Барулин В.С. Социальная философия: Учебник

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава VIII. Движущие силы развития общества
§ 1. О понятии «движущие силы развития общества»

В социальной философии марксизма под движущими силами развития понимаются разные общественные явления: объективные общественные противоречия, производительные силы, способ производства и обмена; разделение труда; продолжительные действия больших масс людей, классов, народов; разделение общества на классы и классовая борьба; социальные революции; потребности и интересы; наука; идеальные мотивы [1]. Соответственно и в научной литературе движущие силы развития общества также понимаются по-разному: то они связываются с противоречиями общественного развития и их разрешением, то с социальным детерминизмом, то с объективными и субъективными факторами истории, то с деятельностью людей или с комплексом перечисленных факторов. По-видимому, каждый из указанных подходов правомочен, отражает какую-то грань истины. С нашей точки зрения, движущие силы развития общества связаны прежде всего с деятельностью людей.

1 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 22. С. 306: Т. 3. С. 46, 37; Т. 20. С. 163; Т. 21. С 307, 308; Т. 34. С. 322; Т. 7. С. 86; Т. 19. С. 351.

Подчеркивание того, что общество — это деятельность людей, имеет глубокий методологический смысл. Этим определяется коренная специфика общества: деятельность людей есть сама общественная жизнь. В этом смысле все, что происходит в обществе, — действие его законов, функционирование составных частей общества, исторические события, разные общественные состояния и т.д. — прямо или опосредованно связано с деятельностью человека. Никакие материальные структуры, политические институты, идеи сами по себе, вне живой деятельности людей не представляют части, стороны общества. Лишь тогда, когда все эти феномены выступают в роли орудий, граней, аспектов живой человеческой деятельности, они обретают общественный смысл, становятся органами, частями, элементами общества. Какой-нибудь станок лишь тогда суть станок, когда он используется в деятельности человека, служит его интересам; правовая норма лишь тогда суть норма, когда она применяется людьми; эстетическая идея, воплощенная в произведении искусства, лишь тогда суть именно эстетическая идея, когда она соотносится с человеком — ее творцом и потребителем. Человеческая деятельность выступает, таким образом, как бы своеобразным центром, вокруг которого и в связи с которым складывается, живет, функционирует исключительно сложное образование — общество.

Мы уже писали, что развитие общества есть естественноистори-ческий процесс, совершающийся по объективным законам. Объективность этих законов отнюдь не означает отрицания роли и значения человеческой деятельности. Так, в каждый момент исторического времени в обществе имеется определенный уровень материальной и духовной культуры. Это и определенная степень развития материального производства, его материально-технической вооруженности, это и реальная система экономических отношений собственности, это и определенный характер и структура институтов общественного управления, это и огромный массив достижений духовной жизни, и многое, многое другое. Все это достигнуто усилиями всех предшествующих поколений, и все это достается в наследство каждому новому поколению. И это поколение изменяет современный мир, опираясь на те возможности, которые уже имеются, на те тенденции изменения, которые в нем прочерчены. Нельзя от феодальной мельницы перейти к компьютерной технологии, от организации первобытной охоты шагнуть к выводам современной научной организации труда, от мифологического мышления перейти к теории относительности и т.п. Изменение любой стороны общества, как и общества в целом, имеет свои объективные законы развития, определяющие характер, ритм, направленность, масштаб последующих изменений. Иначе говоря, в обществе, в его наличной материальной и духовной культуре, в объективных законах его развития как бы воплощена программа человеческой деятельности в целом, которая и выступает как ее самая глубокая объективная основа.

Таким образом, история закономерна, ибо она подчиняется объективной логике социальных преобразований, в то же время сама эта закономерность осуществляется только через деятельность людей. Нет этой деятельности — нет ни общества, ни его истории. Уже сам по себе этот факт — свидетельство фундаментальной значимости человеческой деятельности в обществе.

Вместе с тем нельзя забывать, что история общества — это не только однонаправленная логика ее всеобщего развития, но и огромная палитра самых разнообразных возможностей исторически конкретного развития событий, определяемая, по существу, бесконечным сочетанием различных обстоятельств, социальных сил, общественных интересов. Здесь простор для инициативы поистине безбрежен.

Все это свидетельствует о том, что отношение человека к требованиям объективных законов отнюдь не подобно подъему на эскалаторе. Именно от людей, их действий, энергии, настойчивости зависит, как они воспользуются шансами, предоставленными им историей, какой конкретный путь общественного прогресса изберут, приблизят или, напротив, отдалят реализацию назревших общественных преобразований. Короче говоря, людям, их деятельности во всемирной истории отведена не роль статистов и марионеток, за спиной и вне которых история, ее законы делают свое дело, а самых настоящих творцов исторического процесса, в действиях которых воплощается общественное развитие и от которых в значительной степени зависит конкретный ход истории.

Если общественная жизнь, история общества представляют собой не что иное, как деятельность людей — народов, классов, социальных групп, личностей, то отсюда вытекает, что эта жизнь, эта история должны быть рассмотрены не только в своей обшей логике, не только с точки зрения своих объективных законов, но и в контексте самой деятельности людей.

В связи с вычленением деятельности людей в виде отдельного и специального ракурса общественной жизни и раскрывается проблематика движущих сил общества. Движущие силы общества — это не вообще все силы, противоречия, причины и т.д., существующие в обществе. По нашему мнению, движущие силы общества — это деятельность людей, раскрытая с точки зрения ее внутреннего механизма, ее факторов и причин.

Как мы полагаем, именно в таком плане раскрывает движущие силы истории Ф. Энгельс: «Когда речь заходит об исследовании движущих сил, стоящих за побуждениями исторических деятелей, — осознанно ли это или, как это бывает очень часто, не осознанно, об исследовании сил, образующих в конечном счете подлинные движущие силы истории, то надо иметь в виду не столько побуждения отдельных лиц, хотя бы и самых выдающихся, сколько те побуждения, которые приводят в движение большие массы людей, целые народы, а в каждом данном народе, в свою очередь, целые классы. Да и здесь важны не кратковременные взрывы, не скоро проходящие вспышки, а продолжительные движения, вызывающие великие исторические перемены. Исследовать движущие причины, которые явно или неявно, непосредственно или в идеологической, может быть, даже в фантастической форме отражаются в виде сознательных побуждений в головах действующей массы и ее вождей, так называемых великих людей, — значит вступить на единственный путь, ведущий к познанию законов, господствующих в истории вообще и в ее отдельных периодах или в отдельных странах» [1]. Добавим только, что если Ф. Энгельс пишет, что раскрытие «движущих причин» «действующей массы» есть путь к познанию законов общества, то в плане нашего изложения мы идем в противоположном направлении: от знания законов общества к раскрытию движущих причин деятельности людей.

1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 308.

Движущие силы общества в рассмотренной выше интерпретации выступают как всеобщая характеристика общественной жизни. Поскольку все в обществе осуществляется в деятельности людей, постольку поле проявления движущих сил универсально. Но поскольку деятельность людей представляет лишь одну грань общества, постольку и движущие силы ограничены в своем проявлении. И эта граница проходит не по линии разделения элементов общества, его исторических состояний, а по линии выделения разных качеств, аспектов единой общественной жизни.

В обширной тематике движущих сил общества важнейшими проблемами являются анализ субъекта общественной жизни, характеристики его деятельности, ее условий, причин, целей, задач, ее результатов, диалектики объективного и субъективного, творческого и репродуктивного в этой деятельности, ее подъемов и спадов.

В научной и учебной литературе движущие силы общества нередко связывают с определенной направленностью, с прогрессивными преобразованиями общества. Нам такой подход представляется односторонним. Ведь жизнь общества, его история есть целостный процесс. Он складывается из сложного переплетения противоборства самых разных людей, классов, наций, народов. В этом смысле всякая деятельность людей есть движущая сила. И она является таковой не потому, что она прогрессивна либо реакционна, стихийна либо сознательна, а потому, что она именно человеческая общественная деятельность. Иначе говоря, качество быть движущей силой — имманентное существенное качество человеческой деятельности вообще, и эта деятельность в силу указанных причин не делится на движущую или недвижущую.

Другое дело, что в конкретных условиях при анализе отдельных этапов истории, конкретных стран и народов необходимо различать позиции разных социальных субъектов, их разный вклад в прогрессивные преобразования в обществе или противоборство им. Но эта расстановка социальных сил, имеющая конкретно-историческое значение, ни в коем случае не должна перерастать в общее отрицание качества движущей силы истории за определенной деятельностью той или иной социальной группы.

Возможно, нам могут сказать, что не столь уж важно, считать или не считать движущей силой истории деятельность, скажем, того или иного класса, если признано, что в данных конкретных условиях его роль реакционна. На самом же деле теоретическая нечеткость в решении подобных вопросов не столь уж методологически безобидна.

Думается, связывая движущие силы общества только с тенденциями прогресса, приковывая теоретическое внимание к одним субъектам, к одной деятельности, мы — вольно или невольно — оставляем за бортом серьезного теоретического анализа других субъектов, другую деятельность. Такая ситуация не наша теоретическая выдумка. Если взглянуть на общий анализ движущих сил развития нашего общества, то нетрудно заметить, что мы усердно и восторженно описывали силы нашего прогресса и не видели, не анализировали те силы, ту деятельность, которая была направлена в другую сторону. В итоге понимание реальных сил оказалось очень урезанным, а образ всех движущих сил нашего общественного развития — обедненным.

Вот почему принципиально важно не ограничивать характеристику движущих сил, не привязывать ее только к прогрессивным — или любым другим — силам общества, а понимать ее как универсальную черту всякой человеческой деятельности.

Анализ движущих сил общества раскрывает, сколь мощны и многогранны силы людей, как много им подвластно, как они по-настоящему творят историю. В то же время именно анализ этих сил побуждает сказать и о том, что они не беспредельны, что есть такие цели, ориентиры, ставить которые перед людьми не только ошибочно в силу их невыполнимости, но и социально безответственно, ибо в стремлении к этим целям ни к чему иному, кроме как к разочарованиям и социальным потрясениям, прийти нельзя. Речь идет о еще недавно весьма политически популярной идее построения коммунизма, нового совершенного общества. В более обобщенном плане эту ситуацию можно сформулировать как сознательную задачу построения определенной формации.

Люди, и только они одни, создают все, в том числе и новые ци-вилизационные, формационные формы жизни. Но в каком смысле они создают эти новые всеобщие формы? Люди действуют, руководствуясь конкретными задачами совершенствования условий своей жизни, развития своего творчества, свободы, развития своей собственной человеческой сущности. Эти цели и задачи глубоко конкретны, они вытекают из неповторимо конкретных условий каждой общности, живущей в определенных условиях и в определенное время. Именно этот конкретный пласт жизненных изменений, каждый раз измеряемый конкретной эффективностью и закрепляемый или отбрасываемый в зависимости от его эффективности, и составляет основное пространство действия людей, проявления их движущих сил, их целе-полагания [1]. Поскольку из множества этих конкретных изменений вытекают и всеобщие изменения цивилизационно-формационных форм бытия людей, постольку люди и выступают их творцами, движущими силами. Но, подчеркиваем, эта роль деятельности людей суть следствие, результат конкретного совершенствования их жизни, она вторична, производна. Она имеет смысл и значение лишь до тех пор и постольку, пока и поскольку она сопрягается с конкретным совершенствованием бытия людей и закрепляет его.

