Балагушкин Е. Нетрадиционные религии в современной России

ОГЛАВЛЕНИЕ

Раздел II. Основные представители новых религиозных движений

Глава V. Церковь Последнего Завета (синкретическое христианство Виссариона)

4. Формы религиозного сознания

Для религиозных воззрений и настроений Церкви Последнего Завета характерно представление о сущностном всеединстве всего существующего и стремление на этой основе объединить разобщенное человечество в процессе его духовного развития. Эта мировоззренческая установка характеризует особую форму религиозного сознания, присущую многим богоискательским течениям, в том числе и ряду новых религиозных движений. В Церкви Последнего Завета специфика религиозного мировоззрения заключается в универсализме идей и представлений, предполагающем принципиальный отказ от вполне конкретных конфессиональных образов и наименований. Поэтому в пантеоне Виссариона, как мы видели, боги имеют только нарицательные имена (“Единый”, “Небесный Отец”, “Бог-Сын”), а не имена собственные. Когда же Виссарион называет себя Христом, то не имеет в виду традиционные воззрения христианства, конфессиональную узость которых он осуждает, а принимает на себя роль религиозного спасителя вообще — универсальный образ, характерный для созданной им новой религии. Следует подчеркнуть, что именно по этой линии — пропаганды универсального религиозного мировоззрения в рамках “единой религии” — идет противопоставление Церкви Последнего Завета традиционным конфессиям. В этом проявляется существенная особенность рассматриваемого религиозного движения, она обусловлена его фундаментальным, морфологическим отличием от традиционных религий благодаря названной выше особой форме религиозного сознания.

В “Слове Виссариона” данная проблема трактуется не вполне последовательно и даже противоречиво, причем в нескольких аспектах: а) обосновывается необходимость Единого пути духовного восхождения в рамках единой религии, обеспечивающей объединение человечества в единый народ, б) осуждается современное разделение христианства и вообще разобщение между собой существующих религий и расхождение соответствующих им путей духовного совершенствования, в) выясняется необходимость различных религий в историческом прошлом, г) аргументируется допустимость внешних религиозных различий на основе правомерности индивидуального духовного творчества.

На исходный вопрос: “Разумно ли существование нескольких толкований, касающихся одной Истины?” — дан категорически отрицательный ответ: “Успешное духовное развитие человечества возможно только с помощью единой религии” [Кн. обр. 19:20, 28-29]. Духовное восхождение — это единый путь, единый для всех народов Путь Любви [В. 77]. Он основан на восприятии единой божественной истины и на едином законе бытия человеческой души, независимом от принадлежности человека к тому или иному вероучению [Кн. обр. 31:27-29, 34-35]. Вместе с тем Виссарион принципиально отвергает иудаистский догмат о богоизбранном народе и православную идею о народе-богоносце, привлекательную ныне для сторонников “возрождения Святой Руси”. Виссарион провозглашает совершенно иное: “Стремление одного народа быть выше другого есть признак больного разума” [П. 166]. Выделение одного народа из множества остальных пагубно, поскольку ведет к разобщенности между ними и препятствует их единению на пути духовного совершенствования. В подтверждение правильности этого догмата Виссарион ссылается на библейскую притчу о неудачном строительстве Вавилонской башни, которую переистолковывает в духе требования единения народов [П. 124].

Поскольку “великая ценность религии заключается в её стремлении воссоединять людей между собой”, постольку человечеству в прошлом были даны в определенной последовательности четыре мировых религии, с помощью которых началось “объединение многочисленных разноверцев” [Кн. обр. 19:13-14]. Эти религии (даосизм, буддизм, ислам и христианство) не содержат божественной истины во всей полноте, а только отдельные её стороны, к их усвоению народы стали готовы в период появления соответствующих религий на исторической арене. “Творец ниспослал части Единого Целого, что позволило воссоединиться многочисленным разноверцам независимо от языковой розни” [Кн. обр. 31:39].

Духовное разобщение между людьми проистекает из “разных понятий о тех или иных Тайнах” из существования различных ритуалов. Не следует думать о допустимости всевозможных путей восхождения, идущих к одной вершине, где они сливаются воедино. Возможность такого слияния — мираж, таящий при приближении [Кн. обр. 31:23-28].

В настоящее время, когда религиозные расхождения между людьми ещё больше усилились (несмотря на многовековые усилия Творца по их преодолению с помощью интеграционной активности мировых религий), появление единой религии стало неотложной необходимостью. “Наступило время, когда продолжение распространения различных взглядов на одно Писание есть величайшее зло” [Кн. обр. 18:39, 43].

В этой связи история христианства рассматривается под углом зрения утраты религиозного единства, поскольку оно было дано людям свыше в качестве “Единого Пути Любви для всех народов, но постепенно этот путь извратился и заполнился разноголосицей, утратив истинную ценность” [В. 72]. “Какова же ныне цена христианству, кое разделилось на множество частей!” — восклицает Виссарион [П. 169] и делает вывод, что в этот наиболее напряженный для судеб человечества исторический момент неизбежно появляется новое божественное откровение в форме Последнего Завета. Он “явлен вам в критический миг развития... дабы свершить великое Священное Воссоединение всех существующих религий” [П. 122].

Именно это чувство исключительности своего религиозного выступления, а вовсе не солидарность с традиционными церквами мотивирует осуждение Виссарионом новых религиозных движений, которые, по его словам, “приносят вам сотни названий, сотни разных толкований одной Истины” [B. 72]. Он видит “великую опасность” в появлении “на всей Земле, и особенно в России, множества лжепророков и лжеспасителей, распространяющих новые, неожиданные толкования Писания” [В. 72]. К самому себе Виссарион не относит эту сентенцию, хотя повод есть, ведь в пропагандируемом им вероучении “многое не имеет место в Писании” [В. 77].

В противоречии с вышесказанным Виссарион говорит об определенной допустимости конфессионального многообразия, осмысливая его со своей религиозной позиции как существование подлинной, единой религии во множестве различных проявлений. Он полагает, что “все великое множество написанных Книг ведет только лишь к двум строчкам: Возлюби Бога и возлюби ближнего своего” [П. 174]. Несомненно, эти идеи занимают центральное место в так называемых трансцендентальных религиях (абсолютизирующих религиозно-нравственные ценности и связывающих их с потусторонним божественным началом), однако неправомерно на этом основании отрицать своеобразие и существенное значение отдельных вероисповеданий.

Обращаясь к своим последователям Вассарион говорит: “Вы можете ступить под своды любого храма Единого живого Бога, ибо все они одинаково родные для вас. И только слепое невежество разделяет дома молитв по принадлежности к разным верованиям” [В. 137]. По существу, это означает разрешение использовать храмы разных конфессий для молитвы и поклонения в духе Церкви Последнего Завета. В таком случае мы имеем дело не с ориентацией на религиозный плюрализм, органически вытекающий из современных демократических настроений и свободомыслия, а лишь с особой разновидностью религиозного униформизма. На этот раз он выступает не в форме глобальной общеобязательности того или иного космополитического вероучения, как это свойственно мировым религиям, а в форме универсальной религиозной веры, стоящей выше всех конкретных религий. Практически универсализм “истинной религии” оборачивается синкретизмом и эклектизмом, о чем ясно свидетельствуют следующие слова Виссариона: “Истина привела все духовные Учения к единому пониманию. Посему воистину скажу вам: существуют и ад, и рай; существует и переселение душ” [B. 1].

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел Религиоведение