Библиотека
Теология
КонфессииИностранные языкиДругие проекты |
Ваш комментарий о книге Содержание книгиШАМАНИСТСКАЯ МАГИЯ И ПОИСКИ БЕССМЕРТИЯиз книги Элиаде М. Йога. Бессмертие и свободаСказания, выросшие вокруг имени Горакхнатха, свидетельствуют не только об огромном впечатлении, произведенном его магическими способностями на народное сознание, но также и о некоторых шаманистских элементах, что еще раз доказывает архаизм мифов и символов, обретших вторую жизнь в легендах о сиддхах. Широкоизвестный рассказ о засухе в Непале дошел до нас в нескольких версиях. Согласно одной из них, Горакхнатх, обидевшись на то, что при посещении какого-то дома ему не оказали положенных почестей, упрятал облака (либо нагов, которые облаками управляли) в мешок, сел на него и оставался в такой позе двенадцать лет, погрузившись в медитацию. Царь призвал Авалокитешвару (т. е. Матсьендранатха), обитавшего на горе Капотал (возле Камарупы), спасти страну; завидев своего приближавшегося гуру, Горакхнатх встал с мешка; облака взлетели, и начался дождь. После этой услуги Матсьендранатх-Авалокитешвара стал богом-покровителем Непала. Мимоходом отметим, что эта легенда наверняка относится к историческому событию: ведь именно из Камарупы (Непала) Матсьендранатх принес в Непал тантризм, или, точнее, новое «откровение» сиддхов и натхов. Другие варианты этого мифа позволяют увидеть нечто еще: говорят, Горакхнатх запер облака из-за того, что хотел побеседовать с Матсьендранатхом; последний пребывал в медитации на Капотале, однако Горакхнатх знал, что тот из сострадания мог бы прервать созерцание и прийти в Непал, чтобы спасти страну от великой засухи. Возможно, что таким способом Горакхнатх желал заставить своего наставника открыть тайны, в которые сам не в состоянии был проникнуть. Способность управлять дождем присуща всем шаманам и колдунам. Другие легенды еще более отчетливо демонстрируют шаманскую сущность сиддхов. Горакхнатх как-то оставил свое тело «спать на циновке» (т. е. он скорее вошел не в самадхи, а в шаманский транс) и спустился в подземный мир бога змей, чтобы взять магическое благовоние, которое могло бы помочь ему спасти жизнь одной женщины по имени Вачал. Это типичное шаманское схождение в ад (все элементы налицо: экстатический транс, путешествие под землю и особенно цель — спасение человеческой жизни). Как и шаман, Горакхнатх умеет превращаться в муху, лягушку и даже в железо. «Дабистан» рассказывает о его битве с неким санньяси, во время которой Горакхнатх обернулся жабой — это причудливо напоминает бои между шаманами в обличье животных. Он превращает колодезную воду в золото, а потом в хрусталь. Он вытягивает свою руку на сотни миль, чтобы прервать медитацию одного йогина и тем самым не позволить тому разрушить страну Синд. Он возвращает к жизни множество людей. Он творит людей из лошадиного навоза, затем обращает их в пепел, а потом воскрешает их, и так семь раз. В бенгальской поэме «Гопи-чандрер Панчали» рассказывается, что когда Горакхнатх посвящал принцессу Майянамати, он заставил за считанные часы вырасти из семечка банановое дерево (подобное чудо известно как «фокус с манго»). На том же посвящении Горакхнатх накормил 25 000 йогинов и учеников одним зернышком риса. Его ученики обладают не меньшими магическими способностями. Натхи могут летать по воздуху; Майянамати и Хадисиддха творят чудеса простым произнесением мантр. Хадисиддха превращает солнце и луну в серьги; сам Индра поклоняется ему, а Лакшми готовит для него пищу; он касается небес рукой, его ступни попирают сферы ада, волоски на его теле похожи на деревья и т. д. (Можно отметить макроантропологическую символику всех этих подвигов, символику, которая указывает на космическую структуру эмпирического опыта.) Хадисиддха произносит над метлой мантру — и внезапно бесчисленные метлы падают с неба и сами начинают подметать рыночную площадь. Он завязывает двенадцать узлов на