1 Гегель писал: «Ближайшее рассмотрение истории убеждает нас в том, что действия людей вытекают из их потребностей, их страстей, их интересов, их характеров и способностей и притом таким образом, что побудительными мотивами в этой драме являются лишь эти потребности, страсти, интересы и лишь они играют главную роль... страсти, своекорыстные цели, удовлетворение эгоизма имеют наибольшую силу; сила их заключается в том, что они не признают никаких пределов, которые право и моральность стремятся установить для них, и в том, что эти силы природы непосредственно ближе к человеку, чем искусственное и продолжительное воспитание, благодаря которому человек приучается к порядку и к умеренности и соблюдению права и моральности» (Гегель Г. Соч. Т. 8. С. 20).

К сожалению, это соотношение нередко «переворачивается». В таком случае в человеческой жизнедеятельности на первый план выдвигается именно стремление ко всеобщим преобразованиям и построению новой формации — коммунистической или любой другой. Тогда конкретное совершенствование жизни людей, их собственное развитие выступают уже как нечто вторичное, производное. А такое «переворачивание» неминуемо приводит к диктатуре идеи над жизнью, к попытке реальную сложность, переменчивость, непредсказуемость общественной жизни загнать в заранее заданные схемы. Рано или поздно эта приоритетность общей идеи или цели приходит в столкновение с реально-конкретными интересами и потребностями людей, в конечном счете превращается в игнорирование человека. Исторический опыт XX в. со всей убедительностью показал, что постановка перед массами — движущими силами истории — задачи построения нового общества, новой формации, взятая в отрыве от удовлетворения повседневных интересов людей, выдвинутая в качестве безусловного приоритета, ни к чему иному, кроме как социальному краху, привести не могла.

Из всего этого вытекает достаточно очевидный вывод, что при всем могуществе движущих сил общества они не могут ставить задачи типа построения новой формации. Не могут не потому, что неизвестно, хороша или плоха эта формация, а не могут в принципе. Ибо формационные сдвиги, будучи в конечном счете результатом совокупной, конкретной деятельности людей, возникают как продукт объективно-закономерных изменений истории, они возникают post factum, в общественном итоге истории [1]. Превратить формационную идею в цель человеческой деятельности — значит рано или поздно превратить себя в раба этой идеи и тех сил, которые будут ею спекулировать.

§ 2. Действующие лица истории

Ранее мы уже рассматривали, какие социальные общности складываются в обществе, как они взаимосвязаны друг с другом. Теперь рассмотрим эти социальные общности в качестве субъектов общественной деятельности, исторического процесса.

Народ и его роль в жизни общества. Народная общность — это не просто общий признак она реализуется, функционирует в определенной деятельности многих людей. Стало быть, ее значение может быть оценено и по тому, как эта деятельность влияет на ход истории.

Рассматривая роль народных масс в истории, социальная философия подчеркивает, во-первых, что роль народных масс является решающей, определяющей и, во-вторых, что она исторически развивается, возрастает. Кратко рассмотрим эти характеристики.

1 «Время одуматься, осознать: что с нами случилось? И прежде всего понять нельзя строить какую бы то ни было общественную систему. Никто сознательно не строил ни феодализм, ни капитализм, ни даже первобытнообщинный строй. Люди стремились к созданию рациональных форм бытия. Строили, перестраивали, приобретали хозяйственный и политический опыт. Мы первая в мире страна, сделавшая приоритетным не решение насущных задач, стоящих перед человеком, а выполнение пунктов программы, заранее составленной по определенной теоретической схеме» (Киев Л. Мифы уходящих времен//Известия. 1990. 2 апр.).

Решающая роль народных масс в истории раскрывается во многих параметрах. Мы уже писали, что народ — это прежде всего общность трудящихся, главной производительной силы общества. Это качество народа главным образом и обусловливает решающую роль в истории. Именно народные массы создают все материальные и в значительной мере духовные блага в обществе, именно их труд представляет собой не что иное, как непрерывное действование, функционирование материального производства. Стало быть, именно благодаря труду народных масс удовлетворяются все важнейшие потребности общества, создаются решающие условия для существования, развития, функционирования всех видов, форм общественной деятельности.

В признании решающей роли народных масс в истории определенным образом выражается, преломляется положение о роли материального производства в обществе. По существу, эти две формулы выражают одно и то же содержание, но выражают его как бы с разных сторон. Так, если идея об определяющей роли материального производства акцентирует внимание на значении определенных законов, оставляя в тени оценку самих субъектов этой деятельности, то идея о решающей роли народных масс, напротив, высвечивает именно роль субъектов, людей, оставляя на втором плане сам материально-производственный механизм. Но и та и другая идеи есть не что иное, как грани, аспекты выражения одного и того же материалистического тезиса, суть которого в признании определяющей роли созидательной деятельности в истории. Поэтому положение о решающей роли народных масс в истории характеризует не только социологическое содержание, но оно имеет и важный философский смысл, выступая одной из граней решения основного вопроса философии применительно к обществу.

Решающая роль народных масс особенно рельефно раскрывается при сопоставлении с ролью выдающихся личностей, отдельных социальных групп в истории.

Эти личности, группы, организации могут принимать принципиальные и важные решения, могут указывать новые пути общественного развития, возглавлять, направлять общественные процессы, короче, выдающиеся личности могут очень и очень многое, недаром и называются они выдающимися. Но вся эта их выдающаяся деятельность возможна лишь в условиях, когда каждодневно и каждочасно миллионы представителей народа занимаются простыми, будничными делами: выращивают хлеб, строят города, дороги, добывают полезные ископаемые и т.д. Более того, любой самый дерзновенный замысел того или иного лидера лишь тогда воплощается в жизнь, когда опять-таки трудом и усилиями народных масс он становится социальной реальностью. Так, государственно-прозорливым было решение российского императора Петра I «прорубить» окно в Европу, иметь порт на берегу Балтийского моря. Но это решение так и осталось бы благим намерением, не больше, если бы тысячи крестьян и ремесленников своим потом и кровью не построили новый город — Петербург. Наполеон Бонапарт владел великим полководческим талантом. Но что бы значил его талант, если бы не было тысяч солдат, которые своим ратным трудом воплощали в жизнь его военные замыслы.

Таким образом, когда мы сопоставляем историческую значимость деятельности трудящихся масс, с одной стороны, и деятельность выдающихся личностей — с другой, тогда и обнаруживается, что, несмотря на всю будничность и прозаичность каждодневных действий миллионов трудящихся, несмотря на всю яркость действий выдающихся личностей, решающая роль принадлежит все же именно трудящимся, народным массам. Ибо действительная социальная значимость тех или иных дел оценивается не блистательностью отдельных проявлений человеческого гения, не тем, на авансцене ли истории или за ее кулисами они происходят, а глубиной воздействия на всю общественную жизнь, социальной масштабностью и значимостью этих дел [1]. В этом отношении роль народных масс и выступает как действительная основа всей жизни общества, поэтому она и решающая.

Решающая роль народных масс в истории, по существу, инвариантна по отношению к уровню развития общества, по отношению к различным историческим ситуациям. Всегда и везде именно народные массы и только они одни были, есть и будут решающей силой истории, ее творцами. Поэтому роль народных масс не может быть ни большей, ни меньшей, она — именно как решающая — не падает и не возрастает.

1 «Поступательное движение мира происходит только благодаря деятельности огромных масс и становится заметным только при весьма значительной сумме созданного» (Гегель Г. Соч. Т. 3. С. 95).

Но если эта роль является всегда решающей (и в этом смысле одинаковой), то это не значит, что она лишена развития вообще. Совсем напротив.

Тот факт, что именно народ является творцом истории, что именно его деятельность является определяющей в глобальных масштабных изменениях общества, и выступает действительной основой динамики роли народных масс в истории. Иначе говоря, развитие роли народных масс в истории является не чем иным, как развертыванием, выражением, воплощением, диалектическим осуществлением его решающего влияния на ход общественной жизни.

Главным направлением этого развития выступает возрастание роли народных масс в истории. Проявляется оно в том, что в ходе истории все более широкий круг общественных явлений, преобразований непосредственно подчиняется конкретному воздействию народных масс. Особенно отчетливо это можно проследить на примере воздействия их на политическую жизнь общества. Так, в эпоху рабовладения рабы вообше находились за пределами политической жизни, и говорить об их непосредственном воздействии на политическую сферу не приходится. В феодальном обществе трудящиеся массы уже не находятся за бортом официального общества, они уже какая-то часть этого общества, но находятся в самом низу политической жизни. Яркий пример тому — третье сословие в феодальной Франции. И наконец, при капитализме трудящиеся массы — официально равноправные граждане общества, имеющие права своего политического голоса и т.д. Ясно, что эти три этапа развития политического положения трудящихся связаны с тем, что возможности влияния их на политическую жизнь — в рамках антагонистического общества — возрастают.

Можно привести и другие примеры, которые также свидетельствуют о том, что многие области жизни общества, например духовное творчество, все больше оказываются доступными народным массам. Мы в данном случае оставляем в стороне вопрос о том, как достигается это расширение влияния народных масс. Ясно, однако, что в антагонистическом обществе оно завоевывается борьбой с эксплуататорскими классами, которые отнюдь не уступают добровольно своих позиций. Но как бы то ни было историческая тенденция в этом отношении прочерчивается очень рельефно: от этапа к этапу неуклонно и постоянно растет влияние народных масс на различные стороны общественной жизни. Вместе с тем хотелось бы отметить, что возрастание роли народных масс в истории нельзя понимать как некий экстенсивно непрерывный процесс. На самом же деле динамике роли народных масс свойственны подъемы и спады, рывки вперед, топтание на месте и отступления. И это вполне понятно, ибо их роль неотделима от специфических закономерностей развития общества, конкретно-исторических ситуаций, сложностей его развития.

Следует подчеркнуть, что признание народа в качестве основной движущей силы истории отнюдь не должно перерастать в его своеобразный культ. В контексте практически-конкретной деятельности общества роль народа может и должна быть оценена многопланово. Речь идет и о том, что для нормальной жизнедеятельности народа важны и наличие определенных слоев — элит и их влияние на него, и развитие политического механизма, выражающего интересы народа и организующего его, и о том, что в самом народе может функционировать множество противоречий, что ему свойствен бывает не только здравый смысл, но и масса предрассудков и т.д. Одним словом, народ в своей реальности — это не нечто святое, а реальная сложная, динамичная и противоречивая общность [1].

1 «Предположение, согласно которому только народу присуши разум, понимание и знание того, что справедливо, оказывается опасным и неправильным, потому что всякая часть народа может объявить себя народом, а вопросы, касающиеся государства, являются предметом культивированного познания, а не народа» (Гегель Г. Соч. Т. 8. С. 41-42).

Итак, роль народных масс в истории представляет собой единство всеобщего и специфического содержания. Всеобщее выражается в том, что всегда и везде именно народу принадлежит решающая роль в истории. Специфическое же выражается в том, что на каждом этапе истории эта роль выступает в особых формах, в конкретных механизмах влияния на те или иные стороны общественной жизни. Именно в области этого специфического содержания и обнаруживается возрастание влияния народных масс на ход истории.

Классы, нации и их роль в общественной жизни. Сущностные характеристики классов, наций, коллективов и других социальных общностей, характеристики их отношений — это не просто статичное всеобщее, которое объединяет некоторое множество людей, не просто повторяющиеся, совпадающие у многих людей черты, особенности и т.д. На самом же деле все черты социальных общностей неотделимы от реальной и многообразной жизнедеятельности людей.

Например, каждая социальная общность объединяется каким-то объективным общим интересом. И интерес этот, охватывая всех людей, составляющих данную общность, пронизывая всю их жизнедеятельность, выступает не чем иным, как определенным фактором человеческой активности, деятельности. Он побуждает людей к определенным действиям, диктует цели и средства этих действий, выступает их внутренним мотивом. Иначе говоря, интерес той или иной общности — это не просто общее мнение, общая позиция, но это и общее действие. Этот интерес реально существует, функционирует в обществе именно через социальное действие, социальную активность.

