Бохенский Ю. Современная европейская философия

ОГЛАВЛЕНИЕ

IV. ФИЛОСОФИЯ ЖИЗНИ

В одну и ту же реку нельзя войти дважды.
Гераклит

Если в центре внимания эмпиризма и материализма, рассмотренных во II главе, стоит научное познание материи, а идеализм, которому посвящена III глава, вращается вокруг идеи, то философы, к которым мы теперь переходим, пытаются объяснить совокупную действительность с помощью понятия жизни. Но это не единственная их характерная черта. От эмпириков и идеалистов их отличает главным образом стремление взорвать рамки философии Нового времени (1600-1900), особенно кантианства. Как от механицизма, так и от идеализма они дистанцируются принципиально. При этом, как бы они ни отличались друг от друга, их объединяют следующие пункты.

1) Все они абсолютные актуалисты. Для них существует лишь движение, развитие, жизнь. А бытие, материю и т.п., если они вообще признают, то лишь как отходы движения. Высказывание Бергсона «в становлении имеется больше, чем в бытии» выражает общую для них всех точку зрения. 2) Их понимание действительности - органическое. Для них биология столь же определяющая наука, как физика для представителей естественнонаучного материализма. У некоторых сторонников философии жизни, особенно в школе Дильтея, важную роль играет также история. Во всяком случае, для них всех мир представляется не как машина, а как движущаяся жизнь. 3) На основе такой биологической ориентации представители философии жизни разрабатывают собственное наукоучение. Они все без исключения иррационалисты и решительные эмпирики. Понятия, априорные законы, логические выводы для них прямо-таки нечто отталкивающее. В качестве подлинно философского метода они ни в коем случае не допускают рациональный метод, но лишь интуицию, практику, жизненное понимание истории. 4) При всем этом они, как правило, не субъективисты, но признают существование объективной реальности, трансцендирующей субъект. Трансцендентальный или абсолютный идеализм они, безусловно, отвергают. 5) Наконец, у большей части этих философов заметна явная склонность к плюрализму и персонализму. Эта склонность не всегда согласуется с основным учением о развитии жизни, но, может быть, она объясняется как реакция на материалистический или идеалистический монизм. Именно в этом направлении сказалось наибольшее влияние данного движения.

Можно выделить четыре различных школы философии жизни: философия жизненного порыва Бергсона, американский и английский прагматизм, идущий от Дильтея историцизм и немецкая философия жизни. По техническим причинам нам придется рассмотреть две последние школы в одном параграфе, а Бергсона и бергсонианцев мы рассмотрим по отдельности. Так что наше изложение философии жизни делится на три раздела: § 11. Бергсон, § 12. Прагматизм и бергсонианство, § 13. Немецкая философия жизни и историцизм.

§11. Анри Бергсон

А. Истоки и специфика. Анри Бергсон (1859-1941) - это крупнейший и самый оригинальный представитель новой «философии жизни», придавший ей наиболее совершенную форму. Но хотя он позднее возглавлял все это движение, он вовсе не был его основателем. В самой Франции «Действие» Блонделя появилось раньше, чем «Непосредственные данные» Бергсона, а Леруа, ставший позже учеником Бергсона, еще до того выступил против механицизма. Все это движение связано со спиритуалистским, волюнтаристским и персоналистским направлением французской философии, начавшимся с Мэна де Бирана и представленным впоследствии такими именами, как Феликс Равессон-Молльен (1813-1900), Жюль Лашелье (1832-1918) и Эмиль Бугру (1845-1921), учеником которого был Бергсон. В то же время на Бергсона повлияли не только эти философы, но также и критики науки. Кое-что он взял и из английских эволюционистских и утилитаристских учений. Как он сам признает, вначале ему казалась соответствующей действительности философия Герберта Спенсера, и его собственная философия начиналась с попытки углубления основ спенсеровской системы. Однако эта попытка привела его в конечном итоге к безусловному отвержению спенсерианства, с которым он впоследствии все время боролся. Спекулятивная деятельность Бергсона нашла свое выражение главным образом в четырех работах, ясно демонстрирующих его духовное развитие. Так, «Опыт о непосредственных данных сознания» (1889) содержит его теорию познания, «Материя и память» (1896) - его психологию, «Творческая эволюция» (1907) - его основанную на спекулятивной биологии метафизику, а «Два источника морали и религии» (1932) - его этику и философию религии. Все эти произведения пользовались исключительным успехом, который объясняется тем, что Бергсон не только разработал действительно новую философию, отвечающую глубочайшим потребностям времени, но к тому же и изложил ее прекрасным языком. Недаром ему в 1927 г. была присуждена нобелевская премия по литературе. Исключительная ясность, искусное варьирование выражений и впечатляющие образы сочетаются у него с чрезвычайной философской серьезностью и диалектической остротой, с которой мало что сравнится. К тому же в основе его произведений - основательные профессиональные знания, добытые обширными и тщательными исследованиями. В результате Бергсон смог преодолеть позитивизм и в значительной мере также идеализм XIX столетия. Бергсон - один из пионеров нового духа нашего времени.

Б. Длительность и интуиция. Согласно обычному представлению, принятому также наукой, миру свойственны протяженность, численное разнообразие и причинный детерминизм. Мир состоит из твердых протяженных тел, части которых рядоположены в пространстве; ему присущи полностью однородное пространство и точные разграничения, а все процессы предопределены неизменными законами. Естествознание никогда не рассматривает движение, но лишь следующие друг за другом положения тел, никогда - силы, но лишь их воздействия; в естественнонаучной картине мира отсутствует всякий динамизм и всякая жизнь; время, как его видит естествознание, есть в конечном счете лишь пространство; хотя естествознание считает, что оно измеряет время, на самом деле оно всегда меряет пространство.

