Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Ваш комментарий о книге

Щедровицкий Д. Введение в Ветхий Завет. Пятикнижие Моисеево

ОГЛАВЛЕНИЕ

ТОМ III. КНИГИ ЛЕВИТ, ЧИСЕЛ И ВТОРОЗАКОНИЯ

Лекция 1. Пламенеющий жертвенник. Восхождение животного начала (Кн. Левит, гл. 1–7)

Книга Левит называется в иудейской традиции по своему первому слову: ויקרא ‹Ва-йикра́  «И [Он] воззвал». В Септуагинте она именуется Λευιτικον ‹Левитико́н›, т. е. «Левитская», так как значительную часть ее содержания составляют предписания, данные Богом левитам. По преданию, на эту книгу намекает третье упоминание о свете в Книге Бытия: «И увидел Бог свет, что он хорош…» (Быт. 1, 4). Свет заповедей, исходящий из Книги Левит, ведет к познанию воли Божьей  «благой, угодной и совершенной» (Римл. 12, 2). А посредством жертвенного служения, подробно описанного в этой книге, мы получаем способность уже в земной жизни приближаться к Свету  «видеть свет, что он хорош»…

Развитие сюжета Торы, «приостановленное» уже в последних главах Книги Исход, почти полностью «застывает» на протяжении Книги Левит (за исключением глав 8–10, а также 24). Ход событий возобновляется только в Книге Чисел. Такая «задержка» на протяжении почти целой книги должна иметь веское обоснование. Подобно Израилю на пути в Ханаан, каждый из нас на пути ко спасению должен в какой-то момент «остановиться» и задаться вопросом, без ответа на который смысл жизни остается непонятым, а дальнейший путь — невозможным. Это вопрос о жертве…

Теме жертвенного служения посвящены первые десять глав Книги Левит. Далее в ней содержатся: предписания о ритуальной и нравственной чистоте (эти темы взаимно переплетены, поскольку ритуальное очищение символизирует очищение сердца — гл. 11–22); заповеди о субботах и праздниках (гл. 23); наконец, указания о восстановлении личной свободы и экономической самостоятельности в субботние и юбилейные годы (гл. 25).

Однако очищение сердца, познание истины (Иоан. 8, 32), радость общения с Господом  все это обретается только через жертву. Начнем же чтение первой, «жертвенной», части Книги Левит.

В оригинале начальное слово книги  ויקרא ‹Ва-йикра́, «И [Он] воззвал»,— имеет одну особенность. Она заключается в написании буквы א ‹а́леф›. Эта буква, первая в алфавите, обладает числовым значением «один» и символизирует единство Божье. В рассматриваемом слове алеф имеет уменьшенный размер («а́леф зеира́»  «алеф маленький») и пишется над строкой:

ויקרא

Как объясняют древние толкователи такое написание? Дело в том, что без «алефа» указанное слово превращается в ויקר ‹ва-йи́кер›  «[оно] случилось», «[оно] произошло». А ведь различие между «Он воззвал» и «оно случилось» коренится в самой основе мировоззрения: во всем происходящем можно видеть либо воплощение замысла Божьего, либо набор случайных обстоятельств…

Любое природное явление или историческое событие, любой эпизод нашей жизни может рассматриваться как следствие чисто физических процессов. Но в действительности за каждым «случаем» и «происшествием» скрывается «маленький», т. е. невидимый, «алеф»  замысел единого Бога. Путь же к постижению Его промысла лежит через жертву  ограничение себялюбия, отказ от чего-либо в пользу других. Только поступая так, человек может уподобляться Богу, Который есть чистая и бескорыстная любовь (I Иоан. 4, 8). А уподобление Ему позволяет лучше постигать Его замыслы…

Но тем, кто погряз в эгоизме, жертвенная жизнь представляется чем-то необычным. Вот почему предписаниям о жертвах и предпослано столь необычно написанное слово «Ва-йикра»…

Сам Всевышний на протяжении почти всей Книги Левит, подобно «маленькому алефу», сокрыт от израильтян (в отличие от Книги Исход, где Он является на Синае перед всем народом). Теперь Он говорит только с Моисеем, и голос Его раздается из Святого святых  таинственной и сокрытой части Скинии:

И воззвал Господь к Моисею и сказал ему из Скинии собрания, говоря… (Лев. 1, 1)

Скиния  символ обители Духа Божьего, находящейся внутри человека (I Кор. 3, 16). Именно из этого внутреннего Святилища, недоступного для посторонних, и доходят до нашего «слуха» (т. е. духовного сознания) глаголы Божьи. Именно там и сокрыт тот «маленький алеф», который свидетельствует об осмысленности всего происходящего. Оттуда раздается и призыв «приносить жертвы», т. е. обуздывать себялюбие и возрастать в любви к ближним:

…Объяви сынам Израилевым и скажи им: когда кто из вас хочет принести жертву Господу, то, если из скота, приносите жертву вашу из скота крупного и мелкого. (Лев. 1, 2)

Обратим внимание, что жертва должна быть принесена מכם ‹мике́м›  «из вас». Согласно древним толкованиям, это значит, что истинную жертву человек всегда приносит «из самого себя», она свершается в его внутреннем мире. А жертвоприношения животных представляют собой символические действия, научающие нас возносить подлинные  «внутренние»  жертвы Богу…

Словом «жертва», церковнославянским по происхождению, переводится древнееврейское קרבן ‹карба́н›, от глагола קרב ‹кара́в›  «приближать». Жертва  это то, что приближает нас к Богу. Стремление же приблизиться к Нему может быть только добровольным: в духовных вопросах нет принуждения, и человеку дано самому выбирать свой путь. Это с исчерпывающей ясностью выражено в Писании:

Во свидетели пред вами призываю сегодня небо и землю: жизнь и смерть предложил я тебе, благословение и проклятие. Избери жизнь, дабы жил ты и потомство твое… (Втор. 30, 19)

Поэтому учение о жертвах начинается не с повеления, а с разрешения: «…когда кто из вас хочет принести жертву Господу…». Господь принимает только того, кто добровольно стремится приблизиться к Нему.

Но возможно ли настолько очиститься, чтобы приблизиться к Творцу? И в каком вообще смысле человек, чья жизнь обусловлена временны́ми, пространственными и многими иными ограничениями, может приблизиться к Богу Всемогущему и Вездесущему? И какой смысл скрыт за тем фактом, что в жертву приносятся именно домашние животные («из скота»)?

Чтобы ответить на эти вопросы, попытаемся понять: какая сущность в нас самих соответствует «домашнему животному», приносимому в жертву? Речь идет, несомненно, о том «животном начале» души (др.-евр. נפש ‹не́феш›), которое образует своего рода «эгоистическое ядро» личности и, не будучи обуздываемо сущностью более высокой, духовно-интеллектуальной, полностью властвует над человеком, уподобляя его агрессивно-себялюбивому животному.

Именно это «домашнее животное» (обитающее в «доме» души и потенциально подвластное «хозяину» — духу) и должно быть лишено самости  «принесено в жертву», «возложено на алтарь Божий». А это означает, что наши «животные» (энергетические и физические) потенции следует направить на служение Всевышнему…

Остается вопрос о «приближении» человека к Богу посредством жертвы. Такое «приближение», конечно же, не может обладать пространственными характеристиками. В духовных мирах разумные сущности сближаются через взаимное уподобление, а удаляются  через обретение взаимно противоположных свойств.

Но каким образом конечное и ограниченное естество человека может уподобиться бесконечной и всесильной сущности Создателя?

Чтобы ответить, вспомним, в чем состоит самое основное и существенное проявление Божьего промысла по отношению к нам:

И мы познали любовь, которую имеет к нам Бог, и уверовали в нее. Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем. (I Иоан. 4, 16)

Поскольку же Бог есть любовь, т. е. начало всецело отдающее, ни в чем не нуждающееся для Себя и заботящееся лишь о благе Своих творений; и поскольку, в то же время человек по природе своей есть существо сугубо себялюбивое,— уподобление его Богу, «приближение» к Нему может состоять только в ограничении себялюбия и умножении бескорыстной, самоотверженной любви.

Что же касается некоторых врожденных свойств человека, отражающих соответствующие Божественные атрибуты,— таких, как разум, память, способность к творчеству и т. п.,— они суть проявления в нас не подобия Божьего, но Его образа (Быт. 1, 26).

