Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты

Чудинов Э. Природа научной истины

Глава II. В ПОИСКАХ КРИТЕРИЯ ИСТИНЫ

Представители домарксистской философии и немарк-
систской философии XIX в. не смогли разрешить про-
блему критерия истины. Они не сумели объяснить, ка-
ким образом наука, принимающая концепцию истины
как соответствия знаний объективному миру, обеспечи-
вает проверку истинности своих теорий. Отсутствие ре-
шения этой проблемы послужило одной из основных при-
чин пересмотра классической концепции истины, ее
замены “неклассическими” концепциями — когерентной,
прагматической, конвенционалистской и др. Однако во-
прос о критерии истины оказался камнем преткновения
и для всех направлений современной буржуазной фило-
софии, которая в решении данного вопроса не продвину-
лась ни на шаг вперед по сравнению с философией
XVIII—XIX вв. Картина весьма незавидная для филосо-
фии, которая претендует на решение проблем современ-
ной науки!

Подлинно научное решение проблема критерия истины
получила в диалектическом и историческом материали-
зме. Марксистская философия показала, что таким кри-
терием является общественно-историческая практика че-
ловечества. Она выявила закономерности функциониро-
вания критерия практики, которые ранее ускользали из
поля зрения ученых и философов. Это позволило ей не
только доказать, что претензии науки на объективную
истину правомерны, но и дать эффективный метод реше-
ния многих гносеологических проблем истины, с кото-
рыми столкнулась современная наука.

Я этой главе мы вначале расскажем о поисках реше-
ния проблемы критерия истины, предпринятых предста-
вителями современной буржуазной философии, о том,
как и почему эти поиски заканчивались неудачей. На этом
фоне особенно рельефно вырисовывается значение для
современной науки марксистской философии, которая
дает обоснованное решение проблемы критерия истины.

§ 1. Проблема критерия научной истины

1.1. Философские аспекты проблемы критерия истины

Следует различать два вопроса: 1) что такое истина?
и 2) что такое критерий истины? Ответом на первый
вопрос служит определение понятия истины, ответом на
второй — формулировка методов, которые позволяют ус-
тановить истинность данной мысли и отличить истинную
мысль от ложной.

Проблема критерия истины имеет исключительно важ-
ное значение для познавательной деятельности человека,
в особенности для научного познания. Возможность
принципиальной проверки составляет специфическую
черту научной истины. А это предполагает знание метода,
при помощи которого такая проверка может быть осу-
ществлена.

Актуальность проблемы критерия истины не вызывает
сомнений. Но, спрашивается, имеет ли к ней отношение
философия, вправе ли она заниматься этой проблемой?
Некоторые философы дают на этот вопрос отрицательный
ответ. Так, К. Поппер, основываясь на семантической тео-
рии истины А. Тарского, которая дает лишь дефиницию
истины, но не ее критерий, делает следующий общий вы-
вод: “Не существует критерия истины, и мы не должны
ставить вопрос о таком критерии” 1. Проблема критерия
решается, по его мнению, не теорией познания, а исклю-
чительно конкретными науками.

Нельзя сказать, что это мнение совершенно беспоч-
венно. Оно имеет определенные основания. Вопрос о кри-
терии истины отличается от вопроса о ее сущности. Если
последний носит теоретико-познавательный характер и
рассматривается в гносеологии, то первый находится,
хотя и частично, в компетенции конкретных наук, кото-
рые ответственны за разработку методов проверки истин-
ности своих утверждений. Рассмотрим, например, следую-
щие два высказывания: “Сумма углов треугольника со-
ставляет два прямых угла” и “Для разреженных газов
при изотермическом сжатии или расширении произведем
ние объема газа на его давление на стенки сосуда ос-
тается для данной массы газа постоянным” (закон Бой-
ля — Мариотта). Истинность первого высказывания
может быть установлена геометрией, истинность второго —

1 К. Popper. Objective knowledge. Oxford, 1972, p. 318.

64

физикой. Было бы неразумно требовать, чтобы филосо-
фия занималась подобного рода проблемами.

Однако это не означает, что проблема критерия ис-
тины сводится к нахождению частных методов проверки
истинности конкретных предложений. Прежде всего, не-
смотря на все различия частных методов проверки, меж-
ду ними существует нечто общее. Так, в математике мето-
дом установления истинности служит доказательство.
В естественных науках важным средством решения во-
проса об истинности физических утверждений и теорий
является эксперимент.

Рассматривая проблему критерия истины в таком
общем аспекте, мы можем раскрыть ее связь с филосо-
фией. Эта связь обнаруживается уже при анализе вопроса
о роли формального доказательства в установлении истин-
ности математических предложений. В течение длитель-
ного времени математики считали, что установить истин-
ность данною математического утверждения означает до-
казать его. Однако в 30-е годы нашего века австрийский
математик и логик К. Гёдель показал, что множество до-
казуемых утверждений не совпадает с множеством истин-
ных утверждений. Например, в формальной арифметике
можно построить такие утверждения, которые, являясь
истинными, в то же время недоказуемы, т. е. их нельзя
вывести в качестве следствий из аксиом.

Этот результат привел к постановке философской
проблемы о соотношении истины и доказательства, о воз-
можностях и целях математического познания. А. Тар-
ский характеризует возникшую ситуацию следующим об-
разом: “Тот факт, что философские следствия этого резуль-
тата негативны... нисколько не уменьшает его значе-
ния. Этот результат показывает, что в сфере математи-
ки понятие доказуемости не является совершенным
заместителем понятия истины. Вера в формальное доказа-
тельство как адекватный инструмент для установления
истины всех математических утверждений является не-
обоснованной” 1.

Еще более рельефны философские аспекты проблемы
критерия истины в естествознании. Здесь понятие истины
употребляется в существенно ином смысле, чем в мате-
матике. Если в математике истина (в семантическом

1 А. Тарский. Истина и доказательство. — “Вопросы филосо-
фии”, 1972, №8, стр. 145.

3 Э. М. Чудинов 65

смысле) связана с высказываниями об абстрактных ма-
тематических объектах и об отношениях между ними, то
в естествознании — с высказываниями и теориями об
объективном мире. Здесь она выражает соответствие
знаний объективному миру. Проблема критерия истины
в естественных науках — это проблема путей и методов
установления этого соответствия.

Проблема критерия истины в естествознании не сво-
дится к нахождению конкретных процедур, посредством
которых проверяется истинность отдельных утверждений.
Ее исследование выходит из сферы компетенции естест-
венных наук. Существует целый ряд моментов, которые
обусловливают необходимость ее философского анализа.
Укажем на некоторые из них. Можно ли теоретическое
знание проверить только при помощи эмпирических фак-
тов или же для этого нужно обращаться к неэмпириче-
ским критериям истины? Все ли факты, согласующиеся
с теорией, указывают на ее истинность или же проблему
истинности теории решают предсказанные ею факты?
Зависят ли факты от проверяемой теории или же они
нейтральны по отношению к ней? И т. д.

Эти вопросы носят философский характер. Поэтому не
случайно, что в их обсуждении принимают участие фи-
лософы. Причем правильный философский подход для их
решения имеет важное значение для развития естество-
знания.

Мы рассмотрим эти и другие проблемы критерия
истины на материале физических наук. Это объясняется
не только тем, что физика дает материал, бросающий но-
вый свет на проблематику критерия истины, но и тем, что
она является той наукой, на которую пытаются опереться
концепции, противостоящие диалектическому материализ-
му. Обращение к физике необходимо для аргументирован-
ной критики этих концепций.

1.2. Гипотетико-дедуктивная структура теории
и эмпирическое подтверждение

Совершенно ясно, что истинность научной, например
физической, теории нельзя установить, не выходя за рам-
ки самой теории. Теория может предложить целый ряд
логически непротиворечивых конструкций, каждая из ко-
торых рассматривается как гипотеза о структуре физиче-

66

ского мира. Чтобы узнать, какая из них соответствует
действительности, необходимо обратиться к эксперименту,
посредством которого выявляются свойства объективного
мира. Эти свойства, отображенные в эмпирических пред-
ложениях, позволяют отобрать из нескольких теоретиче-
ских возможностей ту, которая соответствует действи-
тельности.

Мысль о том, что для проверки физической теории
необходимо обратиться к эксперименту, конечно, три-
виальна. Однако не столь тривиален вопрос о способе
связи теории с экспериментом. Здесь чрезвычайно важ-
ным является следующий момент: чтобы теория могла
быть проверена на опыте, должна существовать опреде-
ленная логическая форма ее подключения к опытным
данным. Вопрос о том, что представляет собой эта форма,
всегда был предметом научных и философских дискуссий.

Ф. Бэкон считал, что логической формой связи науч-
ного знания с данными опыта является индукция. Под
индукцией он понимал нечто большее, чем простое умо-
заключение от частного к общему. Индукция фигуриро-
вала у него как определенный метод формирования науч-
ного знания, которое начинается с ощущений и представ-
ляет собой непрерывную цепь обобщений, приводящую
в конечном счете к наиболее общим принципам.

Бэкон предостерегал от такой формы связи теоретиче-
ского знания с опытом, которая состоит в переходе от
ощущений сразу к общим принципам: “...матерь заблуж-
дений и бедствие всех наук есть тот способ открытия и
проверки, когда сначала строятся самые общие основа-
ния, а потом к ним приспособляются и посредством их
проверяются средние аксиомы” 1. Этой методике он про-
тивопоставлял принцип постепенного перехода от менее
общего знания к более общему. “Для наук же,— утверж-
дал он, — следует ожидать добра только тогда, когда мы
будем восходить по истинной лестнице, по непрерывным,
а не прерывающимся ступеням — от частностей к мень-
шим аксиомам и затем к средним, одна выше другой, и
наконец к самым общим” 2.

Бэкон рассматривал индукцию не только как метод
получения новых знаний, но и как метод обоснования
знаний. Эмпирически обосновать теорию означало для

1 Ф. Бэкон. Соч. в двух томах, т. 2. М,5 1972, стр. 35.

2 Там же, стр. 63.

3* 67

него связать ее с опытом на основе индуктивной схемы,
т. е. показать, как теория может быть выведена из эмпи-
рических данных методом индукции.

Несмотря на рациональные моменты, присущие бэко-
новскому методу, которые нашли свое проявление в
критике средневековой схоластики, в целом он не соответ-
ствует реальной науке, в особенности физике. Ни одна
физическая теория не может рассматриваться как чисто
индуктивное обобщение эмпирических данных. Хотелось
бы особо подчеркнуть два момента, указывающих на не-
состоятельность идеи индуктивной выводимости физиче-
ской теории. Во-первых, индуктивная выводимость теории
означала бы, что опыт однозначно определяет характер
базирующейся на нем теории. Однако на самом деле не
существует однозначного пути, ведущего от данных опы-
та к теории. Это находит свое выражение в том, что одни
и те же эмпирические данные могут быть отображены
различными теориями. Во-вторых, физическая теория
включает в себя не только описание тех опытных данных,
на которые она непосредственно опирается. В нее входит
также формальный аппарат, который является результа-
том развития математики, причем развития, обладающего
известной автономией от данных опыта.

Действительная картина отношения теоретических за-
конов к опыту в известном смысле противоположна той,
которую нарисовал Бэкон. Законы физики первоначально
выступают как некоторые гипотезы о структуре мира.
Правомерность этих гипотез должна быть проверена опы-
том. Эта проверка осуществляется путем придания физи-
ческой теории определенной логической структуры, кото-
рая называется гипотетико-дедуктивной. Суть ее заклю-
чается в том, что из физических законов дедуктивно
выводятся следствия, которые допускают эмпирическую
проверку. Проверка следствий означает проверку всей
теоретической системы.

Гипотетико-дедуктивная схема структуры законов,
которую иногда называют гипотетико-дедуктивным мето-
дом, характеризует физику со времени ее появления. Это
обстоятельство не всегда ясно осознавалось. Например,
Ньютон считал свой метод индуктивным и решительно
возражал против гипотез. В действительности он пользо-
вался гипотезами, без которых он и не смог бы построить
своей физики.

Осознанию физиками гипотетико-дедуктивной структу-

68

ры своей науки способствовало возрастание роли матема-
тического компонента в физическом познании. Это про-
изошло в XX в. Так, Эйнштейн, характеризуя гипотетико-
дедуктивную структуру теоретической физики, писал:
“Логическое мышление определяет структуру этой систе-
мы; то, что содержит опыт и взаимные соотношения опыт-
ных данных, должно найти свое отражение в выводах тео-
рии. В том, что такое отражение возможно, состоит единст-
венная ценность и оправдание всей системы и особенно по-
нятий и фундаментальных законов, лежащих в ее основе” 1.
Гипотетико-дедуктивный метод предназначен для под-
ключения научной теории к данным опыта с целью ее
эмпирической проверки. Но каким образом удастся выве-
сти из теории следствия, имеющие эмпирический харак-
тер? Здесь прежде всего нужно указать на компоненты,
которые входят в физическую теорию. Во-первых, она
включает в себя математический формализм, например,
дифференциальные уравнения, при помощи которых фор-
мулируются физические законы. Во-вторых, чтобы эти
уравнения выражали физическое содержание, необходимо
их интерпретировать на некотором множестве теоретиче-
ских объектов физики. Так, дифференциальное уравнение

становится физическим законом (вторым законом ньюто-
новской динамики) только после того, как F идентифици-
руется с силой, х — с координатой, t — со временем, т —
с массой. В-третьих, теория включает так называемые
правила соответствия, или операциональные определения,
которые позволяют сопоставить с терминами теории
эмпирические данные и таким образом эмпирически ин-
терпретировать ее.

Структура физической теории такова, что в силу на-
личия в ней правил соответствия она содержит потен-
циальную возможность эмпирических следствий. Однако,
чтобы извлечь из нее конкретные эмпирические следст-
вия, наряду с теорией должны быть заданы начальные
условия, взятые из опыта. Только из совокупности теоре-
тических законов и начальных условий можно вывести
конкретные следствия, проверяемые в опыте,

1 А. Эйнштейн. Собрание научных трудов в четырех томах,
т. IV, стр. 182-183.

09

Хотя приведенная схема и описывает некоторые кон-
кретные виды теорий и их связи с опытными данными,
она все же не является адекватной. Представим себе
общую теорию, например электродинамику Максвелла,
теорию относительности или квантовую механику. Такого
рода теории не допускают прямой эмпирической про-
верки. Можно согласиться с М. Бунге, который утвер-
ждает, что “общие теории, строго говоря, непроверяе-
мы” 1. Действительно, для эмпирической проверки теории
необходимо установить ее связь с конкретной ситуацией,
например с конкретным видом объектов. Эта ситуация не
содержится в общей теории, которая применима к потен-
циально бесконечному множеству различных типов ситуа-
ций и видов объектов. Последние должны быть заданы
дополнительно посредством некоторой частной модели.

Можно ли назвать гипотетико-дедуктивный метод
дедуктивным в строгом смысле этого слова? В философ-
ской литературе высказываются различные, порой диаме-
трально противоположные, мнения на этот счет. Приведем
два из них. Р. Брейтвейт в своей монографии “Научное
объяснение” пишет: “Научная теория является дедук-
тивной системой, в которой наблюдаемые следствия ло-
гически вытекают из конъюнкции наблюдаемых фактов
и множества фундаментальных гипотез данной системы.
Исследование природы научной теории есть исследование
природы дедуктивной системы, которая используется
в данной теории 2. Совершенно другого взгляда на гипо-
тетико-дедуктивную организацию научной теории при-
держивается Г. Рейхенбах. “Гипотетико-дедуктивный
метод, или объяснительная индукция,— пишет он,— много
обсуждался философами и учеными, но его логическая при-
рода часто трактовалась неправильно. Поскольку вывод
наблюдаемых фактов из теории выполнялся при помощи
математических методов, некоторые философы поверили,
что это обоснование теории может рассматриваться в тер-
минах дедуктивной логики. Эта концепция является не-
состоятельной, поскольку не существует вывода фактов
из теории, но, наоборот, имеет место заключение от фак-
тов, на которых базируется принятая теория, к теории.
И этот вывод является не дедуктивным, а индуктивным” 3.

1 М. Бунге, Философия физики. М., 1975, стр. 75.

2 R. Brailhwaite. Scientific explanation. Cambridge, 1968, p. 22.

3 H. Reichenbach. The rise of scientific philosophy. Berkeley and
Los Angeles, 1968, p. 230.

70

Каждая из этих точек зрения является крайностью,
которая преувеличивает одну из сторон логической связи
научной теории с данными опыта. Нам представляется, что
в гипотетико-дедуктивной структуре физического мышле-
ния имеются как дедуктивный, так и индуктивный мо-
менты.

Дедуктивный момент находит свое выражение в том,
что из заданных начальных условий и физических зако-
нов, интерпретированных на частной модели, мы полу-
чаем эмпирические следствия. Эти следствия получаются
на основе указанных посылок чисто дедуктивно. Правда,
процедура вывода здесь не всегда похожа на ту, которую
можно наблюдать в аксиоматически построенных теориях.
Она состоит в решении уравнений при заданных началь-
ных условиях и получении определенных результатов
в виде значений переменных, удовлетворяющих уравнению.

Когда говорят о гипотетико-дедуктивной структуре, ее
иногда представляют как иерархическую лестницу гипо-
тез, в которой из общих гипотез чисто дедуктивно, на
основе формальных правил, выводятся частные гипотезы.
Это представление не соответствует структуре физиче-
ского знания, поскольку здесь нельзя чисто формально
выводить из общих законов частные следствия. Как уже
говорилось, чтобы связать общую теорию с эмпириче-
скими следствиями, мы должны ввести в качестве про-
межуточного элемента специальную теорию. В свою
очередь, чтобы сделать это, необходимо построить част-
ную модель объекта, применительно к которому мы на-
мерены конкретизировать общую теорию. Этот процесс не
является дедуктивным, а носит конструктивный характер.

Отмеченная сторона гипотетико-дедуктивного метода
обычно ускользает из поля зрения тех, кто подходит
к физике с мерками, которые применимы только к аксио-
матически построенной математике. Однако эти мерки
недостаточны. Так, В. С. Степин показал, что “в процессе
дедуктивного развертывания теории, наряду с аксиомати-
ческими приемами рассуждения, большую роль играет
генетически-конструктивный метод построения знаний,
причем выступающий в форме своего содержательного
варианта” 1. Этот метод проявляется в том, что для вы-
вода из общего закона частного следствия необходимы
идеальные модели и мысленные эксперименты.

1 В. С. Степин. Становление научной теории. Минск, 1976,
стр. 44.

71

Иногда говорят, что в уравнениях Максвелла содер-
жатся законы Кулона и Био — Савара. Это действительно
так. Но дедуктивно вывести их из этих уравнений не
представляется возможным. Так, для вывода закона Ку-
лона создают теоретическую модель, характеризующую
электростатическое поле точечного источника. Эта модель
наделяется рядом дополнительных свойств, и лишь при-
менительно к этой модели уравнения Максвелла дают
закон Кулона 1.

