Гальбиати Э. Пьяцца А. Трудные страницы Библии. Ветхий Завет

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава V Толкование Быт. 1-3 и церковное предание

Состояние вопроса

45.— При чтении предшествующих страниц, посвященных толкованию первых трех глав книги Бытия, у кого-нибудь может появиться искушение обвинить современных экзегетов в измене традиционному учению Церкви, и даже может случиться так, что еще кто-нибудь злонамеренно предположит, что сама Церковь меняет свое учение из элементарного оппортунизма.

Чтобы устранить это затруднение, напомним, что в учении Отцов Церкви и вообще людей Церкви, следует различать то, что сообщается, как откровенная истина, которую можно пытаться понять глубже, но не изменять, и то, что сообщается, как общее мнение, которого никто не оспаривает, потому что нет повода оспаривать в нем что-либо, поскольку оно не считается обязательным с точки зрения веры.

В наше время все говорят, например, о трех волхвах, но никто не считает, что это число, которого нет в Евангелиях, является истиной веры.

Точно так же ничего удивительного не было бы, если бы все понимали буквально шесть дней творения в то время, когда не было никаких оснований думать иначе. А между тем этого толкования нет в официальных догматических документах (определения, исповедания веры, анафематствования), и никогда в писаниях Отцов Церкви оно не фигурировало в качестве обязательного с точки зрения веры. Тот, кто знаком с патриcтической литературой, легко может провести разграничительную линию между догматическим учением и общим мнением, обратив внимание на неодинаковое отношение Отцов Церкви к различным вопросам. Когда вопрос касается вероучения, мы видим большое единодушие и твердость позиции всякий раз, как возникает иное мнение. Когда же речь идет просто об общих мнениях, легко видеть, как свободно возникают различные точки зрения даже у величайших Учителей Церкви.

Конечно, по некоторым, сначала менее ясным, доктринальным вопросам единодушие было достигнуто позже, когда и пришли к соответствующим определениям, но этого нельзя отнести к толкованию первых трех глав книги Бытия уже потому, что в них нет догматического содержания.

В подтверждение нашей точки зрения приведем несколько примеров.

Эпоха Отцов Церкви 46.— 1) Сотворение мира в шесть дней толкуется аллегорически уже в Послании Варнавы (15, 4), древнейшем памятнике (96—98 или 117 г.), очень чтимом в ранней Церкви: «Рассмотрите со вниманием, что означают слова окончил в шесть дней. Это значит, что через шесть тысяч лет Господь приведет к окончанию всякую вещь... и почил в седьмой день; это значит: когда Сын Его придет положить конец временам нечестия, судить нечестивых... тогда со славою почиет в седьмой день»138. Климент Александрийский (ум. около 215 г.) вводит идею об одновременном творении, в Библии описанном как последовательное, с целью показать, в каком отношении находятся друг к другу все вещи139 . Это мнение поддержал, в числе других, бл. Августин140, толкующий аллегорически последовательность и расположение дел шести дней. Ориген (ум. 254), указывая на невозможность существования шести дней в астрономическом смысле прежде сотворения солнца и луны, которые появились только на четвертый день, дает аллегорическое толкование всего рассказа: он устанавливает для отдельных материальных созданий соответствующее число духовных сущностей141 . Латинскому средневековью было известно толкование бл. Августина, и св. Фома Аквинский142 признает его законность: «Первое из этих объяснений, принадлежащее Августину, более тонкое, оно более пригодно для апологии Писания; второе, принадлежащее другим святым, более доступное и больше соответствует поверхностному буквальному смыслу. Впрочем, так как ни одно, ни другое не противоречит истине веры, и контекст согласуется с тем и другим смыслом, чтобы не наносить ущерба ни тому, ни другому, мы поддерживаем оба и приводим доказательства».

Так как в Предании нет единства взглядов на толкование рассказа о сотворении мира, то нельзя считать незаконным новшеством понимание «шести дней», как художественного приема, основанного на более точных сведениях о древних литературах.

2) — Сотворение прародителей не вызвало значительных разногласий, так как древние не видели в этом вопросе особых трудностей, однако, некоторые расхождения все же есть.

Св. Амвросий написал целую книгу о рае, в которой он дает соответствующим фактам довольно смелое аллегорическое толкование: «Многие думают, что рай есть душа человека, в которой взошли ростки добродетели. Человек, поставленный возделывать и охранять рай, есть ум человека, сила которого, по-видимому, возделывает душу... Полевые животные и птицы небесные, приведенные к Адаму, это наши неразумные поступки... Поэтому не нашлось никакого помощника, равного нашему уму, кроме чувства...»143, Ева, происшедшая от Адама, и есть чувство, которое ум находит близким себе — толкование, восходящее к Филону Александрийскому144.