Эти качества, дарованные человеку при сотворении, изначально являются как бы отображениями, проекциями Божественной сущности, поэтому их развитие и совершенствование не могут способствовать нашему приближению к Создателю. В то же время сознательные усилия, направленные на уподобление Ему в любви, способны приближать наши нравственные свойства к тому идеалу, который явлен в Нем:

…Ибо Я  Господь, Бог ваш: освящайтесь и будьте святы, ибо Я свят; и не оскверняйте душ ваших каким-либо животным, ползающим по земле… (Лев. 11, 44)

Именно в этом освящении жизненных («животных») сил, в посвящении их Богу и в удалении души («нефеш») от всего низменно-себялюбивого («ползающего по земле») и состоит назначение жертвы. Вот почему в Пятикнижии уделено столь много места подробному описанию жертвенного служения: ведь каждая деталь здесь  это символ перемен, происходящих в нашем «внутреннем Храме», если только мы истинным образом поклоняемся Всевышнему:

Бог есть Дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине. (Иоан. 4, 24)

Рассмотрим с этой точки зрения предписания о жертвах:

Если жертва его есть всесожжение из крупного скота, пусть принесет ее мужеского пола, без порока; пусть приведет ее к дверям Скинии собрания, чтобы приобрести ему благоволение пред Господом… (Лев. 1, 3)

Словом «всесожжение» передано древнееврейское עלה ‹ола́  буквально «восхождение» (в смысле «возношения» жертвы). Уже тот факт, что человек отдает нечто Богу (Который, конечно, ни в чем вещественном нуждаться не может), соответствует основной цели жертвоприношения  умерению желания получать (эгоизма) и развитию способности отдавать (альтруизма).

И еще нечто, относящееся к жертве, выражено в слове «ола»: грубые инстинкты человеческой природы должны возвышаться, превращаясь в тонкие чувства, а «животные» силы призваны «восходить на жертвенник», чтобы сливаться с горящим на нем пламенем — символом любви и возноситься к небесам. То есть, пользуясь термином современной психологии, должна осуществляться «духовная сублимация» наших низших страстей.

В рассматриваемом стихе говорится о жертве из крупного скота, а в Лев. 1, 10  о жертве из мелкого скота. Усилия, направленные на преодоление низменных проявлений своей природы, сильно варьируются у разных людей. Одному приходится преодолевать в себе разъяренного «вола», другому  упрямого «козла», третьему  всего лишь возвращать отбившегося от стада «овна»…

Священнику предписано приносить в жертву тельца, начальнику  козла, а представителю простого народа — козу (Лев. 4, 3; 4, 22–23 и 27–28). Чем выше духовное призвание человека, тем более сильные животные страсти ему приходится смирять: как известно, одаренность и страстность нередко идут рука об руку…

О жертве всесожжения сказано, что она должна быть «мужеского пола, без порока». Прямой смысл данного предписания ясен: Господу следует посвящать только самое лучшее и чистое. Вспомним, в чем пророк Малахия укорял священников своего времени:

И когда приносите в жертву слепое, не худо ли это? Или когда приносите хромое и больное, не худо ли это? Поднеси это твоему князю: будет ли он доволен тобою и благосклонно ли примет тебя?  говорит Господь воинств. (Мал. 1, 8)

С психологической же точки зрения сказанное означает, что мужественное осознание собственных недостатков («животное мужеского пола») должно соединиться с чистым, искренним желанием их преодоления («без порока»). Не случайно древнееврейское слово זכר ‹заха́р› имеет два значения: «быть мужественным» и «вспоминать». Порой требуется немало мужества, чтобы детально вспомнить и решительно осудить проявления собственного эгоизма. А слово תמים ‹тами́м› означает «цельный» (в Синодальном переводе  «без порока»). Именно таким  целостным, свободным от раздвоенности и колебаний  является решение человека посвятить Господу свои жизненные силы. Они «приводятся к дверям Скинии собрания», т. е. сосредоточиваются близ сердца  «внутреннего Храма». Совершая это, жертвующий приобретет благоволение пред Господом, как гласит конец стиха Лев. 1, 3.

…И возложит руку свою на голову жертвы всесожжения  и приобретет он благоволение, во очищение грехов его… (Лев. 1, 4)

Возложение рук на голову жертвы означает отождествление себя с нею и передачу ей части своих свойств. Так передается и благословение от человека к человеку (ср. Быт. 48, 14–15; Втор. 34, 9). Но что же именно передает человек животному, и в каком смысле оно «отождествляется» с жертвователем? На животное «переходят» грехи, перечисляемые во время исповеди и нуждающиеся в искуплении (ср. Лев. 5, 5; 16, 21).

…И возложит руку свою на голову жертвы за грех, и заколют козу в жертву за грех на месте, где закалают жертву всесожжения… (Лев. 4,29)

Жертва за грех приносится во искупление ясно осознаваемых и прямо называемых грехов. Когда же совершается жертва всесожжения, на животное символически возлагается вся совокупность беззаконных мыслей, слов и дел (в том числе и не осознаваемых нами), после чего животное закалается: животная сущность лишается самости и утрачивает власть над человеком.

…И заколет тельца пред Господом; сыны же Аароновы, священники, принесут кровь и покропят кровью со всех сторон на жертвенник, который у входа Скинии собрания… (Лев. 1, 5)

Кровь несет в себе «нефеш»  жизненную энергию, «животную душу». Окропление ею жертвенника знаменует отказ от грехов, вызываемых «бушующими в крови» страстями:

…Потому что душа тела в крови, и Я назначил ее вам для жертвенника, чтобы очищать души ваши, ибо кровь сия душу очищает… (Лев. 17, 11)

Приносящий жертву сам должен подготовить ее к возложению на алтарь:

…И снимет кожу с жертвы всесожжения и рассечет ее на части.           
     Сыны же Аароновы, священники, положат на жертвенник огонь и на огне разложат дрова;           
     И разложат сыны Аароновы, священники, части, голову и тук на дровах, которые на огне, на жертвеннике… (Лев. 1, 6–8)

За буквой предписания кроется иносказание о психических состояниях, которые проходит человек, посвятивший себя служению Всевышнему. Прежде всего, жертвователь снимает с животного кожу. Если заклание означает лишение «животного начала» самости, его подчинение духу, то снятие кожи намекает на следующую ступень, когда человеку становится видима внутренняя структура его инстинктов и страстей: с тех процессов, которые раньше, пока плоть властвовала над духом, разглядеть было нельзя, теперь как бы «снимается кожа».

Далее на жертвенник возлагается приносимый извне огонь, а сверху кладутся дрова. Казалось бы, логичнее поступить наоборот: разложить дрова, а затем зажечь их… Но тот огонь, силой которого истинная жертва возносится к небесам,— огонь любви к Богу,— не появляется «естественным» путем, т. е. не зависит от душевно-плотской природы человека и не имеет материальной причины. Он именно «приносится извне», ибо исходит от Духа. Об этой вышней, «пламенеющей» любви с особой поэтической силой и выразительностью сказано в Песни Песней:

…Она  пламень весьма сильный.     
     Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее… (Песн. П. 8, 6–7)

И только после того, как «пламя любви» зажглось от источника Духа, пищей ему может служить начало вещественное  «дрова». Здесь также содержится иносказание: производными от древнееврейского корня עצה ‹аца́  «быть плотным», «быть твердым» являются как עצים ‹эци́м›  «деревья», «дрова», так и עצה ‹эца́  «замысел», «совет». Добрыми советами и наставлениями, исходящими от слова Божия, поддерживается любовь, горящая в сердце, подобно тому, как пламя жертвенника «питается» дровами.

Наконец, на дровах сыны Аарона раскладывают «части, голову и тук». Вспомним, что имя אהרן ‹Аhаро́н› образовано от אור ‹ор›, «свет», и означает «просветитель». Именно таким становится человеческий дух, очистившись от скверны и осознав свое высшее призвание  священнодействовать пред Господом. Дух и направляет животные силы на служение Творцу, «рассекая их на части», т. е. исследуя их свойства и распоряжаясь ими должным образом. В числе прочего на алтарь должен быть возложен и плотский ум, символизируемый головой животного: ведь «плотская мудрость» (II Кор. 1, 12) бессильна в познании духовного мира, и ей на смену приходит «ум Христов» (I Кор. 2, 14–16).

Вместе с головой упомянут тук (жир), покрывающий внутренности. «Тучность»  символ закоснелости во грехе, приверженности к чисто плотскому образу жизни:

И утучнел… и стал упрям; утучнел, отолстел и разжирел; и оставил он Бога, создавшего его, и презрел твердыню спасения своего. (Втор. 32, 15)

Поэтому не случайно тук возлагается на алтарь не сразу, а вслед за головой: ведь для перемены жизни надо, в первую очередь, отказаться от главенства плотского ума…

…А внутренности жертвы и ноги ее вымоет он водою, и сожжет священник все на жертвеннике: это всесожжение, жертва, благоухание, приятное Господу. (Лев. 1, 9)

Силой Духа Святого  «живой водой»  очищаются наши «внутренности», т. е. чувства и мысли. Об этой «воде живой» Иисус произнес проповедь в иерусалимском Храме во время праздника Кущей, когда на алтарь, по обычаю, возливали воду из Силоамского источника:

В последний же великий день праздника стоял Иисус и возгласил, говоря: кто жаждет, иди ко мне и пей.       
     Кто верует в меня, у того, как сказано в Писании, из чрева потекут реки воды живой.  
     Сие сказал он о Духе, Которого имели принять верующие в него: ибо еще не было на них Духа Святого, потому что Иисус еще не был прославлен. (Иоан. 7, 37–39)