Однако, мы можем открыть в самих себе, хотя и не без труда, совсем другую действительность. Эта действительность обладает чисто качественной интенсивностью, она состоит из абсолютно разнородных частей, которые, тем не менее, так взаимопроникают друг в друга, что их друг от друга четко не отличишь, и наконец, эта внутренняя действительность свободна. Она не пространственна и не исчислима, но зато фактически длится. Более того, она есть чистая длительность и как таковая целиком отлична от естественнонаучного времени. Она есть одно единственное и неделимое делание, порыв (elan) и становление, которое нельзя измерить. Эта действительность изначально в постоянном течении; она никогда не есть, но всегда становится.

Человеческая способность, соответствующая пространственной материи, это интеллект (intelligence), и для него характерно то, что он относится исключительно к действию. Из действия прямо получается форма интеллекта. Поскольку для действия нам нужны точно определенные вещи, то основным предметом интеллекта является телесное, неорганизованное, штучное, твердое; интеллект ясно представляет себе лишь неподвижное. Его область это материя. Он схватывает ее, чтобы превратить тела в орудия; он является органом homo faber (человека-изготовителя - ред.) и ориентирован в основном на изготовление орудий. В сфере материи благодаря своей сущностной связи с материей интеллект схватывает не только явления, но и сущность вещей. Бергсон оставляет позади феноменизм Канта и позитивистов, признавая за интеллектом в сфере телесного способность к постижению сущности. С его точки зрения, интеллект является также аналитическим, то есть способным по какому-либо закону расчленять систему и снова собирать. Его признаки - это ясность и способность к различению.

Но в то же время интеллект характеризуется тем, что по своей природе он неспособен понять настоящую длительность, жизнь. Сформированный в соответствии с материей, он переносит на мир длительности материальные, протяженные, исчислимые, ясные и определенные формы; он прерывает единый поток жизни, внося в него разрывность, про-странственность инеобходимость. Интеллект, как показывают парадоксы Зенона, не может постичь даже простое пространственное перемещение.

Длительность мы можем познать только благодаря интуиции; с ее помощью мы схватываем длительность непосредственно и изнутри. Интуицию отличают признаки, противоположные признакам интеллекта. Будучи органом homo sapiens (человека разумного - ред.), интуиция не служит практике; ее предмет-это текучее, органическое, развивающееся; только она может постичь длительность. В то время, как интеллект анализирует, расчленяет, чтобы подготовить действие, интуиция состоит в простом созерцании, которое не разлагает и не собирает, но переживает реальность длительности. Достичь интуиции не легко. Мы так привыкли к пользованию интеллектом, что нужен насильственный поворот, противоречащий нашим естественным склонностям, для того, чтобы перейти к интуиции, на которую мы способны лишь в отдельные благоприятные моменты.

Короче говоря, имеются две сферы: с одной стороны, сфера пространственной неподвижной материи, к которой приспособлен практический интеллект, а с другой стороны, сфера жизни и длящегося сознания, которой соответствует интуиция. Поскольку интеллект ориентирован исключительно практически, философия может интуицию лишь использовать. Получаемые таким образом результаты не могут быть выражены в форме ясных и точных идей, а доказательства тоже невозможны. Единственное, на что способен философ, это помочь другому пережить такую же интуицию. Этим и объясняется наличие в произведениях Бергсона богатого набора выразительных образов.

В. Теория познания и психология. Свой интуитивный метод Бергсон в первую очередь применил к проблемам теории познания. Эти проблемы, говорит он, до сих пор имели три классических решения: обычный дуализм, кантианство и идеализм. Но все эти три решения опираются на ложное положение, согласно которому восприятие и память чисто спекулятивны и независимы от действия, тогда как на самом деле они целиком подчинены практическому действию. Со своей стороны тело есть лишь центр действий. Из этой констатации далее вытекает, что восприятие схватывает лишь часть действительности. Оно фактически состоит в выборе образов, важных для совершаемого действия. Идеализм заблуждается: предметы, из которых состоит мир, это «истинные образы», а не только составные части сознания. Ошибается и обыденный и кантианский реализм, помещая между сознанием и внешней действительностью однородное пространство, считающееся нейтральным. На самом деле пространство есть лишь субъективная форма, соответствующая лишь человеческому действию.

Бергсон подкрепляет свою теорию познания определенной психологией. Прежде всего он отбрасывает материализм, черпающий всю свою силу из того факта, что сознание зависимо от тела, как будто из того факта, что висящая на крючке одежда качается и падает вместе с крючком можно заключить, что одежда и крючок тождественны. Между психологическими и физиологическими явлениями нет даже параллелизма, который, впрочем, тоже ничего бы не доказывал. Для этого достаточно обратиться к чистой памяти. Дело в том, что следует различать два вида памяти: механическая, телесная память, состоящая лишь в повторении ставшей автоматической функции, и чистая память, заключающаяся в воспоминании образов. При этом не может быть и речи о локализации памяти в мозгу, на что ссылаются материалисты как на свой главный аргумент. Если бы такая точная локализация существовала, то при определенных повреждениях мозга должны были бы пропадать целые куски памяти; на самом же деле при этом констатируется лишь общее ее ослабление. Мозг можно, скорее, сравнить с некоей конторой, служащей для передачи знаков. Собственно духовная жизнь - не его функция. Память же со своей стороны это не ослабленное восприятие, а существенно иной феномен.

В основе ассоцианистской психологии лежит двойная ошибка: длительность понимается как пространство, а Я - как совокупность вещей, срисованных с материи. Те же самые ошибки ведут к психологическому детерминизму, который толкует мотивы как одновременные вещи, а время как путь в пространстве, откуда затем вытекает отрицание свободы. В действительности же наши действия исходят из нашей целой личности; решение создает нечто новое, поступок исходит из Я и только из Я и, таким образом, полностью свободен. А если, несмотря на свою непосредственную очевидность, свобода столь часто отрицается, то это происходит потому, что интеллект образует поверхностное, телоподобное Я и тем самым скрывает более глубокое действительное Я, которое есть творчество и длительность.

