Библиотека Гумер - современная Церковь

(ЧАСТЬ 1;   ЧАСТЬ 2;   ЧАСТЬ 3;   ЧАСТЬ 4;   ЧАСТЬ 5;   ЧАСТЬ 6;)

Глава 18

Ускользающая мудрость

 

 

Церковь... не хозяйка и не слуга государства, но скорее совесть государства. Она должна быть проводником и критиком государства, но никогда его инструментом.

Мартин Лютер Кинг Младший.

 

Ускользающая мудрость

В пятидесятые годы, когда я учился в школе, директор начинал каждый день с молитвы, которая транслировалась по школьной радиосети. В школе мы торжественно клялись в верности «благословленной Богом» нации, а в Воскресной школе присягали на верность американскому флагу и христианским знаменам. Тогда мне и в голову не приходило, что в один прекрасный день перед христианами в Америке встанет новая задача — внедрить «благодать» в общество, которое становится все более враждебным по отношению к ним.

 

До недавнего времени американская история (по крайней мере, ее официальная версия) представляла собой вальс двух партнеров по танцу — церкви и государства. Религия настолько глубоко пустила свои корни, что Соединенные Штаты описывали как нацию с религией в душе. Договор на борту судна «Мейфлауэр» характеризовал миссию колонистов как «предпринятую во славу Господа и для распространения христианской веры и величия нашего Короля и нашей страны». Основатели нашей страны считали религию необходимой для функционирования демократии, говоря словами Джона Адамса: «Наша конституция была создана только для людей высоконравственных и религиозных. Она совершенно не приспособлена для государства, где живут люди другого склада».

 

На протяжении почти всей нашей истории даже Верховный суд был эхом единодушия с христианством. В 1931 году суд заявил: «Мы, христиане, признаем друг за другом соответству­ющее право на свободу вероисповедания и с почтением признаем долг повиновения воле Гос­пода нашего». В 1954 Эрл Уоррен, Главный су­дья, пользующийся дурной славой у многих кон­сервативных христиан, сказал в одной своей речи: «Я уверен, что, читая историю нашей страны, все понимают, что Священное Писание и дух Спасителя с самого начала были нашими доб­рыми гениями». Все хроники первых колонис­тов, добавил он, описывали одно и то же: «Хри­стианскую страну, управляемую в соответствии с христианскими принципами».

 

В нашей жизни мы ежедневно сталкиваемся с напоминанием о нашем христианском наследии. Уже сами названия органов управления — граж­данские службы, министерство юстиции — не­сут в себе религиозные оттенки. Американцы быстро реагируют на бедственное положение, отстаивают права беспомощных людей, поддер­живают людей, оказавшихся в затруднительном положении, жертвуют биллионы долларов на благотворительность. Эти и многие другие «по­рывы сердца» напоминают о том, что нацио­нальная культура имеет христианские корни. Только тот, кто путешествует за океан, способен оценить то обстоятельство, что не все культуры отмечены подобными проявлениями благодати.

 

Между строк, естественно, история содержит другой сюжет. Коренные американцы были прак­тически истреблены в этой «христианской стране». Женщинам было отказано в основных правах. «Добрые христиане» на юге избивали своих рабов без малейшего угрызения совести. Будучи урожен­цем юга, я знаю, что афроамериканцы как группа населения без малейшей ностальгии оглядывают­ся на «Божий» дни нашей ранней истории. «В то время я был бы рабом», — напоминает нам Джон Перкинс. Для этих меньшинств идея благодати утратила свой смысл.

 

В наши дни люди в Соединенных Штатах почти не смешивают понятия церковь и госу­дарство. Эта перемена наступила с такой захва­тывающей дух скоростью, что любой человек, родившийся в последние тридцать лет, может подивиться тому, о каком христианском согла­сии я говорю. Кажется невероятным, что слова «благословенные Богом» были добавлены в текст присяги только в 1954 г., а фраза «веруем в Бога» стала официальным девизом нации в 1956 г. Вскоре после этого Верховный суд запретил молитвы в школах, и некоторые педагоги пыта­лись воспрепятствовать своим студентам писать работы на какие-либо религиозные темы. Кино­фильмы и телевизионные шоу упоминают хрис­тиан крайне редко, почти исключительно в уни­чижительном тоне, и суды тщательно удаляют религиозную символику из публичных мест.

 

Большинство нарушений прав верующих про­истекает из невысокого темпа распространения этих культурных перемен. Харольд О. Дж. Бра­ун, один из первых евангелических активистов, протестовавших против абортов, говорит, что он и его коллеги восприняли кодекс 1973 г. (Roe v. Wade) как призыв к действию. Для христиан Верховный суд был собранием мудрецов, кото­рые вызывали наибольшее доверие и которые в своих решениях исходили из нравственного консенсуса с остальным населением страны. Нео­жиданно появилось решение, произведшее эф­фект разорвавшейся бомбы, которое раскололо страну на куски.

 

Другие решения суда — легализация «права на смерть», новая трактовка понятия брачных уз, выступления в защиту порнографии — заставили вздрогнуть консервативных христиан. Ныне хрис­тиане гораздо больше склонны видеть в государ­стве силу, антагонистичную церкви, нежели ее друга. У Джеймса Добсона перехватывает дыха­ние, когда он говорит: «По всей Северной Амери­ке сегодня происходит ничто иное, как великая Гражданская Война за вечные ценности. Две сто­роны с совершенно разными и несравнимыми мировоззрениями сошлись в жестоком конфликте, который затрагивает все социальные уровни».

 

Идет культурная война. По иронии судьбы цер­ковь в Соединенных Штатах каждый год все бли­же и ближе подходит к ситуации, с которой стол­кнулась церковь в Новом Завете. Готовое к оборо­не меньшинство, живущее в плюралистическом языческом обществе. Христиане в таких местах, как Шри-Ланка, Тибет, Судан и Саудовская Ара­вия, часто сталкивались с враждебностью, исхо­дившей от их правительств в течение многих лет, но в Соединенных Штатах, где история идет рука об руку с верой, нам неприятно это наблюдать.

 

Как могут христиане распространять благодать в обществе, которое, кажется, так отдалилось от Бога? Библия предлагает множество схем поведе­ния. Илия удалился в пещеры и совершал мол­ниеносные набеги на языческий режим Ахава; его современник Авдий сотрудничал с системой, уп­равляя дворцом Ахава и укрывая там истинных пророков Бога. Есфирь и Даниил служили язы­ческим империям; Иона призывал кару на головы других. Иисус подчинился суду римского правителя; Павел дошел со своей жалобой до самого Кесаря.

 

Помимо всего прочего, дело усложняется тем, что Библия не дает прямого указания гражданам, живущим при демократии. Павел и Петр призыва­ли своих читателей подчиниться властям и чтить царя, но при демократическом управлении мы, граждане, сами являемся «царем». Едва ли мы можем проигнорировать правительство, когда, в соответствии с нашим конституционным правом, мы сами входим в его состав. Если христиане составляют большинство, то почему бы не про­возгласить себя «большинством, определяющим нравственные ценности», и не кроить культуру по своему собственному подобию?

 

Когда в Соединенных Штатах поддерживалась некоторая форма христианского согласия, эти воп­росы стояли менее остро. Теперь же все те из нас, кто любит нашу веру и нашу нацию, должны решать, как проявить свою заботу наилучшим об­разом. Я предлагаю три предварительных вывода, которые никак не должны зависеть оттого, что принесет нам будущее.

 

В первую очередь, нужно оговориться. Я верю в то, что распространение Божией благодати — это основная христианская миссия. Как сказал Гор­дон Мак Дональд: «Мир может все, что может церковь, за исключением одной веши. Он не спо­собен продемонстрировать благодать». По моему мнению, христиане не выполняют очень важную работу по распространению благодати в мире, и наше развитие замедлено, прежде всего, в этой области веры и политики.

 

Иисус не позволял никаким общественным институтам вторгаться в его любовь к отдельным людям. Еврейская политика в отношении расы и религии запрещала ему разговаривать с самаритянской женщиной, оставляла человека наедине с зыбкой нравственной почвой; Иисус выбрал чело­века в качестве своей миссии. Среди его учеников был мытарь, в котором видели человека, изменив­шего Израилю, а также зилот, член партии ульт­ра-патриотов. Он восхвалял Иоанна Крестителя, противника существовавшей культуры. Он позна­комился с Никодимом, законопослушным фари­сеем, и с римским сотником. Он обедал в доме другого фарисея по имени Симон, а также в доме «нечистого человека» Симона Прокаженного. Для Иисуса человек был важнее, чем любая категория или привешенный к нему ярлык.

 

Я знаю, как легко захватывает человека поли­тика полярных противоположностей, как легко из рядов демонстрантов бранить «врага», стоящего в толпе напротив. Но Иисус призывал: «Любите врагов ваших». Для Уилла Кемпбелла это значило любить оголтелых ку-клукс-клановцев, которые убили его друга. Для Мартина Лютера Кинга Млад­шего это означало любить белых шерифов, кото­рые натравливали на него полицейских собак.

 

Кто мой враг? Сторонник легализации абор­тов? Голливудский продюсер, загрязняющий нашу культуру? Политиканы, несущие угрозу моим мо­ральным принципам? Наркобарон, заправляющий в моем городе? Если моя деятельность, какими бы хорошими мотивами она ни была движима, уводит от любви, значит, я неправильно понял Евангелие Иисуса. В моих мыслях только закон, а не Евангелие благодати.

 

Вопросы, с которыми сталкивается общество, существенно важны, и, возможно, это вопросы войны за культуру. Но христиане должны исполь­зовать другое оружие для ведения войны, оружие «милосердия», если воспользоваться замечатель­ной фразой Дороти Дей. Иисус заявлял, что у нас должна быть одна отличительная особенность: не политическая корректность или моральное превосходство, а любовь. Павел добавлял, что без любви все, что бы мы ни делали — чудеса веры, красноречие теологии, самоотверженные жертвы отдельных людей — все будет бесполез­но (1 Коринфянам 13).

