Вундт В. Введение в философию

ОГЛАВЛЕНИЕ

ТРЕТИЙ ОТДЕЛ. Главные философские направления

§ 37. Позитивный критицизм или критицизм в собственном смысле слова.

1. Критицизм, как и всякое основное направление философской мысли, отнюдь не является внезапно, и возникновение его нельзя исключительно связать с философией, носящей специальное название критической, т. е. с кантовой. Наоборот, критицизм Канта, с одной стороны, — заключительный пункт движения, возникшего задолго до него, с другой, он — исходный пункт начавшегося от него развития, которое частью принадлежит настоящему, а не истории, частью же — будущему. Критична в известной мере всякая теория познания, иначе она не была бы рассудочной наукой, которая, в качестве таковой, должна стремиться к разграничению друг от друга истины и заблуждения. Точка зрения положительного критицизма прежде всего в существенных чертах была подготовлена в направлениях одностороннего скептицизма в тех его формах, в которых выдвинула его новая философия со времени Декарта. Тем не менее, за Кантом остается заслуга, что он, дав имя целому направлению, первый вполне сознательно понял его значение и ясно формулировал проблемы, в разрешении которых и состоит критическая задача теории познания.
2. Эти проблемы критической теории познания прямо вытекают из беспристрастного и свободного от предвзятых мнений положения, которое она стремится занять по отношению притязаний как эмпиризма, так и рационализма. Эти проблемы можно свести к трем основным вопросам: 1) Что в нашем познании дается эмпирически, и что возникает из наших априорных функций познания^ 2) Как соотносятся функции познания с эмпирически данным материалом в каждом действительном познании? 3) Каковы границы нашего познания сообразно с общими условиями познания, лежащими как в нас, так и вне нас.
3. Первый из этих вопросов Кант разрешает в том смысле, что материя ощущения — данное, поэтому случайное для нашего познания, эмпирически обусловленное; общие же формы созерцаний и понятий, дающие порядок ощущениям, — априорные функции, поэтому необходи-

265
мо применяемые при каждом частном познании, или «трансцендентальные» (т. е. выходящие за границы эмпирического содержания позяания). К созерцательным формам, по Канту, принадлежат пространство и время, из которых последнее имеет более общее значение, так как оно, будучи формой «внутреннего» чувства, привходит ко всему содержанию нашего сознания; пространство же — форма, в которой дается порядок только ощущениям внешних чувств. Формы понятий — коренные понятия нашего рассудка, категории, — как-то количество, качество, субстанция, причинность и т. д.; эти категории мы с такой же необходимостью, как и созерцательные формы, применяем ко всему мыслимому и поэтому должны признать их за априорные трансцендентальные функции нашего познания.
4. Второй вопрос Кант разрешает в том смысле, что для деятельности функций познания всегда требуется наличность содержания познания, материи ощущений. Таким образом, не существует пустых форм познания, как не существует и бесформенного материала, ощущения, не подведенного под какую-либо форму созерцания или понятия. Поэтому для каждого действительного познания требуются материал и форма: первый должен быть нам дан эмпирически, последняя есть формирующая его, априорная трансцендентальная функция познания. Эта функция, в свою очередь, двоякого рода: созерцательная, которая всегда должна быть в форме времени, как в более общей форме созерцания, и логическая, которая состоит в подведении содержания познания под категории, вступающие в деятельность при объективно данных условиях. Так, мы подводим, например, воспринимаемый предмет одновременно под понятия реальности, поскольку мы воспринимаем его, как действительно существующий, субстанции, поскольку мы воспринимаем его, как относительно постоянный, и, смотря по обстоятельствам, причинности или взаимодействия, поскольку мы его ставим в отношение с другими предметами, и т. д. Но во всех этих случаях подведение под категорию совершается только под условием, что предмет, вместе с тем, понимается в определенной временной форме. Так, мы можем понять предмет, как реальный, только под тем условием, что он представляет собой определенное содержание во времени; как субстанцию только тогда, когда он устойчив во времени; как причину каких-либо других явлений при условии, что они во времени следуют за ним; как стоящий во взаи-

