Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Ваш комментарий о книге

Деррида Ж. О грамматологии

ОГЛАВЛЕНИЕ

Ганжа Р. Писать "О" Деррида


Источник: Русский Журнал
Дата публикации: 20 Июня 2000

Жак Деррида. О грамматологии / Пер. с фр. и вст. ст. Наталии Автономовой. - М.: Ad Marginem, 2000.

Деррида: прежде всего имя собственное, допустим. Но произнося сегодня "Деррида", знаем ли мы, что при этом называем? Способны ли мы оценить всю двусмысленность (ambiguitе) этого знака? Воспроизвести динамику организуемой им вереницы (file) отсрочек и подмен? Или - напротив - сколотить сцену, на которой будет разыграно представление "Деррида" - с самого начала уже изъеденное вторжением предложного падежа: о Деррида, точнее, "О" Деррида. Увертливое кружение вокруг да около и одновременно небывалая полнота и завершенность, тематизируемые этим предлогом, прочерчивают новые пути (les voies) для нашего вопрошания: поддаются ли систематизации многообразные модальности Обращения этого знака в русскоязычном (кон)тексте - Обменять, Обмануть, Обанкротиться, Обналичить, Обобществить, Обладать? Другими словами - как нам писать "О" Деррида? Письмо возникает, когда в системе происходит вычеркивание имени собственного - уникального, самоналичного, всецело присутствующего здесь и теперь - и начинается игра классификационными различиями. Одно дело держать в руке абсолютно бытийствующий кусок мяса и совсем другое - денежный знак или, хуже того, Облигацию государственного займа. В случае денежного знака - в зависимости от его достоинства - наслаждение полнотой бытия можно организовать сравнительно быстро, в случае Облигации, акции или просто честного слова мы имеем дело с Отсрочкой, Откладыванием, Отчуждением наличности (disponibilitе). Столь эфемерное Обеспечение не способно воспрепятствовать Обесцениванию, Обвалу, Обману - и как следствие Обнищанию одних и Обогащению других. Итак, чем мы можем Обладать, имея на руках это эфемерное "Деррида"? И как мы могли бы ввести этот сомнительный и рискованный для нас знак в Оборот? Обратим внимание на прецеденты, помня о том, что все жесты здесь по необходимости двусмысленны.
Статья Н.Автономовой в данном издании Озаглавлена "Деррида и грамматология" - Образцом здесь служит "Старик и море" - и начинается словами: "Перед читателем - книга...". Примерно так же начинается статья Куренного в 14-м "Логосе": "Книга...". Концепт книги (livre) - это указание на некую наличную и непосредственно доступную целостность, Отмеченную знаком своего происхождения - фамилией автора. Автор - это начертание на Обложке книги - подобен зияющей ране (blessure) на гладкой блестящей поверхности рыбьей туши (cadavre), как след насилия и свидетельство О смерти. Такое свидетельство тоже может сулить грядущее наличие - в виде страховки или социальных выплат. Обладать книгой с фамилией "Деррида" на Обложке значит Обладать Определенными гарантиями значительности и содержательности потребляемого продукта. Подобный жест остается внутри круга метафизики, делая "Деррида" непосредственным Означающим полноты смысла. Илья Ильин Обыгрывает ситуацию так: "Ключевой фигурой... является Жак Деррида". Он - Ильин - потому и склоняет фамилию "Деррида", что это должно напоминать повороты ключа (clе). Так он пытается Открыть замок, за которым кроются глубины непочатого смысла и нетронутого присутствия. Несколько изощреннее рыночная стратегия Михаила Маяцкого в тексте "Там и Тогда". Название, говорящее об Отсрочке выплаты или даже о ее невозможности, - это хороший ход, к сожалению, не получивший развития: "Особая ситуация незнакомства русского читателя с основным корпусом произведений... подтолкнула меня к рискованной задаче инкорпорированного комментария... У этой книги есть много причин не появиться. Почему ей, и в самом деле, обязательно нужно быть скорее, чем не быть?" Заигрывание с Отсутствием и небытием лишь Оттеняет Обналичивающий жест: комментарий восстанавливает участки текста, исцарапанные нехваткой и различАнием, ставит заплаты и наводит мосты. Разница с предыдущими стратегиями в том, что здесь непосредственная сила фамилии автора ставится под сомнение в виду ее двойственности: "Гуссерль/Деррида". Комментарий призван стереть черту (ligne), достраивая последовательности означающих вплоть до искомого осуществления полноты смысла "Там и Тогда", которые не случайно пишутся с большой буквы - это имена собственные и называют они абсолютно наличное здесь и теперь. Такая стушеванность знака "Деррида" позволяет вручную устанавливать его курс, приравнивая его к таким, например, единицам, как "мыслитель письма и различия" или "поэт почтовой карточки". В силу этого можно теперь Отличить "реального Деррида" от "fast-food (l'alimentation rapide)".
