Койре А. Очерки истории философской мысли

ОГЛАВЛЕНИЕ

НЬЮТОН И ДЕКАРТ

Семнадцатый век с полным правом был назван веком гениев.
Действительно, не многие века могут гордиться тем, что породили
целую галактику мыслителей первой величины: Кеплер и Гали-
лей, Декарт и Паскаль, Ньютон и Лейбниц, не говоря уж о Фер-
ма и Гюйгенсе. Однако даже в небесах не все звезды светят оди-
наково ярко. Точно так же в этой галактике, на мой взгляд, две
звезды выделяются среди остальных своим блеском: Декарт, кото-
рый выразил идеал — или мечту? — науки Нового времени, «грезу
сведения науки к геометрии», и Ньютон, который прочно поста-
вил физику на ее собственное основание. Я, следовательно, счел
интересным изучить — или вновь изучить — отношение между
этими двумя великими людьми, тем более что недавнее исследова-
ние рукописей Ньютона выявило неизвестные до сих пор материа-
лы, которые бросают новый свет на эту проблему.
В XVIII в. очень часто производили сопоставление или противо-
поставление Ньютона и Декарта на манер Плутарха2. Сейчас это-
го больше не делают, и понятно почему: для нас картезианская
наука целиком принадлежит прошлому, в то время как ньютонов-
ская наука, хотя и замещенная релятивистской механикой Эйн-
штейна и современной квантовой механикой, остается живой,
живой в полной мере3. Однако она не была таковой в XVIII в.,
по крайней мере в первой его половине. Картезианская филосо-
фия, которая в конце XVII в. вдохновляла большую часть науч-
ной мысли континентальной Европы, была все еще очень дейст-
венной силой4; влияние же Ньютона практически не выходило за
пределы Англии5. Достаточно хорошо известно, что ньютоновская
физика, или — если применить термин, каким она сама себя обо-
значила, — натуральная философия Ньютона6, добилась всеобще-
го признания в Европе7 лишь после длительной борьбы с карте-
зианством.
Следствием такого положения вещей явился полный разрыв
между английской и континентальной концепциями мира, как об
этом остроумно говорит Вольтер в своих «Английских письмах»:
«Француз, приезжающий в Лондон, находит много перемен как в
философии, так и во всем другом. Он покинул заполненный мате-
рией мир и оказался в мире пустоты. В Париже вселенную счита-
204
ют состоящей из вихрей тонкой материи; в Лондоне думают
совершенно иначе. У нас давление Луны является причиной мор-
ского прилива; у англичан море тяготеет к Луне... У ваших карте-
зианцев все происходит при помощи толчка, остающегося непо-
нятным; у Ньютона все делается благодаря притяжению, причина
которого столь же мало известна» 8.
В то же время длительная борьба «за» и «против» Декарта и
Ньютона превратила и того и другого в символические фигуры.
Ньютон — это воплощение новой науки, науки прогрессивной и
увенчанной успехами, осознающей свод пределы, прочно базиру-
ющейся на данных опыта и экспериментальных наблюдениях,
которые она подвергает точной математической обработке. Де-
карт — символ преодоленной, реакционной и обманчивой тенден-
ции подчинить науку метафизике, пренебрегающей опытом, точ-
ностью и мерой и заменяющей их фантастическими, недоказан-
ными и недоказуемыми гипотезами о строении и действиях мате-
рии. Или, упрощая еще более: один — Ньютон — представитель
истины, другой — Декарт — субъективной ошибки9.
Разумеется, так обстоят дела в представлении ньютонианцев.
Надо ли говорить, что картезианцы придерживались другой точки
зрения. Они, конечно, признавали значительное превосходство
ньютоновской точности в сравнении с неопределенностью Декар-
товой космологии и громадный прогресс, достигнутый Ньютоном,
который привел к динамической основе три закона Кеплера, опи-
сывающие движение планет; картезианцы признавали необходи-
мость развития и улучшения физики Декарта. Однако они реши-
тельно отвергали ньютоновское притяжение, которое продолжали
рассматривать как мгновенное действие на расстоянии, т. е. как
скрытое качество 10, или, того хуже, как магию или чудо; и это
несмотря на неоднократно повторявшееся Ньютоном утвержде-
ние, что он не берет термин «притяжение» в его буквальном смыс-
ле и не приписывает телам силу тяжести в качестве их внутрен-
него и существенного свойства. За исключением Гюйгенса, никто
из картезианцев не мог допустить существования совершенной
пустоты, т. е. существования ничто11, сквозь которое, по предпо-
ложению, это тяготение действовало.
Так, Фонтенель в своем знаменитом «Похвальном слове» сэру
Исааку Ньютону формулирует их опасения, которые разделяет
сам; представив ньютоновскую систему всемирного тяготения,
воздав ей должное и отметив нежелание сэра Исаака объяснить
истинную природу последнего, он продолжает: «Абсолютно неиз-
вестно, в чем состоит тяжесть, и сам господин Ньютон не знал
этого. Если она действует посредством толчка, то надо предста-
вить себе, что падающая глыба мрамора может быть толкаема к
Земле, в то время как Земля не испытывает никакого понужде-
ния двигаться ей навстречу; одним словом, все центры, с которы-
ми соотносятся порожденные тяжестью движения, могут быть
неподвижными. Но если сила тяготения действует посредством
205
\l
притяжения, Земля не может притягивать мраморную глыбу без
того, чтобы эта глыба также не притягивала Землю: действитель-
но, почему эта способность притяжения должна быть более при-
суща одним телам, чем другим? Г-н Ньютон полагает наличие
взаимного воздействия силы тяжести во всех телах, пропорцио-
нальной лишь их массам, и тем самым, как представляется, по
его определению сила тяжести действительно является притяже-
нием. Он употребляет это слово каждый раз, когда ему нужно
выразить активную силу тел, — силу, поистине неведомую, да он
и не претендует на ее определение; но если она может также дей-
ствовать посредством толчка, то почему бы не отдать предпочте-
ние этому более ясному термину? Потому что невозможно при-
менять оба термина без разбору — уж слишком они противостоят
друг другу. Постоянное использование слова «притяжение», под-·
крепленное великим авторитетом, а, быть может, также склон-
ность к такому словоупотреблению, которая, кажется, ощущается:
у г-на Ньютона, приводят по крайней мере к тому, что читатель
свыкается с идеей, которая отвергается картезианцами и осуж-
дение которой было поддержано другими философами; так что
теперь постоянно надо быть начеку, чтобы не приписать ей ка-
кую-либо реальность, ибо читатель постоянно подвергается опас-
ности поверить в нее...»
Мы постоянно должны быть начеку, ...но люди в большинстве
своем беспечны: «...притяжение и пустота, казалось бы навсегда
изгнанные из физики Декартом, возвращаются в нее, вновь вве-
денные г-ном Ньютоном, возвращаются, вооруженные совершен-
но новой силой, которую за ними даже не подозревали, и только,,
быть может, слегка видоизмененные» 12.
Фонтенель, разумеется, прав. Слова не нейтральны — они об-
ладают передаваемым ими значением. Они также имеют историю.
Так, термин «притяжение», даже если иметь в виду взаимное
притяжение, включает в себя, или подразумевает — как совер-
шенно справедливо подчеркивает Фонтенель, — определенное-
активное отношение между телом, которое притягивает, и притя-
гиваемым телом: первое является активным, второе — не являет-
ся. Магнит, например, посредством заключенной в нем «силы»,,
или «способности», «притягивает» железо; он действует на кусок
железа извне: кусок железа «притягивается» к магниту самим
магнитом; он не «стремится» к магниту сам по себе; он и не «под-
талкивается» к нему окружающей средой. Примечательно, что
Уильям Гильберт, который представил Землю в виде безмерно
большого магнита, не пользуется этим термином, когда трактует
о взаимном «притяжении» двух магнитов; он говорит об их «со-
единении» (coitio) 13. Это—что касается значения. Что же каса-
ется истории, то авторы, трактовавшие о магнетизме, разумеет-
ся, широко используют термин «притяжение», и, что еще важнее,
его заимствовал у них Кеплер. Он объяснял силу тяжести как
действие магнитной или, точнее, магнитообразной силы, некото-
206
рой присущей телам «притягательной» (vis attractiva) или «тяну-
щей силы» (vis tractoria), посредством которой они тянут, или
влекут, друг друга; силы, посредством которой Земля притягивает к
себе как камни, так и Луну; силы, посредством которой Луна при-
тягивает наше море. На деле Кеплер выбирает термин «притяже-
ние» (attraction) и «тяга» (traction) для того, чтобы противопо-
ставить свою теорию теории Коперника, согласно которой тела
одной природы — земные, лунные и т. д. — наделены (или «ожив-
лены») некоторой внутренней тенденцией объединяться и состав^
дять одно целое; к «притяжению» прибегнул также — что не пре-
минул подчеркнуть Лейбниц — Роберваль 14, космология которого
была подвергнута Декартом уничтожающей критике; далее —
Гассенди, который попытался сочетать концепции Кеплера и Ко-
перника со своим собственным атомизмом; и, наконец, Гук в
работе «Попытка посредством наблюдений доказать движение
Земли» (London, 1674).
Фонтенель, естественно, не упоминает перечисленные мною
исторические прецеденты, но он их превосходно знал. Следует ли
это понимать таким образом, будто сэр Исаак взялся оживить все
те отжившие, мифические, иррациональные концепции, от кото-
рых избавил нас Декарт? Никоим образом, отвечает Вольтер:
«Почти все французы, ученые и неученые, повторяли этот упрек.
Со всех сторон слышится: почему Ньютон воспользовался не
столь понятным словом «толчок», а непонятным термином «при-
тяжение»?
Ньютон мог бы ответить этим критикам: «Прежде всего, вы
так же мало понимаете слово «толчок», как и слово «притяже-
ние»...
Во-вторых, он сказал бы: я не могу знать толчка, так как для
этого нужно было бы знать, что небесная материя действительно
сообщает толчок планетам, но я не могу этого знать уже потому,
что доказал ее несуществование.
В-третьих, я пользуюсь словом «притяжение» лишь для обо-
значения того действия, которое мною открыто в природе, неоспо-
римого и несомненного действия неизвестного мне начала, каче-
ства, присущего материи, причину которого пусть обнаружат,
если смогут, люди, более меня ловкие...
Как раз вихри можно назвать «скрытым качеством», потому
что никогда не было доказано их существование. Притяжение,
наоборот, вполне реальная вещь, потому что доказываются его
действия и исчисляется, в каких соотношениях они производятся.
Причина же этой причины в лоне божьем. «Пришел сюда — даль-
ше не пойдешь»·» 15.
Таким образом, не Ньютон, а Декарт допустил ошибку, пове-
рив, что он понял нечто, на деле им не понятое, т. е. материю,
поскольку нет ничего более чуждого нашему разуму. Он полагал
ату материю заполняющей все мировое пространство; между тем,
как показал Ньютон, нельзя было быть уверенным в том, что во
207
всей Вселенной существует хотя бы один кубический дюйм твер-
дой материи. Согласно учению Ньютона, мы, наоборот, должны
допускать существование вещей, которых не понимаем, и прини-
мать очевидные и ощутимые качества вещей — в их числе и силу
притяжения, — не стремясь при этом постичь их оборотную сто-
рону и объяснить их посредством воображения 16.
«Геометрия была для него (Декарта) руководителем, им же
самим в некотором роде созданным, который мог бы обеспечить
ему успехи в физике; однако он в конце концов отказался от ее
руководства и увлекся духом систематизации. Тогда его филосо-
фия превратилась в остроумный роман... Он ошибался относи-
тельно природы души, относительно законов движения и относи-
тельно природы света. Он принимал врожденные идеи, изобретал
новые элементы, создал «мир», который существовал лишь в его
воображении, и заполнил этот мир частицами тонкой материи,,
для каждой из которых была даже вычислена ее скорость (шпиль-
ка в адрес Гюйгенса) : утверждавшие, что эта скорость в семнад-
цать раз превосходит скорость вращения Земли, отнюдь не забо-
тились проверить, входят ли эти частицы в число природных
вещей» 17.
Для Вольтера Декарт — это новый Аристотель, еще более
опасный, чем древний, так как более рациональный.
В самом деле, говорит Вольтер, «система Декарта ...как будто
бы допускала правдоподобное объяснение этих явлений; она ка-
залась истинной в силу своей простоты и понятности для всех. На
в философии нельзя доверять ни тому, что как будто бы очень
легко понять, ни тому, что непостижимо» 18.
Картезианцы считали, что философия никогда не сможет от-
казаться от идеала совершенной умопостигаемости, который
столь мощно отстаивался Декартом, и что наука никогда не смо-
жет принять в качестве основания не осмысленные разумом фак-
ты. Однако победоносная ньютоновская наука была занята как
раз не чем иным, как установлением в качестве такого основания
не осмысленных разумом сил притяжения и отталкивания. И е
каким успехом! А победители не только творят историю, но и
пишут ее и редко проявляют снисходительность по отношению в
побежденным. Таким предстает и Вольтер (я его цитирую как
самого блестящего и самого влиятельного проводника ныотониан-
ства) в своем знаменитом предисловии к осуществленному г-жой
дю Шатле (и Клеро) французскому переводу «Начал»,—Вольтер,
который провозглашает миру окончательную победу ньютонов-
ской науки в форме следующего приговора: «Все, что представле-
но здесь как начала, действительно заслуживает этого названия,,
ибо они суть первопричины природы, ранее неведомые, и, не зная
их, теперь никто не может претендовать на звание физика.
И если найдется некто, еще достаточно бестолковый, кто будет
утверждать, что существует материя тонкая и материя желобча-
тая, что Земля — это покрытое корой Солнце, что Луна была
увлечена порожденным Землей вихрем, что тонкая материя по-
рождает силу тяжести и все прочее — в том же духе романиче-
ских мнений, заместивших невежество древних, то — да будет
сказано: этот человек — картезианец; если он верит в монады,
то — да будет сказано: он — лейбницианец; но о том, кто знаком
с началами Евклида, не скажут, что он — евклидианец; ...того же,
кто освоил исчисление бесконечно малых, кто проделал экспери-
менты со светом, кто усвоил законы притяжения, в Англии более
не именуют ньютонианцем: теперь давать название какой-нибудь
секте стало привилегией ошибки» 19.
Приговор, прямо скажем, суровый. Сэр Исаак, несмотря на
свою неприязнь к Декарту и картезианцам, и тот, вероятно, вел
бы себя менее сурово. Мы, однако, вынуждены признать, что в
определенной своей части, и даже в весьма большой, приговор этот
справедлив. Разумеется, верно, что Декарт, начавший с чисто
рациональной физической программы («в моей физике нет ниче-
го, чего не имелось бы уже в геометрии», — писал он Мерсенну),.
кончает созданием чисто воображаемой физики, неким философ-
ским романом, как назовут его творение Гюйгенс и Лейбниц. Вер-
но, что в мире нет ни тонкой материи, ни желобчатых частиц, ни
круглых частиц второго элемента, из которых, согласно Декарту,
состоит свет; верно также, что нет и вихрей и что даже если бы
они были, то не могли бы объяснить ни притяжение, ни силу тя-
жести; наконец — и в особенности — верно также, что материя
и пространство не тождественны и что вследствие этого физика
не может быть сведена к геометрии и что, парадоксальным обра-
зом, само стремление произвести такое сведение — то, что я на-
звал беспощадной геометризацией, — завело Декарта в тупик20.
Можно было бы утверждать, что, несмотря на свою ложность,,
идея космических вихрей не так уж смехотворна, как это пытает-
ся внушить нам Вольтер; в конце концов, значительное количест-
во людей, в числе которых столь мало склонные к романтике Гюй-
генс и Вариньон, не говоря о Лейбнице, приняли ее, хотя и в.
улучшенном ими же самими виде, и сам Ньютон не отбросил ее
решительным образом, но подверг критике и вдумчивому, серьез-
ному анализу21. В самом деле, можно было бы утверждать, что
вполне естественно распространить на небеса тот же способ дей-
ствия, каким здесь, на Земле, вещи притягивались или подталки-
вались к центру вращающегося потока, и по аналогии с этим
представить модель механизма, способного породить центростре-
мительные силы; и, можно было бы добавить, необходимость в
таком механизме ощущалась столь сильно, что сам Ньютон не
один, а целых три раза предпринимал попытку выявить его, по-
стулируя движение в эфирной среде или давление этого эфира,
существование которого было таким же неопределенным, как и
существование породившей его тонкой материи. Можно было бы
утверждать, что немного позднее идея космических вихрей послу-
жит моделью для Канта и Лапласа; наконец, можно было бьь
208 14 А. Койре 209
.утверждать, что, хотя всегда существуют пределы нашего пони-
мания природы и хотя, следовательно, мы всегда вынуждены в
качестве фактов принимать вещи, которые мы не в состоянии
понять и объяснить, мы, т. е. человеческое мышление, никогда не
считали эти пределы окончательными и всегда стремились выйти
за них вопреки Конту и Маху. Но мы лишены возможности раз-
вивать эту тему. Вспомним лучше, что существуют другие аспек-
ты картезианской физики, значение которых оказалось более дол-
говечным, чем значение вихрей или трех элементов. Мы, напри-
мер, находим в ней первую попытку создания связной, хотя и со
всей очевидностью бесплодной, рациональной космологии, отож-
дествление небесной физики и физики земной и, как следствие
этого, первое появление на небесах центробежных сил. Ни Кеп-
лер, ни даже Галилей не отваживались приложить такие силы к
движению небесных тел и, следовательно, не нуждались для их
уравновешивания в центростремительных силах22. А это (созда-
ние рациональной космологии и отождествление небесной и зем-
ной физик.—Прим. перев.) немалая заслуга. Ньютон не мог по-
зволить себе, на манер Вольтера, игнорировать ее. Однако он об
этой заслуге не упоминает, как не упоминает и о картезианском
происхождении понятия количества движения (mv), которое
упорно отстаивает в качестве меры силы — в противовес живой
силе (mv2) Гюйгенса и Лейбница — даже тогда, когда отрицает
картезианское утверждение о сохранении движения в нашем
мире23. Он не упоминал больше о том, что именно картезианская
формулировка принципа инерции, поместившая движение и по-
кой на одном онтологическом уровне, вызвала к жизни его соб-
ственную концепцию.
Мы не осуждаем ни ныотонианцев, ни самого Ньютона за их
несправедливость по отношению к Декарту. Мысль человеческая
полемична, она питается отрицанием. Новые истины являются
врагами старых и вынуждены представлять их ошибочными.
Трудно признать, что ты в долгу перед своими врагами. Тем не
менее мысль Ньютона почти с самого начала формировалась и
развивалась через противостояние мысли Декарта. Мы, следова-
тельно, не можем надеяться обнаружить похвалу Декарту или же
исторически беспристрастное суждение о нем в книге, в самом
названии которой — «Математические начала натуральной фило-
-софии» — очевидным образом содержится ссылка на его «Начала
• философии» и в то же время их отрицание. Что же касается нас,
то мы должны быть максимально беспристрастными.
Я не буду подвергать здесь развернутому историческому ис-
следованию три аксиомы или законы движения (и соответствую-
щие определения), которыми открываются «Начала» Ньютона,
хотя убежден, что все они, и даже третий закон — о равенстве
.действия и противодействия, — связаны с картезианской концеп-
цией передачи движения от одного тела к другому таким образом,
•что одно тело не может дать, или «сообщить», другому больше или
(меньше того, что оно потеряет. Ограничусь первым законом, зако-
ном инерции, который Ньютон приписывает Галилею. Этот зна-
менитый закон гласит: «Всякое тело находится в состоянии покоя
или равномерного прямолинейного движения, пока приложенные
к телу силы не вызовут изменения этого состояния», или, на ла-
тыни, которая точно выражает мысль сэра Исаака: «corpus опте
perseverare in statu suo quiescendi vel movendi uniformiter in direc»
tum, nisi quatenus a viribus impressis cogitur statum ille mutare» 24.
Каждое слово этой формулировки является важным одновремен-
но и само по себе, и для Ньютона," который, как нам сегодня из-
вестно, был чрезвычайно добросовестным при написании своих
работ: он писал и переписывал один и тот же фрагмент зачастую
по пять-шесть раз, пока не чувствовал, что написанное полностью
удовлетворяет его. Кроме того, это была не первая его попытка
сформулировать аксиомы или законы, которые, между прочим,
были вначале названы «гипотезами» 25. Каждое слово важно, на-
пример perseverare. Однако среди этих слов есть два или три, так
сказать, ключевых, которые, как мне представляется, важнее дру-
гих. Такими словами, на мой взгляд, являются состояние (status)
z прямолинейный (directum).
Состояние движения. Применяя это выражение, Ньютон име-
ет в виду или утверждает, что движение не является (как думали
в течение почти двух тысячелетий после Аристотеля) процессом
изменения, в противоположность покою — который поистине яв-
ляется состоянием26, — а что оно также является состоянием, т. е.
некоторой вещью, предполагающей изменение не в большей мереу
чем покой. Как я только что сказал, этим словом движение и по-
кой помещаются на один, а не на разные уровни бытия, как это
имело место еще у Кеплера, который сравнивает их с тьмой и
светом. Следовательно, только потому, что движение, так же как
и покой, точным и однозначным образом является состоянием?
оно способно сохраняться, а тела способны пребывать в движе-
нии, не нуждаясь ни в какой движущей силе или причине, точно
так же, как они пребывают в покое. Очевидно, тела не могли бы
вести себя таким образом так долго, если бы движение рассмат-
ривалось как процесс изменения. Как недвусмысленно провозгла-
сил Ньютон, ничто не изменяется без причины — по крайней мере
в период, предшествующий квантовой физике. В течение всего
времени, когда движение было процессом, оно не могло продол-
жаться без двигателя. Только в качестве состояния движение не
нуждается ни в причине, ни в двигателе. Но не всякое движение
является состоянием, а единственно лишь то движение, которое
происходит равномерно и по прямой линии, т. е. в одном и том же
направлении и с одной и той же скоростью. Никакое другое дви-
жение, в частности круговое, или вращательное, пусть даже рав-
номерное, не является таким состоянием, хотя вращательное дви-
жение кажется способным сохраняться так же хорошо (а быть
может, даже и лучше), как и прямолинейное движение, которое—
210 14* 211
яш крайней мере судя по нашему опыту — всегда довольно быстро
.прекращается27. В самом деле, как давно заметили греки, един-
ственным движением, которое мы наблюдаем в этом мире как
.непрерывно пребывающее, является круговое движение небес.
Греки даже думали, что круговое движение является единствен-
ным истинно равномерным и постоянным движением, и никакое
другое движение не могло ими рассматриваться в качестве непре-
рывно пребывающего. Они, разумеется, ошибались. Однако, по
крайней мере на первый взгляд, так не казалось. Можно даже
.утверждать, что применительно к их Вселенной — конечному уни-
версуму— они были правы: закон-инерции предполагает беско-
.вечность Вселенной. Мы должны это постоянно иметь в виду,
чтобы не быть слишком суровыми по отношению к тем, кто не
.мог освободиться от чар циркулярное!!! и заменить круг прямой
.линией.
Увы, Галилей был в числе последних. Его огромной заслугой
является то, что он покончил со схоластическим, аристотелев-
ским пониманием движения как процесса и заявил, что движение
сохраняется неопределенно долго, т. е. что тело, однажды приве-
денное в движение, будет все время двигаться само по себе без
замедлений и остановок, разумеется при условии, что оно не
встретит внешнего сопротивления. Но он предполагал также, что
круговое движение, вечное движение небесных тел и Земли,
сохраняется таким же способом. Что же касается прямолинейно-
jo движения, то он действительно никогда не говорил о нем как
о движении по прямой линии, но как о горизонтальном движе-
нии, или движении в горизонтальной плоскости28. Однако по край-
ней мере один раз он говорил о движении как о состоянии, хотя
эта концепция, конечно, присуща всем его высказываниям о дви-
жении 2Э.
Этой концепции недоставало Гассенди, которому вполне за-
служенно приписывают честь первой публикации формулировки
принципа инерции в работе «О запечатленном движении, которое
передано двигателем» (1642). В самом деле, Гассенди утвер-
ждал30, что «камни и другие тела, определяемые нами как твер-
дые, не обладают этим сопротивлением движению, как обычно
принято думать», и что в пустом пространстве — воображаемол!
пространстве вне мира, где тела не встречают сопротивления со
стороны других тел и не притягиваются ими, — все тела, однаж-
ды приведенные в движение, движутся вечно и равномерно в од-
ном и том же направлении, в некотором направлении, в котором
они принуждены двигаться; откуда он заключает, что всякое дви-
жение по своей собственной природе является движением такого
рода и что если на деле в нашем мире тела не движутся таким
образом, т. е. не движутся пи вечно, ни равномерно, ни в одном
и том же направлении, то происходит это потому, что они встре-
чают помеху и отклоняются от своего пути притяжением Земли.
