Ренан Э. Евангелия и второе поколение христианства

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава 21. Траян-гонитель - Письмо Плиния

Во многих отношениях эта сила была плодотворной. He было более отечеств, а потому и не было более войн. Co введением реформ, которые предполагались прекрасными политиками, стоявшими во главе дел, казалось, цель человечества была достигнута. Раньше мы уже указывали, как этот в некотором роде золотой век либералов, как правительство наиболее мудрых, наиболее честных людей было тяжело для христиан и в некоторых отношениях хуже правлений Нерона и Домициана. Государственные люди, хладнокровные, корректные, умеренные, признававшие только закон, прилагавшие его даже снисходительно, не могли не сделаться гонителями, так как закон всегда гонитель; он не мог допустить того, на что церковь Иисуса смотрела, как на сущность своего божественного учреждения.
Все указывает на то, что Траян был первым систематическим гонителем христианства. Судебная преследования христиан, хотя и не частые, производились несколько раз в его правление. Его принципиальная политика, его приверженность к официальному культу, его отвращение ко всему, что походило на тайное сообщество, вынуждали его к преследованиям. К тому же побуждало его и общественное мнение. Бунты против христиан были нередки; правительство, удовлетворявшее свое собственное недоверие преследованиями против оклеветанной церкви, придавало себе оттенок популярности. Бунты и преследования, следовавшие один за другим, имели вполне местный характер. При Траяне не было того, что при Деции и при Диоклетиане, что называлось всеобщим гонением; но положение церкви было непрочно и неравномерно. Все зависело от капризов, и капризы толпы были опаснее, нежели капризы самых властей. Даже между наиболее просвещенными из правительственных уполномоченных, как например у Тацита и Светония, существовали укоренившиеся предрассудки против "нового суеверия". Тацит считал первым долгом хорошего политика одновременное подавление иудаизма и христианства, "гибельных отростков одного и того же ствола".
Это стало очевидно, когда один из наиболее честных, наиболее справедливых, наиболее образованных и наиболее либеральных людей своего времени, благодаря своим служебным обязанностям, был поставлен лицом к лицу с возникавшей проблемой, которая приводила в замешательство лучшие умы того времени. В 111 году, Плиний был назначен экстраординарным императорским легатом в провинции Вифинию и Понт, т. е. всего севера Малой Азии. До тех пор эти страны управлялись проконсулами, назначаемыми на один год, из сенаторов по жребию, которые правили весьма небрежно. В некоторых отношениях свобода от этого выигрывала. Устраненные от высших политических вопросов, эти калифы на час менее, чем следовало, заботились о будущем империи. Расхищение общественных сборов достигло крайних пределов; финансы и общественные работы в провинции были в плачевном состоянии; но в то время, когда правители занимались развлечением с самообогащением, они предоставляли стране жить, согласно ее стремлениям. Беспорядок, как это часто бывает, благоприятствовал свободе. Официальная религия, существовавшая только благодаря поддержке империи, предоставленная сама себе этими равнодушными префектами, потеряла всякое значение. В некоторых местах храмы превратились в развалины. Профессиональные и религиозные ассоциации, гетерии, бывшие так во вкусе Малой Азии, развивались до бесконечности; христианство, пользуясь свободой, которую ему предоставляли правители, имевшие поручение его подавлять, повсюду широко распространялось. Мы уже видели, что в Азии и Галатии новая религия пользовалась наибольшим успехом. Оттуда с поразительной быстротой она распространялась по направлению к Черному Морю. Нравы вполне переменились. Мясо приносимых в жертву идолам животных, которым ранее снабжались рынки, не находило более покупателей. Возможно, что ядро твердых в вере было невелико, но их окружали массы симпатизирующих, наполовину убежденных, непостоянных, способных скрывать свою веру во избежание опасности, в душе никогда не отрываясь от нее. В этих массовых обращениях было увлечение моды, порывы, приносившие к церкви и уносившие от нее целые волны неустановившегося населения; но мужество вождей противостояло всем испытаниям; их отвращение к идолопоклонству побуждало их пренебрегать всеми опасностями, чтобы поддержать честь принятой ими веры.
Плиний, безукоризненно честный человек и добросовестный исполнитель императорских приказов, быстро принялся за установление порядка и закона во вверенных ему провинциях. У него недоставало опытности; он был скорее достойным ученым, чем настоящим администратором; у него вошло в привычку почти о каждом деле спрашивать совета непосредственно у императора. Траян отвечал ему письмом на письмо, и эта драгоценная переписка дошла до нас. Согласно ежедневным приказам императора, все наблюдалось и реформировалось; требовались разрешения для самых ничтожных вещей. Формальный эдикт запретил гетерии; самые невинные корпорации распускались. В Вифинии существовал обычай праздновать некоторые семейные события и местные праздники большими собраниями, на которые сходилось до тысячи человек; эти собрания были запрещены. Свобода, которая в большинстве случаев проникает в мир обманным путем, была доведена почти до нуля.
