ния о существовании совокупности «внешних наук», трактуемых (не вполне лестно) как мирская мудрость, «чуждая благочестия». К так называемым внешним наукам относятся: астрономия, математика, учение о земле и спрятанных в ней металлах и самоцветах, истины о море, движении и скорости и пр. Научное знание хотя и признается важным занятием, но квалифицируется как «шаткая мудрость». Постоянным рефреном проводится мысль, что истинного блаженства такое знание человеку обеспечить не может.
Православная схоластика имеет то существенное и непреходящее значение, что связывает отечественную мысль с мировой ученостью. Более того, она обращает особое внимание на то, что кроме этики существует еще и экономика, политика, земледелие, корабле плавание, логика и история. И если, как отмечают исследователи, для грекофильской ориентации была свойственна оппозиция «внутреннего и внешнего знания», то схоластическая традиция вела к более тонким различиям: свободных и несвободных искусств, спекулятивного и практического знания1. Следовательно, можно говорить об осознании практической значимости науки уже в допетровские времена.
Традиционно считается, что возникновение прослойки, обращенной к книжной мудрости и интеллектуальному труду, может быть обязано своим происхождением реформам Петра Великого, «прорубившего окно в Европу». Благодаря этому российский менталитет подвергся болезненным инъекциям стандартов и приоритетов западноевропейской культуры. Отсюда возможен вывод о влиянии западной образованности на отечественные интеллектуальные ориентации и о весьма сильном давлении «новой культурной петровской традиции, которая замыкается для начала в тесный круг» и не получает широкого распространения. Русский философ Г.П. Федотов уверен, что «Петр оставил после себя три линии преемников: проходимцев, выплеснутых революцией и на целые десятилетия заполнивших авансцену русской жизни, государственных людей — строителей империи, и просветителей — западников, от Ломоносова до Пушкина, поклонявшихся ему как полубогу. XVIII век раскрывает нам загадку происхождения интеллигенции в России. Это импорт западной культуры в страну, лишенную культуры мысли, но изголодавшуюся по ней. Беспочвенность рождается из пересечения несовместимых культурных миров. Идейность — из повелительной необходимости просвещения, ассимиляции готовых, чужим трудом созданных благ — ради спасения, сохранения жизни своей страны»2.
Идея первоначальной ассимиляции научных и культурных влияний Запада весьма популярна в контексте размышлений над спецификой отечественной научной мысли. Так, по мнению академика Н. Моисеева, «до начала XVIII века общий уровень образования, а тем более научной мысли в России был несопоставим с тем, что происходило в Западной Европе. И я не рискнул бы говорить, — подчеркивает ученый, — о существовании в России естественнонаучных направлений, в какой-то мере аналогичных западным». Благодаря энергичным действиям Петра в Россию приглашались иностранные ученые, и русскую науку представляли немцы, швей-
361

царцы. Они оказались и первыми учителями русских национальных кадров, поэтому «начальный слой по-настоящему русских ученых состоял преимущественно из добросовестных учеников своих немецких учителей»3. Когда в тридцатые годы появились ученики русских учителей, стала формироваться собственно русская национальная научная школа, которая приобрела ряд особенностей, свойственных отечественной культурной традиции. Открывались университеты не только в Москве, но и в Казани, Киеве, Варшаве, Юрьеве (Тарту).
Подтверждения подобной логики преемственности можно обнаружить в анализе воззрений русского мыслителя Г.П. Федотова, который с особым полемическим задором вопрошал: «Знаете ли вы, кто первые интеллигенты? При царе Борисе было отправлено за границу — в Германию, во Францию, в Англию — 18 молодых людей. Ни один из них не вернулся. <...> Непривлекательны первые «интеллигенты», первые идейные отщепенцы русской земли. Что характеризует их всех, так это поверхностность и нестойкость, подчас моральная дряблость»4.
Русский историк В. О. Ключевский связывал появление феномена первых отечественных интеллектуалов с возникновением книжной мудрости. «Когда среди нас стало водворяться искусство чтения и письма, — отмечал он, — с ним вместе появились и книги, и вместе с книгами пришла к нам книжная мудрость. <...> Как взглянул русский разумный и понимающий человек на просвещенный мир сквозь привозные книги, так и впал в крайнее уныние от собственного недостоинства, от умственного и правового убожества. <...> Тогда русский ум припал жадно к книгам, к этим «рекам, наполняющим Вселенную, этим исходищам мудрости». С тех пор разумным и понимающим человеком стал у нас считаться человек «книжный», т.е. обладающий научно-литературным образованием, и самою глубокою чертою в характере этого книжника стало смиренномудрие личное и национальное. Так народился первый достоверно известный по письменным памятникам тип русского интеллигента: это был нищий духом, побиравшийся под окнами европейских храмов мудрости плодами чужого ума, крупицами с духовной трапезы, на которой ему не было места...»5.
Тем самым без книжной мудрости никакая национальная образованная прослойка сформироваться не могла. Поскольку же книжная мудрость — явление универсальное, то, приобщаясь к ней, данный слой людей выходил за рамки ограниченного мирка мироощущения и начинал размышлять в категориях универсальных, а значит — от имени всего просвещенного человечества. Таким образом, книжность, образованность, ум с самого начала осознавались атрибутами любой научной деятельности. Она же, в свою очередь, начиналась с образовательной работы и в истоке своем исключала тех, которые «не все умели грамоте».
Проблема «книжной учености» состояла еще и в том, что за исходное должны браться не все подряд книги, потому что человек в подобном случае может получить поверхностные или второстепенные сведения, малопитательную пищу для ума либо просто остаться не информированным в отношении важнейших вопросов. Проблема заключается в качестве книжной продукции, которая положена в основание развития ин-
362

теллекта. Все прочитать невозможно, вторичную продукцию изучать бесполезно, остается отобрать критерии для выделения того подмножества ученых книг, которые и обеспечат преемственное развитие научной мысли.
Вместе с тем «книжная мудрость» не является самодостаточным и исчерпывающим критерием ума и проницательности. «Не тот мудр, кто грамоте умеет, а тот, кто много добра творит», — гласит известное изречение. Исходя из этого, достраивание шкалы критериев должно проходить по линии нравственных ориентации и предпочтений. «Сметливый ум русского книжника», в интерпретации В.О. Ключевского, предусматривает необходимость нравственного и умственного «домостроительства», а следовательно, предполагает умственную дисциплину, смирение и исключает гордыню и самодовольство.
Именно конец XVIII в. в России рассматривают как рубеж для формирования двух потоков «третьего сословия» — интеллигенции и чиновничества. Причем первый выращивался правительством из разночинцев, которые образовали необходимый стране рынок людей интеллектуальных профессий. Именно меры в области народного просвещения, учреждение многих учебных заведений благоприятно отразились на развитии отечественной науки.
К специфике сугубо русской традиции, по мнению Н. Моисеева, следует отнести стремление к построению широких обобщающих конструкций, системность мышления. «Если наши первые немецкие учителя XVIII века приучали своих русских учеников прежде всего к тщательности конкретных исследований и дали им для этого необходимую культуру и навыки, то уже первые самостоятельные русские исследования вышли из-под опеки традиционной немецкой школы. Они оказались связанными с попытками построения синтетических теорий»6.
Впоследствии этот процесс интенсифицировался, породив своеобразный культ науки. На фоне углубляющейся дифференциации знания возникла новая оппозиция: естественное — искусственное. Начало XIX в. сопровождается осмыслением оснований научного знания отечественными натурфилософами, а вторая половина века вовлекает в эту работу университетских логиков и философов. Почерк современного отечественного естествознания начинает определяться в трудах Н.И.Лобачевского, Д.И. Менделеева, И.М. Сеченова, значительно повлиявших на судьбу мировой науки.
Николай Иванович Лобачевский (1792-1856), профессор Казанского университета, открыл миру дотоле неизвестную истину, что помимо Евклидовой геометрии может существовать другая, отвечающая всем критериям научности. Этим он произвел революцию не, только в данной сфере, но и в самом стиле мышления естествоиспытателей. Возникал глобальный вопрос: если Евклидова геометрия не единственна, то какова же реальная геометрия нашего мира? Проблемы геометрических построений стали проблемами физики. Когда же была опровергнута субстанциональная концепция пространства и времени, провозглашавшая пространство и время самостоятельными, ни от чего не зависимыми субстанция-
363

ми, и утвердилась реляционная, прослеживающая зависимость свойств пространства и времени от распределения масс и характера их движения, стало очевидно, что единой геометрии быть не может. Ибо геометрические свойства зависят от распределения гравитационных масс. Вблизи тяжелых объектов геометрические свойства пространства начинают отклоняться от евклидовых, темп времени замедляется, что было убедительно показано в теории относительности А. Эйнштейна.
Примечательно, однако, что сам Лобачевский, высказывался в пользу того, что «первыми данными будут всегда те понятия, которые мы приобретаем в природе посредством чувств, ум должен приводить их к самому меньшему числу, чтобы они служили «твердым основанием в науке»7. Это удивительно именно потому, что наши органы чувств приспособлены как раз к восприятию мира в условиях геометрии Евклида.
Психофизика и физиология также принадлежали к сферам научного познания, которые были достаточно активно востребуемы в отечественной философии науки. Выдающийся русский физиолог Иван Михайлович Сеченов (1829—1905) пестовал идеи рефлексологии. Основополагающий тезис его научной доктрины состоял в утверждении, что все акты сознательной и бессознательной жизни по способу происхождения суть рефлексы8. В рефлексе выделялись два признака: быть орудием различения условий действия и быть регулятором последнего. Само чувствование трактовалось как сигнал, на основе которого возможна саморегуляция рефлекторной сферы, обратная связь кольцевого управления движением.
Сеченов пытался вскрыть психофизиологический механизм логического мышления. Согласно его представлениям, исходные логические операции заложены в чувственной деятельности организма и потому никакой априоризм в их объяснении не состоятелен. В пику вульгарно-материалистическому подходу Сеченов отстаивает своеобразие и уникальность нервно-психологических регуляций по сравнению с чисто физиологическими. К числу выдающихся открытий, пополнивших сокровищницу мировой науки, относится открытие так называемого центрального торможения, указывающего на факт тормозящего влияния высших нервных центров на мышечную систему.
Владимир Михайлович Бехтерев (1857—1927) помимо деятельности по специальности— невропатология, психиатрия и психология— выступал по проблемам философской онтологии и теории познания. Он пытался связать психические явления с реакцией на физические и социальные раздражители. В 1918 г. по его инициативе был создан Институт мозга, который впоследствии долгие годы возглавляла его внучка Наталья Бехтерева. Сам Бехтерев предлагал взглянуть на психические процессы и явления с точки зрения их энергетического содержания. По его мнению, именно единый энергетический поток позволяет слиться воедино психическому и физическому. Поэтому широко известному психофизиологическому параллелизму он противопоставляет позицию энергетического монизма. Обращая энергетический монизм на сферу социальных явлений, он формулирует концепцию рефлексологического мировоззрения. «Наблюдения и опыт приводят нас к выводу, что основные законы соотносительной
364

