Фрэзер Д. Фольклор в Ветхом Завете

ОГЛАВЛЕНИЕ

часть третья. ЭПОХА СУДЕЙ И ЦАРЕЙ

Глава 8. ИЗРАИЛЬСКИЕ "ВЫСОТЫ"

В книгах Ветхого завета мы часто читаем, что в Древнем Израиле
постоянными местами отправления религиозного культа были естественные
возвышенности, осененные в большинстве случаев густой листвой священных
деревьев. Эти святилища были обыкновенно расположены под открытым небом,
ничем не огорожены, хотя иногда яркие и пестрые балдахины защищали их
священные знаки - деревянные и каменные столбы - от знойных лучей летнего
солнца и от зимнего дождя. Сюда в течение многих веков после того, как
израильтяне осели в Палестине, собирался народ для жертвоприношений, и здесь
под сенью столетних дубов и терпентинных деревьев цари и благочестивые
пророки возносили к богу молитвы не только без опасения оскорбить божество,
но с полной верой, что оно отнесется к ним с благоволением. Однако
увеличение числа святилищ способно вызвать у невежественных почитателей
представление о соответственном увеличении числа богов, которым здесь
поклонялись. Учение о единобожии, которым так дорожили лучшие умы Израиля,
стало понемногу вырождаться в молчаливое признание множественности богов,
или ваалов; каждый из этих ваалов являлся хозяином своей поросшей деревьями
возвышенности; каждый оделял благами дождя и ведра окрестные деревушки,
которые обращались к нему, как обращаются итальянские деревни к своему
святому за благословением своих стад, полей, виноградников и оливковых рощ.
Легкость, с какой теоретическое единобожие незаметно скатывалось к
фактическому многобожию, вызывала опасения пророков. Их тревога при виде
упадка религиозного сознания скоро превратилась в горячее возмущение
нравственного чувства, вызванное некоторыми непристойными обрядами, немыми
свидетелями которых слишком часто оказывались эти прекрасные места,
предназначенные, казалось бы, самой природой для чистых помыслов и мирного
раздумья. Религиозные и моральные соображения подкреплялись еще мотивами
иного, мы бы сказали, политического порядка; впрочем, со свойственной
древним евреям тенденцией рассматривать все явления сквозь призму религии
эти политические мотивы выдвигались в форме небесных приговоров, которыми
верховный вершитель судеб угрожал грешникам и нечестивцам. Растущее
могущество великих Ассирийской и Вавилонской империй, являясь вначале
угрозой самостоятельности маленьких палестинских царств, привело в конце
концов к их полному подчинению. Лучшие умы Израиля задолго предвидели и
предсказывали надвигавшуюся катастрофу. Свои предсказания они облекали в
поэтическую форму пророческих рапсодий. Размышляя над опасностями,
угрожавшими стране, они полагали, что главная причина их кроется в
отправлении культов на священных высотах, умалявшем своими политеистическими
тенденциями величие истинного и единого бога и оскорблявшем его своей
безнравственностью. Корень зла они видели в причинах религиозного характера,
и лекарство они также предлагали религиозное. Надо было уничтожить
богослужение на высотах вместе с сопутствующим ему развратом и сосредоточить
весь религиозный культ страны в Иерусалиме. Там очищенный от всякой скверны,
упорядоченный и торжественный ритуал с его каждодневными благовонными
жертвоприношениями и сладостным песнопением обеспечит всему народу
божественную милость и покровительство. Этот план, выношенный в умах и
сердцах великих пророков, воплотился в достопамятной реформе царя Иосии; но
реформа эта, с такой любовью разработанная и возбудившая столько надежд при
своем осуществлении, оказалась не в силах остановить упадок Иудеи и
предотвратить ее гибель. День, когда храм на горе Сион был объявлен
единственным законным святилищем всего народа и упразднены были священные
"высокие места", отстоял меньше чем на одно поколение от того момента, когда
Иерусалим открыл свои ворота перед врагом и лучшие сыны его были уведены
пленниками в Вавилон.