Другие черты социальных общностей также существуют, реализуются, функционируют именно через определенные действия людей. Например, общие социально-психологические черты национальной общности выступают как определенные грани духовного обоснования реальной деятельности людей, их поступков, выбора ими линии определенных действий в различных жизненных ситуациях. Люди одной национальной общности не просто сходно мыслят, не просто обладают каким-то общим темпераментом, не просто однозначно оценивают те или иные события, но и определенным образом одинаково поступают в схожих обстоятельствах. И действуют они в определенной мере одинаково, в частности, и потому, что одинаково мыслят.

Аналогичные соображения можно высказать и об отношениях различных общностей, о сложной системе связей и зависимостей в социальной сфере. Так, отношения классов не есть нечто такое, что в обществе существует как бы само по себе, независимо от миллионов конкретных человеческих поступков и действий. Эти отношения — не что иное, как одна из основ, одна из граней содержания самих этих человеческих действий. Именно в многообразии этих действий, поступков и существует, живет, функционирует общественное отношение.

Одним словом, социальные общности в своем реальном общественном бытии выступают как объединения людей, руководствующихся общей программой деятельности и реализующих ее в жизни. Иначе говоря, социальные общности — это действующие общности. И как таковые они выступают важными социальными движущими силами общественной жизни.

Роль этой деятельности социальных общностей в развитии общества, всех его сторон исключительно велика.

Рассмотрим эту роль на примере влияния классовой структуры капиталистического общества на развитие его экономики.

Так, капиталистическая экономика может нормально функционировать лишь тогда, когда есть пролетарий, человек, не имеющий никакой собственности, кроме своей рабочей силы, и готовый предложить ее на рынке труда. Для этой же экономики нужен и капиталист, человек, владеющий орудиями и средствами производства, подчиняющий свою деятельность погоне за прибылью и с этой целью нанимающий рабочих. Если нет этих двух фигур, капиталистическая экономика не функционирует. Историческое появление этих фигур означает не просто изменение экономического положения определенных личностей. Речь идет о том, что эти определенные экономические типы людей должны развиться именно в классовые общности. И именно тогда, когда сложатся, разовьются соответствующие классовые общности со всеми присущими им чертами, тогда в полной мере и развертывается капиталистическое производство.

У К. Маркса во многих его работах глубоко раскрываются процесс формирования пролетариата как класса и его влияние на производство. В феодальной Англии, например, земельные собственники распускали свою челядь, арендаторы изгоняли безземельных крестьян и т.д. В результате в обществе появилась масса людей, свободных и от всякой собственности, и от всякой крепостной зависимости. Казалось бы, появились решающие условия для того, чтобы эти люди прямо шли на капиталистическое предприятие. Однако К. Маркс замечает: «Единственным источником существования этой массы людей оставалась либо продажа своей рабочей силы, либо нищенство, бродяжничество и разбой. Исторически установлено, что эти люди сперва пытались заняться последним, но с этого пути были согнаны посредством виселиц, позорных столбов и плетей на узкую дорогу, ведущую к рынку труда» [1].

1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 46. Ч. Г. С. 499.

Пока вчерашние крепостные просто отчуждены от земли, оторваны от своих «естественных» покровителей-феодалов, они еще не пролетарии. Пока они загоняются плетью и виселицей на капиталистическую мануфактуру, они также еще не пролетарии. Они становятся пролетариатом тогда, когда их экономическое положение превращается в их определенный жизненный уклад, их быт, отношения, традиции, интересы, короче, в их определенный образ жизни. Именно в рамках этих общих условий жизни конституируется класс как определенная социальная реальность, именно здесь его материально-экономический скелет обрастает социальной плотью.

Когда же этот образ жизни сложился, он стал обладать и огромной социально управляющей, социально регулирующей функцией. В рамках общего образа жизни складывается определенная линия деятельности, жизненного повеления каждого отдельного представителя пролетариата. Он выбирает себе работу, создает свою семью, воспитывает детей, короче, осуществляет всю полноту своей жизнедеятельности в соответствии с конкретными жизненными условиями, классовым образом жизни, который его окружает и к которому он сам принадлежит.

Раскрывая отношения индивидов капиталистического общества к классам, К. Маркс подчеркивал, что класс объективизируется, становясь чем-то самостоятельным по отношению к индивиду, так что последние находят предустановленными условия своей жизни. Класс указывает им их житейское положение, а вместе с тем и их личное развитие. Он подчиняет их себе [1]. Каждый представитель класса, находясь в общих условиях с классом, имея общий образ жизни, подчиняется определенным традициям, принимает определенные ценностные ориентации и установки, усваивает определенные образцы поведения и действия, соответственно оценивает свою жизнь, деятельность. Все это оказывает огромнейшее социально регулирующее воздействие на всю жизнь любого классового индивида.

1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 3. С. 440. И далее: «Отдельное лицо может случайно с ними (с условиями своего бытия. — В.Б.) справиться, но не масса закабаленных ими людей, ибо само существование такой массы выражает подчинение, притом неизбежное подчинение индивидов этим отношениям» (Там же. Т. 46. Ч. I. С. 107).

Мы хотим обратить внимание на то, что это своеобразное подчинение индивида классовым условиям жизни является на деле не чем иным, как его приспособлением к определенным требованиям экономической жизни, материального производства. Ведь, принимая образ жизни своего класса, его традиции, его ценности и т.д., индивид считает нормой необходимость работать на капиталиста, продавать ему рабочую силу. «С дальнейшим развитием капиталистического производства развивается рабочий класс, который по своему воспитанию, традициям, привычкам признает условия того способа производства как само собой разумеющиеся естественные законы», — писал К. Маркс [2]. И если первоначально «указателем» дороги на капиталистическое предприятие был для индивида страх виселицы, то затем таким «указателем» стал весь уклад его жизни, все воздействия конкретной среды, традиций.

2 Там же Т. 23 С. 747.

Выше мы вели речь о пролетарии, о функциональном влиянии его социально-классового бытия на процессы материального производства. Но нетрудно убедиться, что соображения эти относятся и к капиталисту. Ведь капиталистическое производство предполагает и требует, чтобы был капиталист, субъект — владелец собственности, который бы вновь и вновь пускал в ход свой капитал. Но чтобы капиталист выполнял эту миссию, чтобы верно служил имманентному стремлению капитала к самовозрастанию, он как человек, личность должен обладать определенными качествами, принять для себя определенные ценности, установки. А все это формируется в нем не сразу и не вдруг, а опять-таки специфическим образом жизни, классовой средой, которая по сути своей есть социальное выражение экономического положения капиталиста. Стало быть, чем с большей полнотой и адекватностью воплощаются в образе жизни капиталистов черты капиталистической экономики, чем больше этот образ жизни подчиняет себе индивидов, чем, говоря в целом, более социально развивается класс капиталистов как класс, тем благоприятнее социальные функциональные предпосылки капиталистического производства.

Таким образом, складывание определенной социально-классовой структуры в капиталистическом обществе означало не просто появление новых социальных общностей, а развитие и функционирование новых социальных движущих сил, новых регуляторов всей жизнедеятельности миллионов людей. И это обстоятельство оказалось чрезвычайно важным для функционирования капиталистического материального производства, оно по своему историческому значению далеко вышло за рамки только социачьной жизни общества.

Думается, понятно, что рассмотренный пример имеет более общее методологическое значение, чем простая зарисовка капиталистического общества. Ведь речь идет не только о классовых обществах и о периоде капитализма. По существу, любая общность в любом обществе выступает движущей силой развития. Так, национальная общность — это реальная среда, реальные связи, контакты людей, общность их психологии, которые весьма реально и ощутимо воздействуют на людей, их жизненное поведение. И в этом смысле большее или меньшее развитие национальной общности, определенный ее характер могут иметь большее или меньшее значение для развития общества, всех его отношений.

Короче говоря, все социальные характеристики в любом обществе представляют собой не просто слова в анкетах и автобиографиях. За этими словами «стоят» определенные особенности образа жизни, отношения людей, определенные идеологические и психологические установки, ценностные ориентации, стереотипы жизненного поведения, реальное воздействие семейных и других традиций, менталитет личности и многое, многое другое. И реальная жизнедеятельность каждого человека осуществляется в контексте всего этого огромного и бесконечно разнообразного социального воздействия.

Таким образом, каждая социальная общность, возникающая в ходе истории, — будь это любой класс, народность, нация, профессиональная группа — вносит свой неповторимый вклад в материальный, духовный процесс общества. Ни одна общность не появляется в истории «просто так», по прихотливой игре исторического случая. Каждая действительно объективная социальная общность по сути своей глубоко созидательна, она входит в мир именно для того и затем, чтобы внести свою лепту в общий процесс развития цивилизации.

Важное место в жизнедеятельности социальных общностей занимают их отношения. И здесь важная роль принадлежит отношениям классов. Особо следует сказать о роли в обществе классовой борьбы.

Классовая борьба в обществе, основанном на частной собственности, зависит не от субъективистских желаний представителей того или иного класса. В ее основе лежат объективные экономические, социальные противоречия классов. Так, класс рабов лишен собственности на орудия и средства производства, обречен на нищенские, тяжелые, порой бесчеловечные условия жизни, он не имеет перспектив в социальном развитии. Это положение угнетенного класса не может не порождать у него стремления изменить сложившуюся ситуацию, обеспечить себе более нормальные условия жизни. Но это стремление угнетенного класса — не абстрактное желание. Оно неизбежно принимает вид сопротивления, борьбы против другой группы людей, чье социальное существование закрепляет такое положение вещей.

Класс рабовладельцев точно так же выступает в истории не как пассивная группа. Ему присущ свой интерес, и он заключается в том, чтобы заставить угнетенный класс жить, трудиться в границах предписанного экономического положения, заставить его отдавать большую долю прибавочного продукта.

Таким образом, экономическое, социальное положение классов в антагонистическом обществе таково, что оно неизбежно заставляло их сталкиваться в своих отношениях. Революционизирующей силой этого столкновения был угнетенный класс, который больше всего страдал от существующего порядка. Вот почему вся история антагонистического общества наполнена непрерывной борьбой классов. Эта борьба постоянно порождалась ходом общественного производства, воспроизводством всей системы социально-классовых отношений и была тем своеобразным мотором, который вел вперед развитие общества на определенном этапе истории [1].

1 "Средство, которым природа пользуется для того, чтобы осуществить развитие всех задатков людей, — это антагонизм их в обществе, поскольку он в конце концов становится причиной их законосообразного порядка. Пол антагонизмом я разумею здесь недоброжелателыто общительность людей, т.е. их склонность вступать в общение, связанную, однако, со всеобщим сопротивлением, которое постоянно угрожает обществу разъединением» (Кант И Идея всеобщей истории во всемирно-гражданском плане//Соч.: В 6 т. М., 1966. Т. б. С. 9).

Движущая сила классовой борьбы многопланова. Производство, быт, семейные связи, политическая история, военные походы, столкновения научных идей, идеологических концепций, общественное мнение — все эти грани, стороны, составляющие сложную ткань общественной жизни, находятся под прямым или опосредованным влиянием классовой борьбы. Так, казалось бы, непосредственный процесс производства, функционирование орудий и средств производства стоят несколько в стороне от классовой борьбы. Ведь независимо от того, вырвал или нет пролетариат прибавку к своей заработной плате у капиталистов, технология производства, сам производственный процесс не меняются. Но такое впечатление независимости этих общественных процессов обманчиво. Буржуазия как класс всегда стремится получить прибыль и сверхприбыль. Наиболее простой и дешевый путь к этому — усиление эксплуатации рабочих, удлинение рабочего дня, снижение оплаты труда, интенсификация труда. Но чем больше размах классовой борьбы пролетариата, чем больше он сопротивляется этим поползновениям буржуазии, защищает свои права, тем меньше у господствующих классов возможностей получить прибыль и сверхприбыль таким путем. В этих социальных условиях господствующий класс обращает больше внимания на перестройку самого производства, внедрение новых технических устройств, достижений науки.