деятельности собирательной личности те же, что и для всей вообще живой и неживой природы. Здесь путем анализа раскрываются те же космические законы, как закон сохранения энергии, тяготения, отталкивания, противодействия равного действию, подобия, ритма, энтропии, эволюции, дифференцировки, обобщения или синтеза, приспособляемости, отбора, инерции и т.п.»'.
Рефлексологическое мировоззрение, по мнению ученого, обосновывается тем простым фактом, что в социальной жизни, в деятельности общественных движений и больших коллективов мы встречаемся с теми же рефлексами, с таким же их развитием и течением, какие находим в жизнедеятельности отдельного индивида. Коллективы людей следует рассматривать как «собирательные личности», а основу общественной жизни искать в коллективных рефлексах, т.е. в реакциях коллективов людей — «собирательных личностей» — на различные стимулы внешней среды.
Энергетический монизм в своем последовательном проведении заставлял обращать внимание на космические энергетические процессы, а именно на влияние космических факторов на исторические события. В связи с этим В.М. Бехтерев не чурался идеи составления политического гороскопа, а также пытался связать революционные события и волнения со временем, характеризующимся наличием максимального количества пятен на Солнце.
Нобелевский лауреат, русский физиолог Иван Петрович Павлов (1849—1936)— родоначальник объективного экспериментального изучения высшей нервной деятельности. В развитие учения о рефлексах Сеченова он выразил свой подход в трех главных положениях: детерминизм, связь динамики с конструкцией, единство анализа и синтеза.
Вывод о сигнальной функции психического был основополагающим для развития учения о высшей нервной деятельности. «Существо принципа сигнализации состоит в том, что он определяет такие формы приспособления организма, когда последний в своих ответных действиях предвосхищает течение будущих событий»10. Огромное значение для философии науки имеет и концепция возникновения второй сигнальной системы, понимаемой в качестве физиологической основы абстрактного мышления. «Если наши ощущения и представления, относящиеся к окружающему миру, есть для нас первые сигналы действительности, конкретные сигналы, т.е. специально, прежде всего кинестезические раздражения, идущие в кору от речевых органов, есть вторые сигналы, сигналы сигналов»11. Следует особо подчеркнуть, что исследования в области кибернетических систем, моделирующих конкретные аспекты деятельности головного мозга, опирались на результаты естественнонаучных разработок Павлова.
Извечная философская проблема об отличии живого от неживого на уровне естественнонаучного анализа упиралась в универсальное определение жизни, возникшее еще во второй половине XIX в.: «Жизнь — это способ существования белковых тел». Наиболее важными компонентами живого считаются белки, аминокислоты, нуклеиновые кислоты. Отличительной способностью живого является воспроизведение, рост и
365

обмен веществ. Способность к самовоспроизведению обеспечивается таким типом химических реакций, который не встречается в неживой природе и называется матричным синтезом. В.А. Энгельгардт указывает на еще одну существенную характеристику живых систем, а именно способность «создавать порядок из хаоса», т.е. антиэнтропийный характер жизненных процессов. Живые организмы способны творить упорядоченность из хаотического теплового движения молекул. Существенным при этом становится принцип интегратизма.
Информационно-отражательные процессы в живой природе, обеспечивающие основание всех типов адаптации, есть одно из приоритетных направлений исследований отечественной философии науки. Они изучаются универсально и просматриваются в виде реакций раздражимости простейших одноклеточных и растений, возбудимости нервных тканей, а также в виде психического отражения на уровне животных, осуществляющего регуляцию их поведения. Биологическое отражение — свойство, без которого невозможна адаптация — приспособление ж(1вых организмов к условиям их существования, предполагает наличие двух процессов. Во-первых, в отражении воспроизводится такая структура отражаемого, которая несет в себе специфику и информацию обо всех (более низших) формах отражения. Например, под воздействием тепла любое тело, и организм в том числе, нагревается. Во-вторых, особенности отражаемого корреспондируются специфическими процессами отражения, присущими только живым системам. Применительно к приведенному процессу можно заметить, что происходит не просто нагревание организма, но и его обезвоживание. Растение испаряет влагу, человек потеет, изменяют нормальное функционирование все его внутренние системы. Согласно Павлову, структуру любого отражения представляют два основных компонента: внешний, проявляющийся в форме реакций между предметами, и внутренний, который существует в форме внутренних состояний, следов, возникающих в результате взаимодействий.
К психической форме отражения наряду с ощущением относятся инстинкты, условные рефлексы, восприятие, эмоции, так называемое «ручное» мышление. Инстинкт выступает как сложное наследственное поведение, одинаковое у всех представителей данного вида. Однако инстинкт целесообразен в крайне узких пределах. Пчелы умело изготавливают соты, совершенные по форме и прочности. Но если срезать дно ячейки, пчела не обратит на это внимание и будет по-прежнему заливать ячейку медом. Отличительной характеристикой отражения на уровне живого организма является то, что изменения, протекающие в живых системах в виде актуальных отражений, сохраняются и накапливаются в опыте индивидов и свойствах видов.
Идея опережающего отражения принадлежит отечественному исследователю Петру Кузьмину Анохину (1898-1974), ученику В.М.Бехтерева и И.П. Павлова. Он обратил внимание на тот простой факт, что основные формы движения материи в пространственно-временных рамках существовали в неорганической природе задолго до появления живых организмов. Живая материя как бы «вписалась» в уже готовую пространственно-
366

временную структуру мира и не могла не отразить на себе ее свойства. Возникла необходимость приспособления к существующим условиям, в процессе которого огромное значение имели внешние временные параметры, а точнее, последовательности. Анохин разделил их на две группы.
1. Существенные, регулярные и устойчивые ряды последовательностей, которые повторяются, возобновляются, характеризуясь ритмичностью и цикличностью (день — ночь; весна — лето — осень — зима).
2. Ряд последовательностей несущественных и случайных, которые не повторяются впоследствии на протяжении жизни данного организма (например, ураган, землетрясение). При существовании только последних жизнь не могла бы развиваться, живой организм не мог бы иметь устойчивой и прочной структуры, ибо она есть результат отражения ритмически и периодически повторяющихся воздействий внешнего мира на организм. Взаимодействия, подчиненные природным ритмам, действуют на организм миллионы лет. Они фиксируются в самом устройстве организмов, благодаря чему он оказывается способным к опережающему отражению. Примером опережающего отражения может служить следующий. Осень: опадает листва, физиологические процессы замедляются, деревья обезвоживаются, готовясь встретить зиму, однако холода еще не наступили. Следовательно, изменение организма (субъекта) произошло раньше, чем на него подействовали внешние обстоятельства (объект). Опережающее отражение — это реакция живого организма, подготовленная сериями прежних повторяющихся воздействий со стороны неорганического мира, окружающей среды. Это основная форма приспособления живой материи к пространственно-временной структуре неорганического мира, в которой последовательность и повторяемость оказываются важнейшими параметрами.
Сущность феномена опережающего отражения можно объяснить таким образом. На живое тело (клетку, организм) в течение длительного времени действует цепь последовательных ритмически повторяющихся процессов А, Б, В,... К. В силу этого систематического повторения в протоплазме живого происходит формирование соответствующего ряда химических реакций а, б, в,... к. При появлении только первого компонента внешней последовательности событий «А» в действие приводится вся внутренняя цепь биохимических реакций вплоть до «к». Их быстрота обеспечивает опережение проявлений последовательности внешних влияний в поведении организма. Влияние среды приобретает сигнальное значение. Процесс разворачивания реакции в протоплазме опережает ход событий во внешнем мире. С точки зрения наблюдателя оказывается, что организм отражает то, чего еще нет. Можно сказать, что опережающее отражение возможно вследствие разновременности физического (внешнего) и биологического (внутреннего) времени12. Опережающее отражение делает живые системы надежными и устойчивыми в мире, полном изменений. У человека способность к опережающему отражению перерастает в форму научного предвидения и прогностики.
367

В отечественной науке после острого увлечения проблематикой бессознательного в ее психоаналитическом варианте в 20-егг.'Интерес к ней угас вплоть до 50-х гг. Благодаря деятельности Дмитрия Николаевича Узнадзе (1886-1950)— грузинского психолога и философа, одного из организаторов Тбилисского университета — в качестве альтернативной модели фрейдовского «бессознательного» была создана «теория неосознаваемой психической установки»13. Согласно последней действия, реакции, поступки и мысли человека всегда зависят от особого психического состояния — готовности к данному процессу. Кардинальной формой бессознательного оказывается установка, связанная с направленностью личности на активность в каком-либо виде деятельности,' общей предрасположенностью к деятельности. Установка возникает при встрече двух факторов: потребности и ситуации удовлетворения этой потребности. Она определяет направление проявлений психики и характер поведения субъекта. Установка обладает сложной структурой, содержит эмоциональные, смысловые и поведенческие аспекты предрасположенности к восприятию или действию в отношении социальных объектов и ситуаций.
Д. Узнадзе экспериментально и теоретически доказал, что установка как неосознаваемая психическая деятельность является составляющим элементом любого акта человеческого поведения. Особенно велика ее роль в творческих процессах, в области межличностного общения, в сфере избирательной целесообразной активности.
В контексте отечественной философии науки невозможно обойти период деформации института науки в связи с тоталитарным режимом и системой репрессивно-террористического контроля, установленного над всеми сферами общества. Угроза нависала над судьбой не только отдельных ученых, но и целых научных направлений. Собственно научные цели и задачи искажались под давлением вненаучных, идеологе-политических принципов и ориентировок. Широко известный в марксизме тезис о классовой борьбе в науке обернулся многообразными акциями разоблачения вредительства. Парадоксом было то, что не только прожектеры, партократы и лжеученые, но и настоящие ученые пользовались термином и принципом классовой борьбы, искренне стремясь быть полезными тоталитарному государству. Так, видные биологи Н.И. Вавилов и А.С. Сереб-ровский в 1932 г. призывали к реконструкции науки на основании внедрения в нее принципа классовости и партийности. Тип старого, кабинетного, ученого был назван чучелом и пугалом и подвергался всяческой критике'4.
Лозунги типа: «Догнать и перегнать природу!», «Борьба с природой!», «За революцию в природе!» — выдавали чудовищно агрессивный настрой лженауки. В контексте новой науки — евгеники — планировалась и борьба за перестройку собственно человеческой природы. Проектами быстрого преобразования человеческого рода были одержимы А.С. Серебровский, всемирно известный ученый-врач С.Н. Давиденков.
Большой урон понесла археологическая наука: прекратили свое существование Русское и Московское археологические общества, были арестованы десятки выдающихся археологов, некоторые из них расстреляны.
368

