического персонала. В мае 1983 г. О'Коннор был назначен епископом Скрантона, штат Пенсильвания. Вскоре человек, которого Джин Киркпатрик как-то назвала самым блестящим студентом, которого она когда-либо встречала, буквально штурмом захватил Скрантон и шесть месяцев спустя после своего прибытия был назван «человеком года» этого городка.

9 октября 1983 г. после долгой, героической и, как многие отмечают, святой борьбы с лейкемией умер кардинал Теренс Кук из Нью-Йорка. И хотя Католическая Церковь Соединенных Штатов не имеет своего Примаса, Нью-Йорк, несомненно, является одним из двух или трех наиболее важных архиепископств в этой стране, а может быть, и самым важным. Благодаря своему расположению в центре международных коммуникаций и финансовых потоков этот мегаполис играет весьма заметную роль в международных делах католической Церкви. Иоанн Павел, очевидно, хотел видеть на посту архиепископа Нью-Йоркского человека, который отличался бы настойчивым характером и был способен привнести элементы культуры в американский католицизм. Просмотрев список из трех человек, которые сыграли выдающуюся роль в подготовке и проведении Конференции епископов США, Папа через девять месяцев вытащил епископа О'Коннора из Скрантона и вскоре назначил его архиепископом Нью-Йоркским. На этом посту О'Коннор быстро освоился и стал мощным защитником и проводником притязаний католицизма на роль ведущей нравственной силы в американской общественной жизни. Новый архиепископ постарался оживить движение в защиту жизни, которое почти заглохло в американском католицизме, и сделал его заметной сферой деятельности многих американских епископов. Тем самым он вновь поставил в повестку дня вопрос о праве на жизнь не рожденных еще младенцев.

Вскоре после своего назначения в Нью-Йорк О'Коннор прибыл в Рим, чтобы навестить Иоанна Павла.

- Добро пожаловать, - радостно приветствовал его Папа, - к архиепископу столицы мира!

ИНТЕЛЛЕКТУАЛЫ

В августе 1983 г. Иоанн Павел II начал серию семинаров по гуманитарным наукам в летней резиденции Кастель-Гандольфо. Уникальное явление в анналах современного папства, эти семинары привлекали к себе внимание христиан, иудеев, агностиков, атеистически мыслящих философов, историков и других ученых, которые с радостью обменивались на них своими взглядами. Для Папы подобные интеллектуальные беседы были истинной страстью.

Семинары в Кастель-Гандольфо представляли собой римский вариант дискуссий с академиками, которые организовывал в свое время Юзеф Тишнер, а кардинал Войтыла принимал гостей в своей краковской резиденции. За последние годы во время этих встреч Войтыла познакомился с Кшиштофом Михальским, выпускником докторантуры Ягеллонского университета, который позже стал адъюнкт-профессором философии Варшавского университета. В 1981 г., незадолго до политического кризиса в Быдгоще, Михальский и Тишнер прибыли в Рим, и Михальский вернулся к идее возобновления своеобразного института, в котором польские ученые и интеллигенция могли бы поближе познакомиться со своими коллегами из стран Запада. Папа заинтересовался этой идеей отчасти потому, что чувствовал приближение трудных времен для Польши и, кроме того, хотел, чтобы его соотечественники имели возможность обмениваться взглядами с представителями западной интеллигенции. При поддержке Папы в Вену ушло рекомендательное письмо, подписанное кардиналом Касароли, Михальским и Тишнером. В нем содержалось предложение обсудить план создания такого института с кардиналом Францем Кёнигом, который сразу же спросил:

- А кто будет платить за все это?

Впрочем, венский кардинал вскоре горячо поддержал идею и помог организовать Институт гуманитарных наук, который начал работу незадолго до введения в Польше военного положения. После объявления в стране «состояния войны» Михальский остался в Вене, чтобы руководить работой института, а отец Тишнер вернулся в Польшу, откуда по мере возможности наезжал в Вену. С помощью и при непосредственной поддержке Папы Институт гуманитарных наук постепенно стал превращаться в независимое научное учреждение, не имевшее ни католической, ни левой, ни правой, ни какой бы то ни было другой политической окраски. Другими словами, это было место, где проходили весьма серьезные гуманитарные исследования, сопровождавшиеся острыми дебатами, посвященными проблемам будущего развития гуманитарных наук и их отношению к свободному обществу.

Первый семинар в Кастель-Гандольфо, организованный при участии Института гуманитарных наук, прошел в августе 1983 г. и был посвящен проблеме «Человек в современной науке». В число участников семинара вошли, кроме Тишнера и Михальского, такие видные представители интеллектуальной элиты, как философы Ханс Георг Гадамер, Чарлз Тэйлор и Эммануэль Левинас, а также юрист Эрнст Вольфганг Бёкенфёрде, физик Карл Фридрих фон Вейцзеккер, германские теологи Герхард Эбелинг (лютеранин) и Иоганнес Метц (католик). Каждый участник семинара представил свою работу, которая тщательно обсуждалась группой специалистов в отведенной для совещаний комнате или на большом балконе, выходящем на озеро Альбано. Папа внимательно прислушивался к суждениям гостей, но редко вмешивался в ход дебатов. За обедом участники семинара рассаживались, как правило, группами, объединенными общностью языка, а пользовавшийся репутацией полиглота Иоанн Павел переходил от одной группы к другой и продолжал беседовать с гостями. В самом конце работы семинара и всех предыдущих дискуссий Папа Иоанн Павел II предлагал вниманию гостей свое личное мнение по итогам работы и порой комментировал способы и методы внедрения высказанных предложений в жизнь.

Иоанн Павел неплохо знал Эммануэля Левинаса, еврейского философа из Франции, интеллектуального наследника Мартина Бубера, еще до своего избрания Папой Римским. Он читал все его работы и ценил их за глубину. Левинас, со своей стороны, узнал Иоанна Павла, когда тот уже стал Папой, и очень интересовался тем, как его примут на семинаре. Иоанн Павел взял Левинаса за руку и сказал:

- Спасибо, что согласились встретиться со мной. Француз был настолько поражен таким обращением, что до самого обеда не мог произнести ни слова. И только во время обеда он подошел к Папе и спросил, почему тот решил встретиться с палестинским лидером Ясиром Арафатом. Иоанн Павел отделался какой-то шуткой, а в самом конце работы семинара собрал всех участников, чтобы сделать групповую фотографию на память. Отец Метц, чья скандальная работа «Политическая теология» не без оснований считалась вдохновляющей силой для латиноамериканской «теологии освобождения», все время бродил вокруг и опасался приближаться к Папе. И даже фотографируясь, он старался держаться поодаль. Иоанн Павел все-таки приметил его и позвал к себе:

- Вы, Метц, подойдите поближе к Папе!

