Щедровицкий Д. Введение в Ветхий Завет. Пятикнижие Моисеево

ОГЛАВЛЕНИЕ

ТОМ II. КНИГА ИСХОД

Лекция 10. Храм как образ человека. Явление славы и огонь поядающий (Кн. Исход, гл. 24–25)

Мы продолжаем чтение одной из самых таинственных и загадочных глав Книги Исход — главы 24-й. В предыдущей лекции шла речь о ее первых трех стихах. Перейдем теперь к следующему стиху:

И написал Моисей все слова Господни и, встав рано поутру, поставил под горою жертвенник и двенадцать камней, по числу двенадцати колен Израилевых… (Исх. 24, 4)

Вписав в Тору «все слова Господни», т. е. все ее содержание от начала до прочитанного нами стиха, Моисей построил жертвенник, воздвигнув рядом с ним двенадцать «камней», а точнее памятников, стел, вертикально стоящих обелисков (др.-евр. מצבה ‹мацева́›, переведенное здесь как «камень», происходит от глагола יצב ‹йаца́в› — «стоять»). Такое соседство двенадцати «камней» с жертвенником символизировало объединение всех двенадцати колен Израиля в поклонении Господу, их твердость в вере, незыблемую, как камень, и их готовность к жертвенной жизни во имя Божье.

…И послал юношей из сынов Израилевых, и принесли они всесожжения, и заклали тельцов в мирную жертву Господу. (Исх. 24, 5)

Жертвоприношение было совершено по древнейшему обычаю, известному еще со времен патриархов (ср. Быт. 4, 4; 12, 7–8; 13, 18; 28, 18; 33, 20; 46, 1), а совершали его, по-видимому, первородные сыновья, которые по Закону посвящались Господу (Исх. 13, 2), поскольку колено Левиино еще не было призвано к священнослужению (ср. Числ. 3, 5–9; 8, 5–16).

Моисей, взяв половину крови, влил в чаши, а другою половиною окропил жертвенник;  
     И взял книгу завета, и прочитал вслух народу, и сказали они: все, что сказал Господь, сделаем и будем послушны.       
     И взял Моисей крови, и окропил народ, говоря: вот кровь завета, который Господь заключил с вами о всех словах сих. (Исх. 24, 6–8)

Посвятительно-очистительный обряд закреплял заключение завета между Господом и народом, условия же завета оговаривались в книге Торы («книге завета») в том ее виде, в котором она уже существовала к тому времени (ср. ст. 4 и 7). Мы видим, что кровью тельцов окроплялся сначала жертвенник, а потом и народ (по-видимому, в лице своих представителей — глав двенадцати колен). Такое священнодействие призвано было навсегда «посвятить» народ служению Господу. Описанный обряд напоминает заключение Господом завета с Авраамом при рассеченных животных (Быт. 15, 9–18). И в том, и в другом случае две стороны, заключающие между собой союз, оказываются «кровно связанными», неразлучными, и завет между ними считается нерасторжимым, вечным. С данного момента вступают в полную силу все условия завета. Недаром Моисей сначала вслух прочитал народу книгу, их содержащую, и только после получения согласия всего народа (ст. 7) окропил его жертвенной кровью (ст. 8).

В Послании к Евреям апостол Павел сравнивает это событие с заключением Нового завета (Евр. 9, 18–26) и усматривает разницу между двумя заветами в том, что кровь тельцов лишь свидетельствовала о завете, «освящая» тела людей и «объединяя» вступающие в союз стороны (т. е. Господа и Его народ), в то время как в Новом завете кровь Иисуса Христа обладает силой очищать совесть:

Ибо если кровь тельцов и козлов и пепел телицы через окропление освящает оскверненных, дабы чисто было тело,    
     То кольми паче кровь Христа, который Духом Святым принес себя непорочного Богу, очистит совесть нашу от мертвых дел, для служения Богу живому и истинному! (Евр. 9, 13–14)

Кровь тельцов, которой окроплялись как жертвенник, так и народ израильский, прообразует, по словам апостола, пролитую кровь Мессии:

Почему и первый завет был утвержден не без крови.        
     Ибо Моисей, произнеся все заповеди по Закону перед всем народом, взял кровь тельцов и козлов с водою и шерстью червленою и иссопом, и окропил как самую книгу, так и весь народ,      
     Говоря: это кровь завета, который заповедал вам Бог.      
     Также окропил кровью и Скинию, и все сосуды богослужебные.
     Да и все почти по Закону очищается кровью, и без пролития крови не бывает прощения. (Евр. 9, 18–22)

Заставляя нас взглянуть на события Синайского завета с этой точки зрения, апостол добавляет:

Итак, образы небесного должны были очищаться сими, самоë же небесное лучшими сих жертвами.      
     Ибо Христос вошел не в рукотворенное Святилище, по образу истинного устроенное, но в самое небо, чтобы предстать ныне за нас пред лицо Божье… (Евр. 9, 23–24)

Апостол незаметно переходит от одной темы к другой. Если в 18–20-м стихах речь идет о заключении Синайского завета, то стих 21-й говорит уже об освящении жертвенной кровью «Скинии и всех сосудов богослужебных». А это произошло уже после заключения завета на Синае — тогда, когда были созданы Скиния и относящиеся к ней предметы Богослужения, о чем рассказывается в главах 25–28, 30 (ст. 1–10) и 35–40 Книги Исход. О самом же окроплении кровью священных предметов в Книге Исход не говорится. Сказано только, что они были помазаны священным елеем (Исх. 40, 9–16). Однако это отнюдь не значит, что апостол ошибся: действительно, в Книге Левит содержится предписание в День Очищения (יום הכפרים ‹Йом hа-Киппури́м› — Лев. 23, 27) окроплять сосуды Скинии кровью жертвенных животных (Лев. 16, 14–20). Два различных повествования Торы — о единократном окроплении кровью жертвенника Господня и народа израильского при заключении Синайского завета, с одной стороны, и о ежегодном окроплении сосудов Скинии в День Очищения, с другой,— соединены апостолом так, что при беглом чтении создается впечатление, будто речь идет об одном и том же событии.

Для нашего дальнейшего обсуждения интересно, что в Послании к Евреям (9, 23–24) неоднократно подчеркнуто существование «прообраза» Скинии и всех ее сосудов, того «образца», по которому был создан походный Храм израильтян в пустыне. Первые указания на этот «образец» мы находим уже в Книге Исход, где Всевышний указывает Моисею:

…Все, как Я показываю тебе — и образец Скинии, и образец всех сосудов ее,— так и сделайте. (Исх. 25, 9)

Данное указание вновь повторяется как по отношению ко всем предметам Скинии, так и к Скинии в целом:

Смотри, сделай их по тому образцу, какой показан тебе на горе.  
     ‹…›  
     И поставь Скинию по образцу, который показан тебе на горе. (Исх. 25, 40–26, 30)

Возникает вопрос: что же именно было показано Моисею на горе? По какому «образцу» создавал он священную Скинию? Для ответа вчитаемся внимательно в описание того, что же узрел Моисей, поднявшись на гору Синай:

Потом взошли Моисей и Аарон, Надав и Авиуд и семьдесят из старейшин Израилевых   
     И видели Бога Израилева; и под ногами Его нечто подобное работе из чистого сапфира и, как самое небо, ясное. 
     И Он не простер руки Своей на избранных из сынов Израилевых: они видели Бога, и ели, и пили. (Исх. 24, 9–11)

Как сказано во многих местах Писания, Бог невидим, вездесущ и не имеет пространственно ограниченного образа. Вспомним также, что создан человек именно «по образу Божьему» (Быт. 1, 27). Мы уже знаем, что речь в данном месте Книги Бытия идет не о внешнем «образе», но о духовном образце внутреннего мира человека, и образец этот заключается в таких свойствах Божественной Сущности, как творчество, разум, память, могущество и т. д. Итак, на горе Синай Моисей и бывшие с ним руководители народа видели тот «прообраз», по которому был сотворен человек. Поскольку же Скиния с ее сосудами должна была стать как бы проекцией образца, который показан на горе Моисею (Исх. 25, 40), мы приходим к выводу, что устройство Скинии было призвано отображать внутренний мир человека, символизировать его духовное «устройство». Подробнее мы поговорим об этом позже, а пока вернемся к тому виде́нию Бога Израилева, которое узрели Моисей, трое священников и семьдесят старейшин на Синае.

Заключение завета, т. е. вступление в союз, согласно древневосточным обычаям, завершалось общей трапезой, призванной сблизить, «породнить» союзников. Однако на трапезе («ели и пили»), происходившей после окропления народа «кровью завета» (ст. 8), очевидно, присутствовала совсем иная «пища», чем обычно. «Вкушение» в библейской семантике может означать вообще приобщение к чему-либо, соединение с чем-либо и, наконец, познание как таковое. Какой смысл, кроме буквального, имеют глаголы טעם ‹таа́м› — «вкушать», «пробовать на вкус», «отведывать» и אכל ‹аха́ль› — «вкушать пищу»? Например, псалмопевец призывает верующих:

Вкусите — и увидите, как благ Господь! Блажен человек, который уповает на Него! (Пс. 33, 9)

Здесь под «вкушением» подразумевается, конечно, опытное познание милости Господней, приобщение к Его благодати, и употребляется глагол «таам». Глагол «ахаль» используется в таких случаях чаще — к примеру, о «вкушении» блага, или добра (טוב ‹тов›), говорится в Книге Исаии:

Для чего вам отвешивать серебро за то, что не хлеб, и трудовое свое за то, что не насыщает? Послушайте Меня внимательно и вкушайте благо, и душа ваша да насладится туком. (Ис. 55, 2)

Подобное находим и в Книге Иова:

А другой умирает с душою огорченною, не вкусив добра. (Иов. 21, 25)

Добрый плод может «вкусить» человек, умело пользующийся даром речи:

От плода уст человека наполняется чрево его; произведением уст своих он насыщается. (Прит. 18, 21)

Однако «вкусить» можно и зло. Например, презирающие советы Премудрости «вкушают» плоды своего нечестия и легкомыслия:

…За то и будут они вкушать от плодов путей своих и насыщаться от помыслов их. (Прит. 1, 31)

Такой же переносный смысл имеет и знаменитое выражение «вкусить от древа познания добра и зла» (Быт. 2, 17; 3, 3–6), что особенно ясно из сопоставления рассказа Книги Бытия с изречениями Притчей Соломоновых, в которых древом жизни (приносящим плод праведнику) называются то «премудрость» (или просто «мудрость»), то «исполнившееся желание», то «кроткий язык» (Прит. 3, 18; 11, 30; 13, 12; 15, 4).

Представление о приобщении и познании как о «вкушении» характерно и для новозаветных текстов, в которых в переносном смысле употребляется греческий глагол γευωμαι ‹геу́омай› — «вкушать», «отведывать», «пробовать на вкус». Несколько раз в книгах Нового Завета встречается, например, выражение «вкусить смерть»:

Истинно говорю вам: есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Сына Человеческого, грядущего в Царствии своем. (Матф. 16, 28)

— ср. также Марк. 9, 1, Иоан. 8, 52, Евр. 2, 9. Сопоставив рассмотренные места библейских текстов с изучаемым нами местом Книги Исход (24, 11), мы можем сделать вывод, что и здесь говорится не о буквальном вкушении пищи, но о приобщении к благодати Божьей, к высоким тайнам бытия, о «вкушении» как стяжании некоего особого духовного знания.

