Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Ваш комментарий о книге

Философия древности и средневековья

ОГЛАВЛЕНИЕ

АЗЕРБАЙДЖАНСКАЯ ФИЛОСОФИЯ

Одним из выдающихся представителей азербайджанской общественно-политической и философской мысли в эпоху средневековья был поэт и мыслитель Ильяс Юсиф-оглы Низами (литературный псевдоним Гянджави) (1141—1209).
Он родился в г. Гянджа (ныне Кировабад, Азерб. ССР) в семье ремесленника. Биографические сведения о Низами очень скудны, единственным источником служат произведения самого поэта. В Гянджинском медресе (высшее духовное училище) Низами изучал Коран, мусульманское право, этику, арабскую схоластику, математику, астрономию, медицину и другие науки того времени. В совершенстве овладев арабским и персидским языками, он много занимался гуманитарными науками — историей, философией, литературой, читал произведения Платона, Аристотеля и других философов — античных и мусульманских.
Основные произведения Низами: «Сокровищница тайн», «Хосров и Ширин», «Лейли и Меджнун», «Семь красавиц», «Искендер-намэ» («Книга об Александре Македонском»). В последнем произведении Низами наиболее полно изложил свои философские и общественно-политические воззрения, особенно в таких главах, как «Беседа индийского мудреца с Искенде-ром», «Тайное собеседование Искендера с семью мудрецами», «Послание Аристотеля о мудрости», «Послание Платона о мудрости», «Послание Сократа о мудрости», а также в последних главах, посвященных описанию кончины древнегреческих мыслителей. Вторая часть поэмы «Искендер-намэ», в частности рассказ «Прибытие Искендера в северные пределы», где изложена социальная утопия поэта, имеет важное значение для характеристики общественно-политических взглядов Низами. Ниже приведены отрывки из поэмы «Искендер-намэ» в переводе (с фарси) К. Липскерова (М., 1953). Подбор отрывков, вступительный текст и примечания Ш. Ф. Мамедова.
684


ИСКЕНДЕР-НАМЭ
БЕСЕДА ИНДИЙСКОГО МУДРЕЦА С ИСКЕНДЕРОМ
«Я — индийцев глава. Хоть годами я стар,
Но во мне не угас размышления жар.
И о тайнах узнать преисполнен я жажды.
Эти темные тайны раскроет не каждый.
Но тебе, говорят, ясность мысли дана,
О которой мечтали во все времена.
Ты — великий учитель! Твой блещущий разум
Все узлы темной тайны распутает разом.
Ты — властитель  венцов.  Твой  возвышен  престол,
Под счастливой звездою ты к знанью пришел.
Если ты озаришь меня светом ответа,
Отвернусь я от солнца — источника света.
Если ж ты не захочешь мне свет ниспослать, —
На осла я навьючу дорожную кладь.
Но не общей беседы сегодня мне надо.
Лишь с тобой говорить мне была бы отрада!
Я вопросы задам, а ответишь лишь ты.
Озаряющим пламенем светишь лишь ты».
Молвил царь: «Не томи же себя в промедленье.
Говори мне о каждом неясном явленье».
Пал индиец пред лучшим в подлунном краю.
Как индийский клинок, речь вознес он свою.
Вновь прославив того, чья священна порфира,
Он спросил у царя о создателе мира:
«Как земные пожитки мне наземь сложить?
Как дорогу к создателю мне проложить?
Он — един. Но приду ли я к господу богу?
Где его я найду, если тронусь в дорогу?
Всюду божьи следы. Но меж звездных морей
Он укрыт. Где же ключ от закрытых дверей?
В чем его существо? Все ль он будет безвестным?
Он спустился в наш мир иль остался небесным?
Сердцем встречу его или взором своим?
Спросят люди, где он? Что я вымолвлю им?
Он вверху иль внизу? Как ответить неложно?
Вопросившим являть доказательство должно!»
Произнес Искендер: «Можно краткую речь
Или множество слов для ответа привлечь.
685