При своем обращении бл. Августин извлек пользу из аллегорической экзегезы в стиле святого Амвросия. Драгоценным памятником этого периода Августиновской экзегезы является его «De Genesi contra Manichaeos» («0 книге Бытия против манихеев») (390 г.), в котором мы находим любопытное толкование праха земного, из которого был взят Адам. «Излишне разыскивать, из чего Бог сделал тело человека. Может быть, здесь говорится о человеке, как душе и теле, и в таком случае слова «прах земной» весьма пригодны для обозначения смеси из души и тела; как, действительно, вода собирает, пропитывает и задерживает землю, когда образуется грязь, так и душа, оживляя телесное вещество, приводит его в стройное единство и не позволяет ему распадаться и рассыпаться»145.

О сотворении Евы: «Человек внутренним зрением (сон Адама) видит, что в душе есть область рациональная (Адам) и область чувств (Ева), которая должна подчиниться рациональной. Неизвестно, имеет ли библейский рассказ также и объективное значение, т. е. только ли рассказано обо всем в образах, или все было сделано так, чтобы быть образным»146.

Позже (401—415) бл. Августин изменил способ толкования, но нет сомнения, что, когда он следовал примеру своего учителя Амвросия, он ничуть не рисковал вступить в противоречие с догматической традицией. И в новом толковании, которое он называл «буквальным» («ad litteram»), он пишет слова, которые следует тщательно взвесить: «Не следует думать, как делают некоторые, что человек есть главное творение Бога, ибо об остальных вещах Он сказал и они возникли, тогда как человека Он создал Сам; это так, ибо Он ссоздал его по Своему образу». Он не знает, извлек ли Бог Адама из земли внезапно и взрослым или это происходило также, как сейчас, когда плод созревает положенное время в материнском чреве147. Поэтому от библейского антропоморфизма совершенно ничего не остается.

47.— 3) Качество греха Адама подвергалось разнообразным толкованиям у многих Отцов. Вот некоторые примеры.

По Клименту Александрийскому (ум. около 215) прародители, еще в юности, предвосхитили совершение брака148.

По св. Григорию Назианзину (ум. 390) дерево греха есть «теория» или созерцание божественных вещей, запрещенное несовершенным, но доступное совершенным149.

Св. Григорий Нисский (ум. 394) замечает, что в раю в своем привилегированном состоянии прародители не нуждались в материальной пище; дерево жизни есть добро без примеси зла; дерево познания добра и зла есть добро с примесью зла, так как зло есть не что иное, как добро с изъяном. Поэтому оба дерева помещены в одном и том же месте посреди рая: второе это то же первое, которому только чего-то недостает150 .

Подобный способ толкования никогда не отвергался греческой Церковью, о чем свидетельствует утверждение Анастасия Синаита (ок. 640—700), что истинная природа двух райских деревьев совершенно неизвестна и знание ее не является необходимым для Церкви151. О том же еще в большей степени свидетельствует тот факт, что аллегорическое толкование значения деревьев было, так сказать, канонизировано в Богословской Сумме св. Иоанна Дама-скина (ум. 750 г.), последнего Отца Церкви и первого греческого богослова. Он принял существование материального рая, как субстрата рая духовного, в котором находился Адам, неподвластный материальным законам питания и размножения. Дерево жизни есть Бог, созерцаемый непосредственно или через творения; дерево познания есть познание самого себя, опасное для тех, кто неопытен в созерцании Бога; или же это материальная и приятная пища, превращающая нас в продукт разложения152.

Сирийская Церковь имела в лице св. Ефрема (ум. 375) выдающегося сторонника буквального толкования. Однако и в его произведениях, в местах, может быть, принадлежащих другому автору, допускается аллегорическое толкование: в раю текут духовные воды, орошающие духовные деревья153. «Если бы наши прародители повиновались заповеди, Бог стал бы для них познанием добра и жизнью, и они возвысились бы до сладости созерцания (теория), которое заключено в дереве жизни, которое есть Бог, единый в трех лицах»154 .