Омыть следует не только внутренности, но и ноги жертвы. А это означает очищение не только мыслей и чувств, но и «путей» человека  овеществление замыслов в «плодах веры», т. е. в добрых делах:

Что пользы, братия мои, если кто говорит, что он имеет веру, а дел не имеет? Может ли эта вера спасти его?   
     Если брат или сестра наги и не имеют дневного пропитания,       
     А кто-нибудь из вас скажет им: «Идите с миром, грейтесь и питайтесь», но не даст им потребного для тела: что пользы?    
     Так и вера, если не имеет дел, мертва сама по себе. (Иак. 2, 14–17)

На Страшном суде участь человека будет определяться его делами, а не декларируемой им верой:

…И судимы были мертвые по написанному в книгах, сообразно с делами своими.           
     …И судим был каждый по делам своим. (Откр. 20, 12–13)

Эта истина с особой силой высказана в пророчестве о втором пришествии Христа: в тот день никто не будет спрошен об исповедуемой им вере или о совершавшихся обрядах, но только о том, накормил ли он голодного, напоил ли жаждущего… Именно совершенные дела либо распахнут перед человеком врата Царства Божьего, либо лишат его блаженной участи:

Тогда скажет царь тем, которые по правую сторону его: приидите, благословенные Отца моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира:          
     Ибо алкал я  и вы дали мне есть; жаждал  и вы напоили меня…     
     ‹…›  
     …Так как вы сделали это одному из сих братьев моих меньших, то сделали мне. (Матф. 25, 34–40)

…Итак, приготовление жертвы завершается омовением ее ног, что указывает на очищение «путей» (ср. Иоан. 13, 10). Только по достижении данной ступени и совершается истинное «восхождение» — «ола», о котором сказано:

Это всесожжение, жертва, благоухание, приятное Господу. (Лев. 1, 9)

Древнееврейское ריח־ניחח ‹ре́йах-нихо́ах› дословно означает «запах успокоительный». Любовь, исходящая из сердца праведника, доставляет «успокоение» Создателю. Ведь тот, кто достигает цели, ощущает покой на душе, а цель и плод всего творения — праведник. Именно в нем и заключен тот преизбыток блага  «хорошо весьма», узрев который, Бог успокоился («почил») от всех дел Своих в день Субботний (Быт. 1, 31 – 2, 3).

Заклание жертвенных животных происходит на северной стороне жертвенника (Лев. 1, 11). Производными от древнееврейского глагола צפן ‹цафа́н›, «скрывать», являются и צפון ‹цафу́н›  «сокрытый», «спрятанный», и צפון ‹цафо́н›  «север» (возможно, такое наименование северных стран связано с «сокрытием» в них солнечного тепла). В совокупности указанных значений раскрывается смысл предписания: с одной стороны, жертвоприношение  это нечто «сокрытое», поскольку представляет собой тайну нашего внутреннего мира. С другой стороны, именно в странах, расположенных к северу от Святой земли, из века в век свершалось мученичество верных служителей Божьих, которых нечестивые властители убивали за соблюдение заповедей:

…А комната, которая лицом к северу,— для священников, бодрствующих на страже жертвенника: это сыны Садока, которые одни из сынов Левия приближаются к Господу, чтобы служить Ему. (Иез. 40, 46)

Подобно священникам, бодрствующим в служении, мученики в северных странах всегда возлагали свою жизнь на жертвенник Божий — и во дни языческих гонений против Церкви, и в века инквизиции, и в более поздние эпохи  вплоть до XX века, когда миллионы людей были жестоко замучены за принадлежность — по плоти или по духу — к потомству Авраама:

И когда он снял пятую печать, я увидел под жертвенником души убиенных за слово Божие и за свидетельство, которое они имели. (Откр. 6, 9)

Жертва всесожжения может приноситься не только из скота, но и из птиц  горлиц и молодых голубей (Лев. 1, 14–17). Такое предписание имеет в виду неимущих, у которых нет возможности пожертвовать домашнее животное. Птица в ряде мест Библии символизирует душу с ее взлетами и страстными порывами:

Душа наша избавилась, как птица, из сети ловящих: сеть расторгнута, и мы избавились. (Пс. 123, 7)

До того, как душа будет посвящена Богу  «возложена на жертвенник», до того, как начнется ее восхождение («ола») в пламени Божественной любви, ей надлежит пройти те стадии самоотречения, которые мы уже рассмотрели на примере жертвенного животного (Лев. 1, 15–16). И, сверх того, священник должен еще «надломить ее в крыльях, не отделяя их» (ст. 17): своевольные порывы, беззаконные «перелеты» сменяются полной покорностью, но крылья у души не отнимаются  они неотделимы от самой ее сущности…

Существуют и бескровные жертвы  хлебные приношения, описанные в главе 2. Поскольку Скиния  образ всего мироздания, исполненного славы Божьей, в служении представлено все многообразие творений: металлы (золотые, серебряные и медные сосуды), минералы (драгоценные камни в облачении первосвященника), растения (деревянные брусья, льняные одежды, хлебные жертвы), животные (шерстяная материя, жертвенный скот) и, конечно же, люди (священники). Подобно этому и сам человек-микрокосм, содержащий в своем духовном и телесном составе все элементы вселенной, призван каждым из них служить Создателю…

Что же означают бескровные, хлебные, жертвы? Постараемся вникнуть в сказанное:

Если какая душа хочет принести Господу жертву приношения хлебного, пусть принесет пшеничной муки, и вольет на нее елея, и положит на нее ливана… (Лев. 2, 1)

Пшеничная мука, состоящая из мельчайших частичек, означает любую разновидность той «рассыпающейся реальности», к которой, в силу своего земного существования, причастен человек. Это и время нашей жизни, состоящее из крохотных мгновений; и совокупность наших мнений, «насыпанных» в сознание из разных источников и часто несовместимых; и наши «раздробленные» чувства, слагающиеся из множества моментальных ощущений и «загораживающие» от нас единство бытия…

Именно такое «распыленное» мировосприятие характерно для людей плотских, не осознающих своей духовной природы. Но стоит влить в муку елей — и множество разъединенных частиц превращается в единую массу. А добавляемый сюда ливан (др.-евр. לבנה ‹левона́, «ладан»,— белая благовонная смола) придает этой массе благоухание. Так преображается и жизнь человека, когда в нее «вливается» Дух Святой: все в ней наполняется смыслом, обретает единство и взаимосвязь, и вся она дышит «благоуханием познания» (II Кор. 2, 14). Жизнь, исполненная благодати, становится «благоуханием, приятным Господу» (Лев. 2, 2), и, подобно жертве хлебной, возносится к Нему в пламени любви…

Остатки  от  хлебной  жертвы,  названной  «великой  святыней»  (др.-евр. קדש קדשים ‹ко́деш кадаши́м›  «святое святых»), должны вкушать священники (Лев. 2, 3). Но почему? Смысл в том, что все описанное должно происходить в нашем «внутреннем человеке» (II Кор. 4, 16), которого и символизирует священник…

Перечисление хлебных жертв разных видов (Лев. 2, 4–10) завершается таким предписанием:

Никакого приношения хлебного, которое приносите Господу, не делайте из заквашенного теста, ибо ни квасного, ни меду не должны вы сожигать в жертву Господу;        
     Как приношение начатков приноси́те их Господу, а на жертвенник не должно возносить их в приятное благоухание. (Лев. 2, 11–12)

В библейской метафорике закваска символизирует порчу чего-то изначально непорочного. Соответственно Всевышний и повелел праздновать Пасху с опресноками: дрожжи как бы вносят «искажение» в состав хлеба, «раздувание» которого под их воздействием указывает на спесь и гордыню. Если пресный хлеб (маца) может храниться неопределенно долго, то квасной сравнительно быстро начинает плесневеть или подвергаться иной порче. Иисус предупреждал учеников, чтобы они береглись «закваски фарисейской, которая есть лицемерие» (Лук. 12, 1).

