Балагушкин Е. Нетрадиционные религии в современной России

ОГЛАВЛЕНИЕ

Раздел II. Основные представители новых религиозных движений

Глава V. Церковь Последнего Завета (синкретическое христианство Виссариона)

9. Типология религиозного движения Виссариона

Главной особенностью своего вероучения Виссарион считает его новизну, содержащиеся в нем “Тайны, которые до сего времени не должен был знать ни один человек на Земле”, Тайны, “сокрытые от людского разума, ибо время для сего не приходило” [П. 48, 50].

Новационный характер вероучения Церкви Последнего Завета определяется тем, что в нем доминируют эсхатологические и милленаристские представления, выраженные с категорической ясностью: “Путь, пролегающий по Царству Силы, вел человечество к самоуничтожению. Царство Силы ныне находится в предсмертной агонии, во время которой сущность людей будет ускоренно возвращаться к дикому состоянию. Человечество пошло по прямой к пропасти, но сейчас вы подошли к тому месту, где от сего рокового пути отходит одна-единственная дорога к Истинному Совершенству” [П. 22, 14, 4-5].

Своеобразное истолкование традиционного эсхатологизма и милленаризма заключается в том, что конец света, не обязательно завершится Армагеддоном — глобальной всеуничтожающей битвой, а вступление в Новый Мир, обретение человечеством Царства Божьего на земле трактуется как переход на высшую ступень духовного развития. Религиозное спасения человечества мыслится Виссарионом в форме постепенного двухступенчатого эволюционного процесса — Пути Духовного Восхождения.

На основе эволюционной трактовки религиозного спасения человечества Виссарион рассматривает возникновение христианства и современное его обновление в Церкви Последнего Завета как единый процесс утверждения на земле Единой Веры в форме двух последовательных “возгораний”. Две тысячи лет тому назад были заложены основы этой веры, “ошибочно” названной христианством (для Виссариона историческое христианство лишь неадекватное выражение зародившейся и два тысячелетия развивавшейся в его форме единой, универсальной по своему содержанию религию — “Единой Веры, которая не нуждается в названии”). “Теперь же люди подошли к новой ступени своего развития” и должны “перейти через рубеж расцвета и вступить в новый уровень Царства души”. Новый союз человеческого рода с Богом осуществляется через Последний Завет, тем самым будет завершено формирование христианства в единую религию [П. 95-104].

Милленаристское изменение земного мира, означающее его кардинальное преобразование в направлении совершенствования и гармонизации, Виссарион называет “переходом на уровень Царства Души”. Это не переход “в более тонкие миры” [В. 60], согласно некоторым буддийским представлениям, а существование земного мира на новой основе — “по закону развития души” [В. 63].

В этом трансформационном изменении мира перспектива его трагической гибели — Апокалипсис — существует только как угроза, хотя и чрезвычайно большая, но все же не как роковая предопределенность. В “Слове Виссариону” настоятельно подчеркивается, что в современную эпоху человечество подошло к ступени, когда может разразиться великая катастрофа, погибнуть Земля и параллельные ей миры [В. 70]. “Сила тьмы подымается ныне и все более — закрывает Солнце. Великий бой грядет. Это — бой, который решает судьбу рода человеческого на всей Земле-Матушке” [Кн. обр. 32:165-166].

Причина заключается в том, что в “эпоху Царства Силы” человечество “попало в полную зависимость от научно-технического прогресса”, и из-за этого, “полагаясь во всем на развитие науки и техники, человек во многом стал деградировать”. Общество, заинтересованное только в своем собственном развитии, оказывает гибельное воздействие, с одной стороны, лишая человека возможностей для истинного развития, а с другой, уничтожая Землю-Матушку. При этом экологическая угроза видится Виссариону, во-первых, в том, что “живая Земля-Матушка” задыхается под плотным покровом промышленных и эмоциональных загрязнений [В.68], во-вторых, в самом факте добычи полезных ископаемых, а не в безмерных её масштабах [Кн. обр. 15:8, 23 и далее]. “Царство Силы” — продолжающееся до сего дня несовершенное состояние человечества — исчезнет, когда “прекратиться выработка полезных ископаемых из плоти Земли-Матушки” [В. 63]. Тем самым возрождается известная утопия “естественного состояния человечества”, идеализировавшая натуральный уклад жизни и собирательное хозяйство первобытной эпохи.