Подобное толкование мы находим и в некоторых высказываниях Иакова Эдесского (ок. 700), собранных в «Цепи» монахом Севере Эдесским (ок. 800), из которых мы процитируем следующие знаменательные слова: «В действительности прародители вообще не видели Бога, Он не говорил с ними словами, не делал для них никаких одежд, ни одевал их, но таково обыкновение св. Писания — описывать действительность, которая неизвестна из опыта, при помощи того, что узнается и выражается в опыте»155. Возможно, именно потому, что это пишет семит, он так глубоко прозревает литературные особенности первых глав книги Бытия.

В Западной Церкви мы встречаем толкование св. Амвросия (ум. 397), определенно исключающее буквальный смысл. Он вопрошает, возможно ли, чтобы дьявол находился в раю (земном). И сам отвечает, что это невозможно, но если этот ответ не удовлетворяет, то имеется другое объяснение. Змей есть образ наслаждения; наслаждение искушает чувство, запечатленное в Еве, которая в свою очередь искушает мужа, т. е. разум, запечатленный в Адаме156. Когда уже в старости Амвросий писал некоему Сабину, попросившему его дать толкование земного рая, он повторил еще более ясно то же самое толкование157,подтвердив тем самым, что это его окончательное мнение.

Бл. Августин, комментируя первые главы книги Бытия и возражая манихеям, дает довольно аллегоричное и очень проницательное толкование. Земной рай есть блаженство человека; дерево жизни — мудрость, дерево познания — свободная воля. Дьявол вошел в рай — если это было некое место — не видимым образом, но через мысли и внушения, и тот факт, что сначала он искушал женщину, отражает психологический процесс, в котором чувство уступает первым, увлекая затем за собой разум (как у св. Амвросия)158. Мы уже заметили, что позже Августин отказался от этого объяснения, и дал мудрое буквальное толкование, в котором избегает всякого антропоморфизма и предлагает гениальное разрешение всех трудностей.

Таким образом, оказалось, что все латинские толкования средневековья и нового времени не нашли ничего лучшего, как переписывать объяснения бл. Августина. И это — главная причина, по которой другие объяснения остались почти неизвестными латинскому миру. Однако сам бл. Августин в этом своем творении159 допускает возможность другого объяснения первого грехопадения. Вот его слова:

«Я знаю, что некоторые держатся следующего мнения: жажда знания добра и зла победила своим нетерпением этих людей и пожелала получить преждевременно то, что по благоразумному замыслу должно было придти к ним позже. Искуситель сделал так, что они, овладев преждевременно тем, что им еще не полагалось иметь, оскорбили Бога; и вот они в наказание были лишены возможности пользоваться тем, чем могли бы пользоваться с выгодой для себя, если бы дождались надлежащего времени, как было угодно Богу. В таком случае, если понимать это дерево не буквально, как настоящее дерево с настоящими плодами, но как образ, то такой взгляд оказался бы соответствующим истинной вере и истине (habeat exitum aliquem rectae fidei veritatique probabilem)».

48.—4) Экзегеза Антиохийской школы. В предшествующих параграфах мы намеренно собрали и сопоставили толкования Отцов Церкви, наиболее отличающиеся друг от друга и часто совсем неправдоподобные, чтобы подчеркнуть отсутствие того единогласия, которое есть закон веры.

Но чтобы отвести обвинения в избирательности и принимая во внимание важность вопроса, мы приведем также соображения представителей Антиохийской школы (IV, V вв.), которым принадлежит особое место среди экзегетов, придерживающихся в максимально возможной степени собственно буквального смысла в толковании первых трех глав книги Бытия.

Особая роль этих Отцов Церкви обусловлена тем, что они не только цитируют определенные места из Библии, поясняя — подобно большинству — что здесь и помыслить нельзя ни о чем, кроме прямого смысла, но вместе с тем и решают вопрос об отношении между рассказом и действительностью, выступая против Оригена и сторонников его метода аллегорического толкования.

Возражая сторонникам аллегорического толкования, они единодушно полагают, что рай Адама находится не на небе, а на земле160 и отождествляют райские реки с четырьмя величайшими реками известного тогда мира161, вытекающими из одного источника в Эдеме и затем после долгого пути под землей выходящими на поверхность в четырех различных местах.

Естественно, они утверждают, что райские деревья реальны, отождествляя дерево познания с обыкновенным деревом, которое названо таким таинственным именем, только потому, что дало повод проявиться греху непослушания162. По поводу кожаных одежд (Быт 3, 21) они единодушно опровергают идею Оригена, что они обозначают смертное тело прародителей, или же саму подвластность смерти, вошедшую в тела после грехопадения, как думали — во избежание ошибочного мнения о предсуществовании душ — некоторые правоверные поклонники Оригена; но все-таки Антиохийцы не единодушны, когда различным образом толкуют происхождение этих кож163.