Итак, как же произошло такое, что люди «видели Бога»? Возможно ли видеть Того, Кто невидим, вездесущ и не имеет пределов в пространстве и времени? Хотя этого вопроса мы уже касались, контекст обсуждаемых нами стихов Исх. 24, 9–11 вновь возвращает нас к нему.

Например, апостол Павел дает единому Богу следующее определение:

…Единый имеющий бессмертие, Который обитает в неприступном свете, Которого никто из человеков не видел и видеть не может… (I Тим. 6, 16)

Отсюда следует, что Бога невозможно видеть ни при каких обстоятельствах. Более загадочно, но не менее определенно выражает ту же мысль евангелист Иоанн:

Бога не видел никто никогда; единородный Сын, сущий в недре Отчем, он явил. (Иоан. 1, 18)

А также:

Бога никто никогда не видел. Если мы любим друг друга, то Бог в нас пребывает, и любовь Его совершенна есть в нас. (I Иоан. 4, 12)

Мы помним, с какой убежденностью говорит о Боге, лишенном телесных свойств и пребывающем повсюду, царь Давид:

Иду ли я, отдыхаю ли — Ты окружаешь меня, и все пути мои известны Тебе. 
     ‹…›  
     Сзади и спереди Ты объемлешь меня и полагаешь на меня руку Твою.  
     ‹…›  
     Куда пойду от Духа Твоего и от лица Твоего куда убегу?   
     Взойду ли на небо — Ты там; сойду ли в преисподнюю — и там Ты.       
     Возьму ли крылья зари и переселюсь на край моря —        
     И там рука Твоя поведет меня и удержит меня десница Твоя. (Пс. 138, 3–10)

«Невидимым» именуется Бог во многих новозаветных посланиях (Римл. 1, 20; Кол. 1, 15; Евр. 11, 27; I Тим. 1, 17).

О том же, что Бог не имеет в мире явлений и предметов никакого подобия, выразительно и неоднократно заявляют пророки. Например, Исаия от лица Господа задает такой вопрос:

Кому уподобите Меня, и с кем сравните, и с кем сличите, чтобы мы были сходны? (Ис. 46, 5)

Иногда, чтобы выразить мысль о несопоставимости Его с какими бы то ни было предметами или сущностями тварного мира, пророки метафорически изображают Всевышнего как бы существом непредставимо гигантских размеров:

Кто исчерпал воды горстью своею, и пядью измерил небеса, и вместил в меру прах земли, и взвесил на весах горы и на чашах весовых — холмы?           
     ‹…›  
     Вот народы — как капля из ведра, и считаются, как пылинка на весах. Вот острова, как порошинку, поднимает Он. 
     И Ливана недостаточно для жертвенного огня, и животных на нем — для всесожжения.
     ‹…›  
     Он есть Тот, Который восседает над кругом земли, и живущие на ней — как саранча пред Ним; Он распростер небеса, как тонкую ткань, и раскинул их, как шатер для жилья. (Ис. 40, 12–22)

О том, что Бог не может быть вмещен в какую-либо форму, ограничен каким-либо пространством, а следовательно, и представлен в каком-либо обличье, свидетельствует ясно и недвусмысленно царь Соломон в молитве при освящении иерусалимского Храма:

Поистине, Богу ли жить на земле? Небо и небо небес не вмещают Тебя, тем менее сей Храм, который я построил… (III Цар. 8, 27)

Приведенными местами, конечно, не исчерпаны все библейские свидетельства о безмерном, вездесущем и невидимом Боге, но и их достаточно. Да и в самой Книге Исход содержится такое предостережение Господа Моисею:

И потом сказал Он: лица Моего не можно тебе увидеть, потому что человек не может увидеть Меня и остаться в живых. (Исх. 33, 20)

Пытаясь сформулировать ответ на данный вопрос, обратим прежде всего внимание на то, что кроме ясных утверждений о невидимости и необъятности Бога, в Писании содержатся и свидетельства иного рода: целый ряд пророков и святых, начиная уже с патриархов, «созерцал Господа». Мы имеем в виду описания не бесед людей со Всевышним, а только тех видений, в которых Он присутствовал в зримой форме, в определенном образе и обличье. Так, к примеру, уже в знаменитом сновидении Иакова Господь явился «стоящим наверху лестницы», т. е., по-видимому, в человеческом образе (Быт. 28, 13). Царем, восседающим на престоле, изображается Всевышний в Псалмах:

С небес призирает Господь, видит всех сынов человеческих;       
     С престола, на котором восседает, Он призирает на всех, живущих на земле… (Пс. 32, 13–14)

Как «Восседающий на херувимах» представлен Бог в Псалтири (Пс. 98, 1), а также и в молитве царя Езекии:

…И молился Езекия пред лицом Господним, и говорил: Господи, Боже Израилев, сидящий на херувимах! Ты один Бог всех царств земли, Ты сотворил небо и землю. (IV Цар. 19, 15)

В видении пророка Михея Господь не только восседает на троне, но и окружен как Царь воинствами духов, находящимися справа и слева от Него, и, следовательно, Он определенно изображен занимающим некое положение в пространстве:

И сказал Михей: выслушай слово Господне: я видел Господа, сидящего на престоле Своем, и все воинство небесное стояло при Нем, по правую и по левую руку Его… (III Цар. 22, 19)

Пророк Исаия созерцает Господа в Храме, причем одеяния Его заполняют все пространство Храма, а ангелы стоят «вокруг»:

В год смерти царя Озии видел я Господа, сидящего на престоле высоком и превознесенном, и края риз Его наполняли весь Храм.           
     Вокруг Него стояли серафимы… (Ис. 6, 1–2)

Пророк Амос зрит Господа «стоящим над жертвенником», а следовательно, находящимся во вполне определенном месте и в определенном положении (Ам. 9, 1). В виде Старца в сияющих белых одеяниях, восседающего на престоле в день Страшного суда, увидел Всевышнего пророк Даниил:

Видел я, наконец, что поставлены были престолы, и воссел Ветхий днями; одеяние на Нем было бело, как снег, и волосы главы Его — как чистая во́лна; престол Его — как пламя огня, колеса Его — пылающий огонь.       
     Огненная река выходила и проходила пред Ним; тысячи тысяч служили Ему и тьмы тем предстояли пред Ним; судьи сели, и раскрылись книги. (Дан. 7, 9–10)

Видение, подобное этому, находим мы и в новозаветном Откровении Иоанна:

И тотчас я был в духе; и вот престол стоял на небе, и на престоле был Сидящий;        
     И Сей Сидящий видом был подобен камню яспису и сардису; и радуга вокруг престола, видом подобная смарагду. (Откр. 4, 2–3)

При этом в высшем мире — месте «престола», созерцаемом апостолом Иоанном,— существуют совсем другие законы пространства, нежели в нашем физическом мире. Например, два существа (или, скорее, две сущности — Сидящий и Агнец) могут находиться в одном и том же месте, не сливаясь, не совмещаясь и не тесня друг друга (Откр. 5, 6–7), а одно и то же существо может одновременно находиться в разных местах (четверо животных «вокруг престола» и «посреди престола» — Откр. 4, 6).

Таким образом, казалось бы, не только прочитанное нами в Исх. 24, 10, но и многие другие описания Теофании (т. е. Богоявления), имеющиеся в Библии, вступают в противоречие с содержащимися в ней же утверждениями о Боге невидимом и необъятном…

Чтобы разобраться в этом вопросе хотя бы на самом первоначальном уровне, обратим внимание прежде всего на тот факт, что глагол ראה ‹раа́› («видеть», «созерцать») так же точно, как и рассмотренный нами выше глагол אכל ‹аха́ль› («вкушать»), употребляется в Библии не только в буквальном, но и в переносном смысле, означая в этом случае «постигать», «убеждаться», «воспринимать» (не обязательно чувственным образом).

Так, царь Соломон в Книге Екклесиаст попеременно пользуется глаголами ידע ‹йада́› («узнавать», «познавать», «убеждаться») и ראה ‹раа́› («видеть») для описания одного и того же рода восприятий (ср. Еккл. 3, 12 и 3, 22; 4, 1 и 7, 23; 1, 14 и 1, 17 и др.). К примеру, высказывание Соломона

Видел я все дела, какие делаются под солнцем, и вот все — суета и томление духа! (Еккл. 1, 14)

никак нельзя отнести к буквальному физическому зрению — здесь, конечно, имеются в виду познание на опыте и рассуждение.

Точно так же, например, в обращении филистимского царя Авимелеха к Исааку

…Мы ясно увидели, что Господь с тобою, и потому мы сказали: поставим между нами и тобою клятву и заключим с тобою союз… (Быт. 26, 28)

имеется в виду опытное постижение, а не буквальное созерцание.

В ряде случаев в Писании говорится о духовном зрении, совершенно отличном от физического и позволяющем созерцать духовные сущности, например ангелов:

И молился Елисей, и говорил: Господи! открой ему глаза, чтоб он увидел. И открыл Господь глаза слуге, и он увидел: и вот вся гора наполнена конями и колесницами огненными кругом Елисея. (IV Цар. 6, 17)

В новозаветных книгах описаны случаи духовного ви́дения, дающего возможность постичь внутреннее состояние того или иного человека. Так, например, апостол Петр говорит нечестивому магу Симону:

Итак, покайся в сем грехе твоем и молись Богу: может быть, отпустится тебе помысел сердца твоего;      
     Ибо вижу тебя исполненного горькой желчи и в узах неправды. (Деян. 8, 22–23)

Обвиняемый Синедрионом первомученик Стефан внезапно узрел Бога и стоящего близ Него Иисуса:

Стефан же, будучи исполнен Духа Святого, воззрев на небо, увидел славу Божию и Иисуса, стоящего одесную Бога,          
     И сказал: вот я вижу небеса отверстые и Сына Человеческого, стоящего одесную Бога. (Деян. 7, 55–56)

Итак, в соответствии со зрительно-образным принципом повествования, вообще характерным для Библии, глагол «видеть» часто употребляется в переносном смысле. Следовательно, и выражение «видеть Бога» может быть понято в смысле «приблизиться к Нему», «узреть Божественные тайны», «убедиться» и т. д.

И в рассматриваемом нами месте (Исх. 24, 11) речь идет о некоем непосредственном «ви́дении», «созерцании», хотя и чисто духовного свойства, что характерно для пророков, которые часто видят и отдаленные места, и события, которые должны произойти в будущем (ср. Числ. 24, 17; III Цар. 22, 17; Дан. 7, 7; Иоан. 1, 48–51). А если это так, то в каком же все-таки смысле пророк может видеть невидимого Бога?

