5.8. Революция и деформация социальной структуры обществ

У нас нет возможности из-за объема статьи проанализировать детально все те события, которые называются «революциями». Используя метод сравнительного исторического анализа, мы взяли самые характерные из них, определяющие «русло» революционности. Наше дополнение к общеизвестным теориям состоит в том, что в ходе спонтанных событий на индивидуальном уровне происходит незаметная коррекция поведения, которая уже на коллективном уровне самоорганизующихся людей приводит к появлению устойчивых социальных явлений.  Выделив  в качестве базового «революционного» элемента социальную ренту, мы проследили, каким образом она изменяется при мирном или революционном переходе от одного социального уклада к другому, как встраивается в экономическую и политическую систему класс социальных рантье.Главный субъект этого процесса на всех уровнях социальной организации – эрзац-элита.

В соответствии с нашей теорией, нестабильность положения устойчивого класса социальных рантье может служить одной из весомых причин революций и оказывать существенное влияние на их ход. Если говорить о том процессе, когда революция служит переходом к более прогрессивной стадии развития общества, то характеристикой такой революции является уничтожение устойчивого класса социальных рантье и возможностей для его появления.

Восстание как активная фаза революционной борьбы – это не то поле битвы, на котором  выступают социальные рантье. Их время приходит потом, в тот период, когда положение стабилизируется, и формируются новые социально-экономические отношения. Это касается и мирного реформирования. Потенциальные возможности этой деятельности индивидов, которых трудно объединить в видимый класс, трудно оценить по достоинству, настолько скрытой является их деятельность. Но она быстро обретает черты системности и единства.

Любое скрытое экономическое действие представляет собой, как правило, не изолированное действие одиночки, а взаимодействие. Складывается система поведения, опирающаяся на ритуалы общения, которые устанавливают определенный стиль мышления и поведения. Случайности заполняют целое, опираясь на бессознательные или «иррациональные» корректировки. Но в результате формируются коллективные представления, которые не соблюдающего их человека делают «чужим» для данной социальной среды. Таким образом, экономика спаивается с идеологией, хозяйственная деятельность с политической. В пространстве различных социальных полей можно наблюдать те явления, которые выявляют информационную природу социальной ренты.

Многие исследователи революционных процессов отмечают, что в «постреволюционном» обществе воспроизводятся механизмы, типичные для функционирования структур предреволюционных. Дело в том, что механизмы социальных взаимодействий изменить структурно чрезвычайно сложно, поскольку между различными классами и группами существует социальная солидарность. Классовая борьба – это больше яркий, устоявшийся образ, чем реальность. Отношения строятся на уровне тех социальных сетей, которые существовали во все времена и пронизывали все социальное пространство. Микросоциологические отношения намного сложнее для анализа, чем макросоциологические, которые вырастают из них. «Вертикальные» отношения господства и подчинения дополняются «горизонтальными» отношениями круговой поруки, клановых, семейных, межличностно-эмоциональных связей, которые в экономическом поле можно рассматривать как неотчуждаемую форму собственности.

 Связи сохраняли и сохраняют приоритет над единовременно получаемой прибылью, как в давние времена, так и теперь. Идеологии, в чьем качестве может выступать и «нейтральная наука» экономика, игнорируют то, что за эмпирически более сложными обобщениями микро-социальных порядков скрывается факт обслуживания и поддержки интересов определенных, входящих в них групп (классов). Социальные рантье паразитируют на устойчивых, эффективно действующих сетевых связях, потому что действовать в других условиях для них невозможно.

Интересно обратиться к работам по экономической социологии, которые представляют рынок как переплетение социальных сетей, под которыми понимается совокупность устойчивых связей между участниками рынка. В одной из статей в рамках этого подхода ее автором Б.Уци (UzziB.) высказывается следующее утверждение: «Экономическое действие укоренено в социальных отношениях, которые иногда способствуют, а иногда препятствуют процессу обмена»[1]. Организационные сети следуют логике обмена, отличной от рыночной логики, которая описывается в категориях «укорененности» (embeddedties). Эта логика уникальна – ведь акторы не просто эгоистично преследуют сиюминутную выгоду, а стремятся развивать долгосрочные партнерские отношения, предоставляющие индивидуальные и коллективные преимущества для обучения, распределения риска, инвестирования и продвижения товаров на рынок.