.которое увлекает их «вниз» 31. Мы должны признать достигнутый
212
Гассенди прогресс; мы также должны признать, что, утверждая,
что движение совершается в том же направлении, он не употреб-
лял термина «прямая линия»; что он не рассматривал в качестве
эквивалентных понятий движение и покой и не трактовал их как
состояния, хотя и говорил о сохранении движения как такового и
заявлял, что «ничто другое, кроме движения, не запечатлено дви-
гателем в движущемся теле», а именно: кроме «движения, кото-
рым обладает двигатель в течение того промежутка времени, в
течение которого подвижное тело соединено с ним»; и это движе-
ние «продолжится и будет вечным, если не будет ослаблено неко-
торым противоположным движением» 32.
Только у Декарта в его незаконченном и неопубликованном
•«Мире» (1630) 33, т. е. задолго до Гассенди, а также до Кавалье-
ри и Бальяни, мы находим не только ясное утверждение, что
«инерционное» движение является равномерным и прямолиней-
ным 34, но также явное определение движения как состояния.
И это именно так, потому что введенное применительно к акту-
.альному движению понятие состояния движения позволяет Де-
карту — и позволит Ньютону — утвердить действительность его
первого закона, или правила, движения при сохранении предпо-
ложения о мире, в котором чисто инерционное, равномерное и
.прямолинейное движение было бы абсолютно невозможным. На
деле реальное движение по своей сущности является временным;
телу необходимо некоторое время, чтобы переместиться из пунк-
та А в пункт В, и в течение этого времени, сколь коротким бы мы
его ни задали, тело неизбежно подвергается воздействию сил, по-
нуждающих его изменить свое состояние. Однако связь состоя-
ния как такового со временем может осуществляться различным
•образом: это состояние может либо продолжиться, либо длиться
лишь мгновение. Следовательно, тело, претерпевающее ускорен-
ное, или криволинейное, движение, в каждое мгновение изменяет
свое состояние или скорость и направление; оно, однако, каждое
.мгновение находится в состоянии равномерного прямолинейного
движения. Заявляя, что не само реальное движение тела, а его
стремление является прямолинейным, Декарт ясно выражает это.
Ньютон выразится более туманным образом, применяя только
картезианскую формулу: «поскольку оно есть в себе».
И разумеется, Декарт и Ньютон совершенно различными спо-
собами объясняют, почему тела пребывают в своих состояниях.
Ньютон наделяет материю некоторой врожденной силой, «некото-
рой силой сопротивления, посредством которой каждое тело, по-
стольку, поскольку оно содержит эту силу в себе, пребывает в
своем нынешнем состоянии покоя или равномерного прямоли-
нейного движения». Эту способность, или силу, Ньютон именует
«силой инерции»35, заимствовав термин у Кеплера и расширив
его значение (у Кеплера, как известно, этот термин означал со-
противление движению). Декарт, однако, не желал наделять тела
•способностями, даже способностью сохранения движения. Он ве-
213
рил в непрекращающееся творение, в непрерывное воздействие
бога на мир, без которого этот последний, предоставленный, так
сказать, самому себе, немедленно вновь обратится в ничто, из ко-
торого был сотворен. Таким образом, не врожденная сила, а бог
несет у Декарта ответственность за то, чтобы тела сохраняли свое
состояние движения или покоя. Ясно, что, будучи неподвижным,
бог может его сохранять лишь в случае прямолинейных, пра-
вильных 36, движений тел, а не при движениях этих тел по кри-
вым линиям, точно так же как бог, в силу своей неизменности,
сохраняет в мире то количество движения, которое им в этот мпр
вложено.
В своем «Мире» Декарт заявляет, что будет описывать не
наш мир, а некий другой — мир, который создал (или мог бы
создать) бог где-то вдали от нашего, в окружающих этот мир бес-
конечных пространствах. Это, разумеется, некоторая хитрость.
Декарт хочет избежать критики: он хочет также — ? прежде
всего — показать, что этот новый мир, где нет ничего, кроме про-
тяженности и движения, как окажется, совершенно неотличим
от нашего37, а также внушить — не подвергаясь опасности быть
обвиненным в безбожии, — что законов природы (прежде всего —
открытых им законов. — Прим. перев.) достаточно, чтобы навести
порядок в исходном хаосе и построить такой мир, как наш, не
прибегая к особому божественному акту, с тем чтобы придать
этому миру его нынешнюю форму38.
Высшим законом мира является закон постоянства, или сохра-
нения. Все сотворенное богом им же и поддерживается в своем
бытии, так что мы избавлены от необходимости искать перво-
причину движения вещей, перводвигателъ и подвижное; мы про-
сто можем допустить, что вещи начали двигаться в тот самый
момент, когда был сотворен мир; и, поскольку это произошло,
следствием будет то, что это движение никогда не прекратится,
а будет переходить от одного предмета к другому.
Каково, однако, это движение и каковы относящиеся к нему
законы? Это отнюдь не то движение, о котором философы гово-
рят как о «действии существа в возможности и постольку, по-
скольку оно в возможности», — некий набор слов, который Декарт
объявляет столь темным, что не может его понять39; и также не
движение, именуемое философами местным движением. В самом
деле, с одной стороны, философы заявляют, что природу движе-
ния трудно понять, а с другой — что движение обладает большей
степенью реальности, чем покой, который, по их заявлению, есть
отсутствие движения. Для Декарта, наоборот, движение является
некоторой вещью, в отношении которой мы обладаем совершен-
ным и полным пониманием. Во всяком случае, он говорит, что
будет рассматривать то движение, которое легче понять, чем ли-
нии геометров40, и которое заставляет тело переходить из одного
места в другое, последовательно занимая все находящееся меж-
ду ними пространство.
«Самому незначительному из этих движений, — пишет он, —
они (философы. — Прим. перев.) приписывают бытие более проч-
ное и более истинное, чем покой, который, по их мнению, есть
только отрицание бытия. Я же признаю, что покой есть ка-
чество, приписываемое материи в то время, когда она остает-
ся на одном месте, подобно тому как движение есть одно из
качеств, которые приписываются ей, когда она меняет это
место»41.
Кроме того, движение, о котором говорят философы, обладает
столь странной природой, что стремится к саморазрушению — к
покою, в то время как картезианское движение, не в пример дру-
гим, стремится к самосохранению.
Отсюда очень легко выводятся правила, или законы, приро-
ды, которым подчиняется картезианское движение, т. е. прави-
ла, согласно которым бог заставляет действовать природу42. Пер-
вое правило заключается в том, что каждая частица материи
пребывает в одном и том же состоянии до тех пор, пока столкно-
вение с другими частицами не заставляет ее изменить это состоя-
ние. Иначе говоря, если частица имеет некоторый объем, она не
станет меньше, пока ее не разделят другие частицы; если она
кругла или четырехугольна, она никогда не изменит форму, не
будучи принуждена к этому другими; если она где-нибудь по-
коится, то не двинется с места, пока другие ее не вытолкнут; и
«ели она уж начала движение, то будет продолжать его с равной
силой и в том же направлении до тех пор, пока другие не оста-
новят ее или не замедлят ее движение.
«Нет никого, кто считал бы, что это правило не соблюдается
в старом мире в отношении величины, фигуры, покоя и тысячи
других подобных вещей. Однако философы исключили отсюда
движение — вопрос, который я хочу понять особенно точно. Не
думайте, однако, что я хочу противоречить философам: движе-
ние, которое они имеют в виду, так сильно отличается от указан-
ного мною, что легко может статься, что верное для одного из
этих движений не будет верно для другого» 43.
Второе правило относится к сохранению движения при дей-
ствии одного тела на другое: «...если одно тело сталкивается с
другим, оно не может сообщить ему никакого другого движения,
кроме того, которое потеряет во время этого столкновения, как
ее может и отнять у него больше, чем одновременно приобрести
себе. Это правило в связи с предшествующим в полной мере от-
носится ко всем опытам, в которых мы наблюдали, что тело на-
чинает или прекращает свое движение, потому что оно столкну-
лось или остановлено каким-либо другим. Предположив только
•что сказанное, мы избежим затруднения, в которое впадают уче-
ные, когда хотят найти основание того, что камень продолжает
некоторое время двигаться, не находясь уже более в руке того,
кто его бросил. В этом случае скорее следует спросить, почему
он не продолжает двигаться постоянно. Но в последнем случае
214 215
найти основание легко. Ибо кто может отрицать то, что воздух,
в котором он движется, оказывает ему сопротивление?»44
Однако во внимание должно быть принято не сопротивление
как таковое, а только та часть сопротивления, которую удается
преодолеть движущемуся телу; иными словами, движение одного
тела замедляется строго пропорционально тому движению, кото-
рое оно сообщает оказывающим сопротивление телам. Вопреки
своему обращению к опыту — сопротивлению воздуха — Декарт
полностью сознает, что формулируемые им правила, не говоря уж
о правилах, которые он сформулирует позднее (законы толчка),
не вполне хорошо согласуются с повседневным опытом и здравым
смыслом. Тем хуже для последнего! И действительно, «хотя все
то, что мы когда-либо испытали в этом мире посредством наших
чувств, кажется явно противным тому, что заключается в этих
двух правилах, все-таки основание, приведшее меня к ним, ка-
жется мне столь убедительным, что я не могу ne считать себя
обязанным предполагать их в новом мире, который я только что
вам описал. В самом деле, какое более твердое и более прочное
основание можно найти для того, чтобы установить истину, хотя
бы и выбранную произвольно, чем постоянство и неизменность
самого бога?» 45
Из божественной неизменности следуют не только два пре-
дыдущих правила, но еще и третье, «...я прибавлю, — продолжает
Декарт, — что хотя при движении тела его путь чаще всего пред-
ставляется в виде кривой линии... тем не менее каждая из частиц
тела по отдельности всегда стремится продолжать его по прямой
линии. И таким образом их действие, т. е. склонность, которую
они имеют к движению, отличается от их движения. Например,
если заставить колесо вращаться вокруг своей оси, то хотя все
его части будут двигаться по кругу, так как, будучи соединены
друг с другом, они не могут перемещаться иначе, однако склонны
они передвигаться не по кругу, а по прямой...
То же самое происходит и при вращении камня в праще.
Выскочив из пращи, камень не только летит совершенно прямо,
но и, находясь в ней, все время давит на середину пращи и за-
ставляет натягиваться веревку. Это совершенно ясно доказывает,
что камень все время имеет склонность двигаться по прямой ли-
пни и что по кругу он идет только по принуждению.
Это правило опирается на то же основание, что и два пер-
вых. Оно зависит лишь от того, что бог сохраняет каждую вещь
посредством непрерывного действия и, следовательно, сохраняет
ее не такой, какой она могла бы быть несколько моментов рань-
ше, а точно такой, какой она бывает в тот самый момент, когда
он ее сохраняет. Из всех этих движений только одно движение
по прямой совершенно просто. Его природа может быть понята
сразу, ибо для этого достаточно предположить, что какое-нибудь
тело находится в состоянии движения в определенную сторону,
что бывает в каждый из моментов, которые могут быть опреде-
216
дены в течение того времени, когда оно движется. Для того что-
бы представить круговое или какое-нибудь другое возможное
движение, необходимо вместо этого рассмотреть по крайней мере
два таких момента, или лучше две из его частей, и отношение,
существующее между ними» 46.
Как мы видим, прямолинейное — правильное — движение на-
делено весьма специфическими онтологическими свойствами, или
совершенствами; это «правильное» движение в буквальном смыс-
ле. Декарт заканчивает шуткой: «Следовательно, согласно этому
правилу, следует сказать, что бог — единственный творец всех
существующих в мире движений, поскольку они вообще сущест-
вуют и поскольку они правильны. Однако различные предраспо-
ложения материи превращают эти движения в неправильные и
кривые. Точно так же теологи учат нас, что бог есть творец всех
наших действий, поскольку они существуют и поскольку в них
есть нечто хорошее, однако различные наклонности наших воль
могут сделать эти действия порочными» 47.
«Начала философии» Декарта, латинское издание которых по-
явилось в 1644 г., а французский перевод в 1647 г.48, изменяют
порядок следования правил (именуемых отныне законами) при-
роды, которым подчиняется движение (третье правило становит-
ся вторым, а второе — третьим), так же как и способ их представ-
ления. «Начала» были — или должны были быть — учебником, в
то время как «Мир» таковым не являлся. Но Декарт не меняет
ни их дедукцию, ни их содержание, по крайней мере в том, что
касается правил, или законов, движения в собственном смысле.
Правило, которое относится к воздействию, оказываемому одни-
ми телами на другие (второе правило в «Мире», третий закон в
«Началах»), и которым утверждается сохранение количества
движения при толчке, не было изменено в «Началах», но было
обогащено и развито таким образом, что Декарт смог вывести из
него правила удара, которым он пренебрег в «Мире».
Как и в «Мире», Декарт вводит здесь фундаментальный закон
природы — закон сохранения, ссылаясь при этом на божествен-
ную неизменность, согласно которой бог всегда действует одним
и тем же способом, поддерживая в мире то же количество дви-
жения и покоя, которое он вложил в этот мир при его сотворе-
нии: «Ибо хотя это движение — только модус движимой материи,
однако его имеется в ней известное количество ...не возрастаю-
щее и не уменьшающееся, несмотря на то что в некоторых час-
тях материи его может быть то больше, то меньше. Поэтому мы
и должны полагать, что когда одна частица материи движется
вдвое скорее другой, а эта последняя по величине вдвое больше
первой, то в меньшей столько же движения, сколько в большей
из частиц, и что насколько движение одной частицы замедляется,
настолько же движение какой-либо иной возрастает. Мы пони-
маем также, что одно из совершенств бога заключается не толь-
ко в том, что он неизменен сам по себе, но и в том, что он дейст-
217
вует с величайшим постоянством и неизменностью49... Отсюда
следует, что раз бог при сотворении материи наделил отдельные
ее части различными движениями и сохраняет их все тем же
образом и на основании тех самых законов, по каким их создал,
то он и далее непрерывно... сохраняет во Вселенной столько же
движения и покоя, сколько вложил в нее при творении» 50.
Из божественной неизменности мы можем также вывести
знание о некоторых правилах, или законах, природы: «Первое из
этих правил таково: всякая вещь, в частности, [поскольку она
проста и неделима], продолжает по возможности пребывать в
одном и том же состоянии и изменяет его не иначе, как от встре-
чи с другими. Так... если некоторая частица материи квадратна,
она пребывает квадратною... если же эта частица материи поко-
ится, она сама по себе не начнет двигаться. Мы не имеем также
оснований полагать, чтобы, раз она стала двигаться, она когда-
либо прекратила это движение или чтобы оно ослабело... Отсюда
должно заключить, что тело, раз начав двигаться, продолжает
это движение и никогда само собою не останавливается... мы...
весьма склонны полагать... что движения естественно прекраща-
ются сами собой, т. е. стремятся к покою... Однако это — лишь
ложное представление, явно противоречащее законам природы,,
ибо покой противоположен движению, а ничто по влечению соб-
ственной природы не может стремиться к своей противоположно-
сти, т. е. к разрушению самого себя; отсюда следует первый за-
кон природы: всякая вещь пребывает в том состоянии, в каком
она находится, пока ничто ее не изменит» 51
Как и в «Мире», Декарт говорит, что перенос вдоль прямой
линии состояния движения, в котором пребывают тела, посколь-
ку они суть в себе, равным образом следует из неизменности
бога. В силу этого второй закон природы гласит: «Всякое дви-
жущееся тело стремится продолжать свое движение по прямой» 52,
хотя фактом является то, что никакое движение реально таким
не является в природе, где на самом деле все движения происхо-
дят по кругу53. В качестве доказательства он, как и в «Мире»,
приводит центробежные силы, порождаемые круговым движе-
нием54. Как и в «Мире»—нет, с гораздо большей силой, чем в
«Мире», — Декарт настойчиво обращает внимание на то, что по-
мещать движение и покой на разных уровнях бытия и думать, что
для приведения в движение покоящегося тела нужна большая
сила, чем для того, чтобы привести в состояние покоя движу-
щееся тело, — это значит допускать общераспространенную ошиб-
ку. Он, разумеется, прав: онтологическая эквивалентность, или
равное совершенство движения и покоя, находится в самом цен-
тре новой концепции движения, что будет молчаливо признано
Ньютоном в виде использования им картезианского термина со-
стояние 55. Кроме того, эта эквивалентность не только для совре-
менников Декарта, но и для современников Ньютона окажется
очень трудной как для принятия, так и для понимания; так, и
Мальбранш и Лейбниц окажутся неспособными уловить ее56. Мы.
однако, должны признать, что эта эквивалентность движения и
яокоя привела Декарта к достойной сожаления концепции покоя
как сопротивления (некоторого рода антидвижения) и к припи-
сыванию покоящемуся телу некоторой силы сопротивления (не-
которого количества покоя), противостоящей силе перемещения
(количеству движения) движущегося тела и «параллельной» ей.
Исходя из этой концепции, он строго логически выводит свои —
все до одного ложные — законы удара, согласно которым мень-
шее тело, какова бы ни была скорость его движения, никогда не
сможет привести в движение большее тело, ибо оно никогда не
сможет преодолеть силу сопротивления большего по размеру и
«более сильного» тела» 57. В результате (при условии, что оба тела
являются твердыми) оно отскочит и вернется назад с той же
скоростью: «Третий закон: если движущееся тело встречает дру-
гое, сильнейшее тело, оно ничего не теряет в своем движении;
«ели же оно встречает слабейшее, которое может подвинуть, оно
теряет столько, сколько тому сообщает» Ь8.
Разумеется, в повседневном опыте так не происходит, и Де-
карт, как и в «Мире», должен принять все сказанное в качестве
предположения. На этот раз он, однако, не отбрасывает повсе-
дневный опыт, а объясняет, что его закон, верный сам по себе,
предполагает наличие условий, не осуществленных — и неосуще-
ствимых — в природе, иначе говоря, что тела, о которых идет
речь, отделены не только друг от друга, но и от остального мира,
кроме того, они являются абсолютно твердыми и т. д. Фактиче-
ски они погружены в более или менее жидкую среду, т. е. нахо-
дятся внутри некоторой другой материи, которая движется во
все возможные стороны, со всех сторон давит на твердые тела и
толкает их. Следовательно, тело, которое толкает другое тело
? некоторой жидкости, получает «помощь» всех частей жидких
тел, которые движутся в том же направлении, и, следовательно,
«достаточно малейшей силы, чтобы привести в движение окру-
женные или твердые тела», т. е. все существующие в мире тела5Э.
У меня не было намерения обсуждать здесь картезианские
законы удара, несмотря на тот интерес, который они представ-
ляют. Как я уже упомянул, они все до одного ложны, что вынуж-
ден был признать Ньютон, и тщательное изучение этих законов
могло лишь усилить его неприязнь по отношению к картезиан-
ской физике — математической физике без математики — и оправ-
дать знаменитое: «Ошибка, ошибка», которое, предположительно,
он написал на полях принадлежащего ему экземпляра «Начал
философии» 60. Впрочем, это неважно. Здесь мы имеем дело лишь
с первым законом Ньютона, законом инерции, и нам достаточно
показать, что как в отношении концепции, так и в отношении
содержащейся в «Математических началах натуральной фило-
софии» формулировки Ньютон испытал прямое влияние Де-
карта.
218 219
Мы видели, что законы, или правила, движения «Начал» Де-
карта полностью соответствуют законам, или правилам, поме-
щенным в «Мире». В «Началах», однако, имеется одна вещь, ко-
торая по сравнению с «Миром» претерпела существенное измене-
ние, — полурелятивистская концепция движения и его чисто ре-
лятивистское определение — наряду с одновременным отождест-
влением понятий, изложенных в «Мире», — по сравнению с общей,
или общепринятой концепцией.
Так, сначала Декарт объясняет, что «сами названия «место»
и «пространство» не обозначают ничего отличного от тела, про
которое говорят, что оно «занимает место»; ими обозначаются
лишь его величина, фигура и положение среди других тел. Чтобы
определить это положение, мы должны заметить некоторые дру-
гие тела, которые считаем неподвижными; но так как мы заме-
чаем различные тела, то можем сказать, что одна и та же вещь
в одно и то же время и меняет место и не меняет его. Так, когда
корабль уносится ветром в море, то сидящий на корме остается
на одном месте, если имеются в виду части корабля, по отноше-
нию к которым сидящий сохраняет одно и то же положение; од-
нако он все время меняет место, если иметь в виду берега, ибо,
удаляясь от одних берегов, он приближается к другим. Если же
мы учтем, что Земля вращается по оси и совершает с запада на
восток такой же путь, какой за то же время корабль совершает
с востока на запад, то мы снова скажем, что сидящий па корме
не изменил своего места, ибо в данном случае место определя-
ется по каким-либо неподвижным точкам, которые мы предпо-
лагаем на небе» б1.
Объяснив таким образом относительность «места», Декарт
продолжает: «...движение (разумеется, местное, т. е. совершаю-
щееся из одного места в другое, ибо только оно для меня понят-
но, и не думаю, что в природе следует предполагать какое-либо
иное) — итак, движение, в обычном понимании этого слова, есть
не что иное, как действие, посредством которого данное тело пе-
реходит с одного места на другое. И подобно тому, как (что было
указано в ч. II, ст. 13) относительно одной и той же вещи мож-
но полагать, что она в одно и то же время и меняет и не меняет
своего места, так же можно сказать, что вещь одновременно дви-
жется и не движется. Так, тот, кто сидит на корме корабля,
подгоняемого ветром, воображает себя движущимся по отношению
к берегам, если их считает неподвижными; но он думает против-
ное, если смотрит на корабль, так как не изменяет своего поло-
жения по отношению к его частям. А поскольку мы приучены
думать, что во всяком движении имеется действие... то скорее
даже скажем, что тот, кто сидит на корме, находится в покое,
чем что он движется, раз он не ощущает в себе никакого дей-
ствия.
Если же, не останавливаясь на том, что не имеет никакого
основания, кроме обычного словоупотребления, мы пожелали
узнать, что такое движение в подлинном смысле, то мы говорим.,
чтобы приписать ему определенную природу, что оно есть пере-
мещение одной части материи, или одного тела, из соседства тех
тел, которые непосредственно его касались и которые мы рас-
сматриваем как находящиеся в покое, в соседство других тел»62.
Декарт объясняет, что он сказал «из соседства тех тел, кото-
рые непосредственно его касались»63, а не «из одного места в
другое» единственно лишь по той причине, что «место» есть от-
носительное понятие и что, следовательно, некоторому данному
телу может быть приписано движение любого рода, между тем
как, прими мы его понятие движения, мы сможем приписать
некоторому телу в качестве его собственного движения только
одно движение. Кроме того, он добавляет, что его определение
включает взаимность движения и что «нельзя мыслить тело AB
переходящим из соседства с телом CD, не подразумевая вместе с
тем переход CD из соседства с AB и не имея в виду, что и для-
одного и для другого требуется одинаковое действие. Поэтому,
если мы хотим приписать движению природу, которую можно
было бы рассматривать в отдельности, безотносительно к другим
вещам, то в случае перемещения двух смежных тел — одного в-
одну сторону, другого в другую, в силу чего тела взаимно отде-
ляются, — мы не затруднимся сказать, что в одном теле столько
же движения, сколько в другом» 64.
Введение наполовину аристотелевской концепции места в ми-
ре, где все движется, при отсутствии фиксированной точки от-
счета позволяет Декарту «спасти» релятивистскую концепцию
движения вместе с предполагаемой ею полной свободой выбора
точек отсчета, что является достаточно очевидным преимущест-
вом, и придать точное значение понятию «собственного» движе-
ния тела, что тоже немаловажно65. Кроме того — на что следует-
обратить внимание, — он таким образом обретал единство, позво-
ляющее коперниковой системе избежать осуждения церковью;
это осуждение — процесс Галилея — испугало Декарта и застави-
ло его принять решение не публиковать «Мир». Десять лет спу-
стя он нашел (или по крайней мере поверил, что нашел) выход:
новое определение движения позволило ему утверждать, что,
хотя Земля носится в своем вихре и посредством этого своего
вихря вокруг Солнца, в действительности она не движется. Сле-
довательно, утверждал Декарт, осуждение его не касается: он не
приписывал Земле движение, наоборот, он утверждал, что она
покоится66. Неудивительно, что эта столь субтильная и в то же
время столь наивная попытка отмежеваться от Коперника и Га-
лилея, предпринятая (как его именовал Боссюэ) «очень осторож-
ным философом», никого не обманула, кроме разве что несколь-
ких современных историков. Тем не менее она удалась67.
В то же время первоначально оппозиция Ньютона по отно-
шению к картезианской физике была вызвана не теорией вихрей,.
на которой его нападки сосредоточились значительно позже, в·.