Все вокруг весело рассмеялись, включая самого Метца, который охотно выполнил просьбу.

Институт гуманитарных наук проводил семинары в Кастель-Гандольфо в течение всего понтификата Иоанна Павла. По большей части в нем принимали участие интеллектуалы из Центральной Европы, а главными темами для обсуждений становились проблемы гуманитарного развития Европы, и в особенности Германии. Отец Тишнер как-то раз так прокомментировал одну любопытную тему семинара. Намного легче, сказал он, пригласить сюда неверующих, чем католиков, так как интеллектуальная фракционность в Церкви стала настолько разительной, что если мы пригласим представителя одного интеллектуального течения, то это непременно вызовет обиду всех остальных.

Несмотря на ряд ограничений в области интеллектуальных поисков, встречи в резиденции Кастель-Гандольфо стали заметным явлением в понтификате Иоанна Павла II. Как и созданный им в мае 1982 г. Совет понтификата по вопросам культуры в качестве постоянно действующего органа в Римской Курии, эти семинары отражали не только его личный интерес к интеллектуальной жизни, но также и убеждение в том, что серьезный интеллектуальный диалог является непременным условием для возрождения истинного гуманизма в двадцать первом веке и что Папа может оказать посильную помощь в этом важном деле.

ГЕНЕРАЛЬНАЯ КОНГРЕГАЦИЯ ИЕЗУИТОВ

Если в ведении диалога с ведущими представителями западной интеллигенции Папа Иоанн Павел II добился значительного успеха, то применение папской шоковой терапии по отношению к Обществу Иисуса, которое с давних пор было главным интеллектуальным сообществом католической Церкви, оказалось гораздо менее успешным.

За вмешательством Папы во внутреннее управление Обществом Иисуса в октябре 1981 г. последовало, как многие и ожидали, открытое восстание. Бесчисленное количество иезуитов писали Иоанну Павлу коллективные и индивидуальные письма, чтобы выразить свое недовольство его политикой. Так, семнадцать человек, включая выдающегося немецкого теолога Карла Ранера, написали Папе, что мирятся с его решением, но поскольку непосредственно ему они не подчиняются, то могут совершенно открыто заявить, что «не видят промысла Господня» в его вмешательстве. Несколько месяцев спустя Иоанн Павел заявил своему делегату отцу Паоло Деззе, что восхищен тем, как иезуиты реагируют на его решение.

До возвращения отца Питто из Японии в конце ноября 1981 г. бывший Генеральный викарий отец О'Кифи продолжал при поддержке отца Деззы вести дела, как и до вмешательства Папы, включая проведение различных встреч с папским делегатом, которому было уже за восемьдесят и который практически ничего не видел. Четыре генеральных ассистента отца Аррупе оставались членами иезуитского генералитета и именно они предложили Деззе и Питто пригласить в Рим провинциалов со всех концов света, чтобы папский делегат мог внятно объяснить им, чем, собственно, вызвана озабоченность Папы и на что он рассчитывает. Дезза и Питто согласились с ними и в феврале 1982 г. встретились в Риме на вилле Кавалетти с восемьюдесятью шестью провинциалами со всего мира. А 27 февраля того же года вся эта группа получила аудиенцию у Папы Иоанна Павла II.

Пространная речь Папы была посвящена преимущественно славной истории Общества Иисуса и его выдающимся интеллектуальным, миссионерским, теологическим и пастырским достижениям. Кроме того, Папа кратко упомянул о важности «точной интерпретации» решений Второго Ватиканского Собора, о необходимости вовлечения священников в борьбу за социальную справедливость, а также об энергичном отстаивании «духовного, доктринального, дисциплинарного и пастырского» развития Общества Иисуса. Как будто желая еще раз подчеркнуть свою веру в Общество, Иоанн Павел обратился к провинциалам с просьбой взять на себя решение четырех важнейших задач: экуменизм, межрелигиозный диалог, диалог с атеистами и укрепление справедливости. В конце этого обращения Папа указал, что если все будет продолжаться так, как и ранее, то в течение следующего года станет возможным созыв Генеральной Конгрегации.

Противники вмешательства Папы во внутренние дела Общества Иисуса истолковали это обращение как своеобразную попытку извинения за то, что произошло четыре месяца назад. Отец Дезза и отец Питто, очевидно, продолжали убеждать Папу Иоанна Павла II и всех остальных чиновников Курии в том, что надеются уложиться в намеченные сроки. Судя по всему, им это удалось, так как 8 декабря 1982 г. при непосредственной поддержке Папы отец Дезза торжественно объявил о созыве 2 сентября 1983 г. очередной, 33-й в истории Общества Иисуса Генеральной Конгрегации. Иоанн Павел открыл Конгрегацию торжественной мессой, на которой присутствовали более 200 делегатов. Во время проповеди он обратился к делегатам с просьбой не забывать о том, что Общество Иисуса имеет огромное влияние на все религии, на многих священников и на огромное количество мирян.

- Все, что вы делаете, - подчеркнул он, - часто имеет такие важные последствия, о которых вы даже не подозреваете.

Конгрегация не стала тратить время на выборы нового Генерала. Делегаты прекрасно понимали, что избрание одного из генеральных ассистентов Аррупе будет расценено как пощечина Папе Римскому. А с другой стороны, они были преисполнены решимости не отдавать этот высокий пост тому, кто пользуется репутацией сторонника Папы, например, отцу Питто или отцу Роберто Туччи. Что же до кандидатуры отца Деззы, то он не подходил на эту должность по возрасту. После четырех дней напряженных дискуссий делегаты Конгрегации наконец-то достигли согласия и еще в первом туре избрали Генералом Общества Иисуса отца Питера Ганса Кольвенбаха, голландца, который большую часть жизни провел в Бейруте, а последние два года - в Риме в качестве ректора Восточного института понтификата. Вынуждая его немедленно занять пост, делегаты тем самым отвергли отца Питто, который до своего назначения заместителем отца Деззы был весьма уважаемым человеком среди иезуитов. Другими словами, делегаты подтвердили свое стремление остаться независимой организацией, но постарались сделать это так, чтобы не спровоцировать недовольство Римской Курии и не дать повода для очередного вмешательства Папы в свои дела.