Следует отметить, что, проявляя единодушие в опровержении как аллегории, так и ряда деталей, таких, как упомянутые выше, антиохийцы значительно расходятся в богословском толковании грехопадения.

В самом деле, на главный вопрос: «что изменилось в человеке вследствие грехопадения?» два великих представителя Антиохийской школы, Св. Иоанн Златоуст (ум. 407) и Феодор Мопсуетский (ум. 428), дают два диаметрально противоположных ответа. Первый, соблюдая верность взгляду других великих восточных учителей, не разделяемому, как мы видели, лучшими богословами всех времен, утверждает, что прародители до грехопадения находились в состоянии «ангельском», будучи «непорочными и бессмертными», свободными от природных потребностей164, так что даже размножение рода человеческого, соответствующее законам физиологии, становится следствием грехопадения165. Совершенно противоположного мнения придерживается второй, который уже в связи с другими вопросами отклонялся от традиционного учения, но здесь приблизился к границе ереси, а может быть, и пересек ее, невероятно сокращая дистанцию между состоянием Адама и нашим, и совершенно уничтожая всякое различие между идеальным состоянием человека, каким оно было задумано Богом, и его теперешним состоянием166.

Держась середины между двумя противоположными мнениями, великий богослов Феодорит Кирский (ум. 457) отдает дань натурализму своего учителя Феодора Мопсуетского, не выводя отсутствие стыдливости у прародителей из их привилегированного положения167 и настойчиво доказывая, что Бог, предвидя грехопадение, заранее приготовил для человека смертный удел. Об этом свидетельствует, по Феодориту, разделение полов и то, что Адам и Ева не могут обойтись без пищи168.

Толкование по собственно буквальному смыслу не было прерогативой Антиохийской школы. И другие, как св. Епифан (ум. 403), св. Кирилл Александрийский (ум. 444) и очень глубоко и оригинально бл. Августин (ум. 430) (ср. пар. 47), сознательно примыкали к этому направлению экзегетики.

5) Необходимость в отступлениях от буквального смысла. Опыт Антиохийцев показывает, что даже при самом искреннем желании придерживаться буквального смысла библейского текста, неизбежно приходится несколько отступать от него. Собственный буквальный смысл не всегда возможен, и в некоторых случаях он бессилен выразить догматическое содержание этих мест Библии. Заслуга Антиохийской школы — а позже бл. Августина — заключается в установлении определенных принципов, помогающих избежать, с одной стороны, произвола аллёгористов, с другой — наивности приверженцев буквального толкования.

Прежде всего Диодор Тарский (ум. 391), отказываясь от аллегории, разрушающей историческую реальность, выдвигает идею о сосуществовании в библейском рассказе «прагма» (чувственной реальности) и «энигма» (загадки, невидимого, обрисованного темными словами). Так, змей не есть аллегория (в таком случае он не существовал бы, как змей), но реальность («прагма»), которая, однако, в библейском выражении скрывает другую, не выраженную реальность — дьявола. Этот способ скрывать одну вещь под именем другой и есть то, что Диодор называет загадкой169,

Второй принцип, введенный св. Иоанном Златоустом, назван принципом «снисхождения» («синкaтабазис»), и до сих пор находит столь широкое применение, что удостоился упоминания в уже цитированной энциклике «Divino afflante Spiriti!». Сам Златоуст так характеризует это снисхождение, комментируя слова Псалма 6, 2 «Господи! Не в ярости Твоей обличай меня, и не во гневе Твоем наказывай меня»: «Это слова снисхождения. В действительности, Бог неподвластен всем этим вещам; Он говорил так для того, чтобы снизойти до способа рассуждения материальных лиц. Мы также, говоря с варварами, пользуемся их языком, а когда обращаемся к ребенку, лепечем с ним и, будь мы даже ученейшими, снисходим к его малости... Так Господь, желая быть доступным для материальных лиц, какими мы являемся, использовал эти выражения. Ибо, говоря с людьми. Он заботился не о Своем достоинстве, но о пользе слушающих»170.

Этот принцип Златоуст применяет к вопросу о создании тела Адама и даровании ему души171 ; к созданию Евы172 ; к хождению Бога по раю173, к кожаным одеждам174 и к выражению Бога: «Вот Адам стал как один из нас»175.