Многие сведения о местных святилищах, имевших, согласно религиозному
толкованию еврейской истории, такое огромное влияние на судьбы народа, мы
извлекаем из книг пророков, которые в своих гневных речах против священных
"высот" часто упоминают о зеленых деревьях. Отсюда можно заключить, что
деревья, в особенности вечнозеленые, были характерной принадлежностью этих
возвышенностей. Так, Иеремия, указывая на грехи Израиля, говорит: "Как о
сыновьях своих, воспоминают они о жертвенниках своих и дубравах своих у
зеленых дерев, на высоких холмах" (Иер., 17, 2).
И еще: "Господь сказал мне во дни Иосии царя: видел ли ты, что делала
отступница, дочь Израиля? Она ходила на всякую высокую гору и под всякое
ветвистое дерево и там блудодействовала" (Иер., 3, 6). А Иезекииль говорит
от имени бога так: "Я привел их в землю, которую клятвенно обещал дать им
подняв руку мою,-а они, высмотрев себе всякий высокий холм и всякое
ветвистое дерево, стали закопать там жертвы свои, и ставили там
оскорбительные для меня приношения свои и благовонные курения свои, и
возливали там возлияния свои" (Иез., 20,28). Во Второзаконии же, которое
обыкновенно считается той "книгою закона", на которой царь Иосия главным
образом обосновал свою реформу, осуждение "высотам" и их идолопоклонническим
знакам выражено такими словами: "Истребите все места, где народы, которыми
вы овладеете, служили богам своим, на высоких горах и на холмах, и под
всяким ветвистым деревом; и разрушьте жертвенники их, и сокрушите столбы их,
и сожгите огнем рощи их ("ашерим". - Д. Ф.), и разбейте истуканы богов их, и
истребите имя их от места того" (Втор., 12, 2-3). Если обратиться к более
раннему периоду, когда эти зеленеющие холмы еще не впали в такую немилость,
то мы можем прочесть, как царь Саул сидел на одном из них под сенью
тамариска, окруженный придворными и советниками и сжимая в руке свое копье -
символ царского достоинства.
Еще и в настоящее время мы наблюдаем в Палестине, что такие
возвышенности, увенчанные деревьями, в особенности вечнозелеными дубами,
пользуются религиозным поклонением окрестных селян, причем его древний
языческий характер лишь слегка замаскирован легендой, по которой под сенью
этих деревьев покоится какой-нибудь мусульманский праведник. Можно с полным
основанием предположить вместе с некоторыми современными авторами,
прожившими долгое время в Палестине, что если не все, то многие из этих
тенистых "высот" представляют собой те самые места, где древние израильтяне
приносили свои жертвы и возжигали курения, и что, несмотря на все усилия
реформаторов и молоты идолоборцев, эти вековые святилища с незапамятных
времен до наших дней остаются подлинными центрами религиозного поклонения
народа. Быть может, мы вправе сделать дальнейший шаг и признать, что эти
дубравы на холмах, резко выделяющиеся на широком просторе бурых полей и
иссера-синих оливковых рощ, являются остатками первобытных лесов,
покрывавших некогда страну на много миль вокруг; с течением времени
деятельная рука человека расчистила равнины под сады и пашни, сохранив в
угоду суеверию эти скудные остатки на возвышенностях в качестве последнего
убежища лесных богов, бегущих от топора дровосека. Такова, во всяком случае,
вероятная причина появления священных рощ во всех других местах, и по
аналогии можно думать, что и в Палестине сходные причины вызывали те же
следствия.