 

Современная демократия сильно нуждается в новом духе гражданственности, и христиане могут показать путь, демонстрируя «плоды» духа Божиего: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, ми­лосердие, вера, кротость и воздержание.

 

Оружие милосердия может быть действенным. Я уже рассказывал о моем визите в Белый Дом, кото­рый вызвал поток гневных писем. Два христианских лидера, присутствовавших на нашей встрече, сочли нужным принести президенту извинения за нетер­пимость, которую проявили их собратья христиане. Один из них сказал: «Христиане подорвали доверие к Евангелию злобой... личными выпадами в адрес президента и его семьи». Во время визита мы также слышали из первых рук рассказ Хиллари Клинтон, которая стала мишенью многих из этих выпадов.

 

Сьюзен Бейкер, республиканка и супруга бывше­го государственного секретаря Джеймса Бейкера, пригласила миссис Клинтон на встречу с библейс­ким обществом, состоящим из представителей обе­их партий. Первая леди государства признала, что скептически относилась к встрече с группой жен­щин, которые описывали себя как «консерваторов и либералов, республиканцев и демократов, которых объединяла преданность Иисусу». Она отправилась туда настороженная, готовая защищать свои пози­ции и принять словесные выпады в свой адрес.

 

Однако встреча началась с того, что одна из женщин сказала: «Миссис Клинтон, все присут­ствующие в этой комнате решили от всего сердца молиться за вас. Мы хотим извиниться за то, как с вами обошлись некоторые люди, среди которых были и христиане. Мы были не правы по отноше­нию к вам, оклеветали вас, поступили с вами не по-христиански. Простите ли вы нас?»

 

Хиллари Клинтон сказала, что она пришла в то утро, готовая ко всему, кроме извинений. Вся ее подозрительность рассеялась. Позднее она по­святила целую речь на Национальном Молит­венном Завтраке тому, что перечислила духов­ные «дары», полученные ею во время той встре­чи. Она спросила, не могли ли бы они органи­зовать подобное общество для молодых людей возраста ее дочери. Челси редко встречала «ис­полненных благодати» христиан.

 

Меня печалит то обстоятельство, что письма от консервативных религиозных обществ по свое­му тону очень похожи на письма из ACLU («Аме­риканский союз по соблюдению гражданских сво­бод») (ALCU - либеральная организация отстаивающая, сре­ди прочего, права сексуальных меньшинств и право женщи­ны на аборт (прим. теол. редактора)) и из общества «Люди за американский об­раз жизни» (People for the American Way) («Люди за американский образ жизни» — объединение пропагандирующее традиционные (в том числе и христиан­ские) ценности (прим. теол. редактора)). И те и другие впадают в истерику, предрекают жуткие заговоры и занимаются нравственным террором своих врагов. Словом, и те и другие распростра­няют дух не-благодати.

 

Ральф Рид, к его чести, публично отказался от подобных методов. Теперь он сожалеет, что гово­рил на языке, которому недоставало «искупитель­ной благодати, которая всегда должна характери­зовать наши слова и дела». «Если мы и достигнем успеха, — писал Рид в журнале «Деятельная вера», — то это произойдет благодаря тому, что мы следовали примеру [Мартина Лютера] Кинга, при­зывавшего любить тех, кто ненавидит нас, сра­жаться «христианским оружием и христианской любовью». Если мы потерпим поражение, то это будет не поражение из-за нехватки средств или правильных методов, но поражение сердца и души. Каждое слово, которое мы произносим, и каждая акция, которую мы предпринимаем, должны от­ражать благодать Божию».

 

Ральф Рид прав в том, что берет пример с Мартина Лютера Кинга Младшего, который мо­жет многому научить нас в политике конфронтации. «Боритесь с ложной идеей, а не с человеком, который исповедует эту идею», — настаивал Кинг. Он стремился применить на практике завет Иису­са «любить своих врагов», даже тогда, когда он сидел в тюремной камере, выслушивая насмешки этих самых врагов. «Мы можем убедить наших противников, только основываясь на истине, - го­ворил он, - не прибегая к полуправде, преувеличе­нию или лжи». Каждый доброволец в организа­ции Кинга давал клятву, что будет придерживать­ся восьми принципов, включая следующие: ежед­невно размышлять об учении и жизни Иисуса, жить и руководствоваться законами любви и обхо­диться с друзьями и врагами, следуя простым правилам вежливости.

 

Я присутствовал при одной публичной сцене конфронтации, которая происходила в соответ­ствии с теми принципами милосердия, которые сформулировал доктор Кинг. В то утро, когда я брал интервью у Президента Клинтона, как я уже упоминал, мы оба присутствовали на Националь­ном Молитвенном Завтраке, где слышали речь Матери Терезы. Это было замечательное событие. Семьи Клинтонов и Горов сидели на возвышении во главе стола напротив Матери Терезы. Хрупкая восьмидесятитрехлетняя женщина, которую при­везли в инвалидном кресле, лауреат Нобелевской премии за мир, нуждалась в помощи, чтобы под­няться на ноги. Была установлена специальная платформа, чтобы она могла стоять на подиуме. Даже при этом сгорбленная женщина ростом шесть футов семь дюймов еле-еле доставала до микро­фона. Она говорила четко и медленно, негромким голосом, который, тем не менее, был слышен во всех уголках аудитории.

 

Мать Тереза говорила, что Америка стала само­влюбленной нацией, которой угрожает опасность потерять основной смысл любви, состоящий в том, чтобы «отдавать все без остатка». По ее мне­нию, значительным пробным шагом в этом на­правлении является легализация абортов, резуль­таты которой проявляются в эскалации насилия: «Если мы признаем, что мать может убить даже своего собственного ребенка, как мы можем тре­бовать от других людей, чтобы они не убивали друг друга? ... Любая страна, в которой разрешены аборты, учит людей не любить, а использовать любое насилие, чтобы добиваться своей цели».

 

«Мы поступаем непоследовательно,- сказала Мать Тереза, — борясь с насилием, проявляя за­боту о голодных детях в таких странах, как Индия и Африка, в то же время не обращая внимания на миллионы детей, убитых по обдуманному реше­нию их матерей». Она предложила решение для тех беременных женщин, которые не хотят иметь детей: «Отдайте этого ребенка мне. Я хочу его. Я буду заботиться о нем. Я согласна принимать каж­дого ребенка, который в противном случае был бы подвержен аборту, чтобы отдать его супружес­кой паре, которая будет любить ребенка и будет любима им». Она уже передала три тысячи детей в дома приемных родителей в Калькутте.

 

Мать Тереза дополняла свою речь пронзитель­ными историями тех людей, которым она помога­ла, и никого из слышавших эту речь она не оста­вила равнодушным. После завтрака Мать Тереза встречалась с Президентом Клинтоном, и вечером того же дня я узнал о разговоре, который потряс и его. Клинтон сам пересказал несколько из ее историй во время нашего интервью.

 

Смело, твердо, но вежливо и с любовью, Матери Терезе удалось свести спорный вопрос о легализа­ции абортов к его простым нравственным составля­ющим, а именно: жизнь или смерть, любить или отвергнуть. Скептик мог бы сказать о ее предложе­нии: «Мать Тереза! Вы не понимаете, какие трудно­сти с этим связаны. В Соединенных Штатах еже­годно совершается более миллиона абортов. Уверен, вы собираетесь позаботиться обо всех этих малы­шах!» Но, в конце концов, она остается Матерью Терезой. Она прожила жизнь в согласии со своим четким божественным призванием, и если бы по воле Господа на ее пути встретился миллион детей, она, вероятно, нашла бы способ позаботиться о них. Она понимает, что жертвенная любовь — один из самых могущественных видов оружия в христи­анском арсенале благодати.

 

Пророки являются во всех образах и обличиях, и мне представляется, что пророк Илия, к примеру, использовал бы более сильные выра­жения, чем Мать Тереза, обличая нарушения в области морали. И все же, меня не оставляет мысль о том, что из всех высказываний об абор­тах, которые президенту Клинтону довелось ус­лышать за время пребывания на своем посту, сказанное Матерью Терезой запало глубже всего.

 

Мой второй вывод может показаться противо­речащим первому. Приверженность стилю благодати не означает, что христиане будут жить в совершенной гармонии с правительством. Как на­писал Кеннет Конда, бывший президент Замбии, «более всего нация нуждается не в христианском правителе во дворце, а в христианском пророке в пределах слышимости».

 

С самого начала христианство, чей основатель, в конце концов, был казнен государством, находилось в конфликте с правительством. Иисус хотел, чтобы мир ненавидел его учеников, как он ненавидел его самого, и в случае с Иисусом, именно власть иму­щие составили против него заговор. Когда церковь распространилась по Римской Империи, ее после­дователи переняли девиз «Христос — Господь», прямой вызов римским властям, которые требова­ли, чтобы горожане произносили клятву «Кесарь (государство) — Господин». Непоколебимый устой столкнулся с непреодолимой силой.

 

Ранние христиане создали правила, призванные регулировать выполнение их обязательств по отно­шению к государству. Они запрещали некоторые профессии: актера, которому приходилось играть роли языческих Богов; учителя, которого заставля­ли преподавать языческую мифологию в обществен­ных школах; гладиатора, который уничтожал людей ради развлечения; солдата, который убивал, про­фессии полицейского и судьи. Иустин, который стал впоследствии мучеником, сформулировал пре­делы подчинения Риму: «Только одному Богу мы поклоняемся, но во всем другом мы с радостью служим тебе, признавая тебя царем и правителем людей, и молимся, чтобы вместе с царской властью, ты обладал также и здравым суждением».

 

Как показало время, некоторые правители про­являли здравое суждение, другие — нет. Когда дело дошло до конфликта, отважные христиане выступили против государства, ссылаясь на более высокую власть. Томас Бекет сказал английскому королю: «Мы не боимся никаких угроз, поскольку тот Суд, которому мы подчиняемся, привык отда­вать приказы императорам и королям».