Частичный ответ мы можем найти в Книге Иезекииля, который «виде́ние» «колесницы Божьей» описывает так:

А над сводом, который над головами их, было подобие престола — по виду, как бы из камня сапфира; а над подобием престола было как бы подобие человека вверху на нем. (Иез. 1, 26)

И далее:

Такое было видение подобия славы Господней. Увидев это, я пал на лицо свое и слышал глас Глаголющего, и Он сказал мне: сын человеческий! стань на ноги твои, и Я буду говорить с тобою. (Иез. 2, 1)

Выражение, переведенное как «видение подобия славы Господней», в оригинале звучит так: «Мар'э́ дему́т кево́д-Адона́й». Слово מראה ‹мар'э́› означает «виде́ние», «нечто созерцаемое»; דמות ‹дему́т› — «подобие», от глагола דמה ‹дама́› — «уподобляться», «быть сходным», «быть похожим»; כבוד ‹кево́д› — «слава», «почесть», «величие»; именем же «Адонай» («Господь»), как мы уже говорили, заменяется при чтении Тетраграмматон.

Итак, Иезекииль в пророческом наитии созерцал не Самого Господа (Которого, конечно, видеть невозможно), но словно бы некую «проекцию» Божественной Сущности, ее «отблеск», «подобие», притом удаленное по крайней мере на три «ступени» от Первообраза. Если Сам Всевышний — Первообраз, то его «слава» — это уже как бы отражение Божьего Лика, «подобие славы» — отражение отражения, а «видение» этого подобия — третья фаза «удаления» и «сокрытия» Божественной Сущности. Следовательно, пророк «видит» не Первообраз, но некий Облик, внушающий священнейший трепет и как бы обозначающий место, занимаемое в видении Самим Создателем,— Образ, «замещающий» Его, Непостижимого. Помня об этом, можно понять взаимоотношение между такими, казалось бы, несовместимыми положениями Торы, как обращение Господа к Моисею:

…Лица Моего не можно тебе увидеть, потому что человек не может увидеть Меня и остаться в живых. (Исх. 33, 20)

— и Его слова, описывающие пророческий статус самого Моисея:

И сказал: слушайте слова Мои: если бывает у вас пророк Господень, то Я открываюсь ему в видении, во сне говорю с ним;        
     Но не так с рабом Моим Моисеем — он верен во всем доме Моем:        
     Устами к устам говорю Я с ним, и явно, а не в гаданиях, и образ Господа он видит… (Числ. 12, 6–8)

Кроме того, в самом конце Торы содержится следующее утверждение:

И не было более у Израиля пророка такого, как Моисей, которого Господь знал лицом к лицу… (Втор. 34, 10)

Однако в Исх. 24, 9–11 говорится, что Господа видел на Синае не один Моисей, но и его спутники. Из всего сказанного выше мы можем заключить, что все они в тот момент удостоились пророческого дара, наития и виде́ния, причем впоследствии во многих из них пророческие способности утвердились навсегда:

И сказал Господь Моисею: собери Мне семьдесят мужей из старейшин Израилевых, которых ты знаешь, что они старейшины и надзиратели его, и возьми их к Скинии собрания, чтобы они стали там с тобою;
     Я сойду и буду говорить там с тобою, и возьму от Духа, Который на тебе, и возложу на них, чтобы они несли с тобою бремя народа, а не один ты носил.        
     ‹…›
     И сошел Господь в облаке, и говорил с ним, и взял от Духа, Который на нем, и дал семидесяти мужам старейшинам. И когда почил на них Дух, они стали пророчествовать, но потом перестали. (Числ. 11, 16–25)

Кроме того, из рассматриваемых нами стихов Книги Исход (24, 9–11) становится ясно, что люди, поднявшиеся на гору Синай, «созерцали» только наиболее «близкую» к земному миру «часть» Божества — Его «ноги» и «подножие» (ст. 10), а не Его Лик. И то, что представлялось им «небом», т. е. самым высоким, «горним», было всего лишь «подножием» Бога Израилева…

Нам предстоит разрешить в данной связи еще два вопроса: почему Всевышний, сотворивший небо и землю, именуется здесь (как и во многих других местах Писания) Богом Израиля? И еще: что же означает, или символизирует, «подножие» Его?

Отвечая на первый вопрос, мы должны вспомнить, что Бог соединяет имя Свое с именами праведников, возвративших Присутствие (שכינה ‹Шехина́› — «обитание», «присутствие») Его на землю, в среду человечества, и поэтому именуется Богом Авраама, Богом Исаака и Богом Иакова (Исх. 3, 15). Второе имя патриарха Иакова, Израиль, тоже, следовательно, навеки соединено с именем Всевышнего. И навсегда соединено с именем Его название народа, призванного нести всему человечеству благовестие об истинном Боге и о Его воле,— название «царства священников и народа святого» (Исх. 19, 6). «Богом Израиля» Господь именуется множество раз и почти во всех книгах Ветхого Завета.

Переходя ко второму вопросу (о значении увиденного Моисеем и его спутниками «подножия Божьего»), мы должны прежде всего исследовать, что́ вообще в Библии именуется этим словосочетанием — «подножие Бога». Мы находим, что у пророка Исаии так называется земля, т. е. вещественный мир, место обитания человечества:

Так говорит Господь: небо — престол Мой, а земля — подножие ног Моих; где же построите вы дом для Меня, и где место покоя Моего? (Ис. 66, 1)

Это определение, содержащееся в Книге Исаии, повторяет и Иисус Христос в Нагорной проповеди:

А я говорю вам: не клянись вовсе: ни небом, потому что оно престол Божий; 
     Ни землею, потому что она подножие ног Его… (Матф. 5, 34–35)

Кроме того, «подножием Бога» именуется иерусалимский Храм, что, по-видимому, подразумевается в 98-м псалме:

Превозносите Господа, Бога нашего, и поклоняйтесь подножию Его: свято оно! (Пс. 98, 5)

Тот же смысл придается слову «подножие» и в Плаче Иеремии:

Как помрачил Господь во гневе Своем дщерь Сиона! с небес поверг на землю красу Израиля и не вспомнил о подножии ног Своих в день гнева Своего. (Плач. 2, 1)

Здесь метафорически говорится о разрушении иерусалимского Храма вавилонянами. Непосредственно и прямо называет Храм «подножием Бога» царь Давид:

И стал Давид царь на ноги свои, и сказал: послушайте меня, братья мои и народ мой! было у меня на сердце построить дом покоя для ковчега завета Господня и в подножие ногам Бога нашего, и потребное для строения я приготовил. (I Пар. 28, 2)

Наконец, «подножием Его» пророк Иезекииль именует херувимов — особый разряд ангелов, служащих Богу:

Это были те же животные, которых видел я в подножии Бога Израилева при реке Ховаре. И я узнал, что это херувимы. (Иез. 10, 20)

К последнему из приведенных стихов сделаем примечание, что слово חיה ‹хайа́›, употребленное здесь в единственном числе в собирательном смысле, лучше было бы перевести как «живое существо», а не как «животное», ибо речь тут об ангелах, а не о животных…

Так какие же выводы мы можем сделать из описания «подножия Бога» в Книге Исход? Оно представлено «подобным выделанному кирпичу из сапфира». Таково значение выражения כמעשה לבנת הספיר ‹ке-маасэ́ ливна́т hа-сапи́р› — «как обработанный [или: „выделанный”] сапфировый кирпич» (русское «сапфир» заимствовано из древнееврейского). И чистота «подножия» сравнивается с чистотой неба.

Однако, поскольку «подножием Божьим», как мы убедились, в Писании называется, во-первых, земля (вещественный мир), во-вторых, Храм, и, в-третьих, херувимы, то все эти значения «подножия» должны, здесь как-то взаимно соотноситься, дополнять друг друга. Несомненно, «на горе Божьей», в высшем мире, Моисей узрел идеальный прообраз всех этих «подножий». Он увидел «образец» земли — подножия Божьего, «образец» Скинии, или Храма, и «образец» (ангельского) служения. И Господь затем повелел Моисею:

…Все, как Я показываю тебе, и образец скинии и образец всех сосудов ее; так и сделайте.     
     ‹…›  
     Смотри, сделай их по тому образцу, какой показан тебе на горе. (Исх. 25, 9–40)

Рассмотрим сначала «сапфировое подножие» как идеальный образец земли. Точно такой — чистой, подобно небу (Исх. 24, 10),— была земля до грехопадения человека, когда Бог увидел, что все, Им сотворенное, включая и землю, «хорошо весьма» (Быт. 1, 31). На землю в те времена полностью нисходило небесное благословение, она была как бы одного «цвета» с небом и пребывала прозрачно-проницаемой для Божьего воздействия. Такой и показал Моисею землю Всевышний на Синае. Однако увиденное пророком «подножие» напоминало еще и «выделанный кирпич», т. е. носило на себе явные следы целенаправленной работы. В этом содержалось особое указание Моисею, священникам и старейшинам: огромный труд, сравниваемый метафорически с «выделкой кирпича», требовался теперь от всех них, а впоследствии — и от наученного Закону и заповедям народа израильского для того, чтобы вернуть земле — «подножию Всевышнего» — ее первоначальный вид, ее проницаемость, открытость Божьей воле, «прозрачность» и чистоту, которыми она обладала по сотворении. Огромные усилия должны постоянно прилагать все служители Божьи, чтобы земля вновь обрела «цвет и сияние» неба.

В том же ряду сопоставлений — и сравнение Храма с «подножием Божьим». Земля усилиями преданных Богу сердец должна в конце концов, после «преображения твари», обратиться в святой Храм — место служения Всевышнему. И люди, ее населяющие, должны, согласно Божественному замыслу, уподобиться ангелам-херувимам, которые тоже называются «подножием Господа». Описание «животных»-херувимов в Книге Иезекииля (1, 5–14) подчеркивает, что они целиком отдавались служению Царю царей: они «быстро двигались», исполняя во всем повеления Божьи; они были подобны «горящим углям и лампадам» — пламенели любовью к Творцу; они имели «прямые ступни», т. е. шли смело и прямо, не сворачивая с путей своих,— их вел и направлял Дух Божий.

И шли они каждое в ту сторону, которая пред лицом его; куда Дух хотел идти, туда и шли; во время шествия своего не оборачивались. (Иез. 1, 12)

При этом у каждого из них было по четыре лица:

Подобие лиц их — лицо человека и лицо льва с правой стороны у всех них четырех; а с левой стороны — лицо тельца у всех четырех и лицо орла у всех четырех. (Иез. 1, 10)

По мнению авторитетных комментаторов, каждое из этих лиц указывает на власть над одним из «царств», на духовное господство в определенной области: человек поставлен наместником Бога на земле (Быт. 1, 26), лев — царь хищных зверей, телец (бык, вол) — царь зверей травоядных, а орел — царь птиц. С другой стороны, херувим соединяет в себе господство над собственным разумом (человеческий лик), над силой (лев), над волей (телец) и над чувством (летящий орел).

