Ильин И.П. Постструктурализм, деконструктивизм, постмодернизм

ОГЛАВЛЕНИЕ

МИШЕЛЬ ФУКО -- ИСТОРИК БЕЗУМИЯ, СЕКСУАЛЬНОСТИ И ВЛАСТИ

"Власть"

Как пишут М. Моррис и П. Пэттон в исследовании
"Мишель Фуко: Власть, истина, стратегия" (1979)
(316), начиная с 1970 г. Фуко стал одновременно исследовать
как "малые или локальные формы власти, -- власти, находя-
щейся на нижних пределах своего проявления, когда она касает-
ся тела индивидов", так и "великие аппараты"3, глобальные
формы господства" (316, с. 9), осуществляющие свое господство
посредством институализированного дискурса.

Пожалуй, самым существенным в общем учении Фуко яви-
лось его положение о необходимости критики "логики власти и
господства" во всех ее проявлениях. Именно это было и остает-
ся самым привлекательным тезисом его доктрины, превратив-
шимся в своего рода "негативный императив", затронувший
____________________
3. Под термином "аппараты" структурализме и постстурурализме
закрепилось в основном значение, которое ему придал Алтюссер,
постулируя существование "репрессивных государственных аппаратов",
добивающихся своей цели при помощи насилия,
и "идеологических государственных аппаратов", таких как церковь,
система образования, семья, профсоюзы, масмедиа, литература и т. д.,
достигающих того же путем обеспечения "согласия" масс.

сознание очень широких кругов современной западной интелли-
генции.

Фактически в этом же направлении работает и общая логи-
ка рассуждений Дерриды, Кристевой, Делеза и многих других
постструктуралистов -- здесь лежит то общее, что их всех объ-
единяет, но как раз у Фуко эта мысль получила наиболее при-
емлемую и популярную формулировку как своей доступностью,
логической обоснованностью, так и умеренно-прогрессивным
радикализмом общей постановки вопроса, не без налета некото-
рой фатальной обреченности и неизбежности. Очевидно, эта
мифологема, воспринятая людьми самых разных взглядов и
убеждений, отвечает современным западным представлениям о
власти как о феномене, обязательно и принудительно действую-
щем на каждую отдельную личность в ее повседневной практи-
ке, и в то же время обладающем крайне противоречивым, раз-
нонанравленным характером, способным совершенно непредска-
зуемым образом обнаруживаться неожиданно в самых разных
местах и сферах.

Еще раз повторим: дисперсность, дискретность, противоре-
чивость, повсеместность и обязательность проявления власти в
понимании Фуко придает ей налет мистической ауры, характер
не всегда уловимой и осознаваемой, но тем не менее активно
действующей надличной. Она порождает эффект той спе-
цифической притягательности иррационализма, к которому так
чувствителен человек конца ХХ в. и который он пытается ра-
ционально объяснить, прибегая к авторитету научно-естест-
венного релятивизма новейших физико-математических пред-
ставлений. Специфика понимания "власти" у Фуко заключается
прежде всего в том, что она проявляется как власть "научных
дискурсов" над сознанием человека. Иначе говоря, знание",
добываемое наукой, само по себе относительное и пэотому яко-
бы сомнительное с точки зрения "всеобщей истины", навязыва-
ется сознанию человека в качестве "неоспоримого авторитета",
заставляющего и побуждающего его мыслить уже заранее гото-
выми понятиями и представлениями. Как пишет Лейч, "проект
Фуко с его кропотливым анализом в высшей степени регули-
руемого дискурса дает картину культурного Бессознательного,
которое выражается не столько в различных либидозных жела-
ниях и импульсах, сколько в жажде знания и связанной с ним
власти" (294, с. 155).

Этот языковой (дискурсивный) характер знания и меха-
низм его превращения в орудие власти объясняется довольно
просто, если мы вспомним, что само сознание человека как
таковое еще в рамках структурализма мыслилось исключительно
как языковое. И те выводы, которые сделал из этого фундамен-
тального положения структурализма и постструктурализма Фу-
ко, шли в традиционном для данной системы рассуждений духе,
хотя и получили у него специфическую (и, надо отметить, весь-
ма влиятельную) интерпретацию. С точки зрения панъязыкового
сознания нельзя себе представить даже возможность любого
сознания вне дискурса. С другой стороны, если язык предопре-
деляет мышление и те формы, которые оно в нем обретает, --
так называемые "мыслительные формы", -- то и порождающие
их научные дисциплины одновременно формируют "поле созна-
ния", своей деятельностью постоянно его расширяя и, что явля-
ется для Фуко самым важным, тем самым осуществляя функ-
цию контроля над сознанием человека.

Таким образом, в теории Фуко осуществляется мистифици-
рование научно-технического прогресса, подмена его анонимной
и полиморфной "волей к знанию" и интерпретация ее как стрем-
ления замаскировать "волю к власти" претензией на научную
"истину". Как утверждает Фуко в своей обычной эмоциональ-
ной манере: " Исторический анализ этой злостной воли к зна-
нию обнаруживает, что всякое знание основывается на неспра-
ведливости (что нет права, даже в акте познания, на истину или
обоснование истины) и что сам инстинкт к знанию зловреден
(иногда губителен для счастья человечества). Даже в той широ-
ко распространенной форме, которую она принимает сегодня,

воля к знанию неспособна постичь универсальную истину: чело-
веку не дано уверенно и безмятежно господствовать над приро-
дой. Напротив, она непрестанно увеличивает риск, порождает
опасности повсюду... ее рост не связан с установлением и упро-
чением свободного субъекта; скорее она все больше порабощает
его своим инстинктивным насилием" (188, с. 163).

Проблема "власти", пожалуй, оказалась наиболее важной
среди тех представителей деконструктивизма и постструктура-
лизма (это касается прежде всего так называемого "левого де-
конструктивизма" и британского постструктурализма с их теори-
ей "социального текста"), которые особенно остро ощущали
неудовлетворенность несомненной тенденцией к деполитизации,
явно проявившейся в работах Дерриды конца 60-х и практиче-
ски всех 70-х гг4. Но в первую очередь это недовольство было
______________________________
4. Где-то на рубеже 70-х и 80-х гг. его позиция несколько
изменилась: как генератор идей, очень чуткий к общему "настроенческому хаосу"
бурлящего котла разноречивых мнений, он мгновенно среагировал на
перемену пристрастий и ориентаций западных интеллектуалов,
и скорректировал в начале 80-х гг. свою позицию.

направлено против открыто декларируемой аполитичности Йель-,
ской школы. Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел философия