Соболев А. Загробный мир по древнерусским представлениям

ОГЛАВЛЕНИЕ

МЕСТОПРЕБЫВАНИЕ ДУШИ ПО СМЕРТИ ЧЕЛОВЕКА (НЕВЕДОМАЯ СТРАНА)

Одним из древних обычаев на Руси, а равно и у родственных нам народов, было сожжение тела умершего62. Этот обычай не был вызван ни гигиеной, о которой вряд ли знали предки, как мало заботятся о ней и наши крестьяне, не был и наказанием мертвецу за его оставление здешнего мира, ибо мы находим указания, что пепел по сожжении трупа собирался в урну и хранился [143, 6], что несомненно указывает на уважение к умершему; очевидно, что этот обычай имел символическое значение. Предку-язычнику представлялось, что душа вместе с дымом уйдет вверх, в область великого неба, в сообщество солнца и звезд [196, 176]. Даже более, он (умерший) как бы весь переносился в другой мир, оставляя на земле лишь легкие следы своего недавнего существования в виде небольшого количества пепла. Предполагать такое именно воззрение на древний обряд сожжения умерших дает нам право великорусская северная похоронная причеть, в которой, как я уже говорил, сохранились следы древних языческих воззрений. В э-той причети мы находим указание на место, куда уходит душа по смерти.
52 Свидетельства о сожжении умерших у родственных нам народов смотри: [45, 256; 52; 196, 179; 224; 225].

Приубрался, свет-надежная головушка,
К красну солнышку на пригребушку,
К светлу месяцу на придрокушку [18, ЗЗ/53
Так причитает вдова по смерти мужа.
Как обряд, так и причеть не идут вразрез друг с другом. Отправление души в область «красного солнышка», в верхний мир, вполне объясняется воззрением предков-язычников на существо души.
Признание в душе огня, теплоты, представление ее огнем, ветром, звездою, облаком и т. п. — все это неизбежно вело к тому, чтобы местом жилища душ было небо, воздушная сфера54.
Что у предка действительно небо считалось местом, на котором находилась страна отцов, на это его представление указывает как существующее на Руси, так и у родственных нам славянских народов предание о том, что души умерших должны взбираться на какую-то крутую, неприступную гору. Так, в разных местах крестьяне уверяют, что обрезанные ногти не должно кидать, а должно хранить, кладя их за пазуху; на том свете они пригодятся, потому что каждому по смерти придется взлезать на крутую гору; с помощью ногтей это можно сделать скорее [11, 120; 18, 305; 59, 568; 220, 539]. В Подольской губернии говорят, что души умерших будут «дра-паться» на крутую стеклянную гору [217, 24]. Белорусы утверждают, что обрезки ногтей, спрятанные за пазухой, после смерти срастаются с ногтями на пальцах;
53В другом месте вместо слова «придрокушку» стоит: «прибере-гушку» [18, 131].
У русских — свидетельствуют: Ибн-Фоцплан (920 г.): Массуди (от 20 - 50 г. X в.); Аль-Балхи (540); Абу-Фареи (943); Ибн-Хаулаль (976); Лев Диакон (t989) [45, 36, 114, 193, 221, 276; 91, 84]; Нестор [143, 6].
54 Интересно в данном случае верование диких народов. Так, австралийские племена: Майкулопов, Майанов, Майлу, Даны, Когоба-ты верят, что души идут на небо [225, 475]. Североамериканские индейцы говорят, что усопшие пребывают на солнышке [225, 471].

после этого они долго не будут ломаться и дадут возможность взобраться на железную гору, где стоит рай [11, 120]. В русской сказке «О золотой горе» Иван царевич приезжает к горе, «крутизна которой была столь высока, что на нее влезть никак было не можно». Трудность разрешается тем, что царевич находит в скважине горы железные когти, при помощи которых влезает на гору и достигает своей конечной цели [14, 129]. По мифическому верованию литовцев, души умерших, чтобы достигнуть того света, должны влезать на крутую блестящую гору Anaf ielas. Чтобы дать возможность мертвецам успешнее взобраться на эту гору, они обыкновенно сжигали с трупом когти медведя и рыси [11, 121; 155, 11; 186,65; 196, 196].
Фигурирующая в приведенных преданиях блестящая круглая гора, на которую должны взобраться души умерших, есть небесный свод, который своей блестящей округло-выпуклой или куполообразной формой напоминал предку гору [11, 141].
Отправляя в воздушную сферу души умерших, предку казалось, что они помещаются где-то на западе. Такое его представление вытекало из наблюдения над ежедневным движением солнца. В ежедневном движении солнца младенчествующий предок видел целую жизнь живого существа, подобие своей собственной: оно родилось, быстро становилось юношей, затем мужем, исполненным сил, постепенно старело, наконец, умирало, скрываясь на западе, погружая природу во мрак55, и предку, мыслящему так, представлялось, что там,
55 Характерна в данном случае словацкая и венгерская сказки о добром молодце, который отправляется к солнцу и спрашивает его: зачем оно к полдню поднимается все выше и выше и греет сильнее и сильнее, а к вечеру спускается все ниже и ниже и греет слабее и слабее? «Эх, милый, — отвечало солнце, — спроси у своего господина: отчего он со дня рождения все более и более вырастал в теле и в силах и отчего в старости ослаб и пригнулся к земле? То же самое и со мной: моя мать каждое утро рождает меня прекрасным младенцем и каждый вечер хоронит хилым стариком» [11, 181].
где умирало солнце, где оно скрывалось, и лежит та неведомая страна, обитель, которая ожидает его самого по смерти и куда прежде отошли его отцы [11, 183]56.
В наших похоронных причитаниях умирание сравнивается с заходом солнца [18, XII]. Подобное встречаем и в причитаниях родственных нам народов. Напр., в одном сербском причитании над убитым мужем умерший сравнивается с заходящим солнцем. Мой Дамляне,
— говорится в этом причитании, —
Мое ярко сунце! Лепо ти ме бвше обасяло, Аль ми брже за горницу заде [231, 406; 233, 495 -496].
По народному же русскому поверью, запад и до сего времени считается местом страны отцов. Так, народ думает, что покойников нужно хоронить до захода солнца57 для того чтобы отходящее на покой солнце могло их захватить с собой и довести до обители умерших58.
Если мы обратимся к родственным нам народам, то и у них увидим, что страна умерших помещается на западе. Так, греческий Элизиум — страна блаженных — лежит на западе в какой-то неопределенной области, далеко от земли, за океаном [52, 53]. Там же, за Элизиумом, находится и их adhz и тартар59.
58 Великое селение у племени Обжибва-Китинг лежит под землей, куда садится солнце.
57 Народные верования согласны с одним древним памятником XII в., где говорится: «Зашедшю солнцю не достоит мертвеца хоро-
нити, но тако погрести, яко еще высоко: то бо последнее видит солнце до общаго воскресения» [77, 228].
58 Слышано автором во Владимирской губ. Подробнее смотри: [147, 33 - 34].
59 Одиссей, по совету Цирцеи, с мифического острова Эа отправился в царство теней, чтобы спросить здесь у предвещателя Терезия о дороге в отечество. Он едет гонимый юго-западным ветром и направляется туда, «где вместе со спускающейся
колесницей Гелиоса исчезает дневной свет» [53].

