Юревич Д. Церковный и светский подходы в изучении рукописей Мертвого моря: их общность и различие

http://www.sinai.spb.ru/
"Синай" - сайт диакона Дм. Юревича
Диакон Димитрий ЮРЕВИЧ,
СПб филиал ОВЦС МП

Доклад, прочитанный на Третьих межрегиональных
Покровских педагогических чтениях на секции
"Проблема диалога светского и церковного образования"
в Санкт-Петербургском государственном педагогическом
университете (РГПУ) им. А.И. Герцена
11 октября 2002 года

Русская библейская наука достигла своего наивысшего расцвета к началу XX века, когда стараниями таких выдающихся библеистов, как А. П. Лопухин, И. Н. Корсунский, А. И. Олесницкий, прот. А. Смирнов и многих других русская библеистика не только хорошо знала о новейших западных исследованиях и гипотезах, но в случае необходимости была способна аргументированно и убедительно полемизировать с ними. Совершенно иная картина обозначилась в середине XX века, когда крупнейшее археологического открытия века - находка кумранских свитков - совпало по времени с возрождением в советской России православных богословских академий, претерпевших в 1918 году не только закрытие, но и жесточайшее преследование профессуры. Вновь открытые в 1947 году духовные школы своей первоочередной задачей ставили постепенное восстановление прежнего уровня образования и научных исследований. Можно сказать, что к середине 1960-х духовные академии вышли на весьма высокий научный уровень, однако мощное противодействие государственных властей препятствовало созданию научных школ в полном смысле этого слова, предполагающих преемство исследований от учителя к ученику: исследования велись на уровне отдельных личностей, не существовало ни специальных программ, ни особых проектов для тематических исследований в области библеистики.

С другой стороны, в светских университетах советской эпохи область библейских исследований была в идеологически неблагоприятной сфере и не могла занимать достойного места. Практически на всех исследованиях, касавшихся в той или иной мере библейской тематики, лежит печать атеистического подхода.

Вышеназванные факторы и определили ту обстановку с изучением важнейших археологических находок XX века, которая сложилась в Советском Союзе: несмотря на лавину научных публикаций за рубежом, свидетельствующую о высоком интересе к этой тематике (а уже к 1965 году в мире насчитывалось около 6 тысяч различных печатных трудов на эту тему [1, 3], в подавляющем большинстве это были исследования западных авторов), в советской России данная область находилась в числе явных аутсайдеров. Из церковных трудов можно назвать лишь кандидатскую работу нынешнего профессора СПбДА протоиерея Владимира Сорокина, защищенную им в 1965 году, его статью в богословском журнале, да несколько публикаций архиепископа Михаила (Чуба) в "Журнале Московской Патриархии". Кандидатская работа о. Владимира представляла собой, пожалуй, самое обширное церковное исследование на эту тему, в котором была предпринята попытка не только обзора важнейших рукописей, но и их оценки с церковной точки зрения. Однако за прошедшие почти 40 лет этот труд несколько устарел в силу публикации в начале 1990-х годов немалого количества новых текстов из 4 пещеры. Уже после начала перестройки в журнале "Мир Библии" была опубликована краткая, но весьма важная статья протоиерея Александра Меня, первоначально изданная за границей к 30-летию кумранских открытий.

Не намного лучше обстояло дело и в области официальной советской науки, призванной хотя бы в силу своего статуса коснуться кумранской тематики. В скромной библиографии на данную тему, охватывающей собой чуть более шестидесяти книжных и журнальных публикаций, мы найдем лишь несколько обобщающих монографий и ряд статей, посвященных иногда любопытным, но порой маловажным в концептуальном отношении деталям. За 55 лет после открытия рукописей на русском языке вышло всего два сборника переводов, которые охватывают только 23 из почти тысячи изданных на западе кумранских текстов! На фоне десятка регулярных журналов, посвященных изучению рукописей, почти полное отсутствие интереса к ним в России смотрится пугающе.

Однако совершенно новые условия сложились в результате демократических перемен в России: с одной стороны, значительно упростился доступ к иностранной литературе на эту тему, с другой стороны - светские исследователи уже не испытывают явного пресса атеистической идеологии, а церковные - государственной власти. Поэтому можно прогнозировать рост интереса к кумранской тематике в России.

Процесс изучения рукописей Мертвого моря достаточно четко разделяется на два этапа: первый - это разработка первоисточников, то есть нахождение свитков, их расшифровка и последующая публикация, а также археологические раскопки на месте находок. Второй этап - это интерпретация текстов найденных рукописей с тем, чтобы объяснить их содержание, что достижимо только при попытке с той или иной степенью достоверности восстановить религиозную обстановку в Палестине времени написания (или копирования) рукописей. На обоих этапах имело и имеет место взаимодействие церковных и светских ученых. Каким же образом они дополняют друг друга и в чем они взаимно не согласны?