Христианские церкви неизбежно должна была затронуть эта боязливая политика, которая повсюду видела призраки гетерий, которую беспокоило учрежденное властями общество из ста пятидесяти рабочих для борьбы с пожарами. Плиний много раз встречал на своем пути этих невинных сектантов, опасности которых он не сознавал. На разных ступенях своей карьеры адвоката и правительственного чиновника, он ни разу не участвовал ни в одном христианском процессе. Доносы увеличивались о каждым днем; следовало приступить к арестам. Императорский легат, согласно правосудию того времени, прибег к короткой расправе; решил отправить в Рим тех из сектантов, которые были римскими гражданами и подверг пытке двух диаконис. Все, что он раскрыл, казалось ему ребячеством. Он бы хотел закрыть глаза на это; но законы страны были абсолютны; доносы превзошли всякую меру; по-видимому, его как бы побуждали арестовать всю страну.
В Амизусе, на Черном море, осенью 112 года эти замешательства причиняли ему главные заботы. Возможно, что последние события, взволновавшие его, происходили в городе Амастрисе, бывшем со второго века центром христианства в Понте. Плиний, согласно своей привычке, писал об этом императору: "Я считаю своим долгом, государь, обращаться к вам по всем делам, в которых я сомневаюсь. Кто лучше вас сможет остановить мои колебания, просветить мое невежество? Я никогда не присутствовал ни при каком процессе против христиан; поэтому я не знаю, что следует наказывать, чего следует доискиваться и до каких пределов следует идти. Например, я не знаю, нужно ли делать различие в возрасте, или в подобном деле не существует разницы между самой нежной молодостью и зрелым возрастом; нужно ли прощать раскаявшихся, или тот, кто был настоящим христианином, не может извлечь никакой пользы из того, что перестал им быть; самое ли название, без всякого другого преступления, или преступления, неразрывно связанные с именем, следует наказывать. В ожидании указаний, вот правила, которых я придерживаюсь по отношению тех, которых представляют на мой суд, как христиан: я их спрашивал, христиане ли они, и тех, которые сознавались, я допрашивал второй и третий раз, угрожая пыткой; тех, которые упорствовали, я присуждал к смерти; так как для меня несомненно, насколько бы не было преступно или не преступно признанное, само упорство и непоколебимое упрямство заслуживали наказания. Было несколько других несчастных, охваченных тем же безумием, которых я назначил к отправке в Рим, так как они римские граждане. Далее, во время судопроизводства выяснилось, как обыкновенно, что преступление имеет много всевозможных разветвлений. Был представлен анонимный донос, содержащий много имен. Тех, которые отрицали, что они христиане или были ими, я считал своим долгом отпустить после того, как они призвали богов и молились, воскуряя фимиам и возливая вино перед вашим изображением, которое я велел принести вместе со статуями богов; притом они проклинали Христа, к чему, как говорят, нельзя принудить истинных христиан. Другие из названных доносчиков заявили, что они были христианами, но вскоре отказались от этого, сознаваясь, что раньше действительно были ими, но перестали ими быть давно; некоторые три года, другие еще больше, а некоторые двадцать лет. Последние тоже воздали почести вашему изображению и статуям богов и прокляли Христа. Они утверждали, что весь их проступок или заблуждение заключались в том, что они обыкновенно в определенные дни собирались на восходе солнца, чтобы петь попеременно гимны Христу, как Богу, давать клятву в том, что не будут совершать того или другого преступления, что не будут воровать, разбойничать, блудничать, нарушать клятву, отрицать, что получили что-нибудь на хранение; совершив это, они обыкновенно расходились для того, чтобы опять собраться вместе для трапезы обыкновенной и вполне невинной; что и это они прекратили совершать после эдикта, которым я, согласно вашему приказанию, запретил гетерии. Выслушав это, я счел своим долгом приступить к розыску истины, предав пытке двух слуг так называемой диакониссы. Я не нашел ничего кроме скверного и несоразмерного суеверия, и решил приостановить следствие и обратиться к вам за советом. По-моему, дело заслуживает этого, в особенности, если принять во внимание число лиц, находящихся в опасности. Действительно, огромное количество всех возрастов, всех положений и обоих полов привлечены к суду или должны быть привлечены; не только города, но местечки и деревни охвачены заразой этого суеверия. Мне кажется, что его можно остановить и излечить. Уже установлено, что храмы, которые были совершенно заброшены, стали посещаться; торжественные праздники, было прекратившиеся, возобновились, и начали опять выставлять мясо жертв, для которого прежде находились очень редкие покупатели. Отсюда легко заключить, что много людей может быть возвращено к старой религии, если им дать возможность раскаяться!"
