Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты

Ваш комментарий о книге
Все книги автора: Фаминцын А. (3)

Фаминцын А. Древне-арийские и древнесемитские элементы в обычаях, обpядax, верованиях и культах славян

Обрядные огни.

Живая вода.

Наузы. Красная нить.

Кровь, мясо и кoжа жертвеннаго животнаго.

Поминальныя обряды.

Переряживания.

Первый сноп. - Последние плоды.

Низвержение жертвы с высоты.

Коровий навоз, как очистительное средство.

Черты культа балтийских славян - язычников:
храмы (общий план, украшения, храмовыя богатства, храмовая утварь, пурпуровыя завсы и одежды);
идолы; верховный жрец; загадочныя параллели.

Миросозерцание народов cлавянcкаго племени до настоящаго времени во многих отношениях сохранило языческий характер. Христианство заглушило в народе немало языческих представлений, заменило языческия имена древних богов именами христианскаго Бога и святых; но, не взирая на тысячелетнее свое господство, оно не в силах было сломить глубоко коренящияся в народе языческия предания и верования, вытеснить древние языческие обряды и обычаи, продолжающие и ныне жит в народе, связываясь с праздниками и обрядами христианской церкви. Главнейшие христианские праздники, по большей части, лишь заместили собою праздники языческие: древния названия их заменились новыми, но характер их в народном обиходе почти не изменился; мало того, многие праздники сохранили в народе и языческия названия, продолжающия существовать рядом с новыми, христианскими, и даже имеющия в народе преобладающее значение. Так, напр., зимний праздник Рождества Христова носит на язык разных славянских народов названия: "Божич", "Божик", "Коляда"; канун Рождества наиболе известен под именами: "Бадний день", "Бадний вечер", "Щедрый (или Богатый) вечер", "Корочун". Другой главнший народный праздник, летний, день св. Иоанна Крестителя, носит название "Купало",

местами "Ярило", Великий весенний праздник Воскресения Господня во многих местах называется на народном языке "Великим днем"; вторник на Святой Неделе именуется "Купальницей", понедельник Фоминой недели-"Радуницей", Юрьев день, а местами Фомин понедельник-"Красной горкой", канун Юрьева дня-"Ляльником", неделя Св. Отец известена под названием "Русальной", "Клечальной", "Зеленой недели"-четверг на этой неделе-называется "Русалкиным великим днем", праздник Пятидесятницы-"Русалья", "Rusadlj", "Turиce" и т. п. Кроме того, народ в разных местах имеет своих особенно излюбленных святых, заместивших прежних любимых богов, и особенно почитает их память, вовсе не сообразуясь с оффициально установленными, так называемыми табельными, праздниками. К наиболе популярным и почитаемым святым православных славян принадлежат: свв. Георгий, Николай Чудотворец, Иоанн Креститель (или ап. Петр) и прор. Илья; особенным уважением пользуются также почитаемые парами святые: Борис и Глб, Флор и Лавр, Козьма и Дамьян. Сюда же принадлежит и св. Пятница (Параскева), в честь которой 12 раз в году празднуется так называемыя "временныя" или "именныя пятницы", предшествующия разным большим годовым праздникам или следующия за ними, кроме того, 9 "торговых пятниц" в течение 9 недель, начиная с Пасхи; наконец, уважение к св. Пятнице распространено так сильно, что даже все 52 пятницы в году считаются во многих местах праздниками почти столь же важными, как воскресенье, и в эти дни считается грехом работать, в особенности прясть и пахать землю: "пятница не работница", говорят великоруссы. По древнему языческому обычаю, субботы считаются по преимуществу днями поминовения, посвящаются воспоминанию об усопших родичах и чествованию их: по народному опредлению, "в пятницу добрые люди не пряли, в субботу родителей поминали". Православная церковь, очевидно, сообразуясь с древними народными преданиями, определила поминать усопших, между прочим, в субботы перед праздниками Рождества Христова, Сошествия Св. Духа, Успения Пресв. Богородицы; народ же преимущественно справляет поминки, кроме кануна масленицы и дня Радуницы, в субботы Троицкую, Покровскую и Дмитровскую.

Независимо от всего вышесказаннаго, нельзя не обратить внимания на то, что народ почитает святых христианской церкви предпочтительно в качестве представителей того или другого явления, действия, занятия в области преимущественно земледльческой жизни; оттого он придает им эпитеты, соотвтствующие времени года, занятиям, обычаям и обрядам, связанным с данным временем, нисколько не заботясь о согласовании этих эпитетов с оcновным характером тех святых и житием их, которое, конечно, в большинстве случаев остается ему совсем нeизвестеным. В Великой Руси почитаются, напр.: свв. Петр Полукорм (16 янв.), Aфанaсий Ломонос (18 янв.; "на Афанасья береги нос" от мороза), Тимофей Полузимник (22 янв.), Аксиния Полузимница (24 янв.), Василий Капельник (28 февр.-начало оттепелей), Евдокия Весновка (1 марта - начало весны), Конон Градарь (5 марта-начинают копать огороды) и т. д. через весь год. Очевидно, что христианские святые, будучи гораздо многочисленне, чем древние языческие боги, не только заместили последних в народном сознании, но и сами послужили к увеличению ряда обоготворяемых представителей явлений природы, к чрезвычайной специализации этих олицетворений: говоря напр. о свв. Евдокии, Никола, Пантелеймон, народ имеет в виду именно Евдокию Весновку, Николу Травника или Мокраго, Пантелеймона Паликопа, т.-е. представителей весны, весенней зелени и влаги, летняго палящаго зноя и гроз, сожигающих копны. Соотвтственно тому и главнйшиие христианские праздники - Рождество, Пасха, Юрьев день, Иванов (или Петров) день, Троицын и Духов дни и др. в серед всех славян, в особенности же южных и восточных, сравнительно мене подвергавшихся влиянию цивилизации, и в наше время еще сопровождаются обрядами и обычаями, не имеющими ничего общаго с христианством; напротив, всматриваясь в эти странные и непонятные для городского "цивилизованнаго" жителя обряды, с непоколебимою стойкостью продолжающие по сию пору бытовать в простом деревенском нapoде, мы невольно переносимся в глубь языческой старины, перед нами возстает живая, интересная картина древняго языческаго быта славян.

Нe только xристиaнские праздники, но даже и таинства христианской церкви - крещение и в особенности брак-обставлены

в народе такими обычаями и обрядами, которые вполне гармонируют с упомянутыми выше праздничными обрядами, к христианскому же таинству никакого отношения нe имеют. Христианский обряд того или другого таинства является только внешним образом пристегнутым к обрядам языческим. Известено, напр., что в некоторых местах Малой Руси до сих пор брак считается действительно совершенным только после брачнаго пиршества- "весилля"-главнаго акта языческой свадьбы; церковное же торжество, не сопровождающееся "весиллем", которое нередко бывает далеко после церковнаго венчания, не влечет за собою никаких последствий состоявшагося брака, не дает ни супружеских прав, ни обязанностей, которыя вступают в силу лишь после свадебнаго торжества. Общество не допустит, чтобы новобрачная до "весилля" перешла в дом новобрачнаго, не допустит до фактическаго супружества. В случае смерти кого-либо из повенчанных церковью новобрачных до отправления брачнаго пира, умерший хоронится, как холостой. С другой стороны, местами встречается обычай обходиться сговором, без венчания. В некоторых местах Белой Руси церковный обряд, хотя и считается обязательным, тем не мене сговор дает право жениху и невесте жить между собою брачно, и они, со дня сговора или "заручин", называются уже молодыми, т.-е. новобрачными.

Не менe древними языческими обрядами обставлены похороны и в особенности поминки по усопшим, сопровождаемыя жертвоприношениями и возлияниями на могилах, которыя совершаются, в точно определенные дни и промежутки времени, жертвенными трапезами и голошением причитаний, опять обнаруживающих совершенно языческий взгляд народа на смерть и загробное состояние усопших, при чем христианские погребальный и поминальные обряды опять являются только вншним образом связанными с обрядами языческими. Покойные родители и родственники представляются обыкновенно спящими непробудным сном или горюющими, проливающими "горючия слезы" во тьме могил, в узких "домках"; руки покойнаго крепко придавлены к ретивому сердцу; "ясныя очи" и "сахарныя уста" его замкнуты; "белое лицо" его покрыто "ржавчиной". Поминающие сообщают покойным родителям, в причитаниях, о своем великом горе,

весть о котором служит утешением переселившимся в мрачную обитель мертвых, напр.:

(Из великорусскаго причитния дочери по отце:)

"Скройсь-ко (т.-е. раскройся), да гробова доска,

Распахнитесь, да белы саваны!

Отвалитесь, да ручки белыя,

От ретива, да от сердечушка,

Разожмитесь, да уста сахарныя!

Обернись-ко-ся, да мой родимый батюшка,

Перелетным ты, да ясным соколом...

Ты обмой-ко, родимый мой батюшко,

Со белова лица ржавщину...

Ты послушай-ко, родимый батюшко,

Горе-горьких наших песенек!"

(Из великорусскаго же причитания по родителям и родственникам:)

"Родненькие наши батюшки! не досаждайте своего сердца ретиваго, не рудите своего лица белаго, не смежайте очей горючей слезой! Али вам, родненьким, встосковалося по отцу с матерьей, по милым детушкам, по ласковымь невестушкамь? И вы, наши родненькие, встаньте, пробудитесь, поглядите на нас, на своих детушек, как мы горемычем на сем белoм свете… Уж вы, наши родненькие, взгляньте-ка на нас, сирот, из cвоих домков, да потешьте словом ласковым..."

Что можно найти общаго между содержанием приведенных народных причитаний и христианcким воззрнием на загробную жизнь?

Итак, во всех сферах народной жизни, несомннно, обнаруживается значительное преобладание или даже господство чисто-языческаго миросозерцания. Мало того, главнейшия черты этого миpoсозерцания с удивительною последовательностью проявляются и повторяются в песнях, поговорках, заговорах, преданиях, обрядах и обычаях разных славянских народов, предcтавляющих тесное фамильное родство. Понятно, что корень общих славянским народам языческих верований, преданий, обрядов следует искать в далекой общеславянской старине. Известено, как крепко простой народ держится исконных, свойственных ему,

освященных стариною, унаследованных им от предков религиозных понятий и обрядов и как скептически и враждебно, именно в этой области, относится ко всему новому, непривычному, тем болe-иноземному, если оно способно нарушить издревле установленный, точно опредленный строй его домашней и общественной, обрядной и религиозной жизни. Не боле склонен бывает он к принятию в свои обрядныя песни каких-либо новых, чуждых ему элементов. Если, следовательно, существует в народе повсеместено какой-нибудь обряд, выраженный в точно опредленной форме, связанный с известеным днем или временем года, или с известеным обстоятельством или действием в кругу семейной или общественной его жизни, то такой обряд, без сомнения, может считаться древним; если тот же обряд встречается у разных народов, между которыми не было настолько близких, тесных сношений, чтобы можно было предположить возможность сильнаго между ними взаимодйствия, то такая общность даннаго обряда говорит в пользу еще гораздо большей его древности.

Изменения внешних, преимущественно климатических условий, при которых слагалась жизнь языческих славян, по мере их переселений и разселений (независимо от принятия ими в позднйшия времена христианства), неминуемо должны были отразиться и на их религии. Переходя из знойнаго юга на холодный север, народ невольно становился в другия отношения к окружающей его природе: ясное, лазуревое южное небо, днем озаренное лучами благодтельнаго, но в то же время грознаго, палящаго, всепожигающаго солнца, а ночью блещущее яркими огнями звезд, на севере заменилось бледным, большую часть года заволоченным серыми тучами небесным сводом; северный житель с жадностью ловит каждый луч солнца, согревающаго холодную почву, большую часть года скованную морозом, покрытую льдом и снегами. В сверных широтах солнце естественно утратило всю свою грозную природу, получив на народном язык название "матушки краснаго солнца"; звезды которыя играли столь важную роль в религиях южных народов, преимущественно семитскаго племени, у славян-тем боле восточных-почти вовсе потеряли свое мифологическое значение; солнце сосредоточило на себе преимущественное внимание народа,

на солнце перенесены многия черты и свойства, в древния времена приписывавшияся другим небесным светилам. Грозный, губительный для человка и всей живой природы южный зной приносящий засуху и заразу, на севере заменился холодною сыростью, лютыми вьюгами и морозами. На юге человк проводит большую часть своей жизни под открытым небом, невольно созерцая явления окружающей его природы, на севере же - он ютится в теплой избе, защищающей его от ненастья, дождей и мятелей: вместо яркаго звезднаго неба, он созерцает пламя очага, которое любить и почитает, как святыню.

