Щедровицкий Д. Введение в Ветхий Завет. Пятикнижие Моисеево

ОГЛАВЛЕНИЕ

ТОМ III. КНИГИ ЛЕВИТ, ЧИСЕЛ И ВТОРОЗАКОНИЯ

Лекция 2. Чистое и нечистое. Птица как образ души (Кн. Левит, гл. 8–11)

Изложив учение о жертвах, Господь повелевает Моисею посвятить на служение Аарона и его сыновей (см. Исх. 29). Собрав весь народ у входа Скинии, Моисей произносит такие слова:

…Вот что́ повелел Господь сделать. (Лев. 8, 5)

Далее непосредственно следует описание обрядовых действий без каких-либо дальнейших пояснений. В этом заключен особый смысл: праведник нередко являет волю Божью не в словах, а в делах, поскольку последние ближе и понятнее людям…

И привел Моисей Аарона и сынов его, и омыл их водою… (Лев. 8, 6)

Омовение — первая ступень посвящения, оно указывает на очищение сердца:

Сердце чистое сотвори во мне, Боже, и дух правый обнови внутри меня. (Пс. 50, 12)

Конечно, человек не в состоянии сам очистить сердце от злых чувств и мыслей: недаром Давид в процитированном псалме молит об этом Бога! Аарон и его дети тоже омываются не сами: их омывает Моисей — представитель Всевышнего…

…И возложил на него хитон, и опоясал его поясом, и надел на него верхнюю ризу, и возложил на него ефод, и опоясал его поясом ефода, и прикрепил им ефод на нем… (Лев. 8, 7)

Облачается Аарон тоже не сам, а с помощью Моисея. Происходящее с Аароном прообразует духовный рост человека, открывшего себя действию благодати. А оно несовместимо с самоволием посвящаемого: с его стороны требуется лишь смирение и благодарение. Собственные деяния Аарона начнутся позже, когда он приступит к служению.

Порядок облачения также не случаен: он указывает на последовательность дарования различных духовных сил и свойств. Прежде всего на Аарона надевается כתנת ‹куто́нет› — хитон, нижняя рубашка, облегающая тело и доходящая до колен. Хитон — «из виссона», т. е. льняной (Исх. 28, 39). Белая одежда — знак прощения грехов, очищения души, о чем говорится в Апокалипсисе:

И, начав речь, один из старцев спросил меня: сии облеченные в белые одежды кто и откуда пришли? —  
     Я сказал ему: ты знаешь, господин.— И он сказал мне: это те, которые пришли от великой скорби; они омыли одежды свои и убелили одежды свои кровью Агнца. (Откр. 7, 13–14)

Итак, сначала Аарону прощаются грехи, и его душа предстает перед Богом в «убеленных» одеждах. Глагол כתן ‹ката́н› (ср. русское «кутать), от которого образовано слово «кутонет», означает «окутывать», «облекать»: будучи очищена, душа облекается в Божью милость, окутывается попечительной любовью Создателя, Чье присутствие ощущается теперь непосредственно, подобно тому, как тело чувствует одежду:

Близок Господь ко всем призывающим Его, ко всем призывающим Его в истине. (Пс. 144, 18)

Вслед за тем Аарон надевает пояс, еще более «приближающий» хитон к телу. Пояс именуется אבנט ‹авне́т› — «обвязка»; библейское выражение «препоясать чресла» означает «быть собранным», «готовым в путь», «бодрствовать» (ср. Исх. 12, 11):

Посему, возлюбленные, препоясав чресла ума вашего, бодрствуя, совершенно уповайте на подаваемую вам благодать в явлении Иисуса Христа. (I Петр. 1, 13)

Эта духовная бодрость даруется Аарону для противостояния невидимым врагам — злым духам:

…Ибо Ты препоясал меня силою для войны и низложил под ноги мои восставших на меня… (Пс. 17, 40)

Во время духовной брани священник еще явственнее ощущает присутствие Божье и Его помощь, подобно тому, как охваченный поясом хитон вплотную прилегает к телу.

Следующая часть облачения — מעיל ‹мэи́ль›, «верхняя риза». Это длинная одежда небесно-голубого цвета (Исх. 28, 31): действуя на земле, священник душой пребывает на небе, уподобляясь ангелам-служителям.—

Ты творишь ангелами Твоими духов, служителями Твоими — огонь пылающий. (Пс. 103, 4)

Поэтому апостол утверждает, что истинно верующие уже сейчас, в этой жизни, имеют «жительство на небесах» (Фил. 3, 20).

На ризу надевается אפד ‹эфо́д› — доходящая до пояса верхняя одежда без рукавов, состоящая из двух частей, прикрывающих грудь и спину (Исх. 28, 6–7). Ее название образовано от глагола אפד ‹афа́д› — «окружать», «облегать», напоминая не только о внутреннем присутствии Бога в жизни священника (на что указывает хитон), но и о Его чудесах, свершающихся явно, в физическом мире. Ефод — великолепное тканое изделие «из золота, из голубой, пурпуровой и червленой шерсти и из крученого виссона» (Исх. 28, 6). Эти цвета напоминают о Господнем царстве (золото), о Его небесном величии (голубизна), о том, что Он — источник нашего бытия (пурпур — цвет жизнетворной крови), о необходимости жить жертвенной (червец — цвет пролитой, потускневшей крови) и непорочной (белый виссон) жизнью. А то, что ефод состоит из двух частей, призвано напоминать о прошлом и будущем, видимом и невидимом присутствии Всевышнего в нашей жизни:

Сзади и спереди Ты объемлешь меня и полагаешь на меня руку Твою. (Пс. 138, 5)

Пояс ефода называется חשב ‹хе́шев›, что восходит к глаголу חשב ‹хаша́в› — «связывать», но также и «мыслить». Опоясание намекает на определенную ступень духовного познания, на которой священнику открывается таинственная внутренняя взаимосвязь событий.

Далее к ефоду прикрепляется חשן ‹хо́шен› — «наперсник» (нагрудник), буквально — «светящийся», «лучистый»:

…И возложил на него наперсник, и на наперсник положил урим и туммим… (Лев. 8, 8)

Вместе с находящимися в нем «уримом и туммимом» наперсник, носимый возле сердца, символизирует взаимодействие «сердечных помыслов» первосвященника с высшими мирами. Мы уже обсуждали устройство «хошена» и то, как наставления свыше передавались через «урим и туммим». Теперь же поговорим об их символическом значении.

Слово אורים ‹ури́м› означает «сияния», «светила»: здесь употреблена форма множественного числа, потому что именно многократное озарение сердца светом Господним открывает доступ к истинным знаниям и позволяет находить правильные ответы. А вправленные в наперсник двенадцать драгоценных камней с именами колен Израиля (Исх. 28, 17–21) означают способность не только получать откровения, но и возвещать их соответственно пониманию и восприятию вопрошающего. Ведь каждый камень излучал свет, свойственный только ему. Слово же תמים ‹тумми́м› — «совершенства», опять же во множественном числе,— говорит о дарованной священнику способности указывать каждой душе ее собственный, неповторимый, путь к совершенству.

Затем на первосвященника возлагается головной убор, напоминающий чалму (в Синодальном переводе — «кидар»):

…И возложил на голову его кидар, а на кидар с передней стороны его возложил полированную дощечку, диадему святыни, как повелел Господь Моисею. (Лев. 8, 9)

На золотой дощечке, носящей название ציץ ‹циц›, «[распускающийся] цветок», и имеющей форму цветка, начертано: «Святыня Господня» (Исх. 28, 36). Эта деталь облачения символизирует сознание, всецело посвященное Господу. На данной ступени духовный разум первосвященника становится «раскрывшимся цветком» — он в совершенстве различает и подробно осмысляет те откровения небесного Света, которые прежде скользили, подобно кратким отблескам, по его «нераспустившемуся бутону». Только в таком бодрственном состоянии первосвященник способен приступить к подлинному служению. Поэтому золотая дощечка с надписью упоминается последней…

И взял Моисей елей помазания, и помазал Скинию и все, что в ней, и освятил это;   
     И покропил им на жертвенник семь раз, и помазал жертвенник, и все принадлежности его, и умывальницу, и подножие ее, чтобы освятить их;
     И возлил елей помазания на голову Аарона, и помазал его, чтоб освятить его. (Лев. 8, 10–12)

О составе елея помазания (Исх. 30, 22–25) мы уже говорили. Будучи символом Духа Святого, елей освящает как Скинию и все ее принадлежности, так и самого Аарона. Помазание происходит после того, как золотая дощечка «циц», знаменующая «расцвет» духовного разума, возлагается на чело священника:

Впрочем, помазание, которое вы получили от Него, в вас пребывает, и вы не имеете нужды, чтобы кто учил вас; но как самое сие помазание учит вас всему, и оно истинно и неложно, то, чему оно научило вас, в том пребывайте. (I Иоан. 2, 27)

Если Дух Святой — «помазание от Него» — пребывает в нашей внутренней Скинии, он освящает все ее «сосуды»: мысли, чувства, волю, интуицию. Освящается Им и наш собственный дух, который, как Аарон, служит Богу в Святилище. Елей возливается на голову первосвященника, а затем уже стекает на его лицо и одежды:

Это — как драгоценный елей на голове, стекающий на бороду, бороду Ааронову, стекающий на края одежды его… (Пс. 132, 2)

Сначала освящается духовный разум, а уже потом — «расположенные ниже» области восприятия. Таким образом, помазание совершается в обратном порядке по отношению к облачению, как бы зеркально отражая его ритуал (II Кор. 3, 18).

