Елизаров Е. Апология «Капитала». Политическая экономия творчества

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава III. Качественная составляющая прибавочного продукта

§ 12

Сложность понимания природы прибавочной части общественного продукта состоит еще и в том, что она не отделена от необходимой, но (в разной мере) содержится едва ли не в каждой из производимой человеком вещи.
Обратимся к окружающему нас вещному миру, своеобразной искусственной материальной оболочке, которую человек создает вокруг себя на протяжении всей своей жизни (жилище, одежда, предметы обихода, средства организации досуга и др.).
Конкретный его состав, равно как и формы, присущие составляющим его элементам, определяется не только конкретно историческим развитием общества, этнокультурными его особенностями, запросами индивида, наконец, материальными возможностями. При этом ни на одном из этапов истории его роль не ограничивается лишь охранительной функцией. Вещный мир,— это не только проницаемая «мембрана», служащая тому, чтобы смягчать воздействие не во всем благоприятной для нас внешней среды. Но, кроме этого утилитарного назначения, его призвание состоит еще и в том, чтобы вводить человека в мир современной ему культуры, формировать в нем способность к восприятию базовых (кстати, не одних только материальных, но и духовных) ценностей общества, без чего не может быть ни общественного согласия, ни восходящего развития.
Сбалансированная с требованиями культурно-исторической эпохи искусственная вещественная оболочка, создаваемая вокруг человека, столь же необходима для формирования личности, сколь духовно-нравственная и психологическая атмосфера родительского дома. Поэтому важным фактором этого формирования становится не только количественная, но и качественная ее определенность.
Господствующий сегодня взгляд на вещи состоит в том, что стержневым содержанием жизни любого социума является материальное производство; именно степенью экономического развития определяется место любого общества в иерархии ему подобных: США и Венесуэла, Россия и Монголия — единый ранжированный ряд выстраивается в первую очередь как ряд национальных экономик. И уже только потом во внимание принимаются какие-то другие отличия, существующие между нашими народами. В обыденном сознании все это преломляется таким образом, что полнота и богатство жизни человека едва ли не всецело определяется степенью материального достатка, который, в свою очередь, едва ли не в каждом случае может быть измерен плотностью и качеством вещного окружения индивида. Высказывается мнение, что такой взгляд восходит к Марксу. Но это совсем не так; можно по-разному относиться к его теоретическому наследию, но в таком «приземленном» понимании предмета он, человек высокой философской культуры, абсолютно неповинен: в материальном производстве он видел вовсе не производство каких-то «материальных ценностей», но нечто другое, куда более фундаментальное. Видеть в нем исключительно экономиста, значит, совершенно не разглядеть того главного, что было сделано великим немецким мыслителем в становлении современной культуры и в развитии гуманистических представлений. Узким же экономистом его делают именно те, кто не способен понять философскую составляющую учения, которое более столетия определяло ход исторического развития доброй половины человечества, да и сегодня продолжает оказывать на него свое влияние.