Есть и иные объяснения «четырех лиц» херувимов. Уже в раннем средневековье как в восточном, так и в западном христианском искусстве появились изображения четырех евангелистов, сопровождаемых теми же четырьмя «лицами»: Матфея сопровождал ангел с человеческим ликом, так как он более других останавливается на человеческой стороне деяний Иисуса; Марка — лев, так как в его Евангелии наиболее ярко описано проявление силы, чудотворной и целительной; Луку — телец, ибо он особенно подчеркивает добровольную жертвенность служения Христа, а тельцов приносили в жертву; наконец, Иоанна сопровождал орел, так как его евангелие начинается с духовного «взлета» («В начале было Слово…»).

Однако, так или иначе, весь облик и каждое движение описанных Иезекиилем херувимов свидетельствуют об их самоотверженном и совершенном служении Создателю «всем сердцем, и всею душою, и всеми силами» (Втор. 6, 5). Точно таким же должно стать служение Господу обновленного и преображенного человечества на новой земле:

Ибо, как новое небо и новая земля, которые Я сотворю, всегда будут пред лицом Моим, говорит Господь, так будут и семя ваше, и имя ваше.
     Тогда из месяца в месяц и из субботы в субботу будет приходить всякая плоть пред лицо Мое на поклонение, говорит Господь. (Ис. 66, 22–23)

Именно ангелам уподобляет Иисус Христос в своем ответе саддукеям воскрешенных и преображенных людей:

Иисус сказал им в ответ: заблуждаетесь, не зная ни Писаний, ни силы Божьей,           
     Ибо в воскресении не женятся, не выходят замуж, но пребывают, как ангелы Божьи на небесах. (Матф. 22, 29–30)

Итак, «подножие Божье», которое узрели поднявшиеся на гору, символически указывает на великий труд праведников по превращению всей земли в Храм Господень, а жителей ее — в «херувимов», служащих Творцу день и ночь (Откр. 7, 13–17; 21, 1–4; 22, 3–4).

Заметим также, что здесь имеет место особое развитие библейского образа «работы над кирпичами», т. е. земного труда: работать можно ради возведения Вавилонской башни (Быт. 11, 1–4) или в целях порабощения человеческого духа (Исх. 1, 13–14), однако истинной целью дольней работы может и должно быть преображение земли.

Конечно, труд, направленный на превращение земли в «сапфировый кирпич», на возвращение ее в состояние изначальной чистоты и небесной прозрачности, немыслим без постоянной помощи Божьей, без благодати Его; и прежде всего он непредставим вне подвига Иисуса Христа и его Голгофской жертвы (ср. Откр. 5, 8–10). Однако труд многих столетий, многих поколений праведников — это труд всех тех, кого апостол называет «соработниками у Бога»:

Ибо мы соработники у Бога, а вы Божия нива, Божье строение. (I Кор. 3, 9)

Именно такими «соработниками у Бога» предназначено было стать Моисею и его спутникам, и поэтому им было явлено «подножие Господне» во всей своей ослепительной чистоте, и им же было велено начать преобразование земной жизни — «построение Скинии» — по образцу увиденного:

И поставь Скинию по образцу, который показан тебе на горе. (Исх. 26, 30)

Скиния символизирует всю землю, какой она станет в будущем, подобно тому, как «жертвенник из камней» символизирует земной мир — «место жертвоприношения» (Исх. 20, 24). В то же время «кирпичу из сапфира» уподобляется душа отдельного человека в ее идеальном прообразе, точно так же, как она именуется и является (потенциально) Храмом Божьим (ср. I Петр. 2, 4–5 и I Кор. 3, 16).

Однако прежде чем перейти к описанию Скинии, дочитаем 24-ю главу:

И Он не простер руки Своей на избранных из сынов Израилевых: они видели Бога, и ели, и пили. (Исх. 24, 11)

Остановимся на значении выражения «…Он не простер руки Своей…» Библейский оборот речи שלח ידו ‹шала́х йадо́› — «Он простер [или: „послал”, „протянул”] руку Свою», употребляемый по отношению к Богу, указывает на Его явное вмешательство в земные дела, на чудо. «Простирание руки» может иметь для людей праведных благие последствия, а для нечестивых — весьма грозные. Так, например, в Книге Деяний Апостолов это выражение употребляется для описания милости Божьей:

…Тогда как Ты простираешь руку Твою на исцеления и на соделание знамений и чудес именем святого Сына Твоего Иисуса. (Деян. 4, 30)

В то же время в большинстве тех мест ветхозаветных книг, где встречается подобный оборот речи, он означает осуществление гнева Божьего над нечестивыми людьми или странами:

За то возгорится гнев Господа на народ Его, и прострет Он руку Свою на него, и поразит его, так что содрогнутся горы, и трупы их будут, как помет на улицах. И при всем этом гнев Его не отвратится, и рука Его еще будет простерта. (Ис. 5, 25)

Однако и в книгах Ветхого Завета есть примеры, когда «простиранием руки Божьей» именуются Его благодеяние и спасительное вмешательство в судьбу человека. Так, Давид обращается ко Всевышнему со следующей молитвой:

…Простри с высоты руку Твою, избавь меня и спаси меня от вод многих, от руки сынов иноплеменных… (Пс. 143, 7)

И когда Господь исполняет прошение, Давид говорит об этом так:

Он простер руку с высоты, и взял меня, и извлек меня из вод многих;
     Избавил меня от врага моего сильного и от ненавидящих меня, которые были сильнее меня. (Пс. 17, 17–18)

В контексте же рассматриваемого нами стиха (Исх. 24, 11) «простирание руки», несомненно, означает поражение, по-видимому, смертельное, которым Господь может наказать тех, кто дерзко «порывается видеть Его» (Исх. 19, 21). Избранные же из сынов Израилевых, хотя и восходят на гору Господню, избегают поражения, ибо призваны Им Самим:

И будет вождь его из него самого, и владыка его произойдет из среды его; и Я приближу его, и он приступит ко Мне; ибо кто отважится сам собою приблизиться ко Мне? говорит Господь. (Иер. 30, 21)

«Приступить к Господу» имеет право лишь тот, кого приблизит Он Сам…

И сказал Господь Моисею: взойди ко Мне на гору и будь там; и дам тебе скрижали каменные, и Закон, и заповеди, которые Я написал для научения их. (Исх. 24, 12)

Обратим внимание, что Моисей как бы удостаивается еще более высокой духовной ступени, ведь уже находясь на горе Синай, он слышит повеление: «…взойди ко Мне на гору…», иначе говоря — «Поднимись еще выше!» И в этом новом духовном состоянии Моисей должен пребывать уже постоянно: «…и будь там…» Хотя физически Моисей потом спустился с вершины Синая, духом он пребывал там всегда, до конца своей земной жизни. Это отражено в древнееврейском оригинале стиха Втор. 5, 5, где Моисей, напоминая народу о своем предстоянии Господу при получении Израилем Десяти Заповедей, употребляет вместо формы прошедшего времени форму настоящего времени глагола עמד ‹ама́д› — «стоять»: אנכי עמד ‹анохи́ оме́д› — «я стою» («…между Господом и между вами»; в Синодальном переводе — «я же стоял»). Значит, Моисей и в последний день земной жизни, в день прощальной речи к народу, запечатленной в Книге Второзакония, пребывал духом близ горы Синай и одновременно — на ее вершине (ср. Втор. 9, ст. 9–11, 18–22, 25; 10, 1–5 и 10–11, где многократно и, казалось бы, вне временно́й связи с остальными событиями упоминается пребывание Моисея на Синае).

И вот Господь дает Моисею такое обетование:

…И дам тебе скрижали каменные, и Закон, и заповеди, которые Я написал для научения их. (Исх. 24, 12)

Согласно некоторым иудейским толкованиям, здесь содержится указание не только  на  записанный  Моисеем  Закон  Божий,  но  и  на  «устную Тору» — תורה שבעל פה ‹Тора́ ше-беа́ль пэ›, т. е. на устное предание, содержащее истолкование писаного Закона. Согласно такой интерпретации, кроме «скрижалей каменных» — двух Скрижалей Завета, Моисей получил на Синае также: 1) всю записанную Тору — «Закон», 2) Мишну («устное истолкование» законов Торы, впоследствии составившее первоначальную часть Талмуда) — «заповеди», 3) книги Пророков и Писаний (Невиим и Кетувим) — «которые Я написал», и, наконец, 4) Гемару (завершающую часть Талмуда) — «для научения их». Конечно, приведенная интерпретация при буквальном понимании представляется весьма натянутой. Однако в ней можно усмотреть указание на то, что возможности всех будущих толкований были уже изначально заложены в самом Законе.

Существует также предание о том, что если бы народ Израиля не впал в грех, отлив золотого тельца в то время, когда Моисей находился на горе Синай, вся Тора была бы записана «перстом Божьим», как это было сделано на скрижалях с Десятью Заповедями (Исх. 31, 18; 32, 16). Такое толкование основывается на буквальном понимании выражения «…скрижали каменные, и Закон, и заповеди, которые Я написал…», поскольку словом «Закон» переведено древнееврейское תורה ‹Тора́›. По этой интерпретации, Всевышний, увидев состояние народа, поручил записать Тору самому Моисею. Да и текст на первых скрижалях, разбитых Моисеем, начертанный первоначально «перстом Божьим», был заменен на вторых скрижалях текстом, написанным рукой Моисея (ср. Исх. 34, 1 с 34, 28).

Вернемся, однако, к прямому смыслу рассматриваемого стиха. Закон в целом, со всеми его заповедями, дается исключительно Богом и не может быть дополнен или сокращен по воле людей:

…Не прибавляйте к тому, что я заповедую вам, и не убавляйте от того; соблюдайте заповеди Господа, Бога вашего, которые я вам заповедую. (Втор. 4, 2)

И в другом месте:

Все, что я заповедую вам, старайтесь исполнить; не прибавляй к тому и не убавляй от того. (Втор. 12, 32)

Весь Закон имеет одну цель: он создан «для научения их» — להורתם ‹леhорота́м›. Значит, разнообразные заповеди Торы представляют собой как бы одну широко разветвленную заповедь, обнимающую собой все множество сфер и явлений человеческой жизни. Все 613 постановлений Закона, как мы уже говорили, сводятся к Десяти Заповедям, а те в свою очередь — к двум: любви к Господу и любви к ближнему (Марк. 12, 28–31). Их вместе евангелист Иоанн именует одной, единой, заповедью — заповедью о любви:

Кто говорит: «Я люблю Бога», а брата своего ненавидит, тот лжец: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит? 
     И мы имеем от Него такую заповедь, чтобы любящий Бога любил и брата своего. (I Иоан. 4, 20–21)

По этой причине в Книге Исход (24, 12) слово «заповедь», מצוה ‹мицва́›, употреблено в единственном числе, представляя в собирательном смысле все множество заповедей Торы. Интересно также, что число еврейских букв на обеих скрижалях завета составляет в точности 613, скрыто указывая на «вхождение» 613 постановлений в содержание Десяти Заповедей.