Далее описывается посвящение сынов Аарона, а вслед за этим — первые жертвы, приносимые Моисеем для научения священников (Лев. 8, 13–21). Завершается обряд жертвой מלאים ‹милуи́м› — «наполнения», «полноты» (в Синодальном переводе — «посвящения»):

И привел другого овна, овна посвящения, и возложили Аарон и сыны его руки свои на голову овна;   
     И заколол его Моисей, и взял крови его, и возложил на край правого уха Ааронова, и на большой палец правой руки его, и на большой палец правой ноги его. (Лев. 8, 22–23)

Желая исполнять волю Божью, человек должен прежде всего услышать (т. е. уразуметь) ее и проникнуться верой к услышанному (Римл. 10, 17). Поэтому сначала кровь овна возлагается на край правого уха Аарона: очищенный от грехов обретает духовное разумение и слышит голос Божий, доносящийся «с правой стороны» (символ праведности и защиты — ср. Пс. 120, 5; Еккл. 10, 2).—

Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит. Так бывает со всяким, рожденным от Духа. (Иоан. 3, 8)

После этого кровью овна очищаются дела («правая рука») и пути («правая нога»). Происходит освящение не только восприятия («уха»), но и деяний и жизненных путей («руки и ноги»). Очищение кровью, как и помазание елеем, совершается неоднократно: в завершение посвятительной церемонии Аарон и его дети вновь соприкасаются с кровью и елеем, теперь уже через окропление.—

И взял Моисей елея помазания и крови, которая на жертвеннике, и окропил Аарона и одежды его, и сынов его и одежды сынов его с ним; и так освятил Аарона и одежды его, и сынов его и одежды сынов его с ним. (Лев. 8, 30)

Но зачем же кропление совершается вновь? Не указывает ли это на необходимость постоянного освящения нашего внутреннего мира жертвенной кровью Христа и Святым Духом, в то время как однократность освящения говорила бы о достаточности одного только, первоначального, очищения? —

Неправедный пусть еще делает неправду; нечистый пусть еще сквернится; праведный да творит правду еще, и святой да освящается еще. (Откр. 22, 11)

Итак, святой должен вновь и вновь освящаться, подобно Аарону и его сынам…

Кроме того, здесь содержится прообраз вторичного «окропления» согрешивших, утерявших благодать,— очищения их через покаяние. Павел напоминает о постоянно возобновляющемся воздействии крови Христовой на сердце каждого, кто приступил

…К ходатаю Нового завета Иисусу и к крови кропления, говорящей лучше, нежели Авелева. (Евр. 12, 24)

О возможности многократного окропления и освящения верующих свидетельствует и апостол Петр, обращаясь к «избранным по предведению Бога Отца, при освящении от Духа, к послушанию и окроплению кровью Иисуса Христа» (I Петр. 1, 1–2).

Теперь, после всеобъемлющего очищения и приготовления, священники получают возможность «принимать на себя» грехи народа, прообразуя этим Голгофскую жертву Мессии:

И сказал Моисей Аарону и сынам его: сварите мясо у входа Скинии собрания и там ешьте его с хлебом, который в корзине посвящения, как мне повелено и сказано: Аарон и сыны его должны есть его… (Лев. 8, 31)

Но человек столь высокого служения несет одновременно и особую ответственность перед Богом — ему запрещено отвлекаться от священнодействия. Иначе священника может постигнуть тяжкая кара: ведь он представляет свой народ перед Всевышним, а прекращение такого ходатайства рассматривается как смертный грех.

…У входа Скинии собрания будьте день и ночь в продолжение семи дней и будьте на страже у Господа, чтобы не умереть; ибо так мне повелено. (Лев. 8, 35)

То, что не считается преступлением для обычного человека, может вменяться в грех (и притом смертный!) священнику. Пример этого мы находим в словах Самуила — судьи, пророка и священника из рода Аарона,— обращенных ко всем израильтянам:

…И я также не допущу себе греха пред Господом, чтобы перестать молиться за вас, и буду наставлять вас на путь добрый и прямой… (I Цар. 12, 23)

Временно перестать молиться — не грех для простого человека, который и не в силах непрерывно пребывать в молитвенном состоянии. Но для Самуила это великий грех…

Нахождение священников «у входа» Скинии указывает на приготовление к вступлению в мир высший. Только там нам станет доступно истинное познание; здесь же мы только «стоим на страже» у дверей премудрости Господней, и голос ее доносится до нас как бы из-за завесы. Поэтому сама олицетворенная Премудрость объявляет блаженным каждого, кто бодрствует у ее врат:

Блажен человек, который слушает меня, бодрствуя каждый день у ворот моих и стоя на страже у дверей моих! (Прит. 8, 34)

…Девятая глава Книги Левит свидетельствует о том, что поступающий по воле Творца непременно бывает Им услышан. Принеся положенные жертвы, Аарон вместе с народом становится свидетелем чуда:

И вошли Моисей и Аарон в Скинию собрания, и вышли, и благословили народ. И явилась слава Господня всему народу:           
     И вышел огонь от Господа и сжег на жертвеннике всесожжение и тук; и видел весь народ, и воскликнул от радости, и пал на лицо свое. (Лев. 9, 23–24)

Принятие Богом жертвы венчает труд по возведению Скинии и показывает, что Создатель уже не вменяет израильтянам грех золотого тельца (Исх. 32) и согласен Сам обитать среди них в походном Храме. Восстанавливается драгоценное общение Его с человечеством (в лице целого народа), которое было нарушено грехом Адама и с того времени даровалось лишь отдельным праведникам…

Свидетелями описанного чуда были и два старших сына Аарона — Надав и Авиуд. Им было ясно показано, что только полнейшее послушание Богу, проистекающее из преданной любви, делает жертву угодной. И, однако же, они дерзко нарушили порядок служения:

Надав и Авиуд, сыны Аароновы, взяли каждый свою кадильницу, и положили в них огня, и вложили в него курений, и принесли пред Господа огонь чуждый, которого Он не велел им… (Лев. 10, 1)

Что привело их к ослушанию? Возможно, Надав и Авиуд не вполне сознавали, что делают, поскольку, обрадовавшись посвящению, напились вина? Казалось бы, на это намекает один из ближайших стихов:

И сказал Господь Аарону, говоря:        
     Вина и крепких напитков не пей ты и сыны твои с тобою, когда входите в Скинию собрания, чтобы не умереть. Это вечное установление в роды ваши… (Лев. 10, 8–9)

Однако пить вино перед Богослужением было запрещено только после согрешения Надава и Авиуда. Но заповедь, как известно, не имеет обратной силы (Римл. 5, 13). Значит, надо искать иную причину. Так, явно негативный смысл содержится в словосочетании «чуждый огонь» — אש זרה ‹эш зара́›. Какой же огонь в таком случае является для Бога «своим»?

Ответ заключен в стихе 9, 24: «…и вышел огонь от Господа…» Ведь именно этот огонь и сожег жертвоприношения на жертвеннике. Очевидно, огонь, дарованный свыше, как раз и следовало вложить в кадильницы. Вложить вместе с курением, которое в Писании символизирует молитву:

Да направится молитва моя, как фимиам, пред лицо Твое, воздеяние рук моих — как жертва вечерняя. (Пс. 140, 2)

«Чуждый огонь» означает воспламенение, кажущееся духовным, на самом же деле вызванное не порывом души к Богу, но каким-то иным, низменным в своей основе стремлением — гордыней, чувственным желанием и т. п. Такой «огонь» не только не духовен, безблагодатен, но и антидуховен: цель его «возжигания» — свести высшее к низшему, смешать эти начала и, наконец, поменять их местами. Однако Отец Небесный ждет от людей только такого служения, «огонь» которого Сам низводит в их души:

Бог есть Дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине. (Иоан. 4, 24)

А тех, кто тщится угодить Всевышнему своим плотским усилием, кто «служит» Ему из гордости, а в действительности противится Его повелениям,— тех апостол Иуда назвал «ругателями» (греч. εμπαικται ‹эмпа́йктай› — «обманщики», «издевающиеся»), то есть — людьми, сознательно кощунствующими:

…Ругатели, поступающие по своим нечестивым похотям.
     Это люди, отделяющие себя (от единства веры), душевные, не имеющие Духа.    
     А вы, возлюбленные, назидая себя на святейшей вере вашей, молясь Духом Святым,         
     Сохраняйте себя в любви Божией… (Иуд. 1, 18–21)

Здесь мы видим противопоставление святейшей веры, связанной с пламенной духовной молитвой,— нечестивым «душевным» (т. е. чисто чувственным) усилиям симулировать, «подделать» искреннее служение. По-видимому, именно в таком — исполненном гордыни и показного усердия — состоянии и находились Надав и Авиуд, когда вносили «чуждый огонь» в Скинию. Они сами зажгли этот «иной», не с неба нисшедший, а чисто земной огонь, надменно противопоставив собственные усилия дару свыше. И последствия совершëнного ими были ужасны:

…И вышел огонь от Господа и сжег их, и умерли они пред лицом Господним. (Лев. 10, 2)

В этот миг, самый трагичный для Аарона, Моисей обращается к нему с такой речью:

И сказал Моисей Аарону: вот о чем говорил Господь, когда сказал: в приближающихся ко Мне освящусь и пред всем народом прославлюсь. Аарон молчал. (Лев. 10, 3)

Слава Божья поругаема не бывает: тяжкие наказания постигают тех, кто бесславит имя Его. И Аарон, великий духовидец, поняв высшую причину происшедшего, умерил свою скорбь — «молчал»… Ведь ему открылся искупительный смысл свершившейся кары. На этот раз милость Божья к его сынам проявилась в том, что посредством физической смерти им было дано избежать смерти духовной и войти в высший мир очищенными от скверны…

Вероятно, смерть Надава и Авиуда была мгновенной, а не мучительной, что следует из описания похорон, совершенных родственниками погибших (при этом родные братья Елеазар и Ифамар не имели права участвовать в погребении, поскольку не истекли семь дней их пребывания у входа Скинии — Лев. 8, 35. Вообще же в похоронах родных братьев священникам принимать участие разрешалось — Лев. 21, 1–4):

И позвал Моисей Мисаила и Елцафана, сынов Узиила, дяди Ааронова, и сказал им: пойдите, вынесите братьев ваших из Святилища за стан.          
     И пошли, и вынесли их в хитонах их за стан, как сказал Моисей. (Лев. 10, 4–5)

Мы видим, что не только тела погибших, но даже их одежды были целы (обычаи Древнего Востока требовали уважительного отношения к останкам умерших: если бы хитоны были повреждены огнем, тела следовало бы чем-либо прикрыть). Следовательно, огонь Господень не сжег их в буквальном смысле, а мгновенно умертвил.

Человека, долго и тщательно подготовляемого благодатью к служению и в решительный момент проявляющего дерзкое ослушание, Бог предает смерти, поскольку тот обессмыслил собственную жизнь, отказавшись от духовного восхождения,— «извратил путь свой на земле», подобно поколению перед потопом (Быт. 6, 12).

…Оставшиеся же сыны Аарона получили такое повеление:

Аарону же, и Елеазару, и Ифамару, сынам его, Моисей сказал: голов ваших не обнажайте и одежд ваших не раздирайте, чтобы вам не умереть и не навести гнева на все общество; но братья ваши, весь дом Израилев, могут плакать о сожженных, которых сожег Господь,
     И из дверей Скинии собрания не выходи́те, чтобы не умереть вам, ибо на вас елей помазания Господня. И сделали по слову Моисея. (Лев. 10, 6–7)

Чрезмерная скорбь не подобает священникам, поскольку они знают духовные причины происшедшего, уверены в бессмертии души и в праведности Божьего воздаяния.

Кроме того, недолжным поведением священник может «навести гнев на все общество», представителем которого перед Господом он является. Внезапный переход от святого служения к соприкосновению с нечистотой окружающего мира (в данном случае — с мертвыми телами, источниками нечистоты — Лев. 21, 1; Числ. 19, 11–16) вызывает осквернение, результатом которого может стать смерть («чтобы вам не умереть»).

И вот священники получают запрет пить «вино и крепкие напитки» (ст. 8–11). Древнееврейское слово יין ‹йа́йин› (к которому, посредством греческого οινος ‹о́йнос›, восходят названия вина в индоевропейских языках, в том числе и русском) созвучно с глаголом ינה ‹йана́› — «угнетать», «притеснять», «обижать». Возможно, это связано как со свойством вина «угнетать», умалять умственные способности пьющего, так и с тем, что тот нередко начинает обижать окружающих.

В символическом смысле запрет «напиваться перед служением» есть также и предостережение против всевозможных обид, которые священник мог бы причинить кому-либо даже мысленно. Заступник за людей перед Богом не должен таить злые мысли, и жертвоприношение несовместимо с ненавистью:

Итак, если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя,           
     Оставь там дар твой пред жертвенником и пойди, прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой. (Матф. 5, 23–24)

Словами «крепкие напитки» передано древнееврейское שכר ‹шеха́р› — «сикера», от глагола «шахар» — «разгорячаться [от вина]». Так же пишется и שכר ‹саха́р› — «плата», «заработок», «награда». Поэтому в символическом смысле «пить крепкие напитки» может означать «желать награды», «ожидать платы» за свое служение. От подобных мыслей священник обязан отрешиться, служа бескорыстно, из чистой любви:

…И люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всеми силами твоими. (Втор. 6, 5)

Если любовь заполняет сердце и душу, если ей подчинены все силы, тогда ни во внутреннем мире, ни во внешних действиях не остается места для «вина и крепких напитков» — обид и корыстных ожиданий. Именно тогда и проясняется духовное зрение, благодаря чему возникает способность отличать свет от тьмы на всех уровнях:

…Чтобы вы могли отличать священное от несвященного и нечистое от чистого
     И научать сынов Израилевых всем уставам, которые изрек им Господь чрез Моисея. (Лев. 10, 10–11)

Только тот, кто видит сам («может отличать»), способен указывать путь другим («научать сынов Израилевых»). В противном же случае к священнику относится грозное предостережение Иисуса Христа:

…Может ли слепой водить слепого? Не оба ли упадут в яму? (Лук. 6, 39)

Хотя уставы Господни Моисей провозглашает вслух и записывает в книгу Закона, доступную каждому для изучения, именно священникам надлежит «научать» людей этим уставам: только человек, водимый Духом Святым, может правильно понимать и применять заповеди, только ему открываются «чудеса Закона» — его глубочайший сокрытый смысл.—

Открой очи мои — и увижу чудеса Закона Твоего. (Пс. 118, 18)

Специальные наставления, получаемые священниками свыше, дают им ясность духовного взгляда на смысл заповедей, недоступный людям плотским и душевным (Римл. 7, 14–16; I Кор. 2, 14).

Обратим внимание, что отличать следует в таком порядке: «священное от несвященного» и «нечистое от чистого». Последовательность в обоих случаях не случайна. Ведь для того, чтобы почтить священное, его нужно выделить из среды несвященного: в первом случае отличается именно священное. Во втором же случае цель в том, чтобы не подвергнуться осквернению: для этого следует отделить именно нечистое и удалить его из среды чистого…

И сказал Моисей Аарону, и Елеазару, и Ифамару, оставшимся сынам его:
     Возьмите приношение хлебное, оставшееся от жертв Господних, и ешьте его пресным у жертвенника, ибо это великая святыня… (Лев. 10, 12)

Отсюда видно, что искупление священниками грехов общины продолжается и после трагедии, постигшей Надава и Авиуда. Их место занимают оставшиеся дети Аарона. Подвиг священства не прекращается ни на миг, несмотря ни на какие драмы и катастрофы.

В стихе 15 говорится, что вкушение определенных частей жертвенных животных — это «вечный участок», назначенный потомству Аарона. Ослушания и кары не могут отменить поступательного процесса искупления, связанного с жертвенной жизнью…

Однако Аарон, удрученный гибелью сыновей, допустил отступление от устава:

И козла жертвы за грех искал Моисей, и вот, он сожжен. И разгневался на Елеазара и Ифамара, оставшихся сынов Аароновых, и сказал:         
     Почему вы не ели жертвы за грех на святом месте? Ибо она святыня великая, и она дана вам, чтобы снимать грехи с общества и очищать их пред Господом;       
     Вот кровь ее не внесена внутрь Святилища, а вы должны были есть ее на святом месте, как повелено мне. (Лев. 10, 16–18)

Но мог ли Аарон, находясь в великой печали, «взять на себя» грехи народа через вкушение жертвенного мяса? Ведь этот акт требует полной устремленности души к Богу, радости, бодрости и твердости. Омраченная же бедствиями душа поникает долу:

Господи! Не в ярости Твоей обличай меня и не во гневе Твоем наказывай меня.   
     Помилуй меня, Господи, ибо я немощен; исцели меня, Господи, ибо кости мои потрясены;         
     И душа моя сильно потрясена… (Пс. 6, 2–4)

Человек, перенесший потрясение, переживший кару свыше, на время становится немощен. Аарон, быть может, испытал больше скорби и боли при гибели сынов своих, чем сами они, мгновенно пораженные смертью…

Но за что же пал гнев Божий на Аарона? Вспомним его роль в истории с золотым тельцом (Исх. 32), когда он, несмотря на предписание оставаться на страже у подножия Синая (Исх. 24, 14), отправился в стан и, не оказав противодействия требованиям толпы, изготовил тельца (Исх. 32, 4). Вспомним также, что в ответ на самоотверженную мольбу Моисея Господь лишь условно простил народ — до «дня посещения»:

…Итак, иди, веди народ сей, куда Я сказал тебе; вот ангел Мой пойдет пред тобою, и в день посещения Моего Я посещу их за грех их. (Исх. 32, 34)

Глаголом «посещать» в приведенном стихе передается древнееврейское פקד ‹пака́д›, имеющее также значения «расследовать», «испытывать», «наказывать». Господь обещает взыскать с виновных в поклонении тельцу, если они окажутся грешны в чем-либо еще: тогда к их наказанию прибавится и кара за тельца. Нечто подобное происходит с условно осужденными, которым прежняя вина вменяется в случае новых преступлений.