Что же касается самой страны умерших, то она представлялась живой фантазии предка в различных образах. В первой половине X века мы, основываясь на словах арабских писателей, встречаем у предка-язычника верование в рай. Так, Массуди, говоря о том, что жены славянские лишают себя жизни по смерти мужей, замечает, что они «пламенно желают быть сожженными вместе со своими мужьями, чтобы вслед за ними войти в рай» [45, 129; 91, 58; 177, 15]. Ибн-Фоцлан, рассказывая о русском обряде сожжения мертвых, приводит слова девушки, обрекшей себя на сожжение. «Вот вижу отца моего и мать мою, — говорит эта девушка, — вот сидят все мои умершие родные; вот и мой господин — он сидит в раю, и рай так прекрасен и зелен» [45, 96; 91, 67 -68; 177, 15]. Немного далее в том же рассказе о руссах у Ибн-Фоцмана снова упоминается о рае, а именно тогда, когда этот писатель приводит слова русса-переводчика, объяснявшего ему обряд погребения. «Мы сожигаем, — говорил Ибн-Фоцлану русс-переводчик, — мертвецов потому, чтобы умерший без задержки вошел в рай» [45, 96; 91, 67 - 68; 177, 15].
Ученые слово «рай» (польское «ray», литовское «rojus») сближают по значению с греческим «рага-deioz», латинским «paradisus» [12, 139; 181, 62; 226, 37; 253, 782] — означающими сад. Садом представлялся рай и девице, обрекшей себя на сожжение со своим господином. Он, в ее представлении, «прекрасен и зелен». Такое представление о рае как зеленом саде должно указывать, что девица, а с нею и наши предки60 видели в это время в нем блаженную страну, где царствует вечное лето, светит солнце, зеленеют деревья и трава.
Что же касается самого слова «рай», то Макс Миллер производит его от индоевропейского «радж (radz)», от которого происходит подобное же индоевропейское слово «раджас». В Ригведе эта страна является как
60 Девица исполняла обычную роль при похоронах, и трудно предположить, чтобы она здесь высказала на страну отцов единоличный взгляд, потому я и говорю: «С нею наши предки».

место света или мировое море, расположенное между землей и небом61. Такое сопоставление индоевропейского «radz» и славянского «рай» имеет под собой твердую почву. Индоевропейское «а» осталось в славянском языке, но индоевропейское «dz» перешло в славянское «j» и получилось старославянское «raj» [99, 632; 247, 420]. Из только что сказанного видно, что наш предок когда-то о рае имел только представление как о светлой, воздушной стране, а не как о зеленом саде, каким эта страна представлялась девице в сказании Ибн-Фоцлана.
Если мы обратимся к родственным нам народам, то и у них увидим, что усопших они отправляли в какую-то неопределенную воздушную светлую сферу. Так, в Ригведе (IX, 7 - 10) находим такой гимн: «Где светит свет, туда стремлюсь я, о Сома62, в бессмертный, нетленный мир, где владычествует сын Вивасваты Яма63, в святилище небес, там, где покоится лучезарное солнце, — о дай мне быть там бессмертным». Литовцы-язычники представляли рай светлой страной, он помещается ими на западной стороне Дульгаса (неба) [155, 12].
Итак, все сказанное ведет к тому, что одним из представлений предком самой страны отцов было представление ее светлой, воздушной страной, которая в начале X в. у него уже принимает образ воздушного светлого зеленого сада, находящегося где-то
За лесушками за темными, За горами за высокими,
61 «Раджас» собственно означает, блеск, затем — вода и, нако
нец, облако. В некоторых местах Ригведы, по Миллеру, множеств,
число от «раджас» обозначает «облачное небо» [99, 632].
62 Божественный напиток бессмертия, отождествленный с самим
божеством [50, 81].
63«Укротитель». Бог смерти, царствующий в небе блаженных (pitarah)

За облачками да за ходячими, Да за частыми звездушками [18,49, 94, 191,211].
На заре христианства мы встречаем указание на страну умерших под словами: «нав» и «пекло». Основываясь на мнении ученых, что этими словами предок обозначал страну умерших еще до принятия христианства [5: 6], мы постараемся указать, какое представление о стране отцов связывалось и с этими, помимо рая, названиями.
Слово «навь» (навье) как страна употребляется в Переяславском списке, где находим такие слова: «из навей дети нас емлют». Позднее в «Житии Петра и Февронии» читаем: «Яко же лести на древо в высоту через ноги в нави зрети, мысля, абы не сурватися с высоты»64 [180, 272].
Слово «навь» (навье, навья, навей) в современных говорах употребляется в значении мертвеца [61, 981]. В том же значении оно употребляется и в некоторых местах летописей. Так, в Лаврентьевской летописи говорится: «Приведе Янка митрополита Иоанна скопь-чину, его же видевше людье вси рекоша: се навье (по другому списку: мертвец) пришел; от года бо до года пребыв, умре» [143, 89]. В другом месте тот же летописец, рассказывая о явлении незримых духов, которые рыскали на конях и поражали смертью полочан, прибавляет, что в то время говорили: «яко навье бьют полочаны» [143, 92], т. е. мертвецы карают народ чумными стрелами (молниями) [13, 236].
Миклошич считает слово «навь» заимствованным от готов, у которых основа слова: «nausnavi» с коротким «а», «но, — говорит Котляревский, — нет никаких причин считать это славянское слово заимствованным от готов» [91, 203]. Что же касается производства слова «навь», то лингвисты [240; 241; 248; 249; 250; 258] выставляют для него корень «пак (пек)» — гибнуть, индоевропейск. «nas» (nasami — исчезать, проходить). Однако мнение это приходится отклонить, потому что первоначальное «к» (санскрит, и зендск. «s») регулярно соответствует славянскому «с» и только изредка заменяется рефлексией «к», но никогда не заменяется рефлексией «в». Лучшее производство слова дает Гот-тала. Он говорит, что слово «навь» и готское «naus» (множественное — naveis» — мертвый) произошли от корня «пи», и слово «навь» возникло через увеличение «пи» в «паи», а к этому прибавился суффикс «i». Этого обьяснения Готтала было бы достаточно, если бы слово ограничивалось только славянским языком. Его производство совершенно верно относительно славянской области, но в арийском значении корня «пи» не согласуется с понятием славяно-готского «нави» [91, 203; 99, 625; 247, 420].
Итак, точного корня слова «навь» мы пока не знаем, а следовательно, не можем дать и более точного представления о стране усопших, связанной с этим именем. Однако мы можем сделать предположение, что словом «навь», взятом в смысле страны усопших, у предка связывалось представление о стране усопших как о стране суровой, холодной, покрытой мраком и тенью, так как слово «навь» и несомненно родственные ему слова: латышское «nave — смерть, navet — убивать», готское «naus — navis — мертвый», чешское «naw, nawa — смерть, могила, жилище усопших, unawiti — загубить, умереть», — указывают на мертвое, обессиленное85. Такое представление предка о стране умерших, связанное со словом «навь», сближается с
65Русск. диалог: «ставиться» — устать, утомиться, обессилеть [4, 176; 13, 236, 29, 64; 30, 43, 253, 400].