Питто, со своей стороны, продолжал верить, что вмешательство Папы в дела Общества возымело желаемый эффект. По его мнению, оно склонило членов Общества к покорности, пробудило в них желание внимательнее прислушиваться к словам друг друга, готовность пересмотреть фундаментальные основы Общества и в конечном итоге привело к расширению диалога с епископами во всем мире. Отец Туччи согласился с тем, что вмешательство Папы принесло свои положительные результаты, однако тут же выразил озабоченность тем обстоятельством, что «Дезза так и не смог существенным образом изменить порядок дел в ордене». Что ему удалось изменить, так это качество отношений между Курией и Обществом Иисуса, да и то только благодаря своим старым связям и дипломатическому искусству. Дезза мог также заявить обеспокоенным членам Курии, что их озабоченность делами Общества в период правления отца Аррупе была, пожалуй, чрезмерна.

Отец Дезза однажды заявил отцу Туччи, что Иоанн Павел II сильно сомневается в желании Деззы созвать 33-ю Генеральную Конгрегацию. Но все-таки он вынужден был разрешить ее проведение, так как всецело доверял отцу Деззе и тому, что папское послание во время вмешательства в дела Общества в октябре 1981 г. возымело свое действие и было принято его членами. Отец Дезза, возможно, действительно верил в это, и последующие события показали, что он воспринимал ситуацию оптимистически.

Отец Кольвенбах, человек глубочайшего благочестия, так и не доказал никому, что является настойчивым и упорным в достижении цели Генералом. Однако это отнюдь не разочаровало делегатов, так поспешно избравших его. Обучение иезуитов продолжалось по тем же канонам, которые ранее вызывали столько нареканий. Не прекращалось и вмешательство ордена в партийно-политическую деятельность в различных странах Латинской Америки. А иезуитские теологи еще многие годы будут находиться на передовом рубеже борьбы за «окультуривание» католической доктрины и проповедей в странах Азии, вызывая тем самым сомнения в существовании Иисуса Христа как Спасителя мира. Некогда мощная программа обучения иезуитских университетов в Соединенных Штатах слабела и постепенно утрачивала свою строго католическую направленность. Причем старейший из них Джорджтаунский университет окончательно погряз в теологических спорах относительно того, является ли наличие распятия в студенческих аудиториях нарушением университетского устава и приверженности идеям плюрализма. Общество Иисуса продолжало численно уменьшаться, в то время как многие другие монашеские ордена, более внимательно прислушивавшиеся к мнению Иоанна Павла II по вопросам священства и религиозной жизни, увеличивали свою численность. Таким образом, если серьезные изменения в жизни иезуитов и их самоуправлении были в 1981 г. главным поводом вмешательства Папы Иоанна Павла II, то такое вмешательство очень трудно расценивать как успешное.

Среди тех, кто одобрял вмешательство Папы в дела Общества, оказались его давние критики, которые утверждали, что вся эта история еще раз подчеркивает основную особенность понтификата Иоанна Павла II - его неспособность заканчивать довольно смелые инициативы эффективным исполнением своих решений. Более правдоподобное объяснение заключается в том, что главная ошибка Иоанна Павла, если, конечно, называть это ошибкой, состоит в попытках проецировать свои достоинства на других людей. Вмешательство Папы в дела Общества в октябре 1981 г. имело целью побудить руководство иезуитов к размышлению над основными решениями Второго Ватиканского Собора и над понтификатом Иоанна Павла II как определенного рода усилиями по обеспечению верного восприятия церковной жизни. Именно такой дух покорности и смирения проповедовал сам епископ Рима и требовал аналогичного отношения к Церкви от других.

Разумеется, надежды Папы на обновление Общества Иисуса не устраняли антиримских настроений, по-прежнему господствовавших внутри ордена, а все рычаги власти во время 33-й Генеральной Конгрегации так и оставались в руках сторонников Аррупе и О'Кифи. Иезуиты действительно узнали много нового во время делегатства отца Деззы, но это знание имело больше общего с вопросами взаимодействия между руководством Общества и Римской Курией, чем с вопросами обучения, теологии, социальной активности и соответствующего образа жизни.

Вмешательство во внутренние дела иезуитов и его последствия видоизменили проблему отношения Папы к новым религиозным движениям священников, как, например, движению Легионеров Христа. Он предпочел напрямую связываться со всеми институтами католической Церкви и всеми силами старался вдохновить и поддержать наиболее верных и преданных ее сторонников, чем ополчаться против диссидентов и принуждать их к соблюдению норм церковной жизни. Отчасти это объясняется его глубоким уважением к свободе других людей. Кроме того, подобное поведение выражает его спокойную уверенность в том, что подлинный дух Второго Ватиканского Собора в конце концов одержит заслуженную победу, так как является гораздо более радикальным и более притягательным воззрением, чем все те ложные интерпретации учения Церкви, которые в 1970-е годы, помимо всего прочего, неизбежно привели иезуитов на грань острейшего кризиса.

ОСВОБОЖДЕНИЕ И ИСКУПЛЕНИЕ

Кароль Войтыла всю свою сознательную жизнь проявлял необычайный интерес к разного рода юбилеям и годовщинам, что объясняется прежде всего его глубоким убеждением в том, что все действия Господа Бога в истории освящают время. Для христиан время - это не просто хронология. Время - это наполненная драматизмом арена событий, которую Бог избрал для спасения мира. Различного рода годовщины и юбилеи являются благоприятным поводом, чтобы привнести в мир истории новые измерения и таким образом сделать их достоянием христианского сознания.

В соответствии с традицией период 1983-1984 гг. является Святым Годом Искупления, который, в свою очередь, отмеряет 1950-ю годовщину поворотного момента в мировой истории, то есть годовщину искупительной смерти Иисуса Христа. Празднование годовщины спасения человечества само по себе является благословенным деянием. Однако этот юбилей Святого Года имел и другую цель: объяснить освобождение человечества в контексте последних теологических и религиозных изысканий.

Обычай отмечать юбилей паломничеством в Рим берет свое начало с 1300 г., времени правления Папы Бонифация VIII. К началу эпохи Возрождения празднование Святого Года каждую четверть века стало общепринятым и никем не оспаривалось. Святые годы отмечались регулярно каждые двадцать пять лет с 1450 по 1800 г., когда эта традиция была нарушена кровавым хаосом Французской революции и всеми ее негативными последствиями в Европе. Единственный юбилей Святого Года в XIX в. был отмечен в 1825 г. Девяностолетний Папа Лев XIII восстановил давнюю традицию в 1900 г., вспомнив, что посещал этот праздник в Риме еще в 1825 г. Папа Пий XI отпраздновал Святой Год в 1933 г., отметив тем самым 1900-ю годовщину искупительной жертвы Христа. Все эти прецеденты настолько воодушевили Папу Иоанна Павла II, что он тоже объявил рубеж 1983-1984 гг. Святым Годом.