Конструктивный процесс иногда пытаются заменить
дедуктивным путем введения дополнительных аксиом,
которые описывают частную модель. Однако такая за-
мена неправомерна. Во-первых, она осуществляется лишь
постфактум, т. е. после того, как вывод был получен
конструктивным путем. Во-вторых, для каждой частной
модели требуется отдельная аксиоматика. Все это сви-
детельствует о том, что гипотетико-дедуктивную схему
было бы неправильно представлять линейной дедуктив-
ной цепочкой с основными законами в аксиомах, из ко-
торых при помощи фиксированных правил выводится со-
держание теории, а при наличии начальных условий — и
эмпирические следствия. Дедуктивный момент состав-
ляет лишь аспект этой системы. Он приобретает домини-
рующий характер тогда, когда вся физическая теория
строится в виде аксиоматической системы. Но это чрезвы-
чайно редкое явление в физике.

Индуктивный момент гипотетико-дедуктивной схемы
обнаруживается в тех случаях, когда от фактов, предска-
занных теорией, мы идем к самой теории, которую счи-
таем подтвержденной фактами. Здесь мы встречаемся
с неоднозначностью связи между фактами и возможными
теоретическими основаниями, на базе которых они были
предсказаны. Истинность эмпирических следствий, выте-
кающих из теории, не гарантирует истинности самой тео-
рии. Это объясняется тем, что одни и те же следствия
совместимы с различными теоретическими основаниями.
А. С. Эддингтон описывает подобную ситуацию в космо-
логии следующим образом: “Мы в состоянии показать,
что при помощи некоторой определенной структуры воз-
можно объяснить все явления, но мы не можем доказать,
что такая структура будет единственной” 2. Действитель-

1 См. В. С. Степин. Становление научной теории, стр. 46—47.

2 А. С. Эддингтон. Теория относительности. М. — Л, 1934,
стр.197.

72

но, в космологии наблюдаемая картина мира объясняется
на основе самых различных постулируемых теоретиче-
ских структур Вселенной. Но эта возможность не явля-
ется особенностью исключительно космологии, она зало-
жена в самой гипотетико-дедуктивной схеме.

Именно этот момент и имел в виду Рейхенбах, назы-
вая гипотетико-дедуктивный метод объяснительной ин-
дукцией. В рассматриваемом аспекте он действительно
выступает как индукция, но индукция особого, небэко-
новского типа. Индуктивность проявляется здесь в неод-
нозначности связи теоретических оснований с объясняю-
щими их фактами.

Процедура подтверждения физической теории, осуще-
ствленная через гипотетико-дедуктивную форму ее под-
ключения к опытным данным, представляет собой важное
средство определения истинности теорий. Однако является
ли эта процедура исчерпывающим ответом на вопрос
о критерии истины? Современная буржуазная философия
науки ограничивается анализом подтверждения, полагая,
что вопрос об истинности теории — если он может быть
вообще решен — решается только на этом уровне. Она
упускает из поля зрения глубинные объективные процес-
сы, которые обеспечивают сопоставление теории с ее
объектом и таким образом проверяют ее. Посмотрим,
к чему ведет такой односторонний взгляд на проблему
критерия истины.

§ 2. Логическая теория подтверждения

2.1. Логический подход к проблеме подтверждения
и парадокс подтверждения

Подтверждение физической теории, построенной с по-
мощью гипотетико-дедуктивного метода,— это реальная
процедура, которой пользуются ученые в своей научной
деятельности. Ее реальность не зависит от философских
интерпретаций. Однако философы, занимающиеся проб-
лемами научного познания, всегда проявляли к ней
большой интерес. В результате возникли различные фи-
лософские интерпретации (или теории) подтвержде-
ния.

Цель теории подтверждения не сводится к простому
описанию процедуры подтверждения. Она заключается

73

прежде всего в том, чтобы выявить проблемы, с которыми
эта процедура сталкивается, и затем дать рекомендации
для их решения. Основная трудность, связанная с про-
цедурой подтверждения теории, состоит в следующем: ка-
ким образом и в какой степени можно подтвердить си-
стему универсальных высказываний небольшим числом
эмпирических фактов? Задача теории подтверждения за-
ключается в том, чтобы выяснить возможности проце-
дуры подтверждения справиться с указанной трудностью,
рационализировать эту процедуру, сделать ее более
эффективной.

Первый вариант теории подтверждения, который мы
рассмотрим, — это так называемая логическая теория
подтверждения, созданная философами неопозитивист-
ского направления — К. Гемпелем, Р. Карнапом и др.
Основной замысел неопозитивистов состоял в том, чтобы
свести весь процесс познания к его логическому компо-
ненту и описать его на языке логики. Что же касается
самой логической теории подтверждения, то сущность ее
хорошо характеризуют следующие слова: “При решении
вопроса о том, подтверждается ли гипотеза h фактом е
и в какой степени, мы должны принимать во внимание
только высказывания h и е и логические отношения ме-
жду ними. При этом совершенно безразлично, было ли е
известно раньше, a h предложено с целью его объясне-
ния, или же е получается в результате проверки пред-
сказаний, вытекающих из h” 1.

Как видно из приведенной характеристики, сторон-
ники логической теории подтверждения отвлекаются от
исторического контекста выдвижения гипотезы. Это ка-
сается не только социально-психологических аспектов ее
открытия, кoтoрыe находятся в компетенции социологии
и психологии, но и временного аспекта, который мог бы
находиться в поле зрения философии науки. В силу этой
предпосылки логическая теория подтверждения рассмат-
ривает процедуру подтверждения как статический акт,
осуществляющийся во “вневременной” обстановке.

Логизация процесса подтверждения приводит к так
называемому парадоксу подтверждения, который был
сформулирован Гемпелем. Этот парадокс возникает,

1 A. M usgrace. Logical versus historical theories of confirma-
on. — “Brit. j. for the philosophy of science”, 1974, vol. 25, N 1.

74

если мы примем следующие две предпосылки: 1) любой
факт, согласующийся с гипотезой h, может рассматри-
ваться как ее подтверждение; 2) если данный факт под-
тверждает гипотезу h, то он подтверждает и любую
другую, логически эквивалентную ей, гипотезу. Парадокс
состоит в том, что к числу фактов, подтверждающих дан-
ную гипотезу, относятся и такие факты, о которых сама
гипотеза ничего не говорит явным образом.

Разберем парадокс более подробно на следующем
примере. Допустим, у нас имеется предложение “Все во-
роны черные”. Мы можем записать его, используя логи-
ческую символику, формулой

(х)[В(х) → Ч(х)],

которая в ее содержательном виде утверждает: для вся-
кого х, если х является вороной, то х — черная. Казалось
бы, правильность этого утверждения подтверждается лю-
бым х, который обладает свойствами вороны черного
цвета. Однако применение аппарата логики приводит
к значительному расширению множества фактов, под-
тверждающих данное универсальное высказывание.

Такой вывод получается на основе следующих рассу-
ждений. Формула (1) логически эквивалентна формуле

(2)

Далее, известно, что некоторое утверждение А экви-
валентно импликации И→А, где И — любое истинное
утверждение. Отсюда следует, что формула (2) логически
эквивалентна импликации:

Примем следующий критерий подтверждения: предло-
жение (х) [P(x)→Q(x)] подтверждается тем, что имеет-
ся объект, обладающий свойствами Р и Q. В силу этого
критерия импликация (3) подтверждается наличием
объектов, которые обладают свойствами, указанными в ее
основании и следствии. Но основание представлено тож-
дественно истинной формулой, т. е. его истинность не за-
висит от опыта, что делает его применимым для любого
объекта. Поэтому импликация подтверждается наличием
объекта, обладающего вторым свойством — свойством,
описанным следствием, т. е.

75

Гемпель вводит следующий критерий: “То, что под-
тверждает (опровергает) одно из двух эквивалентных
предложений, подтверждает (опровергает) и другое” 1.

Принимая во внимание, что (3) эквивалентно (2), а
(2) эквивалентно (1), мы можем сказать, что (3) экви-
валентно (1). Предложение об объекте, обладающем
свойством, подтверждает не только (3), но

и (1). Следовательно, предложение “Все вороны черные”,
символически записанное в виде формулы (х) [В(х)→
→Ч(х)], подтверждается предложением о существовании
объектов, обладающих свойством “Не ворона или чер-
ная”,символически записанным в виде формулы

Полученный результат означает, что универсальные
предложения подтверждаются не только фактами, кото-
рые ими предполагаются, но и фактами, содержательно
не связанными с этими предложениями. Любой факт, ко-
торый не противоречит данному предложению, считается
его подтверждением.

Гемпель, сформулировавший парадокс подтверждения,
считал его псевдопарадоксом. Он, в частности, писал:
“Впечатление парадоксальности ситуации не имеет объек-
тивных оснований, оно представляет собой психологиче-
скую иллюзию” 2. В чем же состоит причина его мнимой
парадоксальности? На этот вопрос Гемпель отвечает сле-
дующим образом. Нам кажется, что гипотеза, сформули-
рованная в виде предложения “Все Р суть Q”, относится
к объектам Р. Однако эта идея смешивает логическое и
практическое рассмотрения: “...наш интерес к гипотезе
может быть сконцентрирован на ее применимости
к конкретному виду объектов, но гипотеза тем не менее
утверждает кое-что о всех объектах и накладывает огра-
ничения на них... На самом деле гипотеза типа “каждое
Р есть Q” запрещает любой объект, обладающий свойст-
вом Р, но лишенный свойства Q” 3.

Парадокс подтверждения в действительности не со-
держит логического противоречия. Более того, можно со-
гласиться с Гемпелем, что некоторые утверждения о ло-
кальном классе явлений в скрытой форме утверждают
кое-что и о мире в целом. Об этом свидетельствуют не

1 С. Hempel. Aspects о I scientific explanation. New York — Lon-
don, 1965, p. 13.
3 Ibid., p. 18.
3 Ibid., p. 27.

7b

только тривиальные примеры типа “Все вороны черные”,
но в еще большей степени научные утверждения, форму-
лировки научных законов. Каждый закон не только что-
то утверждает в отношении определенного круга явлений,
но и запрещает применительно ко всему миру определен-
ные отношения, противоречащие ему. Но все же никому
не придет в голову подтверждать универсальные предло-
жения высказываниями об объектах, о которых сами эти
предложения ничего не говорят. Эта практика процедуры
подтверждения в реальной науке отнюдь не связана
с чисто субъективными наклонностями ученых. Она вы-
ражает существенные особенности функционирования на-
учного знания. И то, что логическая теория подтвержде-
ния не может объяснить этого обстоятельства, считая его
чисто субъективным, свидетельствует о неадекватности
логической теории подтверждения реальной практике
научного познания.

Парадокс подтверждения был интерпретирован как
аргумент, который может, хотя бы частично, сгладить
разрыв между универсальностью проверяемой гипотезы и
ограниченностью подтверждающих ее фактов. Однако
расширение множества фактов, участвующих в процедуре
подтверждения, достигаемое чисто логическим путем,
противоречит реальному научному процессу. Как мы по-
кажем далее, это обстоятельство не случайно. Оно свя-
зано с недостаточностью чисто логического подхода к ана-
лизу процедуры подтверждения.

2.2. Подтверждение и вероятность

Гемпелев парадокс подтверждения — слишком слабое
средство, чтобы заполнить брешь между универсальной
теорией и ограниченным множеством фактов, на которые
она опирается. Мало кто всерьез допускает подобное
использование этого парадокса. По мнению Карнапа, на-
иболее рациональный путь, ведущий к указанной цели,
состоит в строгом описании процедуры подтверждения на
языке логики, включая точную количественную оценку
степени подтверждаемости. Карнап предложил в связи
с этим специальный вариант теории вероятностей, осно-
ванный на понятии логической, или индуктивной, веро-
ятности.

Логическая вероятность, по Карнапу, представляет со-
бой количественную оценку степени подтверждаемости
научных гипотез. Она характеризует логическое отношение

77

между гипотезой h и свидетельством е. Если свиде-
тельство настолько сильное, что гипотеза логически сле-
дует из него, то логическая вероятность гипотезы по
отношению к данному свидетельству равна 1. Если же из
свидетельства следует отрицание гипотезы, ее логическая
вероятность по отношению к данному свидетельству рав-
на 0. Между 1 и 0 существует целый континуум случаев.
Именно эти случаи и соответствуют гипотезам эмпири-
ческих наук, которые основаны на данных опыта.

Неопозитивизм трансформировал понятие истины
в понятие подтверждаемости. Что же касается Карнапа,
то предложенная им количественная оценка степени под-
тверждаемости с помощью логической вероятности при-
вела к дальнейшей ревизии понятия истины. Согласно
Карнапу, место научной истины должна занять не просто
подтверждаемость, а вероятность.

В отличие от сторонников классической концепции
научной истины, которые считают, что истина определяет
цель научного познания, Карнап полагал, что цель науч-
ного познания определяется вероятностью. Наука стре-
мится к тому, чтобы вероятность выдвигаемых ею гипотез
непрерывно возрастала. Эта точка зрения была подверг-
нута критике рядом зарубежных философов — Поппером,
Лакатосом и др. Поппер усматривал ее недостатки в том,
что она не соответствует “духу науки”. Карнаповская
концепция вероятности ориентирует на такое развитие
научного знания, которое преследует цель создания наи-
более вероятных теорий. В действительности, считает
Поппер, цель науки диаметрально противоположна: на-
ука стремится ко все менее вероятному знанию.

Чтобы доказать это, Поппер вводит понятие информа-
тивного, или эмпирического, содержания гипотезы. Рост
этого содержания означает прогресс научного знания.
Однако величина информативного содержания гипотезы
и степень ее вероятности связаны обратно пропорцио-
нальной зависимостью. Поппер иллюстрирует это на сле-
дующем примере. Эмпирическое содержание конъюнкции
двух предложений а и b больше или, по крайней мере,
равно содержанию одного из ее компонентов. Допустим,
что а означает “в пятницу будет дождь”, а b — “в субботу
будет ясно”, тогда а & b означает “в пятницу будет дождь
и в субботу будет ясно”. Информативное содержание по-
следнего утверждения больше, чем у двух предыдущих.

78

где I — информативное содержание, а Р — вероятность.
Из этих неравенств следует, что рост информативного
содержания сопровождается уменьшением вероятности.
Поппер пишет: “Если рост знания означает, что мы
имеем дело с теориями со все возрастающим содержа-
нием, то это также должно означать, что мы оперируем
с теориями со все уменьшающейся вероятностью (в смыс-
ле исчисления вероятностей). Итак, если наша цель за-
ключается в приращении знания, то высокая вероятность
(в смысле исчисления вероятностей) не может служить
такой же целью, ибо эти две цели несовместимы” 1.

Отвечая Попперу, Карнап заметил, что “его критика
несостоятельна в силу того обстоятельства, что Поппер и
я используем термин “степень подтверждения” в двух
совершенно различных смыслах” 2. Поппер действительно
употреблял понятие вероятности в ином смысле, чем
Карнап. Поэтому его критические замечания в адрес
Карнапа логически уязвимы. Тем не менее позиция по-
следнего все же неудовлетворительна — хотя и по иным
причинам, нежели те, которые приводит Поппер.

Во-первых, программа Карнапа была стимулирована
необходимостью строго логического описания процедуры
подтверждения в науке. Ортодоксальный верификацио-
низм, рассматривающий универсальные высказывания,
при помощи которых формулируются законы науки, как
бессодержательные, не справился с этой задачей. Но и
карнаповская теория не решила ее. Как показал сам
Карнап, степень подтверждаемости универсальных поло-
жений с точки зрения разработанной им теории логиче-
ской вероятности равна нулю3.

Во-вторых, согласно Карнапу, понятие вероятности
есть заменитель понятия научной истины. Вероятность
не является, однако, равноценной заменой истины. Наука

1 К. Popper. Conjectures and refutations. L., 1963, p. 217—218.

2 “The philosophy of Rudolf Carnap”. Cambridge, 1963, p. 874.

3 R. C arnap. Logical foundations of probability. Chicago, 1950,
p. 571.

79

пользуется различными вариантами теории вероятностей,
но при этом сохраняет приверженность понятию истины.
Попытки противопоставить эти два понятия и исклю-
чить из науки понятие истины противоречат реальной
научной практике.

Таким образом, поиски процедур строгого логического
описания проверки научного знания не привели неопози-
тивистов к формулировке удовлетворительного критерия
истины.

2.3. Негативная подтверждаемость Поппера

Поппер считает, что неопозитивистская концепция
верифицируемости, как и ее модификация — теория под-
тверждаемости, не могут эффективно применяться к на-
учным теориям. Научные теории представляют собой
конъюнкцию универсальных предложений, которые в
принципе не могут быть обоснованы при помощи неко-
торого числа положительных, т. е. удовлетворяющих тео-
рии, фактов. Полемизируя с Карнапом, Поппер, в част-
ности, отмечает: “...Все универсальные законы, согласно
теории Карнапа, имеют нулевую подтверждаемость
в мире, который в некотором смысле бесконечен... Но
даже и в конечном мире ее оценка неотличима от нуля,
если число событий или вещей в этом мире достаточно
велико. Все это является очевидным следствием того
факта, что подтверждаемость и подтверждение в карна-
повском смысле представляют собой ослабленную версию
верифицируемости и верификации. Причина неверифици-
руемости универсального закона совпадает с причиной
ею неподтверждаемости: он утверждает гораздо больше
о мире — больше, чем мы можем даже надеяться прове-
рить или подтвердить” 1.

В противовес неопозитивистской концепции подтвер-
ждаемости универсальных предложений Поппер предло-
жил концепцию их фальсифицируемости. Универсальные
предложения не могут быть полностью проверены или
достаточно подтверждены любым количеством положи-
тельных примеров. Но они могут быть опровергнуты про-
тиворечащими им контрпримерами. Этим универсальные
предложения отличаются от экзистенциальных предло-
жений, т. е. от предложений о существовании, которые,

1 К. Popper. Conjectures and refutations p. 281.

80

по Попперу, могут быть однозначно подтверждены, но не
могут быть опровергнуты.

Попперовская идея фальсификации выступает в его
философской системе в двух формах: в виде принципа
фальсифицируемости, выполняющего функцию демарка-
ции между эмпирическими науками и спекулятивными
идеями, и в виде принципа, определяющего стратегию,
основную цель и направление научного познания.

Во-первых, считает Поппер, любая научная теория,
претендующая на описание мира, должна быть фальси-
фицируемой, т. е. опровержимой. Это означает, что для
нее должно существовать непустое множество возмож-
ных фактов, каждый из которых способен опровергнуть
теорию, Если это множество пусто и теория верна при
любых фактах, то она не имеет эмпирического содержа-
ния и ничего не говорит о структуре мира. К теориям
последнего типа относятся все “метафизические” опи-
сания 1.

Во-вторых, согласно Попперу, наука по своему духу
критична. Цель деятельности ученого заключается не в
том, чтобы подтвердить или увековечить какое-либо на-
учное положение, а в том, чтобы попытаться опроверг-
нуть его. Именно это стремление к опровержению состав-
ляет лейтмотив всего развития науки.

Однако последнее не означает, что процедура подтвер-
ждаемости полностью исключается из науки. Она сохра-
няется, но в новом качестве. Согласно Попперу, истинное
подтверждение может проистекать только из неудачи
всех попыток опровергнуть данную научную теорию2.
Таким образом, целью научной деятельности является
опровержение теорий, в то время как их подтверждение
отражает лишь негативный результат попыток их опро-
вержения.