 

Миссионеры, которые несли Евангелие в дру­гие культуры, чувствовали необходимость бросить вызов некоторым обычаям, практиковавшимся в других странах, что приводило их к прямому кон­фликту с государством. В Индии они ополчились против кастовой системы, брака с несовершенно­летними, сжигания невест и приношения в жерт­ву вдов. В Южной Америке они остановили чело­веческие жертвоприношения. В Африке они выс­тупали против полигамных браков и рабства. Хри­стиане понимали, что их религия не является просто частной и благочестивой, но что она ока­зывает влияние на все общество.

 

Не случаен тот факт, что христиане, например, оказались пионерами в борьбе против рабства именно из-за своих теологических убеждений. Такие философы, как Дэвид Юм, признавали чер­нокожих более низкими существами, и лидеры деловых кругов рассматривали их как дешевую рабочую силу. Некоторые смелые христиане за утилитарной пользой рабов смогли разглядеть их неотъемлемое достоинство — достоинство челове­ческих существ, созданных Богом. Эти христиане и проложили путь к их освобождению.

 

Несмотря на все недостатки, которые церковь проявляла время от времени, она распространила учение Иисуса о благодати по всему миру, хотя, честно говоря, довольно фрагментарно и несовер­шенно. Именно христианство (и только христиан­ство) положило конец рабству, и именно христи­анство сновало первые больницы и приюты для больных. Та же самая сила стала причиной появ­ления движения профсоюзов, избирательного права для женщин, привела к запрещению продажи спир­тных напитков и к организации кампаний по борь­бе за права человека и гражданские права.

 

Что касается Америки, Роберт Белла говорит, что «в истории Соединенных Штатов не суще­ствовало ни одной великой идеи, по поводу кото­рой религиозные институты не высказали бы свое мнение публично и громогласно». В истории пос­ледних столетий основные лидеры движения по борьбе за гражданские права (Мартин Лютер Кинг Младший, Ральф Эйбернафи, Джесси Джексон, Эндрю Янг) были клерикалами, и их активные выступления это продемонстрировали. Церкви черных и белых предоставляли здания, коммуни­кации, идеологию, добровольцев и теологическую базу для поддержания этого движения.

 

Позднее Мартин Лютер Кинг младший расши­рил сферу своей деятельности и включил в нее заботу о бедных и организацию оппозиции войне во Вьетнаме. Лишь в последнее время, когда по­литическая активность перешла в русло консерва­тизма, участие христиан в политической жизни стало вызывать беспокойство. Как предполагает Стивен Картер в книге «Культура неверия», это беспокойство просто выдает тот факт, что людей, находящихся у власти не устраивает позиция но­вых активистов.

 

Стивен Картер предлагает хороший совет по­литическим активистам. Для эффективности дей­ствия «милосердные» христиане должны прояв­лять мудрость при выборе тех идей, которые они поддерживают или против которых выступают. История показывает, что христиане всегда прояв­ляли тенденцию ударяться в крайности. Да, мы добились уничтожения торговли рабами и соблю­дения гражданских прав. Но протестанты также не чуждались участия в неистовых кампаниях против католиков, иммигрантов, против франкмасонов. Главным образом, сегодняшнее беспокойство в об­ществе по поводу активной деятельности христиан уходит своими корнями в эти жестокие кампании. Как же обстоят дела сегодня?  Проявляем ли мы мудрость, выбирая себе поле битвы? Очевид­но, что вопросы легализации абортов,  проблемы сексуальных меньшинств и определения,  давае­мые жизни и смерти, достойны нашего внимания. Когда я читаю литературу, написанную евангели­ческими христианами,  занимающимися полити­кой, мне также встречаются высказывания о пра­ве на ношение оружия, нападки на Министерство по образованию,  статьи о торговых соглашениях NAFTA («Североамериканское соглашение о сво­бодной торговле»), об использовании Панамского канала и об ограничении сроков пребывания кон­грессменов в их креслах.  Несколько лет назад я слышал выступление президента «Национальной ассоциации евангелических христиан»  (National Association of Evangelicals), один из десяти основ­ных пунктов которого гласил: «Отмена налога на прибыль».  Слишком часто вопросы,  стоящие на повестке дня консервативных религиозных групп, слово в слово повторяют вопросы,  стоящие  на повестке  дня   консервативных   политических партий,  и не  основывают свои  приоритеты  на трансцендентных понятиях. Как и все остальные, евангелические христиане имеют право высказы­вать свои аргументы по любым вопросам, но в тот момент, когда мы представляем их как часть «хри­стианской платформы»,  мы  предаем  наши мо­ральные основы.

 

Когда в середине шестидесятых появилось движение в защиту гражданских прав, великий крестовый поход нашего времени во имя нрав­ственности, евангелические христиане, по большей части, стояли в стороне. Многие церкви на Юге, как и та церковь, в которой я состоял, со страхом противились переменам. Постепенно появились такие ораторы, как Билли Грем и Орэлл Роберте. Только сейчас такие евангели­ческие общины, как «Братство пятидесятников Северной Америки» и «Южные баптисты», гото­вы объединиться с общинами чернокожих. Только сейчас такие стихийно возникшие движения, как «Хранители обещаний» (Христианская организация, призывающая мужчин взять иа себя ответственность за состояние семей, церквей и об­щества (прим. теол. редактора)), ставят во главу угла вопросы примирения рас.

 

К нашему стыду, Ральф Рид признает, что со­временная вспышка увлечения евангелических хри­стиан политикой была вызвана не беспокойством по поводу абортов, нарушений прав человека в Южной Африке или иными подобающими нрав­ственными проблемами. Нет, администрация Кар­тера породила новую волну активности, когда потребовала от внутренней налоговой службы под­вергнуть проверке частные школы на предмет того, не имеют ли они намерения сохранить расовое разделение. Полные возмущения по поводу этого пролома в барьере, разделяющем церковь и го­сударство, евангелические христиане вышли на улицы.

 

Слишком часто в своих набегах в сферу поли­тики христиане показывали себя «мудрыми, как голуби» и «простыми, как змеи» — полная про­тивоположность того, что предписывал Иисус. Если мы ожидаем от общества, чтобы оно серь­езно воспринимало наш вклад в общее дело, то нам следует проявлять больше мудрости, когда мы делаем выбор.

 

Мой третий вывод об отношениях между цер­ковью и государством — это принцип, который я позаимствовал у Г. К. Честертона. Хорошие отно­шения между церковью и государством идут на пользу государству и во вред церкви.

 

Я уже предостерегал против превращения церкви в «защитника нравственности» в глазах мира. На самом деле, государство нуждается в защитниках нравственности и готово приветствовать их, как только церковь на это согласится. Президент Эйзенхауэр сказал в обращении к народу в 1954 году: «Наше правительство не имеет никакого смысла, пока оно не будет основываться на глубоко прочувствованной религиозной вере, и мне совершенно безразлично на какой». Раньше я смеялся над утверждениями Эйзенхауэра, пока однажды на выходных я не по­пал в ситуацию, которая показала мне простую ис­тину, стоящую за его словами.

 

Я, вместе с десятью христианами, десятью евреями и десятью мусульманами, принимал участие в одном форуме, проходившем в Новом Орле­ане в разгар масленицы. Мы остановились в католическом приюте, расположенном далеко от шумного города, но в один из вечеров некоторые из нас отправились во французский квартал посмотреть, как будет проходить один из карнавальных парадов. Это было пугающее зрелище.

 

Тысячи людей заполонили улицы так плотно, что нас снесло людской волной, и мы не могли от нее освободиться. Молодые женщины на балконах кричали: «Грудь за украшения!» В обмен на безвкусные пластмассовые бусы, они поднимали свои футболки и оголялись. За более красивое ожерелье они раздевались догола. Я видел пьяных мужчин, которые вытащили девочку-подростка из толпы и кричали ей: «Покажи свои титьки!» Когда она отказалась это сделать, они сорвали с нее футболку, подняли ее на плечи и хватали ее руками, несмотря на ее протестующие крики. Своим пьянством, похотью и даже насилием гуляки на масленице продемонстрировали, что происходит, если позволить человеческим страстям вырваться из-под контроля.

 

На следующее утро, вернувшись назад в приют, мы поделились друг с другом впечатлениями о вчерашнем вечере. Некоторые женщины, ярые феминистки, были сильно потрясены. Мы поняли, что в каждой из наших религий было что-то, что они могли принести всему обществу. Будь то мусульманство, христианство или иудаизм. Мы все помогали обществу осознать, почему такое скотс­кое поведение было не просто неприемлемым, но настоящим злом. Религия дает определение злу и предлагает людям нравственную силу в качестве рецепта того, как ему противостоять. Будучи «со­вестью государства», мы доносим до мира информацию о справедливости и праведности.

 

С точки зрения гражданина, Эйзенхауэр был прав. Обществу необходима религия, и не особенно важ­но, какая. «Организация исламская нация» помогает привести в порядок кварталы гетто; церковь мор­монов снижает уровень преступности в штате Юта, сделав из него штат, в котором созданы благоприят­ные условия для создания семьи. Основатели Соединенных Штатов поняли, что демократия, кото­рая меньше зависит от навязанного порядка и больше от добродетели свободных граждан, в особенности нуждается в религиозной основе.

 

Несколько лет назад философ Глен Тайндер написал статью в журнале «Атлантик мансли», которая вызвала обсуждение в широких кругах. Статья называлась: «Может ли существовать добро без Бога?» Тщательно аргументированный вывод, к которому он пришел, заключался в одном слове — нет. Люди неизбежно приближаются к гедонизму и себялюбию, пока некая трансцендентная сила — вечеря любви (привел в качестве примера Тайндер) — не вынудит их заботиться о ком-либо, помимо самих себя. С достойной иро­нии синхронностью, статья появилась через ме­сяц после того, как пал Железный Занавес. Но даже это не ослабило идеализм тех, кто пытался построить справедливое общество без Бога.

