Бодрийар Ж. Америка

ОГЛАВЛЕНИЕ

ЗВЕЗДНАЯ АМЕРИКА

Звездная Америка. Лирика чистого движения. Против меланхолии
европейского анализа. Мгновенный шок векторности, сигналитичности,
вертикальности, пространственности. Против лихорадящей
отстраненности культурного взгляда.
Радость крушения метафоры, к которой мы прибегаем только во
время траура. Ликование непристойности, непристойность
очевидности, очевидность могущества, могущество симуляции. Против
нашей обманутой невинности, против пропасти наших аффектаций.
Шок. Шок горизонтальности - в автомобиле, шок высотности - в
самолете, шок электронный - в телевидении, шок геологический - в
пустыне, шок стереолитический - в мегаполисах, шок
трансполитический - в игре могущества, музее могущества, которым
стала Америка для всего остального мира.
В Америке для меня не существует истины. От американцев я
требую только лишь быть американцами. Я не требую от них
интеллигентности, здравомыслия, оригинальности, я только хочу,
чтобы они населяли пространство, не имеющее ничего общего с моим,
только прошу быть для меня недосягаемым заоблач-
[94]
ным краем, самым прекрасным орбитальным пространством. Зачем же
стремиться за пределы центра во Франции, перемещаясь в локальное
этническое пространство, если оно само является лишь малой частью
и остатком центральности. Я хочу экс-центрироваться, стать
эксцентричным, но только там, где находится центр мира. И в этом
смысле последний fast-food и самый банальный suburb, зауряднейшие
американские машины-громадины или самые ничтожные персонажи из
комиксов - все это оказывается ближе к центру мира, чем любые
культурные манифестации старой Европы. Это единственная страна,
которая дает право на существование неприкрытой естественности, вы
требуете от вещей, лиц, небес и пустынь быть только тем, что они
есть, just as it is.(1)
В Америке у меня всегда возникает впечатление подлинного
аскетизма Культура, политика, а вместе с ними и сексуальность,
подчинены исключительному зрелищу пустыни, которая составляет
здесь первосцену. Все исчезает перед ней, даже тело, как бы
вследствии истощения, и все становится прозрачным, обретает
легкость, близкую к небытию. Все, что меня окружает, участвует в
этом разрастании пустыни. Но только это радикальное
экспериментаторство и позволяет двигаться дальше, открывая ту
звездность, которую я не найду больше нигде.
Америка - не сновидение, не реальность, Америка -
гиперреальность. Она гиперреальна, поскольку представляет собой
утопию, которая с самого начала переживалась как воплощенная. Все
здесь реально, прагматично и в то же время все погружает вас в
грезу. Возможно, истина Америки может открыться только европейцу,
поскольку он один в состоянии найти здесь
----------------------------------------
(1) Просто как оно есть (англ)
[95]
совершенный симулякр,(1) симулякр имманентности и материального
воплощения всех ценностей. Американцы не имеют никакого понятия о
симуляции Они представляют собой ее совершенную конфигурацию, но,
будучи моделью симуляции, не владеют ее языком. Они представляют
qnani идеальный материал для анализа всех возможных вариантов
современного мира. Впрочем, ни больше ни меньше, чем в свое время
таким материалом служили первобытные общества. То же самое
мифическое и аналитическое воодушевление, которое некогда
приковывало наш взгляд к этим ранним обществам, побуждает нас
сегодня, с тем же пылом и теми же предрассудками, вглядываться в
Америку.
В действительности, здесь, как я надеюсь, мы не
дистанцируемся от Европы, не становимся на более отчужденную точку
зрения. Просто когда вы оборачиваетесь, то оказывается, что Европа
исчезла. Поэтому речь не идет о том, чтобы занять критическую
позицию в отношении Европы. Это вполне успешно делается и в ней
самой, да и надо ли критиковать то, что уже и так критиковалось
тысячи раз? Необходимо другое войти в вымысел Америки, в Америку
как вымысел. Это позволяет ей править миром И пусть
----------------------------------------
(1) Симулякр (лат. simulacrum) - подобие, видимость - одно из
ключевых понятий постмодернистской французской философии,
возникшее в связи с проблемой различия и тождества, соотношения
копии и оригинала Симулякр - это фантом сознания, кажимость, то
что воспроизводит образ объекта вне его субстанциальных свойств А
Гараджа пишет о концепции Бодрийяра "Современный мир состоит из
моделей и симулякров, не обладающих никакими референтами, не
основанных ни на какой реальности, кроме их собственной, которая
представляет собой мир самореферентных знаков Симуляция, выдавая
присутствие за отсутствие, одновременно смешивает всякое различие
реального и воображаемого"
[96]
каждая черта Америки совершенно лишена всякого значения, сама
Америка - нечто, что превосходит всех нас.
Америка представляет собой гигантскую голограмму в том
смысле, что информация о целом содержится в каждом из ее
элементов. Возьмите крошечную стоянку в пустыне, любую улицу
любого городка Среднего Запада, парковку, любой калифорнийский
дом, Бургеркинг или "студебеккер" - и перед вами вся Америка юга,
севера, востока и запада. Америка - голограмма в смысле
однородности света лазера, гомогенности простых элементов,
собранных одними и теми же световыми пучками. Если посмотреть с
визуальной и вместе с тем пластической точки зрения, то создается
впечатление, что вещи сделаны из совершенно нереального материала,
что они поворачиваются и передвигаются в пустоте словно благодаря
специальному световому эффекту, пленке, сквозь которую они
проходят, не замечая ее. Это, разумеется, относится к пустыне, но
точно так же и к Лас Вегасу, рекламе, к деятельности людей, к
паблик рилейшенз, бытовой электронике, все это вырисовывается с
пластичностью и очевидностью светового сигнала. Голограмма близка
к фантазму, это трехмерное сновидение, и мы можем войти туда как в
сновидение. Все держится на существовании светового луча, который
несет в себе вещи; если он исчезнет, все эффекты, как и сама
реальность, рассеятся. Итак, возникает впечатление, что Америка
сделана из фантастических соединений сходных элементов, и все
держится на нити лазерного луча, который на наших глазах создает
американскую реальность. Спектральное здесь не фантомно, это не
танец призраков, а спектр рассеивания света.