Из сказанного ясно, почему нельзя приносить в жертву Богу дрожжевой хлеб. Но что же означает исключение: «…как приношение начатков, приносите их [квасные хлебы] Господу…»? Приношение начатков (קרבן ראשית ‹карба́н реши́т›)  это посвящение Господу первых плодов от каждого урожая. Начатки доставляются в Храм:

Начатки плодов земли твоей приноси в дом Господа, Бога твоего… (Исх. 23, 19)

Доставленные в Святилище начатки не восходят на алтарь, а отдаются священникам и левитам, которые и распоряжаются ими:

И начатки из молотого хлеба нашего и приношений наших, и плодов со всякого дерева, вина и масла мы будем доставлять священникам в кладовые при доме Бога нашего и десятину с земли нашей левитам. Они, левиты, будут брать десятину во всех городах, где у нас земледелие. (Неем. 10, 37)

Следовательно, приношение квасных хлебов в качестве начатков не может осквернить жертвенник. Такое приношение совершалось в праздник Пятидесятницы, когда в Храм доставлялись пшеничные хлебы из муки нового урожая:

…До первого дня после седьмой недели отсчитайте пятьдесят дней и тогда принесите новое хлебное приношение Господу:
     От жилищ ваших приносите два хлеба возношения, которые должны состоять из двух десятых частей ефы пшеничной муки и должны быть испечены кислые  как первый плод Господу… (Лев. 23, 16–17)

Именно «кислые», т. е. квасные, хлебы приносились в праздник в честь Синайского Откровения, дарования Десяти Заповедей (Исх. 19, 1; 19, 11 и 16; 20, 1–18). В начале новозаветной эпохи в этот же самый праздник Дух Святой сошел на апостолов, и они получили дар иных языков, чтобы проповедовать среди разноплеменных народов:

И все изумлялись и дивились, говоря между собою: сии говорящие не все ли галилеяне?           
     Как же мы слышим каждый собственное наречие, в котором родились? (Деян. 2, 7–8)

Оба эти важнейшие события  духовное рождение Израиля, вступающего в Синайский завет, и духовное рождение Церкви — произошли в праздник Пятидесятницы, т. е. шестого числа месяца Сивана (третий весенний месяц библейского календаря). Наблюдается определенное сходство между внутренним состоянием израильтян, едва только вышедших из Египта и не успевших перед вступлением в Синайский завет очиститься от «закваски греха», и духовным положением язычников, перед вступлением в Церковь также пребывавших в нечистоте.

И те, и другие были «испорчены» упомянутой «закваской». И тем не менее Отец Небесный, по великому милосердию, приблизил к Себе как израильтян, так и язычников  в том виде и состоянии, в каком они находились. Те и другие, хотя и различным образом и в разные эпохи, получили возможность духовного восхождения намного раньше, чем смогли уподобиться «бесквасным хлебам» — праведникам, живущим чистой и совершенной жизнью…

Вот почему не один, а два квасных хлеба приносятся в Храм в день Пятидесятницы (Лев. 26, 17): они символизируют еще не очищенных от грехов людей  призываемых Богом израильтян и язычников. Повторим, что эти два хлеба на алтарь не восходят, они отдаются священнику (Лев. 23, 20). Есть и в этом важный прообраз: неочищенная душа не в состоянии «подняться к небесам» в пламени Божественной любви, но «отдается священнику» для наставления в учении Божьем. Таким священником в вышнем мире является Мессия:

Таков и должен быть у нас Первосвященник: святой, непричастный злу, непорочный, отделенный от грешников и превознесенный выше небес… (Евр. 7, 26)

И еще о хлебных жертвах: они должны быть посыпаны солью.—

Всякое приношение твое хлебное соли солью и не оставляй жертвы твоей без соли завета Бога твоего: при всяком приношении твоем приноси соль. (Лев. 2, 13)

Соль предохраняет пищу от разложения. Подобно этому и завет Божий охраняет от гибели  духовной и телесной  как отдельных людей, так и целые сообщества. И если хлебная жертва в целом означает посвящаемую Богу жизнь, то соль  знак постоянной памяти о завете. Поэтому в Библии вечный завет между Богом и потомством Аарона назван «заветом соли вечным» (Числ. 18, 19).

Те люди и сообщества, которые верны «завету соли», сами становятся «солью земли» для остального человечества, предохраняя его от окончательного падения и вырождения, от гибели во грехах. Так, десять праведников, обитая в городе, способны спасти его от истребления (Быт. 18, 20–32). «Солью земли» назвал Иисус своих учеников, призванных благовествовать Царство Божье:

Вы  соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою? Она уже ни к чему не годна, как разве выбросить ее вон на попрание людям. (Матф. 5, 13)

Следующей разновидностью жертв является זבח שלמים ‹зе́вах шэлами́м›  буквально «жертва примирений», в Синодальном переводе  «жертва мирная». Слово שלם ‹шале́м› означает не только «мирный», но и «целостный», «здравый», «гармоничный», «полный». Достижение человеком всех этих состояний возможно только путем покаяния, возвращения к Богу, примирения с Ним. В Лев. 3, 1 употреблено слово שלמים ‹шэлами́м›  множественное число от «шалем», что указывает на множество благих последствий примирения c Богом: ведь обретя мир со Всевышним, человек приходит также к согласию и с самим собой, и с окружающими.

Мирная жертва приносится в благодарность Богу за Его благодеяния, т. е. «от избытка чувств». Относящиеся к ней установления  иные, нежели о всесожжении:

…И принесет он из мирной жертвы в жертву Господу тук, покрывающий внутренности, и весь тук, который на внутренностях,
     И обе почки и тук, который на них, который на стегнах, и сальник, который на печени; с почками он отделит это; 
     И сыны Аароновы сожгут это на жертвеннике вместе со всесожжением, которое на дровах, на огне: это жертва, благоухание, приятное Господу. (Лев. 3, 3–5)

В чем же духовный смысл сказанного? Здесь важно символическое значение тука (жира), покрывающего внутренности. Тук состоит из омертвелых, утративших жизненность клеток. Согласно библейскому предписанию, он не предназначен в пищу, а целиком отдается в жертву:

…Скажи сынам Израилевым: никакого тука ни из вола, ни из овцы, ни из козла не ешьте.         
     Тук из мертвого и тук из растерзанного зверем можно употреблять на всякое дело; а есть не ешьте его;  
     Ибо, кто будет есть тук из скота, который приносится в жертву Господу, истребится душа та из народа своего… (Лев. 7, 23–25)

В приношении тука содержится важное указание. Чтобы «совершить жертву примирений», т. е. примириться с Богом, с самим собой и с ближними, следует расстаться с самой косной, не способной к развитию частью своего существа — крайним себялюбием. Растопленный в пламени алтаря  огне жертвенной любви, тук перестает быть массой мертвых клеток: он сливается с пламенем и возносится ввысь…

Далее говорится о жертве за грех. Тема греха, проходящая красной нитью сквозь все Писание, очень глубока. Эта тема волнует каждого мыслящего человека в любую эпоху. Как вообще стало возможно грехопадение того, кто был создан по образу и подобию Бога, являл собой живое отражение вселенной  микрокосм?

Данной теме посвятил свой сонет великий английский поэт XVII века Джон Донн:

 

                        Я — микрокосм, искуснейший узор,
                        Где ангел слит с естественной природой.
                        Но обе части мраку грех запродал,
                        И обе стали смертными с тех пор…
                        Вы, новых стран открывшие простор
                        И сферы, что превыше небосвода,
                        В мои глаза, для плача, влейте воды
                        Морей огромных: целый мир
  мой взор 
                        Омойте. Ведь потоп не повторится,
                        Но, алчностью и завистью дымясь,
                        Мой мир сгорит: в нем жар страстей таится…
                        О, если б этот смрадный жар погас!
                        И пусть меня охватит страсть другая —
                        Твой огнь, что исцеляет, сожигая!

                                         (Перевод Д.
Щедровицкого)

 

…Теме искупления грехов целиком посвящены главы 4–5 и отчасти 6–7 Книги Левит.

И сказал Господь Моисею, говоря:      
     Скажи сынам Израилевым: если какая душа согрешит по ошибке против каких-либо заповедей Господних и сделает что-нибудь, чего не должно делать… (Лев. 4, 1–2)

Жертва за грех искупает только те проступки, которые совершены «по ошибке», «по неведению» (ср. Числ. 15, 27). В оригинале в обоих случаях присутствует слово שגגה ‹шэгага́  «заблуждение», «оплошность»; родственный глагол שגה ‹шага́ означает «блуждать», «уклоняться», «соблазняться», «увлекаться», но также и «приходить в воодушевление», «испытывать восторг». Известно, что существуют эмоциональные состояния, приравниваемые к неведению или забытью (они возникают как результат сильных переживаний и в юридическом обиходе именуются состояниями аффекта). Под שגגה ‹шэгага́ подразумеваются не только прегрешения, в буквальном смысле совершенные по ошибке (т. е. из-за незнания или неправильного понимания соответствующей заповеди, из-за невнимательности, вообще не по вине данного человека и т. п.), но и те грехи, в которые человек впал по слабости (не найдя сил противостать соблазну; вследствие заблуждения чувства или мысли; наконец, поддавшись ложному «воодушевлению» из-за опьянения физического или духовного).

Таким грехам Писание резко противопоставляет иной вид беззаконий. Имеются в виду грехи, совершенные с осознанным намерением преступить заповеди, воспротивиться воле Божьей. Такие грехи приравниваются к осквернению имени Божьего. Они не искупаются жертвой за грех, но караются смертью: осмелившийся сознательно поносить Основу бытия, Источник собственного существования  Господа духов (см. Числ. 16, 22),— недостоин жизни.

…И очистит священник душу, сделавшую по ошибке грех пред Господом, и очищена будет, и прощено будет ей.      
     Один Закон да будет для вас, как для природного жителя из сынов Израилевых, так и для пришельца, живущего у вас, если кто сделает что по ошибке.           
     Если же кто из туземцев или из пришельцев сделает что дерзкою рукою, то он хулит Господа — истребится душа та из народа своего… (Числ. 15, 28–30)

Выражение «дерзкою рукою» как раз и означает желание оскорбить Создателя, сделав нечто греховное не по заблуждению или слабости, но намеренно, наперекор Его воле.