Традиционное паломничество верующих в Рим на Святой Год сосредоточивалось вокруг четырех основных патриархальных базилик - собора Святого Петра, церкви Санта-Мария Маджоре, церкви Святого Иоанна Латеранского и церкви Святого Павла за стенами. Каждый из этих храмов имел свои «святые двери», которые были открыты только в Святой Год и являлись главным местом паломничества. В отличие от других подобных юбилеев Святого Года Иоанн Павел хотел сделать этот Год Искупления всеобщим экуменическим праздником и обратился ко всем епископам с просьбой выделить для этой цели юбилейную церковь со своими «святыми дверями», куда могли бы беспрепятственно пройти паломники и верующие. Словом, христиане во всем мире должны были получить возможность отпраздновать этот юбилей наравне с паломниками в Риме. С этой целью Иоанн Павел продлил празднование Святого Года, чтобы дать возможность как можно большему числу паломников прибыть в Рим, посетить катакомбы или церковь Святого Креста Иерусалимского, что неподалеку от Латеранской базилики.

Святой Год Искупления начался 25 марта 1983 г. В дождливый пасмурный вечер Папа Иоанн Павел II возглавил процессию от крошечной церкви Святого Стефана Абиссинского в Ватикане, провел ее через всю площадь Святого Петра до крайней базилики, где взял золотой молоточек, который в 1933 г. использовал Папа Пий XI, три раза ударил им по Святой двери собора Святого Петра, а когда она отворилась, поцеловал дверную ручку и направился к папскому алтарю, где и должна была пройти торжественная месса. В своей проповеди Папа подчеркнул, что в самом процессе вступления в Святую дверь собора все присутствующие должны видеть символическое вступление во «все христианские общины, независимо от их природы, направленности и расположения в мире, и в особенности в катакомбы всего современного мира. Этот особый юбилей Искупления является Святым Годом для всей Церкви».

В течение этого Святого Года Иоанн Павел II крестил двадцать семь взрослых людей, в основном выходцев из стран Азии, а также совершил обряд венчания тридцати восьми пар. Кроме того, он исполнил обряд беатификации девяноста девяти мучеников Церкви, павших жертвой Французской революции, и двух мучеников Китайской революции 1930-х гг. В июле Папа беатифицировал знаменитого художника XV в. Фра Анджелико, придав таким образом официальное признание давно уже популярному выражению «блаженный Фра Анджелико».

Святой Год имел и провозглашенное экуменическое измерение. 31 октября Иоанн Павел написал письмо кардиналу Йоханнесу Виллебранду, президенту Секретариата христианского единства, в котором поздравил его с 500-летием со дня рождения Мартина Лютера. В письме отмечалось «глубокое религиозное чувство» Мартина Лютера, которое сформировало личность, «одержимую неизбывной страстью к вечному спасению». Попытки залечить раны XVI в. в отношениях между Римско-Католической Церковью и лютеранской Реформацией потребуют постоянных исторических изысканий «без обид и предрассудков», чтобы создать «истинный облик реформатора всего периода Реформации и всех тех людей, которые были вовлечены в нее ходом истории». Что же до ошибок, то если они остались, их нужно признать и исправить. «Разделяя интерпретацию прошлых событий», католики и лютеране получат «новую точку отправления» для своих теологических дискуссий. Но начинать нужно с того общего, что имеют между собой лютеране и католики, - «со слов Святого Писания, с признания единой Веры и с Соборов древней Церкви». Такой диалог следует продолжать в духе «покаяния и готовности учиться, слушая друг друга».

В третье воскресенье Рождественского поста Иоанн Павел нанес визит в лютеранскую общину Рима, где принял участие в экуменической литургии мира и помолился за всех присутствовавших. Лютеранские прихожане разослали приглашения на «Рождественскую службу с епископом Рима». Стоя в молельном доме перед алтарем в простом красном облачении поверх белой папской сутаны, Иоанн Павел сказал, что 500-летие Лютера является «началом нового этапа в перестройке нашего единства и нашей общины». Это единство, продолжал он, «есть лучшая подготовка к пришествию Христа в наше время...» Служба закончилась тем, что католики и протестанты вместе прочитали молитву и апостольский Символ веры.

В Святой Год был предпринят ряд попыток достичь экуменического согласия и с Восточным христианством. 16 апреля 1983 г. Иоанн Павел II принял у себя Гарегина Саркисяна из Киликии, Святейшего Католикоса Всех Армян. А месяц спустя, 13 мая, официальный визит в Рим нанес Православный Патриарх Антиохии Игнатиус IV Хасим. 6 июня того же года в Ватикан для встречи с Папой Римским прибыл Моран Map Базилеус Мартома Матеус I, Католикос Сирийской Православной Церкви в Индии. 30 июня Иоанн Павел встретился с митрополитом Мелитоном из Халкидона, представителем Вселенского Патриарха Димитриоса, и они вместе отпраздновали в Риме день почитания святых Петра и Павла.

8 января 1984 г. в приемном зале Папы Павла VI состоялось торжественное празднование Святого Года для детей, на которое собралось 8 тысяч ребятишек. Обращаясь к ним, Папа сказал, что они являются «венцом для Иисуса Христа», но при этом должны помнить кое-что:

- Вы уже хорошо знаете, что являетесь любимцами Папы. 22 числа того же месяца Иоанн Павел предпринял свой первый официальный визит в общину цыган в римской церкви Святой Риты.

НАКАЗАНИЕ И ПРИМИРЕНИЕ

Шестая очередная ассамблея Синода епископов собралась во время Святого Года и проходила с 29 сентября по 29 октября 1983 г. с повесткой дня «Современное состояние наказания и примирения в церковной миссии». Возникшие после Второго Ватиканского Собора новые формы и методы религиозного обучения и пастырской практики помогли обнаружить определенные механистические неточности в понимании греха, исповеди и наказания в жизни католиков. Однако время, прошедшее после Собора, вновь продемонстрировало неожиданный, драматический и пагубный для верующих упадок в католической практике наказания. Огромные очереди согрешивших, ждущих в прежние времена во всем западном мире по воскресеньям в католических храмах возможности исповедаться, остались в прошлом. Некоторые священники стали практиковать отпущение грехов прямо во время литургии, прощая грехи всем членам общины сразу, без какой бы то ни было индивидуальной исповеди. Наметившийся упадок в практике наказания за грехи был непосредственным образом связан с тем, что понимать под грехом. Какова природа личной моральной ответственности с учетом того, что нам известно из человеческой психологии? Является ли грех преимущественно социальным злом или это результат личного поступка? Может ли грех, совершенный в условиях опасности, стать угрозой для разрыва отношений верующего с Богом?