Кроме климатических условий, на строй религиознаго мировоззрния человка влияют и обстоятельства политическаго характера: смешение или даже слияние с другими народами, покоряемыми данным народом или покоряющими его, более или менее оживленныя торговыя и иныя сношения или столкновения с другими народами, успехи в цивилизации и, наконец, нередко встречающееся в истории народов непосредственное вoсприятиe им новаго вероучения от более сильных, болe цивилизованных соседей. Всем поименованным влияниям неоднократно подвергались и народы славянскаго племени. Чем разнообразнее и сильнее были эти влияния, тем большия видоизмнения должно было с течением веков претерпеть и основное, древнее религиозное мировоззрние славянских народов. В настоящее время от прежней религии сохранилось в народе только несколько малопонятных ему имен божеств, которыя продолжают удерживаться в его памяти лишь в силу того, что они входят в состав обрядных песен, обрядных изречений и пр. Последния же, в свою очередь, неразрывно связаны с народными обычаями и обрядами, которые, хотя и являются обыкновенно утратившими в народном сознании свое первоначальное значение, тем не менее обладают чрезвычайною живучестью. Обряд обыкновенно и должен служить критерием при обяснении смысла сопровождающих его изречений и песен. Языческих обрядов сохранилось в народе еще очень много, и они дают нам способы к проникновению в тайны древнйших верований, давно утраченных и забытых, к возведению скудных остатков древних религиозных представлений, о которых, несомненно, свидетельствуют многия народныя песни и изречения,

заговоры, поговорки и пр., к первоначальному их источнику, к возстановлению их в первоначальном их виде.

Языческия предания и верования или суеврия славян, и ныне еще преисполняющия их жизнь, как увидим ниже, находятся в тесной связи с верованиями и преданиями древних народов и при том не только арийскаго племени, на что неоднократно было уже указываемо изследователями, но и семитскаго, на что еще мало было обращено внимания. Нити, связующия данныя предания, верования и сопряженные с ними обряды во многих случаях могут быть прослежены в глубокую даль минувших веков и тысячелтий, а потому возникновение их должно быть отнесено к этой далекой старине или даже ко временам еще боле древним. Многия черты языческо-религиознаго мировоззрния и обрядов славян естественно и вразумительно обясняются древними памятниками восточных народов, из чего, однако, не следует, чтобы все оне непременно были заимествованы из тех именно народов, в сохранившихся болeе или менее случайно памятниках которых он находят себе разяcнение. В некоторых случаях повторяющияся в древности и в новейшее время черты народной жизни, обычаев, поверий могут быть возводимы к одному, общему, древнейшему источнику-многовековой практике первобытной жизни человчества: в эту доисторическую эпоху должны были сложиться в азиатской колыбели народов арийской и семитской семей основные элементы так называемой житейской мудрости этих народов, порождавшей известеныя религиозныя представления и верования, известеные жизненные правила, обычаи и обряды, основной смысл которых ныне, при значительно изменившихся условиях жизни и взглядах народов, нередко оказывается уже утраченным из народнаго сознания, но он не утратился для человчества, так как успел фиксироваться в творениях писателей минувших веков и тысячелетий. В других случаях возможны непосредственныя или посредственныя заимествования одним народом от другого. К этой последней категории должны быть отнесены, напр., резко выдающияся черты религиознаго быта и культа балтийских славян-язычников, обнаруживающия сильныя, в данных случаях прочим славянам несвойственныя, влияния семитския и малоазийския.

1. ОБРЯДНЫЕ ОГНИ.

Во многих местах Малой и Блой (отчасти и Великой) Руси существует обычай на праздник Ивана Купала, т.-е, в пору высшаго солнцестояния, зажигать на горах и полях костры. Обычай этот искони распространен не только среди и других славянских народов, но и вообще во всей западной Европе. Независимо от этого, почти повсеместено в Европе до настоящаго времени удержалось обыкновение встречать праздник Рождества Христова, отправляемый на противуположном полюсе годового круга, т.-е. в пору низшаго солнцестояния, возжиганием огней. У южных славян накануне Рождества сожигается громадное бревно, носящее название "бадняк". В Галицкой и Малой Руси наблюдают, чтобы во всю ночь на Рождество горел в хатах огонь, место же южно-славянскаго бадняка заступила солома, которую жгут местами на второй день праздника, местами в Новый год. Воспоминание о возжигавшихся встарину на праздник Рождества (на "Коляду") кострах сохранилось в некоторых мало- и галицко-русских рождественских песнях ("колядках"), где, напр., упоминается "чудо-чудное, вогнем страшное", или изображается собрание святых кругом пылающих костров: "коло тых огнев усе святые", наконец, говорится о пляске кругом костра:

"Там же горит терновый огник,

Кол огня ходит широкий танец".

В Великой Руси, напр., в Саратовской губ., сожигают накануне Новаго года на улице, огромный омет соломы, называемый "Костромой"; в Курской губ. накануне Рождества и Крещения жгут навоз на дворе. И в великорусских святочных песнях сохранилось воспоминание о возжигании рождественских костров, напр., по словам такой песни, в лесах дремучих "огни горят великие"; другая колядка, записанная в Саратовской губ., начинается словами: "за рекой огонь горит". В западной Европе преимущественно сохранился обычай сожигать на Рождество, как у южных славян, бревно, носящее в разных местах разныя названия, напр., во Франции - soucеe de noel, calendeau и т. п., в Германии-Weиеnacеstblock, в Англии- Ynle-clog, в Швеции- Иula-brasa; в сверной Италии данный обычай называется: "arder иl ceppо" (жечь бревно). Словом, почти повсеместено в Европе, в обря-

дах или, по крайней мере, в песнях уцелели остатки общаго всем населяющим ее народам, а следовательно, несомненно весьма древняго обычая-возжигать огни в праздники высшаго и низшаго солнцестояния, и небезошибочно будет искать корня их в представлениях и обычаях народов древнейшей цивилизации.

По представлению древних ариев, огонь (Агни) низошел на землю с неба в вид молнии. И земному, и небесному огню воздавались божеския почести. В ведийских гимнах огонь именуется повелителем вселенной, мудрым царем, также отцом, братом, сыном, другом человека. Постоянно проявляется здесь благодтельное по отношению к человку действие огня, как возносителя жертвоприношений к богам, как разителя и губителя врагов, как собирателя семьи у домашняго очага. Святость и чистота огня требовали особенно почтительнаго к нему отношения, с другой стороны, огню приписывалась очистительная сила: отсюда обряд сожигания мертвых у древних индусов, поcредством котораго умершие очищались при переходе в загробную жизнь.

Такую же очистительную, возрождающую к новой жизни силу приписывали огню и семиты; но, кроме того, они в небесном огне, находившемся, по их представлению, в высшей небесной сфере, видели источник солнечнаго блеска, источник грознаго, губительнаго, всепожирающаго летняго зноя и сопряженных с ним засухи, заразы и т. п., и придавали, следовательно, огню не столько благодетельное, сколько страшное, гневное, яростеное, всеподающее и истребляющее значение. В книгах ветхаго завта неоднократно находит себе выражение такое представление огненной стихии, неоднократно рисуется ослепительная картина области небеснаго огня, где в грозной славе и величии царит Владыка вселенной, карающий и сокрушающий пламенем, ниспосылаемым им с неба. Пророк Даниил в виднии своем видел "Ветхаго днями", возседающим на престоле, который был "как пламя огня". "Отверзлись небеса" пишет прор. Иезекиль, "и я видел видения Божия... великое облако и клубящийся огонь и сияние вокруг него, а из средины его как бы свет пламени из средины огня, и из средины его видно было подобие четырех животных... и вид этих животных был, как вид горящих углей, как вид лампад; огонь ходил между живот-

ными, и сияние от огня и молния исходили от огня". Сам Иегова является как бы олицетворением небеснаго огня: "Господь Бог твой есть огонь поядающий"; "познайте могущество мое", говорит Господь .. "кто из вас может жить при огне пожирающем, кто из вас может жить при вечном пламени?" Давид так изображает картину гнева Господня: "поднялся дым от гнева Его и из уст Его огонь поядающий". Об огне, исходящем от Господа, приносящем смерть и разрушение, часто упоминается в книгах ветхаго завета; Иегова-по-истине огненный Бог, являющийся в разных видовых формах у разных семитских народов. Ассирийский бог огня Адар (величаемый иногда и эпитетом Малик-Молох) так характеризуется на древних надписях: "бог, освещающий народы и солнце", "свет богов", "страшный владыка храбрых, царь силы, разоритель врагов, покоритель непослушных, истребитель мятежников, царь железа", словом, как представитель войны, символом которой в древности неоднократно служил огонь. У народов Ханаанских, в Сирии и Финикии, грозный представитель огня носил название Молох (Малах, Молех). Культ его характеризовался приношением ему в жертву людей (взрослых и младенцев), предававшихся пламени. Обычай сожигания людей в честь Ваала-Молоха перенесен был финикиянами и в Карфаген, а оттуда-в Сардинию, главнейшую Карфагенскую провинцию. Жертвоприношения эти частью повторялись периодически, частью обусловливались особыми обстоятельствами общественной и частеной жизни и имели, соответственно тому, характер то умилостивительный (когда постигали народ бедствия: война, засуха, чума), то обетный или благодарственный. В древнем Египте был сходный обычай сожигать живых людей в честь бога засухи и огня, Сета, или Сутеха (Тифона греческих писателей). Это имело место во время каникул, т.-е. в пору сильнейшаго зноя. В Галлии, в культе Друидов, по словам греческих и римских авторов, также существовали жестокие жертвенные обычаи, обнаруживающие влияние семитскаго культа Молоха; сооружались из прутьев колоссальныя человческия фигуры, пустыя внутри; оне наполнялись живыми людьми, иногда людьми и животными, и сожигалис.

Нельзя не видеть остатков этого древняго семитско-галльскаго обычая в некоторых жертвенных обрядах, сопровождающих

возжигание ивановских костров. Во Франции встарину сжигались на ивановском костре живыя кошки или лисицы, заключенныя в корзинке или в мешке. В Пиринеях еще недавно существовал, а может быть, еще и ныне существует, обычай сожигать на ивановском огне живых змей. Раздирающие крики и отчаянныя искривления тела сгорающих живых животных приветствовались толпой громким ликованием и бешеными плясками кругом огня, напоминающими неистовыя пляски и беснование ханаанских народов кругом жертвенника Ваала-Молоха. Дальнйшее ослабление древняго семитскаго обычая представляет сожигание на ивановском костре, костей мертвых животных (во Франции) или лошадиной головы (в Германии). В одной галицко-русской купальской песне сохранилось воспоминание о сожжении ("испечение") на ивановском костре ("соботке") слепой кошки:

Долишняне! горишняне! Сходьтеся до нас на соботку, Спечемы вам слепу котку".

В Ижор (в окрестеностях Петербурга) еще в прошедшем столетии наканун Иванова дня при плясках сожигали на костре белаго петуха. Эсты бросают в огонь ивановскаго костра разные предметы (камни, куски дерева, прутья и т. п.), в качестве жертвенных даров огню, произнося при этом: "мне лен, огню- сорныя травы".

В то время как во всех приведенных случаях, относящихся преимущественно до западной Европы, костры, возжигаемые в пору высшаго солнцестояния, являются жертвенными огнями, на которых богу небеснаго огня приносятся в дар живые и не живые предметы, они у славян более или менее утрачивают жертвенный характер, а приобртают предпочтительно символическое значение, служа как-бы эмблемой небеснаго огня, уничтожающаго и пожигающаго расцветшую весною природу: у славян на ивановском костре сжигается молодое дерево ("маик") или соломенная кукла ("Марена", "Купало" и т.п.), или цветы и венки, служащие символами божества весенняго плодородия (ср. мой очерк: "Богиня весны и смерти в песнях и обрядах славян". Вестеник Европы 1895 г. июнь и июль). Самый огонь ивановских костров во многих местах носит в

народ характеристическия названия: "живой огонь", "царь огонь" (Новгородск. губ.), "божий огонь", "небесный огонь"-"Еиmmels feuer"(в Швабии), и даже " средо-лтний Ваал" -"Mиdsommersbaal" (в Дании).