Б.Уци отмечает: «На поведенческом уровне основным следствием укорененности является отступление от узких экономических целей …и достижение результатов, не связанных с такими целями»[2]. Участники сетей, построенных на доверии и обмене достоверной информацией, сохраняют склонность к сотрудничеству даже тогда, когда известно, что продолжения отношений может не быть из-за влияния внешних обстоятельств. Такие сети позволяют достичь результатов, превосходящих рыночные альтернативы, строящиеся на основе конкуренции и соперничества. Вся сеть в целом оказывается особенно эффективной в плане ускорения процесса принятия решений, результативного организационного обучения и адаптации, совместного разрешения проблем. Такие сети продуктивно используют такой ресурс, как время.

Отношения социальной ренты предполагают возможность паразитировать на устойчивых структурах, которую предоставляет такой ресурс как господство, т.е. статус, обеспечиваемый государством. Встраивание «паразита» как в биологии, так и в социологии, сказывается на адаптивности сети и может способствовать ее распаду, поскольку социальный рантье благодаря своему статусу поставлен в однозначно более выигрышные условия, чем равноправные участники экономических отношений. На макро-экономическом уровне это составляет суть феодальных, «социалистических» отношений и тех капиталистических, где существование социальных рантье допускается и поддерживается государством.

Цель и смысл современной глобальной Революции с позиций социологической теории

Для того чтобы разобраться в строении общества с точки зрения экономической сферы деятельности, нужно обратить внимание на те социальные и политические структуры, которые маскируются особенно тщательно. Каким образом обеспечивается тот социальный порядок, который всегда служит интересам определенной группы? Что признается достойной общественной и личной целью, учитывая, что человеческие интересы являются столь же древними, как и описываемый мир.

Упорядоченная структура групп и классов всегда основывается на мировоззренческой системе, в которой само собой разумеющимися признаются те вещи, которые совсем не являются таковыми в других системах. Мифы и толкование природы, Священное Писание или Манифест коммунистической партии, классическая политэкономия или любая «научно апробированная» теория могут подойти для придания моральной уверенности в справедливости социального порядка как господствующих, так и подчиненных.

Лорд Эктон заметил, что: «Владение собственностью тоже есть власть, сконцентрированная в определенных руках». Буржуазные революции признаются таковыми, потому что они создали условия для процветания людей, имеющих крупную собственность. Это привело владельцев такой собственности, в конечном счете, и к политическому господству. Но, кроме того, была решена одна важнейшая проблема - развитие общественных отношений при капитализме наилучшим образом, среди всех известных истории хозяйственных систем, решило проблему мотивации производителя. Революций не случалось там, где правящие классы смогли соблюсти «золотую середину», где не истощали до конца трудовые ресурсы.

Вернемся к примеру Англии, где в течение трех веков уровень реальных заработков, несмотря на колоссальный общий рост экономики, падал, но революции по этому поводу не произошло. Примечательно следующее замечание Й.Шумпетера: «Непревзойденная честность английских политических деятелей и наличие исключительно умелого и цивилизованного правящего класса позволяют здесь с легкостью делать то, что было бы невозможно в других странах. В частности, правящий класс оптимальным образом сочетает приверженность закрепляемым традициям и чрезвычайную приспособляемость к новым принципам, обстоятельствам и людям. Он стремится управлять, но делает это от имени различных – сегодня одних, а завтра других – заинтересованных кругов. …Он обладает непревзойденным умением присваивать не только политические программы своих оппонентов, но и их интеллектуальные способности»[3].

Можно вспомнить пример Германии под руководством Бисмарка, когда введение системы социальной защиты рабочих, которая являлась наиболее прогрессивной для того времени, свело практически «на нет» их политическую борьбу. Реформы Рузвельта сопровождались значительными социальными сдвигами, расширением возможностей для «низов», уменьшением разрыва между богатыми и бедными. Это позволило избежать Соединенным Штатам опасности и коммунизма, и фашизма. Введение в 1946-47 гг. нового трудового законодательства в Японии предшествовало дальнейшему экономическому процветанию этой страны. Государство, правящий класс может изымать очень высокую долю продуктов у производителя, но это не приводит к революциям в том случае, если осуществляется параллельная модернизация экономических и политических структур. Представители правящего класса нигде не живут плохо, но там, где они начинают открыто игнорировать общественные интересы, они расстаются с властью.