Велика роль классовой борьбы трудящихся масс в социальном переустройстве общества. Ведь всякая действительно социальная революция буквально преобразует все общество. Она преодолевает складывающийся веками, освященный традициями уклад жизни, господство определенных классов, закрепляемое целой системой политических институтов. Вместе с тем она открывает дорогу новому обществу, новым социальным, политическим силам. Вполне понятно, что такое глобальное преобразование общественной жизни не может осуществляться усилиями небольших групп людей. Для этого нужна энергия миллионных масс. Классовая борьба и выступает той социальной силой, которая и осуществляет эти преобразования в обществе [1]. Сама социальная революция — это не что иное, как проявление классовой борьбы.

1 Гизо писал, что история Франции «полна борьбой сословии или, вернее, сделана ею... Борьба классов — не теория и не гипотеза, это — самый простой факт», поэтому «не только нет никакой заслуги за теми, которые его видят, но почти смешно отрицать его» (цит. по: Философская энциклопедии Т. 2. С. 528).

Классовая борьба, далее, является важнейшей детерминантой политической эволюции общества. Выражается это прежде всего в том, что сами политические институты представляют собой не что иное, как прямое порождение классовой борьбы, ее выражение. Кроме того, и само развитие, совершенствование политических институтов осуществляется под прямым воздействием размаха, особенностей классовой борьбы. Исторически доказано, что чем выше размах этой борьбы, тем тоньше, многообразнее и функционирование политического механизма в классовом обществе [1].

1 В каждой республике существуют два различных устремления: одно — народное, другое — высших классов... и все законы, благоприятные свободе, порождены их борьбой» (Макиавелли Н. Соч. М., 1934. Т. 1.С 79).

Наконец, следует отметить влияние классовой борьбы на духовную жизнь общества, общественное сознание. Именно на почве классовых антагонизмов вырастают различные идеологические концепции, именно во имя реализации определенных классовых интересов воздействуют они на различные стороны общественного сознания — общественное мнение, искусство, науку и т.д.

Раскрывая значение классовой борьбы, социальная философия отнюдь не уклоняется от дифференцированного анализа роли каждого из классов, каждой из сторон в этой борьбе. Так, было бы неверным, исходя из социально-прогрессивной роли классовой борьбы, одинаково оценивать вклад каждого класса. Ведь в принципе нельзя ставить на одну доску действия эксплуататорских классов, направленные на закабаление масс, и борьбу трудящихся классов, защищающихся от эксплуатации. При характеристике роли каждого класса нужен конкретно-исторический подход, учитывающий всю специфику того или иного этапа классовой борьбы, особенности общественного развития.

Роль классов, классовых отношений, а на определенных этапах истории — классовой борьбы тесно связана с ролью народных масс в истории. Ведь народ, начиная с рабовладельческой формации, состоит из классов, и роль соответствующих классов в истории это и есть не что иное, как определенное выражение развития роли народных масс.

Вместе с тем нельзя отождествлять влияние на ход истории народных масс и соответствующее влияние классов. Как нам представляется, различие связано с тем, что классовая дифференциация означает более широкую степень активности, инициативности социального воздействия. Так, влияние народных масс на ход истории вытекает из социальной значимости тех дел, которые совершаются народом. Народные массы могут не ставить перед собой задач какого-то изменения, тем более кардинального изменения общества. Но от этого их воздействие на ход истории не меняется. Ибо поскольку они занимаются своими будничными, повседневными материально-предметными делами, постольку из огромной суммы этих дел как их совокупный общественный результат вырастает и их решающее воздействие на ход истории. Классовое бытие людей не просто побуждает их заниматься своими повседневными производственными делами. Воплощаясь в сложной системе социальных отношений, классовое положение более детерминирует социально-активную позицию людей, оно побуждает их либо к закреплению своего классового статуса, либо к его изменению. А такие действия неизбежно проявляются вовне, они захватывают в свою орбиту другие классы, другие социальные слои, они выражаются в том, что воздействуют на другие классы в определенном направлении. Все это свидетельствует о том, что классы, их отношения представляют собой более мощные детерминанты социальной активности, чем просто народная общность, отношения народа. Они возмущают, взрывают повседневное течение общественной жизни, придают большее значение ее изменениям.

Апологетика классовой борьбы в социальной философии марксизма. Классовая борьба в истории — это реальный факт общественной жизни, и роль ее весьма значительна. Поэтому заслуга К. Маркса и его последователей, внесших значительный вклад в понимание классов, их отношений в обществе, весьма велика. Думается, что задача дальнейшего исследования классов, их отношений сохраняет свое значение и для сегодняшнего дня, как сохраняет свое методологическое значение и обращение к теоретическому наследию К. Маркса в целом.

Вместе с тем, рассматривая учение о классовой борьбе в социальной философии К. Маркса, недостаточно просто констатировать научную значимость этого учения. Необходимо обратить внимание и соответственно оценить абсолютизацию классовой борьбы К. Марксом и его последователями. Это проявилось во многом. Так, под этим углом зрения рассматривалась история обществ. «История всех до сих пор существовавших обществ, — провозгласили К. Маркс и Ф. Энгельс в самом начале своей деятельности, — была историей борьбы классов» [1].

1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 4. С. 424.

Это проявилось в том, что в системе движущих сил они выдвигали на первый план именно борьбу классов. «В течение почти сорока лет, — писали они, — мы выдвигали на первый план классовую борьбу как непосредственную движущую силу истории, и особенно классовую борьбу между буржуазией и пролетариатом как могучий рычаг современного социального переворота» [2]. Обобщая подобные тенденции, В.И. Ленин сделал вывод, что идея классовой борьбы — вообще главная в марксизме. «Может ли кто-нибудь, хоть немного знакомый с Марксом, — писал он, — отрицать, что учение о классовой борьбе — центр тяжести всей системы его воззрений» [3].

2 Там же. Т. 19. С. 175.
3 Ленин В.И. Полн. собр. соч. T. I. 320.

Мы не будем касаться всех общих отрицательных последствий апологетики классов и классовой борьбы в социальной философии К. Маркса. Скажем сейчас лишь о тех негативных методологических последствиях, которые проявились в области теории движущих сил общества.

Во-первых, абсолютизация классовой борьбы затушевывала, смазывала единство общества как социального организма на каждом этапе общественного развития. Борющиеся классы — это не метеориты, прилетевшие из разных галактик и столкнувшиеся друг с другом, а стороны, грани единой социальной общности — народа. Они и выступают при самых острых столкновениях как проявление, развитие, реализация этой общности.

Во-вторых, односторонний крен в сторону классовых антагонизмов оставил в тени другие очень важные грани отношений классов. Речь идет о том, что в истории непрерывно складывались формы союзов классов, многообразных и сложных контактов классов, хотя их экономические интересы были зачастую прямо противоположны. Эти союзы классов были противоречивы, наполнены внутренним драматизмом, изменчивы, но эти формы были. Да и не может общество существовать, если между его основными социальными силами не складывались самые разнообразные контакты, связи, которые, понятно, не появлялись сами собой, а являлись продуктом сложной и многообразной деятельности самих классов. Деятельность по налаживанию таких связей была важной составляющей созидательной роли классов в истории. Более того, с точки зрения сохранения социальной стабильности, оптимальных условий сохранения, развития, функционирования общества тенденции социального единства являлись более важными, чем силы социального расщепления, противостояния. Да и само это противостояние было не чем иным, как своеобразным этапом, средством к становлению именно социальной целостности.

В-третьих, абсолютизация классовой борьбы затушевывала созидательный, творческий вклад каждого класса в общественное развитие. Вольно или невольно получалось так, что главное содержание отношения классов сводилось к взаимной борьбе. Создавалось впечатление, будто классы появляются в обществе лишь затем, чтобы одним безоглядно эксплуатировать, другим столь же безоглядно ниспровергать эксплуататоров. Да и сами названия «эксплуататоры», «эксплуатируемые», «господствующие», «угнетенные» несли в себе оттенок абсолютного противостояния, взаимоотторжения. А между тем ведь каждый класс входит в общественную жизнь со своей созидательной миссией, в этом его главное предназначение, исток его отношений с другими классами. Акцентировка же на классовых особенностях, противостоянии затушевывала эту миссию применительно к так называемым господствующим классам. А ведь именно в деятельности этих классов развивалось и организационно-политическое, и духовное творчество в обществе.

В-четвертых, абсолютизация классовой борьбы закономерно приводила к выводу о неизбежности диктатуры класса вообще и диктатуры пролетариата в частности. Конечно, в истории классового общества никогда не было, нет и не будет идеальной сбалансированности интересов классов, а приоритетность интересов определенного класса — явление закономерное. Но приоритетность интересов одного класса в общем балансе классовых интересов — это одно, а диктатура одного класса над другими — это совершенно другое. Диктатура класса есть его воина, открытое подавление и угнетение других классов. Если она и была в обществе, последнее всегда стремилось уйти от диктаторского режима. Апологетика же классовой борьбы превращает диктатуру класса в едва ли не оптимальную и желанную форму устройства общественных отношений.

В-пятых, абсолютизация классовой борьбы в марксизме как бы сместила нравственные акценты в ее оценке. Эта борьба стала рассматриваться как некое абсолютное благо, как великое достоинство общества. И вот уже ожесточенная схватка классов в революции объявляется «праздником угнетенных», бунт оказывается делом правым, а сама классовая борьба объявляется безусловным прогрессом общества. А между тем классовая борьба помимо своих объективных следствий несет горе и несчастье обществу; это отвлечение сил людей от задач созидания, это признание неразвитости общественных отношений, неспособности общества цивилизованными средствами решать свои проблемы. Классовая борьба, тем более ее обострение, в истории нередко расчищала дорогу тирании и тоталитаризму. Так что нравственная оценка классовой борьбы, принимая ее как неизбежность, по меньшей мере не может быть однозначно положительной.

В-пятых, апологетика классовой борьбы явилась почвой для трактовки ее как центрального звена марксистского учения. Но марксистское учение объемно, социальная философия — его составная часть. Между тем согласиться с тем, что главное в социальной философии К. Маркса — это учение о классовой борьбе, — значит принизить, дискредитировать философию К. Маркса и современную марксистскую социальную философию. Учение о классовой борьбе лишь один из фрагментов теории движущих сил в социальной философии, фрагмент — отнюдь не главный. Да и вообще следует сказать, что из всего социально-философского учения К. Маркса вовсе не следует ни однозначного признания центральной роли классов, ни тем более признания решающей роли классовой борьбы в обществе. И если К. Маркс допускал высказывание, дающее повод для такого истолкования, то это свидетельствует о противоречивости его учения, о давлении идеологических приоритетов на философские прозрения К. Маркса.

Наконец, в-шестых, следует отметить, что апологетика классовой борьбы все больше приходит в противоречие с реальностями социального развития XX в. В современном цивилизованном обществе и классы уже другие, и тем более отношения между ними кардинально изменились [1]. В этих условиях ориентировать философию на признание особой значимости и роли классовой борьбы — значит обрекать ее на отставание от жизни и потерю своей фундаментальной роли в духовной культуре общества.

