Вундт В. Введение в философию

ОГЛАВЛЕНИЕ

ТРЕТИЙ ОТДЕЛ. Главные философские направления

§30. Наивный эмпиризм.

1. На вопрос о происхождении и сущности познания развитие философской мысли выдвинуло три общих ответа, которые указывают на три вообще возможные теоретико-познавательные направления. Первый из этих ответов в его самой общей форме гласит; «всякое познание возникает из опыта». Согласно второму, «истинное познание имеет свой источник в мышлении или в тех способностях нашего разума, из которых возникает мышление, как

216
первоначальная деятельность нашего духа». Согласно третьему ответу, «всякое познание — продует• двух факторов: материала, данного в опыте, и формы, сообщенной этому материалу нашим мышлением; возможно ли вообще познание и в каких границах, зависит поэтому от отношения двух указанных факторов». Направления, определившиеся в этих трех общих ответах, — эмпиризм, рационализм и критицизм.
2. Таким образом, под «эмпиризмом» обыкновенно понимают всякое направление, которое считает опыт за единственный или, во всяком случае, за главнейший источник познания. Из последнего ограничения уже ясно, что это направление допускает различные отклонения, причем, однако, они до тех пор обычно причисляются к эмпиризму, пока в них — опыт признается за главный источник познания. Если вследствие этого слово «эмпиризм» приобретает известную неопределенность, то последняя еще усиливается тем, что само понятие опыта неустойчиво: иногда его применяют ко всякому содержанию познания, заключающему в себе элементы, данные нам, а не произведенные при помощи наших собственных функций познания; иногда же его пытаются в большей или меньшей степени ограничить на том, что в нашем познании исключительно является данным, еще не измененным через наши познавательные функции. Понятие эмпиризма тем менее можно освободить от этой неустойчивости, что развитие эмпирического направления большей частью состоит в развитии понятия опыта. Однако, в развитии этого направления можно различить три характерных ступени: наивного, рассудочного и чистого эмпиризма.
3. Наивный эмпиризм не только самая первоначальная ступень внутри самого эмпирического направления, но также и вообще в философии и науке: он представляет собой точку зрения практической жизни, из которой исходит прежде всего всякая наука. На этой ступени понятие опыта остается еще невыясненным; бесчисленные элементы познания, которые позднее оказываются продуктами рефлексии, хотя и наивной и беглой, считаются непосредственно данными, эмпирическими. Поэтому первоначальный наивный эмпиризм некритически сливается со столь же наивным априоризмом, образуя в этом соединении целое, которое все же имеет основной характер эмпиризма: все содержание познания здесь рассматривается как эмпирически данное, следовательно, общий признак этой ступени познания — тот, что здесь элементы, возникающие

217
из субъективной рефлексии, причисляются к содержанию опыта, а не наоборот. Этот признак особенно характерен для наивного эмпиризма, так как он ясно обнаруживает наивность подобного образа мыслей, представляющую полную противоположность критическому разграничению априорных и эмпирических элементов. Впрочем наивный эмпиризм с бессознательным присоединением априорных элементов не только продолжает господствовать в практической жизни, но также часто встречается еще и в науке более позднего времени.
4. Однако, эта точка зрения постепенно начинает сходить со сцены с того момента, когда выступает различение психических процессов представления нашего сознания, различение, которое приобретает руководящее значение для последующего научного исследования вещей. Прежде всего начинают различать действительную жизнь от сна посредством признаков, появившихся в сознании с того момента, когда оно переросло мифологическую ступень мышления. Если на этой ступени пережитое во сне еще считается другой действительностью, подчиняющейся частью иным законам, то на ступени выросшей рефлексии, зараженной сомнением, оно превращается в призрак, который, подражая бытию вещей, никогда вполне его не выражает, и поэтому вследствие противоречия с действительностью постепенно признается недействительным. К указанному разделению присоединяется еще другое, которое приобретает свои права внутри бодрствующего сознания и которое, будучи свободно от неизвестных условий, сопровождающих возникновение сна, без сомнения, способствовало постепенному уничтожению мифологического понимания последнего; это — разграничение иллюзии чувств от действительности. Таким образом, соотносящиеся друг с другом понятия бытия и призрака, будучи перенесены со сна на бодрствующее сознание и от него опять на сон, уже задолго до возникновения научного мышления поколебали ту непосредственную веру в ощущаемую действительность, относительно которой мы скорее можем предположить на основании общих психических фактов, чем действительно доказать, что она представляла собой первую еще чистую форму наивно-эмпирического образа мыслей.
5. Поэтому философия уже в своих самых ранних начатках никогда не является наивным эмпиризмом в его первоначальной форме; она является наивным эмпиризмом лишь в той стадии его развития, на которой