[97]
На благоухающих холмах Санта-Барбары все виллы напоминают
funeral homes.(1) Здесь, среди гардений и эвкалиптов, в изобилии
видов растительности и однообразия человеческого вида, зловещая
судьба реализованной утопии. В этом средоточии богатства и свободы
всегда стоит один тот же вопрос: "What are you doing after the
orgy?".(2) Что делать, когда все доступно: секс, цветы, стереотипы
жизни и смерти? Вот в чем проблема Америки, которую унаследовал
весь остальной мир.
Все дома мертвенны, и ничто не нарушает этого искусственного
спокойствия. Отвратительная вездесущность зеленых насаждений как
навязчивая мысль о смерти, застекленные проемы, напоминающие
хрустальный гроб Белоснежки, массивы бледных и низкорослых цветов,
расползающихся подобно рассеянному склерозу, бесконечное ветвление
проводов над, под, вокруг дома, напоминающих катетеры в
реанимационном отделении госпиталя, ТВ, стерео, видео, которые
устанавливают контакт с внешним миром, машина, машины,
обеспечивающие связь с погребальным торговым центром,
супермаркетом, наконец, жена и дети как наглядные признаки успеха,
- все здесь говорит о том, что смерть в конце концов нашла себе
идеальное пристанище.
Микроволновые печи, мусороперерабатывающие агрегаты,
оргазменная упругость мебельной обивки: этот образ пляжной и
изнеженной цивилизации упорно напоминает конец света. Все формы
здешней активности несут на себе отпечаток конца света:
калифорнийские эрудиты, свихнувшиеся на латыни или марксизме,
многочисленные секты девственников или
----------------------------------------
(1) Место, где происходит гражданская панихида (англ.)
(2) Что вы делаете после оргии (англ.).
[98]
злодеев, сомнамбулические джоггеры в тумане, тени, сбежавшие из
платоновской пещеры, настоящие дебилы или дауны, удравшие из
психиатрических лечебниц (сумасшедшие, которые живут в городе на
свободе, также представляются мне верным признаком конца света,
последней печатью Апокалипсиса), толстяки, вырвавшиеся из
гормональных лабораторий собственных тел, автозаправочные станции
- oil sanctuaries (1) - сверкающие в темноте, как казино или
корабли инопланетян.

Восхитительный гиперреализм
Экстатическая аскеза
Мультипроцессорный тревелинг
Интерактивная многомерность
От чего ловить кайф
Western Digitals
Body Building Incorporated
Mileage illimited
Chennel Zero

Подозрительный бар Санта-Барбары. Красные подтяжки игрока в
бильярд. Фуко, Сартр, Орсон Уэлс - все трое там, в баре, говорят
одновременно, с потрясающим сходством и со странной
убедительностью. Cocktail scenery.(1) Аромат насилия, пивной дух.
Hustling is prohibited.(3)
Секс, пляж и горы. Секс и пляж, пляж и горы. Горы и секс.
Какие-то понятия. Секс и понятия. Just a life.(4)
Все схватывается через симуляцию. Пейзажи - через фотографию,
женщины - через сексуальный сце-
----------------------------------------
(1) Нефтяные святилища (англ.).
(2) Коктейль пати (англ.).
(3) Проституция запрещена (англ.)
(4) Просто жизнь (англ.)
[99]
нарий, мысль - через письмо, терроризм - через моду и масс-медиа,
qna{rh - через телевизор. Кажется, что вещи существуют
единственно ради этого странного предназначения. Можно даже
задаться вопросом, не существует ли сам этот мир только как
реклама, созданная в каком-то другом мире.
И коль скоро единственная в своем роде красота рождена
посредством пластической хирургии тела, коль скоро единственная в
своем роде урбанистическая красота создана эстетическим
препарированием зеленых пространств, а мнение посредством
пластической хирургии исследования, ...то теперь настает время
генетических преобразований, время пластической хирургии вида.
И вот культура, которая в одно и то же время изобретает
специализированные институты для соприкосновения тел, и кастрюли,
в которых вода не соприкасается с дном, поскольку оно изготовлено
из настолько однородного, сухого и искусственного материала, что
ни одна капля не прилегает к нему, точно так же как ни на одно
мгновение не соприкасаются тела, сплетенные в приливе feeling(1) и
терапевтической любви. Это называется интерфейс, или
взаимодействие. Это вытеснило встречу лицом к лицу, поступки и
получило название коммуникации. Ибо происходит сообщение: чудо
состоит в том, что основание кастрюли сообщает свою температуру
воде, не соприкасаясь с ней, производя что-то вроде кипячения на
расстоянии, точно так же как тело сообщает другому свои флюиды,
свою потенциальную эротичность за счет своеобразной молекулярной
капиллярности, не соблазняя и не волнуя его. Код разделения
работал так основательно, что произошло отделение воды от каст-
----------------------------------------
(1) Чувство (англ.).
[100]
рюли, и она стала передавать тепло как послание, или некое тело
передает свое желание другому как послание, как подлежащие
расшифровке сигналы. Это называется информацией, и это проникло
повсюду как фобический и маниакальный лейтмотив, касающийся как
эротических отношений, так и кухонной утвари.
И вновь то же стремление к стерильности.
Музей Гетти, где старые картины выглядят как новенькие -
блестящие и обесцвеченные, очищенные от налета времени и мелких
трещин, в искусственном блеске показухи "pompeian fake",(1)
который их окружает.
В Филадельфии: радикальная секта, MOVE, странные правила
которой запрещали вскрывать трупы и убирать мусор, была
ликвидирована американской полицией, что привело к гибели в огне
одиннадцати человек и пожару, в котором сгорели тридцать домов
вокруг, причем все эти дома, по иронии судьбы, принадлежали тем
соседям, которые требовали уничтожения секты.
И в то же время производится дезинфекция, уничтожаются отходы
и заделываются трещины, вещам возвращается состояние их
первоначальной чистоты, они реставрируются. Keep America clean.(2)
Улыбка, которую каждый прохожий тебе адресует - дружелюбное
движение челюсти, свидетельствующее о человеческой теплоте. Эта
вечная улыбка, сопровожающая общение, улыбка, которой ребенок
впервые отзывается на присутствие других, или которой он с
отчаянием вопрошает об их присутствии, эта улыбка подобна первому
крику человека, который
----------------------------------------
(1) Помпеевская старина (англ.).
(2) Держи Америку в чистоте (аягл.).