Какое же значение имеет глагол להורת ‹леhоро́т›, переведенный как «научать» («для научения их») и характеризующий цель всего Закона? Первоначальная форма глагола, ירה ‹йара́›, совмещает такие значения, как «бросать», «метать», «стрелять», «основывать», «класть», «окроплять», «поливать» (о дожде), «указывать» и, наконец, «учить», «наставлять». Того же корня и само слово תורה ‹Тора́›. Итак, исходя из приведенного семантического ряда, Закон, данный «для научения», имеет определенную цель (как бы «стреляет» в нее) — воссоздание нашего внутреннего человека, униженного и попранного беззаконием. В то же время Закон «полагает основание» духовному развитию и росту; он «окропляет» человека живительной небесной влагой — благодатью, милостью Божьей, согласно словам Моисея:

Польется, как дождь, учение мое, как роса — речь моя, как мелкий дождь на зелень, как ливень на траву. (Втор. 32, 2)

Наконец, он «открывает» человеку путь, учит и наставляет его, чтобы привести к единению со Христом и к общению с Богом:

Итак, Закон был для нас детоводителем ко Христу, дабы нам оправдаться верою… (Гал. 3, 24)

Правда, последние приведенные нами слова указывают главным образом на ритуально-жертвенную часть Закона Божьего: именно животные, приносимые по Закону в жертву за грех, прообразовали жертву Христа на Голгофе. Об этом говорит апостол Павел:

Ибо если кровь тельцов и козлов и пепел телицы через окропление освящает оскверненных, дабы чисто было тело,    
     То кольми паче кровь Христа, который Духом Святым принес себя непорочного Богу, очистит совесть нашу от мертвых дел для служения Богу живому и истинному! (Евр. 9, 13–14)

Имея в виду всю совокупность значений глагола «йара» («научать»), мы получаем объемное представление о том глубоком и таинственном предназначении Закона, которое имел в виду Всевышний, одаряя человека познанием Своей воли. Однако на земле мы можем лишь отчасти уразуметь замысел Божий относительно Закона и заповедей. Истинное и достоверное познание вещей невидимых станет нам доступно лишь в высшем мире:

Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицом к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан. (I Кор. 13, 12)

…Читаем далее 24-ю главу Книги Исход:

И встал Моисей с Иисусом, служителем своим, и пошел Моисей на гору Божию,
     А старейшинам сказал: оставайтесь здесь, доколе мы не возвратимся к вам; вот Аарон и Ор с вами; кто будет иметь дело, пусть приходит к ним. (Исх. 24, 13–14)

Мы с удивлением замечаем, что в то самое время когда Моисей пребывал на горе (ст. 9), Господь сначала повелел ему: «…взойди ко Мне на гору…» (ст. 12), потом он «пошел на гору Божию» (ст. 13), затем сказано снова «взошел на гору» (ст. 15) и, наконец, еще раз «взошел на гору» (ст. 18). Воистину Моисей постоянно, в течение всей своей жизни, совершал духовное восхождение, все более приближаясь к Господу. О таком восхождении в Притчах Соломоновых говорится:

Путь жизни мудрого вверх, чтобы уклониться от преисподней внизу. (Прит. 15, 24)

Рассмотрим обстоятельства последовательных восхождений Моисея более подробно. В стихе 14-м сказано, что старейшинам Моисей повелел оставаться в стане, доколе он с Иисусом Навином не вернется к ним, и разбирать «дела» народа, т. е. сообщать людям судебные решения относительно их тяжб. При этом окончательный приговор выносится Аароном и Ором (по-древнееврейски имя последнего חור ‹Хур› — по некоторым преданиям, он был сыном Мариам, сестры Моисея). Здесь содержится важное поучение: без указания учителя, имеющего непосредственное общение с Господом, ученики не имеют права на самостоятельное «восхождение», они не должны самовольно предпринимать следующие духовные шаги («оставайтесь здесь»). В то же время они могут (или в случае необходимости должны) передавать «народу» — людям, стоящим на более низком духовном уровне,— те знания, которые сообщать необходимо, т. е. связанные с «делами», а отнюдь не с высокими тайнами Богопознания, до восприятия которых большинство народа не доросло. Ведь тайная мудрость открывается лишь совершенным:

Мудрость же мы проповедуем между совершенными, но мудрость не века сего и не властей века сего преходящих,
     Но проповедуем премудрость Божию, тайную, сокровенную, которую предназначил Бог прежде веков к славе нашей… (I Кор. 2, 6–7)

И еще одно обстоятельство, связанное с Моисеем и старейшинами, примем к сведению: они все вместе «видели Бога Израилева», однако «взошел» из них один Моисей (24, 9–10); глагол стоит в единственном числе: ויעל ‹ва-йаа́ль› — «и [он] взошел». Это подтверждается 14-м стихом, в котором Моисей прямо говорит старейшинам: «…оставайтесь здесь…»; из контекста ясно, что «здесь» означает «в стане», где только и можно принимать людей, приходящих «с делами» (ср. Исх. 24, 14 с 32, 1). Действительно, духовное «ви́дение Бога Израилева» было в какой-то момент даровано спутникам Моисея, но в то же время они остались «внизу», «в стане», а Моисей постоянно продолжал «восходить» к Богу… И это о многом свидетельствует тем, кто желает уразуметь «пути Господни» (Исх. 33, 13; Ис. 55, 8–9; 58, 2).

И взошел Моисей на гору, и покрыло облако гору… (Исх. 24, 15)

То, что происходило на вершине Синая между Всевышним и Его служителем, «верным во всем доме Его» (Числ. 12, 7), было скрыто облачной завесой от стоявших внизу. Подобным образом и «плоть», вещественный мир, именуется в Писании «завесой» (Евр. 10, 20), скрывающей от неподготовленных к восприятию взоров мир духовный. Русское слово «облако» происходит от глагола «обволакивать», как и древнееврейское ענן ‹ана́н›, «облако»,— от глагола со значением «скрывать», «окружать покровом».

…И слава Господня осенила гору Синай; и покрывало ее облако шесть дней, а в седьмой день воззвал Господь к Моисею из среды облака. (Исх. 24, 16)

Здесь появляется словосочетание «слава Господня», означающее чудесное, непостижимое откровение Божье и одновременно указывающее на способ Его общения с тварным миром. Более детально описана «слава Господня» в видении Иезекииля (Иез. 1, 4–28; 2, 1), где она представлена в окружении херувимов, «животных» (חיות ‹хайо́т›) и «колес» (אופנים ‹офани́м›) — существ различных ангельских рангов. Ту же «славу» созерцал и Даниил, описавший суд Божий:

Видел я, наконец, что поставлены были престолы и воссел Ветхий днями; одеяние на Нем было бело, как снег, и волосы главы Его — как чистая во́лна; престол Его — как пламя огня, колеса Его — пылающий огонь. (Дан. 7, 9)

Первомученик Стефан лицезрел в небесах Иисуса Христа, стоящего «одесную», т. е. справа, от «славы Божьей» (Деян. 7, 55). Иногда «слава Господня» являлась в виде «великого света», сияния, нестерпимого для человека (Исх. 40, 34; Втор. 33, 26; III Цар. 8, 11; Ис. 60, 1; Лук. 2, 9; Пс. 8, 2; 112, 4; Откр. 21, 23) — поэтому она скрывалась «в облаке». О таком «явлении славы» говорится при первом ее упоминании в Библии:

И когда говорил Аарон ко всему обществу сынов Израилевых, то они оглянулись к пустыне, и вот слава Господня явилась в облаке. (Исх. 16, 10)

И хотя Моисей уже находился «очень высоко» на горе Синай, ему пришлось ждать еще шесть дней, не вступая «в средину облака»:

…И слава Господня осенила гору Синай; и покрывало ее облако шесть дней, а в седьмой день воззвал Господь к Моисею из среды облака. (Исх. 24, 16)

Этот «день седьмой» может отсчитываться от дня восхождения Моисея на гору, а может означать и день субботний, который обычно так и именуется в Библии:

И совершил Бог к седьмому дню дела Свои, которые Он делал, и почил в день седьмый от всех дел Своих, которые делал.      
     И благословил Бог седьмой день, и освятил его, ибо в оный почил от всех дел Своих, которые Бог творил и созидал. (Быт. 2, 2–3)

Или:

…А день седьмой — суббота Господу… (Исх. 20, 10)

Вполне вероятно, что в данном случае совпали оба значения: это могло произойти, если Моисей взошел на гору в день субботний, и ему пришлось ждать «вступления в средину облака» до следующей субботы. Именно суббота — день наиболее благоприятный для молитвенного общения с Богом, день, который Сам Господь «благословил и освятил» (Быт. 2, 3). В этот день «открываются врата» духовного мира, и Всевышний как бы «приближается» к человеческой душе (ср. Пс. 91, 1–5). Описывая таинственный Храм будущего, отражающий строение мира невидимого, Иезекииль повествует:

Так говорит Господь Бог: ворота внутреннего двора, обращенные лицом к востоку, должны быть заперты в продолжение шести рабочих дней, а в субботний день они должны быть отворены и в день новомесячия должны быть отворены. (Иез. 46, 1)

И вполне естественно выглядит предположение, что даже такой величайший пророк и праведник, как Моисей, был допущен к наиболее близкому общению с Богом именно в «седьмой день»!

«Слава Господня», являясь людям, иногда сопровождается видениями не только света, но и огня:

И все сыны Израилевы, видя, как сошли огонь и слава Господня на дом, пали лицом на землю, на помост, и поклонились, и славословили Господа, ибо Он благ, ибо вовек милость Его. (II Пар. 7, 3)

Вспоминая в конце своей жизни о явлении «славы Божьей» на Синае, Моисей говорит:

Он сказал: Господь пришел от Синая, открылся им от Сеира, воссиял от горы Фарана и шел со тьмами святых; одесную Его огнь Закона. (Втор. 33, 2)

Об «огне поядающем» на вершине горы говорится и в предпоследнем стихе 24-й главы Книги Исход:

Вид же славы Господней на вершине горы был пред глазами сынов Израилевых, как огонь поядающий. (Исх. 24, 17)

Что  же  означает  словосочетание  «огонь поядающий» — древнееврейское אש אכלת ‹эш охеле́т›? Как огонь сожигает или опаляет все, с чем соприкасается, стараясь «поесть» его, превратить в собственную субстанцию, так и явление «славы Божьей», открываясь в «низшей реальности» вещественного мира, как бы стремится к «растворению» этого мира в единстве Божьем, в свете Божества, к преодолению его множественности и разделенности (ср. наше толкование к Исх. 19, 16–19 и 20, 18–19). Господь «сокрывает облаком» Свою «славу», когда являет ее человеку, потому что человек не может выдержать Его явления:

И кто выдержит день пришествия Его, и кто устоит, когда Он явится? Ибо Он — как огонь расплавляющий и как щелок очищающий… (Мал. 3, 2)

И вот, наконец, «на седьмой день» Моисей допущен в «обитель Божью» на вершине горы:

Моисей вступил в средину облака и взошел на гору; и был Моисей на горе сорок дней и сорок ночей. (Исх. 24, 18)

В течение сорока суток Моисей «хлеба не ел и воды не пил» (Исх. 34, 28; Втор. 9, 9 и 18), ибо, по преданию, получал жизненную силу непосредственно от Духа Божьего. «Сорок дней и сорок ночей» Господь не только подробно объяснял ему заповеди Своего Закона, но и открывал высшие духовные тайны, связанные со всей вселенной, с жизнью каждого человека и с историей человечества в целом…

…Глава 25 содержит описание тех священных предметов, которые должны быть сделаны для Скинии — походного Храма, места «обитания» Господа среди народа Израиля. Древнееврейское משכן ‹Мишка́н› — Скиния — происходит от глагола שכן ‹шаха́н› — «обитать», «жить», «находиться», «нисходить». Дух Божий «нисшел» на Скинию (Исх. 40, 34–35) в виде «облака славы» и обитал в ней постоянно, пока все ее «сосуды» (предметы, предназначенные для священнослужения) находились на своих местах. Так происходило во время остановок лагеря («стана») израильтян, когда левиты должны были раскидывать шатер Скинии и располагать все предметы, ее составляющие, в определенном порядке (Числ. 4, 1–33). Когда же Скинию, разобрав на части, переносили с места на место (что тоже поручали левитам), тогда Присутствие Божье являлось в столпе облачном (днем) или огненном (ночью). Этот столп шел перед станом, указывая путь. Впрочем, Бог одновременно мог являться и в столпе облачном, и в Скинии, говорить иногда из столпа, а иногда — «из среды двух херувимов» над крышкой ковчега завета (ср. Исх. 25, 22 с 33, 7–10).