Вот почему Аарон понес наказание за золотого тельца именно в день отступления от заповедей его сыновей. И в этот день он, конечно, не мог совершать служение:

Аарон сказал Моисею: вот, сегодня принесли они жертву свою за грех и всесожжение свое пред Господом, и это случилось со мною; если я сегодня съем жертву за грех, будет ли это угодно Господу?       
     И услышал Моисей и одобрил. (Лев. 10, 19–20)

Моисей одобрил не только решение Аарона, но и саму его речь: ни слова ропота, полнейшее смирение, понимание того, что Надав и Авиуд путем телесной смерти искупили свою вину — «принесли они жертву свою за грех».

В главе 11 содержится описание чистых и нечистых, т. е. пригодных и непригодных в пищу, животных, обитающих на суше, в воде и в воздухе. Все эти существа отнесены к разным «рода́м» (מין ‹мин› — «вид», «разновидность», «род»), согласно определенным признакам, чтобы их можно было распознать. Только такую цель и преследует указанное описание. Если забыть об этом, можно, подобно ряду библейских критиков, прийти к абсурдному выводу, что «составителям» Пятикнижия были якобы неизвестны ни основы зоологии, ни даже внешние признаки перечисляемых животных.

Например, объясняется, почему нельзя есть тушканчика и зайца:

…И тушканчика, потому что он жует жвачку, но копыта у него не раздвоены, нечист он для вас,       
     И зайца, потому что он жует жвачку, но копыта у него не раздвоены, нечист он для вас… (Лев. 11, 5–6)

Из этого описания критики делают вывод, что и тушканчик, и заяц представлены в качестве животных с «нераздвоенными копытами». Но непредубежденному читателю ясно, что говорится просто об отсутствии у них копыт (т. е. правильнее было бы перевести: «…но нет у него раздвоенных копыт…»). Да и как могли бы древние евреи, встречавшие упомянутых животных на каждом шагу, не иметь понятия об их внешнем виде?! И у какого вообще народа законы, нормирующие ежедневный быт, могут быть настолько абсурдны, чтобы не иметь ничего общего с реальностью? Интересно, на протяжении скольких поколений могли бы продержаться подобные «законы»?

Далее сказано:

Вот что нечисто для вас из животных, пресмыкающихся по земле: крот, мышь, ящерица с ее породою… (Лев. 11, 29)

Здесь ящерица, крот и мышь названы рядом потому, что обладают легко различимыми общими признаками, позволяющими отнести их к нечистым животным: они «четвероноги», «ходят на лапах» и «пресмыкаются» по земле (ст. 27 и 29). Древнееврейское שרץ ‹шара́ц›, «кишеть», передано здесь глаголом «пресмыкаться», что создает для русскоязычного читателя дополнительные трудности. Действительно, упомянутые животные размножаются «на земле» или «в земле»: ящерица откладывает в землю яйца, полевая мышь и крот выводят потомство в подземных ходах.

Все животные классифицируются в данном разделе Торы по месту обитания и внешнему виду. Первая упомянутая здесь «общность» живых существ — это скот:

…Скажите сынам Израилевым: вот животные, которые можно вам есть из всего скота на земле:      
     Всякий скот, у которого раздвоены копыта, и на копытах глубокий разрез, и который жует жвачку, ешьте… (Лев. 11, 2–3)

Словом «скот» здесь, как и в ряде других случаев (например, Быт. 1, 24–25), передано древнееврейское בהמה ‹бэhема́› — «травоядное животное». Так же именуются в Библии и животные, травоядные по преимуществу, но не гнушающиеся и животной пищей, например свинья (Лев. 11, 7). Вообще же этим словом обозначаются в Писании животные травоядные — в противовес хищным, называемым חיה ‹хайа́› (а отнюдь не домашние в противовес диким — см. Пс. 103, 14). Поэтому к «скоту» причислены и грызуны — тушканчик и заяц (ст. 5–6). Два признака, совокупность которых выделяет чистых животных из числа травоядных,— это, во-первых, раздвоенные, с глубоким разрезом, копыта и, во-вторых, жевание жвачки. Травоядные, обладающие только одним из указанных признаков, в пищу не годны — нечисты (ст. 4–7).

Не раз в грозные периоды еврейской истории — во времена изгнаний, рассеяний, завоеваний — враги, чтобы заставить евреев отречься от Торы, принуждали их отведать запретной, нечистой пищи. Одна из таких историй содержится во Второй книге Маккавейской (6, 18–31), где описывается героическая стойкость в вере старца Елеазара, который перенес лютые пытки слуг сирийского царя Антиоха Епифана и погиб, так и не согласившись вкусить свинину. Напоследок он отказался даже от предложенного ему притворства — вкушения, под видом свинины, мяса чистого животного:

…Ибо недостойно нашего возраста лицемерить, дабы многие из юных…
     …Не впали через меня в заблуждение…       
     Если… я и избавлюсь мучения от людей, но не избегну десницы Всемогущего ни в сей жизни, ни по смерти.       
     Посему, мужественно расставаясь теперь с жизнью…       
     …Юным оставлю добрый пример — охотно и доблестно принимать смерть за досточтимые и святые законы… (II Макк. 6, 24–28)

В главе 7 той же Второй книги Маккавейской рассказывается о мученической смерти семи братьев и их матери, которые также отказывались вкусить свинину и были «…готовы лучше умереть, нежели преступить отеческие законы» (ст. 2). Каждый из них твердо верил, что «…Царь мира воскресит нас, умерших за Его законы, для жизни вечной» (ст. 9).

…По данной теме возникает ряд вопросов, например: долго ли длится состояние нечистоты после вкушения запретной пищи?

Ответ таков: если человек съел нечистую пищу (настоятельно подчеркнем: случайно или же по крайней нужде, но ни в коем случае не «по дерзости», т. е. не с кощунственной целью нарушить заповедь), то он нечист… всего лишь до захода солнца! Целиком омывшись, он уже с наступлением следующих библейских (начинающихся с вечера) суток полностью очищается:

И всякий, кто будет есть мертвечину или растерзанное зверем, туземец или пришелец, должен вымыть одежды свои и омыться водою, и нечист будет до вечера, а потом будет чист… (Лев. 17, 15)

Конечно когда речь идет о людях, чтущих и исполняющих заповеди Божьи, вкушать мертвечину или «растерзанное зверем» может лишь находящийся в крайней нужде или не знающий, что за мясо перед ним. То же, несомненно, относится и к поеданию мяса нечистых животных.

Следующий вопрос: что запрещается человеку в состоянии нечистоты? Ограничения на этот счет указаны в стихе, относящемся к нечистоте женщины после родов:

…И тридцать три дня должна она сидеть, очищаясь от кровей своих; ни к чему священному не должна прикасаться, и к Святилищу не должна приходить, пока не исполнятся дни очищения ее. (Лев. 12, 4)

Из сопоставления со стихами, приведенными выше, следует, что те же ограничения, но только на срок «до захода солнца», распространяются и на вкусивших нечистое…

Итак, осквернение длится до вечера того же дня, а ограничения, им налагаемые, сводятся к запрету входить во Святилище и прикасаться к священным предметам.

Перейдем к следующему вопросу: если осквернение длится столь недолго, почему же верующие люди предпочитали смерть публичному вкушению нечистого мяса?

Сделаем существенную оговорку. Описанная выше «легкость» освобождения от осквернения и краткость состояния нечистоты относятся только к ситуациям случайного или же диктуемого крайней нуждой вкушения запрещенной пищи. Но положение в корне меняется, если человек нарушает запрет сознательно, с кощунственной целью осквернить имя Божье, иными словами — действуя «дерзкой рукой». Вспомним:

…Если же кто из туземцев или из пришельцев сделает что дерзкою рукою, то он хулит Господа — истребится душа та из народа своего, 
     Ибо слово Господне он презрел и заповедь Его нарушил; истребится душа та; грех ее на ней. (Числ. 15, 30–31)

К последнему случаю как раз и относится согласие верующего нарушить хотя бы «малейшую» заповедь в угоду нечестивцам, основная цель которых — возведение хулы на имя Божье! При таком принуждении физическая смерть предпочтительней смерти духовной — отпадения от Бога:

Как будто землю рассекают и дробят нас; сыплются кости наши в челюсти преисподней.         
     Но к Тебе, Господи, Господи, очи мои; на Тебя уповаю, не отринь души моей! (Пс. 140, 7–8)

Здесь речь идет о выборе между спасением тела в жизни земной и спасением души в жизни будущей — о том выборе, к которому не раз обращался в своих проповедях Иисус:

…Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою? (Матф. 16, 26)

Своим ученикам Иисус дает следующий совет, просветляющий разум и укрепляющий волю:

Говорю же вам, друзьям моим: не бойтесь убивающих тело и потом не могущих ничего более сделать;     
     Но скажу вам, кого бояться: бойтесь того, кто, по убиении, может ввергнуть в геенну: ей, говорю вам, того бойтесь. (Лук. 12, 4–5)

…Мы рассмотрели предписания о том, мясо каких травоядных животных разрешено вкушать. Четвероногих животных других видов, обитающих на суше, в пищу употреблять запрещено:

Из всех зверей четвероногих те, которые ходят на лапах, нечисты для вас: всякий, кто прикоснется к трупу их, нечист будет до вечера… (Лев. 11, 27)

То же самое относится ко всем пресмыкающимся, бескрылым насекомым и т. п.:

Всякое животное, пресмыкающееся по земле, скверно для вас, не должно есть его;          
     Всего ползающего на чреве, и всего ходящего на четырех ногах, и многоножных из животных, пресмыкающихся по земле, не ешьте, ибо они скверны… (Лев. 11, 41–42)

Таким образом, из всех наземных животных чистыми являются немногие, а именно: из домашних — корова, овца, коза с их «породами» (например, як); из диких — олень, серна, изюбр, горный козел и другие двурогие. В Книге Второзакония эти чистые животные перечислены подробно:

Вот скот, который вам можно есть: волы, овцы, козы,      
     Олень и серна, и буйвол, и лань, и зубр, и орикс, и камелопард.   
     Всякий скот, у которого раздвоены копыта и на обоих копытах глубокий разрез, и который скот жует жвачку, тот ешьте… (Втор. 14, 4–6)

Далее в Книге Левит говорится о животных, обитающих в воде:

Из всех животных, которые в воде, ешьте сих: у которых есть перья и чешуя — в воде, в морях ли или реках, тех ешьте;       
     А все те, у которых нет перьев и чешуи, в морях ли или реках, из всех плавающих в водах и из всего живущего в водах, скверны для вас;
     Они должны быть скверны для вас — мяса их не ешьте и трупов их гнушайтесь… (Лев. 11, 9–11)

Заметим, что слово «перья», перешедшее в Синодальный перевод из славянского, в действительности означает «плавники». В остальном же предписание понятно: запрещаются раки, крабы, водные моллюски, осьминоги и прочая живность такого рода (т. е. все обитатели вод, не относящиеся к классу рыб). Из числа же рыб нечисты те, которые лишены чешуи и/или плавников: угорь, сом, все осетровые (поскольку они покрыты не чешуей, а своего рода «броней») и др.; запрещены они, конечно, целиком (включая, например, черную икру, получаемую только от осетровых рыб).

Теперь осталось рассмотреть птиц и других крылатых (по этому признаку нетопырь, т. е. летучая мышь, упомянут вместе с птицами — ст. 19). У птиц, в отличие от животных, обитающих на суше и в воде, нет ярко выраженных общих признаков чистоты или нечистоты, поэтому виды нечистых птиц просто перечислены. Чистыми, следовательно, являются все остальные (ст. 13–19). При некоторых названиях имеется указание: «с породою его», так как виды птиц весьма разнообразны.

Наконец, говорится и о крылатых насекомых:

…Из всех насекомых крылатых, ходящих на четырех ногах, тех только ешьте, у которых есть голени выше ног, чтобы скакать ими по земле;      
     Сих ешьте из них: саранчу с ее породою, солам с ее породою, харгол с ее породою и хагаб с ее породою. (Лев. 11, 21–22)

Следовательно, в пищу разрешены только такие крылатые насекомые, которые могут ходить при помощи двух пар ножек, а также прыгать, отталкиваясь третьей парой ножек, притом у этой третьей пары голени приподняты над туловищем (современная биология относит подобных насекомых к отряду прямокрылых). Тора перечисляет их четыре съедобные разновидности.

Следует пояснить, что на Ближнем Востоке урожаи зерновых нередко гибнут от стай саранчи. Земледельцам в таких случаях, во избежание голодной смерти, не остается ничего иного, как использовать «муку» из самой саранчи.

Ряд пищевых запретов был известен и другим народам Древнего мира, например, по свидетельству Геродота,— египтянам. В большинстве случаев такие запреты у язычников имели мифологическое объяснение: считалось, что племя или народ тотемически (т. е. узами родства или покровительства) связаны с теми или иными животными.

Совсем иной смысл имеют пищевые запреты Библии: они преследуют как гигиенические, так и мистические цели и, в отличие от подобных запретов у язычников (которые во время определенных ритуальных церемоний зачастую поедали своих тотемных животных), никогда не должны сознательно нарушаться.

Широкое знакомство с образом жизни евреев, расселившихся к началу новой эры по многим странам, не только порождало у окружающих народов интерес к Единобожию, приводивший к широкому прозелитизму, но и вызывало злословие и недоуменные насмешки по поводу пищевых ограничений, предписанных Торой. Так, уже в V в. до н. э. персидский царедворец Аман, обвиняя ненавидимых им евреев перед царем Артаксерксом в том, что «законы их отличны от законов всех народов» (Есф. 3, 8), в числе прочего, видимо, подразумевал и пищевые запреты. В Риме в I в. н. э. были распространены шутки на тему о том, что Иудея — единственная страна, в которой свиньи умирают своей смертью (отражено в «Сатирах» Ювенала — VI, 156–160).

Впоследствии, в результате восприятия основ Монотеизма, между различными народами получили частичное распространение и библейские пищевые запреты. Уже первые христиане из язычников должны были, согласно указанию апостолов,

«…Воздерживаться от идоложертвенного, и крови, и удавленины, и блуда…» (Деян. 15, 29)

А христиане из иудеев, называвшиеся «ревнителями Закона» (Деян. 21, 20), неукоснительно соблюдали все заповеди Торы, в том числе, конечно, и относящиеся к пище.

После распространения Ислама, т. е. начиная с VII в. н. э., многие пищевые запреты Торы, упомянутые также и в Коране, были восприняты значительной частью человечества:

Вам запрещено [есть] мертвечину, кровь, свинину, а также то, что заколото без упоминания имени Аллаха, [убоину] удавленную, забитую палками, издохшую при падении [с высоты], убитую рогами и [скотину,] которую задрал хищник,— если только вы не заколете ее по предписаниям,— и то, что заколото на [языческих] жертвенниках… (Коран 5, 3. Перевод М.-Н. О. Османова)

Ряд пищевых запретов Библии и по сей день соблюдается в древнейших христианских церквах и общинах — например, в Коптской Православной, Эфиопской Православной, Сирийской Православной (Яковитской) и других монофизитских церквах, объединяющих миллионы верующих, а также в несторианской Ассирийской церкви Востока. Среди протестантских церквей соблюдением предписаний о пище выделяются церкви Баптистов Седьмого Дня, Адвентистов Седьмого Дня, субботствующих пятидесятников и ряд других. Запрет вкушать пресмыкающихся и рыбу без чешуи сохраняется в некоторых толках русского старообрядчества: вероятно, до раскола он соблюдался на Руси повсеместно. Так, живший в прошлом веке известный русский этнограф С. В. Максимов писал в своей книге «Нечистая, неведомая и крестная сила»: «Хорошо осведомленные люди привычно не едят раков и голых рыб (вроде налимов и угрей)…»

Каковы же цели пищевых предписаний Библии, в чем их смысл?

Прежде всего следует помнить, что библейские пищевые запреты исходят от Творца вселенной, Который всеведущ и заботится о нашем благе, ибо «возлюбил Бог мир» (Иоан. 3, 16). А значит, запреты имеют в виду нашу пользу, духовную и физическую. Любовь же к Богу с нашей стороны подразумевает исполнение всей Его воли, выраженной в заповедях, в том числе и в пищевых запретах:

Ибо это есть любовь к Богу, чтобы мы соблюдали заповеди Его; и заповеди Его не тяжки. (I Иоан. 5, 3)

И уже затем может идти речь о мотивировке запретов. Вернее, о той ее части, которая доступна человеческому познанию. Ведь во всех заповедях содержатся смысловые уровни, постигаемые лишь по мере обретения духовного совершенства:

Я видел предел всякого совершенства, но Твоя заповедь безмерно обширна. (Пс. 118, 96)

Постижение всей глубины заповедей доступно только духам праведников, и то лишь в высшем мире. А на земле верующие только приступили к подножию той горы, на которую им предстоит взойти (Евр. 12, 22). Приступили

…К торжествующему собору и церкви первенцев, написанных на небесах, и к Судии всех Богу, и к духам праведников, достигших совершенства… (Евр. 12, 23)

Из понятных для нас причин пищевых запретов наиболее простой, бросающейся в глаза, является, конечно же, причина санитарно-гигиеническая. На нее указывали уже самые ранние иудейские комментаторы. И речь идет не только о том, что, скажем, в жарком климате определенные животные служат разносчиками болезней (к примеру, такой страшный кишечный паразит, как цепень вооруженный, передается человеку от свиньи, почему и называется «свиным цепнем»). Суть проблемы в другом: питание мясом определенного животного может расстраивать имунную и иные системы человеческого организма, открывая к нему доступ болезням. Может оно и отрицательно влиять на эмоционально-психические процессы, а через них — и на нравственное состояние личности, а следовательно — и целого социума.

Уже в древние времена толкователи усматривали в пищевых предписаниях также и аллегорический смысл. В этом мнение мидрашей (сборников иудейских иносказательных толкований Писания) совпадает с точкой зрения философа-платоника Филона Александрийского (I в. н. э.). Последний прибегал к аллегорической интерпретации пищевых установлений, впоследствии воспринятой от него ранними христианскими экзегетами. Он утверждал, например, что раздвоенное копыто с глубоким разрезом у чистого животного символизирует умение отличать праведность от нечестия, а способность жевать жвачку — постоянное размышление о спасительных истинах.