Траян отвечал:
"Ты поступил, как должно, мой дорогой Секундус, в деле расследования представленных на твой суд христиан. В подобных делах нельзя установить общего определенного правила для всех случаев. Не нужно их разыскивать; но если на них доносят и они изобличены, их следует наказывать, но при этом тот, кто отрицает, что он христианин и доказывает это своими делами, т. е. обращением с молитвой к нашим богам, должен получить прощение в награду за свое раскаяние, каковы бы ни были подозрения по отношению к его прошлой жизни. Что же касается анонимных доносов, то какие бы обвинения в них ни заключались, на них не нужно обращать внимания; так как они представляют из себя отвратительный пример, несоответствующий нашим временам".
Больше нет сомнений. Быть христианином значит находиться в противоречии с законом и заслуживать смерти. Начиная с Траяна, христианство государственное преступление. Только несколько терпимых, императоров третьего столетия закрывали глаза и терпели христианство. Хорошее правительство, согласно взгляду наиболее благосклонного из императоров, не должно стремиться разыскать возможно более виновных; оно не поощряет доносы; но оно поощряет вероотступничество и милует ренегатов. Для него представляется вполне естественным проповедовать, советовать и вознаграждать самое безнравственное действие, наиболее унижающее человека в его собственных глазах. Вот ошибка, в которую впало одно из лучших правительств из когда бы то ни было существовавших; оно впало в нее, так как затронуло вопросы совести и желало сохранить старый принцип государственной религии, что было вполне естественно для маленьких античных городов и гибельно для великой империи, составленной из разных частей, не имевшей ни общей истории, ни общих моральных требований.
Из этих драгоценных документов ясно вытекает также и то, что христиане уже не преследуются как евреи, что имело место при Домициане; теперь их преследуют, как христиан. В юридическом мире их уже более не смешивают, хотя в обыденной жизни смешение происходит очень часто. Иудаизм не преступление; и помимо дней восстания, он даже имел свои гарантии и привилегии. Странная вещь, иудаизм три раза с неописуемым бешенством восстававший против империи, никогда официально не преследовался; дурное обращение, которое приходилось выносить евреям, подобно тому, которое переносят райи в мусульманских странах, являлось результатом подчиненного положения, а не законного наказания; очень редко во втором и третьем веке еврей переносил мученичество за нежелание принести жертву идолам или изображению императоров. Напротив, не раз администрация покровительствовала евреям против христиан. Наоборот, христианство, никогда не восстававшее, было поставлено вне закона. Иудаизм имел, если можно так выразиться, свой конкордат с империей; христианство его не имело. Римская политика чувствовала, что христианство, как термит, изнутри подтачивало здание античного общества. Иудаизм не стремился проникнуть в империю; он мечтал о сверхъестественном перевороте; в минуты увлечения он брался за оружие, убивал все, слепо наносил удары, потом, как бешеный сумасшедший после припадка, позволял себя заковать; христианство же вело свое дело медленно и тихо. Смиренное и скромное по виду, оно имело безграничное честолюбие; между ним и империей была борьба на жизнь и на смерть.
Ответ Траяна Плинию не был законом; но он предполагал законы и устанавливал их толкование. Сдержанность, указываемая разумным императором, не имела большого значения. Было легко найти поводы, чтобы недоброжелательность к христианам получила возможность проявиться. Было достаточно подписанного доноса по поводу какого-нибудь открытого действия. Между тем, поведение христианина при проходе мимо храма, его вопросы на рынке с целью узнать, откуда идет продающееся мясо, его отсутствие на общественных праздниках выдавало его. Таким образом, местные преследования не прекращались. Императоры преследовали менее, чем проконсулы [Таков был Аррий Антонин, который пролил столько христианской крови в Азии. Здесь дело касается не Аррия Антонина предка, со стороны матери, Антонина Пия, но другого лица, носившего то же имя, времен Коммода]. Все зависело от хорошего или дурного расположения правителей; хорошее же расположение бывало редко. Прошло то время, когда римская аристократия относилась к этим экзотическим новостям с некоторого рода благосклонным любопытством. В это время она относилась с холодным презрением к безумиям, которые не уничтожаются только по чувству умеренности и сострадания к человеческим существам. С другой стороны, народ выказывал значительный фанатизм. Те, которые никогда не приносили жертвы или, проходя мимо священных зданий, не посылали им поцелуя обожания, рисковали своею жизнью.