Поппер неоднократно подчеркивал, что теория должна
пройти не просто проверку, а так называемую строгую
проверку. Что же является критерием этой строгости?
Первоначально Поппер выдвигал в качестве такого

1 В советской философской литературе были предприняты по-
пытки вычленения рациональных моментов попперовского учения
о фальсифицируемости и формулировки принципа фальсифици-
руемости как регулятивного принципа научного познания (см.
Е. А. Мамчур, С. В. Илларионов. Регулятивные принципы построе-
ния теории. — “Синтез современного научного знания”. М., 1973,
стр. 374—379).

2 К. Popper. Conjectures and refutations, p. 256,

81

критерия “принцип честности”. Согласно этому принципу,
ученый должен честно пытаться опровергнуть свою тео-
рию. Лишь в том случае, если это условие выполнено и
теория не столкнулась с опровергающими ее контрприме-
рами, она может считаться подтвержденной.

Нетрудно заметить, что выдвинутый Поппером крите-
рий строгой проверки не имеет объективного характера.
Он является субъективным. Сознавая этот недостаток
своего критерия, Поппер попытался ввести новый, объек-
тивный критерий, который связан с понятием предпосы-
лок (background) познания1.

При рассмотрении некоторой научной теории мы все-
гда, по мнению Поппера, должны принимать определен-
ную совокупность фактов и идей, считая их бесспорными.
Эти факты и идеи и составляют предпосылки данной
теории. Сами по себе они не являются подтверждением
рассматриваемой теории, хотя и согласуются с ней. Одна-
ко они косвенно используются в процедуре подтвержде-
ния. Поппер утверждает, что строгая проверка научной
теории как раз такова, что она в свете предпосылок по-
знания, т. е. бесспорных фактов и идей, с большой ве-
роятностью опровергнет теорию. И наоборот, если наши
попытки опровержения оказываются безуспешными, то
этот результат может считаться свидетельством подтвер-
ждения теории.

В попперовском учении о предпосылках познания
парадокс подтверждения получает иное решение, чем
у Гемпеля. С точки зрения Гемпеля, предложение “Все
вороны черные” подтверждается наличием не только во-
рон черного цвета, но также и объектов, которые обла-
дают сочетанием свойств “не ворона или черная”. По
Попперу, данное предложение не может подтверждаться
не только объектами последнего типа, но и наличием
черных ворон, ибо, согласно предпосылкам познания, все
известные вороны имеют черный цвет. Факты же, отно-
сящиеся к предпосылкам познания, не участвуют в про-
цедуре подтверждения. В проверке могут участвовать
только такие факты, которые неизвестны нам в данный
момент. Такого рода проверка называется незави-
симой.

Что же, по Попперу, будет служить подтверждением
такого универсального предложения, как “Все вороны

1 К. Popper. Conjectures and refutations, p. 238.

82

черные”? Допустим, что выдвигается гипотеза “Сущест-
вуют белые вороны”. Эта гипотеза невероятна в свете
предпосылок познания, которые говорят нам, что все
известные вороны имеют черный цвет. Допустим, что
в ходе проверки этой гипотезы было установлено, что из-
менение цвета вороны с черного на белый влечет
за собой изменение ее видовых (биологических) призна-
ков. Эта неудача доказать гипотезу “Существуют белые во-
роны” будет одновременно неудачей опровергнуть уни-
версальное предложение “Все вороны черные” и служит
формой подтверждаемоcnb данного универсального пред-
ложения.

Поппер полагает, что сравнение наших попыток опро-
вергнуть теорию с предпосылками познания дает объек-
тивный критерий строгости проверки теории. Здесь речь
идет уже не о субъективной честности ученого или его
искреннем стремлении опровергнуть теорию. В данном
случае попытки опровержения сравниваются с наличным
знанием, истинность которого признается не только дан-
ным ученым, но и целым научным сообществом.

Надо признать, что и эта объективность не лишена
субъективных моментов. Во-первых, предпосылки позна-
ния Поппера представляют собой определенный вид че-
ловеческого знания, т. е. явление субъективное. Во-вто-
рых, как отмечает сам Поппер, истинность предпосылок
как чего-то совершенно бесспорного постулируется. Одна-
ко лишь “небольшая часть этих предпосылок познания
будет представляться нам во всех случаях абсолютно
бесспорной и любая конкретная их часть может быть
в любое время изменена, особенно если мы подозреваем,
что их некритическое признание приводит к определен-
ным трудностям” 1.

И все же основной недостаток концепции Поппера
в рассматриваемом нами контексте связан с другим. Ко-
нечно, наука по своей природе критична и подвергает
сомнению выдвигаемые теории и гипотезы. Но совер-
шенно неверно абсолютизировать эту сторону научных
исследований, превращая ее в суть всей науки. При та-
ком подходе позитивные аспекты научных исследований
остаются где-то за пределами науки. Попперовская модель
развития научного знания оказывается поэтому однобо-
кой, она неадекватна реальной науке.

1 К. Popper. Conjectures and refutations, p. 238.

83

Весьма существен и такой момент. Поппер правильно
указывает на несостоятельность неопозитивистской реви-
зии понятия научной истины, замену его понятиями
подтверждаемоcти и вероятности. Он справедливо под-
черкивает, что понятие истины неустранимо из науки.
Но спрашивается, как мы можем узнать об истинности
теории на основе предполагаемой им процедуры “строгой”
проверки? Поппер не дает и, естественно, не может дать
удовлетворительного ответа на этот вопрос. Его “истина”
остается без критерия. В нее можно только верить. Она
выполняет лишь функцию некоторого регулятивного
принципа на неокантианский манер 1.

2.4. Неполнота эмпирического базиса научной теории
и проблема неэмпирического критерия истины

Как для Карнапа, так и для Поппера камнем претк-
новения оказалась проблема несоответствия между
общностью научных законов и узостью их эмпирического
базиса. Карнап считал, что мост между научной теорией
и опытом может быть наведен только путем отказа от
понятия научной истины. По мнению Поппера, для до-
стижения этой цели нужно пожертвовать процедурой
подтверждения. Оба подхода представляются, однако, не-
удовлетворительными.

Что же тогда нужно сделать для преодоления указан-
ной трудности? Логически возможен еще и такой выход
из положения: допустить, что соответствие научной тео-
рии фактам является всего лишь необходимым, но не-
достаточным условием ее истинности, предположить су-
ществование еще и неэмпирического критерия истины.
Такой путь решения проблемы был избран философами
различных направлений.

На необходимость использования неэмпирических
соображений при решении вопроса об истинности науч-
ных теорий указывали некоторые представители неопози-
тивистской философии, в частности Г. Рейхснбах. Рей-
хенбах утверждал, что при решении вопроса об истин-
ности той или иной гипотезы (или даже теории) должны
приниматься в расчет не только эмпирические факты, но

1 “Мы не имеем критерия истины,— утверждает Поппер,— но
тем не менее мы ведомы идеей истины как регулятивным принци-
пом (как могли бы сказать Кант или Пирс)” (К. Popper. Conjectu-
res and refutations, p. 226).

84

и ее простота. При этом он проводил различие между
двумя видами простоты — дескриптивной и индуктивной
простотой. Дескриптивная простота, под которой Рейхен-
бах понимал чисто описательную простоту, связанную
с формой построения теорий, с выбором единиц измере-
ния (например, десятичная система, отмечал он, проще,
чем футово-ярдовая), не является критерием истины.
Однако другой вид простоты — индуктивная простота
имеет прямое отношение к истине. Например, простей-
шая кривая, связывающая наблюдательные данные на
диаграмме, может рассматриваться в качестве более
истинной, т. е. более возможной, чем другие соединяю-
щие эти точки кривые линии1.

Значительно более резко роль неэмпирического крите-
рия истины подчеркивает оппонент неопозитивизма М. Бун-
ге. По его мнению, соответствие теории эмпирическим
фактам не является не только достаточным, но даже и не-
обходимым условием для ее признания истинной. В реше-
нии вопроса об истинности данной физической теории
важнейшую роль играют неэмпирические ее проверки.

Бунге указывает на три основных вида неэмпириче-
ской проверки теории: метатеоретическую, интертеорети-
ческую и философскую. Под метатеоретической провер-
кой он понимает исследование теории, имеющее целью
выяснить, является ли она внутренне непротиворечивой,
имеет ли фактуальыое содержание, допускает ли эмпири-
ческую проверку в принципе. Интертеоретическая про-
верка призвана выявить совместимость данной теории
с другими, ранее принятыми научными теориями. Нако-
нец, философская проверка “представляет собой исследо-
вание метафизических и эпистемологических достоинств
ключевых понятий и предположений теории в свете той
или иной философии” 2. Этот критерий зависит от того,
какая философия принимается ученым.

Лишь после такой неэмпирической проверки ученый
может исследовать степень ее соответствия опытным дан-
ным. При этом неэмпирические испытания, отмечает
Бунге, “превосходят по важности эмпирические” 3. Если
при наличии противоречий теории опытным данным

1 Я. Reichenbach. The philosophical significance of the theory of
relativity. — “Albert Einstein: philosopher-scientist”. Evanston and
Chicago, 1949, p. 296.

2 М. Бунге. Философия физики, стр. 300.
3 Там же, стр 301.

85

теория еще может быть сохранена, то ее внутренняя про-
тиворечивость или несовместимость с философскими прин-
ципами вполне достаточны, чтобы теория могла быть
забракована.

То, что ученые опираются не только на эмпирические
факты, но и на логические, философские и другие сооб-
ражения и принципы, хорошо известно и не вызывает
возражений. Однако весь вопрос в том, можно ли их
считать самостоятельными критериями истины.

Бунге предлагает плюралистический критерий исти-
ны, согласно которому истинная теория должна соответ-
ствовать двум гносеологически противоположным осно-
ваниям — эмпирическому и неэмпирическому. Рассматри-
вая логические и философские принципы в качестве
неэмпирических, он исключает возможность установ-
ления их связи с опытом. В итоге получается, желает он
того или нет, что вышеуказанные принципы носят апри-
орный характер. Физика как наука оказывается в этом
случае в весьма странном положении: она призвана опи-
сывать объективный, существующий вне и независимо от
сознания человека мир (эту цель физики признает и сам
Бунге) ; однако основной критерий истинности такого
описания лежит в сфере человеческого знания.

§ 3. Исторические теории подтверждения

3.1. Необходимость учета исторического ингредиента
в процедуре подтверждения

Критика логических теорий подтверждения, изложен-
ная в предыдущем параграфе, не устраняет ее недостат-
ков. Альтернативы, предложенные взамен нее, — отказ
от подтверждения как способа эмпирического обоснова-
ния научной теории и концепция априорных критериев
истины — столь же неудовлетворительны, как и сама
критикуемая теория.

Действительный, а не мнимый недостаток логических
теорий, который обусловливает их неспособность решить
проблему эмпирического обоснования научного знания,
коренится в принимаемой этими теориями модели науч-
ного знания. Согласно этой модели, наука, скажем фи-
зика, представляет собой совокупность изолированных
теорий, каждая из которых проходит сепаратную эмпири-
ческую проверку на основе собственного эмпирического

86

базиса. При этом подтверждение считается чисто логиче-
ским процессом, имеющим вневременной характер и не
учитывающим развития научного знания.

Такого рода модель не соответствует реальной науке.
Наука представляет собой развивающуюся систему вза-
имосвязанных теорий, а их подтверждение обусловлено
историческим контекстом. Однако отсутствие полного со-
ответствия модели оригиналу еще нельзя расценивать
как безусловный ее недостаток. Концептуальная модель
объекта всегда строится с помощью идеализации. Может
быть, мы и здесь имеем дело с такого рода идеализа-
циями? Сторонники логических теорий подтверждения
примерно так и рассуждают. По их мнению, чтобы иссле-
довать логическую структуру подтверждения научного
знания, необходимо абстрагироваться от других его аспек-
тов, например его развития. Это не означает, что послед-
ние не представляют ценности и не играют никакой роли.
Однако их изучение выходит за рамки логики науки.

Нельзя не признать, что отвлечение от развития на-
учного знания в определенных пределах не только допу-
стимо, но и целесообразно. Без такого отвлечения трудно
было бы выяснить логическую структуру научного зна-
ния. Но дает ли оно адекватное представление о проце-
дуре подтверждения научных теорий? Иначе говоря,
можно ли разумно решить вопрос о подтверждаемости
какой-либо теории, если ограничиться исследованием
чисто логических отношений между этой теорией и эмпи-
рическими фактами?

На эти вопросы следует дать отрицательный ответ.
Отвлечение от исторических аспектов научного знания,
от его развития исключает возможность рационального
решения проблемы подтверждаемости научной теории.
Чтобы продемонстрировать это, посмотрим, как ставится
вопрос о подтверждаемости теорий в реальной науке.
Наука, как уже отмечалось,— это развивающаяся систе-
ма. Научная теория в своем развитии сталкивается с
фактами, которые она не в состоянии объяснить или ко-
торые ей противоречат. В этих условиях возникает целая
серия теорий и гипотез, направленных на объяснение
фактов. Перед наукой встает проблема выбора наиболее
адекватной теории.

Если мы подойдем к анализу этой ситуации p точки
зрения логических теорий, то получим следующий резуль-
тат: поскольку все конкурирующие теории соответствуют

87

фактам, они могут считаться подтвержденными этими
фактами. Чтобы решить вопрос о том, какая из этих
теорий подтверждается в наибольшей степени, необходимо
обратиться к дополнительным фактам. Однако в действи-
тельности не все теории, согласующиеся с данным фак-
том, подтверждаются им в одинаковой мере. Из одних
теорий данный факт можно получить как логическое
следствие, другие могут быть приведены в соответствие
с ним путем дополнительных и искусственных гипотез.
В последнем случае, хотя они формально и подтвер-
ждаются этим фактом, подтверждаемость носит фиктив-
ный характер. Такого рода теории, искусственно при-
способленные к объяснению фактов, называются теориями
ad hoc.

Логические концепции подтверждения, ограничиваю-
щиеся анализом формального соответствия теории фак-
там, упускают из поля зрения проблему теорий ad hoc.
Для них проблемы подобного рода просто не существует.
Но, не проводя различия между истинным подтверждени-
ем теорий и псевдоподтверждением ad hoc, логические
концепции не могут дать правильной картины процесса
подтверждения в науке.

Чтобы теория подтверждения соответствовала реаль-
ной научной практике и могла служить инструментом
решения реальных проблем, она должна учитывать исто-
рический ингредиент в процедуре подтверждения науч-
ной теории. Попытки учесть указанный ингредиент при-
водят к появлению нового типа теорий подтверждения,
которые иногда называют историческими. Термин “исто-
рическая” в выражении “историческая теория подтверж-
дения” не эквивалентен термину “социологическая”. Та-
кого рода теория не занимается рассмотрением соци-
ального контекста, в котором протекает развитие научного
знания. Она также является логической в том смысле,
что рассматривает логические отношения между теорией
и фактами. Но в отличие от логических теорий историче-
ские теории учитывают не только логический аспект
подтверждения, но и историко-научный контекст под-
тверждаемой теории, ее развитие и способность предска-
зывать новые факты и т. д. Поэтому такие теории ино-
гда называются историко-логическими 1.

1 A. Musgiave. Logical versus historical theories of confirma-
tion. — “Brit. j. for the philosophy of science”, 1974, vol. 25, N 1,
p. 2.

88

3.2. Теории ad hoc.
Одна из центральных проблем исторических теорий
подтверждения заключается в том, чтобы выявить раз-
личия между истинным подтверждением научных теорий
и псевдоподтверждением теорий и гипотез ad hoc. Данная
проблема приобрела актуальность в связи с генезисом
специальной теории относительности и попытками объяс-
нить нулевой результат опыта Майкельсона — Морли
в рамках теории Лоренца. Одним из первых, кто привлек
к ней внимание, был Эйнштейн.

Мы не будем приводить описание опыта Майкельсона —
Морли. Это сделано в многочисленных работах — как фи-
зических, так и философских. Отметим лишь, что этот
опыт, поставленный с целью проверки существования
эфирного ветра и его влияния на распространение света,
привел к неожиданному результату: скорость света не
зависит от движения его источника. Попытки объяснить
этот результат в рамках классической физики вели к сле-
дующему противоречию. Предварительные расчеты пока-
зали, что луч света должен проходить разные по длине
пути в направлении плечей интерферометра Майкель-
сона за различные промежутки времени. Причем это
время должно зависеть от того, движется ли свет парал-
лельно траектории Земли или перпендикулярно к ней.
В первом случае время движения света вдоль плеча ин-
терферометра туда и обратно равно

во втором —

где l — длина плеча интерферометра, с — скорость света,
v — скорость Земли относительно эфира. Однако опыт
Майкельсона — Морли, вопреки этим расчетам, показал,
что время прохождения света одинаково в обоих случаях.
Как устранить противоречие между выводами теории
и результатом опыта? Лоренц предположил, что длина
плеча интерферометра, расположенного вдоль траектории
движения Земли, сокращается в отношении
Эта гипотеза формально устраняла противоречия между
теорией и опытом. Вместе с тем она спасала идею непол-

89

вижного эфира, игравшую фундаментальную роль в тео-
рии Лоренца.

Эйнштейн считал гипотезу Лоренца, объяснявшую
результат опыта Майкельсона — Морли сокращением
длин стержней, неудовлетворительной как в конкретно-
научном, так и в логическом плане. В одной из своих ра-
бот он писал: “Известно, что это противоречие между
теорией и опытом формально было устранено гипотезой
Г. А. Лоренца и Фицджеральда, согласно которой движу-
щиеся тела испытывают определенное сокращение в на-
правлении своего движения. Но эта гипотеза, выведенная
ad hoc, кажется всего лишь искусственным средством
спасения теории; опыт Майкельсона и Морли обнаружил,
что эти явления согласуются с принципом относительно-
сти даже тогда, когда этого нельзя было ожидать по тео-
рии Лоренца. Поэтому создавалось впечатление, что от
теории Лоренца надо отказаться, заменив ее теорией, ко-
торая основывается на принципе относительности, ибо
такая теория позволила бы сразу предвидеть отрицатель-
ный результат опыта Майкельсона и Морли” 1.

Согласно Эйнштейну, подлинно научное знание обла-
дает автономией перед опытом. Оно не развивается путем
постоянного приспособления к результатам опыта. Наобо-
рот, сами эти результаты получаются как естественное
подтверждение вытекающих из теорий эмпирических
следствий. Если всего этого не наблюдается, то мы имеем
дело не с подлинно научной теорией, а с теорией типа
ad hoc.

К этой концепции Эйнштейн пришел в процессе соз-
дания специальной теории относительности. Исходным
пунктом размышлений, которые привели Эйнштейна к спе-
циальной теории относительности, было существовавшее
в физике XIX в. противоречие между классической меха-
никой Ньютона и электродинамикой Максвелла. Ньюто-
новская механика основывалась на принципе относи-
тельности, отрицавшем привилегированные инерциальные
системы отсчета, тогда как электродинамика Максвелла
признавала существование привилегированной системы,
связывая ее с мировым эфиром, заполняющим пустое
пространство. Эйнштейн считал это противоречие в физи-
ке недопустимым и стремился преодолеть его. Ему удалось

1 А. Эйнштейн. Собрание научных трудов в четырех томах
т. I. M., 1965, стр. 66.

90

сделать это в специальной теории относительности, кото-
рая обобщила механический принцип относительности на
случай электромагнитных явлений. Из нее чисто логи-
чески следовал результат, полученный в опыте Майкель-
сона — Морли.