Уже упомянутая статья Куренного называется "О трансцендентно-полиграфической невозможности Деррида в России" и полемизирует с Маяцким. Тезис статьи таков: Деррида в России здесь и теперь невозможен. Очевидно, речь идет о невозможности употребления знака "Деррида" так, как он употреблялся в примерах из предыдущего абзаца - то есть как знака завершенного и наличного смысла? Как бы не так! Читаем: "Наш же аргумент состоит в том, что практиковать столь пристальное внимание к графическому письму можно лишь при условии достаточно высокоразвитых "материальных техник", гарантирующих философу беззаботное "следопытство" и не отсылающих его к трансцендентным письму и совершенно тупиковым практикам полиграфии или компьютерной технологии или, прости господи (Dieu m'en prеserve!), к некоторой рассеянности субъекта. Коротко говоря, вдумчивый читатель должен быть уверен, что diffеrance есть именно diffеrance, а не случайная опечатка в слове diffеrence, иначе Деррида невозможен. Но это и есть ситуация здесь и теперь в России". Сам по себе этот аргумент легко Опровержим. Во-первых, ни одна из перечисленных практик не трансцендентна письму. Та же полиграфия (polygraphie) - это многописание. Во-вторых, пример с неологизмом подходит скорее для Франции - вот там Деррида действительно невозможен, недаром он там так и не стал профессором. В России упомянутые словечки худо-бедно, но привыкли переводить, и если это делается также с помощью неологизма (различАние), то недаром там стоит большая буковка "А" - как раз для "вдумчивых читателей". То, что хочет сказать Куренной, - это невозможность Обретения полноты смысла под маркой "Деррида" сегодня в России, так как этому Обретению мешают всякие противосмысленные Обстоятельства. Мы же громко заявим: "Деррида" в России необходим именно как невозможный знаковый эквивалент этих Обстоятельств. Все то, что упорно сопротивляется своевременной выплате (paiement) процентов и погашению долговых обязательств, мы и назовем "Деррида". Этот знак - не из разряда Обеспеченных ресурсами казначейства. Он указывает на принципиальную невосполнимость любых ресурсов, играя роль смачного ругательства при виде вспорхнувшего вверх курса американского рубля (le dollar). Выходит, мы можем ввести этот необычный знак в Оборот, лишь употребив его как идиому, устойчивый оборот речи с негативным Оттенком. Впрочем, мы упустили еще одну возможность.
В немного нелепой книжке Соколова "Маргинальный дискурс Деррида" есть замечательное предисловие. Читаем: "Сочетание академизма исследования и авангардного исследуемого материала вводит диалогичный момент, который вносит... шарм и живость в историко-философский процесс... Осуществляется своеобразный перевод философского авангарда (перевод с "русского" на русский) в традиционную систему философствования". Тогда, пожалуй, верно, что в России без кавычек (guillemets) Деррида невозможен. Но мечта все же лелеется - мечта о реальном присутствии в реальной России реального Деррида без кавычек. Соколов Описывает второй приезд бескавычкового Деррида так: "Он уже не столь заинтриговывающе интересен, не столь популярен, не столь экзотичен. Он не продемонстрировал ничего существенно нового". И далее: "Деррида... довольно профессионально и добротно продемонстрировал работу деконструктивного метода. Конечно, для "экзальтированных дам" одно его присутствие рождало ажиотаж и восторженную панику - "О!!" (выделено мною. - Р.Г.)". Итак, абсолютное наличие тела и голоса Деррида здесь и сейчас в России Особенно ценится "экзальтированными дамами" - вероятно, без кавычек от них Останутся всего лишь сальные небритые мужики. Но это двойственное "О" в сочетании с рядовым характером события - вписался таки и он в нашу систему - не Оставляет ценителям близкого контакта никаких шансов: письмо неумолимо стирает непосредственность переживания, Оставляя едва уловимый след невозможного наслаждения (jouissance).