266
модействии с другими предметами только тогда, когда они одновременно существуют с ним, и т. д. Таким образом, каждый отдельный акт познания слагается из деятельности двух функций, созерцательной и логической; помимо материи ощущения он предполагает определенные категории, под которые он подводится, и определенные формы времени, схемы времени, соответствующие категориям.
5. Разрешение третьего вопроса критической теории познания с чисто теоретической стороны непосредственно вытекает из ответа, данного на второй вопрос. Если бы наше познание состояло только из понятий, а не из понятий и созерцаний вместе, то было бы вполне допустимо, что категории, под которые мы подводим содержание опыта, могут также доставлять познание, выходящее за границы опыта, следовательно, неэмпирическое, трансцендентное. Но мышление в понятиях всегда, вместе с тем, созерцательно, поскольку оно предполагает созерцательную форму времени, в схемах которого должны находиться категории и соответствующие им основные законы познания; поэтому всякое познание ограничивается опытом. Следовательно, трансцендентные идеи души, мира и Бога непознаваемы; теоретические доказательства бессмертия души, за и против бесконечности мира, за и против начала мира из свободной причинности, доказательства бытия Бога — неосновательны. При этом следует заметить, что наш разум, который, как способность умозаключения, не просто выводит из определенных условий обусловленное, но пытается также подняться от данного обусловленного к его условиям, должен вследствие этой своей природы во всех областях знания достигать идеи последнего условия или просто безусловного. Это безусловное, однако, — постулат без всякого действительного содержания: оно — идея разума, а не рассудочное понятие при том условии, если мы вместе с Кантом, в противоположность разуму, как способности умозаключения, определяем рассудок, как способность создавать понятия, и видим согласно с ним сущность идей, понимая это слово в платоновском смысле, в установлении таких постулатов как последних условий. Тогда, действительно, идеи возможны в троякой форме: во-первых, как последнее условие единства внутреннего опыта; во-вторых, как условие единства внешнего опыта или причинного ряда событий, и, в третьих, как условие последнего основания бытия и мышления вообще. Эти три идеи — души, вселенной или причинного возникновения ее и Бога

267

ложно делаются объектами трех областей знания: рациональной психологии, космологии и теологии, между тем как в действительности они лежат по ту сторону опыта и поэтому не подлежат теоретическому познанию.
6. Так как вышеупомянутые идеи — постулаты разума, то, очевидно, в практической области они опять приобретают то значение, которое утрачивают в теоретической. Теоретическое указание на последние условия, предшествовавшие опыту, Кант видит также и в том, что в материи ощущения нам дан материал опыта, и это предполагает существование «вещей в себе», т. е. опять-таки последних постулатов безусловного, которые в мышлении должно присоединять к опыту, хотя по своему содержанию они недоступны для нашего познания. Но, как практические постулаты, такие идеи приобретают свою истину через то, что наша воля, которая, будучи чистой волевой способностью, не подчинена формам созерцания и понятия, в себе самой заключает через посредство нравственного закона, имеющего значение в человеческой совести, свободную, следовательно, безусловную причинность. Эта постулируемая свобода воли подтверждает также реальность двух других идей разума: души, как неизменной субстанции, и Бога, как морального законодателя, ибо нравственный закон требует, во-первых, безграничного простора для самосовершенствования человека, необходимого в интересах совершенного выполнения этого закона, и, во-вторых, личного законодателя. Таким образом, кантовская теория познания дополняется его этикой, требованиями, выдвинутыми ею, свободы воли, бессмертия души и бытия Бога. Но само теоретическое познание, по мнению Канта, только указывает на эти идеи, с одной стороны, через «вещь в себе», предполагаемую для каждого эмпирического предмета, с другой стороны, через идеи, необходимо возникающие в результате деятельности разума. Мораль же дает доказательство их реальности.
7. Великая заслуга Канта состоит в ясной формулировке основных проблем критической теории познания, но его разрешение этих проблем нельзя считать окончательным. Как бы бесплодны ни были попытки следующих за Кантом панлогических систем в построении основательной теории познания, они, без сомнения, были правы, упрекая Канта в том, что его критическая философия раздробила нераздельные функции познания на множество особенных деятельностей, выведенных не из при-