218
он начинает уже исчезать, на которой зарождается сомнение в реальности непосредственно ощущаемого содержания опыта. Это сомнение сыграло громаднейшую роль в развитии зарождающейся науки. С различением призрака и бытия, характеризующим еще и ныне в мышлении дитяти первую великую революцию, через которую оно, собственно говоря, вообще и становится мыслящим существом, очевидно, пробудилось также научное размышление. Это можно наблюдать на самом раннем космологическом умозрении греков. Оно проникнуто убеждением, что собственная сущность вещей состоит не в полном многообразии мира явлений, но в каком-нибудь последнем принципе, обосновывающем связь последних; однако, здесь этот принцип усматривается или, как у древних ионийцев, в каком-нибудь чувственно воспринимаемом веществе, например, в воде, воздухе или другом неопределенном субстрате, мыслимом по аналогии с чувственно воспринимаемыми веществами, или ему, как в учении пифагорейцев, придаются какие-либо геометрические формы, известные также из непосредственного созерцания. Первый выход мышления за пределы этой ступени наивного эмпиризма, смягченного в большей степени стремлением к единому миропониманию, чем сомнением, происходит в учениях элеатов и Гераклита. Но этот выход немедленно приводит к пропасти, разверзающейся перед наивным мышлением, коль скоро оно покидает надежные основы непосредственной действительности, данной в опыте, и обращается к критериям, которые должны различить действительное бытие от недействительной иллюзии. Неизбежно такое бытие расплывается в недоступное понятие, которое делает собственно вполне недействительное действительным, непознаваемое — объектом познания. Таким образом, неизменное бытие элеатов так же, как гераклитовское непрерывное становление в конце концов приводят к абсолютному отрицанию эмпирической действительности. Будучи неспособно найти выход из наивного эмпиризма, признанного шатким, мышление неизбежно впадает в скептицизм.
6. Более молодые космологи и возникшие под их влиянием метафизические учения позднейших систем античной философии избегли этой судьбы только благодаря решительному намерению предпринять разрешение главной проблемы познания на основании соединения эмпирической и рационалистической точек зрения, которое и дало возможность

219
установить посредство между миром явлений, данным в непосредственном опыте, и действительным миром, признанным за основу последнего. При этом влияние наивного эмпиризма здесь сказалось в том, что основные элементы вещей были установлены по образцу действительно существующих чувственных объектов: четыре элемента Эмпедокла и атомы Демокрита произвольно выделены в качестве типичных элементов — первые из подлежащих качественному различению основных родов предметов, вторые из пространственных форм этих последних. Правда, в этом сказывается потребность при исследовании сводить все к простым принципам, но здесь обнаруживается также неспособность эти простые принципы, представляемые в качестве элементов или первовеществ, мыслить различными от отдельных эмпирически данных тел.
Сверх того среди этих учений об элементах впервые встает новый вопрос, в котором постепенно раскрывается собственная проблема познания, вопрос о происхождении чувственного восприятия. Если предшествующее умозрение имело дело только с сущностью эмпирических предметов, данных в объективном мире, то теперь выступает дальнейшая проблема, именно, как эти предметы субъективно возможны или как возможно, что внешние предметы вызывают в нас образы, подобные им в каком-либо отношении. Разрешение этой проблемы впервые дал Эмпедокл в духе наивного эмпиризма; оно было принято Демокритом с изменениями, обусловленными его атомистическим миросозерцанием. По его учению, частицы или небольшие образы предметов, отделившись от этих последних и проникнув в наши органы чувств, преимущественно в глаза, производят в воспринимающем субъекте представления, подобные предметам, подобные потому, что сами частицы, их произведшие, подобны предметам. Это понимание в существенных чертах удержали и позднейшие философы. Если Платон утверждал, что только подобные вещи могут влиять друг на друга, поэтому, например, в глазу должны уже с самого начала содержаться световые качества, которые под влиянием внешних впечатлений производят ощущения, и если Аристотель сверх того указывал на деятельность прозрачной среды, которая, находясь между объектом и видящим субъектом, посредствует акту восприятия, то эти дальнейшие вполне понятные добавления отнюдь не изменяют точки зрения наивного эмпиризма. То же самое можно сказать и о платоновском взгляде, что чувственный опыт вообще дает

220
лишь смутное, ограниченное познание вещей, и об аристотелевском учении, что при чувственном восприятии форма вещей, а не материя их оказывает действие на ощущающего. При всех этих допущениях, имеющих свой источник в априористическом способе мышления, эмпирические составные части этих античных теорий познания все же продолжают оставаться на ступени наивного эмпиризма. Поэтому, поскольку в древности вообще пытались дать положительное разрешение проблемы восприятия, никогда не переступали за эту ступень эмпиризма. Конечно, противоречия, к которым приводила точка зрения наивного эмпиризма внутри опыта, уже чувствовались. Первоначально в софистике, потом в позднейшем скептицизме все более и более выдвигается на вид, что одна и та же вещь является различной не только различным индивидам и одному индивиду в разные времена, но также — и это было самым веским аргументом — разным чувствам, например, мед кажется желтым нашему зрению и сладким — нашему языку. Однако, все эти соображения привели лишь к сомнению в объективности существования вообще, они вынудили наивный эмпиризм перейти в скептицизм, но они были не в состоянии внутри самого эмпирического направления вызвать дальнейший прогресс. Основание такой неудачи, конечно, лежало в полном отсутствии естественнонаучного анализа явлений. Аристотелевская физика, самое значительное произведение древности в этом направлении, пыталась достигнуть понимания объективных процессов единственно путем анализа непосредственно данных субъективных ощущений. При подобном методе, однако, уже, собственно говоря, предполагается точка зрения наивного эмпиризма, именно, что субъективные ощущения вполне соответствуют их объективным причинам, и, следовательно, невозможно путем такого метода достигнуть устранения этой точки зрения.
Литература. Эмпедокл. О природе Демокрит. Тексты. Платон. Теэтет 154 и ел. Тимей, 66 н ел. ? ? и сто те л ь. De sensu, de coloribus. (Последнее сочинение, переведенное Прантлем, сомнительной подлинности; но, во всяком случае, оно содержит аристотелевское учение; в обоих последних сочинениях вместе с тем содержится изложение взглядов древних мыслителей, особенно Эмпедокла и Демокрита). Лукреций Кар. О природе вещей, II, 795. Плутарх. Мнения философов, IV, 8.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел философия