221 делегат Синода обсуждали все эти проблемы около месяца. При этом епископы, находящиеся, очевидно, под воздействием «теологии освобождения», требовали уделить больше внимания «социальной греховности» и проблеме обеспечения социальной справедливости как главному условию церковного примирения верующих. Другие же предлагали извлечь из католической жизни нечто более серьезное, чем просто исполнение решений Второго Ватиканского Собора, и призывали возобновить прежнюю практику наказания за греховное поведение. В апостольском послании «Примирение и наказание», подытожившем работу Синода епископов, Папа Иоанн Павел II попытался сфокусировать всю суть этой во многом спорной проблемы на персональной драме человеческой свободы.

Источник примирения, писал в своем послании Иоанн Павел, кроется в кресте, на котором был распят Христос. Его вертикальный ствол символизирует человеческую потребность в примирении с Богом, а горизонтальная перекладина представляет собой потребность примирения с человеческим сообществом. Поскольку Церковь является Телом Христовым, ее «центральной задачей должно быть примирение людей с Богом, с самими собой, с соседями, со всеми живыми существами». Единственный путь, с помощью которого Церковь может управлять примирением человека с Богом и со всеми другими, - это постоянное напоминание миру о реальности греха, так как примирение невозможно, если зло не называть его собственным именем. Только так можно устранить порождаемое злом разделение людей и их отклонение от праведной жизни.

Истинный гуманизм должен признать, что грех - это «часть правды о человеке», поскольку сам человек является моральным существом. Мужчины и женщины могут совершать зло и делают это, и все эти деяния наносят двойную рану: самому грешнику и его отношениям с семьей, друзьями, соседями, коллегами и даже совершенно незнакомыми людьми. Относиться к греху серьезно, говорит Иоанн Павел, означает серьезно относиться к человеческой свободе, и именно поэтому персональное воплощение греха никогда не будет изжито до конца. Психологические, культурные и социальные факторы порождают условия, при которых человек вынужден постоянно делать моральный выбор. Все эти факторы, если они достаточно сильны, могут сдерживать свободу человека и ограничивать его моральную ответственность. Но эти факты реальной жизни не могут быть поняты до конца способом греховным, который сам по себе разрушает реальную жизнь. И в этом смысле грех есть результат проявления личной свободы, а она, в свою очередь, является наиболее важным и существенным измерением человеческого достоинства.

Свобода и достоинство также создают тот самый контекст, в котором Папа Иоанн Павел II попытался обсудить традиционное различие между «простительным грехом» (проявлением обычной слабости обычного человека, которая не приводит к глубокому моральному распаду личности) и «смертным грехом» (который разрывает отношения с Богом до тех пор, пока эти отношения не будут восстановлены через покаяние, искупление, исповедание, прощение и наказание). Некоторые постсоборные теологи продолжали настаивать на том, что такой смертный грех в принципе невозможен. Папское послание «Примирение и наказание» учит, что все эти теории самым драматическим образом опустошают нравственную жизнь своих последователей и тем самым лишают моральные действия присущей им серьезности. Если мы не можем грешить только потому, что лишены моральной силы для совершения серьезного зла, то как мы можем считать себя благородными? Не подразумевается ли здесь также отсутствие свободы? - спрашивает Иоанн Павел.

Именно поэтому так важна практика личной исповеди, и именно поэтому католики до сих пор имеют на нее «неотъемлемые и неотчуждаемые права». Ведь исповедь есть своеобразная арена, на которой окончательно и полностью признается личное, исполненное истинного драматизма качество человеческой жизни. Священник и исповедующийся в равной степени пронизаны искупительным духом Евангелия и переживают одну и ту же драму личной свободы и ответственности, которые невозможно переложить на плечи других и искупить общим покаянием. Вот почему практика общей исповеди и общего отпущения грехов должна быть сведена к минимуму и ограничиться лишь «случаями крайней необходимости», когда нет надобности выслушивать индивидуальную исповедь. Иоанн Павел особенно настаивает на необходимости личной исповеди и подчеркивает, что это вызвано не только силой традиции и обычаями веками освященной практики. Это является признанием того факта, что традиционная практика воплощает в себе глубокую истину относительно природы моральной жизни и человеческой свободы.

27 декабря 1983 г. Иоанн Павел II лично засвидетельствовал верность императиву примирения, отслужив мессу в римской тюрьме Ребиббия и посетив своего несостоявшегося убийцу Мехмета Али Агджу в его камере. Эта встреча запечатлена на фотографиях: двое мужчин сидят в черных пластиковых креслах напротив самого Агджи, одетого в голубые джинсы и кроссовки. Агджа внимательно прислушивается к словам Папы, левая рука которого слегка приподнята в характерном для него жесте объяснения и поучения. Тут же появились спекуляции насчет того, что Агджа исповедуется перед Папой. На самом же деле суеверный турок высказывал Иоанну Павлу свою озабоченность тем обстоятельством, что Богоматерь Фатимская пытается отомстить ему за совершенный проступок. Покушение на Папу и последующее бегство были спланированы так тщательно, что Агджа никак не мог понять, почему же он все-таки оказался в тюрьме, и с тех пор стал приписывать свою неудачу и чудесное выздоровление Папы сверхъестественным силам. В тюрьме он прочитал, что совершенное им покушение произошло в день годовщины явления Богоматери в Фатиме, из чего заключил, что Богоматерь Фатимская, чудесным образом спасшая Папу, собирается теперь отомстить ему за попытку убийства понтифика. Иоанн Павел терпеливо объяснил ему, что Дева Мария, которую почитают и многие мусульмане, есть Матерь Бога, что она любит всех людей и что Агджа не должен опасаться ее мести.