 

Однако мы не должны забывать последнюю часть афоризма Честертона. В то время как хо­рошие отношения между церковью и государ­ством, возможно, и идут на пользу государству, церкви они идут во вред. Здесь заложена основ­ная опасность для благодати: государство, кото­рое существует по законам не-благодати, посте­пенно вытесняет присущую церкви возвышен­ную идею благодати.

 

Государство, жаждущее власти, вполне может придти  к выводу, что церковь окажется более полезной,  если государство  будет контролиро­вать  ее.  Наиболее драматические  последствия это имело в нацистской Германии, когда, к не­счастью,  евангелические  христиане  были  при­влечены обещанием Гитлера восстановить нрав­ственность в правительстве и обществе. Сначала многие протестантские лидеры благодарили Бога за то, что к власти пришли нацисты, которые, казалось, были единственной альтернативой ком­мунизму. Цитируя Карла Барта: «Церковь почти единодушно  приветствовала режим  Гитлера,  с настоящим доверием, действительно  связывая с ним  самые  большие  надежды».   Они  слишком поздно поняли,  что церковь  в  очередной  раз прельстилась силой государственной власти.

 

Церковь функционирует лучше всего как сила противостояния, как противовес потребительской власти государства. Чем лучше отношения церкви с правительством, тем более приземленной становится ее миссия. Само Евангелие изменяется, когда превращается в государственную религию.

 

В возвышенной этике Аристотеля, как напоминает нам Аласдер МакИнтайр, не было места для доброго человека, проявляющего любовь к плохому человеку. Другими словами, не было места для Евангелия благодати.

 

Словом, государство всегда должно призем­лять абсолютность заветов Иисуса и придавать им форму навязанного морализма — полной про­тивоположности Евангелия благодати. Жак Эллю идет дальше и заявляет, что Новый Завет не учит таким вещам, как «иудео-христианская эти­ка». Он требует обращения в истинную веру и затем говорит: «Итак, будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный». Прочитайте Нагорную Проповедь и попытайтесь представить себе какое-либо правительство, которое прини­мает подобный пакет законов.

 

Государственная власть может запретить работу магазинов и театров по воскресеньям, но она не может провести богослужение. Она может аресто­вать и наказать убийц ку-клукс-клановцев, но не может излечить их ненависть и, тем более, на­учить их любить. Она может принять закон, кото­рый затрудняет развод, но не может заставить мужей любить своих жен, а жен — своих мужей. Она может поддержать бедных материально, но не может заставить богатых проявлять к ним со­страдание и поступать справедливо. Она может предотвратить прелюбодеяние, но не похоть, во­ровство, но не алчность, мошенничество, но не гордость. Она может побудить человека быть доб­родетельным, но не святым.

Глава 19

Островки зелени

 

 

Отречение от веры делает поступки мелкими.

Эмили Дикинсон

 

Островки зелени

Во время извержения вулкана на горе Святой Елены высокая температура расплавила почву, оставив голые камни, покрытые толстым слоем пепла. Специалисты из службы по охране леса заинтере­совались тем, сколько времени должно пройти, прежде чем здесь сможет вырасти что-либо жи­вое. Затем в один из дней парковый служащий наткнулся на пышную лужайку, полную цветов, папоротников и трав, цепляющихся корнями за эту каменистую пустошь. Всего через несколько секунд он заметил необычное обстоятельство. Этот участок зелени по форме напоминал лося. Расте­ния питались органической материей, которая лежала в том месте, где под слоем пепла погребло лося. С этого времени ученые стали искать по­добные участки с пышной растительностью как вспомогательное средство при подсчете потерь среди диких животных.

 

Долгое время после того, как общество начина­ет деградировать, продолжают проявляться знаки его прошлой жизни. Не понимаю, почему люди цепляются за нравственные традиции прошлого, за «порывы сердца», выражаясь словами Роберта Белла. Разбросанные повсюду, подобно останкам животных, усеявшим голые склоны горы Святой Елены, они дают жизнь ландшафту, который, в противном случае, остался бы бесплодным.

 

Англия викторианской эпохи представляет со­бой пример такого места, где островки зелени пробудились к жизни, места, где группа предан­ных своей вере христиан принесла благодать все­му обществу. Это было мрачное время, характер­ными чертами которого были рабство в колониях, использование детского труда на фабриках и ни­щета в городах. Как это обычно бывает, перемены пришли снизу, быстрее, чем их навязали сверху.

 

На протяжении девятнадцатого века сформи­ровались почти пятьсот британских благотвори­тельных организаций, по меньшей мере, три чет­верти из них были евангелическими по своей сути. Общество Клэфэмского университета, небольшая группа истинно верующих христиан, в которую входили Чарльз Симеон и Уильям Уилберфорс, провела пятерых своих членов в Парламент. В то время как Уилберфорс посвятил всю свою карьеру уничтожению рабства, другие члены занялись воп­росом долговых тюрем, освободив в результате четырнадцать тысяч заключенных. Остальные на­правили свои усилия на развитие образования, предоставление жилья бедным и заботу о беспо­мощных, борясь в то же время против использо­вания детского труда, против общественной без­нравственности и пьянства. Противники с издев­кой называли их «святошами» — ярлык, который члены этой группы носили с гордостью.

 

В тот же самый период времени Уильям Бут бродил по трущобам лондонского Ист-Энда, пока его жена преподавала Библию. Он заметил, что в каждом пятом доме находился паб, где мужчины сшивались без дела целыми днями, пропивая день­ги, необходимые на содержание семьи. Во многих пабах даже были оборудованы приступки рядом со стойкой так, чтобы маленькие дети могли вскарабкаться на них и заказать джин. Придя от этого в ужас, Уильям Бут основал в 1865 году «Христи­анскую миссию», посвятив себя служению «отбро­сам общества», на которых никто не обращал вни­мания, и из этого начинания выросла «Армия спасения». (Представьте себе организацию, кото­рая сформировалась бы сегодня под таким назва­нием!) Когда религиозные общины традиционно­го толка выразили недовольство тем континген­том, который привлекал Бут, он вынужден был основать свою собственную церковь, чтобы защи­тить достигнутые «позиции благодати».

 

Многие люди не знают, что «Армия спасения» функционирует как местная церковь и как благо­творительное учреждение. Однако ни одна благо­творительная организация не получает большей финансовой поддержки, и работа «Армии спасе­ния» находится на пике эффективности. Ее чле­ны кормят голодных, находят убежище для без­домных, заботятся о наркоманах и алкоголиках и первыми появляются в тех местах, где происходят различные бедствия. Это движение разрослось настолько, что сегодня эти солдаты благодати на­считывают миллион. Это одна из крупнейших постоянных армий в мире, действующая в сотнях различных стран. Первый камень, заложенный Уильямом Бутом, теперь лежит в фундаменте струк­туры общества многих стран мира.

 

Реформы, предпринятые Уильямом Бутом и группой Клэфэмского университета, стали, в ко­нечном итоге, политикой общества. И качества, присущие человеку викторианской эпохи: честь, трудолюбие, целомудрие и благотворительность — распространились в обществе, помогая Англии избежать раскола, сопряженного с насилием, по­стигшим другие нации.

 

Европа и Соединенные Штаты продолжают линию нравственности, накопленную христиан­ской верой, вливаются в поток благодати. Соци­ологические опросы показывают, что большин­ство американцев испытывают страх перед буду­щим (опросы Гэллапа свидетельствуют о том, что восемьдесят три процента американцев убеж­дены, что нация находится в состоянии нрав­ственной деградации). Историк Барбара Тачмен, получившая за свои работы две премии Пулицера, очевидно не является паникером религиоз­ного толка, но беспокоится о моральном банк­ротстве общества. Она рассказала Биллу Мойерсу, что ее беспокоит потеря чувства нравствен­ности, потеря понимания разницы между истиной и ложью и то обстоятельство, что люди больше не руководствуются этим пониманием. Мы наблюдаем это постоянно. Мы открываем любую утреннюю газету и видим, что несколько чиновников были изобличены в хищениях и коррупции. Люди кругом стреляют в своих кол­лег по работе или убивают других людей на улице. Я спрашиваю себя, исчезали ли когда-либо нации, потеряв чувство нравственности, а не по каким-либо физическим причинам или из-за нашествия варваров? Мне кажется, что да.

 

Если когда-нибудь христианское единодушие исчезнет и когда-нибудь общество лишится рели­гиозной веры, что произойдет тогда? Нам не нуж­но задумываться над этим, поскольку наш век предоставил нам доскональные ответы на этот вопрос. Возьмем в качестве примера Россию.

 

Коммунистическое правительство ополчилось на наследие России с таким антирелигиозным пы­лом, какого не знала человеческая история. Эти люди сносили церкви, мечети и синагоги, запре­щали религиозное воспитание детей, закрывали семинарии и монастыри, бросали в тюрьмы и убивали священников. Все мы, конечно, знаем, к чему это привело. Пережив десятки миллионов смертей, социальный и нравственный хаос, на­род России, наконец, пробудился ото сна. Как обычно, люди искусства заговорили первыми. Александр Солженицын сказал: «Более полувека тому назад, когда я еще был ребенком, я слы­шал, как многие пожилые люди предлагали сле­дующее объяснение тех великих потрясений, которые обрушились на Россию: «Люди забыли Бога. Вот почему все это произошло». С тех пор я потратил целых пятьдесят лет, изучая исто­рию нашей революции. За это время я прочитал сотни книг, собрал сотни свидетельств очевид­цев и сам написал восемь томов моих собствен­ных впечатлений, пытаясь излечить шрам, ос­тавленный этим переворотом. Но если бы меня сегодня попросили лаконично сформулировать основную причину той разрушительной револю­ции, которая унесла около шестидесяти милли­онов жизней наших людей, я бы не мог выра­зить ее более точно, нежели чем повторив: «Люди забыли Бога. Вот почему все это произошло».

 

Он сказал эти слова в 1983 году, когда Советс­кий Союз все еще был сверхдержавой, и Солженицына повсюду преследовали. Однако менее де­сяти лет спустя лидеры России с одобрением цити­ровали его слова, что я слышал лично во время своего визита в Россию в 1991 году.