Г. Жизнь и развитие. Два классических учения, с помощью которых пытались объяснить жизнь - механистическое и телеологическое - одинаково заблуждаются, поскольку оба они по сути отрицают длительность. Согласно первому из них, организм есть машина, заранее обусловленная исчислимыми законами; согласно второму, существует готовый мировой план. Оба они в определенном смысле слишком растягивают понятие интеллекта; интеллект существует для действия, а не для познания жизни. Философия должна выйти за пределы этих обоих учений, особенно механицизма, который просто-напросто отрицает очевидные вещи.

Как в случае психофизической проблемы, так и в отношении проблемы жизни, можно указать на феномен, из наблюдения над которым вытекает, что механицизм ложен. Этот феномен заключается в возникновении структурно совершенно подобных органов в совсем разных линиях развития, например, глаза у моллюсков и у позвоночных животных, развитие которых задолго до того, как они стали зрячими, протекало раздельно. Опираясь на этот факт и другие наблюдения, Бергсон отвергает дарвинистский и неодарвинистский механицизм и вместе с ним механистическое понимание живого органа. Живой орган должен рассматриваться как сложное выражение простой функции. Его можно сравнить с картиной, состоящей из тысячей штрихов, но при этом выражающей простую интуицию художника. Правда, в организме содержится механизм и он даже кажется механизмом. Но так же как у дуги, разделенной на очень маленькие отрезки, эти отрезки кажутся совпадающими с касательной, так и жизнь, исследуемая детально с помощью естественнонаучных методов, кажется мехагнизмом, но все же к является таковым.

Жизнь как целое - это не абстракция. В определеишый момент времени в некоторых местах пространства возник потопе жизни, который через сформированные организмы переходит от одного зародыша к другому. Жизненный поток стремится преодолеть препятствия, создаваемые материей. Совокупность обходимых жизвнью препятствий сгредставляет вещественность организма. Жизнь идетг вперед не логич-яо, порой она блуждает, застаивается в тупиках или дцаже поворачивает назад. Но общее устремление жизни все же сохраняется. Для того, чтобы иметь возможность развернуться, жизненный порыв (elan vital) разделяется на разные направления. Так, сначала возникло великое разделение на царство растений и царство животных: растения непосредственно накапливают энергию с тем, чтобы животные могли черпать ее у них и использовать ее как взрывчатое вещество для свободного действия. Соответственно, растения привязаны к земле, а сознание у них еще спит, пробуждаясь лишь в мире животных.

В царстве животных жизненный порыв снова разделяется на два разных направления, как будто пробуя два разныж метода: в одном направлении он завершается в социальных насекомых, в другом - в человеке. В первом направлении жизнь ищет подвижности и приспособленности через инстинкт, то есть способность употреблять или даже создавать органические орудия. Инстинкт познает свои объекты путем симпатии, изнутри, и действует безошибочно, но всегда однообразно. Зато на линии развития позвоночных животных образуется интеллект (intelligence), то есть способность изготовлять и использовать неорганические орудия. По своей внутренней сущности интеллект направляется не на вещи, а на отношения, формы; поэтому он познает свой предмет лишь по внешнему виду. Но зато его пустые формы могут заполняться любыми и неограниченно многими предметами. Совершенный интеллект выходит за свои первоначальные границы и может найти применение вне практической сферы, для которой он, собственно, создан.

Наконец, у человека появляется, хотя и в виде беглых намеков, интуиция, в которой инстинкт становится незаинтересованным и способным к саморефлексии. Кроме того, человек свободен. Таким образом, весь этот процесс развития ведет к освобождению сознания у человека и человек выступает как конечная цель жизненной организации на нашей планете.

Д. Метафизика. Если философ погрузится в окружающее нас жизненное море, он может попытаться схватить возникновение тел и интеллекта. С помощью такой интуиции обнаруживается, что не только жизнь и сознание, а вся действительность есть становление. Нет вещей, а есть действия, а бытие есть по сути становление. «В становлении имеется больше, чем в бытии». Только наш интеллект и вместе с ним наука представляют тела как неподвижные. На самом же деле даже материальный мир есть движение, порыв, хотя и ниспадающий и распадающийся порыв. Дело в том, что в мире имеется двоякое движение: восходящее - движение жизни, и нисходящее - движение материи. Законом материи является закон деградации энергии; жизнь борется против этого закона, но она не может его пресечь, она может лишь замедлить его воздействия. Чтобы понятнее представить себе этот процесс, его можно сравнить с паром, вырывающимся время от времени из треснувшего сосуда. На свежем воздухе пар сгущается, превращаясь в падающие вниз капельки. Но небольшая часть вырвавшегося пара сгущается не сразу и стремится снова поднять эти капли. Подобным же образом из огромного сосуда жизни непрестанно вырываются парообразные струи, каждая из которых, ниспадая, становится отдельным миром, ибо падающие капли - это материя. Или еще один образ: мир сравнивается с живым движением руки, которая после поднятия снова опускается, как только ослабевает напряжение мускулов. Материя здесь отождествляется с исчерпанием творческого движения. Но все эти образы недостаточны, ибо жизнь относится к психологической сфере и она непространственна.

Сходный процесс имеет место в сознании. У интуиции то же направление, что и у жизни, а у интеллекта - противоположное. Поэтому интеллект в основном ориентирован на материю. Напротив, интуиция показывает нам подлинную действительность, в которой жизнь выступает как огромная волна, идущая вширь, а затем почти со всех сторон останавливаемая. Лишь в одной единственной точке препятствие оказывается преодоленным и импульс свободно прорывается. Эта свобода появляется в человеческой форме. Следовательно, философия не зря утверждала свободу духа, его независимость от материи, его бесконечное удаление от животного и, может быть, даже его сохранение после смерти.