Таким образом Златоуст ставит на первое место четкое различие между реальностью и литературным выражением реальности и, всегда допуская историческую реальность фактов, о которых говорится в тексте, воздерживается, однако, от точного определения способа, довольствуясь замечанием, что это произошло «способом, достойным Бога».

Из этих примеров видно, что и Антиохийская школа не придерживалась исключительно прямого смысла, но дополнила его симптоматичными уточнениями.

Новейшая эпоха 49.— Эта дверь, которую оставили открытой Отцы Церкви, никогда не была закрыта каким-нибудь официальным актом Церкви, и, может быть, никому просто не пришло в голову воспользоваться ею до тех пор, пока в 1897 году о. М.-Ж. Лагранж, действующий в интересах исторической и литературной критики, не переступил решительно ее порог176.

Это было время горячего обсуждения «Question Biblique»IX, и многие шли ложным путем. Лев XIII выступил в 1893 году с энцикликой «Providentissimus Deus» и устранил причины якобы имеющего место противоречия между наукой и верой: «Священные писатели не хотели учить о внутреннем строении физических явлений, в котором нет никакой пользы для Спасения: они описывают вещи или метафорическими выражениями, или языком, общепринятым в их эпоху»177. Другие проблемы продолжали обсуждаться (ср. пар. 18 и 20).

1909 г.: первый документ Библейской Комиссии

Но 30 июня 1909 года Библейская Комиссия выпустила постановление об историческом характере первых трех глав книги Бытия178, которое давало ясный ответ на различные вопросы.

Мы убеждены, что толкование, выдвигаемое нами в этой книге, находится в полном соответствии с директивами этого постановления, которое мы пересказываем здесь подробно, только упрощая его стиль.

В этом постановлении прежде всего опровергаются некоторые толкования, стремящиеся свести первые тексты книги Бытия:

1) к восточным мифам, просто очищенным от политеизма и приспособленным к еврейской религии;

2) к аллегориям или символам религиозных или философских истин, которые не имеют никакого объективного основания в реальном мире (того, что мы называли фактами) ;

3) к легендам, отчасти выдуманным с назидательной и воспитательной целью.

В частности, в постановлении утверждается, что нельзя сомневаться в буквальном историческом смысле, когда речь идет о фактах, касающихся основ христианской религии; вот эти факты:

1) сотворение всех вещей Богом в начале времен;

2) особое сотворение человека;

3) создание первой женщины от первого мужчины;

4) единство человеческого рода;

5) первоначальное блаженство прародителей в состоянии праведности, целомудрия и бессмертия;

6) заповедь, данная Богом человеку, чтобы испытать его послушание;

7) нарушение божественной заповеди по наущению дьявола в
форме (или под видом) змея179;

8) падение прародителей и утрата первоначального состояния
невинности;

9) обещание грядущего Искупителя.

Это перечень фактов, в реальности которых мы могли убедиться, когда пытались проникнуть в замысел боговдохновенного автора.

Относительно способа в постановлении ничего не говорится. Более того, последние положения самого постановления как будто исключают экзегетическую необходимость таких разысканий. В самом деле, в постановлении читаем:

«Вопрос VII.— При писании первой главы книги Бытия священный писатель не имел намерения преподать научное объяснение внутреннего устройства видимых вещей и полное объяснение порядка творения, но скорее (желал) дать своему народу доступное знание, согласно возможностям обычного языка того времени приспособленное к чувствам и пониманию этих людей. Поэтому в его толковании не следует искать непременно и всегда точности научного языка».

«Вопрос V.— Не следует принимать всегда и непременно в собственном смысле все отдельные слова или фразы, которые встречаются в этих главах; поэтому разрешается отклоняться от такого смысла, когда сами употребленные выражения кажутся явно неточными или метафорическими, или антропоморфическими, и когда некая причина не позволяет придерживаться собственного смысла, или необходимость принуждает отказаться от него».

«Вопрос IV.— При толковании тех мест, которые Отцы и Учители понимают различно, не предлагая чего-то точного и определенного, разрешается принимать и отстаивать то мнение, которое каждому представляется разумно доказуемым, без посягательств на суждение Церкви и при сохранении неприкосновенности веры».

«Вопрос VIII.— В названии и различении шести дней, о которых говорится в первой главе Бытия, можно употребить слово «йом» (день) либо в собственном смысле, как день естественный, либо в несобственном смысле для обозначения некоторого отрезка времени, и разрешается свободно обсуждать этот вопрос».