220 221
«Математических началах», а именно этим релятивистским опре-
делением движения. Это определение, или концепция, в сочета-
нии с несколькими наиболее фундаментальными философскими
тезисами Декарта — такими, как отождествление протяженности
л материи при соответствующем отбрасывании пустоты и неза-
висимой реальности пространства, коренное различие между
мыслящей субстанцией и субстанцией протяженной и, что любо-
пытно, утверждение Декарта, что мир является только «неопре-
деленным», а не «бесконечным», — все это было подвергнуто
Ньютоном развернутой и скрупулезной критике в одной из его
неизвестных до недавнего времени работ, на которую я уже ссы-
лался.
Эта работа — рукопись объемом в 40 страниц, рукописная ко-
пия которой была любезно предоставлена в мое распоряжение
д-ром Дж. Херивелом и проф. А. Р. Холлом, — представляет собой
всего лишь некоторый фрагмент68. В самом начале Ньютон сооб-
щает нам о своем замысле — обсудить проблемы равновесия
жидкостей и погруженных в жидкость тел, причем обсуждение
будет проводиться двумя различными способами: «поскольку
предмет принадлежит математике, ...по способу геометров, выводя
из частных предложений очевидные сами по себе абстрактные
принципы»; а поскольку он является частью натуральной фи-
лософии, иллюстрировать обретаемые таким способом предложе-
ния «многочисленными опытами в ряду схолий и лемм» 69. В дей-
ствительности он не сделал ни того ни другого: вместо трактата
по гидростатике он написал философское исследование. Что ка-
сается меня, то я об этом не сожалею. В самом деле, я полагаю,
что это исследование имеет для нас исключительное значение,
поскольку позволяет нам увидеть, как формировалась мысль
Ньютона, и уяснить, что его озабоченность философскими проб-
лемами была не каким-то внешним дополнением, но составной
частью его мышления70. К сожалению, мы не можем точно дати-
ровать эту рукопись; она относится приблизительно к 1670 г.71
Ньютон, как всегда, начинает с определений и сообщает нам,
что термины количество, время и пространство не нуждаются в
определении; больше того, они не могут быть определены, ибо
мы знаем их лучше, чем все термины, через посредство которых
•мы могли бы попытаться их определить. Но он определяет:
I. Место как часть пространства, которую тело полностью
заполняет.
II. Тело как то, чем заполнено место.
III. Покой как неизменное пребывание в одном и том же месте.
IV. Движение как изменение места, или, если угодно, тран-
зит, трансляция или перемещение тела из одного места в другое,
Причем термин тело берется не в философском смысле — как фи-
зическая субстанция, наделенная чувственными качествами, —
222
но, абстрагируясь от этих последних по способу геометров, как
протяженная, подвижная и непроницаемая вещь 72.
Определения Ньютона (в частности, определение, где в каче-
стве фундаментальной характеристики тела — у Декарта эта ха-
рактеристика дедуцировалась — принимается его непроницае-
мость) ясно предполагают, что он отбрасывает картезианское
отождествление протяженности и материи, так же как и Декар-
тово релятивистское определение движения. Разумеется, Ньютон
делает это все совершенно сознательно. Так, он пишет: «Посколь-
ку в этих определениях я предположил, что существует прост-
ранство, отделенное от тел, и [поскольку я определил] движение
в отношении к частям самого этого пространства, а не в отноше-
нии к положению окружающих тел, ...постольку для того, чтобы
не думали, будто я противопоставляю картезианцам необосно-
ванные предположения, я сейчас попытаюсь сокрушить фикции
Декарта» 73.
Одной из худших, если не худшей из этих «фикций» является
релятивистская концепция движения, тем более что она рас-
сматривается как истинная концепция — или, в терминологии
Ньютона, как «философская» концепция, — противопоставляется
общей концепции, которую Ньютон отождествляет со своей и ко-
торую Декарт рассматривает как «вульгарную» и ложную. Итак,
Ньютон, пытаясь ее «сокрушить» посредством ряда хороших,
плохих и даже софистических аргументов, — наиболее важный·
из которых появляется в «Математических началах», — прибегает
к следствиям, порожденным или непорожденным, чтобы опреде-
лить истинное, реальное или, наоборот, ложное и только кажу-
щееся. В частности, ясно, что центробежные силы порождаются
не «философским» покоем Земли и планет, но их «понимаемым
в обычном смысле» движением вокруг Солнца. Ясно также, что ·
чисто относительное «философское» движение никогда не поро-
дит подобных сил. Следовательно, видно, какое из двух движе-
ний является тем, которое необходимо считать реальным.
Кроме того, Декарт, как представляется, допускает это движе-
ние, «сам себе противореча. Ибо он говорит, что Земля и другие
планеты, в узком смысле и в смысле философском, пе движутся
и что тот, кто говорит, будто они переносятся по причине их
перемещения относительно неподвижных звезд, говорит это нера-
зумно, следуя обычаю74. Однако позднее он вкладывает в Землю-
и планеты некоторое усилие для того, чтобы они удалились от
Солнца как центра, вокруг которого они переносятся; благодаря
этому усилию и аналогичному усилию вихря они уравновешива-
ются на своих расстояниях относительно Солнца. И что же? Сле-
дует ли это усилие из покоя, истинного и философского согласно
Декарту, или из движения, понимаемого в обычном смысле и не
философского? » 75
Вывод очевиден: движение, обладающее истинными и реаль-
ными последствиями — а не то движение, которое не обладает НЕ
223
-одним из них, — является движением истинным и реальным; ина-
че говоря, абсолютное и физическое движение не является изме-
нением положения тела по отношению к другим телам — это
лишь внешнее название, — но оно есть изменение места в абсо-
лютно неподвижном и неизменном пространстве (или по отно-
шению к абсолютно неподвижному и неизменному пространству),
которое существует независимо от тел и которое позднее будет
названо абсолютным пространством. Только в таком простран-
стве «скорость тела, движению которого не чинится помех, мо-
жет ...быть названа равномерной, а линия его движения — пря-
-мои» 76.
Интересно отметить, что в своей оппозиции релятивистской
концепции движения Ньютон дошел до отбрасывания аргумента,
согласно которому если два тела движутся одно относительно
другого, то движение произвольным образом может быть припи-
сано либо одному, либо другому, и до возражения Декарту, что
если принять картезианскую теорию, то станет невозможным,
даже для бога, точно определить места, которые занимали бы —
или займут — небесные тела в некоторый момент прошлого или
будущего, ибо в картезианском мире нет устойчивых реперов,
относительно которых эти места могут быть вычислены: «Итак,
необходимо, чтобы определение места и, следовательно, местного
движения было соотнесено с некоторой неподвижной сущностью,
такой, как протяженность или само пространство, посколгжу его
рассматривают как нечто, действительно отличное от тел» 77.
Остается, однако, сомнение: разве Декарт не доказал, что не
существует пространства, отличного от тел, что протяженность,
пространство и материя тождественны? С одной стороны, он
показал, «что тело совершенно не отличается от протяженности»,
т. е. что если мы абстрагируем от тела все чувственные и второ-
степенные качества, такие, как «твердость, цвет, вес, тепло и т. д.,
то останется только одно — его протяженность в длину, ширину
и глубину», а с другой стороны, подчеркнул, что пустого прост-
ранства не существует и что оно, следовательно, не может иметь
никакого определения, ибо все они — расстояние, размер и т. д.—
требуют предмета, или субстанции, к которой бы относились78.
Таким образом, нам необходимо «ответить на аргументы, по-
казав по очереди, что такое протяжение и тело и как они отли-
чаются друг от друга» 79. Мы должны пойти еще дальше, и, «по-
скольку различие между мыслящей и протяженной субстанциями
...является главной основой картезианской философии», надо по-
стараться полностью его уничтожить. Согласно Ньютону, боль-
шая ошибка, допущенная Декартом, состояла в том, что он по-
пытался применить к протяженности старое деление бытия на
субстанцию и акциденцию, в то время как на деле она не явля-
ется ни тем ни другим80. Не является субстанцией, так как не
поддерживает или не подпирает акциденции, как это делают суб-
станции, а также потому, что не пребывает абсолютно сама по
224
себе. Поистине протяженность есть некоторый божественный,
эманативный эффект81, а также — или следовательно — некото-
рое состояние каждой сущности, т. е. каждой из сущих вещей.
Она не является также акциденцией, «потому что мы способны
ясно представлять протяженность как существующую саму по
себе, без всякого предмета, как это происходит, когда мы вообра-
жаем внемировые пространства, свободные от тел; ибо мы верим,
что протяженность существует везде, где, как мы представляем
себе, отсутствуют тела, и потому, что мы не можем поверить, буд-
то она исчезнет с данным телом, если богу угодно было бы унич-
тожить это тело; таким образом, отсюда следует, что протяжен-
ность не существует как некоторая принадлежащая телу акци-
денция. Следовательно, она не есть акциденция» 82.
Когда Декарт отрицает реальность пустого пространства, он
также впадает в ошибку, в чем можно убедиться, исходя из его
собственных принципов. Совершенно верно, что не существует
ясной идеи ничто, ибо это последнее не обладает свойствами; но
мы обладаем ясной идеей не ограниченного в длину, ширину и
глубину пространства. И существует множество свойств прост-
ранства, которые мы столь же ясно себе представляем. Следо-
вательно, пространство никоим образом не является небытием83.
Оно, как мы только что сказали, является божественным эмана-
тивным эффектом.
Ньютон, естественно, рассматривает пространство как беско-
нечное, что не является ни удивительным, ни слишком ориги-
нальным 84. Но интересно отметить, что а) Ньютон считает себя
в оппозиции к Декарту, который действительно утверждал, что
пространство — или, точнее, мир — является только неопределен-
ным (indefini), в отличие от бога, единственно которого он рас-
сматривал как бесконечного (infini)85; б) доказательства Ньюто-
на по духу своему являются глубоко картезианскими; и нако-
нец, в) по меньшей мере его возражения в какой-то степени
параллельны возражениям, которые Генри Мор выдвинул прогив
картезианского различения86.
«Действительно, пространство является протяженным во всех
направлениях до бесконечности. Ибо мы неспособны вообразить
себе какой-либо предел его без того, чтобы в то же время не
понять, что по ту сторону этого предела имеется пространство.
Откуда следует, что все линии — прямые, параболы, гиперболы,
все конусы и цилиндры ц все другие фигуры (которые мы можем
вообразить вписанными в них) — простираются в бесконечность
и могут быть ограничены лишь тогда, когда они могут там или
здесь отсекаться всякого рода линиями или поверхностями, кото-
рые трансверсально пересекают их» 8/.
Обсуждаемая здесь бесконечность является действительной
бесконечностью, и даваемое Ньютоном доказательство ее акту-
альности достаточно интересно; он предлагает нам рассмотреть
треугольник, в котором мы увеличивали бы один из углов осно-
15 А. Кой/ре 225
вания. Тогда вершина будет непрерывно удаляться от этого ос-
нования до тех пор, пока углы не станут дополнительными, т. е.
пока стороны треугольника не станут параллельными, а расстоя-
ние до этой вершины, или точки пересечения, «будет большим,
чем любое наперед заданное значение, ...и никто не может ска-
зать, что эта бесконечность существует только в воображении, а
не в действительности, потому что точка, в которой встречаются
проведенные линии (стороны треугольника), будет всегда акту-
альной, даже если вообразить ее за всеми пределами мира».
Если, с другой стороны, «кто-либо возразит, что мы неспособ-
ны вообразить бесконечное расстояние, то я с ним соглашусь,
утверждая, однако, что мы способны его понять... Мы способны
понять, что существует протяженность, большая, чем любая про-
тяженность, которую мы можем вообразить. Такую способность
понимания следует четко отличать от воображения» 88.
Это бесспорная истина, но истина чисто картезианская, столь
же чисто картезианская, сколь и следующий фрагмент, в кото-
ром Ньютон утверждает позитивный характер природы понятия
бесконечности: «Если, кроме того, кто-нибудь говорит, что мы
представляем себе бесконечность лишь посредством отрицания
пределов чего-то конечного и что это — отрицательное, т. е. не
имеющее значения, понятие, то я это отрицаю. Совсем наоборот:
это понятие предела содержит в себе отрицание и тем самым
«бесконечность», так как оно, будучи отрицанием некоторого от-
рицания (т. е. конечного), будет словом, которое, одновременно
принимая во внимание его собственный смысл и наше понима-
ние, будет весьма позитивным, даже если грамматически оно
кажется негативным» 89.
Однако если все обстоит таким образом, то почему Декарт
утверждает, что «протяженность» является не бесконечной, а не-
определенной? Утверждение, которое не только ложно, но также
и некорректно с точки зрения грамматики90: неопределенный в
действительности всегда означает какую-то будущую вещь, сле-
довательно, вещь еще не определившуюся, тогда как мир, кото-
рый мог быть неопределенным до своего сотворения, отнюдь не
является таковым сегодня. Если, по утверждению Декарта, мы
не знаем позитивным образом, что мир не имеет пределов, и мы
просто игнорируем, есть они в нем или нет, то это не имеет ни-
чего общего с физическим вопросом. Бог знает позитивным обра-
зом, что таких пределов не существует; кроме того, что касается
нас, то мы всегда определенным образом понимаем, что протя-
женность, или пространство, выходит за всякий предел.
В самом деле, Ньютон очень хорошо знает, почему Декарт
отрицает бесконечность пространства и приписывает ее только
богу. Для Декарта бесконечность означает совершенство бытия91.
Декарт также «опасается» того, что при утверждении о бесконеч-
ности пространства возникает необходимость отождествления
бога с причиной совершенства бесконечности. Однако Декарт
226
этого не делает, ибо, с его точки зрения, пространство, или про-
тяженность, идентично материальной субстанции, которая цели-
ком и полностью противопоставляется мыслящей, или духовной,
субстанции. Но для Ньютона все это ложно: пространство — это
ае то же самое, что тело; бесконечность как таковая не есть со-
вершенство, а протяженность и разум тесно связаны друг с
другом.
В самом деле, пространство связано не с материей, а с бы-
тием: «Никакое бытие не существует, или не может существо-
вать, не находясь некоторым образом в тесной связи с простран-
ством. Бог есть везде, где-то находятся сотворенные души, и тело
находится в том месте, которое оно занимает; а какой-нибудь
вещи, которая не находилась бы ни везде, ни нигде, не сущест-
вует. Отсюда следует, что пространство есть эманативный эффект
изначально существующей сущности (т. е. бога), потому что если
задана некоторая сущность, то тем самым задано также и про-
странство. То же самое можно сказать и о длительности, т. е. что
оба они, пространство и время, являются некоторыми эффектами,
или атрибутами, исходя из которых установлено количество су-
ществования любого индивида (сущности), принимая во внима-
ние амплитуду его присутствия и его постоянства в бытии. Таким
образом, количество существования бога с точки зрения длитель-
ности является вечным, а с точки зрения пространства, в кото-
ром оно наличествует (актуально), бесконечно. И количество
существования сотворенной вещи по отношению к длительности
является столь же большим, сколь и ее длительность с момента
начала существования, а по отношению к амплитуде ее присут-
ствия столь же большим, как и в котором она находится» 92.
Довольно странен этот строгий параллелизм времени и про-
странства, который приводит Ньютона к воображению понятия
количества (или величины) присутствия, дополняющего карте-
зианскую концепцию длительности как количества (или величи-
ны) бытия. Странен и важен. В самом деле, как представляется,
мы можем обнаружить его отголосок в известных текстах «На-
чал», где Ньютон с такой силой настаивает на том, что бог есть
всегда и везде не только по своему действию, но и по своей суб-
станции93. Откуда происходит эта идея? Вероятно, от Генри Мо-
ра, который критиковал аргумент Декарта, согласно которому
мир является только «неопределенным», но не бесконечным; он
выступил против отрицания Декартом пустоты и против его отож-
дествления протяженности и материи, утверждая, что сущность
материи отлична от чистой протяженности, что она включает в
себя непроницаемость и твердость и что, наоборот, протяжен-
ность, или пространство, отлична от материи и существует совер-
шенно независимо от нее — откуда проистекает возможность и
даже необходимость пространства, свободного от материи; Генрп
Мор отбросил радикальное картезианское разделение на суб-
станцию протяженную и субстанцию мыслящую, утверждая, что
15* 227
каждая вещь, не только материя, но также душа и даже бог
являются протяженными: пространство, согласно Мору, есть не
что иное, как «протяженность» бога, в противовес картезианской
концепции, исключающей души и бога из мира, наделяя их не-
возможностью в нем находиться, будь то в какой-нибудь части
или повсюду, понуждая их тем самым не быть нигде. Поэтому
Мор именует картезианцев «нигдешниками» (nullibistae)94.
Задержимся на мгновение и посмотрим, как молодой Ньютон
понимал пространство в его бытии и в его отношении к богу и
времени. Связь между первой точкой зрения Ньютона и той, ко-
торую он развивает или имеет в виду в «Вопросах» и «Началах»,
довольно удивительна. Так, мы узнаем у молодого Ньютона, что
пространство необходимо, вечно, неизменно и неподвижно; что,
хотя мы могли бы вообразить, будто в пространстве ничего нет,
мы не можем думать, что нет пространства (Мор говорил, что
мы не можем вообразить пространство) и, если бы не было про-
странства, бога нигде не было бы. Мы также узнаем, что все
точки пространства являются одновременными, и, наконец, мы
узнаем, что пространство неделимо и что, следовательно, боже-
ственная вездесущность не придает богу составленности, так ж&
как наше присутствие в нашем теле не придает нашей душе де-
лимости или разделимости: «Так же как мы постигаем, что одно
мгновение длительности распространяется сквозь мировое прост-
ранство, не имея частей, точно так же нет противоречия в том,
что дух должен распространяться сквозь пространство без того,
чтобы быть разделенным на части» 95.
Разумеется, нет ничего более традиционного — антикартезиан-
ского, — чем идея, что дух, или душа, представляет в теле все в
целом и все в каждой части; при всем том вопреки традиционно-
му утверждению о божественной вездесущности эта идея редко
применялась к отношению между богом и миром96. Однако для
Ньютона именно это присутствие объясняет, как бог посредством
своей воли может двигать тело в пространстве — в точности так,
как мы перемещаем наше тело по велению нашей волн, — и да-
же объясняет, как он сумел создать тела, исходя только из про-
странства, или по меньшей мере — здесь Ньютон следует карте-
зианскому способу представления своей идеи как простой «гипо-
тезы» — как он смог создать некоторую вещь, которая, не будучи
телом, смогла тем не менее вызвать появление всех феноменов,
которые действительно производятся телами97,
В действительности все, что богу оставалось сделать, — так
это наделить некоторые определенные части пространства непро-
ницаемостью — каждой по отношению к остальным, — способно-
стью отражать свет, а также подвижностью и способностью вос-
приятия. Ему не было нужды создавать материю, ибо для того,
чтобы обрести «феномены» тел, не было необходимости постули-
ровать существование неразумной материи: непроницаемые ?
подвижные части или частицы материи вполне объясняют «фе-
228
номены»; так, движение некоторых из них мешало движению
других, одна отражала другую так же, как свет, и, вообще гово-
ря, они вели себя в точности так же, как материальные тела, или
по меньшей мере весьма схожим образом.
«И если бы они были телами, то мы были бы способны опре-
делять тела как обладающие определенными количествами про-
тяженности, которым вездесущий бог приписал некоторые со-
стояния: 1) что они суть подвижные, и, следовательно, я не
скажу [что они являются] численными частями пространства,
которые абсолютно неподвижны, а только являются определен-
ными количествами, которые можно перемещать из пространства
в пространство; 2) что две (частицы) этого рода не могут совпа-
дать в какой бы то ни было части, т. е. что они непроницаемы,
и, следовательно, когда они встречаются во взаимном движении,
они останавливаются и отражаются, согласно установленным за-
конам; 3) что они способны возбуждать в сотворенных душах
различные чувственные восприятия и представления и что они,
соответственно, перемещаются ими (сотворенными душами).
...Они могут быть не менее реальными, чем тела, и с не меньшим
правом могут именоваться субстанциями» 98.
Да, они могут быть субстанциями, и даже субстанциями умо-
постигаемыми.
Таким образом, как мы видим, все, что оставалось сделать
богу, — это наделить некоторые части картезианской протяженно-
сти взаимной непроницаемостью — некоторые, но не все: сохране-
ние пустых пространств между этими непроницаемыми частями
является существенным, и большой ошибкой со стороны Декарта
было не суметь признать этого, а также не суметь признать, что
непроницаемость есть нечто, не принадлежащее протяженности
как таковой, но что бог должен был наделить непроницаемостью
некоторые части протяженности посредством особенного акта
своей воли, что ему, разумеется, было легко сделать, поскольку
он присутствует во всей протяженности, или пространстве.
Настойчивая мысль Ньютона о «присутствии» бога в мире и
об аналогии между его действием на этот мир и способом, кото-
рым мы движем наши собственные тела, является особенно уди-
вительной. Она приводит Ньютона к некоторым утверждениям,
появление которых из-под его пера весьма неожиданно. Так, он
заявляет, что если бы мы знали, каким образом мы заставляем
двигаться наши члены, то мы были бы способны понять, как бог
делает такое пространство непроницаемым и облекает его в фор-
му тела. «Ясно, что бог создал мир действием воли тем же спосо-
бом, каким мы тоже одним только действием воли движем нашц
тела». Откуда следует, что «аналогия между нашими ц божест-
венными способностями является гораздо большей, чем предпо-
лагали философы... в писании сказано, что мы были сотворены
по образу божьему» ". Следовательно, такая же божественная
творческая сила некоторым образом проявляется и в нас.
229
Это творение материи, исходя из чистого пространства, неот-
вязно напоминает нам способ, которым в «Тимее» образуются
тела, исходя пз хаоса — Декартова протяженность, к слову ска-
зать, есть не что иное, как модернизированное переиздание пла-
тоновского хаоса; однако Ньютон относит свою концепцию не к
Платону, а к Аристотелю, заявляя, что «между протяженностью
и впечатленной ей формой имеется почти то же самое отношение,
что и отношение, устанавливаемое аристотеликами между пер-
вой материей и субстанциональной формой в той мере, в какой
они говорят, что материя готова принять любые формы» 10°. До-
вольно-таки странное заявление, показывающее, что Ньютон столь
же мало, сколь и Декарт, знал историю философии. Но вернемся
к тому, как Ньютон комментирует Декарта. Согласно Ньютону,
его собственная концепция отношения между богом и простран-
ством, разумом и телом имеет большое преимущество перед кон-
цепцией Декарта: она ясно включает наиболее важные и мета-
физические истины, гораздо лучше объясняет и подтверждает их.
В самом деле, «мы не можем полагать тела без того, чтобы в то
же время не полагать, что бог существует и что он сотворил тела
в пустом пространстве, исходя из ничто... Но если мы вместе с
Декартом говорим, что протяженность есть тело, не открываем
ли мы тем самым путь атеизму? ...Протяженность не была сотво-
рена, но существовала извечно, и, поскольку мы обладаем ее
концепцией, не нуждаясь для этого в обращении к богу, постоль-
ку мы можем считать, что она существует, одновременно вооб-
ражая, однако, что бога нет. И это тем более верно, что если
деление субстанции на протяженную и мыслящую является за-
конным и совершенным, то бог не будет содержать в себе протя-
женность, даже в превосходной степени, и, следовательно, не
будет способен ее сотворить; бог и протяженность будут полны-
ми и абсолютными сущностями, а термин «субстанция» будет
применим к каждому из них в одном и том же смысле (univo-
се) :> 101.
Может показаться несправедливым обвинение в том, что фи-
лософия открывает дорогу атеизму, утверждая, что существование
бога известно само по себе и что оно есть первая и наиболее до-
стоверная истина, которой мы обладаем и на которой основано
все остальное: она столь полно отвергает автономию и автаркию
мира, что не признает за ним даже способности существовать и
сохраняться в бытии — даже с «привычной» помощью бога — и
требует заменить эту способность непрерывным творением. Эта
философия настолько прославляет творческую мощь бога, что
ставит в зависимость от его воли не только существование мира,
но даже «вечную истину» математики 102. Однако, как известно,
такое обвинение было высказано Мором 103 и повторено Ньютоном
и Коутсом 104, которые считали, что картезианский мир был слиш-
ком полным и чувствовал себя достаточно хорошо сам по себе,
чтобы нуждаться в каком-либо вмешательстве бога или даже
230
допускать таковое. Согласно Ньютону, Декарт смешал сотворен-
ные тела с «вечной, бесконечной и несотворенной» протяженно-
стью, т. е. с пустым пространством; эта путаница приводит как
к метафизическим, так и к физическим ошибкам, потому что де-
лает невозможным движение планет и даже брошенных тел. «Ибо
невозможно, чтобы телесная жидкость не была вынуждена со-
противляться движению брошенных тел...» И «если бы эфир был
телесной жидкостью без единой поры, даже наделенной в резуль-
тате деления большой тонкостью, он был бы все-таки столь же
плотным, как и всякая другая подобная жидкость, и не менее
инертно препятствовал бы движениям брошенных тел»105. Это
как раз тот аргумент, который Ньютон использует в «Началах» и
в «Оптике» 106. Я уже сказал, что «Начала», по моему мнению,
являются глубоко антикартезианским трудом: его замысел —
противопоставить априоризму и стремлению картезианской фило-
софии к глобальной дедукции другую и достаточно отличную от
нее «философию», философию более эмпирическую и в то же вре-
мя более математическую, чем философия Декарта, философию,
которая ограничивается «поверхностью вещей», если прибегнуть
к выражению Жана Перрэна, и нацеливает па исследование при-
роды в математическом плане и математических законов, кото-
рым подчиняются действующие в природе силы. Или, говоря
словами самого Ньютона, «исходя из феноменов движения, пс-
следовать силы природы и, исходя из этих сил, доказывать дру-
гие феномены».