Устоявшийся, как казалось, западный мир находится сейчас в опасной ситуации, и кризис – это вершина айсберга. Суть очень опасного процесса, охватывающего все уровни экономики, состоит в том, что непосредственный производитель – это объект усиливающейся эксплуатации со стороны крепнущих социальных рантье в самых развитых странах. Со странами «догоняющего развития» все достаточно очевидно, если опираться на исторический опыт. Но в передовых странах происходит то, чего в истории еще не было и что не имеет аналогов.

Огромная доля общественного продукта устанавливается, в том числе при участии и давлении государства, тем слоям, которые ничего обществу не возвращают. Удар наносится по тем «несущим конструкциям» современной экономики, которые обеспечили процветание. Базовые элементы экономики, в том числе наукоемкие и высокотехнологичные, требующие вложения знаний, приносят тем, кто в них занят несоизмеримо меньшие прибыли по сравнению, например, с шоу-бизнесом и игровой индустрией. Массовое восприятие окружает вниманием и почитанием тех, кто не имеет никакого отношения к приращению знаний, производству и распространению уникальной информации в обществе, называющимся «информационным».

Инновационный потенциал, устойчивые и эффективные социальные связи подвергаются «атакам» первыми. Если в труде есть творческая составляющая, то именно она не возмещается производителю. Ему не оплачивается овеществленное в знаниях и навыках, и затраченное на их получение время (как его, так и его учителей). Поток доходов, который мог идти на инновации, идет бесплодным в творческом и интеллектуальном плане потребителям – социальным рантье.

Й.Шумпетер считал, что упадок предпринимательской деятельности, причиной которого является разочарованный системой интеллектуал, - бизнесмен, решающий, что  «игра не стоит свеч», может играть зловещую роль в судьбе капитализма. Особенно, если происходит это под давлением культурных, а не экономических факторов.  Производственные мощности насытили первичные потребности. Оказалось, что вторичные потребности очень примитивны. Сверхдоходы современных высокостатусных групп извращают «трудовую этику», представляя честный, но обыденный труд уделом неудачников.

Эти явления опасны не только в культурном плане. Распространение пренебрежения работой и требования непрерывных развлечений прерывают процесс воспроизводства интеллектуальных ресурсов, поскольку прибыль выводится от необходимости оплаты профессионалов, и становится составляющей дохода совсем других лиц, не имеющих никакого отношения к интеллекту, заложенному в стоимость продукции. Одним из чисто «экономических» показателей, позволяющих это проделывать, является например, капитализация, а именно способ ее расчета. Доступ к государственным ресурсам или «ложные стоимости» (как дань моде и «престижному потреблению», оплачиваемые из сверхдоходов), увеличивают стоимость капиталов, принадлежащих экономическим субъектам определенного уровня совсем не рыночным путем.

Способность участвовать в производстве новой стоимости придает социальным рантье особый экономический статус, ничего общего не имеющий с классическими законами рыночной экономики. Квалифицированные работники и держатели малого бизнеса становятся новыми бедными, потому что не они обслуживают тот «праздный класс», играющий по особым льготным правилам, которому современные средства коммуникации позволяют транслировать свои взгляды на огромные массы и навязывать их большинству людей.

 Итог такой деятельности – политико-экономическая система воспринимается в качестве единственно возможной. Главное – маскируется циничный отъем производимого реально, перераспределение в пользу «паразитов» - социальных рантье. С каждой заработанной денежной единицы социальный рантье имеет свою долю, которая неуклонно возрастает. Система опасна тем, что разрастается, вовлекая все новые слои, которые довольствуются по сравнению с «верхами» очень малым, но тоже становятся маленькими «социальными рантье».

В настоящее время мировая экономика заточена под «социальных рантье», которые представляют собой не определенную страту, а метастазы, пронизывающие все социальное пространство. Поэтому классовый подход бессилен при анализе современных процессов. Управляемость социально-политическими системами как тактическая цель стала подменять собой эффективность, и как примеры:

- бюрократия, изымающая долю прибыли у бизнеса легально и в виде взяток, ставшая теперь еще и межнациональной;

- получатели социальных пособий, от которых государство откупается малым, чтобы не менять ничего принципиально;

- крупные корпорации и банки, чьи просчеты возмещаются из национальных бюджетов;

- целые страны, ставшие «внешними» офшорами,  и «внутренние» офшоры, живущие вне законов как непонятные «субъекты» внутри государства;

- рента становится тем желанным вознаграждением, которое формирует жизненные стратегии, стандарты поведения и материальные стимулы.