В то же время из-за использования интеллекта и его понятий философия пошла ложными путями. С помощью обстоятельного анализа Бергсон показывает, как возникла идея беспорядка (из-за случайного характера встречи двух возможных порядков - жизненного и геометрического) и как образовалась идея о ничто, являющаяся, собственно, псевдоидеей. Бергсон выступает против самых выдающихся философских систем прошлого. Метафизика Платона и Аристотеля, считает он, следовала естественной склонности интеллекта, связанной с понятиями, подражающими языку, а потому подавляла длительность. То же, по сути, хотя и с отдельными вариациями, относится к системам Нового времени, созданным Декартом, Спинозой, Лейбницем, кантовским критицизмом и особенно Спенсером. У Спенсера совершенно явно обнаруживается кинематографический характер нашего мышления: он хочет схватить и представить развитие в виде последовательного ряда состояний того, что развивается, и таким образом совершенно не понимает подлинную длительность.

Е. Этика. Согласно Бергсону, есть две морали - закрытая и открытая. Закрытая мораль вытекает из самых обыденных явлений жизни. Она заключается в том давлении, которое оказывает общество, причем соответствующие ей действия выполняются автоматически, инстинктообразно. Лишь в исключительных случаях дело доходит до борьбы между индивидуальным и социальным Я. Закрытая мораль безлична и трижды замкнута: она направлена на поддержание социальных привычек, в ней индивидуальное почти полностью совпадает с социальным, так что душа все время вращается в одном кругу, и наконец, закрытая мораль всегда является функцией одной ограниченной группы и никогда не годится для всего человечества, ибо социальная связь, функцией которой она является, вытекает по большей части из необходимости самозащиты.

Рядом с этой безусловно обязывающей закрытой моралью существует открытая мораль. Она воплощается в выдающихся личностях, святых и героях и не покоится на обществе, а является чисто человеческим личным делом. Она заключается не в давлении, а в призыве, она не стоит на одном месте, но прогрессирует и творит. Она открыта в том смысле, что охватывает любовью всякую жизнь, более того, она придает ощущение свободы и сама совпадает с принципом жизни. Она исходит из глубокого движения чувств, которое, подобно чувству, вызываемому музыкой, беспредметно.

В действительности ни закрытая, ни открытая мораль не встречаются в чистом виде. Есть лишь соответствующее стремление, пытающееся укрепиться в виде обязанности, тогда как обязанность его затормаживает. Обе эти силы, одна подинтеллектуальная, а другая надинтеллектуальная, проявляются в сфере интеллекта и поэтому моральная жизнь рациональна. По сути же, закрытая и открытая мораль - это два взаимодополняющих проявления одного и того же жизненного порыва.

Ж. Философия религии. Такое же различие, как и в морали, имеет место в религии: существует статическая и динамическая религия. Статическая религия заключается в защитительной реакции природы на деятельность интеллекта, грозящую подавлением индивидуума или разрушением общества. В противоположность этому статическая религия связывает человека с жизнью, а индивида с обществом с помощью сказок, подобных колыбельным песням. Статическая религия - результат «сочинительской функции» (fonction fabulatrice) интеллекта. Дело в том, что интеллект в его узком смысле угрожает разрушить социальную связь, а природа не может противопоставить ему инстинкт, место которого у человека как раз занято интеллектом. Но природа прибегает к выдвижению сочинительской функции. Если благодаря интеллекту человек знает, что он умрет, в отличие от животного, которое этого не знает, и если благодаря интеллекту он узнает, что начатое дело и желаемый успех разделены, как это ни печально, целым рядом факторов, не поддающихся расчету, то природа опять-таки ему помогает, изготовляя богов с помощью сочинительской функции. Роль сочинительской функции в человеческом обществе соответствует роли инстинкта в обществах животных.

Совершенно отлична от этого динамическая религия, мистицизм. Она возникает из обратного движения по направлению к пункту, из которого исходит жизненный порыв, а также из представления о схватывании того непостижимого, к которому жизнь стремится. Этот мистицизм присущ лишь необычным людям. Он еще не проявлялся у древних греков, а в развитой форме и в Индии, где он еще оставался чисто спекулятивным. Но он присутствует у великих христианских мистиков, обладавших прямо-таки совершенным душевным здоровьем. Христианская религия выступает как кристаллизация этого мистицизма, образуя, с другой стороны, его основу, так как мистики - это в целом своеобразные, но и несовершенные подражатели тому, кто дал нам нагорную проповедь.

Опыт мистиков дает опору не только для вероятности предположений относительно происхождения жизненного порыва, но одновременно и для утверждения бытия Божия, которое недоказуемо логическим способом. Мистики учат также, что Бог - это любовь, и ничто не мешает философу развить выдвинутую ими идею, что мир есть лишь ощутимое проявление этой любви и божественной потребности в любви. На основе мистического опыта, подтверждаемого данными психологии, можно также утверждать с вероятностью, доходящей до уверенности, наличие жизни после смерти.

§ 12. Прагматизм и бергсонианство

А. Прагматизм. Хотя прагматистское направление развилось в основном в Америке и в Англии, оно вовсе не ограничилось этими странами. Около 1900 г. особенно много сторонников было у него в Германии. Оно проявилось у эмпириокритиков, у Карла Маркса и Ленина, у Георга Зиммеля и Ганса Файхингера (1852-1933), и ему в целом родственна позиция позитивистов. Во Франции с прагматизмом во многом сходятся некоторые представители критики науки, особенно Абель Рей. При этом, разумеется, все эти мыслители разделяют не только прагматистские, но и многие другие взгляды.

В гносеологическом отношении прагматизм заключается главным образом в отрицании чисто теоретического, созерцательного познания и в сведении истинного к полезному. При этом отдельные прагматисты отстаивают эти принципы в разной степени. Если самое радикальное течение считает, что любое предложение, ведущее к индивидуальному успеху, истинно, то, согласно умеренному течению, истинно то, что подтверждается объективными фактами. Но полезность, ценность, успех всегда считаются единственным критерием и обычно сутью истины. Расходятся лишь более детальные определения этой полезности.

