Гойтейн Ш. Еврейская традиция в исламе

В знаменитом изречении, приписываемом Мухаммаду в самом авторитетном собрании так называемого мусульманского устного предания, он описывает отношение ислама к старшим религиям следующим образом: "Вы должны следовать традициям тех, кто предшествовал вам, пядь за пядью и локоть за локтем— так близко, чтобы вы могли идти за ними, даже если заползут они в нору ящерицы".

В этих словах нет ничего удивительного, кроме, может быть, их образности. Однако примечательно, что видный египетский мусульманский писатель А.М. Аккад использовал их как основу для своей статьи в популярном арабском ежемесячнике "Аль-Китаб" (октябрь 1946 г.). Это показывает, что вопросы, к которым мы обратимся в следующих главах, сегодня свободно обсуждаются даже в мусульманских странах.

Ранние биографы Мухаммада видят знак божественного Провидения в том, что в Медине, местопребывании первой мусульманской общины, еврейское население было столь многочисленным: оно своим примером и влиянием смогло подготовить своих арабских соседей к принятию монотеистической религии. Это было действительно уникальным стечением обстоятельств, что в такой решающий момент арабской истории по всей Аравии располагались еврейские поселения.

Беспочвенно строить предположения о начале еврейского заселения Аравийского полуострова. Когда я стоял на старом кладбище еврейской общины в Адене, многие надгробия ко-торого 700- или 800-летней давности были увезены в музеи, и смотрел на естественную гавань, где еще продолжали строить суда по местным моделям, мне пришло в голову, что поблизости могли причаливать корабли царя Соломона, не слишком отличавшиеся от тех, которые я теперь здесь видел. Может быть, они положили основание первой еврейской общине на арабской, как принято считать, почве. Пророк Иоель (Иоил) совершенно определенно говорит о еврейской торговле со страною Шеба (Сабеей), и, конечно, существует множество легенд у евреев и у арабов о происхождении еврейской общи-ны в Аравии. На этот счет нет недостатка и в научных догадках — современной форме легенд.

Археологические свидетельства возвращают нас на более твердую почву. В огромном некрополе Бет Шеарим в Палестине, раскопанном Беньямином Мазаром, была открыта гробница, датируемая примерно 200 г. н.э., которая предназначалась для евреев из Химьяра в Южной Аравии. Химьяритские надписи, найденные в Йемене, подтверждают, что некоторые доисламские цари в этой стране действительно приняли иудаизм, как это утверждали мусульманские историки. Благодаря открытиям и публикациям Гонзаго Рикманса из Лёвена (Бельгия) мы особенно хорошо информированы о Зу Нувасе Ас'а-ре, последнем еврейском царе Химьяра. Надписи, касающиеся этого царя, изображают его монотеистом, который называл своего Бога Рахман — "Всемилостивый", что было тогда еврейским обычаем. В то время все еще почитались местные святыни — на манер того, как Мухаммад сохранял преданность храму Каабы в своей родной Мекке. В этих евреизиро-ванных химьяритских надписях мы также встречаем — впервые на арабской территории — идею "священной войны", проводившейся ради распространения истинной веры.

Таким образом, евреи должны были расселиться в Йемене самое позднее во II в. н.э. Это соответствует результатам британских и американских раскопок, проводившихся в бывшем Британском протекторате Аден, которые показали, что эллинистическая цивилизация оказала подавляющее влияние на древнюю Южную Аравию. Еврейские поселенцы в Йемене составляли лишь небольшую группу среди множества купцов, которые вели торговлю между Средиземноморьем и Южной Аравией и Индией, производившими благовония. Нет сомнений, что именно благодаря этому обстоятельству кустарные изделия йеменитских евреев до сего времени сохраняют неко-торые эллинистические черты.

Присутствие евреев в Северной Аравии удостоверяет наличие еврейских надгробных плит в старых частях городов, расположенных между Меккой и Палестиной. Они относятся к еще более раннему времени — периоду разрушения Второго Храма. Должно быть, эти поселения имели большое значение, так как в еврейский закон были включены специальные установления на их счет.