Другим фактором упадка является утрата человеческим разумом истинного направления. Виссарион считает, что в последнее время человеческий разум достиг наибольшей дисгармонии с духовным миром, и по этой причине люди все более смело стали по-своему осмысливать Писание, что привело к неудержимому росту религиозной разобщенности между ними [Kн. oбp. 19:18-19]. Усилившееся духовное падение человечества препятствует подавляющему большинству людей “соприкоснуться с истинной глубиной религии” [Кн. обр. 19:40].

Это привело к необходимости нового божественного откровения, о чем говорится так: “Духовная истина неизменна по своей сути, но она ниспосылается Богом в несколько обновленном виде с учетом уровня разумения современности” [Кн. обр. 29:18-20]. Бог являет теперь новую свою волю и заключает с людьми на российской земле Последний Завет [Кн. обр. 18:46-47]. Речь идет о “великой миссии, уготованной Богом России”.

Однако при этом обнаруживается весьма драматическая перспектива разделения людей “на силы Света и мрака” [Кн. обр. 16:43.45]. Более того, если люди не услышат и не примут божественный призыв, то их души быстро станут никчемными и уйдут в небытие, а человечество на земле погибнет [В. 61].

Виссарион широко пользуется христианским представлением о Страшном Суде, чтобы изобразить трудности и трагизм перехода человечества из Царства Силы в Царство души, при этом смысл и значение Страшного Суда во многом меняются: Виссарион видит в нем не стремление Бога покарать непослушных его воле, а неизбежное следствие такого непослушания, вытекающее из “незыблемого закона Материального Бытия”, а не из установления Отца Небесного [В. 63]. Это означает, что Страшный Суд не является актом божественной воли, а основывается на законе кармы: “это есть сбор урожая, семена которого вы в обилии разбрасывали ранее” [В. 63].

К переосмысленной таким образом традиционной мифологеме добавлен ещё новый сюжет, который, собственно говоря, и определяет время наступления Страшного Суда, — это рассуждения о мести со стороны обиженной и поруганной Природы. Земля-Матушка не выдерживает причиненных ей страданий и начинает защищаться, наказывая людей болезнями и разрушениями в соответствии со своими суровыми законами материального бытия, чуждыми понятим добра и зла (такова, кстати, специфика кармических законов — неизбежной ответственности за содеянное). Наступит “время Скорби” продолжительностью в 15 лет, в течение которых люди “разделятся на пшеницу и на плевелы, после чего начнется жатва” и не останется на земле никого, кроме “достойных” [В. 63, 65-66]. Однако у людей ещё осталась последняя возможность избежать трагических последствий Конца Света и ужасов Страшного Суда: без промедления принять истину нового божественного откровения и прекратить наносить экологический вред Земле [В. 67].

Возвестить об этом и повести людей к спасению, в Царство Души, должен мессия, посланец Небесного Отца, явившийся под именем Виссариона. В Церкви Последнего Завета фигура мессии занимает центральное место и ей нарочито придано несколько черт, аналогичных представлению традиционного христианства о Христе-Спасителе второго пришествия. Виссарион, как и Христос, является: а) “Божьим Словом во плоти и крови” [В. 64], б) послан Отцом, в) пришел, как и обещал, г) чтобы “помочь непосредственно взойти в Царствие Божие, кое обещано было вам” [Кн. обр. 29:44-45]. Воспроизводя в новом вероучении эти библейские постулаты, Виссарион стремится связать его с христианской традицией, но при этом, как уже говорилось, он не допускает отождествления учения Последнего Завета с конфессиональным христианством, а наоборот, вписывает его в свою схему развития “Единой Веры”.