Я упоминал уже выше о том, что древние народы как apийскаго, так и славянскаго племени приписывали огню вообще очистительную силу. На том же представлении основаны разныя обрядныя действия, которыми сопровождается возжигание обрядных костров: так повсеместено у славян распространен обычай проводить скот через пламя костров (не только ивановских, но и масленичных, пасхальных) и скакать через ивановские костры , с целью обезпечения себя от погубных влияний злой, нечистой силы, словом-для очищения от недугов настоящих и будущих. Тот же обычай соблюдается и у многих европейских народов, с тою же целью очищения. Во Франции не только скачут через огонь взрослые, но переносятся через него и дети. В Шотландии молодые люди скачут через огонь, в то время как пожилые бормочат молитву, девушки переходят через пламя костров в надежде получить жениха, беременныя женщины-чтобы роды были легки. И шотландцы переносили через огонь детей, В Греции женщины, прыгая через ивановские костры, восклицают: "избавляюсь (т.-е. очищаюсь) от грхов". Обычай во время скотскаго падежа зажигать огонь посреди скотнаго загона и проводить через него скот, с целью предохранения его от заразы, был известен уже в древней Индии. Провождение же детей через огонь было обычаем весьма распространенным у народов семитских, о чем неоднократно свидетельствуют книги ветхаго завта, напр.: "не должен находиться у тебя проводящий сына своего или дочь свою через огонь". Сыны израилевы, впадая в идолопоклонство, поклонялись Ваалу и "проводили сыновей своих и дочерей своих через огонь". Обряд этот, по свидетельству других мест, совершался в честь Ваала-Молоха, при чем остался еще неразясненным, было ли целью этого обряда очищение проводимых через огонь, или символическое выражение их сожигания, которое в некоторых случаях фактически приводилось в исполнение.

Сопоставляя все вышеизложенное, приходим к заключению, что огонь ивановских костров, возжигаемый в пору высшаго

солнцестояния, прежде всего представляет символ небеснаго огня, источника летняго зноя. В некоторых местах (преимущественно в западной Европе), как уже было замечено мною раньше, огню этому приносятся жертвы, в других (преимущественно среди славян) он, как эмблема небеснаго огня, пожирает символы божества весенняго плодородия. Повсеместено огню этому приписывается очистительная сила, предохраняющая от недугов, обезпечивающая здоровье, плодородие и благополучие.

Эта последняя, именно очистительная и в то же время возрождающая, живительная сила огня преимущественно находит себе выражение в обрядных огнях-рождественском или новогоднем и родственных ему весенних. Южно-славянская рождественская песня воспевает стараго бадняка и молодого божича. Старый "бадняк" -дубовое бревно, сгорающее накануне Рождества-возрождается в образ молодого божича, представителя даннаго праздника. "Кострома", у которой, по словам сопровождающей сожигание ея песни, "головушка болит", словом, больная в зимнюю пору богиня, сгорая на рождественских святках, очевидно, возрождается посредством огня и является позже представительницей весенняго плодородия, в пору зноя опять погибающей и оплакиваемой (ср. "Богиня весны и смерти"). К этой же категории следует отнести и весьма распространенный в разных местах Европы обряд сожигания (или потопления) в весеннюю пору пуков соломы, чучел (Марены, Смерти) и т. п., заключающийся встречей и приветствованием возродившейся весны (ср. там-же). Обряды возжигания костров, как выражение самосожжения, с целью возрождения, героев и героинь древних мифов, мы находим у народов семитских: так, в Тарсе (в Киликии) через каждыя пять лет праздновалось торжество в честь Сандана, при чем сожигалос на костре его изображение. Сандан, киликийский Геракл, по выражению Вебера, "посредством самосожжения побеждает враждебныя ему силы и возрождается к новой жизни очищенным и юным; подобно ему и Сарданапал, по верованию семитских народов, из пламени пожравшаго его костра выходит героем, полубогом". Отправлявшийся финикиянами в Тир ежегодно праздник в честь пробуждающагося от зимняго сна солнечнаго героя Геракла - Мел-

карта, вероятно, также сопровождался возжением костров, - на это указывает древнее свидетельство о гробнице Геракла в Тире, где он был "сожжен огнем". Память о сожжении Геракла-Мелкарта праздновалась и финикийской колонией в Гадир (Кадикс). По греческому сказанию, Геракл, погибающий от отравы, в предсмертных муках вступает на воздвигнутый для него костер. Костер разгорается, и богоподобный витязь, при раскатах грома и сверкании молнии, на облаке, очистившись от недуга, возрожденный возносится на небо. И в мифах о Семирамид, Дидон (карфагенской Астарт) и других богинях того же цикла, также важную роль играет акт самосожжения героини мифа. Известено то высокое значение, которое у некоторых народов передней Азии имели связанные с особыми символическими обрядами, церемониями и переряживаниями праздники костров и факелов, отправлявшиеся в честь и воспоминание очищения и обновления огнем того или другого божества. Эти праздники костров дают нам ключ к уразумению основного значения и наших обрядных костров новогодних и весенних, также символически выражающих возрождение посредством огня одряхлевшаго в пору кратчайших дней солнца, или замершей, застывшей от зимней стужи природы, точнее - божественной представительницы ея, весною обновляющейся и оживающей.

2. Живая вода.

От акта оживления или очищения огнем перехожу к не менее распространенному в древних религиях oбряду омовения, купания, погружения в воду или оживления водой. В другом мест [ {1} ] я обратил внимание на то, что солнце и двойник его огонь представляют по преимуществу предмет культа мужского, а вода - женскаго населения: мужчины в обрядных действиях боле группируются около огня, женщины - около воды. К славянским обрядам, в которых главную роль играют женщины, принадлежат между прочим совершаемые раннею весною проводы смерти и встреча весны (лета). Отдельные моменты этого торжества, до сих пор отправляемаго в некоторых местах Че-

[ 1 ] "Божества древних славян". И. 300, 301.

хии, Моравии, Польши [ {2} ], заключаются: 1) в шествии с чучелом, изображающим смерть (смертоносную богиню), из селения к воде; 2) в срывании с него облекающей его одежды (если чучело не одето, то его самого разрывают на части); 3) в погружении чучела в воду (потоплении, иногда замещаемом сожиганием, см. выше), посл чего 4) срубают деревцо, изображающее воскресшее лето, одевают его в платье, в которое перед тем одето было чучело (=метаморфоз "Смерти" в "Лето"), украшают пестрыми лентами и блестками и с песнями и ликованием вносят в селение. Главный акт обряда состоит в погружении (ввержении) изображения Смерти в воду, вследствие чего Смерть превращается в "Лето" т.-е. в богиню весны (лета), символом которой служит разукрашенное деревцо. Погружение изображения божества в воду, омовение его или обновление сил его водою, составляло и главнйшую часть обрядных действий, ежегодно совершавшихся в честь матери-земли Еertеus в древней Германии, Великой матери Идейской в Рим, богини Сирийской в Гиерополисе и др. Драгоцнный древне-ассирийский клинописный памятник повествует о нисхождении богини Истары (Астарты) в подземное царство, как бы смерть ея, и затем оживление или воскресение ея посредством излития на нее живой воды: богиня нисходит в мрачную обитель бога Иркалла, к дому, не имеющему выхода, по пути, по которому уже нет возврата. Мрак царствует в этой области, пыль покрывает ворота, в которыя она стучится. Страж отпирает ворота и, когда она проходит через них, снимает с головы ея тиapy, у вторых ворот он вынимает из ушей ея серьги, у третьих ворот он снимает ожерелье с ея шеи, у четвертых-одежду с ея груди, у пятых-пояс с ея платья, у шестых-запястья с ея рук и ног, у седьмых-одежду с ея плеч: "Так поступает Нинкигала (богиня преисподней) -говорит он-с теми, кто приходить к ней". Bсе члены богини Истары: глаза, руки, ноги, сердце, голова поражаются болезнью. Но мир не может жить без Истары, подательницы плодородия. Бог Иа посылает вестеника к Нинкигал с приказанием отпустить Истару. Нинкигала велит оросить Истару живой водой, она исцеляется от недугов, воз-

[ 2 ] Подробности см. в статье "Богиня весны и смерти".

вращается к жизни и отправляется в обратный путь на землю; у каждых из семи ворот ей возвращаются снятыя с нея одеяния и украшения. "Живая, вода", как средство для очищения, упоминается и в Ветхом завете, также в откровении Иоанна. "Живая водa" творит чудеса и в русских былинах. На народном языке ныне "живой водой" называется дождевая, т.-е. небесная влага.

3. НАУЗЫ. КРАСНАЯ НИТЬ.

В народной медицине и волшебных чарах у всех славян играют значительную роль наузы, узлы, навязки-амулеты, замечает Афанасьев и приводит многочисленныя старинныя свидетельства христианских писателей славянских, порицавших ношение и навязывание "Бесовских" узлов и науз. Наузы состояли из различных привязок, надеваемых на шею. Большею частью это были травы, коренья и иныя снадобья, которым суеврие приписывало целебную силу. В христианскую эпоху употребление в наузах ладона (который получил особенно важное значение, потому что возжигается в храмах) до того усилилось, что все привязки стали называться ладонками, даже и тогда, когда в них не было ладону. Ладонки до сих пор играют важную роль в простонародье: отправляясь в дальнюю дорогу, путники надевают их на шею, в предохранение от бед и порчи. Волшебныя привески, чародейные мешочки издревле известены были в числе cyeвpий, заимествованных евреями от филистимлян и против которых возстают пророки и учители Израиля: "в тот день отнимет Господь красивыя цепочки на ногах, и звездочки, и луночки... и привески волшебныя", восклицает прор. Исаия. "Горе сшивающим чародйные мешочки под мышки", восклицает прор. Иезекиль. Такия привески (талисманы) весьма распространены были в древности у халдеев и ассириян. Оне были разных родов: то представляли кусочки материй, заключавшие в себе тексты заклинательных формул и прившивавшиеся к предметам домашней утвари или к платью, то приготовлялись из других материалов и носились на ше, как предохранительное средство против демонов, болезней, бедствий. В музеях древностей встречаются многочисленныя ассирийско-вави-

лoнcкия каменныя привески на которых вырезаны изображения богов и гениев а равно и заклинательныя формулы, в которых речь идет об изгнании злых демонов, чумы и т. п. и призываются благия божества и добрые демоны на пользу и благо человеку. Славились в древности и так называемыя "эфeccкия письмена" т.-е. заклинательныя слова или формулы, которыя в виде привесок носились жителями Эфеса, с целью предохранения себя от дурных влияний; он же, по народному верованию, способны были изгонять демонов из людей. Подобныя же привески известены были и в Милете. Заключавшияся в них "милетския письмена" представляли смесь слов греческих и фригийcких.

Особенное значение придается у всех славян красной нити, красной шерсти или ленточк: в Болгарии, около Татар - Базарджика, к числу обрядов, совершаемых беременными женщинами 8 января (в так называемый "Бабин день"), принадлежит принятие от бабки нити красной шерсти, которая, вместе с другими предметами, должна способствовать скорейшему разрешению от бремени. У мазуров красная ленточка, надетая на шею новорожденнаго младенца, служит к ограждению его от вреднаго влияния чужого глаза. У чехов также красная повязка оберегает ребенка от заколдования или порчи. В России девять ниток красной шерсти, навязанныя на шею ребенка, предохраняют его от скарлатины; от лихорадки носят на руках и на ногах повязки из красной шерсти или тесьмы; если "разовьется", т.-е. заболит связка ручной кисти, то ее обвязывают красною пряжею. Суеврия эти опять гнездятся в древнейших преданиях. Закон Моvсея, столь энергически порицавший всякия чародяния, волхвования и волшебство соседних с евреями народов, очевидно, вследствие слишком глубоко вкоренившейся в сознание народа древней традиции о чудодейственных свойствах красной нити, не только не гнушается употребления ея в дело, как магическаго средства против нечистоты или осквернения (родственнаго болезни, дурному глазу и пр, так как исцеление от недуга, глаза и пр. есть очищение), но даже предписывает прибегать, между прочим, к этому средству при очищении дома: "и возьмет кедровое дерево, и иссоп, и червленую нить, и живую птицу, и омочит их в крови птицы заколотой и в живой воде, и покропит дом семь раз. И очистить дом кровию птицы и

живою водою, и живою птицею, и кедровым деревом, и иссопом, и червленою нитью". Евреи, может быть, заимествовали верование в чудесную силу красной нити из Египта. Египетские жрецы-книжники, по свидетельству Диодора, носили на голове перо коршуна и пурпуровую нить. У римлян жена юпитерова жреца, бывшая в то же время и жрицей Юноны, обязательно, по древнему обычаю, украшала голову свою особой пирамидальной прической, через которую пропускалась шерстяная лента пурпуроваго цвета. Гримм указал на датския народныя песни, в которых герои, для "закрепления себя", т.-е. для ограждения своего шлема и своей жизни, перевязывают шлем красной шелковинкой.