Одно из них представляется особенно интересным. Исходя из глубоко земледельческого характера еврейского народа, еврейский закон полагал, что каждый человек должен владеть землей. Поэтому права жены в случае смерти мужа или при разводе охранялись посредством записи на ее имя части земли, принадлежавшей мужу.

Однако в Аравии, согласно палестинскому источнику III в., этой же цели служили верблюды и благовония. Таким образом, мы видим, что в тот период большинство аравийских евреев были торговцами. Но во время Мухаммада, спустя примерно 300 лет, мы находим их организованными в компактные земледельческие единицы, в основном выращивавшие финиковые пальмы.

Такая перемена легко объяснима. Как часто случалось в истории еврейской коммерческой деятельности, процветающая торговля была захвачена другими, большими группами. Появление Мекки как крупного торгового центра бесспорно связано с упадком еврейской торговли в Аравии, вместе с тем можно предположить, что суровые преследования еврейской религии со стороны Византии вынудили евреев, некогда обитавших в долине Иордана, эмигрировать в Аравию и перенести туда свои прежние трудовые навыки. Это могло бы объяснить, почему некоторые из этих евреев, будучи изгнаны Мухаммадом из Аравии, направились назад в Иерихон.

Я хотел бы остановиться на одном важном моменте. Мусульманские историографы описывают два главных еврейских клана (или конгрегации) в Медине как коханим, то есть кланы "священников". Как показал покойный профессор С. Клейн, города, населенные исключительно или в основном священниками, были обычным явлением за много веков до разрушения Храма, поскольку строгие законы относительно священ-нической чистоты проще было соблюдать в компактных общинах. Уже давно было выдвинуто предположение, что Медина (это слово по-арамейски означает "город") была назва-на так первыми еврейскими поселенцами по контрасту с близлежащей Вади-ль-Кура, — "долиной деревень", где также обитали евреи.

Аналогично этому вплоть до нынешней массовой эмиграции из Йемена многие семьи коханим жили в Сане, столице, и в других городах, но никто из них — в деревнях. Некоторые мидраши прямо указывают на бегство священников в Аравию. Все это, вместе взятое, подводит нас к тому, чтобы признать свидетельство мусульманских авторов по поводу того, что Медина, главная сцена деятельности Мухаммада, была изначально священническим городом, общиной коханим, остатки которой все еще сохранялись ко времени Пророка.

Из этого не следует делать вывод, будто евреи Медины были очень законопослушными и учеными. Ведь сказано же в Талмуде о коханим из Мешана в Южной Вавилонии, оплота еврейской учености, что они никогда не соблюдали библейский закон, запрещающий священнику жениться на разведенной женщине!

Наряду с этим сказанное насчет Медины имеет отношение к часто обсуждаемому вопросу, были ли аравийские евреи эмигрантами из Палестины и других еврейских центров или исконными обитателями Аравии, обратившимися в иудаизм.

Чтобы ответить на этот вопрос, полезно сравнить выходцев из Йемена, современных потомков аравийских евреев, с фалашами, чернокожими евреями Абиссинии (внимание англоговорящей общественности было к ним привлечено опубликованной "Yale University Рress" книгой профессора Вольфа Леслау "Антология фалашей"). Выходцы из Иемена во всех отношениях являются обычными евреями, которые всегда уча-ствовали в развитии еврейской религии в полной мере, настолько полной, что некоторые полагают, будто йеменские евреи — самые "настоящие" из всех евреев мира, тогда как фалаши, хотя они несомненно обратились некогда в иудаизм, сохранили или восприняли элементы, которые свойственны нееврейскому населению.

В Аравии, как и в других местах, случались обращения в иудаизм. Арабские стихотворения, приписываемые знаменитому ас-Самавалю и другим доисламским еврейским поэтам, ни по языку, ни по духу не отличаются от стихов их современников-язычников. Этот факт, однако, вероятно, обусловлен скорее ассимиляцией, чем расовой принадлежностью поэтов, о которых идет речь.