греческим тартаром — страной умерших, никогда не освещаемой и не согреваемой солнцем, где вечно царствует нестерпимый холод [13, 29]т. Этот тартар, как мы говорили, у Гомера находился на бессолнечном западе, за океаном, в каком-то (воздушном) пространстве под землей; в нем царствуют вечная тьма, туман и холод [52, 531f7. Но, — говорит Котляревский, — навь есть облачное пребывание усопших. Представление о ней (нави) как мрачной стране у славян-язычников могло возникнуть благодаря мрачным тучам, которые облегали небо [91, 203].
Перейдем теперь к слову «пекло». Лингвисты слову «пекло» выставляют корень «рак», значение которого — «варить, спеть, делать спелым». Такое значение корня «рак» указывает на непосредственно осязательное пластическое действие теплоты и огня. От этого корня происходят слова: «пека — пек», которые стоят в значении: «жар, зной» [180, 893]. Отсюда «пеклом» можно назвать область знойную, жаркую, указывающую на мучения. Представления о мучениях могли возникнуть у предка благодаря тому, что сама природа при борьбе своих элементов терпела грозовые, огненные муки. «Но, —говорит Котляровский, — исключительного смысла загробной муки слово «пекло» в язычестве не имело. Пеклом нужно считать просто область горную, где действует небесная теплота,
""Лингвисты слово «tartaroz» роднят с «tartarusw» — дрожу от холода [114, 74 - 75].
67 На Руси представление о холодной стране, покрытой мраком, доселе сохраняется в кругу простого народа. Так, в Кореле говорят, что мертвецы в продолжение 40 дней находятся в холодной стране, а потому, во время поминовения, усопшему стол обыкновенно (в 40-й день) припасают на печке, чтобы, придя из холодной страны, усопший мог хоть немного обогреться [18, 309]. Небезынтересно в данном случае, что племена центральной Африки: Бантусы, Лоанго, Негрилы, Негритосы — тоже верят, что жилище душ умерших есть мир, который темен и холоден [251, 157].
солнечные лучи и огонь, — сюда предок отсылал своих умерших без всякой мысли о возмездии» [91, 204].
Мы разобрали все слова, которыми обозначалась, как говорят ученые, в язычестве страна усопших, и увидали, что предок представлял себе страну отцов в различных образах. Образы эти у него определялись фантазией. Разнообразие и изменчивость их необходимо зависели от разнообразия явлений небесной сферы и от непостоянства юной мысли, которая не могла овладеть и привести в стройный порядок увлекавшего ее богатства внешних впечатлений; поэтому страна умерших и казалась предку то прекрасной, светлой, блаженной страной, то страной тьмы, холода и мертвящего покоя, то жаркой и знойной.
С течением времени у предка происходит локализация воздушных представлений. Основанием могло послужить отчасти уже вышеприведенное младенческое наблюдение предка над явлениями небесной сферы. Предок, видя, как солнце ежедневно уходит под землю и как бы сгорает, сжигается там, замечая, как облака, гонимые ветром, укрываются за горизонт, где они как бы умирают, легко приходил к тому заключению, что под землею, там, где скрывалось дневное светило, должна находиться страна умерших — страна непроницаемой тьмы или страшно клокочущего пламени, там должен царствовать вечный холод и вечный мрак, потому что с закатом дневного светила на западе как бы приостанавливается вечная деятельность природы, молчаливая ночь охватывает мир, облекая его в свои темные покровы, и все погружается в сон и мрак — знамение навсегда усыпляющей смерти, или там страшно клокочущее пламя, которое пожирает даже само солнце. Однако твердости религиозного догмата локализация воздушных представлений у предка-язычника не получает. Его рай — страна света с таким же правом помещается там же, где и страна мрака, — под землей как и на небе. Это можно видеть из сказания арабского писателя Ибн-Фоцлана. Ибн-Фоцлан, описывая похороны русса, говорит, что девица, обрекшая себя на сожжение со своим господином, глядит в колодезь, произнося свои слова, но не на небо, и видит там зеленеющий рай, в котором находится ее господин и сидят ее умершие родители [45, 99]. В отреченном слове «О всей твари», сохранившем нам многие черты древних воззрений, мы находим, что рай лежит на земле, там же, где находится и страна тьмы и ужасного пламени [128, 119; 195, 350]ва. Русские сказки рисуют подземный мир как светлый; в нем лежат три царства: медное, серебряное и золотое, но эти же сказки рисуют его царством тьмы, и этот подземный мир они называют «тем светом» [14, № 71, 73f9.
Если мы обратимся к родственным нам народам, то и у них увидим, что страна света, блаженства и мрачная страна близко соприкасаются друг с другом. Так, греческий Элизиум — поля блаженства и радо сти, где светит солнце и где облагодетельствованные богами смертные, как например Радамант и Мене-лай, ведут блаженную жизнь, — лежит на западе за океаном [52, 53], и тут же находится страна, населенная мифическими киммерийцами, вся покрытая тьмою и туманом, на которую никогда не смотрят
68 По слову ев Авраамия, ад и рай находятся рядом [238, 106].
69 Интересно, что по сказкам и других народов, напр, по зырянским сказкам, жилище душ умерших (у зырян Туони) лежит под
землей. «В дремучем лесу, — по этим сказкам, — где га лежит тяжелый камень, если его сдвинуть с места, то под ним увидим под
земный ход Если спуститься по длиннейшей веревке, укрепивши один конец ее к какому либо дереву, а другой бросивши в отверстие
в земле, как бы кем то пробуравленное, то можно прийти в иной мир, где светит солнце и блещет луна, текут иные реки, волнуются
нездешние моря, птицы там иные, и звери другие в лесах». В реках и озерах «того мира», разлита «живая и мертвая вода» Туда спус
кались герои, но веревки порывались, и их оттуда волвращала чудесная Ногай пгица» [66, 82 - 83].
светлые лучи Гелиоса: ни тогда, когда он выходит на звездный небесный свод, ни когда он нисходит с неба обратно. «Ночь безотрадная там искони окружает живущих» [53]. Здесь же лежит роща Персефоны, состоящая из тополей и бесплодных пажитей [53], и отсюда в необозримую даль под землю начинает тянуться «Аидова мглистая область», а за нею тартар, который уже «настолько ниже ада, насколько светлое небо выше от дола» [52]70. Индейцы знают подземный мир «Naraka» — царство тумана и грозного пламени, где царствует богиня «Nirriti» [13, 16; 196, 191], но тут же находится и царство Ямы — царство света, царство блаженных «Pitris», где Яма, вместе с богами и блаженными Pitris, сидит под сенью фигового дерева (acvattha), наслаждаясь невозмутимым покоем и вкушая бессмертный напиток [13, 18]. Элизийские поля греков, — поля, над которыми простирается ясное, вечно веселое небо, являющиеся в необыкновенной красоте и свежести, поля (или правильнее острова) блаженства представляются лежащими на западе за океаном, в Орке — подземном мире, который рисуется у них холодным, мрачным, туманным, с реками, клокочущими пламенем [87].
Имея представление, что страна отцов может находиться на небе и где-то на западе далеко под землей в каком-то неопределенном пространстве, древнерусский человек полагал, что к ней ведет дорога — Млечный Путь, который у различных народов получил название дороги по тому впечатлению, какое производит на глаз зрителя его длинная, тянущаяся по всему небесному своду полоса [13, 283]. Народ русский даже до сего времени верит, что Млечный Путь
70По Гесиоду же, тартар «лежит настолько ниже земли, насколько небо выше ея».