Однако, несмотря на это радикальное противопоставление,
мы не обнаруживаем в «Началах» открытой критики философии
Декарта, а лишь скрупулезную и решительную критику его чис-
то научных теорий или гипотез. Для этого, естественно, имеются
веские доводы, лучший из которых — сама структура «Начал»:
это по самой свой сущности книга по рациональной механике,
которая снабжает принципами физику и астрономию. В такой
книге соответствующее место отведено обсуждению Декартовой
оптики или теории вихрей, но не пониманию Декартом отноше-
ний между душой и телом или аналогичным вопросам. Без кри-
тики последних, правда, не обошлось, но она скрыта за (или в)
тщательно сформулированными определениями фундаментальных
концепций физики, или мира, самого Ньютона — концепций про-
странства, времени и материи. Кроме того, более явной эта кри-
тика становится в латинском издании «Оптики» (1706) и во
втором издании «Начал», в том числе в... «Предисловии» Коутса.
Мы еще вернемся к этой философской критике Декарта. Сей-
час же рассмотрим, как Ньютон излагает эти более конкретные
научные гипотезы.
В самом деле, мы могли бы рассматривать всю вторую книгу
«Начал», трактующую о движении тел в сопротивляющейся сре-
де, как критику, позитивную критику картезианских концепций
и как осуществление программы, которую наметил себе юный
231
Ньютон. Действительно, Декарт отрицал существование пустоты;
для него все пространство — если прибегнуть к ньютоновской
терминологии — было заполнено материей или даже, по его соб-
ственному выражению, тождественно материи. Вследствие этого
тела, перемещающиеся в этом пространстве-материи, должны
были встречать сопротивление. Но что это было за сопротивле-
ние? Декарт не поставил этого вопроса, и, что весьма харак-
терно для Ньютона и его способа мышления, именно с постановки
этого вопроса началась первая попытка критики Декарта. Тогда
Ньютон не дал развернутого ответа на вопрос, но в «Началах»
предпринял трактовку проблемы во всей ее полноте, что также
характерно для Ньютона: не ограничиваться частными проблема-
ми, а трактовать их как более общий случай. Таким образом,
только проанализировав все возможные, а также невозможные
случаи движения и распространения движения в упругих и не-
упругих средах, в средах, где сопротивление растет пропорцио-
нально скорости или квадрату скорости, в средах продвигающих,
таких, как воздух, и волновых, таких, как вода — только после
этого он пришел к собственно оптическим и космологиче-
ским проблемам. Но даже тогда он трактует эти проблемы
как «случаи»; констатируя их и давая решение, он не упоми-
нает ни имени Декарта, ни даже того, что, критикуя картезиан-
скую оптику, он трактует гипотезу Декарта о природе и структуре
света.
Он,^ естественно, прав. Концепция Декарта, согласно которой
(второй) элемент — носитель света состоит из плотного скопле-
ния твердых и круглых частиц, а свет в виде давления переда-
ется посредством этого носителя и через него, есть лишь частный
случай более общей проблемы — проблемы распространения дав-
ления, или движения, через жидкости («Начала», Кн. II,
От VIII). Таким образом, результаты в общем таковы: давление
не будет распространяться по прямой линии, оно тоже «искри-
вится». Или, говоря словами самого Ньютона: «Давление не рас-
пространяется через жидкость прямолинейно, если только части-
цы жидкости не лежат на одной прямой.
Если частицы я, Ь, с, d, e расположены на одной прямой, то
давление может распространяться прямо от а к е. Если же час-
тица е будет действовать на косвенно лежащие частицы / и g
косвенно, то эти частицы не иначе выдержат приложенное дав-
ление, как будучи поддерживаемы последующими частицами h
и А·, и насколько они ими поддерживаются, настолько же они
нажимают и на эти поддерживающие частицы; эти последние,
в свою очередь, не иначе выдержат давление, как при поддержке
более удаленных частиц l и m, на которые они давят, и так далее
до бесконечности. Начав распространяться косвенно, если оно
опять встретит частицы, не лежащие на одной прямой, оно вновь
уклонится, и так это будет происходить всякий раз, как только
встретятся частицы, не лежащие на одной прямой.
Следствие. Если некоторая часть давления, распространяю-
щегося по жидкости из заданной точки, будет задержана каким-
либо препятствием, то остающаяся не задержанной препятствием
часть уклонится в пространство, находящееся за препятст-
вием» 107
Однако эти результаты применимы не только к давлению, но
и ко всем видам движения: «Всякое движение, распространяю-
щееся через жидкость, отклоняется от прямого пути в области,
занятые неподвижной жидкостью» 108.
Вывод, который сам Ньютон не дедает, но который он предо-
ставляет сделать читателю, ясен: гипотезы Декарта, Гюйгенса
и Гука 109 все ложны; все они суть случаи только что изученного
общего механизма и, следовательно, несовместимы с прямоли-
нейным распространением световых лучей. Однако — и мне хоте-
лось бы подчеркнуть это — к такому негативному выводу не при-
ходят прямо; это лишь некоторый эквивалент или побочный
продукт позитивного результата. Почти таким же образом Нью-
тон трактует картезианскую идею вихрей: расширяя и обобщая
проблему, изучая ее различные случаи, рассчитывая влияние
того или иного расположения. Здесь, однако, он говорит, что
имеет в виду, хотя опять не называет имен. Но, как и в случае
оптики, отказ от идеи вихрей является лишь побочным продук-
том позитивного исследования, которое дает результаты, несовме-
стимые с твердо установленными — астрономическими — данны-
ми. Таким образом, проблема вихрей становится общей проблемой
(«Начала», Кн. III, Отд. IX) «кругового движения жидкостей»,
которое может рассматриваться как применительно к бесконечной
жидкости, так и применительно к жидкости, заключенной в сосу-
де, как применительно к движению, происходящему в одном
месте, так и применительно к движению, происходящему одновре-
менно в разных местах, и т. д.; в каждом отдельном случае цель
состоит в обретении математического, численного определения
структуры соответствующего движения.
Таким образом, мы узнаём, что «если в однородной и беспре-
дельной жидкости вращается равномерно около постоянной сво-
ей оси твердый бесконечно длинный цилиндр, и жидкость при-
водится в движение единственно только этим натиском, причем
всякая ее частица продолжает сохранять свое равномерное дви-
жение, то я утверждаю, что времена обращения частиц жидкости
пропорциональны их расстояниям до оси цилиндра» по.
С другой стороны, «если в однородной и беспредельной жидко-
сти вращается равномерно около постоянной оси твердый шар,
и жидкость приводится во вращательное движение единственно
только этим натиском, и всякая ее часть продолжает сохранять
свое равномерное движение, то я утверждаю, что времена оборо-
тов частиц жидкости будут пропорциональны квадратам (кубам)
их расстояний до центра шара...
Следствие 2. Если шар вращается равномерно в однородной
232 233
покоящейся оеспредельнои жидкости около постоянной оои, то
он сообщит жидкости движение, подобное движению вихря; это
движение будет постепенно распространяться до бесконечности,
и отдельные частицы жидкости не ранее того прекратят уско-
ряться, чем времена их обращений станут пропорциональными
квадратам (кубам) расстояний до центра шара» ш.
Вывод очень важный, в чем мы вскоре убедимся.
А сейчас: что произойдет, если вращающаяся сфера, т. е. цен-
тральное тело (Солнце или Земля), воздействует на другую сфе-
ру, т. е. на планету или спутник? Это нам разъясняет
«Следствие 5. Если в этом вихре на некотором расстоянии
от центра будет плавать второй шар и будет постоянно вращать-
ся под действием некоторой силы около оси, сохраняющей посто-
янное наклонение, то этим вращением жидкость будет также
приводиться в вихревое движение. Сперва этот новый малый
вихрь будет обращаться вместе со своим шаром около центра
первого вихря, но в то же самое время его собственное движе-
ние будет мало-помалу расширяться и постепенно распростра-
няться до бесконечности, так же как и для первого вихря. По той
же самой причине, по которой шар второго вихря увлекался
движением первого, и шар этого первого будет увлекаться дви-
жением второго так, что оба шара будут обращаться около неко-
торой промежуточной точки и вследствие такого кругового дви-
жения будут стремиться удалиться друг от друга, если только они
не будут удерживаться какою-либо силою» Ч2.
Но в Солнечной системе имеется не один, а множество «ша-
ров», плавающих в солнечном вихре и вращающихся вокруг своей
оси. В этом случае: «Если бы несколько шаров, находящихся
в заданных местах, вращались все время с постоянными скоро-
стями около постоянных осей, то образовалось бы столько же
вихрей, уходящих в бесконечность. Ибо по той же причине, как
и в том случае, когда он один, каждый отдельный шар распро-
страняет свое движение до бесконечности, вследствие чего каж-
дая часть беспредельной жидкости совершает то движение, кото-
рое происходит от совокупного действия всех шаров. Поэтому
вихри не будут ограничиваться некоторыми известными преде-
лами, но постепенно будут проникать друг в друга, шары же
вследствие действия вихрей друг на друга будут постоянно пере-
мещаться из занимаемых ими мест ...и не иначе могут сохранять
некоторое определенное друг относительно друга положение, как
будучи удерживаемы некоторою силою»113.
Применительно к космической или астрономической действи-
тельности этот вывод означает, что в гипотезе вихрей система,
подобная Солнечной, была бы лишена постоянства и устойчиво-
сти. Она бы распалась, если бы не «тормозящее действие» неко-
торой—не принимаемой в расчет механизмом вихря—силы. Даже
меньшая система, состоящая лишь из одной планеты и спутника,
пе была бы устойчивой, отсутствуй такая сила. Кроме того, по-
скольку движение непрерывно передается вращающимися шара-
ми окружающей его жидкости и поскольку они не могут сообщать
движения, не теряя его в той же пропорции, это заданное движе-
ние 1) «иссякнет и затеряется в беспредельном пространстве»;
2) если шары не будут непрерывно получать нового движения
от некоторого «активного начала», их движение «будет постепен-
но ослабевать», и так, что впхри «в конце концов станут полно-
стью неподвижными». Результат очень важен, так как показы-
вает, что концепция вихрей несовместима с принципом сохране-
ния движения, в который верили картезианцы, но не верил
Ньютон. Кроме того, результат Ньютона показывает, что теория
вихрей предполагает непрерывное возмещение «потери» некото-
рым «активным началом», т. е. предполагает наличие некоторой
вещи, в которую Ньютон верил, а картезианцы не верили.
До сих пор Ньютон рассматривал один случай единственной
системы вихрей в бесконечном пространстве. Но в картезиан-
ской системе мпра имеется не одно какое-то данное количество
таких систем, но бесконечное — или неопределенное — число;
каждая звезда является одной из таких систем, которые, так
сказать, объемлют одна другую и тем самым взаимно препятст-
вуют каждая расширению другой. Эта концепция ложна сама по
себе: пределы системы вихрей не будут оставаться стабильными,
а сами вихри разделенными, но смешаются друг с другом. Не-
смотря на это, отдельный случай конечного вихря, т. е. «враща-
тельного движения», имеющего место в ограниченном и замкну-
том пространстве, отличен от случая вихря, который может
произвольно распространяться до бесконечности. Итак, Ньютон
принимается за его исследование, не упоминая, однако — как это
только что сделал я, — о несостоятельности картезианской кон-
цепции, т. е. концепции «ограничивающих» друг друга вихрей;
наоборот, он замещает ее безусловно возможным и даже эмпири-
чески осуществимым движением жидкости в сферическом сосу-
де. Результат довольно удивителен: «фактор замкнутости» не ме-
няет поведения жидкости, и «времена их обращений станут про-
порциональными квадратам (кубам) пх расстояний до центра
вихря. Никакое другое строение вихря не может оставаться по-
стоянным » 4.
Но «если форма сосуда не сферическая, то частицы будут
двигаться по линиям не круговым, а соответствующим форме со-
суда, и времена обращений будут приблизительно пропорцио-
нальны квадратам (кубам) средних расстояний от центра. В тех
местах между центром и обводом, где пространство шире, движе-
ние будет медленнее, где уже — быстрее» 115.
Это относится к движению самих вихрей; что же касается
движения плавающих в них или переносимых ими тел, следует
различать случай, когда тела обладают той же плотностью, что и
«вращающаяся в вихре жидкость», и случай, когда их плотность
более или менее отличается от плотности последней. В самом
234 235
деле, тела будут двигаться по замкнутой орбите только в первом
случае (одинаковые плотности): «Твердое тело, когда плотность
его равна плотности вещества вихря, движется одинаковым об-
разом с частями вихря, находясь в покое по отношению к веще-
ству вихря, непосредственно окружающему это тело» И6.
И обратно, если «переносимое вихрем» тело вращается по
одной и той же орбите, оно должно обладать одинаковой с вих-
рем плотностью. В самом деле, в этом случае тело должно «об-
ращаться по тому же закону, что и частицы жидкости, одинаково
удаленные от центра вихря». Следовательно, оно будет находить-
ся в покое относительно переносящей его жидкости. «Если вихрь
повсюду одинаковой плотности, то то же самое тело может об-
ращаться на любом расстоянии от центра...
Если же тело большей плотности, то оно сильнее будет вы-
нуждаться удалиться от центра, нежели прежде, поэтому, превоз-
могая ту силу вихря, которою оно раньше удерживалось как бы
в равновесии на своей орбите, оно. удалится от центра и при
своем обращении опишет спираль, а вновь по своей прежней
орбите не пойдет. Если же плотность тела меньше, то таким же
рассуждением показывается, что тело приблизится к центру. Та-
ким образом, тело не будет двигаться по той же самой замкнутой
орбите, если только плотность его не одинакова с плотностью
жидкости» п7.
Если мы перепишем эти выводы в космологических терми-
нах, то это означает, что Земля и планеты смогут переноситься
вокруг Солнца его вихрем лишь в том случае, если они будут
той же плотности, что и материя межпланетных пространств.
Это представляется весомым возражением против гипотезы
вихрей. Ньютон, однако, не использует его. Быть может, потому,
что различие плотностей — вещь, совершенно невозможная в
картезианском мире (позднее Ньютон объясняет и развивает эту
идею в своей рукописи MC 4003); действительно, эта невозмож-
ность послужит ему основой для всей критики, направленной
против отождествления Декартом протяженности и материи. Од-
нако, как бы то ни было, чтобы отбросить гипотезу вихрей, Нью-
тон выдвигает чисто астрономический довод: эта гипотеза проти-
воречит законам Кеплера. Ньютон заявляет: «Я старался иссле-
довать свойства вихрей в этом предложении, чтобы испробовать,
могут ли небесные явления быть объяснены вихрями. Ибо су-
ществует то явление, что времена оборотов планет, обращающих-
ся вокруг Юпитера, находятся в полукубическом отношении к
их расстояниям до его центра; то же самое отношение имеет ме-
сто и для планет, обращающихся вокруг Солнца. ...Следовательно,
если только эти планеты несутся вихрями, вращающимися около
Юпитера и около Солнца, то и эти вихри должны вращаться по
таким же законам. Но времена обращения частей вихря оказы-
ваются пропорциональными квадратам (кубам) расстояний, и это
отношение не... может уменьшиться и привестись к полукубиче-
скому... Если же вихри, по мне-
нию некоторых, движутся близ
центра скорее, затем до некоторо-
го предела медленнее, затем опять
быстрее до окружности, то не мо-
жет быть получено ни полукубп-
ческое, ни какое иное определен-
ное отношение» ш.
Нанеся этот удар Декарту
(«мнение некоторых» — это как раз
мнение Декарта), Ньютон заключа-
ет: «Пусть философы (читай —
картезианцы) сами посмотрят, при
каком условии может быть объяс-
нено вихрями явление, заключаю-
щееся в существовании указанно-
го полукубического отношения».
По сути дела, в гипотезе вихрей не только времена обращения
планет, но также и скорости, с которыми они движутся по своим
орбитам, будут совершенно различными, такими, какими они
должны быть согласно Кеплеру и какими они в действительно-
сти являются.
«Поучение. Отсюда следует, что планеты не могут быть пе-
реносимы материальными вихрями. Планеты, согласно второй
гипотезе Коперника, обращаются около Солнца по эллипсам, фо-
кус которых находится в центре Солнца, и описывают проведен-
ными к нему радиусами площади, пропорциональные временам,
части же вихря не могут обращаться таким образом119. Пусть
AD, BE, CF (рис.) представляют три орбиты, описанные во-
круг Солнца S, и пусть внешняя из них CF есть круг, концентрич-
ный с Солнцем, для двух же внутренних А. и В пусть будут афе-
лиями, D и E — перигелиями. Следовательно, тело, обращающееся
по орбите CF, описывая проведенным к центру радиусом площа-
ди, пропорциональные времени, движется равномерно. Тело же,
обращающееся по орбите BE, движется медленнее близ афелия В
и быстрее близ перигелия Е, что согласно с законами астроно-
мии; по законам же механики вещество должно двигаться быст-
рее в более узком пространстве между А и С, нежели в более
широком между D и F, т. е. быстрее в афелии, нежели в пери-
гелии. Одно другому противоречит... Таким образом, гипотеза
вихрей совершенно противоречит астрономическим явлениям и
приводит не столько к объяснению движений небесных тел,
сколько к их запутыванию. Способ, которым эти движения совер-
шаются на самом деле, без вихрей, в свободных пространствах,
можно понять по первой книге, подробнее же он рассматривается
в изложении системы мира (в Книге III)» 12°.
«Без вихрей ...в свободных пространствах...» Действительно,
в обеих книгах — третьей, где описана «Система мира», и первой,
236 237
где развиты фундаментальные теории рациональной механики,—
постулируется существование свободных, или пустых, прост
ранств. В третьей книге это сделано явно, в первой — неявно:
когда при изучении движения тел не учитывается среда, в кото-
рой такие движения происходят. Такое неявное заключение по-
будило также к тому, чтобы из определений — в которых утвер-
ждалась реальность абсолютного пространства, абсолютного вре-
мени и абсолютного движения, поскольку они отличаются от
относительного времени, относительного пространства и относи-
тельного движения и противоположны им, — были исключены
вихри. Это заключение, разумеется, было немедленно воспринято
современниками Ньютона. Думаю, что процитированные мною
тексты из рукописи также побудили и нас немедленно воспри-
нять его. Я, однако, хотел бы процитировать их:
«Абсолютное, истинное, математическое время само по себе в
по самой своей сущности, без всякого отношения к чему-либо
внешнему, протекает равномерно и иначе называется длитель-
ностью.
Относительное, кажущееся или обыденное время есть или точ-
ная, или изменчивая, постигаемая чувствами внешняя, совершае-
мая при посредстве какого-либо движения мера продолжитель-
ности, употребляемая в обыденной жизни вместо истинного ма-
тематического времени, как-то: час, день, месяц, год» ш.
Иначе говоря, время не есть мера (число) движения, как его
определяла схоластическая традиция; оно не является также
длительностью вещей, их совокупностью бытия, как определял его
Декарт. Время по своей собственной природе независимо от всего
«внешнего», т. е. от того, существует либо не существует мир 122.
Если бы не было мира, время и длительность продолжали бы еще
существовать 123. Длительность чего? Ньютон нам этого не говорит,
но ответ известен: длительность бога. Однако это время, эта дли-
тельность — Ньютон со времен своей юности несколько поутратил
тогдашние свои энтузиазм и веру — не есть наша длительность
или наше время. Наше время и наша длительность суть лишь
чувственные, относительные, несовершенные меры неизменного
и равномерного течения «абсолютного, истинного и математиче-
ского времени». Даже астрономическое время, посредством кото-
рого мы исправляем наши измерения обычного времени, есть не
более чем приближение. В действительности время измеряется
движением. Но «возможно, что не существует (в природе) такого
равномерного движения, которым время могло бы измеряться с
совершенной точностью. Все движения могут ускоряться или за-
медляться, течение же абсолютного времени изменяться не мо-
жет. Длительность или продолжительность существования вещей
одна и та же, быстры ли движения, по которым измеряется вре-
мя, медленны ли, или их совсем нет, поэтому она надлежащим
образом и отличается от своей, доступной чувствам, меры»т.
238
Как и время, пространство не связано прямо и существенным
образом с миром, или материей. Очевидно, мир существует в
пространстве, как и во времени; но если бы не было мира, про-
странство все-таки было бы. В цитированной мною рукописи
Ньютон сообщает, что это было бы: это было бы пространство
бога. Думать так он еще думает, но уже не говорит: он называет
пространство абсолютным. Верно, что абсолютное пространство
не дано нам прямо; в своем восприятии мы воспринимаем толь-
ко тела, и именно по отношению к телам — подвижным телам —
мы определяем наше пространство или наши пространства. Одна-
ко было бы ошибкой признавать, что" наши относительные, по-
движные «пространства» возможны лишь в неподвижном прост-
ранстве. Ньютон пишет об этом так:
«Абсолютное пространство по самой своей сущности безотно-
сительно к чему бы то ни было внешнему остается всегда одина-
ковым и подвижным.
Относительное есть его мера или какая-либо ограниченная по-
движная часть, которая определяется нашими чувствами по по-
ложению его относительно некоторых тел» 125.
Еще один шаг вперед: тела находятся в пространстве, т. е.
обладают местами, или находятся в местах, которые они запол-
няют, или занимают. Но «место есть часть пространства, зани-
маемая телом, и по отношению к пространству бывает или абсо-
лютным, или относительным. Я говорю «часть пространства», а
не положение тела и не объемлющая его поверхность» 126, как
это определяли Декарт или схоласты. Тела находятся в местах;
но они в них не остаются; они движутся, т. е. меняют места —
места, но не свое положение среди других тел или по отношению
к ним, как утверждал Декарт. Итак, поскольку имеется два ви-
да мест, постольку и вследствие этого имеется два вида дви-
жений.
«Абсолютное движение есть перемещение тела из одного аб-
солютного его места в другое, относительное — из относительного
в относительное же. Так, на корабле, идущем под парусами, от-
носительное место тела есть та часть корабля, в которой тело
находится, например, та часть трюма, которая заполнена телом
и которая, следовательно, движется вместе с кораблем. Относи-
тельный покой есть пребывание тела в той же самой области
корабля или в той же самой части его трюма.
Истинный покой есть пребывание тела в той же самой части
того неподвижного пространства, в котором движется корабль
«о всем в нем находящимся... Как неизменен порядок частей вре-
мени, так неизменен и порядок частей пространства. Если бы
они переместились из своих мест, то они продвинулись бы, так
сказать, в самих себя, ибо время и пространство составляют как
-бы вместилища самих себя и всего существующего. Во времени
239
все располагается в смысле порядка следования, в пространстве —
в смысле порядка положения127. По самой своей сущности они
суть места, приписывать же первичным местам движенце нелепо.
Вот эти-то места и суть места абсолютные, и только перемещения
из этих мест составляют абсолютные движения» 128.
Мы помним, с какой силой Ньютон упрекал Декарта в том,
что тот полагал все движения только относительными, чиня тем
самым помеху определению истинных мест и истинных движе-
ний небесных тел; такое определение является почти невозмож-
ным — по крайней мере для нас: мы не можем прямо соотносить
движение с абсолютными местами.
«Однако совершенно невозможно ни видеть, ни как-нибудь
иначе различить при помощи наших чувств отдельные частп
этого пространства одну от другой, и вместо них приходится об-
ращаться к измерениям, которые доступны чувствам. По положе-
ниям и расстояниям предметов от какого-либо тела, принимае-
мого за неподвижное, определяем места вообще, затем и о всех
движениях судим по отношению к этим местам, рассматривая
тела лишь как переносящиеся по ним. Таким образом вместо
абсолютных мест и движений пользуются относительными»ш.
Отсюда не следует, что в повседневной практике существуют
какие-либо помехи. «Однако, — Ньютон не изменил своему ста-
рому идеалу, — в философских исследованиях мы вынуждены
были бы отвлекаться от наших чувств и рассматривать вещи
сами по себе, помимо того, что является лишь чувственными
мерами». Но мы не можем этого сделать, относя все движения к
телу, находящемуся в абсолютном покое. «Может оказаться, что
в действительности не существует покоящегося тела, к которому
можно было бы относить места и движения прочих». И даже
случись «в области неподвижных звезд, а может быть, и много
далее» 13° такое тело, о нем невозможно было бы узнать, исходя
из положения тел в нашей области.