 

Я увидел в России народ, изголодавшийся по благодати. Экономика (а в действительности и все общество) находилась в состоянии свободно­го падения, и все винили в этом друг друга. Люди, принесшие реформы, обвиняли коммуни­стов, упрямые коммунисты винили американ­цев, иностранцы винили мафию и русскую лень, разрушающую этику труда. Взаимные обвинения не прекращались. Я заметил, что простые граж­дане России вели себя, как запуганные дети. Их головы были опущены, речь запиналась, глаза бегали. Кто мог бы вызвать их доверие? Так же, как испуганному ребенку тяжело поверить в порядок и любовь, этим людям было тяжело поверить в Бога, который единственно своей властью контролируют Вселенную и который страстно их любит. Им тяжело поверить в бла­годать. Однако без благодати, чем может кон­читься цикл не-благодати в России?

 

Я покинул Россию, ошеломленный теми неиз­бежными переменами, которые ей предстояли. И все же я уезжал с чувством смутной надежды. Даже на пустынном нравственном ландшафте я видел признаки жизни, островки растительности, смягчавшие эту опустошенность, растущие на том месте, где было совершено убийство.

 

Я увидел простых людей, которые теперь на­слаждались своей свободой вероисповедания. Боль­шинство из них знали о вере от бабушки, от своих близких старшего поколения. Когда государство начало преследовать церковь, оно проигнорирова­ло эту группу населения. «Пусть старые женщины подметают пол, продают свечи и цепляются за традиции, пока они не умрут», — решило оно. Однако, пожилые руки бабушки качали колыбели. Сегодня молодые люди, приходящие в церковь, говорят, что они впервые узнали о Боге из тех песен и историй, которые нашептывала им ба­бушка, когда они отправлялись спать.

 

Я никогда не забуду одну встречу, во время которой московские журналисты плакали. Прежде я никогда не видел, чтобы плакали журналисты, когда Рон Никкель из «Интернационального братства заключенных» рассказал о подпольных церквях, которые разрастались теперь в России в. колониях для заключенных. В течение семидесяти лет тюрьмы были прибежищем истины, единствен­ным местом, где вы могли спокойно произносить имя Бога. Это в тюрьмах, а не в церквях такие люди, как Солженицын, нашли Бога.

 

Рон Никкель также рассказал мне об одном разговоре с генералом, который возглавлял Ми­нистерство внутренних дел. Этот генерал слы­шал о Библии от старых верующих и восхищал­ся ей, но как музейным экспонатом, а не чем-то, во что нужно верить. Последние события, однако, заставили его пересмотреть свое мне­ние. В конце 1991 года, когда Борис Ельцин приказал закрыть все национальные, региональ­ные и местные ячейки коммунистической партии, его министерство следило за этим про­цессом. «Ни один партийный чиновник, — ска­зал генерал, — ни один человек, имевший пря­мое отношение к закрытию партии, не протес­товал». Он противопоставил эту ситуацию семи­десятилетней кампании по разрушению церкви и искоренению веры в Бога: «Христианская вера пережила все идеологии. Церковь теперь пере­живает такое возрождение, какого мне никогда не доводилось видеть».

 

В 1983 году группа смельчаков из организа­ции «Молодежь за христианскую миссию» раз­вернула утром Пасхального воскресенья на Крас­ной площади плакат с написанными на нем по-русски словами: «Иисус воскресе!» Некоторые пожилые россияне упали на колени и заплака­ли. Солдаты вскоре окружили поющих гимны нарушителей порядка, отняли их плакат и увез­ли их в тюрьму. Менее чем через десять лет после этого акта гражданского неповиновения в Пасхальное воскресенье на Красной площади люди приветствовали друг друга традиционными словами: «Христос воскресе! — Воистину воскресе!»

 

Во время долгого полета из Москвы в Чикаго у меня было много времени поразмыслить над тем, что я увидел в России. Там я чувствовал себя, как Алиса в Стране чудес. Ограниченное в средствах правительство, несмотря ни на что, выделяло биллионы рублей на реставрацию хра­мов, разрушенных или снесенных во времена коммунистического режима. Мы молились вмес­те с Верховным Советом и КГБ. Мы видели, как в здании российского правительства продавалась Библия. Редакторы газеты «Правда» интересова­лись, не может ли кто-нибудь из нас написать статью для передовицы газеты. Работники сфе­ры образования приглашали нас провести семи­нар по теме «Десять Заповедей».

 

У меня было ясное ощущение, что Бог пересе­ляется не в религиозном смысле этого слова, а совершенно буквально, собирает пожитки и пере­езжает. Западная Европа теперь уделяет Богу мало внимания. Соединенные Штаты отодвигают Бога на задний план, и, возможно, будущее Царствия Божия принадлежит таким странам, как Корея, Китай, Африка и Россия. Царство Божие процве­тает там, где его подданные исполняют повеле­ния Царя — разве сегодня это относится к Соеди­ненным Штатам Америки?

 

Поскольку я являюсь американцем, перспекти­ва подобного «переезда» огорчает меня. В то же самое время, однако, я яснее, чем когда-либо, понимаю, что предан Царствию Божию, а не Со­единенным Штатам. Первые ученики Иисуса ви­дели, как сгорел дотла их любимый Иерусалим, и я более чем уверен, что они оглядывались назад со слезами на глазах, когда отправлялись в Рим, Испанию и Эфиопию. Августин, который написал свой трактат «Град Божий» для того, чтобы объяс­нить двойное гражданство христианина, пережил падение Рима и наблюдал со своего смертного одра, как языки пламени охватывают его родной Иппо в Северной Африке.

 

Недавно я беседовал с одним пожилым мис­сионером, который начинал свою карьеру в Ки­тае. Он был в числе тех шести тысяч миссионе­ров, которые были изгнаны после того, как ком­мунисты пришли к власти. Так же, как и в России, коммунисты там делали все, чтобы унич­тожить церковь, которая до этого представляла собой образцовый пример миссионерского дви­жения. Правительство запретило домашние цер­кви, объявило нелегальным религиозное воспи­тание детей, бросало в тюрьмы пасторов и про­поведников Библии.

 

А в это время миссионеры находились не у дел и не находили себе места. Как китайская церковь будет обходиться без них? Без их семинарий и библейских колледжей, их литературы и семина­ров, даже не имея возможности печатать Библию, разве могла церковь выжить без всего этого? В течение сорока лет до миссионеров доходили слу­хи о том, что происходило в Китае, некоторые обескураживающие, некоторые ободряющие, но никто ничего не мог сказать с полной увереннос­тью, пока в восьмидесятых годах страна не начала открывать свои границы.

 

Я спросил этого пожилого миссионера, теперь известного эксперта по Китаю, что происходило в течение прошедших сорока лет. «По самым скром­ным подсчетам, в Китае было около 750000 хрис­тиан, когда я покинул страну. А теперь! Вы може­те услышать самые различные данные, но, по моему мнению, наиболее точной будет цифра 35 миллионов верующих». По всей видимости, церковь и Святой Дух совсем неплохо обходятся без постороннего вмешательства. Китайская церковь теперь представляет собой вторую в мире по ве­личине евангелическую общину; ее превосходят только Соединенные Штаты.

 

По оценкам одно из экспертов по Китаю, воз­рождение церкви, имевшее место в этой стране, является самым большим по численности в исто­рии церкви. Непонятным образом, враждебность государства шла на пользу церкви. Изгнанные из властных структур, китайские христиане посвяти­ли себя служению Богу и миссионерству — ис­тинной задаче церкви, а не занимались полити­кой. Они сосредоточились на том, чтобы изме­нить жизнь, а не законы.

 

Из России я вернулся, проявляя меньше озабо­ченности по поводу того, что происходит за мра­морными и гранитными стенами здания Конгрес­са и Верховного суда, а больше заботясь о том, что творится за стенами церквей, разбросанных по всей Америке. Обновление религиозной жизни в Соединенных Штатах не произойдет сверху. Если оно вообще будет иметь место, то начнется с простых обывателей, и будет расти снизу вверх.

 

Я должен признаться, что мое возвращение в Соединенные Штаты дало мне мало поводов надеяться, что Россия и весь мир могли бы научиться благодати от наших христиан. Рэндэлл Терри вещал по Национальному Обществен­ному Радио (National Public Radio), что наводне­ния на Среднем Западе, в результате которых тысячи фермеров потеряли свои земли, дома, скот, были карой Божией за то, что Америка не поддержала его борьбу против абортов. Следую­щий 1992 год оказался самым беспокойным го­дом проведения выборов, поскольку религиоз­ные партии впервые испытывали свои силы на национальном уровне. Христиане, казалось, были больше заинтересованы во власти, чем в благодати.

 

Вскоре после выборов 1992 года я был участни­ком одной дискуссии вместе с Люсиндой Робб, внучкой президента Линдона Джонсона и дочерью сенатора Чака Робба и его жены Линды. Ее имя незадолго до этого фигурировало в безумной кам­пании против Оливера Норта, в ходе которой христиане правого толка пикетировали любое ее появление в обществе. «Я считала, что мы хрис­тиане, — сказала мне Люсинда. — Мы выросли в доме, где частым гостем был Билли Грэм, и мы всегда проявляли активность в церковных делах. Мы действительно верим в Бога. Но эти демонст­ранты обращались с нами так, как будто бы мы были демонами из ада».

 

Группа специалистов, в число которых входили и мы, выступала с темой «войны за культуру» перед большим собранием, которое придержива­лось либерально-демократических взглядов и име­ло в своем составе непреклонное еврейское мень­шинство. Меня избрали в качестве типичного еван­гелического христианина. Помимо Люсинды Робб, в числе специалистов находились президенты ком­паний «Дисней Чаннел» и «Уорнер Бразерс», а также президент Уэлсли-колледжа и личный по­веренный Аниты Хилл. Готовясь к своему выступ­лению, я пролистал Евангелия, чтобы освежить свои впечатления, и лишний раз убедился, на­сколько Иисус был далек от политики. По словам П. Т. Форсиса, «самые обширные и глубокие выс­казывания, содержащиеся в Евангелии, касаются не мира или его социальных проблем, а вечности и гарантий, данных ей обществу». В наше время каждый раз, когда проходят выборы, христиане обсуждают, является ли тот или иной кандидат на пост президента «божьим человеком». Представляя себя в эпохе Иисуса, мне сложно было представить его размышляющим над тем, были ли Тиберий, Октавиан или Юлий Цезарь «божьими людьми» для империи.