По прошествии 55 лет можно с уверенностью сказать, что зарубежные церковные ученые внесли огромный вклад в первый этап изучения рукописей. Достаточно вспомнить о том, что первый человек, который понял огромное значение рукописей и приобрел первые из них был митрополит сирийской церкви Афанасий. Но если его заслуга заключалась лишь в настойчивости, которую он проявил, выясняя содержание и значение свитков, то уже вскоре появляются первые христианские ученые, трудившиеся на месте раскопок и внесшие огромный вклад в осмысление рукописей в историческом контексте. Среди них, конечно, выделяется патер Ролан де Во, ведший раскопки на месте кумранских развалин. Его заслуга - в идентификации кумранитов в качестве общины ессеев, а также в спорном, но ставшем хрестоматийным объяснении назначения помещений в развалинах Хирбет-Кумрана. В последующие годы Международный комитет по изучению рукописей состоял в немалой степени из католических и протестантских ученых (можно назвать имена Р. де Во, Скегана, Старки, Милика и др.), занимавшихся подбором фрагментов для восстановления рукописей, их расшифровкой и публикацией. Именно на этом этапе сотрудничество церковных и светских ученых было и остается гармоничным и плодотворных. Хотя проблемы разного прочтения трудночитаемых отрывков текста, и еще более разногласия при переводе возникают нередко. В качестве примера хотелось бы привести конкретный случай тенденциозности перевода, возникшей из определенной идеологической установки. Это тем более любопытно, что речь идет о преимущественно добросовестном переводе свитка "Толкования на Аввакума" И. Д. Амусина. Исходя из марксистской идеологической установки, отвергающей даже историчность и самостоятельность христианства, И. Д. Амусин в своей книге о рукописях Мертвого моря, вышедшей в 1960 году, рассматривает ессейскую общину как "один из важных элементов, из которых создавалось раннее христианство" [2, 258]. И, видимо, чтобы подчеркнуть возможную параллель между лидером кумранитов Учителем праведности и основателем Церкви Иисусом Христом, И. Д. Амусин переводит текст 1-3 строк 8 столбца "Комментария на Аввкакума" следующим образом: исполняющих закон в доме Иуды "Бог спасет от дома суда за их страдания и веру (amana) в Учителя праведности". [2, 192] Однако для всякого, знакомого со значением слова "вера" (emuna) в ветхозаветный период известно, что "вера" для древнего иудея означала не систему догматических понятий, а прежде всего доверие, уверенность. Вера в Бога в таком смысле - это доверие Богу, вверение себя Его благой воле, уверенность в Его промысле о нас. В этом отношении показательно выражение из книги Второзакония 32:4 el emuna - "Бог верности", т.е., "Бог, достойный доверия", не обманывающий верующего. Если же рассматривать форму, более соответствующую орфографии кумранского оригинала (amana), то можно видеть, что это слово, встречающееся в позднем библейском тексте, передает понятие "договор, обязательство" (Неем. 10:1), или обязательство царя выдавать ежедневное содержание певчим Иерусалимского храма (Неем. 11:23).

Неадекватность библейского смысла переводу И. Д. Амусина была столь существенна, что вскоре в печати появилась реплика К. Б. Старковой, в которой она не только разъясняла библейское значение термина, но и давала уточненный перевод, который, на мой взгляд, вполне адекватно, может быть таким: "ради их труда и обязательства в отношении Праведного учителя (или …верности Праведному учителю)". [4, 129] Здесь - указание на земные, человеческие отношения кумранских сектантов со своим руководителем, но отнюдь не на появление в кумранской среде доктрины Божественности их учителя! Интересно, что именно такой смысл передан во многих переводах рукописей на английский язык, например, в издании М. Уайза, М. Абегга и Э. Кука [5, 119], или в издании Ф. Г. Мартинеца и Э. Дж. Тигчелара [6, 17], где слово amana переводится как loyalty (верность, преданность, лояльность). К сожалению, несмотря на замечание К. Б. Старковой И. Д. Амусин оставил свой спорный перевод и в отдельном издании текстов, вышедшем 10 лет спустя [3, 155]