С точки же зрения авторов мидрашей, каждое животное, как чистое, так и нечистое, указывает (внешним видом, поведением или значением своего древнееврейского названия) на некоторое свойство или состояние человеческой души, которое, соответственно, надо стараться приобрести или отринуть.

Следует подчеркнуть, что у названных комментаторов никогда не появлялось и мысли о том, что аллегорическое истолкование претендует на отмену прямого, буквального, предписания Торы. Напротив, физическое содержание заповедей сопоставлялось с «телом», а их иносказательный смысл — с «душой»; только вместе они соответствовали тому «совершенному человеку», о котором премудрый царь Соломон сказал:

Выслушаем сущность всего: бойся Бога и заповеди Его соблюдай, потому что в этом все для человека… (Еккл. 12, 13)

В приведенном стихе словами «все для человека» передано древнееврейское כל־האדם ‹коль-hа-ада́м› — «весь человек»: таким образом, здесь утверждается, что заповеди Божьи образуют аналог «всего человека» как единства духа, души и тела (ср. I Фес. 5, 23).

Скрытое указание на аллегорический смысл установлений можно усмотреть и в самом тексте рассматриваемой нами главы:

…Не оскверняйте душ ваших каким-либо животным пресмыкающимся и не делайте себя чрез них нечистыми, чтоб быть чрез них нечистыми,       
     Ибо Я — Господь, Бог ваш: освящайтесь и будьте святы, ибо Я свят; и не оскверняйте душ ваших каким-либо животным, ползающим по земле… (Лев. 11, 43–44)

Здесь сказано, что ползающие и пресмыкающиеся животные оскверняют душу — נפש ‹не́феш›. Дурные мысли и чувства, подобно нечистым животным, могут поселяться в душе, порабощая ее. Такой взгляд получил отражение в старинных русских народных картинках, на которых изображено сердце грешника с живущими в нем животными: злобой — в виде змеи, коварством — в виде лисицы, ленью — в виде свиньи, и т. п.

Истинная цель земной жизни — достижение святости, т. е. восстановление в человеке подобия Божьего,— связывается в приведенных стихах с «освящением», т. е. отделением от всего нечистого, низменного («ползающего по земле»). Человек — существо, обязательно чему-либо «уподобляющееся»: согласно одному из древних толкований, само имя אדם ‹Ада́м› восходит к глаголу דמה ‹дама́› — «уподоблять». И уподобляется он либо Богу, становясь Его живым Храмом («…будьте святы, ибо Я свят…»), либо нечистым животным, допущенным им в собственную душу…

Существуют и другие интерпретации рассматриваемой темы, например мистическая: мясо нечистых животных способно (как и другие источники ритуальной нечистоты) привлекать нечистых духов, представляющих опасность для здоровья и жизни людей.

Чем активнее взаимодействуют различные науки, тем более явной становится всеобщая взаимосвязь процессов, протекающих в биосфере. Со временем человечество поймет, какой ущерб всей жизни на Земле наносит поедание нечистых животных, сколь пагубно их искусственное разведение и употребление в пищу.

Однако известно, что в большинстве традиционных христианских церквей пищевые запреты главы 11 Книги Левит не соблюдаются: считается, что они отменены самим Иисусом Христом и последующими постановлениями апостолов. Такой взгляд утвердился уже в достаточно ранние времена Христианства (хотя при этом целый ряд церквей придерживается противоположной точки зрения — см. выше).

Но содержатся ли в самой Библии какие-либо указания на отмену пищевых запретов?

Чаще всего ссылаются на один из эпизодов полемики Иисуса с иерусалимскими фарисеями, которые,

…Увидев некоторых из учеников его, евших хлеб нечистыми, то есть неумытыми, руками, укоряли.      
     Ибо фарисеи и все иудеи, держась предания старцев, не едят, не умыв тщательно рук;          
     И, придя с торга, не едят не омывшись. Есть и многое другое, чего они приняли держаться: соблюдать омовение чаш, кружек, котлов и скамей. (Марк. 7, 2–4)

Обратим внимание, что о мясе нечистых животных здесь не говорится ни слова, да его и не могло быть в иудейском доме, где находился в тот момент Иисус. Сказано лишь, что «ели хлеб»; упрек же фарисеев был вызван несоблюдением традиционного ритуала омовения рук, детали которого определяются преданием — «устным учением». Об «устном учении» прямо говорится в приведенных стихах: его «приняли держаться» люди по собственному решению, и оно именуется «преданием старцев». Кстати, ниоткуда не следует, что ученики Иисуса ели хлеб грязными руками. Сказано: «нечистыми» и «неумытыми», а это означает, что руки их не были «очищены» троекратным попеременным поливанием кисти каждой из них. Именно такой ритуал, по преданию фарисеев, смывает с рук ритуальную нечистоту (подробности этого обряда, именуемого נטילת ידים ‹нэтила́т йада́йим› — буквально «воздевание рук», т. е. их освобождение от ритуальной нечистоты,— описаны в Талмуде). Ученики могли сколь угодно тщательно вымыть руки — и все же их руки в глазах фарисеев оставались «нечистыми», если не был исполнен указанный ритуал…

Потом спрашивают его фарисеи и книжники: зачем ученики Твои не поступают по преданию старцев, но неумытыми руками едят хлеб?           
     Он сказал им в ответ: хорошо пророчествовал о вас, лицемерах, Исаия, как написано: люди сии чтут Меня устами, сердце же их далеко отстоит от Меня,  
     Но тщетно чтут Меня, уча учениям, заповедям человеческим.   
     Ибо вы, оставив заповедь Божию, держитесь предания человеческого, омовения кружек и чаш, и делаете многое другое, сему подобное. (Марк. 7, 5–8)

Иисус относит к фарисеям пророчество Исаии о лицемерном благочестии и упрекает их в насаждении «заповедей человеческих»; он говорит, что сердце их удалено от Бога, а некоторые заповеди они и вовсе «оставляют».

Но ведь пищевые запреты Библии даны Самим Богом, а не являются «заповедями человеческими»! Вспомним начало главы 11 Книги Левит:

И сказал Господь Моисею и Аарону, говоря им:       
     Скажите сынам Израилевым: вот животные, которых можно вам есть из всего скота на земле… (Лев. 11, 1–2)

Иисус же обвиняет фарисеев именно в том, что они учат и поступают вопреки Торе:

А вы говорите…  
     ‹…›  
     Устраняя слово Божие преданием вашим, которое вы установили; и делаете многое сему подобное. (Марк. 7, 11–13)

Из сказанного ясно, что ответ Иисуса фарисеям не содержит ни малейших оснований для отмены библейских пищевых запретов. Далее Иисус обращается уже к простому народу:

И, призвав весь народ, говорил им: слушайте меня все и разумейте:
     Ничто, входящее в человека извне, не может осквернить его; но что исходит из него, то оскверняет человека. (Марк. 7, 14–15)

Может быть, приведенные слова свидетельствуют об отмене библейских пищевых запретов? Но как объяснил смысл своих слов сам Иисус, оставшись наедине с учениками? Они назвали эти слова Учителя «притчей» (Марк. 7, 17; ср. Матф. 15, 15). Притчей же именуется речь иносказательная: если бы изречение имело только буквальный, общепонятный смысл, оно не было бы названо притчей и не нуждалось бы в особом объяснении, которое излагается далее:

…Неужели не разумеете, что ничто, извне входящее в человека, не может осквернить его?       
     Потому что не в сердце его входит, а в чрево, и выходит вон, чем очищается всякая пища.     
     Далее сказал: исходящее из человека оскверняет человека.        
     Ибо изнутри, из сердца человеческого, исходят злые помыслы, прелюбодеяния, любодеяния, убийства…          
     ‹…›
     …Все это зло изнутри исходит и оскверняет человека. (Марк. 7, 18–23)

Под «осквернением» в данном случае подразумевается не временный, но постоянный источник нечистоты, от воздействия которого человек не может избавиться до тех пор, пока тот не будет удален. На это указывает многократно употребляемый здесь греческий глагол κοινοω ‹койно́о›, главное значение которого — «сообщать», «делать общим», «соединяться»; в Новом Завете он применяется в смысле «осквернять» и, таким образом, указывает на некий постоянно действующий источник осквернения, соединенный с человеком и сообщающий ему свою нечистоту. Библейский пример такого постоянного осквернения, источник которого находится внутри человека,— это нечистота женщины, страдающей долгим кровотечением:

Если у женщины течет кровь многие дни не во время очищения ее или если она имеет истечение долее обыкновенного очищения ее, то во все время истечения нечистоты ее, подобно как в продолжение очищения своего, она нечиста… (Лев. 15, 25)

Ясно, что именно такое осквернение, только не физическое, а духовное, вызывается «злыми помыслами», гнездящимися в сердце. В противоположность этому, о пище Иисус говорит, что она «не в сердце… входит, а в чрево, и выходит вон», т. е. осквернение ею имеет преходящий характер.

Мы видим, что слова Иисуса ни в малейшей степени не подразумевают отмены пищевых запретов, а только указывают на первостепенность духовного в сравнении с физическим. Эти слова полностью соответствуют и духу и букве Торы.