 

Уланов А. Граммы движений

Источник: Русский Журнал
Дата публикации: 20 Июня 2000
Жак Деррида. О грамматологии / Пер. с фр. и вст. ст. Наталии Автономовой. - М.: Ad Marginem, 2000.

Эротика чтения - также и его медленность. Деррида неспешно движется к "Опыту о происхождении языков" Руссо - через рассуждения о письме, через тексты Соссюра и Леви-Строса. Ведь письмо тоже спокойно, развертывая богатство содержащихся в нем следов, не ускользая, как устная речь (в которую порой не успевает вдуматься – или которой может опьянять себя - сам говорящий). Речь линейна; в письме мы можем в любой момент обратиться к любому месту. Культуре, построенной на "в начале было слово", следовало наконец вспомнить, что письмо не служебно, оно не является лишь фиксацией речи (а та, в свою очередь, не является выражением ранее созданных в голове смыслов). Смысл создается именно в процессе записи, чтения, говорения, что отмечал еще Ницше (а в России - Потебня и Бахтин). Письмо ведет к непредусмотренному, порождает новые значения. А философия (по крайней мере, в Европе) стремилась к языку безошибочному, ясному и однозначному (откуда и периодически появлявшиеся грезы об искусственном языке, настолько проникающем в сущность вещей, что ему можно было бы научиться за несколько недель). Но ясный язык оказался мертвым - да и недостижимым.
В нашей точности обнаружилось много неточностей. В завершенном и систематизированном - незавершенное и несистематизированное. Письмо - попытка присвоить нечто, описав это; но оно же - расписка в том, что это непосредственно присвоено быть не может и что в нашем распоряжении - только знаки. Алфавит не зависим от языка, "буквенное письмо - самое немое, поскольку оно не связано напрямую ни с каким языком"; но оно-то и представляет голос лучше всего. Членораздельность языка уничтожает его основу - напевность; и "язык, стало быть, рождается в процессе собственного вырождения". В языке "одни и те же" слова и для логического обобщения, и для выражения индивидуального опыта. Всякое явление по меньшей мере двусмысленно. Воображение дает человеку возможность совершенствоваться - и ставит его перед лицом смерти. Научить щедрости можно не столь рассказом, сколь примером; но обучаемый потом должен не подражать этим примерам, не подражать щедрости, а быть щедрым.
Сама точность относительна. "Если страх внушает мне, что передо мной не обычные люди, а великаны... если я говорю: "я вижу великанов", - то это ложное обозначение будет точным выражением моего страха". Жесткая классификация (например деление Руссо языков на южные и северные) невозможна, "место любого реального элемента в языке не абсолютно, но лишь различительно, дифференциально", северные языки только "скорее" языки потребности, а южные - "скорее" языки страсти, и "север может стать югом для более южной области", а каждое из первоначал может быть следствием или ответвлением другого первоначала. Начало - и происхождение, и произвольный разрыв в цепи следов. "Есть вещи, есть поверхность воды, есть отражения на воде, бесконечные отсылки одного к другому, а самого источника больше нет. Нет простого первоначала. Ибо все отраженное оказывается раздвоено уже в самом себе, а не только в своем образе".
Деррида мало что добавляет от себя, он просто говорит о возможности иного отношения. Произношение слова влияет на его написание; но и написание оказывается влияющим на произношение; для Соссюра это неприемлемо, для него причиной должно быть что-то одно; но почему это обязательно так? "Возникновение письма есть возникновение игры", Платон в "Федре" порицает письмо как игру - но чем плоха игра? Логические неувязки - не ошибки, а неизбежные и плодотворные, живые места.