ИСКУПИТЕЛЬНОЕ СТРАДАНИЕ

Через полгода после встречи с Агджой Иоанн Павел опубликовал трогательное апостольское послание под названием «Искупительное страдание», посвященное значению страдания в жизни человека. Это была весьма подходящая тема для размышлений в Святой Год, поскольку само человечество было спасено искупительной жертвой Христа и его страданием. Подобная тема всегда была бы кстати в наше время, пишет Иоанн Павел, так как страдание, «кажется, является неотъемлемой и наиболее существенной частью человеческой природы». Споря с некоторыми современными концепциями, Папа пишет, что страдание не есть нечто случайное или такое, чего при желании можно избежать. Страдание есть «одна из точек бытия, в которых человек просто обречен судьбой превзойти себя самого...»

В мире всегда есть страдание, потому что всегда есть зло. И тем не менее христиане верят в изначальное добро творения, потому что зло всегда есть и было «определенным ограничением или искажением добра». Именно поэтому страдание всегда смешано с проявлением как добра, так и зла и заключено в тайне человеческой свободы. Страдание, с библейской точки зрения, является своеобразной формой наказания, однако это наказание представляет собой некую возможность для «возрождения добра в страдающем субъекте», а не просто формой Божественного возмездия. Ни одно описанное страдание не может адекватно выразить тайны вовлеченного в него существа. Как, впрочем, разум не может объяснить нам, что «любовь есть... полнейший источник ответа на вопрос о значении страдания». Это требует некоего наглядного образа, который Бог «дал нам... в виде креста, на котором был распят Иисус Христос», чьи страдания как человека и как возлюбленного Сына Божия имели «несравнимую глубину и невыносимое напряжение». Величайшим страданием человека является смерть, а смерть есть то, что Христос победил своей «покорностью к смерти», а затем преодолел в результате Воскресения. Страдания в современном мире продолжаются, но страдающий христианин может сравнить свою боль с болью Христа на кресте и тем самым глубже проникнуть в тайну Спасения, что одновременно является тайной человеческого освобождения. Сталкиваясь с подобным освобождением, глубоко страдающая личность открывает для себя совершенно новые измерения жизни как человеческого призвания.

Энциклика «Искупительное страдание» завершается размышлениями по поводу притчи Христа о добром самаритянине. Каждый, кто «останавливается перед страдающим человеком», оказывается в положении доброго самаритянина, который остановился перед страдальцем отнюдь не из любопытства, а исключительно из желания облегчить страдание. Страдание, таким образом, существует и для того, чтобы «освободить любовь в душе человека», и эта любовь является бескорыстным даром чьего-либо Я от имени других людей, в особенности тех, кто пребывает в страдании. «Мир человеческих страданий неизбежно порождает и укрепляет мир всеобщей человеческой любви». Динамика солидарности в страдании является еще одним подтверждением закона Божественного дара, начертанного в человеческом сердце.

МИР И ЦЕРКОВЬ

Празднование Святого Года не могло отвлечь Папу Римского от важных государственных дел и управления Церковью. 10 января 1984 г. были в полном объеме установлены дипломатические отношения между Соединенными Штатами и Святым Престолом - важнейшее событие после десятилетий непонимания и недоразумений, возникших в период от правления президента Франклина Делано Рузвельта до Джимми Картера. Все это время американские президенты опасались налаживать нормальные дипломатические отношения со Святым Престолом из-за возможных нападок со стороны американских протестантов. В ежегодном обращении Папы к дипломатическому корпусу от 14 января того же года при обсуждении атрибутов суверенитета говорилось, что, вступая в какие-либо экономические или региональные союзы, государство тем самым демонстрирует свою солидарность с другими странами. Суверенитет, говорил Папа, является выражением права нации на интеграцию своей культуры.

23 января министры иностранных дел Аргентины и Чили подписали в Ватикане совместную Декларацию о разрешении спора по поводу пролива Бигл. Иоанн Павел II встретился с обоими дипломатами и сообщил, что непременно посетит их страны, как только эта Декларация будет воплощена в жизнь. Три недели спустя, 13 февраля Папа назначил доктора Жерома Лежене, который обедал с ним в мае 1981 г. за несколько часов до выстрелов на площади Святого Петра, в качестве своего представителя на государственных похоронах Юрия Андропова, бывшего руководителя КГБ, наследовавшего от Леонида Брежнева пост Генерального секретаря Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза, что фактически означало должность руководителя СССР.

В середине февраля 1984 г. был заключен новый конкордат между Святым Престолом и Итальянской Республикой, который пересматривал Латеранские соглашения 1929 г. и отражал решения Второго Ватиканского Собора по поводу церковного государства. Римско-Католическая Церковь отныне не считалась официальной церковью итальянского государства, религиозное образование в стране становилось добровольным, а государственные субсидии священнослужителям должны были прекратиться к концу 1990 г.

Через четыре дня Папа учредил Фонд Иоанна Павла II для района Сахеля, чтобы хоть как-то помочь развитию пораженного засухой района Африки южнее Сахары. А в Великую Пятницу 1984 г., то есть за два дня до окончания Святого Года, Иоанн Павел написал апостольское послание под названием «Redemptionis Anno» [«В год искупления»]. Оно было адресовано жителям Иерусалима, считающим себя духовными паломниками «в ту землю, где можно было отыскать примирение с Богом». В этом послании Папа предлагал предоставить Иерусалиму «специальный статус, гарантированный международным соглашением», чтобы сохранить его «уникальный и священный характер».

А в Польше военное положение было полностью отменено только 21 июля 1983 г. Неделю спустя на фоне непрекращающихся протестов со стороны Церкви польский Сейм ужесточил контроль правительства над общественной жизнью граждан и расширил сферу действия службы государственной безопасности. 31 августа, в годовщину «Солидарности», в Новой Гуте произошло столкновение между полицией и демонстрантами. 5 октября, то есть шесть недель спустя, Леху Валенсе была присуждена Нобелевская премия мира, но правительство Польши отказало ему в возможности лично получить ее. Папа Иоанн Павел II в своей телеграмме поздравил Валенсу «от чистого сердца» и заявил, что, признав заслуги лидера «Солидарности», Нобелевский комитет признал тем самым «волю и усилия народа, твердо намеренного решить многотрудные проблемы людей труда и всего польского общества в целом посредством мирного и совершенно искреннего диалога и взаимного сотрудничества всех членов общества».