ведет в вечное жилище и считает его: то дорогою, по которой праведники шествуют в рай (Ушицкий уезд) [199, 15], то дорожкою умерших, идущих на вечное житье71, то смотрят на Млечный Путь как на дорогу, пересекающуюся посередине, и верят, что одна из половин ведет в рай, а другая — в ад (Холмская Русь) [199, 15]. Считается Млечный Путь дорогой в страну отцов и у родственных нам народов. Так, литовцы, называя Млечный Путь «pauks zsziu kielKs», т. е. птичья дорога, потому что души, отправляющиеся по этой дороге в страну отцов, представлялись легкокрылыми птицами [13, 204; 155, 12; 196, 181]72 — до сих пор уверяют, что они видят покойников, как те проносятся на борзых конях по птичьей дороге с тремя звездами в руке и потом вступают в селение вечного блаженства [13, 284]73.
Самая же страна отцов от мира живых отделялась у предка воздушным пространством, которое примитивному человеку казалось всесветным морем-океаном или рекой, обтекающей со всех сторон землю, по которым плавают корабли-облака и тучи [11, 574; 13, 280]. Вследствие этого душа умершего должна была, по представлению древнерусского человека, переплыть это водное пространство.
На существование такого представления пути в загробный мир указывают погребальные обряды наших язычников-предков. Ибн-Фоцлан, описывая погребальные обряды руссов, делает такую заметку: «Для бедного умершего делали ладью и сжигали (мертвеца) в ней» [45, 96 — 101]. Указание на существование похорон в ладье мы встречаем и в «Повести временных
71 Слышано автором в Покровском уезде Владимирской губ.
пУ киргизов Млечный Путь также называется «птичьей дорогой».
™ Млечный Путь считается дорогой в страну отцов и у североамериканских индейцев и слывет под именем «тропы душ» [225, 471].

лет» (под 945 г.). Описывая месть Ольги древлянам за смерть ее мужа Игоря, повествователь говорит, что по приказанию Ольги послов древлянских несли в «ло-дьи», а когда донесли до приготовленной ямы, «ври-нуша е в яму и с лодьею и повеле (Ольга) засыпати я живы, и посыпаша я» [105, 55]. Здесь мы встречаемся не с простым фактом мести, а видим, — говорит Котляревский, — «что Ольга приносила погребальную жертву душе своего мужа» [91, 119], я эту жертву она исполняет, заживо погребая древлянских послов. «Аще кто умряше, — говорит летописец про вятичей и кривичей, — творяху кладу велику, и возложахут и на кладу, мертвеца сожьжаху» [105, 13]. «Клада», упомянутая летописцем, по объяснению Тихонравова, имела вид лодки. С ладьей при погребении мы даже встречаемся в христианстве. Так, в «Сказании о Святых Борисе и Глебе» [61] говорится: «Убиену же быв-шу Глебови и повреждену и пусть месте межю двема кладома»74, но над соответственной миниатюрой прибавлено: «Святого Глеба положиша в лесе межи двема кладома под насадом» [178, 93], насад же — речное судно с набоями или лодка [4, 172; 61, 1504]. На миниатюре действительно видно, что скутанное тело князя положено между двумя колодами и семь воинов варягов опрокидывают над ним вверх дном лодку [4, 175; 61, 93]. Наша колода, по объяснению Анучи-на, есть ни больше ни меньше, как вариант ладьи [4, 174], а гроб, по объяснению Шляпкина, — две опрокинутые друг на друга лодки [227, 6]. Обращаясь к раскопкам, которые говорят нам о языческом времени древнерусского человека, мы и там видим лодки, на которых погребали наши предки своих мертвецов. Так, г. Зарецкий в кургане близ слободы Рублевки
74 В поучении при Житии это место сказано так: «оканьнии из-несше тело (Глеба), повергоша в пустыни под кладою» [178, 20].

нашел костяк, который был положен в узкую лодочку из бересты [4, 174]75.
Итак, в погребальных обрядах мы встречаемся с фактом погребения или сожжения мертвецов в ладьях. Этот факт служит подтверждением нашей мысли о необходимости, по представлению нашего древнего предка, плыть мертвецу по водному пространству, чтобы достигнуть страны умерших отцов.
Что у предка действительно существовало представление о водном пространстве, лежащем на пути к селению умерших, об этом мы можем заключить из тех пережитков языческой старины, которые сохранились у нас в простом народе, а также в духовных стихах и апокрифах. Так, народ русский даже до сего времени верит в водное пространство, окружающее страну умерших отцов, и говорит, что «души умерших пребывают в доме Давида, а дом этот окружен со всех сторон морем» [199, 148]. По народному верованию, русалки -— эти души умерших, могут возвращаться из своего обиталища, плывя по воде на яичной скорлупе; поэтому наши крестьяне считают необходимым раздавить скорлупу съеденного яйца на мелкие части [11, 577 - 578]. Малорусы рассказывают, что навы (мертвецы) живут за морем в блаженной стране. Желая сообщить им радостную весть о светлом празднике Воскресения Христова и вместе с тем о весеннем обновлении природы, здесь имеют обыкновение бросать в реки скорлупу крашеных яиц, которая, по верованию малорусов, несясь по течению воды, приплывет к берегам навов в «зеленый четверг», известный между поселянами под именем навьского великого дня [11, 578]™.
75 Здесь же смотри о похоронах в лодках у норманнов, индейцев и других народов.
76Сравни [199, 220]. Здесь «навье» заменено «рахманами».