В целом мессия-Виссарион существенно отличается от Христа второго пришествия, и это неудивительно, поскольку речь идет о новом религиозном движении, предлагающем принципиально иную схему спасения, чем та, которая принята в традиционных религиях. Последние не уповают на скорый конец света, и царство небесное для них лишь духовная устремленность верующих, которая культивируется “в сердцах человеческих” в целях их примирения с бременем земного существования и лучшей адаптации к социальной реальности. В противоположность этому новая религия Виссариона не отодвигает божье царство в бесконечно далекую перспективу, а “возлагает его ныне перед вашими стопами. Ныне перед вами та ступень, которая станет определяющей в развитии всего человечества. Се есть Царство души, возрождение Истинности на Земле [Кн. обр. 29:45.46, 38].

Таким образом, особенности мессианизма Церкви Последнего Завета характеризуются рядом новых представлений, которым придается главное и определяющее значение. Это: а) состоявшийся приход спасителя, б) приход спасителя под “новым именем” (этим подчеркивается независимость от традиционного христианства и надконфессиональный характер “единой веры” в Церкви Последнего Завета), в) приход спасителя “тайно, как вор ночью, неузнанным для многих”, а не как было объявлено в Библии — на облаке, на виду у всего мира, и не столь же явно, как будда последнего пришествия Майтрейя — на белом коне. Этому дается богословское объяснение: мессия хочет “узреть истинный лик каждого” [Кн. обр. 29:39], разоблачить лицемеров и выявить “настоящих” верующих, способных довериться ему по велению своего сердца, а не под воздействием внешних чудесных знамений. Однако главная причина более существенна: речь идет о типичном для милленаристских движений земном спасителе, осуществляющем преобразование земного мира, а не о небесном глашатае ухода в потусторонний мир. Наконец, г) спаситель “более полно” возвещает божественную Истину [В. 63], он пришел, чтобы “отвернуть ваши очи на новое” [Кн. обр. 29:44], “дабы наиболее доходчиво донести новую истину Отца Небесного” [В. 64]. Главным результатом пришествия мессии оказывается новое вероучение — Последний Завет, в котором в духе актуально звучащего мессианизма и милленаризма переосмыслены и переформулированы основные положения христианской концепции спасения.

Движение Виссариона продолжает динамично развиваться, множатся издания священных текстов: “Слово Виссариона” было дополнено объемными “Повествованиями от Вадима”, написанными ближайшим сподвижником Виссариона Николаем Редькиным, бывшим эстрадным музыкантом, выступающим теперь в роли евангелиста второго пришествия Христа. В 1999 г. вышел своего рода манифест нового религиозного движения — книга Виссариона под названием “Последняя надежда. Обращение к современному человечеству”, в которой очень четко прорисованы специфические черты и основные постулаты теологии и религиозной философии Последнего Завета. Все это позволяет нам получить вполне определенные ответы на ряд принципиальных религиоведческих вопросов.

Прежде всего надо ответить на вопрос об отношении религиозного движения Виссариона к христианской традиции, прежде всего к традиционному вероучению и церкви, и показать, насколько широко и основательно обновляется и трансформируется эта традиция. Один из активистов движения Владимир Камушек (Нестеров) считает [8, 10-12], что Виссарион — это вторично пришедший библейский Христос и поэтому следует отменить определение Архиерейского собора 1994 г ., назвавшего его лжехристом, восстановить истину и довести ее до сведения всех христиан на 8-ом Вселенском соборе.

Однако вероучение Виссариона столь существенно порывает с христианской традицией, что его нельзя ни рассматривать в качестве возрождения воззрений старого русского сектантства (как это делает К.Альбанский, эксперт Миссионерского отдела Русской Православной Церкви, отождествляющий это новое религиозное движение с хлыстовством, зародившимся на Руси в 17 веке [6, 12-3], ни считать неохристианством, одним из проявлений “нового религиозного сознания”. Религиозное учение Виссариона представляет собой синкретическое христианство, поскольку в нем, как справедливо отмечает тот же автор, соединены “евангельские притчи с теософией Блаватской, философией Рерихов, космизмом Циолковского, аскетизмом йоги и фантазиями Даниила Андреева” [6,13].