268
роды мышления и его законов, а случайно выхваченных из опыта; а также и в том, что он допустил несогласную с нераздельной природой духа резкую границу между теоретической и практической философией, между областями познания и воли.
В действительности, с какой бы стороны ни подвергнуть критическому исследованию критицизм Канта, его учение вызывает серьезные возражения, а в некоторых случаях прямо бросается в гааза произвольность его утверждений. Более строгое отношение к психологической природе процессов представления уже не позволяет нам понимать пространство и время, как первоначально обособленные или в действительности некогда существовавшие изолировано от материала формы, которые приводят в порядок ощущения и которые извне привходят к последним; мы требуем, чтобы было показано взаимное отношение этих форм друг к другу и к содержанию ощущений. Конечно, нельзя также ожидать, чтобы время сохранило тот же исключительный вид общей схемы категорий. Далее, внешняя архитектоника, которой категории приведены в порядок и поставлены в отношение к логическим формам суждения, дает лишь видимость систематического выведения категорий из законов мышления. Что такового в действительности нет, это ясно обнаруживается в неправильных переходах между главными категориями и в незначительной ценности второстепенных категорий, ценности, граничащей с отсутствием всякого значения. В такой же мере возбуждает сильнейшее сомнение заключение от ощущения к «вещи в себе» и связь, в которую эта «вещь в себе» ставится с идеями безусловного, добытыми совершенно иным путем. Нельзя понять, как факт, что ощущения нам даны, должен свидетельствовать о существовании действительности, независимой от нас, если мы заранее не признаем, что ощущения нам даются через какую-нибудь вещь, лежащую вне нашего сознания, если, следовательно, мы не предположим доказываемое уже доказанным. Еще менее можно открыть какое-либо отношение этого мнимого требования вещи в себе к постулатам, установленным в трансцендентных идеях, если не видеть основание к этому в пользовании обоими для общей цели, именно для разграничения мира бытия от мира явлений. Это разграничение в кантовской теории познания принято без достаточного основания, так как оно не имеет ничего общего с различием формы и материала познания. В пользовании этим различием в указанном смысле, очевидно, Кантом

269
руководило только желание уже в теоретической области подготовить гот шаг, который он позднее желал сделать при переходе в практическую философию. Однако, ему удалось достигнуть соединения обеих областей, теоретической и практической, в конце концов, только через то, что он повторил в обратном направлении тот самый переход, который сделал от явления к бытию. При переходе от явления к бытию ощущение дает основание заключать от мира явлений к трансцендентному бытию, здесь, наоборот, воля, будучи сама трансцендентным бытием, в волевом акте вступает в мир явлений. При этом «вещь в себе» из произвольного понятия вполне превращается в мистическую идею, которая не только напоминает платоновские идеи, но приближается уже к неоплатоновским представлениям об эманации.
Критицизм — самое юное из гносеологических направлений. Форма, полученная им в кантонской философии, не может быть окончательной; это тем более понятно, что кантовская философия не только является первой систематически проведенной попыткой подобного рода, но находится помимо этого, очевидно, под влияниями, которые сами по себе чужды теории познания: эти влияния исходили частью из более раннего рационализма, частью прямо из теологии того времени.
Литература. Кант. Критика чистого разума. 1 изд. 1781, 2 (во многих пунктах измененное и снабженное характерными замечаниями против Беркли) изд. 1787. Пролегомены ко всякой будущей метафизике. Относительно практической философии см. помимо этого этические и религиозно-философские сочинения
Канта (ср. ниже § 48).

Метафизические направления

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел философия