Все принадлежности и сосуды Скинии были изготовлены людьми по непосредственному указанию Всевышнего. Мы уже говорили о том «образце» Скинии и ее сосудов, который был явлен Моисею на горе (Исх. 25, 9 и 40), и о том значении, которое он имеет. Вообще же, Скиния являет собой скрещение целого ряда символических рядов. Она отражает устройство и взаимосвязь различных духовных миров; указывает на строение «внутреннего человека»; символизирует землю в ее будущем очищенном и просветленном виде; изображает историю человечества в определенном разрезе — как историю народа Божьего, Церкви, т. е. как историю спасения.

Итак, в сооружении Скинии участвуют люди, исполняющие волю Божью, возвещаемую через пророка. И в этом заключен глубокий смысл. Именно самому человеку поручено устроить свой внутренний Храм по образцу, показанному «на горе». Кроме того, люди должны преобразить жизнь на земле согласно заповедям Божьим, чтобы и земля стала Его Храмом. Возвращаясь к Богу, человек может вернуть земле благословение, утраченное при грехопадении Адама (Быт. 3, 17).

Заметим также, что слово תבנית ‹тавни́т›, переведенное как «образец», происходит от глагола בנה ‹бана́›, «строить», и означает как «строение», «устройство», так и «план», «чертеж». То, что в замысле Божьем обладает высшей реальностью, внушается пророку в виде «чертежа», «плана» и затем усилиями множества верных Богу людей получает свое воплощение на земле как осуществление этого «плана».

Однако всякий труд во имя Божье начинается с самоограничения, с самообуздания. Всевышний принимает только дар, принесенный Ему добровольно. Поэтому 25-я глава начинается так:

И сказал Господь Моисею, говоря:      
     Скажи сынам Израилевым, чтобы они сделали Мне приношения; от всякого человека, у которого будет усердие, принимайте приношения Мне. (Исх. 25, 1–2)

Здесь употребляется глагол נדב ‹нада́в› — «располагать», «склонять», «побуждать». Выражение, переведенное как «от всякого человека, у которого будет усердие», в оригинале звучит так: מאת כל־איש אשר ידבנו לבו ‹мээ́т коль иш аше́р йидве́ну либо́› — «от каждого человека, которого расположит сердце его». Необходимым условием для истинного приношения Господу является побуждение сердца, т. е. призыв, звучащий изнутри, наполняющий душу и пробуждающий совесть. И приношение такое именуется по-древнееврейски תרומה ‹терума́› — «возношение», от глагола רום ‹рум› — «возвышаться», «подниматься ввысь». С окрыленным сердцем приносит человек «дар» Богу, и само это даяние еще более возвышает человека…

Слово «приношение» в рассматриваемом стихе встречается дважды, во второй раз — в форме תרומתי ‹терумати́›, «приношение Мое» (т. е. Господне; в Синодальном переводе — «приношение Мне»). Это указывает на очень важный принцип, лежащий в основе «дара» Богу от лица человека: все, что человек имеет, он получил от Бога; оно уже заранее принадлежит Всевышнему («приношение Мое»), щедротами и милостями Которого все мы живем. Принося дар Богу, человек не имеет права ставить себе это в заслугу, так как сам все получает от Творца; и все же Создатель по Своей любви вменяет дар как бы в заслугу человеку.

Приношения должны состоять из вещей драгоценных:

Вот приношения, которые вы должны принимать от них: золото, и серебро, и медь,    
     И шерсть голубую, пурпуровую и червленую, и виссон, и козью, 
     И кожи бараньи красные, и кожи синие, и дерева ситтим, 
     Елей для светильника, ароматы для елея помазания и для благовонного курения,          
     Камень оникс, и камни вставные для ефода и для наперсника. (Исх. 25, 3–7)

Только самое драгоценное приносится для возведения Скинии… Апостол Павел, обращаясь к христианам, говорит о строительстве Храма духовного, подобного Скинии Моисея:

Я, по данной мне от Бога благодати, как мудрый строитель, положил основание, а другой строит на нем; но каждый смотри, как строит. 
     Ибо никто не может положить другого основания, кроме положенного, которое есть Иисус Христос.          
     Строит ли кто на этом основании из золота, серебра, драгоценных камней, дерева, сена, соломы,—      
     Каждого дело обнаружится; ибо день покажет, потому что в огне открывается, и огонь испытает дело каждого, каково оно есть. (I Кор. 3, 10–13)

Согласно приведенным словам, человек может думать, что приносит нечто, потребное для возведения дома Божьего, а на самом деле он не радеет о строительстве и доставляет никчемный материал, поэтому так грозно предупреждает апостол: «…каждый смотри, как строит». Что бы произошло, например, с тем израильтянином, который, услышав призыв Моисея приносить для дела Божьего драгоценные металлы, камни, кожи, породы дерева, принес бы вместо них, скажем, сено или солому?..

Заметим, что как во вселенной и в теле человека присутствуют вещества органические и неорганические, так и в Скинии употребляются — на сооружение ее и при служении в ней — неорганические вещества (металлы, драгоценные камни) и вещества растительного (дерево ситтим, елей, благовония из трав) и животного (шерсть, кожи) происхождения. Следовательно, Скиния символизирует всю совокупность веществ различной природы, существующих в мире, и указывает на то, что все они могут быть использованы для священных целей. А вещества в свою очередь символизируют разные способности, дарования, чувства, замыслы и намерения человека, о которых, таким образом, нам становится известно, что все они могут оказаться полезны для дела Божьего. Однако подчеркнем еще раз: речь идет о веществах чистых, драгоценных, прекрасных — такие же способности, чувства и мысли имеются здесь в виду.

…Перейдем теперь к рассмотрению общего вида Скинии и соответствия ее строения устройству нашего внутреннего человека. Напомним прежде всего слова апостола Павла из третьей главы Первого послания к Коринфянам. Завершая рассуждение о приношении на дело Божье различных веществ и материалов, апостол вопрошает:

Разве не знаете, что вы Храм Божий и Дух Божий живет в вас? 
     Если кто разорит Храм Божий, того покарает Бог: ибо Храм Божий свят; а этот Храм — вы. (I Кор. 3, 16–17)

Значит, все устройство как походной Скинии, так и Храма Соломонова (III Цар. 6, 1–38) символизирует наш внутренний мир, который предназначен стать обителью Духа Божьего. Однако почему же тогда Господь повелевает построить Ему обитель вещественную?

Мы уже упоминали о том, что Закон, написанный на каменных скрижалях, входил в противоречие с тем, что многие чувствовали в своем сердце. Ведь Закон был написан на скрижалях, а не на сердцах (ср. Иер. 31, 31–33)! И вот человек читает: «Не укради», а в сердце ощущает желание украсть; читает: «Не убивай», а сам гневается и хочет убить и т. д. Невозрожденное сердце, сердце ожесточенное, сердце «каменное» (Иез. 11, 19) противится Закону Божьему. И поэтому обе скрижали, одна из которых содержала заповеди о любви к Богу, а вторая — заповеди о любви к ближнему, как бы постоянно обвиняли человека. Они показывали ему, в каком состоянии находится его внутренний мир, насколько далек он от Господа, как усиленно и упорно следует ему очищаться, чтобы приблизиться к служению Всевышнему. Бог не мог обитать в сердцах, не очищенных Святым Духом, в сердцах, противящихся Его присутствию. И тогда Он повелел Моисею сделать Скинию, чтобы в ней обитал Дух Божий, присутствовала Шехина́ (слово происходит от того же глагола «шахан» — «обитать», «жить», «нисходить», что и слово «Мишкан» — «Скиния»). Это был походный Храм, один взгляд на который должен был напоминать о святости. Извне Скиния походила на огромную палатку из множества кож и покровов, окруженную двором.

Представим, что́ наблюдал человек, сперва приближаясь к Скинии, а затем вступая в нее — так нам будет легче понять ее устройство. Прежде всего человек извне видел огромную ограду двора Скинии (Исх. 27, 9–18). И пока он оставался вне двора, все внутреннее пространство оставалось для него незримым: оно было скрыто материей, целиком завешено от взора. Множество завес… Так человек, пытаясь постичь духовный мир, видит вначале одни лишь завесы. Собственно говоря, сама наша плоть является завесой, не дающей узреть мир духовный. В Послании к Евреям об этом сказано так:

Итак, братия, имея дерзновение входить во Святилище посредством крови Иисуса Христа, путем новым и живым,  
     Который он вновь открыл нам через завесу, то есть плоть свою,
     И имея великого Священника над домом Божьим,  
     Да приступаем с искренним сердцем, с полною верою, кроплением очистив сердца от порочной совести и омыв тело водою чистою… (Евр. 10, 19–22)

— плоть названа здесь «завесой», закрывающей от нас невидимый мир.

Когда же человек входит внутрь двора Скинии, он должен пройти через ворота, представляющие собой завесу, утвержденную на четырех столбах (Исх. 27, 16). Связанная с четырьмя столбами символика многообразна: это и четыре буквы непроизносимого имени Божьего, и четыре стороны света, и четыре евангелия, и соединение для служения Господу четырех способностей — ума, памяти, чувства и воли…

Во дворе вошедший видит перед собой медный жертвенник, на котором приносятся в жертву животные (Исх. 27, 1–8). Иначе как через жертву никто не может приблизиться к святому месту, не может соединиться с Богом, не может узреть Его дела и Его пути. Жертвоприношения прообразно указывают на великую Голгофскую жертву, через которую каждый, «приступающий к Скинии», может очистить сердце от грехов.