1 «Понятие «основные классы» не может сегодня отразить ни капиталистическую, ни социалистическую действительность. В странах развитого капитализма рабочий класс уже не выступает как единая социальная общность: далеко не всегда его взгляды и позиции прогрессивны, а самое главное, социальный антагонизм не может быть сведен к антитезе «рабочий класс — буржуазия». В целом же классы как социальные группировки человечества утрачивают свои всепроникающие, детер-минир) юшие общественную жизнь способности, а трактовка классовой борьбы как движущей силы исторического процесса становится просто неприемлемой» (Ташков В.А. Социальное и национальное в и стори ко-антропологи ческой перспективе//Вопросы философии. 1990. № 12. С. 7).

Комментарий к письму К. Маркса И. Вейдемейеру. Пожалуй, наиболее концентрированно свой вклад в учение о классах и классовой борьбе Маркс сформулировал в известном письме Вейдемейеру 5 марта 1852 г. Он писал: «То, что я сделал нового, состояло в доказательстве следующего: 1) что существование классов связано лишь с определенными историческими фазами развития производства; 2) что классовая борьба необходимо ведет к диктатуре пролетариата; 3) что эта диктатура сама составляет лишь переход к уничтожению всяких классов, к обществу без классов» [1]. Остановимся на этих доказательствах.

1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 28 С. 427.

1. К. Маркс утверждает, что классы возникли в связи с определенными фазами материального производства. То, что классы связаны с материальным производством, это, конечно, верно. Но считать, что они связаны только с ним, было бы неправильно, истоки классов более обширны, нежели только материальное производство. Так что эту «первую» идею К. Маркса о классах можно считать неточной.

2. Классовая борьба ведет к диктатуре пролетариата. Этот тезис можно понять так (и он именно так и был понят всеми), что диктатура пролетариата выступает как некое закономерное и неизбежное следствие классовой борьбы, что, какова бы ни была классовая борьба, ее единственно возможным результатом является диктатура пролетариата. Что же показала история? Она, на наш взгляд, подтвердила, что в определенных условиях такой финал классовой борьбы возможен. Но он отнюдь не является единственным, фатально предопределенным. Оказалось, что отношения классов имеют такие резервы в капиталистическом обществе, которые позволяют им наладить и развивать совместное сотрудничество и уж тем более избегать такого результата, как диктатура пролетариата. Более того, опыт XX в. показал, что путь развивающегося сотрудничества классов наиболее естествен и типичен для большинства стран, а путь революционного обострения борьбы и диктатуры пролетариата — скорее историческое исключение, которое свидетельствует о неразвитости социальных отношений в обществе, о попытках насильственно изменить естественный ход событий. Рано или поздно это исключение отбрасывается обществом как чрезвычайно антисоциальный путь. Так что второй тезис К. Маркса в лучшем случае говорит о частном варианте развития отношений классов, выданном за всеобщую закономерность.

3. Сама диктатура пролетариата является переходным этапом к обществу без классов. Если эту идею понимать в рамках признания всеобщности перехода к бесклассовому обществу, то с ней можно согласиться. Но в этом смысле в обществе вообще нет таких событий, которые не вели бы к обществу без классов. Разумеется, эта идея имеет и более узкий смысл. И заключается в признании особой роли диктатуры пролетариата в этом процессе перехода к бесклассовому обществу. Здесь хотелось бы заметить следующее.

Во-первых, нельзя считать, что диктатура пролетариата является обязательной ступенью и формой перехода к бесклассовому обществу, что вне и помимо нее этот переход вообще не может свершиться. Опыт истории, в особенности истории XX в., показал, что этот переход уже совершается весьма успешно в странах развитой цивилизации, где диктатуры пролетариата не было и в помине. Так что полагать, будто человечество иначе чем через эти ворота, именуемые диктатурой пролетариата, к бесклассовому обществу не придет, было бы ошибочно.

Во-вторых, исторический опыт XX в. свидетельствует, что диктатура пролетариата в странах, где она сложилась, не только не способствовала переходу к бесклассовому обществу, но, напротив, консервировала классовую структуру общества, препятствовала естественному развитию социально-классовых отношений. Так что диктатура пролетариата, несмотря на все лозунги и идеологические декларации, реально была не катализатором перехода общества к бесклассовым отношениям, а величайшим тормозом на этом пути.

§ 3. Личность как движущая сила общественной жизни, как субъект истории

Важной проблемой социальной философии является проблема роли личности и общества в истории. Личность выступает как социальный облик каждого человека, выраженный в конкретной индивидуальной характеристике.

Наиболее глубокие истоки роли личности в обществе заключены в ее общественной природе. Но что означает признание социальной, общественной сущности человека? Это значит, что все проблемы общества, его объективные потребности, возможности развития, его перспективы и цели в конечном счете живут, функционируют не в какой-то своей абстрактной всеобщей самостоятельности и отдельности, а как переплавленные в реальные индивидуально-конкретные потребности, интересы, заботы, цели каждой личности, каждой индивидуальности.

Истоки роли личности в истории — и в ее неразрывной связи с социальными общностями, социальными отношениями. Принадлежность личностей к различного типа общностям реально выступает как определенный импульс жизнедеятельности каждой личности, каждого человека. В то же время, находясь в конкретных обстоятельствах своей микросреды, проживая собственную жизнь с присущими ей неповторимыми возможностями и тенденциями, личность также получает достаточно импульсов, обусловливающих ее жизнедеятельность, ее социальную активность.

Одним словом, каждая личность обладает целым ансамблем импульсов своей жизнедеятельности, своей социальной активности или пассивности, который включает в себя как факторы широкого общественного происхождения, так и неповторимо индивидуальные обстоятельства жизненного пути каждого человека. Будучи «заряжена» этим множеством импульсов, она живет, активно действует в обществе и выступает как его движущая сила. Общественная жизнь, история человечества и предстает как разнообразный процесс бесконечного множества жизнедеятельностей отдельных индивидов. В этой связи и разрабатывается в марксистско-ленинском учении теория личности.

Какова же особенность личностей как движущих сил истории, какое место занимают они в совокупности субъектов социальной жизни?

Прежде всего следует отметить, что именно в личностях, их действиях находит свое преломление, воплощение роль народных масс, классов и других социальных общностей в истории. Подчеркивание этого момента имеет принципиальное значение. Ведь народ, класс, нация вообще сами по себе не действуют как некие социальные всеобщности. Никаких их действий, отношений, никакой их борьбы нет и быть не может вне и помимо конкретных действий, поступков отдельных личностей, отдельных индивидов. Без этого признания любые трактовки роли социальных общностей оказываются урезанными а поэтому допускающими возможность фаталистического, мистического понимания истории общества.

Но дело не только в том, что личность как движущая сила истории завершает, конкретизирует роль масс и других общностей, но и в том, что личность как движущая сила истории имеет и свое собственное содержание, которое не растворяется ни в каких общностях, ни в каких совокупных действиях. Именно от личности, от ее действий, конкретных поступков зависит неповторимый колорит общественной жизни, ее уникальность.

Все сказанное свидетельствует о том, что роль личности как движущей силы истории — это не некая «добавка» к роли общности, не некое иное наименование действия других социальных сил. Эта роль представляет собой важное, относительно самостоятельное слагаемое истории. Роль личности в качестве движущей силы истории всеобща и абсолютна. Это означает, что в обществе на всех этапах его истории личности выступали движущей силой общественного развития. Это означает далее, что движущей силой истории является каждая личность без всяких изъятий и исключений. И является она таковой потому, что качество быть движущей силой истории есть существенное имманентное качество человека вообще. Если человек это человек, общественное существо, то он суть движущая сила истории.

Отсюда следует, что если нам необходимо во всей полноте и многосторонности понять сложный механизм общественной жизни, движущие силы истории, то в этом понимании описание личностей как движущих сил истории должно занять свое законное место. Без этого материалистическое понимание общества является неполным.

Признание личности как движущей силы истории фиксирует ее существенную характеристику. Эта сущность отнюдь не означает одинаковости, однообразия роли личности, отсутствия ее развитых, исторических и иных модификаций. Остановимся на некоторых более конкретных аспектах роли личности в общественной жизни.

Особенности исторических процессов и возрастание роли личности. Мы полагаем, что роль личности в истории связана с особенностями протекания исторических процессов. Так, исторические процессы можно в общем плане разделить на эволюционно-функци-ональные и революционно-экстремальные. Первые представляют собой процессы функционирования общества в рамках качественно устойчивой структуры, вторые — своеобразные переломные ситуации в обществе — включают в себя периоды революционной ломки налаженной общественной жизни, экстремальные ситуации типа войн, требующие максимальной мобилизации сил общества и концентрации его усилий. Нам представляется, что различие этих процессов проявляется и в том, что создаются различные условия и для более или менее полного выявления роли отдельных личностей, индивидуальностей. Так, периоды эволюционно-функционального развития общества менее благоприятны для раскрытия личностных качеств людей, или эти качества реализуются с меньшим общественным резонансом. Что же касается революционно-экстремальных процессов, то само их содержание таково, что здесь значимость тех или иных перемен — даже локальных, сосредоточенных в одной точке общественной жизни, в один момент исторического времени — и их влияние на дальнейший ход истории резко возрастают. И в этих условиях особо широко раскрывается роль личностей, индивидуальностей, судьба которых оказывается тесно связанной с этими преобразованиями. Не случайно эти периоды как бы выносят на авансцену истории имена людей, вчера еще никому не известных. Так вошли в историю Спартак, Жанна д'Арк, герои войн — Иван Сусанин, Александр Матросов и многие другие.

Так что, как мы полагаем, сам характер исторических процессов не безразличен к раскрытию роли личности в истории. В экстремальных ситуациях она возрастает. Думается, что и в целом в ходе истории по мере углубления преобразований, по мере наполнения истории революционными событиями роль личности как движущей силы развития общества раскрывается полнее и многограннее.

Особенности роли личности в истории в связи с социальными общностями и их отношениями. Как ясно из предыдущего изложения, роль личности в истории неотделима от социальных общностей и их отношений. Собственно социальные общности определяют характерные особенности, типы личностей.

Вместе с тем хотелось бы отметить, что если каждая общность представляет собой своего рода социальный фон для выявления, реализации индивидуальных особенностей личностей, то фон этот у разных общностей весьма неодинаков. Вероятно, одни общности как бы безразличны к индивидуальным особенностям личности или даже гасят их, другие, напротив, способствуют выявлению и расцвету этих особенностей.

Диалектика социальной общности и индивидуальных качеств личности в рассматриваемом аспекте исследована крайне мало. Ясно, что здесь необходим конкретно-исторический анализ социальных общностей с точной расстановкой акцентов. Тем не менее, как мы полагаем, можно высказать некоторые общие соображения.

Так, нам представляется, если иметь в виду поляризацию трудящихся и господствующих классов, что социально более благоприятные условия для раскрытия индивидуальных начал личности были у классов господствующих. Это связано с характером деятельности этих классов (управление, духовное производство), большим набором социальных возможностей, с более высокой культурой и образованием, с их малочисленностью. На этом фоне из среды господствующих классов выделялось большое количество заметных своим индивидуальным вкладом личностей. Что же касается трудящихся классов, то условия их жизни, зачастую задавленность непосильным трудом, отгороженность от многих социальных возможностей и т.д. — все это резко ограничивало общественные проявления индивидуальных начал. Естественно, речь идет только об ограничениях, а не об аннигиляции этих проявлений.

Вероятно, различия в проявлениях индивидуально-личностных начал усилились социальным разделением в обществе физического и умственного труда. В области этой социальной дифференциации отчетливо прослеживается усиление индивидуально-личностных начал в среде социальных групп, занимающихся умственным трудом.

