Асмус В. Метафизика Аристотеля

ОГЛАВЛЕНИЕ

V. ТЕОРИЯ ПОЗНАНИЯ. НАУКА, ИСКУССТВО И ОПЫТ.

Учение Аристотеля о знании опирается на eго онтологию и по своему непосредственному предмету есть теория науки. Аристотель отличает научное знание и от искусства, и от опыта, и от мнения. По своему предмету научное знание есть знание о бытии. В отличие от знания предмет искусства — произведение вещей при помощи способности, определенной к действию. Поэтому сфера искусства — практика и производство; сфера же знания — созерцание предмета, теория, умозрение. И все же у науки есть общее с искусством: как и искусство, знание способно быть сообщаемым посредством обучения. Поэтому искусство есть знание в большей мере, чем опыт («Метафизика» I 1, 981 Ь 7-9).
Знание отличается также и от простого опыта.
И для знания, и для искусства опыт — их начало или исходная точка («Метафизика» I 1, 981 а 2 и сл.; «Вторая аналитика» II 19, 100 а 6). Однако в отличие от знания предметом опыта могут быть только факты, рассматриваемые как единичные. Основание опыта — в ощущении, в памяти и в привычке. Но знание не тождественно с ощущением. Правда, всякое знание начинается с ощущения. Если нет соответствующего предмету ощущения, то нет и соответствующего ему достоверного знания. Но предмет ощущения, чувственного восприятия — единичное и привходящее (случайное). Предмет же знания — общее и необходимое.
Отличается знание и от мнения. То, что дает мнение, основывается на всего лишь вероятном. Не таково знание. Научное знание, как и мнение, выражается в суждении; оно принимается в качестве истинного, лишь когда в познающем возникло убеждение в его достоверности. Но если суждение оправдано как достоверное знание, то нельзя указать, на каких основаниях оно могло бы оказаться опровергнутым или хотя бы измененным. Напротив, по отношению к мнению или к вере всегда возможны иное мнение и друга вера. Более того. Мнение может быть и ложным и истинным, убеждение в нем никоим образом не может быть «незыблемым», в то время как знание — прочна и незыблемая истина.
Рассматривая отношение знания к своему предмету, Аристотель твердо убежден, что существование предмета предшествует существованию знания. Это та материалистическая или по меньшей мере объективно-идеалистическая точка зрения, которую, читая и конспектируя «Метафизику» Аристотеля, отметил В. И. Ленин: «Прелестно! Нет сомнений в реальности внешнего мира»(*). Утверждая, что предмет предшествует познанию, которое человек может иметь об этом предмете, Аристотель доказывает, что в этом смысле отношение знания к предмету то же, что и отношение ощущения к предмету. Из того, что у ощущающего человека временно отсутствуют зрительные ощущения, никак не следует, будто свойства, воспринимаемые людьми посредством зрения, отсутствуют в самом предмете. В момент, когда человеку вернется способность зрения, то, что он в предмете увидит, будет необходимо относиться к области видимого. Начиная с этого момента уже нет смысла спрашивать, что чему предшествует: видимое или ощущение видения: оба они одновременны, соотносительны.
(*) В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 29, стр. 327.
Таково же отношение знания к своему предмету. Поскольку познание направлено во времени к постижению своего предмета, этот предмет предшествует познанию, а познание зависит от своего предмета. В этом смысле отношение между ними однозначно, необратимо. Но если знание рассматривается как уже возникшее, как уже осуществляющееся, как уже отнесенное к своему предмету, то предмет и знание о нем составляют нераздельное целое. Правда, в этом целом можно — посредством абстракции — выделить оба его элемента — предмет знания и знание предмета, но все же единство обоих не теряет от этого своей реальности.
Предмет, рассматриваемый сам по себе, есть только возможный предмет знания. Если бы он остался только возможным, знание не могло бы возникнуть. Но с того момента, как он становится объектом созерцания, и он, и знание его разом становятся действительностью, они уже составляют единство. Отсюда Аристотель заключает, что знание есть род обладания, т. е. способ бытия специфического рода.
Как специфический род бытия знание, наука отличаются, согласно Аристотелю, тремя основными чертами: 1) доказательностью — всеобщностью и необходимостью; 2) способностью объяснения и 3) сочетанием единства с наличием степеней подчинения.
Первая черта науки — ее доказательность. По определению самого Аристотеля, наука есть вид бытия, способный доказывать. Само же доказательство может быть доказательством только о том, что не может происходить иначе. Оно состоит в получении заключения из начал истинных и необходимых, относящихся к предмету доказательства. Доказательство невозможно ни о случайном бытии, ни о том, что возникает и разрушается, но лишь об общем. Если же общего ет налицо, то предмет доказательства — по крайней мере то, что случается часто. Пример — затмение Луны. Как затмение, оно всякий раз происходит одним и тем же способом. И хотя оно не происходит всегда, оно по крайней мере есть один из частных случаев общего рода.