Животные символизируют телесные силы человека: без умерщвления их «самости», без овладения ими и без «возложения» их на алтарь Божий человек остается еще во многом в животном состоянии, и о дальнейшем приближении его к обители Бога не может быть и речи.

Итак, человек проходит мимо жертвенника. А между жертвенником и входом в Скинию стоит умывальник. Вошедший должен, принеся жертву, омыть руки и ноги (Исх. 30, 18–21). В ветхозаветные времена это относилось к священникам. После принятия жертвы новозаветной — жертвы Христа — надлежит «очищать» (исправлять) свои дела («руки») и свои пути («ноги»), постоянно стремиться к тому, чтобы Духом Святым очищались мысли и чувства. Об изготовлении умывальника сказано так:

И сделал умывальник из меди, и подножие его — из меди с изящными изображениями, украшающими вход Скинии собрания. (Исх. 38, 8)

Однако древнееврейский оригинал говорит, что умывальник был изготовлен במראת הצבאת ‹бэ-мар'о́т hа-цов'о́т› — «из зеркал собирающихся» (имеются в виду женщины, сходящиеся у Скинии). Умывальник, будучи изготовлен из медных зеркал, свидетельствует об очищении, происходящем, когда человек вглядывается в Закон Божий и в самого себя:

Ибо кто слушает слово и не исполняет, тот подобен человеку, рассматривающему природные черты лица своего в зеркале:           
     Он посмотрел на себя, отошел и тотчас забыл, каков он. (Иак. 1, 23–24)

И вот человек входит в Скинию (реально это было позволено лишь священникам — потомкам Аарона). Он видит перед собой теперь уже золотой жертвенник, с которого ввысь поднимаются струи благовонного фимиама (Исх. 30, 1–8). Священники приносили на нем в жертву особую смесь благовоний, сжигая их на огне, и Скиния наполнялась благоуханием (Исх. 30, 34–38). Фимиам символизирует молитвы святых, ибо он поднимается вверх, подобно восходящей к Богу молитве (Откр. 8, 3–4). Благовонные вещества означают чистые, светлые мысли и чувства, которые, воспламеняясь любовью, становятся молитвами и восходят к престолу Господню…

«Совершив воскурение», т. е. погрузившись в молитву, вошедший в Скинию видит слева от себя семисвечный светильник, а справа — золотой стол с «хлебами предложения» (Исх. 25, 23–40). Господь повелел Моисею сделать золотой светильник, с обеих сторон которого выходят по три ветви, соединенные седьмой, центральной (подобный светильник и по сей день можно видеть в алтаре любой православной церкви. Древнейшие его изображения обнаружены археологами на памятниках, относящихся к эпохе объединенного Израильско-Иудейского царства. Его можно увидеть и на триумфальной арке Тита, воздвигнутой в 73–74 гг. н. э. в честь победы Рима над Иудеей). Семисвечник означает семь даров Духа Святого (Ис. 11, 1–2; Откр. 4, 5), семь Дней творения, а также семеричное членение человеческой истории в соответствии с семью заветами (с Адамом, Ноем, Авраамом, Моисеем, Давидом, а также Новый завет и Вечный завет в Царстве Божьем. Иначе говоря, он отражает таинственную семеричную структуру мира. И над каждой ветвью поднимается пламя. Светильник, называемый מנורה ‹менора́›, горит в Храме постоянно, ибо в Скинии находится «свет жизни» (Иоан. 1, 4–5).

«Хлеба предложения», как бы «предложенные» Богу и названные לחם הפנים ‹лэ́хем hа-пани́м› — буквально «хлеб лица», символизируют «хлеб живой, сшедший с небес»: «хлеб» Слова Божьего и «свет» Слова Божьего видит человек в Скинии (Иоан. 6, 32–35; 8, 12).

И далее перед ним находится завеса с вытканными на ней херувимами, которая отделяет самую священную часть Скинии — Святое святых (Исх. 26, 31–33 и 36–37). Четыре столба, на которых висит завеса Святого святых, означают имя Господне (Тетраграмматон), в то время как пять столбов, поддерживающих завесу входа Скинии, символизируют Пятикнижие Моисеево или же пятибуквенное имя אלהים ‹Элоhи́м›. Туда, в священнейшую часть Скинии, где обитает Дух Божий и откуда Он говорит людям, первосвященник входил только один раз в год (в День Очищения) с кровью жертвенных животных, чтобы очистить Скинию собрания посредством приносимых жертв от грехов, как бы «накапливающихся» в течение целого года (Лев. 16, 2–34).

Каким же образом грехи «остаются» в Скинии до ежегодного Дня Очищения? Человек приносит жертву, возлагая руки на ее голову, жертва закалается, кровь ее проливается, и вина как бы «условно прощается» человеку (см. Лев. 4, 20; 26; 31; 35). Однако сам грех, «нечистота» его, остается внутри Скинии до Дня Очищения, во время которого первосвященник входит в Святое святых с кровью очистительной жертвы.

В Святом святых находится ковчег Божий. Ковчег — покрытый золотом ящик из дерева ситтим, в который положены две скрижали Закона с Десятью Заповедями. Над ним находится сделанная особым образом крышка с двумя херувимами — крылатыми человекообразными существами, о которых мы подробно говорили выше. Ковчег постоянно скрыт. Первосвященник может видеть его один раз в году, войдя в Святое святых (Исх. 25, 10–21). Бог сказал Моисею:

…Там Я буду открываться тебе и говорить с тобою над крышкою, посреди двух херувимов, которые над ковчегом откровения, о всем, что ни буду заповедовать чрез тебя сынам Израилевым. (Исх. 25, 22)

Именно оттуда слышал Моисей, а через него и весь народ голос Божий.

Для чего же это так подробно описано и какое отношение имеет к нам? Для чего создан Храм, для чего воздвигнута Скиния? Обращаясь к последователям Иисуса Христа, апостол учил их:

Разве не знаете, что вы Храм Божий, и Дух Божий живет в вас?
     Если кто разорит Храм Божий, того покарает Бог: ибо Храм Божий свят; а этот Храм — вы. (I Кор. 3, 16–17)

— ср. I Кор. 6, 19; II Кор. 6, 16; Римл. 8, 14–16.

Итак, тот Храм, который был воздвигнут в пустыне, символизировал человека. О предназначении человека апостол говорит так:

Какая совместность Храма Божия с идолами? Ибо вы Храм Бога живого, как сказал Бог: вселюсь в них и буду ходить в них; и буду их Богом, и они будут Моим народом. (II Кор. 6, 16)

При сотворении Адама Бог Духом Святым вселился в его сердце. Адам находился в общении с Богом — для этого он и был создан. Да, именно для «прилепления к Богу», а не для того, чтобы жить обособленно и эгоистически. До грехопадения Адам пребывал «в свете жизни», «ходил с Богом». И цель всей истории спасения — восстановить общение человека с Богом.

Скиния, о которой мы говорим, была переносной. Все вещи, относящиеся к ней, несли левиты на своих плечах или перевозили на повозках (Числ. 4, 1–49; 7, 6–9). Странствующая Скиния есть образ человека как Храма Божьего, человека духовного, передвигающегося по земле, но ощущающего в сердце своем небо — Божественное присутствие. И прежде всего именно с этой точки зрения мы должны рассматривать подробности, относящиеся к построению Скинии.

О цели ее возведения Бог сказал:

И устроят они Мне Святилище, и буду обитать посреди них… (Исх. 25, 8)

«Посреди них» — по-древнееврейски בתוכם ‹бэтоха́м›, что можно понять и как «внутри них». «Построят святилище» и «буду обитать»… Сначала строится Святилище внешнее, а потом человек по подобию этого Храма должен устроить «внутреннее Святилище» в себе самом.

…Все, как Я показываю тебе — и образец Скинии, и образец всех сосудов ее,— так и сделайте.
     Сделайте ковчег из дерева ситтим… (Исх. 25, 9–10)

Упомянутое тут שטים ‹шитти́м› (ситтим) — прочное нестареющее дерево, разновидность акации (египетская акация). Итак:

Сделайте ковчег из дерева ситтим: длина ему два локтя с половиною, и ширина ему полтора локтя, и высота ему полтора локтя;      
     И обложи его чистым золотом…          
     И вылей для него четыре кольца золотых, и утверди на четырех нижних углах его…     
     Сделай из дерева ситтим шесты и обложи их золотом;       
     И вложи шесты в кольца…       
     В кольцах ковчега должны быть шесты и не должны отниматься от него. (Исх. 25, 10–15)

Почему нельзя вынимать шесты из колец? Причина в том, что в любой миг Господь может сказать: «Вставайте и отправляйтесь в путь!» И тогда левиты должны тотчас разобрать («сложить») Скинию, взять ковчег на плечи и идти с ним туда, куда укажет Господь. Так и человек духовный должен каждый миг повиноваться Божьему слову…

И положи в ковчег откровение, которое Я дам тебе.          
     Сделай также крышку из чистого золота: длина ее два локтя с половиною, а ширина ее полтора локтя… (Исх. 25, 16–17)

Крышка плотно прилегает к ковчегу — ковчег постоянно закрыт. Ничей взор, вообще ничто извне не должно проникать в священнейшую обитель Закона Божьего. Ковчег, по слову апостола, соответствует сердцу человека:

…Вы показываете собою, что вы — письмо Христово, через служение наше написанное не чернилами, но Духом Бога живого, не на скрижалях каменных, но на плотяных скрижалях сердца. (II Кор. 3, 3)

В одном из псалмов говорится о сердце, закрытом для всего, кроме Божественных внушений:

В сердце моем сокрыл я слово Твое, чтобы не грешить пред Тобою. (Пс. 118, 11)

Если у невозрожденного человека сердце «враждует против Закона Божьего» (Римл. 8, 7), то у того, кто вступает в Новый завет с Господом, Закон пишется на сердце, становится важнейшей частью внутренней жизни (Иер. 31, 31–33; Евр. 8, 8–10). Тогда любовь к Богу и ближнему наполняет его, и человек радостно следует Закону, не противится ему, а, наоборот, будучи теперь в состоянии его исполнять, сам всем сердцем желает этого (Римл. 8, 3–4). Крышка, плотно закрывающая ковчег, указывает на то, что происходит в сердце, стремящемся к исполнению заповедей — на ту область духовной жизни, куда не должен проникать ничей взор, ничто постороннее, ибо там пребывает лишь слово Божье…

Не случайно сказано и следующее:

…Положи крышку на ковчег сверху, в ковчег же положи откровение, которое Я дам тебе… (Исх. 25, 21)

В Библии каждое слово находится на своем месте. Почему здесь не указан привычный порядок действия: сначала положить откровение в ковчег, а потом уже закрыть его крышкой? Почему эти действия должны совершаться в обратном порядке? И как можно вложить что-либо в закрытый ковчег?