Широкую практику имели массовые репрессии среди музейных работников, места которых отдавались воинствующим невеждам. Уничтожение культурных ценностей, икон, библиотек, повсеместное разрушение церквей, соборов и архитектурных памятников было атрибутом тоталитарной системы, стремящейся к реализации механизма безусловного и беспрекословного подчинения. Квазинаука культивировалась активной бездарностью и непрофессиональностыр. Вместе с тем ей удалось поглотить, сделать своей питательной массой действительно видных и выдающихся ученых. Такая ситуация объяснялась наличием механизма силового принуждения, где на карту была поставлена жизнь ученого и его родных.
В качестве критерия истины выступали идеи и замечания «корифея всех наук» и «отца всех народов» — товарища Сталина. Примечательно, что когда научные конференции, прошедшие в 1947-1948 гг. в стенах МГУ, подвергли сокрушительной критике взгляды Т.Д. Лысенко, его поддержал сам Сталин, и вся мощь научной критики стала недействительной. Бесконечный страх, переходящий в ужас перед государственной репрессивной машиной,1 делал науку угоднической лженаукой. «Отец всех народов» волюнтаристски определял правильность или ошибочность направлений многообразных научных исследований. Выдержки из письма Т.Д. Лысенко весьма убедительно иллюстрируют механизм развития лженауки: «Дорогой Иосиф Виссарионович! Спасибо Вам за науку и за заботу, преподанную мне во время Вашего разговора со мной в конце прошлого года по ветвистой пшенице. Этот разговор я все больше и больше осознаю. Вы мне буквально открыли глаза на многие явлеййя в селекционно-семеноводческой работе с зерновыми хлебами»15.
Когда же перед Институтом генетики от имени того же «корифея» была поставлена задача «критического пересмотра основ генетики», весь Институт мучительно переживал этот период. Директор Института Н.И.Вавилов отказался от подобной программы, заявив, что при таком критическом пересмотре нужно сжечь всю мировую литературу на большом участке биологии, наиболее тесно связанном с практикой. В 1940 г. он был арестован и на пост директора назначен Т.Д. Лысенко, который употребил все силы для выполнения поставленной задачи.
Кроме жесткого механизма насилия советская тоталитарная система использовала еще один специфический механизм — соревновательность и так называемую необходимость противодействия «вражеским проискам и элементам». Ситуация, сложившаяся в отечественной философии науки, отличалась ярым идеологическим неприятием открытий квантовой физики и всех следующих из нее мировоззренческих переориентации, откровенным шельмованием ее сторонников. Причем работы по созданию атомной бомбы, основанные на превращении вещества и энергии, которые вытекали из новых теорий, всячески стимулировались. И в то же время готовилась крупномасштабная кампания по обличению новой физики как псевдонауки. То, что она не вылилась в массовые репрессии, в кулуарах объяснялось так: «Физики отбились от своей лЫсенковщины атомной бомбой»16. Однако идеологическая кампания была развернута. Она имела своей целью освободиться от самостоятельно мыслящих теоретиков, чьи
369

выводы и исследования были малопригодны для подтверждения ортодоксальных норм сталинизма и примитивно сформулированных положений диалектического материализма. Основная часть отечественных физиков разделяла представления копенгагенской школы Бора и Гейзенберга. А философская реакция не скупилась на ярлыки и обвинения в космополитизме, реставрации махизма, отступлении к идеализму и агностицизму. Все открытия квантовой физики огульно именовались чертовщиной. А.А. Жданов в речи, произнесенной в 1947г. по поводу книги Г.Ф.Александрова «История западноевропейской философии», в отношении квантовой физики едко заметил: «Кантианские выверты современных буржуазных атомных физиков приводят их к выводам о «свободе воли» и у электрона, к попыткам изобразить материю только лишь как некоторую совокупность волн и прочей чертовщиной»17. Усиление идеологического контроля, с одной стороны, приводило к отказу от достижений мировой научной мысли. С другой — служило пусковым механизмом к осознанию противостояния, к попыткам формирования такой научной позиции, которая бы соответствовала современным разработкам и достижениям мировой философии науки и ограничивала бы притязания идеологической партийной философии. Статьи М.А. Маркова, опубликованные в самом разгаре кампании в новом журнале «Вопросы философии», преследовали именно такие цели. Шквал критики со стороны посредственных физиков и ортодоксов-философов с обвинениями в игнорировании партийной лояльности и принципа партийности обрушился не только на автора, но и в адрес редактора журнала Б.М. Кедров!. Над всеми довлела атмосфера, созданная резким неприятием идей новой физики.
Ликвидация урона началась лишь в 60-е гг., когда в изменившейся социально-политической ситуации, названной «оттепелью», возродился подлинный интерес к проблемам философии науки в их новой, свободной от диктата идеологических ^интерпретаций форме. Одновременно возникают и условия взаимодействия с трудами западных мыслителей. Однако трудности пройденного этапа отложились в концепции социальной детерминации науки. Отечественные методологи выделили три уровня воздействия социума на научное познание. Внимание фиксировалось:
• на социальной природе познания;
• социокультурной обусловленности всех культурных компонентов познания;
• социокультурной детерминации процесса научного познания. > , Осознание относительной автономности науки и ее принципиальной спецификации по отношению к другим сферам общественного сознания вылилось в направление, получившее название «философские вопросы естествознания». Концептуальное содержание следующего периода развития философии науки сводилось к анализу идеалов, норм и ценностей научного познания, изучению проблем научных революций, к поискам критериев разграничения теоретического и эмпирического в качестве уровней научного познания и стадий развития науки, а также выявлению характеристик рациональности и постнекяассического периода развития науки. Для современного уровня развития отечественной философии на-
370

себя космические энергии, природные стихии, органично включен в жизнь всего мироздания. Очень меткую характеристику русскому космизму дал Н. Бердяев, назвав его «космоцентристским, узревающим божественные энергии в тварном мире, обращенным к преображению мира»'. В космиз-ме важны проблемы преодоления болезней и смерти, достижения бессмертия. Исследователи отмечают, что свою космическую философию Циолковский определял как знание, основанное на авторитете точных наук. И несмотря на то, что в русском космизме достаточно сильна этическая мировоззренческая направленность, его относят к сциетизиро-ванной, естественнонаучной ветви философии науки. Сам Циолковский, оценивая свое творчество, замечает: «Мои выводы более утешительны, чем обещания самых жизнерадостных религий. Ни один позитивист не может быть трезвее меня, даже Спиноза в сравнении со мной мистик. Если и опьяняет мое вино, то все же оно натуральное.
Чтобы понять меня, вы должны совершенно отрешиться от всего нечестного, вроде оккультизма, спиритизма, темных философий, от всех авторитетов, кроме авторитета точной науки, т.е. математики, геометрии, механики, физики, химии, биологии и их приложений»2.
По высоким опенкам исследователей, Константин Эдуардович Циолковский (1857-1935)— выдающийся космист конца XIX и начала XX в., поразительно органично сочетает теософско-мистическое и позитивистское направление «в столь дорогой ему естественной философии». Хотя Циолковскому представлялось, что его мысль не выходит за рамки позитивных наук, его учение является своеобразным сплавом естественнонаучного эволюционизма и буддийских идей и элементов теософии3. «Калужский мечтатель», как называли его современники, и «новый гражданин Вселенной», как называл он сам себя, с юности испытывал потребность создавать диковинные машины, расширяющие мощь человека и преодолевающие земные пространственно-временные ограничения. Идеи космического преображения человечества, которыми заразил молодого К. Циолковского великий аскет и изумительный философ Н. Федоров, отозвались серьезными философскими проектами.
Однако итоги размышлений и теоретических разработок К. Циолковского проникают в научные и общественные круги с большим трудом. Его научно-фантастические повести «На Луне», «Вне земли», а также труд «Исследование мировых пространств космическими приборами» (1903), в котором он вывел классическую формулу ракеты, остаются долгое время никем не замеченными. Вместе с тем именно в них Циолковский научно обосновал применение реактивного принципа для полетов в мировом пространстве и возможность достижения космических скоростей, создал теорию прямолинейного движения ракет. Лишь в 1924 г. на гребне пафоса космизма новой эпохи исследования «безумного фантазера» обращают на себя всеобщее и пристальное внимание. Появляется группа изучения космического движения во главе с Ф.А. Цандером, в которую входил и С.П. Королев.
Как лозунг звучит фраза Циолковского: «Человечество не останется вечно на Земле, но в погоне за светом и пространством сначала робко
372

проникнет за пределы атмосферы, а затем завоюет себе все околосолнечное пространство». Тематика его проектов разнообразна: это и регулирование стихий, широкое использование солнечной энергии, усовершенствование растительных и животных форм жизни. На стадии освоения околосолнечного пространства размышления ученого концентрируются вокруг создания искусственных жилищ, оранжерей, прогнозирования «лучистого» состояния человечества.
В 1977 г. была опубликована любопытная беседа Циолковского и Чижевского под названием «Теория космических эр», согласно которой человечество было в состоянии эволюционировать к своей лучистой форме, затем возвращаться в корпускулятно-вещественную и воспроизводить уже на более высоком уровне цикл развития, а затем перейти в нир-ваническое, божественное состояние.
Можно говорить о весьма своеобразной атомарной антропологии Циолковского, трактующей человеческий организм как господство атомов, которые бессмертны и путешествуют от одного конгломерата или организма к другому. Распадаются не сами атомы, а их ассоциации, поэтому трагедия смерти есть всего лишь иллюзия человеческой эгоистической эмоциональности. Бессмертным мозговым атомам человечества дается возможность попасть в мозг «богов разных степеней», каковыми являются косможители. Тем самым Циолковский обосновывает идею атомарного бессмертия, но не в той ее форме, которая весьма близка чаяниям каждого верующего, что души родных и близких людей встретятся. Напротив, космос Циолковского атомарен и бездушен, это не космос христианского одушевленного помысла о встрече с умершими близкими, жалости, памяти, привязанности и любви. «Нет ни одного атома, который не принимал бы бесчисленное число раз участие в высшей животной жизни. <...> Так, входя в атмосферу или почву планет, он порою поступает в состав мозга высших существ. Тогда он живет их жизни и чувствует радость сознательного и безоблачного бытия. <...> С разрушением организма атом человека, его мозга или других частей тела (также со времени выхода атома из организма, что совершается много раз при его жизни) попадает сначала в неорганическую обстановку. Вычисления показывают, что в среднем надо сотни миллионов лет, чтобы он снова воплотился. Это время проходит для него как нуль. Его субъективно нет. Но население Земли в такой промежуток времени совершенно преобразуется. Земной шар будет покрыт только высшими формами жизни, и наш атом будет пользоваться только ими»4.
В качестве бесспорно перспективных идей Циолковского называют его идею о том, что космос — не просто беспредельная физическая среда, вместилище материи и энергии, но будущее поприще творчества землян. Выход в космические просторы — необходимый момент эволюции человеческой цивилизации. Идея автотрофности — самопитания человечества, развитая Циолковским с привнесением в нее инженерного расчета, подхватывается затем и Вернадским. В работе К. Циолковского «Живые существа и космос» предлагаются различные «конструкции» таких существ, где варьируются не только размеры — от гигантов до карликов — но и
373