4. КРОВЬ, МЯСО и КОЖА ЖЕРТВЕННАГО ЖИВОТНАГО.

В другом месте [ {3} ], при разсмотрении жертвенных обрядов древних славян, я указал на важное значение, которое приписывалось славянами-язычниками жертвенной крови. Болгары и ныне еще, когда колют баранов в Юрьев день, собирают истекающую из жертвеннаго животнаго кровь в чашу и употребляют ее, как целительное средство. Жрецы балтийских славян пили жертвенную кровь, которая пробуждала в них дар прорицания. На вкушение у русских жертвенной крови намекает митрополит Илларион; кровью убитой на Рождество свиньи до сих пор в некоторых местах России брызгают в огонь, и ей приписывается способность изгонять нечистую силу из хлева. Такое же благотворное дйствие приписывается и ныне еще крови петуха, закалываемаго латышами в Усиньев день, изливаемой на овес или на косяк двери в конюшн. С такою же целью чехи в страстеной четверг (местами в страстеную пятницу или субботу) зарезывают двух молодых голубей и кровь их изливают на приготовленныя для прочих голубей пшеничныя зерна. Голуби, поевшие этих зерен, тем предохраняются от всяких невзгод. У литовских народов жрец (вуршкайт) возлагал руку на обреченное на заклание жертвенное животное и, заколов его, собранную в чашу кровь распрыскивал или окроплял ею присутствовавших; остаток же крови последние делили между собой, и каждый окроплял ею у себя дома свою скотину.

[ 3 ] Бож. др. слав. И, 43 и сл.

Сравним опять описанные обряды со сходными обрядами некоторых древних народов. У римлян в позднйшия времена существовал заимествованный из Фригии, обычай очищения от грехов посредством крови жертвеннаго животнаго (Taurobolиa). По словам церковнаго писателя Пруденция, посвящаемый садился в яму, которую покрывали пробуравленными, на подобие решета, досками. На этих досках закалывалось жертвенное животное: кровь струей лилась из раны через отверстия в яму и орошала и обагряла находившагося в яме; веруюший ловил ее устами, обмывал себе ею лицо, пропитанныя же кровью платья тщательно сберегались. Этому кровавому крещению приписывалась очистительная сила "возрождения", как свидетельствуют некоторыя древния надписи. Перехожу к обрядам кровнаго жертвоприношения, предписанным Моvсеем: прежде чем резать животное, жертвователь возлагал на него свою руку (как литовский вуршкайт, см. выше). Возложение одной или обеих рук на голову жертвеннаго животнаго имело значение перенесения на последнее грехов, во искупление которых совершалось жертвоприношение: "возложит руку свою на голову жертвы за грех и заколет ее за грех", предписывал Господь Моvсею, или в другом месте: "возложит Аарон обе руки свои на голову живого козла и исповдает над ним все беззакония сынов израилевых, и все преступлении их, все грехи их, и возложит их на голову козла... и понесет козел на себе все беззакония их". По заклании козла, собиралась в чашу истекавшая из раны кровь; право собирать кровь принадлежало одному священнику. Обходя кругом алтаря с упомянутою чашею в руках, он окроплял кровью или обмазывал ею рога, ножки, углы и стенки алтаря, а остальную выливал на стенку алтаря или у его подножия. Крови приписывалась способность омывать от грехов народ, очищать от преступлений народа святилище и жертвенник. Кровь жертвеннаго агнца употреблялась евреями и при посвящении в священнический сан: ею окроплялось ухо и большой палец руки и ноги посвящаемаго и одежда его. Сходный обряд совершался евреями и при очищении человка от грехов. Рядом с упомянутыми обрядами встречается у евреев и простое окропление народа жертвенною кровью из чаши, как у древних славян и литовцев.

Важная роль, которую играла у евреев кровь, обясняется тем, что, по представлению их, в крови заключалась душа животнаго; вот почему одни только священники имели право собирать жертвенную кровь, и строго запрещалось законом вкушать кровь: "Душа тела в крови", говорил Господь Моvсею: "Я назначил ее вам для жертвенника, чтобы очищать души ваши, ибо кровь сия душу очищает... Не ешьте крови ни из какого тела, потому что душа всякаго тела есть кровь его; всякий, кто будет есть ее, истребится", или: "строго наблюдай, чтобы не есть крови, потому что кровь есть душа; не ешь души вместе с мясом, не ешь ея, выливай ее на землю, как воду".

После всего сказаннаго становится ясным, отчего и древние славяне (в особенности балтийские), и народы литовские, верования которых находятся в тесной связи с древнйшими преданиями человечества, придавали столь важное значение жертвенной крови. Душа жертвеннаго животнаго, в виде крови его, очищала от грехов и козней злой силы народ, который жрец окроплял кровью; она же ограждала окропляемый скот от всяких невзгод и бедствий. Душа жертвеннаго животнаго, проникая в уста балтийско-славянскаго жреца, в виде крови, которую он испивал, пробуждала в нем дух прорицания. На том же, без сомнния, основании Одиссей, прибыв в царство мертвых, закалывает овец и предлагаеть "черную кровь" их теням умерших, которыя, напившись ея, получают вновь сознание и "способность вещат истину".

При "мирных жертвоприношениях" евреев главную часть обряда составляло yбиeние жертвеннаго животнаго и сдение его мяса. Священное значение вкушения мяса жертвеннаго животнаго, нередко подававшее повод к обрядному обедению на больших народных торжествах (ср. послежертвенные пиры в честь Геракла, Геркулеса, Святовита Арконскаго и др.), подтверждается следующими словами Ветхаго завета: "Она (жертва) должна быть сдаема на святом месте, на дворе скинии собрания. Все, что прикоснется к мясу ея, освятится... Весь мужской пол священническаго рода может есть ее,-это великая святыня". На том же самом принципе основано и величайшее таинство христианской церкви, предписывающей вкушение крови и тела Искупителя миpa, божественнаго агнца, принявшаго на себя грехи человече-

ства; священая трапеза христианской церкви-та же "великая святыня"; ею верующие очищаются от грхов и длаются причастеными вечной жизни и вечнаго блаженства.

По закону Моvсея, тук и сальник на печени при "мирной жертве"' сожигались на жертвеннике, из остальной же части на долю священника приходились грудь и правое плечо его; при жертве же "всесожжения", т -е. при сожигании всего животнаго, за исключением кожи, последняя поступала в пользу священника. У болгар, по совершении обряднаго заклания барашков в Юрев день, поп, прочтя молитвы, и ныне еще берет с каждаго хозяина по четверти барашка, кроме прочей провизии; сходный обычай имеет место и у сербов; священник же получает и шкуру барашка.

5. ПОМИНАЛЬНЫЕ ОБРЯДЫ.

К главнейшим поминальным праздникам в России принадлежат весения поминки, ныне совершаемыя в день Радуницы ("Навий день"), т.-е. во вторник на Фоминой неделе, также в Троицкую субботу; поминают на Руси покойников и наканун масляницы, т.-е. в самую раннюю весеннюю пору; с перенесением же празднования Новаго года на 1-ое января, т.-е. на наначало святок, поминовение усопших родственников местами, как напр. в Малой Руси, вошло и в число святочных обрядов. Болгары также отправляют поминки ("задушницы") в известеныя субботы в течение весны. Сербо-хорваты справляют "Радуницу" в понедльник на Фоминой неделе. Кроме того, главнейшим поминальным днем ("задушница") у сербов служит всесвятское воскресенье, т.-е. также один из весенних праздников.-У древних римлян так называемые родителские дни (dиes parentales) отправлялись перед самым наступлением весны или новаго года, по старому календарю, а именно во второй половине февраля, с 13-го по 21-е число этого мсяца. В Иране, по народному верованию, души усопших пробуждались весною, вместе с пробуждением природы. В это время, а именно в течение последних пяти дней стараго года (февраля) и первых пяти - новаго (марта), следовательно, в тоже, приблизительно, время, как у древних римлян и славян, он нисходили на землю,

посещали дома своих родственников и принимали от них угощения: "Кто жертвует им (душам усопших)", говорится в Авест, "рукою, снабженною мясом, рукою, снабженною одеждой, с молитвою, достигающей чистоты, того благословляют удовлетворенные, не местительные, не оскорбленные, сильные фраваши (души усопших), чистые: в этом доме (говорят они) будет изобилие быков, людей, в нем будут быстрые кони и крепкая колесница; тот муж будет пользоваться почтением, будет главою собрания, кто нам постоянно жертвует рукою, снабженною мясом, рукою, снабженною одеждой, с молитвою, достигающею чистоты". Выраженный здесь взгляд на отношение людей к усопшим родственникам продолжает и ныне существовать в народе у всех славян. На Руси, когда зимою, после трескучих морозов, настанет вдруг оттепель, поселяне замечают, что "родители вздохнули", т.-е. мертвые повяли (дохнули) теплом, В России же существует поверие, что на первый день Пасхи (один из важнйших весенних праздников, когда воскресает природа) открывается небо, и в продолжение всей светлой недели души усопших (подобно иранским фраваши) постоянно обращаются между живыми, посещают своих родственников и знакомых, пют, едят и радуются вместе с ними. Древние индусы нердко призывали усопших к своим жертвенным трапезам; их, "родителей", приглашали присесть к огню, им предлагались ежедневно угощения, а в каждое новолуние в честь их устраивались особенныя поминалныя трапезы. Парсы (потомки древних иранцев), подобно предкам своим, в течение перваго года после смерти кого-либо из родственников, поминают его ежедневно молитвою к фраваши, произносимою перед едою, а через месяц после смерти-особенною службою. Затем, в следующие года, в 4-й, 10-й и 30-й дни каждаго мсяца, в особенности же в течение упомянутых десяти дней, при наступлении новаго года, также возносятся молитвы к фраваши. Так и у славян до сих пор повсеместено, в известеные в году поминальные дни, а также в известеные промежутки времени после смерти родственника, в 9-й, 20-й, 40-й дни и пр. (болгары посещают могилы своих родных на 3-й, 9-й, 12-й, 20-й и 40-й дни; затем эти посещения повторяются через 3, 6, 9 и 12 мсяцев) совершаются дома или на могилах своеобразные обряды,

составная часть которых заключается во-первых в утощении умерших вином, пивом, блинами и другими яствами, которыя ставятся на стол (или мечутся под стол), когда поминовение происходит дома, или же кладутся или выливаются на могилу, когда оно совершается на кладбище, и во-вторых- в следующей за тем поминальной трапезе.

"В Троицкую субботу", по словам Стоглава (1550 г.), "по селом и погостам сходятся мужи и жены на жальниках и плачутся по гробом умерших с великим воплем". Прекрасной иллюстрацией к этому свидетельству могут служить слова Олеария, путешествовавшаго пo России в 30-х годах XVИИ столтия и описавшаго поминки, происходившия в Троицкую же субботу на русском кладбище в Нарве: "кладбище было наполнено русскими женщинами, разстилавшими на могилах и надгробных памятниках прекрасно вышитые пестрые платки; на платки ставились блюда с блинами и пирогами, рыбой и крашеными яйцами; оне частью стояли у могилы, частью лежали распростертыми на них, выли и вопили, обращая разные вопросы к покойникам. Менеций (в начал XVИ вка), разсказывая о поминальных обрядах русских на нашей западной окраине, говорит, что во время поминальной трапезы (происходившей на дому) бросали под стол по кусочку от кушаний, также выливали пиво, как угощение душам умерших. Если что-нибудь сстеное случайно падало со стола на пол, то упавшее не поднималось, а оставлялось, как говорил народ, в пользу умерших. По окончании же пиршества, знахарь выметал из избы метлою души умерших, произнося: "ели-пили, душечки, а теперь ступайте вон, вон!" И ныне еще блоруссы, в осенний поминальный праздник, садясь за трапезу, приглашают души умерших (дзядов-дедов) прилететь к ним:

"Святы дзяды, зовем вас: ходзице до нас!

Есць тут усё, что Бог дау,

Чим только хата богата,

Просим вас, ляцице (=летите) до нас!"

По окончании ужина встают из-за стола, молятся Богу расходятся, приговаривая:

"Святые дзяды, ляцице цепер до неба!"