Насколько правомерна и универсальна эйнштейнов-
ская концепция развития научного знания? Факты свиде-
тельствуют о том, что ее можно применить в ситуациях,
которые не так уж часты в науке. Она является слишком
жесткой. С ее точки зрения теориями типа ad hoc явля-
ются не только теоретическая интерпретация Лоренцем
результата опыта Майкельсона — Морли, но и планков-
ская теория излучения черного тела, в которой вводи-
лась знаменитая постоянная Планка. Последняя возникла
как попытка приспособления к фактам и устранения так
называемого парадокса ультрафиолетовой катастрофы.
Однако, несмотря на это, она оказалась выдающимся до-
стижением, положившим начало квантовой физике. Ква-
лификация ее как неудовлетворительной теории была бы
совершенно необоснованной.

Специалисты, работающие в области философии есте-
ствознания, предпринимали неоднократные попытки вы-
работать более адекватные критерии, которые позволили
бы отличить подлинно научную гипотезу или теорию от
гипотез и теорий ad hoc. Одна из них принадлежит аме-
риканскому науковеду Дж. Леплину 1. Согласно Леплину,
гипотеза Н, вводимая в теорию Т в ответ на данные
эксперимента Е, считается гипотезой ad hoc, если и толь-
ко если выполняются следующие пять условий:

Условие экспериментальной аномалии. Эксперимен-
тальные данные E называются аномалией для Т, если
они несовместимы с эмпирическими предсказаниями, вы-
текающими из Т, и достаточны для опровержения Т.
Гипотеза H есть ad hoc, если E, выступающие в качестве
аномалии для Т, перестают быть аномалией для Т в ее
сочетании с Н.
Условие подтверждаемоcти. Гипотеза Н может рас-
сматриваться как ad hoc, если в пользу Н свидетельству-

1 Здесь мы приводим несколько упрощенную, свободную от
частных деталей характеристику концепции Дж. Леплина. Более
подробно см.: J. Leplin. The concept of an ad hoc hypothesis. —
“Studies in the history and philosophy of science”, 1975, vol. 5, N 4,
p. 309-345.

91

ют только данные Е и Н неприменима к области тео-
рии Т.

Условие проверки. Н является гипотезой ad hoc в
том случае, если не существует достаточных оснований
для установления ее истинности или ложности.
Условие совместимости. Гипотеза Н должна быть
совместима с существенными предложениями теории Т,
т. е. такими предложениями Р, отказ от которых мог бы
рассматриваться как отказ от Т независимо от того, со-
храняются или нет другие гипотезы, связанные с Т.
Условие не фундаментальности. Проблема Q указы-
вает на нефундаментальность теории Т, если удовлетвори-
тельное решение Q не может быть достигнуто без отказа
от некоторых высказываний Т и их замены предложе-
ниями, несовместимыми с Т. Тогда Н является гипоте-
зой ad hoc, если она предназначается для решения тех
проблем, которые указывают на нефундаментальность
теории.

Изложенная концепция была сформулирована Лепли-
ном на основе анализа гипотезы лоренцева сокращения
длин, выдвинутой для объяснения результата опыта Май-
кельсона — Морли. Автор считает ее достаточно общей,
применимой для оценки целого ряда других теорий, ука-
зывает, что вытекающая из нее оценка совпадает с обще-
принятой.

Нельзя не отметить определенные достоинства кон-
цепции Леплина, состоящие в систематизации признаков,
присущих гипотезам ad hoc. Но ей свойственны и недо-
статки. Главный из них в том, что она имеет не объясни-
тельный, а чисто рецептурный характер. Признаки, ко-
торые, по Леплину, характеризуют данный вид гипотез,
лишь скоординированы, но природа этой координации не
разъяснена. Эту концепцию трудно применить в тех си-
туациях, когда не все признаки, приписываемые ею ги-
потезам ad hoc, действительно наблюдаются у рассматри-
ваемых гипотез, хотя последние, несмотря на это, при-
знаны в науке как гипотезы ad hoc.

Чтобы убедиться в этом, обратимся к истории введе-
ния в науку космологической постоянной. Эту постоян-
ную ввел в свои гравитационные уравнения А. Эйнштейн.
Первоначально его уравнения выглядели следующим
образом:

92

Левая часть уравнений описывала гравитационное
поле и одновременно метрику пространства-времени,
правая — материю (вещество + электромагнитное поле),
которая создает гравитационное поле. После введения
космологической постоянной уравнения Эйнштейна приоб-
рели следующий вид:

Здесь Λ-член выполнял функцию описания гипотети-
ческого поля сил отталкивания.

К необходимости введения в гравитационные уравне-
ния космологической постоянной Эйнштейн пришел на
основе следующих соображений. В 1917 г. он задался
целью применить гравитационные уравнения для постро-
ения космологической модели. Эта модель, согласно Эйн-
штейну, должна удовлетворять следующим требованиям.
Во-первых, она не должна приводить к гравитационному
парадоксу, который возникал в ньютоновской космологии
и состоял в том, что бесконечное количество материи соз-
дает гравитационное поле, характеризующееся бесконечно
большими потенциалами и напряженностями, что лишено
физического смысла. Чтобы устранить возможность
гравитационного парадокса, Эйнштейн допустил конечность
количества материи во Вселенной. Во-вторых, допущение
конечного количества материи могло привести к такой
структуре мира, в которой материя создает гравитацион-
ное поле, простирающееся в бесконечность. Но в этом
случае свойства пространства, проявляющиеся в гравита-
ционном поле на бесконечности, оказались бы эвклидо-
выми и поэтому не зависящими от материи. Эйнштейн
считал такую возможность неудовлетворительной. Он
принимал так называемый принцип Маха, согласно кото-
рому метрические свойства пространства полностью опре-
деляются материей. Исходя из принципа Маха, Эйн-
штейн пришел к выводу, что удовлетворительная космо-
логическая модель должна характеризоваться не только
конечным количеством материи, но и конечным, хотя и
безграничным, пространством. Таким пространством яв-
ляется риманово пространство постоянной положительной
кривизны. В-третьих, модель должна быть статической,
т. е. обладающей пространством, метрика которого не

93

изменяется во времени. При этих условиях космологиче-
ская система под действием гравитационных сил должна
сколлапсировать, сжаться в точку. Чтобы устранить воз-
можность коллапса, Эйнштейн и ввел космологическую
постоянную, обозначавшую гипотетические силы отталки-
вания, препятствующие сжатию и обеспечивающие ста-
бильность системы.

В дальнейшем выяснилось, что ради тех целей, для
достижения которых была введена космологическая по-
стоянная, ее можно было и не вводить. Исследования
показали, что наблюдаемая Вселенная расширяется. По-
этому она может быть описана лишь такими космологиче-
скими моделями, метрика пространства которых изменя-
ется во времени. Для таких моделей космологическая
постоянная не является необходимой, ибо эффект расши-
рения исключает коллапс. Когда Эйнштейн принял идею
нестатической космологической модели, он с удовлетворе-
нием заметил, что теперь от космологической постоянной
можно отказаться1. И действительно, многие космологи
отказались от нее. Но все же есть немало ученых, кото-
рые принимают ее. Насколько это оправданно?

С точки зрения Леплина, идея космологической посто-
янной есть типичная идея ad hoc. Так почему же космо-
логическая постоянная все же не исключается из науки,
как это случилось с гипотезой Лоренца? На этот вопрос
можно было бы ответить так. Теории ad hoc могут прини-
маться как паллиативные решения проблем, вплоть до
появления новых фундаментальных теорий. Возможно,
что именно в таком качестве продолжает сохраняться ги-
потеза о космологической постоянной. Но не следует
упускать из виду и другое объяснение причин, способст-
вующих ее сохранению.

Как отмечает А. Л. Зельманов, одна из причин такого
положения состоит в том, что, как выяснилось, “уравне-
ния Эйнштейна с космологическим членом представляют
собой, при весьма широких предположениях, наиболее
общий вид общерелятивистских уравнений поля тяготе-
ния...” 2. Такие уравнения допускают значительно боль-

1 См. А. Эйнштейн. Собрание научных трудов в четырех то-
мах, т. И. М., 1966, стр. 349—350, 352.

2 А. Л. Зелъманов. Космологическая постоянная. — “Физиче-
ский энциклопедический словарь”, т. 2. М., 1962, стр. 490,
94

шее число типов космологических решений, чем гравита-
ционные уравнения в их первоначальном виде. Это рас-
ширяет возможности описания эмпирического материала
наблюдательной астрономии, делает более многоплановы-
ми поиски адекватной структуры Вселенной. Ученые ис-
ходят из молчаливого предположения, что вопрос о пра-
вомерности введения космологической постоянной в ко-
нечном счете может быть решен лишь на основе данных
опыта.

Совершенно ясно, что если признак “быть гипотезой
ad hoc” рассматривать как свидетельство неудовлетвори-
тельности данной гипотезы, то чисто рецептурной харак-
теристики этого признака явно недостаточно. Здесь необ-
ходимы соображения гносеологического плана, объясня-
ющие, почему именно тот или иной набор признаков,
формально определяющий гипотезу как ad hoc, делает ее
неудовлетворительной. Мы еще вернемся к этому вопросу
в заключительном разделе главы.

3.3. Новые факты и типы исторических
теорий подтверждения

У исторических теорий подтверждения имеются опре-
деленные преимущества перед логическими. Они состоят
не только в том, что данные теории более “реалистичны”,
т. е. более точно учитывают реальную обстановку, в ко-
торой происходит процедура подтверждения научного
знания, но и в том, что они более успешно решают проб-
лему “наведения мостов” между общей теорией и част-
ными фактами. Логические теории не в состоянии решить
эту проблему, не делая уступок априоризму. Историче-
ским теориям такая перспектива не угрожает. В частно-
сти, им незачем прибегать к неэмпирическим критериям.
Для них согласие с новыми фактами является не только
необходимым, но и достаточным условием того, чтобы
данная теория считалась подтвержденной.

Ситуация выглядит парадоксальной. С точки зрения
логической теории всех известных фактов — и новых, и
старых — недостаточно для того, чтобы подтвердить
истинность данной теории. Исторические теории ограни-
чивают круг фактов, участвующих в подтверждении тео-
рии, только новыми фактами. Но поскольку проблема

95

подтверждения рассматривается ими как проблема выбора
одной теории из нескольких конкурирующих, этих фак-
тов оказывается вполне достаточно для подтверждения
научной теории.

Существует несколько типов исторических теорий под-
тверждения, различающихся трактовкой понятий “новые
факты” и “теории ad hoc”. Английский философ А. Мас-
грейв предпринял попытку классификации таких теорий,
получивших распространение в западной философии.
Хотя эта классификация во многом несовершенна, она
представляет определенный интерес.

Важнейшим понятием исторических теорий подтверж-
дения является понятие предпосылок познания. Это по-
нятие позволяет разделить все данные, в том числе и
эмпирические свидетельства, на две непересекающиеся
части. Первая часть — это данные, входящие в предпо-
сылки познания. Они, как отмечал Поппер, считаются
в науке бесспорными, непроблематичными. Вторая часть —
это новые факты, предсказанные теорией. Согласно исто-
рическим теориям, данные, относящиеся к предпосылкам
познания, не могут служить подтверждением теории. По-
этому теории, опирающиеся исключительно на данные
предпосылок, являются теориями ad hoc и отвергаются
наукой. Теории могут подтверждаться только новыми
фактами.

Масгрейв отмечает, что определения предпосылок по-
знания как неоспариваемых данных науки заключают
в себе известную неопределенность, которая может явить-
ся источником субъективизма и релятивизма. Различные
ученые могут признавать различные части совокупности
этих предпосылок. Поэтому процедура подтверждения
в значительной мере утрачивает объективные основания
и становится зависимой от степени знания или от реше-
ния того или иного ученого.

Попытки устранить эти субъективизм и релятивизм
приводят к первому, чисто временному, типу теорий под-
тверждения. Согласно таким теориям, предпосылки по-
знания — это данные, которые были известны до выдви-
жения проверяемой теории. Они не могут участвовать
в процедуре проверки. Проверить теорию могут только
новые данные, которые получены на основе теории после
того, как эта теория была создана.

Хотя указанный тип исторических теорий подтверж-
дения и устраняет субъективизм, он, однако, не свободен

96

от элементов релятивизма. Масгрейв иллюстрирует это
при помощи следующих трех схем:

Схема 1

Предполагается, что теория Т объясняет феномен е1.
Но феномен е1, известный до создания теории Т, не мо-
жет служить ее подтверждением, так как в этом случае
Т была бы теорией ad hoc. Теория Т не является теорией
ad hoc, поскольку она предсказывает новые феномены

Схема 2

Те же феномены были известны до появления теории
Т. Теория Т объясняет их, но не является независимо
проверяемой, поскольку не предсказывает новых феноме-
нов. Сторонник исторической теории подтверждения бу-
дет считать теорию Т теорией ad hoc.

97

Теория T1 не является ad hoc, поскольку она делает
предсказания относительно факта е2. Допустим, что е2 оп-
ровергает T1, вследствие чего t1 сменяется теорией Т2.
Теория Т2 объясняет е1 и e2 и делает предсказания
относительно е3 который опровергает Т2, и т. д. В этой
схеме теория Т объясняет все феномены, но со строго вре-
менной точки зрения она является ad hoc, так как не
предсказывает новых фактов.

Масгрейв отмечает, что изложенный вариант теорий
подтверждения не соответствует реальной истории науки.
Слабость этой теории обнаруживается в том, что согласно
ей и вопреки действительному положению дел опыт Май-
кельсона — Морли нельзя рассматривать как подтвержде-
ние специальной теории относительности, а измерение
более точного значения смещения перигелия Меркурия —
как подтверждение общей теории относительности, ибо
упомянутые теории были созданы после обнаружения
соответствующих им феноменов.

Второй тип исторических теорий подтверждения, ко-
торый Масгрейв связывает с именем английского фило-
софа Э. Захара, основан на несколько ином критерии раз-
граничения предпосылок познания и новых фактов. По
мнению Э. Захара 1, новизна факта не должна определять-
ся только на основе временного параметра. Старый (во
временном смысле) факт может быть новым по отноше-
нию к данной теории, если теория не создана специально
для его объяснения. Отсюда следует, что, хотя временная
новизна факта есть достаточное условие для новизны

1 Е. Zahar. Why did Einstein's programme supersede Lo-
rentz's — “Brit. j. for the philosophy of science”, 1973, vol. 24, N 2,
p. 95-123; N 3, p. 223-262.

98

факта в смысле Захара, она не является необходимым
условием. С этой точки зрения в схемах 2 и 3 теория Т
не является автоматически теорией ad hoc. Она будет
ad hoc лишь в том случае, если установлено, что она
создана специально для объяснения ранее известных
фактов.

Масгрейв считает, что, хотя теория Захара и устраняет
некоторые недостатки первого варианта исторических тео-
рий подтверждения, она сама не лишена существенных
пороков. Чтобы ответить на вопрос, относится ли данный
факт к предпосылкам познания или же он является но-
вым фактом по отношению к некоторой теории, нужно
знать, сыграл ли этот факт эвристическую роль в созда-
нии теории. Однако известно, что оценка эвристичности
тех или иных идей носит личностный характер. Масгрейв
пишет в связи с этим: “Если различные ученые избирают
разные пути к одной и той же теории, то опытное обос-
нование теории, проведенное одним из них, отличается
от обоснования, осуществленного другим. Таким образом,
концепция Захара делает подтверждение зависящим от
личности” 1.

Третий тип исторических теорий подтверждения осно-
ван на следующей идее. В науке всегда существует не-
сколько конкурирующих теорий, и основная задача, стоя-
щая перед учеными, заключается в том, чтобы решить
проблему выбора между ними на основе эмпирических
данных. При оценке степени обоснованности теории по-
средством данных опыта мы должны сравнивать теорию
не с предпосылками познания вообще, а со старой (пред-
посылочной) теорией, с которой она конкурирует.

Согласно этому варианту исторических теорий под-
тверждения новая теория независимо проверяема, т. е.
предсказывает новые факты, если она предсказывает
нечто такое, что не следует из предпосылочной теории. Су-
ществуют два основных вида новых предсказаний. Во-
первых, это предсказания, которые противоречат предска-
заниям предпосылочной теорий. Проверка этих предска-
заний может иметь значение решающего эксперимента
в выборе между новой и предпосылочной теориями. Во-
вторых, это предсказания таких явлений, которые

1 A. Musgrave. Logical versus historical theories of confirma-
tion. —“Brit. j. for the philosophy of science”, 1974, vol. 25, № 1,
p 14.

99

заведомо не относятся к предметной области предпосы-
лочной теории.

Третий вариант теорий подтверждения отличается от
двух предыдущих в следующих отношениях. Во-первых,
согласно ему, в подтверждении новой теории могут прини-
мать участие и ранее известные факты. Но, естественно,
не все факты, а только такие, которые противоречат
старой теории или вообще ею не объясняются. Отсюда
следует, что если факты, предсказанные старой теорией,
не противоречат и новой теории, то такие факты не могут
считаться подтверждением последней. Поэтому временная
новизна факта не является ни достаточным, ни необходи-
мым условием его участия в подтверждении теории. Во-
вторых, предположим, что теория T1 объясняет факты е1
и e2, но не может объяснить е3. Новая теория Т2 объяс-
няет все факты — е1, е2, е3. Известно, что е1 и e3 сыграли
эвристическую роль в построении теории Т2, в то время
как e2 — нет. В таком случае, согласно второму варианту
исторических теорий подтверждения, е3 не может под-
твердить Т2. Эту функцию может выполнить лишь е2. Со-
гласно третьему варианту дело обстоит наоборот: е3 мо-
жет подтвердить новую теорию, тогда как e2 — нет.

Основоположником третьего типа исторических теорий
подтверждения Масгрейв считает И. Лакатоса. Это не со-
ответствует действительности. Данный вариант историче-
ских теорий был известен задолго до исследований Ла-
катоса в области философии науки. В той или иной
форме идея, лежащая в его основе, высказывалась уче-
ными-естественниками, которые использовали ее в своей
практической деятельности. В гносеологическом плане
она разрабатывалась и советскими философами.

Что же касается Лакатоса, то ему принадлежит осо-
бый вариант исторических теорий подтверждения. Он
характеризуется рядом черт, отличающих его от всех
предшествующих исторических теорий. В качестве основ-
ной единицы научного знания, подлежащей проверке,
здесь выступает не отдельная теория, а научно-исследова-
тельская программа. Подтверждение программы не сво-
дится к единичным актам подкрепления ее положитель-
ными фактами, а рассматривается как длительный про-
цесс многократного ее испытания.

Для Лакатоса подтверждение эквивалентно прогрес-
сивному развитию научно-исследовательской программы.
Исследовательская программа прогрессирует, если ее тео-

100

ретический рост приводит также и к эмпирическому ро-
сту, т. е. если она в состоянии предсказывать новые
факты. Это равнозначно “прогрессивному сдвигу проб-
лемы”. Если же эмпирический рост предшествует теоре-
тическому росту программы, т. е. если она обеспечивает
объяснение только для случайных открытий, которые
предвосхищаются конкурирующими с ней программами,
то в таком случае рассматриваемая исследовательская
программа дает “регрессивный сдвиг проблемы”. Это рав-
носильно ее “опровержению” и приводит к тому, что она
сходит со сцены и замещается конкурирующей про-
граммой.