Особую грань рассматриваемой проблемы занимает связь микросоциальной структуры общества и роли личности. В силу локальности микросоциальных объединений, особенностей их складывания и функционирования условия для выявлений, развития индивидуальных качеств личности здесь особо благоприятны. Можно утверждать, что в мире микросоциальных общностей роль личностных начал в целом неизмеримо выше, чем в области макросоциальных общностей. Микросоциальные общности — это вообще колыбель развития, выявления индивидуальных качеств личности, это область, где такие качества имеют особый вес.

Роль микросоциальных общностей на разных этапах истории человечества неодинакова. Были периоды расцвета этих форм — скажем, феодализм с его общинными формами крестьянской жизни, цеховой организацией производства. Были периоды, когда роль микросоциальных общностей отступала в тень на фоне крупных социальных поляризаций. В связи с этими колебаниями роли микросоциальных объединений в истории соответственно то расширялись, то сужались возможности развития индивидуальных начал личностей, связанных с этими общностями.

Итак, роль личности в истории представляет собой своеобразное единство всеобщесущностного и специфического содержания. Всеобщим в данном случае является то, что все люди, личности, индивиды без всяких исключений на любом этапе истории человечества, в любых общественных преобразованиях являются активными субъектами истории, ее движущими силами. Специфическим в данном случае является то, что данное качество бесконечно модифицируется, варьируется, изменяется, развивается применительно к различным историческим условиям, различным социальным группам, разным сферам общественной жизни, различным состояниям общества. Роль личности как движущей силы истории и должна быть теоретически осмыслена в богатом и сложном взаимодействии своего всеобщего и специфического содержания.

Как нам представляется, в нашей философско-социологической литературе существует недооценка роли личности как движущей силы истории. О личности, ее связи с обществом, классами, закономерностях ее формирования и развития пишут много и многие. Естественно, в этих исследованиях много позитивного. Но вот о том, что личность — причем каждая конкретная личность — является творцом истории, ее действительной движущей силой, говорится весьма невнятно.

Деформации в понимании роли личности связаны и с определенным выпячиванием объективных законов общества, и противопоставлением их деятельности людей. На этом фоне, конечно, прежде всего пострадала отдельная личность. Деформировано и понимание соотношения народа, классов, коллективов и личности. Десятилетиями мы сами учились и учили других, что классы, коллективы, общности имеют явный приоритет перед личностью. И как-то незаметно эта массированная научно-идеологическая работа привела к тому, что личность вообще стала рассматриваться как ускользаюше малая величина [1]. Наконец, оценка роли личности явно была занижена подчеркиванием роли выдающихся, исторических личностей. Рядом с историческими фигурами как-то растаяла роль простого человека, рядовой, так сказать, массовой личности.

1 Известно, что B.C. Соловьев выступал против тех. кто, «видя в жизни человечества только общественные массы, признают личность за ничтожный и преходящий элемент общества, не имеющий никаких собственных прав и с которым можно не считаться во имя так называемого общего интереса» (Соловьев B.C. Соч.: В 2 т М 1988. Т. 1.С. 283).

Разумеется, мы нисколько не ставим под сомнение необходимость исследовать объективные законы общества, признаем приоритет социальных общностей, значимость изучения роли исторических личностей. Но все дело в мере, в том, чтобы, отстаивая одни истины, невольно не плодить новые заблуждения. А такое нарушение меры и произошло, итогом чего стала явная недооценка роли личности, индивидуальности как движущей силы истории.

Нам представляется, что сказать об этих крайностях сегодня особенно необходимо в свете тех преобразований, которые переживает наше общество. Ведь острейшее проявление кризиса нашего общества состоит и в явной недооценке человека, конкретной личности. Не случайны слова поэта: «единица — вздор, единица — ноль». Именно она, эта единица оказывается отчужденной от экономической жизни, политических структур да и от духовных проблем. А стержнем наших преобразований должно стать такое положение, чтобы каждый человек, каждая личность была действительно заинтересованным созидателем нашего общества.

Думается, винить одних философов в сложившейся девальвации личности и ее роли в истории было бы несправедливо. Но их доля вины в этом есть. Заключается она в том, что на протяжении многих десятилетий многие философы видели в личности, человеке только выражение классового типа, частичку народа, члена коллектива, и только с таких позиций понималась его роль. Что же касается его собственного интереса, его неповторимости, его собственной, глубоко интимной по своему происхождению активности, то об этом думали очень мало. Более того, даже к попыткам помыслить об особой роли индивидуального начала относились с подозрением. И по большому счету вся наша общественная наука, социальная философия в первую голову, выступала своеобразным оправданием гипертрофии социально-коллективного начала. Мы не только не били в набат, когда личностное начало растворилось в общем, но и считали такое движение чуть ли не вершиной социального прогресса. Оказалось же, что это далеко не прогресс. Поэтому выправить данное положение, в полный голос сказать о роли личности, о ее самоценности, воспитывать у общества своеобразный культ каждого человека, каждой личности — наш и теоретический, и идеологический, и нравственный долг.

Диалектика объективных условий и индивидуальных особенностей в деятельности выдающейся исторической личности. Роль выдающейся личности в истории является своеобразной модификацией роли личности в истории, общественной жизни вообще. Так, из роли личности в истории в целом органично вытекает и принципиальная возможность появления выдающейся личности, ее выдающейся роли.

Вопрос о выдающихся исторических личностях и их роли в философской теории рассмотрен довольно обстоятельно. Мы остановимся лишь на одном аспекте этой обширной проблематики, а именно на диалектике социальных условий и индивидуальных особенностей, талантов выдающейся личности.

Совершенно очевидно, что историческая личность, ее роль являются своеобразным результатом двух слагаемых: социальных условий, общественных потребностей, с одной стороны, качеств конкретной личности — с другой. Ясно, что в комплексе этих слагаемых решающее значение принадлежит социальным условиям, связанным с самыми разными обстоятельствами, революционными преобразованиями, с размахом классовой борьбы, необходимостью крупных политических преобразований, с назревшими изменениями в различных областях общественной культуры, экстремальными ситуациями и т.д. Поэтому первая предпосылка объяснения и понимания роли выдающейся личности заключается в том, чтобы понять, какие общественные условия вызвали ее к жизни, чьи социальные интересы она выражает. Совокупность этих социальных условий выступает как своего рода социальный заказ общества. Общественная жизнь, потребность той или иной области как бы требует, чтобы появился лидер, способный стать во главе движения, решить определенные задачи [1].

1 По-своему эту связь исторической личности со своим временем выразил Гегель. «Таковы великие люди в истории, — писал он, — личные частные цели которых содержат в себе тот субстанциальный элемент, который составляет волю мирового духа. Их следует называть героями, поскольку они черпали свои цели и свое призвание не просто из спокойного, упорядоченного, освященного существующей системой хода вещей, а из источника, содержание которого было скрыто и недоразвилось до конечного бытия, из внутреннего духа, который еше находится под землей и стучится во внешний мир как в скорлупу, разбивая ее, так как этот дух является иным ядром, а не ядром, заключенным в этой оболочке. Поэтому кажется, что герои творят сами из себя и что их действия создали такое состояние и такие отношения в мире, которые являются лишь их делом и их созданием» (Гегель Г. Соч. Т. 8. С. 29).

Но общественная по1ребность в исторической личности — это еще не появление самой такой личности. Ведь эта потребность предполагает, что должен быть не просто человек — дефицита в людях история никогда не испытывала, — а личность, обладающая определенным набором индивидуальных качеств. И хотя общественная потребность никогда не воплощалась в конкретную шкалу требований к качествам исторической личности (такая шкала в принципе невозможна), но все же некоторый общий комплекс необходимых индивидуальных качеств всегда проявлялся достаточно объективно. Ясно, что для социальных преобразований нужен человек с качествами политика, для военной деятельности — с задатками военного стратега, для руководства классовой стратегией и тактикой — человек, тесно связанный с массами. Отсюда следует, что в обществе должен быть определенный общественный механизм выработки у людей соответствующих индивидуальных качеств, должна формироваться личность с выдающимися способностями.

Выдающаяся личность формируется как своеобразное сочетание общественной потребности, роста определенных социальных сил и формирования, воспитания выдающихся индивидуальных качеств. В своей деятельности личность как бы соединяет действия этих двух слагаемых. С одной стороны, выдающаяся личность как бы аккумулирует в себе социальную энергию тех сил, которые возглавляет, ибо она в определенном смысле воплощение, выражение, доведение до определенного завершения роли определенной социальной силы. С другой — соединив социальную энергию масс со своими выдающимися индивидуальными качествами, личность как бы умножает эту энергию, придает ей мощный дополнительный импульс. Сплав этих двух компонентов — социальной энергии масс и выдающихся индивидуальных способностей — и обусловливает выдающуюся роль исторической личности в истории.

Правда, оценивая роль той или иной исторической фигуры, нужно четко различать, что зависит от деятельности масс, классов, а что непосредственно от исторической личности. Иначе возможен, по выражению Г.В. Плеханова, своеобразный "оптический обман" [1], приписывание именно и только личности того, что является завоеванием классов, масс. В полной мере принимая это замечание, нельзя впадать и в другую крайность недооценки роли личности. Ибо если без масс личность отнюдь не может достигнуть определенных результатов, то зачастую и без соответствующей личности массы их достичь не могут или достигают другой, куда более дорогой ценой.

1 Плеханов Г.В. Избр. филос. произв. М., 1966. Т. 2. С. 327.

Хотелось бы заметить, что роль исторической личности не исчерпывается тем, что она оптимальным образом выражает, воплощает интересы определенных социальных сил. При таком подходе при всем словесном подчеркивании вклада выдающейся личности она фактически отрицается, ибо предстает как оболочка каких-то других, не ее собственных интересов, каких-то других, не ее собственных действий. На самом же деле в силу выдающихся индивидуальных качеств, в силу своеобразия своей индивидуальности историческая личность не просто что-то выражает, но она сама как неповторимая индивидуальность накладывает свой отпечаток на ход истории, ход общественной жизни. И чем более масштабен и ярок как личность лидер, тем больше влияет он на своеобразие, неповторимость хода истории.

В то же время хотелось бы отметить, что между социальными условиями и индивидуальными качествами лидера нет однозначного соответствия. Нередко в истории бывают и такие ситуации, когда индивидуальные качества исторической фигуры далеко не адекватны масштабу социальных преобразований. В этой связи весьма поучительны выводы К. Маркса относительно роли Луи Бонапарта в перевороте во Франции в 1852 г. К. Маркс выделял две интерпретации этой роли. Автор одной — В. Гюго — представлял весь переворот как деяние одного человека. Автор другой — П. Прудон, напротив, настаивал на особой роли предшествующего исторического развития. И В. Гюго и П. Прудон не вышли за рамки возвеличения Луи Бонапарта как личности, правда, возвеличивая его с разных позиций. Мнение К. Маркса принципиально отличается от обеих этих интерпретаций. «Я, напротив, показываю, — писал он, — каким образом классовая борьба во Франции создала условия и обстоятельства, давшие возможность дюжинной и смешной личности сыграть роль героя» [1].

1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 16. С. 375.

По нашему мнению, суть положения К. Маркса не исчерпывается оценкой конкретного эпизода из истории Франции, оценкой роли в общем-то такого заурядного персонажа, как Луи Бонапарт. Методологическая его значимость куда глубже, и заключается она в раскрытии своеобразной диалектики истории, когда специфическое сочетание «условий и обстоятельств» позволяет отдельным личностям играть заметную роль, масштабу которой они как индивидуальности никак не соответствуют. Относится это, конечно, не только к Луи Бонапарту. А разве, скажем, появление в истории России таких фигур, как Распутин, не связано именно со специфическим сочетанием «условий» и «обстоятельств»? Конечно же, связано. Отсюда, между прочим, следует, что историческая фигура — это далеко не всегда фигура, представляющая собой концентрацию талантов и способностей. Нет, в лидеры может затесаться и заурядность. Но удерживается она в среде исторических фигур именно там и потому, где и почему своеобразное стечение классово-политических и иных обстоятельств и условий создает для нее благоприятную среду. И на какой-то период времени, пока эти обстоятельства действуют, она — герой.