Однако у англо-американского прагматизма речь идет не о чистой гносеологии. По большей части к ней добавляется целая философия жизни, очень похожая на бергсоновскую. В соответствии с ней в действительности нет ничего неподвижного, она свободно творящая и текучая, интеллект постичь ее неспособен, всякое познание основывается на опыте. У англо-американских прагматистов общая с Бергсоном и определенная персоналистская и гуманистическая установка. Главное же различие между ними состоит в том, что, по Бергсону, интуиция остается существенно теоретической, а, согласно прагматистам, всякое познание по определению практическое.

Прагматизм возник по тем же причинам, что и философия Бергсона, он развивался параллельно с ней и играл сходную роль в духовной истории. Но сегодня он в Европе как таковой уже сошел со сцены, сохранившись лишь частично в некоторых течениях (неопозитивизм, экзистенциализм). Поэтому здесь очень коротко будет сказано о трех ведущих прагматистах - о Джемсе, Шиллере и Дьюи. За исключением Шиллера они все американцы, но их влияние на европейскую мысль было столь значительно, что они заслуживают по меньшей мере упоминания.

Б. Джемс. Первым выступил с прагматистскими идеями американский логик и философ Чарльз С. Пирс (1839-1914), но полностью прагматизм был разработан прежде всего Уильямом Джемсом (1842-1910) -основателем и главным представителем этой школы. Джемс был исключительной личностью: физиолог, выдающийся психолог, хорошо понимающий искусство, глубоко религиозный и притом блестящий писатель, он оказал значительное влияние на всю современную философию. Его собственная философия исходит, с одной стороны, из реакции на идеализм Брэдди и крупного американского идеалиста Джосайи Ройса (1855-1916), а с другой, направляется против сциентистского монизма и детерминизма, причем Джемс использует и развивает дальше критику науки. В основе его взглядов - динамическое и плюралистическое понимание действительности: в мире нет ничего готового, никаких субстанций, он находится в постоянном становлении и представляет собой не единое сущее, а множество индивидов. При этом Джемс доходит до признания своей определенной склонности к политеизму; монизм же он всегда отвергал с отвращением. Его философия очень антиинтеллектуалистична: она даже отрицает противоположность субъекта и объекта, и сам Джемс называет ее «радикальным эмпиризмом». Идею случайности сущего он доводит до крайнего предела (тихизм). Среди его теорий знаменит также психофизический «нейтральный» монизм, согласно которому нет существенной разницы между психическими и физическими явлениями. Но самая известная теория Джемса - это его прагматизм: идея истинна тогда, когда она ведет к восприятию объекта, а высказывание истинно тогда, когда его принятие приводит к удовлетворительным результатам, когда оно оправдывается на практике. Слово, используемое Джемсом для этого практического оправдания, - cash (буквально - наличные деньги), часто неправильно понималось. Под «полезностью» Джемс разумеет не только удовлетворение материальных потребностей индивида, но все, что служит развитию человека и общества. В этом смысле, по его мнению, религия целиком истинна, ведь ее следует судить по ее результатам. Как говорит Джемс, он не знает, имеет ли религия метафизическую значимость, но во всяком случае это плодотворная гипотеза. Это краткое резюме дает лишь слабое представление о всем богатстве идей Джемса; но мы не можем далее углубляться в его философию, поскольку она, собственно, относится к более ранней эпохе.

В. Английский прагматизм. В Великобритании прагматизм развился под влиянием Джемса и новой антиассоцианистской психологии, представленной как Джемсом, так и Джорджем Фредериком Стаутом (1860-1944). Главный представитель этого направления Фердинанд Кэннинг Скотт Шиллер (1864-1937), решающее влияние на которого оказал логик Альфред Сиджуик, всегда подчеркивавший невозможность чисто формальной логики. Английский прагматизм впервые дал о себе знать в книге восьмерых молодых философов, вышедшей в 1902 г. под названием «Личный идеализм». Участвовавшие в ее написании Генри Стерт (1863-1946), сам Шиллер и Гастингс Рэшдел (1858-1924) не все прагматисты, но все сторонники плюрализма, который они противопоставляют идеализму Брэдди и монизму Спенсера. Как во многих других публикациях этого времени, в «Личном идеализме» не столько выразилось единое новое направление, сколько отразился духовный кризис XIX столетия.

Шиллер еще до этого, в 1891 г. выступил с работой «Загадка сфинкса. Исследование эволюции, написанное троглодитом». В этом странном произведении он высказался за плюрализм и персонализм и выдвинул учение о Боге как конечном личном существе. Но тогда он еще не был прагматистом. Лишь с 1903 г. Шиллер признает себя сторонником полного прагматизма, который он называет «гуманизмом». Он принимает изречение Протагора «Человек есть мера всех вещей», защищая греческого софиста от интеллектуализма Платона. Он даже еще усиливает формулировку Протагора, заявляя, что человек не только мера, но и прямо творец действительности. Дело в том, что, по Шиллеру, эта действительность есть лишь бесформенная и формируемая масса; она становится «фактом» только благодаря воздействию человека. Поэтому вопрос о том, что она такое, совершенно бессмысленный, - ставить надо все время только вопрос, что мы можем из нее сделать.

Под влиянием Сиджуика Шиллер занялся логикой. По его мнению, она не может быть формальной и абстрактной: «expellas hominem logica, tamen usque recurret» («Как бы логика ни выгоняла человека, он все равно вернется»). Логика есть нечто человеческое, она должна служить человеку, будучи конкретным рабочим инструментом. Ложен принцип тождества, как и прочие, считающиеся безусловными, логические законы.