Хотя для теории Лакатоса, как и для всех историче-
ских теорий подтверждения, решающее значение имеют
новые факты, их “доказательная” роль проявляется здесь
не столь однозначно, как в других теориях. Если новые
факты не укладываются в теорию, то они, по мнению Ла-
катоса, могут быть отброшены. Конечно, это означает
аномалию для научно-исследовательской программы. Но
тем не менее, если программа все же обеспечивает про-
грессивный сдвиг проблемы, такое отбрасывание фак-
тов оправданно. Таким образом, не просто новое под-
тверждаемое содержание, а именно прогрессивный сдвиг
проблемы, обеспечиваемый программой, означает ее под-
тверждение.

Проблема гипотез ad hoc получает у Лакатоса следую-
щее решение. В отличие от Леплина, считающего, что
существует единственный тип гипотез ad hoc, характери-
зующийся определенным набором признаков, Лакатос вво-
дит три таких типа: ad hoс1 — гипотезы, не имеющие избы-
точного эмпирического содержания по сравнению с их
предшественниками; ad hoc2 — гипотезы, имеющие такое
избыточное содержание, которое, однако, не подтверждено;
ad hoc3 — гипотезы, которые не являются частью пози-
тивной эвристики научно-исследовательской программы.

Первые два понятия заимствованы Лакатосом у Поп-
пера. Последнее введено им самим и тесно связано с кон-
цепцией научно-исследовательских программ. Как не-
трудно заметить, понятие ad hoc3, в отличие от ad hoc1 и
ad hoc2, имеет относительный характер. Оно используется
только в связи с данной научно-исследовательской про-
граммой. В рамках другой, например конкурирующей,
программы оно может оказаться неприменимым,

101

Акцент на динамичности процедуры подтверждения,
ее историческом характере в более глубоком смысле, чем
это принималось предыдущими теориями, составляет
сильную сторону концепции Лакатоса. Однако такой ак-
цент ставит перед Лакатосом следующие вопросы: до ка-
ких пор сдвиг, обеспечиваемый программой, может
считаться прогрессивным? Как определить момент смены
прогрессивного развития программы регрессивным? От-
сутствие у Лакатоса четких ответов на эти вопросы по-
служило поводом для критики всей его концепции 1. Тем
не менее следует признать, что данный недостаток вы-
глядит не очень значительным на фоне тех трудностей,
с которыми столкнулась теория Лакатоса при решении
проблемы критерия истинности научного знания.

3.4. Решают ли исторические теории подтверждения
проблему критерия истины?

Исторические теории подтверждения нацелены на то,
чтобы решить проблему эмпирического обоснования науч-
ных теорий. Некоторые сторонники этих теорий считают,
что эмпирически обоснованная теория является вместе
с тем и истинной в классическом понимании этого слова,
т. е. соответствующей действительности. Можно ли ска-
зать, что исторические теории и в самом деле предлагают
удовлетворительное решение проблемы критерия истин-
ности научного знания? На этот вопрос следует дать
отрицательный ответ. Попытки сторонников исторических
теорий решить указанную проблему оказываются неосно-
вательными. Мы проиллюстрируем это на примере теории
Лакатоса2.

Теория Лакатоса, равно как и другие исторические
теории подтверждения, исходит из предположения, что
проблема критерия истинности научных теорий может
быть решена только на основе новых фактов. Однако, как
нам представляется, она преувеличивает роль новых фак-
тов, не дает удовлетворительной их характеристики, не
показывает, каким образом соответствие теорий новым
фактам обеспечивает их соответствие объективному миру.
Рассмотрим эти пункты подробнее.

1 См., например: Т. Kuhn. Notes on Lakatos. —“Boston studies in
the philosophy of science”, vol. 8. Dordrecht — Boston, 1971.

2 Критический анализ взглядов И. Лакатоса см. также в книге:
Е. А. Мамчур “Проблема выбора теории” (М, 1975).
102

1. Лакатос преувеличивает роль новых фактов в эмпи-
рическом обосновании научных теорий. Это проявляется
в том, что только им отводится роль эмпирического аргу-
мента, тогда как старый эмпирический базис полностью
сбрасывается со счета. Такая оценка старого и нового не
всегда соответствует реальной научной практике. Чтобы
продемонстрировать это, рассмотрим следующую гипоте-
тическую ситуацию. Допустим, у нас имеются теории T1
и Т2. Теория Т2 предсказывает некий эмпирический факт
e2, который не предсказывается Т1 и не может быть объяс-
нен в рамках последней. Далее, известно, что Т2 переходит
в Т1 как в свой предельный случай. С точки зрения Лака-
тоса, для подтверждения теории Т2 имеет значение только
факт e2. Между тем сама возможность предельного перехода
не имеет никакого отношения к процедуре ее обоснования.

Однако это заключение, вытекающее из концепции
Лакатоса, не согласуется с тем, как оценивается подтвер-
ждаемость теорий в реальной науке. Например, когда
Эйнштейн создал свою общую теорию относительности, он
усматривал ее достоинства, по сравнению с ньютоновской
теорией тяготения, не только в том, что она предсказы-
вала новые факты, но и в том, что она переходила в тео-
рию Ньютона как в свой предельный случай. Ведь именно
благодаря этому общая теория относительности обретает
более широкий эмпирический базис, не сводящийся
только к трем-четырем новым эмпирическим данным.

Форма подтверждения новой теории при помощи дру-
гих теорий, в том числе и предшествовавших, учитывает
ситуацию конкуренции теорий, на чем настаивает Лакатос.
Представим себе, что теория Т1 может быть заменена
теориями Т2I и Т2П. Допустим, что обе последние теории
предсказывают новые факты. Но, кроме того, теория Т2П
отличается от Т2I тем, что она переходит в теорию T1 как
в свой предельный случай. Ученый будет считать тогда,
что теория Т2П обоснована в большей мере, чем Т2I. Сле-
довательно, теория Лакатоса неадекватна тем условиям,
которые она сама постулирует.

2. Лакатос, как и большинство философов, занимаю-
щихся методологическими проблемами науки, не сводит
факт к чистой эмпирии. Более того, он считает, что глав-
ным ингредиентом факта служит интерпретационная тео-
рия. Изменение последней теории означает и изменение
самого факта. Новый факт, по Лакатосу,— это не обяза-
тельно факт, предсказанный теорией и обнаруженный

103

после ее создания. Им может быть и старый факт, если
он интерпретирован в свете новой теории. Лакатос пишет:
“Мы, конечно, должны рассматривать по-новому интер-
претированный факт как новый факт...” 1

Свою концепцию новых фактов Лакатос иллюстрирует
на примере интерпретации формулы Бальмера. В 1885 г.
Бальмер установил связь между спектральными линиями
и частотами излучения и вывел специальную формулу.
В 1923 г. Бор предложил теорию атома, из которой фор-
мула Бальмера получалась как следствие. Если к этой
формуле подойти с чисто временной точки зрения, то она
не может рассматриваться в качестве нового факта, а по-
этому согласие теории Бора с формулой Бальмера не
будет подтверждением в истинном смысле слова. Однако,
как утверждает Лакатос, формула Бальмера в то время,
когда она была выдвинута самим Бальмером, и в то вре-
мя, когда она была интерпретирована в свете теории
Бора,— это два различных факта 2. Лакатос отмечает, что
Бальмер имел дело с фактом B1, суть которого состоит
в том, что спектральные линии водорода, соответствую-
щие частотам излучения, подчиняются определенной фор-
муле — формуле Бальмера. Бор “наблюдал” другой факт
В2, сущность которого заключалась в том, что различие
в энергетических уровнях разных орбит подчиняется фор-
муле Бальмера. В основе факта Бора лежит новая тео-
рия — боровская теория атома водорода. Поэтому факт
В2 является, по Лакатосу, новым фактом, способным
подтверждать теорию Бора.

Приведенную трактовку нового факта, которую Лака-
тос положил в основу своей теории подтверждения, можно
сравнить с миной, угрожающей подорвать всю его кон-
цепцию. Дело в том, что каждая теория специфически
интерпретирует все факты, относящиеся к области ее
применимости: и те, которые являются общими для нее
и для конкурирующей с ней теории, и те, которые пред-
сказаны только ею. Лакатосовская концепция факта при-
водит к тому, что различие между “старыми” и “новыми”
фактами просто стирается. Если принять во внимание,
что новым фактам придается решающее значение в про-

1 I. Lakatos. Falsification and the methodology of scientific
research programmes. — “Criticism and the growth of knowledge”.
Cambridge, 1970, p. 157,

2 Ibid, p. 156.

цедуре подтверждения, то нетрудно представить, какие
катастрофические последствия может иметь этот вывод
для теории Лакатоса.

3. Когда говорят об эмпирическом базисе науки, отме-
чает Лакатос, тем самым пользуются весьма ограничен-
ным представлением о науке, описывая ее с помощью
монотеоретической дедуктивной модели. Однако эта мо-
дель является грубой аппроксимацией. Реальная наука
представляет собой не монотеоретическую, а плюралисти-
ческую структуру. Здесь сущность факта выражается
его интерпретационной теорией, а согласие проверяемой
теории с фактом представляет собой отношение между
двумя теориями. В реальной науке “столкновение проис-
ходит не “между теориями и фактами”, но между двумя
высокопоставленными теориями — интерпретационной тео-
рией, обеспечивающей факты, и объяснительной теорией,
объясняющей их” 1.

Но у Лакатоса отсутствует и односторонняя связь про-
веряемой теории с интерпретационной теорией факта. По
его мнению, различие между “фактом” и “теорией” зави-
сит от нашего методологического решения. Это проявля-
ется в том, что в случае противоречия между теорией и
фактом мы не обязательно отказываемся от теории, но
можем пожертвовать и фактом. Таким образом, то, что
обычно называется подтверждением, есть не что иное, как
процедура, имеющая целью получить самосогласованное,
т. е. когерентное, теоретическое знание.

В этом пункте Лакатос приходит к той же позиции,
которая защищается Н. Решером. Как уже отмечалось
в предыдущей главе, Решер в своей когерентной теории
истины утверждает, что мы можем сохранить классиче-
ское понятие истины и в то же время рассматривать
когерентность как критерий истины. Приблизительно та-
кой же вывод делает и Лакатос. И его выводу присущи
те же самые недостатки, что и концепции Решера. Так,
Лакатос сталкивается с неразрешимым вопросом о том,
каким образом когерентность системы знания гарантирует
соответствие мыслей действительности. Этот вопрос весьма
неприятен для него, так как хорошо известно, что непро-
тиворечивая система знаний не обязательно является опи-

1 I. Lakatos. Falsification and the methodology of scientific re-
search programmes. — “Criticism and the growth of knowledge”,
p. 129.

105

санием объективного мира. Лишь некоторые, но не все
теоретические системы, обладающие свойством непроти-
воречивости, представляют собой истинные описания объ-
ективного мира.

Лакатос пытается усилить критерий когерентности как
критерий истины. Он утверждает, что истинное знание —
это не просто знание, в котором проверяемая теория и
интерпретационные теории фактов находятся в отноше-
нии самосогласованности. Важнейшим признаком истины
является рост знания. Рост знания означает, по его мне-
нию, приближение к истине. Но всегда ли это имеет
место? Лакатос вынужден признать, что не всегда, ибо
твердые ядра научно-исследовательских программ могут
оказаться ложными и, несмотря на это, приводить к уве-
личению знания о мире 1. Но если это так, то рост зна-
ния, как и его когерентность, нельзя рассматривать в ка-
честве критерия истины.

Отмеченные нами недостатки исторических теорий под-
тверждения вовсе не означают их абсолютную непригод-
ность. Они лишь указывают на то, что эти теории не
в состоянии обеспечить решение проблемы критерия
истинности — критерия соответствия знаний действитель-
ности. Исторические теории вскрывают важные моменты,
которые могут служить ориентиром в поисках истины,—
эвристические возможности теорий, их когерентность, рост
знаний. Но этого, однако, еще недостаточно для того,
чтобы обеспечить проверку истинности знаний.

§ 4. Проблема нейтральности фактов
и тезис Куна — Фейерабенда

4.1. Зависимость фактов от проверяемой теории

Все теории подтверждения, как логические, так и исто-
рические, рассматривают факты, полученные в резуль-
тате обобщения опыта, как основу научной теории. Тео-
рия допускает целый спектр логически непротиворечивых
возможностей. Факты указывают на то, какие возможно-
сти отвечают реальному миру. Они играют роль судей,

1 I. Lakatos. Replies to critics. — “Boston studies in the philo-
sophy of science”, vol. 8, p. 175.

106

решающих вопрос об истинности теории. Но насколько
они суверенны и беспристрастны?

Анализ научных фактов приводит к выводу, что они
не исчерпываются “чистой эмпирией”. Они включают
в себя не только восприятие явлений, но и их теоретиче-
скую интерпретацию. Наличие теоретической интерпрета-
ции делает факты видом знания, придает им статус науч-
ных фактов.

Вхождение в факты интерпретационных теорий — яв-
ление очевидное и общепризнанное. Значительно менее
очевидным оказывается ответ на вопрос о том, входит ли
в число теорий, принимающих участие в интерпретации
научного факта, теория, проверяемая при помощи данного
факта. На первый взгляд, ответ здесь должен быть отри-
цательным. Иначе ведь научные факты утрачивают свою
нейтральность по отношению к проверяемой теории,
а попытка использовать их для проверки теории, как мо-
жет показаться, ведет к логическому кругу. Но в то же
время анализ научного факта в контексте процедуры под-
тверждения теории показывает, что подтверждаемая
теория является важнейшим интерпретационным элемен-
том самого факта.

Последний момент обычно остается в тени до тех пор,
пока мы рассматриваем отношение между одной изолиро-
ванной теорией и подтверждающими ее фактами. Однако
если мы будем рассматривать несколько конкурирующих
теорий, пытающихся опереться на один и тот же факти-
ческий материал, то сразу же обнаружим вхождение про-
веряемой теории в структуру научного факта.

Проиллюстрируем это на примере такого хорошо изве-
стного из астрономии факта, как метагалактическое
красное смещение. Это явление состоит в том, что спек-
тральные линии света, испускаемого удаленными галак-
тиками, сдвинуты в красную сторону спектра. В настоя-
щее время существует единственное удовлетворительное
объяснение данного явления. Оно основано на принципе
Допплера. Согласно принципу Допплера, красное смеще-
ние свидетельствует о том, что источники электромагнит-
ного излучения удаляются от нас.

В 1929 г. американский ученый Хаббл открыл любо-
пытную закономерность, заключающуюся в том, что
скорость удаления галактик прямо пропорциональна рас-
стоянию, на которое они удалены от Земли. С увеличе-

107

где v — скорость удаления галактики, l — расстояние
до нее в момент наблюдения, а Н — так называемая по-
стоянная Хаббла.

Красное смещение обычно интерпретируется как
эмпирический факт, подтверждающий общую теорию от-
носительности 1. При этом он удовлетворяет самым силь-
ным требованиям, предъявляемым к процедуре подтверж-
дения. Действительно, общая теория относительности не
была создана специально для его объяснения. Он был
теоретически предсказан и в дальнейшем эксперимен-
тально подтвержден. Поэтому общая теория относитель-
ности не является теорией ad hoc по отношению к факту
красного смещения, а независимо подтверждается этим
фактом. Но зависит ли сам факт красного смещения как
подтверждающий общую теорию относительности от его
интерпретации в свете общей теории относительности?
На этот вопрос лучше всего ответить, рассмотрев отно-
шение к данному факту других теорий гравитации, аль-
тернативных общей теории относительности.

Эффект красного смещения не связан жестко с общей
теорией относительности. Он совместим и с другими тео-
риями, например с релятивистской теорией гравитации
в плоском пространстве. Последняя теория качественно
отличается от общей теории относительности. Общая тео-
рия относительности считает пространство и время аспек-
тами гравитационного поля, вне которого они утрачивают
свою реальность. Согласно же релятивистской теории
гравитации в плоском пространстве, гравитация — это
физическое поле, наподобие электромагнитного поля,
которое помещено в плоский четырехмерный пространст-
венно-временной мир Минковского. Геометрические
свойства этого мира считаются не зависящими от гра-
витации.

Каким образом красное смещение выступает в качест-
ве подтверждения общей теории относительности, а не
какой-либо другой теории гравитации? Для ответа на

1 Допплеровское красное смещение не следует смешивать
с гравитационным красным смещением — фактом замедления
времени в сильном гравитационном поле, который также подтвер-
ждает общую теорию относительности.

108

этот вопрос существенно иметь в виду интерпретацию
факта удаления галактик. В общей теории относительно-
сти, принимающей постулат нестационарности космологи-
ческой модели, предполагается, что расстояние является
функцией времени. С течением времени расстояние ме-
жду любыми двумя точками пространства возрастает, что
и проявляется в удалении галактик.

Этот момент следует особо подчеркнуть. Красное сме-
щение в рамках общей теории относительности означает
отнюдь не фактическое “разбегание” галактик в некото-
ром “неподвижном” пространстве, но расширение самого
пространства. Трактовка же красного смещения как рас-
ширения пространства означает, что мы используем для
интерпретации данного факта определенную теорию — по-
левую теорию пространства, согласно которой простран-
ство — это не самостоятельная сущность, а аспект грави-
тационного поля. Эта концепция лежит в основе общей
теории относительности. Напротив, трактовка красного
смещения как фактического движения галактик в плос-
ком пространстве Минковского делает его совместным с
релятивистской теорией гравитации в плоском простран-
стве. Таким образом, когда мы проникаем во внутреннюю
структуру красного смещения как научного факта, мы
обнаруживаем, что в контексте подтверждения общей
теории относительности он включает в себя не только
принцип Допплера, но и некоторые элементы самой под-
тверждаемой теории.

Пример красного смещения не несет в себе ничего
исключительного. Подобная картина наблюдается в лю-
бом случае, когда мы используем тот или иной факт для
подтверждения теории. И это не случайно. Совершенно
ясно, что для согласования какого-либо факта с некото-
рой теорией данный факт должен быть переформулиро-
ван на языке рассматриваемой теории. Причем эта пере-
формулировка не представляет собой чисто лингвистиче-
скую процедуру, а включает в себя концептуализацию
эмпирического материала в свете проверяемой теории.

Зависимость фактов от проверяемой теории должна
учитываться любой теорией, претендующей на адекват-
ное описание научной деятельности. Она, безусловно,
подрывает основы эмпирической догмы логических пози-
тивистов, утверждающей абсолютную нейтральность фак-
тов к проверяемой теории. Но не сокрушает ли она заод-
но и теории подтверждения в любом их варианте, а вме-

109

сте с ними и попытки обоснования научной теории по-
средством фактов?

4.2. Тезис Куна — Фейерабенда

Среди западных философов Т. Кун и П. Фейерабенд, по-
видимому, первыми обратили внимание на иллюзорность
положения о нейтральности эмпирических фактов к про-
веряемой теории. Однако они абсолютизировали противо-
положное положение и сделали из него иррационалисти-
ческие выводы. Не задаваясь целью дать исчерпывающий
критический анализ взглядов этих философов на научное
познание, мы ограничимся характеристикой так называе-
мого тезиса Куна — Фейерабенда, который представляет
собой специфическую трактовку зависимости эмпирии от
теории.