Но, может быть, указания на такую отмену содержатся в других книгах Нового Завета? Например, в Деяниях апостолов рассказывается, как однажды во время молитвы апостол Петр впал в экстаз —

…И видит отверстое небо и сходящий к нему некоторый сосуд, как бы большое полотно, привязанное за четыре угла и опускаемое на землю;     
     В нем находились всякие четвероногие земные, звери, пресмыкающиеся и птицы небесные.   
     И был глас к нему: встань, Петр, заколи и ешь.—   
     Но Петр сказал: нет, Господи, я никогда не ел ничего скверного или нечистого.—  
     Тогда в другой раз был глас к нему: что Бог очистил, того ты не почитай нечистым. (Деян. 10, 11–15)

Зададимся вопросом: могло ли это видение иметь буквальный смысл? Для начала обратим внимание на слова Петра: «…я никогда не ел ничего скверного или нечистого». Из того, что описанный эпизод имел место после смерти и воскресения Иисуса, следует, что Иисус не учил Петра вкушать нечистую пищу. Очевидно, что слова «не то, что входит в уста, оскверняет человека…» (Матф. 15, 11) Петр, один из наиболее близких учеников Иисуса, воспринимал совсем не так, как последующие толкователи… Кроме того, Петр даже в видении не вкусил нечистое мясо — оно только представилось ему:

Это было трижды; и сосуд опять поднялся на небо. (Деян. 10, 16)

И, наконец, по окончании видения Петр какое-то время пребывал в недоумении, стараясь постигнуть символическое значение увиденного. Но разве стал бы он долго размышлять над видением, если бы понял его буквально?

Когда же Петр недоумевал в себе, что́ бы значило видение, которое он видел,— вот мужи, посланные Корнилием, расспросив о доме Симона, остановились у ворот           
     И, крикнув, спросили: здесь ли Симон, называемый Петром?      
     Между тем, как Петр размышлял о видении, Дух сказал ему: вот три человека ищут тебя;
     Встань, сойди и иди с ними, нимало не сомневаясь; ибо Я послал их. (Деян. 10, 17–20)

Как же связано видение нечистых животных с прибытием к Петру язычников-римлян? Сам апостол объяснил это однозначно, когда оказался в доме у сотника Корнилия:

…Вы знаете, что иудею возбранено сообщаться или сближаться с иноплеменником; но мне Бог открыл, чтобы я не почитал ни одного человека скверным или нечистым.         
     Посему я, будучи позван, и пришел беспрекословно. Итак, спрашиваю: для какого дела вы призвали меня? (Деян. 10, 28–29)

Когда же именно «Бог открыл» Петру, чтобы тот не считал никакого человека скверным или нечистым? Очевидно, что произошло это как раз в момент описанного видения: нечистые животные символизировали тех язычников, которым предстояло благодаря Петру уверовать в Христа и очиститься Святым Духом. Мы видим, что во всем этом не содержится даже намека на отмену пищевых запретов.

Пророческие видения вообще полны иносказаний и символов. К примеру, знаменитое видение Иеремии о «кипящем котле», находившемся на севере, подразумевало угрозу Иудее со стороны северных народов (Иер. 1, 13–15). А если бы нашлись толкователи, которые, услышав слова Иеремии, побежали бы на север — искать буквальный котел, то чем отличались бы они от тех, кто оправдывает вкушение нечистой пищи видением Петра?

Но, может быть, разрешение вкушать нечистое содержится в посланиях Павла? Например, он пишет, что никто не должен осуждать колоссян «за пищу, или питие, или за какой-нибудь праздник, или новомесячие, или субботу», называя все это «тенью будущего» (Кол. 2, 16–17).

За что могли осуждать соседи-язычники христиан греческого города Колоссы: за то, что те соблюдали иудейские праздники, в том числе Субботу, или за то, что пренебрегали этими праздниками? Несомненно — за соблюдение, ведь тем самым христиане противопоставляли себя язычникам…

В то же время из стихов Кол. 2, 16–17 однозначно следует: если осуждали за празднование (а не за непразднование), то и за правила питания, выделявшие христиан из языческого окружения. А эти правила могли быть только библейскими. Ведь именно библейские праздники и связанные с ними трапезы (например, вкушение опресноков на Пасху) служили прообразами будущего соединения человечества в Царстве Божьем, под властью Мессии: «…это есть тень будущего, а тело — во Христе».

В другом послании Павла (I Тим. 4, 1–5) говорится, что любая пища «освящается словом Божиим и молитвою».

Что такое освящение пищи молитвой — понятно каждому. Имеется в виду молитва перед едой, выражающая благодарение Создателю. Но что означают слова: «освящается словом Божиим»? И почему «слово Божие» упомянуто прежде молитвы? Достаточно, однако, спросить любого верующего, что означает выражение «слово Божие», и он не затруднится ответить: «Священное Писание!»

О чем же тогда здесь идет речь? Конечно, о том, что пища должна быть прежде всего «освящена словом Божиим», т. е. разрешена к употреблению Священным Писанием. Именно такую пищу «…Бог сотворил, дабы верные и познавшие истину вкушали с благодарением» (I Тим. 4, 3). Он Сам указал «познавшим истину», т. е. знающим Его Закон, какие именно животные предназначены в пищу. И только над пищей такого рода может быть произнесена освящающая молитва…

Обратимся теперь к тому месту Павловых посланий, где сказано, что продающееся на торгу можно есть «без всякого исследования, для спокойствия совести» (I Кор. 10, 25). Означает ли это, что не надо даже всматриваться в продаваемое мясо — не гнилое ли оно, не испорченное ли? Конечно же, говорится здесь о другом. Греческое слово, переведенное как «исследование», восходит к глаголу ανακρινω ‹анакри́но› — «разбирать», «расследовать». Значит, речь идет о таком подробном исследовании, которое вряд ли может быть произведено при быстрой и неразборчивой покупке мяса «на торгу». Что же имеется в виду?

Дело в том, что существует иудейское постановление об «исследовании» каждого предназначенного к убою животного на «кашерность», т. е. пригодность в пищу, согласно Торе: ведь животное может оказаться больным, раненым и т. п., а употреблять в пищу мясо таких животных Тора запрещает. Само собой ясно, что «исследованию» могли подвергаться только чистые животные, предназначенные в пищу по библейским законам. Следовательно, говоря о ненужности дополнительного «исследования», апостол Павел имеет в виду, что новообращенные из язычников не обязаны самостоятельно проверять «кашерность» мяса, предлагаемого «на торгу» иудейскими продавцами (имевшимися в ту пору во всех крупных городах Средиземноморья).

Надо ли продолжать поиск в Писании изречений, «разрешающих» запрещенные виды пищи? Их там нет и быть не может. Первые христиане из язычников вкушали пищу за одним столом с христианами из иудеев (Гал. 2, 11–12), которые, в свою очередь, тщательно соблюдали пищевые запреты Торы (Деян. 21, 20). Если бы на таком столе находилось нечистое мясо, иудеи не могли бы разделять с язычниками трапезу. Именно за общение с язычниками, а не за вкушение нечистой пищи упрекали некоторые иудеи Петра в Антиохии (Гал. 2, 11–15). Обычай есть мясо нечистых животных проник в христианские общины намного позже и был одной из явных уступок язычеству, вытеснявшему первоначальные установления Иисуса Христа и его учеников-апостолов. С превращением в IV в. Христианства в государственную религию Римской империи, а церковных иерархов — в государственных чиновников среди христиан окончательно утвердились те языческие устои жизни, частично уклониться от которых смогли лишь церкви, наиболее удаленные от Рима, например упоминавшиеся выше Коптская Православная, Эфиопская Православная, Сирийская Православная (Яковитская) и другие. Впрочем, в последующие века время от времени возникали религиозные движения, стремившиеся возвратиться к первоначальным, библейским, устоям. Однако такие движения подавлялись огнем и мечом: их приверженцев, где только могли, истребляли иерархи господствующей церкви, прибегавшие для этого к помощи светских властей.

…Последние стихи главы 11 Книги Левит устанавливают связь законов о пище с целью исхода народа Божьего из Египта:

…Ибо Я — Господь, выведший вас из земли Египетской, чтобы быть вашим Богом. Итак, будьте святы, потому что Я свят. (Лев. 11, 45)

Исход свершился для того, чтобы Израиль достиг святости и духовно соединился с Богом. Исход стал первой ступенью на пути восхождения к Богу целого народа, а вслед за ним — и всего человечества. Как мы уже говорили, в духовном мире сближение происходит не посредством перемещения в пространстве, а благодаря сходству свойств: к Богу можно приближаться, лишь уподобляясь Ему, насколько это вообще возможно для человека. Бог совершен в святости — и Его народ должен освящаться. Освящаться во всем — включая пищу телесную и духовную. Ибо мир, созданный единым Богом, также един и неделим…

В главе 12 продолжается тема чистоты и нечистоты в приложении к роженице, в главах 13–14 — в приложении к проказе и другим кожным болезням, а в главе 15 — в приложении к супружеству и к половой сфере. В связи с этим возникают два важных вопроса: что же такое, в библейском смысле, нечистота и что служит ее источником?