То же самое относится к истине. Нет абсолютной истины, всякая истина является человеческой. Шиллер прямо не заявляет, что всякое полезное высказывание истинно, он говорит, что высказывание, чтобы быть истинным, должно быть полезным и что истинное высказывание представляет собой ценность. Поэтому истина никогда не бывает твердо установлена, она динамична, будучи в постоянном становлении. Шиллер понимает истину совершенно по-дарвинистски, считая ее целиком включенной в поток жизни. Его учение - это не логика, а «биологика» познания.

В английских философских кругах Шиллера не очень признавали; его считали чудаковатым софистом, чем он, кстати, гордился. После его смерти в 1937 г. ни один последователь не подхватил его учения, но его многочисленные, очень хорошо написанные работы оказали значительное влияние. Часть распространенных ныне идей восходит к шил-леровской философии.

Г. Дьюи. Американский прагматизм получил своеобразную разработку у Джона Дьюи (1859-1952), который связал с идеями Джемса сциентистский материализм. В то время как учение Джемса имело в основном религиозную ориентацию, а Шиллер хотел создать философский гуманизм, Дьюи целиком повернулся к естественным наукам. Он присоединяется к бихевиоризму Уотсона, согласно которому дух есть только то, «что делает тело». Помимо знаний, добытых естественнонаучным методом, нет, считает Дьюи, никакого настоящего познания. В прежние времена, когда человечество еще не располагало нашей современной техникой, основания для действий искали еще вне сферы опыта. Сейчас, однако, самое время отбросить все мысли о трансцедентном и обратиться исключительно к опыту.

Этот опыт учит нас, что все меняется и что нет ничего устойчивого ни в материальной, ни в духовной области. Само мышление есть лишь орудие для действия. Человек лишь тогда начинает мыслить, когда он наталкивается на материальные трудности, которые надо преодолеть. Поэтому идея обладает лишь инструментальной ценностью (инструментализм); она есть функция, сформированная активным опытом и служащая этому опыту. Ценность идеи целиком заключается в ее успешности. Истинное в конечном итоге есть лишь форма хорошего.

Дьюи прославился главным образом как крайне социально ориентированный реформатор педагогики, но и его философия пользовалась в Америке очень большим влиянием. Долгое время она представляла собой самую мощную духовную двигательную силу этой страны, которая целиком предана технике и еще не испытала горького опыта научного «прогресса», знакомого Европе. Так совершился поразительный переворот: учение Джемса, порожденное протестом против переоценки техники и естественных наук, у Дьюи снова превратилось в главную опору материалистическо-сциентистского мировоззрения.

Д. Диалектическая школа. В связи с прагматизмом надо снова упомянуть так называемую «диалектическую школу», поскольку она восприняла некоторые прагматистские идеи. Эта школа объединяется вокруг цюрихского журнала «Dialectica» (осн. в 1947 г.); ее главный представитель - Фердинанд Гонсет (1890-1975). Этой школе более или менее симпатизируют известный французский теоретик науки Г.Башляр (1884— 1962) и некоторые другие ученые и философы. Согласно Гонсету, всякое человеческое познание диалектично, то есть ему приходится удовлетворяться временными правилами и философиями, опирающимися на живое коллективное сознание исследователей. Абсолютный критерий истины не существует. Предложения, правила и теории принимаются лишь постольку, поскольку они оправдываются научной пригодностью. Согласно диалектикам, этот принцип действует во всех областях. Не существует и абсолютной логики, есть лишь различные логики, которые в зависимости от их пригодности принимаются или отвергаются. При этом упрек в релятивизме диалектики опровергают тем, что они не считают истину относительной, но лишь полагают, что ничто не должно быть принято как абсолютно значимое. С другой стороны, они отвергают узкий сенсуализм и номинализм неопозитивистов и заявляют, что их метод оправдывается во всех областях (включая интроспективную психологию и даже теологию). В то же время они, по-видимому, считают, как и неопозитивисты, метод индуктивных наук единственным методом познания. На X Всемирном философском конгрессе (1948) диалектическая школа выступила как одна из самых крупных и самых динамичных. Ей удалось перетянуть на свою сторону многих европейских мыслителей, следовавших ранее за неопозитивизмом. Она оказывается весьма притягательной для многих философствующих естествоиспытателей и математиков, а также для тех философов, которые интересуются естественнонаучным и математическим методом.

Е. Бергсонианство. Под влиянием Бергсона уже в начале XX столетия во Франции образовалась значительная школа, подвергшаяся также влиянию критики науки и англо-американского прагматизма и пошедшая в виталистическом и иррационалистическом направлении гораздо дальше, чем сам Бергсон. Почти все ее представители - откровенные прагматисты, а остальные - волюнтаристы, для которых воля стоит над интеллектом, а истина, как у Шиллера, есть жизненная ценность.

Нам пришлось бы выйти за рамки этого изложения, если бы мы попытались детально разобрать эти системы, которые, впрочем, отличаются больше радикализмом, чем оригинальностью. Но все же ход развития части этих философов представляется примечательным: бывшие до первой мировой войны чрезвычайно радикальными, они сегодня стали гораздо более умеренными, так что их почти можно считать интеллектуалистами. На самом же деле они, за единственным исключением Блонделя, остались противниками познавательной ценности интеллекта и прагматистами, понимающими истину как приспособление к жизни. Их философия биологистична, но в ней нет той глубины, с которой это мировоззрение разрабатывал их общий духовный лидер Бергсон.