Критикуя неопозитивистский принцип нейтральности
эмпирических фактов к проверяемым теориям, Фейер-
абенд называет его “инструменталистским”. Неопозити-
висты, указывает он, считают, что термины данной тео-
рии получают свою интерпретацию путем связи с “пред-
существующим” языком наблюдений или языком другой
теории, который уже связан с первым. Изложенную
концепцию Фейерабенд приписывает Карнапу. У Карна-
па действительно можно встретить утверждения о том,
что не существует независимой интерпретации языка LT,
в терминах которого формулируется данная теория Т. Тео-
ретическая система Т, включающая аксиомы и правила
вывода, представляет собой неинтерпретированную посту-
лативную систему. Ее термины получают только косвен-
ную интерпретацию через правила соответствия, которые
связывают теоретические термины с терминами наблюде-
ний 1. По поводу этой концепции Фейерабенд делает сле-
дующее замечание: “Если теоретические термины не
имеют “независимой интерпретации”, то тогда они не мо-
гут быть использованы для корректировки интерпретации
предложений наблюдения, которые служат единственным
источником их значения” 2. Однако последнее противоре-
чит очевидным фактам, свидетельствующим о том, что

1 R. Carnap. The methodological character of theoretical con-
cepts. — “Minnesota studies in the philosophy of science”, vol. I.
Minneapolis, 1956, p. 47.

2 P. K. Feyerabend. Consolations for the specialist. — “Criticism
and the growth of knowledge”, p. 223.

110

эмпирический базис теории интерпретируется в духе
использующей его теории.

“Инструменталистской” точке зрения Карнапа Фейер-
абенд противопоставляет точку зрения, которую он назы-
вает “реалистической”. В отличие от “инструменталиста”
“реалист” использует абстрактные термины теории для того,
чтобы придать определенное значение предложениям на-
блюдения или заменить ту их интерпретацию, которая
была ранее принята1. Он, например, использует специ-
альную теорию относительности, чтобы заменить ею ин-
терпретацию данных в свете классической механики.
Таким образом, “реалист” — это, по Фейерабенду, фило-
соф, который учитывает зависимость эмпирических дан-
ных от проверяемой теории.

Еще более радикальна куновская трактовка влияния
научных теорий на эмпирический материал. Кун считает
основной единицей научного познания парадигму. Он по-
лагает, что влияние парадигмы на эмпирию столь глу-
боко, что для его характеристики совершенно недостато-
чен термин “интерпретация” в любом из известных его
значений. Например, характеризуя переосмысливание
фактов в период научных революций, заключающихся
в смене парадигм, Кун указывает, что это переосмысли-
вание “не может быть сведено полностью к новой интер-
претации отдельных и неизменных фактов”2. То, что
дает парадигма для опыта, означает “видение” мира, ко-
торое определяется и концептуальным, и перцептуальным
аппаратом (т. е. механизмом чувственного восприятия).
Это обстоятельство полностью исключает нейтральность
опыта, фактов, с которыми сопоставляется данная теория.
Парадигмальная теория, по Куну, выступает в качестве
активного начала, формирующего факты. Теории, указы-
вает Кун, соответствуют фактам, но в новом, нетрадици-
онном смысле — “только посредством преобразования пред-
варительно полученной информации в факты, которые для
предшествующей парадигмы не существовали вообще” 3.

Но дело не только в том, что факты зависят от про-
веряемой теории. Теория не проверяется посредством
эмпирического материала в изолированном виде. Мы поч-
ти всегда имеем несколько конкурирующих теорий, пре-

1 Р. К. Feyerabend. Consolations for the specialist. — “Criticism
and the growth of knowledge”, p. 222.

2 Т. Кун. Структура научных революций. М., 1975, стр. 157.
8 Там же, стр. 180.

111

тендующих на описание одних и тех же фактов. И для
выяснения того, какая теория лучше соответствует фак-
там, необходимо потребовать, чтобы теории были сравни-
мыми. Однако, по мнению Куна и Фейерабенда, разные
теории по существу не имеют точек соприкосновения,
являются несоизмеримыми. Даже в том случае, когда
в разные теории, например в классическую механику и
в специальную теорию относительности, входят одни и
те же термины — длина, время, скорость, масса и т. д.,
эти термины имеют в них совершенно различное содер-
жание.

Поскольку конкурирующие теории концептуально
различны, несоизмеримы, а содержание теорий опреде-
ляет язык наблюдений, постольку не существует способа
сформулировать эмпирические данные таким образом,
чтобы на их основе решить вопрос о подтверждаемости
или опровержимости теорий. Пусть у нас имеются две
теории — T1 и Т2. Из теории T1 вытекает эмпирическое
следствие

т. е. существуют х, для которых имеют место А и не-В.
Эти формулы внешне противоположны. Но поскольку А
и В в контексте различных теорий T1 и Т2 имеют разный
смысл, постольку на основе истинности, скажем, второй
теории нельзя заключить о ложности первой.

Таким образом, тезис Куна — Фейерабенда характе-
ризуется следующими положениями:

Факты, на основе которых строится теория, форму-
лируются на ее языке.
Конкурирующие теории имеют совершенно различ-
ные, несравнимые языки.
Из предыдущих двух положений следует вывод, что
не существует фактов, на основе которых можно было
бы обеспечить рациональный выбор одной из конкури-
рующих теорий.

Если несоизмеримость парадигмальных теорий и от-
сутствие единого для всех теорий языка наблюдений
исключает возможность чисто логического решения проб-
лемы выбора научной теории, то как же в таком случае
должна решаться эта проблема? По мнению Куна, спор

112

парадигм не может быть разрешен с помощью рациональ-
ных доводов. Переход ученого от одной парадигмы к дру-
гой представляет собой акт обращения его в новую
веру.

В отличие от Куна, который считает, что парадиг-
мальную теорию вообще нельзя сопоставить с опытом, а
только с другой, конкурирующей парадигмой, Фейерабенд
допускает возможность опытной проверки теории в ее
изолированном виде. Он рассуждает примерно так. Если
наблюдения интерпретируются в терминах теории, то, ка-
залось бы, они не могут ее опровергнуть. Однако из этого
тупика все же имеется выход. Дело в том, что предсказа-
ния теории, подлежащие опытной проверке, зависят как
от ее постулатов, так и от начальных условий, в то время
как язык наблюдений зависит только от постулатов тео-
рии. Поскольку предсказания теории содержат нечто
большее, чем та часть теории, которая отражается в на-
блюдательных данных, постольку последние могут их
опровергнуть. Однако, хотя несоизмеримые теории и мо-
гут быть опровергнуты путем соотнесения их с “собст-
венным опытом”, этот вид проверки в отсутствие соизмери-
мых альтернатив является, по мнению Фейерабенда,
весьма слабым. Он недостаточен для того, чтобы на его
основе можно было предпочесть одну из конкурирующих
теорий. Возражая Попперу, считающему, что наука может
быть рационализирована и понята в рамках логики,
Фейерабенд указывает, что наука не допускает никаких
средств рационализации. Единственное, на что опирается
человек, решающий проблему выбора, — это “эстетические
суждения, оценки, основанные на вкусе, и наши субъек-
тивные желания” 1.

Отрицание объективного мерила ценности научных
теорий, отнесение критерия выбора теории к сфере пси-
хологии - общественному мнению научного сообщества
(Т. Кун) или личному вкусу ученого (П. Фейерабенд) —
все это неизбежно приводит к нигилистическому отноше-
нию к самому понятию истины. Тем самым отвергается
стратегия научного познания, направленная на все более
глубокое отображение реального мира. Эта задача счи-

тается невыполнимой и не соответствующей целям реаль-

ной науки.

1 Р. К. Feyerabend. Consolations for the specialist. — “Criticism
and the growth of knowledge”, p. 228.

113

4.3. Рациональное и иррациональное в тезисе
Куна — Фейерабенда

Тезис Куна — Фейерабенда неоднороден по своему
содержанию и значимости. В нем имеются рациональные
моменты, которые было бы неправильно игнорировать.
Но в то же время он включает в себя и такие идеи, ко-
торые сближают его с иррационализмом. Эта сложность
и внутренняя противоречивость тезиса исключает воз-
можность его однозначной оценки.

Рассмотрим вопрос подробнее. Первая часть тезиса
утверждает, что проверяемая теория оказывает влияние
на те факты, на которые она опирается. Это утверждение
совершенно справедливо и согласуется с положением дел
в науке. Единственное, что здесь можно было бы отме-
тить, так это то, что оно не ново. Идея зависимости фак-
тов от проверяемой теории была достаточно широко изве-
стна в философии и до Куна. Как положительный момент
следует отметить антипозитивистскую направленность
этой идеи. Она направлена против неопозитивистского
редукционизма — сведения теоретических предложений
к предложениям о наблюдаемых явлениях, против неопо-
зитивистской доктрины верификационизма.

Согласно второй части тезиса, физические теории
имеют различные языки, причем эти различия настолько
глубоки, что теории становятся несоизмеримыми. Здесь
также имеется рациональный момент. Данное положение
можно рассматривать как своеобразную альтернативу
неопозитивистской доктрине универсального физикалист-
ского языка науки. Физикализм обнаружил свою несо-
стоятельность применительно к науке в целом. Кун и
Фейерабенд подчеркнули его неудовлетворительность при-
менительно к самой физике. Физика, являющаяся собра-
нием огромного множества теорий, не имеет единого
языка 1. Но этой части тезиса присущ тот недостаток,
что он гипертрофирует различие между языками теорий.
В действительности между ними имеется связь, обеспе-
чиваемая правилами перехода от одного языка к друго-

1 Критический анализ неопозитивистской доктрины универ-
сального физикалистского языка дается в целом ряде работ совет-
ских философов. См. например: В. С. Швырев. Неопозитивизм и
проблема эмпирического обоснования науки. М., 1966; А. И. Раки-
тов. Курс лекций по логике науки. М., 1971.

114

му. Такая связь совершенно необходима для успешной
научной деятельности.

Третья часть тезиса сводится к отрицанию роли фак-
тов в обосновании и выборе теорий. Согласно Куну, функ-
цию выбора выполняет научное сообщество, действующее
в соответствии с принятой парадигмой, а согласно Фейер-
абенду — личные вкусы ученого. Это положение почти
единодушно расценивается как проявление иррациона-
лизма. Оно и в действительности является таковым. Но
иррационализм в данном случае — это своеобразная фор-
ма подхода к весьма важной и вместе с тем непростой
проблеме. Если несколько смягчить эту часть тезиса, то
ее можно понять как выражение недостаточности фактов
для решения вопроса об истинности теорий. Причем эта
недостаточность трактуется Куном иначе, нежели теми
философами, которые считают, что ограниченность эмпи-
рического базиса науки может быть восполнена неэмпи-
рическими регулятивными принципами. Кун, утверждая
недостаточность фактов, апеллирует не к такого рода
принципам, а к социальному фактору, характеризующему
науку как человеческую деятельность.

Буржуазная философия науки исходит из противопо-
ставления социальности науки ее рациональности. Со-
гласно традиции, источником которой явился неопозити-
визм, рациональность науки состоит в том, что она
подчиняется определенным логическим правилам. Рас-
смотрение науки как человеческой деятельности проти-
вопоставляется рациональности науки в вышеприведен-
ном ее понимании.

Американский философ Г. Гаттинг следующим обра-
зом характеризует решение данной проблемы в современ-
ной буржуазной философии. “Вдохновленные, главным
образом, мировоззрением логического эмпиризма,— пишет
он,— философы науки 50-х годов добились значительного
прогресса в анализе науки путем ее конструирования как
управляемой правилами системы (т. е. концептуальной
структуры)... Но наука, и в особенности наука, рассмат-
риваемая как законченный продукт, признанный науч-
ным сообществом, может быть понята в терминах таких
правил лишь ретроспективно. Постепенно, однако, неко-
торые философы науки, особенно те из них, которые глу-
боко интересовались историей (например, Томас Кун),
развили другой взгляд на науку. Это было понима-
ние науки не как концептуальной структуры, а как

115

человеческой деятельности. С точки зрения такого пони-
мания наука выглядит уже не как вневременная система
правил... а как исторически и потому социально и куль-
турно обусловленный процесс. Камнем преткновения, од-
нако, был и до сих пор остается синтез представлений
науки как концептуальной структуры и как человеческой
деятельности в единую картину” 1.

Подчеркнув недостаточность фактов и логических ре-
гулятивов для решения вопроса об истинности теорий и
отметив, что здесь необходимо привлечь социальный
аспект науки как человеческой деятельности, Кун подо-
шел к центральному пункту проблематики критерия
истины. Однако саму эту деятельность он рассматривал
не как материально-практическую деятельность, а как
деятельность, имеющую субъективный характер. С его
точки зрения, она представляет собой деятельность на-
учного сообщества, которая не подчинена каким-либо
объективным законам, а определяется психологическими
факторами. В итоге логицизму оказался противопостав-
лен психологизм, а узкому рационализму — иррациона-
лизм.

* * *

В эволюции проблемы критерия истины в современной
западной философии науки можно проследить следую-
щую тенденцию. Сторонники логических теорий подтвер-
ждения видели в наличных фактах ту основу, посредст-
вом которой может быть проверена каждая отдельно
взятая теория. Исторические теории, рассматривающие
подтверждение в контексте конкуренции нескольких тео-
рий, ограничили множество фактов, играющих реальную
роль в подтверждении, только новыми фактами. Кун и
его сторонники считают, что факты, в том числе и новые,
вообще не играют роли в выборе теорий. Этот выбор
осуществляется не с помощью “рациональной” процеду-
ры, опирающейся на факты и логические правила, а в со-
ответствии с парадигмой научного сообщества. Такая
“девальвация” фактов не случайна. Факты, трактуемые
как вид знания, действительно не способны решить во-

1 G. Gutting. Conceptual structures and scientific change. —
“Studies in the history and philosophy of science”, 1973, vol. 4, N 3,
p. 209.

116

прос об истинности научных теорий. Для решения проб-
лемы критерия истины нужен новый подход, который и
был разработан в марксистской философии.

§ 5. Практика как критерий истины

5.1. Необходимость выхода за рамки знания

Все направления в современной буржуазной филосо-
фии, которые в той или иной форме принимают понятие
истины, и в особенности истины в ее классическом смыс-
ле, объединяет стремление решить вопрос о критерии
истинности знаний в рамках самой системы знаний. Ра-
зумеется, это не следует понимать прямолинейно. Фило-
софы, занимающиеся проблемами научного знания, от-
дают себе отчет в том, что вопрос об истинности какой-
либо теории, например физической, не может быть решен
самой этой теорией. Теория может предложить лишь
возможное логически непротиворечивое описание мира.
Для решения вопроса о том, соответствует ли оно дей-
ствительности, необходимо обратиться к опыту. Однако
опыт рассматривается ими только под углом зрения его
результатов, зафиксированных в эмпирических сужде-
ниях. Последние суть не что иное, как один из видов
знания, а именно эмпирическое знание. Таким образом,
выход за рамки теории в данном случае не означает вы-
хода за пределы знания.

Попытки определить истинность теоретического зна-
ния через его соответствие результатам опыта приводили,
как мы могли видеть, к своеобразному кругу. Анализ
эмпирических данных показал, что они не принадлежат
“чистой эмпирии”. Важнейшим их ингредиентом являют-
ся интерпретационные и проверяемые теории. Поэтому
согласие теории с данными опыта есть не что иное, как
согласованность ряда теорий — объясняющих и интерпре-
тационных. В итоге получалось, что эмпирический ингре-
диент данных опыта как бы “испарялся”. Эмпирическое
обоснование теории превращалось в установление коге-
рентности. А это, по существу, возвращало процедуру
обоснования к исходной точке.

Чтобы разорвать этот круг, некоторые философы по-
пытались пересмотреть классическую концепцию истины,
принятую наукой. Это нашло свое выражение в замене
классической концепции истины когерентной теорией

117

истины. Как уже отмечалось, неопозитивист Нейрат счи-
тал, что все трудности, связанные с эмпирическим обос-
нованием научного знания, останутся позади, если кон-
цепция истины как соответствия знаний действительности
будет заменена концепцией истины как когерентности
знаний. Кун также отбрасывает понятие истины, а вме-
сте с тем и стратегию науки, направленную на описание
мира. Конечно, все это означает не решение проблемы
критерия истины, а лишь ее упразднение.

Ситуация, сложившаяся в современной буржуазной
философии науки, поразительно напоминает ту, которая
существовала в домарксистской философии XVI —
XVIII вв. Если мы обратимся к последней, то увидим,
что поиски критерия истины составляли цепь попыток
найти его, не выходя за рамки представления познава-
тельного процесса как идеального воспроизведения объ-
ективного мира. Не удовлетворенные спекулятивным ме-
тодом средневековой схоластики, сторонники эмпириче-
ской философии, начиная с Ф. Бэкона, апеллировали
к опыту как к судье, который должен решить вопрос об
истинности наших знаний. Но опыт рассматривался ими
созерцательно, т. е. как элемент чувственного познания.
Уяснение того обстоятельства, что чувственное знание не
гарантирует истинности, может включать в себя элемент
искажения, вынудило их апеллировать к мышлению. По-
следовательное развитие этого подхода приводило к ра-
ционалистическо-спекулятивному решению вопроса о кри-
терии истинности: человеческое мышление наделялось
способностью решить вопрос о том, соответствуют или
нет мысленные конструкции объективно-реальному ори-
гиналу. Этот вывод означал возврат к исходному пункту,
с критики которого началась эмпирическая философия.

Одной из основных причин неудач домарксистской и
современной буржуазной философии решить проблему
критерия истины является их исходная установка, ориен-
тирующая на возможность решения данной проблемы
в рамках системы знаний. Эту установку можно сформу-
лировать следующим образом. Если у нас имеется си-
стема знаний, претендующая на описание объективного
мира, то мы можем узнать о ее соответствии своему
предмету, изучая лишь свойства самой системы — ее ло-
гическую непротиворечивость, когерентность эмпириче-
ского и теоретического компонентов, принципиальную
возможность фальсификации, способность предсказывать

118

новые факты и т. д. В противоположность этому маркси-
стская философия утверждает, что указанную проблему
в принципе нельзя решить таким образом, т. е. не вы-
ходя за пределы знания. Эта гениальная мысль, бросаю-
щая новый свет на проблему критерия истины, была
впервые сформулирована К. Марксом в его “Тезисах
о Фейербахе”. К. Маркс подчеркнул, что вопрос о том,
обладает ли человеческое мышление предметной истин-
ностью, не может быть решен в рамках самого мышле-
ния. Этот вывод является замечательным научным дости-
жением марксистской философии. В науке подобного рода
запреты играют чрезвычайно важную роль. В качестве
примеров можно указать на невозможность доказатель-
ства пятого постулата Эвклида, установленную Лобачев-
ским, невозможность доказательства непротиворечивости
формальной системы типа арифметики в рамках самой
этой системы (теорема Геделя) и т. д. Пренебрежение
такими запретами приводит не только к бесполезным по-
искам доказательств, но и к различного рода паралогиз-
мам. Так, попытки доказательства пятого постулата
Эвклида были сопряжены с тем, что наряду с аксиомами,
из которых якобы следовал этот постулат, принимались
допущения, эквивалентные самому пятому постулату. Не-
что подобное наблюдалось и наблюдается и при попытках
решить проблему критерия истинности данного знания,
не выходя за пределы этого знания. Круг в обосновании
истинности научной теории, характерный для некоторых
неопозитивистских и постпозитивистских концепций,—
прямое следствие игнорирования этого гносеологического
запрета.