От себя отвернувшись, найдешь понемногу
Ты прямую дорогу к единому богу.
Где же место творца? Есть один лишь ответ:
У создателя мест — места, ведаем, нет.
Кто промолвит: все тайны его перечисли!
Не находят его наши смертные мысли.
Только то, что мы взором смогли воспринять,
Наши мысли земные сумели познать.
В мыслях бога искать предоставь нерадивым.
В мыслях призраки бродят, подобные дивам'.
Наше сердце — видений обманчивых сень.
Не творение в нем, а творения тень.
Только то, чего нет в мысли, мраком объятой,
К постижению бога — единый вожатый.
Нашим знаньям дорога к творцу не дана.
Темным облаком в небе закрыта луна.
Ясны божьи дела. Ты найдешь их повсюду.
Если в мир ты пришел, верь великому чуду.
Вот слова о творце. Все иные — темны.
Тем, кто верует в бога, лишь эти даны»...
Молвил гость: «Разъясни, коль в твоей это власти,
Странный мир: погляди, две имеет он части,
Если так хорошо мир устроен земной,
Для чего же, скажи, существует иной?
Если здесь все готово для радостной жизни, —
Для чего же к иной устремляться отчизне?
Если ж там для людей приготовлен приют,
Почему по путям они здешним снуют?»
Умудренный властитель сказал иноверцу:
«Не давай сомневаться неверному сердцу.
Неразумный, узнай: создал тот, кто могуч,
Там сокровища, здесь — к тем сокровищам ключ.
Здесь посев совершай, — продолжал не без гнева
Государь, — там пожнешь ты колосья посева.
Все, что здесь каждый миг в состоянье ином,
Там — все будет всегда в состоянье одном.
Двум окружностям быть дал творец повеленье,
Созидание — в этой, а в той — восхваленье.
Бытие — это мост, по нему нам пройти.
В море входит поток. Нет иного пути.
Он, в горах появясь, в дол струится, — и вскоре
686


Успокоится, влившись в Широкое море».
Вновь индиец спросил, все постигнуть спеша:
«В нашем теле, скажи, что такое душа?
Не огонь ли душа? Царь, я думаю смело:
Искры пламени этого создали тело.
Умиранье души, угасанье огня
Не одно ли? Сумей опровергнуть меня!»
Царь, зажегшийся гневом нескрытым и скорым,
Смерил молча индийца сверкающим взором
И сказал: «Ариман2, видно, родственник твой!
Это только в тебе дух живет огневой!
Разве ты не читал, что душа легкокрыла
И восходит к тому, от кого исходила?
Коль душа из огня — иль сказал ты в бреду? —
То искать ее место должны мы в аду.
И еще ты промолвил, исполненный яда,
Что душа умирает, как меркнет лампада.
Умирает? Неправду ты вымолвил. Знай,
Что душа, воспарив, в свой уносится край.
«Отдал душу» мы слышим о том, кто навеки,
Дни земные покинув, смежил свои веки.
«Отдал душу», — твердят, а не «умер». Скажи,
В слове «умер» ужель ты не чувствуешь лжи?»
(«Искендер-намэ», стр. 556—561).
ТАЙНОЕ СОБЕСЕДОВАНИЕ ИСКЕНДЕРА С СЕМЬЮ МУДРЕЦАМИ з
Разум знать пожелал в устремлении здравом, Что же в мире являлось первичным составом?.. Мы на трудном пути. Чья познания сила На сокровища клада ногой наступила? Чье мышленье проявит свое торжество? Каждый должен сказать о начале всего. Как же воля творца все в пустотах помчала? Что возникло, — земля или небо сначала?.. И решенье мужей было тотчас готово: Предоставили все Аристотелю слово. Аристотель, чей разум пронизывал мглу, Венценосцу высокому начал хвалу: «Устремляя к науке пытливые взоры,
687


Потаенного, царь, открывай ты затворы.
Пусть в грядущем тебя дни счастливые ждут.
Ты не ведай, о царь, неснимаемых пут:
Если ты захотел, чтобы мира начало
В каждом слове собравшихся ныне звучало, —
Знай: возникло движенье. Вначале одно.
Ускоряясь, второе родило оно.
И когда их сомкнуло одно положенье,
То из каждого вышло иное движенье.
Стало первое вечно единым, а три
Неизбежно столкнулись, — и вот посмотри:
Тотчас линии три протянулись. Друг друга
Огибая, из линий три выгнулись круга.
Стала четких кругов сердцевина видна.
И весомой, вещественной стала она.
Было дело материи сделанным делом,
И подвижным рассудок назвал ее телом.
Телу этому было движенье дано.
В бесконечных столетьях менялось оно.
И прозрачная часть быстролетного тела
От средины своей ввысь уйти захотела.
То, что было вверху, во вращенье пришло.
То, что было внизу, свой покой обрело.
От круженья блестящего тела пространство,
Во вращенье придя, в нем нашло постоянство.
Все влеклось к сердцевине. Точны и строги
Были сферы крутимой большие круги.
Только тяга к круженью ей силу давала,
И в движенье бессменном она пребывала.
И когда первый круг завершился сполна,
То высокой, законченной стала она
И, вращаясь, огонь породила. Значенье
Этой мысли: огонь породило вращенье.
Создала сила пламени воздух, — ведь он,
Как и пламень, со свойством горячим рожден.
В свойстве воздуха к влаге нашлось тяготенье,
Круговое ему было чуждо движенье.
В сердцевину закапала влага; тогда,
Разливаясь, явилась благая вода.
Усмирялась и стихла вода; из осадка
Вышла почва. Земли разрешилась загадка,
Ш