Иногда «на поверхность» выплескиваются факты, когда можно представить себе масштаб проблемы.  Недавний яркий пример  – ситуация с «золотыми парашютами» - гигантскими выплатами топ-менеджменту крупных банков и финансовых компаний. В США «парашюты» выдержали все атаки Белого дома и конгресса (в 2008-2009 гг. 21 менеджмент корпораций, представляющий весь спектр американского бизнеса, получил, уходя в отставку, в общей сложности 4 млрд. долларов компенсаций. В 2011г., по сообщению WallStreetJournal, число тех, кто получил в качестве компенсации свыше 10 млн трудно посчитать, 4 вышедших в отставку получили свыше 50 млн, еще 4 – по 30 млн)[4]. В конце апреля 2013 г. Европарламент принял пакет реформ, ограничивающий бонусы банкиров (речь идет о выплатах в миллионы евро). Тех, кто голосовал «за», пугали, что страны потеряют привлекательность для крупных компаний, единственным результатом ограничений бонусов будет бегство предприятий и рабочих мест за границу.

Великобритания была категорически против этого, ее правительство утверждало, что введение потолка бонусов приведет к бегству талантов и нанесет ущерб финансовой отрасли. Аргумент становится понятен, если вспомнить, что страна является обладательницей «государства в государстве» - лондонского Сити. Его уникальный статус обеспечивается тем, что в течение столетий британские суверены и правительства получали кредиты от банков и финансовых компаний Сити, предоставляя им в обмен привилегии и свободы от правил и законов, обязательных к исполнению на всей остальной территории страны. Оценивая такую позицию Великобритании, очевидно, что в статусе Сити, несмотря ни на какие кризисы, для финансистов ничего не изменилось в худшую сторону.

Причины, производящие кризис, остаются. Борьба с социальной рентой как явлением на микро-  и макро-уровнях экономики если и ведется, то очень непоследовательно и нерешительно. А в это время в самых глубоких социальных пластах назревают тектонические сдвиги, не замечаемые аналитиками, но ощущаемые многими интуитивно, которые на поверхности выплеснутся в новые войны и революции. Глубинная причина современного  кризиса – относительная депривация представителей элиты, которая носит глобальный и массовый характер.

Т.Р.Гарр определяет относительную депривацию как восприятие деятелем (Актором) расхождения между его ценностными ожиданиями (блага и условия жизни, на которые, как убеждены люди, они могут с полным правом претендовать) и ценностными возможностями (это блага и условия, которые они могли бы получить и удерживать)[5]. Понятие относительной депривации было впервые употреблено систематически в 1940 г. авторами Американского солдата для обозначения ощущений индивида, переживающего недостаток статуса или тех условий, которыми он, по его мнению, должен обладать, стандартов, по которым он вообще должен быть детерминирован, в сравнении с тем, чем обладает какая-то другая личность или группа[6].

Понимание термина «элита» различно в разных теориях. Под элитой Т.Гарр понимает «индивидов, которые приобрели или унаследовали такие персональные характеристики и которым культурно предписано все, что необходимо для занятия высоких ценностных позиций (ценности, поГарру – это желательные события, объекты и условия, к достижению которых люди стремятся), независимо от того, приобрели ли они реально эти позиции. В западных обществах такие характеристики обычно включают в себя высокую степень интеллектуального развития, специальную техническую подготовку, менеджерские способности, амбиции, а также навыки межличностного общения»[7].Определение элиты по Т.Гарру вполне соотносится с определением элиты с точки зрения синергетического подхода.

По поводу участия элиты в революционных процессах можно вспомнить классика элитологии В.Парето. Непрерывная циркуляция элит способствует равновесию социальной системы в той мере, в какой она обеспечивает приток «лучших», «достойных». Циркуляция элит влечет за собой циркуляцию идей. Однако это происходит тогда, когда правящий класс открыт для прихода достойных выходцев из низов и понимает необходимость непрерывного круговорота. Когда элита полностью замкнута и превращается в касту, она утрачивает способность управлять и прибегает к насилию, чтобы сохранить власть. Отсутствие обновления и притока новых сил порождает недовольство элитой внутри общества. Тогда смена элиты осуществляется с помощью революции, которая меняет соотношение социальных сил. Происходит радикальная смена элит. В.Парето писал: «Революции происходят оттого, что из-за замедления циркуляции элит или по другой причине в высших классах накапливаются элементы плохого качества. Такие элементы больше не содержат остатков, пригодных для того, чтобы сохранить власть, они избегают применения силы, между тем как в низших стартах увеличивается численность элементов с более высокими качествами, обладающих нужными для осуществления управления остатками, и эти элементы готовы прибегнуть к силе»[8].