Не возвеличивание ранее подавленной стороны оппозиции, не предпочтение одной системы знаков всем другим, но демонстрация того, как стороны перетекают друг в друга, оставаясь в то же время сами собой. "Ставить проблему в терминах выбора, заставлять других (или считать самого себя обязанным) отвечать отказом или согласием", - зачем, если оппозиции не внеположны, но восполняют друг друга? Путь философии - подведение многообразия под общие понятия - оказался обедняющим. Всякая тотальность ущербна и нуждается в восполнении. Философия учится теперь словам "в некоторой степени" вместо "да" или "нет", учится учитывать динамику. "Философский текст содержит... установку на самостирание перед тем обозначаемым содержанием, которое этот текст несет в себе и преподает нам. Наше чтение должно стремиться учесть эту цель, даже если в конечном счете она окажется неосуществимой". Пусть цель недостижима, но стремление-то есть. Пусть "истинного письма не существует", пусть изображение вещи невозможно, так как все это лишь восполнение отсутствия описываемого, вещи. Но и письмо, и изображение тем не менее существуют - пусть и неточные, частичные. Деррида ставит под вопрос и себя. "С того самого момента, как возникает знак (т.е. изначально), у нас нет никакого шанса встретить где-то "реальность" в чистом виде, "уникальную" и "самобытную" - но если непосредственность невозможна, из этого не следует, что к ней нельзя стремиться.
"Речь, таким образом, идет не об уже установленном различии, но о чистом движении, порождающем различие". Все неполно и переходит друг в друга. Описание чего-либо вообще возможно лишь с учетом его альтернатив. "История алфавита становится возможной лишь после того, как осознается принципиальная множественность систем письма". Задача - сохранить язык и знак от окостенения. Понять текст или событие в их текучести. Деррида вводит не понятия, а слова (различАние - как Н.Автономова предлагает переводить differance, след, деконструкция...), предоставляя им постепенно раскрываться по ходу текста. Термин поясняется не определением, а употреблением. Не метод, но событие взаимодействия. "Понятие прото-следа... противоречиво и в логике тождества неприемлемо. След - это не только исчезновение первоначала, он означает также, что первоначало вовсе не исчезло, что его всегда создавало (и создает) возвратное движение чего-то неизначального, т.е. следа, который тем самым становится первоначалом первоначала". След сохраняет прошлое - которое поэтому "не стоило бы, строго говоря, называть прошлым". И он же предвосхищает/содержит будущее.
Философия не приравнивается к литературе, а делается проницаемой для нее. Она становится открытой индивидуальному. "Когда дискурс застыл и превратился в идеологию, нам становится совестно за наше занятие этим предметом", - становясь человечной, философия вспоминает о совести. Увеличивается чуткость к воздействию на индивидуальность. Ведь даже дать человеку имя, "помыслить уникальное внутри системы, вписать его в систему" - уже насилие. Произвола нет - когда по поводу текста в задоре игры или самовыражения говорится что угодно, это тоже скучный хаос неразличАния. "Если не учитывать и не соблюдать все комментаторские правила, - а это дело нелегкое и требует полного набора орудий традиционной критики, - то без всего этого критическая работа рискует обратиться неизвестно куда и заявить неизвестно что. Однако комментарий... может лишь поставить охрану при входе, но не может открыть перед нами чтение". Открывает свобода. "Отделить означаемое от означающего путем истолкования или комментария и тем самым уничтожить письмо другим письмом, письмом-чтением, невозможно в принципе". Текст неисчерпаем также и благодаря тому, что включен в контекст, указывает на необозримое множество существующих знаков. А стремление за пределы системы, соотнесение ее с более широким контекстом - это тоже точность. Как иначе говорить со структуралистом Леви-Стросом, сближающим - структурно - марксистскую и буддистскую критику нищеты, не замечая огромного различия контекстов этих критик? Тут и нужно различАние.
И почему бы философии не жить под вопросом? Теорема Геделя о неполноте любой конечной системы аксиом не убила математику, а квантовая механика - физику. "Смерть речи - это, стало быть, горизонт и первоначало языка... Смерть, которая не есть ни настающее наличие, ни прошлое наличие, изнутри прорабатывает речь как ее след, ее запас, ее внутреннее и внешнее различАние - словом, как ее восполнение".