Так, например, племя акикуйю, в Восточной Африке, занимается "по
преимуществу земледелием и имеет лишь очень небольшое количество крупного
скота; но в каждой деревне разводятся козы, а иногда и овцы. Чтобы
освободить место под пашню, туземцам пришлось вырубить лес на многих акрах и
выжечь его, что и сделало почву такой плодородной. Некогда леса горы Кении
соединялись, вероятно, с лесами Абердарского хребта, и вся эта площадь
представляла собой сплошные заросли. В настоящее время об этом напоминают
лишь разбросанные по всей стране холмы, поросшие деревьями. Эти холмы
считаются священными, и деревья на них рубить запрещено, что и спасло их от
участи остального леса". Холм Кагумбу "является одним из многочисленных
холмов в стране кикуйю, вершины которых покрыты священными рощами. Так как
ни деревья, ни поросль не могут быть срублены - иначе по всей стране пойдут
повальные болезни, - то на вершинах этих холмов, над густою порослью, высоко
возносят свои кроны большие деревья. На Кагумбу эти поросли дают убежище
множеству гиен, не находящих приюта на открытых и обработанных пространствах
окрестной земли. На вершине холма имеется небольшая площадка, окруженная
кустарником. Это- место для жертвоприношений, и называется оно "Athuri
aliakuru". Когда страну посещает голод или засуха, население постановляет
принести здесь жертву. Все жители, за исключением четырнадцати стариков,
остаются в своих хижинах, откуда им запрещается выходить; старики же,
избранные жрецами холма, подымаются на него с овцой; коза в подобных случаях
неугодна богу Нгаи. На вершине они раскладывают огонь и затем умерщвляют
овцу, зажимая ей рот и ноздри, пока она не задохнется. После этого с овцы
сдирают шкуру и отдают ее сыну одного из стариков в качестве одежды. Овцу же
варят, причем сорванную с дерева ветвь макают в ее сало и кропят им листву
ближайших деревьев. Старики съедают затем немного мяса: если бы они этого не
сделали, жертва их не была бы принята. Остальное мясо сжигается в огне,
после чего Нгаи приходит есть его". Подобным же образом жертвоприношение
пророка Илии на вершине лесистой горы Кармель, по преданию, положило конец
засухе, много лет томившей израильскую землю. Не успел пророк закончить
обряд, как с моря надвинулась туча и окутала мраком все небо, а
царь-идолопоклонник, бывший до того свидетелем всех неудавшихся попыток
лжепророков, должен был поспешно спуститься в своей колеснице с горы и
пересечь долину, чтобы укрыться от ливня, хлынувшего с неба яростным
потоком.
Племя мунда из Чхота-Нагпур в Бенгалии "не делает изображений своих
богов и не поклоняется идолам, но верит, что невидимые для глаз смертного
боги, умилостивленные жертвоприношением, могут временно поселиться в
специально предназначенных для этого местах. Мунда имеют свои "высоты" и
свои "рощи" - какую-нибудь не тронутую рукой человека скалистую громаду да
остаток прежних лесов, пощаженный при первоначальной вырубке; деревья
заботливо охранялись здесь в течение многих веков, дабы здешние лесные боги,
обеспокоенные сплошной рубкой деревьев, служивших им приютом, не покинули
местность. Еще и теперь, если случайно повалится дерево в священной роще,
боги выражают свое неудовольствие, задерживая сезонные дожди". У каждой
деревни племени мунда "имеется по соседству роща, которая слывет частью
первобытного леса, оставленной в нетронутом виде для местных богов. Здесь,
по поверью, обитает Десаули (бог-покровитель каждой деревни) со своей женой
Джгар-Эрой или Мабуру, который печется о нуждах своих приверженцев. Каждая
деревня имеет своего Десаули, власть которого не простирается за пределы
деревни, владеющей его рощей. Если обитатель одной деревни обрабатывает
землю в другой, он должен платить дань Десаули обеих деревень. Считают, что
боги этих рощ ведают урожаем; им воздают особые почести во время больших
земледельческих празднеств. К ним обращаются также в случае болезни". О том
же предмете другой автор рассказывает так: "Несмотря на то что большая часть
первобытных лесов, среди которых были первоначально расположены деревни
мунда, впоследствии была уничтожена топором дровосека или огнем "джара",
многие из этих деревень сохранили лесные участки, считающиеся священными
рощами - сарнами. По системе "джара" земля расчищается для обработки
выжиганием участков Джунглей. Иногда роль сарны играет лишь небольшая группа
деревьев, оставшаяся от прежнего леса. Эти сарны представляют собой
единственный вид святилищ, знакомый племени мунда. Здесь обитают деревенские
боги, и время от времени жители являются сюда на поклонение и приносят
искупительные жертвы".
Мы можем предположить, что эти местные Десаули, обитающие в священных
рощах, остатках древнего леса, и ведающие, по поверью их приверженцев,
урожаем, в полной мере соответствуют ваалам Ханаана, которые также жили
среди деревьев на вершинах холмов возле деревень и принимали первые плоды
земли от местного крестьянства в благодарность за обильный урожай и
живительные дожди.