В некоторых местах Великой Руси, когда совершаются годовыя поминки на дому в честь всех усопших родичей, незримо присутствующих при этом обряде, хозяин, по окончании трапезы, открывает окно, распускает на улицу кусок холста и приглашает покойников возвратиться в свои загробныя жилища по постланному полотну: "ступайте с Богом! вот тут будет вам помягче!" Болгары, посещая в указанные выше дни могилу умершаго и принося с собою угощение (вареный ячмень, рис, кружку с вином или водкой), уверены, что душа усопшаго присутствует тут же и принимает с признательностью приношения. Далматские морлаки, по свидетельству Фортиса (XVИИИ в.), совершали поминки по умершем в каждый праздник в течение целаго года: женщины, приходя на могилу, орошали ее слезами, украшали цветами, посыпали душистыми травами. Если по какой-либо причине приходилось пропускать праздник без отправления поминок, то оне извинялись в том перед покойником, беседуя с ним, как с живым, и давая ему подробный отчет о причинах, принудивших их не исполнить, по отношению к нему, своего долга. Во всех данных случаях обнаруживается существование в сознаннии народов славянскаго племени древне-арийскаго представления о тесных отношениях человка к усопшим его родичам.

Не останавливаясь на более подробном описании угощений мертвых, которое завело бы меня слишком далеко, ограничусь приведением следующих слов мусульманскаго писателя первой половины X века, Ибн-Дасты, свидетельствующих о древности у славян-язычников обряда поминовения мертвых: "через год по смерти покойнаго берут (славяне) кувшинов двадцать меду, иногда несколько больше, а иногда несколько меньше, и несут их на тот холм (на котором стоял сосуд с пеплом сожженнаго мертвеца), где собирается семейство покойнаго, едят, пют и затем расходятся". По словам Феофилакта (ок. 629 г.) у варваров, под именем которых Котляревский узнает придунайских славян, был обычай праздновать поминки по усопшим.

В число обрядных действий, которыми и ныне еще в некоторых местах у южных славян сопровождается горевание по умершим, издревле принадлежало обыкновение длать нарезы на теле и царапины на лице, а также обстригать волосы в

знак великой скорби: в Черногории, при оплакивании мертвых, многие исцарапывают себе лица, струящуюся же из царапин кровь не стирают и не смывают, и некоторые по нескольку недель ходят с лицом, испещренным засохшею кровью. Кроме того, женщины иногда обрезывают себе волосы или, по крайней мере, ходят первое время после смертнаго случая с непокрытой головой. Сербы также несколько времени ходят без шапок, т.-е. с обнаженной головой. В Черногории мать и сестры умершаго обрезывают себе косы и кладут в могилу, вместе с покойником. Чехи, по словам хроники Бельскаго, оплакивая смерть Любуши, бросали в разведенный для могилы огонь обрезанные волосы и ногти. "Ни кожекроения не творятся, ни лицедрания, говорится в житии Константина Муромскаго. По свидетельству Кадлубка (ум. 1223 г.), по случаю смерти польскаго князя Казимира, "можно было видеть, как с исцарапанных ногтями лиц некоторых жен и девиц кровь текла струями", некоторые наносили себе раны другими орудиями. Названный выше мусульманский писатель Ибн-Даста говорит, что славянския женщины, "когда случится у них покойник, царапают себе ножом руки и лицео",-Лукиан (в ИИ вк по Р. Хр.) описывает сходный обряд оплакивания мертваго во времена Римской империи: "начинается плач и голошение женщин (голошения плакальщиц до сих пор в обычае у славян), все проливают слезы, ударяют себя в грудь, вырывают себе волосы и исцарапывают себе до крови щеки". Скифы, по свидетельству Геродота, в знак скорби, по случаю смерти царя, отрезали себе уши, обстригали волосы, делали нарезы на руках, исцарапывали себе лоб и нос, прободали стрелою левую руку. Сходный обычай с древнйших времен известен был и у народов азиатских, о чем свидетельствуют многие тексты Ветхаго завета, напр.: "не делайте нарезов на теле вашем и не выстригайте волос над глазами вашими по умершем". Прор. Иеремия так изображает картину скорби моавитян о постигшей их гибели: у каждаго голова гола и у каждаго борода умалена, у всех на руках царапины" . " Снимая с себя волосы, остригись, скорбя о нежно любимых сынах твоих; расширь из-за них лысину", пишет прор. Михей. По словам Лукиана, финикиянки в Вивле, оплакивая ежегодно смерть Адониса, обстригали

себе волосы; тоже самое делали и египтянки, по случаю смерти божественнаго быка Аписа. По египетскому сказанию, Изида, узнав о гибели Озириса, отрезала прядь волос с головы своей и облеклась в траурное одяние. О приношении, в честь умерших, на могилу их волос, практиковавшемся на острове Делос, упоминает Геродот. Итак, поминальные обряды славян опять представляют тесную связь с таковыми-же обрядами народов древняго Mиpa.

6. ПЕРЕРЯЖИВАНИЯ.

Повсеместено распространенный в Европе обычай рядиться, именно на святках и на маслянице, а равно и во время майскаго (весенняго) праздника, коренится также в глубокой древности. Праздники святок и масляницы, и по времени отправления, и по характеру своему, представляют несомннное родство с сопряженными с переряживаниями же праздниками январских календ и либералий (в март) древних римлян и малаго и великаго Дионисовых торжеств древних греков (отправлявшихся в декабре и марте); празднества эти, находясь в тесной, неразрывной связи с культом соотвтствующих богов (Януса, Либера, Диониса), имели религиозно-обрядный характер.

Не связана-ли основная мысль переряживания мужчин в женския платья и женщин в мужския с религиозным воззрнием народов семитских, вообще оказывавших немалое влияние на культуру европейских apиeв? В среде семитских народов возникло представление о соединении в одном божественном лице свойств двух полов, словом-о гермафродитизме. Так, напр., в Сирии Астарта и Ваал слились в одно двуполое божество; в книге Товита упоминается о приношении жертвы "Ваалу юниц; в Пафос высоким уважением пользовалась статуя бородатой Афродиты. В Сирии, в известеные торжественные дни в честь Ваала, жрецы и поклонники двуполаго бога являлись в красноватых прозрачных женскии сорочках и прочем женском одянии, между тем как женщины одвались в мужское платье и вооружались мечами и копьями. На острове Кос, по свидетельству Плутарха, жрец Геракла приносил богу своему жертву, облеченный в женское одяние и с повязкой на голове.

Обыкновение переряживаться порицалось уже в книгах Ветхаго завета. "На женщине не должно быть мужской одежды, читаем в книге Второзакония, -и мужчина не должен одеваться в женское платье, ибо мерзок перед Господом Богом твоим, всякий, делающий сие". Почти теми-же словами выражается о переряживании русских Номоканон, изданный в Киеве в 1624 г.: "Ныне христианския дети cиe творят: в одежду женскую мужья облачаются и жены в мужскую". Письменныя свидетельства о русских народных маскарадах восходят до XИИ или даже до ХИ века. Со временем, к обычаю взаимнаго переряживания мужчин в женския платья и женщин в мужския, естественно, присоединилось облечение в разные характеристические костюмы, сделавшиеся затем типическими. К числу последних принадлежать, между прочим, фигуры народнаго маскарада, изображающия разных зверей: коня, медведя, волка, козу и т. п., имевших встарину опредленное мифологическое значение.

7. ПЕРВЫЙ СНОП. ПОСЛЕДНИЕ ПЛОДЫ.

Начало жатвы всюду составляет праздник местенаго населения. В Малой Руси праздник Ивана Купала встарину отправлялся как торжество, совпадавшее с "началом жнив". В Литве и во многих местах России придают особенно важное значение первому сжатому на ниве снопу. На Руси сноп этот называется именинником. Хозяйка приносит его в избу и ставит в переднем углу, у божницы. По обычаю, принятому в некоторых малорусских местах, зажин делается священником. В Литве (и Белоруссии) первая жница, украшенная цветами, несет первенца жатвы, впереди всех жниц, на барский двор, где ожидает работниц угощение. Словом, начало жатвы составляет выдающееся торжество, и первый сноп пользуется особенным почетом. Соотвтственно этому чехи, при печении хлеба из новой ржи, бросают в огонь, т.-е. жертвуют божеству огня, кусок теста. В закон Моvсея находим целый ряд предписаний, касающихся начала жатвы. В числе главнейших, весьма немногочисленных народных праздников, назван здесь "праздник начатков жатвы пшеницы". Приказал Господь Моvсею обявить народу Израилеву следующие законы: "наблюдай

и праздник жатвы первых плодов труда твоего, какие ты сял на поле... Начатки плодов земли твоей приноси в дом Господа, Бога твоего". В другом месте читаем: "когда будешь жать на ней (на обетованной земле) жатву, то принесите первый сноп жатвы вашей к священнику. Он вознесесет сей сноп перед Господом, чтобы вам приобрести благоволение"

В законе-же Моvсеевом находить себе обяснение записанная Гильфердингом старинная сербская пословица: "проклата нива, на kojej клас не ocтaje". "Когда будешь жать на поле твоем-предписал Господь Израилю-и забудешь сноп на поле, то не возвращайся взять его; пусть он останется пришельцу (нищему), сироте и вдове, чтобы Господь, Бог твой, благословил тебя во всех делах рук твоих. Когда будешь обивать маслину свою, то не пересматривай за собою ветвей; пусть остается пришельцу, сироте и вдове... Когда будешь снимать плоды в винограднике твоем, не обирай остатков за собою; пусть остается пришельцу, сироте и вдове". Проклятие сербскою пословицею нивы, на которой не осталось ни одного колоса, несомннно, основано на том-же начал: оставленные на ниве колосья должны поступить в пользу подбирающих их неимущих, вдов и сирот. Отсюда-же обясняется чешское обыкновение-на плодовых деревьях оставлять не снятым, по крайней мере, по одному плоду; в противном случае дерево, по народному верованию, в следующем году не принесет ни одного плода.

8. НИЗВЕРЖЕНИЕ ЖЕРТВЫ С ВЫСОТЫ.

В разных местах Чехии до сих пор соблюдается следующий своеобразный обычай: 25 июля, в день св. Якова, при совершении известеных церемоний, низвергается с церковной башни, или с другого возвышеннаго места, жертвенный козел с позолоченными рогами, убранный цветами. Кровь этого животнаго собирается и хранится, как действительное целебное средство.- Обычай этот совершенно напоминает древний греческий обряд умилостивительнаго жертвоприношения, совершавшагося в летнее же время (хотя несколько раньше, именно в конце нашего мая) в честь Аполлона: двое приговоренных к смерти мужчин, или мужчина и женщина, убранные плодами и цветами, надушенные

благовонными травами, в качестве умилостивительной жертвы, низвергались со скалы. Приносимые таким образом в жертву люди назывались лекарственными, целительными; смерть их должна была обезпечивать здоровье местенаго населения, отвращать от него заразы и другия невзгоды.

В Гиераполисе обреченных на жертвоприношение животныхь бросали с высоты, при чем они убивались до смерти. Некоторые, по свидетельству Лукиана, таким же способом приносили в жертву детей своих, заключив их, однако, предварительно в мешок. Низвергая их в пропасть, произносили заклятие, что это не дети, а телята. Геродот упоминает о сходном обычае у таврических скифов: они приносили своей богине в жертву чужеземцев, потерпевших кораблекрушение и попадавшихся им в руки; головы жертв они отрубали, тела же низвергали с высоты скалы, где стояло святилище богини.

9. КОРОВИЙ НАВОЗ, КАК ОЧИСТИТЕЛЬНОЕ СРЕДСТВО.

Не менее характеристичен и следующий чешский обычай: на-кануне Рождества, с котораго в старину начинался в Чехии новый год, до сих пор в некоторых местах обкуривают коровьим навозом и опрыскивают коровьей мочей скотный двор, с целью изгнания этим способом нечистой силы из двора, т. е. очищения двора.-В Авесте очищение от одного из самых сильных осквернений, а именно от прикосновения к мертвому телу, производится посредством коровьей мочи: "Отвечал Агура-Мазда... Если мертвое тело уже обглодано хищным псом или птицей, то пусть (осквернившийся прикосновением к нему) омоет свое тело коровьей мочей, тридцать раз пусть он омоется, тридцать раз пусть потрет руки, пусть омоет в то-же время и голову. Если же мертвое тело еще не обглодано хищным псом или птицею, то пусть он моется пятьдесят раз и пятьдесять раз пусть потрет себ руки". Такой обычай находится в теснйшей связи с верованием древних ариев в святость быка и коровы. Древниe индусы, для очищения почвы, оставляли на очищаемом месте на ночь коров, пол в домах очищался у них коровьим навозом, ткани и платья- коровьей мочей. И ныне еще в Индии, при отправлении торжества, соотвтствующаго нашему весеннему празд-

нику (или празднику новаго года), именно в новолунье сентября, т. е. после окончания дождливой поры, дома украшаются цветами и обмазываются коровим навозом. Савпадение чешскаго обычая с индийским, коренящимся в древнйших преданиях арийских, доказывает несомннную глубокую его древность. Вероятно, из того же источника исходит обычай курских поселян накануне Рождества и Богоявления сожигать навоз среди двора, хотя, по ныншнему народному толкованию, этот обрядный святочный огонь служит к тому, чтобы родители на том свете согрелись.