Наиболее яркое доказательство еврейского характера израильских общин в Аравии, однако, содержится в самом Коране, где многократно упоминаются еврейские раввины и мудрецы, которые читали и толковали Тору и за свою ученость были в высокой степени почитаемы общиной; они названы там "раббаниййун ва-ахбар", а слово "ахбар" представляет собой арабизованную форму от "хавер" — "товарищ", распро-страненное обращение в Палестине.

Коран постоянно упоминает о Субботе как о дне отдыха, о еврейских пищевых запретах и других законах и включает в себя так много легенд и теологических понятий, почерпнутых в талмудической литературе, что можно нарисовать картину духовной жизни евреев, с которыми общался Мухаммад.

Конечно, нельзя ожидать, что такая картина будет точной и полной, поскольку изложение в Коране принципов и правил самой новой религии весьма далеко от исчерпывающего, систематического или даже недвусмысленного. В частности, в Коране не сказано точно, составляла ли еврейская община в Аравии во времена Мухаммада одну компактную религиозную структуру или представляла собой разнородную группу/ группы; и не являлась ли эта община в целом каким-либо сек-тантским ответвлением от иудаизма, известным нам по талмудической литературе.

Хотелось бы проиллюстрировать этот вопрос несколькими примерами. Одной из значительных заслуг Мухаммада была реформа брака и улучшение положения арабских женщин. Мухаммад принял библейские законы, касающиеся запрещенных браков.

Хорошо известно, что брак с племянницей представляет предмет разногласий между ортодоксальным иудаизмом, который разрешает его, и еврейскими сектами, как до, так и после Мухаммада, которые его запрещают (например, караимы и те, кто принадлежал к так называемому "Дамасскому завету", которые были тесно связаны с авторами недавно найденных свитков Мертвого моря). Разумеется, Мухаммад мог также узнать о запрете брака с племянницей из каких-нибудь христианских источников.

Ведущей силой проповеди Мухаммада в начале его деятельности было устрашение неминуемым Страшным судом, который он описывает в самых энергичных выражениях. Большинство этого материала можно проследить по еврейским источ-никам. Приведем лишь одну иллюстрацию. В Коране говорится (16:77): "И поднимутся все умершие во мгновение ока". Евреи, которые молятся по Палестинскому канону, произносят эти слова трижды в день — в составе Шмоне-Эсре , ежедневной молитвы.

Но в целом талмудическое благочестие, очевидно, больше вдохновляла идея вечного воздаяния в будущей жизни, чем страх перед неотвратимым Судным днем. Однако в более ранние времена существовали также еврейские группы другого религиозного типа, богатая апокрифическая литература которых, как и проповеди Мухаммада, проникнута мрачными предчувствиями того, что конец физического мира уже близок.

Возможно, что еврейская группа такого типа жила в Аравии, — это объясняет многие заимствования из еврейской литературы, обнаруживаемые в ранних проповедях Мухаммада о Страшном суде.

Позднее, в последних дишутах Пророка с евреями мы находим, так сказать, "караимскую тенденцию", выраженную в ориентации лишь на письменный текст Библии и предостережениях против "людских" добавлений и ухищрений. Библей-ский запрет наживаться на ссудах, которым, согласно Мухаммаду, пренебрегали аравийские евреи (точно так же, как его собственные последователи обходили подобный коранический запрет), может служить иллюстрацией такой "караимской тенденции".

В Коране имеются упоминания о том, что, хотя большинство евреев твердо отказалось присоединиться к новой вере, некоторые из них признавали Мухаммада как пророка. Похоже, что так называемая "караимская тенденция" в Коране обязана своим возникновением таким обращенным.