Таким образом, мы не можем определить абсолютное движе-
ние как движение относительно находящегося в абсолютном по-
кое тела; и в то же время мы не можем, как это делает Декарт.
отказаться от идеи абсолютного движения. Следовательно, мьт
должны признать, что «полные абсолютные движения могут
быть определены не иначе как при помощи мест неподвижных,
почему я и относил их выше к местам неподвижным, относитель-
ные же движения — к местам подвижным. Места же неподвиж-
ны не иначе, как если они из вечности в вечность сохраняют
постоянные взаимные положения и, следовательно, остаются
всегда неподвижными и образуют то, что я называю неподвиж-
ным пространством» ш.
«Из вечности в вечность сохраняют... положения...» Как ви-
дим, Ньютон отмечает не пространственную, а временную бес-
конечность. «Из вечности в вечность» означает из бесконечного!
прошлого в бесконечное будущее, сквозь все бесконечное тече-
ние абсолютного времени. Мы вновь пришли к природе простран-
ства, как она описана в рукописи.
И еще: как мы можем определить движение по отношению
к неподвижным местам? На деле ответ уже известен — через по-
средство эффектов движения или его причин: «Причины проис-
хождения, которыми различаются истинные и кажущиеся движе-
ния, суть те силы, к о т о р ы е надо к т е л а м прило-
жить, ч т о б ы п р о и з в е с т и э т о д в и ж е н и е * 1 3 2 . К телу
необходимо приложить силу, чтобы произвести или изменить его
состояние абсолютного движения; чтобы произвести относитель-
ное движение, нам нет необходимости этого делать; вместо этого
мы можем приложить силу к другим телам. В то же время абсо-
лютное движение производит эффекты, которых относительное
движение не производит, по крайней мере в одном случае — в
случае кругового движения:
«Проявления, которыми различаются абсолютное и относитель-
ное движения, с о с т о я т в с и л а х с т р е м л е н и я у д а л и т ь -
ся от оси в р а щ а т е л ь н о г о д в и ж е н и я , ибо в чисто от-
носительном вращательном движении эти силы равны нулю, в
истинном же и абсолютном они больше или меньше, сообразно
количеству движения» 133.
Так, в известном ньютоновском опыте с сосудом, который вра-
щается, «будучи подвешенным на длинной нити», и в котором,
«вода принимает впалую форму», такое действие производит
именно абсолютное движение этой воды, а не ее относительное
движение, т. е. движение относительно стенок сосуда или отно-
сительно окружающих тел (как определял Декарт, истинное, или
«философское», движение). Измерив эти силы, мы можем также
определить одновременно направление и абсолютную скорость
кругового движения, потому что «истинное круговое движение
какого-либо тела может быть лишь одно в полном соответствии
с силою стремления его от оси, относительных же движений в
зависимости от того, к чему они относятся, тело может иметь
бесчисленное множество; но независимо от этих отношений эти
движения совершенно не сопровождаются истинными проявле-
ниями. ...Поэтому в тех системах мира, в которых предполагает-
ся, что наши небесные сферы обращаются внутри сферы непо-
движных звезд и несут с собою планеты, окажется, что отдель-
ные части этих сфер и планеты, покоящиеся относительно этих
сфер, на самом деле движутся, ибо они меняют относительное
положение... вместе с тем они участвуют в общем движении не-
сущих их сфер и, значит, как части вращающегося целого, стре-
мятся отдалиться от оси» 134.
Таким образом, абсолютное движение выходит победителем
в споре, а вместе с ним и абсолютное пространство, причем по-
следнее, взятое как таковое, без поддержки существенного отно-
шения с содержащимися в нем телами, может, следовательно,
240 16 А. Койре 241
быть свободным. Но является ли оно таковым? Ответ нам дает
третья книга «Начал».
В этой книге, где Ньютон описывает «систему мира», т. е.
. систему движения планет, которые «показывают» действие силы
тяготения и взаимно объясняются ею, он усиливает уже употреб-
ленный им в рукописи аргумент, заявляя, что если бы все прост-
ранства были заполнены в равной мере, как это должно быть
согласно Декарту, то все тела были бы равной плотности, что
является абсурдом 135. Ясно, что количество материи в некотором
заданном пространстве может быть разреженным, и даже чрез-
вычайно; если бы материя не могла быть таковой, движение
планет встречало бы сильное сопротивление, но в действитель-
ности планеты и кометы почти не встречают его. «Если количе-
ство материи может быть уменьшено посредством разрежения,
что мешает тому, чтобы оно уменьшилось до бесконечности?» Тем
самым необходимым образом задается вакуум.
Десять лет спустя в одном из «Вопросов» приложения к ла-
тинскому изданию «Оптики» Ньютон высказывается более явно:
«Против заполнения неба жидкими средами, если только они
не чрезвычайно разрежены, возникает большое сомнение в связи
с правильными и весьма длительными движениями планет и ко-
мет по всякого рода путям в небесном пространстве. Ибо отсюда
ясно, что небесное пространство лишено всякого заметного со-
противления, а следовательно, и всякой ощутимой материи... сле-
довательно, если бы небеса были столь же плотны, как вода, они
не имели бы значительно меньшего сопротивления, чем вода;
если бы они были плотны, как ртуть, они не имели бы сопротив-
ления значительно меньшего, чем у ртути; если бы они были
абсолютно плотны или наполнены материей без всякого вакуу-
ма, они имели бы сопротивление больше, чем у ртути, хотя бы
материя была тоньше и текучее всякой другой» 136.
Таким образом, в небесах не может быть никакой непрерыв-
ной материи; вероятно, там могут быть очень тонкие «пары» или
чрезвычайно разреженная среда, но никак не густая, картезиан-
ская жидкость. Такая жидкость «бесполезна для объяснения яв^
лений природы, — движения планет и комет лучше объясняются
без нее. Она служила бы только для возмущения и замедления
движений этих больших тел и ослабления мироздания... И по-
скольку она бесполезна... постольку нет доказательств ее сущест-
вования, и поэтому она должна быть отброшена».
Это, однако, не все. Имеются более глубокие, философские
резоны для того, чтобы отбросить эту среду: «За то, чтобы от-
бросить такую среду, мы имеем авторитет тех древнейших и наи-
более знаменитых философов Греции и Финикии, которые при-
няли вакуум, и атомы, и тяготение атомов как первые принципы
своей философии, приписывая, молчаливо, тяжесть некоторой
иной причине, а не плотной материи. Позднейшие философы
изгнали воззрение о такой причине из натуральной философии,
измышляя гипотезы для механического объяснения всех вещей-
и относя другие причины в метафизику» 137.
Таким образом, мы видим, что антикартезианство Ньютона не
является чисто научным, оно также носит религиозный харак-
тер; картезианство — это материализм, который изгоняет из на-
туральной философии все теологические соображения, сводит все
вещи к слепой необходимости 138 и который, очевидно, не может
объяснить разнообразие Вселенной и план ее строения, «между
тем как главная обязанность натуральной философии — делать
заключения из явлений, не измышляя гипотез, и выводить при-
чины из действий до тех пор, пока мы не придем к самой первой
причине, конечно не механической». Следовательно, «не должно-
философии ...полагать, что мир мог возникнуть из хаоса только по-
законам природы...» 139.
Картезианцы изгнали из природы все нематериальные силы,,
тогда как в действительности имеются действующие «активные
начала», которые не могут быть полностью сведены к материаль-
ным силам; главная из них — сила тяготения, что уже увидели
древние философы Халдеи и Греции. Эти активные начала прямо
проистекают от «могущественного, вечного агента; пребывая
всюду, он более способен своею волей двигать тела внутри своего
безграничного чувствилища и благодаря этому образовывать и
преобразовывать части Вселенной, чем мы посредством нашей
воли можем двигать части наших собственных тел» 14°.
Несколько лет спустя Ньютон становится еще более откровен-
ным, будучи, несомненно, обеспокоенным продолжающейся оппо-
зицией картезианцев, к которым, забыв на время о собственной
неприязни к Декарту, в борьбе против общего врага присоеди-
нил свои силы Лейбниц. Так, в третьем из своих «Правил фило-
софствования», которое во втором издании «Начал» Ньютон при-
соединил к двум «Гипотезам» первого издания, названным им
тогда также «Правилами» (остальные «Гипотезы» первого изда-
ния стали «Явлениями»), он настаивает на «опытном», эмпири-
ческом характере натуральной философии и в «Общем поучении»
провозглашает свое знаменитое осуждение гипотез — «гипотез не
измышляю» ш, — которым нет места в экспериментальной фило-
софии: «Понятно, что в противоположность ряду опытов не сле-
дует измышлять на авось каких-либо бредней» 142, и наряду с про-
тяженностью он перечисляет «твердость, непроницаемость, по-
движность и инерцию» в качестве существенных свойств материп,
столь же присущих целым телам, сколь и мельчайшим частицам
тел. И, все еще отрицая, что сила тяжести присуща телам, он
тем не менее утверждает, что их взаимное всемирное тяготение
более достоверно, чем их протяженность, так как тяготение выво-
дится посредством индукции, исходя из явлений, а доводы индук-
ции не должны быть оставлены в пользу гипотез. Чьих гипотез?
Разумеется, гипотез картезианцев, с их упором на ясные и отчет-
ливые врожденные идеи. Действительно, в пятом, неопублико-
242 16* 243
ванном «Правиле» совершенно ясно говорится: «Все, что не про-
истекает из самих вещей, либо через посредство внешних чувств,
либо через восприятие размышлений, должно рассматриваться
как гипотезы. Таким образом, я чувствую, что я мыслю, что не
могло бы быть, если бы я одновременно не чувствовал, что я су-
ществую. Но я не чувствую, чтобы какая-нибудь идея была
«рожденной» 143.
Знаменитое «Общее поучение», любопытная смесь того, что
мы сегодня именуем чисто научными рассуждениями и рассуж-
дениями чисто метафизическими — в конце концов, Ньютонова
наука является еще натуральной философией, — начинается с
его инвективы, что «гипотеза вихрей подавляется многими труд-
ностями» 144, важнейшая из которых состоит в том, что, согласно
гипотезе вихрей, периоды обращения планет, так же как и дви-
жения их спутников, не подчиняются законам Кеплера. Что ка-
сается комет, движение которых является «вполне правильным»
и «следует тем же законам, что и движение планет», то их дви-
жение никак не может быть объяснено посредством гипотезы
вихрей, так как «кометы переносятся по весьма эксцентрическим
орбитам во всех областях неба, чего быть не может, если только
вихри не уничтожить».
Это что касается вихрей. Что же касается отождествления
протяженности с материей и отрицания пустоты, то «тела, бро-
шенные в нашем воздухе, испытывают единственно только сопро-
тивление воздуха. Когда воздух удален, как, например, в Бойле-
вой пустоте, сопротивление прекращается, так что нежнейшее
перышко и кусочек золота падают в этой пустоте с одинаковой
скоростью. Таковы же условия и в небесных пространствах, ко-
торые находятся над земною атмосферою» 145.
Эти пространства не сопротивляются движению планет и, сле-
довательно, должны быть пустыми. Кроме того, картезианская
идея, что хорошо упорядоченная система мира могла бы быть
результатом простых механических причин, абсурдна.
«Такое изящнейшее соединение Солнца, планет и комет не
могло произойти иначе, как по намерению и власти могущест-
венного и премудрого существа», и не только эта система, но и вся
бесконечная Вселенная в целом, в которой «все они ...построены
по одинаковому намерению [и] подчинены власти Единого: в
особенности приняв в соображение, что ...Вседержитель (Пан-
тократор, что означает Повелитель Вселенной) ...Бог вели-
чайший есть существо вечное, бесконечное, вполне совершен-
ное...».
И не только это: бесконечное и вполне совершенное сущест-
во не есть бог. Так, Ньютон пишет: «Истинный бог есть бог жи-
вой, премудрый и всемогущий... Он вечен и бесконечен, всемогущ
и всеведущ».
Все это, разумеется, вполне соответствует традиции. Ньютон,
однако, добавляет: «Он существует из вечности в вечность и пре-
244
бывает из бесконечности в бесконечность». Невозможно — по
крайней мере мне так кажется — не соотнести это добавление с
текстами, где выражаются убеждения молодого Ньютона, и не
увидеть там отбрасывание Декартова бога 146, который для Нью-
тона отсутствует в мире, так же как, отныне ? впредь, отсутст-
вует бог Лейбница147. Это, в частности, так, когда мы читаем,
что бог «не есть вечность или бесконечность, но он вечен и бес-
конечен». Действительно, для Ньютона он не вечен в отрицатель-
ном смысле слова, но неизбывен (sempiternel)148, т. е. не сущест-
вует над временем, а есть «существующий» всегда и повсеместно.
«Он не есть продолжительность или пространство, по продол-
жает быть и всюду пребывает. Он продолжает быть всегда и
присутствует всюду, всегда и везде существуя; он установил про-
странство ? продолжительность. Так как любая частица прост-
ранства существует всегда и любое неделимое мгновение дли-
тельности существует везде, то несомненно, что творец и власти-
тель всех вещей не пребывает где-либо и когда-либо, [а всегда и
•везде]» 149.
Вспоминается, как молодой Ньютон настаивал на присутст-
вии бога в мире; с тех пор, как представляется, он остался верен
этой идее. Так, он говорит, что бог «вездесущ не только по свой-
ству, т. е. виртуально (как у Декарта), но по самой сущности,
т. е. субстанционально, ибо свойство не может существовать без
сущности» 15°. В нем все содержится и все вообще движется, но
•без действия друг на друга. Бог не испытывает воздействия
движущихся тел, движущиеся тела не испытывают сопротивления
вездесущего бога.
Странное утверждение: Ньютон наверняка знал, знал не хуже
нашего, что вездесущность бога никогда никем не мыслилась
как препятствие движению тел. Однако он пишет это. Утвержде-
ние, быть может, даже не столь странное, сколь раскрывающее
способ, каким Ньютон осмысливает субстанциональное присутст-
вие бога в этом мире: «Признано, что необходимо существование
внешнего божества, поэтому необходимо, чтобы он был всегда
и везде».
Всегда и везде, т. е. в бесконечном времени и вечном прост-
ранстве, существование которого, следовательно, столь же необ-
ходимо, сколь и существование бога; больше того, необходимо
также для существования бога, который не может быть иначе,
как всегда и всюду: именно в этом пространстве, пространстве
абсолютном, бог (а не слепая «метафизическая необходимость,
которая всегда и везде одинакова», следовательно, бессильна про-
извести «какое-либо разнообразие») творит мир, т. е. творит его
из твердых, непроницаемых, пассивных и инертных частиц. Он
действует на них посредством «электрического и эластичного ду-
ха» 151 — который, как представляется, теперь производит все яв-
ления на малых расстояниях, таких, как притяжение и отталки-
вание частиц, отражение и преломление света ш, — и посредст-
245
вом силы тяготения, распространяющейся на безграничные
расстояния 153.
«Гипотезам же метафизическим», говорит Ньютон, «не место
в экспериментальной философии». Представляется, однако, яс-
ным, что метафизические убеждения играют или по крайней мере
играли важную роль в философии сэра Исаака Ньютона. Приня-
тие им двух абсолютов — пространства и времени — позволило ему
сформулировать три фундаментальных закона движения, так же
как его вера в вездесущего и повсюду действующего бога позво-
лила ему преодолеть одновременно плоский эмпиризм Бойля и
Гуна и узкий рационализм Декарта, отказаться от механических
объяснений и (хотя он сам отбросил всякое действие на расстоя-
нии) позволила построить свой мир как систему сил, для кото-
рых натуральная философия должна была установить математи-
ческие законы, установить посредством индукции, а не с помощью
чистой спекуляции. И все это потому, что наш мир был создан
посредством одной только воли божьей. Следовательно, мы не
должны предписывать богу его действие, а лишь открыть то, что
он создал.
Вера в творение в качестве заднего плана эмпирико-матема-
тической науки — не странно ли это? Но пути человеческой мыс-
ли в поисках истины действительно очень странны. Продвижение
мысли к истине происходит не по прямой. Вот почему история
этих поисков столь же интересна, сколь и захватывающа; или,
если прибегнуть к выражению Кеплера, который это хорошо
знал, «не менее достойны удивления случаи, до которых люди
доходят в познании небесных вещей, чем сама природа этих
вещей».
ПРИМЕЧАНИЯ
1 К о у г e A. Newton et Descartes. — In: К о у г в A Etudes newtoniennes
Paris, Gallimard. 1968, p. 85—155.
2 См.. например: F o n t e n e l l e В. Eloge de M-r Newton. — In: Histoire
de lAcademie Royale des Sciences, annee 1727. Paris, de lImprimerie Royale,
1729. p. 151—172; английский перевод: The Elogium of Sir Isaac Newton...
London. 1728. p. 15 ff.—был переиздан с очень интересным введением
Ч. Джпллиспп «Фонтенель и Ньютон» И. Коэном (см.: Isaac Newtons Papers
and Letters on Natural Philosophy. Cambridge, Massachusetts, Harvard University
Press. 1958, p. 457 ff.): «Отношения, связывавшие этих двух великих
людей, противоположность между которыми столь велика, имеют большое
значение. Оба они были гениями первого ранга, рожденными для господства
над другими умами ? для основания империй; будучи превосходными гео-
метрами, оба видели необходимость перенесения геометрии в физику; оба
основали своп физики на геометриях, каждая из которых была почти це-
ликом их собственным творением. Но один, совершив дерзкий взлет, захотел
поместиться в истоке всего, захотел овладеть первоначалами посредством
нескольких ясных и фундаментальных идей, чтобы оттуда лишь нисходить
к явлеипям природы как к необходимым следствиям. Другой, более робкий
или скромный, начал свой путь с опоры на явления с тем, чтобы от них
подняться до неизвестных начал, полный решимости принять в качестве
допустимых все вытекающие из них следствия. Один исходит из того, что
246
ясно понимает, чтобы отыскать причину того, что видит; другой исходит из
того, что видит, чтобы отыскать его причину, будь она ясной либо темной.
Очевидные начала не всегда приводят одного к явлениям как таковым; дру-
гого явления не всегда приводят к достаточно ясным началам. Пределы, ко-
торые могут на двух столь противоположных путях остановить такого рода
людей, суть не пределы их собственного ума, это — пределы человеческого
ума вообще». 3 Так, искусственные спутники Земли являются первым эксперименталь-
ным доказательством ньютоновских теорий в космическом масштабе. 4 Даже те, кто, подобно Гюйгенсу и Лейбницу, отвергали некоторые из
фундаментальных положений Декарта — такие, как отождествление протя-
женности и материи, сохранение движения, — следовательно, те, которые
считали себя некартезианцами (Гюйгенс) или аптикартезианцами (Лейб-
ниц), находились под очень глубоким влиянием Декарта и принимали его
идеал чисто механистической науки (см.: M o u у P. Le Developpement de la
Physique cartesienne, 1646—1712. Paris, Vrin, 1934). 5 Даже в Англии влияние Декарта было очень большим благодаря пре-
восходной книге Жака Pop «Физический трактат» (R o h a u 11 J. Traite de
Physique. Paris, 1671, 12-e ed. 1708), переведенной на латинский язык Теофи-
лом Боне и опубликованной в Женеве в 1674 г. С. Кларк сделал ловкий ход,
использовав в качестве троянского коня книгу Роо, новый и улучшенный
латинский перевод которой был опубликован им в 1697 г. (4-е изд. 1718 г.;
мы в дальнейшем будем ссылаться на него), для того чтобы распространять
идеи Ньютона посредством «Примечаний» (начиная с 3-го изд., 1710 г., они
давались в качестве подстрочных), коренным образом противоречивших
тексту. Успех этой довольно необычной комбинации был столь большим,
что книга неоднократно переиздавалась (6-е, и последнее, издание появи-
лось в 1739 г.) и даже в 1723 г. была переведена на английский язык братом
С. Кларка Дж. Кларком (переиздания —1729 и 1735 гг.) под примечатель-
• ньш заголовком: «Система натуральной философии Роо, проиллюстрирован-
ная замечаниями д-ра Сэмюэла Кларка, в большинстве своем взятыми из
философии сэра Исаака Ньютона... переведенная на английский язык пре-
подобным доктором Джоном Кларком, пребендарием Кентерберийским», в
2 томах (London, James Knapton, 1723; в дальнейшем мы будем ссылаться
на это издание). На континенте «Физика» Роо появилась «с замечаниями
Антония Леграна» (Amsterdam, 1700); она была переиздана в Кельне в
1713 г. «с замечаниями Леграна и Кларка»; см.: No s k i n M. A. Mining All
Within: Clarkes Notes to Renaults "Traite de Physique". The Thomist, 24,
1961, p. 353—363. 6 «Оптика» Ньютона довольно легко и быстро получила известность: в
1720 г. она была переведена на французский язык Костом; второе издание,
«намного более правильное, чем первое», появилось в 1722 г. 7 Об истории этой борьбы и роли, которую сыграли в ней голландские
физики П. Мушенбрук и В. Дж. Гравесанд, с одной стороны, и П. Л. Мо-
пертюи, с другой, см.: В г u n e t P. Les Physiciens hollandais et la methode
experimentale en France au XVIII-e siecle. Paris, Blanchard, 1926; Idem.: LIntroduction
des theories de Newton en France au XVIII-e siecle. Paris, Blanchard,
1931; B r e w s t e r D. W. Memoirs of the Life Writings and Discoveries
of Sir Isaac Newton. Edinburg, 1855, vol. I, Ch. XII; R o s e n b e r g e r F.
Isaac Newton und seine physikalischen Principien. Leipzig, 1895, Buch I. Theil
[V, Kap. I: "Die erste Aufnahme der Principien der Naturlehre"; Dug a s R.
La Mecanique au XVIII-e siecle. Paris, Dunod, 1954. 8 См.: В о л ь т е р . Английские письма. — В: Хрестоматия по французско-
му материализму. Вып. I. Петроград, «Прибой», 1923, с. 26. (В парижском
издании 1909 г., на которое ссылается А, Койре, письма опубликованы под
заголовком «Философские письма», в то время как первоначально они увиде-
ли свет в Лондоне в 1723 г. под заголовком «Письма об английской нации»,
чем, вероятно, и объясняется выбор заголовка составителями цитируемой
нами «Хрестоматии». — Прим. перев.) О полной истории «Философских пи-
сем» Вольтера см. «Введение» Гюстава Лансона к упомянутому выше па-
247
рижскому изданию 1909 г. Согласно Декарту, Солнце и другие неподвижные
звезды оыли окружены гигантскими «жидкими» вихрями, составленными из
материи светящейся и материи светоносной, являющимися соответственно
«первым» и «вторым» элементами (см. ниже, прим. 24), в которых планеты,
наделенные меньшими собственными вихрями, наподобие плывущих по ре-
ке соломинок или щепок, передвигались с этими своими вихрями неким
одним большим вихрем вокруг центрального тела, в данном случае — во-
круг Солнца. Действию или противодействию этих вихрей, стремление каж-
дого из которых к расширению ограничивается соседними вихрями, Декарт
приписывает возникновение центростремительных сил, удерживающих пла-
неты иа их орбитах; аналогичным действием малых планетарных вихрей он
ооъясняет^ силу тяжести. Обычно недоброжелательный по отношению к Де-
карту, Лейбниц упрекает последнего в том, что тот «позаимствовал» у Ке-
плера концепцию вихрей, но «по своему обычаю» не признался в этом; см.:
Tentamen de motuum coelestium causis. — In: G e r h a r d С. J., ed Leibnizens
mathematische Schriften. Halle, 1860, VI, S. 148; P r e n a n t L. Sur les references
de Leibniz contre Descartes. — In: Archives Internationales dHistoire des
Sciences, 13, 1960, p. 95—97; Ai to n E. J. The Vortex Theory of Planetary
Motion. — In: Annals of Science, 13, 1957, p. 249—264; ibid. 14, 1958 p 132—
147, 157—172; The Cartesian Theory of Gravity. — Ibid., 15, 1959, p. 24—29;
The Celestial Mechanics of Leibniz.—Ibid. 16, 1960, p. 65—82. Сэр Эдмунд
Уиттекер ( W h i t t a k e r E. A History of the Theories of Aether and Electricity.
London, Nelson, 2nd ed., 1951; New York, Harper, 1960, II, p. 9, n. 2) под-
черкивает место картезианских вихрей в современных космологических
концепциях: «Любопытно представить, какое впечатление произвела бы спи-
ральная форма туманностей, если бы ее открыли до того, как отбросить кар-
тезианскую теорию вихрей». В то же время не может быть никакого сомне-
ния в аналогии между концепциями Фарадея, Гельмгольца и Максвелла,
целиком основанными на отрицании действия на расстоянии (см.: W h i t t а-
k e r E. Op. cit., I, p. 170 ff., p. 291 fl), и картезианскими концепциями,
в частности концепцией «малых вихрей» Мальбранша.