На юге Афганистана "на холмах лишь изредка можно встретить жилье или
обработанное поле, но стоит отойти немного дальше, и вы непременно
наткнетесь на какой-либо "знарат" (священную гробницу), где правоверные
совершают свои молебствия и приносят обеты. Очень часто этот "знарат"
расположен на вершине горы или на неприступной скале, напоминая священные
"высоты" израильтян. Вокруг могилы растут обычно несколько чахлых тамарисков
или кустов ююба (Zizyphus jujuba). На ветвях их висит бесчисленное множество
лоскутков и пестрых тряпиц, ибо каждый верующий, приходящий сюда со своими
просьбами, считает своим долгом навязать на ветвь кусочек материи в знак
своего поклонения". Одно прославленное святилище находится на Сулиманском
хребте. "Несмотря на его неприступность, сотни паломников посещают его
ежегодно; сюда зачастую за сто и больше миль привозят на верблюдах или
приносят на носилках больных, в надежде, что милосердие святого даст им
исцеление. Другой характерной чертой этих "знаратов" является всеобщее
признание их святости: каждый может оставить здесь свою вещь в полной
уверенности, что, вернувшись через много месяцев, найдет ее нетронутой на
том же месте, где он ее положил. Еще одна привилегия "знаратов" состоит в
том, что считается грехом рубить на дрова окружающие деревья; таким образом,
они остались единственнь1ми зелеными пятнами на окрестных холмах, оголенных
от всякой древесной растительности недальновидным вандализмом местных
племен".
Эти афганские "знараты", или нагорные святилища, имеют несомненное
сходство с современными "вели" в Палестине. Как здесь, так и там святилища
обычно расположены на вершинах холмов и окружены деревьями, которые не
только запрещено рубить, но считается грехом отломить от них даже ветку. И
здесь и там святость их приписывается могилам мусульманских святых; и здесь
и там существует обыкновение оставлять под их охраной имущество, в полной
уверенности, что никто на него не посягнет; в обеих странах паломники
оставляют на память о себе лоскутки, привешенные к ветвям священных
деревьев.
Прибавим, что среди русских черемисов (мари) "еще и в наше время
одинокие рощи служат местом для жертвоприношений и молебствий; эти рощи
известны под именем "кьюсото". В стародавние времена черемисы приносили
жертвы своим богам в чаще лесов. Какие-либо неожиданные явления природы,
вроде внезапно забившего ключа, считались проявлением воли божества и
указывали место для поклонения ему. Уфимские черемисы особенно охотно
выбирали возвышенные места по соседству с каким-либо источником. И если даже
все деревья вокруг пали под топором, эти "высоты" остались
неприкосновенными.
Судя по приведенным примерам, священные рощи древней Палестины, так
возмущавшие позднейших пророков, тоже могли представлять собой остатки
первобытных лесов, зеленые островки на одиноких "высотах", пощаженные, чтобы
служить убежищем для деревенских богов, у которых землепашец отнял их
просторы и которым, как настоящим хозяевам, "ваалам" земли, он считал себя
обязанным платить дань за все, что приносит ему земля. Может быть, и
деревянный столб (ашера), эта неизменная принадлежность местных святилищ,
был не чем иным, как стволом священного дерева, освобожденного от ветвей,
рукой ли человека или же в результате естественного их отмирания. На острове
Борнео среди каянов мы еще в настоящее время можем обнаружить подобные
окончательно не сформировавшиеся религиозные символы. Эти дикари верят в
существование неких грозных духов, которых они называют Toh. Расчищая
участок джунглей под посевы риса, "они обыкновенно оставляют нетронутыми
несколько деревьев на более возвышенных местах, дабы не прогневить духа
данной местности, который, по их представлениям, любит отдыхать под сенью
деревьев. Часто с таких деревьев обрубают все ветви, за исключением
нескольких у верхушки; иногда к стволу дерева на самом его верху прикрепляют
поперечную жердь и вешают на нее пальмовые листья, или же подвешивают к
получившейся таким образом крестовине трещотку, какой обыкновенно играют
мальчики, чтобы она качалась на ветру".