Несомненной заслугой в развитии мысли является то, что за открытой для всех поверхностью производства вполне осязаемых товаров (потребительных стоимостей) он сумел вскрыть тонкую метафизику созидания такой неуловимой материи, как общественные отношения. Причем это открытие распространяется не только на становление и развитие общественно-экономических формаций в целом, но применимо и к каждому атому любого социума, другими словами, к любому отдельно взятому человеку. По мысли Маркса, сущность человека не только несводима к анатомическим, физиологическим или тому подобным структурам, но и вообще трансцендентна этому сходящемуся к биологии, биохимии, биофизике, наконец, простой механике ряду. Это, в первую очередь, совокупность все тех же неуловимых метафизических связей, которые господствуют в нашем обществе, которые формируют и скрепляют его. Иными словами — подлинная сущность человека — это прежде всего концентрат всех социальных, культурных, нравственных, моральных и, разумеется, правовых ценностей, порождаемых его эпохой, и только потом вечно алчущая чего-то материального плоть. А следовательно, и процесс его «производства» — это (в первую очередь) освоение интегральной структуры именно этих не поддающихся осязанию ценностей. И лишь во вторую — формирование его анатомии, физиологии, психики, и уж совсем в третью — воспроизводство расходуемого в процессе труда энергетического потенциала.
Не только методологической, но и общенаучной заслугой Маркса явилось то, что уже в любом отдельном товаре, как в биологической клетке, содержащей в себе генетический код целостного организма, он обнаружил концентрат всей системы господствующих в обществе отношений. Проделанный им анализ показал, что любой продукт общественного производства не только обладает свойством опосредовать обменные процессы между человеком и природой, человеком и обществом, но и служит средством освоения всей системы связей, скрепляющих и цементирующих наш социум. И поэтому главным для любой потребительной стоимости является не столько способность удовлетворять какую-то отдельную потребность, сколько воплощать собою всю совокупность ценностей, вырабатываемых эпохой.
При этом нужно особо подчеркнуть то обстоятельство, что Маркс говорит обо всей системе общественных отношений, а значит, далеко не только о производственных, то есть тех, которые возникают лишь «по поводу производства, распределения, обмена и потребления». Словом, проблема не может быть ограничена одним лишь этим узким аспектом. Привитие каждому члену общества начал общетехнической культуры, эстетического идеала, всей иерархии этнокультурных и социальных ценностей, разделяемых его средой, незримо осуществляется так же через потребляемые нами вещи — через техническое совершенство, эстетику, эргономику, социальную знаковость и многие другие не всегда поддающиеся формализации параметры, свойственные каждой из них.
Это следует уже из того, что в производство каждой отдельной вещи вкладывается отнюдь не обезличенный, но вполне определенный в техническом, технологическом, социальном, эстетическом, наконец, духовно-нравственном измерениях труд. Здесь, кстати, нужно напомнить, что полностью обезличенный труд, по мысли Маркса, лежит лишь в основе создания стоимости, но вовсе не потребительной стоимости; между тем в процессе непосредственного потребления фигурируют отнюдь не виртуальные политико-экономические сущности, но вполне осязаемые вещи, которые обязаны обладать какими-то конкретными свойствами.
Но если каждая создаваемая человеческим трудом вещь — это концентрат развитой системы общественных отношений, то и качество любого предмета в конечном счете определяется не столько степенью удовлетворения потребности, сколько его (скрытой от поверхностного взгляда) способностью вводить каждого индивида в широкий конкретно-исторический социальный, этно-культурный, духовно-нравственный контекст его жизни в обществе таких же, как он.