- В «Письме к г. де Мопертюп о Началах философии Ньютона» говорит-
ся: «Декарт почти не производил опыты; ...проделай он их, оп не установил
бы столь ложные законы движения; если бы даже он соблаговолил прочесть
своих современников, то не заставил бы кровь из лимфатических сосудов
кишечника следовать через печень — и это пятнадцать лет спустя после то-
го, как Азеллиус открыл истинный путь; ...Декарт не заметил ни законов
падения тел, ни новой картины мира, открытых Галилеем; не разгадал, как
Кеплер, законов движения звезд; не открыл, подобно Гюйгенсу, центробеж-
ные силы и законы маятника и т. д. С другой стороны, мы видим, как Нью-
тон с помощью геометрии и опыта открыл законы взаимного притяжения
всех тел. происхождения цветов, свойства света, законы сопротивления жид-
костей» ( V o l t a i r e . Lettre a M. de Maupertuis sur les Elements de la philosophie
de Newton. Oeuvres completes. Paris. Baudouin Freres, 1825. XLII p. 32—
33)
10 Обвинение в вводе в философию скрытых качеств тем более задело
Ньютона, что ужо с первых строк «Предисловия» к первому изданию «На-
чал» он писал: «Так как древние... придавали большое значение механике
при изучении природы, то и новейшие авторы, отбросив субстанции и скры-
тые свойства, стараются подчинить явления природы законам математики.
В этом сочинении имеется в виду тщательное развитие приложений мате-
матики к физике» (Ньютон И. Математические начала натуральной фи-
лософии. — В: Известия Николаевской морской академии. Петроград, 1916.
вып. IV, с. 1). В «Вопросе XXIII» латинского издания «Оптики» 1706 г. (во
2-м издании, 1717 г. это «Вопрос XXXI») Ньютон защищается, атакуя кар-
тезианцев на их собственной территории. Так, он пишет: «Части всех одно-
родных твердых тел, вполне прикасающиеся друг к другу, сцепляются очень
сильно вместе. Для объяснения некоторые изобрели атомы с крючками,
оставляя вопрос без ответа; другие (Декарт) говорят нам, что тела связаны
покоем, т. е. таинственным качеством или, скорее, ничем... Я бы скорее за-
248
<«лючил из сцепления частиц о том, что они притягивают одна другую неко-
торой силой, которая очень велика при непосредственном соприкосновении
и производит па малых расстояниях вышеупомянутые действия, но не про-
стирается со значительным действием на большие расстояния от частиц»
( Н ь ю т о н И. Оптика. М., 1954, с. 294—295). Немного ниже он говорит: «Мне
кажется, что эти частицы имеют не только vis inertiae, сопровождаемую те-
,-м.ж пассивными законами движения, которые естественно получаются от
этой силы, но также что они движутся некоторыми активными началами,
каково начало тяготения и начало, вызывающее брожение и сцепление тел.
Я не рассматриваю эти начала как таинственные качества, предположптель-
•во вытекающие пз особых форм вещей, но как общие законы природы, по-
- средством которых образовались самые г,ещп; истина их ясна нам из явле-
ний, хотя причины до сих пор не открыты. Ибо это — ясные качества, и
только причины их тайны. Последователи Аристотеля дают название скры-
тых качеств не явным качествам, по только таким, которые, как они пред-
полагают, кроются в телах и являются неизвестными причинами явных
•явлений. Таковы были бы причины тяготения, магнитных и электрических
притяжений и брожений, если бы мы предположили, что эти силы или дейст-
вия возникают от качеств, нам неизвестных, которые не могут быть откры-
•ты и стать явными. Такие скрытые качества останавливают преуспеяние
натуральной философии и поэтому отброшены за последние годы. Сказать,
что каждый род вещей наделен особым скрытым качеством, при помощи ко-
торого он действует и производит явные эффекты, — значит ничего не
•сказать. Но вывести два или три общих начала движения из явлений и пос-
ле этого изложить, каким образом свойства и действия всех телесных вещей
вытекают из этих явных начал, было бы очень важным шагом в философии,
хотя бы причины этих начал и не были еще открыты. Поэтому я. не сомне-
ваясь, предлагаю принципы движения, указанные выше, имеющие весьма
•общее значение, и оставляю причины их для дальнейшего исследования»
(там же, с. 304). 11 Как известно, Декарт и большое число картезианцев отрицали суще-
ствование пустоты, или вакуума, и, наоборот, утверждали, что протяжен-
ность и материя тождественны.
12 F о n t е n е 11 е В. Eloge. Paris, Michel Brunet, 1742, p. 338—339; С о-
iien I. В. Newtons Papers and Letters, p. 453 ff.; C a r r e J. M. La Philosophie
•de Fontenclle ou le sourire de la raison. Paris, Alcan, 1932.
13 См.: G i l b e r t W. De magnete, magnetisque corporibus et de magno
magnete tellure physiologia nova. London, 1600, p. 65 f f .
14 Объяснение" тяжести притяжением в качестве гипотезы было сформу-
лировано в 1636 г. Робервалем. Так, в письме Б. Паскаля и Роберваля к
•Ферма от 16 августа 1636 г. читаем:
«Ибо может статься, что тяжесть является качеством, которое заключе-
но в самом падающем теле; может быть, оно находится в другом теле, ко-
торое притягивает падающее тело, например в Земле. Может статься также—
и это весьма правдоподобно, — что тела соединяются в силу взаимного
притяжения или естественной склонности, как, к примеру, магнит и же-
лезо; если придержать магнит, а железу не чинить никаких препятствий,
то оно станет двигаться к нему [а] если придержать железо, то к нему дви-
•жется магнит; если же оба они свободны, то они взаимно сблизятся, та-
-ким, однако, образом, что более сильный из них проделает меньший путь
до встречи... Впрочем, мы не знаем, какая из этих трех возможных причин
тяжести является истинной, и мы даже ?? уверены, что такова одна из них.
ибо может статься, [что истинная причина состоит из двух других] или что
•{таковой причиной] будет иная... Что касается нас, то мы называем равно
или неравно тяжелыми те тела, которые соответственно обладают равной
или неравной силой устремляться к общему центру всех тяжелых вещей.
и то же тело считается имеющим тот же вес, если оно всегда обладает
такой же неизменной силой; если же эта сила увеличивается или уменьша-
ется, то, будь даже это тело одним и тем же, мы не считаем его обладаю-
щим тем же весом.Однако когда дело касается тел, которые удаляются
249
от центра или приближаются к нему, то это является как раз тем, что мы
очень желали бы знать; но, не найдя ничего, что удовлетворило бы нас в
этом отношении, мы оставляем этот вопрос нерешенным...» (ср.: B r u n -
s c h w i e g L., B o u t r o u x P., ed. Oeuvres de Biaise Pascal. Paris, Hachette,
1923, I, p. 178 ff.; T a n n e r y P., H e n r y Gh., ed. Oeuvres de Fermat. Paris,
1894, II, p. 36, p. 41).
Несколько лет спустя Роберваль опубликовал свою «Систему мира».
Чтобы избежать церковной цензуры, он издал ее как произведение Аристар-
ха Самосского, утверждая, что лишь выправил стиль плохой латинской вер-
сии арабского перевода книги, написанной греческим астрономом; поэтому
Роберваля нельзя было считать ответственным за взгляды автора, хотя он
и признавал, что система Аристарха представлялась ему наиболее простой
(см.: Aristarchi Samii de mundi systemate partibus et motibus ejusdem libellus.
Paris, 1644; книга воспроизведена Мерсенном в: Novarum observationum
physico-mathematicarum... tomus III. Quibus accessit Aristarchus Samius.
Paris, 1647).
В работе «Система мира» (с. 39) Роберваль утверждает, что каждая
часть заполняющей Вселенную (жидкой) материи наделена некоторым свой-
ством, или акциденцией, понуждающей все части соединяться и взаимно
притягиваться. В то же время он допускает, что, помимо этого всемирного
притяжения, имеются другие аналогичные силы, присущие каждой планете
(вещь, которую допускали также Коперник и Кеплер), которые их удержи-
вают и объясняют их сферическую форму..
Двадцатью годами позднее, в связи с обсуждением во Французской
Академии наук вопроса о причинах силы тяжести (см.: Debat de 1669 sur
le causes de la pesanteur.— In: H u y g e n s G. Oeuvres comletes. La Haye,
Martinus Nijhoff, 1937, XIX, p. 628—645), Роберваль 7 августа 1669 г. зачи-
тал мемуар (с. 628—630), в котором приблизительно воспроизвел содержание
своего письма к Ферма, утверждая, что имеется три возможных объяснения
силы тяжести и что, кроме того, наиболее простым является объяснение
через взаимное притяжение, или тенденцию, различных частей материи к
соединению. Любопытно, что в этом мемуаре он называет притяжение
«скрытым качеством».
Космология Роберваля, как она представлена в «Системе мира», явля-
ется чрезвычайно расплывчатой и запутанной. Декарт, разумеется, ее стро-
го осудил, а Ньютон очень был рассержен тем, что Лейбниц отождествлял
его концепции с концепциями Роберваля... Однако труд Роберваля интере-
сен с исторической точки зрения не только тем, что был первой попыткой
развить «систему мира», основанную на всемирном тяготении, но также и
тем, что в нем представлено несколько характеристических черт, или схем
объяснения, которые или по крайней мере аналоги которых позднее изуча-
лись Гуком и защищались Ньютоном и Лейбницем.
Так, согласно Робервалю, жидкая и прозрачная материя, заполняю-
щая — или составляющая — «великую систему мира», образует некую ог-
ромную, но конечную сферу, в центре которой находится Солнце. Солнце —
горячее и вращающееся тело — оказывает двойное действие на эту жидкую
материю: а) оно ее нагревает и тем самым разрежает; именно это разре-
жение и, как его следствие, расширение материи мира уравновешивают си-
лы взаимного притяжения различных ее частей и мешают им упасть на
Солнце. Это разрежение также наделяет сферу мира особой структурой;
плотность ее материи возрастает с возрастающим расстоянием от Солнца;
б) вращательное движение Солнца распространяется по всей сфере мира,
слои материи которой вращаются вокруг Солнца со скоростями, уменьшаю-
щимися пропорционально их расстоянию от Солнца. Планеты рассматрива-
ются как малые системы, аналогичные большой и плавающие или распо-
лагающиеся по отношению к Солнцу на расстояниях, соответствующих
плотностям, т. е. в областях, плотность которых равна их собственной плот-
ности; таким образом, они переносятся вокруг Солнца круговым движением
небесной материи, как это происходит с телами, плавающими во вращающем-
ся сосуде. Странно, но Роберваль, никогда не принимавший во внимание
центробежные силы, полагает, что эти тела будут описывать круговые тра-
ектории. 7
Роберваля никогда не изучали в той мере, в какой он этого заслужива-
.ет, большинство его трудов не опубликовано; см., однако, превосходную
работу: W a l k e r E. Study of the "Traite des indivisibles" of Gilles Personne
,de Roberval... Ne\v York, Bureau of Publications, Teachers College. Columbia
University, 1932, а также полупопулярную книгу: A u g e r L. Un Savant
meconnu: Gilles Personne de Roberval... Paris, Blanchard, 1962.
15 В о л ь т е р . Английские письма. — Цит. соч., с. 36. Цитируемый
библейский текст в оригинале читается так: «Доселе дойдешь и не прей-
дешь·» (Иов, 38, I). В своей трактовке философии Ньютона (письма XV и
XVI) Вольтер в основном следовал упомянутой выше (прим. 2) работе
-Фонтенеля, а также работам: P e m b e r t o n T. G. A View of Sir Isaac
.Newtons Philosophy. London, 1728; M a u p e r t u i s P. L. Discours sur les
differentes figures des astres ...avec une exposition abregee des systemes de
:M. Descartes & de M-r Newton. Paris, 1732. На деле именно под влиянием
Мопертюи Вольтер воспринял концепции Ньютона и в конце 1732 г. обра-
••тился к Мопертюи с просьбой прочесть рукопись его «Английских писем»
(см.: V o l t a i r e . Lettres philosophiques, ed. de Lanson, vol. 2, p. 8, 29). 0 Mo-
•пертюи см.: B r u n e t P. Maupertuis. Paris, Blanchard, 1929.
16 См.: В о л ь т е р . Английские письма. — Цит. соч., с. 35.
17 Там же, с. 29—30.
18 Там же. 19 Principes mathematiques de la philosophie naturelle, par feue Madame
la Marquise du Chastelet. Paris, 1756. p. VU. Согласно картезианским пред-
ставлениям, материя первоначально была разделена богом на кубики —
наиболее простые геометрические фигуры, на какие она могла быть разде-
лена, — и приведена в движение, или в «брожение», вследствие чего острые
углы кубиков стесались, а сами кубики превратились в маленькие шарики.
"Эти стесавшиеся осколки составили первый элемент, «брожение» которого
образует свет, передаваемый маленькими шариками «второго» элемента.
Кроме порождающих и передающих свет элементов, там еще имеется тре-
тий элемент, образованный соединением этих «отёсков» в крученые частицы,
имеющие витую или желобчатую форму, которые, с одной стороны, могут
вплестись в промежутки или щели между плотно спрессованными частица-
ми «второго» элемента, а с другой стороны, комбинируясь друг с другом,
могут таким образом формировать более значительные куски грубой мате-
рии, составляющей поверхность Земли и планет (см.: Д е к а р т Р. Избр.
произв., с. 516—517; W h i t t a k e r E. History of the Theories of Aether and
Electricity, I, p. 8 f f . ) . В своем «Мире» молодой Декарт ассоциирует эти три
элемента с традиционными элементами — огнем, воздухом и землей (см.:
Д е к а р т Р. Цит. соч., с. 188—189). Согласно Декарту, все небесные тела на-
чинают свое существование как светящиеся ? воспламененные звезды ?
лишь затем, позднее, «покрываются корой» в результате накопления на их
поверхности грубой материи; таким образом, все они суть «погасшие звез-
ды» — концепция не столь уж смехотворная, как ее представлял Вольтер.
О физике Декарта см.: S c o t t J. F. The Scientific Work of Rene Descartes.
London, Taylor and Francis, 1952; M i l h a u d G. Descartes savant. Paris, Alcan,
1921. 20 Физика не может быть сведена к геометрии, но стремление к такому
сведению присуще физике по самой ее природе. Не является ли теория от-
носительности Эйнштейна стремлением слить воедино материю и_ простран-
ство или, еще лучше, свести материю к пространству? (Слова Койре о «бес-
пощадной геометризации» перекликаются с известной герценовской харак-
теристикой философии Декарта: «...строгая, геометрическая диалектика его
беспощадна» ( Г е р ц е н А. И. Письма об изучении природы. Письмо VI:
Декарт и Бэкон. — В: Г е p ц е н А. И. Собр. соч., т. 3. М., 1954, с. 247). Точка
зрения Койре, согласно которой попытка Декарта свести физику (механику)
к геометрии завела его в тупик, лишь частично отражает ситуацию, ибо од-
новременно с процессом «геометризации» механики и параллельно с ним
250 251
шел процесс «механизации» геометрии: вспомним о картезианском проекте
решения всех геометрических проблем с помощью специально сконструиро-
ванных им шарнирных устройств — «циркулей». Он говорит об этом, напри-
мер, в письме И. Бекману от 16 марта 1619 г., подробнее об этом см.: Лят-
к е р Я. Декарт. М., «Мысль», 1980, с. 58—61., 71—74. — Прим, перев.).
21 См. ниже, с. 233—240. Возможно даже, что в юности Ньютон принимал
эту теорию. В своей автобиографии У. Уистон говорит: «Теперь продолжу
свою собственную историю. После пострижения я возвратился в колледж
и продолжил там свои занятия, в частности математикой и картезианской
философией, которая единственно была у нас популярна в это время. Но
прошло совсем немного времени, и я с большим рвением, прилагая безмер-
ные усилия, но не прибегая ни к чьей помощи, принялся за изучение уди-
вительных открытий сэра Исаака Ньютона в его «Математических началах
натуральной философии»; до этого я уже присутствовал на одной или двух
его лекциях, читанных в общественной школе, но не все тогда понял... В
Кембридже мы, бедные мученики, самым постыдным образом были заняты
изучением ложных гипотез картезианцев; впрочем, сэр Исаак Ньютон, как
я сам от него слышал, некогда тоже их принимал. Много лет спустя и вскоре
после знакомства в 1664 г. с сэром Исааком Ньютоном я услышал от него,
что явилось причиной, приведшей его к отказу от картезианской философии
и к открытию его удивительной теории тяготения. Д-р Пе.мбертон поведал
об этом в аналогичном, но немного более подробном рассказе в предисловии
к своему «Изложению философии Ньютона». Сэр Исаак озадачился вопро-
сом, не является ли одной и той же сила, которая, с одной стороны, удержи-
вает Луну на ее орбите, несмотря на высокую скорость вращения, стремя-
щуюся, как известно, заставить Луну двигаться по прямой, касательной к
этой орбите, и которая, с другой стороны, заставляет падать вниз камни и
все тяжелые тела, — в этом случае мы называем эту силу силой тяжести.
В качестве постулата было принято (то, о чем уже думали ранее), что такая
сила будет убывать в двойном отношении с увеличением расстояния от цен-
тра Земли. При первой попытке сэр Исаак, из-за неточно произведенных тог-
да измерений, принял длину земного градуса всего лишь в 60 миль с тем,
чтобы определить, исходя из последней, [длину] градуса окружности, радиу-
сом которой является расстояние от Луны до Земли. Но его постигло неко-
торое разочарование, поскольку величина поддерживающей Луну на орбите
силы, вычисленная с помощью сипуса-верзуса (sinvers ct = l/cos ?.—При.ч.
перев.) этой орбиты, не оказалась в точности равной величине, получен-
ной при предположении, что на Луну действует одна только сила тяготения.
Вследствие этого разочарования, которое заставило сэра Ньютона предполо-
жить, что эта сила отчасти следует из силы тяготения, а отчасти из карте-
зианских вихрей, он отставил в сторону свои листы вычислений и перешел
к другим исследованиям. Однако некоторое время спустя, когда г-н Ликар
измерил Землю с гораздо большей точностью и определил, что один градус
меридиана содержит 69/2 мили, сэр Исаак, просматривая некоторые из сво>-
их прежних записей, наткнулся на эти старые несовершенные вычисления,
и, исправив свою прежнюю ошибку, открыл следующее: на истинном рассто-
янии Луны от Земли не только эта сила стремилась к центру Земли, как в
нашем случае это происходит с обычной силой тяжести, но что она в точ-
ности равнялась своей правильной величине, так что если предположить не-
который камень отстоящим от Земли на том же расстоянии, что и Луна, т. е.
на расстоянии в 60 земных радиусов, и если позволить ему под действием
своей силы тяжести падать, и предположить, что Луна в то же время, в ре-
зультате остановки своего месячного движения, лишится удерживавшей ее
ранее па орбите силы, то оба эти тела будут падать точно к одной и той же
точке и с одной и тон же скоростью; следовательно, эта последняя сила бы-
ла не чем иным, как силой тяжести. И поскольку, как представлялось, эта
сила распространялась вплоть до Луны, т. е. на расстояние 240000 миль,,
постольку было естественно или, скорее, необходимо предположить, что она1
могла бы покрыть два, три, четыре и т. д. таких расстояния, все так же1
уменьшаясь пропорционально квадратам расстояний. Это благородное от-
крытие явилось благоприятным поводом для изобретения великолепной
ньютоновской философии» (Memoires of the Life of Mr. William Whiston by
Himself. London. 1749, p. 8 ff.).
22 Для Кеплера круговое движение всегда является движением есте-
ственным; следовательно, в его системе планеты, толкаемые движущей силой
Солнца, должны естественным образом перемещаться по окружностям, не·
проявляя никакого стремления к отклонению; иначе говоря, круговое дви-
жение планет не порождает центробежные силы, и, если в случае Луны
возникла необходимость в некоторой силе, которая мешает этому светилу
«упасть» на Землю, Кеплер прибегает к «животной», или «жизненной», силе,
а отнюдь не к силе центробежной. Почти то же самое мы видим у Галилея:
в его системе планеты, разумеется, не нуждаются больше в движущей силе·
и двигателях, которые обращали бы их вокруг Солнца, — движение естест-
венным образом сохраняется само по себе, но, так же как у Кеплера, пла-
неты не развивают центробежных сил и потому не должны удерживаться
на своих орбитах центростремительными силами.
23 Количество движения в картезианском смысле, т. с. в качестве абсо-
лютной и положительной величины, не сохраняется, конечно, ни в мире, ни
даже в случае толчка, где его необходимо рассматривать алгебраически, как
это обнаружат Рен и Гюйгенс, в то время как «живая сила» (кинетическая
энергия) сохраняется. Однако огромной заслугой Декарта является утверж-
дение, что некоторый вид энергии сохраняется пли должен сохраниться; по-
следующее развитие научной мысли полностью поддержало этот фундамен-
тальный принцип, хотя постепенно общее понятие энергии было заменено
ее специальными видами. Об истории борьбы между картезианцами (и нью-
тонианцами) и лейбницианцами по вопросу о том, измеряются ли силы с
помощью выражений mu или ???2 (см.: A d i c k e s E. Kant als Naturforscher.
Berlin, 1924—1925; Vu i I l e mi n J. Physique et metaphysique kantiennes. Pans,
Presses Universitaires de France, 1955; H i e b e r t E. N. Historical Roots of
the Principle of Conservation of Energy. Madison, Wisconsin, State Historical
Society of Wisconsin. 1962). 24 H ь ю т о н И. Начала... — Цит. соч., вып. IV, с. 36. Отметим, что, во-
первых, формулировка первого закона в переводе на русский язык А. И. Кры-
лова несколько отличается от принятой сегодня в физике и приведенной
здесь формулировки. Во-вторых, так же как Койре, А. И. Крылов в прост-
ранном примечании как раз обсуждает зависимость той или иной формули-
ровки закона от того, как понимать (и, соответственно, как переводить) сло-
во «perseverare». — Прим. перев.
25 См. выше, прим. 36 к статье «Гипотеза ? эксперимент у Ньютона».
26 Status происходит от sto, stare—«оставаться» — и означает «состоя-
ние», «положение», «условие». Выражение status movendi столь же парадок-
сально, что и выражение статическая динамика.
27 Согласно Роо, наилучшим примером сохранения движения является-
вращающаяся сама по себе сфера: «если тело движется почти полностью·
само по себе, передавая лишь ничтожную часть своего движения находя-
щимся с ним по соседству телам, оно должно очень долго продолжать свое
движение. Так, эксперимент показывает, что если сообщить небольшой тол-
чок хорошо отполированному медному шару в полфута диаметром, который
поддерживается двумя цапфами, то он будет вращаться в течение трех или
четырех часов» (Ro h a u l t J. Physica, part I, eh. XI, p. 50; System, vol. I,
p. 53; Traite de Physique, 3-е ed. Paris, Desprez, 1676, part 1. ch. XI, p. 75).
Это не означает, что Роо неверно представляет принцип инерции — на деле
Ньютон приводит тот же пример: «Волчок... не перестает (равномерно) вра-
щаться... Большие же массы планет и комет сохраняют своп движения, как·
поступательные, так и вращательные, более продолжительные в менее со-
противляющихся пространствах» ( Н ь ю т о н И Начала... — Цпт. соч., вып.
IV, с. 37).
28 См.: Г а л и л е й Г. Избр. труды в двух томах, т. I. M., «Наука», 1964,
с. 228, 232—234, 245, 266. 29 В «Письмах о солнечных пятнах» Галилея читаем: «И следовательно,
252 253
vec.ui устранена любая внешняя помеха, твердое тело... пребудет в том со-
-стоянии, в которое оно ранее было приведено; и если оно будет приведено
в движение по направлению (например) к западу, оно пребудет в этом дви-
жении», но пример движения «по сферической поверхности, концентриче-
ской поверхности Земли», иллюстрирует, следовательно, скорее циркуляр-
ную (круговую) инерцию, чем линейную (см.: D r a k e S. Discoveries and
РШЗО°Л? Gableo. Garden City. New York, Doudleday Anchor Books 1957)
Можно было бы отстаивать за Бонавентурой Кавальери честь быть
первым, кто заявил, что тело, брошенное в некотором направлении, продол-
жит—если сила тяжести не заставит его отклониться — свое равномерное
движение в этом направлении с силой, которая была ему сообщена а что
если добавить силу тяжести, то оно опишет параболу (см.: C a v a l i e r i В
LO specchio ustorio, overo tratato delie settioni coniche et alcuni loro mirabili
•etietti intorno al lume, caldo, freddo, suono et moto ancora... Bologna, 1632
ch. XXXIX, P. 153 if.; Ko y re A. Etudes galileennes. Paris. Hermann 1939*
part III, p. 133; 2-е ed., Hermann, Paris, 1966, p. 293). Дж. Б. Бальяни, которо-
му также приписывают это различение, на деле утверждает эквивалентность
направлений только во втором издании своей книги «О движении тяжелых
твердых и жидких тел» (Geneve, 1646).