Все сказанное свидетельствует о том, сколь непроста, неоднозначна взаимосвязь объективных социальных условий и индивидуальных качеств исторической личности. Глубоко исследовать эту диалектику — важная задача общественной науки, социальной философии.

§ 4. Реалии XX века. Классовый враг и борьба с ним как имманентное состояние и важнейшее средство самоутверждения партийно-государственного абсолютизма

Мы уже писали об определенных крайностях в социально-политическом учении К. Маркса о классах и классовой борьбе. К чему приводит апологетика классовой непримиримости и классовой борьбы, на практике показал опыт развития советского общества. Так составной частью жизни советского общества стал феномен классового врага. На анализе этого феномена мы и остановимся.

Общая характеристика классового врага и классовой борьбы в советском обществе и их социологический статус. Как мы полагаем, основные черты феномена классового врага заключаются в следующем.

Во-первых, признается существование социального слоя, класса, которому нет места в новом советском обществе, признается, что имеется некий класс-пережиток, чуждый класс.

Во-вторых, признается агрессивность этого класса, его враждебность к новому обществу. Причем эти агрессивность и непримиримость класса рассматриваются как его сущностное свойство.

В-третьих, признается, что представители класса-врага не могут претендовать на то же место в обществе, что и представители других классов. Они так или иначе должны быть отстранены от ведущих позиций или находиться под особым контролем общества.

В-четвертых, различного рода противостояние по отношению к классу-врагу считается делом социально-справедливым, прогрессивным, желательным для строительства нового социалистического общества. Всякого же рода прямая или косвенная защита этого класса, попустительство по отношению к нему, напротив, полагаются делом несправедливым, реакционным.

Характеризуя феномен классового врага, мы бы хотели обратить внимание на одно важное обстоятельство. Дело в том, что в обществе партийно-государственного абсолютизма класс — оппонент рабочих и крестьян рассматривался не в рамках отношений с другим классом, так что, скажем, буржуазия выступала бы как «враг» рабочих, а помещики как «враг» крестьян, а в более общем контексте. В данном случае общество в лице партийно-государственного абсолютизма отождествляло себя с одной стороной классового отношения, выводя другую за свои пределы, противопоставив ее всему обществу. Оппонент класса превратился в оппонента общества. Это с одной стороны. С другой — это отношение было предельно радикализировано, так что «иная» сторона отношения рассматривалась не просто как иная, а как чуждая, антагонистическая. Оппонент класса превратился во «врага» класса, «врага» общества. Таким образом, отношение «класс — класс» было трансформировано в отношение «класс — общество». Произошло своеобразное социологическое перемещение классовых отношений из социальной сферы в область отношения общества к одной из социальных групп с предельной радикализацией данного отношения. Вот это своеобразное конституирование классового отношения в данном контексте, легитимизация одной из сторон отношения в качестве противостоящей обществу, построение всей политики, идеологии, стратегии и тактики общества на основе этого конституирован и я и легитимизации мы и характеризуем как феномен классового врага. Отсюда следует, что феномен классового врага — явление системное, оно охватывает все грани жизни советского общества.

Предпосылки и доктринальные основы формирования феномена классового врага и его роль в функционировании общества. Феномен классового врага, классовой борьбы сформировался на почве целого комплекса предпосылок.

Прежде всего он связан с объективным противостоянием буржуазии и пролетариата. Эти классы возникли как социально-экономический результат определенного этапа развития общества, их противоречия заложены в самой основе взаимоотношений частной собственности и наемного труда [1].

1 Гоббс писал: «Если два человека желают одной и той же вещи, которой, однако, они не могут обладать вдвоем, они становятся врагами». Отсюда вывод: «При отсутствии гражданского состояния всегда имеется война всех против всех» (Гоббс Т. Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и граж-данского//Соч. М., 1991. Т. 2. С. 94, 95).

В России феномен класса-врага имел и свои специфические корни. В царской России издавна существовало зависимое, подчиненное положение основной массы населения — крестьянства, которое создало потенциал социального протеста с его стороны, посеяло многочисленные зерна враждебности по отношению к господствующим классам. В конце XIX — начале XX в. противостояние крестьянства и дворянско-помещичьей элиты в России усилилось. К этому следует добавить и новое для России, но тем не менее весьма острое противостояние нарождающегося российского пролетариата и буржуазии.

Кроме того, полагаем, что одним из важных социально-психологических условий возникновения феномена классового врага были некоторые черты российского менталитета. Дело в том, что в царской России всегда был свой низший слой, низший класс общества — крепостное крестьянство. Его зависимое, подчиненное положение, минимальность социальных прав были закреплены, легитимизированы существующим государственно-правовым устройством. Многовековая практика существования этого слоя с ограниченными правами отпечаталась в сознании как некая пусть неприятная и тяжелая, но естественная форма бытия. Поэтому, как мы полагаем, советское общество легко восприняло феномен класса, поставленного за рамки общественной защиты. Люди как бы свыклись с тем, что кто-то обязательно должен быть в роли бесправного в обществе, а в том, что в советской России такая доля досталась буржуазии и помещикам, видели не только подтверждение общего закона, но и некое торжество справедливости: вчера вы нас угнетали, а теперь настал час расплаты.

В ходе революции 1917 г. и гражданской войны общее противостояние классов, отношение друг к другу как к врагам несомненно обострилось, обнажилось, как бы вышло на первый план.

Думается, свою роль сыграли и некоторые идеи и идеологические течения, характерные для российской жизни, такие, как, например, анархизм, проповедь террора, экстремизма, призывы к непримиримости, к насильственному ниспровержению существующего порядка. Вероятно, здесь необходимо указать и на особенности религиозного сознания с его склонностью делить мир на праведников и грешников, ангелов и дьяволов, с его призывом к непримиримости к дьяво-лиаде и ее искоренению.

Отмечая реальность, важность этих предпосылок, следует подчеркнуть, что сами по себе они отнюдь не означали обязательности и неотвратимости появления феномена классового врага в советском обществе. Решающую роль в том, что эти предпосылки развились именно в данный феномен, сыграло воплощение в жизнь определенных аспектов марксистско-ленинской идеологии. Иными словами, появление феномена классового врага опиралось на свои доктринальные основы. Отнюдь не претендуя на полный и исчерпывающий анализ, отметим те моменты, которые к нему привели.

Во-первых, это идея непримиримости интересов рабочих, крестьян, характеризуемых как трудящиеся классы, и буржуазии, помещиков, характеризуемых как господствующие классы. Социально-философским базисом этой идеи было учение об антагонистических противоречиях, которые разрешаются победой одной стороны и ликвидацией другой. Экономической базой этой идеи была определенная интерпретация учения о прибавочной стоимости.

Во-вторых, это характеристика частной собственности как экономической основы эксплуатации и соответственно всех частных собственников как эксплуататоров по существу.

В-третьих, это апологетика классовой борьбы в ее наиболее остром варианте как самой мощной силы общественного прогресса. Если классовая борьба — это движущая сила прогресса, то трудящиеся должны бороться с господствующими классами как его врагами.

В-четвертых, это апологетика социалистической революции как высшей формы классовой борьбы, как поворотного пункта в историческом прогрессе человечества. Если социалистическая революция — это решающий шаг к прогрессу, то противники революции — враги прогресса.

В-пятых, это учение о социалистическом обществе, как обществе трудящихся, в котором вообще нет места для бывших господствующих классов.

В-шестых, это учение о руководящей роли рабочего класса в социалистическом обществе. Поскольку рабочий класс обретает статус класса-гегемона, лишь свергая бывшие господствующие классы, постольку они как потенциальные претенденты на социальное лидерство суть враги рабочего класса.

В-седьмых, это учение о том, что диктатура пролетариата есть выражение и воплощение справедливой борьбы против всех противников трудящихся [1].

В-восьмых, это общая концепция коммунистической формации, которая построена на тотальном отрицании капитализма, его социально-экономических сил.

Перечисленные здесь моменты в определенной степени связаны с общественно-социальной реальностью, с теми предпосылками, которые были приведены вначале. В то же время очевидно, что идут дальше этих предпосылок, как бы заостряют их, превращают в целостную теоретико-идеологическую концепцию.

Из сказанного очевидно, что феномен классового врага, классовой борьбы отнюдь не является неким «боковым» ответвлением всей марксистско-ленинской теории, а укоренен в самих ее основах, произрастает буквально из всех ее разделов. Поэтому понятно, что появление его в обществе партий но-государственного абсолютизма, базирующегося целиком на идеологии марксизма-ленинизма, было предопределенным и неизбежным.

Следует отметить, что партийно-государственный абсолютизм как тоталитарный режим, лишенный граждански-демократических механизмов организации общественной жизнедеятельности, нуждался в особых, «сильнодействующих» средствах управления. Феномен классового врага, классовой борьбы был средством сплочения определенных социальных сил, средством возбуждения общественного сознания, нагнетения атмосферы, средством запугивания общества.

Для политической элиты он служил обоснованием собственного всевластия, был политико-идеологической базой игнорирования демократических принципов, нарушения законности. Добавим, что он был удобной формой списывания собственных ошибок и просчетов. Поэтому вполне можно утверждать, что с точки зрения партийно-тоталитарного режима этот феномен представлял большую ценность как весьма эффективный инструмент управления обществом. Без него существующий режим просто не мог бы функционировать. Не удивительно, что буквально до последних дней своего правления коммунистическая партия, советское государство сохраняли верность принципу классовой борьбы, классового врага.

1 «Всегда можно связать любовью большое количество людей, если только останутся и такие, на которых можно направлять агрессию... С тех пор как апостол Павел положил в основу своей христианской общины всеобщее человеколюбие, предельная нетерпимость христианства ко всем оставшимся вне обшины стала неизбежным следствием. Отнюдь не непонятным совпадением является тот факт, что мечта о германском мировом господстве для своего завершения прибегла к антисемитизму; и становится понятным, что попытка создания новой, коммунистической культуры в России находит в преследовании буржуев свое психологическое подкрепление» (Фрейд З. Недовольство культурой//Психоанализ. Религия).

Феномен классового врага, классовой борьбы стал естественной и важнейшей составной частью идеолого-герменевтической реальности. Он проявлялся во всех сферах общественной жизни. Благодаря этой универсальности он превратился в определенное умонастроение, ценностную ориентацию, социально-психологическую характеристику общества. Социальная вражда, социальная ненависть и презрение, социальная нетерпимость, чувство социального превосходства одних, социального унижения других, вседозволенность в методах, средствах отношений к определенным классам воцарилось в духовной атмосфере общества [1]. Идеолого-герменевтический феномен классового врага вовлек в свою орбиту огромные массы людей, которые восприняли методологию классового врага, классовой борьбы в ее советском варианте как нечто совершенно естественное.

1 «Там, где вера уже не является основой жизненных устремлений, остается лишь пустота отрицания. Там, где возникает недовольство собой, виновным должен быть кто-то другой. Если человек ничего собой не представляет, он по крайней мере "анти".

Довольно точно психологический механизм связи всей концепции коммунизма с классовым врагом описал Н.А. Бердяев: «В коммунизме слишком сильна зависимость от прошлого, влюбленная ненависть к прошлому, он слишком прикован к злу капитализма и буржуазии. Коммунисты не могут победить ненависть, и в этом их главная слабость», «он (коммунист. — В.Б.) не может жить без врага, без отрицательных чувств к этому врагу, он теряет пафос, когда врага нет. И если врага нет, то врага нужно выдумать» [2]. Мы бы добавили, что «влюбленная ненависть» относится не только к буржуазии, но и ко всем тем, кто попадает в число «новых» врагов.