Виссарион решительно осуждает христианство в целом, как особую религиозную традицию, утверждая, что в нем “не осталось ничего от того, что я (Виссарион часто говорит о себе как и о Христе первого пришествия. — Е.Б.) закладывал” [4, 152], в результате чего оно “превратилось в самое неприглядное по сути вероучение на Земле” [4, 137]. Он дискредитирует роль и значение христианских пророков [4, 126-7], святых и праведников [4, 135], упрекая христиан в том, что они смирились с существующим на земле порядком вещей и не помышляют “резко изменять жизнь свою”, Виссарион отказывает им даже в праве называться верующими [4, 138]. Поэтому и церковь он уподобляет слепцам, ведомых слепцами, которые и “сами Двери найти не могут” и “теперь уже к яме бездонной вплотную... пришли” [4, 136]. Поскольку же христиане не исполняют ранее заповеданного им Виссарионом (когда он приходил в облике Иисуса Христа), в их церковных собраниях “только осквернение происходит” [4, 136].

После столь основательного размежевания с христианской традицией вполне логично, что Виссарион принципиально отказывается называть свое вероучение христианским и характеризует его как “единую веру”, которая, несмотря на свою универсальность, исключает возможность многих путей к Богу и провозглашает только один-единственный, свой собственный Путь Восхождения к сакральной вершине [4, 132].

Тем не менее христианская парадигма сохраняет, хотя и в сильно урезанном виде, свое место в новом синкретическом вероучении. При этом она во многом трансформировалась как по своему смыслу, так и терминологически. Самые главные религиозные новации заключаются в отказе от догматов о Святой Троице и божественности Христа (Виссариона), в переосмыслении его первого и второго пришествия, в радикальном изменении всей эсхатологической схемы христианства. Естественно, это потребовало пересмотра традиционного отношения к Библии, которая противопоставляется наставничеству “живого Учителя” — Виссариона-Христа, а сама по себе “никогда никого не способна учить”, поэтому “всякий, кто утверждает, что его учит Писание, — слепец неразумный” [4, 153].

Примечателен рассказ в “Повествовании от Вадима” о том, как Виссарион решительно отверг предложение почитать его в качестве “Бога живого”, посчитав, что это “может принести много неприятностей” [7В. 2:38, 42]. Думается, что основания у него были более серьезные, принципиальные: он не хотел, да и уже не мог изменить развернутую им новую религиозную доктрину.

Итак, Виссарион-Христос рожден Богом, но сам Богом не является. Он рожден Отцом Небесным “во благо наше”, чтобы испытать счастье, увидев “начало нашего всеобщего Восхождения” [4, 133]. Он — “живой Учитель Жизни, который есть и пребудет вечно”. Только он в состоянии “научить Истине жизни нашей” [4, 153]. Виссарион называет себя “единственным Источником, через который отвечает Отец” [7В. 2:34] и из которого его приверженцы непосредственно могут черпать Истину. Он — высший наставник, “корректирующий постоянно возникающие ложные понимания” [4, 152]. Виссарион говорит о своем многократном “появлении во плоти”, что больше соответствует не христианской традиции, а аватарской, свойственной буддизму и индуизму (впрочем, способность к телесному перевоплощению приписывается всем людям).

В богословских построениях сакральный статус Христа, его место в священной иерархии достаточно определенно обуславливают — прямо-таки жесткой системной связью — значения его первого и второго пришествия. Спасителем человечества, в строгом смысле слова, может быть только Бог — высшая сакральная фигура, а поскольку в богословии Последнего Завета Виссарион-Христос не является таковым, то радикально переосмысливается и переименовывается его мессианизм. Акты религиозного спасения именуются здесь “Свершениями”, первым и вторым, а их смысл и значения совершенно иные, чем в христианской традиции. Центральный догмат христианства об искупительной жертве Христа решительно отвергнут: “не в гибели и воскрешении тела своего я приходил показать Суть Спасения, но именно в самоотверженном исполнении законов моих...” [4, 136]. Цель своего первого пришествия Виссарион-Христос характеризует весьма расплывчато, больше в общепросветительском плане, чем в нравственно-назидательном (знаменитые притчи и наставления Иисуса Христа, по-видимому, не в счет): “Во время первого Свершения я много говорил обобщенных понятий и крайне мало прямых и конкретных жизненно важных подсказок...” [4, 151]. Очевидно, что найти иной и весомый смысл для теологемы крестных мук Христа не удалось, и поэтому их пришлось списать в разряд тривиальных, хотя и “очень неприятных болезненных ощущений” [4, 151].

