Кохановский В., Яковлев В. История философии

ОГЛАВЛЕНИЕ

Раздел III. Русская философия

Глава 6. Философия в Советской России

§ 10. М . К. Мамардашвили

Мамардашвили Мераб Константинович (1930—1990), доктор философских наук, профессор, преподавал в Московском и Тбилисском университетах, был сотрудником Института философии Академии наук СССР. Живя в эпоху, когда доминирующей техникой и практикой философского мышления был язык марксизма, Мамардашвили попытался показать, что существуют проблемы, для решения которых необходим не только иной язык, но и иное понимание философии. Сознание и мышление и были теми проблемами, осмыслению которых посвящены практически все труды мыслителя.

Разрабатывая философию сознания, Мамардашвили обращался прежде всего к истории философии, и наиболее значимыми для него были фигуры Маркса, Гегеля, Декарта, Канта, Гуссерля, Кафки. Но он не стал ни картезианцем, ни кантианцем, ни гегельянцем, ни марксистом, ни гуссерлианцем. Он дерзнул быть Мыслителем. Следуя европейской традиции трансцендентального анализа сознания, Мамардашвили пытался понять, что есть мысль, как можно мыслить мысль, т.е. помыслить то, чем мыслишь. Акт «промысливания мысли» реализован в философии Платона, Декарта, Канта. Эти философы, утверждал Мамардашвили, каждый раз заново в процессе мыслительной работы с самой же мыслью выявляли некие «первоэлементы мысли», обеспечивающие познавательные способности человека. Поэтому философию он и определял как мысль мысли. Парадокс же заключается в том, что хотя «реальная» философия работала с мыслью, «технология» такой работы не была прояснена в текстах. Мамардашвили ставит перед собой задачу неимоверной трудности: реконструировать процесс работы мысли с самой же мыслью.

Этой теме посвящены работы: «Классический и неклассический идеалы рациональности» (1984), «Кантианские вариации» (1989), сборник его статей под общим названием «Как я понимаю философию» (1990), «Беседы о мышлении» (1991), «Картезианские размышления» (1993), «Необходимость себя» (1996), «Лекции по античной философии» (1997) и др.

Вслед за Парменидом, Мамардашвили утверждает, что вопрос о мышлении обращается всякий раз в вопрос о бытии, которое в отличие «от просто эмпирических фактов» нам неизвестно. Оно «прежде всего дано нам в чувстве той отрешенной тоски, которую мы все хоть на миг, хоть раз в жизни испытали», когда вдруг ощутили свою чуждость этому миру и почувствовали свою принадлежность иному, неизвестному, таинственному, но внезапно и вдруг ясно для нас проступившему иному миру. Мысль, считает Мамардашвили, возникает в том зазоре, который образуется между нашим «зависанием» над пропастью неизвестного нам мира и отсутствием природных естественных механизмов нашего осуществления в нем. Например, мы можем эмпирически испытать доброе намерение. Но оно возможно только в силу существования того, что называется «добром самим по себе» и что не совпадает с нашим эмпирическим переживанием.

Мысль начинается со способности отличить психологические переживания добра от добра «как такового», не доступного эмпирическому его «испытыванию». Поэтому-то Платон объяснял акт мысли как акт «воспоминания» идей, бытийствующих во вневременном, сверхчувственном мире. Античная мысль начинается с удивления, о чем свидетельствуют сами античные философы. Связано оно, считает Мамардашвили, прежде всего с осознанием того факта, что эмпирическое бытие людей построено так, что в нем не могло быть и не должно было быть ни добра, ни справедливости, ни любви, а тем не менее они есть. Из удивления по поводу того, что в чувственном мире есть нечто, что из него не выводимо, из него не следует, родилась философская мысль.

Мамардашвили неоднократно подчеркивал, что мыслить очень трудно, «мысль — это ад»: она всегда совершается «на пределе человечески возможного». Он относил мышление к ряду «метафизических невозможностей», т.е. событий, которые не являются само собой разумеющимися: «оно может случиться, а может и не случиться», «события мышления почти что невозможны, но бывают — и это удивительно». Но удивление есть начало мысли, и в данном случае мысль мыслит свою возможность быть. Удивляться тому, почему, например, мысль, добро, справедливость, любовь и т.д. не могут спонтанно возникнуть в человеческом эмпирическом бытии, но все-таки в нем присутствуют, думать об этом — это значит мыслить.

Мамардашвили разводит понятия «думать» и «мыслить». «Думанье» внешне абсолютно похоже на мысль: оно оперирует абстрактными представлениями, «возвышенными идеями», но можно думать не мысля. Мысли нет там, где думанье превращается в средство прославления себя, украшения себя, компенсации своих недостатков, самоутверждения, передачи внутренних переживаний и т.д. Если есть мысль, то в ней «отсутствуешь ты», ибо она может быть, по мнению Мамардашвили, «только чистой мыслью». И потому, когда, например, человек рассуждает так: «Покажите мне добро и я буду добрым», — его «думанье» не есть мысль, ибо мысль «рождается из душевного потрясения», а не из следования внешним нормам и стандартам, если даже они исходят от авторитета.