§ 13

Ни формальная цена, ни даже фактическая стоимость вещи не говорят о ее действительных возможностях там, где речь идет не о производстве и воспроизводстве рабочей силы, но о формировании субъекта всей системы господствующих в обществе отношений, всей системы разделяемых обществом ценностей и идеалов. В самом деле: стоимость парадного кринолина существенно выше стоимости современного будничного платья,— но только пошитая по сегодняшней моде одежда способна ввести потребителя в мир господствующей ныне эстетики. Стоимость собираемой из ценных пород дерева кареты куда выше стоимости рядового велосипеда,— но первая в принципе не способна ввести человека в мир современной технической культуры. Стоимость старинных инкунабул совершенно несопоставима со стоимостью дешевого «покетбука», но именно последний открывает действительно массовый доступ к тем духовным откровениям, которые формировали и продолжают формировать нашу цивилизацию.
Но если сказанное присуще любому искусственно производимому предмету, оно должно быть свойственно и всему составу потребительных стоимостей, обеспечивающих воспроизводственные процессы в обществе. Поэтому, суммируя, можно заключить, что вовсе не плотность и насыщенность непосредственного вещного окружения человека определяет условия формирования и развития его личности. Чисто количественные параметры всего доступного ему в сфере потребления играют решающую роль только до известных пределов, ниже которых ставится под угрозу уже чисто физиологическое выживание, но с преодолением критического диапазона вступают в действие совершенно иные факторы.
В формировании или, если угодно, в производстве и воспроизводстве человека главенствующим является не столько физиологическое, сколько социально-культурное и духовно-нравственное измерение; а значит, именно им должен подчиниться и весь вещный мир, образующий собой как полную сферу, так и всю инфраструктуру индивидуального потребления. Только в этом случае может быть удовлетворена потребность и индивида, и всего социума в гармонизации своего собственного развития. В сущности об этом пишет и Маркс: «...размер так называемых необходимых потребностей, равно как и способы их удовлетворения, сами представляют собой продукт истории и зависят в большой мере от культурного уровня страны, между прочим в значительной степени и от того, при каких условиях, а следовательно, с какими привычками и жизненными притязаниями сформировался класс свободных рабочих. Итак, в противоположность другим товарам определение стоимости рабочей силы включает в себя исторический и моральный элемент».
Словом, речь идет не воспроизводстве отдельно взятого индивида, но всего социума, ведь в той аксиоматике, которая развивается Марксом, главной производительной силой любого общества является никто иной, как сам человек, а значит, и развитие всей системы производительных сил обеспечивается в первую очередь именно его формированием.
Все это — высокие и, может быть, довольно сложные для понимания абстракции политической экономии, науки, ничуть не менее трудной для понимания, чем высшая математика. Но история показывает, что неотъемлемым свойством всех теоретических абстракций является их не до конца осознанная нами способность подчинять себе всю нашу жизнь. Правда, в кристаллизовавшейся к середине ХХ века политической экономии очень многое было от идеологического противостояния политических систем, но ведь — не все; и эти ее выводы едва ли могут быть оспорены. В них уже нет никакой идеологической шелухи, и они действительно подтверждаются не только историей, но и повседневностью.
Вглядимся пристальней. В каждой области человеческой деятельности, как минимум, какая-то часть профессионально занятых в ней исполнителей должна быть в состоянии выражать и воплощать в материале новые идеи, способные опережать сложившиеся здесь стандарты или стереотипы. Залогом совершенствования каждого сегмента общественной жизни является стихийно складывающееся формирование особого слоя профессионалов, не только восприимчивых ко всему новому и прогрессивному, но и испытывающих прямую потребность в постоянных инновациях. Если говорить не об отдельно взятых индивидах, но о больших статистических массивах, то по преимуществу именно этот слой отождествляется с квалификационной элитой, складывающейся в каждом профессиональном цехе. При этом было бы ошибкой видеть в совокупном субъекте инноваций исключительно работников умственного труда, все это справедливо в применении ко всем без исключения видам трудовой деятельности вообще, а значит, и непосредственно к физическому труду. Поэтому и в чисто материальном производстве всех товарных ценностей развитие каждого его сегмента обеспечивается не только трудом инженерного корпуса, но и творчеством (по меньшей мере) квалификационной элиты рабочих кадров.
Между тем способность человека к самостоятельному поиску или, как минимум, к адекватному восприятию нестандартных решений, постепенно формирующих новый облик современной ему культуры, начинает воспитываться в нем отнюдь не с вхождением в тот или иной профессиональный цех, но с самых первых дней после его появления на свет. А это значит, что далеко не последнюю роль в его развитии играет общение с тем вещным миром, который достается ему уже при рождении. Именно это вещное окружение обеспечивает действительное вхождение и в уже сложившуюся систему общественных отношений (включая все основные измерения духовной и материальной культуры), и в мир опережающих сегодняшний день культурных (технических и гуманитарных) ценностей. Все то, что потом проявится в его сугубо профессиональной практике, уходит своими корнями именно в это начинающееся с самых первых дней его существования в нашем мире общение.
Трудно сказать, как именно появляются творчески одаренные люди. Но в теории развития общества недопустимо оперировать измерением отдельно взятого индивида, словом, замыкаться в рамках так называемой социальной «робинзонады». Ни один общественный закон не применим к каждому человеку, практически все они носят лишь статистический характер. Если же принимать во внимание большие статистические массивы, то, наверное, можно утверждать, что включение каких-то таинственных механизмов формирования склонных к инновационной деятельности людей происходит благодаря постоянному появлению в каждой группе потребительных стоимостей, призванных удовлетворять ту или иную потребность, особой, престижной группы товаров, которые воплощают собой авангардные тенденции в развитии многих сфер общественной жизни.
Говоря иными словами, товаров, воплощающих в себе существенно бoльшую долю прибавочного продукта, прибавочного труда. Просто в потребительском обиходе «прибавочность» того и другого замечается нами не в виде абстрактных теоретических категорий, но в зримой форме самых передовых материалов и технологий, в развитой функциональности, эргономике, наконец, эстетике потребительной стоимости.
Во многом именно существование таких престижных товарных групп, которые опережают сложившиеся стандарты сегодняшнего дня, способствует формированию у статистических контингентов и способности к восприятию нового, и объективной потребности в нем.