В терминологии этого документа, в остальном очень ясного, находится корень недоразумения. В постановлении говорится, что перечисленные факты следует понимать в буквальном историческом смысле. Можно подумать, что надо считать рассказ об этих фактах составленным в таком историческом жанре, который подразумевает, что все употребленные выражения должны пониматься в буквальном смысле. Действительно, именно таков наш способ писать историю. В результате, после опубликования постановления в учебных заведениях и в общественном мнении все больше стало утверждаться так называемое традиционное толкование, опирающееся, где это возможно, на прямой смысл. Но постановление не узаконивает такое недоразумение. Оно допускает присутствие метафорических, антропоморфических и других выражений, непримиримых с нашим методом писания истории. Более того, оно разрешает исключать из собственного смысла те места, относительно которых мнения Отцов не совпадали, так что, если мы произведем такое исключение, то неизвестно, как определить пределы, до которых мы обязаны с догматической точки зрения держаться так называемого прямого смысла.

Другие документы Магистерия

После того как энциклика «Divino afflante Spiritu» (30 сентября 1943 года) побудила ученых к более углубленному исследованию литературных жанров, недоразумение с интерпретацией слов «буквальный исторический смысл» было окончательно устранено посланием Библейской Комиссии кардиналу Эманюэлю К. Сюару, архиепископу Парижскому (одобренным Его Святейшеством 16 января 1948 года).

Вот четкие слова нового документа:

«Довольно темен и сложен вопрос о литературных формах первых одиннадцати глав книги Бытия. Такие литературные формы не соответствуют ни одной из наших классический категорий, и их нельзя рассматривать в свете античных или новейших литературных жанров. Поэтому нельзя ни отрицать, ни отстаивать их историчность в целом, не прилагая к ним ошибочно норм литературного жанра, к которому они не могут принадлежать... Объявляя априори, что эти писания не содержат истории в современном смысле слова, мы легко можем быть понятыми так, что они не содержат ее ни в каком смысле тогда как, напротив, они повествуют простым и образным языком, приспособленным к пониманию менее развитых людей, об основных истинах, необходимых для спасения, и в то же время дают доступное описание возникновения рода человеческого и избранного народа»180 .

Энциклика «Humani generis» (12 августа 1950 года), осуждая злоупотребления в толковании и применении этого фрагмента письма, нисколько не изменяет его смысла и ограничивается только настойчивым напоминанием о том, что первые одиннадцать глав книги Бытия содержат истинную историю в литературной оболочке и в форме народных сказаний, характерной для древнего Востока:

«Одиннадцать первых глав книги Бытия, хотя, строго говоря, в них не используется тот же исторический метод, который применяют лучшие греческие и латинские авторы или ученые нашего времени, тем не менее принадлежат к историческому жанру в истинном смысле, поэтому экзегетам надлежит глубже изучать и точнее определять этот жанр; эти главы — отмечается также в Послании — простым и образным языком, приспособленным к миропониманию народа, стоящего на нижней ступени цивилизации, сообщают людям важнейшие истины, которые составляют основу нашего спасения, а также содержат народные сказания о происхождении рода человеческого и избранного народа.

Если древние священнописатели взяли что-нибудь из народных сказаний (что можно допустить), то не следует никогда забывать, что они сделали это с помощью божественного вдохновения, которое предохранило их от всякой ошибки в выборе и оценке этих документов. Поэтому народные сказания, внесенные в Св. Писание, никак нельзя ставить в один ряд с мифами или чем-то аналогичным — последние являются больше плодами пылкой фантазии, чем той любви к истине и простоте, которая настолько явно различима в книге Св. Писания, и в том числе Ветхого Завета, что мы должны признать, что наши агиографы безусловно превосходят светских древних писателей»181 .

Догматическая конституция «Dei Verbum» «О Божественном Откровении» 1965 г.

Наиболее важные положения Магистерия Церкви от Льва XIII до Пия XII были вновь сформулированы на II Ватиканском Соборе в догматической Конституции «Dei Verbum» o Божественном Откровении (18 ноября 1965 г.). Мы уже приводили отдельные фрагменты этого документа, имеющие отношение к нашей теме. Теперь мы повторим и особо выделим моменты, наиболее существенные для заключительных замечаний по теме данной главы.

1) «Книги Писания учат точно, верно и безошибочно истине, которая по воле Божьей была сообщена для нашего спасения в Священных Письменах» (№ 11).