различные комбинации органов. Однако совершенно очевидно, что 'инженерная мысль останавливается перед таинством трансформации живого, его функциональных и психофизиологических зависимостей.
С именем Циолковского связывают возникновение «космической этики». Она достаточно своеобразна. Императивы космической этики признают превосходство перспективных и совершенных форм жизни над несовершенными. Они связаны с представлением о повсеместном колони-зировании космоса совершенными формами разума и искоренении примитивных и неперспективных организмов. Разум совершенных у Циолковского приравнивается к высшему эгоизму. Это означает еще и то, что они не могут работать во вред себе5. Циолковский за разумный эгоизм, суть которого в том, что «истинное себялюбие состоит в заботе о будущности своих атомов и, значит, обо всем мировом целом, в котором они рассеются после исчезновения их обладателя. <...> Обмен атомами в космосе понуждает все разумные существа к нравственной круговой поруке. Добром является все то, что гарантирует блаженство атомов во Вселенной и пресекает возможность их неблагоприятных «переселений». Такие условия в космосе создаются сложными благоустроенными организмами с высокоразвитым разумом; поэтому процессы стратификации и усложнения во Вселенной являются, по Циолковскому, благом, а процессы нивелировки и упрощения — злом»6. Муки социального и биологического развития Земли есть исключение из положительного космического состояния счастья.
Однако судьба человеческого существа зависит от судьбы Вселенной. В ритмах космической эволюции смерть сливается с новым рождением, в этом усматривают близость идей Циолковского и древнейшей теории ме-тампсихоза— переселения душ, концепции вечного возвращения. Циолковский резюмирует изложенное им следующим образом: А. По всей Вселенной распространена органическая жизнь. Б. Наиболее важное развитие жизни принадлежит не Земле. В. Разум и могущество передовых планет Вселенной заставляют утопать в ее совершенстве, органическая жизнь ее, за незаметными исключениями, зрела, а потому могущественна и прекрасна. Г. Эта жизнь для каждого существа кажется непрерывной, так как
небытие не ощущается.
Д. Всюду в космосе распространены общественные организации, которые управляются «президентом» разного достоинства. Один выше другого, и таким образом нет предела личностному и индивидуальному развитию. Если нам непонятно высок каждый зрелый член космоса, то как же непостижим «президент» первого, второго, десятого, сотого ранга?
Е Бесконечность истекшего времени заставляет предполагать существование еще ряда своеобразных миров, разделенных бесконечностями высшего порядка7.
Идея преобразовательной активности космоса, с которой тесно связана идея неизбежного выхода человечества в космос, — выдающееся достижение, которым обогатили русские космисты отечественную филосо-
374

фию науки. Отсюда и вера в реальность полетов человечества за пределы земной атмосферы. По Циолковскому, судьба Вселенной зависит от преобразовательной деятельности человечества, т.е. от его совокупного космического разума.
В своих взглядах на проблему генезиса науки Циолковский тяготеет к общеизвестной схеме. Генезис науки связывается с переходом от ремесленно-рутинных форм деятельности к сложным, требующим как оснащения техническими средствами, так и вооружения обобщенными принципами и методами. Наука, по мнению ученого, служит средством технического прогресса, преобразования Космоса и с необходимостью должна быть связана с нравственностью. Пытаясь классифицировать научное знание, Циолковский выделяет:
• знание непосредственное;
• знание теоретическое, поддающееся прямой или косвенной проверке;
• знание теоретическое, которое проверить нельзя;
• несомненно точные знания;
• знания вероятные или приблизительные, поддающиеся проверке, например, статистические данные;
• знания вероятные или приблизительные, которые пока проверить невозможно;
• знания несомненные, проверить которые принципиально невозможно (Циолковский относит к ним идеи о бесконечности Вселенной);
• знание фактическое.
В качестве фундаментальных наук Циолковский рассматривал математику, геометрию, механику, физику, радиологию, биологию и психологию. К прикладным относил: технические науки, науки о земле, науки о небесах, науки о человеке, науки об устройстве общества. Тем самым Циолковский доходчиво показывает сложность структуры научного знания, акцентируя принципиальные приоритеты научного мышления, работающего в системе взаимодействия характеристик Земли и Космоса.
Александр Леонидович Чижевский (1897-1964)— основатель кюсмо-биологии, придавал огромное значение синтезу наук. В наши дни, считал мыслитель, в области наук о природе происходит процесс, имеющий огромную важность: применение методов одних наук к другим, синтетическое объединение различных наук воедино. Так, все плотнее и плотнее связываются математика, физика, химия, биология и др. Ему принадлежит заслуга в новом обосновании чрезвычайно плодотворной, имеющей древнейшее происхождение идеи о связи мира астрономических и биологических явлений! В глубине человеческого сознания, отмечал Чижевский, уже много тысячелетий зреет вера, что эти два мира несомненно связаны один с другим. И эта вера, постепенно обогащаясь наблюдениями, переходит в знание.
Идея единства всего живого со всем мирозданием наполняет подлинным содержанием принцип единства и понимания мира как неделимо!^*' целого. Космические импульсы пронизывают и обусловливают жизнен^
375

блем и научный контекст, но и философская рефлексия над процессами, которые раскрывает наука переднего края, осмысление ее. методологии. Он был новатором, создавшим отрасли геохимии, биохимии и радиогеологии, разработал учение о биосфере, что явилось одним из крупнейших достижений мировой науки первой половины XX в., а также рассматривал процесс перехода биосферы в ноосферу. Примечательно, что собственное мировоззрение ученый характеризовал как философский скепсис.
Родившись в Петербурге в семье профессора политической экономии, Вернадский получил первоначальное образование в Петербургской классической гимназии, считавшейся одной из лучших в России. В ней очень хорошо преподавались языки, история, философия. В дальнейшем он читал литературу на пятнадцати языках, а некоторые свои статьи писал по-французски, по-английски и по-немецки. Высшее образование Вернадский получил на физико-математическом факультете Петербургского университета, где его профессорами были светила русской науки Менделеев, Сеченов, Бутлеров. Вехи биографии ученого включают в себя пребывание в должности хранителя Минералогического кабинета Московского университета, защиту докторской диссертации (1887), степень профессора Московского университета, избрание членом Государственного совета от Московского университета, титул экстраординарного академика. По инициативе и под председательством Вернадского создается комиссия по изучению естественных производительных сил России при Академии наук. В конце 1921 г. ученый основал в Москве Ра-диевы'й институт и был назначен его директором. В 1926 г. вышла в свет его знаменитая работа «Биосфера».
С понятием биосферы Вернадский связывал пленку жизни, возникшую на поверхности планеты, способную поглощать энергию космоса и трансформировать с ее помощью земное вещество. Сравнение Земли и Луны позволяет наглядно продемонстрировать эффективность живого вещества— биосферы. Сама биосфера как пленка жизни, окружившая внешнюю оболочку земли, многократно усилила и ускорила эволюционные процессы за счет способности утилизировать солнечную энергию. Живое вещество выступило в качестве катализатора процесса развития. Согласно выводам Вернадского, на протяжении всей истории Земли количество живого вещества было практически постоянным благодаря так называемым геохимическим циклам или круговоротам веществ в природе.
С возникновением Человека возник еще один могучий фактор природных взаимодействий, в связи с чем необходимо было поставить вопрос о месте и роли человека в этом едином планетарном развитии, обозначить проблему начала социоприродной истории — проблему ноосферы. Ноосфера — это сфера разума. VB «Философских мыслях натуралиста» Вернадский писал: «Мы как раз переживаем яркое вхождение в геологическую историю планеты. В последние тысячелетия наблюдается интенсивный рост влияния одного видового живого вещества — цивилизованного человечества — на изменение биосферы. Под влиянием научной мысли и человеческого труда биосфера переходит в новое состояние — в ноосферу»1. Про-
377

блема ноосферогенеза в качестве своего основания указывает на процесс специфики изменений геобиохимической миграции вещества и энергии 'под воздействием человеческой жизнедеятельности.
Можно встретиться с суждением, что ноосфера для второй половины XX в. — это такая же премудрая и туманная область, вызывающая трепет, как и теория относительности для первой половины XX в. Сам термин «ноосфера», по всей видимости, был предложен французским исследователем Э. Леруа в 1927 г. для обозначения современной стадии геологически переживаемой биосферы при обсуждении на семинаре Бергсона в Париже доклада В. Вернадского. Впоследствии он широко использовался П. Тейяр де Шарденом, который понимал ноосферу как «мыслящий пласт», своеобразную оболочку земли, зародившуюся в конце третичного периода, разворачивающуюся над растениями и животными, вне биосферы и над ней. «...С первым проблеском мысли на Земле жизнь породила силу, способную критиковать ее саму и судить о ней»2. Ноосфера включала в себя мысли и дела человека. Вся совокупность мыслящих сил и единиц, вовлеченная во всеобщее объединение посредством совместных действий, будет влиять и в значительной степени определять эволюцию нашей планеты.
В едином эволюционном потоке понятие «ноосфера» фиксирует появление и использование новых средств и факторов развития, имеющих духовно-психическую природу. По мысли Тейяра де Шардена, с появлением неосферы завершается после более чем шестисот миллионов лет биосферное усилие церебрализации — развития нервной системы. Это огромный эволюционный скачок а планетарном и космическом развитии, сравнимый разве что с явлением витализации материи, т.е. с возникновением самой жизни. Появление человека, способного к свободному изобретению и к рефлексии, осознаванию своих действий и мыслей, это с логической точки зрения и новое, перспективное развитие предыдущей — биологической формы движения материи, и фактор, задающий перед лицом неодушевленной материи «новый порядок реальности». Это действительно инициативный системообразующий фактор, создающий новую сферу, которая не могла бы возникнуть вне и без человечества. Кроме того, по своей «физической внедренности» он выступает не как внешний, инородный элемент, а как нечто равнозначное, но превосходящее все существующее.
Спорные точки зрения, указывающие на сугубо идеальную природу ноосферы, сталкиваются с выводами самого В. Вернадского, согласно которым ноосфера — «не случайное явление на нашей планете, создание «свободного разума», «человеческого гения», а природное явление, резко материально проявляющееся в своих следствиях в окружающей человека среде»3. Как отмечают Ю. Олейников и А. Оносов, «это положение, выдвинутое еще в 30-е годы, совершенно определенно указывает на необоснованность попыток некоторых авторов, ссылаясь на авторитет Вернадского и его отдельные, вырванные из контекста высказывания, свести ноосферу к явлениям сознания, «научной мысли», идеальных; образов, где «встречается сказка с научной фантазией, древнейший миф — с
378

новейшей научной теорией»; представить ноосферу только как «новый идеальный компонент планеты», пусть даже и опирающийся на технос-ферный базис»4.
Бесспорно, понятие «ноосфера» притягивает к себе умы многочисленных ученых различных специальностей. Иногда его содержание соотносят с информационными процессами и определяют как информационно-энергетически-вещественное единство. Получивший распространение термин «интеллектуальные системы» обозначает один из механизмов включения в ноосферу. Так или иначе, но в понятии «ноосфера» заключена еще и вещественно-энергетическая составляющая, связанная с представлением о потенциале разумно преобразующей деятельности.
Образование ноосферы из биосферы предполагает проявление всего человечества как единого целого. Можно сказать, что ноосфера— это объект особого рода. В нем действуют свои специфические закономерности, которые отражают токи взаимодействия неживой и живой природы, а также законы общества, человеческой деятельности и мышления. Формулировка таких интегральных законов — пока дело будущего, и они требуют методологии, которая была бы в состоянии учесть динамику изменений очень чувствительных к начальным условиям систем, в трансформации и негативных последствиях функционирования которых могут быть повинны малые, локальные энергетические воздействия.
Что понимал Вернадский под 'понятием разум? Скорее всего, он связывал с ним представление о сознании человечества в целом, обо всех духовных проявлениях личности5. Чтобы ноосфера оправдала свое наименование как «сфера разума», в ней действительно должна господствовать гуманистическая научная мысль, которая была бы в состоянии подавить неблагоприятные для будущего человечества последствия технического прогресса и развернуть широкие перспективы для расцвета Общественной жизни. Разум оказывается не только специальным аппаратом познания, но и организующим источником жизнедеятельности.
Формирование ноосферы, по мысли Вернадского, должно проходить под влиянием все растущей научной мысли и основанного на ней производительного социального труда. Ученый не отрывал понятия «разум», «наука» от понятий «труд», «производство». Взрыв научной мысли не может не оказать принципиального воздействия на условия существования человечества. Вернадский все более акцентирует масштабы этого процесса, ибо ноосфера — такой тип материальной системы, которая охватывает гигантский всепланетарный процесс. Ноосферность предполагает и решение высших организационных задач жизнедеятельности человечества, и идею сознательной и разумной регулируемости природно-космическо- ' го порядка.
Однако то состояние, которое Вернадский называл ноосферным, только зарождается, его расцвет настанет тогда, когда станет возможным основанное на истинном знании сознательное управление общественными процессами и органичное взаимодействие природы и общества. Согласно мнению ученого, ноосфера — это та область явлений, которая выходит за пределы изучения естествознания и не может быть охвачена самостоя-
379