§ 14

Но дело не только в том, что потребительные стоимости, аккумулирующие в себе авангардные виды общественно необходимого труда сами по себе способны вводить индивида в мир более высокой материальной культуры, они к тому же обладают еще и совершенно особой социальной знаковостью. В свою очередь, особая знаковость открывает дополнительные возможности в воспроизводственной сфере.
Строго говоря, социальной знаковостью обладает без исключения каждый предмет потребления. Но роль той представительской функции, которую он выполняет, не сводится к одному только указанию на место его обладателя в единой социальной иерархии. Проще говоря, дело не сводится только к тому, что дурное платье свидетельствует о принадлежности к социальным низам, а хороший покрой — о принадлежности к общественной элите. Не менее, а может быть и более существенным является то обстоятельство, что знакообразующие формы любого предмета потребления являются традиционным для социально дифференцированного общества индикатором той степени условного «кредита», который может быть предоставлен его обладателю со стороны всех элементов национальной инфраструктуры воспроизводства.
Все это можно наблюдать буквально на каждом шагу; об это говорят уже пословицы — концентрированная мудрость любого народа: в жизни и в самом деле «встречают по одежке», и перед человеком, производящим впечатление неблагополучного, просто захлопываются многие двери. Подтверждением этому является и известная реклама, которая утверждает, что даже кажущегося оборванца, на руке которого — дорогие швейцарские часы, гостеприимно встречают везде.
Поэтому и относительные возможности гармонизации воспроизводственных процессов у тех социальных слоев, которые имеют доступ к особо престижным группам потребительных стоимостей, как правило, значительно выше, чем это предоставляется номинальным уровнем их фактического дохода. Ведь сюда необходимо добавить и тот — по существу безвозмездный — кредит, который предоставляется человеку всей национальной инфраструктурой воспроизводства. А это значит, что реальная зависимость между уровнем дохода и степенью оптимизации воспроизводственных процессов в конечном счете описывается не простой арифметической, но какой-то другой, не во всем понятной нам прогрессией.
Все это говорит о том, что любая вещь, рассматриваемая как предмет потребления, имеет как минимум три самостоятельных измерения:
— способность удовлетворять ту или иную потребность,
— способность вводить индивида в систему господствующих в его обществе отношений (включая всю систему этнических, социальных и культурных ценностей),
— наконец, способность играть роль знака-ключа к дополнительным ресурсам инфраструктуры потребления, дающим возможность интенсифицировать и гармонизировать социализацию индивида.
Именно эти особенности потребительной стоимости раскрывают собой природу социально классового распределения. Мы знаем, что классово антагонистическое общество характеризуется не только частной собственностью на средства производства, но и неравенством в распределении общественного продукта. Но мы знаем и другое: источником всех ключевых характеристик общества является производство, именно в нем зарождаются отличия, пронизывающие все другие сферы общественной жизни. Вся логика «Капитала» приводит к этому выводу. А следовательно, и особенности распределения должны формироваться именно в этом пункте единого экономического цикла.
Однако здесь мы сталкиваемся с трудностью, которая не обнаруживается при анализе стоимостного измерения общественного производства. Стоит же от исследования стоимости перейти к его физическому содержанию, т.е. к производству потребительной стоимости, как она становится очевидной. Если видеть в конечном продукте общественного производства аморфную массу качественно однородных вещей, мы ничего не поймем в логике ее распределения. Никакое неравенство последнего окажется невозможным, ибо ни один человек (забудем на минуту об индивидуальных особенностях организма) не в состоянии потребить больше другого. Между тем при качественной неразличимости одноименных потребительных стоимостей неравенство распределения может реализоваться только в чисто количественных диспропорциях, когда одним достается больше, чем другим. Но принципиальная невозможность потребления большей массы потребительных стоимостей, чем это обусловлено органической потребностью, делает решительно невозможным таким образом понятое неравенство распределения.
Разумеется, количественные диспропорции имеют место, но здесь нужно принять во внимание одно важное соображение. Полуголодное существование одних и пресыщенность других на самом деле не объясняет ничего; неравенство хоть и проявляется в этом, но лишь отчасти. Подлинное же существо любого явления проявляется только в высшей фазе его развития («анатомия человека — ключ к анатомии обезьяны»), между тем с развитием капитализма положение, при котором эксплуатируемый класс получает недостаточно для своего нормального воспроизводства, отходит в прошлое. Классовая борьба, с одной стороны, закон стоимости,— с другой, делают свое дело, но это не мешает капитализму оставаться капитализмом, классово разделенным, антагонистическим обществом, а значит, существо неравенства в распределении в конечном счете состоит вовсе не в количественных диспропорциях.
Остается только одно — изначальная качественная дифференциация потребительных стоимостей, которая может быть достигнута только в дифференциации их производства. Социально классовый характер распределения определяется тем, что разделенным оказывается само производство; уже здесь мы обнаруживаем качественное различие всех его элементов: характеристик предмета, особенностей используемых средств, наконец, самым главным — содержания труда.