 

Когда подошла моя очередь выступать, я ска­зал, что человек, последователем которого я явля­юсь, палестинский еврей первого века нашей эры, также принимал участие в войне культур. Он вос­стал против консервативной религиозной системы и языческой империи. Эти две силы, часто враж­довавшие между собой, объединились в заговоре против него. Какова же была его реакция? Не сражаться со своими врагами, а отдать за них жизнь и сделать этот дар доказательством своей любви. Последними словами, которые он произ­нес перед смертью, были: «Отче! Прости им, ибо не знают, что делают».

 

После передачи ко мне подошла одна телеви­зионная знаменитость, чье имя узнал бы любой читатель. «Я должен сказать вам, то, что вы рас­сказали поразило меня в самое сердце, — произ­нес он. — Я изначально относился к вам предвзя­то, поскольку не люблю всех христиан правого толка, и предполагал, что вы один из них. Вы не можете представить себе, какие письма приходят в мой адрес от «правых». Я не последователь Иисуса — я еврей, но когда вы рассказывали о том, как Иисус прощал своих врагов, я понял, насколько я духовно далек от него. Я борюсь со своими врагами, особенно с «правыми». Я не про­щаю их. Мне нужно многому поучиться у Иису­са».

 

В жизни этой знаменитости делало свою рабо­ту медленное, постоянное подводное течение бла­годати.

 

Иисус изображает царство как некую тайную силу. Агнцы среди волков, сокровища, спрятанные в поле, горчичное зерно в саду, пшеница, растущая среди плевел, щепотка дрожжей, из ко­торой поднимается тесто, немного соли на мясо

 

—  все эти образы намекают на некое движение, которое происходит в обществе, изменяя его из­нутри.  Вам не потребуется целый совок соли, чтобы засолить окорок, а достаточно натереть его.

 

Иисус не оставил после себя организованной армии последователей, поскольку он знал, что пригоршня соли постепенно разъест самую мощ­ную в мире империю. Несмотря на огромную раз­ницу между ними, великие институты Рима: Ко­декс законов, библиотеки, Сенат, римские легио­ны, дороги, акведуки, памятники — постепенно пришли в упадок, а маленькая группа людей, ко­торым Иисус передал свои идеи, сохранилась и продолжает существовать по сей день.

 

Сёрен Кьеркегор описывал себя, как шпиона, и, действительно, христиане ведут себя, как шпи­оны. Мы живем в одном мире, и в то же время глубоко преданы другому. Мы, укоренившиеся чу­жаки или, говоря словами Библии, «гости на этой земле». Мои посещения тоталитарных государств наполнили эту фразу новым смыслом.

 

В течение многих лет диссиденты в Восточной Европе встречались тайно, использовали пароли, избегали пользоваться телефоном и публиковали эссе под псевдонимами в нелегальных изданиях. В середине семидесятых, однако, эти диссиденты начали понимать, что эта их двойная жизнь доро­го им обошлась. Работая тайком, постоянно нерв­но оглядываясь через плечо, они привыкли боять­ся, что как раз и было целью их врагов коммуни­стов. Они приняли осознанное решение изменить свою тактику. «Мы будем поступать так, словно мы свободные люди, чего бы это нам ни стоило», —  решили польские диссиденты.  Они стали устраивать публичные встречи в зданиях церквей, несмотря на присутствие информаторов, о кото­рых все прекрасно знали. Они подписывали ста­тьи, иногда указывая адрес и номер телефона, и распространяли газеты открыто, на улицах. На самом деле, диссиденты начали поступать так, как, по их мнению, должно было поступать обще­ство. Если хочешь свободы слова, говори свобод­но. Если любишь правду, говори правду. Власти не знали, как на это реагировать. Иногда сопро­тивление диссидентов оказывалось сломленным. Почти все диссиденты сидели в тюрьмах. Иногда власти наблюдали за происходящим с неудоволь­ствием, которое граничило с бешенством. Тем вре­менем дерзкая стратегия диссидентов облегчила им общение друг с другом и с Западом. Так образовался некий «архипелаг свободы» — яркая противополож­ность мрачному «архипелагу Гулагу».

 

Немаловажен тот факт, что мы дожили до момента, когда мы можем наблюдать триумф этих диссидентов. Альтернативный мир оборван­ных субъектов, заключенных, поэтов и священ­ников, которые выражали свои слова в наспех написанном от руки «Самиздате», опрокинув то, что казалось несокрушимой твердыней. В каж­дой нации церковь функционировала как оппо­зиция, иногда спокойно, а иногда шумно наста­ивающая на истине, которая выходила за преде­лы официальной пропаганды и часто противо­речила ей. В Польше католики маршировали мимо правительственных зданий с криками: «Мы прощаем вас!» В Восточной Германии христиане зажигали свечи, молились и маршировали по улицам, пока однажды ночью Берлинская стена не обрушилась, как прогнившая плотина.

 

Вскоре после прихода к власти Сталин постро­ил в Польше деревню под названием Нова Хута, или «Новый город», чтобы продемонстрировать будущее коммунизма. Он сказал, что не может в один миг изменить всю страну, но может создать новый город с прекрасным сталелитейным заво­дом, просторными квартирами, многочисленными парками и широкими улицами, символизировав­шими будущее. Позднее Нова Хута стала одним из очагов солидарности, демонстрируя падение коммунизма, пытавшегося заставить функциони­ровать всего один единственный город.

 

Что если бы христиане точно так же вели себя в мирском обществе и преуспели в этом? «В миру христиане являются колонией, которая представля­ет нашу истинную родину», — сказал Бонхеффер. Возможно, христианам следует усиленнее трудиться над созданием колоний царства, которые будут сви­детельствовать о нашем истинном доме. Слишком часто церковь показывает обществу зеркало, в кото­ром оно видит свое отражение, вместо того, чтобы открыть окно, за которым начинается другой путь.

 

Если мир презирает отъявленную грешницу, церковь полюбит ее. Если мир отказывает в по­мощи бедным и страдающим, церковь предоста­вит им пищу и лечение. Если мир угнетает лю­дей, церковь поднимет угнетенных. Если мир стыдится отбросов общества, церковь возвестит о примиряющей любви Бога. Если мир ищет выгоды и самореализации, церковь ищет жертвы и служения. Если мир требует возмездия, цер­ковь распространяет благодать. Если мир раска­лывается на части, церковь объединяется. Если мир уничтожает своих врагов, церковь любит их.

 

Так, по крайней мере, представлена Церковь в Новом Завете — колония Небес во враждебном мире. Дуайт Л. Муди сказал: «Из сотни людей один прочитает Библию; девяносто девять будут читать христиан».

 

Подобно диссидентам в коммунистических госу­дарствах, христиане живут, руководствуясь другим набором правил. «Мы — «особенные» люди, — пи­сал Бонхеффер, расшифровывая это понятие, как «экстраординарные, необычные», — что, конечно же, не является верным». Иисуса распяли не за то, что он был хорошим гражданином, не за то, что он был всего лишь немного лучше других. Люди, сто­явшие в те дни у власти, правильно видели в нем и в его последователях разрушительную силу, посколь­ку они исполняли приказы, исходившие от более могущественной власти, чем Рим или Иерусалим.

 

Как выглядела бы в современных Соединенных Штатах церковь, представляющая собой разруши­тельную силу? Некоторые исследования назвали Соединенные Штаты самой религиозной нацией на земле. Если это правда, то этот факт ведет за собой один ободряющий вопрос, как его сформу­лировал Даллас Виллард: «Разве четверть фунта соли не окажет большее воздействие на фунт мяса?»

 

Конечно, особенные люди должны демонст­рировать более высокий стандарт личной этики, чем окружающий мир. Однако, стоит привести только один пример. Исследователь Джон Варна обнаружил, что среди возрожденных христиан в современной Америке, на самом деле, происхо­дит больше разводов (двадцать семь процентов), чем среди неверующих (двадцать три процента). Те, кто называют себя фундаменталистами, име­ют самый высокий процент (тридцать процен­тов). Действительно, четыре из шести штатов с самым высоким процентом разводов находятся в регионе, известном как Библейский Пояс. Со­временные христиане очень далеки от того, что­бы быть особенными людьми, и имеют тенден­цию выглядеть, как все, и даже хуже. Пока наша личная этика не преодолеет средний уровень, царящий вокруг нас, мы вряд ли можем надеять­ся на то, что станем хранителями нравственности.

 

Даже если бы христиане и демонстрировали са­мые высокие этические стандарты, все-таки одно это достижение не воплотило бы в жизнь евангель­ское учение. В конце концов, фарисеи были безуко­ризненны с точки зрения этики. Скорее Иисус вы­разил отличительные особенности христианина в одном слове. «По тому узнают все, что вы Мои ученики, — сказал Он, — если будете иметь любовь между собою». Самая подрывная акция, которую может предпринять церковь — последовательно ис­полнять эту единственную заповедь.

 

Возможно, причина, по которой политика ока­залась для церкви западней, заключается в том, что власть редко способна сосуществовать с любо­вью. Люди, стоящие у власти, составляют списки своих друзей и врагов, а затем воздают по заслу­гам друзьям и наказывают врагов. Христиане при­званы любит даже своих врагов. Чак Колсон, ко­торый довел до совершенства искусство политики силы в администрации Никсона, теперь говорит о том, что мало верит в политику, как в средство решения сегодняшних социальных проблем. Наши попытки изменить общество, предпринятые с луч­шими намерениями, не будут иметь успеха, пока церкви не удастся научить мир любить.