В трактовке проблемы зла Виссарион также очень далеко отходит от христианских воззрений, решение этой проблемы у него двойственное, весьма расширительное и довольно туманное. С одной стороны, он, по-видимому, имеет в виду “происки” неземных цивилизаций, лишенных благодатного воздействия Отца Небесного, и говорит о неких “недремлющих, враждебных человечеству источниках”, ответственных за распространение “ложной идеологии”, которая вводится с расчетом на мыслящих людей, на всех ищущих истинной мудрости” [4, 129]. Происходит “массовое энерго-информационное воздействие на человеческое сознание” [4, 131] в виде “магии, колдовства и всевозможного рода целительств” [4, 130].

С другой стороны, проблема зла усматривается в “буйно полыхающем эгоизме” [4, 155], заставляющем людей “постоянно соперничать друг с другом” [4, 147] и вследствие этого “безудержно мчаться в сторону небытия” [4, 155].

Последнее свидетельствует, по словам Виссариона, что человек остается приблизительно “на уровне проявлений животного мира” [4, 147]. Он отказывает современному человеку в высоком звании “homo sapiens”, называет его “односторонне более развитым, причудливым животным” [4, 147], и все потому, что “природно-эмоциональные чувственные особенности” человека наложили на его разум непосильную нагрузку и последний оказался не в состоянии вывести нас из животного состояния [4, 148]. Здесь обнаруживается очень важная особенность нового вероучения: оно переносит акцент с этической проблематики на эмоционально-психологическую, созвучную современным концепциям психодинамики. Именно этим объясняется удивительное на первый взгляд доминирование у Виссариона психологических рекомендаций и психоаналитических рассуждений над морально-этическими наставлениями, характерными для христианских проповедей.

В конечном счете в основе концепции зла лежит принципиальное для Виссариона противопоставление разума божественной благодати, а вместе с тем “человека разумного” “человеку духовному”. Все это подводит к выводу о бессмысленности научно-технического прогресса и социально-экономических преобразований общества, а потому и к призывам о неотложности религиозного спасения.

Эсхатологическая проблема трактуется Виссарионом также новаторски, и сценарий ее разрешения мало напоминает Апокалипсис Иоанна Богослова, поэтому названия его ключевых моментов лишены трагического звучания. Виссарион говорит не о “конце света”, а о “Часе решающем”, о “судьбоносном Событии, разворачивающемся во Спасение ваше” [4, 131]. Здесь нет глобального переустройства мира после блистательного явления Спасителя, как и нет величественного контрапункта низвержения власти мирового зла в ужасных борениях Армагеддона, нет комической трансформации Творения в виде полной победы Царства Небесного над “ветхим миром”. В новом религиозном учении этот библейский сценарий демифологизируется и речь идет о духовно-психологическом изменении человеческого существования: о “полной победе над всеми ненормальными проявлениями эгоизма” [4, 155].

Тем не менее, чтобы не утратить эсхатологического значения этих перемен, говорится и о “последней войне” с противостоящей силой невообразимого могущества [7В. 4:12], которая “может раздавить всё, раздавить вашими же руками... ваших ближних, ваших детей” [7В. 4:38], упоминается и “дракон”, который “живет и помнит о нас” и при этом “клацает зубами” — метафора некоей злокозненной “группы людей” [7В. 4:60], и, уж конечно, указывается на то, что “вся Вселенная взирает на эту арену, на то, что происходит на ней” [7В. 4:39].

Легко увидеть, что речь идет о религиозно осмысливаемых социально-политических и идеологических конфликтах современности: о “раздробленности общества”, о “сложных идеологических условиях для восприятия Истины”, о возникновении “всевозможных духовных течений и школ, распространяющих “ложное учение” [4, 131], об “очень суровой войне за души” людей [7В. 6:41].