§ 15

Оборотной стороной того обстоятельства, что известная доля прибавочного труда содержится в каждой потребительной стоимости, является (столь же объективная, сколь и потребность в созидании и восприятии нового) потребность социума в известной доле здорового консерватизма. Этот консерватизм, в свою очередь, необходим во всех сферах человеческой деятельности, в противном случае нарушается преемственность всякого развития, а значит и сама устойчивость общества оказывается под угрозой. Но точно так же, как чувство нового (и постоянная потребность в нем) формируются задолго до присоединения человека к тому или иному профессиональному цеху, задолго до вступления в самостоятельную жизнь происходит и формирование склонности к консерватизму. А значит, и здесь не последнюю роль играет сфера общения с искусственно создаваемым вещным миром, который окружает каждого человека с самого момента рождения и продолжает формироваться вокруг него всю жизнь.
Но если в первом случае социальные притязания и потребительские претензии квалификационной элиты могут быть удовлетворены только доступом к престижной товарной группе, аккумулирующей в себе максимально возможную «прибавочность» общественно необходимого труда, то объективные потребности не испытывающего склонности к инициативе, подверженного инертности социального слоя могут быть удовлетворены совершенно иной группой вещей,— а именно тех, которые воплощают в себе морально устаревающие отправления общественного производства.
Если тяготение к одному полюсу социальной активности свойственно в большей мере квалификационной элите, которая формируется во всех сферах общественной жизни, то склонность к противоположному полюсу — по преимуществу низко квалифицированным контингентам рабочей силы. (Повторим лишь, что все это справедливо исключительно в статистическом плане.) Впрочем, здесь существует и обратная зависимость: как правило, именно потребность в инициативе и творчестве стимулирует рост квалификации — и наоборот: приверженность к инертности и иждивенчеству нейтрализует потребность в ее повышении. И если уровень социальных притязаний одних оказывается выше среднего, то уровень притязаний тяготеющей к социальной инертности части общего статистического массива,— как правило, ниже.
Таким образом, можно суммировать сказанное. Формально одноименные потребительные стоимости, которые призваны обеспечить «производство и воспроизводство» человека, могут аккумулировать в себе совершенно различные виды общественно необходимого труда. Одним из полюсов их всеобщего спектра предстают авангардные. То есть способные погружать своего потребителя в сферу значительно более высокой технической культуры, более совершенной эстетики, более выверенной антропометрии, словом, виды труда, социальная знаковость которых способна акцентировать принадлежность индивида к высшим ступеням общественной иерархии. Этой же знаковостью подчеркиваются и его притязания на соответствующую степень кредита со стороны всех институтов национальной инфраструктуры воспроизводства. Другим, противоположным, полюсом оказываются близкие к моральному устареванию вещи, субстанция которых, впрочем, вполне способна обеспечить физиологически нормальное воспроизводство индивида, но вместе с тем знакообразующие их формы замыкают его существование в мире вчерашнего дня и подчеркивают принадлежность человека к социальным «низам», если вообще не к изгоям. Весь же реальный мир искусственно создаваемых человеком вещей оказывается расположенным между этими крайним точками.
В конечном счете обеспечение гармонического развития всем слоям общества (от тех, которые воплощают в себе творческий его дух, до тех, где коренится столь же необходимый ему консерватизм) может быть достигнуто только там, где производительные силы достигают известного совершенства. Поэтому не случайно Маркс связывал становление общества, полностью свободного от любого социально классового расслоения в первую очередь именно с развитием производительных сил. Но такое состояние достижимо, наверное, лишь в далекой исторической перспективе. Там же, где национальная инфраструктура воспроизводства человека в состоянии обеспечить гармонизацию только для ограниченной части общества, действительное социальное равенство в принципе не реализуемо. И попытка претворить извечную мечту о всеобщем равенстве в России оказалась преждевременной именно потому, что уровень развития ее производительных сил оказался совершенно недостаточным для этого.
Добавим к сказанному, что там, где большие группы населения выбрасываются за обочину воспроизводственной инфраструктуры, возникает перспектива непропорционального развития девиантных слоев общества. Поэтому непропорциональный рост именно этих категорий в конечном счете способен столкнуть в кювет глобального культурно-исторического процесса всю нацию.