Шесть недель спустя, 21 ноября того же года, польский Сейм утвердил военный комитет «Национальной защиты» и наделил его широкими и «чрезвычайными полномочиями». Через два дня Советский Союз прервал переговоры по контролю над ядерными вооружениями среднего радиуса действия после того, как в Великобританию и Западную Германию начали поступать американские ракеты «Першинг-2», чтобы противостоять советским ракетам «СС-20». Некоторое время спустя после похорон Юрия Андропова польские студенты возобновили демонстрации протеста, добиваясь восстановления в аудиториях и классных комнатах распятий. 6 апреля польское правительство наконец-то приняло соответствующее решение. Руководимые Церковью фонды стали распределять западную помощь в сумме почти 2 млрд. долл., и основная ее часть была направлена на поддержку польских фермеров. Кстати сказать, эти деньги выделялись фермерам только при условии, что польское правительство положительно решит вопрос об иконах и распятиях в студенческих аудиториях.

За одиннадцать дней до окончания Святого Года стареющий восьмидесятилетний чехословацкий кардинал Франтишек Томашек пригласил Иоанна Павла посетить в 1985 г. город Велеград в Моравии, где планировалось большое торжество по случаю 1100-й годовщины со дня смерти святого Мефодия. Выступившие в поддержку визита студенты были жестоко избиты сотрудниками органов государственной безопасности. Правительство Чехословакии поначалу отказало Иоанну Павлу в возможности присутствовать на этом юбилее, однако празднества в Моравии обозначили начало нового подъема движения сопротивления в Католической Церкви Чехословакии.

За две недели до официального завершения Святого Года, в Пасхальное воскресенье 22 апреля 1984 г., Папа Иоанн Павел II объявил о серьезных изменениях персонального состава Римской Курии. Так, например, кардинал Бернарден Гантен, бывший президент комиссии «Справедливость и мир» стал префектом Конгрегации по делам епископов; кардинал Роджер Эчегари был отозван из своего епископата в Марселе и назначен преемником Гантена на посту президента комиссии «Справедливость и мир». Кардинал Эдуарде Пиронио был перемещен из Конгрегации по вопросам религии, где его заменил архиепископ Джером Хамер, бывший помощник кардинала Ратцингера в Конгрегации доктрины веры, в Совет понтификата по вопросам мирян. Недавно назначенный архиепископ Альберто Бовоне получил должность Секретаря Конгрегации доктрины веры, а архиепископ Фрэнсис Аринзе был перемещен из Нигерии, чтобы возглавить Секретариат по делам нехристиан. Старый друг Иоанна Павла архиепископ Анджей Дескур, который все никак не мог поправиться от перенесенного в октябре 1978 г. сердечного приступа, стал почетным президентом Комиссии понтификата по вопросам социальных коммуникаций, а на смену ему пришел американец Джон Фоули, недавно назначенный архиепископом и долгое время являвшийся редактором епископальной газеты в Филадельфии.

Назначение кардинала Гантена на один из наиболее влиятельных постов в Церкви показывало, что Иоанн Павел, с одной стороны, лично доверяет ему, а с другой - вообще отдает предпочтение и оказывает поддержку молодым церквам в Африке. Гантен полностью разделял точку зрения Папы на развитие Церкви и всего мира и был готов работать ради дальнейшей поддержки епископов, строго относиться к их назначению и всемерно содействовать укреплению периферийных епископатов. Кроме того, вверенная ему Конгрегация несла полную ответственность за регулярное посещение епископами Ватикана, что должно было происходить один раз в пять лет.

Через две недели после окончания Святого Года Иоанн Павел II вылетел в Южную Корею в двадцать первое по счету пастырское паломничество и второе в Азию. После непродолжительной остановки для дозаправки самолета в Фэрбенксе, штат Аляска, где он провел торжественную мессу, Папа 3 мая 1984 г. прибыл в Сеул. Посетив Кванджу, Тэгу, Пусан и колонии прокаженных в Сорокодо, он председательствовал в Сеуле на первой в истории Церкви канонизации за пределами Рима. Тогда были канонизированы сто три корейских мученика, погибших за веру в середине XIX в., включая Эндрю Кима Тэгона, первого коренного корейского священника, и Пола Чонг Хасанга, светского миссионера. На следующий день Иоанн Павел вылетел в Порт-Морсби, что в Папуа - Новой Гвинее, где продемонстрировал свои лингвистические познания, прочитав проповедь на пиджин. Паломничество протяженностью в 23 тысячи миль было завершено однодневным пребыванием на Соломоновых островах и двухдневным - в Бангкоке. Это было самое продолжительное путешествие Папы Римского за весь период его понтификата.

В следующем месяце Иоанн Павел вылетел в Швейцарию с шестидневным визитом. Главной целью этой поездки было обращение к участникам Всемирного Совета Церквей (ВСЦ), с которым Папе предстояло выступить 12 июня в штаб-квартире ВСЦ в Женеве. После приезда Папы Павла VI в Женеву в 1969 г. ВСЦ испытывал серьезные трудности. Его Комиссия по вопросам веры и порядка по-прежнему продолжала весьма серьезные теологические изыскания и тщательно готовила главное международное исследование под названием «Крещение, Евхаристия и Служба». Именно политика - связи между странами Востока и Запада, а также их отношение к странам «третьего мира» - стала причиной резкой критики Всемирного Совета Церквей. Русская Православная Церковь и ее участие в ВСЦ и прежде всего приспособленческая позиция центрального офиса ВСЦ в Женеве сделали ВСЦ совершенно глухим к требованиям верующих христиан в коммунистических странах. Ассамблея ВСЦ 1983 г. в Ванкувере (Британская Колумбия) так и не решилась осудить вторжение советских войск в Афганистан и приняла резолюцию, которая являлась хрестоматийным примером поиска морального равенства между советской оккупацией этой страны и западной поддержкой сопротивления афганского народа.

В «третьем мире» широко распропагандированная ВСЦ «Программа борьбы с расизмом» всячески воодушевляла и поощряла революционную борьбу против правящих режимов в Родезии и Южной Африке. В 1982 г. Центральный комитет ВСЦ назвал Австралию, Бразилию, Канаду, Чили, Колумбию, Гватемалу, Мексику, Новую Зеландию, Парагвай, Филиппины, Пуэрто-Рико и Соединенные Штаты Америки в числе стран, где происходит нарушение прав этнических меньшинств. Вместе с тем ВСЦ отказался осудить уничтожение сандинистами Никарагуа индейских деревень племени мискито на Атлантическом побережье и их насильственное выселение из родных мест.