10. ЧЕРТЫ КУЛЬТА БАЛТИЙСКИХ СЛАВЯН - ЯЗЫЧНИКОВ.

Группа славянских народов, в старину заселявших балтийское побережье (ныншнюю северную Германию), известеных под общим именем балтийских славян, во многих отношениях представляет особенности, резко отличающия ее от прочих славянских народов. В то время, как славяне вообще отличаются нравом миролюбивым и кротким, балтийские славяне, по словам современных им средневковых писателей, были воинственны и храбры, свирепы и кровожадны, опытны в войне на море и на суше, привыкли жить грабежом и добычею, - в особенности отличались этими качествами Лютичи (Велеты), которым, впрочем, мало уступали Руяне (жители острова Руяны), Бодричи, Вагры, Поморяне. В то время, как большинство славян почитали богов своих без идолов и храмов даже без жрецов, место которых обыкновенно заступал старший в роде, у балтийских славян встречаются повсеместено многочисленные истуканы богов совершенно своеобразной формы, храмы, отличающиеся своеобразной архитектурой и украшениями, жрецы, отправляющие опредленные богослужебные обряды. Все это свидетельствует о каких-то особенных обстоятельствах,

О том, кто и каким образом мог влиять в данном смысле на своеобразное развитие нрава, и культов упомянутыхь народов, история умалчивает; но при более внимательном изучении именно предметов религиознаго культа их, обнаруживаются какия-то загадочныя параллели с соответствующими предметами культа народов семитских, а равно и некоторых народов малоазиатских, также испытавших на себе семитския влияния. Воздерживаясь пока от высказывания каких либо догадок о том, каким путем могли проникнуть в данную отдаленную местеность упомянутыя влияния, ограничусь сперва лишь указанием на факты

А. Храмы.

а. Общий план.

Храмы балтийских славян обыкновенно стояли внутри окруженнаго деревянной оградой места, т. е. двора или города (огороженнаго пространства), служившаго местомь народных собраний: сюда народ сходился для общественных молитв и жертвоприношений, гаданий и пиров, для обсуждения общественных дел. Самый храм, внутренность котораго недоступна была простым смертным, представлял огороженное стенами и покрытое крышею пространство, заключавшее в себе святилище, т. е. центральную часть, где помещалось изображение бога (или нескольких богов), отделявшуюся от остальной части храма внутренними завесами. В некоторых случаях и наружныя стены храма были не сплошныя, а замещались колоннами, завешанными тканью и служившими опорою для крыши. [{5}]

Такой план храмов тесно сближается с планом храмов семитских народов, заимствованным ими из Египта и основным типом которых может служить скиния евреев. Скиния, имевшая форму параллелограма, окружена была двором, ограда котораго, так как сооружение было походное, представляла не сплошную стену, а ряд колонн, завшанных цветною тканью. Наружныя стены скинии, над которыми возвышалась крыша из цветных покрывал, покрытыхь цветными же кожами, сделаны

[ 5 ] Подробное описание храмов балтйских славян см. в моей книге "Бож. др. слав." И, стр. 20 и сл.

были изь деревянных брусьев, а место, где помещался ковчег завета, отделялось внутреннею завесою.

Проведем еще параллель между описанием "города", в котором помещался Ретрский храм и описанием двора идеальнаго храма Господня в открывшемся пророку Иезекилу видении. Город редарей, Ретра, по свидетельству Титмара Мерзебургскаго (XИ в.), был снабжен тремя воротами. Двои из этих ворот доступны были каждому, третьи же, на восточной стороне, обращены были к морю. Из такого противоположения восточных ворот другим можно вывести заключение, что восточныя ворота были недоступны народу. У этих ворот стоял известный Ретрский храм.-Прор. Иезекил, которому повелено было "возвестить дому израилеву", для руководства в будущем, устройство храма Господня, как оно представилось ему в видении. между прочим, пишет: "Вне храма стена со всех сторон его". В стене трои ворота: сверныя, южныя и восточныя. Народу доступны только двои, из них (как в ограде Ретрскаго храма)-северныя и южныя, восточныя же ворота, постоянно запертыя, открываются лишь в субботу и во дни новомесячья и народу недоступны (опять как в ограде Ретрскаго храма),- через них входить и выходить может один только князь.

б. Украшения.

Стены храмов балтийских славян, иногда и ворота оград их, отличались рельефными, резными украшениями. Так наружныя стены Ретрскаго храма украшены были чудесной резьбой, представлявшей изображения различных богов и богинь. Стены Штетинской главной контины (священнаго здания) внутри и снаружи покрыты были резными изображениями людей, птиц и зверей. Внешняя сторона Арконскаго храма, по выражению Саксона Грамматика (XИИ в.), блистала искусно сделанными барельефами различных фигур. Внешняя сторона ворот деревянной ограды Староградскаго храма, по словам Гельмольда (XИИ в), была великолепно разукрашена (конечно, также резными изображениями).

Испещрение стен зданий рельефными изображениями встречаем неоднократно в произведениях древняго восточнаго искусства. У вавилонян, ассириян, как и у египтян, стены дворцов и храмов обыкновенно покрывались рельефами. Изображе-

ниями фантастических зврей, грифонов, сфинксов, преимущественно в ассирийско-вавилонском вкусе, разукрашены и древния, открытыя в Микене, Спате, Гиметтосе, финикийския гробницы. "0т верха дверей, как внутри храма, так и снаружи,-продолжает Иезекил описывать упомянутое выше видение свое,- и по всей стене, кругом, внутри и снаружи были разныя изображения, сделаны были херувимы и пальмы; пальма между двумя херувимами, и у каждаго херувима два лица (одно человческое, другое львиное)". Развалины ликийских саркофагов и гробниц, высченных в скалах, или свободно стоящих (стиль последних представляет подражание деревянным постройкам, очевидно, преобладавшим в Ликии), точно также испещрены рельефными изображениями людей и животных, Здесь присоединяется еще в высшей степени интересная для нас черта: упомянутыя рельефныя изображения нередко были раскрашены, иные из них даже почти как произведения живописи. Но и на других местах были следы красок, свидетельствующие о том, что и самыя строения были выкрашены. Следы красок на стенах финикийских гробниц найдены Ренаном. По словам Диодора, на стенах дворцов, выстроенных на берегах Евфрата, изображены были разные звери, сцены из царской охоты и т. д. Звери эти были весьма искусно раскрашены.

Взглянем опять на храмы балтийских славян, представляющие и в этом отношении чрезвычайную аналогию с храмами и дворцами народов древняго востока. Барельефы, которыми "блистала" внешняя стена Арконскаго храма, были, по свидетельству Саксона, "безобразно и грубо раскрашены". О выдающихся резных изображениях людей, птиц и зверей, которыми были украшены внутри и снаружи стены Штетинской главной контины, Герборд (XИИ в.) говорит, что они были представлены "столь естественно и верно, что, казалось, они дышат и живут, но, что редко встречается, прибавляет Герборд, краски наружных изображений отличались особенно прочностью: ни снег, ни дождь не могли потемнить или смыть их; таково было искусство живописцев". Любовь балтийских славян к окрашиванию зданий, подобно финикиянам и ликийцам, в яркие цвета выражается и в том, что Арконский храм венчался, по свидетельству Саксона, красною кровлею.

в. Храмовыя богатства. Храмовая утварь.

Храмы балтийских славян обладали большими богатствами. Саксон Грамматик говорит об огромном количестве золота и других сокровищь сохранявшихся в сундуках в Арконском храме, а равно и о множестве общественных и частных даров, жертвовавшихся на пользу храма по обетам. По словам Гельмольда, руяне после победы полагали часть награбленнаго золота и серебра в сокровищницу Святовита Арконскаго. По свидетельству скандинавскаго сказания (Knytlиngasaga) в капищах Кореницких хранилось множество денег, золота, серебра, шелку, бумажных тканей краснаго цвета и тканей пурпуровых, шлемов, мечей, лат и всякаго оружия. Титмар упоминает о дарах, которые приносились верующими в Ретрский храм, по возвращении из похода. По свидетельству Герборда, поморяне, "по старому обычаю предков", приносили в Щтетинский храм известную долю награбленных богатств, оружия и всякой добычи; там сберегались золотые и серебряные сосуды и чаши, огромные рога туров, украшенные позолотой и драгоцнными камнями, рога приспособленные к музыке, кинжалы, ножи и всякая драгоценная утварь.

Снабжение храмов сокровищами, притекавшими в них по обетам частных лиц или представлявшими известную долю награбленной добычи или добровольныя пожертвования верующих,- явление общее у всех народов, воздвигавших богам своим храмы. Евреи, по взятии Иерихона, город сожгли, "только серебро и сосуды медные и железные отдали в сокровищницу дома Господня" (т.-е. скинии), который в то время уже обладал значительным количеством золотой утвари. Давид, победив Сувскаго царя Адраизара, взял у рабов его золотые щиты, в городах Адраизаровых он взял весьма много меди, к этой добыче присоединились еще сосуды серебряные, золотые и медные, принесенные Давиду в дар царем Имафа Фоем. Все эти предметы, а также серебро и золото, отнятое им у других народов (сирян, моавитян, аммонитян и др.), "посвятил царь Давид Господу". Все собранныя им богатства Давид передал Соломону, завещав ему построить храм в Иерусалиме и украсить его этими сокровищами, что и было исполнено Соломоном, кото-

рый еще значительно увеличил храмовыя богатства и украсил дом Господень с баснословною роскошью. Весь храм внутри и стоявшие в нем деревянные херувимы были обложены золотом, жертвенник был золотой, вся храмовая утварь - золотая. В перечислении последней поименовываются те же, приблизительно, предметы, как и в Штетинском храме: блюда, ножи, чаши, ложки и пр. Храм Сирийской богини в Гиераполис, по свидетельству Лукиана, обладал чрезвычайными богатствами: сюда прибывали многочисленные дары из Аравии, Финикии, Вавилонии, Каппадокии, Киликии и Ассирии. Лукиан видел сложенныя в особом сокрытом помещении храма драгоцнныя одяния и разные другие предметы, изготовленные из золота и серебра. Серебряными и золотыми чашами, курильницами, внками и другими драгоцнными предметами, приносимыми в дар или по обетам от частных лиц, изобиловали и главнейшие храмы греческие и римские, напр.-храмы Аполлона в Дельфах, Зевеса Олимпийскаго в Элид, Юпитера Капитолийскаго в Риме и др. Из таких даров с течением времени образовывались богатейшия сокровищницы, по временам подвергавшияся разграблению и затем вновь возстановлявшияся.

Между предметами храмового обихода у евреев называются трубы, как в Штетинском храме "рога туров, приспособленные к музык". Трубы у евреев употреблялись как при богослужении, так и для созывания народа и подачи ему сигналов. Трубили в трубы священники: "и в день веселия вашего и в праздники ваши и в новомесячия ваши трубите трубами при всесожжениях ваших и при мирных жертвах", предписывал Господь евреям. Перенесение ковчега Господня из дома Аведдарова в город Давидов происходило с восклицаниями и трубными звуками. - Упомянутые выше рога туров в Штетинском храме имели, вероятно, подобное же религиозно-обрядное значение; о них говорится именно, что они были приспособлены к музыке хотя прямого указания на то, что игра на них входила в состав богослужения, мы не имеем. Зато относительно ближайших сосдей балтийских славян-народов литовскаго племени - существует достоверное свидетельство об обрядном употреблении ими духовых музыкальных орудий в дни народнаго веселия, в праздники, а именно во время отправления ими главнйших

годовых религиозных торжеств: весенняго - в честь бога Пергрубия, и осенняго-во славу бога Земенника; в обоих случаях, по словам Стрыйковскаго, (XVИв ), "пели песни и играли на длинных трубах".

г. Пурпуровыя завесы и одежды.