И наконец, в священном писании ислама безошибочно можно выделить еврейские мидраши, которые пока еще не были прослежены в древнееврейской литературе. Как уже отмечалось в предыдущей главе, Мухаммад не включил в свою новую религию идею или практику дня отдыха. Поэтому, если мы встречаем в Коране легенды, восхваляющие евреев за соблюдение Субботы или упрекающие их за нарушение ее, эти легенды могут исходить только из еврейских источников.

В Коране есть прелестная сказка о прибрежной еврейской деревушке, к которой рыба приплывает только по субботам — пока люди соблюдают Субботу, — потому что рыба, конечно же, отлично знает, что евреи не могут обойтись без рыбы в Субботу. Согласно другой истории, нарушители Субботы превратились в обезьян. Обе легенды наверняка местного происхождения, поскольку обезьяны — обычное явление в Южной Аравии (но их совсем нет в Палестине), а Эйлат, гавань на Красном море, во времена Мухаммада была населена еврейскими рыбаками. Если собрать вместе мидраши, появляющиеся в Коране, но не отмеченные в других источниках, то можно выделить несколько отличную еврейскую традицию.

Все это ведет нас к важнейшему вопросу: какая религия или какая секта служила Мухаммаду непосредственной моделью, или, поскольку в разных местах Корана упоминаются лица, которые наставляли Пророка, кто были его учителя?

Этот вопрос пробудил к жизни огромную, но несколько неоднозначную литературу. Наиболее ценный вклад в нее, на мой взгляд, внес блестящий шведский ученый Тор Андрэ своей книгой "Происхождение ислама и христианства", опубликованной в 1926 г., в Германии. Среди недавних публикаций наиболее полезна "Иностранная лексика в Коране" профессора А.Джеффри, а "Происхождение ислама" профессора Дж. Оберманна в "Арабском наследии" (Princeton University Ргеss, 1944) показывает, что новый пересмотр вопроса способен восстановить некоторые забытые аспекты. Моя статья о Коране в "Епсуclopedia Judaica" может служить критическим обзором литературы до 1930 г.

Почему так трудно разрешить эту проблему? Основные причины таковы.

Коран содержит массу материала, который можно проследить как по еврейским, так и по христианским источникам. Это относится не только к библейской и апокрифической литературе, с которыми Мухаммад мог знакомиться по христианским и по еврейским каналам, но и к элементам еврейской литургии и теологии, которые очень рано проникли в христианские круги. Они могли независимо развиваться из сходных посылок, таких, например, как фраза: "В одно мгновение ока наступит день Воскресения из мертвых", которая, как мы видели, присутствует в ежедневных еврейских молитвах в соот-ветствии с Палестинским каноном, но также употреблялась знаменитым христианским проповедником.

Наряду с этим Коран содержит много деталей, про которые теперь твердо можно сказать, принадлежат они евреям или христианам. Что касается христиан, существует одна трудность. То, что Мухаммад говорит о Христе и на темы христианства, не соответствует ни одной из христианских конфессий и сект в доисламские времена.

Более того, создается впечатление, что существовала какая-то третья "традиция", не христианская и не еврейская, которая влияла на Мухаммада (хотя я лично не столь уверен в этом, как Тор Андрэ и другие сторонники этой позиции). Ведь Мухаммад верил, что начиная от Ноя и Авраама ему предшествовала длинная череда пророков, посланных к разным народам, в том числе к арабам, которые все были равно истинными и все проповедовали, в сущности, одну веру, — убеждение, давшее ему возможность объявить себя пророком.

На мой взгляд, эта идея легко могла быть выведена (особенно в миссионерских целях) из обычной еврейской, а возможно, также и христианской тенденции изображать патри-архов и других библейских персонажей как святых, если не пророков, проповедующих те же самые устоявшиеся принципы веры и поведения. В любом случае видные ученые, озадаченные разнообразием и неоднородностью материала, представленного в Коране, и тем фактом, что учение о пророках в Коране выказывает некоторое сходство с рядом "пророков истины", признанных иудеохристианскими гностическими сектами, полагали, что они нашли решение проблемы, признав, что непосредственным образцом для Мухаммада послужила такая секта, как эбиониты (название секты образовано от ев-рейского эвион — "бедняк") или, скорее, более поздний вариант этого гностического направления, представленного элкезаитами.