Обращаясь к апокрифам и духовным стихам, которые, как я говорил, несмотря на преобладающее в них христианское воззрение, сохраняют древние мифологические представления, живо чувствующиеся в них под покровом христианских форм, — мы также встречаем водное пространство, отделяющее страну отцов от мира живых. Так, в апокрифе «Хождение Агапия в рай», относящемся к XII в., мы встречаем указание на плавание Агапия по морю, для достижения рая [44; 210]. В апокрифе «Хождение Зосимы к Рахманом» (XIV в.) Зосима в блаженную страну Рах-ман попадает будучи перенесен двумя деревьями через реку [196, 79, 83]. В апокрифе «Хождение апостола Павла по мукам» (XV в.) говорится, что апостол страну, где «не бе света» и где «тма и скорбь и туга», видел «об ону страну окиона», а в «град Христов» он прибыл на золотом корабле [196, 47, 49]. Находим водное пространство, отделяющее страну отцов от мира живых и в отреченном слове «О всей твари», сохранившем нам многие черты древних воззрений. Здесь говорится, что четырехугольная земля плавает на воде и той воде нет конца, за этим же «акияном» лежит земля, на которой находятся рай и муки [128, 119; 196, 350].
По сказанию же духовных стихов, души умерших идут в ад и рай «по воды», идут туда они и «через реку» [22, 165, 233, 235; 35, 138, 149, 151]. Упоминание о водном пространстве находим и в сказках. Так, в сказке «О трех побратимах» говорится о русалке, которая живет на том особенном свете, куда путь лежит через широкое море [112, 100].
Если заглянем в верования родственных нам народов, то и у них встретим указание то на море, то на реку, которые отделяют страну отцов от мира живых. Так, индейцы знают о реке Вайтарани, кипящей своими солеными волнами и отделяющей здешний мир от царства умерших [186, 49; 196, 178, 179]. Одиссей попадает с мифического острова Эа в царство теней, мрачное обиталище Гадеса, переплывши океан [53]. Тень Патрокла, прося у Ахиллеса погребения своего тела, жалуется, что «тени умерших его приобщиться к себе за реку не пускают» [52]. Римский Орк, страна умерших, окружен бурными реками [37]77. Чехи о смерти употребляли поговорку «залетел за море к Ве-лесу» [4, 180]7S, что указывает, что мир умерших, по представлению чехов, лежал также за морем.
Представляя водное пространство на пути в страну отцов, предок, естественно, должен был представить, что душа должна была чрез него переправиться, чтобы достигнуть своего назначения79, а переправиться она могла, по представлению предков, только на тех судах, на которых он сам плавал: лодке, корабле, из которых первая и фигурирует, как мы видели, в его похоронных обрядах80.
"Реки эти в «Энеиде»: Коцит, Стикс и Ахеронт [4, 182; 11, 575].
78 Встречаем указание на мифическое водное пространство и у
других народов. Так, у японцев страну отцов отделяет река Сандзу Иудейский рай окружает река Динор, а племя Обжибва-Китинг ве рит, что «Великое селение» лежит за далекими и глубокими водами [186, 54]. Верят в водный путь малайцы и североамерик. Племена [14, 178, 179]. В Германии рассказывают, что ведьмы, мары и эль фы в блаженную страну плавают по воде в яичной скорлупе [13, 281] , а древние египтяне верили, что мертвые на тот свет попадают только переплыв мрачный, загробный Нил[4, 180].
79 Касательно связи душ усопших с водою в языческих веровани ях славян, а в частности и русских, важны замечания Ходаковского, который, говоря о сопках или древних могилах, замечает: «Сколько я мог видеть оных, все насыпаны по берегам рек, речек и озер, идаже параллельно по излучинам и изгибам оных. В полях, удаленных от воды, нигде не случалось мне заметить оных. Может быть,причина та, что первейшие оседлости были только на поречьях и на озерьях; во-вторых, что совершение похоронных обрядов не моглообойтись тогда без воды, которая по такому же случаю была потребна в Доростоле Святославу Игоревичу и которая служит путем дляусопших в вечное обиталище, по мнению, сохранившемуся в раз ных странах славянских у простого народа».80 Интересно верование чипевайцев, которые утверждают, что душа должна плыть непременно на каменной лодке по направлению к за колдованному острову, находящемуся на большом глубоком озере [225, 475].

Но не на одних судах можно было пробраться в страну отцов, по представлению древнерусских людей, — туда можно было добраться: пешком, на санях (или какой другой повозке) или верхом на коне, по мосту, который будто бы перекинут через водное пространство.
Представление о мосте, ведущем в страну отцов через водное пространство, находим у различных индоевропейских и неиндоевропейских народов. Так, у индийцев в Самаведе говорится: «К блаженству мы стремимся через труднопроходимый мост». Здесь, как видим, в царство Ямы ведет через водное пространство мост, который должны пройти души умерших [259]. У персов души умерших, чтобы достигнуть Городмала (царства мертвых), должны перейти мост воздаяния Чиневад [11, 732; 121, 139; 196, 189], а у магометан в страну отцов ведет мост Сират [196, 189]. В древней погребальной песне севера: «Lyke-Wake Dirge» упоминается мост «Ужаса», через который душа, пройдя, попадает в чистилище:
From Brig о'Dread when thon are poste, Every night and alle; To Purgatory Fire thou comes at laste And Christe receive thy sauleR1.
Знают о мосте, перекинутом через водное пространство к стране отцов, и угрорусы [68, 215].
Обращаясь к Руси, представление о мосте, ведущем в страну отцов, мы встречаем в духовных стихах. В них говорится, что праведные и грешные идут в ад и рай через огненную реку «как бы по мосту» [22, 234]. Что у предков действительно было представление о мосте, перекинутом через водное пространство, на это может указывать и письменный памятник — «Сказание
81 Когда ты минешь мост Ужаса, в каждую ночь и во все, то попадешь наконец в огонь чистилища, и Христос да примет твою душу.