И когда все четыре стихии нашли
Свой предел, то создатель небес и земли
Их смешал. Друг ко другу найдя тяготенье,
За растеньем они порождали растенье.
А вослед из растений возникших, о царь,
Появилась на свете различная тварь.
Повелитель, твое выполняя заданье,
Наш рассудок лишь так объяснит мирозданье».
Стал Валис 4 излагать потаенного суть:
«В мире древнем, о царь, вечно юным пребудь!
Размышляя в тиши о значении знанья,
Знай удачу всегда в получении знанья!
Если ты повелел, о венчанных венец,
Чтоб загадок твоих мы раскрыли ларец,
Я промолвлю: вода — мирозданья начало.
Пламя, вспыхнувши в ней, из туманов помчало
Вихри молний — и что же возникло тогда?
Легкий воздух: в нем пламя и также вода.
Воду сделало плотной в веках пребыванье.
После создало землю воды остыванье.
Всех стихий произвол был пределами сжат,
И построенный мир стал красив и богат.
А из накипи общей содеяны были
Небеса; закружились они и поплыли.
Я отвечу тому, кто, нахмурив чело,
Спросит: «Как же из влаги все это взошло?»
Служит мысли моей, с ее ходом исправным,
Зарожденье людей подтверждением явным».
Перед тем как явить светлых мыслей запас,
Лбом коснулся земли молодой Булинас5:
«Для тебя, государь, вся земная дорога
Да сияет всегда благосклонностью бога!
Да пребудешь всегда жаждой знанья согрет!
Свету надобен взор, взору надобен свет.
Если мне повелела премудрость Хосроя6
Говорить, о былом свои домыслы строя,
Утверждаю: земля — вот начало всего.
Все из праха взошло, из него одного.
Во вращенье земля все сжималась. Не странность,
Что при сжатье земли возникала туманность.
Все, что было и чистым и ясным в земле,
699


Все телами небесными всплыло во мгле.
А различных высоких веществ отложенье
В разных точках земли породило броженье.
Из одних — встал огонь, как цветок из ростка, —
Наивысшая радость всего цветника 7.
Из других — вышел ветер, который игривым
Говорит о себе или грозным порывом.
Третьи создали плавную воду. Она
Становилась все чище — и стала ясна.
А четвертые почвой остались; в просторе
Закрутившись, она стала круглою вскоре».
И премудрость Сократа явилась опять...
Молвил он:
«...Я скажу, государь, о начале великом.
Было все только грозным заполнено ликом.
И под взором творца, породившая гром,
Взмыла туча, благим изливаясь дождем.
Ливень стал небосводом, а молнии стали
И луною и солнцем и в тьме заблистали.
Вещества, что туманная создала мгла,
Стали твердью. Земля свой предел обрела.
Нас вожатый не вел дальше этого. Что же
Я добавить смогу? Пустословить негоже».
И склонился Фарфорий8, и мудрости свет
Он вознес, Искендеру давая ответ:
«Да, идут времена ходом вечным и плавным,
И горишь над землей ты венцом своим славным!
Да, лишь только к тебе люди просьбы несут,
Ибо смел угнетавших твой праведный суд!
На вопросы царя, осененного богом,
Достоверно сказать я смогу о немногом.
Чтобы мир сотворить, созидатель всего
Сотворил для начала одно вещество.
Потому, что творец устремлялся ко благу,
То водой стало то, что несло в себе влагу.
Разделилась вода. Стала нижней одна,
А другая взнеслась. Верхней стала она.
И одна свою влажность хранила, вздымала,
А другая, что снизу была, высыхала.
Стала верхняя влага подвижной. Другой,
Высыхавшей внизу, был дарован покой.
690