К числу наиболе характеристических предметов, свойственных храмам балтийских славян, принадлежат игравшия в них важную роль пурпуровыя ткани.-Известно, что в особенности в западно-азиатских государствах были в большом употреблении и высоко ценились пурпуровыя ткани. Приготовлением пурпуровой краски и пурпуровых тканей славились финикияне, а из них в особенности тиряне. Восточные цари, а вслед за ними и прочия знатныя особы, а равно и жрецы, облекались в пурпуровыя одяния, как признак высокаго происхождения. По повелнию Валтасара, "облекли Даниила в багряницу... и провозгласили его третим властелином в царстве". Артаксеркс, желая оказать особенную почесть Мардохею, приказал облечь его в царскую одежду, возложить на него висонную и пурпуровую мантию. Ионафан (сын Иуды Маккавея), в знак особенной почести, одет был царем Александром (сыном Антиоха Эпифана) в порфиру. Вавилонские, ассирийские и по их примеру, персидские и др. цари массами складывали в своих дворцах пурпуровыя ткани. По свидетельству Плутарха, Александр нашел в Сузе запас пурпуровых тканей, ценою в 5000 талантов. Иуда Маккавей, победивший Горгия, нашел в стане его "много золота и серебра, гиацинтовых и багряных одежд и великое богатство". Древние клинописныя надписи упоминают об украшении идолов в халдейско-ассирийских культах золотыми и серебряными одяниями, сверх которых надевались одежды из тканей. Прор. Иеремия подтверждает это извеcтиe, говоря об одеждах из пурпура и червленицы, украшавших вавилонских истуканов. Во храме Сирийской боигни в Гиepaполис избиравшийся ежегодно верховный жрец, по свидетельству Лукиана, один только облекался в пурпуровую мантию. Тертуллиан упоминает о красных одяниях жрецов Ваала в Карфагене. Во дворцах и в шатрах знатных особ, а равно и

во храмах восточных народов, пурпуровыя ткани служили коврами и завесами. В шатре Олоферна натянута была завеса, украшенная пурпуром, золотом и драгоценными камнями. Завеса из голубой, пурпуровой и червленой шерсти закрывала в скинии "ковчег откровения". Во храме Соломоновом ковчег помещался за завесою, сдланною "из яхонтовой, пурпуровой и багряной ткани". Пурпуровыя ткани известны были уже в древнем Египте и оттуда, вероятно, распространились в переднюю Азию. Священныя животныя в египетских храмах, по свидетельству Климента Александрийскаго, покоились на великолепно украшенных, покрытых пурпуровыми тканями ложах; изображение позолоченной коровы, внутри которой египетский царь Микерин схоронил тело умершей любимой дочери своей, покрывалось, по словам Геродота, пурпуровой мантией. Изображение Озириса, по свидетельству Плутарха, было облечено в огненно-цветную, очевидно, пурпуровую мантию.

Весьма сходныя явления повторяются и у балтийских славян. Внутренняя ограда Арконскаго храма, по словам Саксона Грамматика, "состояла из четырех крепких колонн, которыя, не соединяясь твердою стеною, увешаны были коврами"; кроме того, весь храм Святовита увешан быль пурпуровою тканью, " прекрасной, но уже истлевшей". По словам того же автора, как самый храм Руиевита, находившийся в Коренице, на остров Руяне, так и стоявшее в передней части его капище (святилище), не имея стен, завешаны были пурпуровою тканью. За этой тканью скрывался идол Руиевита, как ковчег завета в скинии, а впоследствии - в Иерусалимском храме; "когда сорваны были оба покрова, говорит Саксон, то дубовый идол Руиевита безобразно раскрылся со всех сторон". Истукан Радегаста в Ретрском храме, по словам Адама Бременскаго, был золотой, а ложе его из пурпуровой ткани. В числе сокровищ, хранившихся в Кореницких капищах, как мы видели выше, были пурпуровыя ткани; в сундуках, в святилище Святовита Арконскаго, по свидетельству Саксона, сохранялось "много пурпуровых одежд (см. выше склады и запасы пурпуровых тканей у восточных царей), от ветхости гнилых и худых". Последнее замечание показывает, что одежды эти, а равно и истлевшая пурпуровая завеса в самом храме, уже

не возобновлялись в эпоху Саксона, а составляли храмовое достояние, унаследованное с давних времен. На истукане Святовита Арконскаго была "верхняя одежда", спускавшаяся до берцов. Может быть и эта одежда, о цвете и качествах которой Саксон умалчивает, была сделана из пурпуровой ткани, как на идолах египетских и ассирийско-вавилояских. Замечу еще, что предание о балтийско-славянском, заподозренном в подложности, бог Флинс (Flyns) представляет его одетым в красную мантию. Во всяком случае важная роль, которую, очевидно, играли пурпуровыя ткани в декорации храмов, отчасти и идолов балтийских славян, и совпадение этой чрезвычайно характеристической, единственной в своем роде, черты с тождественными явлениями на древнем востоке заслуживают полнаго внимания.

Б. Идолы.

Многие древние народы первоначально поклонялись богам своим без идолов. Об отсутствии идолов у пеласгов, у персов свидетельствует Геродот, у древних италиков-Варрон. У южных славян вовсе не видно следов почитания идолов, у восточных-боготворение истуканов встречается только в некоторых центрах цивилизации (Киев, Новгород, Ростов), при чем великолпные, по тогдашнему вкусу, истуканы, поставленные Владимиром на киевском холме, вроятно, заимествованы были от балтийских славян [ {6} ].

Идолопоклонство вообще, вероятно, произошло из почитания изображений боготворимых умерших предков и родичей, родовых гениев, то-есть пенатов или домовых богов. В этом смысле разсуждает уже Соломон: "Вымысл идолов - начало блуда", говорит он, "и изображение их-растление жизни. Не было их вначале, и не во веки они будут. Отец, терзающийся горькою скорбию о рано умершем сыне, сделав изображение, как уже мертваго человека, затем стал почитать его, как бога". В другом месте тот же автор говорит о художнике, который, уподобив древесный сук образу человка или животнаго, "устроив для него достойное его место, повесил его на стене, укрепив желзом". Последния слова Соломона от

[ 6 ] Ср. Бож. др. слав. И, 76. 89.

носятся, очевидно, к божествам, почитавшимся домашним культом (на это указывает прикрпление идолов к стене жилища), то-есть к домовым богам в образе человка, к которым присоединяются уже и изображения боготворимых зверей, вероятно, служивших символами известных божеств. Домовыми божками были, очевидно, те золотые идолы, которые Рахиль похитила у отца своего Лавана (месопотамца), скрыв их под верблюжье седло, на которое сама села. Идолы эти составляли не общественную святыню, а принадлежали исключительно дому Лавана, были его богами, то-есть домовыми богами. В Хорсабадском дворце, под порогами дверей, найдены небольшия глиняныя статуэтки, изображающия разных богов: Вила-в украшенной бычачьими рогами тиаре, Нергала- с львиной головой и др. Древния надписи обясняют назначение этих фигурок, расставлявшихся в разных частях дома: он должны были покровительствовать дому, устранять от него врагов и всякое зло.

О существовании домовых богов у балтийских славян и чехов неоднократно свидетельствуют средневковые писатели: Титмар говорит о жертвоприношениях, предлагавшихся домовым богам. По словам Гельмольда, пенатами (домовыми богами) и идолами была преисполнена страна Староградская. Козьма Пражский говорит о пенатах, припесенных Чехом, о самодельных истуканах (вероятно, также служивших домовыми богами), которым еще в его время (XИИ в.) поклонялись чехи. Быть может, в качестве пенатов же почитались и некоторыя из статуэток, добытых при раскопкахь на балтийском побережье (в Вагрии, Штральзунде, Верхней Лужице, Ней-Стрелице) и в Кёнигсгрецком округе в Богемии. Ушки и выступы на некоторых из них свидетельствуют о том, что оне прикрплялись к чему-то: вроятно-к стенам комнат, в качеств домовых божков. В земле Редарей найдены и маленькия изображения быков, которыя, быть может, также служили предметами домашняго культа.

Переходя, затем, к общественным идолам, стоявшим у балтийских славян в рощах, на горах, холмах, площадях и в храмах, опять встречаем необыкновенныя, неожиданныя аналогии с народами азиатскими. Авторы книг ветхаго завета весьма часто упоминают об идолах народов, живших по сосед-

ству с Израилем; из слов их видно, что идолы эти были деревянные или глиняные, обложенные медью, серебром или золотом, иногда каменные, часто литые из металла, преимущественно из серебра или золота. "Богов литых не делайте себе, говорил Господь Моvсею. Оставленные филистимлянами истуканы были сожжены Давидом, следовательно, они были деревянные. Точно так и Иуй сжег в Самарии статуи, вынесенныя из храма Ваалова, a Иocий сокрушил, резные и литые кумиры", поставленные в Иерусалиме впавшим в язычество народом. "Идола выливаеть художник, и золотильщик покрывает его золотом и приделывает серебряныя цепочки", говорить пророк Исаия. "Вырубают дерево в лесу", пишет пророк Иеремия, "обделывают его руками плотника при помощи топора, покрывают серебром и золотом, прикрепляют гвоздями и молотом, чтобы не шаталось". Навуходоносор сделал золотой истукан, вышиною в шестьдесят локтей, шириною в шесть локтей. Валтасар и его вельможи, по словам пророка Даниила, "пили вино и славили богов золотых, серебряных, медных, желзных, деревянных и каменных". О вавилонском идоле Вила (Bиlu, Bel) тот же пророк выражается так: "он внутри глина, а снаружи медь". Геродот и Диодор разсказывают о золотых истуканах богов в вавилонском храме Вила, Лукиан упоминает о стоявших в гиераполисском храме золотых идолах бога и богини, которых он называет именами Зевеса и Геры. Евреи, не раз впадавшие в идолопоклонство, сооружали себе подобных же богов в образе человка или тельца. Диодор упоминает о медном идоле Крона (Ваала) в Карфагене. По словам Аппиана, колоссальный истукан кофонскаго (на северном берегу Африки) храма был вызолочен. Древние греки и Этруски также воздвигали богам своим, по примеру азиатских народов, золоченые или богато украшенные золотом истуканы.

Идолы балтийских славянь были также частью деревянные, частью металлические, золотые и медные (о каменных истуканах старинныя свидетельства умалчивают). Первые нередко были колоссальной величины и украшены металлическими аттрибутами. Идолы в Гостькове отличались невроятным, по словам Эбона (XИИ в.), изяществом отделки и были столь удивительной величины, что несколько пар быков едва могли сдви-

нуть их с места. Кумир Святовита Арконскаго превосходиль рост человка. Идол Руиевита, по свидетельству Саксона, толщиною превосходил человческое тело, а высок был так, что Абсолон, принимавший участие в разрушении его святилища, будучи сам очень высокаго роста, едва мог достать его подбородок ручным своим топором. Истукан Святовита Арконскаго держал в руке рог, сдланный из разных металлов; ножны и черен огромнаго меча его, кроме красивых резных фигур, были украшены отличною серебряною отделкою; щит Яровита Волегастскаго был обтянут золотом. Идол, стоявший в одном из городов Вагрии, упоминаемый Видукиндом под именем Сатурна, был сделан из меди; идол Триглава в Волыни был золотой, другия небольшия изваяния волынских богов были украшены серебром и золотом; истукан Радегаста в Ретрском храм был золотой; идол Триглава в Штетин имел покрывавшую три лица его золотую повязку; истукан Черноглава (на остров Руян) изображен был с серебряными усами; у идола в образ старца, описаннаго Масуди, голова была золотая.

Главными аттрибутами богов балтийских славян служили мечь (у Святовита Арконскаго, Руиевита Кореницкаго), секира (у Радегаста бодричей), наконец, щит (у Яровита Волегастскаго).-"Имеет меч в правой руке и секиру", говорить пророк Иеремия о богах вавилонских.

"Вы увидите в Вавилон богов серебряных, золотых и деревянных, носымых на плечах"... замечает тот же пророк, "безногие, они носятся на плечах". Картину древне-ассирийской религиозной процессии с истуканами боговь можно видеть у Лаярда (Lajard: Tеe monum. of Nиnev.). Там же изображена военная сцена взятия города штурмом. В одном из углов картины воины, очивидно, из числа осаждающих неприятельский город, несут на плечах несколько идолов. Об обрядном ношении изображений богов в Гиераполисе, в Сирии, упоминает Лукиан.