Нечистота, по-древнееврейски טמאה ‹тум'а́›,— это состояние, в котором человек удален от Бога, являющегося средоточием высшей чистоты и святости. Удален из-за осквернения, происшедшего в сфере духовной и/или физической. В состоянии нечистоты человек не должен входить во Святилище, прикасаться к священным предметам и т. п.

Рассуждение об источнике нечистоты мы начнем с нечистоты физической, чтобы потом, по аналогии, перейти к нечистоте духовной.

Противопоставление чистоты и нечистоты в Библии рассматривается в тесной связи с оппозицией «жизнь — смерть». А, как известно, изначальный и наивысший источник жизни — Сам Всевышний:

…Ибо у Тебя источник жизни; во свете Твоем мы видим свет. (Пс. 35, 10)

Поэтому с приближением к Нему человек все более очищается, и, наоборот, чем более очищается — тем ближе к Господу:

Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят. (Матф. 5, 8)

Удаление же от Бога ведет к смерти, и, следовательно, все мертвое весьма далеко от Него:

Ибо вот, удаляющие себя от Тебя гибнут; Ты истребляешь всякого отступающего от Тебя. (Пс. 72, 27)

Ничто мертвое не причастно к восхвалению Господа; и, напротив, духовно живые вечно прославляют Его, ибо только духовное бытие неподвластно смерти:

Ни мертвые не восхвалят Господа, ни все нисходящие в могилу;           
     А мы будем благословлять Господа отныне и вовек… (Пс. 113, 25–26)

Имея в виду все сказанное выше, мы поймем, почему именно труп, т. е. главный, наиболее зримый результат «деятельности» смерти, рассматривается в Библии как основной источник не только физической (что понятно по медицинским соображениям), но и ритуальной нечистоты:

…Всякий, прикоснувшийся к мертвому телу какого-либо человека умершего и не очистивший себя, осквернит жилище Господа; истребится человек тот из среды Израиля, ибо он не окроплен очистительною водою, он нечист, еще нечистота его на нем.
     Вот закон: если человек умрет в шатре, то всякий, кто придет в шатер, и все, что в шатре, нечисто будет семь дней;        
     Всякий открытый сосуд, который не обвязан и не покрыт, нечист.        
     Всякий, кто прикоснется на поле к убитому мечом, или к умершему, или к кости человеческой, или ко гробу, нечист будет семь дней. (Числ. 19, 13–16)

Мы видим, что не только само мертвое тело, но и все, что с ним соприкасается, становится нечистым. Далее, нечистыми являются и некоторые ткани и выделения человеческого тела, которые «омертвели» — утратили свои функции. Отсюда — специальные установления о нечистоте прокаженного и всего, что так или иначе связано с проказой, даже если «проказа» появляется на доме или одежде (Лев. 13 и 14). Нечистыми считаются также субстанции, образуемые в организме в целях продолжения рода, если они не выполнили своих функций (т. е. «омертвели»). Поэтому даются предписания о нечистоте женщины после родов, а также в менструальный период и после него; мужчины после поллюции; супругов после соития; мужчин с постоянным истечением семени и женщин, у которых не прекращается истечение менструальной крови (Лев. 12 и 15).

Вторым же по значению (после мертвого тела) источником нечистоты являются нечистые животные, о чем мы уже упоминали.

Мы не имеем здесь возможности вдаваться в детали всех упомянутых предписаний. Нас интересует другое — были ли впоследствии отменены Иисусом Христом или апостолами эти законы ритуальной чистоты? Ведь известно, что большинство современных верующих различных христианских конфессий или не соблюдают их вовсе, или, в лучшем случае, соблюдают лишь частично. Достаточным основанием для отмены указаний, данных Самим Создателем, может быть только Его же слово, но никак не решение человеческое, сколь бы высокая инстанция это решение ни санкционировала.

Для подтверждения отмены предписаний о ритуальной чистоте часто ссылаются на уже процитированные нами слова апостола Петра:

И сказал им: вы знаете, что иудею возбранено сообщаться или сближаться с иноплеменником; но мне Бог открыл, чтобы я не почитал ни одного человека скверным или нечистым. (Деян. 10, 28)

Но всякому, кто внимательно изучает Писание, понятно, что здесь речь идет лишь об отмене запрета иудеям близко общаться с язычниками, о чем мы уже говорили выше. Тотальность этого запрета видна, например, из слов самарянки, повстречавшейся с Иисусом у колодца:

Женщина самарянская говорит ему: как ты, будучи иудей, просишь пить у меня, самарянки? Ибо иудеи с самарянами не сообщаются. (Иоан. 4, 9)

Запрет иудеям сообщаться с иноплеменниками восходит, однако, не к слову Божьему, а к тем самым «заповедям человеческим» (Матф. 15, 5–9), которые были в свое время введены фарисейскими учителями. Фарисеи ссылались при этом на те обещания, которые дали иудеи, возвратившись из вавилонского плена:

…Не отдавать дочерей своих иноземным народам и их дочерей не брать за сыновей своих;     
     И когда иноземные народы будут привозить товары и все продажное в субботу, не брать у них в субботу и в священный день… (Неем. 10, 30–31)

Однако в приведенных стихах не содержится запрета «сообщаться с иноплеменниками», т. е. находиться с ними рядом, вступать в беседу и т. д., а только говорится о необходимости строгого следования Закону Божьему, а не языческим установлениям. Когда Бог открыл Петру, чтобы тот «не почитал ни одного человека скверным или нечистым», этим не была отменена ни одна из заповедей Торы, но было признано недействительным человеческое постановление фарисейских учителей. Указаниям же слова Божьего, напротив, была возвращена их законная сила: ведь народ Израиля для того и был избран Всевышним, чтобы стать «царством священников» среди народов мира (Исх. 19, 6). И к Своему народу Сам Бог обратил такой призыв:

Славьте Господа; призывайте имя Его; возвещайте в народах дела Его;
     Воспойте Ему и пойте Ему; поведайте о всех чудесах Его. (Пс. 104, 1–2)

Однако как же смогли бы израильтяне «возвещать в народах дела Его» и «поведать о всех чудесах Его», если бы им Самим Богом было «возбранено сообщаться или сближаться с иноплеменником»?!.

Из сказанного совершенно ясно, что приведенные слова Петра никоим образом не свидетельствуют об отмене законов ритуальной чистоты. Апостол Иуда, также принадлежавший к первоначальной, Иерусалимской, церкви и имевший с Петром общие взгляды на Закон Божий (Деян. 21, 17–24), однозначно говорит в своем послании о необходимости ритуальной чистоты:

И к одним будьте милостивы, с рассмотрением,      
     А других страхом спасайте, исторгая из огня, обличайте же со страхом, гнушаясь даже одеждою, которая осквернена плотью. (Иуд. 1, 22–23)

Что же такое «одежда, оскверненная плотью»? Об этом мы узнаëм из установления Книги Левит:

…И всякая одежда и всякая кожа, на которую попадет семя, должна быть вымыта водою и нечиста будет до вечера… (Лев. 15, 17)

(То же относится и к одежде, оскверненной менструальной кровью и т. п.— Лев. 15.)

Некоторые указывают, однако, на другое место Писания, будто бы свидетельствующее об отмене упомянутых законов:

Сим Дух Святой показывает, что еще не открыт путь во Святилище, доколе стоит прежняя Скиния.     
     Она есть образ настоящего времени, в которое приносятся дары и жертвы, не могущие сделать в совести совершенным приносящего,           
     И которые с яствами и питиями, и различными омовениями и обрядами, относящимися до плоти, установлены были только до времени исправления. (Евр. 9, 8–10)

Но изменилась ли человеческая природа настолько, чтобы нечистое обратилось в чистое? Исчезла ли нужда в «яствах и питиях, и различных омовениях»? Прекратились ли на физическом уровне супружеские отношения и необходимость омываться после них? Отошла ли в прошлое реальность похорон? Наступило ли на Земле то самое «время исправления», о котором сказано здесь? Это становится ясным из ответа Иисуса искушавшим его саддукеям:

Иисус сказал им в ответ: чада века сего женятся и выходят замуж;      
     А сподобившиеся достигнуть того века и воскресения из мертвых ни женятся, ни замуж не выходят,    
     И умереть уже не могут, ибо они равны ангелам и суть сыны Божии, будучи сынами воскресения. (Лук. 20, 34–36)

Если же все это еще не свершилось, то как следует понимать приведенные слова из Послания к Евреям? Их следует понимать в самом буквальном смысле. Ведь сказано, что Христос — Первосвященник «будущих благ» (а не нынешних!), ибо «времена исправления» настанут только после его второго пришествия. Сказано также, что прежняя Скиния есть образ «настоящего времени» (а не прошлого!), и, следовательно, сейчас мы все еще нуждаемся в «яствах и питиях, и различных омовениях и обрядах», касающихся плоти. Ибо тела наши еще не преобразились — произойдет это только при возвращении Мессии (Флп. 3, 21).

Вот тогда и «исполнится все», а до того времени нам надлежит внимательно относиться к следующим словам Иисуса Христа:

…Доколе не прейдут небо и земля, ни одна йота и ни одна черта не прейдут из Закона, пока не исполнится все. (Матф. 5, 18)

К заповедям же Торы, разумеется, относятся и законы ритуальной чистоты…

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел библиология