На этом основании Харнак, авторитетный исследователь раннего христианства, отрицает возможность влияния на Мухаммада официальной христианской церкви. Как он гово-рит, "ислам — это переделка еврейской религии на арабский лад после того, как сама еврейская религия была переделана в гностическое евреизированное христианство" (Dogmengeschichte II, с.553—557).

Однако эту позицию, детально развитую Г.И. Шэпсом, немецко-еврейским профессором истории религии, в его недавно вышедшей книге "Теология и история иудеохристианст-ва" (1949), невозможно принять. Поскольку, как более убедительно показал Тор Андрэ — и как показывает непредвзятое чтение Корана, — проповеди Мухаммада не содержат подлинных гностических идей и вообще демонстрируют религиозную позицию, совершенно отличную от эзотерических кругов; а это устраняет возможность использования им элкезаитов или подобной секты в качестве непосредственной модели.

Собственная платформа Тора Андрэ, глубокомысленная, но несколько растянутая, может быть сведена к следующему:

(а) Главным и непосредственным источником вдохновения Мухаммада был мир христианского монашеского благочестия с его постоянным ожиданием Господа и Его суда, с его молитвами, бдениями и постами.

(б) Ни одно христианское направление не могло служить Пророку моделью, потому что он, по-видимому, без различия заимствовал у всех или у большинства тех, с кем общался.

(в) Идея насчет цепи пророков истины, очевидно, почерпнута им из другого источника.

(г) В последней половине своей карьеры, в Медине, Мухаммад испытывал значительное влияние еврейских воззрений и образа жизни.

(д) Собственный духовный мир Мухаммада с его бескомпромиссным монотеизмом включал в себя многое от духа иудаизма.

Однако заключения Андрэ нуждаются в некоторых оговорках.

(1) Предположение, что Мухаммада в начале его пророческой деятельности в основном вдохновляли христиане различных направлений, включая иудеохристиан, полностью опровергается тем простым фактом, что в ранних частях Корана, которые изобилуют повествованиями о святых людях Ветхого Завета и арабской древности, совершенно нет упоминаний о фигуре (даже имени) Христа и о чем-либо специфически хри-стианском.

Согласно Нёльдеке (см. его "Введение в Коран"), который размещает главы Корана в хронологическом порядке, рассказы о Христе и других персонажах Нового Завета впервые появляются в суре (главе) 19, которая считается 58-й из 114 глав по хронологии Нёльдеке. Надо отметить также, что из 90 других глав священного писания, которые были составлены в Мекке, имя Христа приводится лишь в четырех, причем дважды оно лишь упомянуто, из чего можно сделать вывод, что Мухаммад специально изучал христианские предания и догматы только на самой поздней стадии своей деятельности.

Невозможно утверждать, что все христианские и иудео-христианские проповедники разных направлений, которые могли вдохновить Мухаммада до того, как он решил стать пророком, намеренно отбросили все связанное с Новым Заветом. Предположение о подобном молчаливом соглашении между таким количеством людей совершенно неправдоподобно. Да и зачем им было так поступать? Ведь сам Коран показывает, что именно такие рассказы производили сильное впечатление на Мухаммада и его аудиторию. Что могло привлечь их больше, чем красивые истории про Христа, что могло больше соответствовать ранним проповедям Мухаммада, чем прокламации Крестителя и Христа о том, что грядет Час (Судный день)?

Короче говоря, Мухаммад как уроженец процветающего торгового города, стоявшего на караванных путях, безусловно встречал христиан до того, как он стал пророком. Но наставниками, намеки на которых встречаются в Коране, от которых он в действительности получил материал для своей новой религии, христианские миссионеры быть не могли.

