Трёльч Э. Историзм и его проблемы. Логическая проблема философии истории

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава I. О пробуждении философии истории

6. Натурализм и историзм

Лишь после того, как мы рассмотрели эти теории, мы можем дать завершающую формулировку занимающей нас проблеме. Это - проблема значения ч сущности историзма вообще, причем этот термин следует полностью лишить его дурного вторичного смысла и понимать только как принципиальную историзацию нашего мышления о человеке, его культуре и его ценностях. Такое понимание все больше утверждалось после разрыва просвещения с церковными и гуманистическими догматами. Прежде всего система естественнонаучного

83

мышления дала Просвещению опору и послужила этим догматам противовесом, и история стала тогда критическим устранением прошлого и выявлением всегда наличного consensus gentium 66 по поводу природных истин разума, если для этого просто не обращались к китайцам и народам, пребывающим в естественном состоянии. Романтики и историческая школа, классицизм и филология сохранили этот общий горизонт и лишь внутри его поразительно многообразно разработали позитивное значение истории. Система природы превратилась в систему универсального развития духа, причем точки опоры в водах этого океана обнаруживались со все большим трудом. Одни держались неогуманизма, другие - национальной идеи, третьи - католической церкви, а многие верили в прогресс как таковой, будь он экономически-технический, политический, социальный, научный или все это
вместе. Из этих мысленных основ вышло огромное историческое и филологическое исследование, которое постепенно распространилось на все времена, области и темы, став воплощением самостоятельных позитивных наук.
Этому историзму столь же принципиально и широко противостоит натурализм. Но и здесь также надо избегать дурного значения слова и понимать натурализм как охватывающую всю действительность связь свободной от всего качественного и от непосредственного опыта закономерности. Он подводит систему математически выраженных количественных законов связи под повседневный опыт обычного сознания и выражает образы чувственного опыта и их отношения в математических формулах, проистекающих из сущности пространства. Тем самым он служит великолепным освобождением от случайности и видимости, дает громадное
расширение и ясность, полное духовное господство над меняющимся и единичным, является удивительной основой всей техники, которой когда-либо достигал человеческий дух. В нем также наблюдается постоянное расширение проблематики, от исходных пунктов в математике, астрономии и физике
до химии, а от них к биологии и новейшим теориям происхождения материи, так что, несмотря на случайный н ограниченный исходный пункт, коренящийся в чувствах человека натурализм можно рассматривать как общий принцип толкования и понимания мира. Здесь также эти идейные основы, ставшие импульсом неизмеримых отдельных исследований единичных явлений, полностью освободились от философской исходной точки и единого смысла и в качестве позитивной науки поглотили всю духовную энергию и все внимание.
Натурализм и историзм - два великих научных творения современного мира, которые в этом смысле не были известны античности и средневековью, тогда как. напротив, гордые

84

науки античности и средневековья, метафизика и этика и проникающая в последние метафизические глубины логика пришли в современном мире в упадок или обрели субъективистское искажение. Это очень точно и правильно определил уже Вико, с полной ясностью и осознанностью противопоставив картезианскому натурализму scienza nuova 67, т е. историзм. При этом он формулировал различие между натурализмом и историзмом таким образом: натурализм оперирует в конечном итоге только чисто данными непостижимыми величинами пространства, историзм же - самопонимание духа, поскольку речь идет о собственных его созданиях в истории. Таковы две главные тенденции современной науки. Однако полностью их отношение друг к другу становится ясным лишь в том случае, если видеть их не только в этом сопоставлении друг с другом, а в общности их корня. Такой корень существует и его также видел уже Вико 68.Современная философия, основанная Декартом, есть философия сознания, анализ сознания со стороны его содержания и упорядочивающих его законов. Этим она отличается от античной философии и лишь религиозно ее преобразовавшей философии средневековья; обе эти философии отправлялись от онтологии, как бы она ни постигалась в каждом случае, и соответственно этому основному инстинкту античности преобразовали и логическую философию Платона и Аристотеля в онтологию Так действовал еще Августин, хотя он был ближе всего к картезианской точке зрения. Поэтому в античности психологические, гносеологические и теоретические проблемы сознания' субъекта, как и сам субъект, находились на периферии философского интереса. Когда же под влиянием современной глубины понимания и вследствие пресыщения неразрешимыми антологическими проблемами перешли вслед за Декартом к анализу сознания, то этим уже устанавливалась упомянутая двойная направленность: направленность на относящиеся к телам и подчиненные общим законам и направленность на относящиеся к Я и историко генетические содержания сознания. Декарт и его последователи интересовались, правда, прежде всего первой и ее математически выражаемым порядком: этим они создали современный натурализм и подчинили ему в значительной степени всю философию. Тем не менее наряду с мировым законом Декарт уделял большое внимание учению о взаимодействии, Спиноза - психофизическому параллелизму, Лейбниц - предустановленной гармонии, Паскаль - logique du coeur 69 Мальбранш - парадоксу спасения и откровения; все они стремились таким образом предоставить пространство историко-этическому миру, хотя наполнить это пространство и не могли. Но исходя из сознания, мы с внутренней необходимостью обнаруживаем, наряду с направленностью на естественные на-