Есть и еще одна разновидность грехов, не искупаемых жертвоприношением (т. е. грехов смертных, прощение которых наступает только после физической смерти согрешившего). Пример этого мы находим в Книге Исход:

…А если кто с намерением умертвит ближнего коварно, то и от жертвенника Моего бери его на смерть. (Исх. 21, 14)

Их этих слов видно, что грех намеренного убийства искупается не жертвой, а только смертью убийцы. Другие примеры грехов подобного рода  это прелюбодеяние (т. е. взаимно-добровольное соитие с чужой женой), принесение детей в жертву языческому божеству Молоху, занятия черной магией (Лев. 20, 1–27 и др.).

…Возвратимся к жертве за «грех по ошибке». В зависимости от положения согрешившего приносятся и животные различной ценности.

«Священник помазанный», т. е. первосвященник, несущий ответственность за духовную жизнь народа, своим грехом может осквернить все общество. Поэтому он должен в качестве жертвы принести тельца (Лев. 4, 3) — точно так же, как и все общество в целом, если по ошибке отступит от заповеди (ст. 13–14). Таким образом, грех духовного руководителя по своему значению приравнивается к прегрешению всего народа. За грех же נשיא ‹наси́ (в Синодальном переводе  «начальник»), т. е. главы колена или иного знатного лица, приносится козел (ст. 22–23). Наконец, за грех простого человека («одного из народа»)  коза (ст. 27–28). Мы видим, что чем выше статус согрешившего, тем более «дорогое» животное приносится. Буквальный смысл этого ясен: начальствующие обычно богаче других, и им легче принести более ценную жертву. Но не станем забывать, что животное указывает на плотскую природу, располагающую нас ко греху, и что часто духовной и душевной одаренности сопутствует и физическая («животная») мощь, благодаря чему достигается равновесие между высшим и низшим началами в самом человеке. Поэтому для того чтобы смирить и одолеть свою животную сущность, разным людям приходится приносить в жертву разных «животных»…

Возвращаясь к буквальному смыслу прочитанного, подчеркнем, что, хотя каждое жертвоприношение было прообразом Голгофской жертвы, прощение грехов совершалось отнюдь не прообразно (т. е. не условно, частично или мнимо), а вполне реально. Грехи всякий раз действительно прощались:

…И весь тук его сожжет на жертвеннике, подобно как тук жертвы мирной, и так очистит его священник от греха его, и прощено будет ему. (Лев. 4, 26)

Об этом же говорят стихи 20, 31 и 35 настоящей главы. Следовательно, грех рассматривается в Писании как нечто, могущее быть «перенесенным» с одного лица (или существа) на другое, в данном случае  с человека на домашнее животное. Прежде чем перейти к рассмотрению выводов, отсюда следующих, прочитаем еще два стиха:

…А кожу тельца и все мясо его с головою и с ногами его, и внутренности его и нечистоты его,
     Всего тельца пусть вынесет за стан на чистое место, где высыпается пепел, и сожжет его огнем на дровах; где высыпается пепел, там пусть сожжен будет. (Лев. 4, 11–12)

Тушу тельца должен сжечь тот священник, который возносил жертву (хотя, согласно более поздней практике, этим занимались особые служители). Какой же психологический смысл имеет данное указание? Вполне очевидно, что далеко не каждая составляющая внутреннего мира «падшего» человека может быть «вознесена на жертвеннике», т. е. преобразована и одухотворена силой Божественной любви. Есть и нечто такое, что не поддается преобразованию, а должно быть «вынесено за стан», т. е. отделено, отстранено от нашего внутреннего мира, а затем и полностью уничтожено  «сожжено вне стана».

Какие же именно мысли, чувства, желания и черты характера именуются здесь «кожей, мясом, головой, ногами, внутренностями и нечистотами», подлежащими сожжению? Это и «плотский покров», закрывающий истине доступ к внутреннему человеку («кожа»); и плотский разум, вмешивающийся в вопросы духовные («голова»); и беззаконные пути («ноги»); и нечистые чувства («нечистоты»)…

На этом примере мы видим, что каждая «йота и черта» Божественного Закона крайне важна для нашего духовного развития и потому вечна и неотменима:

Ибо истинно говорю вам: доколе не прейдут небо и земля, ни одна йота и ни одна черта не прейдут из Закона, пока не исполнится все. (Матф. 5, 18)

Перейдем к другому истолкованию «сожжения нечистот вне стана»  тому, которое непосредственно содержится в текстах Нового Завета. Искупление грехов, совершенное Иисусом на Голгофе, явилось точным и всеобъемлющим осуществлением прообразов, содержавшихся в жертвоприношениях Ветхого Завета. Уже Иоанн Креститель указывал своим ученикам на Иисуса как на жертвенного Агнца, призванного искупить не только прегрешения отдельного лица, но и грехи всего человечества:

На другой день видит Иоанн идущего к нему Иисуса и говорит: вот Агнец Божий, который берет на себя грех мира. (Иоан. 1, 29)

Жертва Иисуса есть осуществление пророчества Исаии о праведнике, умирающем за «грехи всех нас», за «преступления народа»,— о рабе Господнем, который «понес на себе грех многих» и «ранами которого мы исцелились». Принеся «жертву умилостивления», Христос «за преступников сделался ходатаем» (Ис. 53, 4–12). К этому пророчеству восходит целый ряд мест Нового Завета, например:

Он грехи наши сам вознес телом своим на древо, дабы мы, избавившись от грехов, жили для правды: ранами его вы исцелились. (I Петр. 2, 24)

В том факте, что римские воины не перебили у Иисуса голеней перед снятием с креста, осуществилось таинственное повеление Торы о пасхальном агнце (см. Исх. 12, 46):

Ибо сие произошло, да сбудется Писание: кость его да не сокрушится. (Иоан. 19, 36)

В новозаветных текстах многократно говорится о соответствии между жертвами Ветхого Завета и Голгофской жертвой (ср. I Кор. 15, 3). В числе прочего объясняется связь между казнью Иисуса вне Иерусалима и сожжением тел жертвенных животных вне стана:

Так как тела животных, которых кровь для очищения греха вносится первосвященником во Святилище, сжигаются вне стана,—  
     То и Иисус, дабы освятить людей кровию своею, пострадал вне врат.   
     Итак, выйдем к нему за стан, нося его поругание… (Евр. 13, 11–13)

Мессия, «презираемый и умаленный» (Ис. 53, 3), на которого Господь «возложил грехи всех нас» (Ис. 53, 6), ассоциируется с наиболее «презренными», «отвергаемыми» при жертвоприношении частями животного.

Смерть Мессии вне стен Иерусалима объясняется не только тем, что вне пределов города римский прокуратор осуществлял публичные казни для устрашения евреев. И не только желанием самого Мессии избавить жителей города от вины за казнь праведника (ср.: «…Отче! Прости им, ибо не знают, что делают» — Лук. 23, 34). Смерть «вне стана» связана, в первую очередь, с крайним унижением и умалением того, кто «взял на себя грех мира».

Апостол призывает: «Итак, выйдем к нему за стан, нося его поругание» (Евр. 13, 13). Выйти «за стан» надменных человеческих сообществ, отвергающих волю Божью, и принять участие в страданиях Мессии  вот путь каждого его истинного ученика. Однако этот «выход за стан» осуществляется в первую очередь не буквально, а духовно: он связан с переменой всего образа мыслей и действий, с искренним покаянием  возвращением к Богу и Его заповедям. При этом внешне ученик Иисуса может остаться в той же среде, в которой пребывал прежде (ср. I Кор. 5, 9–11).

Через жертву Мессии становится доступной вся полнота искупления и спасения, в то время как жертвами животных искупались лишь отдельные грехи (Евр. 10, 10–14). Однако закономерен вопрос: при каких условиях действие Голгофской жертвы распространяется на данного, конкретного человека? Можем ли мы это выяснить на основании Писания?