тельно ни одной из естественных наук. Ноосфера, по существу своему, совершенно уникальный объект научного познания, в котором переплетаются константы косной и живой природы, особенности общественного развития и интеллектуальной мысли. Вернадский побуждает взглянуть на весь эволюционный процесс развития природы, общества, науки и техники под углом зрения, направленным на раскрытие ранее неизвестных глобальных свойств этого целостного процесса.
С введением понятия «ноосфера» философия задумывается над значением нового вида энергии. По своему субстратному составу он представляет собой разновидность биохимических процессов, но по качественному проявлению выступает как энергия разума, культурообразующая энергия, энергия научной мысли. В. Вернадский уверен, что эта новая форма биогеохимической энергии, которую можно назвать энергией человеческой культуры, или культурной биогеохимической энергией, является той формой биогеохимической энергии, которая создает в настоящее время ноосферу6.
Границы ноосферы полагаются интегральной силой человеческого разума и можно заключить, что они непостоянны, а весьма и весьма зависимы от степени разумности и качества мыслительных процессов. Ноосфера по своим онтологическим параметрам может быть понята как динамическая социо-био-геологическая система. Именно с ноосферой связывают надежды на примирение реальных дисгармоний жизнедеятельности современного человечества. К условиям становления ноосферы Вернадский относил:
- единство человечества;
- преобразование средств связи и обмена;
- открытие новых источников энергии;
- свободу научной мысли и научного поиска;
- подъем благосостояния трудящихся;
- равенство всех людей, всех рас и религий, так как ноосфера — дело рук и разума всех народов;
- разумное преобразование первичной природы Земли с целью сделать ее способной удовлетворить все материальные, эстетические и духовные потребности численно возрастающего населения;
- исключение войны из жизни общества.
Отличительным признаком ноосферы является преобразование геологического облика планеты разумной общественно-трудовой жизнью человека.
Универсальное отношение к мирозданию включает в себя приоритеты земной цивилизации и определенную зависимость от космоса. Вернадский настаивал на различении трех реальностей: реальность в области жизни человека, т.е. наблюдаемую реальность; микроскопическую реальность атомных явлений, не наблюдаемую человеческим глазом; реальность в глобальном космическом масштабе. Механизмы «врастания» человечества в природу разнообразны, они не сводятся только к биологическим, техническим или социальным. В своем взаимодействии они представляют собой сложное интегративное качество взаимодействий всех
380

мировых энергий, где один уровень накладывается на другой, видоизменяет своим давлением третий и т.д. Человек неотделим от биосферы, он в ней живет и только ее объекты может исследовать непосредственно своими органами чувств. Проблема в том, что за пределы биосферы человек «может проникать только построениями разума, исходя из относительно немногих категорий бесчисленных фактов, которые он может получить в биосфере зрительным исследованием небесного свода и изучением в биосфере же отражений космических излучений или попадающего в биосферу космического внеземного вещества...»7.
Понятие ноосферы содержит в себе пафос программных возражений против тех многочисленных и — увы! — фактографических данных о глобальных негативных последствиях деятельности человека. В появившейся в 1866 г. книге Г. Марша «Человек и природа, или О влиянии человека на изменение физико-географических условий природы» был приведен огромный материал об отрицательном влиянии человека на среду обитания. Это и разрушение почвенного покрова, и сокращение площади лесов, и уничтожение видов. Подобная необдуманная эксплуатация естества грозила гибелью самому человеку.
В связи с этим ученые фиксируют два сценария развития ноосферных процессов. Согласно первому это апокалипсис, когда ноосфера как сфера разума не оправдывает своего наименования, поскольку разум разрушает самое себя. Согласно второму возможна гармоничная конвергенция всех типов материальных систем, коэволюция как новый этап согласованного существования природы и человека.
Обеспечение коэволюции биосферы и общества как принципа их совместного развития с необходимостью предполагает определенные запреты и регламентации человеческой деятельности. Здесь возникает потребность в некоем «экологическом императиве», который накладывал бы рамки определенных ограничений на совместные действия и поведение людей. Ноосфера как сфера разума предполагает и новую, разумную нравственность, и перестройку всего бытия с ориентацией на идеалы непротиворечивого коэволюционного развития.
Гуманистический пафос этого, во многом неисследованного, феномена ноосферы в наш технократичный век особо значим. Он заставляет задуматься о «всепланетарных последствиях» общественного прогресса, развития науки и техники. Человечество осознает необходимость и острую потребность своего обновления с опорой на ценности разума. Тревога за будущность человечества и намерение использовать достижения науки только во благо, а не во вред вливает новую кровь в вены машинной индустрии, настраивает на новый синтез в едином жизненном акте мира и человека, «Всего» и Личности. «Мысль— сила, и ничто не остановит ее», — считал В. Вернадский, остается только уповать на чистоту и све-тоносность мысли.
Легко доказать, что идея ноосферы В.И. Вернадского имеет большую историко-философскую традицию. Наиболее близким философским аналогом выступает известный афоризм родоначальника английского материализма Ф. Бэкона «знание — сила». Уже в нем заложен энер-
381

гопотенциал величайшей веры в силу знания и разума, способных изменить мир. Наиболее древний образец убежденности во всемогуществе разума можно встретить в герметической философии и в философии гностиков, где познание мира и его изменение суть тождественны. А наиболее поздний — в представлении П.А. Флоренского о «духосфере» или «пневматосфере».
Сейчас не является тайной то, что Вернадский был в значительной степени восхищен традициями восточной философии. В своей незавершенной рукописи «Научная мысль как планетарное явление» он утверждал, что наука неотделима от философии и не может развиваться в ее отсутствие. Полемика, развернувшаяся в 1932-1933 гг. с академиком А.М. Дебо-риным, обвинявшим В.И. Вернадского в идеализме, заставила ученого скептически и негативно отнестись к официальной доктрине диалектического материализма. Весьма распространенное некомпетентное вмешательство официальных философов в решение частнонаучных проблем оставляло тягостное впечатление. Вернадский был убежден, что научная деятельность предшествует философской работе и что после крупных научных обобщений можно ожидать появления новых течений философии, Догматизация основных положений официальной доктрины, объявление их непогрешимыми истинами заставляла мыслителя с горестью говорить «о тяжелой реальной обстановке», «об отсутствии в нашей стране свободного научного и философского искания».
Все это с неизбежности обращало взоры ученого к иной философской системе. Целостность мироздания, космопсгосология человека как универсальные характеристики великого эволюционного процесса, великолепно описанные Рерихами, были положены Вернадским в основания новой системы образования, воспитания и науки. Наука и искусство интерпретировались им как два метода общения человека с космосом. Понятие живого и разумного Космоса, трепета пульса Земли (А. Чижевский), «лучевого человечества» (по Циолковскому) как обозримого космического будущего людей — идеи, заполняющие проективное поле ноосферных исканий. Эвристический потенциал идеи ноосферы еще ждет своего полноценного осознания, творческого применения и развития.
ЛИТЕРАТУРА
1   Вернадский В.И. Философские мысли натуралиста. М., 1988. С. 27.
2   Тейяр де Шарден П. Феномен человека. М., 1987.
3   Вернадский В.И. Указ. соч. С. 282-283.
4   Олейников Ю.В., Оносов А.А. Ноосферный проект социоприродной эволюции. М, 1999. С. 169.
5   См.: Вернадский В.И. Размышления натуралиста: В 2 кн. М., 1975-1977. Кн. 2. С. 132.
6   См.: Вернадский В.И. Научная мысль как планетарное явление. М., 1991. С. 128.
7   Вернадский В.И. Философские мысли натуралиста. С. 27.
382

реннего непротиворечивого соперничества. Универсальным критерием отличия этносов является стеротип поведения— особый поведенческий язык, который передается по наследству, но не генетически, а посредством механизма сигнальной наследственности, основанной на условном рефлексе. Потомство путем подражания перенимает от родителей, сверстников и других окружающих его представителей этноса стереотипы поведения.
На протяжении исторического процесса происходит неизбежное смешение этносов, которое не всегда позитивно. Оно порождает ассимиляцию разнохарактерных поведенческих стереотипов, разнонаправленных ценностных установок. Наложение друг на друга несовместимых мироощущений этносов, «негармоничное сочетание двух-трех элементарных этносов» рождает такое явление, как «химера» (в биологии это особая форма клеток, возникающая в результате прививок). «Идеологические концепции, порождаемые химерами, наподобие вампиров, «сосут кровь» из здоровых этносов». По образному выражению Гумилева, соотношение между этносом и химерой можно сравнить с соотношением между «здоровой тканью» и «раковой опухолью»2. Так ученый пытается приоткрыть завесу над генетической природой советской идеологии.
Центральное теоретическое ядро концепции Л. Гумилева — проблема пассионарности. Под пассионарностью (passio — от лат. «страсть») он подразумевает особый вид энергии, представляющий собой «уклонение от видовой нормы, но отнюдь не патологическое»3. Пассионарность есть некая «точка» — источник волны, заставляющий всякий раз материю реорганизовываться. Пассионарность — это биофизический фактор, который выступает в виде способности и стремления к изменению окружающей среды, или, переводя на язык физики, к нарушению информации агрегатного состояния среды. Пассионарный толчок ведет к мутации. Рождение мутантов есть, по Гумилеву, рождение пассионариев-индивидов с повышенной энергетичностью. Импульс пассионарности может быть так силен, что носители данного признака не могут заставить себя рассчитать последствия своих поступков. Поэтому пассионарность следует понимать не как атрибут сознания, а как важный признак, выражающийся в конституции нервной системы. Пассионарность обитает в сфере эмоций, в отличие от активности, связанной с деятельностью сознания. Причем пассионариев могут характеризовать весьма и весьма далекие от идеальных спецификации: амбициозность, гордость, тщеславие, алчность и пр. «Пассионарность — это характерологическая доминанта, необходимое внутреннее стремление (осознанное или чаще неосознанное) к деятельности, направленной на осуществление какой-либо цели (чаще иллюзорной). Заметим, что цель эта представляется пассионарной особи ценнее даже собственной жизни и счастья современников и соплеменников»4. Степень пассионарности может быть различной, но для того, чтобы явление пассионарности имело явные и фиксируемые в истории проявления, необходимо, чтобы пассионариев было много, т.е. пассионарность полагается не только как признак индивидуальный, но и как попу-ляционный5.
384