тряпке и швыряет ее в реку — и река тут же высыхает. Когда он сидит в позе медитации в царском парке, кокосы падают возле него; Хадисиддха пьет их млечный сок, съедает их мякоть, и орехи возвращаются обратно на деревья. Он меняет местами головы цариц Адуны и Падуны, разрезает человека надвое и немедленно воскрешает его и т. д. Местные сказания полны описаний подобных магических подвигов. Большинство этих чудес принадлежит всеобщей магической традиции, но некоторые из них определенно имеют шаманистскую структуру и позже обратят на себя наше внимание. В данный же момент следует отметить расцвет мифов о бессмертии, которое обрели Горакхнатх и другие натхи и сиддхи. В бенгальской поэме «Горакшавиджая» знаменитый сюжет с «пленением» Матсьендранатха излагается следующим образом: узнав о том, что его учитель стал пленником женщин из страны Кадали, Горакхнатх спускается в царство Ямы. Увидев его. Яма сходит с трона, приветствует и спрашивает, что привело его в царство мертвых. Горакхнатх небрежно отвечает ему на это, напоминая, что тот не имеет права вмешиваться в дела сиддхов, и грозит разрушить все царство мертвых. И действительно, стоит ему только прочесть мантру хумкара, как подземная столица начинает трястись до основания. Охваченный паникой, Яма соглашается показать мастеру Книгу Судьбы; Горакхнатх внимательно исследует ее, находит лист, на котором записана судьба его гуру, и вычеркивает имя наставника из списка мертвых (Дасгупта, с. 254 — 55). Стоит обратить внимание на шаманистский характер этого схождения в преисподнюю, имеющего целью спасти душу близкого человека; подобное предприятие описывается во многих устных сказаниях (Центральной Азии, Полинезии, Северной Америки). Однако история в «Горакшавиджае» имеет для нас ценность и другого рода: она раскрывает йогический символизм смерти и бессмертия. Услышав о том, что его гуру — пленник женщин в Кадали, Горакхнатх понимает, что Матсьендранатху угрожает гибель; именно поэтому он и спускается в подземелье, где узнает об уготованной учителю печальной судьбе, и не возвращается обратно до тех пор, пока не изменяет ее. Затем он приходит к Матсьендранатху в Кадали и предстает перед ним в облике танцующей девушки; танцуя, он в то же время поет символические песни. Мало-помалу к Матсьендранатху возвращается память о его подлинной сущности; он понимает, что «путь плоти» влечет к смерти, что это его «ослепление» было, по сути, забвением его подлинной бессмертной природы и что «чары Кадали» — не что иное, как мираж профанной жизни. Горакхнатх воодушевляет учителя вернуться на путь йоги и сделать свое тело «совершенным» посредством каясадханы. А мы уже знаем, что это «совершенство», достигаемое алхимией и хатха-йогой, подразумевает абсолютное овладение телом и умом, что, конечно, недоступно для «пленника женщин». Достижение бессмертия — один из основных сюжетов в том обилии мифов и легенд, которые группировались вокруг Горакхнатха и его учеников. Вспомним, что «Горакшавиджая» начинается с того, что Дурга вопрошает Шиву: «Отчего это так, о мой Господь, что ты бессмертен, а я смертна? Поведай мне истину, о Господь, чтобы и я тоже могла стать навеки бессмертной». Тем не менее не кто иной, как Дурга способствовала «ослеплению», которое чуть не лишило Матсьендранатха его бессмертия; это она своими чарами набросила на него покров «забвения»: как позднее Горакхнатх объяснил своему наставнику, это завораживание означает вечное проклятие сетей невежества, которыми «природа» (Дурга) опутывает человека. Целый эпический цикл был создан о царице Майянамати (ученице Горакхнатха), ее муже Маникчандре и их сыне Гопичандре, которого Майянамати пытается посвятить в йогу, чтобы сделать его бессмертным. Борьба со смертью является центральным мотивом эпоса. Благодаря своим магическим талантам Майяна узнает, что ее мужу угрожает кончина, и она предлагает ему обучиться у нее махаджняне (тайнам