Позднее, когда он начал интересоваться другими религиями — что естественно для человека облеченного религиозной миссией, — он приобрел некоторые знания о христианской вере, хотя и неполные и неточные, которые тотчас включил в свое собственное Писание. Эти знания усваивались постепенно, о чем наилучшим образом свидетельствует тот факт, что само имя Христа (по-арабски алъ-Масих — Мессия) стало известно Мухаммаду (или, во всяком случае, упоминается им) только после того, как он перебрался в Медину.

(2) Наряду с этим Моисей является доминирующей фигурой в Коране. Мне бы не хотелось особенно нажимать на количественныи аспект, хотя он достаточно впечатляет: по сравнению с Иисусом, упомянутым в Коране только четыре раза на протяжении мекканского периода, который был, так сказать, формообразующим периодом в карьере Мухаммада, имя Моисея приводится более ста раз. Но гораздо более важным является тот факт, что рассказы о Моисее не ограничиваются какой-то одной главой, но проходят через весь Коран и образ Моисея — Пророка с Писанием — настолько покорил Му-хаммада, что он немедленно приступил к созданию собственной священной книги.

Представляется несомненным, что на раннем этапе своей карьеры Мухаммад знал только одного такого пророка — Моисея и поэтому рассматривал себя в качестве его прямого наследника. Так, он говорит (46:12): "Прежде этой Книги было Писание Моисея... а эта Книга подтверждает сие на языке арабском". В той же главе (стих 30) джинны (невидимые духи), которые услышали чтение Корана, говорят: "Мы слышали Пи-сание, ниспосланное Небесами после Моисея и подтверждающее прежние Писания". А когда Мухаммад в одной из ранних сур клянется горой Синай и святой Меккой, своим родным городом, то в основе его клятвы лежит, по-видимому, та же самая идея.

(3) На протяжении периода, когда специфически христианские черты еще не появляются в Коране, там уже есть множество деталей, которые можно проследить по еврейской литературе. Этот факт неоднократно обсуждался — начиная с знаменитого тезиса Абрахама Гайгера на эту тему, выдвинутого в 1833 г., и вплоть до "Происхождения ислама" Оберманна, которое я уже цитировал. Поэтому представляется обоснованным предположить, что в ранние годы Мухаммад находился в тесном контакте с евреями, которые не слишком отличались от тех, какие описаны в талмудической литературе.

(4) Коран содержит много слов и выражений, которые несомненно имеют христианское происхождение. Вот только два примера. Во-первых, одно из имен дьявола там — Иблис, от греческого Diabolos (английское слово  devil произведено от того же корня), а во-вторых, что более важно, аль-кийама — "воскресение", о котором говорится очень часто, понятие христианское. Даже форма библейских имен — Ильяс для Элийаху или Сулейман для Соломона (Шломо) — безошибочно указывает на их христианское происхождение.

Но ведь вполне естественно, что в язык Аравии, которая в течение веков была окружена и наводнена христианами, проникло множество христианских слов.

(5) В Коране также использованы литературные обороты, пока выявленные только в христианской литературе. Уже 50 лет назад я показывал в моей докторской диссертации, что в середине мекканского периода Мухаммад имел обыкновение заканчивать каждую историю о каком-либо пророке, призывом к его благословению (см., например, гл. 37 и 19). Этот литературный прием обнаружен в сирийских религиозных поэмах (мемре). Еще более важен тот факт, что общее направление аскетической, пиетистской религиозности Мухаммада с ее доминантой устрашения неминуемым Судным днем кажется ближе к монашескому благочестию, чем к раввинистическому иудаизму.

(6) Путь к разрешению проблем, созданных этими, казалось бы, противоречивыми свидетельствами, возможно, лежит в простом допущении, что те евреи, которые, как можно предположить, подтолкнули Мухаммада сделать его первые шаги, хотя они и были, в сущности, обычными ортодоксальными иудеями, сами подпали под влияние монашеского благочестия и переняли кое-что из этой практики, а возможно, и из этой литературы.