Пафнутия Боровскаго», которое (сказание) хотя и позднего происхождения и уже (как и духовные стихи) освящено христианством, но все же носит на себе следы языческой старины. В этом сказании говорится, как один умерший человек прошел в рай по трупам нищих, которые, в благодарность за его милостыни при жизни, «сотворили» из своих тел «яко мост через странную ту реку» и тем дали ему возможность перейти в «чудное место» (рай) [39, XII; 196, 184]. В простом народе даже до сего времени сохранилось поверье, что душа пойдет по мосту82, а потому в гроб под голову покойнику кладут несколько щеп от гроба, чтобы ими умерший мог воспользоваться, если мост будет в некоторых местах худ83.
Мостом, перекинутым к стране отцов через водное пространство, в представлении примитивного человека являлась радуга, которая своими концами уходя как бы под землю, а срединой своего изгиба касаясь небесного свода, напоминая своей фигурой арку, дугу, служила как бы связью между заоблачным и подземным миром, а также видимым выражением связи между людьми и теми далекими странами, куда древний предок отсылал души своих умерших84. «Издревле, — говорит Афанасьев, — радуга признавалась за путь усопших» [13, 25]. Действительно, русский народ даже до сего времени считает радугу мостом — путем к стране отцов [199, 27], мостом в небесное пространство85. Небесным мостом считается радуга также и у северных
82Напр. в Проскуровском [199, 87], Судогодском и др. уездах.
si Автор слышал и наблюдал в Меленковском, Судогодском, Покровском уездах Владимирской губ.
84 В древнейших наших памятниках мы находим обозначение радуги словом «дуга»; так радуга называется в «Изборнике Святослава 1078 г.» [31]. Корень же слова «дуг» обозначает: «ремень, иго, связь» [196, 181].
8о Слышано автором в Судогодском уезде Владимирской губ.
народов, где таковой она называется в скандинавской поэме «Эдда» [196, 181].
При существовании представления о мосте, перекинутом через водное пространство, естественным является и представление предка, что в страну отцов можно пробраться не только пешком или верхом на коне, но даже и в повозке. На что указывает нам существовавший у предка обычай погребения на санях.
С фигурированием саней в погребальном обряде мы встречаемся уже в христианстве. В былине «О Потыке Михаиле Ивановиче» говорится, что когда умерла жена Потыка — Авдотья Лиховидьевна, то
Приказали ему (Потыке) попы, соборные Тотчас на санях привезти (тело Авдотьино) И со всем причтом церковным Погребли тело Авдотьино [86, 223 ].
Древнейшим же свидетельством летописи считается сказание, записанное под «15 нуля 1015 г.». Здесь говорится: «Умре же (Владимир) на Берестовем, и по-таиша и, бе бо Святополк Кыеве. Ночью же межю к лет-ми проимавше помост, обертевше в ковер и ужи све-сиша на землю; взложьше и на сани, везше поставиша и в святей Богородици, юже бе создал сам» [143, 56]. Позднее мы в летописях встречаем целый ряд указаний, где сани фигурируют в погребальной процессии. На них тела умерших везут летом и зимой. Так, под 1054 г. в Лаврентьевской летописи читаем: «Всеволод же спрята тело отца своего (Ярослава), взложьше на сани и везоша и Кыеву» [143, 70]т. Под 1074 г., говоря об убийстве Изяслава, 3 октября летописец прибавляет, что тело князя «взложивше на сани повезо-ша и, с песнями попове и черноризци» [143, 86]. Под 1113 г. в Ипатьевской летописи читаем: «представися

86 Ярослав скончался 19 февраля «в субботу 1 поста святого Фео-дора» [105, 158].

благоверный князь Михаил, зовемый Святополк, месяца апреля в 16 день, за Вышегородом, и привезоша и в лодьи Киеву и спрятавше тело его и взложиша в сане... и положиша в церкви святого Михаила» [144, 11]. На санях везут и ставят в церкви тело князя Владимира Васильковича, умершего 10 декабря [144, 220]. Они же служат и для перевозки мощей святого князя Глеба [143, 78]. Сани употребляются не только для перевозки, но и для переноски тела, что видно из миниатюры, помещенной при житии Бориса и Глеба при Сильвестровском списке [4, 178], и древней иконы, изображающей перенесение ко гробнице тела св. митрополита Петра [4]. Особенно же из описания царских похорон в «Выходах Государей» [4, 103].
Все приведенные места, как мы видим, мало говорят в пользу нашего доказательства, что в страну умерших, по представлению древнерусского человека, можно пробраться на санях, ибо мы видим только, что на санях несут и везут, а не находим указания, чтобы их с покойником опускали в землю. Однако уже тот факт, что сани употреблялись при погребении, что на них наши предки возили умерших даже летом, как и теперь это происходит в некоторых местах России87, и ставили в церкви, указывает, что роль их в древнее время была не только иметь тело временно: во время перевозки и стояния в церкви, но когда-то существовало и погребение на них.
Действительно, в России до сего времени существует обычай не только оставлять сани на могиле88, но и класть в могилу с мертвецом: оглобли от саней, на которых привезли тело, вязки, ломаные полозья, а также ступицу от колеса89. Обычай этот мало подходит к возке
8ТНапр., в Вятской, Пермской губ. и даже в Малороссии [4, 117]. 86Напр., в Пермской, Вологодской и др. губерниях. 89 Сани везутся домой после похорон на веревках. Наблюдал автор во Владимирской губ., Судогодском уезде.