Из текстов Аристотеля видно, что общее сливается у него с необходимым и что необходимость может быть и в том, что встречается только часто и отнюдь не постоянно. Этим не исключается наивысшая ценность, какую для знания представляет безусловное постоянство явления, такое, как, например, движение неба. Научное знание об общем налицо, если мы знаем суть бытия вещи: имеется знание о каждой вещи, если мы знаем суть ее бытия («Метафизика» VII 6, 1031 b 6).
Научное предложение характеризуется, таким образом, необходимостью своего содержания и всеобщностью своего применения. Правда, в отдельных случаях рассматриваются и могут рассматриваться также единичные сущности (субстанции), по наука в целом слагается и состоит из общих предложений.
Способность науки к определению сущности и всеобщность применения формулируемых ею предложений обусловливают объяснительный характер знания. Задача научного знания состоит, во-первых, в фиксировании некоего состояния, или факта; во-вторых, в выяснении причины. Знание предполагает, что известна причина, в силу которой вещь не только существует, но и не может существовать иначе, чем - как она существует («Вторая аналитика» I 2). В-третьих, знание есть исследование сущности факта. В плане бытия необходимая причина может быть только сущностью вещи. В плане познания или в логическом плане она может быть лишь началом (принципом) в отношении к логическим следствиям. Собственно, доказательство и есть познание этой причины. Логическое объяснение посредством понятий обосновывает право на познание даже случайностей: согласно Аристотелю, существует не только случайность в тесном смысле (как, например, для человека случайно то, что у него светлые или темные волосы), но также и то, что, по Аристотелю, составляет «существенное» случайное (привходящее). Таковы свойства, которые не составляют сущности человека непосредственно, но которые происходят из этой его сущности. Объяснить эти свойства — значит доказать при помощи логического выведения, каким образом они из нее происходят. Наконец, в-четвертых, знание есть исследование условий, от которых зависит существование или несуществование факта.
Рассматриваемый в целом процесс знания ведет от вещей, познаваемых «через свое отношение к нам», стало быть, от понятий, первых для нас, к понятиям, которые являются первыми сами по себе. Такое сведение (редукция) необходимо стремится к достижению начал, недоказуемых положений: то, что не имеет конца («беспредельное»), не может стать предметом научного познания. В конечном счете редукция приводит к «непосредственным» положениям. Такие положения прямо постигаются умом, не доказываются. Относительно начала знания «не может быть ни науки, ни искусства, ни рассудительности, ибо предмет достоверного знания требует доказательств» («Никомахова этика» VI 6, 1140 b 34—35). В той же мере, в какой непосредственные начала науки все же составляют предмет знания, знание это уже недоказательное («Вторая Аналитика» I 3, 72 b 20 сл.).
Третья черта знания — его единство в сочетании с подчинением одних знаний другим. Единство науки означает прежде всего, что различные предметы знания входят в один и тот же род. Далее, это единство обусловливается тем, что различные предметы могут относиться все к одному и тому же предмету и быть, таким образом, в одинаковом к нему отношении. Именно таково единство, в каком все науки находятся относительно первой науки — науки о бытии как таковом. «Бытие» здесь — общий предмет и основа аналогии, которая связывает в единство различные его роды. Поэтому в каком-то смысле возможно сведение одних наук к другим. В этом смысле существует иерархия наук и возможна их классификация, сводящая науки в некоторую систему и в некоторое единство.
Наука не простая сумма совершенно разнородных знаний. Чем выше стоит наука на ступеньках иерархии, тем точнее доступное ей знание, тем больше в ней ценности. Согласно Аристотелю, наука, дающая одновременно и знание того, что что-нибудь есть, и знание того, почему оно есть, а не отдельно знание того, что оно есть, более точная и высшая, чем наука, дающая знание лишь того, почему что-нибудь есть. И точно так же науки, возвышающиеся до абстракций над непосредственной чувственной основой, выше наук, имеющих дело с этой основой. Поэтому, например, арифметика выше (в глазах Аристотеля), чем гармония. Наконец, наука, исходящая из меньшего числа начал, точнее и выше, чем наука, требующая дополнительных начал. В этом смысле арифметика, по Аристотелю, выше геометрии: единица — предмет арифметики — сущность без положения в пространстве, а точка — предмет геометрии — сущность, имеющая положение в пространстве.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел философия