Выводы

Подводя краткий итог сказанному, можно утверждать следующее.
1. Прибавочный продукт и его диверсификация, институт принуждения, формирование специфической способности человека к предвидению и организации — все это стороны какой-то одной глобальной перемены, свершающейся еще в самом истоке человеческой истории. Собственно, именно с нее, перемены, и начинается последняя. Все эти реалии неотрывны друг от друга, а значит, каждая из них включает в свое содержание и ключевые определения остальных. Полный анализ этого единства — предмет самостоятельного исследования. Но уже из того, что вкратце было очерчено здесь, можно сделать вывод о том, что видеть в прибавочном продукте только то куцее определение, которое приводится в словарях, значит не увидеть практически ничего.
2. Представление о прибавочном продукте как о дополнительной массе товара, потребительная стоимость которого решительно ничем не отличается от потребительной стоимости необходимого, по большей части неверно. Такое положение существует лишь в условиях неразвитого примитивного производства, как правило, на ранних фазах его формирования. Главным же образом «прибавочная» часть проявляется в виде некоторой «дельты качества». Иначе говоря, в виде дополнительных свойств, изменяющих ключевые характеристики необходимого продукта.
«Прибавочная» часть в виде инноваций, собирающих в себе авангардные тенденции развития технической культуры, эстетики, эргономики, других начал, определяющих развитие интегральной системы ценностей прогрессирующего общества, в разной степени концентрации растворена в сугубо необходимом продукте. Собственно только это обстоятельство, только принципиальная невозможность физического отделения «прибавочной» части от необходимого продукта и делает возможной ее существование. Выделить прибавочный продукт в некоем чистом виде, как правило, невозможно.
К сожалению, Маркс дает основание для заключения о том, что качественный аспект выходит за пределы политико-экономического анализа.
3. Все сказанное никоим образом не отменяет чисто количественный аспект, то есть то обстоятельство, что прибавочный продукт существует еще и в форме дополнительной товарной массы, которая производится в течение неоплаченной предпринимателем части рабочего дня. Но и в этом аспекте прибавочный труд не может быть измерен только дополнительным временем. Его «прибавочность» — это еще и качественная составляющая, ибо от одного производственного цикла к другому он предстает как непрерывно меняющееся содержание операций, по-разному организованных в едином пространственно-временном поле деятельного акта. Если бы это было не так, то и по сию пору человечество пользовалось каменными рубилами и ходило в звериных шкурах.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел философия