покойников, а он скорее указывает на существовавший когда-то на Руси обычай погребения на санях.
Характерной в данном случае является для нас находка в кургане, разрытом г. Кельсиевым. Эта находка — остатки носилок, или скорее остатки волокуш, привезших покойника, которые в древнее время заменяли сани [4, 135]. Очевидно, что погребение на санях в древней Руси существовало. Действительно, если норманн, сын бурного моря, хоронил себя в неразлучной спутнице — лодке, если наездник степей скиф хоронил себя на своем друге — ретивом коне, если знатный и удалый русский богатырь Потык Михайло Иванович зарывается в могилу с конем и збруей ратной, то отчего не принять предположения, что незнатным русским мирным жителем-хлебопашцем не клался когда-то в могилу мертвец на его неразлучной древней повозке — санях. А если существовал обычай погребения на санях, то сани с успехом могли заменить лодку, раз у нашего предка было представление о мосте, перекинутом через водное пространство и соединяющем землю, на которой человек жил, со страной усопших отцов.
Что же касается представления предка о путешествии умерших в страну отцов верхом на коне, то на это нам указывают ясные следы существовавшего у предка обычая погребения на конях. Так, из раскопок, произведенных в пределах Киевской Руси, в треугольнике между реками Росью, Ирпенем и Днепром, на территории, которую, по мнению некоторых исследователей, можно признать неоспоримо террито-риею древних Полян, профессор В. Б. Антонович нашел курганы, в которых сохранились ясные следы погребения умерших на конях. «В камеру, — говорит Антонович, — покойник был введен верхом на лошади и последней голова разбита камнем» [4, 191]. Древнюю архаическую черту погребения на коне сохранила нам и былина «О Потыке Михаиле Ивановиче».
Этот сказочный богатырь по смерти жены велел себя похоронить заживо на своем коне.
А и тут, — говорит былина, —
Стали могилу копать,
Выкопали могилу глубокую и великую,
Глубиною, шириною по двадцати сажень...
И тут Потык Михаил Иванович
С конем и збруею ратною
Опустился в тое ж могилу глубокую,
И заворочали потолком дубовым,
И засыпали песками желтыми [86, 222 - 223].
В обряде погребения умершего на коне верхом можно усматривать не только те мотивы, которые выставляет г. Анучин в своей статье: «Сани, ладья и кони как принадлежности похоронного обряда», именно: с одной стороны, боязнь умершего и всего того, что ему принадлежало, и опасение, как бы пользование его вещами не причинило вреда живущим; а с другой, — представление о загробной жизни как о сходной с настоящей и, следовательно, требующей подобной же обстановки быта [4, 133], но и представление древнего предка о путешествии на коне в страну отцов, так как для исполнения выставленных г. Анучиным мотивов достаточно только ввести коня в погребальную комнату умершего, а не везти его на лошади до могилы и не оставлять его на ней верхом и там, о чем, как мы видели, говорят раскопки и упоминает былина.
Представление о путешествии умерших в страну отцов на конях встречаем мы и в русских сказках, где часто упоминается, что тот или иной сказочный богатырь едет добывать погибшую невесту или сестру к солнцу на крылатом коне.
Встречаем это представление и в верованиях родственных нам литовцев. Литовцы даже до сего времени уверяют, что видят покойников, как они проносятся на борзых конях по птичьей дороге (Млечному Пути) с тремя звездами в руке и потом вступают в селения вечного блаженства [13, 284].
«Бедный люд погребался в простых неглубоких гробницах под небольшими круговидными курганами, коней при них не бывает» [4, 204], — пишет один из исследователей предков. Как видится, бедняку приходится идти в страну отцов пешком. Действительно, у предка было представление, что все вообще мертвые могли достичь страны отцов и пешком. На такое представление предка указывают существующие и поныне на Руси обычаи при погребении класть в гроб покойнику кроме надетых на ноги новых лаптей еще пару с той целью, что одной пары на поход до страны отцов умершему может не хватить и он может воспользоваться запасной парой90. Забота облегчить прохождение умершим пути в страну отцов выражается у народа и в том, что родственники кладут в гроб с умершим палку [4, 179]. О путешествии пешком в страну отцов говорят и духовные стихи, в которых находим такие выражения: «души подходят [22, 169] к реке, «души побрели» [22, 165], «души идут» [35, 13, 149, 151].
Душа умершего, по представлению предка-язычника, однако, не могла одна пробраться к месту своего назначения, — она имеет провожатого. Духовные стихи сохранили для нас это представление предка. Так, в одном из них говорится:
А всем нашим душам
Через ту реку провожатися будет [22, 223].
В другом месте умершие умоляют Михаила Архангела проводить их в царство небесное:
90 Слышано автором в Судогодском уезде, Владимирской губ. В Нижегородской губ. новые лапти надевают мертвецу для того, чтобы они дольше носились на том свете [13, 286].
«Провяди, — говорят они архангелу, — Нас церез огненну реку [22, 511; 35, 139]; Приведи нас ко царству небесному» [22, 229, 231, 234].
Имеют провожатого в страну отцов и родственные нам народы. Так, индусы верят, что через реку смерти Вайтарани им перейти пособит черная корова, которая у них называлась «vaitaranina dyuttarikB», т. е. переводящая через Вайтарани, посему-то умершему индусы обыкновенно давали в руки коровий хвост [186, 48; 196, 179]. У римлян же путеводителем душ умерших в царство теней является снабженный крыльями и посохом Меркурий [151, 163fK
Но души умерших, по представлению предка, не только проводятся в страну отцов, но и перевозятся по водному пространству перевозчиком. Следы этого языческого представления предка мы встречаем в духовных стихах. Так, в одном стихе «О Страшном суде» говорится:
Течет речка огненная...
Как стоят у реки души грешныя,
Души грешныя, беззаконныя,
Оне вопят и кричат — перевозу хотят
Отвечает душам Батюшко Небесный Царь:
«У меня нету душам перевощиков»
[22, № 487].
Яснее указание на перевозчика находим в варианте только что приведенного стиха, который в «Сборнике русских духовных стихов», составленном Ва-ренцовым, известен под заглавием «Про Михаила Архангела». Здесь мы находим такие слова:
91 Племя ацтеков считало путеводителем собаку. Ее они сжигали с бумажной веревкой на шее, чтобы удобнее умершему было ухватиться. Она переводила умершего через глубокие воды Chmhnahuapan по пути к стране мертвых [186, 48].

Протекала тут река, река огненная, Как по той там реки, реки огненныя, Да тут ездит Михаиле Архандел царь, Перевозит он души, души праведныя, Церез огненну реку ко пресветлому раю [22, 162; 35, 148].
В одном же духовном стихе утвердительно сказано, что через водное пространство есть перевозчик.
Три грешные души, беззаконный рабы Подходили к реки.
Они спрашивали перевозчика:
И на то тут,
есть перевощик.
Перевез бы нас на ту сторону,
К Самому Христу, Сыну Божью
[22, 169, № 490].
О перевозчике упоминается в апокрифическом сказании «Хождение Агапия в рай» (XII в.). Агапий достигает блаженной страны отцов — рая не один, а его перевозят туда на корабле через отделяющую мертвых от мира живых реку перевозчики-ангелы [44; 196, 201; 210]. Русские сказки роль перевозчика вручают старику. Этот старик смелых странников, шествующих в страшные обители ада к царю-змею или на край света к ясному солнышку, переправляет через море или реку в своей утлой лодочке [14, 13, 165, 170].
Находим сказания о перевозчике и в семье родственных нам индоевропейских народов. Так, одна сербская песня поручает перевоз Св. Николаю и Илье Пророку. В раю под прекрасным деревом с золотистыми ветвями, с серебряными листьями, говорит песня, почивает Св. Николай; к нему приходит «миро-носна воевода» Илья и говорит:
Та устани, Никола! Да идемо у гору.
Да правимо корабле, Да возимо душице С овог света на она]. Ал' устаде Никола, — продолжает песня, — Отшеташе у гору, Направите корабле, Перевезоше душице С овог света на она] [11, 576; 231, 134 - 135].
Как у сербов, так и на Руси мы встречаем в роли перевозчиков священные личности: Архангела Михаила, ангелов, Св. Николая и Илью Пророка, имена которых взяты из христианства, но в языческую пору, говорят ученые, личность перевозчика у славян носила название: Возуй, или Плавц, или, по Длугошу, Ний, которого Гайк называет Водцой [4, 182; 91, 207}. У греков же и римлян мифическим перевозчиком через адские реки Стикс, Ахеронт или Коцит (Кокитос) был жестокий Харон, который доставлял души умерших в страну теней в своей^адье [4, 182; 11, 575; 196, 185]. Знают о перевозчике и неродственные нам германские народы. У них существует поверье, что когда-то на берегу морском обитали рыбаки, на обязанности которых лежало перевозить души усопших на блаженный остров «Brittia». В полночь раздавался в двери стук и глухой голос звал этих рыбаков на работу. Мгновенно пробужденные, они поднимались и шли на взморье, где уже стояли, по-видимому, совершенно пустые лодки; садились в них и, взявшись за весла, отплывали. Тут только они замечали, что лодки были чем-то тяжело нагружены, так что края их только на палец не касались поверхности вод. В один час переплывали они такое пространство, на которое в обыкновенных поездках требовалось не менее суток, и приставали к острову. Незримые пловцы удалялись, и лодки, освобожденные от груза, делались так легки, что тотчас же высоко поднимались над водой [11, 575]. Шведская сага роль перевозчика вручает даже самому Одину, который души храбрых воинов, павших в битве при Бравалласе, перевозит на золотом корабле в священную валгаллу [11, 575; 196, 185]92.
Перевоз составляет известный труд, требующий на сем свете некоторого вознаграждения, поэтому из погребальных обрядов мы видим, что и для переправы на тот свет признавалась предком необходимой перевозчику известная плата.
Из раскопок курганов, произведенных учеными в Смоленской (в Гнездове) и Киевской губерниях, мы видим, что предок умершего снабжал различными монетами [4, 183]. Ибн-Доста в своем описании похорон русса говорит, что с мертвецом клали различные «неодушевленные предметы ценности» [91, 55]93, каковыми могли быть не только меха, которые в древней Руси заменяли звонкую монету, но и сами монеты, ибо в курганных раскопках находили даже римские динарии III в. по Р. X. и византийские солиды IV - V вв. [4, 183]. Из этих монет именно те, которые клались в руки умерших или около нижней челюсти, предназначались предком в уплату перевозчику [4, 183]. Народ русский даже до сего времени сохранил этот обычай. В некоторых местах Белоруссии и Великоруссии и по сие время дают умершему в руку монету и простолюдин верит, что эта монета пойдет в уплату перевозчику [4, 184; 18, 306; 35, 54; 135; 220, 531, 533]. Указание на плату перевозчику мы находим и в духовных стихах. «Грешные души, — говорится в стихе «О Страшном суде», — подошли к реке» и стали просить перевозчика — Михаила Архангела перевезти их. «А што ж вы здесь в руках несете?» —
спрашивает их Михаил Архангел.