WWW

1 Derrida J. La stmcture, le signe et le jeu dans le discours des sciences humaines. In: L'ecriture et la difference. P., Minuit, 1972, p. 402-428.
2 Derrida J. La difference. In: Marges - de la philosophie. P., Minuit, 1972, p. 12.
3 Конечно, Деррида скажет нам, что говорить о деконструкции вообще — нельзя: можно лишь обращаться к отдельным формам, проявлениям, контекстам деконструктивной работы. Деконструкция - повсюду, но во множественном числе: не Деконструкция, а деконструкции... Они по-разному осуществляются в философии, юриспруденции, политике, они могут "принимать форму" тех или иных техник, правил, процедур, но в сущности ими не являются, хотя до известного предела Деконструкция доступна формализации. Ср., в частности. Points de sus­pension. Entretiens. Pres. par Е, Weber, p. 368.
4 Derrida J. Lettre a un ami japonais. In: Psyche - Inventions de 1'autre. P., Galilee, p. 387-394.
5 Ibidem, p. 388.
6 Впоследствии Деррида повернется к проблеме различия не только со стороны философии, но и со стороны этики и политики. Какой бы привычный (или не­привычный) нам социальный предмет мы ни взяли (национальное государство, демократия и даже Новый интернационал), во всех этих случаях противоречие между единством и множественностью делает вопрос о философском и реальном статусе этих образований — "неразрешимым". И потому "плюрализм" оказывается столь же бесполезной стратегией, как и гомогенное "единство". По сути, нам нужна не множественность как таковая, а гетерогенность, которая предполагает различие, расчлененность, разделенность - как условия установления отношений между людьми. Опасны единства, которые принимают вид однородных органических целостностей, - внутри их нет места для ответственного решения, а стало быть, нет места для этики и политики. Но если взглянуть на все это шире, то и чистые единства, и чистые множественности в равной мере оказываются именами опасного, нежизненного состояния, именами смерти.
7 Греческий средний залог, на который часто ссылается Деррида, это не активность, обращенная на другого, и не пассивность, претерпеваемая от другого, но актив­ность, обращенная на себя, и пассивность, претерпеваемая от себя.
1 Перечни различных, иногда взаимоисключающих мнений о Деррида представ­лены, например, в книге: Caputo J.D. Ed. Deconstruction in a nutshell. A conversa­tion with Jacques Derrida. Fordham UP, 1997. Наиболее полный обзор позиций см. в: Schultz W. Jacques Derrida: an annotated primary and secondary bibliography. N.Y.-Lnd., 1992.
2 По другому, правда, поводу в "О грамматологии" говорится: сказал бы "истина", если бы не обязан был не доверять этому слову (De la grammatologie, p. 163-164).
3Nancy J. -L. Sens elliptique. In: Derrida. Revue philosophique de la France et de l'etranger. PUF, № 2, 1990, p. 325-347.
4 Среди последних работ тема смерти наиболее ярко представлена у Деррида (между прочим, по контрасту с Хайдеггером) в книге "Апории".