Питирим Сорокин не называл слово элита, но одной из причин возникновения революций имел в виду нереализованность людей выдающихся способностей: «Предположим, что механизм социальной селекции и распределения перестал должно функционировать, а индивиды начинают занимать те позиции, которые и подавно не соответствуют их талантам. …Подавление инстинкта самовыражения всех этих людей проявится крайне остро. Никто из них не будет удовлетворен занимаемой общественной позицией, и все будут проклинать узы, связывающие их, мечтая не о чем другом, как об их разрушении. В то же время каждый из них предпочтет вкладывать минимум усилий в не интересующую их профессию. (Выделено мной – Л.В.) В результате группа людей с репрессированным инстинктом, помышляя об эмансипирующей их революции, восстанут. …Таким образом, революционная ситуация будет создана»[9]. Мы говорим даже не о составлении такими людьми «революционных армий», как Питирим Сорокин. Изнутри начала изменяться экономическая и культурная ситуация в глобальном масштабе.

По мнению выдающегося экономиста Й.Шумпетера, элита действует и в экономике, и не просто действует, а приводит капитализм в действие как систему[10]. Шумпетер характеризовал таких людей как обладающих выдающимся уровнем интеллекта и силой воли, выполняющих функции экономического лидерства на всех уровнях. Людей, которые задумывают и осуществляют инновации, Й.Шумпетер называл «предпринимателями». Принимая творческие решения, предприниматели создают новые, ранее неизвестные комбинации факторов производства. В этом смысле Шумпетер считал предпринимательство фактором производства, который до него практически не рассматривался. У таких интеллектуалов «возникают групповые установки и групповые интересы, причем достаточно сильные, чтобы заставить многих из них вести себя таким образом, который в нашем представлении обычно ассоциируется с понятием социального класса»[11].

Шумпетер говорит и о свойствах социальной среды, которые мешают деятельности элиты в экономике. «Социальные потери» - это формы предпринимательской и интеллектуальной деятельности, которые носят «всецело защитительный характер», поглощают человеческие способности, придавая деятельности непродуктивный характер. Если в обществе созданы условия, при которых происходят социальные потери – это пример необычайного расточительства. Добавим, что такие социальные потери приводят к возникновению революционной ситуации, поскольку в такие периоды инстинкт самовыражения таких людей, как говорил П.Сорокин, «подавляется со стороны искусственно созданной славы и привилегий ни к чему не способных индивидов»[12].

Относительная депривация представителей элиты на всех уровнях социального пространства лишает экономическую систему, сутью которой является творческий поиск, «жизненной силы». «Социальные потери» продолжают накапливаться, количество переходит в очень опасное для устойчивости системы качество. Йозеф Шумпетер отмечал, что «при слабости логического элемента в общественном мыслительном процессе, отсутствии рациональной критики и принуждающего к рациональности влияния и собственного опыта и ответственности возрастают возможности групп, которые преследуют свои корыстные цели»[13]. Возможности групп, которые «преследуют свои корыстные цели», непрерывно потребляют, ничего не давая обществу взамен, стали чрезмерными. Но раковая опухоль, вовремя не удаленная, приводит к гибели всего организма.

Симптомами запущенной экономической болезни, являются, например, следующие явления. Давно сетуют на то, что уровень теоретических открытий практически во всех областях науки значительно снизился. По нашему мнению, это следствие не того, что все уже открыто, а той ситуации, когда труд ученого в течении десятилетий при вручении самых престижных научных премий приносит ему в материальном исчислении денег в разы меньше, чем получают «звезды» за рекламные ролики. Так, в том числе и в ценностном, «общество» указывает ученому его место.