[101]
одинок в мире. Как бы там ни было, здесь вам улыбаются, и вовсе не
из любезности или желания нравиться. Эта улыбка означает лишь
необходимость улыбаться. Что-то вроде улыбки Чеширского Кота: она
-еще долго держится на лице, после того как все эмоции исчезли.
Каждое мгновение вас одаривают улыбкой, но она остается неизменной
и ничего не выражает. Вам улыбаются без задней мысли, но именно
это держит вас на расстоянии. Улыбка охлаждает страсти и вдобавок
афиширует смерть в ее funeral home, поддерживая веру в то, что
контакт сохранится даже в ином мире. Улыбка иммунитетная, улыбка
рекламная. "Эта страна хороша, сам я тоже хорош, и все мы самые
лучшие". Это и улыбка Рейгана, в которой самоудовлетворение всей
американской нации достигает своей высшей точки, и которая станет
скоро единственным принципом правления. Улыбка
самопророчествующая, как и все рекламные знаки: улыбайтесь, и вам
будут улыбаться, Улыбайтесь, для того чтобы показать вашу
открытость, ваше чистосердечие. Улыбайтесь, если вам нечего
сказать, не скрывайте того, что вам нечего сказать, или что вам
нет дела до других. Пусть эта пустота, это глубокое равнодушие
непроизвольно просвечивает в вашей улыбке, сделайте подарок другим
из этой пустоты и безразличия, осветите ваше лицо нулевой степенью
радости и удовольствия, улыбайтесь, улыбайтесь. За недостатком
индивидуальной самобытности у американцев чудесный прикус.
Но это действует. Рейган добивается улыбкой более полного
согласия, чем добился бы какой-нибудь Кеннеди благодаря уму или
политической мудрости. Призыв к чисто животному или инфантильному
приветствию имеет гораздо больший успех, и все американцы сходятся
в этом ослепительном сиянии зубов. Никогда никакая идея, никакие
национальные ценности не смогли бы произвести подобного эффекта.
Дове-
[102]
рие, которое вызывает Рейган, является точной мерой его открытости
и пустоты его улыбки.
Тинейджер, катающийся со своим плеером на роликовой доске,
интеллектуал, работающий со своим word-processor,(1) рэппер из
Бронкса, который бешено крутится в Рокси или в других подобных
заведениях, джоггер или бодибилдер - повсюду все то же полное
одиночество, и все тот же нарциссизм, будь он обращен на тела или
на интеллектуальные способности.
Повсеместно мираж тела необычаен. Это единственный объект, на
котором можно сосредоточиться, - не как на источнике наслаждения,
а как на объекте иступленной заботы, поскольку мысль о физическом
или нервном истощении не дает покоя, и смысл смерти для всех
заключается в ее постоянном предупреждении. Тело лелеется в
перверсивной убежденности, что оно ни для чего не пригодно, в
полной уверенности, что его невозможно воскресить. Ибо наслаждение
является следствием воскрешения тела, благодаря которому оно
перерастает то навязчивое представление о гормональном, сосудистом
балансе и маниакальной диететике, в которые его хотят заключить,
эту панацею формы и гигиены. Поэтому необходимо забыть о телесных
удовольствиях как о настоящем благе, забыть о возможных
метаморфозах тела и обречь его на сохранение утопической и все
равно утраченной молодости. Ибо тело, которое спрашивает себя о
собственном существовании, уже наполовину мертво, и его подлинный
культ, полумедитативный, полуэкстатический, представляет собой
погребальные приготовления. Забота, которая проявляется к нему при
жизни, предвосхищает погребальный грим с улыбкой, соединяющейся со
смертью.
----------------------------------------
(1) Текстовый редактор (англ.).
[103]
Все дело в подключенности. Речь не идет о том, чтобы быть или
даже иметь тело, а о том, чтобы быть подключенным к нему.
Подключенным к сексу, подключенным к собственному желанию. Быть
qbg`mm{l с вашими собственными функциями как с различными типами
энергии или видеоэкранами. Модный гедонизм: тело представляет
собой сценарий, гигиенические реплики которого раздаются среди
бесконечных спортивных, тренажерных залов, залов стимуляций и
симуляций, простирающихся от Венеции(1) до каньона Тюпанг и
представляющих собой коллективную бесполую обсессию.
Другая обсессия связана с неотступным желанием подключиться к
собственному мозгу. На экранах своих word-processor люди созерцают
работу своего мозга. Теперь их уже не интересуют ни печень, ни
другие внутренние органы, они больше не пытаются читать в сердце
или в глазах, а интересуются лишь мозгом и миллиардами его
возможных связей, которые так хочется сделать видимыми и следить
за их работой как за компьютерной игрой. Весь этот церебральный и
электронный снобизм представляет собой высшую аффектацию и
знаменует собой не высшую антропологию, а антропологию упрощенную,
редуцированную к терминальным утолщениям спинного мозга. Но не
будем волноваться: все это менее научно и операционально, чем
кажется. Нас очаровывает просто вид мозга и его работы. Мы бы
хотели, чтобы нам был виден ход наших мыслей, и это уже как раз и
есть суеверие.
И вот университетский преподаватель сражается со своим
компьютером; он исправляет, переделывает, непрерывно
совершенствует сделанное, превращая это
----------------------------------------
(1) Венеция - пригород Лос-Анджелеса (штат Калифорния).
[104]
занятие в разновидность бесконечного психоаналитического сеанса,
занося в память компьютера все, чтобы только избежать конечного
результата, чтобы, благодаря вечному feed-back(1) с машиной,
отсрочить оплату по счету смерти и фатальную плату за письмо.
Чудесный инструмент экзотерической магии; в самом деле всякое
взаимодействие всегда сводится к бесконечной беседе с машиной,
посмотрите на ребенка за компьютером в школе: вы думаете, он стал
интерактивным или открылся миру? На самом деле родилась
интегрированная схема "ребенок-машина". Интеллектуал в конце
концов нашел эквивалент того, что тинейджер нашел в стерео и
плеере: зрительную десублимацию мышления, видеографию своих
понятий.