Данный пример (а подобных примеров спорного прочтения текста или спорного перевода можно указать множество) и приводит нас к вопросу о различии позиций церковных и светских авторов в изучении кумранских рукописей. Церковный исследователь в своем подходе руководствуется знаниями из библеистики и церковной истории. Для него важно установить смысл того или иного слова в контексте всего текста, а текста - в свете всей иудео-палестинской религиозной традиции того времени. Вот почему, например, церковные исследователи согласны на глубинном, существенном отличии между учением кумранитов и христианства: первые исповедывали строгий монотеизм, причем в его крайне выраженном законническом варианте, тогда как христианство принесло не только освобождение от имевшего временное значение предписаний обрядового Моисеевого закона (так близкого сердцу кумранитов), но и совершенно новую весть о воплощении Сына Божия. В свете этого указанный выше перевод И. Д. Амусина может быть отвергнут не только с точки зрения библейской филологии, но и новозаветной истории, ведь именно те, кто ставил своей задачей исполнение Моисеева закона во всех его обрядовых подробностях и были главными обвинителями Христа в том, что Он признает Себя Сыном Божиим (Мф. 26:63-66). Но если даже для учеников Христовых Божественная природа Спасителя не была вполне понятна вплоть до Его славного воскресения, то как можно ожидать от кумранитов появления такого учения в их среде, если нигде в текстах не утверждается прямо о божественности или воскресении Учителя праведности?

Однако игнорирование новозаветного свидетельства и истории раннехристианской Церкви - это не главный пункт расхождения между церковными и светскими авторами. Для церковных авторов всегда очень важен статус анализируемого текста, и при наличии расхождения между содержанием канонического новозаветного текста и каким-нибудь гностическим раннехристианским текстом он отдаст предпочтение первому. Вообще, само возникновение и распространение гностицизма, с которым столкнулось раннее христианство, показывает, сколь опасно использование текстов без предварительной оценки их важности и достоверности. Но именно в такую методологическую ошибку впадают некоторые уже современные русские исследователи рукописей Мертвого моря. Здесь нужно упомянуть в первую очередь работу И. Р. Тантлевского "История и идеология кумранской общины", изданную не так давно (в 1994 году). Автор строит целую систему, призванную отвергнуть оригинальность христианства и представить последнее как почти точный слепок с кумранской идеологии. Однако во многих местах своей работы он делает предположения, которые не находят прямого доказательства. И тогда он прибегает либо к спорному чтению или переводу кумранских текстов (например, указанное выше место из Аввакума он понимает сродни И. Д. Амусину), либо к доказательству по аналогии, которое скорее является иллюстрацией: находя некие общие идеи в кумранских рукописях, новозаветных книгах, гностических писаниях, творениях отцов церкви он делает выводы в пользу своей теории. Такой подход, конечно, не может быть принят церковным (а лучше сказать - строгим и объективным) исследователем, поскольку авторитет новозаветных книг, святоотеческих трудов, гностических произведений и рукописей Мертвого моря совершенно различен, также как различен исторический и религиозный контекст, в котором они появились и имели хождение.

Такой неразборчивый подход к источникам можно было бы условно назвать "новым гностицизмом". Опасность этого подхода для объективной науки может быть проиллюстрирована на примере совершенно новой книги А. Владимирова "Кумран и Христос", опубликованной в этом году. Отказавшись от выводов И. Тантлевского, но восприняв его методологию, А. Владимиров привлекает к своим построениям уже не только апокрифы и гностические произведения, но даже оккультные труды Рериха и Блаватской, и строит свою собственную систему, в которой пытается датировать срок жизни Иисуса Христа почти на столетие раньше общепринятой даты!

Однако эти факты не должны смущать ни серьезных светских, ни церковных исследователей. Нынешняя ситуация в России, на мой взгляд, благоприятна именно возможностью взаимного обогащения ученых обоих направлений. И тогда вместо привычного, вошедшего в русскую кумранистику с легкой руки И. Д. Амусина искусственного деления ученых на "церковных консерваторов", "либералов" и "радикалов", можно будет говорить о той научной среде, которая создаст условия для наиболее полного и плодотворного исследования свитков Мертвого моря.

Литература

И. Д. Амусин. Новейшие открытия и публикации рукописей из района Мертвого моря // кн.: Штоль Г. Пещера у Мертвого моря. М., 1965, с. 3-26.
Амусин И. Д. Рукописи Мертвого моря. М., 1960.
Тексты Кумрана. Вып. 1. Перевод с древнееврейского и арамейского, введение и комментарий И. Д. Амусина. М., 1971.
Старкова К. Б. [Рец. на кн.:] И. Д. Амусин. Рукописи Мертвого моря. 1960 // ВДИ, 1961, №3, с. 128-131.
Wise M., Abegg M., Cook E. The Dead Sea Scrolls. A New Translation. [San-Francisco, 1996].
Martinez F. G., Tigchelaar E. J. C. The Dead Sea Scrolls. Study Edition. Vol. 1.Leiden-Boston-Koln, [1997].