Как мы уже говорили, место людей производящих теперь внизу социальной пирамиды. Й.Шумпетер считал, что предпринимательство является не профессией, а социальным качеством, - соответствующие качества и навыки могут быть утрачены, особенно при отсутствии социальной ответственности. Интересен пример современных «предпринимателей», избавляющихся от бизнеса на волне его подъема, потому что с проекта с максимальной отдачей для них легко и логично перепрыгнуть на любой другой проект с максимальной отдачей. «Социальные потери» такого рода сейчас перешли за тот порог, который является качественным и сопровождается потерей системой структурной устойчивости.

Резюме

Шумпетер, как и Торстейн Веблен, считали, что экономические и социальные процессы развиваются по собственной инерции, и возникающие в результате ситуации вынуждают отдельных людей и социальные группы вести себя определенным образом. Происходит это за счет сформировавшегося менталитета и путем сужения перечня возможностей, из которого осуществляется выбор.

Концепция любого национального дохода по своей природе не является статичной. Процветание и спад зависят от сегодняшних достижений. Богатство народа зависит от ежедневной экономической деятельности самых разных людей на всех уровнях социальной пирамиды. Как и в физике, в экономике действует закон: если где-то прибыло, значит, где-то убыло. Из чего извлекается прибыль – из лучшего использования ресурсов, или из постоянных заимствований из чужих карманов? Какова доля дохода, полученного за счет «хищнического типа» экономического поведения?

В результате непрерывной циркуляции денежных потоков экономика получает те импульсы, которые определяют ее состояние. Если большая часть доходов производителей тратится на безмерное потребление тех людей, которые не имеют отношения к этому производству, то система приходит в состояние турбулентности. Каналы движения денег от производителя к тем, кто имеет ресурс присвоить большую часть заработанного, работают в одном направлении. Потенциальный массовый потребитель перестает быть значимым экономическим агентом, инвестирующим в экономику. Круговорот доходов превращается в поток, с грохотом несущийся в одном направлении – в стоячее болото бессмысленного сверхпотребления сверхбогатых. Роскошь как потребление эксклюзивного, выходящего за пределы функциональности и обыденности, становится одной из самых значимых экономических категорий. Абсолютные траты богатых больше, относительные меньше, поскольку их богатство создается за счет паразитизма экономического и социального.

По Дж.М.Кейнсу экономика – это не качели, а лифт, который может стоять на месте, идти вверх или вниз. Никакой системы безопасности не существует, депрессия не является лекарством от самой себя. Сейчас мировая экономика идет вниз. Это движение останавливается на высшем политическом уровне. На международных рынках и внутри стран складывается более или менее устойчивая властная иерархия участников, которая подвержена институционализации. В настоящее время на тех вершинах, с которых идут властные импульсы, преобладают люди с психологией социальных рантье. Бежать от них некуда, поскольку все континенты уже открыты. Значит, будет нарастать внутреннее напряжение. Как показывает история, такое напряжение выплескивается или в войны с захватом внешних ресурсов, или в революции. Стоит заметить, что в соответствие с нашей теорией, Арабские революции – это процесс не законченный, но медленно тлеющий и чреватый новыми вспышками, как и выступления в Европе, и особенно в России.

Инвестиционные расходы всегда следуют определенной логике. Эта логика основывается на ценностной мотивации. Интереснейший момент возник в переписке Кейнса с Фридрихом фон Хайеком при обсуждении централизованной экономики, ярым противником которой был Хайек. Кейнс писал: «Умеренное планирование не будет представлять опасности, если разум и чувства ответственных за его проведение людей охвачены верным отношением к вопросам моральным. Относительно некоторых из них это и так справедливо. Наше проклятие в том, что заметное их количество, скажем так, стремятся к планированию не ради его плодов, но потому, что они являются Вашей моральной противоположностью и предпочтут служить скорее дьяволу, чем Богу»[14]. Ценности в экономике проявляются на всех уровнях экономической деятельности, особенно, при политическом управлении экономикой.

  Вероятность, согласно Кейнсу («Трактат о вероятности» - TreatiseonProbability) , есть логическое отношение, которое не может быть определено иначе, кроме как, возможно, в терминах степеней рациональной веры, которая есть производное от знания. Вероятность является логическим, а не числовым отношением. Как говорил Джон Мейнард Кейнс, рынок может продолжать оставаться нерациональным дольше, чем вы – платежеспособным. Современная ситуация такова, что рынку пора начинать следовать новой логике: любой незаработанный доход – это слишком большая проблема, требующая решения. И эти решения лежат в плоскости новых ценностных систем.