Обращение Иоанна Павла подчеркнуло особое значение теологического диалога, необходимого для создания «несовершенного, но тем не менее реально существующего единства между нами». Требование христианского единства, по словам Папы, является результатом не схоластических переговоров, а вполне конкретных дел, историческим выражением единства, которое уже давно существует между христианами благодаря их общему обряду крещения. Это поддерживает «откровенное и дружественное» убеждение католической Церкви, что «руководство епископа Рима гарантирует единство и верность апостольской традиции и вере Святых Отцов». «Быть в сообществе с епископом Рима» означает быть в сообществе со всеми христианами и с самим Христом, жаждавшим единства для всей Церкви. Это было главной трудностью для всех членов ВСЦ, заключил Иоанн Павел, но если экуменическое движение действительно руководствуется Святым Духом, то все сложные вопросы могут быть решены общими усилиями всех последователей Христа.

Обсуждая «роль общины в экуменическом движении», Иоанн Павел постоянно подчеркивал необходимость соблюдения религиозных свобод, которые сами по себе не занимают подобающее место в последней повестке дня ВСЦ. Папа также отстаивал точку зрения, что христианские сообщества не должны «поддерживать насилие» как средство достижения социальных перемен. Не упоминая о спорах ВСЦ по поводу «справедливости и мира», Иоанн Павел предложил альтернативное видение деятельности Церкви в мире, построенное на «защите человека, его достоинства его свободы, его неотъемлемых прав, а также права на полноценный смысл жизни».

Оставшиеся дни визита в Швейцарию были самыми трудными. Президент Швейцарской федерации протестантских церквей не мог поднять экуменический дух собравшихся, предполагая, что совместная молитва всех верующих будет бессмысленной без совместного обряда Евхаристии. Иоанн Павел попытался собрать всех швейцарских католических епископов и убедить их в необходимости более энергичного руководства делами Церкви, но все было безрезультатно. Его защита осознанного неприятия военной службы и призывы к более открытой и справедливой политике по отношению к иммигрантам так и не получили благожелательного отклика со стороны швейцарцев. Таким образом, наряду с Австрией и Германией Швейцария сохраняла враждебность по отношению к Иоанну Павлу II.

В августе в Риме состоялась беседа между Папой и известными физиками, в третий раз организованная его старым краковским другом Ежи Янеком. Кардинал Слипый, лидер Украинской Греко-Католической Церкви, умер 7 сентября 1984 г., а два дня спустя Иоанн Павел покинул Ватикан и отправился в двенадцатидневную поездку в Канаду. Он должен был посетить большое количество регионов этой страны, от приморских провинций на севере до Ванкувера на Тихоокеанском побережье, с остановками в Монреале, Квебеке, Торонто, Виннипеге, Эдмонтоне и Оттаве. Плохая погода сделала невозможной его запланированную ранее встречу с коренными племенами в Форт-Симпсоне, что на северо-западных территориях. Правда, он пообещал, что непременно вернется к ним, и выполнил свое обещание, но только через три года. Обычно спокойная Канада вдруг увидела то, что организатор этой поездки отец Роберто Туччи назвал наиболее «жесткими и строгими» мерами безопасности во время всех поездок Папы. Угрозы террористов в Квебеке накануне приезда Папы поставили местную полицию в условия жесточайшей бдительности, а к обслуживанию визита были подключены почти 5 тысяч полицейских. Доходило даже до того, что Папа Иоанн Павел II, раздосадованный невозможностью приблизиться к толпе верующих, принимался кричать что есть мочи:

- Дайте мне хоть немного больше места!

Менее чем через месяц Иоанн Павел II завершил свои давние размышления над природой христианского страдания. Отец Ежи Попелюшко ехал на машине из Быдгоща в Варшаву поздно вечером 19 октября 1984 г., когда его остановили три агента государственной безопасности. Они избили его до смерти, а затем бросили изувеченное тело в Вислу неподалеку от города Влоцлавек. Польское государственное радио объявило на следующий день, что священник бесследно исчез и скорее всего был похищен вымогателями. Тысячи поляков стали стекаться к костелу, в котором служил Попелюшко, и где каждый час проводились мессы о его спасении. Туда пришел даже Лех Валенса и стал умолять верующих не предпринимать насильственных действий. В течение десяти дней вся территория вокруг костела и прилегающие к ней улицы были заполнены десятками тысяч людей, опасавшихся самого худшего.

Их опасения подтвердились во время мессы 30 октября, когда было получено известие, что тело отца Ежи Попелюшко найдено в Висле. Один из местных священников, отец Антонин Левек, старый друг Попелюшко, обратился к собравшимся в костеле верующим, чтобы они почтили память его друга и не отвечали насилием на это злодеяние. Затем отец Левек сказал, что «происходит нечто чрезвычайно важное...» Все вместе они трижды повторили хором вслед за священником:

- «И остави нам долги наши, яко же и мы оставляем должником нашим... И остави нам долги наши, яко же и мы оставляем...» - Это было христианским ответом на нечестивые преступления злобных убийц.

После этого тысячи рабочих-металлургов, капелланом которых был Попелюшко, единодушно подписали петицию в адрес кардинала Глемба (который, кстати сказать, имел несколько неприятных столкновений с молодым священником), испрашивая его разрешения похоронить отца Ежи на подворье костела Святого Станислава Костки, а не на местном кладбище. После встречи с делегацией рабочих и с матерью отца Попелюшко Примас Глемб великодушно согласился сделать исключение для мученически погибшего священника. Отец Попелюшко, верный соратник движения «Солидарность», был похоронен возле костела 3 ноября 1984 г., а заупокойную мессу отслужил сам Примас, вокруг которого собралась многотысячная толпа верующих, заполонившая все прилегающие к костелу улицы. Проповедь кардинала Глемба, по отзывам одного из очевидцев, была «сухой» и «невыразительной». Главные эмоции, которые ощущали все присутствующие, а также невидимую связь с Римом выразил один из седовласых старших помощников ксендза в церкви. Патетически воздав хвалу невинно убиенному молодому священнику, помолившись за него, он поблагодарил Папу Иоанна Павла II, который «был доволен работой священника», а также отдал должное лидеру «Солидарности» Леху Валенсе и всем тем, «кто преданно служил идее солидарности». Свое эмоциональное выступление он закончил следующими словами:

- Один священник умер, но на его место придут тысячи других священников, которые продолжат его благородную деятельность во славу Господа Бога и на благо своего Отечества.

Таким образом, эта смерть явилась своеобразным продолжением борьбы за христианское освобождение. До сего дня могила отца Ежи Попелюшко остается местом паломничества, где каждый из верующих неизбежно вспоминает этот важный факт христианской жизни.

<< назад далее >>


Обратно в раздел католицизм










 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.