Иисус, предрекая во время Тайной вечери свои искупительные страдания, сказал, что умрет «за многих»:

И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все, 
     Ибо сие есть кровь моя Нового завета, за многих изливаемая во оставление грехов. (Матф. 26, 27–28)

Об этом же он говорил и ранее, призывая учеников к полной самоотверженности:

…И кто хочет между вами быть первым, да будет вам рабом;     
     Так как Сын Человеческий не для того пришел, чтобы ему служили, но чтобы послужить и отдать душу свою для искупления многих. (Матф. 20, 27–28)

Кто же именно входит в число этих «многих»? Ответ находим в послании апостола Петра:

Петр, апостол Иисуса Христа, пришельцам… избранным, 
     По предведению Бога Отца, при освящении от Духа, к послушанию и окроплению кровию Иисуса Христа: благодать вам и мир да умножатся. (I Петр. 1, 1–2)

Здесь говорится, что жертвенной кровью Иисуса Христа окропляются (очищаясь от грехов) те, кто, получив освящение от Духа Святого, становятся послушными воле Божьей. Послушание проявляется в покорности заповедям  ведь в них и выражена Его воля:

Ибо это есть любовь к Богу, чтобы мы соблюдали заповеди Его; и заповеди Его не тяжки. (I Иоан. 5, 3)

Как известно, Первая Заповедь требует безусловной веры единому Богу, иными словами  полного доверия Ему:

…Я Господь, Бог твой, Который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства… (Исх. 20, 2)

Следовательно, исполнение остальных девяти заповедей предваряется верой, без которой нельзя и помыслить о служении Творцу:

А без веры угодить Богу невозможно; ибо надобно, чтобы приходящий к Богу веровал, что Он есть, и ищущим Его воздает. (Евр. 11, 6)

Итак, верующие в Бога, исполняющие заповеди Его, признающие Иисуса Мессией, принимающие верой совершенное им искупление и освящаемые Духом Божьим,— вот те «многие», грехи которых искупаются Голгофской жертвой. Именно против таких верующих с особой силой ополчается дух зла  «дракон», описанный в Апокалипсисе:

…И пошел, чтобы вступить в брань с… сохраняющими заповеди Божии и имеющими свидетельство Иисуса Христа. (Откр. 12, 17)

Каким же образом спасаемые очищаются кровью Иисуса Христа? Где находится тот жертвенник, над которым совершается кропление ею? На этот вопрос Писание дает такой ответ:

Ибо если кровь тельцов и козлов и пепел телицы, через окропление, освящает оскверненных, дабы чисто было тело,          
     То кольми паче кровь Христа, который Духом Святым принес себя непорочного Богу, очистит совесть нашу от мертвых дел для служения Богу живому и истинному! (Евр. 9, 13–14)

Но коль скоро совесть, очищаемая от грехов («мертвых дел»), находится внутри нас, то, значит, там же находится и «жертвенник», окропляемый кровью Мессии!

Иначе и быть не может: раз человек призван быть Храмом Божьим (I Кор. 3, 16–17), то все сосуды и принадлежности этого Храма, включая жертвенник, следует искать в нашем внутреннем мире. Поэтому Христос, принеся свою великую жертву, входит затем «во внутреннейшее за завесу» (Евр. 6, 19–20), т. е. в Святое святых внутреннего Храма каждого из своих последователей. И вход в этот Храм, очищенный кровью Мессии, становится тогда доступен и для нас самих. Однако, чтобы войти туда, нам необходимо преодолеть «завесу»  сомнения плотского разума. Ибо завеса символизирует плоть:

Итак, братия, имея дерзновение входить во Святилище посредством крови Иисуса Христа, путем новым и живым,  
     Который он вновь открыл нам через завесу, то есть плоть свою,
     И имея великого Священника над домом Божиим, 
     Да приступаем с искренним сердцем, с полною верою, кроплением очистив сердца от порочной совести и омыв тело водою чистою… (Евр. 10, 19–22)

Здесь говорится об очищении именно сердца и совести. Об окроплении их кровью Христа, т. е. его великой духовной, жизненной силой, приобщившись к которой, верующий соединяется со своим Учителем, словно ветвь  с виноградной лозой (Иоан. 15, 4–5).

Конечно, именно о жизненной силе Духа Христова, о Его оживляющем действии образно говорится в Евангелии как о «крови» или «соке виноградной лозы» (ср.: «И ты пил вино, кровь виноградных ягод»  Втор. 32, 14). Возможность понять этот образ как относящийся к «веществу» Христова тела, к его плоти и крови в буквальном смысле, отверг уже сам Иисус. Сказав о «вкушении плоти и крови» (Иоан. 6, 48–58) и вызвав этим недоумение и даже ужас у некоторых слушателей (ст. 60), он тут же пояснил:

Дух животворит; плоть не пользует ни мало. Слова, которые говорю я вам, суть дух и жизнь. (Иоан. 6, 63)

Но остается вопрос: если кровь Христова очищает сердца тех «многих», признаки которых мы перечислили, то относится ли очищение только ко грехам, содеянным до уверования, или также к совершенным уже после обращения? И, наконец, очищаются ли при этом те грехи, которые, по условиям Синайского завета, вообще не могли быть прощены?

Прежде всего отметим, что спасительное действие Голгофской жертвы распространяется на грехи израильтян, преступивших Синайский («первый») завет:

И потому он есть ходатай Нового завета, дабы вследствие смерти его, бывшей для искупления от преступлений, сделанных в первом завете, призванные к вечному наследию получили обетованное. (Евр. 9, 15)

Здесь сказано о грехах, совершенных до уверования в новозаветное искупление. Очищение распространяется на грехи каждого вступающего в Новый завет израильтянина, независимо от того, какой период времени отделяет Голгофскую жертву от его обращения. Уверовав в новозаветное искупление, такой человек освобождается от вины (Римл. 3, 24–25).

Но относится ли сказанное ко всем без исключения грехам, т. е. даже и к тем, за которые не было прощения в Синайском завете? Как мы помним, такие грехи именовались смертными, так как неизбежно влекли за собой смерть, будь то по суду человеческому, предписанному Торой, или же непосредственно от руки Всевышнего:

…И если народ земли не обратит очей своих на человека того, когда он даст из детей своих Молоху, и не умертвит его,
     То Я обращу лицо Мое на человека того и на род его и истреблю его из народа его, и всех блудящих по следам его, чтобы блудно ходить вслед Молоха. (Лев. 20, 4–5)

Так вот, возможно ли, согласно условиям Нового завета, прощение таких преступлений?

Уже пророк Иеремия предсказывал, что вступающим в Новый завет будут прощены все грехи без малейшего исключения:

И уже не будут учить друг друга, брат брата, и говорить: «Познайте Господа», ибо все сами будут знать Меня, от малого до большого, говорит Господь, потому что Я прощу беззакония их и грехов их уже не воспомяну более. (Иер. 31, 34)

Об исполнении этого предсказания проповедовал апостол Павел в синагоге Антиохии Писидийской:

Итак, да будет известно вам, мужи братия, что ради него возвещается вам прощение грехов;      
     И во всем, в чем вы не могли оправдаться законом Моисеевым, оправдывается им всякий верующий. (Деян. 13, 38–39)

Отсюда видно, что вера в Мессию и принятие его жертвы позволяют избежать небесной кары даже и тем израильтянам, которые совершили смертный грех…

Пока мы говорили только об израильтянах. Не случайно пророк Исаия, предсказывая страдания Мессии, говорил от лица Всевышнего: «…за преступления народа Моего претерпел казнь» (Ис. 53, 8). А Его народом, как известно, именуются израильтяне…

Но если израильтяне, благодаря Торе, точно знали, что является грехом (см. I Иоан. 3, 4), то о каких же грехах идет речь по отношению к остальным народам Земли (язычникам)? Ведь Иисус, ожив из мертвых, послал своих учеников на проповедь ко всем народам: «Итак, идите, научите все народы… уча их соблюдать все, что я повелел вам…» (Матф. 28, 19–20). Таким образом, апостолы были призваны «во имя его покорять вере все народы» (Римл. 1, 5). В то же время принятие учения Иисуса начинается с покаяния, а чтобы покаяться, надо осознать свои грехи. Но ведь осознание беззаконий возможно лишь в том случае, если известен закон (Римл. 5, 13)! Против какого же закона грешили язычники, не будучи связаны, в отличие от израильтян, условиями Синайского завета? И, соответственно, какие их беззакония искупаются жертвой Христа?

Чтобы ответить на эти вопросы, вспомним: существовал ли до и независимо от Синайского завета какой-либо иной завет Господень, притом обязывающий все человечество? Да, таковым являлся завет, который был заключен со спасшимся от потопа семейством Ноя, а в его лице  и со всеми будущими поколениями людей, именуемыми «сынами Ноевыми» (Быт. 10, 1):

И сказал Бог Ною и сынам его с ним: 
     Вот Я поставляю завет Мой с вами и с потомством вашим после вас… (Быт. 9, 8–9)

Этот завет, как мы помним, содержит в себе семь заповедей, которые с тех пор обязано соблюдать все человечество. Вот в нарушении этих заповедей и были повинны язычники.

Мы уточнили, какие повеления от Бога получили в свое время все народы, а какие  исключительно израильтяне. Благодаря этому нам стало понятно, какие грехи тех и других искупаются кровью Христа.

Однако пророку Захарии принадлежит удивительное предсказание, гласящее, что в определенный момент будет отменен завет Господень, заключенный со всеми народами (т. е. завет с сынами Ноя):

И возьму жезл Мой  благоволения и переломлю его, чтобы уничтожить завет, который заключил Я со всеми народами.           
     И он уничтожен будет в тот день, и тогда узнают бедные из овец, ожидающие Меня, что это слово Господа. (Зах. 11, 10–11)

Захарии, конечно, было прекрасно известно, что иного завета, кроме Ноева, Всевышний с народами не заключал… Но как же может быть уничтожен тот завет, который Сам Господь назвал вечным (см. Быт. 9, 12 и 16)?