Балтийские славяне также носили изображения богов своих перед войском, отправляясь в поход. Лютичи, по свидетельству Титмара, "следовали за своими богами, которые им предшествовали". По словам того же автора, славяне, в числе 30

частью пеших, частью конных отрядов, разрушили неприятельское имущество, при помощи своих богов. И эти слова следует понимать так, что названные воины шли в бой, неся с собою своих богов.

В то время как все до сих пор разсмотренныя черты идолов (и храмов) балтийских славян тесно сближают их с соответствующими предметами культа древних восточных народов семитских или подчиненных семитскому влиянию, в них проявляется одна весьма характеристическая черта древне-apийская, а именно-многия балтийско-славянския божества изображались о несколких головах или лицах: Триглав имел три головы или три лица, Святовит-четыре головы, Руиевит-семь лиц, Поревит-пять голов, Поренут четыре лица (и пятое на груди). Многоглавие богов может быть прослежено у многих народов арийскаго племени.

Один из древнейших богов, упоминаемых в Ведах, был Триглав (трисирос). Трехголовыми являются у древних греков пеласгийский бог Гермес и фракийская богиня Геката; у кельтов-Cernunnos; у балтийских славян-Триглав. Подробнее о трехглавах и тройственных богах я говорю в другом очерке: "Кто был Троян и т. д."? Четерехлицыми представлялся Варуна в Ведах, позже изображались Брама, Вишну, Рава у индийцев; четырехлицым (позже двулицым) представлялся и изображался Янус у древних италиков, четырехголовым- Святовит у балтийских славян, имевший храмы во многих местах. Пространное разсуждение о Святовите помещено в моей книге: "Бож. др. слав." И, 126-139. Нагромождение в изображениях божеств голов или лиц (как в Индии, кроме того, еще нагромождение рук, ног) имело, несомненно, аллегорическое значение.

В. Верховный жрец.

Из святилищ балтийских славян наибольшим почетом и известностью пользовалось святилище Святовита Арконскаго на острове Руян. Оно служило главным, первенствующим религиозным центром всех балтийских славян. Жрец Арконскаго храма, по свидетельству Саксона Грамматика, вопреки обыкновению страны, не стриг ни головы, ни бороды. Он следовал в данном случае,

несомннно, древней традиции, о которой упоминается уже в законе Моvсеевом, предписывающем назареям не обстригать волос: "если мужчина или женшина решится дать обет назарейства, чтобы посвятить себя в назареи Господу, то... во все дни обета назарейства его бритва не должна касаться головы его.., должен растить волосы на голове своей".

Тот же жрец, по свидетельству Гельмольда, почитался народом выше князя,- Это опять характеристическая черта, встречающаяся у народов древняго востока. Чем более мы приближаемся к Сирии и Перcии", замечает Мори, "тем боле проявляется преобладание феократической формы правления. Верховный жрец в культах многочисленных божеств восточнаго происхождения является вместе с тем и главою страны". Так напр., жрец Анаиты в Целе (Понтийской провинции) в древности обладал здесь верховным авторитетом; жрецу богини Ма в Коман (в Каппадокии) жители повиновались более, чем управлявшему ими царю; в Маримен (в Каппадокии же) жрец бога, называвшагося греками Зевеcом, играл после жреца команскаго первую роль в данной провинции.-Высокое, первенствующее значение верховнаго жреца Руян опять является, следовательно, основанным на древних восточных преданиях.

Г. Загадочныя параллели.

Из всего вышеизложеннаго нельзя не вывести заключения, что своеобразный языческий культ балтийских славян, столь резко отличающийся во многих отношениях от культов прочих славян, заключает в себе множество элементов семитских и отчасти малоазийских, проникших сюда путями, вовсе еще не изследованными, но отрицать которые невозможно, в виду несомненных, достоверных фактов, записанных современными летописцами, которые не могут быть подозрваемы в сообщении праздных измышлений о предметах и явлениях, ими виденных и тщательно отмеченных. Балтийско-славянские храмы, как мы видели, и по плану своей постройки, и по украшениям стен и ворот, и по заключавшимся в них сокровищам, наконец, по украшавшим их пурпуровым завесам и складам пурпуровых одежд, представляют поразительнее сходство с храмами

(и дворцами) народов передней и Малой Азии. Идолы балтийских славян, независимо от ширко развитаго в них древнеарийскаго принципа многоглавия, представляют не менее удивительное сходство с идолами тех же азиатских народов. То-же замечено было и относительно важнаго значения верховнаго жреца.

Остановлюсь еще на некоторых, не менее интересных параллелях. При разсмотрении значения Святовита Арконскаго (Бож. др. слав. И, 126 и cл.) я провел параллель между этимь богом и грекоримским Гераклом -Геркулесом. По той роли, которую он играль в прибалтийской области, Святовит Арконский сближается и с финикийским Гераклом-Мелкартом, знаменитыя святилища котораго находились в Тире, Гадире (Кадиксе) и др. местах. Как святилище Мелкарта в Гадире пользовалось в своем районе громкою известностью, служило целью паломничества из далеких мест, предметом почитания и других народов, так и Арконский храм на остров Руян служил не только главным религиозным центром для всего прибалтийскаго славянства, но пользовался вместе с тем высоким уважением и среди других народов: кумиру Святовита Арконскаго, по словам Саксона Грамматика давали дань не только вся славянская земля (разумется, прибалтийская), но даже соседние государи посылали ему подарки, "предпочитая чужую веру своей".

Видукинд видель в одном из городовь Вагрии медный истукан Сатурна (Крона). - По свидетельству Диодора, в Карфагене стоял медный идол Крона (Ваала). Между прочими божествами балтийских славян играл одну из главнейших ролей Радегаст, имевший святилища в Ретре, земле Редарей, а также и в земле Бодричей. По преданиямь, сообщенным Бангертом и другими авторами, идол Радегаста бодричей в левой руке держал секиру о двух лезвиях, т.-е. нечто вроде алебарды. Имя Радегаст, сближаемое сь рат (серб.), рать (русск.), значит "ратный гость", "ратный бог." -У Карийцев (собственно Карией называлась береговая область в югозападном углу Малой Азии) находим бога, по свидетельству Геродота, специально этому народу свойственнаго, известнаго у греческих писателей под именемь Завеса ратнаго (Zeus stratиos); он назывался также алебардным, вследствие того, что истукан его держал в руке секиру о двухь лезвиях или алебарду (оть лидий

скаго слова Labrys). Оба ратные, алебардные бога, на берегах один-Эгейскаго, другой - Балтийскаго морей, представляют совпадение довольно интересное.

У ближайших западных соседей балтийских славян, германцев, пользовались особенным почетом мечевые боги, боги меченосцы (Zиo или Туг, Saxnot, Еeru и др.). Меч, как и другия острыя оружия (копье, стрела и др.), в первоначальном мифологическом значении своем служил символом светового луча, света. Вооруженный мечом, копьем и пр. световой бог, как победитель тьмы, получал воинственный характер. Мечевые боги германцев, воинственные по своему xapaктepy, отождествлялись писателями с Марсом или Аресом, богами войны. Германский Еeru тесно сближается с балтийско-славянским Геровитом (Еerovиtus) или Яровитом, почитавшимся в Гавельберг и Волегаст. Подобно германским мечевым богам, и Яровит считался богом войны; по словам Герборда, Яровит "по латыни называется Марсом."- Опять встречаем в Kapии, специально этой стране свойственнаго бога-меченосца, называвшагося греками Зевесом златомечным (Zeus Cеrysaoreus) и представляющаго интересную параллель с мечевыми богами прибалтийскими.

К числу наиболе характеристических божеств лелего-карийских (лелеги-народ близко-родственный, если не тождественный карийцам) принадлежала богиня-кормилица, богиня-мать всей живой природы, знаменитое, пользовавшееся громкою известностью святилище которой находилось в Эфесе, нкогда принадлежавшем лелегам. Греки называли эту богиню Артемидой эфесской. Изображение этой богини отличалось тем, что вся грудь ея была покрыта многочисленными сосками, служившими символом питательной, плодоносной ея природы. Культ Артемиды эфесской, высоко почитавшейся и греками, распространился по всей Фригии и Карии, также во многих местах Греции, отсюда перешел в Массилию, а отсюда массилийскими колонистами перенесен в разныя места Ибepии. В Рим сходный с многососковым образом Артемиды эфесской вид имела Диана авентинская.-Среди вендов (остатки прибалтийскаго славянства) сохранилось предание о подобной же богин, по имени Цица, что значит сосок. По свидетельству разных старинных авторов, записавших древнее вендское предание о Цице, это была богиня-кормилица, мат-кор

милица, мать-земля, подательница плодородия; она изображалась, как и Артемида эфесская, с множеством сосков на груди. Ей покланялись с особенным благоговением безплодныя женщины. Она пользовалась особым почитанием в городе Цейце (Zeиtz, в Мерзебургском округ), получившем свое название от имени Цица.

Укажу еше на один из интересных мифологических образов лелего-карийских, а именно на Эндимиона, прекраснаго юношу, гения ночи и глубокаго сна: он спал непробудным сном, сокрытый в горной пещере, где еженочно посещала его влюбленная в него заходящая богиня луны, Селена. Имя юнаго бога производится от en-duw , что значить погружаюсь во что-нибудь. В числе кореницких богов на острове Руяне опять находим мифологическую личность, по имени своему буквально совпадающую с Эндимионом. Это-Поренут; имя его сближается с поронути (серб.), ponorиtи (чеш.) - погрузиться, означающими буквально то же, что en-duw. Поренут, однако, сам обнаруживает лунную природу и представляет, как по существу своему, так в особенности по внешнему виду, уже значительное отступление от соименнаго ему лелего-карийскаго оригинала.

Ограничиваюсь приведенными параллелями, указывающими на какую-то связь культа балтийских славян с древнйшими религиозными преданиями восточных народов, как арийскаго, так и семитскаго племен. Своеобразныя, одним балтийским славянам свойственныя черты культа, а именно: храмы опредленной архитектуры, с их украшениями, пурпуровыми завесами, золотые, медные или украшенные золотыми и серебряными атрибутами идолы, сословие жрецов,-черты, как будто бы непосредственно заимествованныя из семитскаго миpa; божества, сближающияся частью с древне-семитскими: Святовит (Мелкарт), Сатурн (Крон-Ваал), частью с лелего-карийскими: Радегаст (Зевес ратный), Яровит (Зевес златомечный), Поренут (Эндимион), Цица (Артемида эфесская), - все это наводит на предположение, что балтийcкие славяне развились и жили при совершенно иных условиях, чем прочие их соплеменники. Если бы они принесли с собою с востока на балтийское побережье все упомянутыя предания (при чем странно было бы предположить, что они одни из всех славян сохранили, практически применили и развили

эти предания на новом месте своего поселения), то следовало бы ожидать встретить центры идолопоклонства внутри страны, занятой балтийскими славянами; между тем, на самом деле, главнейшие, наиболе прославившиеся центры идолослужения расположены почти исключительно на островах и берегах Балтийскаго моря: на островах Руян (святилища Святовита Арконскаго, Руиевита, Поревита, Поренута Кореницких), Волын (Триглав и другие малые и большие идолы) и в прибрежных городах: Штетин (Триглав), Староград, Росток, Волегаст, Гостьков, Колобрег и др. Все это приводит к предположению, что указанныя черты культа балтийских славян, столь разительно отличающия их от других, соплеменных им народов и в то же время сближающия их с отдаленными, чуждыми им восточными народами, не составляли исконнаго их достояния, а заимествованы, восприняты ими уже на новом месте своего поселения от каких-нибудь предшествовавших славянам обитателей балтийскаго побережья, прибывших сюда с берегов Эгейскаго и Средиземнаго морей, в доисторическия времена, морским путем, и основавших на островах и берегахь Балтийскаго моря торговыя поселения и религиозные центры, впоследствии сделавшиеся достоянием пришельцевь-славян. Слившись с застигнутым ими на балтийском побережье населением, славяне восприняли от них не только уже готовыя, выработанныя формы культа, но и своеобразныя черты характера: в отличие от прочих соплеменников своих, миролюбивых и кротких, балтийские славяне сами сделались отважными мореплавателями, храбрыми воинами на море и на суше, грабителями, жестокими, лютыми, кровожадными. Разумется, данное обяснение своеобразнаго развития культуры и права балтийских славян--не более, как предположение, гипотеза, требующая фактическаго подтверждения. И кто могли быть эти предполагаемые предшественники славян на балтийском побережье?

Разсмотрению этого вопроса посвящен будет мною особый очерк.
.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел Религиоведение

Список тегов:
амулеты славянские валтасаров пир

Библиотека Гумер - Религиоведение