2 Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. С. 150.

Из всего сказанного вытекает, что феномен классового врага, классовой борьбы в обществе партийно-государственного абсолютизма представляет собой нечто более глубокое, нежели отношение общества, режима к определенным социальным силам. При таком подходе можно считать, что ежели нет этих сил, то и данный феномен не имеет места. На самом же деле феномен классового врага, непримиримой классовой борьбы — это имманентная черта самого партийно-государственного абсолютизма, это неотъемлемое состояние самого этого абсолютизма. И для этого состояния в принципе не важно, кто именно является врагом и есть ли он вообще. Если его объективно нет, этого врага, он все равно воспроизводится самим абсолютизмом.

Все несчастья возлагаются на некий фантом, название которому находят либо среди исторических образований, открывшихся некогда теоретическому познанию, — во всем виноват капитализм, марксизм, христианство и т.д. — либо среди неспособных оказать сопротивление представителей отдельных групп, которые становятся козлами отпущения — во всем виноваты евреи, немцы и т.д.» (Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1991. С. 148—149).

Крайней формой этой имманентности феномена классового врага для партийно-государственного абсолютизма выступает состояние, когда каждый индивид в отдельности является потенциальным врагом. Это и проявилось в годы Большого террора.

Феномен классового врага в контексте истории России и мировых социально-политических тенденций. Для более адекватной оценки этого феномена полезно сопоставление его как с историей России, так и с определенными мировыми социально-политическими тенденциями.

Ненормальность такого социально-ценностного феномена становится особенно очевидной при обращении к социальному опыту мировой цивилизации. Даже если мы обратимся к далеким временам рабства, крепостничества, т.е. к временам, вошедшим в историю своей социальной непримиримостью, мы не найдем там социально легитимного института классового врага.

Раб в рабовладельческом обществе был абсолютно бесправен и находился за рамками официального общества, но в условиях той системы ценностей и ориентиров не был врагом. Крепостной крестьянин находился в самом низу общественно-социальной иерархии, был зависим и несвободен, но он опять-таки врагом общества не был.

В дореволюционной России, несмотря на всю остроту социально-классовых противоречий, всю консервативность монархически-политического устройства, не сложился идеолого-герменевтический феномен классового врага. Российская монархия, российское общество, его политическая элита, конечно, неоднозначно относились к различным социально-классовым силам. Ясно, что крестьянство, пролетариат России не пользовались особой благосклонностью со стороны официальных кругов, видящих в них определенный источник дестабилизации, но они не рассматривались как стоящие вне общества. При всех коллизиях, обострениях классовых отношений монархия никогда не отказывалась от функции представлять и выражать интересы всего населения России. Пусть эти притязания на выражение интересов всего населения были часто лицемерны, но они были. И хорошо ли, плохо ли — общество, господствующая элита, государство были заинтересованы в том, чтобы сохранить социальную устойчивость. К тому же и церковная идеология в какой-то форме уравнивала всех, даже давала некое психологическое удовлетворение бедному, в чем-то даже поднимала его, что оказывало безусловно социально-стабилизирующий эффект.

Тем более неприемлема идея классового врага для цивилизованного общества XX в. Демократические государства оценивают противостояние классов, и особенно обострение его, как показатель социального неблагополучия общества. Они искали и ищут различные средства, чтобы смягчить это противостояние, добиться баланса интересов классов. Понятно, что в этих усилиях политические инстнтуты могут отдавать предпочтение одним силам по сравнению с другими, могут находиться в разной степени близости по отношению к различным социальным слоям. Но при этом демократическое общество ни из какой силы не конструировало феномен классового врага, никогда на первый план не выдвигало оппозицию этим силам [1]. Напротив, его политика при всех социальных приоритетах нацеливалась на то, чтобы подчеркнуть единство развивать процессы консенсуса, социального компромисса, вовлекая в него все гражданское общество [2].

1 Еще мудрый Гегель писал: «Отношение правительства к сословиям не должно быть по существу враждебным, и вера в необходимость этого враждебного отношения есть печальное заблуждение. Правительство не есть партия, которой противостоит другая партия, так что каждая их них должна путем борьбы добиваться многого, тянуть к себе, и если государство оказывается в таком положении, то это несчастье и такое положение не может быть признано здоровым состоянием» (Гегель Г. Соч. Т. 7 С. 325-326).
2 «Если бы исповедуемая и проповедуемая марксизмом «классовая борьба» не совершалась сама на почве некоей элементарной классовой солидарности, сознания взаимного соучастия в общем деле и просто человеческой близости представителей разных классов, общество просто развалилось бы на части и тем самым сами «классы», которые суть ведь классы общества, перестали бы существовать» (Франк С.Л. Духовные основы обществ. Париж, 1930. С. 235).

Такая политика демократических государств нередко приводила к существенному изменению классовых отношений, социальной стабилизации современных обществ.

Как историческое прошлое России, так и опыт подавляющего большинства цивилизован но-демократических государств XX в. свидетельствуют, что никакой неотвратимости, неизбежности возникновения феномена классового врага, апологетики классовой борьбы в обществе не было и нет. Этот феномен необходим и неизбежен в рамках определенной системы идеологических ценностей. Что же касается реальных социально-классовых проблем и противоречий России, то они вполне могли быть разрешены и без его создания.

Мы полагаем, что неприемлема сама модель классового врага, как она сложилась в советском и других аналогичных обществах. В данном случае важно не то, правильно или неправильно определяется вообще враг, а важно то, что в современном обществе в принципе должна быть исключена легитимизация класса-врага.

Концепция классового врага, непримиримой борьбы с ним неизбежно извращала самые прогрессивные идеи. Советское общество возникло из устремления народа, трудящихся к социальной справедливости, равенству, свободе, миру, прогрессу. Все эти устремления, идеологически-нравственные ценности сами по себе совершенно безупречны, их провозглашение, защита, пропаганда сыграли свою положительную роль. Но все дело в том, что эти сами по себе ценные социально-гуманистические ориентации сопрягались с идеей классового врага, непримиримой борьбы с ним, возможностью и полезностью использовать любые средства в этой борьбе. В условиях этого сопряжения социально-гуманистические ценности не просто извращались, а обретали прямо противоположный смысл. Что означает призыв к социальному равенству, если при этом предполагается, что целые классы, нации, социальные слои заведомо ставятся в неравное положение? Что означает призыв: все для блага человека, если при этом оказывается, что есть такие люди, на которых не только не распространяется этот призыв, но с которыми, напротив, надо бороться не на жизнь, а на смерть, и только победив их, можно обеспечить это благо человека? Мы полагаем, что идеолого-герменевтический феномен классового врага и классовой борьбы разрушал самые гуманистические устремления российского общества.

Гуманизм неделим и неизбирателен. Он либо относится ко всем людям — и тогда он есть, а если к кому-то относится, а к кому-то нет — тогда и его попросту нет.

Приложение к главе VIII
Программная разработка темы «Движущие силы развития общества»

Развитие представления об источниках и движущих силах общества в истории философии. Провиденциализм как одна из первых интерпретаций движущих сил истории. Идеалистические представления о движущих силах общества. Концепция Г. Гегеля. Субъективистские трактовки движущих сил. Диалекти ко-материалистический подход к источникам и движущим силам общества. Марксистская концепция, ее историческая эволюция.

Существование, развитие, функционирование общества как единство; противоборство тенденций устойчивости, стабилизации и изменчивости, динамичности. Преобразования и застои в обществе. Понятие «сила общества». Общее соотношение движущих и тормозящих сил общества. Источники развития и источники консерватизма общественной жизни.

Общественные противоречия как источники развития общества. Конфликты в обществе и их роль. Экстремальные ситуации в обществе.

Человеческая деятельность как сущность движущих сил общества. Общие характеристики человеческой деятельности. Человек как источник импульсов преобразования и консерватизма. Дискуссии относительно природы, типологии человеческой деятельности. Концепция человеческой деятельности М.С. Кагана. Теория социального действия Т. Парсонса. «Пусковые механизмы» человеческой деятельности и их составные элементы; потребности, интересы, мотивы, стимулы, цели. Социальный статус и ролевая концепция личности.

Общественная практика как движущая сила общества. Практическая и духовно-теоретическая деятельность человека, их соотношение, относительность различий. Работы Г.С. Арефьевой об общественной практике.

Многокачественность и системность движущих сил общества. Динамизм, историческая конкретность системы движущих сил общества. Марксово учение об основных движущих силах общества. Детерминизм во взаимосвязях движущих сил общества и его различные интерпретации.

Движущие силы человеческой деятельности в сфере общественного производства. Экономический субъект и его характеристики. Собственность как основа экономической активности субъекта труда. Социально-экономические основы апатии экономического субъекта. Проблема экономической эксплуатации и ее роль в человеческой деятельности. Прибыль как экономическая движущая сила деятельности человека в рыночной экономике. План и его показатели как движущая сила административно-командной экономической системы.

Социальные движущие силы. Марксизм о народе как движущей силе истории. Народ и массы, совпадение и различие их роли в преобразованиях общества. Динамика, изменчивость роли масс в обществе. Социальная активность и апатия масс. Возможность консервативной, тормозящей роли масс в истории. Историческая тенденция возрастания роли народа в обществе.

Элита и ее роль в истории. Консерватизм властвующей элиты и ее духовно-творческое начало. Различные трактовки роли элиты в обществе. Лидеры и их роль как движущих сил истории.

Роль интеллигенции как движущей силы истории. Интеллигенция как носитель, катализатор духовных основ общественных преобразований. Слабости интеллигенции как движущей силы общества. Недооценка марксизмом созидательно-творческой роли интеллигенции.

Классы и классовые отношения как движущие силы истории. Классовая борьба и ее роль в преобразованиях общества. Развитие и изменение роли классовой борьбы в истории. Классовая борьба как выражение остроты экономических противоречий и незрелости системы общественных отношений и механизмов их социальной регуляции. Абсолютизация роли классов и классовой борьбы в марксизме.

Самоутверждение национально-этнических общностей и их отношений как движущая сила истории. Особенности национально-этнических интересов, их острота, социорегулятивная роль, повышенная возбудимость национального самосознания.

Социальная напряженность, конфликтность и социальная гармония, баланс социальных интересов как тормозящие и движущие факторы общественной жизни.

Общественная жизнь как единство самоорганизации и целенаправленного воздействия. Политика как движущая сила общества и как начало консерватизма. Институты общественного управления как факторы организации и дезорганизации общественной жизни. Политические партии и политические лидеры как движущие силы общественного развития. Культ личности, вождизм как выражение политической реакции. Анархизм, политический экстремизм и его дестабилизирующая роль в обществе.

Духовность как движущая сила общественного развития.

Высшие духовные ценности человека и их социальная роль. Приверженность к нравственным принципам, идеалам, вера в духовные ценности человечества как движущие силы общественной жизни. Общечеловеческие духовные ценности. Религиозность. Бездуховность как источник консерватизма, реакции, социальной апатии. Идеология прогресса и реакции. Стремление к истине, творчеству «по законам красоты», свободе — важные духовные факторы человеческой деятельности. Социальные цели и задачи.

Общественные иллюзии, утопии, фетишистские установки и их роль в деятельности людей. «Оборачивание» духовных ценностей в идолы общественного сознания и его роль в дезориентации людей. Современные философские течения о роли духовности как движущей силе человека и общества. Элементы упрощения в понимании роли духовных факторов в некоторых интерпретациях марксизма.