Таким образом, истина Священного Писания находится в плоскости спасения, а не умножения научных знаний. А вот исторические знания хотя бы в известной степени связаны с религиозными истинами. В самом деле, ведь божественный замысел о спасении осуществляется в истории. В Библии нужно распознать настоящую историю, хотя не все есть история, да и сама история, вполне возможно, не укладывается в каноны современной историографии.

2) «Действительно, истина предлагается и выражается по-разному и различными способами в текстах исторических или пророческих, или поэтических, или в других видах речи» (№ 12).

Выражение «различными способами в текстах исторических» позволяет с соответствующей осторожностью применять к библейским текстам исторический метод, выявляя в каждом отдельном случае отношение между историческим фактом и критериями, по которым он описывается, а также точкой зрения, на которую ориентировался древний писатель.

3) «Так как Бог говорил в Священном Писании через людей и по человечеству, толкователь Священного Писания, с целью уяснить, что Бог хотел нам сообщить, должен внимательно исследовать, что священные писатели действительно разумели и что Богу было угодно нам открыть через их слова. Чтобы выяснить цель священно писателей, нужно, кроме того, принимать во внимание «литературный жанр»... Нужно обратить внимание и на обычные, прирожденные способы восприятия, выражения, повествования, присущие временам священнописателя, и на те, что были вообще в употреблении в эту эпоху в человеческих взаимоотношениях» (№ 12).

Это и есть критерий, которому мы следовали, работая над этой книгой.

4) «Итак, в Священном Писании без всякого ущерба для истины и святости Господней, открывается нам удивительное снисхождение вечной премудрости.., В самом деле, слова Божьи, выраженные че ловеческими языками, уподобились речи человеческой» (№ 13).

Таким образом, Отцы Собора вновь ввели в обиход не только понятие, но и само слово, употреблявшееся св. Иоанном Златоустом, предлагая явно ключ к толкованию Св. Писания, которым неявно уже пользовались Отцы Церкви и экзегеты всех времен.

Все это говорит о том, что в догматических положениях с IV века до наших дней не произошло никаких изменений. Свобода мнений, которой обладали в свое время св. Григорий Нисский, св. Григорий Низианзин, св. Амвросий и бл. Августин, распространяется и на современных ученых, имеющих к тому же то преимущество, что приобретенные к настоящему времени данные о литературах древнего Востока позволяют им приходить к менее спорным выводам.

Но работа не окончена: «Надо признать, что современные научные данные не позволяют окончательно разрешить все вопросы, которые связаны с этими главами. Принимая это во внимание, следует проявлять терпение, которое есть благоразумие и жизненная мудрость» (из цитированного послания кардиналу Сюару).

Это в особенной степени относится к следующей главе нашей книги, посвященной теме «Доисторические времена и Библия», в связи с которой, на наш взгляд, нерешенных вопросов больше, чем по поводу первых трех глав книги Бытия.