 

Колсон приводит яркий пример христианина, который повиновался заповеди любви, а не зако­нам силы. После того, как Президент Никсон с позором ушел в отставку, он удалился в свою резиденцию в Сан Клементе, чтобы жить в пол­ной изоляции. В начале у Никсона было мало посетителей, поскольку политики не хотели пор­тить себе репутацию, встречаясь с ним. Един­ственным исключением был Марк Хэтфилд, на­стоящий христианин, который часто выступал против Никсона в Сенате США. Колсон спросил его, зачем он рискует, появляясь в Сан Клементе. «Чтобы мистер Никсон знал, что кто-то любил его», — ответил Хэтфилд.

 

Я знаю, какое негативное отношение к себе вызвал Билли Грэм из-за того, что встретился с Биллом и Хиллари Клинтон и из-за того, что читал молитву на церемонии инаугурации Клинтона. Грэм также верит в то, что заповедь любви преодолевает поли­тические разногласия, и по этой причине он совер­шал богослужение для всех президентов, начиная с Гарри Трумэна, несмотря на их политические взгля­ды. В одном частном интервью я спросил препо­добного Грэма, с кем из Президентов он провел больше всего времени. К моему удивлению, он на­звал Линдона Джонсона, человека, с которым у него были совершенно разные политические взгляды. Однако Джонсон боялся смерти, и «казалось, он всегда хотел видеть рядом пастора». Для Грэма че­ловек был важнее политики.

 

Во времена правления Брежнева, на пике «хо­лодной войны», Билли Грэм посетил Россию и встречался с членами правительства и с церков­ными лидерами. Консерваторы на родине упрека­ли его за то, что он относится к русским с веж­ливостью и уважением. Он мог бы взять на себя пророческую роль, осуждая нарушение прав чело­века и свободы вероисповедания. Один из крити­ков обвинял его в том, что он вернул церковь на пятьдесят лет назад. Грэм выслушал его, склонил голову и ответил: «Мне очень стыдно. Я очень старался вернуть церковь на тысячу лет назад».

 

Политики проводят границы между людьми. В противоположность им, любовь Иисуса преодоле­вает эти границы и распространяет благодать. Это, конечно же, не означает, что христиане не долж­ны заниматься  политикой.  Это  просто  значит, что, занимаясь ей, мы не должны допускать, что­бы законы силы занимали место заповеди любви.

 

Рон Сайдер сказал: «Подумайте, какой был бы эффект, если бы первой мыслью, приходящей в голову радикальным феминисткам, когда речь захо­дит о мужчинах — евангелических христианах, была мысль о том, что они имеют лучшую репутацию как люди, хранящие верность брачным обетам, и обра­щающиеся со своими женами, руководствуясь пре­красным примером, который подал Иисус, распя­тый на кресте. Подумайте, какой был бы эффект, если бы первое, о чем вспоминали бы члены общи­ны гомосексуалистов, когда кто-то упоминает о еван­гелических христианах, был тот факт, что они со­держат приюты для больных СПИДом и нежно заботятся об этих людях до самого конца. Неболь­шая последовательная благотворительная деятель­ность и драгоценное служение стоят миллиона прав­дивых слов, брошенных в лицо».

 

Одна моя знакомая работала в женской кон­сультации. Будучи истинной католичкой, она со­ветовала своим клиентам не делать абортов и по­зволить ей найти приемных родителей для малы­шей. Из-за того, что консультация находилась недалеко от крупного университета, ее часто пи­кетировали сторонники разрешения абортов. В один из холодных, снежных мичиганских дней моя знакомая заказала пончики и кофе для де­монстрантов, стоявших напротив здания. Когда привезли еду, она лично вышла на улицу, чтобы предложить еду своим «врагам».

 

«Я знаю, мы расходимся в этом вопросе, — сказала она им, — но я все равно уважаю вас, и, по-моему, стоять здесь весь день очень холодно. Я подумала, что вам захочется немного перекусить».

 

Участники пикета онемели от удивления. Они пробормотали слова благодарности и уставились на кофе, хотя большинство отказалось его пить, думая, что, может быть, она отравила его.

 

Христиане могут принять решение вступить на политическую арену, но мы не должны забывать про любовь. «Власть без любви безрассудна и ве­роломна, — сказал Мартин Лютер Кинг Младший. — Власть в лучшем своем проявлении — это лю­бовь, исполняющая требования правосудия».

 

Фридрих Ницше обвинял церковь в том, что она «стоит на стороне всего слабого, низменного, нездорового». Он презирал религию за сострада­ние, которое препятствует эволюции и реализа­ции ее законов, и отдавал предпочтение силе и конкуренции. Ницше затрагивает скандальную сто­рону благодати, сторону, корни появления кото­рой он видел в «Боге на кресте».

 

Ницше был прав. В притчах Иисуса богатым и здоровым, кажется, никогда не попасть на свадеб­ное торжество, в то время как бедные и слабые бегут туда со всех ног. И во все времена христи­анские святые выбирали самые антидарвиновские объекты для своей любви. Монахини Матери Те­резы расточают свою доброту на жалких бездом­ных, которым осталось жить несколько дней, если не часов. Жан Ванье, основатель движения «Ков­чег», живет в доме, где семнадцать нанятых асси­стентов работают с умственно отсталыми мужчи­нами и женщинами, из которых никто никогда не сможет говорить или координировать движения своих рук. Дороти Дэй из «Католического рабоче­го движения» призналась в том, что ее благотвори­тельная кухня — это безумное предприятие: «Как это приятно, — сказала она, — быть настолько расточительной, что, не обращая внимания на цены на кофе, продолжать обслуживать длинную очередь безработных, которые приходят к нам, подавая им хороший кофе и самый лучший хлеб».

 

Христиане помогают слабым не потому, что они этого заслуживают, а потому что Бог обра­тился к нам с любовью, когда мы заслуживали совершенно противоположного. Христос сошел вниз на землю, и всегда, когда у его учеников появлялись мечты о признании и власти, он на­поминал им, что самым большим человеком явля­ется тот, кто служит. Лестница власти ведет вверх, лестница благодати ведет вниз.

 

Будучи журналистом, я имел возможность уви­деть множество замечательных примеров того, как христиане распространяют благодать. В отличие от политических деятелей, эта группа людей не часто попадает на страницы газет. Они преданно служат, приправляя нашу культуру особым пре­дохраняющим средством, содержащимся в Еванге­лии. Я боюсь представить себе, как выглядели бы современные Соединенные Штаты без этой «соли земли» в самом их центре.

 

«Никогда не нужно недооценивать силу мень­шинства, которое лелеет мечту о справедливом и добром мире», — сказал Роберт Белла. — Я хочу, чтобы мысли о таких людях приходили на ум, когда я спрашиваю моего соседа в самолете: «Как выглядит евангелический христианин?»

 

Мне хорошо известно движение, занимающееся организацией хосписов (хоспис — приют для безнадежно больных [прим. теол. редактора].), поскольку моя жена ра­ботает в одном из них в качестве капеллана. Од­нажды я брал интервью у Дэйм Сайсли Сондерс, основательницы современного движения по орга­низации хосписов, в лондонском хосписе Святого Христофора. Будучи социальным работником и медсестрой, она была потрясена тем, как меди­цинский персонал обращается с теми людьми, которые стояли на пороге смерти, в сущности, игнорируя их, как живые напоминания о совер­шенной ошибке. Такое отношение претило Сон­дерс как христианке, потому что для церкви забо­та об умирающих традиционно была одним из семи дел милосердия. Поскольку никто не стал бы слушать медсестру, она вернулась в медицин­скую школу и стала врачом, прежде чем основать место, куда люди могут прийти умирать с чув­ством собственного достоинства и без боли. Те­перь хосписы существуют в сорока странах, вклю­чая две тысячи только в Соединенных Штатах, и более половины этих учреждений основаны хрис­тианами. Дэйм Сайсли с самого начала верила, что христиане могут предложить лучшее сочета­ние физической, эмоциональной и духовной под­держки людям, стоящим перед лицом смерти. Она считает, что движение по организации хосписов является яркой альтернативой доктору Кеворкиану и его движению «Право на смерть».

 

Я вспоминаю о тысячах групп, занимающихся по системе «двенадцати шагов», которые встречаются в подвальных помещениях церквей, в холлах «VFW» (организации ветеранов войн, ведущихся за преде­лами США) и в гостиных повсюду в стране и каж­дый вечер. Христиане, которые основали организа­цию «Анонимные алкоголики», стояли перед выбо­ром: либо превратить ее в строгую христианскую организацию, либо основать ее на христианских прин­ципах и сделать свободной. Они выбрали послед­ний вариант, и теперь миллионы людей по всей Аме­рике смотрят на эту программу, основанную на за­висимости от «Высшей силы» и на сообществе под­держивающих друг друга людей, как на средство, помогающее людям, страдающим алкогольной, нар­котической, сексуальной зависимостью и обжорством.

 

Я вспоминаю о предпринимателе-миллионере из Алабамы, который до сих пор говорит с провинциальным акцентом. Богатый, но несчастный, потерпев неудачу в браке, он отправился в Америкус, штат Джорджия, где попал под влияние Клэренса Джордана и общины Койнониа. Задолго до этого Фуллер перестал заниматься собственной карьерой и основал организацию, предпосылкой создания которой стала мысль, что каждый чело­век на земном шаре заслуживает того, чтобы иметь достойное жилье. Сегодня общество «Среда оби­тания для человечества» (Habitat for Humanity) насчитывает тысячи добровольцев, готовых стро­ить дома по всему миру. Однажды я слышал, как Фуллер объяснял цель своей работы одной скеп­тически настроенной еврейской женщине: «Ма­дам, мы не пытаемся проповедовать. Вам не нуж­но быть христианином, чтобы жить в одном из наших домов или помогать нам строить дом. Но в действительности, причина по которой я делаю то, что я делаю, и многие из наших добровольцев выполняют свою миссию, заключается в том, что мы повинуемся Иисусу».