Любой, кто знаком с современными исследованиями в области еврейской истории, не найдет ничего странного в таком допущении. Как показал профессор еврейской истории Еврейского университета в Иерусалиме Ф. Бэр ("Zion", vol.3, р.6— 7), в самый разгар крестовых походов, когда страдания, причиненные евреям христианами, были еще живы в памяти, бла-гочестивые евреи Германии, знаменитые хасидей ашкеназ , ока-зались под влиянием проповедей христианских монахов, тогда как современное им еврейское религиозное движение на Востоке, возглавляемое Авраамом, сыном Маймонида (Рамбама), открыто подражало мусульманским мистикам и даже вос-приняло кое-что из их практики, например частые падения ниц.

(7) Можно с уверенностью утверждать, что большинство или все элементы монашеского пиетизма, просочившиеся в Коран, уже присутствовали в той или иной форме в раннем иудаизме: "бдения" несколько раз упомянуты в Книге Псалмов, они играли также весьма важную роль в жизни Кумранской общины. Как бы то ни было, в талмудические времена размышления по ночам заняли место ночной молитвы. Паде-ние ниц было самой характерной чертой еврейской молитвы вплоть до второго столетия. Позднее от этой практики отказались — именно из-за того, что она была сочтена распространяемой монахами. Однако еврейское окружение, которое влияло на Мухаммада, едва ли могло быть прямым ответвлением от какой-то старой секты, такой, например, как Кумранская община, потому что в этом случае не проявлялось бы столь близкое сходство с талмудической литературой, которое так выразительно засвидетельствовано Кораном.

(8) Решение вопроса об идентификации наставников Мухаммада, которое я осмеливаюсь предложить, кажется также наиболее правдоподобным объяснением той твердой и бескомпромиссной позиции, которую Пророк занимал в вопросе монотеизма с самого начала своей миссии. Эту позицию невозможно объяснить его естественной склонностью или складом ума, она может быть вызвана лишь очень сильным влиянием монотеистов такого же сорта, а именно евреев.

(9) Я не считаю, что все аравийские евреи времени Мухаммада были такого типа, как я указал. Напротив, большинство евреев Медины, с которыми Мухаммад так часто имел дело на втором этапе своей карьеры, вероятно, больше походили на обычных талмудических евреев. Разумеется, невозможно определить, имела ли группа, которую я описывал, какое-нибудь особое название. Если так, то можно предположить, исходя из огромного числа упоминаний о Моисее в Коране, имя, связанное с этим пророком, что-нибудь вроде Бней Моше, — "последователи Моше (Моисея)". Похоже, что намеки на это попадаются кое-где в поздней части мекканского раздела Корана, когда Мухаммад уже начал свое изучение христианской веры.

Так, провозгласив себя Пророком "всех племен", он продолжает (7:159): "Среди последователей Моисея был народ, который указывал путь истины и судил, опираясь на истину". Я не собираюсь, конечно, преувеличивать значение этого момента или категорически настаивать на ответственности данной группы также за то, что я назвал "караимскими тенденциями" в Коране, хотя и склонен считать, что дело именно в этом.

В заключение хочу сказать следующее: будет ли принято предложенное здесь решение проблемы происхождения ислама или нет, очевидно, что победа, которую Мухаммад так блестяще и с такой легкостью одержал над своими соплеменниками, была предрешена много веков назад на холмах Иудеи.

Подлинная ценность веры в единого Бога, Творца мира и Вершителя человеческих судеб, Господа справедливого и милостивого, пред Которым в ответе все от мала до велика, пришла к Мухаммаду, как он не уставал подчеркивать, от евреев.