В Рокси звуконепроницаемый бар возвышается над площадкой
точно так же, как экраны господствуют над радиорубкой и как кабина
техника нависает над телевизионной студией. Зал со своей точечной
подсветкой, стробоскопическими эффектами, с танцорами,
захваченными световыми пучками, - это флуоресцирующая среда,
создающая тот же эффект, что и обыкновенный экран, И все это
осознают. Сегодня никакая драматургия тела, никакое представление
не в состоянии обойтись без контрольного экрана - и не для того,
чтобы видеть себя со стороны или отражаться в нем при сохранении
дистанции и магии зеркала, вовсе нет: экран необходим как
мгновенная и поверхностная рефракция. Только этому повсюду и
служит видео - экран экстатического преломления, которое уже не
имеет образа, сцены или традиционной театральности, которое не
включено ни в какую игру или самосозерцание, но подключено к
самому себе. Без этой обратной связи, без этой мгновенно
возникающей схемы, кото-
----------------------------------------
(1) Обратная связь (англ.).
[105]
рую мозг, объект, событие, дискурс, создают, подключаясь к самим
себе, без этого неизменного видео сегодня ничто не имеет смысла.
Стадия видео заменила стадию зеркала.
То, о чем я говорю, нельзя назвать нарциссизмом, и мы не
вправе злоупотреблять этим термином, чтобы описать соответствующий
эффект. Это не нарциссическое воображаемое, разворачивающееся
вокруг видео или стереокультуры, это результат исступленной
автореференции, короткое замыкание, которое непосредственно
связывает нечто с самим собой и, соответственно, подчеркивает его
поверхностную интенсивность и глубинную незначимость.
В этом и состоит особый эффект нашего времени, Ту же самую
природу имеет экстаз полароида, суть которого почти в
одновременном овладении объектом и его образом, словно
реализовалась старая физика, или метафизика света, где каждый
объект, повторяя самого себя, порождает двойников, что и
запечатлевается на снимке. Это сновидение. Это оптическая
материализация магических процессов. Полароидное фото -
экстатическая пленка, отслоившаяся от реального объекта.
Можно остановить разгоряченную лошадь, но невозможно
остановить бегущего джоггера. Пена на губах, сосредоточенность на
внутреннем счете, на том мгновении, когда наступит вторичное
состояние, главное - не останавливайте его вопросом о времени, он
вас просто сожрет. Он не взнуздан, но, вполне вероятно, держит в
руках гантели или подвешивает дополнительный груз к поясу (где то
время, когда девушки носили браслеты на лодыжках?). То, что
столпник III века искал в лишениях и гордой неподвижности, он
находит в изнурении мускулатуры. В умерщвлении плоти он собрат
тем, кто сознательно изнуряет себя в
[106]
тренажерных залах, в сложной механике хромированных блоков и
ужасающих медицинских протезов. Существует прямая связь
средневековых орудий пыток с механизированной работой на конвейере
и с практикой совершенствования тела механическими протезами. Как
диететика, бодибилдинг и все в этом роде, джоггинг представляет
собой новую форму добровольного рабства (а также новую форму
адюльтера).
Воистину, джоггеры - это святые конца света и протагонисты
медленно наступающего Апокалипсиса. Ничто так не похоже на конец
света, как одинокий человек, который бежит по пляжу, завороженный
звучанием своего плеера, погруженный в уединенное жертвоприношение
своей энергии, безразличный к любой катастрофе, поскольку не
ожидает ничего, кроме саморазрушения, истощения энергии
бесполезного тела, которое произойдет на его собственных глазах.
Первобытные неудачники кончали с собой, уплывая в открытый океан,
пока не иссякали их силы, джоггер сводит счеты с жизнью, гоняясь
взад и вперед по побережью. У него блуждающий взгляд, изо рта
текут слюни: не останавливайте его, он вас просто оттолкнет или
будет приплясывать перед вами как бесноватый.
Только одна тоска сравнима с тоской джоггера, это тоска
человека, который, стоя, в одиночестве ест посреди города. В Нью-
Йорке часто можно видеть эти жалкие отбросы человечьего общежитья:
они больше не прячутся и поглощают объедки прямо на людях. Но все-
таки это городские, индустриальные нищие. Множество людей бегают
одни, каждый сам для себя, не обращая внимания на других, со
стереофонической аурой над головой, которая просачивается в их
взгляд и это - вселенная Blade Runner,(1) это вселенная после
----------------------------------------
(1) "Бегущий по лезвию бритвы". Фильм с Харрисоном Фордом.
[107]
катастрофы. Оставаться нечувствительным к природному свету
Калифорнии, к дымке гор, которая разносится теплым ветром на
десятки миль вокруг и окутывает плавающие у берегов нефтяные
платформы, не видеть ничего этого и упрямо бежать в каком-то
khlt`rhweqjnl самобичевании, вплоть до жертвенного изнеможения, -
это знак потустороннего. Как толстяк, который становится все толще
и толще, как иголка, прыгающая на одном и том же месте пластинки,
как размножающиеся клетки опухоли, как все то, что утратило
способность остановиться. Все это общество, включая его активную и
продуктивную часть, все они бегут, потому утратили способность
остановиться.
Спортивные костюмы, jogging suits, огромные шорты и
хлопчатобумажные балахоны, easy clothes,(1) все это - ночная
амуниция, и люди, которые бегут или беспечно идут, в
действительности не покинули вселенской ночи, но благодаря тому,
что они одеты в свободные одежды, их тела словно плывут в них, а
они плывут в своих собственных телах.
Культура аноректическая: культура потери аппетита, отрыжки,
антропоэмии, отказа. Характеристика фазы ожирения, насыщения,
полнокровия.
Аноректик предвосхищает все это скорее поэтически - заклиная.
Он не признает, что ему чего-то не хватает. Он говорит: я ни в чем
не нуждаюсь, поэтому я не ем. Страдающий ожирением, напротив,
отвергает полноту, тучность. Он говорит: мне всего не хватает, и я
ем все подряд. Аноректик предотвращает нехватку пустотой,
заплывший жиром заклинает полноту сверхполнотой. Два окончательных
гомеопатических выбора, выбора истребления.
----------------------------------------
(1) Одежды для джоггинга, свободные одежды (англ.).
[108]
Другое решение - решение джоггера, который в каком-то смысле
скорее выблевывает, изрыгает, нежели расходует во время бега свою
энергию. Ему необходимо добиться экстаза усталости, вторичного
состояния механического небытия, и, как аноректик нацелен на
вторичное состояния небытия органического, экстаза пустого тела,
так толстяк нацелен на вторичное состояние небытия размеров:
экстаз полного тела.