31 G a s s е n d i P. De motu impresso a motore translate, epistolae duae
Paris. 1642, ch. XV, p. 60; K o y r e A. Etudes galileennes part III p 144
32 G a s s e n d i P. Op. cit., ch. XIX, p. 75; К о y r e A. Ibid. 33 «Мир, или Трактат о свете», написанный к 1630 г. и впервые опубли-
кованный в 1662 г. в Лейдене (см.: Д е к а р т Р. Избр. произв., с. 171—256).
·*__ Декарт, разумеется, не употреблял этого кемеровского термина, ко-
торый означает сопротивление движению (естественно, после Ньютона
«инерция» означает сопротивление ускорению) ; напротив, Декарт решитель-
но отрицал наличие в телах какого-либо вида инерции. См.: D e s c a r t e s R.
Lettre a Mersenne, decembre 1638, Oeuvres, II, p. 466—467: «Я не признаю
никакой инерции, или естественного замедления, в телах, так же как и г-н
Мидорж... Но я не могу согласиться с г-ном Дебоном, что тела большего
размера, толкаемые одной и той же силой, как корабли большего размера —
тем же самым ветром, всегда движутся медленнее, чем другие; этого, быть
может, было бы достаточно для установления их пропорций, не прибегая к
этой естественной инерции, которая не может быть никак доказана...»; см.
также: D e s c a r t e s R. Lettre a M. de Beaune, 30 avril 1639. — Ibid., p. 543:
«Я полагаю, что во всякой сотворенной материи имеется определенное коли-
чество движения, которое никогда не увеличивается и не уменьшается, а
также что, когда одно тело заставляет двигаться другое тело, оно теряет
столько движения, сколько сообщает другому телу... Если два неравных тела
получают одинаковое количество движения, то это одинаковое количество
движения не наделяет равной скоростью как большее, так и меньшее из
них. В этом смысле можно сказать, что чем больше в теле содержится мате-
рии, тем больше в нем натуральной инерции».
35 Ньютон действует совершенно сознательно как при начальном выборе
этого термина, так и тогда, когда придает ему новое значение. Так, как со-
общил мне профессор Гарвардского университета И. Коэн, в своем собствен-
ном аннотированном и снабженном вклейками экземпляре второго издания
«Начал» Ньютон сформулировал следующее замечание, которое он вероятно
хотел включить в будущее издание: «Я понимаю кеплеровскую силу инерции
не как стремление тел к покою, а как силу, пребывающую неизменной либо
в состоянии покоя, либо в состоянии движения». Это и другие аналогичные
замечания найдут свое место в нашем критическом издании «Начал» (этот
том вскоре увидел свет — см. выше, прим. 15 к статье «Гипотеза и экспери-
мент у Ньютона». — Прим. перев.). О различии между двумя концепциями
инерции см.: M e y e r s o n E. Identite et realite. Paris, Alcan, 1908, App. Ill,
p. 258 ff.
36 У Декарта здесь игра слов: droit= «правильный» и (en) droit=«no
^прямой линии».
37 Молодой Ньютон проделает то же самое в своем трактате: De gravitatione
et aequipondio fhlidorum. — In: Unpublished Scientific Papers (см. ниже,
прям. 68). 38 См.: Д е к а р т Р. Цит. соч., с. 292. В своих «Началах философии» Де-
карт говорит: «Мало вероятно, чтобы причины, из коих возможно вывести·
все явления, были ложны» (там же, с. 509), но тем не менее он не настаи-
вает, будто утверждаемые им причины истинны, а потому, говорит он, «все,
о чем я буду писать далее, предлагаю лишь как гипотезу, быть может, и
весьма отдаленную от истины» (там же, с. 510). Далее он говорит, что даже
предположит некоторые причины, которые считает ложными (см. там же).
Например, космологические гипотезы, согласно которым мир развился из
космологического хаоса, заведомо ложны; они должны быть ложными, ибо
Декарт не сомневался, что мир, как учпт христианская религия, был создан
богом со всем возможным совершенством.
39 См. там же. с. 198. 40 Там же. с. 198—199: «Природа движения, предлагаемого здесь мною,
так ясна, что лаже геометры, более других людей приучившиеся к более от-
четливому представлению исследуемых пмп предметов, должны будут приз-
нать ее oOrree простой и понятной, чем природа их поверхностей и линий.
Философы также предполагают множество движений, которые, по их мне-
нию, могут происходить без перемены места. Подобные движения они на-
зывают motus ad formam, motus ad colorem, motus ad quantitatem (движение
к форме, движение к теплоте, движение к количеству) и тысячью других
названий. Из всех этих движений я знаю только одно, понять которое зна-
чительно легче, чем линии геометров. Это движение совершается таким об-
разом, что тела переходят из одного места в другое, последовательно зани-
мая все пространство, находящееся между этими местами».
41 Там же. с. 199.
42 См.: там же, с. 197. См.: R o h a u l t J. Physica, part I. ch. XI. p. 51;
System, vol. 1, p. 53; Traite de Physique, part I. ch. XI. p. 76: «XIII. Поскольку
мир полон, поистине необходимо, чтобы тело, движущееся по прямой, тол-
кало другое тело, а это последнее — третье; но это не может продолжаться·
до бесконечности, ибо некоторые из таким образом толкаемых тел принуж-
дены вернуться назад, чтобы занять место того тела, которое начало движе-
ние первым, ибо это единственное место, куда они могут двигаться и кото-
рое свободно для них. Поэтому, когда какое-то тело движется, всегда нали-
цо определенное количество материи, которое движется кольцеобразно, или
кругообразно, или некоторым равноценным образом» (см. также: H ь ю-
т он И. Начала... — Цит. соч., вып. V, с. 421—422).
43 Декарт абсолютно прав, и прав даже в большей степени, чем думает.
Действительно, его движение — состояние ·— совершенно отлично от движе-
ния— процесса — «философов»; следовательно, то, что верно для одного,
неверно для другого.
44 Д е к a p т Р. Цит. соч., с. 200. Приведенный русский перевод дан в
исправленном виде, т. к. в цитируемом тексте последнее предложение пе-
реведено явно ошибочно: «Ибо кто может отрицать, что воздух, в котором
он движется, не оказывает ему никакого сопротивления» (курсив мой. —
Прим. перев.). См. также: R o h a u l t J. Physica, p. 44; System, p. 47; Traite·
de Physique, p. 69: «Одной из наиболее примечательных, занимающих ум фи-
лософов и касающихся движения вещей является стремление понять, как
получается, что движущееся тело продолжает двигаться. Но если принять
наши принципы, то дать объяснение этому не представляет труда. Ибо, как
мы уже отметили, ничто не стремится к самоуничтожению; законом приро-
ды является то, что вещи всегда должны пребывать в одном и том же со-
стоянии, если только какая-нибудь внешняя причина не изменяет его. По-
этому существующему сегодня предназначено существовать всегда; как IT
наоборот, не существующему предназначено, так сказать, никогда не суще-
ствовать, так что начать существовать оно может не само по себе, а лишь
если какая-нибудь внешняя причина произведет его. Поэтому также тело,
являющееся квадратным, всегда само по себе должно оставаться квадрат-
ным. И так же как находящееся в покое никогда не начнет двигаться, если
254 255
какая-нибудь вещь не приведет его в движение, точно так же то, что однаж-
ды начало двигаться, не прекратит движения само по себе до тех пор, пока
«по не встретит некоторую вещь, которая замедлит или остановит его движе-
ние. Такова истинная причина того, почему камень продолжает движение,
•когда он уже находится вне руки бросившего его».
45 Д е к а р т Р. Цит соч., с. 201.
46 Там же. с, 202—203.
47 Там же, с. 204.
48 Текст французского перевода, осуществленного аббатом Пико под на-
блюдением Декарта, является несколько более ясным, чем латинский ориги-
нал. Необходимо, следовательно, использовать оба текста.
49 Декарт делает исключение для «изменения», о котором мы узнаем из
божественного откровения.
50 Там же, с. 485.
51 Там же.
52 Там же. с. 486.
53 См. там же, с. 487.
54 См. там же, с. 482.
55 См. там же, с. 487—488. Интересно отметить, что Декарт, всегда отда-
•вавший себе отчет в том, что сохранение движения не предполагает непо-
-средствепно его прямолинейности, утверждает сохранение движения и пря-
молинейность движения в виде двух различных законов, тогда как Ньютон
•объединяет их в один.
56 Кларк не преминет подчеркнуть это. Так, он цитирует работу Н. Маль-
бранша «О разыскании истины», английский перевод которой был осущест-
влен в 1649—! 695 и в 1700 гг. (кстати сказать, после выхода русского пере-
вода под заголовком «Разыскания истины», т. 1, 2, СПб, 1903—1906, в наглей
философской литературе имеет хождение именно это — очевидно неточное—
название труда Мальбранша; см., например: «Философская энциклопедия»,
т. 3. М., 1964. — Прим. перев.). См. также: R o h a u l t J. Physica, ch. X, p. 39;
System, p. 41, p. 1: «Что касается определения покоя, то здесь царит полное
•согласие; однако вопрос о том, является ли покой только простым отсутстви-
ем движения пли же он является чем-то позитивным, составил предмет
оживленного обсуждения. Декарт и некоторые другие утверждали: то, что
находится в покое, обладает некоторым видом силы, посредством которой оно
пребывает в покое и благодаря которой оно сопротивляется всякой вещи,
которая пожелала бы изменить ее состояние; и движение так же может быть
названо прекращением покоя, как и покой — прекращением движения. Малъ-
-брапш в своем труде «О разыскании истины» (кн. 6, гл. 9), равно как и дру-
гпе авторы, утверждает, напротив, что покой является простым отсутстви-
ем движения: в кратком изложении с их аргументами можно ознакомиться
по «Физике» г-на Леклерка (кн. 5, гл. 5). В связи с этим мне хотелось бы
•мимоходом отметить один пункт, а именно что Мальбранш и согласный с ним
г-н Леклерк допускают порочный логический круг. Предположим, говорят
•они, что дан некоторый покоящийся мяч; предположим, что бог прекращает
желать чего бы то ни было; каковым будет следствие этого? Мяч будет про-
должать оставаться в покое. Предположим, что мяч находится в движении;
•и предположим также, что бог прекращает желать, чтобы мяч находился
? движении; что явится следствием этого? То, что мяч не пребудет долго
в движении. Почему? Потому что сила, благодаря которой тело продолжает
•пребывать в состоянии, в котором оно находится, является позитивной волей
бога, а сила, благодаря которой оно находится в покое, имеется только в
качестве отсутствующей: это явный логический круг. В действительности
сила, или тенденция, посредством которой тело, либо находящееся в движе-
нии, либо находящееся в покое, продолжает пребывать в состоянии, в кото-
ром оно находится, есть простая инерция материи; и, следовательно, если бы
стало возможным, чтобы бог полностью прекратил желать, то приведенное
в движение тело продолжало бы всегда двигаться, так же как покоящееся
толо всегда продолжало бы покоиться».
Что касается Лейбница, то Кларк в качестве приложения к изданию
256
своей полемики с «ученым г-ном Лейбницем» (см.: The Leibniz—Clarke Correspondence.
Alexander H. G., ed. Manchester. Manchester University Press,
1956, p. 135) поместил объемистую подборку извлеченных из трудов послед-
него цитат, которые довольно ясно свидетельствуют о том, что Лейбниц так
никогда и не понял принципа инерции, что, к слову сказать, явилось весьма
счастливым обстоятельством: случись иначе, как бы оп тогда сумел постичь
принцип наименьшего действия?
Труд Мальбранша «О разыскании истины, где трактуется о природе че-
ловеческого разума и о том, как применять его, чтобы избежать ошибки в
науках» был сначала издан в Париже в 1674—1675 гг. А. Проляром, но без
указания фамилии автора; только в пятом издании, опубликованном в Па-
риже М. Давидом в 1700 г., автор был назван: «Николай Мальбранш, священ-
ник Оратории Иисуса». Английские переводы появились в 1694—1695 и 1700 гг.
Лучшим современным критическим изданием «Разысканий истины» явля-
ется трехтомное издание, осуществленное м-ль Ж. Леви в 1946 г. (Paris,
Vrin). Анализу движения и покоя Мальбранш посвятил кн. 6 «О методе», ч.
II, гл. 9 (см.: «Разыскания истины» Николая Мальбранша, т. П. СПб, изд.
К.-Л. Риккера, 1906, с. 415—443).
Леклерк (см.: Le C l e r c . Opera Philosophica, v. IV, Physica sive de rebus
corporels libri quinque. Amsterdam, 1698, 5-e ed., 1728; Leipzig, 1710, et
Nordlusae, 1726, Lib. V. ch. V, De motu et quiete, sec. 13, "Regulae sive leges
motus") говорит, что тело, однажды приведенное в движение, «пребывает
в этом состоянии»; однако он поднимает вопрос о том (следствие 14), явля-
ется ли покой, «который противоположен движению, чем-то позитивным или
только отсутствием движения», и приходит к выводу, что покой является
только отсутствием движения — мнение, разделявшееся всеми философами,
кроме Декарта. Леклерк не цитирует Мальбранша, но почти дословно по-
вторяет его рассуждение по этому поводу.
57 См. четвертое правило Декарта ( Д е к а р т Р. Цит. соч., с. 493—494),
латинский текст которого достаточно краток и просто провозглашает: «...если
бы тело С, обладающее несколько большей величиной, чем В. находилось в
состоянии полного покоя... то, с какой бы скоростью В ни подвигалось по
направлению к С, оно никогда не будет в силах его подвигать (так в тек-
сте.— Прим. перев.), а само будет вынуждено возвратиться в ту сторону,
откуда прибыло». Во французском переводе добавлено разъяснение: «Ибо,
поскольку S не в состоянии подталкивать С, не заставляя его следовать с
той же скоростью, с какой оно двигалось бы в дальнейшем, С, несомненно,
должно оказывать тем большее сопротивление, чем скорее В к нему подви-
гается; и это сопротивление должно превалировать над действием В по той
причине, что оно больше. Так, например, если С вдвое превосходит В, ? В об-
ладает тремя единицами движения, оно не может подтолкнуть С, находя-
щееся в состоянии покоя, разве что передаст ему две единицы, по одной
на каждую его половину, а себе оставит только одну третью, так как оно
не больше любой из половин С и не может в дальнейшем двигаться скорее
их. Таким образом, если В обладает тридцатью единицами скорости, двад-
цать из них ему придется уступить С, если имеется триста — уступить две-
сти, и так далее, постоянно отдавая вдвое того, что оставляет для себя.
Только ввиду того, что С находится в состоянии покоя, оно сопротивляется
принятию двадцати единиц впятеро сильнее, нежели принятию двух, а при-
нятию двухсот — еще в десять раз больше: таким образом, чем больше в В
скорости, тем большее сопротивление оно встретит в С. А ввиду того, что
каждая из половинок С обладает такой же силой для пребывания в покое,
как В — для подталкивания их, и так как обе половины одновременно ока-
зывают ему сопротивление, то очевидно, что они должны взять верх и за-
ставить В отойти обратно. Таким образом, выходит, что, с какой бы скоростью
В ни направлялось к С. превосходящему его по величине и пребывающему
в состоянии покоя, оно никак не может обладать силой, достаточной, чтобы
его подвинуть». На первый взгляд рассуждение Декарта выглядит полностью
абсурдным. На самом же деле оно совершенно корректно, разумеется при
условии, что мы принимаем его посылки, т. е. абсолютную твердость С и В;
17 А. Койре 257
в этом случае действительно передача движения, т. е. его ускорение должно
быть мгновенным, и, следовательно, тело окажет сопротивление в десять раз
большее, чтобы выйти из состояния покоя при двадцати единицах скорости,
чем то сопротивление, которое оно окажет, чтобы выйти из него при двух
единицах.
68 Д е к а р т Р. Цит. соч., с. 489. Обычно считают, что из картезианских
законов соударения тел первый — согласно которому два равных твердых
тела, движущихся навстречу друг другу по прямой линии и с равной скоро-
стью, отскакивают после удара с той же скоростью в противоположных на-
правлениях — является верным, в противовес другим, которые ложны. В
действительности же, как заметил уже Монтюкла (M o n t u с l a J. E. Histoire
des mathematiques, nouvelle ed. Paris. 1799, II, p. 212), первый закон
столь же ложен, сколь и остальные; абсолютно твердые тела (не «бесконеч-
но упругие», а жесткие) не отскочат, и если Декарт утверждает, что это
произойдет, то единственно потому, что не может допустить потери движе-
ния, которое отсюда последует, если они не отскочат друг от друга.
Картезианские законы удара столь ложны и даже представляются столь
абсурдными (например, правило, речь о котором шла в предыдущем при-
мечании), что они вообще с пренебрежением оставляются в стороне исто-
риками, не различающими совершенную логику, с которой Декарт выводит
эти законы из своих посылок, т. е. из сохранения движения и абсолютной
жесткости сталкивающихся тел.
59 Д е к а р т Р. Цит. соч., с. 497. Роо возражал против этих законов уда-
ра, потому что не учел их «абстрактного» (термин, им не употребляемый)
характера. См.: B o h a u ] t J. Physica, part I, ch. XI, p. 50; Traite de Physique,
part I, ch. XI, 12, p. 75: «Но поскольку некоторое тело пе сможет так переда-
вать свое движение, чтобы не поделиться с тем, которому его передает, и
не удержать некоторую часть для себя, как бы мала эта последняя ни была,
постольку представляется, что некоторое тело, которое однажды начало дви-
гаться, никогда не должно оказаться в покое, чему, видимо, противоречит
опыт. Тем не менее надо думать, что обладающее очень малым движением
тело, взаимодействуя с другим телом, которое обладает движением не в
большей мере, находится как бы в покое относительно этого второго тела,
я это все, что показывает нам опыт».
60 См.: V o l t a i r e . Lettres philosophiques. Lettre XV. Amsterdam—Bouen,
1734, p. 123: «Г-н Копдюитт, племянник шевалье Ньютона, заверил меня,
что его дядя прочел Декарта в возрасте 20 лет, испещрил пометками поля
первых страниц и везде его замечания выражались только одним словом:
«ошибка». Но что наконец, устав писать везде «ошибка», он отставил в сто-
рону книгу и никогда больше ее не читал».
Вольтер изъял этот фрагмент из последующих изданий «Философских
писем» (см.: L a n s о n, ed., vol. 2, p. 19). Согласно сэру Дэвиду Бргостеру
( B r e w s t e r D. Memoirs of the Life, Writings and Discoveries of Sir Isaac
Newton. Edinburgh, 1855, I, p. 22, n. 1), слова «ошибка, ошибка» были написа-
ны Ньютоном па полях «Геометрии» Декарта, а не на полях «Начал фило-
софии»: «Я видел в семенных бумагах принадлежавший Ньютону экземпляр
«Геометрии» Декарта. Рукой Ньютона во ??????? местах было помечено:
«Ошибка, ошибка, это пе геометрия»».
61 Д е к а р т Р. Цит. соч., с. 471.
62 Там же, с. 477. Декарт объясняет, что мы должны относить движу-
щиеся тела к телам, рассматриваемым нами как покоящиеся, против чего
Ньютон возражал (см. ниже, с. 222—223).
63 Там же, с. 479. Довольно любопытно наблюдать, как Декарт понятию
«место» противопоставляет свое понятие соседства тел, непосредственно ка-
сающихся другого тела, ибо это есть не что иное, как адаптация аристоте-
левского определения места: поверхность, окружающая тело.
64 Там же, с. 479—480. Это утверждение очевидно несовместимо с «треть-
им» законом движения Декарта.
65 В конце концов, мы движемся по отношению к Земле, домам и т. д.
и участвуем в большом количестве движений, как это происходит с матро-
258
сом на корабле или с часами, хранящимися в нашем кармашке для часов.
66 Объяснив, что гипотезы Коперника и Тихо Браге совсем не отличают-
ся одна от другой, если их рассматривать только как гипотезы, Декарт про-
должает: «Я отрицаю движение Земли с большей тщательностью, чем Копер-
ник, и с большим соответствием истине, чем Тихо» («Начала философии»,
ст. 19) ; «Земля покоится в своем небо, но уносится им» (ст. 26) ; «Нельзя,
собственно говоря, сказать, будто бы Земля или планеты двигаются, хотя
они и переносятся таким образом» (ст. 28); «Даже понимая движение не в
собственном смысле этого слова и следуя обычаю, можно приписывать дви-
жение не Земле, а только другим планетам» (ст. 29) ( Д е к а р т Р. Цит. соч.,
с 508). См.: R о h a u 11 J. Physica, part II, eh. XXIV, p. 303 ff.; Traite de Physique.
II, part 2, eh. XXIV, p. 92 f f . ; System. vol..2. p. 62.
67 Только в 1664 г. «Начала философии» были внесены в «Индекс за-
прещенных книг», и даже тогда это произошло не потому, что Декарт был
явным копернпкандем, а по причине несовместимости его концепции ма-
терии с догматом пресуществления.
68 MS. Add. 4003. De gravitatione et aequipondio fluidorum". В настоящее
время он включен в: H a l l A. В., H a l l B o a s M. Unpublished Scientific
Papers of Isaac Newton. A Selection from the Portsmouth Collection in the
University Library Cambridge, England, Cambridge University Press, 1962,
p. 89 if. В дальнейшем я буду ссылаться па это издание.
63 Unpublished Scientific Papers, p. 90. Интересно отметить, что это как
раз тот способ, которым Ньютон напишет свои «Начала».
70 Это также показывает, что Ньютон очень внимательно изучил «Нача-
ла» Декарта. 7! А. Холл и М. Холл — издатели Unpublished Scientific Papers,—пола-
гают, что это «эссе, написанное юным студентом... между, скажем, 1664 и
1668 гг.», пли если это и произошло позже, то, во всяком случае, до 1672 г.
(с. 90).
72 Ibid., p. 91.
73 Ibid.
74 Д е к а р т Р. Цит. соч., с. 508.
71 Unpublished Scientific Papers, p. 92 ff.; см. прим. 71.
76 Ibid., p. 97. Ньютон совершенно прав: закон инерции предполагает аб-
солютное пространство.
77 Ibid., р. 98.
78 См.: Ibid.. p. 98 f f .
79 Ibid., p. 98. 80 Ibid., p. 99: «Протяженность, которая обладает собственным способом
существования, не является ни субстанцией, ни акциденцией». Интересно
отметить, что традиционное деление бытия на субстанцию и акциденцию не-
применимо к пространству (и времени), ибо они не являются пи тем, ни
другим, как утверждал Паскаль в 1648 г. в своем письме г-ну Лепелье: «Ни
субстанция, ни акциденция. Это верно, ибо под словом субстанция понима-
ется то, что является либо телом, либо духом, так что в этом смысле про-
странство не будет ни субстанцией, пи акциденцией, но — будет простран-
ством; так же как в этом смысле время пе ость пи субстанция, ни акциден-
ция, по есть — время, ибо для бытия пет необходимости быть субстанцией
либо акциденцией» ( P a s c a l В. Oeuvres completes. Paris, Bibliotheque de la
Pleiade, 1954, p. 382). Аналогичное утверждение Гассенди могло быть источ-
ником как Паскаля, так и Ньютона (см.: Syntagma philosophicum, Physica,
part I. sec. I, lib. II, ch. I, p. 182. col. 1 "Opera philosophica", Lyon, 1658, vol. I):
«Бытие в наиболее общем понимании не является разделенным адекватно
на субстанцию и акциденцию; но следует добавить место и время как два
других члена деления, как если бы говорили: все бытие есть субстанция, или
акциденция, или место, в котором находятся все субстанции и все акци-
денции, или время, в котором пребывают все субстанции и все акциденции».
Ibid., p. 183: «Ибо очевидно, что под терминами «пространство» и «простран-
ственные измерения» мы понимаем не что иное, как те пространства, кото-
рые обычно именуют воображаемыми и которые большая часть докторов
17* 259
богословия полагает данными вне мира». Ibid., lib. II, eh. VI, p. 216: «Место
есть пе что иное, как интервал или пространство, которые, будучи лишен-
ными тел, именуются пустотой»; см. также последующие возражения Гас-
сенди 1649 г. против книги Диогена Лаэртского (трактующей о философии
Эпикура) : «Таким образом, ни место, ни время не являются субстанцией или
акциденцией; на деле они являются местом и временем всех субстанций и
всех акциденций» ( G a s s e n d i P. Animadversiones in decimum librum Diogenis
Laertii... Lyon, 1649, I, p. 613; ibid., p. 614). О возможном влиянии Гас-
сенди на Ньютона см.: W e s t f a l l R. S. The Foundations of Newtons
Philosophy of Nature. — In: British Journal of Science, I, 1962, p. 171—
182. P
81 Выражение «эманативный эффект» дает нам понять, что простран-
ство, хотя оно и не является независимым от бога, не является, собственно
говоря, творением, произведенным в бытии волей бога; это есть некоторый
эффект (а не атрибут), но эффект необходимый.