Первоначальные итоги второго пришествия Виссариона-Христа выглядят довольно скромно и сводятся, по его словам, к тому, что в течение “семи первых лет своего открытого Свершения” он стремился “по возможности наибольшим образом замедлить ваше (т.е. человечества. — Е.Б.) стремительное движение в сторону погибели” [4, 154]. Зато вскоре должно начаться самое важное: “Я создам для вас Врата с незримым для взора мелким чудесным ситом во всем проеме. Это и будут Врата, только лишь через которые возможно будет войти в Царство Божие” [4, 155]. В этой метафоре нетрудно разглядеть распространенный прием теле-киносценаристов изображать переход героя в виртуальную реальность, и это свидетельство все чаще наблюдаемой замены в новых религиях традиционных мифологем современными изобразительными клише, больше отвечающими воображению людей эпохи научно-технического прогресса.

Конечное предназначение человечества, согласно Последнему Завету, состоит не в реализации христианских упований на достижение божественного совершенства, а в получении своего рода космического “гражданства”. Человеческая цивилизация должна стремиться к тому, чтобы “жить и творить только на благо окружающего Мира Вселенной” [4, 157]. Это гарантирует ей признание со стороны мирового Разума и “окончательно откроет врата в Мироздание” [там же]. Однако итогом многообещающего Пути Восхождения человечества к сакральной вершине оказывается более чем скромное обещание “абсолютной неспособности приносить какой бы то ни было вред” [там же]. Это конечное растворение человечества в гармоничном море космического бытия близко по своему значению к буддийскому представлению о погружении в нирвану (но только у Виссариона речь идет не об отдельном “просветленном”, а о человеческой цивилизации в целом).

Религиозное движение Виссариона, при всех его космических ориентациях и универсализме наше автохтонное явление, поэтому в перипетиях современной эсхатологической ситуации глобального масштаба ключевая роль отводится России. На ее земле “предопределено свершиться Событию, решающему судьбу всего человечества” [4, 129], здесь “уже теперь должна активно формироваться основа будущего человечества” [4, 151]. Врата в царство божие, эсхатологический прорыв в новый мир — то, что Виссарион называет “Свершением”, “может произойти где-то в пределах гигантского пространства Сибири” [4, 151].

Виссарион утверждает, что прежнее жизнеустройство людей представляет собой “дерево погибели”, поэтому настоятельно “требуется выращивать настоящее, истинное древо Жизни” [4, 149]. Им может стать только община его последователей, которые должны “составить великое царство Блага, Сказки, Света, царство Единое”, “исполнять Волю Отца, создавая удивительное строение, в котором запечатлится Вечность” [7В. 4:31]. Перечисленные признаки — обычные сакрально-мифологические критерии хилиастической сектантской коммуны, призванной стать образчиком тысячелетнего царства божьего на Земле. Виссарион характеризует ее как модель особого социума, в котором жизнедеятельность людей скрепляется “вечной кладкой” [7В. 4:25] — Истиной [7В. 6:28]. Это будет “очень просто построенное общество, где не надо создавать думы, конгрессы, форумы” [7В. 4:55], это будет “поселение мастеров, базирующееся на натуральном хозяйстве и самообеспечении” [7, 14].

Однако сказанного еще недостаточно, чтобы во всей полноте представить религиозное значение будущего “Города Солнца”, строящегося сейчас в окрестностях священного озера Тиберкуль у Святой Горы. Роль общины Виссариона не будет сводиться только к образцовому жизнеустройству праведников. Его последователи должны стать единой “семьей”, впитывающей в себя божественную Истину с тем, чтобы оказать “очень мощное противодействие” силе тьмы, угрожающей существованию человечества [7В. 4:17]. Такая семья единоверцев превратится в “крепкий, могучий, ровный строй, пробить который будет невозможно” и который вместе с тем позволит “очистить Землю от мерзостей” [7В. 4:18]. Эти поборники “единой веры” “должны быть непоколебимы, должны стать прекрасными ратниками Света” [7В. 4:36]. Очевидно, что речь идет о статусе и задачах религиозного ордена, которому предстоит сформироваться под предводительством Виссариона.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел Религиоведение