Здесь содержится особое указание. Ковчег нашего сердца сначала нужно плотно «закрыть» для всего недостойного и злого, чтобы ничто нечистое не могло войти в него; и только после этого Бог сверхъестественным образом влагает «святые скрижали», содержащие заповеди о любви к Богу и ближнему, в наше сердце… Если мы не поступим именно так, то сердце наше не станет ковчегом Божьим, не сможет вместить Его заповедей. Псалмопевец говорит:

Потеку путем заповедей Твоих, когда Ты расширишь сердце мое. (Пс. 118, 32)

В Книге Екклесиаст сказано, что Бог, сотворив мир, вложил его в сердце человека:

Все соделал Он прекрасным в свое время и вложил мир в сердце их, хотя человек не может постигнуть дел, которые Бог делает, от начала до конца. (Еккл. 3, 11)

Древнееврейское עלם ‹ола́м› — «мир», «вселенная» — происходит от глагола עלם ‹ала́м› — «скрывать», т. е. вселенная есть «сокрытость» мироздания, «утаенность» той цельности пространственно-временной реальности, которая создана Всевышним. И весь мир, вся вселенная, находится в нашем сердце. Однако сердце наше часто бывает «узко», «сжато», его «пределы» стеснены, ограничены эгоизмом и невежеством. Оно окружено злом, наполнено ненавистью и завистью:

Лукаво сердце человеческое более всего и крайне испорчено; кто узнает его? (Иер. 17, 9)

Поэтому мы не объемлем «мира», потенциально заключенного в сердце, не постигаем замысла Божьего и не «течем» путем заповедей Его. Словом «потеку» переведено ארוץ ‹ару́ц› — «побегу», указывающее на постоянное преуспеяние в духовном развитии:

Не знаете ли, что бегущие на ристалище бегут все, но один получает награду? Так бегите, чтобы получить.         
     Все подвижники воздерживаются от всего: те для получения венца тленного, а мы — нетленного. 
     И потому я бегу не так, как на неверное, бьюсь не так, чтобы только бить воздух; 
     Но усмиряю и порабощаю тело мое, дабы, проповедуя другим, самому не остаться недостойным. (I Кор. 9, 24–27)

«Потеку путем заповедей Твоих…» Когда? — «…Когда Ты расширишь сердце мое». Сердце человека должно «расшириться», чтобы объять любовью весь мир. Если человек «вмещает любовью» одного только себя, это свидетельствует о крайней узости восприятия, «тесноте» в сердце.

Есть, однако, и такие люди, которые даже себя не любят. А если не любят себя, то ближнего, «как самого себя», и подавно полюбить не могут. Прежде всего в себе самом надо осознать и полюбить главное, высочайшее — образ Божий!.. Человек может также «возлюбить» только самых близких: родителей, жену, мужа, детей, братьев… Уже это, конечно, намного «расширяет» сердце в сравнении с любовью к себе одному. Можно также любить только свою деревню, свой город или свой народ. Наконец, сердце может так неизмеримо «расшириться», что станет способным вместить всех людей, все живые существа. Только тогда человек действительно осуществит сказанное:

Потеку путем заповедей Твоих… (Пс. 118, 32)

Исполнение заповедей — это осуществление любви, наполняющей сердце возрожденного человека. О такой именно любви рассказал Борис Пастернак в своем стихотворении:

                                            РАССВЕТ

                               Ты значил все в моей судьбе.
                               Потом пришла война, разруха.
                               И долго-долго о Тебе
                               Ни слуху не было, ни духу.

                               И через много-много лет
                               Твой голос вновь меня встревожил.
                               Всю ночь читал я Твой Завет
                               И как от обморока ожил.

                               Мне к людям хочется, в толпу,
                               В их утреннее оживленье.
                               Я все готов разнесть в щепу
                               И всех поставить на колени.

                               И я по лестнице бегу,
                               Как будто выхожу впервые
                               На эти улицы в снегу
                               И вымершие мостовые.

                               Везде встают, огни, уют,
                               Пьют чай, торопятся к трамваям,
                               В теченье нескольких минут
                               Вид города неузнаваем.

                               В воротах вьюга вяжет сеть
                               Из густо падающих хлопьев,
                               И, чтобы вовремя поспеть,
                               Все мчатся недоев-недопив.

                               Я чувствую за них за всех,
                               Как будто побывал в их шкуре,
                               Я таю сам, как тает снег,
                               Я сам, как утро, брови хмурю.

                               Со мною люди без имен,
                               Деревья, дети, домоседы.
                               Я ими всеми побежден,
                               И только в том моя победа.

…Вернемся, однако, к устройству ковчега. Крышка его описана более подробно:

…И сделай из золота двух херувимов: чеканной работы сделай их на обоих концах крышки;        
     Сделай одного херувима с одного края, а другого херувима — с другого края; выдавшимися из крышки сделайте херувимов на обоих краях ее;    
     И будут херувимы с распростертыми вверх крыльями, покрывая крыльями своими крышку, а лицами своими будут друг к другу: к крышке будут лица херувимов. (Исх. 25, 18–20)

Итак, с двух сторон ковчега должны быть сделаны изображения херувимов. О сотворении ангелов не сказано в Библии. Однако в словах

…И отделил Бог свет от тьмы. 
     И назвал Бог свет днем, а тьму ночью… (Быт. 1, 4–5)

предание усматривает указание на разделение светлых, ангельских, сил — и падших, темных, сатанинских. Херувимы (согласно тому же преданию, один из высших ангельских чинов) впервые упомянуты в связи с изгнанием первых людей из рая (Быт. 3, 24). Именно тогда поставлены были херувимы (כרבים ‹керуви́м› — множественное число от כרוב ‹керу́в›, но в греческом тексте Септуагинты, а через него и в Синодальном переводе, слово «херувим» стало передаваться как форма единственного числа) для охраны Едемского сада, чтобы согрешивший Адам не смог проникнуть туда вновь.

Итак, Господь повелел Моисею сделать по краям крышки двух херувимов, которые простирают крылья, как бы готовясь взлететь… Этим они символизируют духовный полет, ту внутреннюю окрыленность, без которой человек не в состоянии услышать и уразуметь слово Божье. Душа должна быть окрылена, чтобы устремиться ввысь, стряхнув с себя прах мира сего. Она призвана подняться к Богу «на крыльях», и это восхождение должно свершиться в нашем сердце, ибо «ковчег со скрижалями» — образ человеческого сердца.

Как же были расположены херувимы? Они помещались с двух сторон крышки, и между их крыльями оставался просвет в виде человеческого сердца. Изображение сердца оказывалось над самим ковчегом, а крыльями херувимы «осеняли» Закон Божий, как бы «охраняли» его, «не давая» приблизиться к ковчегу ничему постороннему. Лица же их были обращены друг к другу и наклонены к крышке, т. е. они одновременно «смотрели» друг на друга и на хранимые в ковчеге скрижали, как бы видя их сквозь крышку. Они преклонялись перед Законом Божьим — скрижалями завета — и друг перед другом, почитая в себе подобном образ Божий…

…Когда ученики Иисуса Христа пришли к его пустой гробнице, они увидели двух ангелов. Один сидел в бывшем изголовье Иисуса, а другой — с противоположной стороны. Иоанн, говоря об этом, описывает

…Двух ангелов, в белом одеянии сидящих, одного у главы и другого у ног, где лежало тело Иисуса. (Иоан. 20, 12)

Лука же передает слова этих ангелов ученикам:

Когда же недоумевали они о сем, вдруг предстали перед ними два мужа в одеждах блистающих.          
     И когда они были в страхе и наклонили лица свои к земле, сказали им: что вы ищете живого между мертвыми? 
     Его нет здесь: он воскрес; вспомните, как он говорил вам, когда был еще в Галилее,         
     Сказывая, что Сыну Человеческому надлежит быть предану в руки человеков грешников, и быть распяту, и в третий день воскреснуть. (Лук. 24, 4–7)

Несомненно, ученики, воспитанные в иудейской традиции и хорошо знакомые с Пятикнижием Моисеевым, узнали показанную им символическую картину. Два ангела — это изображение тех же двух херувимов, обращенных лицами друг к другу. Место, где лежало тело Иисуса, освятилось, потому что его тело, как при жизни на земле, так и после воскресения, представляло собой духовный Храм, ту Скинию, в которой обитал Дух Божий.

Два херувима, обращенные лицами к ковчегу и друг к другу, означают любовь к Богу и любовь к ближнему. Глядя как бы сквозь крышку, они словно прозревают Десять Заповедей Божьих своим духовным зрением. Это два любящих Бога и друг друга духовных существа. Именно о такой любви к Богу и ближнему говорит апостол Иоанн:

Что мы любим детей Божьих, узнаëм из того, что любим Бога и соблюдаем заповеди Его. 
     Ибо это есть любовь к Богу, чтобы мы соблюдали заповеди Его; и заповеди Его нетяжки. (I Иоан. 5, 2–3)

В немногих простых словах показано здесь нераздельное единство любви к Богу, любви к ближнему и соблюдения заповедей:

Кто говорит: «Я познал Его», но заповедей Его не соблюдает, тот лжец… (I Иоан. 2, 4)

Тот, кто утверждает, что любит Бога, а ближнего при этом не любит,— тоже лжец, потому что его ближний сотворен Богом и по образу Божьему:

Кто говорит: «Я люблю Бога», а брата своего ненавидит, тот лжец: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит? (I Иоан. 4, 20)

И тот, кто утверждает, будто любит человека, а Бога при этом не любит, также на поверку оказывается лжецом, потому что только заповеди Господни научают истинной любви к человеку. Например, пьяница, спаивая своего друга, считает, что тем самым проявляет любовь к нему, ибо не знает и не любит Бога, не исполняет Его заповеди. Нет любви к человеку без исполнения заповедей Божьих. Нет и любви к Богу без любви к человеку и исполнения заповедей. Нет и исполнения заповедей без любви к Богу и человеку:

…Итак, любовь есть исполнение Закона. (Римл. 13, 10)

Все заповеди Закона Божьего направлены к любви и научают ей. И все 613 заповедей Торы содержатся в одном речении: «Люби Бога и люби ближнего». Поэтому апостол и говорит:

Ибо весь Закон в одном слове заключается: люби ближнего твоего, как самого себя. (Гал. 5, 14)

Однако, основываясь на этом изречении, некоторые утверждают, будто Закон «устарел»: мы, мол, будем любить ближнего, а Закон исполнять излишне… Но ведь греческий глагол πεπληρωται ‹пепле́ротай›, переведенный здесь как «заключается», значит также и «исполняется», «дополняется». В каком же смысле данный глагол применен в приведенном стихе? Во-первых, каждая заповедь Закона действительно «исполняется», т. е. достигает полноты исполнения, осуществления, именно в любви. И, во-вторых, любовь — это как бы пространство, включающее в себя, содержащее в себе все множество заповедей, подобно помещению, в котором находится множество людей. Иисус Христос неоднократно говорил о необходимости соблюдения даже таких заповедей, которые на первый взгляд могут показаться незначительными, однако без них любовь к Богу и ближнему не достигает полноты (Матф. 5, 19; 23, 23; Лук. 11, 42).

Такова библейская диалектика чувства (любви), состояния (праведности) и долга (исполнения заповедей)…

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел библиология