85

уки, и направленность на историю, если видеть это сознание не только в свете его априорных, математически-физичёских творений, но a posteriori 70 в свете его собственных генетических изменений и осуществлений. Эту сторону вопроса выявили преимущественно английские эмпирики, которые со времен Локка также исходили из картезианского принципа анализа сознания, но рассматривали сознание в его психологически генетических изменениях и мыслили познание, наоборот, как возникающее в историческом процессе опыта из самого этого опыта. Благодаря Юму историко-генетическое изучение сознания и переход к истории были решены и внешним образом. Он сам становится историком, совершенно так же как французские последователи Локка стали историками человеческого духа. За Юмом следовал в своем историческом антирационализме Гаман, а за Гаманом Гердер, после того как уже оставшийся в одиночестве Вико вывел из эмпиризма те же заключения. Освобожденный таким образом историкоч-генетический принцип, усиленный лейбницевской философией непрерывности и гетевским живым видением природы, стал всемогущим и в философии Шеллинга и Гегеля поглотил естественные науки, стремясь одновременно к логике, которая могла
бы логизировать историзм и одновременно нейтрализовать <точку зрения рефлексии> картезианского и ньютоновского естествознания. С тех пор мы живем в атмосфере соперничества натурализма и историзма, характер которого меняется в зависимости от обоюдных успехов и настроений времени. А с возникновением социологии и дарвинизма их часто вообще уже трудно отличить друг от друга.
Следовательно, ясно, что оба они не только сосуществуют, но, несмотря на весь антагонизм, происходят из общего корня, из анализа сознания как фундамента философии, который в силу своей сущности направляет интерес то на одну, то на другую сторону сознания и повсюду, где о ней не забывают, препятствует тому, чтобы натурализм превратился в материализм, а генетический историзм - в простое нагромождение фактов. Ясно также, почему в современном мире эти оба направления мышления, которые к тому же соответствовали и потребностям техники, и стремлениям к ориентации на принципиальное обновление культуры, должны были встретиться, стать главными господствующими тенденциями, тогда как онтология и онтологически обоснованная этика, которые были творениями античности и средневековья, вынуждены были отселить. И. наконец, ясно, что и современная логика должна была опираться прежде всего на эти реальные
научные основы и ставить в центр то математически-физическое, то историко-генетическое мышление, тогда как прежняя логика, уходившая своими корнями в онтологию и