Но марксистская философия не только указывает на
то, как нельзя решить проблему критерия истины. Она
вместе с тем говорит нам о том, как ее можно решить.
Для этого следует выйти за пределы знания и сопоста-
вить его с оригиналом. Формой такого выхода и сравне-
ния знаний с объектом является практика — материаль-
ная общественно-историческая деятельность людей.
“В практике,— писал К. Маркс,— должен доказать чело-
век истинность, т. е. действительность и мощь, посюсто-
ронность своего мышления. Спор о действительности или
недействительности мышления, изолирующегося от прак-
тики, есть чисто схоластический вопрос” 1.

1 К, Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 3, стр. 1—2.

119

Практика в марксистском ее понимании не эквива-
лентна эмпирическому познанию. Эмпирическое знание
есть форма идеального воспроизведения человеком мате-
риального мира. В отличие от него практика представ-
ляет собой объективный процесс материально-предметной
деятельности людей. Именно эта деятельность осущест-
вляет объективную проверку истинности научных теорий.

5.2. Функционирование практики как критерия истины

Если попытаться дать краткую характеристику функ-
ции практики как критерия истины, то это можно сде-
лать примерно так. В практике происходит материальное
воплощение знании, которые подлежат проверке. Вместе
с тем практика является объективным феноменом, при-
надлежащим материальному миру и функционирующим
в соответствии с его законами. Эта двуединая природа

практики обеспечивает ей роль критерия истины: знания
о реальном мире, воплощенные в практике, контролиру-
ются законами этого мира.

Здесь следует выделить два момента.

1. Чтобы установить соответствие знаний объективно-
му миру, необходимо сопоставить эти знания с самим
объективным миром. Как это сделать? В гносеологиче-
ском плане мысль противоположна своему предмету. Она
представляет собой идеальную конструкцию, информаци-
онную модель изучаемого объекта. Чтобы сопоставить
мысль с объектом, необходимо сделать их однопорядко-
выми. Это достигается в процессе материального вопло-
щения мышления в человеческой практике. Именно прак-
тика снимает гносеологическую противоположность ма-
териального и идеального. Как справедливо отмечал
П. В. Копнин, практика “разрешает противоречие между
субъектом и объектом, соединяет их. Это соединение в от-
личие от познания (идей) является полным в том отноше-
нии, что само субъективное становится объективным не
только по содержанию, но и по форме своего существо-
вания” 1.

Человеческое мышление — не особая идеальная суб-
станция, оторванная от материи. Оно есть свойство мате-
рии, имеющее материальные формы своего выражения.

1 П. В. Копнин. Философские идеи В. И. Ленина и логика. М.,
1969, стр. 458.

120

Такими формами являются язык и практическая деятель-
ность. Но между ними существует принципиальное раз-
личие. Знание в языковой форме не сводится к матери-
альному воплощению. Оно выступает лишь в качестве
материального кода идеального содержания — мысленных
объектов, которые репрезентуют объекты материального
мира. Совершенно иным является материальное воплоще-
ние знания в практике. Здесь материальное выступает
уже не в качестве кода, фиксирующего идеальное содер-
жание, а как реализация этого содержания. По существу,
знание здесь утрачивает статус идеального явления. Оно
становится явлением материального мира.

В процессе развития человеческого общества и его
практической деятельности формы материализации зна-
ний изменялись и совершенствовались. Если на первых
стадиях этого развития, характеризующихся низким уров-
нем производительных сил и техники, основной формой
материального воплощения знания была человеческая
деятельность в узком смысле этого слова и простейшие
орудия труда, то в дальнейшем функции этой деятель-
ности передаются машинам, механизмам, приборам и т. д.
Технические и технологические процедуры человеческой
деятельности становятся заменителями самой человече-
ской деятельности. Они становятся основной формой, ре-
ализующей знания.

2. Своей материальной деятельностью человек воздей-
ствует на объективный мир. при этом из всего многооб-

разия свойств, присущих “миру в себе”, выделяются

свойства, составляющие исторически определенный пред-

мет познания. Практика, воплощающая в себе знания,
является формой непосредственного их соединения с объ-
ективным предметом.

Но вместе с тем практика, включенная в систему вза-
имодействия с объективным миром, сама оказывается
подчиненной законам этого взаимодействия. Это обстоя-
тельство обусловливает возможность выполнения практи-
кой функции критерия истины. Являясь, с одной сторо-
ны, воплощением знаний о материальном мире, а с дру-
гой — частью этого мира, подчиненной его законам, прак-
тика самим процессом своего функционирования осущест-
вляет проверку истинности знаний. Если человек в своих
знаниях правильно выразил сущность законов реального
мира и построил свою деятельность в соответствии с эти-
ми законами, то практика как объективный процесс, кон-

121

тролируемый указанными законами, оказывается эффек-
тивной. Ее эффективность проявляется в том, что она
осуществляется в соответствии с идеальным планом и
осуществляет этот план. Напротив, если представления
человека не соответствуют законам объективного мира
и если практическая деятельность построена в соответст-
вии с этими представлениями, то законы объективного
мира сделают практику неэффективной — неэффективной
в том смысле, что она не сможет осуществить идеальный
план. Таким образом, практика выполняет роль критерия
истины как деятельность, реализующая проверяемые
знания.

Изложенная характеристика функции практики как
критерия истины, разумеется, является весьма общей.
Она должна быть конкретизирована и уточнена приме-
нительно к частным ситуациям. Однако в любом случае
практика выполняет роль критерия истины в соответст-
вии с этой схемой, доказывая своей осуществимостью или
неосуществимостью совпадение или несовпадение знаний
с их предметом.

Практика выполняла роль критерия истины еще в до-
научный период. Она показала, что человек при помощи
органов чувств и мышления в состоянии воссоздать пра-
вильную картину окружающего мира. Этот вывод был
одним из самых сильных ударов, нанесенных по филосо-
фии агностицизма. Агностики утверждали, что человек
никогда не сможет познать действительную структуру
мира, ибо он (человек) имеет дело только с чувственным
опытом, но не с объективным миром самим по себе. По-
скольку объективный мир находится за пределами чувст-
венного опыта, он в принципе непознаваем, а рассужде-
ния о нем носят чисто спекулятивный, “метафизиче-
ский” характер. Эта аргументация может показаться не-
уязвимой. Действительно, человек обречен иметь дело
только с миром, данным ему в ощущениях. Поэтому его
знания, казалось бы, могут относиться не к объективному
миру, а только к чувственному опыту. Однако человек не
просто созерцает внешний мир. Своей деятельностью, в ко-
торой воплощены его знания о мире, он “входит” в объ-
ективный мир, становится частью последнего. И законы
этого мира контролируют правильность его представле-
ний о мире, на основе которых строится его деятельность.

Именно тот факт, что за всю свою длительную исто-
рию человек сумел приспособиться к внешнему миру, вы-

122

стоять в борьбе за существование, выжить биологиче-
ски, свидетельствует о правильности выработанных им
представлений о мире. Эта оценка была вынесена самими
законами внешнего мира, получить ее человек смог через
свою материальную деятельность — практику.

С появлением науки возник новый вид практики —
научный эксперимент. Эксперимент представляет собой
деятельность, в процессе которой человек искусственно
создает условия, позволяющие ему исследовать интересу-
ющие его свойства объективного мира. В физических на-
уках основой эксперимента является прибор. При всем
многообразии физических приборов в них можно выде-
лить три основные части: приготовляющую, рабочую и
регистрирующую. Цель эксперимента, проводимого по-
средством приборов, заключается в том, чтобы раскрыть
свойства неизвестного явления, заставляя его взаимодей-
ствовать с известным объектом, входящим в состав при-
бора. Приготовляющая часть прибора “готовит” иссле-
дуемые явления к этому взаимодействию, рабочая часть
обеспечивает взаимодействие, а регистрирующая — фик-
сирует его результаты.

Научный эксперимент представляет собой процесс,
реализующий знание. Сюда относится, во-первых, инстру-
ментальная теория, т. е. теория, на основе которой по-
строен прибор, и, во-вторых, теория, которая подверга-
ется проверке. “Материализация” последней означает ее
отображение в экспериментальной ситуации. Важнейшая
роль в этом отображении отводится правилам соответст-
вия, соединяющим теоретические понятия с эмпирически-
ми величинами. Существует несколько видов правил со-
ответствия, одни из которых соединяют теорию с идеали-
зированным экспериментом, лежащим в основе реального
эксперимента, а другие — объекты идеализированного
эксперимента с объектами реального эксперимента.

Эксперимент подтверждает данную теорию, если эта
теория, будучи отображенной в эксперименте, предска-
зывает тот результат, который получается в ходе экспе-
римента. Это равносильно тому, что идеализированная
схема эксперимента, разработанная теорией, совпадает
с реальным экспериментом, протекающим как объектив-
ный процесс материального мира, контролируемый его
законами.

Но всегда ли эксперимент, подтверждающий теорию,
может считаться достаточным основанием для того, чтобы

123

теория могла быть признана истинной? По-видимому,
нет. Можно привести целый ряд доводов в пользу такого
заключения. Во-первых, может оказаться, что экспери-
мент не является “чистым” в том смысле, что в нем не
учитывается влияние посторонних факторов, которые не
отдифференцированы от исследуемого эффекта. Во-вто-
рых, могут быть ошибочными и измерения эксперимен-
тального эффекта. Если учесть, что физика имеет дело
с количественным описанием явлений природы, то ста-
новится ясным, что такого рода ошибки могут перечерк-
нуть значение научного эксперимента. В-третьих, резуль-
таты эксперимента могут быть неправильно интерпрети-
рованы. Будучи искусственно привязанным к теории, не-
правильно описывающей природу физических явлений,
эксперимент лишается доказательной силы по отношению
к истинной теории.

Эти и целый ряд других обстоятельств вызвали к жиз-
ни концепцию плюралистического критерия истины, ко-
торая вводит дополнительные, так называемые неэмпири-
ческие, требования, придавая им важное, а иногда и пер-
востепенное значение в оценке истинности научной
теории. Эта концепция уже обсуждалась нами при рас-
смотрении теорий подтверждения. Здесь нам хотелось бы
подчеркнуть следующее. Требования принципиальной
наблюдаемости, простоты и т. д. имеют важное значение
для оценки научной теории. Но все же это никакие не
критерии истины, если под истиной понимать соответ-
ствие знаний объективному миру. Сами по себе они не
определяют, да и в принципе не могут определить, соот-
ветствуют или нет наши знания объективному миру. Они
выполняют роль не критериев истины, а методологиче-
ских принципов, имеющих эвристическое значение в
поисках истины. Истинность любого вида научного знания,
в том числе и этих методологических принципов, может
определить лишь практика, являющаяся формой сопо-
ставления знаний с их предметом.

Эксперимент не исчерпывает всего содержания прак-
тики, на которую опирается наука. Важнейшим элемен-
том такой практики оказываются также технические
приложения науки. И если теория получает поддержку
не только в эксперименте, но и в форме ее технических
воплощений, то ее шансы быть истинной теорией значи-
тельно возрастают.

124

В настоящее время никто не сомневается в том, что
ньютоновская физика в первом приближении правильно
описывает физические процессы макромира. В основе
этой уверенности лежат не только многочисленные под-
тверждающие эксперименты и полученные на их основе
эмпирические факты, но и техническое применение фи-
зики Ньютона. То, что значительная часть техники, кото-
рой располагает современное человечество, создана на
основе законов классической физики, а также то, что эта
техника эффективна,— все это является наиболее весо-
мым доказательством истинности самой классической
физики.

С другой стороны, современные физические теории,
обладающие исключительной внутренней стройностью и
глубиной и большей общностью, чем классическая меха-
ника, иногда подвергаются сомнениям. В значительной
мере это связано с тем, что они не имеют достаточного
эмпирического обоснования и обширных технических
приложений. В этом отношении показателен пример об-
щей теории относительности. Общая теория относитель-
ности более точна, чем ньютоновская теория тяготения.
Она учитывает и объясняет такие эффекты, которые вы-
падают из поля зрения ньютоновской теории. Однако она
все же уступает ньютоновской теории — именно в том,
что не имеет прямых воплощений в технике. Этим объяс-
няется, в частности, то, что, в отличие от ньютоновской
теории, общая теория относительности сталкивается со
многими конкурентами.

Л. Бриллюэн в своей книге “Новый взгляд на теорию
относительности” — книге во многом спорной, не лишен-
ной ряда серьезных методологических недостатков — вы-
сказывает мысль о том, что для решения проблем теории
гравитации, и в частности для решения вопроса об
истинности общей теории относительности, требуется со-
здание гразера — особой технической системы, аналогич-
ной лазеру. Эта система, которая кажется многим физи-
кам фантастической, могла бы, по мнению Бриллюэна,
обнаружить гравитационные волны, определить их ско-
рость и т. д. Отвлекаясь от вопроса о реальности данного
проекта, нам хотелось бы здесь подчеркнуть то значение,
которое известный французский физик придает техниче-
ским приложениям как форме практической проверки.
Именно эта идея Бриллюэна получила поддержку у вид-
ного советского физика А. 3. Петрова, который в преди-

125

словии к книге Бриллюэна писал: “Можно только присо-
единиться к заключительной фразе автора книги: “Итак,
требуется гразер!”, где под этим новым термином подра-
зумевается нечто аналогичное лазеру для пучка гравито-
нов. Решение проблемы гравитации в некоторой области,
определяемой современной экспериментальной техникой,
находится недалеко от нас, от нашего поколения, мы
подошли к нему, и следует сделать еще несколько шагов
в нужном направлении! Можно думать — это относится
уже к области интуиции,— что разгадку основных нере-
шенных проблем теории гравитации принесут гравита-
ционные волны, если они существуют. И единственный
путь физического, а не только формально-математиче-
ского и зачастую спекулятивного, развития учения о гра-
витации проходит через лабораторию эксперимента-
тора” 1.

Многие представители буржуазной философии науки,
например К. Поппер2, крайне пренебрежительно отно-
сятся к техническим приложениям науки, считая их не-
достойными внимания. Подобная оценка противоречит
той роли, которую играют технические приложения в ре-
шении проблемы истинности научного знания. Ведь они
представляют собой наиболее полное осуществление
идеала материализованного знания, контролируемого
объективными закономерностями. Л. Больцман писал:
“Колоссальное сооружение — Бруклинский мост, необо-
зримо простирающийся в длину, и Эйфелева башня, бес-
предельно возвышающаяся к небу, покоятся не только на
твердом фундаменте из чугуна, но еще и на более твер-
дом — на теории упругости” 3. Нечто подобное можно ска-
зать и о любой другой технической системе, которая пред-
ставляет собой воплощение научной теории. И то обстоя-
тельство, что Бруклинский мост, Эйфелева башня и дру-
гие технические системы действуют в соответствии с темп
идеальными схемами, на основе которых они создаются,
доказывает соответствие этих схем объективным законо-
мерностям.

Но каким бы большим ни было значение технических
приложений научных знаний как формы практической

1 Л. Бриллюэн. Новый взгляд на теорию относительности. М.,
1972, стр. 10.

2 К. Popper. Normal science and its dangers. — “Criticism and
the growth of knowledge”, p. 51—58.

3 Л. Больцман. Статьи и речи. M., 1970, стр. 55.

126

проверки последних, его все же не следует гипертрофи-
ровать. Технические применения общей теории никогда
не оправдывают ее полностью. Например, на основе гос-
подствовавшей в первой половине XIX в. теории тепло-
рода производились успешные расчеты тепловых процес-
сов, создавались тепловые машины, которые обнаружи-
вали свою эффективность. Однако сама теория теплорода
оказалась ложной. В аналогичное положение попало и
учение об эфире, лежавшее в основе электродинамики.
Практическое применение теории электромагнетизма сов-
мещалось с ложностью постулата о существовании эфира.

Все это, конечно, не означает, что тезис о практике
как критерии истины, в частности тезис о критериальной
роли технических приложений научных знаний, неверен
по существу и что от него следует отказаться. Примеры,
подобные приведенным, свидетельствуют лишь о том, что
знания, проверяемые практикой, имеют характер отно-
сительной истины и что относительна сама практика на
данном конкретном этапе развития человеческого обще-
ства. В. И. Ленин по этому поводу писал следующее:
“...критерий практики никогда не может по самой сути
дела подтвердить или опровергнуть полностью какого бы
то ни было человеческого представления” 1. Для обосно-
вания истинности научного знания следует принимать
в расчет не изолированный фрагмент практики, а всю
практику в ее историческом развитии.

Если практика есть критерий истины, то, спраши-
вается, какая роль отведена в установлении истинности
научного знания фактам? Факты — это результаты прак-
тической деятельности, но результаты не вещественные,
а идеальные. В процессе эксперимента, который пред-
ставляет собой один из видов практической деятельности,
путем взаимодействия между прибором и исследуемыми
объектами материального мира выявляются свойства
объектов. Факты в данном случае выступают как мыс-
ленная форма выражения этих свойств.

Факты, таким образом, суть результаты ассимиляции
теорией продуктов практической деятельности и пере-
вода последних в плоскость знания. Их можно опреде-
лить как то, что действительно имеет место, но не в каче-
стве элемента самого объективного мира, а в качестве
концептуализированного его представления.

1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 18, стр. 145—146.
127

Поскольку факты — это концептуализированные пред-
ставления свойств объективного мира, выявленных экспе-
риментом, постольку согласование теории с фактами есть
одна из форм ее согласования с самим объективным ми-
ром. Нужно, однако, иметь в виду, что эта форма связи
теоретического знания с действительностью не является
единственно возможной. Другая важная форма их свя-
зи — так сказать, их обратная связь — заключается в со-
здании на основе теории технических систем, которые
поступают под непосредственный контроль объективных
законов материального мира. В этом случае сам объек-
тивный мир через практическую деятельность людей как
бы ассимилирует научное знание и осуществляет его
проверку.

Итак, критерий практики вовсе не упраздняет позна-
вательного значения фактов, а, наоборот, позволяет опре-
делить их действительное место в процедуре проверки
истинности научного знания. Такая процедура, конечно,
включает в себя как составной элемент выявление отно-
шений теоретических конструкций и фактов, но не сво-
дится к последнему. Она носит более сложный и много-
гранный характер, включая в себя в качестве важней-
шего компонента самую материальную деятельность
человека.

Диалектико-материалистическое учение о практике
как критерии истины само по себе не определяет мето-
дики решения вопроса об истинности того или иного кон-
кретного утверждения или теории. Да это и не является
задачей философии. Следует согласиться с мнением
А. Тарского, который считает, что вопрос об истинности
конкретных утверждений может быть решен средствами
той науки, к которой они относятся. Функция философ-
ской концепции критерия истины совершенно иная. Она
служит осмыслению общей ситуации, связанной с опре-
делением путей, ведущих к решению проблемы критерия
истины. С этой точки зрения диалектико-материалисти-
ческая концепция критерия истины представляет огром-
ную ценность для науки. Она способствует выработке
учеными стратегии, направленной на поиски истины —
знания, которое дает верную картину объективного мира.

С развитием науки вопрос об истине приобретает все
большую остроту. Большинство ученых придерживаются
убеждения, что наука дает верное описание объективного
мира и что в ходе ее развития это описание уточняется

128

и углубляется. Однако все возрастающие общность и
абстрактность научных теорий создают немалые трудно-
сти на пути обоснования истинности этих теорий. Неопо-
зитивисты и постпозитивисты считают, что данные труд-
ности непреодолимы. Такое мнение не способствует созда-
нию интеллектуальной атмосферы, которая помогла бы
ученым выработать философскую ориентировку, соответ-
ствующую задачам и целям научного исследования.