Последняя мания американского общественного мнения:
сексуальные действия, совершенные в отношении детей (sexual
abuse(1)). Закон точно определяет, что из опасения
неконтролируемых сексуальных действий о детях младшего возраста
должны заботится двое. В то же время фотографии исчезнувших детей
украшают пакеты в супермаркетах.
Все защищать, все выявлять, все ограничивать -
обсессиональное общество.
Save time. Save energy. Save money. Save our souls(2) -
фобическое общество.
Low tar. Low energy. Low calories. Low sex. Low speed(3) -
аноректическое общество.
Странно, что в этом универсуме, где все имеется в изобилии,
существует необходимость все спасать, все беречь. Одержимость
молодого общества, заботящегося о своем будущем? Тем не менее
возникает, скорее, предчувствие угрозы, - тем более коварной, чем
более это предчувствие необоснованно. Изобилие вызывает
галлюцинацию возвращения недостатка и дефицита, которое необходимо
предотвратить
----------------------------------------
(1) Развратные действия (англ.)
(2) Экономьте время, экономьте деньги. Спасите наши души
(англ.).
(3) Низкое содержание никотина. Низкая энергия.
Малокалорийность. Спокойный секс. Низкая скорость (англ.).
[109]
гомеопатическими средствами. Других причин для этой диеты,
jnkkejrhbmni диететики, экологического контроля, этого умерщвления
тела и отказа от наслаждений не существует. Все общество
организуется, чтобы умилостивить раскормленные божества,
страдающие от удушья изобилия. Хотя, разумеется, наша главнейшая
проблема сегодня - сопротивление полноте.
Все берется на учет, все запасается, все запоминается.
Вот погребенные в жидком битуме, окаменевшие в этой черной
минеральной гуще кости слонов, львы, мамонты, волки, проносившиеся
некогда по равнине, на которой теперь стоит Лос-Анджелес, и
ставшие первыми, доисторическими жертвами залежей нефти - сегодня
они вторично забальзамированы в Хэнкок Парке, в катехизисном
доисторическом музее. Все это вам представлено в соответствии с
моральным кодексом, с убеждением: американцы убежденные люди,
убежденные во всем и пытающиеся убеждать других. Одна из сторон их
чистосердечия - настойчивое стремление все воссоздавать из
прошлого, истории, которая им не принадлежала и которую они
уничтожили и перехитрили. Замки эпохи Ренессанса, окаменевшие
слоны, индейцы в резервациях, голографические секвойи и т. д.
Мормоны в Солт Лейк Сити, которые при помощи своих
вычислительных машин ведут перепись всех известных (белых) жителей
цивилизованных стран, не делают ничего такого, чего бы постоянно
сплошь и рядом не делали сами американцы с их миссионерскими
наклонностями. Никогда не поздно воскресить свои истоки. В этих
истоках судьба американцев: лишенные исторического начала, они
получат его, обессмертив все вещи путем их восстановления (эту ока-
[110]
менелость, над которой природа трудилась миллионы лет, сегодня они
мгновенно получают в своих музеях). Правда, концепция американских
музеев гораздо шире, чем у нас. Все заслуживает сохранения,
бальзамирования, реставрации. Все должно родиться заново, этим
вечным рождением симулякра. Американцы не только миссионеры, они
еще и анабаптисты: прозевав настоящее крещение, они мечтают все
окрестить во второй раз, и только это позднейшее таинство,
которое, как известно, повторение первого, только куда более
подлинное, для них имеет значение: вот совершенное определение
симулякра. Все анабаптисты - фанатики, порой агрессивные; не
избежали этого и американцы. Чтобы в точности восстановить вещи,
чтобы предъявить их на Страшном Суде, они готовы разрушать и
уничтожать - Томас Мюнцер был анабаптистом.
Совершенно не случайно, что именно мормоны сохраняют пальму
первенства в мировой компьютеризации: свидетельство тому -
перепись двадцати поколений всех стран мира, перепись, которая
предстает новым крещением и грядущим спасением. Проповедь
Евангелия стала миссией мутантов, инопланетян, и если в этом
удалось преуспеть (?), то только из-за последних технических
возможностей сохранения информации что, в свою очередь оказалось
возможным только лишь благодаря глубокому информативному
пуританству, строжайшей кальвинистской и пресвитерианской
дисциплине, унаследовавшей универсальную научную строгость техники
спасения. Контрреформистские методы католической церкви, с ее
сакраментальными наивными практиками, ее культом, более архаичной
и народной верой, никогда не могли соперничать с этой
современностью.

[111]

Executive Terminal
Basic Extermination
Metastatic Consumption

Повсюду на повестке дня выживание: несмотря на тошнотворную
беспросветность жизни или коллективную жажду катастрофы (но не
надо принимать это близко к сердцу: это одновременно и своего рода
игра в катастрофу). Разумеется, весь этот арсенал выживания,
включающий диететику, экологию, защиту секвой, тюленей, человека,
рассчитан на то, чтобы доказать, что жизнь продолжается (как и
воображаемые феерии стремятся доказать, что реальный мир все же
реален). Что не так уж очевидно. И не только сама жизнь не
представляется фактом достаточно достоверным, но парадокс этого
общества состоит в том, что уже невозможно даже умереть, поскольку
все и так умерло... Вот уж полная неопределенность. Это следствие
не только развития атомной индустрии, но и увеличения жизненного
комфорта, которые превращают нас в выживающих. С атомной
индустрией у нас нет ни времени, ни сознания смерти. И отныне на
все времена в этом сверхзащищенным обществе больше не существует
сознания смерти, поскольку мы пришли к чересчур легкой жизни.
Уничтожение - так уже было - в предвосхищающей форме.
Отбывшие на тот свет лишились самой возможности распоряжаться
своей смертью, превратить ее в игру, ставку, жертву: они лишились
самой способности умереть. Малыми, гомеопатическими дозами это
приходит к нам как следствие развития наших систем. Взрыв и
уничтожение (Хиросима и Аушвиц) растянулись во времени, они
попросту приняли эндемическую, гнойную форму, однако цепная
реакция идет, продолжается умножение по смежности, вирусное и
бактериологическое развитие. Выход
[112]
из истории - это как раз и есть начало этой цепной реакции.