 

Я вспоминаю о Чаке Колсоне, заключенном в тюрьму за ту роль, которую он сыграл в Уотергей­тском деле, которым овладело желание карабкать­ся не вверх по служебной лестнице, а вниз. Он основал «Братство заключенных», которое сегодня действует почти в восьмидесяти странах. Семьи бо­лее чем двух миллионов американских заключен­ных получили подарки к Рождеству, благодаря проек­ту Колсона «Дерево ангелов». За границей прихо­жане церквей приносят кастрюли с тушеным мя­сом и батоны свежеиспеченного хлеба заключенным, которым в противном случае пришлось бы голо­дать. Бразильское правительство даже разрешает «Братству заключенных» осуществлять надзор за тюрьмой, которой управляют сами заключенные-христиане. Тюрьма Хумаита задействует только двоих охранников, и, несмотря на это, не имеет никаких проблем с мятежами и побегами, а уро­вень повторных правонарушений в ней всего че­тыре процента, сравните с семьюдесятью пятью процентами в целом по Бразилии.

 

Я вспоминаю Билла Мэйджи, пластического хирурга, который был шокирован, обнаружив, что в странах «третьего мира» многие дети всю жизнь живут с расщепленным из-за болезни небом, ко­торых там не лечат. Они не могут улыбаться, и их губы остаются приоткрытыми в постоянной гри­масе, которая делает их постоянным объектом насмешек. Мэйджи и его жена организовали про­грамму под названием «Операция улыбка», цель которой — доставка врачей и персонала на само­летах в такие страны, как Вьетнам, Филиппины, Кения, Россия, в страны Среднего Востока для того, чтобы прооперировать людей с дефектами лица. На сегодняшний день они сделали опера­ции тридцати шести тысячам детей, оставляя после себя детские улыбки.

 

Я вспоминаю миссионеров-медиков, с которыми я познакомился в Индии, особенно тех, кто работа­ет с пациентами, больными проказой. На шкале не­благодати нет более бесправной группы людей, чем жертвы проказы, принадлежащие к касте Неприка­саемых. Невозможно пасть еще ниже. Большинство успешных исходов в лечении проказы стали резуль­татом усилий христианских миссионеров, поскольку они были единственными людьми, которые согла­шались прикасаться к жертвам проказы и ухаживать за ними. Во многом благодаря труду этих верных служителей, болезнь теперь полностью контролиру­ется с помощью лекарств, и опасность распростра­нения инфекции минимальна.

 

Я вспоминаю организацию «Хлеб для всего мира» (Bread for the World) — агентство, основанное христианами, верящими, что они лучше по­могут голодающим не путем создания телеканала, конкурирующего с World Vision, а лоббируя в Кон­грессе интересы голодающих во всем мире. Или Дом Джозефа, дом для больных СПИДом в Ва­шингтоне, округ Колумбия. Или «Операцию бла­гословение» Пэта Робертсона, благодаря которой в тридцати пяти крупных городах действуют про­граммы для городских трущоб, или «Дома спасен­ных детей» Джерри Фолуэлла, куда могут обра­титься за поддержкой беременные женщины, если они предпочитают выносить ребенка, а не делать аборт — программы, которые привлекают гораздо меньше внимания, чем политические взгляды их основателей.

 

Руссо сказал, что «церковь представляет нераз­решимую дилемму благонадежности». Как христи­ане могут быть добропорядочными гражданами в этом мире, если они, в основном, интересуются миром иным? Люди, которых я упомянул, и мил­лионы подобных им опровергают этот аргумент. Как отметил К. С. Льюис: «Люди, лучше всего осознающие существование иного мира, стали луч­шими христианами в мире этом».

Источники:

Глава 3

29: «Ибо закон дан через Моисея»: Иоанн 1:17.

 

31: «Напоминания ваши подобны пеплу»: Иов 13:12.

 

Глава 4

52: «Ибо этот сын мой был мертв»: Лука 15:24.

 

52: «И когда он был еще далеко, увидел его отец его»: Лука 15:20.

 

53: «Так, говорю вам, бывает радость у Ангелов Божиих»: Лука 15:10.

 

54: «Боже! будь милостив»: Лука 18:13.

 

54: «Сказываю вам, что так на небесах»: Лука 15:7.

 

55: «Иисус, помяни меня»: Лука 23:42-43.

 

Глава 5

59: Лука: Лука 15:3-7.

 

59: Иоанн: Иоанн 12:3-8.

 

60: Марк: Марк 12:41-44.

 

60: Матфей: Матфей 20:1-16.

 

61: «Друг! я не обижаю тебя»: Матфей 20:13-15.

 

63: «Господи! сколько раз прощать брату моему»: Матфей 18-21.

 

65: «Мои мысли — не ваши мысли»: Исайя 55:8-9.

 

65: «Не вечно гневается Он, потому что любит миловать»: Михей 7:18.

 

65: «И падет меч на города его»: Осия 11:6-9.

 

66: «Иди еще, и полюби женщину, любимую му­жем»: Осия 3:1.

 

66:  «А когда умножился грех, стала преизобило­вать благодать»: Римлянам 5:20.

 

70: «Бог всякой благодати»: 1 Петра 5:10.

 

Глава 6

80: «И когда он был еще далеко, увидел его отец его»: Лука 15:20 (Прим. перев.).

 

Глава 7

87: «И прости нам долги наши»: Матфей 6:12.

 

87: «А если не будете прощать людям согрешения их»: Матфей 6:15.

 

88: «Итак, если ты принесешь дар твой к жертвен­нику»: Матфей 5:23.

 

88: «Так и Отец Мой Небесный поступит с вами»: Матфей 18:35.

 

89:  «Да будете сынами Отца вашего Небесного»: Матфей 5:44-47.

 

93: «Не мстите за себя, возлюбленные»: Римля­нам 12:19.

 

Глава 8

100:  «потому что  [говорил он]  Бог дал мне за­быть»: Бытие 41:51 (Прим. перев.).

 

106: «Ибо мы имеем не такого первосвященника»: Евреям 4:15.

 

107: «Ибо не знавшего греха он сделал»: 2 Корин­фянам 5:21.

 

107: «Если возможно, да минует Меня чаша сия»: Матфей 26:39.

 

107: «Отче, прости им»: Лука 23:34.

 

Глава 9

119: «Ибо не знают»: Лука 23:34.

 

Глава 11

145: «Когда мы были еще грешниками»: Римлянам 5:8.

 

Глава 12

148: «Они должны быть скверны для вас»: Левит 11:11.

 

149: «Ибо Я — Господь Бог ваш»: Левит 11:44.

 

151: «Никто из сынов ваших»: Левит 21:17-20.

 

151: «Вы знаете, что Иудею возбранено»: Деяния 10:28. Прим, перев.

 

151: «Но мне Бог открыл»: Деяния 10:28. (Прим. перев.)

 

153: «Во всей Иудее и Самарии»: Деяния 1:8.

 

153: «Искали, как бы погубить Его»: Марк 11:18.

 

153: «Нищих, увечных, хромых, слепых»: Лука 14:13.

 

155: «Нет уже Иудея, ни язычника»: Галатам 3:28.

 

156:  «Итак, имея Первосвященника великого»: К евреям 4:14, 16.

 

156: «Итак, братия, имея дерзновение»: К евреям 10:19-21.

 

156:  «Также и Дух подкрепляет нас в немощах наших»: Римлянам 8:26.

 

Глава 13

171: «потому что все согрешили»: Римлянам 3:23.

 

Глава 14

178: «Меня, который прежде был хулитель»: 1 Ти­мофею 1:13-15.

 

179:  «Не всякий, говорящий Мне»:  Матфей 7:21 (Примеч. перев.)

 

183: «Ибо не послал Бог»: Иоанн 3:17.

 

184: «Обращающие благодать Бога нашего»: Иуды 1:4.

 

184: «Возрастайте в благодати»: 2 Петра 3:18.

 

185: «Потому что все согрешили»: Римлянам 3:23.

 

185: «А когда умножился грех»: Римлянам 5:20.

 

185: «Что же скажем?»: Римлянам 6:1.

 

185: «Что же?»: Римлянам 6:15.

 

186: «Мы умерли для греха»: Римлянам 6:2.

 

186: «Почитайте себя мертвыми для греха»: Рим­лянам 6:11. Курсивом.

 

186: «Итак да не царствует грех»: Римлянам 6:12.

 

190: «Научающая нас, чтобы мы»: Титу 2:12

 

Глава 15

195: «Змии»: Матфей 23:33, 16-18, 27.

 

196: «Ныне вы, фарисеи»: Лука 11:39.

 

196:  «Итак, когда творишь милостыню»:  Матфей 6: 2-6.

 

197: «Возлюби Господа Бога твоего»: Матфей 22:37.

 

197: «Итак, будьте совершенны»: Матфей 5:48.

 

198: «И вам, законникам, горе»: Лука 11:46.

 

198:  «не произноси имени Господа Бога твоего»: Исход 20:7.

 

199: «не вари козленка»: Исход 23:19.

 

199: «Не прелюбодействуй»: Исход 20:14.

 

200: «Горе вам...»: Матфей 23:23-24.

 

202: «Берегитесь закваски фарисейской»: Лука 12:1, Матфей 23:3.

 

204: «Все же дела свои делают»: Матфей 23:5-7.

 

205: «Запачканная одежда»: Исайя 64:6.

 

206: «Ибо я не понимал бы и пожелания»: Римля­нам 7:7-8.

 

209: «Ибо Царствие Божие не пища»: Римлянам 14:17.

 

Глава 17

230: «Когда разрушены основания»: Псалом 10:3.

 

235: «Сыны лукавого»: Матфей 13:38. (Прим. перев.)

 

Глава 18

242: «Любите врагов ваших»: Матфей 5:44.

 

251: «Итак, будьте совершенны»: Матфей 5:48.

 

Глава 19

260: «Отче! Прости им, ибо не знают, что делают»: Лука 23:34.

 

263: «По тому узнают все»: Иоанн 13:35, добав­лен курсив.

 

274:  «И,  обратившись к женщине,  сказал Симону»: Лука 7:44-47.