* * *

Коран является священным писанием ислама и его фундаментальным во всех отношениях источником. Однако так же, как еврейская религия, прошедшая после завершения библейского периода значительный путь развития и создавшая лите-ратуру, во много раз превосходящую по объему еврейскую Библию, ислам претерпел огромные изменения после смерти арабского Пророка, пока не превратился в тщательно разработанную систему идей, институтов, обычаев и писаний. Сравнение классического ислама и классического иудаизма весьма показательно. Если, как мы уже видели, существует тесная связь между Кораном — созданием Мухаммада — и религией Израиля, то сходство между полностью развитыми системами обеих религий поражает еще сильнее. Кроме того, что многие аспекты религиозного закона и литературы оказываются общими как для ислама, так и ддя иудаизма — факт, который едва ли случаен, — все основные характерные черты этих систем идентичны или почти идентичны.

(1) Ислам, как и иудаизм, является религией галахи, шари'а по-арабски, то есть богоданным законом, который пунктуально регулирует все аспекты жизни: право, вопросы культа, этические и социальные нормы. Галаха-шари'а представляет собой саму сущность, сердцевину обеих религий.

(2) Этот религиозный закон основан на "устной традиции", называемой по-арабски хадис, а по-еврейски словами того же значения; эта традиция авторитетно толкует и дополняет писаный закон, по-арабски Китаб, а по-еврейски — Тора ше-бих-тав , что то же самое.

(3) "Устная традиция" распадается на две части: относяща-яся к закону (в широком смысле слова) и относящаяся к мора-ли. И в мусульманской, и в еврейской литературе они пред-ставлены в одной и той же форме — в виде мало связанных между собой максим и коротких анекдотов.

(4) Хотя у мусульман существовало государство, когда они создавали свой религиозный закон, хотя они вступали в контакт с организованными христианскими церквами, их шари'а , как и еврейская галаха , формировалась абсолютно свободной и неорганизованной республикой ученых; правители в период раннего ислама могли принимать решения по конкретным случаям, но они никогда не создавали законов и не провозглашали их официально. Никогда не было в исламе и клерикальной иерархии, которая решала вопросы, заседая в официальных синодах и советах, как это практиковалось в христианских церквях.

(5) И в иудаизме, и в исламе религиозный закон приобрел окончательную форму в виде различных школ или толков, которые изначально охватывали собой общепринятые решения и наиболее распространенную практику какой-то одной страны, например Вавилонский и Палестинский каноны у евреев или Мединский и Иракский толки у мусульман, причем в обеих религиях считалось, что эти школы или толки равно орто-доксальны.

(6) Логические процедуры, применяемые для построения религиозного закона, во многом идентичны в исламе и в иудаизме. Это не простые совпадения, обусловленные природой вещей, но, как показывают некоторые термины, сходство, вызванное прямыми связями.

(7) Изучение даже чисто юридических вопросов рассматривалось обеими религиями как форма служения Богу. Праведники ислама и иудаизма это не священники или монахи, а люди, изучающие ниспосланный Богом Закон. В позднем исламе развился антагонизм между законоведами и праведниками, склонными к мистицизму. Однако в годы становления ислама они были едины. Кстати, это помогает объяснить, почему ранняя пиетистская мусульманская литература включает много изречений, содержащихся также в раввинистической литературе.

Исходя из перечисленных фактов, можно сделать следующие выводы:

(а) иудаизм был полностью развитой системой, когда арабские мусульмане совершали свои первые завоевания;

(б) мусульманский религиозный закон, как показали недавние исследования, развивался в основном в Ираке, главном центре еврейской науки;

(в) ислам по самой своей природе был склонен учиться у других религий;

(г) бескомпромиссный монотеизм Мухаммада должен был побудить хотя бы часть его приверженцев искать наставлений у столь же строгих монотеистов.

Все это позволяет предположить, что влияние иудаизма на ранний ислам было весьма значительным, если не решающим. Вопрос этот весьма сложен, и анализ технических деталей потребовал бы долгого обсуждения. Как бы то ни было, основополагающий факт — главенствующую роль иудаизма в развитии посткоранического ислама — невозможно отрицать. В главе 7 мы увидим, что ислам полностью рассчитался с иуда-измом. Там мы коснемся также некоторых аспектов еврейского религиозного закона и учености, которые могли влиять на ислам.