Упорное желание выжить (а не жить) симптоматично для такого
положения вещей и, без сомнения, является наиболее тревожным
признаком вырождения вида. Если действительно рассматривать формы,
которые оно принимает: убежища на случай атомной войны,
криогенизация, терапевтический форсинг, - то станет видно, что это
формы истребления. Чтобы не умереть, надо выдать себе охранную
грамоту, какой бы она ни была. В этом смысле необходимо принять
как утешающий тот факт, что люди очень быстро потеряли интерес к
противоатомным средствам защиты (рынок бомбоубежищ стал просто
престижным рынком, сродни рынку полотен знаменитых мастеров и
роскошных лайнеров). Кажется, что люди, утомленные атомным
шантажом, решили больше не уступать угрозе разрушения, позволяя ей
постоянно висеть над ними и сознавая, до известной степени, ее
маловероятность. Прекрасный пример витальной реакции в виде
покорности судьбе. "Если надо умереть, то лучше это сделать под
открытым небом, чем в подземном саркофаге". И сразу шантаж
выживания прервался, и жизнь пошла своим чередом.
Великий сценарий ядерной угрозы, театральные переговоры,
"звездные войны" - весь мир устал от этого Апокалипсиса и
пытается, в сущности, спасти себя, обуздывая вооображение. И даже
когда его попытались разбудить фильмами The last day(1) и другими
в том же роде, то это не сработало, поскольку ничто, никогда не
сможет сделать правдоподобной эту сцену, всю эту атомную
непристойность. В таких тонких материях (как, например, рак)
фантазии о смерти, как следствие, притягивают роковые события.
Величай-
----------------------------------------
(1) Последний день (англ).
[113]
шая надежда и первостепенный политический факт состоят в этом
молчаливом безразличии масс в отношении атомного пафоса (исходит
ли он от атомных или противоатомных сил).
В одном научно-фантастическом рассказе группа избранных
ndm`fd{ утром обнаруживает, что место, где находятся их
великолепные горные виллы, окружено прозрачным и непреодолимым
препятствием - воздвигнутой в течение ночи стеклянной стеной. Из
глубины своего застекленного рая они еще видят внешний мир,
реальную вселенную, от которой отрезаны, и которая сразу же
становится идеальной, только уже слишком поздно. Они медленно
умирают в своем аквариуме, как красные рыбки. Некоторые кампусы
производят на меня похожее впечатление.
Санта-Круз, бывшее ранчо, подаренное университету,
затерявшееся среди сосен, полей, речушек, со своими невидимыми
друг для друга домиками и столь же невидимыми человеческими
существами, живущими там. Санта-Круз напоминает Бермудский
треугольник или Санта-Барбару: там все исчезает, все поглощается.
Полное отсутствие центра, совершенная общность. После идеального
города - идеальная ниша. Ничто не сходится в одной точке - ни
движение, ни архитектура, ни власть. И сразу же становятся
невозможными общественные манифестации: где собираться? Их
участникам оставалось бы только кружить по лесам на глазах друг у
друга... Из всех калифорнийских кампусов, знаменитых своим
местоположением и привлекательностью, этот наиболее идеализирован
и близок к природе. Он сочетает в себе всевозможные красоты.
Знаменитые архитекторы создавали проекты его зданий,
простирающихся вокруг бухты Кармель и Монтерей Если где-то и
воплотится то общение, кото-
[114]
рое будет в будущем, то именно здесь Но именно эта свобода,
защищенная одновременно растительным миром и университетскими
привилегиями, попала к себе в заложники, оказалась окруженной
излишней природной и социальной опекой, и в конце концов будет
причинять те же страдания, что тюрьма (тюремная система благодаря
своим стенам может порой более быстро эволюционировать в утопию,
чем система открытого общества). Здесь общество свободно как нигде
больше: психиатрические лечебницы открыты, транспорт бесплатный -
и, парадокс, этот идеал отрезан от остального мира, словно
находится за стеклянной стеной.
Райская дряхлеющая иллюзия; говоря словами Лиотара, "стены
Тихого океана" и есть та хрустальная стена, за которой скрывается
Калифорния во всем ее великолепии. И если некогда стремление к
счастью было океаническим и расковывающим, то здесь оно погружено
в пренатальную безмятежность Существуют ли еще страсти, убийства,
насилие в этой странной, тихой, лесистой, умиротворенной,
общительной республике? Да, но это насилие, вызванное аутизмом,
реактивными состояниями. Не преступления на почве страсти, но
изнасилование или, например убийства десяти женщин, совершавшиеся
на протяжении двух лет, прежде чем убийца был установлен
Внутриутробная агрессивность плода, столь же немотивированная, как
и автоматическое письмо, и вызывающая ностальгию по древним
запретам, в большей мере, чем реальная агрессивность (почему
насилие умножается в соответствии с повышением уровня сексуальной
свободы?).
Сентиментальность совместных дортуаров, которые выходят в лес
- словно сама природа может быть приветливой и заботливой как
мать, гарантируя расцвет сексуальности и экологии нравов, словно
приро-
[115]
да могла бы сочувствовать какому-нибудь определенному
человеческому сообществу, все равно какому, как если бы, однажды
покинув жестокий универсум магии, мы могли бы иметь с ней какую-
нибудь иную связь, кроме стоической, иную, чем та, которую
определили стоики, непредсказуемая, безжалостная необходимость,
jnrnpni противопоставлен вызов и еще большая свобода. Здесь все
проявления героической обреченности исчезли. Все погружено в
сентиментальное примирение с природой, сексом, безумием и историей
(сквозь призму пересмотренного и исправленного марксизма).
Санта-Круз, как и многое другое в современной Америке -
вселенная после оргии, после конвульсий социальности и
сексуальности. Те, кто уцелел после оргии (а секс, политическое
насилие, война во Вьетнаме, крестовый поход в Вудсток, так же как
и этническая и антикапиталистическая борьба, и, одновременно,
желание разбогатеть, стремление к успеху, передовым технологиям и
т. д. - все это оргия современности) оказались там, в Санта-Круз,
занимаясь джоггингом на территории своего племени, рядом с
территорией электронного племени Силиконовой долины. Спад
интенсивности, исчезновение центра, создание микроклимата,
безвредные технологии. Рай. Но достаточно ничтожных изменений,
скажем, перестановки определенных акцентов, чтобы вообразить во
всем этом ад.