В завершение приведенных слов говорится:

И скажу им: если угодно вам, то дайте Мне плату Мою; если же нет,— не давайте; и они отвесят в уплату Мне тридцать сребреников.
     И сказал мне Господь: брось их в церковное хранилище,— высокая цена, в какую они оценили Меня! И взял я тридцать сребреников, и бросил их в дом Господень для горшечника. (Зах. 11, 12–13)

Как известно, Сын Божий был «оценен» в тридцать сребреников (Матф. 26, 14–16 и 27, 3–8). Этой «высокой ценой» был как бы оценен и Сам Создатель,— ведь Его слово нес народу Христос. Не потому ли и сказано: «оценили Меня»?..

Итак, мы видим, что пророчество об отмене завета со всеми народами (т. е. Ноева завета) составляет единое целое с пророчеством об «оценке» Мессии. Мессия же приносит человечеству Новый завет. А, следовательно, завет со всеми народами уничтожается лишь в определенном смысле: поскольку язычники не были верны этому завету («…все согрешили и лишены славы Божией…»  Римл. 3, 23), то им, после Голгофской жертвы, предлагается вступить в Новый завет. Новозаветные же установления, в свою очередь, не только включают в себя семь заповедей сынов Ноевых, но и являют духовные глубины их смысла (ср. I Иоан. 2, 2–5); они не только сохраняют все обетования, полученные Ноем, но и бесконечно превышают их, ибо содержат обетование вечной жизни (ср. Быт. 8, 21–22 и 9, 11–16 с Иоан. 14, 2–3).

Мы разобрали вопрос о том, какие грехи, соделанные до уверования, прощаются людям (как израильтянам, так и язычникам), вступающим в Новый завет. Но что же происходит с грехами, вновь совершаемыми уже после уверования? Все ли они, и при каких условиях, могут быть прощены? И нарушениями какого закона эти грехи (беззакония) являются?

Мы знаем, что сущность закона Христова  любовь к Богу и к ближнему. Любовь проявляется в постоянной братской взаимопомощи — «ношении бремен друг друга» (Гал. 6, 2). Знаем также, что закон Христов включает в себя все заповеди, данные на Синае, причем именно в Новом завете раскрывается их подлинный смысл (Матф. 5, 17–19).

Истинное, духовное, соблюдение заповедей, дарованных на Синае, согласно учению Иисуса, ведет к вечной жизни:

Если же хочешь войти в жизнь вечную, соблюди заповеди. (Матф. 19, 17)

Верующие в искупительную жертву Иисуса и принимающие его учение призваны исполнять заповеди в Духе Святом. Это и называется  «поклоняться Отцу в Духе и истине» (Иоан. 4, 23–24), поскольку Закон с его заповедями есть сама истина (Пс. 118, ст. 86, 142 и 151).

Таким путем мы выяснили, грех против какого закона осуждается в Новом завете. Этот же закон пишется Духом Божьим на сердцах верующих:

Но вот завет, который Я заключу с домом Израилевым после тех дней, говорит Господь: вложу Закон Мой во внутренность их и на сердцах их напишу его, и буду им Богом, а они будут Моим народом. (Иер. 31, 33)

Поэтому следующий наш вопрос таков: возможно ли, по условиям Нового завета, получить прощение за грехи, совершенные уже после искупления? Апостол Иоанн отвечает на это так:

…Если же ходим во свете, подобно как Он во свете, то имеем общение друг с другом, и кровь Иисуса Христа, Сына Его, очищает нас от всякого греха.   
     Если говорим, что не имеем греха,— обманываем самих себя, и истины нет в нас. (I Иоан. 1, 7–8)

«Если говорим, что не имеем греха…» Это о тех, кто был очищен жертвой Христа, но снова впал в прегрешения. Однако и от новых грехов возможно очиститься:

Если исповедуем грехи наши, то Он, будучи верен и праведен, простит нам грехи наши и очистит нас от всякой неправды. (I Иоан. 1, 9)

Заступничество за своих учеников  часть ходатайства Мессии за всех согрешивших (ср. Ис. 53, 12):

Дети мои! Сие пишу вам, чтобы вы не согрешали; а если бы кто согрешил, то мы имеем ходатая пред Отцом, Иисуса Христа, праведника;
     Он есть умилостивление за грехи наши, и не только за наши, но и за грехи всего мира. (I Иоан. 2, 1–2)

Согласно условиям Нового завета, прощение даруется кающимся: жертва Иисуса искупает их грехи. Но всякий ли вновь совершаемый грех прощается вступившему в Новый завет? В том же Первом послании Иоанна подчеркивается различие между просто грехом и «грехом к смерти», т. е. таким, который, по условиям Синайского завета, карается смертью:

Если кто видит брата своего согрешающего грехом не к смерти, то пусть молится, и Бог даст ему жизнь, то есть согрешающему грехом не к смерти. Есть грех к смерти: не о том говорю, чтобы он молился.        
     Всякая неправда есть грех; но есть грех не к смерти. (I Иоан. 5, 16–17)

Итак, согрешающий «не к смерти» может быть прощен после покаяния (при этом, однако, в некоторых случаях он подвергается очистительному наказанию свыше  Евр. 12, 4–11). Если же такой человек совершает смертный грех (богохульство, убийство и т. п.) или если он грешит произвольно, т. е. не по слабости или неведению, но с дерзкой целью надругаться над заповедью, то его ожидает страшная кара, о которой предупреждает апостол:

Ибо если мы, получив познание истины, произвольно грешим, то не остается более жертвы за грехи,   
     Но некое страшное ожидание суда и ярость огня, готового пожрать противников. 
     Если отвергшийся Закона Моисеева, при двух или трех свидетелях, без милосердия наказывается смертью,         
     То сколь тягчайшему, думаете, наказанию повинен будет тот, кто попирает Сына Божия и не почитает за святыню кровь завета, которою освящен, и Духа благодати оскорбляет? (Евр. 10, 26–29)

Упомянутое страшное наказание может постигнуть преступника не только в этой жизни, но и в грядущей. Об этом предупреждает Иисус, описывая последствия хулы на Духа:

Посему говорю вам: всякий грех и хула простятся человекам, а хула на Духа не простится человекам;      
     Если кто скажет слово на Сына Человеческого, простится ему; если же кто скажет на Духа Святого, не простится ему ни в сем веке, ни в будущем. (Матф. 12, 31–32)

Грех хулы на Духа равнозначен поношению имени Божьего, за что, согласно Синайскому завету, полагалась смертная казнь (Лев. 24, 10–16). Тем более непростителен подобный грех для «вкусивших дара небесного», т. е. на собственном опыте познавших милосердие Божье:

Ибо невозможно  однажды просвещенных, и вкусивших дара небесного, и соделавшихся причастниками Духа Святого, 
     И вкусивших благого глагола Божия и сил будущего века,           
     И отпадших, опять обновлять покаянием, когда они снова распинают в себе Сына Божия и ругаются ему. (Евр. 6, 4–6)

Мы привели эти свидетельства об искуплении грехов в Новом завете, чтобы показать, как осуществляется прообраз, явленный в левитском жертвенном служении.

…Теперь вернемся снова к тексту Книги Левит:

Если кто согрешит тем, что слышал голос проклятия и был свидетелем, или видел, или знал, но не объявил, то он понесет на себе грех.       
     Или если прикоснется к чему-нибудь нечистому, или к трупу зверя нечистого, или к трупу скота нечистого, или к трупу гада нечистого, но не знал того, то он нечист и виновен. (Лев. 5, 1–2)

Здесь соседствуют (и даже чуть ли не отождествляются) такие грехи, между которыми, казалось бы, нет даже точек соприкосновения: в самом деле, что общего можно найти между отказом от свидетельства и прикосновением к трупу животного?!.

Но дело в том, что, согласно Писанию, всякая неправда оскверняет человека; осквернение же, в свою очередь, имеет причиной соприкосновение с чем-либо мертвым или омертвелым. Так, источниками физической нечистоты служат труп (человека или животного — Лев. 5, 2; Числ. 19, 16); истечения из тела человека, связанные с зарождением жизни, но не выполнившие своего предназначения (т. е. также «омертвелые»  Лев. 22, 4; 15, 2); а также болезни, вызывающие частичное «омертвение» тела,— разновидности проказы (Лев. 13, 45–46). Поэтому осквернение внутреннее (в данном случае  посредством лжи или сокрытия правды) сопоставляется с нечистотой внешней. Не зря о грешниках говорится как о «мертвых» (Кол. 2, 13).

Чем же очиститься человеку после «соприкосновения» со своей падшей, «омертвелой», животной сущностью?

В отличие от жертвы за грех, именуемой חטאת ‹хата́т›  «очистительная», в указанных случаях приносится אשם ‹аша́м›  «жертва повинности». Эта жертва предписана еще в ряде случаев: при забвении и невыполнении данной клятвы (Лев. 5, 4); при ошибочном присвоении чего-либо, посвященного Господу (ст. 15); при нарушении заповедей по неведению (ст. 17); после прямого или опосредованного обмана ближнего (Лев. 6, 2–3); наконец, после ложной клятвы (ст. 5).