В историко-культурном процессе, по мнению Гумилева, имеют место три разновидности индивидов: пассионарии, субпассионарии и гармоничг-ные люди. Среди пассионариев возможно выделение пассионариев духа и пассионариев плоти. Пассионариями называют людей с наличием отрица-тельных импульсов и характеризующихся страстным стремлением к действию наперекор всему и даже во вред себе. Людей же, носящих положительные, жизнеутверждающие импульсы, именуют субпассионариями. По мнению Л. Гумилева, субпассионарии сменяют пассионариев, когда те (пассионарии) вырождаются. Их считают «примитивными», «отел-алыми людьми», выход на широкую арену которых означает конечное состояние этноса, так как кроме инстинктивных импульсов у них ничего больше нет.
Гумилев формулирует весьма любопытный закон, согласно которому «работа, выполняемая этническим коллективом, прямо пропорциональна уровню пассионарного напряжения», где «пассионарное напряжение этноса — это количество имеющейся в этнической системе пассионарности, поделенное на количество персон, составляющих этнос»6. Периоды же стабильного роста культуры и уровня жизни связаны с периодами общего снижения и спада пассионарного напряжения. Пассионарность, по мнению автора, это биологический признак, а первоначальный толчок, нарушающий инерцию покоя, это явление поколения, включающего некоторое количество пассионарных особей. Фактом своего существования они нарушают привычную обстановку, потому что не могут жить повседневными заботами, без увлекающей их цели.
Пассионарность включает в себя два фактора: потерю энергии первоначального толчка— старение, и насильственное воздействие соседних этносов или других сил природы — смещение. Последнее имеет деформирующий характер. В развитии этноса Гумилев выделяет три параметра: мутацию, взрыв пассионарности и этнический реликт. Мутация и пассионарность соответствуют хаосогенной стадии развития. Пассионарность поглощает и выделяет огромный потенциал биохимической энергии, намного превышающий все затраты в нормальной жизнедеятельности и мыслится как источник возникновения нового этноса. Нет и не может быть этноса, не связанного с первичным взрывом пассионарности. Этнический реликт свидетельствует о ставшей упорядоченности, которая оставалась тождественной самой себе на протяжении достаточно долгого времени. Теория фазового развития этноса позволяет говорить о рождении нового направления — социоестественной истории. Быстрый подъем пассионарности и медленная его утрата — схема, действительная для всех известных этносов. «Принцип этногенеза — угасание импульса вследствие энтропии, или, что то же, утрата пассионарности системы из-за сопротивления окружающей среды, этнической или природной»7.
В общем плане источник феномена пассионарности связывается с факторами космического порядка и, в частности, с циклическими процессами солнечной активности. «Синхроничность и кратковременность начал процессов этногенеза по всей длине полосы, ее узость и протяженность устраняют возможность социальной, климатической и геологической интерпретаций»8. Гипотеза вариабельного космического облучения предла-
385

гает определенный ответ на вопрос об источнике и механизме образования этносов. Поверхность Земли как экран принимает космические лучи, источником которых могут быть либо многолетние вариации солнечной активности, либо вспышки новых звезд. Большая часть их задерживается ионосферой. Остальная, деформированная магнитным или гравитационным полем Земли, принимает облик геодезических линий, часть из которых обладает мутагенными свойствами. В облученных ареалах появляются мутанты, но мутанты-уроды устраняются естественным отбором быстро, а пассионарии медленно, ибо они есть норма. Человеческий разум коррелируется с формулами энергопотоков, он проводит действия, отвечающие их импульсам. Если допустить, что человеческий разум — путь к экрану, отбрасывающему биохимические импульсы, как зеркало отбрасывает солнечный луч, превращая его в лик, то обратный путь биохимического импульса, зафиксированный человеческим сознанием, будет тем, что принято называть мироощущением, с которым, однако, не следует смешивать сознание и мировоззрение. Гумилев подчеркивает, что биогенная миграция атомов химических элементов всегда стремится к материальному своему проявлению в биосфере, имея в виду факт повышенной активности.
Пассионарность характеризует наивысшие подъемы в истории цивилизаций, как, например, возникновение христианства. Оно, по мнению автора, явилось реакцией на химеру, возникшую в результате слияния «греческого и израилитского» этносов. Насколько она устойчива и принципиально положительна, иначе говоря, насколько она отвечает критериям позитивной мутации и способна к самосохранению — большая проблема. Ибо такая позитивная мутация, как ислам, явившаяся результатом подавления гностицизма, не смогла сохранить себя как здоровый этнос. Причиной тому явилась «экзогамия», проявляющаяся через гаремы. Смешение кровей и деструкция этнических стереотипов привели к возникновению «новой химерной целостности», породившей идеологию ис-маилизма.
Феномен пассионарности, выявленный Л. Гумилевым, позволяет принять представление о человеке как о «реальной географической силе наряду с прочими», сформулированное еще В. Вернадским. Сила эта не всегда созидательная, она ведет к разрушительным последствиям. Слова Л. Гумилева: «Биосфера, способная прокормить людей, но не в состоянии насытить их стремление покрыть поверхность планеты хламом, выведенным из цикла конверсии биоценозов»9 есть реальное тому предостережение.
Примечательно, что маховик репрессий в полной мере отразился на судьбе Л. Гумилева. В первый раз он был арестован еще в декабре 1933 г., затем в августе 1935 г. и вновь по доносу в марте 1938 г. с осуждением на Шлет. Отбывал срок на Беломорканале, но внезапно прежний приговор был заменен расстрелом. Спасло Гумилева только смещение Ежова. В итоге получил пять лет, отбывал срок в Норильске. Освободился в 1943-м, но под расписку был оставлен работать на Севере. Упросил отправить его на фронт, где в составе полка защитной артиллерии дошел до Берлина. После войны вернулся в Ленинград, восстановился на историческом фа-
386

культете и получил наконец диплом. В 1948 г. блестяще защитил кандидатскую диссертацию «Подробная политическая история первого тюркского каганата», но получить уже высланные ВАКом документы не успел, так как после известного «ждановского» постановления о журналах «Звезда» и «Ленинград» был вновь арестован и осужден на 10 лет. Отбывал срок в Караганде и в Омске. Окончательное освобождение пришло в мае 1956г., после XX съезда КПСС. Еще в условиях сталинского ГУЛАГа начал размышлять над сущностью и движущими силами этнической истории, феноменом пассионарности10. «Залп» идеологической реакции, обращенный на концепцию Гумилева, не заставил себя долго ждать. В статье Б. Кедрова с соавторами отмечался и его отход от линии партии, и игнорирование концепции исторического материализма, указывалось на необходимость сближения и слияния наций, апеллирования к классовому подходу, делался вывод об «антинаучном освещении важнейших проблем». В подобных оценках не было только заключения о «расизме» Л. Гумилева и его комментатора— Ю. Бородая".
Термин «коэволюция» впервые был использован в 60-х гг., как удобная интерпретация термина ноосфера. О его возникновении Н.Н. Моисеев пишет так: «Термин ноосфера в настоящее время получил достаточно широкое распространение, но трактуется разными авторами весьма неоднозначно. Поэтому в конце 60-х гг. я стал употреблять термин «эпоха ноосферы». Так я назвал тот этап истории человека, когда его коллективный разум и коллективная воля окажутся способными обеспечить совместное развитие (коэволюцию) природы и общества. Человечество— часть биосферы, и реализация принципа коэволюции— необходимое условие для обеспечения его будущего»12.
Рассматривая проблему коэволюции, следует выяснить, какие воздействия на биоту (совокупность всех живых организмов, в том числе и человека) будут иметь значение для выживания человека как биологического вида, для сохранения и воспроизводства на Земле человеческого общества и цивилизации. Эволюция биоты реализуется через процесс видообразования. Биосфера — сложная система, развивающаяся крайне неустойчиво. Ее эволюция знает множество катастроф. По современным данным для естественного образования нового биологического вида требуется не менее 10 тысяч лет. Эволюция человеческого общества происходит при сохранении генетических констант вида homo sapiens и реализуется через взаимосвязанные процессы развития социальных структур, общественного сознания, производственных систем, науки, техники, материальной и духовной культуры. Качественный характер этих взаимодействий меняется вследствие научно-технического прогресса, тех коэволюции. Скорость техноэволюции в отличие от биоэволюции постоянно возрастает. При большой разнице в скоростях биоэволюции и техноэволюции (три десятых порядка) говорить о коэволюции природы и общества невозможно. Очаговые и локальные последствия деградации окружающей среды приводят к заболеваниям, смертности, генетическому уродству, они чреваты региональными и глобальными последствиями. Собственно говоря, вся деятельность человека, начиная с самых древнейших времен, — это
387

ми, в схоластических дебатах, предполагающих несомненной высшую реальность, отдаленным аналогом виртуальности всегда выступало бытие метафорического художественного языка, заставляющего человека воплощаться в героя, вместе с ним страдать и переживать, иногда страстно желая переиначить ситуацию. Отсюда ее другая функция, связанная с надэмпирическим приобретением опыта, его субъективированным проживанием того, чего еще не было или никогда не будет в реальности. Тоска по эталонному образу жизни, времяпрепровождению, идеальным отношениям между людьми— родителями и детьми, мужчиной и женщиной, начальником и подчиненными и т.п.; предвосхищение счастья и любви, сопровождаемые визуальными представлениями, уже фиксируют в качестве реально существующего виртуальный пласт реальности.
Одной из серьезных проблем виртуалистики является проблема соотношения между образом и вещью, дихотомия власти образа и конкретности вещи. Личная или субъективная история всегда во многом виртуальна. Мы часто в мыслях возвращаемся к ситуациям, вновь их переживаем, желая их изменить. Зачастую мы так сильно сожалеем о том, что не случилось, что вновь и вновь погружаемся в контекст произошедшего, додумывая, а вернее, достраивая иные его траектории, вздыхая: ах, если бы... Но границы конкретной реальности, проза каждодневного бытия, имеющего самостоятельное существование, не очень подвластны идеально-преобразовательному «хотению» каждого индивидуального Я, его произволу и наитию. Зачастую реальные события просто закрыты для проникновения в них переиначивающих импульсов, рожденных в идеальном плане бытия и ведущих к фундаментальным переменам в объективном мире. Фразы типа: «Давай забудем о случившемся... Останемся друзьями», — говорят о родственности языка и виртуалистики. Они и им подобные обращения есть знаковая визитка виртуальной реальности, претендующей на свое укоренение в действительности существующего. Ведь в них призыв — отменить то, что было, переиначить настоящее, выступить властелинами времени и пучка траекторий развития уже зачавшихся сюжетных линий. Но это, — увы! — не всегда возможно.
Говоря об атрибутике виртуальной реальности недостаточно отметить, что она идентична актуальной реальности, т.е. включает в себя пространство, время, движение, развитие, отражение, необходимо подчеркнуть, что она обладает идеаяьно-артефактными, виртуально-специфическими свойствами. Пространственно-временные процессы не связаны жестко однозначно фундаментальными физическими константами, они могут быть проявлены в я-количестве измерений, могут нарушать порядок времени, идущий из проишого через настоящее в будущее. Отражательные процессы в виртуальной реальности происходят в режиме мультимедиа, где допустим стоп-кадр, замедление, ускорение, перескоки, пропуски и перерывы, а движение не обладает статусом абсолютной изменчивости. Развитие, соответственно, может быть инверсионно, т.е. обращено вспять. Многообразие взаимодействий может проявлять загадочные свойства, неведомые в условиях привычной нам земной причинности. Другими словами, в виртуальной атрибутике нет картезианского пространства, Ньюто-
390