Перипетии в поле сексуальности. Кончена оргия, освобождение
состоялось, секса больше никто не ищет, все ищут свой "вид"
(gender), то есть одновременно свой внешний вид (look) и свою
генетическую формулу. Теперь мы выбираем не между желанием и
наслаждением, а между своей генетической формулой
[116]
и своей сексуальной идентичностью (которую необходимо найти). Вот
иная эротическая культура, возникшая после культуры запретов
("What are your prerequisites for sex? - The door has to be
locked, the lights have to be out, and my mother has to be another
State",(1) - вот культура вопрошаний о собственной природе:
"Имею ли я пол? Какого я пола? Необходимо ли в конце концов
иметь пол? В чем состоят половые различия?". Освобождение оставило
всех в состоянии неопределенности (всегда одно и то же: раз
освободившись, вы вынуждены спрашивать, кто вы?). После своего
триумфа утверждение женской сексуальности стало таким же хрупким,
как и утверждение мужской. Никто не знает, куда себя отнести.
Именно поэтому так много занимаются любовью и так много делают
детей: это по крайней мере еще доказывает, что нужно быть вдвоем,
и соответственно, что еще существует какое-то различие. Но и это
ненадолго. Уже muscle-woman благодаря тренировке своих влагалищных
мышц достигает полного ощущения проникновения мужского члена:
хороший пример автореференции и экономии различий - по крайней
мере, она хоть нашла свое родовое определение.
Но более общая проблема - это проблема безразличия, связанная
с ослаблением сексуальных характеристик. Знаки мужественности, так
же как и знаки женственности, стремятся к нулевой степени. Именно
при таких обстоятельствах и вырастают новые идолы, которые приняли
вызов неопределенности и которые играют на смешении видов. Gender
benders: не мужское, не женское, и даже не гомосексуальное. Бой
Джордж, Майкл Джексон, Дэвид Боуи... В то время как герои
предыдущего поколения воплощали образ
----------------------------------------
(1) "Что вам необходимо для секса? - Запертая дверь,
выключенный свет, и моя мать должна быть в другом Штате" (англ.).
[117]
взрывного секса и наслаждения, нынешние ставят перед всеми вопрос
игры различий и своей собственной неопределенности. Это идолы
исключений. Большинство же, за неимением идентичности, пытается
найти свою "видовую модель", родовую формулу. Необходимо отыскать
дифференциал единичности. Почему не поискать его в моде или
генетике? Внешность, определяемая одеждой, или вид, определяемый
составом клеток. Хорош любой идиотизм, хороша любая идиома. Вопрос
p`gkhwhi более принципиальный, чем вопрос наслаждения. Не такова
ли постмодернистская модальность версии теперь уже свершившегося
сексуального освобождения (во всяком случае, оно больше не в
моде), или речь идет о биосоциальных мутациях восприятия себя на
основании исчезновения приоритета сексуального, который
характеризовал всю современную эпоху? Gender Research: a New
Frontier? (1)
В пограничной сфере больше уже не существует ни мужского, ни
женского, существует лишь стирание индивидуальных полов, которые
соотносятся теперь только сами с собой и которыми каждый
распоряжается как собственным достоянием. Конец совращения, конец
различия, переход к другой системе ценностей. Удивительный
парадокс: сексуальность, как это и произошло в большинстве
предшествующих обществ, могла бы стать второстепенной проблемой,
несравнимой с другими, более значимыми символическими системами
(рождением, иерархией, аскетизмом, славой, смертью). Можно было бы
доказать, что в конечном счете сексуальность - только лишь одна из
возможных моделей, и не самая важная. Но какими могут быть эти
новые модели сегодня (ибо все прежние постепенно исчезли)? И
сегодня нам открывается идеальный высокопроизводительный,
генетически совер-
----------------------------------------
(1) Гендерное исследование: Новая Граница? (англ).
[118]
шенный в своей формуле тип. В делах, аффектах, замыслах или
удовольствиях каждый пытается реализовать свою собственную
оптимальную программу. У каждого есть свой код, у каждого - своя
формула. Но также и свой облик, свой образ. Может ли быть в таком
случае что-то вроде генетической внешности?
Ирвин: новая Силиконовая аллея. Сплошная цепь электронных
заводов, напоминающих интегральные микросхемы. Пустынная зона,
отданная ионам и электронам; сверхчеловеческое пространство,
зависящее от нечеловеческих решений. По иронии судьбы, именно
здесь, на холмах Ирвина, снималась Планета Обезьян. Но на лужайке
американские белки заверяют нас, что все в порядке, и что Америка
хорошо обращается с животными, сама с собой, со всем остальным
миром, и что в сердце каждого дремлет белка. Вся философия Уолта
Диснея, вместе с этими прекрасными сентиментальными животными в
серых шубках, кормится с вашей руки. Я же, напротив, думаю, что за
приветливой внешностью каждой из этих белок скрывается холодное и
жестокое существо, ужас встречи с которым вас подстерегает. На той
же самой лужайке, где бегают белки, воткнут щит с лозунгом какого-
то безвестного Иисусова братства: Vietnam, Cambodia, Libanon,
Granada - We are a violent society in a violent world.(1)
В Хэллоуине нет ничего забавного. Этот саркастический
праздник, скорее, отвечает инфернальной потребности реванша детей
над миром взрослых. Пагубная власть, угроза которой витает над
вселенной, служит теперь самим детям. Нет ничего более опасного,
----------------------------------------
(1) Вьетнам, Камбоджа, Ливан, Гренада - Мы жестокое общество
в жестоком мире! (англ.).
[119]
чем это детское колдовство, и пока дети переодеваются и получают
подарки - взрослые гасят свет и прячутся из страха, что их
изведут. И нет ничего особенного, если кто-нибудь найдет иголки и
лезвия в яблоках или печенье, которыми их угощают.
Хор греческой трагедии на американском телевидении заменил
смех. Он неумолим и щадит только новости, сообщения с биржы и
прогноз погоды. Но, в силу его навязчивости, он продолжает
слышаться за голосом Рейгана или за сообщением о неудаче морской
oeunr{ в Бейруте, и даже в рекламе. Он похож на монстра из Чужого
1, который бродит по отсекам космического корабля. Саркастическое
веселие пуританской культуры. В других странах заботиться о смехе
предоставляют зрителю. Здесь же зрительский смех перенесен на
экран, интегрирован в зрелище, и это экран хохочет, это он
развлекается. Вам остается одна растерянность.