Примечания

138 F. X. Funk, Patres Apostolici, Tubingae 1901, vol. I. pp. 82—84.
139 Clemens Alex, Stromala 6, PC9, 369, 376.
140 S. Augustinus, De Genesi ad litteram, 4, 33, 52, PL 34, 318; 4, 22, 39, PL 34, 312 и т.д.
141 Origenes, Contra Celsum 6, 60, PC 11, 1389.
142 S. Thomas Acquin., De potentia, quaest. 4, a. 2
143 S. Arabrosius, De Paradiso 11, PL 14, 211, см, ту же мысль: 279; 311.
144 Philo, Sacrarum rerum allegor. lib. II, 2, Юга 1, Berlin 1896, p. 72.
145 S. Augustinus, De Genesi contra Manichaeos, 2, 7 PL 34, 20 ss.
146 Ibid, 2, 12 PL 34, 205s.
147 S. Auguslinus, De Genesi ad Htteram, 6, 12—13 PL 34, 347 s.
148 Clemens Alex, Strom. 3,17. PG 8, 1205. 1208
149 S. Gregor. Naz., Orazio 38, 12 PG 36, 324, cp. 632 след.
150 S. Gregor. Niss., De hominis opificio, 19—20 PG 44, 196—200; In cantica 12 PG 44,1020 след.
151 Anastasius Syn. // Exaemeron, lib. 8 PG 89, 971 s.
152 S. Joan. Darnasc., De fide orthodoxa, lib. II PG 94, 916 s. 976.
153 S. Epherem Syri, Opera omnia, Romae, 1737, torn I: Explicatio in Genesim, P· 22s.
154 Ibid, // Genesi collectanea, p. 129.
155 Ibid, p. 141 s.
156 S. Ambrosius, De Paradiso, cap. Il, PL 14, 278 s.
157 Idem, Epistola 45 PL 16, 1143
158 S. Augustinus, De Genesi contra Manichaeos, 2, 9. 14, PL 34, 202 s. 207.
159 Idem, De Genesi ad lilteram, 11, 41 PL 34, 452.
160 Св. Иоанн Златоуст, Homiliae in Genesim 13, 3, PG 53, 108. Севериан Габальский, In mundi creatione or. 6, 7, PG 56, 476. Феодор Мопсуетский, Fragmenta in Gen. PG 66, 637. Феодорит, Quaestiones in Gen., q. 25 PG 80, 121
161 Златоуст, I. с., col. ПО, Севериан, о. с. 5,5 s. col. 478. Феодорит, о. с., q. 29, col. 125s.
162 Златоуст, о. с., 16, 5, col. 131 след.; Феодорит, о. с. q. 26 col.; Севериан, о. с. fi, 4 col. 488; Феодор Мопс., о. с., col. 640 (он считает, что речь идет о смоковнице)
163 Диодор Тарский, Fragmenta in Gen. PC 33, 1569; Феодорит, о. с. q. 38, col. 137.Феодор Мопс., о. с., col. 641; Севериан, о. с., 6, 7.
164 Златоуст, о. с. 15, 4. PC. 53, 123,
165 Златоуст, о. с. 18, 4. PC 53, 153.
166 Феодор Мопсуетский, о. с., col. 640 По Феодору Мопсуетскому, подверженность смерти выгодна для человека, поскольку он, склонный по природе ко греху, находит в смерти и в способности смертного к изменению возможность раскаяться и уничтожить грех, тогда как грех того, кто бессмертен, непоправим. Итак, Бог предназначил человеку смертный удел, как лучшую участь; но для того, чтобы убедить человека в этом преимуществе, Он подверг его испытанию, пообещав ему бессмертие. Так Он доказал ему, что даже обещанное бессмертие не в состоянии удержать его от греха, а человек со своей стороны убедился, что для него лучше быть смертным, чем бессмертным грешником, подобным сатане. Заметим, что этот взгляд, по-видимому, не принимает во внимание передачу первородного «греха», о которой говорит ап. Павел в Послании к Римлянам (гл. 5) и единодушно свидетельствуют Отцы Церкви.
167 Феодорит, о. с., q. 28, col. 125.
168 О. с., q. 37, col. 132-137.
169 Diodoro di Tarso, Prefazione al Salmo 118, издано P. L.Maries, «Rercherches de science reiigieuse», 10 (1919), 95.
170 Златоуст, Expositio in Ps VI, PG 55, 71.
171 Златоуст, Homiliae in Gen. 12, 4, PG 53, 102 s: 13,2 col 107 s.
172 O. с . 15,2, col. 120: «Смотри на снисходительность божественного Писания, какими словами оно пользуется ради нашей немощи: и взял одно из ребр его. Не восприми эти слова по-человечески, но подумай, что грубость слов прилична человеческой слабости... Итак, не будем держаться только слов, но будем все понимать так, как подобает Богу».
173 О. с. 16,1, col. 135.
174 О. с. 18,1, col. 149s.
175 О. с. 18,2, col. 150.
176 M.-J. Lagrange, L'ianocence et le peche, «Revue Biblique», 6(1897), 341—379.
177 Enchir. Bibl.,n. 10?
178 Ibid., nn. 332—339.
179 В этом фрагменте постановление касается по-видимому не только факта, но и способа; однако мы считаем вероятным, что здесь смысловое ударение падает не на змея, а на слово дьявол. В таком случае хотелось бы только подтвердить, что змей не есть нечто сказочное, или символ искушения, а реальное существо, дьявол. Это, действительно, затрагивает основы веры (ср. Ин 8, 44; Откр 12, 9) в большей степени, чем тот образ, в котором дьявол мог явиться Еве.
180 «Acta Apostolicae Sedis», 40 (1948) 45—48; «La Civilta Catt.», 99 (1948), II, 79—81; «Scuola Catt»., 76 (1948), 238—240.
181 «Acta Aposlolicae Sedis», 42 (1950) 576; «La Civilta Catt.», 101 (1950), III, 472; «Scuola Catt»., 78 (1950), 395. Cp. G. Lambert, «Nouvelle Revue Theol.», 83 (1951),225—243.
IX Библейского вопроса.