Среди современных философов этой группы надо назвать, с одной стороны, одного из самых радикальных антирационалистов, психолога Мориса Прадина, далее моралиста Жана де Гольтье (1858-1942), сочетающего иррационализм с субъективным идеализмом, и, наконец, группу католических мыслителей, которая под влиянием Бергсона образовалась из учеников Леона Олле-Лапрюна (1839-1899). Некоторые из них, такие, как Альфред Луази (1857-1940) и Люсьен Лабертоньер (1860-1931), не очень заметны как философы, хотя они активно участвовали в модернистском движении. Другие, особенно Эдуард Леруа (1870-1954) и Морис Блондель (1861-1948) выступают как представители современной философии. При этом Блондель - не явный иррационалист, он очень сблизился с метафизикой. В то же время здесь стоит привести его высказывание, что «всюду в начале научного процесса... включается декрет» и что «наука не дает нам никакого разъяснения о причине вещей», так как «ее свобода неограниченна». Таким образом, Блондель относится к науке гораздо скептичнее, чем Бергсон, который все же признает за ней способность проникать в сущность материи. Со своей стороны, Леруа еще более радикален. С его точки зрения, наука вообще чисто конвенциональна и не только естественнонаучные теории, но даже и высказывания о фактах носят конвенциональный характер. Ученый создает порядок вещей; в бесформенной материи данного вырезаются факты. Рациональная наука есть лишь чисто формальная настольная игра без внутреннего значения, лишь хитрость духа ради овладения миром. То же самое относится к религиозным догмам, в которых нельзя найти никакого разумного смысла. Это лишь формулы, практические правила жизни. Леруа допускает существование Бога, но отрицает, что его можно доказать.

§ 13. Историцизм и немецкая философия жизни

А. Характеристика. Историцизм. Философские направления, соответствующие в Германии французской философии жизни и английскому прагматизму, это историцизм и биологизирующая философия. Весьма различаясь между собой, они все же имеют важнейшую общую черту. Это, как и у Бергсона и Джемса, глубокое понимание живого развития, а также отрицание ценности естественнонаучных подходов, когда речь идет о жизни. К тому же они находятся под сильным влиянием Фридриха Ницше (1844-1900).

Более крупное из этих двух течений, историцизм, опирается как на свой главный источник на мощное развитие исторических наук в Германии второй половины XIX века. Наряду с Ницше, его крёстными отцами являются оригинальный релятивистский кантианец Георг Зиммель (1858-1918), еще более философ духовной жизни Рудольф Ойкен (1846-1926) и особенно крупный историк и теоретик истории Вильгельм Дильтей (1833-1911). Как видно из самого его названия, историцизм особо связан с изучением истории и, следовательно, духовного развития. История оказывается в центре философствования. Согласно представителям этого направления, ее нельзя постичь ни методами естественных наук, ни с помощью какого бы то ни было рационального приема. В своем течении она уже охватывает все мышление. Из того взгляда вырастает радикальный иррационализм и более или менее акцентируемый релятивизм.

Другое направление, образуемое чистой философией жизни, меньше ориентируется на историю, это биологазаторское философствование. Развитие здесь понимается не как историческое развитие духа, а как поток жизненных элементов в широком смысле. Его самым красноречивым и влиятельным представителем в период между двумя мировыми войнами был Людвиг Клагес. Мы коротко изложим важнейшие положения взглядов Дильтея, затем скажем о его наиболее известных учениках, после чего перейдем к Клагесу.

В. Вильгельм Дильтей. Принадлежа к уже прошедшей эпохе, Вильгельм Дильтей (1833-1911) стал оказывать наибольшее влияние после первой мировой войны. Его и надо рассматривать с учетом этого обстоятельства. Будучи выдающимся историком, он вышел из позитивизма, но воспринял также сильное влияние кантианства. В этом отношении он типичный мыслитель XIX века. В то же время его следует причислить к философам кризиса рубежа веков, ибо он сумел преодолеть оба эти влияния и перешел к иррационалистическому релятивизму. Его центральная проблема - это жизнь и понимание жизни. Жизнь он истолковывает телеологически, как совокупность стремлений и замкнутое единство: «Это связь, охватывающая весь род человеческий». Всякое проявление жизни имеет значение, поскольку оно как знак выражает нечто принадлежащее жизни. В теории познания Дильтей выступает против интеллектуалистских учений: мы познаем не рассудком, а всей целостностью нашей души, а наличие внешнего мира мы констатируем с помощью нашей воли при встрече с сопротивлением. Дильтей разработал основательную гносеологию наук о духе (герменевтику), покоящуюся на следующих трех принципах. Историческое познание есть сам о осмысление; понимание это не то же, что объяснение, это не рациональная функция, оно осуществляется всеми эмоциональными силами души; понимание есть движение от жизни к жизни, ибо сама действительность есть жизнь. Только через взаимодействие всех душевных сил и их связь во мне я схватываю общие связи.

К концу своей жизни Дильтей пришел к учению о мировоззрениях: мировоззрение сводится к человеческой позиции и разным жизненным установкам. Самого человека и его философию надо снова погрузить в исторический поток и тогда в истории обнаруживаются три типа философий, которым соответствуют три жизненных установки. Если господствует рассудок, возникает позитивистский материализм; если преобладает чувственная ориентация, получается объективный пантеистический идеализм; а преобладающая волевая ориентация дает идеализм свободы Платона, христианства или Канта. Философия, как все человеческое, целиком релятивна. «Релятивность любого вида человеческой точки зрения есть последнее слово исторического мировоззрения, все в процессе текуче, ничто не пребывает». Своим релятивизмом и выдвижением жизни вместо разума философия Дильтея, содержащая еще многие другие стороны, оказала большое влияние на современную философию. Среди этих других сторон мы упомянем только его теорию времени, возвещающую уже философию Хайдеггера.

В. Последователи Дильтея. Воздействие философии Дильтея испытали многие мыслители, нередко сильно различающиеся между собой. С одной стороны, здесь надо назвать протестантского теолога Эрнста Трёльча (1865-1923), занимавшегося философией религии и истории, а также историей культуры, с другой стороны, - настоящую школу Дильтея, члены которой исходили из разных сторон его философии, но все отдавали дань историцизму. На первом месте здесь стоит Эдуард Шпрангер (1882-1963), прославившийся своими работами по философии культуры, психологии и педагогике. Далее идут Эрих Ротхаккер (1888-1965), Георг Миш (род. в 1878) и Ганс Фрейер (род. в 1887). Гораздо меньше зависит от Дильтея Теодор Литт (1880-1962), но и его можно причислить к этой школе. Таковы лишь ведущие представители широко разветвленного движения.