йоги), дабы тот смог избежать приговора Ямы. Но царь отказывается. Когда посланники Ямы приходят во дворец с целью забрать душу ее мужа, Майяна шепчет мантры, магически превращается в богиню Кали и набрасывается на них с мечом, вынуждая отступить. Один из посланников, Годаяма, приходит к Шиве за советом. Воспользовавшись отсутствием Майяны, которая пошла к реке за водой, Годаяма «извлекает» царскую жизнь и улетает с ней, приняв форму пчелы. Однако Майянамати, чей дар йогического ясновидения позволяет ей понять происшедшее, следует за Годаямой в подземные сферы. Она хватает Годаяму и колотит его железной палкой. После многих эпизодов Годаяме вроде бы удается спастись, но Майяна вновь преследует его, причем оба постоянно меняют формы: Годаяма прячется в стогу сена — она становится змеей; он превращается в мышь — она в кошку; он принимает облик голубя, она — орла; наконец, ей удается вырвать у него душу своего мужа. Наряду с широко распространенными фольклорными мотивами («магическая погоня»), эти легенды используют явно шаманские сюжеты — схождение в ад, кражу души демоном смерти, ее возвращение усилиями шамана и т. д. В других сказаниях из того же эпоса описывается посвящение Майянамати. Увидев ее, когда она была еще только ребенком, Горакхнатх подумал, что и эта столь прекрасная и невинная девочка могла бы окончить свою жизнь так же, как и большинство людей. Поэтому он посвятил ее в йогу, которая и сделала ее бессмертной. Проведя инициацию, он провозгласил: «Сама смерть отныне дала клятву [не простирать свои лапы на Майяну]» (Дасгупта, с. 259); он уточнил, что Майяна впредь не могла умереть от огня, воды, оружия и т. д. И действительно, когда царица исполняла обряд сати (самосожжения) по своему покойному мужу и взошла на погребальный костер, огонь не смог коснуться ее. В другом случае ее собственный сын Гопичандра, подстрекаемый одной из своих жен, подверг ее ужасным пыткам, которые, впрочем, окончились ничем. К месту будет сказано, что все эти испытания носят характер инициации, точнее, шаманской инициации. Царицу Майянамати бросают в огонь, однако даже ее платье не пачкается от дыма; ее заталкивают в мешок и швыряют в реку — но богиня Ганга берет ее на руки, словно ребенка; она проходит по мосту, сделанному в виде волоска, и идет по лезвию бритвы; ее варят семь дней и ночей в котле с кипящим маслом; она пересекает любую реку в лодке, сделанной из шелухи пшеничного зернышка, и т. д. Она сама заявляет сыну: «Практикуя тайное знание, человек становится бессмертным (и течение его жизни будет направляться к бессмертию, вместо того чтобы, как раньше, двигаться к смерти), подобно тому как морская волна после прилива отливает обратно в море. Благодаря дару, полученному от Горакхнатха, я обрела бессмертие: я могу пребывать в акаше (пустоте) четырнадцать кальп, в воде — тринадцать кальп, в огне — двенадцать. Даже тогда, когда миры будут погружаться в хаос и разложение, когда земля исчезнет и все покроет вода, когда солнце и луна погаснут и Вселенная рухнет — то меня не коснется погибель, я избегну смерти». Дотоле лишь величайшие боги — Брахма, Нараяна — осмеливались так смело провозглашать свою неразрушимость и вечность в череде космических циклов. Если почувствовать, насколько велика была жажда бессмертия, выражавшаяся в этих эпических поэмах, то можно понять и их необычайное влияние во всех слоях индийского социума. Еще один ученик Горакхнатха, Хадисиддха — некоторые его факирские фокусы мы уже упоминали — тоже известен как покоритель смерти. Так, встретив Яму и одного из его служителей, он часов восемь избивает их. Именно Хадисиддху Майянамати избирает в качестве гуру для своего сына. Царица очень хорошо понимает, что, едва Гопичандра пройдет инициацию, как она уже не будет иметь сына, и потому горюет, что больше никто в мире не назовет ее «матерью», но желание сделать сына бессмертным пересиливает материнскую любовь, и