Что же касается темы "Хайдеггер и Ницше", важной для определения позиций грамматологии, то она надолго осталась значимой для Деррида. Она была одной из важнейших тем во время встречи ("несостоявшегося диалога") Деррида с Гадамером. Хотя это событие произошло много позже, уже в 80-е годы, о нем стоит упомянуть, хотя бы кратко, уже сейчас, поскольку оно тонко оттеняет различие позиций герменевтики и деконструкции. Казалось бы, и Деррида, и Гадамер - оба постхайдеггерианцы, оба противники трансценденталистских программ, претендующих на свободу от языка. Стало быть, им есть что обсуждать! И тем не менее диалога не получилось. "Малые" различия оказались более важными, чем эти "большие" общности. Ведь Гадамер ставит во главу угла "живой" язык, диалог, а Деррида - письмо, уже пронизанное отсутствием; Гадамер ищет в разговоре проявления смыслов и относится к пониманию как событию, а Деррида вообще не ставит вопроса о понимании; Гадамер подчеркивает единство значений, роль традиции и поиска истины текстов, а Деррида делает акцент на "неразрешимости" значений, неясности и многозначности самого понятия значения;
Деррида видит в деконструкции самодостаточное дело, а Гадамер - только начало общего движения к истине/значению; Гадамер стремится обратить метафизику к речи и собеседованию, а для Деррида диалог невозможен — возможны, в лучшем случае, "торги" (negotiation).
Гадамер разделяет хайдеггеровскую трактовку Ницше как метафизика, а Деррида, напротив, подчеркивает в Ницше все то, что сопротивляется метафизике: словом, в этом споре Гадамер ближе к Хайдеггеру, а Деррида - к Ницше. Гадамер выступает против позднего Хайдеггера с его уходом в поэтический язык и видит в Деррида сторонника этого "поэтического" Хайдеггера. Однако Деррида отвергает такую трактовку: поздний Хайдеггер ему не близок, и он вообще пытается читать Хайдеггера через Гуссерля, т. е. через проблематику знака (а не живого разговора).
5 Cogito et histoire de la folie. In: Derrida J. L'ecritureet la difference. P., 1967, p. 51-98.
6 Среди них "Freud et la scene de l'ecriture", in: L'ecriture et la difterence, p. 293-340; "Speculer - sur Freud" и " Le facteur de la verite", in: La cane postale: de Socrate a Freud et au-dela. P., Flammarion, 1980; "Resistances" и "Etre juste avec Freud. L'histoire de la folie a 1'age de la psychanalyse" (последнее — явная перифраза заглавия книги Фуко "История безумия в классический век" и продолжение полемики с Фуко о разуме и безумии), in: Resistances - de la psychanalyse, Galilee, 1996, p. 15-50 ч 90-146); "Pour l'amour de Lacan", ibidem, p. 51-72 и др.
7 Resistances - de la psychanalyse, p. 71.
3 Проблематику дополнительности Н. Бора применительно к деконструкции рассматривает в своей монографии "Complementarity..." А. Плотницкий.
4 Marges - de la philosophie, p. 75.
4 Источники расположены по годам, а внутри одного года - по алфавиту названий книг в перечне работ Деррида и фамилий авторов - внутри общего библиографического списка.
5 Еще раз напоминаем, что мы приводим построчные ссылки на те издания оригиналов, которыми пользуется Деррида, а не на какие-либо русские переводы.
* Редкое греч. слово; здесь в значении "эпиграф" (примеч. пер.).

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел философия












 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.