92 У японцев перевозит умерших через реку Сандзу к стране отцов Старуха, а у вогулов, по словам Голдатти, перевозчиком является Куль Одыр, который перевозит души умерших в огненной лодке [4, 182].
93Это место переведено — «чеканную монету» [209, 675].

«Несем в руках рыже золото, Потом — того цисто серебро», —
отвечают души умерших, и
Они сами то к Михаиле приближаются, —
говорит стих, —
Золотой казной спосуляются, «Возми, — говорят оне Архангелу-перевозчику, —
Ты с нас много злата, много серебра, Мелкого скатного жемчуга: Переправь нас, грешных, через огненну реку» [22, № 503, 510,511,512].
С платой за перевоз мы встречаемся и у родственных нам народов. Так, греки клали в рот покойнику обол, и эта монета носила название «uaulon», т. е. плата за перевоз в лодке. В гробницах Пантикопейс-кого Некрополя (в Керчи), говорит Анучин, встречаются различные предметы собственно погребального обряда и житейской обстановки умершего, но даже и в самых бедных могилах не отсутствует медная «монета Харона», полагавшаяся между зубов покойника [4, 182; 186, 64]. Клали монету за перевоз с покойником и римляне. Этот же обычай существовал и у угрорусов [68, 215], и литовцев [155, 99], а болгары, говорит один из болгарских писателей, во времена, когда «монетната ценность не существувала, употребляли платно, или соль» [237, 398]94, как плату мифическому перевозчику.
Вход в страну отцов, по представлению древнерусского человека, не вдруг открывался перед явившимися -
94 При похоронах мордвина существовал в данном случае такой интересный обряд: старший член семейства подходил ко гробу покойника и клал в руку мертвеца старинную монету со следующими знаменательными словами: «Это тебе на табак, кабак и переход в загробную жизнь» [55, 142].

душами. Он охранялся сторожами и, следовательно, душам нужно было миновать их, чтобы наконец попасть в место своего назначения. Действительно, народ русский даже до сего времени говорит, что небесные владения оберегаются сторожами-косарями [11, 362; 13, 285]. Говорят также, что ад и рай оберегаются рыжим человеком, который от этих мест хранит у себя ключи [212, 174]. Русские сказки тоже рассказывают о сторожах загробного царства, каковыми здесь являются то змеи, то львы [14, № 171, 73], а малороссийское предание «О творении человека» сторожем страны отцов выставляет собаку. «Сотворив человека, — говорит это предание, — Бог ушел, а к дверям рая приставил собаку — зверя чистого, чтобы не пускала дьявола». Но дьявол нашел доступ в рай, обещав собаке шерсть, так как до сей поры у нее ее не было. По другой же версии, дьявол бросил собаке кусок хлеба. Собака бросилась за хлебом, а дьявол в это время проскользнул в рай [65, 92]. Встречаем указание на мифических сторожей и в похоронной причети. «Сторожа, — говорит причеть, — стоят ведь там (у страны отцов), да все не стариют» [18, 31].
Если мы обратимся к верованиям братьев-народов, которые когда-то, как мы знаем, имели с нашим предком общее мировоззрение, то и у них найдем сказания о сторожах, охраняющих страну отцов, что еще более подтверждает высказанное нами положение о существовании у древнерусского человека представления о сторожах-охранителях мира усопших. Действительно, Ведийская мифология знает сторожей царства мертвых. Ими здесь являются Сарамеи, дети Сарамы — охотничьей собаки бога Индры. В гимне Ригведы есть даже обращение к этим сторожам загробного мира. «Д ве собаки Ямы, — говорится здесь, — да позволят нам созерцать солнце и получить божественную жизнь» [11, 732; 196, 182]. Напутствуя же умершего, гимнт говорит: «Истинным путем избегни двух бледных четырехглазых собак, детей Сарамы, и ступай к отцам, которые блаженствуют вокруг Ямы! Двум собакам, о Яма, сторожам твоим четырехглазым, охранителям пути, ведающим людей, вручи его (умершего), о царь, спасение и свободу от скорби даруй ему» [11, 732; 196, 182]. По сказанию персидской мифологии, сторожем страны отцов является пес Сура или Сириус, который представляется у них в виде большой звездной собаки [11, 732; 196, 182]. Равным образом знают о стороже и греки, у которых таковым является трехглавый Цербер, хвост которого был подобен дракону, а грива кишела змеями [11, 733]к. По сказанию лее Эды, мрачное жилище Геллы сторожит дева «Modhgudhri», а охранять «Muspellsheimr» приставлен воинственный Сур-тур [13, 25, 27].
Миновав сторожей, душа уже вступала в место своего назначения.
Здесь мы покончили описание того представления предка, по которому душа уходит в неведомый мир, туда, куда
Ветры не провевывают. Лютое зверье не прорыскивае, Малая птичка не пролетывае.
Теперь обратимся к тому их представлению, по которому душа живет на земле около своего тела.

45 Чтобы Цербер пропустил душу умершего в царство теней, ему греки предназначали медовый пирог, который клали с покойником в могилу [186, 64].