Все, что плыло вверху, как лазурь заблистало,
И землей все недвижное, твердое стало.
Вот что ведомо нам. В первозданную тьму
Дальше этой черты не проникнуть уму».
На Хормуса9 теперь все взглянули в надежде:
Разомкнет он замок. Ключ он поднял, но прежде,
Чем распутать узлы и проникнуть во мглу,
Он владыке великому начал хвалу:
«Пусть над всем, с чего снять мы не можем оковы,
Царь сияет победой все новой и новой!
Пусть по воле царя звездный кружится рой!
Пусть вовеки живет многославный Хосрой!
Если царь захотел, чтобы ветка любая
Нужный плод принесла, то, приказу внимая,
Государю обязан ответить и я.
А теперь я скажу про исток бытия.
С той поры как, в мечтах все постигнуть готовый,
Я глаза свои поднял на свод бирюзовый,
Я постиг, что небесный широкий простор —
Словно пар неподвижный над высями гор.
А за ним, непостижным, суровым и мглистым,
Простирается нечто в сиянье лучистом.
Этот пар лишь завеса от света, но в ней
Есть немало отверстий, и мне все ясней,
Что сквозь дыры в покрове таинственном этом
Нам безвестное светит загадочным светом.
Солнце, месяц и россыпь небесных светил...
За покровом небес кто-то их засветил.
Этот свет за завесой — Вселенной начало.
Как же начался он, — я не знаю нимало».
Стал всеславный Платон отвечать на вопрос.
Жемчуг моря души пред внимавшими рос:
«Светел разумом ты, царь обширного света!
В тайны мира вникать ты не ведай запрета!
Вечно в счастье пребудь, как был счастлив и встарь!
По дороге спасенья иди, государь!
Чистый свет! В свой ответ все вложу я уменье.
Но страшит меня все же твое разуменье.
Я ошибки боюсь. Все ль я знаю? Едва ль!
Ведь незримую стану читать я скрижаль.
Я познал, государь, в удивленье немалом,
691

Что одно лишь «ничто» было дивным началом.
Вседержитель из тел сотворял бы тела,
Если б сущность творений извечной была.
Все, рожденное чем-то, выходит в дорогу,
Но ведь брачных зачатий не надобно богу.
Знай: не должен одно из другого творить
Тот, о коем «творец» мы должны говорить.
Вещества сотворял он раздельно. Помоги
В веществах не искал. Разум высказал строгий:
В час, когда сотворил все стихии творец,
Разобщенности их был означен конец.
Из веществ, меж собой враждовавших от века,
Мощной волей творец сотворил человека.
Но не только ведь люди его сыновья,
Изволенье творца и в крыле муравья».
И когда на царя пал в собрании жребий,
Он блеснул, как луна, засиявшая в небе.
Был он солнцем людей, был угоден судьбе,
Ясный сердцем, не знал он подобных себе.
От него мудрецы добивались признанья,
Потому что он был чистым светочем знанья.
Если небом искусность владыке дана,
То искусных рождают его времена.
Царь, прослушавши речи, что жемчуга краше,
К каждой речи склоняясь, будто к сладостной чаше,
Мудрецам, излагавшим нелегкий урок,
Благодарный за все, много славы предрек.
И сказал: «О мужи, все постигнуть не в силах,
Думал все же и я о небесных светилах.
Полагаю, что образ не мог бы сиять
Без художника. Мастера всюду печать.
Но прозрел я художника, все же не зная,
Как весь мир сотворил он от края до края.
Если б знал я, как шел он к земле, к небесам,
Создавая весь мир, — все бы создал я сам.
Все, что в мыслях своих я б имел на примете,
Все я мог бы создать не в мечтах, а на свете.
Мы прочесть не сумели творенья скрижаль.
Как же можем постичь мы безвестную даль?
Небеса вы прочли как страницу, но все же
Разве все вы читали одно в ней и то же?
692

К одному, мудрецы, наш пришел разговор:
Не без мастера создан Вселенной узор».
Не касайся ключом этих врат, Низами:
Древней тайны никто ведь не видел, пойми.
Непостижный, создавший высоты и бездны,
Мир земной воздвигая и светлый надзвездный, —
Создал разум вначале. Обрадован им,
Он зажег его очи сияньем своим.
Разум принял в свои многозоркие взоры
Сотворенные кистью господней узоры.
Разум все же не мог, волей господа, взор
Направлять на неведомый первый узор.
Разум сбросил повязку со взора, которой
Был прикрыт, лишь когда завершились узоры.
Разум ключ получил изволеньем творца
От сокровищ любых, от любого ларца.
Разум все же свой взор устремлял без опаски
Лишь на то, что узрел, не имея повязки.
Разум ты вопрошай. Лишь о скрытом забудь.
Разум всем вопрошавшим указывал путь.
Разум, знай, о безвестном не скажет ни разу.
Что ж ты сам все стремишься к запретному сказу?
Разум только лишь там всех скитаться призвал,
Где фарсанги 10 он счел, знает каждый привал
(там же, стр. 566—583).

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел философия












 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.