нова времени, здесь иная этика и гуманизм. Так или иначе, но речь идет об инаковом, «параллельном мире», который не нуждается в подпитке реальной событийной эмпирией как в своем необходимом наполнении. Его наполнение — ткань процесса мышления и воображения, обретшая в настоящий период свои коммуникации во «всемирной паутине» — сети Интернет. В этом параллельном, но весьма реальном, созданном техно-генной цивилизацией мире, можно говорить о перспективах постсетевой культуры, об информационных войнах и информационном империализме, об особо значимом сексуальном измерении и так называемой «культуре цинизма».
Принципиально новой характеристикой виртуальной реальности является ее панорамность, когда любое событие может быть прочитано и с точки зрения собственной интерпретации, и со многих других, причудливо высвечивающих данное событие точек зрения. В панорамности содержатся возможности прочитывания и обнаружения как следов личной истории, так и фиксации формата действительности, а также акценты, соответствующие данному времени.
Другой бросающейся в глаза характеристикой реальности становится ее предельная феноменальность. Явления получают абсолютную независимость от причин, их порождающих, и могут сплетать канву взаимодействий, отличную от реальной власти вещных отношений в действительности.
Полисемантичность виртуальной реальности проявляется в том, что, с одной стороны, она обостряет проблемы личной самоидентификация, а с другой — их полностью снимает, делая личность безразличной ее объективному бытию. Исследователи уверены, что обнаружение или выход на поверхность приоритетов виртуальной реальности готовился и психоаналитической концепцией бессознательного, и структурализмом М. Фуко и Ж. Делеза. Можно предположить, что основания потребности в виртуальной реальности состоят в рассогласованности зова человеческой природы с санкциями и нормативами социального бытия. Открытие расколото-сти субъекта, о котором во всеуслышание заявила постмодернистская философия, жаждало каких-либо форм компенсации. В плане реального бытия жизненная сила и воля человека предельно ограничены и скованы рамками экономических, институциональных, идеологических, культурных и прочих отношений. Человек включен и по большей части задавлен логоцентризмом, системой универсальной машинерии. Виртуальная реальность как бы дарит ему бытие в потенции или все имеющиеся возможности (потенции) бытия. Она говорит о постоянной готовности человека к трансцендированию, т.е. к переходу за свои реальные границы, к восхождению от условного к безусловному. Ее многообразие заполнено неоформившимися образами, она обильно оплодотворена всяческими возможностями и в силу их изначального многообразия существует как некая неопределенная сфера, ожидающая и обретающая свою проявленность. Ибо каждый индивид способен к трансцендированию, интеллигибельному постижению, что на обычном языке означает: не лишен способности мечтать, фантазировать, предвкушать и предчувствовать.
391

Иногда за качеством виртуальности закрепляется интерпремия — «бестелесая предметность». Расшифровывая ее, правомерно применить подход, который продемонстрировал отечественный философ Э. Ил&енков к проблеме идеального. С этих позиций можно понять, как ирреальная реальность, богатство в ценных бумагах, власть титулов и должностей, преклонение перед «знаковыми фигурами» и т.д. ведут/к усилению господства виртуального начала в обществе. Однако в данном случае речь идет о виртуальности социальных феноменов, тогда как внутренняя субъективная виртуальная реальность моделируется в соответствии с потребностями телесного и экзистенциального характера. Виртуальная реальность как раз и создает возможные поля и срезы проявлений двойственности, а быть может, и множественности внутренней экзистенции человека. Насколько сильны механизмы памяти или «присутствия предшествующей истории события» (как определял память А. Бергсон) в виртуальной реальности, вопрос сложный. С одной стороны, именно эти механизмы и могут инициировать весь процесс содержательного моделирования виртуальной реальности. С другой— ничто не мешает субъекту перестать чувствовать себя связанным памятью или историей событий в прошлом и конструировать ирреальный мир по наитию на данный момент. Построение внутренней картины внешнего мира, где господствует персональная система ценностей, внутренний, дистанциированиый от общества.уклад жизни,— достаточно знакомая всем процедура. Такого рода «повседневная» виртуалистика носит интерсубъективный характер, имея в виду тот факт, что ее моделированием занимается почти каждый в процессе своей жизнедеятельности. Виртуальная реальность, бесспорно, имеет проективную природу, но насколько в ней проецируется предметное внешнее бытие и происходят заимствования из сферы объективного мира, а насколько проекция искажается призмой сознания и, более того, бессознательного, — вопрос открытый.
Вряд ли кто-нибудь будет оспаривать мнение, что проблема «homo virtualis» (человек виртуальный) станет центральной проблемой XXI в. Сегодня у нашего современника обнаруживают даже «ген виртуальности», который укоренен в лабиринтах мыслеобразов. Виртуальность в своем техническом и физическом измерении является продуктом постиндустриальной цивилизации и информационной электронной революции. Ее можно понимать и как необходимый план бытия информационного общества. Этот план имеет тоталитарные тенденции. Тотализация виртуального измерения зависит от очень многих обстоятельств: от средств массовой информации, особенностей коммуникации, правовых и идеологических механизмов, бытия языка, языковых клише и от так называемой мен-тальности народа. Сами характеристики— немец педантичен, американец прагматичен, француз любвиобилен, русский пьян и ленив, а англичанин неизбежно чопорен — есть также визитка виртуалистики, выступающей от имени сконструированных мышлением и воображением собирательных образов поведенческого мира этноса.
Виртуальная реальность, фиксируя множество несводимых друг к другу, онтологически самостоятельных реальностей, является их моделирую-
392

щей имитацией. В качестве основных функций виртуальности называются: порожденность, актуальность, автономность, интерактивность1.
Однако еще задолго до оформления виртуалистики в самостоятельное направление в физике утвердилось понятие ВЧ — виртуальная частица. «ВЧ — это такие объекты в квантовой теории поля, наделенные всеми теми же характеристиками, что и реальные «физические частицы», но не удовлетворяющие некоторым существенным условиям. Например, для виртуального фотона масса его не обязательно нулевая, а энергия не является обязательно положительной. Ни одна из них не существует таким образом, как обычные частицы. Они не обладают бытием наличным, выступают как бы на мгновение из потенциальности, полностью никогда не актуализируясь»2.
Учет этимологии понятия (от лат. virtualis — «возможный; такой, который может или должен появиться при определенных условиях») делает особый акцент на механизмах процесса порождения. Виртуальная реальность (ВР) существует, пока активна порождающая ее среда. Некоторые ученые связывают с ВР, образованную компьютерными средствами, модель реальности, которая создает эффект присутствия человека в ней, позволяет действовать с воображаемыми объектами. Примечательно, что в качестве основных качеств ВР указывают на полную погруженность человека в мир виртуальной реальности, полное ему подчинение. Получается, что если убрать факт присутствия компьютера, то путешествие человека в фантомах своего сознания может быть уподоблено и уподобляется шизофрении, а при участии компьютерной моделирующей системы те же упражнения человека с воображаемой реальностью обретают статус нормального взаимодействия в виртуальном мире. И тогда виртуальная реальность выступает как новейшая технология, а подобные аналоги, не обеспеченные техническим оснащением, трактуются как патология.
Словенский психоаналитик Славой Жижек уточняет, что статус ВР состоит в том, что она не имитирует реальность, а симулирует ее. Симуляция порождает сходство несуществующей реальности — симулирует нечто несуществующее, как шарлатаны симулируют симптомы болезни. Однако эта аналогия правомерна только в части разъяснения термина «симулирует» и акцента на создании чего-то несуществующего. Неправильно было бы думать, что смысл виртуальной реальности в повторении мира, напротив, она направлена на егб преодоление или хотя бы дополнение.
Следовательно, встает проблема типологизации виртуальной реальности, где в глаза бросаются отличия ВЧ — виртуальных частиц — от психической виртуальной реальности, социальных феноменов ВР и компьютерной ВР (КВР). И если применительно к ВЧ можно говорить об их мерцающем, недовоплощенном существовании, то компьютерная ВР — это область парадоксального. Она достаточно осязаема, но предметной сущностью, бытием самим по себе не обладает. Как уже было сказано, она существует, пока ее существование поддерживается активностью порождающей сферы. По словам А. Севальникова, «парадоксальность тако-
393

го бытия состоит в том, что «существует» то, чего по сути нет»3. Он также - ^бращает внимание и на другую особенность КВР— ее существенную нёйотенциальность. Она всегда налична в своем бытии. Виртуалистика избирает и собственный категориальный аппарат. Статус категориальности задает исходная диалектическая пара: виртуальное — константное. К понятийному гнезду данного направления относят следующие понятия:
- виртуал — фрагмент виртуальной реальности;
- потенциал — субъект, порождающий виртуальную реальность;
- агент-представитель — субъект, населяющий виртуальную реальность.
Отмечая многоаспектность виртуалистики, следует особо выделить ее дефиницию, предложенную исследователем данного направления Н.А. Носовым с точки зрения обобщенного, парадигмального ее понимания. «Подход, основанный на признании полионтичной реальности, получил название «виртуалистика»4. Так понимаемая идея виртуальной реальности позволяет по-новому взглянуть на теоретические проблемы философии науки, связанные как с бытием мира идеальных конструктов и моделей, так и с семантикой языковых структур, процедурой концептуализации, иначе взглянуть на проблему адекватности и корреляции бытия и мышления, усмотреть пересечения virti или virtus с третьим миром К. Поппе-ра и его идеей принципиальной фальсифицируемое™ научно-теоретических обобщений. Когда virtus полагается как сила, вызывающая явление к жизни, налицо родственность данного понятия с импульсом спонтанной активности, охватываемой термином «пассионарность». Они различны на уровне результирующей стадии — по эффектам своих воздействий — но весьма тесно переплетены в стадии имманентного энергетического зарождения. Устойчивое развитие человечества сопряжено с необходимостью осознавания новых реалий своего космо-психо-информационного бытия, включения их в полотно современной научной картины мира и поиском духовных опор противостояния мировой энтропии.
Другой животрепещущей проблемой современности является технология тонирования. Революционная ситуация в генетике взывает к детальной и кропотливой философской рефлексии над ближайшими и отдаленными последствиями вмешательства в человеческий тип. Благо или зло сулят новейшие достижения в этой области? Эксперимент клонирова-ния— создания искусственным путем первого млекопитающего— овечки Долли (животного, полученного из соматической клетки) — феномен, потрясший воображение всех живущих на Земле. Заметим, что соматической называется любая клетка взрослого организма, она несет в себе набор наследственного вещества. Половые клетки имеют половинный набор генов, поэтому при зачатии отцовская и материнская половины соединяются в единый новый организм. Термин же «клонирование» (от древ-негреч. klon — побег, черенок) всегда имел отношение к процессам вегетативного размножения, и в этом своем качестве был достаточно хорошо знаком. Клонирование растений черенками, почками, клубнями в сельском хозяйстве известно с древних пор. Живые организмы, например амеба, также размножаются, производя генетически идентичные клет-
394