поэтому она совершает значительные усилия, чтобы убедить его забыть своих жен и возжелать посвящения. Когда Гопичандра углубляется в джунгли вместе с Хадисиддхой (эта изоляция в лесной глуши — тоже преимущественно инициатический мотив), он не в состоянии поспевать за наставником и на какое-то время отстает от него. Слуги Ямы, воспользовавшись этим, «извлекают его жизнь» (шаманская тема) и устремляются с ней в ад. Возвратившись в поисках ученика, Хадисиддха находит безжизненное тело юного царевича; рассерженный, он велит всем тиграм в джунглях охранять тело, а сам спускается в подземелье и колотит Яму вместе со всей его свитой, пока тот не отпускает душу Гопичандры. Все эти рискованные приключения в поисках бессмертия, эти драматические схождения в преисподнюю с целью сразиться со смертью и вызволить украденные ее слугами души, эти победы над смертным, ничтожным уделом человека действовали на воображение поэтов и отвечали заветным чаяниям народа; здесь, как и повсюду, эти инициатические темы сформировали великие литературные сюжеты, заботливо оберегаемые неискушенной аудиторией. Все местные индийские литературы в конечном счете основаны на йогической мифологии и фольклоре. Их огромный успех показывает нам, как индийское сознание понимало йогу: последняя считалась непревзойденным средством покорения смерти, достижения «чудесных способностей», осуществления абсолютной свободы уже при жизни. Несмотря на появление темы магических подвигов, которые всегда привлекали воображение народа, идеальный образ повелителя смерти, представленный в фольклоре и литературе, точно соответствовал дживанмукте, человеку, «освобожденному при жизни», — высшей цели всех школ йоги. Конечно же, фольклор и мифы, героями которых стали Горакхнатх и другие сиддхи, могли отвести слишком мало места идеям и практикам, делавшим достижение бессмертия реальной возможностью. Однако достаточно и тех немногих упоминаний, которые встречаются в текстах, особенно в «Горакшавиджае»; благодаря им можно сделать вывод, что использовались методы тантризма, хатха-йоги и алхимии. Небольшой трактат, «Йогаджива», рассказывает о том, что существует два типа тел — «незрелое» (апаква) и «созревшие» (паква) — и что второе обретается в практике йоги (и потому оно называется йогадеха, т. е. «тело йоги»). Здесь мы опять сталкиваемся с алхимической проблематикой par excellence, т. е. с «незрелым» (несовершенным) и «зрелым» (совершенным, «свободным») металлом. Бессмертие есть не что иное, как состояние Шивы; это помогает объяснить, почему Матсьендранатх, Горакхнатх и другие сиддхи были отождествлены с Шивой. Как мы уже видели, божественного статуса достигает тот, кто реализует в своем теле соединение двух полярных принципов — Шивы и Шакти. Школа натхов и сиддхов использовала широкоизвестную його-тантрическую практику, улта садхану (или уджана садхану), т. е. «регрессивного» процесса, или «движения против течения». Имеется в виду полная трансформация образа жизни человека, начиная от способа дыхания (вместо обычного режима дыхания устанавливается режим пранаямы) и кончая сексуальным поведением (которое регулируется практикой «возврата семени»). Иначе говоря, мы вновь обнаруживаем здесь дисциплину тантрической йоги и алхимии. Высшим идеалом школы является не только свобода, но и совершенное здоровье (аджара), а также бессмертие (амара), что не должно нас удивлять, если вспомнить, что Горакхнатх считался «изобретателем» хатхайоги. Естественно, все эти технические детали, несмотря на то что в источниках они упоминаются, были оттеснены на задний план; именно эффекты йоги разожгли интерес «публики», над которой властвовали мифические образы абсолютной свободы и бессмертия. Реальное значение йоги в духовном богатстве всей Индии не представлено лучше, чем в этих мифах и местных литературах. <<назад Содержание дальше >> Ваш комментарий о книге Обратно в раздел сравнительное богословие |
|