Принесение жертвы «ашам» должно предваряться не только исповедью в содеянном (Лев. 5, 5), но и возмещением ущерба, нанесенного святыне или ближнему. Так, об ущербе, причиненном святыне, сказано:

…За ту святыню, против которой он согрешил, пусть воздаст и прибавит к тому пятую долю, и отдаст сие священнику, и священник очистит его овном жертвы повинности, и прощено будет ему. (Лев. 5, 16)

Сходно с этим говорится и об ущербе, нанесенном человеку:

…Согрешив и сделавшись виновным, он должен возвратить похищенное, что похитил, или отнятое, что отнял, или порученное, что ему поручено, или потерянное, что он нашел; 
     Или если он в чем поклялся ложно, то должен отдать сполна, и приложить к тому пятую долю и отдать тому, кому принадлежит, в день приношения жертвы повинности… (Лев. 6, 4–5)

Интересно, что грех против ближнего называется здесь «преступлением пред Господом», как если бы этот грех касался святыни Божьей. И в случае вины против посвященного Богу, и в случае греха против ближнего надлежит «приложить к тому [т. е. к незаконно присвоенному] пятую долю»…

Итак, ближний рассматривается как «святыня Господня», а грех против него  как грех против Бога. Крайне бережному отношению к ближнему, благоговению перед ним и подлинной любви учат нас эти предписания.

Но зададим вопрос: отменяет ли любовь к ближнему все прочие установления Закона или подразумевает их? Очевидно, верно второе. Павел пишет, что «…весь Закон в одном слове заключается: люби ближнего твоего, как самого себя» (Гал. 5, 14). Словом «заключается» в Синодальном переводе передается греческий глагол πλεροω ‹плеро́о›, основные значения которого  «исполнять» и «наполнять». А это значит, что все заповеди Закона Божьего наполняются подлинным содержанием и исполняются истинным образом, только если осмысляются и осуществляются в духе любви к человеку. Собственно, назначение Десятисловия и всех 613 заповедей, дарованных на Синае,— научить любви и подлинному ее проявлению во всех жизненных обстоятельствах:

Что мы любим детей Божиих, узнаëм из того, когда любим Бога и соблюдаем заповеди Его.    
     Ибо это есть любовь к Богу, чтобы мы соблюдали заповеди Его; и заповеди Его не тяжки. (I Иоан. 5, 2–3)

…Как и в других случаях, Закон Божий принимает во внимание возможности жертвователя: более состоятельный приносит овцу или козу, менее состоятельный  двух горлиц или голубей, совсем бедный  пшеничную муку (Лев. 5, 67 и 11). Таким образом, ни один человек не лишается возможности загладить грехи…

И сказал Господь Моисею, говоря:      
     Заповедай Аарону и сынам его: вот закон всесожжения: всесожжение пусть остается на месте сожигания на жертвеннике всю ночь до утра, и огонь жертвенника пусть горит на нем… (Лев. 6, 8–9)

О чем же напоминает этот огонь, озаряющий ночную тьму? Ночь  образ нашего падшего мира, погруженного во тьму греха и смерти, а пламя жертвенной любви — единственный источник света в этом мраке…

К той же теме относится и призыв апостола пламенеть духом (Римл. 12, 11). Чтобы зажечь в сердцах своих учеников огонь любви, приходил на землю Мессия:

Огонь пришел я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся! (Лук. 12, 49)

Именно Сына Божьего, «пришедшего во плоти» (I Иоан. 4, 2), который возжигает в сердцах священный огонь и поддерживает его горение, символизирует священник. Он облачается в белые льняные одежды, цветом своим напоминающие человеческое тело:

…И пусть священник оденется в льняную одежду свою, и наденет на тело свое льняное нижнее платье, и снимет пепел от всесожжения, которое сжег огонь на жертвеннике, и положит его подле жертвенника… (Лев. 6, 10)

И вновь напоминает Тора о том, что этот огонь ни на миг не должен угасать  ни днем, ни ночью. Если под ночью понимать наш мир, «лежащий во зле» (I Иоан. 5, 19), то день  мир грядущий, в котором «не будет ночи» (Откр. 21, 25). Если же под ночью разуметь «темные» периоды жизни, полные мучений и испытаний (Плач. 3, 1–2), то день  это время благоволения Божьего:

Боже! Будь милостив к нам и благослови нас, освети нас лицом Твоим… (Пс. 66, 2)

Подобно пламени жертвенника, любовь верующих душ излучает свет как в страдании, так и в радости:

…Огонь непрестанно пусть горит на жертвеннике и не угасает. (Лев. 6, 13)

Особая жизнь, полная самоотдачи, требуется от священников, несущих слово Божие народу. Их хлебное приношение, означающее жизнь, «пропитанную елеем» Духа, должно полностью сжигаться на жертвеннике, потому что вся жизнь священника без остатка посвящается служению Богу и ближним:

…И всякое хлебное приношение от священника все да будет сожигаемо, а не съедаемо. (Лев. 6, 23)

Грядущую жертву Сына Божия прообразуют одновременно и священник, и жертвенное животное (Евр. 8, 3; 10, 10). Именно поэтому мясо животного должен вкушать сам священник: грех, «перешедший» с раскаявшегося грешника на животное, теперь «принимает на себя» потомок Аарона, довершая прообраз:

Но он взял на себя наши немощи и понес наши болезни… (Ис. 53, 4)

Священник не только имеет право, но и обязан вкусить мясо жертвы за грех, именуемой «святыней великой» (Лев. 6, 29):

…Священник, совершающий жертву за грех, должен есть ее; она должна быть съедаема на святом месте, на дворе Скинии собрания… (Лев. 6, 26)

В главе 7 описывается разделение мирных жертв שלמים ‹шэлами́м› на три разновидности: תודה ‹тода́ — «[жертва] благодарности», נדר ‹не́дер› «[жертва] по обету» и נדבה ‹нэдава́  «[жертва] по усердию» (Лев. 7, 11–12 и 16). Первая из них  символ благодарственной молитвы:

Итак, будем через него непрестанно приносить Богу жертву хвалы, то есть плод уст, прославляющих имя Его. (Евр. 13, 15)

Благодарность Богу за Его благодеяния надлежит воздавать как можно скорее, не откладывая. Поэтому

…Мясо мирной жертвы благодарности должно съесть в день приношения ее, не должно оставлять от него до утра. (Лев. 7, 15)

А вторая и третья разновидности мирных жертв — жертва по обету и жертва по усердию  могут быть вкушаемы в течение более длительного срока:

Если же кто приносит жертву по обету или от усердия, то жертву его должно есть в день приношения, и на другой день оставшееся от нее есть можно, 
     А оставшееся от жертвенного мяса к третьему дню должно сжечь на огне… (Лев. 7, 16–17)

Дело в том, что как исполнение обета, так и усердное служение нуждаются в подходящей обстановке, в ожидании которой их можно ненадолго отложить (с тем, однако, чтобы осуществить при первом же удобном случае).

Служение Всевышнему требует чистоты намерений, искренности сердца, на что указывает чистота вещественно-ритуальная:

…Если же какая душа, имея на себе нечистоту, будет есть мясо мирной жертвы Господней, то истребится душа та из народа своего… (Лев. 7, 20)

Наконец, в конце главы содержится запрет вкушать тук и кровь (ст. 22–27). Помимо диетического и гигиенического аспектов этот запрет имеет и символический смысл:

…Ибо, кто будет есть тук из скота, который приносится в жертву Господу, истребится душа та из народа своего… (Лев. 7, 25)

Тот, кто «съедает» (т. е. употребляет для собственной выгоды) предназначенное в жертву, поступает вопреки заповеди, которая учит нас самоотверженности. Искажающий таким образом смысл и цель завета подлежит истреблению из народа…

Заканчивается раздел о жертвах предписанием отдавать священникам правое плечо («плечо возношения») и «грудь потрясания» мирной жертвы. Эти части животного намекают на то состояние духа, в котором находится сам священник: сердце его «потрясено» близостью Всевышнего («грудь потрясания»), а руки молитвенно воздеты к небесам («плечо возношения», ср. I Тим. 2, 8). Таково служение истинных ходатаев перед Господом за Его народ:

Вот участок Аарону и участок сынам его из жертв Господних со дня, когда они предстанут пред Господа для священнодействия… (Лев. 7, 35)

В 37-м стихе данной главы предписания о жертвах названы תורה ‹тора́, в Синодальном переводе  «закон». Но ведь этим же словом именуется и все Пятикнижие в целом! Здесь заключена важная истина: тот, кто постигает подлинный смысл закона о жертвах и исполняет его в Духе, тем самым осуществляет замысел Господень относительно человека! Ибо предназначение Закона в том и состоит, чтобы учить нас жертвенной жизни, исполненной любви в Духе (Римл. 8, 3–4; Кол. 1, 8).

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел библиология












 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.