82 H a 11 A. R. and H a l l M. В. Unpublished Scientific Papers, p. 99.
83 Ibid., p. 98 ff. Ньютон обращает рассуждение Декарта (см. выше,
с. 33).
84 Ibid., p. 101.
8а В «Началах философии» Декарт утверждал неопределенную протя-
женность пространства, аргументируя это тем, что мы не можем полагать
некоторый предел, не воображая в то же время, что оно простирается за его
рамки (см.: Д е к а р т Р. Цит. соч., с. 437). «Мы узнаем также, что этот мир,
или протяженная субстанция, составляющая его, не имеет никаких пределов
для своего протяжения, ибо, даже придумав, будто существуют где-либо его
границы, мы не только можем вообразить за ними беспредельно протяжен-
ные пространства, но и постигаем, что они действительно таковы, какими
мы их воображаем. Таким образом, они содержат неопределенно протяжен-
ное тело» (там же, с. 476. Конец цитируемого предложения дан в нашем пе-
реводе, ибо в тексте явная ошибка. —Прим. перев.). Мы, однако, не назовем
мир бесконечным, а только неопределенным: «...относительно вещей, для ко-
торых, в известном смысле, не видим пределов, границ, не станем утверя;-
дать, что эти вещи бесконечны, но лишь будем считать их неопределенны-
ми. Так, не будучи в состоянии вообразить столь обширного протяжения,
чтобы в то же время не мыслить возможности еще большего, мы скажем,
что размеры возможных вещей неопределенны» (там же, с. 437. Первое пред-
ложение, явно ошибочное, дается в нашем переводе. — Прим. перев.). Точно
так же обстоит дело и с количеством частей, на которые может быть разде-
лена материя, и с числом звезд и т. д.: «Все это мы скорее назовем неопре-
деленным, а не бесконечным или беспредельным, чтобы название «беско-
нечный» сохранить для одного бога; столь же потому, что в нем одном мы
не видим никаких пределов совершенствам, сколь и потому, что знаем
твердо, что их и не может быть. Что же касается остальных вещей, то мы
знаем, что они несовершенны, ибо, хотя мы и отмечаем в них подчас свой-
ства, кажущиеся нам беспредельными, мы не можем не знать, что это про-
истекает из недостаточности нашего разума, а не из их природы» (там же,
с. 438).
86 См.: K o y r e A. Du Monde clos a lunivers infini. Presses Universitaires
de France, Paris. 1962.
8? Ньютон (Unpublished Scientific Papers, p. 100) рассматривал прост-
ранство как место всех видов фигур (сфер, кубов, треугольников, прямых
линий и т. д.), в которое они вписаны от века и которое обнаруживает толь-
ко их «линейную материализацию»: «Мы твердо верили, что пространство
было сферичным до того, как в нем появилась сфера. Указанное простран-
ство — это все фигуры в их математической актуальности, но в физической
виртуальности это — «вместилище», платоновская «хора»».
88 Ibid., p. 101.
89 Ibid., р. 101 ff.
90 См.: Ibid., p. 102.
91 См.: Ibid.
92 Ibid., p. 103. 93 H ь ю т о н И. Математические начала... — Цит. соч., вып. V, с. 590.
94 В первом письме Декарту от 11 декабря 1648 г. Г. Мор пишет (Desc
a r t e s R. Oeuvres): «Вы определяете материю, или тело, самым общим
образом, так что кажется, будто не только бог, но также и ангелы,
и все вещи, существующие сами по себе, суть нечто протяженное; таким
образом, протяженность представляется заключенной в те же границы, что
и абсолютная сущность вещей, которая тем не менее может стать разнооб-
разной в соответствии с различием самих сущностей. Однако причиной, за-
ставляющей меня считать, что бог протяжен на свой манер, является то,
что оп присутствует везде и полностью заполняет всю Вселенную и каждую
из ее частей; иначе каким образом он сообщит движение материи — что он
некогда сделал и что он, согласно Вам, делает в настоящее время, — как не
соприкасаясь, так сказать, определенным образом с материей или по мень-
шей мере если он некогда не соприкоснулся с ней? А этого_ он никогда бы
не сделал, не присутствуй он актуально везде и не заполняй он собой каж-
дое место и каждую область. Бог, следовательно, протяжен и распростра-
нен на свой манер; следовательно, бог есть протяженная вещь...» (р. 97, 99;
цит. по изданию, указанному ниже в прим. 123).
«Я недостаточно хорошо понимаю эту неопределенную протяженность
мира, потому что она либо бесконечна в себе самой, либо бесконечна по от-
ношению к нам. Если Вы понимаете ее в первом смысле, то почему облека-
ете это в темные и надуманные слова? Если же она бесконечна только по
отношению к нам, то эта протяженность является действительно конечной,
потому что наш разум не является ни мерой, ни правилом вещей и истины;
таким образом, поскольку существует другая, абсолютно бесконечная про-
тяженность, которая принадлежит божественной сущности, материя Ваших
вихрей удалится от их центров, и вся машина мира затеряется в атомах и
маленьких частях, рассеянных там и тут» (р. 103).
Все это, однако, не вполне корректно, ибо в картезианском мире нет
«расширения», при котором вихри могли бы удалиться; они ограничены дру-
гими вихрями и т. д. до бесконечности, или, в терминах Декарта, до неопре-
деленности. Не так обстоит дело с Генри Мором, который полагает прост-
ранство бесконечным и считает его атрибутом бога, а материю — конечной,
абсолютно отличной от пространства. Он, однако, понимает, что Декарт,
отождествляющий пространство (протяженность) и материю, никак не мо-
жет допустить бесконечность такой (материальной) протяженности. Поэто-
му Мор продолжает: «Впрочем, меня удивляют здесь Ваша сдержанность и
Ваши опасения, с которыми Вы предпринимаете столько предосторожно-
стей, чтобы не допустить бесконечности в отношении материи, в то время
как Вы признаете [ее] части актуально бесконечными и делимыми... и если
Вы этого не признаёте, Вас могут заставить это сделать в данном вопросе»
(р. 103).
Декарт, разумеется, отвечает, что он не желает спорить о словах, и, сле-
довательно, не будет возражать, если будут утверждать, что бог есть про-
тяженность, потому что он есть везде, но что он вынужден отрицать, будто
в такой духовной субстанции, как бог или ангел, имеется какая-либо ре-
альная протяженность; и в письме Генри Мору от 5 февраля 1642 г. (ор.
cit., p. 121) он добавляет: «По-моему, отнюдь не нарочитой скромностью,
мудрой предусмотрительностью выглядит мое заявление, что имеются оп-
ределенные вещи, являющиеся скорее неопределенными, чем бесконеч-
ными. В отношении же остального, как, например, в отношении протяжен-
ности мира, множества делимых частей материи и тому подобного, я
просто признаю, что совершенно не знаю, являются ли они абсолютно
бесконечными или нет; если что я и знаю, так это то, что я не знаю
для них никакого конца, и с этой точки зрения я называю их неопределен-
ными.И хотя наш разум не служит правилом ни для вещей, ни для истины,
по меньшей мере он должен быть таковым для того, что мы утверждаем
260 261
или отрицаем; в самом деле, нет ничего более нелепого, чем желать вынести
суждение о каких-либо вещах, которые, по нашему собственному признанию
наши восприятия не постигают».
s5 Unpublished Scientific Papers, p. 104; см. ниже, с. 66 и ел. О понятии
времени у Ньютона (и о его отношении к этому понятию у Барроу) см.:
В u r 11 E. A. The Metaphysical Foundations of Modem Physical Science. Garden
City, New York, Doubleday Anchor Books, 1954, p. 115 ff.
96 Бог Ньютона не является душой мира, а мир не является его телом.
См.: Н ь ю т о н И. Оптика..., с. 305—306; его же: Математические нача-
ла... — Цит. соч., вып. V, с. 589.
97 Unpublished Scientific Papers, p. 105.
98 Ibid., p. 106. См. комментарий А. Холла и М. Холл во введении ко
второй части «Механики» (ibid., p. 81): «Для того чтобы материя могла су-
ществовать, Беркли... прибегает к помощи бога. Ньютон, с другой стороны,
отрицает материю, чтобы бог мог существовать. В научном плане теолог
был более прав, чем философ». Я не буду обсуждать здесь интерпретацию,
даваемую А. Холлом и М. Холл философии Беркли, но касательно Ньюто-
на интересно отметить, что, согласно Пьеру Косту, Ньютон до самой старо-
сти не отказался от своей концепции «нематериальной материи» и сотворе-
ния богом последней. Кост перевел на французский язык «Оптику» Ньютона
(Amsterdam, 1720; 2nd ed., Paris, 1722) и был с ним достаточно хорошо зна-
ком. В одном из примечаний к третьему изданию его перевода работы Локка
«Опыт о человеческом разуме», опубликованному в Амстердаме в 1735 г.
(первое издание вышло там же в 1700 г.), Кост рассказывает о беседе, ко-
торую он имел с Ньютоном много лет спустя после смерти Локка по поводу
одного частного неясного фрагмента «Опыта». В этом фрагменте (кн. IV,
гл. X, § 18) Локк говорит, что при некотором усилии с нашей стороны мы
могли бы—разумеется, очень несовершенно—постичь сотворение материи бо-
гом. Поскольку, однако, Локк ничего не говорит о том, каким образом со-
стоялось это творение, Кост никак не мог попять смысла этого фрагмента
до тех пор, пока Ньютон не разъяснил ему: «Наконец, много времени спу-
стя после его (Локка. — Прим. перев.) смерти, г-н шевалье Ньютон, которому
я случайно упомянул об этом фрагменте из книги г-на Локка, разъяснил мне
всю его тайну. Улыбаясь, он вначале сказал, что это он сам придумал такой
способ объяснять творение материи и что эта мысль пришла ему однажды
в голову, когда он задумался над этим вопросом вместе с г-ном Локком и
еще одним английским вельможей (покойным графом Т. Г. Пемброком, умер-
шим в феврале нынешнего, 1753 г.). И вот как он объяснил свою мысль:
«Можно было бы, — сказал он, — некоторым образом вообразить себе идею
творения материи, предположив, что бог своей мощью воспрепятствовал то-
му, чтобы хоть что-нибудь проникло в определенную область чистого про-
странства, которое по своей природе является проницаемым, вечным, необ-
ходимым, бесконечным, так что начиная с этого момента впредь эта область
пространства будет непроницаемой, что составляет одно из существенных
свойств материи; а поскольку чистое пространство является абсолютно од-
нородным, то остается лишь предположить, что бог наделил этим видом не-
проницаемости другую подобную область пространства, и это даст нам неко-
торым образом идею подвижности материи — еще одного существенного ее
качества»». Трудно попять, почему Ньютон говорит Косту, что эта точка
зрения пришла ему в голову во время беседы с Локком и Пемброком, а не
говорит ему, что он эту идею развил еще в юности, — но мы не можем ста-
вить под сомнение рассказ Коста.
99 Unpublished Scientific Papers, p. 107—108.
100 Ibid., p. 107.
101 Ibid., p. 109.
102 Согласно Декарту, даже «вечные идеи и истины» математики созданы
богом, который мог бы сделать так, чтобы дважды два было пять и т. д. Он
мог бы это сделать, но не сделал, ибо если бы дважды два действительно
равнялось пяти, а не четырем, то бог бы нас обманывал, но именно это он
не может сделать.
103 См. выше, с. 226 и ел.
104 См. выше, с. 229—230; хотя утверждения Ньютона в «Общем поучении»
о том, что бог есть господь, а не совершеннейшее существо, направлено про-
тив лейбницианской концепции бога как надмирового разума, Ньютон, не-
сомненно, имеет в виду и Декарта.
105 Unpublished Scientific Papers, p. 113.
106 См.: Математические начала... — Цит. соч., вып. V, с. 464; Оптика,
с. 474—481.
ют Математические начала... — Там же, с. 418—419; Оптика, с. 474—481-
юз Математические начала..., с. 419.
109 Ньютон, разумеется, не прав: волны, если они достаточно малы по
сравнению с отверстием, сквозь которое проходят, не «огибают угла». Но мы
не можем упрекнуть его в том, что он не предвосхитил развитие волновой
теории света, или даже в том, что он не оценил по достоинству данное Гюй-
генсом объяснение этому феномену.
110 Там же, с. 436.
111 Там же, с. 439, 441.
112 Там же, с. 442.
113 Там же.
114 Там же, с. 442—443.
115 Там же, с. 444.
116 Там же, с. 446.
117 Там же.
118 Там же, с. 444—445. В своем «Предисловии» ко второму изданию «На-
чал» (1713) Коутс дает превосходное резюме критики Ньютоном гипотезы
вихрей.
119 Конечно, Ньютон определенно знал, что Коперник никогда ничему
подобному не учил и что не Коперник, а Кеплер сформулировал двч закона
движения планет, на которые он ссылался (первый и второй законы Кепле-
ра). Почему же он говорит о «коперниковской гипотезе», приписывая тем
самым эти законы Копернику, а не их истинному первооткрывателю? Про-
исходит ли это потому, что — как это ранее было с Галилеем — он испыты-
вал неприязнь к Кеплеру с его неперывной путаницей «метафизических ги-
потез» с «натуральной философией»? Быть может, этим как раз и объясня-
ется то, что он не назвал Кеплера в числе своих предшественников, несмотря
на то что заимствовал у него и термин, и саму концепцию инерции (совер-
шенно изменив ее содержание — см. выше, прим. 35) ; точно так же, как
не упомянул о полукубическом отношении времен обращения, которое, вме-
сте с вытекающей из пего обратной пропорциональностью квадратов рас-
стояний (следствие 6: «Если времена обращения находятся в полукубиче-
ском отношении радиусов, то центростремительные силы обратно пропорцио-
нальны квадратам радиусов, и наоборот»), есть не что иное, как третий за-
кон Кеплера, и из которого не только сэр Кристофер Рен, д-р Гук и д-р Гал-
лей, но и сам Ньютон вывели это полукубическое отношение (см.: H ь ю-
т о н И. Математические начала... — Цит. соч., вып. IV, с. 73). В Кн. III он
также не упоминает о Кеплере пи в связи со своим вторым законом («глав-
ные планеты радиусами, проведенными... к Солнцу, проделают площади, про-
порциональные времени»: там же, вып. V, с. 456), ни в связи с первым («пла-
неты движутся по эллипсам, имеющим свой фокус в центре Солнца, и радиу-
сами, проводимыми к этому центру, описывают площади, пропорциональные
временам»: там же, с. 477). Но он все же упоминает Кеплера как первооткры-
вателя третьего закона (там же, с. 455).
Мы должны, однако, иметь в виду, что в течение всего XVII в. гелиоцен-
трическая астрономия называлась «коперниковской», как называл ее и сам
Кеплер, озаглавив книгу, где, помимо гелиоцентризма, ничего коперштков-
ского не было, «Краткое изложение коперниковской астрономии»; что каса-
ется термина «гипотеза», то он также был в ходу. Действительно, «Начала»
Ньютона были представлены Королевскому обществу в качестве работы,
цель которой — доказать «коперпиковскую гипотезу».
262 263
447.
120 H ь ю т о н И. Математические начала... — Цит. соч., вып. V, с. 446—
121 Там же, вып. IV, с. 30.
122 The Geometrical Lectures of Isaac Barrow. J. M. Child, ed Chicago
Open Court, 1916, Lecture I, p. 35 ff.
123 Для Декарта, как и для Аристотеля, если бы не было мира, не было
бы и времени. Генри Мор, продолжая неоплатоновскую традицию, возража-
ет, что у времени нет ничего общего с миром (см.: Второе письмо Декарту
от 5 марта 1649 г. — D e s c a r t e s R. Oeuvres. Ch. Adam et P. Tannery ed. V,
p. 302). Эти письма были опубликованы Ш. Клерселье в его издании перепис-
ки Декарта (Lettres de M. Descartes..., Paris, 1657) и переизданы Генри Мором
в его «Сборнике нескольких философских работ» в 1662 г.; перевод на фран-
цузский язык осуществлен г-жой Ж. Роди-Леви: D e s c a r i e s . Correspondance
avec Arnauld et Morus. Paris, 1953; ср.: K o y r e A. Du Mond clos...,p. 109:
«Ибо. если бы бог уничтожил Вселенную и если бы много времени спустя
из ничего создал новую, это междумирие, или отсутствие мира, было бы его
длительностью, чьей мерой было бы определенное число дней, лет или веков.
Следовательно, существует длительность несуществующей вещи, эта дли-
тельность есть вид распространенности; и, следовательно, протяженность
небытия, т. е. пустоты, может быть измерена в локтях (мера длины во Фран-
ции, равная 120 еж.— Прим. перев.) или в милях, так же как длительность
того, что не существует, может быть в своем несуществовании измерена в
часах, днях или месяцах» (Correspondance..., p. 135). Декарт, однако, отстаи-
вает свою позицию (см.: Второе письмо Генри Мору от 15 апреля 1649 г. —
Oeuvres, V, р. 343; Correspondance..., p. 161): «Я считаю противоречивым при-
нимать длительность между уничтожением первого мира и созданием ново-
го; ибо если мы соотнесем эту длительность или нечто подобное ей с последо-
вательностью божественных мыслей, то это явится не истинным восприяти-
ем некоторой вещи, а ошибкой ума».
124 Н ь ю т о н И. Математические начала... — Цит. соч., вып. IV, с. 31.
125 Там же, с. 30.
126 Там же.
127 Для Лейбница эти «порядки» составляют время и пространство.
128 Там же, с. 30—31. См. также комментарий Кларка в «Физике» Роо
(part I, eh. 1. p. 36).
129 H ь ю т о н И. Математические начала...—Цит. соч., вып. IV, с. 31—
32.
130 «Тело а» К. Неймана. Н ь ю т о н И. Математические начала... — Цит.
соч.. вып. IV, с. 32.
131 Там же, с. 33.
132 Там же.
133 Там же.
134 Там же, с. 39.
135 Там же, вып. V, с. 464.
136 Н ь ю т о н И. Оптика, с. 276, 279.
137 Там же, с. 279, 280.
138 См. выше, с. 229—230. Как мы видим, в своем осуждении картезианст-
ва и лейбницианства Коутс последовательно выражает взгляды самого Нью-
тона.139 Н ь ю т о н И. Оптика, с. 280, 305. Цитируемый в русском переводе
текст несколько отличается от текста, приведенного А. Койре. — Прим. перев.
140 Там же, с. 305. Одно из главных обвинений, выдвинутых Лейбницем
против Ньютона и его философии, было направлено против приписывания
последним богу некоторого «чувствилища» и отождествления пространства
с этим «чувствилищем» (Letter to the Abbe Conti; Letter to the Princess of
Wales. — In: The Leibniz — Clarke Correspondence. Alexander H. G., ed. Manchester,
England, Manchester University Press, 1956, p. 11). В своем ответе
Лейбницу Кларк протестовал: «Сэр Исаак никогда не говорил, будто про-
странство является чувствилищем бога; он лишь сравнивал его с чувствили-
шем живых существ и говорил, что бог воспринимает вещи в пространстве
264
так же, как если бы они были в его чувствилище». Для доказательства сво-
его утверждения Кларк цитирует фрагмент из «Оптики» (с. 280—281): «...не
становится ли ясным из явлений, что есть бестелесное существо, живое, ра-
зумное, всемогущее, которое в бесконечном пространстве, как бы в своем
чувствилище, видит все вещи вблизи, прозревает их насквозь и понимает
их вполне благодаря их непосредственной близости к нему». Действительно,
на этих страницах Ньютон употребляет термин «чувствилище»; что касает-
ся цитируемого Кларком фрагмента, то в первоначальном варианте текста
перед «чувствилищем» отсутствовали слова «как бы в своем», и, когда том
был уже напечатан, Ньютон решил изменить текст, введя в него эти слова,
предназначенные спасти характер видимости, вероятно потому, что Ньютон
не хотел повторять д-ра Кларка, выразившего ту же точку зрения в своей
работе «Философские принципы натуральной религии» (London, 1705, Р. II,
Del IV, р. 4) : «Дух есть протяженная, проницаемая, активная, неделимая,
разумная субстанция»; Cor. IV, р. 53: «Мировое пространство есть образ и
представление в природе божественной бесконечности»; Gor. V, p. 53: «По-
этому с полным основанием мировое пространство можно назвать божествен-
ным чувствилищем, ибо оно есть место, где природные вещи или же сово-
купность материальных и составных существ представлены в божественном
всеведении». Забавно наблюдать, как десятью годами позже Эддисон про-
возгласит эту концепцию как «наиболее благородный и наиболее возвышен-
ный способ рассмотрения бесконечного пространства»; см.: S p e c t a t o r ,
п. 565, July, 1714; цитируется Г. Александером в: Correspondence..., p. XVI.
Для более глубокого изучения взглядов Ньютона в отношении «божественно-
го чувствилища» см.: B u r t t E. A. Op. cit., p. 128, 233, 258 ff.; K o y r e A. et
C o h e n I. B. Newton and the Leibniz—Clarke Correspondence. Archives Internationales
dHistoire des Sciences, 15, 1962, p. 63—126.
141 О «гипотезах» см.: C o h e n I. B. Franklin and Newton: An Inquiry
into Speculative Newtonian Experimental Science and Franklins Work in Electricity
as an Example Thereof. Philadelphia, American Philosophical Society,
1956, Appendix One, p. 575—589; K o y r e A. Concept et experience dans la pensee
de Newton..., ch. III. 142 H ь ю т о н И. Математические начала...—Цит. соч., вып. V, с. 450.
143 K o y r e A. Les Regulae Philosophandi de Newton. — K o y r e A. Etudes
newtoniennes..., ch. VII.
144 Н ь ю т о н И. Цит. соч., с. 588.
145 Там же.
146 Представляется, что для Ньютона, как и для Паскаля, «бог филосо-
фов» не был богом религии.
147 Лейбницевский бог — надмировой разум — является «всеотрицающим
богом». См. критику Лейбница Кларком в их «Переписке», а также: Koyre
А. Du Monde clos... 148 Согласно классическому определению Боэция, навеянному платонов-
ской идеей времени — подвижного образа неподвижной вечности, — веч-
ность—это настоящее, которое длится всегда, которое не имеет ни прошлого,
ни будущего, ни какого-либо вида воспоследования; это — некое теперь
(пипс). Ньютон, однако, совершенно недвусмысленно отбрасывает эту кон-
цепцию.
149 Н ь ю т о н И. Математические начала... — Цит. соч., вып. V, с. 590.
150 Традиционно, так же как и для Декарта, бог представлен в мире сво-
им могуществом.
151 Там же. В латинском тексте «Начал» не упоминается об эластичной
и электрической природе этого духа; там сказано только о «тончайшем духе».
Но Мотт в своем переводе пишет «электрический и эластичный», и сам Нью-
тон добавляет эти слова в принадлежащем ему экземпляре «Начал» (см.:
H a l l A. R. and H a l l M. Boas. Newtons Electric Spirit: Four Oddities. Isis,
50, 1959, p. 473—476; C o h e n I. В., K o y r e A. Newtons Electric and Elastic
Spirit.—Isis, 51, 1960, p. 337; G u e r l а с H. Francis Hauksbee: experimentateur
au profit de Newton. Archives Internationales dHistoire des Sciences, 16,
1963, p. 113-128).
265
152 О ньютоновской концепции сил притяжения на малых расстояниях,
одновременно внутри- и впемолекулярных, и об их сведении к электриче-
ским силам см.: H a l l A. R. and H а 11 M. Boas. Unpublished Scientific Papers,
p. 349—355. Согласно статье Г. Герлака (ср. предыдущее примечание),
на Ньютона оказали влияние опыты Хоксби.
153 Интересно отметить, что Ньютон не приписывает порождение силы
тяжести действию «электрических и эластичных» духов, но проводит раз-
личие между силами тяготения и электрическими силами, или, говоря со-
временным языком, между гравитационными и электромагнитными полями.
Так, даже в тех вопросах «Оптики», где он объясняет тяготение давлением
эфира («Оптика», с. 265—268), он тем не менее повторяет, что «природа весь-
ма схожа в себе самой и очень проста, выполняя все большие движения не-
бесных тел при помощи притяжения тяготения, являющегося посредником
менаду этими телами, и все малые движения частиц этих тел — при помощи
некоторых иных притягательных и отталкивательных сил, связывающих эти
частицы» (там же, с. 30).