Кроме этой школы у ряда мыслителей, не могущих считаться в строгом смысле дильтеевцами, заметны по меньшей мере следы влияния историцизма, проявляющегося в их большом интересе к философии истории. Назовем прежде всего Освальда Шпенглера (1880-1936) - автора книги «Закат Европы» (1918-1922), получившей широкую известность в послевоенное время. В основе шпенглеровской философии, по его собственному признанию, - радикально виталистские идеи Ницше и в то же время Дильтея. Особую известность принесла Шпенглеру его теория культурных циклов, длящихся, по его мнению, около тысячи лет каждый. Шпенглер - радикальный релятивист: нет никаких вечных истин, любая философия есть выражение своего и только своего времени. Истина существует лишь по отношению к определенной разновидности человечества. Шпенглерианцем в философии истории называли порой, и не без основания, Арнольда Тойнби (1889-1975), который, однако, обладает значительно более широкими знаниями и приходит к менее пессимистическим выводам, чем Шпенглер. В своем «Исследовании истории» (6 томов, 1934-1939), отличающемся обилием использованного исторического материала и богатством мыслей, Тойнби попытался установить общие законы развития и гибели цивилизаций. Особенно важно то, что он в этой связи заменяет широко распространившееся в XIX веке понятие прогресса идеей культурно-исторических циклов. Эта идея, лежавшая уже в основе шпенглеровской концепции, приобрела благодаря Тойнби большое значение, а через посредство заметной социологической школы, возглавленной Питиримом Сорокиным, она получила признание и в научных кругах. В этой связи следует назвать еще одного английского представителя философии истории - Р.Дж.Коллингвуда (1891-1943), также приверженца историцизма.

Г. Немецкая философия жизни. Если отвлечься от историцизма, то философия жизни в Германии далеко не получила такого распространения, как в англосаксонских странах и во Франции. Ее немецкие представители являются философами скорее в народно-обыденном, чем в собственном смысле слова. Среди них можно назвать Кейзерлинга и Клагеса. Герман Граф Кейзерлинг (1880-1946) - руководитель школы мудрости и автор популярных «Путевых записок философа» и многих других произведений, считает себя сторонником иррационализма, связанного с радикальным прагматизмом. Более оригинален известный графолог и характеролог Людвиг Клагес (1872-1956). В своем главном произведении «Дух как противник души» (3 тома, 1929-1932) он развивает радикальный антиспиритуализм. По этой теории, все одушевлено и в этом сплошь одушевленном мире царствует естественная гармония. К несчастью, затем «через посредство человека» «в этот мир врывается внепространственная (акосмическая) сила по имени дух, имеющая тенденцию разъединить тело и душу и таким образом убить клетку жизни». Вместе с духом появляется личность, воля и эксцентричность стремления; дух совершает убийство жизни через действие, он противник души, естества, верности и всего ценного. Поэтому надо выступить против духа и вернуться к картине мира пеласгов, т.е. к бездуховной, бессознательно-первоначальной жизни.

Критические выводы

Рассмотренные здесь философы ясно узрели специфику жизни, ее принципиальное отличие от материи. Эта интенсивно пережитая и ярко выраженная интуиция позволила им, особенно Бергсону и Джемсу, успешно выступить против господствовавшего в XIX веке позитивизма и идеализма. Таким образом, здесь налицо революционная сила, основавшая новое направление в европейской мысли. Благодаря такому подходу представители философии жизни сумели, нередко поразительным образом, проанализировать такие факторы, как жизнь и движение, и сломать узкие рамки сциентистского рационализма в пользу более органичного и конкретного понимания действительности. В то же время у этих философов свое надлежащее место обрел человек со своими жизненными проблемами. В этом отношении и в деле освобождения от предрассудков XIX столетия представители философии жизни имеют немалые заслуги. Сегодня нам еще трудно оценить все это в полном объеме.

Заслугой историцизма является то, что он привлек внимание к специфике исторического процесса и тем самым подтолкнул к осмыслению ряда историко-методических проблем и даже вопросов, касающихся времени вообще.

К сожалению, стремлению этих философов к более полному постижению живой действительности сильно повредила их односторонняя основная предпосылка и концепция разума, которую они позаимствовали из старого учения прошедшего столетия, не сумев ее существенно превзойти. 1) Их философия односторонняя, это на самом деле биологи-заторская философия, не видящая ничего, кроме жизни, и неспособная постичь более высокие реальности. По своей односторонности философия жизни ничуть не уступает идеализму, она даже опаснее, ибо по большей части в центре ее интереса находится чисто животная жизнь, выступающая в качестве последнего принципа объяснения, тогда как у идеалистов это место занимает дух. 2) Кроме того, представление этих философов о разуме столь же узко и ограниченно, как и у мыслителей XIX века. Ведь то, с чем они борются, это дедуктивный «рацио», имеющий место в мыслительных операциях современной физики. Они сводят разум к чему-то, подобному жесткому скелету, отрицают интеллектуальную интуицию, следуя в этом Канту, и редуцируют целостность духа к простой функции последовательного мышления. Поэтому неудивительно, что все они оказываются слепы в отношении существования объективных законов и по большей части также в отношении различия между духом и животными психическими функциями и что они обычно доходят до радикального иррационализма. Тем самым они остаются номиналистами и психологистами, неспособными к выработке ясного понятия сверхчувственной реальности.

В общем, философия жизни в значительной мере привержена еще старому образу мыслей, хотя и надо признать, что она, как одна из великих освободительных сил, открывает дорогу современной философии. Такова одна из причин, по которым она после блестящего взлета ныне вытесняется не менее конкретной, но более проницательной философией существования и новой метафизикой.

Обратно в раздел философия