ки, которые так и называются клонами. Клетки живого организма прошли специализацию и дифференцировку, поэтому клетка печени, к примеру, отличается от нервной клетки. У эритроцита— кровяной клетки^-вообще нет ядра и наследственного вещества ДНК. Более того, в одних клетках включены и работают одни гены, в других — другие. В клетках стареющего организма концы хромосом короткие, у молодого они длинные. Специализированные клетки организма теряют свою многовариантность. Существуют так называемые стволовые клетки, которые находятся на ранней стадии дифференцировки и могут давать начало разными типам клеток. Поэтому для клонирования существенно важно получить недифференцированные клетки, которые могли бы размножаться и жить в пробирке и быть в любое удобное время пересажены животному-реципиенту. В стволовые клетки могут быть пересажены разные гены, измененные в нужной комбинации, и выращены организмы «с заказанным генотипом».
В общем смысле клонированием может быть назван процесс, предполагающий создание существа, генетически тождественного родительским. Изучение технологии клонирования началось в 60-е гг., однако сенсация, связанная с воспроизведением млекопитающего, приходится на 90-е гг. В связи с этим логическим образом вытекает проблема возможности экспериментов клонирования над человеком. До тех пор, пока речь шла об эффективности клонирования для обеспечения сфер жизнедеятельности человека— в рыбном хозяйстве, сельском хозяйстве, растениеводстве — проблема не обретала такую остроту и не сталкивалась с подобным накалом страстей. Когда же речь заоша о клонировании человеческого существа, потребовались усилия многих теоретиков для осмысления последствий такого шага. По мнению известного американского ученого П. Диксона, любой способ, который испробован на млекопитающих, может быть применен к людям. В этом случае мы получим копии взрослых людей, копии своих родственников, друзей и вообще попадем в ситуацию реальной множественности, в которой и не отличить, где генетически подлинное человеческое существо, а где артефакт— искусственно созданное.
Согласно публикациям5, в 1998 г. американский физик из Чикаго Ричард Сид на симпозиуме по репродуктивной медицине громогласно заявил о намерении приступить к работам по клонированию человека. Есть и желающие участвовать в этом эксперименте: группа медиков и группа лиц, стремящихся обрести свои копии или быть донорами.
Если говорить о деталях клонирования овечки Долли, то следует отметить, что начало этому организму дала материнская клетка, содержащая двойной набор генов матери. Иными словами, овца не имеет отца, но есть три матери: овца, которая дала свой генетический материал, овца, от которой взяли клетку, и овца-реципиент, которая вынашивала знаменитого ягненка. Исследователи подчеркивают, что можно получить генетически идентичную копию только с материнского организма, потому что ядра пересаживаются в яйцеклетку. В цитоплазме яйцеклетки есть небольшая часть генетического материала, митохондриальная ДНК, кото-
395

рая передается зародышу только от матери и обусловливает материнскую наследственность. В сперматозоиде такой ДНК нет. Поэтому любой человек, как и животное, получает больше информации от матери, нежели от отца.
Путь к клонированию пролегал через определенные вехи:
• 1883 г. — открытие яйцеклетки.
• 1943 г. — оплодотворение яйцеклетки в пробирке. Десятилетие спустя перенос яйцеклетки.
• В 1973 г. — профессор Л. Шетлз из Колумбийского университета в Нью-Йорке заявил, что готов произвести на свет «бэби из пробирки», однако последовало категорическое вето из Ватикана.
• 1977 г. — сообщение о клонировании лягушек.
• 1978 г. — рождение ребенка из пробирки в Англии — Луизы Браун.
• 1981 г. — получены три клонированных эмбриона (зародыша человека), развитие которых было приостановлено.
• 1985 г. — рождение девочки у первой суррогатной матери.
• 1987 г. — клонирование 32 человеческих зародыша, после чего они были уничтожены.
• 1996 г. — рождение пяти ягнят без участия барана.
• 1997 г. — рождение овечки Долли. В конце июня 1997 г. президент США Клинтон направил в Конгресс законопроект, запрещающий создавать человеческое существо путем клонирования и ядерного переноса соматической клетки.
• 1998 г. — заявление российских академиков Л. Эрнста и И. Кузнецова, которые на пресс-конференции в Российской Госдуме подтвердили технологическую возможность клонирования человека6. Подобного мнения придерживается и член-корреспондент РАН А. Монин, полагая, что научные исследования всегда шли и будут идти, любые запретительные попытки в отношении клонирования имеют ограниченный характер7.
Целесообразен ли запрет клонирования в народном хозяйстве: в растениеводстве, животноводстве, рыбном хозяйстве? Ведь получение копий ценных животных и растений, огромное количество экземпляров животных-рекордсменов, которые будут точной копией родительского ррга-низма или необыкновенно ценными растительными лекарственными препаратами, — не зло, а благо. Целые стада элитных коров, лошадей, пушных зверей, сохранение исчезающих видов животных — все это говорит о еще одной революции в сельском хозяйстве. Причем здесь просматриваются самозамыкающиеся технологии, ибо кормлением может служить такое вещество, как калус, представляющее собой скопление делящихся клеток, из которых любая может дать жизнь новому организму-растению. Производство инсулина, синтез животных и растительных белков также даст экономический эффект. Иногда исследователи усматривают возможность посредством клонирования восстанавливать вымершие виды, так как в ископаемых костных останках можно обнаружить сохраненную ДНК.
396

Ответ на поставленную проблему упирается в необходимость четкого осознания многоаспектное™ феномена клонирования. Есть медицинский, этический, философский, религиозный, экономический и прочие ее аспекты. Клонирование, как очень сложная экспериментальная технология, в принципе может приводить не только к воспроизводству эталонов (когда цель согласуется с результатом), но и к воспроизводству уродцев. С методологической точки зрения речь идет о повсеместно проявляющемся процессе рассогласования первоначально поставленных целей и полученных результатов. В условиях клонирования на человеке это аморально и преступно. Кроме того, неизвестно, как поведет себя клонированный организм в социальном контексте, а в случае с животным— в стадном контексте. Ведь всем известен факт сложной стадной жизни высших животных, их ролевого разделения и амплитуды поведенческого агагуа. Изначальная жесткая генетическая запрограммированность может во многом ограничить данный организм в его универсальности. Он может оказаться странным уродцем.
Все религиозные институты настаивают на том, что рождение человека должно происходить естественным образом, иначе у родившегося не будет души.
В формировании человека нужно стремиться к раскрытию образа и подобия Бога в нем, а не к созданию кощунственной пародии на его личность. Клонирование, на их взгляд — это вызов всемирной религиозной морали, измена ее принципам. И хотя в клонировании можно усмотреть возможность избежать грехопадения и отдаленный аналог непорочного зачатия, для православного человека, отмечает И. Силуянова, кло-нирование — это серьезное искушение выйти на уровень «массовой святости» путем клонирования. И «волки сыты» (соблюдены нормы аскети-ки — нет полового акта — нет лазеек для передачи первородного греха) и «овцы целы» (соделаны стада невинных и чистых «святых»). Клонирование — это еще и возможность прельщения для монашенствующих как способ продлить свой род, сохраняя плотское воздержание8.
Интересно, что в памятниках мировой интеллектуальной мысли с легкостью обнаруживаются следы обсуждения данной проблемы, задолго до ее постановки на волне научно-технического прогресса. Так, тексты каббалы запрещают саму возможность помыслить о создании человека по заданным параметрам, ибо за этим стоит космическое всевластие во многом нравственно несовершенного существа. Такой сверхчеловек устраняет саму идею Бога. Доктор Фауст Гете пытается создать искусственного человека — гомункулуса и при этом присутствует сила зла — Мефистофель. Проблема сверхчеловека, поставленная Ницше, напрямую связана с выводом: «Бог умер!» Хаксли в романе «О дивный новый мир» описывает генетические манипуляции с эмбрионами. И наконец, идеологический заказ на советскую евгенику, предполагающую вмешательство в природу человека, использование достижений генетики в целях государственной политики, формулирование идеи искусственного отбора в условиях ослабленного естественного, свидетельствует о вероломстве псевдонауки.
397

Евгенический эксперимент включает в себя психологическое тестирование, медицинское обследование, сбор сведений об успеваемости и т.п., а также искусственное осеменение на основе отобранной спермы. Цель подобных мероприятий— повышение «умственных способностей населения»9.
Медицинский аспект клонирования, предполагающий производство подверженных деформации органов и тканей, столь необходимых в хирургии и травматологии, влечет за собой проблему организации производства такого рода материала, поскольку донорами в любом случае должны стать живые люди. А это, в свою очередь, может привести к социально негативным последствиям и криминальному бизнесу.
Клонирование человека как технология во многом уязвимо и в том отношении, что гении зачастую страдают серьезными патологиями. Подагра, шизофрения, циклотемия, эпилепсия и ряд разнообразных нервно-психических расстройств— лишь незначительный набор характеристик гениальных личностей10. Гениальный Циолковский, например, после перенесенной им в детстве болезни стал глухим лунатиком в возрасте от 6 до 14 лет и оставался фантазером все последующие годы. Гениальность связана с социальным признанием, с возможностью превзойти заданную социумом планку обычного развития способностей, и гений прошлого века может стать рядовым существом в следующем.
Идея клонирования гениев может обернуться угрозой здоровью генотипа совокупного родового человека. Когда возникнет индустрия культивирования «лучшести», реальна опасность кары так называемой «плохой плоти». Реализация же гения весьма проблематична, так как она необыкновенно зависима от условий внешней среды. Почему, собственно, нужно клонировать гениев, а не создавать оптимальные условия для развития естественным образом возникших способных, талантливых и гениальных молодых людей? К тому же сама чистота эксперимента клонирования в условиях резко обострившихся глобальных проблем современности (радиация, острая экологическая проблема, многообразные вредоносные внешние факторы, воздействующие на организм, угроза уничтожения самого человечества) под большим сомнением. Такого рода экспериментирование, пусть даже под грифом «секретно», может привести к незапланированным мутациям, исход которых будет непредсказуем. Поэтому весьма маловероятно, чтобы клонирование давало точные копии отобранных образцов. Поскольку появление знаменитой овечки Долли последовало после 277 неудачных попыток, то опасения обретают еще и чисто технический характер. Заместитель директора Института общей генетики РАН Е. Платонов утверждает: «Подсчитано, что удачное клонирование первого ребенка потребует не менее ] 000 попыток. Появится большое количество мертворожденных или уродливых детей»11.
Клонирование в целях помощи бездетным семьям также проблематично, ибо даже в случае положительного исхода и абстрагирования от всех социально-негативных факторов клонирование предполагает воспроизводство не нового организма, а однояйцевого близнеца отца или матери, иными словами, не ребенка, а родственника: сестру или брата. Чело-398