86

язык, застревала в метафизике или в общих местах, которые вообще не были ориентированы на эти реальные науки и поэтому подавлялись то в одном смысле, то в другом.
Именно поэтому все время вновь возникает необходимость в границах. Эти границы дают философия природы и философия истории; в одном случае - это логически методическое обоснование познания природы, объективно- философское понимание природы, а также определение ее
значения и смысла в общей связи действительности; в другом - также логически-методическое обоснование познания истории и понимание исторической действительности, направленное на возникающие из нее мысли о цели и культурные синтезы; то и другое, конечно, настолько и в той мере, в какой это может быть получено в историческом исследовании. Последнее решение обеих проблем возможно только посредством теории познания и метафизики и только с решением этих двух вопросов может быть решен и вопрос о последних металогических единых основах разделенных областей реальных наук, логики и объективной действительности. Но пока эти конечные вопросы надо отложить и пояснить, насколько это возможно, главные тенденции. Что это до известной степени возможно, показали, как я думаю, предшествующие замечания. Гносеологическими и метафизическими вопросами придется заняться позже, когда возникнет необходимость проникнуть в глубину структуры понятия исторического развития, на значение которого мы до сих пор лишь указали как на важнейшую тему последующего изложения, уяснив его эмпирическое выражение.
Возрождение философии истории обусловлено, следовательно, не только практически обстоятельствами времени, вызванными глубоким кризисом культуры, но поскольку этот культурный кризис в сущности лишь продолжает обновление культуры, порожденное Просвещением, то значительный интерес к вопросам философии истории является лишь стремлением вновь подчеркнуть важность одного из существенных моментов современного мышления вообще. Эти моменты всегда сосуществуют, обусловливают друг Друга и по существу не перестают одновременно ставить самые значительные общие проблемы, которые могут быть решены только философией, а не позитивным конкретным исследованием.
Оба они в современности привели к развитию в опасном направлении. Натурализм безудержно ведет к ужасной бездуховности и опустошенности жизни, историзм - к релятивистскому скепсису, не обязательно к метафизическому, но во всяком случае к скептическому отношению к ценностям и к сомнению в познаваемости и смысле истории. Таков известный дурной, сопутствующий обоим терминам смысл, который

87

сегодня только и придают им. Фантастический мистицизм, с одной стороны, антиисторический рационализм - с другой, пытаются изменить невыносимое положение. Иные призывают вернуться к догмату и закону, наиболее величественно во всеохватывающем синтезе выраженным в католической церкви; иные полагают, что полное возвращение к величию и чувственно-пантеистическому восприятию действительности, которое было присуще античности, может спасти нас от ужасающего сочетания в современной жизни - грубой массовой культуры и рафинированной культуры отдельных интеллектуалов. Все это не поможет. Мы зависим только от нашего знания и должны лишь вновь обрести мужество, чтобы с помощью философии овладеть им. Естественные науки нуждаются в философии природы, которая научит вводить великолепие и величие современного познания природы в целостное видение мира; истории нужна философия истории, которая совершит то же для истории и вызовет этим мужество, необходимое для создания овладевающего историческим материалом культурного синтеза. В обеих областях сегодня существуют сильные духовные движения. Они послужат предметом дальнейшего изложения, где речь пойдет о познании
сущности и проблем историзма, а тем самым и о преодолении его нынешней проблематики.
Конечно, над этим и рядом с эти остается, как все время подчеркивалось, философия в целом, система. Но отличие от античности состоит в том, что мы не можем столь непосредственно и прямо, как это совершалось на заре нашей культуры, обращаться к системе и, исходя из нее, упорядочивать и оценивать эмпирические данные. Нам следует брать упорядочение и ценности из эмпирических наук, извлекая находящееся в них логическое и философское содержание из эмпирического исследования и следуя вытекающим из этого указаниям на общие философские проблемы. Натурализм, историзм
и учение о ценностях могут и должны быть сначала сами уяснены в своей сущности посредством логического соотношения с объектом до того, как с помощью превосходящего эмпирическое познание выявляющегося в этом уяснении философского содержания мы переходим к системе и придаем, исходя из нее, эмпирическим областям связь и последнюю глубину При этом связанное сначала с эмпирическими данными философское исследование всегда остается более достоверным по своему характеру, возникающим под воздействием объекта, система же, даже если ее создатель верит в то, что он открыл новый, специфически философский источник познания в подлинной глубине сознания, всегда остается мучительной попыткой человеческого мышления, которая никогда не может быть свободной от случайностей и частностей своей исходной

88

точки, коренящейся в организации человеческих чувств и узости сознания людей, в их становлении и истории. Предшествующие системе стадии представляются нам более значительными, чем сама система 72. В них блестяще разработан натурализм, историзм же со времен Канта, Гегеля и Конта не подвергался влиянию философии, а учение о ценностях представляет собой в наши дни жалкий фрагмент, предпосылкой которого служит решение проблем историзма. Таким образом, возрождение философии истории, освещение историзма и его проблем представляют собой также очень важную предварительную ступень философской системы. Однако не только ради этого предпринято данное исследование, а вследствие того живого практического интереса, который заключен в историзме. Если не считать нормами жизненного устройства церковные догматы или последующие рационалистические догматы, то источником остается только история, а решением - только философия истории. Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел философия