Диалектико-материалистическая концепция критерия
истины показывает, что противоречие между стремле-
нием науки к истине и возможностью проверки истины
не является неразрешимым. Оно разрешается в процессе
развития самой науки. Эта концепция служит обоснова-
нию стратегии науки, направленной на познание истины,
и показывает, что такая стратегия вполне реалистична и
оправданна. Согласно ей, прогресс науки не приводит
к упразднению понятия истины. Истина реализуется не
только в простейших теориях, непосредственно связан-
ных с опытом, но и в теориях абстрактных, связанных
с опытом лишь опосредованно.

Диалектико-материалистическая теория, определяя
общее направление решения проблемы истины в науках
о материальном мире, тем самым способствует решению
старинной дилеммы, состоящей в рассмотрении стремле-
ний науки к истине и к практическим приложениям как
двух исключающих друг друга тенденций. Эта дилемма
характерна сегодня для умонастроений буржуазных уче-
ных, разочарованных практическими результатами науки
в силу того, что в капиталистическом обществе практи-
ческое применение науки углубляет социальные проти-
воречия, является средством гонки вооружения, приводит
к экологическим кризисам и т. д. В этих условиях приоб-
ретает популярность миф об ученом, творящем в “башне
из слоновой кости”. Такой ученый якобы стремится
только к истине, воплощенной в общих и фундаменталь-
ных теориях, которые позволяют ему проникнуть в тайны
мироздания. Его не интересуют практические аспекты
науки.

С точки зрения диалектико-материалистического кри-
терия истины последняя не является антиподом практи-
ческих приложений науки. Какими бы прекрасными ни
были теоретические творения человеческого гения, во-
прос об их соответствии действительности может быть
решен лишь в практических приложениях науки. Лишь

129

практика — материально-производственная деятельность
людей — и ее результаты дают возможность непосредст-
венно сопоставить человеческие знания о действительно-
сти с самой действительностью. Превращение науки в не-
посредственную производительную силу, ее активное
участие в создании материально-технической базы ком-
мунизма благотворно не только для общества, но и для
самой науки в ее движении к возвышенной цели —
истине.

5.3. Различия марксистского и прагматического понимания
критерия истины

Некоторые буржуазные философы науки полагают,
что марксистское решение проблемы критерия истины
сближает марксизм с прагматизмом. Такой точки зре-
ния придерживается, в частности, английский философ
С. Кернер, который в своей книге “Фундаментальные во-
просы философии” утвержает, что “общей чертой праг-
матизма и марксизма... является акцент на том, что
практика проверяет теоретическое мышление” 1. По мне-
нию С. Кернера, взгляды К. Маркса весьма близки взгля-
дам основоположника прагматизма Ч. Пирса.

Нет ничего более ошибочного, чем представление
марксизма как разновидности прагматизма. Философия
марксизма не только не тождественна прагматизму, но,
напротив, диаметрально противоположна ему. Это отно-
сится, в частности, и к решению вопроса о критерии
истины.

Прежде всего следует отметить, что марксистское по-
нятие истины противоположно прагматическому. Соглас-
но диалектическому материализму, истина — это отраже-
ние объективного мира в сознании людей, отражение,
соответствующее природе объективного мира. С точки
зрения прагматизма истина представляет собой знание,
которое обеспечивает эффективность, успех, обладает
свойством полезности. Короче говоря, истина — это по-
лезность.

Правда, некоторые сторонники прагматизма, как уже
отмечалось, не всегда последовательно проводят свою
точку зрения на истину и допускают трактовку истины

1 S. Коr пеr. Fundamental questions of philosophy, L., 1969,
p. 159.

130

как соответствия знаний реальности. Однако их понима-
ние “соответствия” и “реальности” противоположно тому,
которого придерживается диалектический материализм.
Различное понимание истины приводит и к различному
решению вопроса о критерии истины. Дело в том, что под
“реальностью” сторонники прагматизма понимают не
объективно-реальный мир, а чувственный опыт, т. е. со-
вокупность чувственных восприятий. Истина, по суще-
ству, представляет собой определенный вид соответствия
теоретических представлений чувственным восприятиям.
Она оказывается отношением не между знанием и объек-
тивным миром, а между двумя видами, элементами чело-
веческого сознания.

Для решения вопроса о критерии истины в таком ее
понимании вовсе не требуется выхода за пределы знания
и сопоставления знания с объективным миром. Он ре-
шается в рамках самой системы знаний на основе их ис-
следования под углом зрения “практической полезности”
“успеха”, “эффективности”. “Практика” с точки зрения
философии прагматизма — это не объективная, выводя-
щая за пределы человеческого сознания материально-
предметная деятельность человека, но деятельность,
имеющая субъективный характер, относящаяся к сово-
купности переживаний человека. “Практическая полез-
ность” — это свойство, также имеющее сугубо субъектив-
ную природу.

Совершенно иной подход к практике как критерию
истины развивает диалектический материализм. Здесь
практика трактуется как объективная материально-пред-
метная деятельность людей, посредством которой проис-
ходит сопоставление проверяемых знаний с их мате-
риальным оригиналом. Марксистское понимание прак-
тики не имеет, таким образом, ничего общего с прагма-
тическим.

Правда, в марксистской философии используются по-
нятия “практическая полезность”, “успех” и считается,
что, например, “практическая полезность” знаний может
коррелироваться с их истинностью. Однако трактовка
этих понятий здесь совершенно иная, нежели в филосо-
фии прагматизма. В. И. Ленин, подчеркивая особенности
взаимоотношения понятий полезности и истинности
с точки зрения материалистической теории познания,
писал: “Познание может быть биологически полезным,
полезным в практике человека, в сохранении жизни,

131

в сохранении вида, лишь тогда, если оно отражает объек-
тивную истину, независящую от человека. Для материа-
листа “успех” человеческой практики доказывает соот-
ветствие наших представлений с объективной природой
вещей, которые мы воспринимаем” 1.

Термины “полезность” и “успех” не являются абсо-
лютно необходимыми для характеристики критерия ис-
тинности знаний. Когда мы говорим о том, что действи-
тельно доказывает, подтверждает истинность наших зна-
ний, мы имеем в виду не их полезность, взятую как та-
ковую, а объективную осуществимость этих знаний на
практике, функционирование практики, реализующей
знания, в соответствии с законами объективного мира.
Иногда это свойство реализованных в практике знаний
оказывается полезным для человека. Но объективно осу-
ществляемые знания могут оказаться и вредными для
части людей или для всего человечества в целом. Так,
практику создания средств массового уничтожения, на-
пример атомного, биологического, химического оружия,
нельзя считать полезной для человечества, хотя с гносео-
логической точки зрения она удовлетворяет требованию
быть критерием истины. Строго говоря, “полезность”,
“успех” не являются собственно гносеологическими кате-
гориями. Они выводят нас из сферы теории познания
в сферу социальных отношений, моральных оценок и т. д.

5.4. Диалектический материализм
и теории подтверждения

Один из основных недостатков рассмотренных нами
концепций подтверждения заключается в том, что в во-
просе о проверке истинности научной теории они пола-
гаются на факты, которые рассматриваются исключи-
тельно в плоскости знания. При этом источник фактов —
материально-практическая деятельность — остается “за
кадром”, упускается из виду или вовсе игнорируется та-
кая важная форма связи теории с практикой, как прак-
тическое применение теоретических знаний. Подобный
подход не дает возможности получить удовлетворительное
решение проблемы критерия истины. Он неизбежно при-
водит к следующей альтернативе: оказывается необходи-
мым либо пересмотреть понятие истины путем замены

1 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 18, стр. 142,

132

классической концепции истины более “реалистическим”
пониманием истины как эмпирической подтверждаемоcти
(что делают неопозитивисты), либо отказаться от попы-
ток сформулировать критерий истинности и рассматри-
вать истину как некий регулятивный принцип (что де-
лает Поппер).

Сказанное, однако, не означает, что все теории под-
тверждения лишены рационального содержания. Некото-
рые из них имеют важное значение для спецификации
процедур согласования теории с фактами. С этой точки
зрения следует особо подчеркнуть значение исторических
теорий подтверждения. Одна из заслуг этих теорий со-
стоит в том, что они рассматривают подтверждение не
в статическом, а в динамическом плане. Это позволило
им в известной мере преодолеть концепцию плюралисти-
ческого критерия истины и органически связать теорети-
ческое знание с его эмпирической основой. К числу ра-
циональных моментов исторических теорий подтвержде-
ния относится и то, что они привлекли внимание к про-
блеме гипотез и теорий ad hoc и разработали ряд методов,
позволяющих отличить научную теорию от теории типа
ad hoc.

Вместе с тем нужно признать, что разработка указан-
ной проблемы в исторических теориях страдает сущест-
венными недостатками. Главный из них заключается
в рецептурном характере методов определения гипотез
и теорий ad hoc. Исторические теории подтверждения не
объясняют, почему те или иные научные теории оказы-
ваются ad hoc и почему признание их ad hoc-характера
означает признание их неудовлетворительности. Эти не-
достатки свойственны, в частности, концепции Дж. Леп-
лина.

Не лишена недостатков и концепция Лакатоса. Она
также не объясняет, почему гипотезы ad hoc не имеют
объективно-реальных референтов и не могут квалифици-
роваться как истинные. Сам Лакатос сознавал недостатки
своей концепции. Он пытался преодолеть их путем вве-
дения дополнительного индуктивного принципа, который
позволил бы объяснить, почему именно кажущееся
произвольным изменение гипотез в ходе развития
научно-исследовательских программ приводит к тому, что
программа в целом приближает нас к истине. Он, в част-
ности, писал: “Чтобы хоть как-нибудь соотнести научный
гамбит, разыгранный с прагматической целью, и тягу

133

к правдоподобию, нужно опереться на некоторый немето-
дологический, индуктивный принцип. Только такой “ин-
дуктивный принцип” может превратить науку из простой
игры в эпистемологически рациональное занятие, из се-
рии легкомысленных скептических гамбитов, разыгран-
ных для интеллектуальной забавы, — в нечто более серь-
езное, в рискованную и подверженную ошибкам деятель-
ность, целью которой является приближение к истине” 1.
Однако Лакатос так и не сумел найти нужного прин-
ципа.

Для решения проблемы ad hoc существенное значение
имеют философские соображения о структуре материаль-
ного мира и характере ее отражения в структуре науч-
ного познания. Действительность не сводится к совокуп-
ности единичных явлений. Важным объективным аспек-
том действительности являются законы, выражающие
устойчивые, повторяющиеся связи между существенными
сторонами явлений. Существует многообразие качествен-
ных уровней объективного мира все возрастающей слож-
ности и фундаментальности, каждому из которых соот-
ветствует своя система объективных закономерностей.

Эти положения не являются произвольными. Они по-
лучены на основе обобщения опыта науки. Известно, на-
пример, что при переходе от обычных, земных масштабов
к областям, имеющим размеры порядка 10-8 см и меньше,
законы классической механики уступают место законам
квантовой физики; при рассмотрении процессов с боль-
шими скоростями вступают в силу релятивистские за-
коны и т. д. По причине универсальности связи между
количественным и качественным аспектами материаль-
ного мира можно предположить, что подобного рода за-
висимости носят общий характер.

Не только содержание научной теории, но и само раз-
витие научного знания должны отражать объективную
структуру мира. Новая теория, возникающая в процессе
научного познания, должна быть, во-первых, более фун-
даментальной, а во-вторых, более общей. Между этими
свойствами существует органическая связь: возрастание
фундаментальности теории влечет за собой и возрастание
степени ее общности. Большая общность теории прояв-
ляется в ее способности объяснять большее число фактов.
Привилегированный статус новых фактов обусловлива-

1 L Lakatos. History of science and its rational reconstructions. —
“Boston studies in the philosophy of science”, vol. 8, p. 186.

134

ется только специфической ситуацией, которая характе-
ризуется тем, что новая теория конкурирует со старой.
Однако в том случае, когда конкурируют две новые тео-
рии, претендующие на то, чтобы сменить старую теорию,
существенное значение для их обоснования имеют и ста-
рые факты. Собственно говоря, новые факты не обладают
никакими загадочными чертами, обусловливающими их
преимущество перед старыми фактами. Решающее зна-
чение имеют не новые факты сами по себе, а рост сте-
пени общности теории, который проявляется, в частности,
в способности предсказывать и объяснять новые факты.

Такой взгляд на стратегию научного познания соот-
ветствует реальному развитию научной мысли. Проиллю-
стрируем это на примере физической науки. У истоков
ньютоновской физики мы встречаемся с двумя механи-
ками — небесной механикой Кеплера и земной механи-
кой Галилея. Дальнейшее развитие физической мысли
состояло в выработке Ньютоном такого общего представ-
ления, которое объединило эти две механики. В основе
этого синтеза лежало открытие фундаментального физи-
ческого закона — закона всемирного тяготения, частными
проявлениями которого были галилеев закон свободного
падения и законы Кеплера.

Обращаясь к последующему развитию физической
мысли, мы опять-таки неизменно встречаемся с обобще-
ниями, которые одновременно представляют собой откры-
тия более фундаментальных физических законов. Напри-
мер, один из основоположников современной физики,
М. Планк, обратил внимание на несогласованность, суще-
ствующую между термодинамикой и теорией электро-
магнитного излучения: рассмотрение электромагнитного
излучения с термодинамической точки зрения вело к
парадоксу ультрафиолетовой катастрофы. Стремление
Планка согласовать эти две теории увенчалось открытием
новой физической постоянной — постоянной Планка. Так
было положено начало обобщению классической стати-
стической физики и классической электродинамики, ко-
торое в конечном счете привело к выявлению законов
квантовой физики.

В своей специальной теории относительности Эйн-
штейн преодолел противоречие между классической меха-
никой и классической электродинамикой. Он объединил
теорию механического движения с теорией электромагне-
тизма. В основе этого обобщения лежало открытие

135

фундаментальных законов, инвариантных относительно
преобразований Лоренца.

В общей теории относительности наблюдается новая
форма обобщения — объединение теории неинерциаль-
ных движений с теорией гравитации. Это обобщение на-
шло свое выражение в формулировке общековариантных
физических законов.

Лишь на фоне этой стратегии научного познания, ко-
торая реализуется в развитии науки, можно понять ра-
циональный смысл проблемы гипотез ad hoc. Метод гипо-
тез ad hoc — это, по существу, квазитеоретическая форма
объяснения. Подлинная теория объясняет явления на
основе общих законов. Гипотезы ad hoc, напротив, исхо-
дят из предположения, что существуют объекты, которые,
строго говоря, не подчиняются законам. Если теория,
включающая законы L, сталкивается с объектом О, кото-
рый нельзя объяснить на основе этих законов, то указан-
ный метод требует введения не нового, более общего за-
кона, а дополнительной, специально подобранной гипо-
тезы H, причем тэким образом, что конъюнкция L&H
объясняет объект О.

Такого рода гипотезы, не приводящие к более фунда-
ментальным, а потому и более общим законам, лишены
предсказательной силы. На их основе нельзя получить
новые факты. Неспособность предсказывать новые факты
является не главным, а производным признаком гипотез
ad hoc, следствием ограничения законов как формы науч-
ного объяснения.

Надо заметить, что, несмотря на гносеологические
запреты на гипотезы ad hoc, ученые все же часто поль-
зуются ими. Как правило, такого рода гипотезы пред-
ставляют собой вынужденные паллиативы. Они отра-
жают тот, подчас неизбежный, элемент заблуждения
в развивающемся знании, который характеризует функ-
ционирование данной теории в период, предшествующий
созданию новой, более адекватной теории.

Тонкость проблемы ad hoc возрастает в еще большей
степени, если законы L сменяются не конъюнкцией L&H,
а исправленными старыми законами, — последние не-
сколько видоизменяются, чтобы объяснить новый факт,
решить новую проблему и т. д. Здесь вообще трудно ска-
зать, является или нет это видоизменение ad hoc. Это
связано со следующим обстоятельством. Законы данного
уровня реальности не заданы нам непосредственно, а

136

представлены через научную теорию. Научные теории
суть творения человека. Возможно, что новая теория,
представляющая собой лишь незначительную модифика-
цию старой теории, не есть теория ad hoc. He исключено,
что она “доводит” старую теорию до “нормального” вида,
когда модифицированная теория способна отобразить
в достаточной общей форме законы данного уровня реаль-
ности. Такая ситуация возникает, в частности, при рас-
смотрении статуса гипотезы космологической постоянной
в общей теории относительности. О данной гипотезе
нельзя утверждать категорически, что она есть ad hoc и
поэтому априори фиктивна. Ведь введение гравитацион-
ной постоянной придает уравнениям Эйнштейна весьма
общий вид, и не исключена возможность, что такое обоб-
щение гравитационной теории является разумным. Од-
нако подобного рода вопросы часто решаются лишь рет-
роспективно.

Ограниченность рассмотренных нами исторических
теорий подтверждения (которые следует считать наилуч-
шим вариантом теорий подтверждения) состоит не только
в их рецептурном характере и недостаточности объясни-
тельных функций. Им свойственны и другие недостатки.
Одним из них является слишком узкое понимание исто-
рического элемента в процедуре подтверждения. Так,
хотя исторические теории и вводят момент развития
в подтверждение, он ограничивается рамками соотноше-
ния “теория — эмпирические факты”. При этом сама
теория выступает как нечто сформировавшееся. Ее гене-
зис, становление практически не учитываются. Другим
недостатком является слишком узкое понимание эмпи-
рической основы подтверждения теории: эмпирическая
основа проверяемой теории ограничивается только эмпи-
рическими фактами. Не принимается во внимание под-
тверждение данной теории другой теорией, получившей
эмпирическое обоснование.

Дальнейшее усовершенствование исторических тео-
рий подтверждения должно быть осуществлено на основе
более полного учета исторического момента, находящего
свое выражение в становлении и развитии научной тео-
рии. Это позволит дать более фундаментальное обоснова-
ние рассматриваемой теории не только посредством фак-
тов, но и при помощи других теорий, на базе которых она
сформировалась и с которыми она взаимодействует.
Интересные результаты в этом направлении получены

137

В. С. Степиным. Мы схематично изложим сущность его
подхода к данной проблеме.

Для оценки теории, по мнению В. С. Степина, следует
принять во внимание характер ее становления. Оно начи-
нается с выбора ученым картины мира, которая опреде-
ляет направление развития теории. Картина мира не
является неэмпирическим фактором. Она представляет
собой не просто изображение природы, но ее изображение
относительно фиксированного метода экспериментального
исследования. На основе картины мира конструируется
гипотетическая схема, которая призвана лечь в основу
новой теории. Эта схема создается в результате монтажа
абстрактных объектов, взятых из уже имеющихся обла-
стей теоретического знания. Характер этого выбора и
способ сочленения абстрактных объектов подсказывается
принятой картиной мира. Далее происходит адаптация
гипотетической схемы к новому эмпирическому мате-
риалу, на объяснение которого она претендует. При этом
теоретические объекты подвергаются соответствующему
изменению. Полученная таким образом теоретическая
схема вновь сопоставляется с исходной картиной мира1.
Лишь такая многоаспектная проверка теории может при-
вести к ее подтверждению.

1 См. В. С. Степин. Становление научной теории. Минск, 1076.

.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел философия
Список тегов:
критерии истины