Вьетнам по телевидению (плеоназм, поскольку это была уже
телевизионная война). Американцы сражаются двумя важнейшими видами
оружия: авиацией и информацией. Иными словами: это реальная
бомбардировка неприятеля и электронная всего остального мира...
Такие армии не нуждаются в территории, в то время как все силы
Вьетнама, вся их тактика вышли из расовых и территориальных
особенностей.
Именно поэтому война была выиграна одновременно обеими
сторонами: вьетнамцами на земле, а американцами в электронном
ментальном пространстве. И если одни одержали идеологическую и
политическую победу, другие извлекли из всего этого Апокалипсис
сегодня, который обошел весь мир.
Навязчивая идея американцев - чтобы огни не погасли. Свет в
домах горит всю ночь. Высотные здания,
[120]
пустые офисы остаются освещенными. Среди бела дня по freeways едут
машины с включенными фарами. На Палмс Авеню в Венеции, в маленьком
grocery,(1) где продается пиво, в квартале, в котором практически
никто не появляется после семи часов вечера, всю ночь в пустоте
мигают зеленые и оранжевые неоновые огни реклам. Уже нечего и
говорить о телевизоре с его круглосуточными программами, которые
идут чуть ли не в режиме галлюцинаций в пустых комнатах домов и в
незанятых номерах отеля - как, например, в отеле Портервиль, где,
несмотря на рваные занавески, отключенную воду, хлопающие двери, в
каждом номере светятся экраны телевизоров, с которых диктор вещает
о запуске нового космического корабля... Нет ничего более
таинственного, чем телевизор, работающий в пустой комнате, это еще
более странно, чем человек, разговаривающий сам с собой, и
женщина, которая о чем-то мечтает, стоя у плиты. Можно подумать,
что с вами разговаривают инопланетяне, и тут внезапно телевизор
открывает свое истинное лицо: это видеоряд другого мира, никому, в
сущности, не адресованный, безразлично рассылающий свои образы и
безразличный к собственным сообщениям (можно предположить, что и
после исчезновения человека он будет исправно выполнять свои
функции). Короче говоря, в Америке никто не хочет видеть ни как
наступает ночь или просто время отдыха, ни как замирает
технический процесс. Необходимо, чтобы все работало, не
переставая, чтобы не было никакой передышки в искусственном
могуществе человека, чтобы исчезла периодичность природных циклов
(смена времен года, дня и ночи, тепла и холода) - все это во имя
зачастую абсурдного функционального континуума (даже, в сущности,
необходимо отказаться от подлинного или лож-
----------------------------------------
(1) Бакалея (англ).
[121]
ного - все подлинно; от добра и зла - все добро). Здесь можно
сослаться на страх или навязчивые идеи и сказать, что все эти
непродуктивные расходы - работа траура. Но, что абсурдно, то и
восхищает. Сияющие огнями глубокой ночью skylines,(1)
кондиционеры, работающие в пустых отелях посреди пустыни,
искусственное освещение среди бела дня несет в себе что-то
бессмысленное и восхищающее. Идиотское великолепие богатой
цивилизации, которая, подобно первобытному охотнику, застигнутому
ночью, испытывает страх, когда свет начинает меркнуть. Во всем
}rnl есть что-то общее. Что поражает, так это очарование
искусственности, энергии, пространства, и не только природного, но
и того особого пространства, которое в головах американцев.
Любой властитель мира сего в свое время создавал собственную
монументальную аллею, которая в миниатюре воспроизводила бы
необъятные просторы его империи. Но ацтеки в Теотихуакане или
египтяне в своей долине Фараонов, или, наконец, Людовик XIV в
Версале воплощали это в своей собственной архитектуре. Здесь, в
Вашингтоне, бесконечная перспектива, открывающаяся от мемориала
Линкольна до Капитолия, образуется музеями, которые следуют друг
за другом и дают полное представление о нашей вселенной - от
палеолитического периода до космического корабля. Благодаря этому
создается ощущение чего-то научно-фантастического, словно здесь
собраны все знаки земной культуры и событий, для того чтобы
продемонстрировать их какому-нибудь инопланетному гостю. И даже
Белый Дом, расположенный тут же и молчаливо взирающий на все, сам
оказывается музеем, музеем мирового могущества, защищенный
отстраненностью и профилактической белизной.
Очертания города на фоне неба (англ.).
[122]
Ничто не может сравниться с ночным полетом над Лос-
Анджелесом. Внизу, насколько хватает глаз, - что-то вроде
светящейся, геометрической, раскаленной необъятности, сверкающей в
просветах облаков. Разве что ад Иеронима Босха порождает такое же
по силе ощущение пекла. Мерцающее свечение по всем диагоналям:
Уилшир, Линкольн, Сансет, Санта-Моника. Пролетая над Долиной Сан-
Фернандо, мы видим беспредельную горизонтальность, простирающуюся
во всех направлениях. Но когда гора остается позади, город,
который открывается взгляду, оказывается в десять раз больше.
Никогда взгляду не приходилось созерцать такую протяженность, и
даже море не производит такого впечатления, поскольку
геометрически не разделено. Неравномерное, рассеянное мерцание
европейских городов не имеет таких параллелей, точек схода,
воздушных перспектив. Европейские города - это города
средневековья. А Лос-Анджелес ночью конденсирует всю будущую
геометрию человеческих отношений, все их сплетения, пламенеющие в
абстрактности, сверкающие в их протяженности и звездные в их
бесконечном воспроизводстве. Маллхолланд Драйв ночью - это земля с
точки зрения инопланетянина, или, наоборот, земное видение
галактической метрополии.
Заря над Лос-Анджелесом, над холмами Голливуда. Здесь
становится ясно, что солнце озарило Европу лишь для того, чтобы
взойти наконец здесь, над этой планиметрией, где солнечный свет -
это еще и совершенно новый свет пустыни.
Стволы пальм, раскачивающиеся перед электрическим биллбордом
- единственные вертикальные знаки этой планиметрии.
В 6 часов утра кто-то уже звонит из телефонной кабинки перед
Беверли Террас. Ночные рекламы гас-
[123]
нут, дневные вспыхивают. Свег повсюду изобличает и иллюминирует
отсутствие архитектуры. Именно это делает город неподражаемо
прекрасным, близким и согревающим, что бы о нем ни говорили: дело
в том, что он влюблен в свою безграничную горизонтальность, как,
должно быть, влюблен в свою вертикальность Нью-Йорк.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел философия